Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Майдуков С. Г., 2016

© DepositРhotos.com / michaeljung, alessandroguerr, Xalanx, Soft_light69, romancephotos, обложка, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2017

* * *

 

Глава 1

Амиго Мануэль

Приятно смотреть с высокой кручи на Тихий океан, попивая знаменитый перуанский напиток, приготовленный из местной водки писко, сдобренной лаймом, сахарным сиропом, взбитым белком и парой капель ангостуры. Именно этим занялся Быков, когда ему надоело гулять по Мирафлоресу. Этот самый шикарный район Лимы походил на нескончаемый торговый центр, по проходам которого пустили потоки сверкающих автомобилей, предусмотрительно устлав полы «лежачими полицейскими», не позволяющими разогнаться до скорости хотя бы шестьдесят километров в час.

Находясь здесь, можно было вообразить, будто все население перуанской столицы состоит из автомобилистов и пресыщенных туристов, кочующих из кафе в бутики и обратно. Как всякое поверхностное впечатление, оно было обманчиво. На самом деле Лима, как успел убедиться Быков, представляла собой гигантское скопище бедняков.

Официально здесь проживало девять миллионов человек. Неофициально – все пятнадцать, то есть примерно половина населения страны. Все они приехали сюда в поисках работы, которой хватало одному из десяти. Быкова предупредили, что за пределы центра после захода солнца лучше не соваться, но он успел убедиться в том, что и средь бела дня бродить по неблагополучным кварталам столь же опасно, как и ночью. В каком-нибудь километре от центра Лимы уже не было электричества, канализации и водопровода. Там проживали выродившиеся потомки индейцев.

Сделав глоток коктейля, Быков облизал сладковатые усы и посмотрел на океан. Гребни прибрежных волн оседлали стайки серферов. День выдался солнечный, поэтому пляжи были полны народа. Два предыдущих дня по небу ползли низкие облака, сочащиеся дождями, не приносившими спасения от липкой, влажной духоты. Быков прочитал в интернете, что в Лиме погожими бывают сто дней в году, в остальное время здесь пасмурно. Так и кажется, что вот-вот хлынет настоящий проливной дождь, однако этого не происходит. Какие-то фокусы местного холодного течения, являющегося причиной постоянной облачности. Такое впечатление, что находишься в парнике.

Быков приготовился поднять руку, чтобы подозвать официанта, расплатиться и уйти, но тут у него за спиной прозвучало:

– О, какой встреч! Мон амиго Дима́! – Имя было произнесено с ударением на последнем слоге. – Hace tiempo que no le he visto.

Последняя фраза была эквивалентом нашего «давненько тебя не было видно» и ложью чистой воды, потому что Быков расстался с Мануэлем только позавчера вечером – расстался не без облегчения, словно избавился от жевательной резинки, приставшей к подошве. При массе достоинств Мануэль был чересчур прилипчив и говорлив. Помножьте все это на жгучий южноамериканский темперамент – и вы получите человека, от общения с которым устаешь, как от тяжелой работы.

– Салют, – поздоровался Быков, улыбаясь несколько шире, чем требовалось, потому что не в его правилах было отвечать холодностью на приветливость.

В принципе, Мануэль был хорошим парнем: веселым, открытым, улыбчивым. Внешность у него была как у Аль Пачино в старых гангстерских фильмах, тем более что перуанец любил одеваться во все черное, коротко стриг бороду и гладко зачесывал блестящие волосы назад.

– Душно, – сказал Мануэль, усаживаясь напротив.

Он неплохо говорил по-русски, потому что в свое время окончил Московский университет. Испанские словечки и выражения Мануэль вставлял, скорее, для колорита, а не по причине скудности лексикона. Такая своеобразная приправа.

– Похоже на грозу, – заметил Быков.

– Нет, гроза не быть, – авторитетно заявил Мануэль. – Здесь редко гроза. Пирамиды смотреть?

– Да. Красивые.

На самом деле лимские пирамиды Быкову не понравились. Они совсем не походили на египетские или мексиканские. Это были гигантские кучи глины, уложенной пластами. Фотографировать их Быков не стал. Он приехал, чтобы сделать репортаж о корриде. Мануэль вызвался помочь ему в этом. По его словам, он когда-то сам чуть не стал тореадором и сохранил полезные связи. Быков хотел снять изнанку корриды, проникнув на арену с черного хода, и очень рассчитывал на содействие Мануэля.

Они познакомились на ветреной набережной, прозванной местными жителями Коста-Верде, что означает «зеленый берег» (который на самом деле был бурым, а местами – желто-коричневым). Мануэль, распушивший хвост перед туристкой-блондиночкой, попросил Быкова щелкнуть их на фоне какой-то церквушки. Час спустя перуанец, вместо того чтобы обхаживать блондинку, увязался за Быковым, перемежая рассказы о богатых родственниках сетованиями на крайнюю нужду.

– Хочу бизнес начать, – пояснил он, жестикулируя так, что Быкову приходилось быть начеку, чтобы не попасть ему под руку. – Деньги нужны. Учи меня фото, Дима́. Буду продавать фото в Штаты, как ты. Как много долларов они платить?

Пришлось долго объяснять ему, что стать фотографом так же непросто, как, например, художником. Мануэль, правда, не поверил, но не обиделся, а выдвинул новое предложение:

– Я быть твой гид, Дима́. Знаю каждый улица, каждый дом. Что хочешь увидеть?

– Только корриду, – сказал Быков, надеясь, что этим разговор и закончится.

Он ошибался. Мануэль оказался экспертом по перуанским боям быков. Он заявил, что может провести Быкова на стадион за два часа до начала представления, после чего они задержатся там, чтобы сделать снимки усталых матадоров и убитых быков.

– Если повезет, – сказал Мануэль, – матадор тоже будет мертвый.

– Не дай бог! – испугался Быков. – Типун тебе на язык.

– Что есть типун?

– Понимаешь…

Пока Быков путано объяснял, что он имел в виду, Мануэль лишь делал вид, что слушает, а сам посылал огненные взгляды в сторону скандинавских туристок, появившихся в поле его зрения. Но потом колоссальным усилием воли он взял себя в руки и заставил вернуться к важному для себя разговору.

– Я брать мало, – сказал Мануэль, показывая кончик мизинца. – Ты мой друг, Дима́. – Опять это нелепое произношение с ударением на «а». – Плата пять сотен доллар.

– Нет, – покачал головой Быков. – Это для меня слишком много. Я не из Лихтенштейна приехал.

– Из Лихтенштейна?

– Забудь. Просто я не могу выложить пятьсот долларов за удовольствие пройти с черного хода. Я лучше себе билет куплю.

– Ничего не видно с трибуна, – предупредил Мануэль. – Маленькие люди, маленькие быки. Кто купит такая фотография?

Тут он был прав. Но за свою достаточно долгую карьеру фотографа Дмитрий Быков успел усвоить, что нельзя ни на что соглашаться, не поторговавшись как следует и не попытавшись добиться максимально выгодных для себя условий. Чем беднее страна, в которой работаешь, тем больше в ней всякого рода жуликов и проходимцев, желающих заполучить твой бумажник. Бедный человек совсем не обязательно честен, даже, пожалуй, наоборот. Голод и нищета пробуждают в людях далеко не самые лучшие качества. Мануэль Быкову нравился, но не настолько, чтобы безропотно отдавать ему свои денежки. Не с неба упавшие, кстати говоря. Они были заработаны не самым тяжелым, но часто рискованным трудом.

– Сто долларов, – сказал Быков. – Половину вперед.

– Я должен буду платить людям на стадион, – напомнил Мануэль. – Все хотеть мани-мани.

– А ты им не плати. Просто проведи меня – и все.

– Хорошо. Четыреста доллар.

В конечном итоге сошлись на ста пятидесяти. Семьдесят пять Мануэль взял сразу и тут же исчез. А теперь вдруг объявился в Мирафлоресе: здрасьте, мол, давненько тебя не было видно, Дима. Переведя разговор с погоды на пирамиды, а потом – на животрепещущую тему фасонов современных купальников, Мануэль то и дело посматривал на стакан Быкова. Пришлось заказать и ему такой же.

– Когда на стадион? – спросил Быков, глядя в шоколадные глаза перуанца.

Тот поперхнулся напитком, а когда откашлялся, заявил:

– Сегодня. Я бегать тебя искать весь город. Сегодня воскресенье, день коррида. Я бояться тебя не найти.

Быкову стало стыдно. Он часто давал себе зарок не думать о людях плохо, пока они не сделают какую-нибудь гадость, но редко сдерживал это обещание.

– Почему не позвонил? – спросил Быков, чувствуя, как лоб, щеки и шея наливаются предательским жаром.

– Денег счет нет. – Мануэль развел руками.

– Я же тебе заплатил.

– О, эти деньги пошли на стадион. Ты мой амиго, Дима́. Я не оставлять себе ни один сантим.

Быков принялся вытирать лицо салфеткой, как будто надеясь избавиться от вызванного смущением румянца.

– Во сколько? – спросил он.

– Идти сейчас, – сказал Мануэль. – Камера с тобой, я видеть. Экселент. Еще по один писко – и вперед.

– Да, конечно.

Радуясь, что появилась возможность хоть как-то заглушить угрызения совести, Быков поманил официанта. Через минуту на столе появилась пара высоких запотевших стаканов.

«Лучше бы воздержаться», – подумал Быков и сделал большой глоток.

Его лицо, сохранившее румянец, смягчилось и даже как бы помолодело. Сейчас Быков выглядел лет на тридцать пять, не больше. Кудрявая шевелюра и мушкетерские усы придавали ему сходство с д’Артаньяном. После памятного путешествия на песчаный австралийский остров Фрейзер Быков заметно похудел и весил теперь около восьмидесяти пяти килограммов, что при его среднем росте было не так уж много. Несмотря на то что ему часто приходилось бывать под палящим солнцем, он почти не загорел, оставаясь довольно бледным по сравнению со смуглым Мануэлем.

– Я готов, – провозгласил Быков, лихо ударив стеклянным донышком об стол.

– Отлично, – сказал Мануэль, допивая свой напиток. – Хочу предупредить, Дима: на стадионе я разговаривать, ты молчать. Только фотографировать. – Он нажал пальцем воображаемую кнопку. – Посторонним вход запрещен строго. Никому не говорить, что ты профи. Я сказать: ты жених моя сестра.

– У тебя есть сестра? – спросил Быков, выходя из кафе на запруженный людьми тротуар.

– У меня нет сестра, – ответил Мануэль. – Зато у меня есть друг. Для тебя, Дима́, я готов даже лгать.

Это прозвучало так, словно до сих пор он всегда говорил только правду. Но после двух стаканов разбавленного виноградного самогона слова Мануэля не показались Быкову напыщенными. На то и существует настоящая мужская дружба, чтобы проявлять бескорыстие и даже жертвенность.

С такими приятными мыслями Быков подошел к веренице желтых такси, выстроившихся вдоль торгового центра. Настроение у него было приподнятое. В ближайшем будущем Быкова ожидало новое, пусть небольшое, приключение, а это стимулировало лучше всякого писко.

 

Глава 2

Тореадор, смелее в бой!

Арена для боя быков в Лиме была одной из самых известных в мире. Завоевывая Новый Свет, испанцы привезли с собой не только Евангелие, но и корриду, и она отлично прижилась на этой земле. Показать свое мастерство в Перу съезжались матадоры со всего света. Из пятидесяти шести стадионов, где проводилась коррида, арена Ачо в Лиме была самой привлекательной и знаменитой. Перуанцы чтили ее, как некую святыню. Ведь для них коррида – это не просто бой быков, это еще некое музыкально-костюмированное действо, вроде фестиваля.

– Вот Ачо, – сказал Мануэль, указывая на приземистую розоватую стену, протянувшуюся вдоль многолюдного бульвара. – Здесь выходить.

