«Оставь меня в покое! Я уже все сказала тебе! Ты мне ничем не поможешь!»
Крик Лены выбросил меня из тревожного сна. Я натянул джинсы и серую майку, не переставая думать о том, что день, которого мы так боялись, наконец наступил. Период ожидания завершился.
«...Шепотом, а не грохотом взрывов; шепотом, а не грохотом взрывов...»
Лена бредила, а день лишь начинался.
Книга! Я совсем забыл о ней. Пробежав по лестнице и вернувшись в комнату, я, ожидая привычного ожога, потянулся к верхней полке шкафа, где среди белья прятал гримуар. Но я не обжегся. Потому что книги там не было.
Наша «Книга лун» исчезла. Сегодня мы нуждались в ней как никогда. Голос Лены звенел в моей голове:
«Вот как кончается мир — шепотом, а не грохотом взрывов...»
Лена цитировала Элиота. Дурное знамение. Схватив с полки ключи от «вольво», я побежал в гараж.
Когда я свернул на Голубиную улицу, выглянувшее из-за тучи солнце осветило земельный участок Гринбрайра. Там находилось единственное бесхозное поле в Гэтлине, на котором и проводили реконструкцию битвы. На возвышенной части уже виднелись пушки, вокруг которых суетились люди. Забавно, что за закрытыми окнами машины я не слышал орудийных залпов, зато они звучали в моей голове.
Через несколько минут я подъехал к особняку Равенвуда. Страшила, ожидавший меня у крыльца, громко лаял. Я увидел на веранде Ларкина. Он стоял, прислонившись к одному из столбов, и играл со змеей, которая ползала по его руке. Сначала это была его другая рука, затем змея. Он лениво менял формы и походил на крупье, тасовавшего колоду карт. На мгновение я оторопел. Наверное, вид змеи и заставлял Страшилу лаять. Впрочем, немного поразмыслив, я понял, что собака могла облаивать и меня, а не Ларкина. Так уж случилось, что при последней встрече мы с Мэконом расстались довольно враждебно. А Страшила принадлежал Равенвуду.
— Привет, Ларкин.
Он рассеянно кивнул. Из его рта вырвалось облачко пара, напоминавшее дым сигареты. Оно вытянулось в столбик, образовало кольцо и превратилось в крохотную белую змею, вцепившуюся в собственный хвост. Через мгновение рептилия пожрала саму себя и исчезла.
— На твоем месте я не входил бы туда. Твоя подруга немного не в себе. Как бы это сказать... Немного ядовита.
Змея обвилась вокруг его шеи и трансформировалась в воротник кожаной куртки. Тетя Дель распахнула дверь и выглянула наружу.
— Ну наконец-то! Мы заждались тебя. Лена в своей комнате. Она никого к себе не пускает.
Я с тревогой посмотрел на ее перепуганное лицо. В этой женщине все кривилось набок. Один конец шарфа свисал с плеча почти до пояса; очки сидели косо; узел седых волос наполовину распался и сполз в сторону. Я пригнулся и обнял тетю Дель. От нее пахло как от антикварного шкафчика Сестер, наполненного старыми простынями и мешочками с лавандой. За ее спиной я увидел Рис и Райан. Они стояли в скорбных позах, напоминая мне людей, ожидавших в приемной госпиталя плохих новостей о своем больном родственнике.
И вновь особняк Равенвуда оказался настроенным на Лену, а не на Мэкона. Хотя, возможно, их самочувствие теперь совпадало. Впрочем, Мэкона поблизости не было, поэтому я не мог убедиться в правильности своей догадки.
Интерьер внушал страх и трепет. На каждой стене расплескались цвета ярости. Гнев изливался из всех канделябров. Возмущение вплеталось в толстые ковры. Ненависть мерцала из-под торшерных абажуров. По полу ползли тени, просачиваясь в стены и, как мне показалось, даже в мои кроссовки, потому что я не видел их целиком: под шнурками чернела абсолютная тьма.
Я не сумел в подробностях рассмотреть холл. Меня все время отвлекали нехорошие ощущения в животе и коленках. Я осторожно шагнул на первую ступень большой ажурной лестницы, которая вела на второй этаж — к комнате Лены. В недавнем прошлом я поднимался по этой лестнице сотни раз. Но сейчас меня терзали сомнения. Я не имел понятия, куда вели ступени. Все было как-то по-другому. Тетя Дель посмотрела на Рис и Райан. Они медленно пошли следом за мной, словно я вел их по опасной тропе через фронт неведомой войны.
Когда моя нога опустилась на вторую ступень, дом содрогнулся. Свечи в древнем канделябре качнулись надо мной, забрызгав воском лицо. Я пригнул голову и отступил назад. Внезапно лестница выгнулась под моими ногами и с щелчком отбросила меня в холл. Я упал на ягодицы и заскользил по полированному полу в направлении прихожей. Рис и тетя Дель отскочили в стороны, но я сбил с ног малышку Райан — прямо как шар, сносивший кегли на дорожке в боулинге.
Поднявшись с пола, я сердито крикнул:
— Лена Дачанис! Если ты еще раз выбьешь лестницу из-под моих ног, я отправлю жалобу в дисциплинарную комиссию.
Я снова поднялся на две ступени. Ничего не случилось.
— Мне придется позвонить мистеру Холлингсворту и лично подтвердить, что ты являешься опасной лунатичкой.
Перескакивая через две ступени, я добрался до первой площадки.
— Потому что если ты сбросишь меня вниз, то именно такой и будешь. Лена, ты слышишь меня?
В моем уме что-то щелкнуло, и раздался ее голос:
«Ты ничего не понимаешь».
«Я знаю, тебе страшно, милая. Но, закрывшись в своей комнате, ты не улучшишь ситуацию».
«Уходи!»
«Нет».
«Я говорю серьезно, Итан. Уходи. С тобой может случиться беда».
«Я не могу».
Я встал у порога ее комнаты и прижался щекой к прохладной двери. Мне хотелось быть рядом с ней, так чтобы еще раз пережить приближение сердечного приступа. Но пока она подпустила меня лишь к порогу комнаты. И приходилось довольствоваться только этим.
«Итан, ты здесь?»
«Да».
«Мне страшно».
«Я знаю, Лена».
«Я не хочу, чтобы ты пострадал».
«И я не хочу».
«Итан, мне так больно разлучаться с тобой».
«Тогда не покидай меня».
«А что случится, если я уйду?»
«Я буду ждать тебя».
«Даже если меня заберет Тьма?»
«Даже если ты станешь чернильно-темной».
Она открыла дверь и затащила меня в комнату. Звучала музыка. Я узнал эту песню. В ней чувствовался гнев. Хард-рок. Тяжелый металл. Но слова были теми же.
Шестнадцать лун, шестнадцать лет,
Шестнадцать неразвеянных тревог,
Шестнадцать снов, и плач в ответ
Чрез годы, словно верный пес у ног.