– Парэ аки, пор фавор, – вежливо произнес Быков, заглянув в разговорник. Это была просьба остановиться.

Таксист высадил их на площади, уже довольно плотно заставленной машинами, прибывавшими с разных концов города. Повсюду царило праздничное оживление. Нарядные толпы клубились вокруг кольцеобразной стены с облупившейся штукатуркой. Шум и гам, возбужденные возгласы, молодецкий посвист, дичайшая смесь запахов – парфюма и немытых тел, – толчея, выставленные локти и тысячезубые улыбки. Пронырливые подростки, степенные матроны, подвыпившие сеньоры, благообразные старики с похотливыми взглядами. Очутившись в этой среде, Быков почувствовал, что растворяется в ней, подобно кусочку сахара, брошенному в кофе.

До представления оставалось больше часа, но на самом деле оно уже началось – шумное, яркое, впечатляющее. Когда Быков и Мануэль добрались до нужной арки, над площадью грянуло зажигательное фанданго. Какой-то чумазый мальчонка попытался всучить им открытки с портретами матадоров, но не успел: тяжелая, окованная металлом дверь уже отделила Быкова и Мануэля от внешнего мира с его лихорадочной суетой.

Быкову показалось, что он очутился в мрачном склепе. Полумрак на низкой галерее рассеивался лишь светом, сочащимся сквозь узкие окошки под потолком. Было тихо, сыро и прохладно. Мануэль о чем-то быстро переговорил с человеком, открывшим дверь, сунул ему несколько местных купюр и увлек Быкова за собой.

Пройдя несколько десятков метров, они миновали еще одну дверь и оказались у стойла для быков. Остро запахло навозом, мочой и сырыми опилками. В помещении царил полумрак. Быки косились на вошедших, и круглые глаза животных отливали красным.

– Почему здесь так темно? – удивился Быков, который терпеть не мог снимать со вспышкой. – Можно открыть несколько ставень?

– Даже не думай! – торопливо произнес Мануэль. – Тут нельзя свет.

– Как это? Почему?

– Бык должен быть в темнота. Потом арена, солнце. Бык слепнуть.

– Слепнуть? – переспросил Быков, сердце которого упало.

– Да, – подтвердил Мануэль. – Мало-мало. Видеть только яркий пятна. Красный мулета. – Он стал в позу матадора, взмахнув воображаемой тканью. – Такой хитрость. Иначе бык всегда побеждать.

Быков никогда не любил корриду, считая ее жестокой и нечестной забавой. Услышанное потрясло его. Он по-новому посмотрел на быков в тесных загонах. Все они были фактически обречены. У каждого имелось всего несколько шансов из тысячи, может быть, даже один. Несчастные животные!

– Зачем они бросаются на тореадоров? – мрачно спросил Быков, которому перехотелось фотографировать быков. – Стояли бы на месте. Тогда не было бы никакой корриды. Пусть бы их убивали, но без издевательств.

– Если бык не хотеть выбегать арена, его заставить, – сказал Мануэль. – Окурок в ухо. Копье сюда. – Мануэль хлопнул себя по ягодице. – Бык злиться. Не хотеть стоять на месте.

По проходу проехали двое босоногих мальчишек на фыркающих лошадях. Физиономии у детей были важные и довольные. Наверное, они представляли, как вырастут и станут убивать полуслепых быков, доведенных до бешенства угольком, тлеющим в ухе.

– Ты будешь снимать? – спросил Мануэль, недоуменно поглядывая на спутника.

Быков кивнул и, побродив между загонами, взял несколько крупных планов. Он надеялся, что ему удалось схватить выражение мрачной обреченности на бычьих мордах. Вот для кого коррида не была праздником. Животные знали, что скоро умрут, и заранее смирились с неизбежным. Страшная участь. Еще более страшная, чем у их рогатых собратьев, которых просто отправят на бойню.

– Куда теперь? – спросил Быков, закончив съемку.

– За мной, – сказал Мануэль, уверенно передвигаясь в темном лабиринте.

Они заглянули в большую комнату, где переодевались, переговаривались между собой и болтали по мобильникам участники боя.

– Познакомься, это Леонардо, – представил Мануэль сухого жилистого мужчину, сидящего на табурете в майке и обтягивающих панталонах.

Быков протянул руку. Раньше он видел матадоров только на картинках в интернете. Они носили золоченые камзолы, белые чулки, черные шляпы и выглядели настоящими героями. Во внешности Леонардо не было ничего героического. Больше всего он походил на тракториста или огородника, зачем-то обрядившегося в чересчур тесные лосины.

– Переведи, что я хочу щелкнуть его на память, – попросил Быков Мануэля и сделал несколько снимков, постаравшись передать поразившее его несоответствие между наружностью матадора и его нарядом.

Тем временем Мануэль рассказывал ему биографию Леонардо, перемежая речь экзотическими терминами: «бессериста», «томар ла альтернатива» и «трахе де лючес». Быков слушал невнимательно. Он уже представлял, как будут смотреться эти затемненные, контрастные портреты рядом с панорамными снимками самой корриды.

– Скоро начало? – спросил он, прислушиваясь к многотысячному реву снаружи, перемежаемому барабанной дробью и музыкальными каскадами фанфар.

Мануэль сунул Леонардо деньги и заторопился к выходу. Заплатив важному привратнику, перуанец провел Быкова на узенькую галерею, расположенную прямо над воротами для быков. Зрительские ряды были усеяны громко скандирующими и аплодирующими людьми. Все как на футбольных стадионах, где Быков бывал еще мальчишкой, пока не научился сторониться толпы. Сменив фильтр и объектив, он принялся фотографировать команду тореадоров, приветствующих публику. Увлекшись, Быков не сразу заметил, как на середину песчаного круга выбежал огромный бык, под атласной шкурой которого волнами перекатывались мышцы. В холке и крупе животного торчали бандерильи, не позволяющие ему спокойно оценить обстановку. Уловив какое-то движение на другой стороне площадки, бык потрусил туда, останавливаясь время от времени, чтобы поскрести копытом песок.

Встречал его не Леонардо, а какой-то другой тореадор, затянутый в короткую желтую курточку с серебристым шитьем. Перёд его панталон мужественно бугрился, икры ног были стройны и мускулисты. Сорвав с блестящей черной головы треуголку, тореадор помахал ею зрителям.

– Это Ренато, – сообщил Мануэль, возбужденно ерзая. – Долго лечиться госпиталь. Травма тяжелая. Грандо торро – большой бык.

– Как же он, слепой, нашел Ренато? – ворчливо спросил Быков, до сих пор не пришедший в себя после откровений об издевательствах над быками.

– Нюх. – Иллюстрируя сказанное, Мануэль шумно подышал носом. – Бык очень опасен. Даже слепой.

Что ж, глядя на арену, нельзя было не согласиться с этим утверждением. Бык являл собой воплощение неудержимой мощи. Ренато в сравнении с ним был все равно что подросток перед танком. Тем не менее он двигался навстречу быку танцующей походкой. Шагах в десяти Ренато что-то выкрикнул и широко распахнул красный плащ. Пару секунд бык оставался на месте, а потом, взбрыкнув задними ногами, ринулся вперед. Ренато вытянулся в струнку, гордо вскинув голову, и пропустил живую торпеду мимо себя. Бык ударил башкой в полу плаща и подбросил рогами материю, но тореадора не задел.

– Маленький тест, – прокомментировал Мануэль.

– Кто кого тестирует? – полюбопытствовал Быков.

– Один другого.

Бык, не встретив препятствия, резко остановился и, развернувшись, снова бросился в атаку. И снова его острый загнутый рог прошел в нескольких сантиметрах от расшитой серебром куртки Ренато.

Войдя во вкус, Быков почти безостановочно нажимал кнопку фотоаппарата, делая снимок за снимком.

Пробежав по песку мимо подпрыгивающего на месте быка, Ренато покинул арену. Его сменил пикадор, похожий на средневекового рыцаря, закованного в железные латы. Разглядев лошадь, бык бросился на нее. Всадник не успел вонзить копье в бычью холку. На красивом лице пикадора появилось глупое выражение. Лошадь встала на дыбы, когда рога, упираясь в ее бок, прикрытый peto, прижали ее к красной ограде. Раздался треск досок. Пикадор, разинув рот, свалился на песок.

Спасая его, на арену выбежали бандерильеро, бесстрашные и проворные как обезьяны. В поднятых руках они держали короткие разноцветные палочки с острыми наконечниками.

– Бандерильос, – сообщил Мануэль.

– Угу, – буркнул Быков, не отрываясь от объектива.

Бык, оставив в покое лошадь, принялся поддевать пикадора рогами. Публика заулюлюкала.

– Торо! Торо! – закричали бандерильеро, стараясь отвлечь быка от всадника.

Бык погнался за одним из них, но другой ловко вонзил в хребет животного свою разукрашенную спицу. Так повторилось несколько раз. Один бандерильеро заманивал быка, а другой заходил с тыла. Очень скоро в спине животного раскачивалось пять или шесть бандерилий.

– Оле! Оле! – восторженно гремел стадион.

Бык яростно прыгал на месте. Ему казалось очень важным избавиться от стальных колючек, причинявших ему мучительную боль.

– Сейчас будет главный шоу, – предупредил Мануэль.

Словно по его приказу, на арену вернулся Ренато. Он раскланялся, держа треуголку в руке, и швырнул ее за ограду. Зрители заорали, как футбольные болельщики, предвкушающие гол в ворота противника. Держа шпагу в опущенной руке, Ренато набросил на нее мулету и, придерживая левой ладонью, направился к быку. Делая маленькие шажки, тореадор что-то выкрикивал, встряхивал мулетой и топал ногами.

Быка долго упрашивать не пришлось: опустив голову, он побежал на врага. Ренато вытянул левую руку с мулетой и пружинисто приподнялся на носках. Бык с разбега протаранил красную ткань, и она взлетела, как занавеска, подхваченная порывом ветра. Гибко, по-кошачьи развернувшись, бык снова бросился на Ренато и боднул вместо него мулету.

Зрители дружными криками приветствовали каждую отраженную атаку. Вдохновленный успехом, Ренато порхал по арене. Встречая быка, он изящно выгибал тело, будто танцор, уступающий место партнерше. Быкова заворожили эти движения. Больше всего его впечатляло то, как Ренато поворачивается на месте, в то время как черная громада носится вокруг него, догоняя трепещущую мулету.

Наконец быку это надоело. Отбежав на несколько шагов, он сделал полный оборот, уставившись исподлобья на недосягаемого врага. Бока животного раздувались, словно кто-то накачивал их изнутри. Ренато медленно опустился на колени. Трибуны затихли.

Секунд двадцать бык изучал противника налитыми кровью глазами. Ренато не дрогнув распахнул мулету и почмокал губами. Подобно камню, выпущенному из гигантской пращи, бык устремился вперед. Не вставая с колен, Ренато пропустил его под мулетой.

– Оле! – надрывалась публика. – Оле!

Не давая никому передышки, Ренато продемонстрировал новый трюк, встретив быка гордо выпрямленной спиной и глядя на него вполоборота.

– Профи, – оценил Мануэль, шумно дыша рядом с Быковым. – Экстра-класс! Теперь пора убивать.

Опомнившись, Быков вдруг вспомнил, где и зачем он находится. Он был одним из двадцати тысяч людей, собравшихся посмотреть, как станут убивать одного полуслепого, измученного, доведенного до бешенства быка, с морды которого свисала мочалистая борода пены. Животное уже не рыло землю копытом и не проявляло желания сражаться с мулетой. Бык выдохся, а значит, перестал забавлять почтенную публику. Единственное, чем он еще мог развлечь людей, – это своей смертью. За это они и заплатили: за возможность посмотреть, как живое существо лишат жизни.

– Пойдем отсюда, – буркнул Быков, собираясь встать.

Мануэль силой удержал его на месте.

– Нет! Сейчас самое интересное! Фото на миллион доллар!