Наверное, она плакала всю ночь. Скорее всего, так оно и было. Когда я прикоснулся к ее щеке, там все еще оставались полоски от слез. Я сжал ее лицо в ладонях, и мы начали молча раскачиваться в такт мелодии.
Шестнадцать лун, шестнадцать лет.
От перекатов грома глохнут уши.
Шестнадцать миль осталось до нее.
Шестнадцать страхов мучат души.
Через ее плечо я увидел, что комната в руинах. Штукатурка потрескалась и отвалилась от стен. Раскрытые дверцы шкафа болтались на полусорванных петлях. Вещи валялись на полу, как будто их разбросал торопившийся вор. Оконные стекла были разбиты. Без них узкие рамы с металлическим каркасом выглядели как тюремные решетки древнего замка. И пока музыка оплетала нас невидимыми лентами, несчастная заключенная прижималась ко мне и не сводила с меня зеленых глаз.
А песня продолжалась:
Шестнадцать лун, шестнадцать лет,
Шестнадцать раз искать ответ.
Шестнадцать близких встанут в круг,
Шестнадцать ран, спасет лишь друг.
Когда я был здесь в прошлый раз, надписи, выражавшие сокровенные мысли хозяйки, покрывали только потолок. Теперь же все открытые поверхности были исписаны знакомым почерком. У самого потолка шла строка: Одиночество — это попытка удержать любимого, когда ты знаешь, что удержать его невозможно. Стены гласили: Даже потерявшись во тьме, мое сердце найдет тебя. На каркасе двери виднелась надпись:Душа умирает и тоскует о руках того , кто заботится о ней. На зеркалах чернели строки: Если бы я могла найти безопасное убежище, то уже сегодня была бы там. Даже боковые стенки шкафа пестрели фразами: Самый темный свет дня найдем меня здесь — ту, которая ждет и за которой всегда наблюдают. Последняя надпись словно подводила итог ее размышлениям:Разве мо жно убежать от самой себя? В этих строках отражались ее тяжелые раздумья. Я слышал их и в песне.
Шестнадцать лун, шестнадцать лет.
Светило скоро даст ответ.
Страницы Тьмы заговорят,
Сумеешь ли проклятье снять...
Затем электрогитара зазвучала медленнее, и я услышал новый куплет, завершавший песню. Наконец хотя бы что-то обрело финал. Слушая слова, я пытался выбросить из головы воспоминания о своих кошмарных снах, в которых грязная земля и пожар сменялись водой и сильным ветром.
Тебе исполнится шестнадцать.
Грядет твой судьбоносный день.
Ты можешь объявить себя
Или уйти в кошмаров тень.
Во имя Солнца и Луны
Решай, какой же будешь ты:
Исчадьем зла и жутких бед
Или звездой людских побед.
Гитара затихла. Наш танец закончился.
— Как ты думаешь...
Она приложила ладонь к моим губам. Похоже, ей не хотелось ничего обсуждать. Я только сейчас заметил, что ее волосы были влажными, а одежда — сырой. Холодный ветер врывался в комнату, проносился вокруг Лены и вылетал через открытую дверь спальни. Ее щеки покраснели от холода. Или от слез? Я не стал расспрашивать ее. Мы легли на кровать и сплелись в один клубок. Нам даже не хотелось целоваться, потому что мы стали близки как никогда. Быть ближе, мне казалось, просто невозможно.
Как объяснить такие чувства? Ты любишь человека, а затем вдруг понимаешь, что теряешь его. Даже если вы по-прежнему сжимаете друг друга в объятиях.
Лена дрожала. Я чувствовал каждую косточку ее тела. Дрожь начала пробирать и меня. Я вытянул руку и немного изогнулся, чтобы схватить край одеяла, упавшего на пол. Мы накинули его на себя, отгородившись им от неприветливого мира. Из стеганого одеяла получилась маленькая темная пещера. Воздух быстро согрелся от нашего дыхания. Я накрыл ртом холодные губы Лены. Она ответила горячим поцелуем. Поток энергии заструился между нами. Я почувствовал колючие электрические разряды. Лена потерлась носом о мой подбородок и поцеловала меня в ямочку на шее.
«Может, нам остаться здесь и никуда не уходить? Как думаешь, Итан?»
«Мы сделаем все, что ты захочешь. Это твой день рождения».
Я почувствовал, как ее тело напряглось в моих руках.
«Не напоминай мне о нем».
«Но я принес тебе подарок».
Она приподняла край одеяла, впустив полоску света в нашу темную пещеру.
— Ты приготовил подарок? Я же говорила, что не нужно.
— Интересно, а когда я тебя слушал? И потом Линк сказал, что если девушка просит не дарить ей подарков на день рождения, то, значит, подарок тем более нужен! И лучше, если это будет какая-нибудь драгоценность.
— Я не думаю, что такое наблюдение относится ко всем девушкам.
— Ладно. Забудь.
Она опустила край одеяла и снова втиснулась в мои руки.
«Она сейчас у тебя?»
«Что?»
«Драгоценность».
«Я думал, ты не хочешь никаких подарков».
«Мне просто любопытно».
Я улыбнулся и откинул покрывало. Холод набросился на нас, как хищник на добычу. Я быстро вытащил из джинсов маленькую коробочку и снова накрыл наши головы стеганым одеялом, оставив маленькую щель, чтобы Лена могла оценить мой подарок.
— Опусти пониже. Слишком холодно.
Нас снова окружила темнота. Коробочка начала мерцать зеленым светом. Я увидел, как тонкие пальцы развязали серебристую ленточку. Теплое зарево распространилось на всю нашу пещеру. Я уже мог различать лицо Лены.
— Что-то новенькое, — с улыбкой сказал я. — Мне нравится зеленоватый цвет.
— Я научилась этому сегодня утром. Когда проснулась после ссоры с тобой. Теперь все, о чем бы я ни подумала, тут же случается.
— Неплохо.
Она с тоской смотрела на коробочку, как будто намеренно оттягивала время, прежде чем открыть ее. Я подумал, что в этот день мой подарок может оказаться единственным. Не считая той вечеринки, о которой мне не хотелось рассказывать. Я решил сообщить ей о сюрпризе Ридли в самый последний момент.
«Вечеринка? Сюрприз Ридли?»
«Упс!»
«Скажи, что ты шутишь».
«Сама скажи это Ридли и Линку».
«Да? Тогда лучшим сюрпризом для меня будет отсутствие каких-либо вечеринок».
«Открой коробку».
Она посмотрела на меня и открыла коробочку, из которой изливалось еще больше света, хотя подарок тут был ни при чем. Ее лицо смягчилось, и я понял, что она забыла о вечеринке Ридли. Вот как действуют на девушек драгоценности! Линк оказался прав. Она приподняла тонкое ожерелье с резным кольцом, висевшим на цепочке. Кольцо имело вид венка, сплетенного из трех полосок золота — розового, желтого и белого цветов.
«Итан, ты чудо! Мне так нравится!»