Неохотно подчинившись, Быков снова навел фотообъектив на желтую арену, где под торжественную барабанную дробь Ренато взмахнул шпагой, давая понять, что намерен закончить бой. Постепенно ускоряя шаги, бык побежал к нему.

 

Глава 3

Жизнь полна неожиданностей

Быков не напрягся, увидев очередную атаку быка. Он решил, что сейчас все повторится. Ренато взмахнет мулетой, несчастное животное промахнется, стадион взорвется от ликования.

Но все пошло не так.

Это иногда случается. Вопреки логике развития событий, вопреки очевидным фактам ситуация выходит из-под контроля… на горе тем, кто не успел сориентироваться.

В данном случае не повезло тореадору. Он привычно взмахнул своей тряпкой, но бык кинулся не на нее, а на него самого. Ренато отпрыгнул, чудом разминувшись с желтым костяным рогом. После этого в его поведении что-то изменилось, он стал скованным и напряженным, утратив недавнюю грацию. Бык тоже повел себя иначе. Он не ринулся на противника во весь опор, а стал приближаться к нему медленно, рысцой. Понимая, что мулетой его уже не обмануть, Ренато попятился. Бык следовал за ним. Тогда Ренато сломя голову побежал к ограде и спрятался в узком проходе. Бык с разбегу врезался в дощатый заслон. Раздался треск, во все стороны полетели щепки.

На трибунах презрительно засвистели и захохотали, высмеивая струсившего матадора. Он перестал быть героем толпы. Это произошло за считанные секунды. Еще недавно все восхищались Ренато, а теперь готовы были вытолкать его на арену.

– Трус, – процедил Мануэль. – Ему конец.

Ренато тоже понимал, что превратится в посмешище, если задержится в укрытии. Выбравшись оттуда, он пошел к быку, изображая уверенность, которую вряд ли испытывал. Животное стояло на месте, будто поджидая тореадора для окончательного выяснения отношений. Не дойдя до быка шагов пятнадцать, Ренато развернул мулету и призывно помахал ею. Бык медленно двинулся к матадору, не сводя с него глаз. Последовавший за этим бросок был столь стремителен, что Ренато едва успел увернуться от рогов, направленных ему в живот.

Да, ему конец, понял Быков, держа фотоаппарат наготове, чтобы не пропустить самый драматический момент схватки. Человек утратил превосходство над животным. Совсем недавно матадор казался сильным, отважным, неуязвимым. Он стоял с гордо поднятой головой, и бык носился вокруг него, словно безмозглая механическая игрушка. Теперь человек отступал и убегал, а животное с каждой минутой становилось все увереннее и настойчивее.

В реве зрителей зазвучали злобные нотки. Толпа уже желала матадору погибели. На арену полетели подушки, бутылки и надкушенные плоды. Ренато, собрав остатки мужества, отсалютовал трибунам шпагой и опять пошел к быку, поджидающему его на другой стороне арены. Быков заметил, как черные лоснящиеся бока животного, которые только что раздувались, будто кузнечные мехи, окаменели. Ренато не мог не увидеть этого, но профессиональная гордость толкала его вперед. Вот осталось четыре метра, три, два… Ренато вытянул руку, направив острие клинка в массивный черный загривок. Но бык атаковал раньше, чем тореадор успел выбрать точку для убийственного удара. Шпага ткнулась в кость и, спружинив, взлетела в воздух, на мгновение застыв в кадре.

Ренато пригнулся, ожидая смерти, но бык не спешил, словно оттягивая месть. Как только упавшая шпага застряла в песке, тореадор схватил ее.

– Первый попытка тьфу, – прокомментировал Мануэль.

– А сколько их всего? – спросил Быков. – Три?

– Да. Слышишь трубы? Второй сигнал.

На этот раз матадору повезло немного больше. Подбежав, он всадил шпагу в загривок быка, но только наполовину.

– Слабый рука. – Мануэль сплюнул. – Не мгновенный смерть. Позор.

Раненый бык поскакал по кругу с торчащей из холки шпагой. Ренато побежал за ним, пытаясь вытащить оружие.

– Почему он не возьмет другую шпагу? – удивился Быков, внутри которого все сжалось от жалости и омерзения, смешавшихся в равных пропорциях и заставлявших его морщиться и ерзать на сиденье.

– Нельзя, – сурово произнес Мануэль. – Один бой, одна шпага. Должен забрать сам.

Именно это и старался сделать несчастный тореадор, однако бык всякий раз отгонял его, делая угрожающие выпады рогами. Публика бесновалась, подобно гигантской стае обезьян, в которых швыряют камнями. Ренато спотыкался и чуть не плакал от досады.

Но вот взвыли горны и он остановился.

– Время кончено, – объявил Мануэль. – Бык заслужил жизнь. Ренато заслужил позор. Большая честь плюнуть в него. Смотри, как бежит, чтобы спрятаться.

– Мне он нужен! – вскричал Быков, вскакивая на ноги. – Его лицо… Хочу снять его, пока он не отошел…

– Куда не отошел?

– Не задавай вопросов, Мануэль. Веди меня к нему, скорее!

– Не важно! С меня хватит…

Не слушая возражений спутника, Быков выскочил с галереи. Внизу, где прежде было довольно пусто, собралось много народу, галдящего, гудящего, обсуждающего позорный бой матадора Ренато. Тот как раз пробирался в раздевалку, втянув голову в плечи, словно опасаясь удара.

«Вот это будет кадр! – понял Быков. – Усталое лицо проигравшего героя. Фотопортрет человека, рухнувшего с облаков на землю. Такой снимок стоит всех тех, что я нащелкал сегодня на стадионе. Крупный план лица Ренато и морды быков в загонах – вот настоящая правда о корриде. Без фанфар и позолоты».

Не замечая никого вокруг, Быков почти догнал уходящего Ренато, но вдруг с разбегу налетел на темно-серое мужское плечо с погоном. Полицейский – а это был именно полицейский, а не кто-либо иной – уронил фуражку и свирепо пихнул Быкова.

– Hey, take it easy! – крикнул страж порядка.

– I didn’t mean to push you. I’m sorry. Okay?

Быков хотел всего лишь объяснить, что толкнул полицейского не нарочно, но к нему уже спешили другие блюстители закона. Пара крепких рук ухватила фотографа за локти, а потом двое или трое полицейских что-то затараторили, изъясняясь весьма эмоционально, но совершенно невразумительно для человека, путающего итальянский с испанским.

– В чем дело? – завертелся Быков, глядя то на одного полицейского, то на другого. – Я здесь по приглашению. Мануэль! Иди сюда! Объясни им, что я не сделал ничего противозаконного.

Но приятель ничем не мог помочь: его удерживал еще один полицейский, с которым Мануэль оживленно пререкался. Блюстители порядка были в одинаковых тесных рубашках с короткими рукавами. Фуражки были им великоваты. Тот, что держал Быкова, оттащил его к стене. «Официна, официна», – сказали ему, и он шестым чувством понял, что задержан за незаконное проникновение в служебное помещение. Потом Быкова попросили предъявить удостоверение представителя прессы, об этом он тоже догадался интуитивно.

– Нет сертификадо, – сказал Быков, припоминая инструкции Мануэля. – Я тут частным порядком. Приват персон, приват персон, сеньоры полицай.

Один полицейский оттеснил Мануэля в угол и что-то выяснял у него, яростно жестикулируя. Другой орал на зевак, взмахивая руками, как человек, прогоняющий птиц. Двое остальных удерживали Быкова, задавая вопросы, на которые он был не способен ответить при всем желании.

Наконец вернулся изрядно помятый, взъерошенный, со всклокоченной бородой Мануэль. Он принялся что-то втолковывать полицейскому, который, по всей видимости, был старшим. Это длилось минуты две. Подобно актеру, Мануэль умело менял интонации и выражение лица. Убеждая в чем-то блюстителя порядка, он то указывал на Быкова, то бил себя кулаком в грудь, то тыкал пальцем ввысь, словно призывая в свидетели самого Господа. Кончилось тем, что один из полицейских выхватил из рук Быкова фотоаппарат и, что-то протараторив на прощание, пошел прочь. Голова стража законности была высоко задрана; он смотрел не себе под ноги, а на бетонный потолок. Его напарники отпустили Быкова и тоже покинули место событий.

– Эй, верните фотоаппарат! Вы не имеете права!

Один из уходящих полицейских, не оборачиваясь, красноречиво похлопал себя по заду. Быков готов был ринуться за ним, но Мануэль, обхватив товарища за талию, вынудил его остаться на месте.

– Нельзя, нельзя, – приговаривал он. – Будет арест, будет тюрьма.

– Но он забрал мою собственность!

Люди, ставшие свидетелями инцидента, перешептывались, глядя на раскрасневшегося Быкова. Подхватив приятеля под локоть, Мануэль увлек его к выходу, шипя на ухо:

– Не надо кричать. Пойдем отсюда, амиго.

– А «Никон»? – вяло сопротивлялся Быков. – Ты хоть представляешь, сколько он стоит?

– Они отдадут. Но не здесь. И не за сто доллар.

Приятели вышли под моросящий дождь, из-за которого духота сделалась еще сильнее.

– Я отснял кадров семьдесят, – сказал Быков, вытирая мокрое, распаренное лицо. – Большинство из них ерунда, но есть очень хорошие. Я рассчитывал их выгодно продать.

– Тебя хотели обвинять в терроризм, – сказал Мануэль. – Или эспионаж, понимаешь? Я проводить тебя незаконно. Зачем ты устраивать скандал?

– Какой скандал, ты что! Я просто нечаянно толкнул этого полицая…

– Это есть нападение на… э-э, ауторидад публика…

– На представителя власти?

– О да, правильно, – произнес Мануэль, кивая. – Мне сказать приносить три тысяча доллар. После коррида.

Быков вытаращил глаза:

– Три тысячи долларов? За что?

– За то, что ты толкать полицейский. Перу – свободный страна. Но очень, очень строгий.

Быков задумался, не обращая внимания на дождь. Зеркальный «Никон» обошелся ему почти в ту же сумму, которую требовали полицейские, но был не настолько хорош, чтобы еще раз платить за него столько же. С другой стороны, в электронной памяти фотоаппарата сохранились отснятые кадры. За сколько их удастся продать? Если за те же три тысячи, то это будет большая удача. Одним словом, овчинка не стоила выделки.

Услышав такое заключение, Мануэль вопросительно поднял брови:

– Ов… овчинка?

– Забудь, – отмахнулся Быков. – И про овчинку, и про камеру. У меня есть другие.

Лицо перуанца вытянулось.

– Слушай, амиго, я договариваться две тысячи. Хочешь?

– Нет, – покачал головой Быков. – Не надо.

– Значит, все зря было?

Выходит, что так. Деньги на билеты до Лимы потрачены впустую. Не крах, конечно, но ощутимый удар по собственному бюджету. Придется на ходу придумывать, как исправить положение. Местными пирамидами тут не отделаешься, а ждать новой корриды Быков не мог и не хотел.

– Выходит, что зря, – сказал он.

– Я договариваться одна тысяча. У меня есть друзья в полиции.

Быков посмотрел на Мануэля с недоумением. Почему он так суетится? Ему важно выкупить конфискованный фотоаппарат или тут кроется что-то иное? В душу Быкова закралось сомнение. Он не любил подозревать людей в корыстных или каких-либо иных нечестных умыслах. Ему хотелось бы, чтобы мир был построен на доверии, рукопожатиях и улыбках. Увы, бо́льшая часть человечества предпочитала жить по другим законам.

– Не надо ни о чем договариваться, – сварливо произнес Быков. – Пусть подавятся моим фотоаппаратом. Я не собираюсь платить этим вымогателям.

Мануэль понимал, что настаивать дальше бессмысленно, однако не удержался от осторожной реплики:

– Ты говорить, что хотел продать фото. Что теперь?