Лена поцеловала меня около сотни раз, и я даже начал говорить, пока она делала это. Мне хотелось рассказать ей историю ожерелья, прежде чем она наденет его и что-нибудь случится.
— Это украшение я нашел в шкатулке мамы. Она очень любила его.
— Ты уверен, что хочешь подарить мне его? — спросила Лена.
Я кивнул. Мне не хотелось притворяться, что я считаю ожерелье безделушкой или пустяком. Она знала, какие чувства я испытывал к маме. Это был для меня очень ценный подарок, и я почувствовал облегчение, когда Лена приняла его с таким восторгом.
— Это, конечно, не бриллиантовое колье, но для меня оно дорого. Я думаю, моя мама была бы рада, если бы узнала, что я отдал его тебе. Потому что... Ну, ты сама понимаешь.
«Что?»
— Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух?
Мой голос так дрожал, что мне стало неловко.
— Я хочу понять, почему ты подарил мне такую ценную для тебя вещь. Ты можешь объяснить другими словами?
Лена знала, что я смущен, но ей хотелось услышать от меня признание в любви. Я предпочел бы безмолвный вид общения, который упрощал разговор, во всяком случае для меня. Я убрал черные локоны с ее шеи и защелкнул цепочку ожерелья. Золотое кольцо повисло на ее груди чуть выше того ожерелья, которое она никогда не снимала.
— Ты хочешь знать почему? Потому что я считаю тебя особенной девушкой.
«Что значит "особенной"?»
«Ты носишь мой ответ на своей груди».
«Я ношу много вещей на своей груди».
Я прикоснулся пальцами к ее коллекции памятных предметов. Это ожерелье выглядело как маленькая свалка барахла. Причем большая часть его составляющих таковым и являлась — самым важным барахлом в ее мире. Многие из этих предметов стали и моим бесценным барахлом. Например, расплющенная дырявая монета из торгового автомата того кинотеатра, в котором у нас было первое свидание. Кусок пряжи от красного свитера, который был на ней, когда мы поехали на парковку у водонапорной башни. Серебряная пуговица, которую я дал ей на удачу перед собранием дисциплинарной комиссии. Небольшая звездочка на бумажной скрепке, некогда сделанная моей мамой.
«Ты уже знаешь мой ответ. Я люблю тебя».
Она склонилась и еще раз поцеловала меня. Поцеловала по-особому. Не знаю, можно ли было вообще называть это поцелуем, потому что в процесс оказались вовлечены наши руки и ноги, шеи и волосы. В конце концов одеяло соскользнуло на пол, в окнах появились стекла, дверцы шкафа выпрямились, одежда вновь повисла на плечиках, а холодная комната мгновенно согрелась. Дрова в камине вспыхнули, но даже их тепло не могло сравниться с потоком невыносимого жара, который струился через мое тело. Я едва терпел электрические разряды. Сердце билось все сильнее.
Я отпрянул от Лены, боясь потерять сознание.
— Где Райан, мне она очень нужна! Мы должны понять, как целоваться без обмороков.
— Не волнуйся, она на нижнем этаже.
Лена притянула меня к себе, и огонь за каминной решеткой затрещал еще громче, угрожая втянуть нас в трубу вместе с дымом. Да! Драгоценности творят чудеса! Поверьте мне на слово. И конечно, любовь. И возможно, надвигающаяся опасность.
— Уже идем, дядя Мэкон.
Лена повернулась ко мне и вздохнула.
— Жаль, но мы больше не можем оставаться здесь. Нас просят спуститься и присоединиться к семье.
Она посмотрела на дверь. Защелка отодвинулась в сторону. Я недовольно поморщился. Мне не хотелось уходить из ее комнаты. Мы провели здесь почти весь день. За окнами уже сгущались сумерки. Около полудня я предложил ей прокрасться вниз и заглянуть на Кухню, но Лена закрыла глаза, и в дверь вкатилась комнатная тележка с множеством аппетитных блюд. Похоже, что сегодня даже Кухня сочувствовала ей. Или она просто не могла сопротивляться вновь обретенным силам Лены. Я умял груду блинчиков, политых шоколадным сиропом, и закончил трапезу стаканом шоколадного молока. Лена перекусила сэндвичами и яблоком. Затем мы снова вернулись к поцелуям, а тележка растворилась в воздухе.
Нас обоих преследовала мысль, что эти ласки могут оказаться последними. Но что еще нам оставалось делать? Ситуация диктовала условия. Если в нашем распоряжении имелся только один день, мы хотели провести его вместе. На самом деле, несмотря на свой восторг, я не мог избавиться от страха. Ее день рождения казался мне самым лучшим и самым худшим днем моей жизни.
Взявшись за руки, мы спустились по лестнице в холл. Судя по целым окнам и теплому воздуху, Лена пребывала в хорошем настроении. Золотое ожерелье на ее шее сияло, отражая свет свечей в серебряных канделябрах. Я не привык видеть Равенвуд в таком праздничном убранстве. На миг мне показалось, что атмосфера дома действительно соответствовала дню рождения — веселому и счастливому празднику. Но это впечатление продлилось лишь мгновение.
Я увидел Мэкона и тетю Дель. Они сжимали в руках черные свечи. Равенвуд мгновенно погрузился в полумрак. За первой парой шли другие темные фигуры, тоже со свечами. Дядя Мэкон и тетя Дель, одетые в длинные черные мантии, напоминали древних друидов или служителей тайного ордена. Их вид никак не вязался с праздником. Скорее, с похоронами.
«Счастливые сладкие шестнадцать. Неудивительно, что ты не хотела выходить из комнаты».
«Теперь ты понял, о чем я говорила?»
Спустившись на последнюю ступень, Лена повернулась ко мне. В своих старых джинсах и в моей большой спортивной ветровке она выглядела обычной девушкой. Как бы не отсюда. Вряд ли она одевалась так прежде. Думаю, ей хотелось оставить при себе какую-то часть меня — пусть даже ветровку.
«Только не пугайся. Это просто плетение защитных чар, которые будут оберегать меня до восхода луны. Объявление происходит под высокой луной».
«Меня такими церемониями не напугаешь».
«Не сомневаюсь, милый. Я просто пытаюсь подбодрить себя».
Она выпустила мою руку и сделала последний шаг. Как только нога Лены коснулась полированного пола, ее одежда преобразилась. Ниспадающая мантия скрыла линии тела. Вся ее фигура исчезла в густой непроницаемой тени. На виду остались лишь два светлых пятна — побледневшее лицо и ожерелье. Лена прикоснулась пальцами к золотому кольцу. Я надеялся, что она будет помнить обо мне. И еще я верил, что моя мама не оставит нас и чем-нибудь поможет в трудную минуту.
«Что они собираются делать с тобой? Надеюсь, это не какой-то сексуальный языческий ритуал?»
Лена фыркнула и тихо рассмеялась. Тетя Дель испуганно посмотрела на нее. Рис чопорно пригладила мантию одной рукой и покачала головой. Райан захихикала.
— Успокойтесь, — сердито прошипел Мэкон.