Именно этот вопрос занимал Быкова, направившегося к стоянке такси. Что теперь? Чем восполнить потери?

В этот момент его телефон зазвонил, точнее засвистел вступительные такты мелодии из кинофильма «Искатели приключений». Взглянув на дисплей, Быков тут же забыл о своих огорчениях. Звонила Камила.

 

Глава 4

Предложение, от которого невозможно отказаться

В свое время Быков был слегка влюблен в Камилу. А может быть, и не слегка. А может, он и сейчас испытывал к ней прежние чувства? Иначе с чего бы он так заулыбался, что даже челюсти заныли от напряжения?

– Камила, – произнес Быков. – Здравствуй.

Ее фамилия была Джамирдзе. Это единственное, что связывало ее с адыгейским родом, эмигрировавшим в Австралию еще в бытность Советского Союза. Кажется, это произошло в семидесятые годы. С тех пор много воды утекло. Камила родилась в Австралии, выросла там и считала себя настоящей австралийкой.

Возможно, кто-то не назвал бы ее красавицей, но Быкову она казалась неотразимой. Агатовые глазищи, черная как смоль копна вьющихся волос, ослепительно-белые зубы, полная крепкая грудь, глянцевая кожа. Быков был горд и счастлив, что до него снизошла такая замечательная женщина. Ведь, помимо внешней привлекательности, она обладала множеством других замечательных качеств: отвагой, благородством, искренностью, силой характера, способностью не только выживать, но и побеждать в сложнейших условиях. Во всем этом Быков имел возможность убедиться лично – не далее как в прошлом году, во время незабываемых приключений на острове Фрейзер.

Тогда Быков, его племянник Роман, профессор биологии Балтер и его внучка отправились в Австралию, где их ожидала вереница самых удивительных в их жизни событий. Во время этого путешествия каждый преследовал свои цели. Быков делал фоторепортаж для «Нэшнл джиогрэфик»; Роман вроде бы желал научиться у него профессиональному мастерству, а на самом деле пытался побороть наркотическую зависимость; Михаил Иосифович Балтер мечтал обнаружить таинственного зверя буньипа, дабы представить его мировой науке; Аня сопровождала ученого деда, флиртовала с Романом и гасила огонь несчастной любви, тлеющий в ее душе.

Камила держалась в их компании особняком. Она не развлекалась и не искала приключений, она работала. Ее яхта «Амелия» много лет подряд курсировала между континентом и островом, перевозя туристов. Для этого ее и наняла экспедиция. И для Камилы это путешествие стало роковым: ее яхта затонула, столкнувшись с миной во время шторма.

После кораблекрушения пятеро путешественников пережили множество опаснейших приключений и даже отыскали буньипа. Тяжелее всех пришлось Камиле. Яхта была не только ее единственной кормилицей, она также служила австралийке домом. Лишившись «Амелии» (как некогда мужа и сына), Камила осталась у разбитого корыта – без средств к существованию и без крова над головой.

Дмитрий Быков счел своим долгом не только по-мужски утешить австралийку, но и поделиться с ней частью своего гонорара, полученного за снимки буньипа. Это позволило женщине пережить наиболее трудные времена и дождаться страховки за затонувшую яхту.

Поначалу Быкову и Камиле казалось, что они созданы друг для друга, но постепенно начала сказываться разница в мировоззрении, привычках, приоритетах, характерах. Они были порождениями двух разных культур, двух разных цивилизаций. То, что представлялось Быкову важным, совсем не затрагивало его возлюбленную, и наоборот. В постели и на кухне они отлично ладили, а в остальном оставались не то чтобы чужими, но и не родными, не близкими. Оба понимали это и расставались без лишних слез и сожалений. Быкову было некомфортно в Австралии, Камила не собиралась переезжать к нему. «Что ж, прощай», – сказал он. «Прощай», – сказала она.

Прошло много времени. Иногда Быкова подмывало позвонить Камиле, но ему было неловко беспокоить ее. Ведь сама она ему не звонила, значит, не нуждалась в нем. А Быков был не из тех мужчин, которые навязываются. Сначала он терпеливо ждал, а потом и ждать перестал. И вот Камила вспомнила о нем! Его сердце взлетело, как подброшенный мячик.

– Здравствуй, Дима, – сказала австралийка, услышав его приветствие. – Ты можешь говорить?

– Конечно, – ответил он, продолжая улыбаться. – Я могу говорить. Как у тебя дела? Купила дом?

– Да, – сказала Камила. – В кредит. Очень большой дом на берегу залива.

– Прекрасно, – произнес Быков. – Рад за тебя.

– Я тоже рада за себя. Но теперь мне нужны деньги, чтобы гасить кредит.

– Сколько тебе выслать? Хотя что за глупый вопрос! Сбрось мне номер своего счета. Я перечислю все, что у меня есть. Можешь не спешить отдавать. У меня не так уж много расходов.

Мануэль, слышавший этот разговор, досадливо щелкнул языком, как будто речь шла о его собственных деньгах. Быков машинально отметил это про себя и тут же забыл, потому что его внимание было сосредоточено на далеком голосе Камилы.

– Не надо денег, – сказала она. – Я заработаю сама. Но от помощи не откажусь. Ты можешь прилететь, Дима?

Камила говорила по-русски гораздо лучше, чем Мануэль, и правильно произносила его имя, однако совсем не это заставило Быкова кивнуть в ту же секунду, как только он услышал вопрос.

– Конечно, Камила. Сейчас выясню, когда ближайший рейс.

– И куда ты собираешься лететь?

– Как куда? В Сидней, потом в Брисбен.

– Нет, Дима. – По голосу Камилы было слышно, что она улыбается. – Тебе не придется ехать так далеко. Я рядом.

– А откуда тебе известно, где я нахожусь? – недоверчиво спросил Быков.

– Я иногда заглядываю на твою страничку в «Фейсбуке». Как только я поняла, что ты в Перу, мне в голову пришла одна идея…

– Какая? Я слушаю…

Дождь прекратился, выглянуло солнце. В его лучах мокрые пальмы засверкали, словно усыпанные стразами, от луж повалил пар. Мануэль, демонстрируя безразличие к делам Быкова, повернулся к нему спиной. Со стадиона время от времени доносился тысячеголосый рев одобрения: следующий матадор не обманул ожиданий публики.

Машинально отмечая про себя все это, Быков внимательно слушал Камилу. Оказывается, она недавно приехала к знаменитым водопадам Игуасу, расположенным на границе Бразилии и Аргентины, недалеко от границы Парагвая. Ее целью был рекламный полет на воздушном шаре над всеми этими грандиозными пенистыми каскадами. Камила хотела, чтобы Быков сделал фотографии и разослал их в редакции журналов, с которыми сотрудничал.

– Не думаю, что мне за них заплатят большие деньги, – пробормотал он, рассеянно глядя на давно не стриженый затылок Мануэля. – В лучшем случае, тысячу или две. Этого хватит, чтобы погасить кредит?

– Ты не понял, – засмеялась Камила. – Фокус в том, что на куполе шара будет размещен логотип одной известной фирмы. Она – мой спонсор. Мне заплатят столько, что я три года не буду вспоминать о кредите.

– Все это хорошо, – сказал Быков. – Но, наверное, опасно. Просто так никому не платят.

– Риск минимальный, Дима. Кроме того, у меня есть опытный напарник. Он все просчитал, все предусмотрел.

– Напарник?

Быков понял, что ему не нравится ни смысл этого слова, ни его звучание.

– Ну разумеется. – Камила опять засмеялась. – Уж не ревнуешь ли ты?

– Нет! Нисколько!

– Значит, у тебя нет причин отказать не очень молодой, но чрезвычайно привязанной к тебе женщине?

– Я приеду, – пообещал Быков. – Пришли СМС со своими координатами.

– Прекрасно! – обрадовалась Камила. – Пусть тебя не смущают расходы. Я договорилась со спонсорами о твоей премии.

– Мне заплатят?

– И очень даже неплохо. За каждый размещенный в прессе снимок. Но об этом при встрече. Телефон очень быстро разряжается. Я могу остаться без связи.

Они попрощались. Отключив телефон, Быков поймал себя на том, что снова улыбается – улыбка была весьма неуместной и, надо полагать, бессмысленной. Тогда он принялся разглаживать пальцами усы, чтобы прикрыть непослушные губы. Но ему не удалось утаить свою радость от Мануэля. Правда, перуанец истолковал ее по-своему.

– Большие деньги? – спросил он грустно.

– Вряд ли. – Быков пожал округлыми плечами. – Это выяснится в Игуасу.

– Я бывать там часто, – кивнул Мануэль. – Река, водо… водо…

– Водопады.

– Да, водопады. Мне там нравиться. Возьми меня с собой.

Такой поворот был столь неожиданным, что Быков не сразу нашел, что возразить.

– С собой? – переспросил он. – Зачем?

– Я буду твой помощник! – с жаром заговорил Мануэль. – Гид, переводчик, носильщик… В путешествие нельзя один. Опасность каждый шаг.

– Обычно я путешествую без сопровождающих…

– Это плохо, очень неразумно. Южная Америка – не парк развлечений. Воры, бандиты, вымогатели… Я тебе нужен, Дима́. Без меня тебе не обойтись.

– Послушай, Мануэль, – сказал Быков. – Я очень дорожу твоей дружбой, но это не значит, что мы с тобой должны быть неразлучны. И потом… – Он сделал паузу, ища, к чему бы придраться, чтобы иметь возможность решительно отказать знакомому. – Почему ты зовешь меня Дима́, а не Ди́ма? Я тысячу раз тебя поправлял, а ты никак не запомнишь.

После этого гордый Мануэль должен был оскорбиться и уйти, но он поступил совсем не так, как можно было предположить. Вместо того чтобы надуться, он сделал виноватое лицо и смиренно произнес:

– Прости меня, Ди́ма. Проклятая привычка. Я исправлюсь. Мне очень нужно поехать с тобой, Дим… Ди́ма. Мне нужна работа. Мама больной, сестра больной. Я не хочу воровать, но деньги нужны для лекарств. Это важно.

Быков смутился так, что у него запершило в горле.

– Да, – сказал он, вернее, просипел, потому что звуки с трудом протискивались сквозь сузившуюся гортань. – Без проблем, Мануэль. Я тебя беру. Правда, средства у меня ограничены, так что много платить я не смогу…

– Двести доллар меня устроит, – кивнул Мануэль. – Мама очень плохо. Сестра плохо. Отец нет, братья далеко. Одна надежда на меня.

– Нелегко тебе приходится, – пробормотал Быков.

Помимо премии в двести долларов Быкову предстояло оплатить перелет Мануэля, его проживание и питание. Учитывая потерянный фотоаппарат, это означало, что поездка становится не просто убыточной, а разорительной. И все же Быков не нашел в себе сил отказаться от услуг перуанца. Он мог сражаться с крокодилами и акулами, мог безоружным противостоять браконьерам, а вот твердо говорить «нет» всякий раз, когда этого требовали его собственные интересы, пока что не научился.

– Да, друг, – согласился Мануэль. – Жизнь у меня нелегкий. Столько забот, проблем… Но у меня есть ты, Дима́. Я счастлив, что встретил тебя. Это для меня большой честь, большой удача. Спасибо, друг.

– Всегда пожалуйста, – пробормотал Быков, морщась, как от зубной боли.

Мануэль снова переиначил его имя, но это уже не имело значения. Неудобно указывать человеку на одни и те же ошибки. Так думал Быков. А заодно подсчитывал, хватит ли у него денег на карточке или придется привлекать кредитные средства.

 

Глава 5

На исходную позицию

Следующим утром Мануэль смотался в консульство и вернулся оттуда со списком необходимых документов. Увидев, что там ни много ни мало девять пунктов, Быков испугался, как пугался всегда, когда приходилось иметь дело с тупой и бездушной бюрократической машиной. Но все оказалось гораздо проще, чем можно было ожидать. Мануэль помог ему раздобыть разрешение полиции и справку о якобы сделанных прививках от желтухи. Быков привел в порядок свою вздыбленную шевелюру и сфотографировался на красном фоне. Скопировал авиабилеты. И наконец стал счастливым обладателем визы.