Ларкин, выглядевший в черной мантии еще круче, чем в куртке, демонстративно зевнул. Лена приглушила смех в складках тени. Когда процессия направилась в коридор, я увидел лица Мэкона, тети Дель, Ларкина, Рис, Райан, Барклая и Лены. Кроме них мимо меня прошли несколько незнакомых людей. Одна из женщин, пожилая и загорелая, вероятно, была матерью Мэкона — Арелия. Я догадался об этом по ее потрясающему сходству с внучкой.
Очевидно, Лена заметила ее одновременно со мной.
— Бабушка!
— С днем рождения, сладкая моя!
Лена подбежала к ней и заключила седовласую женщину в объятия.
— Я уже думала, что ты не появишься!
— Ну что ты, милая! Разве я могла пропустить твой праздник? И потом, от Барбадоса до Гэтлина рукой подать. Легкая прогулка. Я долетела сюда и глазом не моргнув.
«Что она имеет в виду? Кто она? Еще одна вампирша, как Мэкон?»
«Моя бабушка летунья. Относись к ней с уважением».
Чувства Лены резонировали во мне, и я ощутил некоторое облегчение, несмотря на то что обстановка казалась все более странной. Да, так уж получилось, что мой отец сошел с ума. Да, после гибели мамы меня воспитывала женщина, которая знача толк в заклятиях вуду. Я спокойно относился к подобным вещам. Но, оказавшись здесь, среди настоящих чародеев, одетых в черные мантии, я понял, что даже Эмма не смогла бы подготовить меня к будням магического мира. Тем более что все присутствующие перешли на латынь и чародейский язык.
Когда родственники Лены образовали магический круг, Мэкон сделал шаг вперед и поднял свечу над головой.
— Cur Luna hac Vinctum convenimus?
Тетя Дель тоже вышла вперед. Огонек ее свечи затрепетал от движения.
— Почему в этот лунный день мы собрались для плетения чар?
Люди в круге приподняли свечи и нараспев ответили:
— Sextusdecima Luna, Sextusdecima Anno, Illa Capietur.
Лена ответила им по-английски:
— На шестнадцатую луну, в шестнадцатый год, она должна быть объявлена.
Свеча Лены пылала ярче всех. Я боялся, что язычок огня обожжет ей подбородок. Она вышла в центр круга. Мерцающий свет озарял ее лицо. Пламя свечи вдруг стало зеленым.
«Что происходит, Лена?»
«Не волнуйся. Это часть ритуала связывания».
Если это всего лишь ритуал связывания, то каким же тогда должно было стать объявление?
Мэкон произнес заклинание, которое я запомнил по Хеллоуину. Какие силы они вызвали с помощью этих слов?
Sanguis sanguinis mei, tutela tua est.
Sanguis sanguinis mei, tutela tua est.
Sanguis sanguinis mei, tutela tua est.
Кровь моей крови да защитит тебя!
Лена побледнела еще больше. Круг крови! Она подняла свечу высоко над головой и закрыла глаза. Ее зеленое пламя пронзило оранжево-красное зарево, поднимавшееся от свечей других участников церемонии. Раздался громкий звук, похожий на выстрел.
— Лена! — крикнул я.
Она не ответила. Зеленое пламя выстрелило в темноту над нашими головами — выше туч, почти до звезд. Я вдруг понял, что в этот вечер древний особняк Равенвудов был без потолков и крыши. Я прикрыл глаза рукой, когда зарево свечей стало жарким и ослепительным. Мне вспомнился Хеллоуин. Что, если атака Сэрафины снова повторится? В прошлый раз им не удалось отразить нападение. О чем они поют? К каким силам взывала мать Мэкона? Sanguinis и что-то там дальше. К сожалению, я не знал латынь. Мне вновь захотелось вступить в Клуб классики, где изучали древние языки.
Мои мысли прерывал громкий стук в переднюю дверь. Пламя свечей сжалось, теперь горело лишь несколько отдельных огоньков. Затем мантии, полумрак и открытое небо исчезли. В один краткий миг люди превратились в мирное семейство, обступившее кофейный столик, на котором возвышался большой торт. Женщины весело напевали традиционную песню.
«Что происходит?»
— С днем рождения, Лена!..
— Последние слова песни прозвучали под продолжающийся стук. Я с изумлением смотрел на белую скатерть, чайный сервиз и трехъярусный торт с розовым, белым и серебристым слоями крема. Лена, еще секунду назад посылавшая в небо ревущее пламя, склонилась над столом и, отгоняя дым от лица, задула свечи. Ее семья захлопала в ладоши. Вновь в джинсах и в моей ветровке она выглядела совершенно иначе — другой шестнадцатилетней девушкой.
— Радость ты наша!
Бабушка, опустив на стул вязание, принялась разрезать торт. Тетя Дель наливала в чашки изумительный цветочный чай. Рис и Райан внесли в комнату кучу подарков. Мэкон вальяжно сидел в викторианском кресле и вместе с Барклаем потягивал виски.
«Что происходит? Лена, что случилось?»
«Кто-то стоит у двери. Они приняли меры предосторожности».
«Я не могу угнаться за ходом событий. У тебя какая- то реактивная семья».
«Угощайся. Это же мой день рождения, помнишь?»
Громкий стук в дверь не утихал. Ларкин приподнял голову от треугольного куска торта.
— Вам не кажется, что кто-то стучит в дверь?
Мэкон стряхнул крошки с кашемирового сюртука и посмотрел на племянника.
— Интересно, кто бы это мог быть?
Взглянув на Лену, он строго покачал головой. Этим вечером ей было запрещено подходить к передней двери. Лена кивнула и повернулась к бабушке. Та улыбнулась любимой внучке, а затем, поманив меня пальцем, похлопала по подушке, лежавшей рядом на софе. Прекрасное начало! Похоже, пришла пора познакомиться с бабушкой. Из прихожей доносились знакомые голоса, и я решил, что мне действительно лучше побеседовать с бабушкой, чем встречаться с людьми, собравшимися у крыльца Равенвуда. Я выглянул в окно. Перед верандой стояла целая толпа: Ридли и Линк, Саванна и Эмили, Идеи и Шарлотта, весь их фан-клуб и джексоновская баскетбольная команда. Некоторые из них были одеты в свою повседневную форму — майки джексоновских ангелов. Увидев грязное пятно на щеке Эмили, я вспомнил о реконструкции битвы на Медовом холме. Мы с Леной пропустили ее основную часть. Теперь мистер Ли не поставит нам зачет по теме. А годовая оценка в лучшем случае будет удовлетворительной. В программе военной кампании остались лишь вечернее сражение и победный салют.
— Позовите Лену! Мы приготовили для нее сюрприз!
На самом деле сюрприз был впереди. Я снова позволил силам хаоса найти дорогу к особняку Равенвуда. Около дюжины ребят столпились в прихожей. Бабушка, не вставая с софы, помахала им рукой. Мэкон спокойно пил виски. Взглянув на него, я понял, что он едва сдерживает ярость. Странно, что Ларкин впустил в дом непрошеных гостей.