В общем на сборы ушло шесть часов, что по южноамериканским меркам было ничтожно малым сроком. Вылетели из Лимы поздней ночью – с тем, чтобы прибыть в Асунсьон четыре часа спустя, на рассвете.

– Ты бывал прежде в Парагвае? – спросил Быков у Мануэля, пристегиваясь к креслу по просьбе миловидной стюардессы в оранжевом жилете, похожем на спасательный.

– Много раз, – ответил Мануэль гордо. – Это самый бедный страна Южный Америка. Хуже Перу, хуже Боливия.

– Что ты там делал?

– О, разные вещи. Лекарства возил, работа искал, туристов провожал. Большой парк, большой водопады. Гранд. Магнифико.

– Значит, ты знаешь местность? – обрадовался Быков.

Получалось, что непредвиденные расходы имели некоторое оправдание. Это утешало.

– Да, знаю, – важно подтвердил Мануэль. – В джунглях как дома.

– Надеюсь, нам не придется углубляться в джунгли, – пробормотал Быков.

Впрочем, выяснилось, что дикие нравы царят в Парагвае повсюду: для того чтобы убедиться в этом, совсем не обязательно забираться в дебри. Быков пришел к такому выводу, как только они бросили вещи в отеле и вышли прогуляться по Асунсьону. По сравнению с Лимой, этот город производил удручающее впечатление. Несмотря на разгар дня, улицы были пустынны, немногочисленные магазины находились в запустении, а парк на Уругвайской площади был оккупирован какими-то подозрительными личностями, часть которых торчала возле палаток, тогда как остальные сидели прямо на асфальте, пялясь на редких прохожих.

Стояла одуряющая жара, но напиться было негде. Мануэль затащил Быкова в аптеку – там вода имелась, но купить ее не удалось, потому что продавщица отказалась разменивать крупную купюру. Утолить жажду, а заодно и подкрепиться приятели смогли в какой-то забегаловке, где посетители размещались за двумя длинными столами.

– Очень демократично, – прокомментировал Быков, и все взгляды обратились на него.

– Не произноси это слово здесь, – проворчал Мануэль, опасливо косясь по сторонам.

После трапезы настроение приятелей улучшилось, тем более что они отправились к зданию парламента, вокруг которого было чисто. Осмотрев памятник местному президенту Лопесу, Быков увидел широкую дорогу, спускающуюся к реке, и предложил прогуляться по ней.

– Плохая идея, – сказал Мануэль, качая головой. – Нищие кварталы. Оттуда можно не вернуться. Пойдем, я лучше покажу тебе президентский дворец.

Над дворцом развевался флаг Парагвая. Все вокруг было застроено не слишком шикарными виллами, на балконах которых сушилось белье и сидели люди. От всего этого возникало такое ощущение, будто находишься на генеральной репетиции в театре, где идет ремонт, а декорации пока что расставлены лишь частично, из-за чего взору открываются неприглядные закутки.

Идея задержаться в Асунсьоне на сутки, чтобы ознакомиться с местными достопримечательностями, отпала сама собой. Быков позвонил Камиле и сказал, что они выезжают сегодня.

– Вы? – напряженно переспросила она.

– Я тоже с напарником, – пояснил Быков и, не удержавшись, съязвил: – Мужского рода, как у тебя, хотя надо было бы взять с собой представительницу прекрасного пола.

Автовокзал размещался далеко от центра, пришлось добираться туда на такси. При покупке билетов Быкова и Мануэля заставили предъявить документы, а перед посадкой в автобус досмотрели их багаж.

– Борьба с терроризмом, – сердито ворчал Быков, приводя в порядок распотрошенный чемодан. – Город напоминает бандитский притон, а они пассажиров автобуса обыскивают.

– Мы могли перевозить коку или большую сумму наличных денег, – философски заметил Мануэль. – Каждый хочет заработать.

Дорога была узкая и скучная. Изредка попадались дребезжащие грузовики, древние иномарки и автобусы, похожие на промышленные холодильники, которые снабдили колесами и покрасили в яркие цвета, но сделали это много лет назад, так что краска давно облупилась и покрылась пятнами ржавчины. Пару раз Быков видел за окном машины с колонками усилителей, установленными прямо на крыше, чтобы все могли насладиться зажигательными мелодиями, похожими на смесь «Ламбады» с «Эль кондор паса». В Сьюдад-дель-Эсте добрались под вечер – это был второй по величине город Парагвая с населением более трехсот тысяч человек. Здесь сливались две могучие южноамериканские реки – Парана и один из ее крупнейших притоков, Игуасу. И здесь же сходились воедино границы трех государств – Аргентины, Бразилии и собственно Парагвая, расположенного на левом берегу Параны. Что касается Игуасу, то левый ее берег считался аргентинским, а правый – бразильским. Таким образом, на стыке трех стран находился единый интернациональный город, состоящий из парагвайского, аргентинского и бразильского «секторов». Каждый имел собственное название, свой аэропорт, законы и валюту, но вместе с тем был частью единого целого. Город являлся зоной свободной торговли и Меккой для туристов, прибывавших сюда со всех концов света. «Тройной город» соединялся пограничными мостами и паромными переправами. Чтобы перебраться из одной страны в другую, требовалось минимум формальностей.

Мануэль, измотанный дорогой, выпросил себе картонный пакет дешевого парагвайского вина и остался в гостинице, а Быков, приведя себя в порядок, отправился на свидание с Камилой. Она назначила ему встречу на смотровой площадке, откуда открывался вид на отвесную стену воды, обрушивающуюся со скал в ущелье. До водопадов было далеко, поэтому их шум не мог помешать беседе. И все же рокот доносился до слуха Быкова и Камилы, а под ногами ощущалась дрожь земли, сотрясаемой падающей водой.

– Здравствуй, Дима, – сказала австралийка, приблизившись к нему быстрой, почти мужской походкой.

На ней был походный костюм цвета хаки и шляпа, напоминающая колониальный шлем. Зеркальные очки не позволяли прочитать выражение ее глаз.

– Здравствуй, Камила, – сказал Быков. – Рад тебя видеть. Отлично выглядишь.

Она и в самом деле выглядела так, что хотелось немедленно заключить ее в объятия и не отпускать. Но сделать это было нельзя. На встречу Камила явилась в сопровождении своего напарника, рослого мужественного типа с кирпичным загаром и белыми морщинками в уголках бесцветных глаз. Это был блондин лет сорока, одетый с небрежным шиком бывалого авантюриста. Рядом с ним Быков почувствовал себя грузным, неповоротливым и простоватым. Укол ревности был таким болезненным, словно сердце проткнули самой настоящей шпагой. Быков вспомнил корриду в Лиме и подумал, что, если бы этот загорелый блондин был матадором, он бы ни за что не отступил и не замедлил нанести смертельный удар.

– Ты тоже в хорошей форме, – сказала Камила. – Знакомься, это Виктор Браун. Мы полетим вместе.

– Это я уже понял, – кивнул Быков. – Очень приятно. – Он изобразил нечто вроде улыбки, подозрительно смахивающей на гримасу человека, у которого схватило живот. – Я Дмитрий, Дима. И какую же фирму вы намерены представлять, Виктор?

Чтобы задать этот вопрос, Быков перешел на английский и этим словно бы создал незримую стену между собой и собеседниками. Камила была не с ним. Она осталась по другую сторону.

– Корпорацию «Юнайтед уорлд пауэр», – вежливо ответил Виктор, ограничившись этой репликой.

Быков вдруг понял, кого напоминает ему этот человек. Есть такой австралийский фильм «Крокодил Данди». Главный герой, охотник и сын матушки-природы, попадает в большой город, где проявляет умильные дикарские замашки и совершает множество подвигов. Хотя Виктор Браун и не носил широкополой шляпы и ножа на поясе, он явно косил под Крокодила Данди. Имидж у него был такой. И Камиле он определенно нравился.

– Шар уже доставлен и готов к наполнению, – сообщила она, бросив взгляд на Виктора. – Логотип нанесен с трех сторон, для того чтобы он обязательно попал в кадр. Желтый на синем. Броско и видно издалека.

– Это мой третий полет на воздушном шаре, – сообщил Виктор-Данди. – Проблем не будет.

«У таких как он никогда не бывает проблем, – подумал Быков. – Прирожденный экстремал, покоритель горных вершин и женских сердец. У него даже имя соответствующее. Виктор – Победитель».

– Надеюсь, – произнес Быков вслух. – Что ж, обсудим детали? Когда и где встречаемся?

– Завтра в полдень, – ответила Камила. – Мы тебя отвезем, Дима. Виктор взял машину напрокат. Ты свободен днем?

– Можно и утром, – пожал плечами Быков. – Мне все равно.

Это «все равно» относилось не только и не столько ко времени намеченной акции, а вообще к ситуации. В первую очередь к тому, что Камила обзавелась партнером – надо полагать, не только для полетов на воздушных шарах.

– Мы решили лететь днем, чтобы освещение не подвело, – пояснила Камила. – Время у нас ограничено. Мы взяли билеты на завтра.

– Вот как? – Быков постарался не показать, что его покоробило это известие. – И куда вы направитесь дальше?

– В Австралию, – сказал Виктор, хотя вопрос был адресован не ему. – Хотим арендовать яхту. Давно мечтаю совершить плавание по океану, но один все как-то не решался.

Он посмотрел сверху вниз на Камилу. Она посмотрела на него снизу вверх. Быков почувствовал, что у него горят лицо и уши.

– Жаль, – сказал он. – Поболтали бы. Прогулялись у водопадов…

Чтобы было ясно, к кому он обращается, Быков смотрел Камиле в глаза.

– Да, водопады замечательные, – примирительно улыбнулась она. – Их открыл дон Альвар… не помню, как дальше.

– Альвар Нуньес Кабеса де Вака, – отчеканил Виктор. – Испанский конкистадор. Он искал золото, а нашел это чудо природы. Мадридский двор водопадами не заинтересовался. О них вспомнили несколько столетий спустя, во время войны между Парагваем с одной стороны и Бразилией, Аргентиной и Уругваем с другой. Парагваю почти ничего не досталось.

Короткая лекция, прочитанная чуточку высокомерным тоном, ужасно разозлила Быкова, но он заставил себя сдержаться.

– Да, я читал об этом в интернете, – сказал он. – И удивился тому, почему вы решили подняться в воздух здесь. Почему не там? – Он кивнул в сторону границы с Бразилией.

– Тут намного удобнее, – пояснил Виктор. – Во-первых, удачный ракурс для фотосессии. Во-вторых, власти Парагвая куда более сговорчивы, чем их соседи. Бразильцы запросили столько денег и документов, что мы решили туда не соваться. Всегда нужно выбирать путь наименьшего сопротивления.

– Странно слышать это от экстремала, – заметил Быков.

Виктор внимательно посмотрел на него.

– Я не экстремал, – сказал он. – Просто стараюсь жить полной жизнью.

Быкову захотелось ответить какой-нибудь колкостью и отказаться от завтрашней фотосессии, сославшись на неотложные дела. Но он не мог подвести Камилу. Она рассчитывала на него. Ей нужны были деньги. После всего, что было с ними и между ними, было бы подло оставить ее без поддержки.

– Ладно, – произнес Быков, – если на сегодня все, то я пойду. У меня дела.

В глубине души он надеялся, что Камила станет его удерживать. Но это оказалось очередным заблуждением.

– Тогда увидимся завтра, – произнесла она. – Утром мы за тобой заедем. Скажем, в девять утра. Нам ведь нужно подготовиться. У тебя фотоаппаратура в порядке?

– На месте определюсь, – буркнул Быков. – Посмотрим, какое будет освещение.

– Тебя подбросить в отель, Дима? – спросил Виктор.

– Нет, спасибо, Витя, – ответил Быков.

Все-таки не удержался от маленькой колкости. Но она не принесла ему ни малейшего облегчения.

 

Глава 6

Адам и Ева… и еще один Адам

Внешность у нее была не британская, хотя, как выяснилось, она была стопроцентной подданной ее величества английской королевы. Впрочем, кто знает, как должны выглядеть настоящие англичанки? Почему они обязательно должны быть анемичными, бледными, чопорными, с бесцветными волосами? Во всяком случае, Морин Клайв была совсем другой.

Во-первых, это была жгучая брюнетка со стрижкой каре, какую вроде бы должны носить парижанки. Во-вторых, приятно загорелая, с редкой россыпью веснушек на переносице. В-третьих, что называется, при теле.

Может быть, фигуру, сочные губы и темные глаза она унаследовала от индусов? Ведь Британская империя в свое время владычествовала в Индии. Может быть, ее прапрабабушка носила ножные браслеты и танцевала босиком в пыли с кастовой точкой между бровями? Морин легко было представить в сари, однако она неплохо выглядела и в белых джинсах и розовой кофточке, вздымавшейся именно там, где должны вздыматься кофточки у красивых женщин.

Быков заметил эту девушку в баре, куда отправился прямо после свидания с Камилой. Желание забыть о своей обиде было столь сильным, что он решил банально надраться, как не поступал со времен бурной юности. Причем Быков отлично знал, что алкоголь лишь на время приглушит боль, а потом она, дополненная похмельем, сделается в два раза сильнее, но ничего не мог с собой поделать. У него было ощущение, что Камила его предала. Разрушила их прежние отношения, построенные на взаимном уважении и доверии.

Разве не бросились они вместе в море, чтобы спасти подростков от акул? Разве не вдвоем расправились с гребнистым крокодилом? А дикие собаки динго? А вооруженные ублюдки, отлавливавшие зверей для нелегальной продажи?

Находясь в расстроенных чувствах, Быков не сразу рассмотрел заведение, в котором очутился. Название было как-то связано с майя или инками, о чем свидетельствовали настенные росписи и стилизованные письмена на стойке. Еще здесь висели бамбуковые занавески и медные бляшки, изображающие солнце, луну и звезды. Бармен носил что-то вроде пончо и управлялся с бутылками как заправский жонглер. Быков обратил внимание на его мастерство, когда парень сооружал коктейль красивой брюнетке, пристроившейся у стойки. Белые брючки так ладно облегали ее формы, что Быков, ни на что особо не рассчитывая, отсалютовал ей стаканом с текилой.

К его изумлению, брюнетка улыбнулась в ответ. Минуту спустя он опомнился и что-то спросил у нее. Еще через пару минут отпустил какую-то шутку по-английски. А вскоре сидел на высоком барном стуле рядом с незнакомкой и выяснял, чего бы ей хотелось выпить.

Так они и познакомились, а потом вместе перебрались за отдаленный стол под светильником, сделанным в виде орлиной головы с большими горящими глазами. Морин представилась Быкову, а он ей. Она удивилась его прекрасному произношению. Он отдал должное ее кофточке и всему остальному.

– Надеюсь, ты не бабник? – спросила Морин, подозрительно прищурившись. – Я ведь согласилась выпить с тобой, потому что увидела в тебе порядочного человека.

Нет, Быков никогда не принадлежал к числу ladies’ men, в чем и признался.

– Отлично, – сказала она. – У меня есть жених, но так получилось, что сегодня я без спутника и мне необходимо выпить, а одной пить скучно, и вот…

– Не надо ничего объяснять, – произнес Быков. – У меня примерно такая же ситуация.

– Ты тоже помолвлен?

– Нет. Но мог бы быть.

Это прозвучало достаточно загадочно, чтобы разжечь любопытство новой знакомой. Пришлось выложить ей историю своих отношений с Камилой. В ответ Морин предложила ему собственную исповедь, искренность которой по ходу дела поддерживалась на должном уровне небольшими возлияниями.

Морин Клайв была журналисткой, сотрудничала с «Дейли экспресс» и «Санди таймс». Ее жених был полной противоположностью «Крокодила Данди» – сдержанный, несколько высокомерный джентльмен из аристократической лондонской семьи.

– Джон так долго убеждал меня бросить журналистику и написать что-нибудь сто́ящее, что я последовала его совету, – говорила Морин, вертя стакан в пальцах. – Идея романа пришла ко мне случайно: я разбирала вещи в чулане и обнаружила там стопку старых комиксов про Тарзана.

– О, Тарзан. – Быков понимающе кивнул. – Собираешься написать приключенческую книгу?

– Нет, что ты! – испугалась Морин. – Джон бы этого не одобрил. Дикая природа нужна мне только для антуража. Я хочу изложить современную версию истории Адама и Евы, понимаешь?

– Парагвай в качестве рая?

– Ты все хватаешь на лету, Дима! Мои Адам и Ева вкусили плодов цивилизации досыта и решают вернуться к первозданной природе. Я уговаривала Джона поехать со мной и пожить здесь хотя бы пару недель, чтобы набраться впечатлений. Он отказался. Сказал, что не собирается превращаться в первобытного человека и бегать по зарослям в шортах ради моих капризов. – Морин заглянула Быкову в глаза, словно ища поддержки. – А это не капризы, Дима. Я уже нашла в Штатах литературного агента, которая в восторге от моего замысла. Говорит, это будет бестселлер. Но не могу же я писать про джунгли в Лондоне! И как я могу почувствовать себя Евой, когда я здесь одна?

В завершение тирады Морин ударила кулаком по столу так, что едва не перевернула стакан. Это был ее третий коктейль. Быков, собиравшийся заказать еще что-нибудь, решил притормозить. Из любви к литературе. Одному симпатичному начинающему автору в обтягивающих джинсиках не следовало злоупотреблять алкоголем.

– Насколько мне известно, – сказал Быков, – книги рождаются тут, – он прикоснулся к голове, – в уме. Все дело в воображении. Совсем не обязательно забираться в чащу и кормить там насекомых, чтобы убедительно написать об этом.

– Обязательно! – пылко возразила Морин. – Воображения достаточно для того, чтобы сочинить Гарри Поттера. Для серьезного романа нужен опыт. Я хочу стать серьезной писательницей. Пусть знают!

– Ты имеешь в виду семью Джона?

Обычно Быков не отличался особой проницательностью, но тут попал в точку.

– И их тоже, – подтвердила Морин. – Но главное – он сам. Пусть знает, что я не просто репортер, способный писать лишь о пожарах и убийствах. Я личность! – Она опять стукнула кулаком по столу. – И я хочу выпить еще.

– Предлагаю продолжить завтра, – сказал Быков, решивший, что не произойдет ничего страшного, если он задержится в этом городе на день-другой. Наверняка настроение у него будет не самое безоблачное. Только нужно будет отправить Мануэля восвояси, чтобы не платить ему непонятно за что.

Находясь под хмельком, Быков был гораздо решительнее, чем в трезвом состоянии.

– Олрайт, завтра, – легко согласилась Морин. – Но сегодня нужно выпить еще.

Прозвучало это достаточно резонно. Скорее всего, ее предложение было бы принято, если бы не телефонный звонок. Достав мобильник, Морин объявила: «Джон», – и заговорила по-английски гораздо быстрее и оживленнее, чем прежде. До сознания Быкова доходили лишь обрывки фраз, которые, подобно фрагментам пазла, выстраивались в общую картину.

Лондонский джентльмен хотел узнать, как дела у его невесты и когда она собирается вернуться. По мере того, как Морин отвечала, у него возникали новые вопросы. Например, почему у нее заплетается язык? С кем она пьет и по какому поводу? Не была ли работа над книгой лишь предлогом, чтобы отправиться одной в экзотическую страну и дать там волю своим низменным инстинктам?

«Низменным инстинктам?» – переспросила Морин с таким надменным видом, что Быков сразу вспомнил: Британией формально правит королева, а премьером однажды была Маргарет Тэтчер, прозванная «железной леди».

Отповедь Морин он понял плохо, но суть прояснилась, как только девушка оборвала телефонный разговор и в категоричной форме потребовала текилы или виски… можно то и другое, не обязательно в такой последовательности.

– Выходит, мое сердце сегодня тоже разбито, – патетически произнесла Морин, сделав глоток. – Как твое, Дима.

– Сожалею, – пробормотал Быков, немного покривив душой.

– А я нет, – неожиданно провозгласила Морин. – Терпеть не могу, когда мне не доверяют и диктуют, что можно, а чего нельзя. Мой отец – полковник в отставке. Он муштровал меня до восемнадцати лет. И у меня развился стойкий иммунитет к мужскому шовинизму. Я не сексуальная игрушка. Я личность, понимаешь, Дима?

– О да, – кивнул он, делая отчаянные усилия, чтобы выбросить из головы упоминание о сексуальной игрушке.

Англичанка ему определенно нравилась. У нее такие классные джинсы… Хотя и без них Морин Клайв наверняка выглядела бы не менее эффектно.

– Вот поэтому ты мой друг, – доверительно произнесла девушка, накрывая его ладонь своей. – Потому что не торопишься хватать меня за грудь и за попу. С тобой можно поговорить.

– Сколько угодно, – согласился Быков.

«И не только поговорить», – хотелось ему добавить, но он не стал этого делать. Имидж не позволял.

– Я все равно стану писательницей, – пробормотала Морин, проглотив виски. – Напишу этот чертов роман. И тогда Джон пожалеет о своих словах. Он назвал меня шлюхой, представляешь? И это джентльмен?

– Да, джентльмен из него никудышный. Невест нельзя обзывать шлюхами. Они…

Как Быков ни старался, ему не удалось сформулировать мысль таким образом, чтобы донести ее до собеседницы. Морин тоже сделалась вялой и неразговорчивой и не могла продолжать общение. Бармен и остальные посетители провожали их взглядами, когда они покидали бар.

Высаживаясь из такси возле своего отеля, Быков вежливо пригласил Морин на чашку чая, но она, к счастью, отказалась.

Заснул он как убитый, а вот сны ему снились очень живые, красочные и правдоподобные. Он блуждал с Морин по лесу, и они вместе купались в каком-то красивом озере. Она была Евой, а он, соответственно, Адамом. Во всяком случае, так они выглядели.

 

Глава 7

У природы нет плохой погоды?

Ветер был таким сильным, что на открытых участках дороги машину покачивало и сносило к обочине.

– Может быть, отложить полет? – спросил Быков, хмурый, как сама погода.

– Ни в коем случае, – ответила Камила, сидевшая впереди, рядом со своим супермачо. – Все готово. Мы не можем начинать все заново.

– Прогноз погоды смотрели?

Камила и Виктор переглянулись.

– Конечно, – ответила она. – К вечеру погода ухудшится, но днем все стабильно. Не о чем беспокоиться.

Машина вильнула из стороны в сторону. Быков посмотрел на пальмы, сотрясаемые порывами ветра. Он подозревал, что спутники заметили его похмельное состояние, и не хотел лишний раз привлекать к себе внимание. Камила и Виктор были взрослыми людьми, а он, Быков, тоже был взрослым человеком, но ни черта не смыслил в воздухоплавании.

– Приготовься, Дима, – сказала Камила, обернувшись. – Подъезжаем.

Быков уже понял это по усиливающемуся реву за скалистыми утесами.

– Я видел Ниагарский водопад, – буркнул Быков. – Самый большой в мире.

– Самый распиаренный в мире, – поправил его Виктор, сидевший за рулем. – Игуасу на двадцать пять метров выше и почти в три раза шире. Ниагара на фоне здешнего водопада выглядит как струя воды из кухонного крана.