«Они преследуют меня даже здесь».
«Я же говорил тебе о вечеринке».
Эмили протиснулась вперед.
— Где новорожденная?
Она распростерла руки, как будто собиралась обнять Лену. Та отступила назад, но не успела увернуться. Эмили обвила ее руками, словно они были неразлучными подругами.
— Мы планировали эту вечеринку целую неделю. У нас живая музыка. Шарлотта арендовала осветительную аппаратуру, так что на поле будет светло как днем. Мы же знали, что владения Равенвудов очень темные.
Она понизила голос, словно планировала обсудить поставку контрабанды с черного рынка:
— И еще у нас есть персиковый шнапс.
— Ты должна увидеть это, — протяжно произнесла Шарлотта.
В паузах между словами она делала быстрые вздохи. Очевидно, узкие джинсы пережимали ей живот.
— Настоящие лазерные установки! Мы устроим рейв-вечеринку в Равенвуде! Круто, правда? Лучше, чем танцы в саммервилльском колледже!
Рейв? Ридли точно одурманила их. Эмили и Саванна устроили вечеринку для Лены. Они ластились к ней, как будто она стала их Снежной королевой. Наверное, проще было бы заставить их спрыгнуть с утеса.
— Теперь давай поднимемся в твою комнату. Тебе нужно приодеться!
Шарлотта, как всегда, перегибала палку и вела себя излишне фамильярно. Хотя что с нее взять? Группа поддержки! Лицо Лены позеленело. Ее комната? Наполовину исписанные стены, где были и фразы о многих одноклассниках.
— О чем ты говоришь, Шарлотта? Она выглядит великолепно. Как думаешь, Саванна?
Эмили вновь обняла Лену и неодобрительно посмотрела на Шарлотту, словно той следовало отложить кусок торта в сторону и попытаться выполнить поставленную перед ними задачу.
— Ты шутишь? — ответила Саванна, пригладив волосы Лены и намотав их прядку на палец. — Мы можем слегка прибрать локоны... А впрочем, не нужно. Какие они потрясающие! Какие черные!
— В прошлом году мои волосы тоже были черными, — запротестовала Иден. — По крайней мере, у корней.
В прошлом году Иден покрасила волосы в черный цвет, надеясь как-то выделиться среди подруг-блондинок. Саванна и Эмили безжалостно высмеяли ее, и через день ей пришлось перекраситься.
— Ты выглядела как скунс.
Саванна одобрительно улыбнулась Лене.
— А она похожа на итальянку.
— Пойдем с нами, — затараторила Эмили, схватив Лену за руку. — Все ждут только тебя.
Лена не отвечала.
«Это, наверное, какой-то розыгрыш».
«Все верно, это розыгрыш. Но не такой, как ты думаешь. Он больше связан с сиреной и леденцом».
«Ридли! Я могла бы догадаться!»
Она посмотрела на тетю Дель и дядю Мэкона. Те выглядели растерянными и слегка напуганными, словно их латынь оказалась бессильна перед таким поворотом событий. Бабушка улыбалась. Она не знала, к какой породе относились эти ангелы.
— Что за спешка? Неужели вам, детки, не хочется выпить по чашечке чая?
— Салют, бабуля! — крикнула с порога Ридли.
Она стояла на веранде, яростно облизывая красный леденец. Я даже подумал, что, если она остановится, какая-то огромная конструкция тут же развалится на части, как карточный домик. На этот раз она могла пробраться в Равенвуд без моей помощи. Рядом с ней стоял ухмыляющийся Ларкин. Он глазел на пышную грудь кузины, которая едва не вываливалась из туго зашнурованной блузы. Парни, собравшиеся у крыльца, благоговейно посматривали на ее короткую джинсовую юбку и нижнее белье, которое так любят демонстрировать девушки с обложек «Горячего стержня».
Прислонившись к дверному косяку, Ридли громко прокричала:
— Сюрприз!
Бабушка поставила чашку на стол и подняла со стула свое вязание.
— Ридли, рада видеть тебя, детка! Твой новый облик очень впечатляет, дорогая. Я уверена, что у тебя много поклонников.
Она послала внучке невинную улыбку, но в ее глазах не было радости. Ридли надула губы, продолжая сосать леденец. Я направился к ней.
— Рид, сколько леденцов ты сегодня съела для этой постановки?
— Для какой именно?
— Ну хотя бы для того, чтобы заставить Саванну Сноу и Эмили Эшер устроить вечеринку для Лены?
— Больше, чем ты можешь себе представить, дружок.
Ридли показала мне язык, и я увидел, что он был покрыт полосками красного и фиолетового цвета. Отвратительное зрелище. Ларкин вздохнул и посмотрел мимо меня.
— На поле собралось больше сотни ребят. Там сцена и динамики. Вся дорога заполнена машинами.
— Серьезно?
Лена выглянула в окно.
— Они установили сцену посреди магнолий.
— Моих магнолий? — вскочив на ноги, взревел Мэкон.
Я знал, что вечеринка была фарсом. Ридли придумала ее и воплотила в жизнь с помощью чар и гипноза. Но хотя Лена понимала, в чем состоит подоплека, я видел в ее глазах желание пойти туда. Вечеринка-сюрприз, где будут все ребята из школы. Наверное, такое мероприятие тоже значилась в ее списке «нормальной девчонки». Она неплохо освоилась в чародейских делах, однако ей надоело быть изгоем.
Ларкин повернулся к Мэкону.
— Не нужно прогонять их. Ты только осложнишь ситуацию. Пусть все идет своим чередом. Я не отойду от нее ни на шаг. Мы с Итаном все время будем рядом.
Линк протиснулся сквозь толпу, собравшуюся у дверей.
— Эй, народ! Пора начинать. Я познакомлю вас с моей новой группой. Сегодня джексоновский дебют «Святых роллеров»! Это будет потрясающее шоу!
Я никогда не видел Линка таким счастливым и восторженным. Я с подозрением посмотрел на Ридли. Она только пожала плечами в ответ.
— Мы никуда не пойдем. Сегодня Лена должна быть дома.
Я не мог поверить, что Линк тоже был здесь. Если бы его мать узнала об этом, у нее случился бы сердечный приступ.
Ларкин посмотрел на разъяренного Мэкона и на паниковавшую тетю Дель. Они тоже не хотели отпускать Лену на вечеринку, устроенную Ридли.
— Нет,— не раздумывая ответил Мэкон.
Ларкин сделал еще одну попытку:
— На пять минут.
— Нет, и точка!
— Когда в следующий раз одноклассники устроят ей вечеринку?
Мэкон даже бровью не повел.
— Надеюсь, никогда.