Нечто в этом роде Быков и подумал, когда увидел бурный поток, обрушивающийся с плоского плато в ущелье. Зрелище было поистине грандиозное. Оставалось лишь пожалеть Мануэля, который предпочел отсыпаться в отеле. С другой стороны, Быков был рад, что никто не мешал ему своей болтовней. Красотами природы лучше наслаждаться в тишине.

Правда, тишина вблизи Игуасу была невозможна. Потоки воды, растянувшиеся на несколько километров, падали со стометровой высоты с таким ужасающим грохотом, что приходилось кричать во весь голос, чтобы тебя услышали.

– Тысяча семьсот кубических метров воды в секунду! – надрывался «экскурсовод», придерживая за козырек бейсболку, которую норовил сорвать ветер. – На самом деле здесь двести семьдесят пять водопадов, а не один. Но приблизительно раз в сорок лет Игуасу полностью пересыхает. И тогда ущелье пустеет, а базальтовые уступы обнажаются.

Почему-то в этот момент Быков вспомнил британскую журналистку в белых джинсах. Чтобы избавиться от ненужных видений, следовало заняться делом.

– Я буду готовить аппаратуру, – крикнул он Камиле. – День пасмурный, фотосессия будет сложной.

– Готовь, – закивала Камила. – А мы займемся шаром.

Быкову показалось, что она отошла от него с явным облегчением. Насупившись, он стал измерять освещенность и выставлять диафрагму и выдержку. Пробные снимки дали ему возможность определить оптимальную глубину резкости по мере того, как воздушный шар будет удаляться на фоне белой стены водопада. Затем Быков занялся подборкой линз. Он никогда не пользовался универсальным объективом, поэтому подошел к делу ответственно, а когда отвлекся, заметил толпу людей, собравшихся на зеленой лужайке. Поверх их голов можно было рассмотреть крыши микроавтобуса и трейлера.

Приблизившись, Быков увидел, что в центре внимания находятся Камила и ее напарник, возящиеся с газовым баллоном. Желтое полотнище было уже расстелено на траве, рядом стояла пассажирская корзина, сплетенная, скорее всего, из ивовых прутьев. Довольно легкая, она покачивалась от порывов ветра.

Струя горящего газа, ударившая из баллона, зашипела как змея, заставив зрителей попятиться. Виктор и Камила растягивали горловину шара, не позволяя разогретому воздуху струиться мимо. Из-за ветра им приходилось напрягаться и широко расставлять ноги, как во время качки на судне. Быкову вспомнилось, что год или два назад, кажется, в Мюнхене внезапно налетевший ураган убил целую семью, поднявшуюся на воздушном шаре. На правах знакомого он приблизился к Камиле и прокричал:

– Ветер усиливается. Нельзя лететь.

– Что за паника, Дима? – последовал саркастический ответ. – Я тебя не узнаю́. Послушай, ты хорошо себя чувствуешь? Ты какой-то бледный…

– У меня есть фляжка прекрасного виски, – подмигнул Виктор. – Отличное средство от излишней… э-э-э… нерешительности.

Он перекрикивал шум водопада, и Быкову показалось, что все присутствующие стали свидетелями его унижения.

Отвернувшись, он отошел и с этой минуты наблюдал за подготовкой шара издали, насколько позволяло скопище зевак. Быков видел, как желтый купол, наполняясь газом, округляется, принимая шарообразную форму. Не укрылось от его взгляда и то обстоятельство, что добровольцы из толпы поспешно вбивают в землю дополнительные колья с капроновыми тросами. Полицейские, следящие за подготовкой к полету, ни во что не вмешивались. «А мне что, больше всех надо?» – сердито спросил себя Быков и стал вытаскивать из чехла штатив, который намеревался использовать в конце фотосессии, когда шар отнесет довольно далеко.

А его могло отнести не просто далеко – а очень далеко. К счастью, границы в этих местах были практически прозрачные, так что Камила и Виктор всегда смогут вернуться…

«Если с ними ничего не случится», – мрачно добавил голос в голове у Быкова.

Он посмотрел по сторонам. Над ним пролетел большущий пальмовый лист, похожий на воздушного змея. Деревья клонились к земле и вздрагивали. Высоко в небе парил кондор, которого постепенно относило на северо-запад. Задрав голову, Быков смотрел на птицу, но тут его отвлек хлопок по плечу. Обернувшись, он увидел перед собой ухмыляющегося Мануэля.

– Салют! – сказал перуанец. – Зачем плохо меня будить? Я твой гид. Должен быть вместе.

– Не хотелось тебя беспокоить, – пробормотал Быков. – И, знаешь, мне не нужен гид. Завтра утром я уезжаю. Может быть, даже сегодня вечером.

– Нет, – покачал головой Мануэль. – Так нельзя. Зачем я здесь тогда?

– Если ты не забыл, я тебе заплатил. И оплатил твой перелет.

– А дорога обратно?

«Вот влип! – мысленно обругал себя Быков. – Размазня! Не умею отказывать, и люди этим пользуются. И что я за человек такой? Нет, пора решительно с этим кончать! Отныне никакой благотворительности. И никаких пьянок».

– Я отправлю тебя в Лиму, Мануэль, – сказал Быков устало. – Самым дешевым рейсом.

– О’кей. Спасибо.

Благодарил Мануэль без обычной белозубой улыбки. Его глаза потемнели, сделавшись черными как угольки. Быков почувствовал инстинктивное желание утешить перуанца, сказав ему что-нибудь хорошее, но сдержался. Его постоянно подводила чрезмерная доброта. Делая щедрые жесты, Быков помогал другим, а себе вредил. Так больше не могло продолжаться.

– Бери треногу и пошли, – распорядился он. – Поможешь мне немного. Надо же как-то деньги отрабатывать.

Не сказав ни слова, Мануэль подхватил штатив, сумку и пошел за Быковым.

Шар уже был почти надут и тяжело покачивался в воздухе, удерживаемый растяжками. На желтом фоне отчетливо выделялась эмблема компании «Юнайтед уорлд пауэр», нарисованная в виде глобуса, рассеченного пополам желтым зигзагом молнии. Но Мануэль смотрел не на шар, а на женщину с чуточку полноватой, но вместе с тем изящной фигурой. Несмотря на то что она стояла спиной, а ее волосы были собраны в конский хвост, Быков тут же узнал в ней Морин Клайв.

Почувствовав на себе мужские взгляды, она обернулась и приветливо взмахнула рукой. Быков предпочел бы, чтобы англичанка этим и ограничилась, но она направилась к ним, сунув руки в карманы красной шуршащей ветровки. Джинсы на девушке были самые обычные, темно-синие, классические, но опять немного тесноватые. Увидев, куда уставился Мануэль, Быков толкнул его локтем.

– Как самочувствие, Дима? – спросила Морин, веселая и свежая, как будто провела вчерашний вечер в фитнес-клубе.

– Отлично, – бодро откликнулся он. – Познакомьтесь: это Мануэль, это Морин. А теперь, друг, неси штатив вон туда. – Быков указал пальцем. – Поскорее, пожалуйста. Сейчас начнется.

– Вы испанка? – спросил Мануэль у Морин. Его ноздри раздулись, как у призового жеребца.

– Я из Британии, – ответила она с улыбкой.

– Неужели? Но ваши волосы…

– У меня на родине не все рыжие, – перебила Мануэля Морин. – Это заблуждение.

– Я хорошо говорить английский, – похвастался перуанец.

– Да, я заметила.

– Мой родина Перу.

– Все это очень интересно, но нам нужно поторапливаться. – Быков властно развернул Мануэля за плечи и подтолкнул его в спину. – Иди, друг.

Ему совсем не понравилось, как посмотрела вслед перуанцу Морин. Зато самолюбию Быкова польстил взгляд, брошенный на него Камилой. Она увидела его в обществе красивой брюнетки и теперь часто посматривала в их сторону. Камила была хорошо видна Быкову, потому что находилась в корзине, приподнявшейся над землей. Виктор готовился присоединиться к австралийке. Он махнул рукой и что-то прокричал, сложив ладони рупором. Быков не расслышал ни слова, но понял, что взлет произойдет с минуты на минуту.

– Мне пора, – сказал он англичанке.

– Это и есть женщина, разбившая тебе сердце? – осведомилась Морин, перехватив взгляд Быкова.

– Да, – неохотно подтвердил он. – Я побежал, ладно? Они ждут, когда я буду готов.

Ветер подхватил конский хвост Морин и хлестнул ее по щеке. Придержав волосы, она кивнула:

– Беги, Дима. Потом поговорим.

Махнув Виктору и Камиле, Быков поспешил к Мануэлю, поджидавшему его с треногой возле ограждения. Ветер пытался задержать его, не позволяя перейти на бег, и, похоже, усиливался с каждой минутой. По небу неслись низкие серые тучи. Какая-то птица попыталась пролететь над лужайкой, но ее унесло прочь, словно клочок газеты.

Как только Быков с помощью знаков сообщил, что занял исходную позицию, желтый шар с синими логотипами взмыл в воздух. Он летел так стремительно, что проволок по траве мальчишку, не успевшего отпустить трос. Быков поспешно открыл объектив фотоаппарата. Воздушный шар находился уже метрах в пятидесяти и продолжал удаляться. Водопад бушевал под ним, клокоча и бурля до самого горизонта. Водяная пыль окутывала желтый купол и маленькую раскачивающуюся корзинку.

Быков успел сделать несколько неплохих снимков, а затем с шаром начало твориться что-то неладное. Вот он нырнул вниз, потом резко поднялся, закрутился штопором, помчался в сторону от водного каскада. Небо над ним было грифельным, косматым. Оттуда выдвинулось нечто вроде гигантского дымного пальца, пытающегося коснуться желтого шара, который успел уменьшиться до размеров воздушного шарика.

Стараясь не паниковать, Быков продолжал фотографировать, пока ветер не опрокинул его вместе со штативом. Быков поднял голову и едва увернулся от пластикового стула, прокатившегося от кафе до края площадки. Ударившись об ограждение, стул взмыл вверх, попал в воздушную струю и был унесен в сторону водопада.

Люди хватались друг за друга, за столбы и деревья, спеша убраться куда-нибудь с открытого места. Мануэль, побежавший в сторону кафе, был сбит с ног еще одним стулом. Но Быков смотрел не на него и не на остальную публику. Он пытался отыскать в сером небе желтое пятнышко или хотя бы точку.

И не находил.

Воздушный шар бесследно исчез.

 

Глава 8

Унесенные ветром

Ураган бушевал всю ночь. На юге Парагвая стихия унесла жизни трех человек, несколько десятков получили ранения и увечья. Сильный ветер срывал крыши со многих домов, швырял в людей вывесками, ставнями и ветвями деревьев. В провинции ураган потрепал почти тысячу жилых строений и пятьсот сровнял с землей. Более двух тысяч человек остались без крыши над головой. Были порваны линии электропередачи, повалены столбы и деревья. Но хуже всего было то, что ветром повредило вышки и антенны спутниковой связи. Дозвониться Камиле не удавалось. Она и Виктор как в воду канули.

На рассвете ветер начал утихать, а к девяти утра небо очистилось от туч и просияло солнечным светом. Улица, где стоял отель, отделалась сравнительно легко, но дальше Быков и Мануэль увидели поврежденные автомобили и деревья, лежащие поперек проезжей части. Город выглядел словно после бурной попойки.

– Спроси у кого-нибудь, как пройти в мэрию или муниципалитет, – распорядился Быков, когда они вышли на оживленную центральную улицу.

– Что ты там делать? – поинтересовался Мануэль.

– Нужно организовать поиски. Я собираюсь снарядить спасательную экспедицию.

– Поиски? Экспедиция?

– Да, а что тебя так удивляет?

– Ты представлять, сколько людей пропадать каждый год? Кто хочет искать еще два иностранца?

– Не говори ерунды, – строго произнес Быков, стараясь не подавать виду, что скептицизм спутника посеял в его душе семена сомнений. – Конечно, нам помогут. Пропали люди. То, что они иностранцы, наш козырь. Власти нам не откажут – побоятся огласки.