Лена нахмурилась. Я оказался прав. Ей хотелось пойти на вечеринку, даже если энтузиазм ребят был навеян гипнозом. Это напомнило мне танец или баскетбольную игру. Без упорства и стремления там ничего не добьешься. Лена хотела почувствовать себя «нормальной девушкой». Она упорно посещала школу, невзирая на то что относились к ней ужасно. Она появлялась на уроках день за днем, хотя ей приходилось обедать на пустых трибунах и сидеть на «зрячей стороне». А сегодня у нее был день рождения. Ей исполнилось шестнадцать лет. Какая разница, чародейка она или нет. За эту праздничную вечеринку, которую устраивали всем «нормальным девушкам», она отдала бы многое.
В особняке Равенвуда был только один человек, который равнялся по упрямству Мэкону. И если я хорошо разобрался в характере Лены, ее дядя не имел никаких шансов на победу. Она подошла к нему и обняла за шею.
— Я знаю, дядя Эм, это безумие, но мне очень хочется сходить на вечеринку. Ненадолго. Я только послушаю группу Линка и вернусь назад.
Я ожидал, что ее волосы начнут завиваться, предваряя чародейский бриз. Но нет. Ей все равно не удалось бы выбраться из дома с помощью чар. Поэтому она применяла более древний и сильный вид воздействия — тот, который усмирял нрав Мэкона с самого первого дня ее появления в Равенвуде. Это была любовь.
— Ты хочешь веселиться с теми людьми, которые издевались над тобой в школе? Ты забыла, как они заставляли тебя страдать?
Тем не менее его голос заметно смягчился.
— Ничто не изменилось, — ответила Лена. — Я не собираюсь общаться с этими девушками. Но мне все равно хотелось бы пойти.
— В твоих словах нет смысла, — разочарованно произнес Мэкон.
— Я знаю. Конечно, это глупо. И все же мне хочется узнать, что чувствуют обычные девушки. Понять, что такое танец без чар и разрушения. Я хочу пойти на вечеринку, на которую меня пригласили. Пусть все это устроила Ридли, но если я останусь дома, то никогда не прощу себе упущенной возможности.
Она, прикусив губу, с мольбой посмотрела на него.
— Я не могу позволить тебе такой глупости. Даже если хотел бы. Слишком опасно, дорогая. Вспомни, какая ночь ожидает нас.
Их взгляды пересеклись.
— Дядя, мы с Итаном еще никогда не танцевали вместе. Ты сам это сказал.
Мэкон вновь смягчился, но только на секунду,
— А вот слова, которые я пока не говорил тебе. Привыкни к своему положению. Я ни дня не провел в школе. У меня не было прогулок по городу воскресными вечерами. Смертные доставляют нам только душевные раны и разочарования.
Лена разыграла последнюю карту.
— Но сегодня мой день рождения! Все может случиться. Возможно, это мой последний шанс...
Конец фразы повис в воздухе. Потанцевать с любимым парнем. Побыть самой собой. Почувствовать себя счастливой. Ей не нужно было говорить об этом. Мэкон знал, что она имела в виду.
— Лена, я понимаю твои чувства. Но на мне лежит груз ответственности. Ты должна быть в безопасном месте. Особенно сегодня. Смирись и останься рядом со мной. Смертные только навредят тебе и причинят душевную боль. Ты не можешь быть нормальной девушкой. Тебе не предназначено это судьбой.
Я никогда не слышал, чтобы Мэкон говорил с племянницей таким доверительным тоном. И я не мог понять, что он имел в виду — меня или вечеринку. Глаза Лены блеснули, но она не заплакала.
— Почему я не могу быть нормальной? Что такого неправильного в моем желании радоваться счастью? Ты когда-нибудь перестанешь думать о них как о ничтожествах? Они во многом лучше нас!
— И что? Какая разница? Ты природная фея. Настанет время, и тебе придется уйти в места, куда Итан не сможет последовать за тобой. Тогда каждая минута, проведенная рядом с ним, станет тяжким беременем, которое тебе придется нести всю жизнь.
— Наша любовь не может стать бременем.
— Еще каким! Он ослабляет тебя. Это делает его опасным для нашей семьи.
— Итан делает меня сильнее. И он опасен только для тебя.
Я сделал пару шагов, встав между ними.
— Мистер Равенвуд, перестаньте. Не нужно ссориться. Особенно сегодня.
Однако Мэкон уже разозлил ее. Лену трясло от ярости.
— Что ты можешь знать о любви? Ты никогда не обременял себя отношениями с другими людьми. Ты ничего не смыслишь в жизни! А когда тебе было постигать ее? Днем ты спишь в своей комнате, по ночам хандришь в библиотеке. Ты ненавидишь людей, а себя считаешь высшим существом. Но если ты никого не любил, тебе не понять моих чувств!
Она повернулась спиной ко всем нам и побежала к лестнице. Страшила бросился за ней следом. Я услышал, как захлопнулась дверь ее комнаты. Звук эхом скатился вниз и растворился в холле. Я знал, что пес улегся перед дверью Лены. Мэкон посмотрел на верхнюю площадку лестницы и медленно повернулся ко мне.
— Я не могу выпустить ее из дома. Надеюсь, ты понимаешь меня.
Мне не нужно было объяснять, что это самая опасная ночь в жизни Лены. С другой стороны, она упускала последний шанс почувствовать себя обычной девушкой, которую любят друзья и одноклассники. Вот как я понимал ситуацию. И мне сейчас не хотелось находиться вместе с ним в одной комнате.
Линк растолкал толпу ребят, все еще стоявших в прихожей.
— Так вечеринка будет или нет?
Ларкин схватил с вешалки свою куртку.
— Конечно будет! Все на выход! Мы будем танцевать и веселиться. Отметим день рождения Лены.
Эмили тут же схватила его под руку. Толпа ребят направилась к полю, где была установлена сцена. Ридли все еще стояла на пороге. Она посмотрела на меня и пожала плечами.
— Я пыталась.
Линк ждал меня у двери.
— Итан! Пошли, чувак. Давай выходи.
Я посмотрел на лестницу.
«Лена?»
— Знаешь, Линк, я останусь здесь.
Бабушка отложила вязание в сторону.
— Вряд ли она спустится, Итан. Почему бы тебе не пойти с твоими друзьями? А через полчаса вернешься и проверишь, как она.
Я не хотел уходить. Эту последнюю ночь мы должны были провести вместе. Я решил, что, если она будет сидеть в своей комнате, меня устроит и коврик у порога. Страшила как-нибудь подвинется.
— Ты хотя бы выйди и послушай мою новую песню, — сказал Линк. — А потом возвращайся сюда и жди, когда она спустится.
Он сжимал в руке барабанные палочки.
— Я думаю, так будет лучше всего.
Мэкон налил себе еще один бокал виски.
— Да, ты можешь вернуться. Хотя нам тут нужно кое-что обсудить в семейном кругу. Так что не торопись и веселись себе вволю.
Фактически он гнал меня из дома.
— Ладно, я только послушаю песню Линка. А затем буду караулить Лену у порога ее комнаты.
Мы с Мэконом обменялись сердитыми взглядами.
— Не запирайте дверь на ключ. Я вернусь очень скоро.
Поле неподалеку от особняка Равенвуда было заполнено людьми. На дальнем конце ребята соорудили сцену с осветительными и лазерными установками. Им даже удалось стащить несколько прожекторов, которые использовались для вечернего сражения на Медовом холме. Из колонок грохотала музыка, но ее заглушали пушечные залпы со стороны Гринбрайра.
Мы с Линком и Ридли подошли к сцене, где к выступлению готовились «Святые роллеры». Я удивился, когда увидел трех взрослых, лет под тридцать, парней. У солиста, настраивавшего аппаратуру, все руки были в татуировках, а на шее болталась мотоциклетная цепь. Черные волосы бас-гитариста торчали колючками во все стороны. Свое бледное лицо он разрисовал темно-коричневой краской. Третий парень отличался таким количеством пирсинга на лице, что на него было больно смотреть. Ридли подпрыгнула, села на краю сцены и помахала рукой Линку.
— Ладно, чувак. Сейчас ты сам все услышишь. Скоро мы станем звездами рока. Жаль, что Лены здесь нет.
— Как это нет? Разве я могла упустить такое зрелище и разочаровать тебя?
Лена подошла к нам сзади и обхватила меня руками за талию. Ее глаза покраснели от слез, но в темноте это было почти незаметно.
— Что случилось? Твой дядя передумал?
— Нет. Он просто не знает, что я ушла. А если узнает, то что же — сам виноват. Он вел себя ужасно этим вечером.
Я промолчал. Мне трудно было разобраться в их с Мэконом отношениях. Впрочем, Лена тоже не понимала отношений между мной и Эммой. Однако я знал, что, когда все это закончится, она будет чувствовать себя виноватой перед дядей. Лена никому не позволяла даже говорить о нем что-то плохое, а теперь сама поступила намного хуже.
— Ты сбежала из дома?
— Да. Мне помог Ларкин.
Ее кузен подошел к нам, держа в руке пластиковый стаканчик с каким-то напитком.
— Шестнадцать лет бывает только раз. Не так ли?
«Это не очень хорошая идея, Лена».
«Давай станцуем один танец и вернемся».
Линк шагнул к сцене.
— Лена, я написал песню. Специально для твоего дня рождения. Надеюсь, она понравится тебе.
— И как называется твоя песня? — заподозрив неладное, спросил я.
— «Шестнадцать лун». Помнишь ту странную песню, которую ты не смог найти на своем айподе? Она вертелась в моей голове всю прошлую неделю. Ну и Рид, конечно, помогла немного.
Он усмехнулся.
— Короче, можно сказать, что мне помогала муза.
Я онемел от возмущения. Хорошо, что Лена дернула меня за руку. Линк направился к ударной установке, и уже никакая сила не смогла бы ему воспрепятствовать. Он отрегулировал стойку так, чтобы губчатый шар микрофона оказался на уровне рта. На самом деле микрофон находился скорее у него во рту, но так, наверное, было нужно. Линк в гостях у Эрла часто смотрел MTV. Он знал, как рок-звезды ведут себя на сцене. И честно говоря, мне нравилась его смелость.
Устроившись за барабанами, Линк закрыл глаза. Его палочки замерли в воздухе.
— Раз, два, три.
Солист, угрюмый на вид парень с мотоциклетной цепью на шее, извлек из гитары визгливую ноту. Она прозвучала ужасно. Колонки взвыли с обеих сторон сцены. Я поморщился. Затем он извлек еще одну ноту и еще.
— Леди и джентльмены, если здесь таковые имеются...
Линк поднял бровь, и волна смеха прокатилась по толпе.
— Разрешите мне поздравить нашу дорогую Лену с днем рождения! А теперь сожмите кулаки, потому что вы присутствуете на мировой премьере моей новой группы. Встречайте! «Святые роллеры»!
Линк подмигнул Ридли. Похоже, он считал себя вторым Миком Джаггером. Переживая за него, я схватил Лену за руку. Казалось, что я сунул пальцы в зимнее озеро, когда верхний слой воды нагрет солнцем, а дюймом ниже находится чистый лед. Я вздрогнул, но не разжал свои пальцы.
— Надеюсь, ты готова к шумному провалу. Линк сожжет себя в пламени. Через пять минут мы вернемся в твою комнату. Обещаю.
Она посмотрела на Линка оценивающим взглядом.
— Я так не думаю.
Ридли, сидевшая на краю сцены, помахала группе рукой. Ее волосы развевались в чародейском бризе. Розовые и белокурые локоны скользили по плечам, как змеи. Затем я услышал знакомую мелодию, и из колонок вырвалась песня. «Шестнадцать лун». Только на этот раз она не походила ни на один «шедевр» Линка. Музыканты были хороши. Действительно хороши. И толпа вошла в раж, потому что у школы «Джексона» наконец появилась группа, способная играть на танцах. К тому же вечеринка проходила на поле посреди владений Равенвуда — на плантации, имевшей самую дурную репутацию в крае. Энергия музыки буквально сотрясала разум. Она накатывала волнами, и все танцевали. Причем половина ребят подпевала Линку, что было чистым безумием, так как никто из них никогда не слышал эту песню прежде. Даже Лена начала улыбаться. Мы раскачивались вместе с толпой, потому что музыка не давала стоять спокойно.
— Они играют нашу песню, — сжав мою руку, прокричала Лена.
— Я сам только что подумал об этом.
— Знаю.
Она обняла меня, вызвав дрожь в моем теле.
— И они классно играют, — добавила Лена, перекрикивая громкую музыку.
— Они великолепны. Это лучший день в жизни Линка.
Я понимал, что вокруг нас творится какое-то безумие. «Святые роллеры», Линк, вечеринка. Кривляющаяся ведьма подпрыгивала на краю сцены и сосала свой леденец. Не самое странное зрелище, которое я видел сегодня, но тем не менее оно весьма впечатляло.
Чуть позже я пригласил Лену на танец. Естественно, пять минут давно прошли, затем двадцать пять и пятьдесят пять. Но мы не замечали этого. Время будто остановилось — по крайней мере, мне так показалось. Наш первый танец был очень продолжительным — на случай, если он окажется последним.
Ларкин тоже не спешил. Он сплелся с Эмили в объятиях у одного из костров, где парочки сидели на пустых канистрах из-под бензина. На плечах Эмили была его куртка. Ларкин раз за разом сдвигал ее с обнаженного плеча, чтобы лизнуть Эмили в шею. Настоящий змей-искуситель.
— Кузен, ей только шестнадцать, — крикнула ему Лена.
Ларкин высунул язык, который едва не опустился до земли. Такое не смог бы сделать ни один смертный. Эмили ничего не замечала. Она выскользнула из его рук и направилась к Саванне, которая танцевала рядом с Шарлоттой и Иден.
— Девочки, идемте. Давайте преподнесем Лене наш подарок.
Саванна покопалась в сумке и вытащила маленький сверток, обернутый серебристой лентой.
— Пусть он небольшой...
Она протянула подарок Лене.
— Но у каждой девушки это должно быть, — добавила Эмили.
— Металлик подходит ко всему.
Иден едва сдерживала себя — так ей хотелось самой разорвать упаковку.
— В такую сумочку войдет и телефон, и губная помада.
Шарлотта подтолкнула Лену.
— Давай. Открой его.
Лена взяла сверток в руки и улыбнулась им.
— Саванна, Эмили, Иден, Шарлотта. Вы просто не представляете, как я рада.
Они не понимали ее иронии. Но я-то знал, что она имела в виду.
«Глупые курицы».
Лена быстро отвернулась в сторону, иначе мы оба рассмеялись бы. Она потянула меня к толпе танцующих и по пути бросила подаренный сверток в костер. Оранжевое пламя проело обертку, и вскоре от крохотной сумочки не осталось ничего, кроме дыма и пепла.
«Святые роллеры» устроили перерыв. Линк спустился к нам со сцены, чтобы насладиться триумфом своего дебюта.
— Я говорил вам, что мы лучше всех! Остался только шаг до контракта со студией звукозаписи.
Он, как в старые времена, ткнул меня локтем в ребра.
— Ты был прав, приятель, — ответил я. — Твои ребята великолепны.
Я не жалел похвалы, хотя истинной причиной его успеха был вишневый леденец. Саванна Сноу подошла и прижалась грудью к Линку. У него едва глаза не выскочили из орбит.
— Привет, Линк.
Она соблазнительно похлопала ресницами.
— Привет, Саванна.
— Как думаешь, ты мог бы приберечь для меня танец?
Невероятные дела! Она смотрела на него с таким обожанием, как будто он действительно был рок-звездой.
— Я просто не переживу, если мы с тобой не потанцуем.
Она одарила его еще одной улыбкой Снежной королевы. Мне показалось, что я попал в один из снов Линка. Но тут появилась злая ведьма.
— Руки прочь, королева глухомани. Это мой Горячий Стержень.
Ридли прижала ладони и несколько других ключевых частей к телу Линку, демонстрируя всем свое особое положение.
— Извини, Саванна, — промямлил Линк. — Может, в следующий раз.
Он сунул барабанные палочки в задний карман и вместе с Ридли направился к танцующим парам. Юная ведьма использовала его как шест для стриптиз-танца. Судя по блаженной улыбке на лице, он считал это величайшим достижением жизни. Можно было подумать, что это у него сегодня день рождения. После того как песня закончилась, Линк снова запрыгнул на сцену.
— Сейчас вы услышите нашу последнюю песню, написанную моей хорошей подругой. Мы посвящаем ее некоторым ребятам из школы «Джексона». Вы скоро сами поймете, о ком я говорю.
Сцена потемнела. Линк расстегнул молнию своей ветровки, и лампы вспыхнули вместе с резким звуком гитар. На нем была футболка джексоновских ангелов с оторванными рукавами. Она выглядела на Линке жутко нелепо — что он и пытался показать. Видела бы его сейчас мать! Он склонился к микрофону и начал плести свои собственные чары.
Падшие ангелы окружают меня,
Страдания распространяют страдания.
Ваши сломанные стрелы убивают, казня.
Откуда у вас эта мания?
Все, что унижено, проклято вами,
Становится вашей судьбой.
Падшие ангелы, за моими словами
Кроется боль, пережитая мной.
То была песня, которую Лена написала для Линка. Пока музыка впивалась в наши сердца и умы, каждый «ангел» с эмблемой на груди покачнулся на ногах от разительного удара правды. Наверное, все объяснялось чарами Ридли. А возможно, и нет. Когда песня закончилась, Линк порвал свою майку и швырнул ее в костер. Следом за ней в пламя полетели десятки других крылатых маек. Все разногласия, казавшиеся прежде непреодолимыми, улетели прочь вместе с дымом.
Прошло полчаса после того, как «Святые роллеры» спустились со сцены. Мы потеряли из виду Ридли и Линка. Но Саванна и Эмили по-прежнему вели с Леной милые беседы. А вся баскетбольная команда внезапно заговорила со мной, похлопывая меня по плечам, словно наша дружба никогда не прерывалась. Я осматривался по сторонам, выискивая признаки чародейства — вишневый леденец или что-то подобное. Какую-то нить, которая помогла бы мне распустить этот хитро связанный свитер.
Я не замечал никакой магии. Вокруг были только луна, звезды, музыка, огни подсветки и толпа. Мы с Леной больше не танцевали — просто прижимались друг к другу и раскачивались взад и вперед в такт песне. В моих венах пульсировали потоки жара и холода, колючего электричества и тошнотворного страха. Оглушительная музыка помогала нам оставаться в своем маленьком пузыре. Конечно, это было не такое уединение, как в крохотной пещере под одеялом, но в принципе мы были счастливы.
Лена слегка отстранилась и вопросительно посмотрела мне в глаза, как будто увидела меня в первый раз.
— Ты что?
— Ничего, — прикусив губу, ответила она. — Просто я хочу сказать тебе кое-что.
Я попытался угадать ее мысли по выражению лица. Мне вдруг показалось, что время пошло вспять; что мы снова стоим в коридоре школы после рождественских каникул. Я по-прежнему обнимал Лену за талию. Однако мне пришлось пересилить желание прижать ее к себе еще сильнее, чтобы она никуда не ушла.
— Хорошо, скажи. Ты можешь говорить мне все, что угодно.
Она уперлась ладонями в мою грудь.
— Это на тот случай, если сегодня ночью со мной что-нибудь произойдет. Чтобы ты знал...
Лена посмотрела на меня, и я услышал ее голос в своей голове — такой же чистый и ясный, словно она говорила мне прямо в ухо. Когда люди произносят фразы вслух, в их общении что-то теряется. А она общалась со мной тем способом, который сам установился между нами. Так мы в самом начале отыскали друг друга. Так мы всегда находили причины для сближения при ссорах.
«Я люблю тебя, Итан».
В первый миг я не зная, что ответить, потому что фраза «я тоже люблю тебя» казалась мне не вполне достаточной. Она не выражала всего того, что я хотел сказать — что Лена спасла меня от этого города, от моей жизни, от моего отца. Наконец, от самого себя. Как могли четыре слова объяснить все это? Тем не менее я произнес их, потому что они выражали истину.
«Я тоже тебя люблю. Мне кажется, я всегда любил тебя».
Она вернулась в мои объятия и опустила голову мне на плечо. Я чувствовал тепло ее волос под своим подбородком. И я чувствовал что-то еще. Какую-то часть Лениной души, которой раньше никак не мог достичь, — ту, что она скрывала от мира. Я чувствовал, как эта часть открылась и впустила меня. Лена отдала мне кусочек себя — единственный кусочек, который был реальной Леной. Я хотел запомнить этот момент, чтобы всегда любоваться им, как снимком. Мне хотелось, чтобы он вечно оставался таким. К сожалению, он продлился всего лишь пять минут.