В одном Быков оказался прав: местные власти действительно не захотели огласки.

Визитеров принял чиновник средней руки – смуглый, с зализанными волосами и как бы весь намасленный человечек, носивший великоватый ему темно-синий костюм в тонкую полоску, белую рубашку и слишком туго завязанный галстук. Этот человек внимательно, не перебивая, выслушал все, что сказал ему Мануэль от лица Быкова, потом вдруг поднялся с кресла и разразился гневной тирадой – брызгая слюной, срываясь на визгливый фальцет, ударяя кулаком по столу. По окончании монолога чиновник направил на Быкова указательный палец, как будто целясь в него из воображаемого пистолета.

– Он угрожает мне расстрелом? – спросил Быков, глядя в глаза чиновнику.

– Нет, – ответил Мануэль. – Просто требует, чтобы ты немедленно убирался вон.

– На каком основании?

– На том основании, что иначе тебя арестовать.

– За что? – удивился Быков, не отводя взгляда от чиновника, кабинет которого был украшен портретом парагвайского президента.

– Сеньор Аугусто Бастос сказал, что полет на воздушный шар не был согласован с властью, – пояснил Мануэль, заискивающе улыбаясь хозяину кабинета. – Таким образом, твои друзья, Дима́, есть нарушители закона. Если ты не их сообщник, лучше уходи. Иначе тюрьма.

– Переведи сеньору, что я могу обратиться в консульство, – сказал Быков, усы которого воинственно встопорщились.

– Лучше не надо, Дима́…

– Делай, что я говорю!

Мануэль подчинился. Аугусто Бастос упал в кресло, сотрясаясь от хохота. Как бы превозмогая себя, он что-то произнес.

– Он говорит, что все консульства и посольства охранять полиция Парагвая, – перевел Мануэль. – С эта минута нас туда близко не подпустить.

В подтверждение своих слов сеньор Бастос взял телефонную трубку и, дождавшись ответа, отдал какие-то распоряжения. Затем снова прицелился в Быкова своим маленьким указательным пальцем.

Пришлось покинуть негостеприимный кабинет. В коридоре Быков предложил Мануэлю обратиться к чиновнику рангом повыше, но перуанец схватил его за рукав и потащил к выходу, испуганно приговаривая:

– Нельзя, нельзя. Нужно уходить. Ты не знать тюрьма здесь!

– А ты знаешь? – буркнул Быков, неохотно подчиняясь.

– Я – да, – подтвердил Мануэль. – Это ад.

Узнать, когда и при каких обстоятельствах перуанец побывал в местной тюрьме, Быкову не пришлось. Его внимание привлек знакомый голос. Повернув голову, он увидел Морин Клайв, спешащую к нему от такси. Джинсы и футболку она сменила на свободный брючный костюм оливкового цвета, волосы повязала голубой лентой.

Они поздоровались, причем Мануэль схватил руку англичанки и галантно, как ему представлялось, поцеловал ее. Его ноздри опять раздулись. Морин присмотрелась к нему внимательнее, приподняв бровь.

– Как ты здесь оказалась? – спросил Быков.

– Ездила в торговый центр. – В подтверждение своих слов Морин подняла фирменный пакет с покупками. – Увидела вас из такси и попросила остановить. Как дела с унесенными ветром? Что-нибудь уже известно? Где они?

– Lost, – ответил Мануэль, обрадовавшись возможности продемонстрировать свои лингвистические способности. – Потеряны.

– Что говорят в мэрии? – Морин указала взглядом на здание, откуда вышли приятели. – Поиски уже начались?

– Нет. – Быков печально покачал курчавой головой. – Нас выставили. Грозят отдать под суд за причастность к несанкционированному полету.

Англичанка нахмурилась.

– Полет не был согласован с официальными инстанциями? Плохо. И как теперь быть?

– Нужно ждать, – сказал Мануэль. – И молиться.

– Ждать я не собираюсь, – отрезал Быков.

– Ты хочешь вести поиски самостоятельно? – догадалась Морин.

– Совершенно верно.

– Но где? Здесь же сплошные джунгли и горы!

– Могу предположить, что шар не покинул пределов Парагвая, – сказал Быков. – Его унесло ураганом в ту сторону. – Он махнул рукой на северо-запад. – Туда я и отправлюсь.

– Когда? – быстро спросила Морин.

– Как только куплю все необходимое.

– В ту сторону не пройти, – вставил Мануэль. – Лес, болото, лес, болото. Мало города́ и селения. Нет дорог.

– Проеду, сколько получится, – сказал Быков. – Потом пойду пешком. Буду расспрашивать местных жителей. Воздушный шар яркий, его должны были заметить.

– Ты не пробовал им позвонить? – поинтересовалась Морин.

– Абонент вне зоны доступа. Нет связи.

Они стояли под палящим солнцем, отбрасывая одинаково короткие тени. Мимо шли люди, ехали машины. Об урагане уже все забыли. Судьба пропавших воздухоплавателей никого не волновала.

– Мне пора, – сказал Быков, досадливо кусая ус. – Извини, Морин, я спешу.

– Я тоже, – заявила она, и взгляд ее был прямым и острым как клинок. – Дима, я еду с тобой. Это подарок судьбы. Путешествие позволит мне собрать материал для книги.

Она имела в виду свой роман об Адаме и Еве. Чаще всего люди пускаются в совместные предприятия, преследуя личные, очень разные цели. Быков понимал мотивы Морин Клайв и не осуждал ее за отсутствие гуманитарной мотивации. Его беспокоил не эгоизм англичанки. Быков пытался сообразить: будет она в пути обузой или полезной соратницей.

– Ты возьмешь меня? – поторопила его Морин с ответом.

– Мы не возражать, – неожиданно включился Мануэль. – Я ехать с тобой, амиго, – добавил он, заискивающе глядя на Быкова. – Без платы. Я хотеть спасти твои друзья.

– Но…

Не дав Быкову договорить, Морин воскликнула:

– Отлично! Тогда у нас будет настоящая команда! Вместе мы не пропадем и обязательно отыщем шар.

– Я еще не решил! – сердито произнес Быков.

– Один ты далеко не ходить, – сказал Мануэль.

– Тебе обязательно нужны помощники, – поддержала перуанца Морин.

Оба они выжидательно смотрели на Быкова, стоящего между ними. Он подергал себя за кудри, вздохнул и махнул рукой:

– Ладно, сдаюсь. Но вы будете меня во всем слушаться.

– Конечно, Дима. – Англичанка поймала его руку и многозначительно сжала ее. – Руководи мной. Я не возражаю.

– Ты главный, – подвел черту Мануэль. – Ты наш босс, о’кей. Но мои советы тоже нужно слушать. Есть один важный, очень важный вещь, который нужно сделать немедленно.

Быков вопросительно взглянул на него:

– О чем ты говоришь?

– Вы должны снять деньги с карт, – пояснил Мануэль. – Много денег. В джунгли нет банкомат. А без деньги нет дорога.

Это было резонное замечание.

– Хорошо, – согласился Быков и замялся.

Морин поняла причину его замешательства.

– У меня нет недостатка в средствах, – сказала она. – Я сниму три… нет, даже пять тысяч фунтов.

– Нужны доллары, – быстро произнес Мануэль. – Здесь никто не знать pounds.

На том и порешили. Скреплять тройственный союз рукопожатиями не стали. Договорились, кто что купит, и расстались. Не хотелось терять зря ни минуты. Время и так было упущено.

 

Глава 9

Там, по нехоженым дорожкам…

Дорога медленно поднималась в гору, петляя между утесами. В кабине пикапа поместились только трое, поэтому Быков ехал в кузове – вместе с каким-то стареньким двигателем, норовившим придавить его к борту. Быкову не нравилось, что Мануэль остался рядом с Морин, однако врожденное чувство такта не позволило ему первому залезть в кабину. Вместо него это сделал Мануэль.

Почему-то Быков всегда старался уступать другим, а вот ему не уступал никто.

Пикап они поймали, когда голосовали на шоссе возле маленькой деревушки, куда добрались обычным автобусом – битком набитым, голосящим, кудахчущим, блеющим, пахнущим на все лады. Из автобуса вскоре пришлось выйти, потому что он поворачивал на восток, а путешественникам нужно было идти в противоположном направлении. Находясь в деревне, они опросили местных жителей и, к неописуемому восторгу Быкова, узнали, что воздушный шар пролетал здесь позавчера.

– Быстро как пуля, – пояснил юноша с реденькой бородкой и показал рукой, как это, по его мнению, выглядело.

Курс Быков определил правильно: двигаться нужно было на северо-запад. Вот они и двигались – двое в кабине, вместе с молчаливым водителем-индейцем, и один в грязном кузове, среди рюкзаков, ржавых железок и клеток, перепачканных птичьим пометом.

Быков флегматично рассматривал предгорья и думал о том, как странно устроен человек. За несколько дней он успел так привыкнуть к местным пейзажам, что уже не ощущал себя гостем далекой незнакомой страны. Америка перестала быть для него терра инкогнита. Понятно, что такое впечатление было ошибочным, но убедиться в этом Быкову еще только предстояло.

Пока Быков размышлял об этом, ему в бок ткнулся покатившийся рюкзак, и мысли перескочили на снаряжение. Все ли он предусмотрел, когда собирался в поход? Хватит ли им еды и, главное, воды? Морин купила опреснительные таблетки, но Быков никогда ими не пользовался и понятия не имел, способны ли они превратить болотную воду в питьевую. Насколько прочна дешевая трехместная палатка? Не совершил ли он роковую ошибку, сэкономив на охотничьем ружье?

Вопросов было так много, что они напоминали рой надоедливой мошкары, кружащейся ночью вокруг лампы. Загипнотизированный насекомыми, Быков клюнул носом раз, другой и провалился в сон.

Спутники привели его в чувство, когда пикап доехал до городка Сан-Эстанислао, где они намеревались расспросить жителей и принять решение, как быть дальше. Вот когда Мануэль пригодился по-настоящему. Английский язык был в этой провинции не в ходу, говорили здесь на испанском и на гуарани, перенятом у индейцев.

Оставив вещи в таверне, трое путешественников отправились на прогулку по узким улочкам. Солнце медленно клонилось к горизонту. Мануэль часто останавливался, чтобы поболтать с морщинистыми мужчинами в соломенных шляпах и женщинами, зачастую босоногими и одетыми так пестро и ярко, что рябило в глазах. Были они смуглые, белозубые, с густыми волосами, но совершенно некрасивые с точки зрения Быкова. Здесь нередко можно было встретить женщину с трубкой во рту или мужчину с косой до середины спины. Увы, ни те ни другие не видели воздушного шара.

Не унывая, Мануэль привел спутников в район местных богачей, где над красными черепичными крышами высились зеленые султаны пальм. Возле колокольни на пустынной, выбеленной солнцем площади он встретил какого-то чумазого мальца в набедренной повязке вместо штанов, дал ему несколько монет и вернулся бодрой походкой, с торжествующим выражением лица.

– Есть! – воскликнул Мануэль. – Чико видеть желтый баллон. Лететь туда. – Мануэль показал взмахом руки. – Очень быстро лететь. Сильный ветер. Разрушить почти все хижины вокруг.

– Это уже кое-что! – оживился Быков.

Он развернул карту и озадаченно поскреб затылок. Обе дороги, пролегавшие через Сан-Эстанислао, расходились здесь в разные стороны, огибая труднопроходимые джунгли, болота и обширное плато.

– Кажется, придется идти напрямик, – пробормотал он.

– Так ли это необходимо? – возразила Морин. – Мы можем доехать сюда, – она показала на карте, – а потом углубиться в джунгли. Так будет на пятьдесят миль короче.

– Пожалуй, – согласился Быков.

– Нет, нет, – вмешался Мануэль. – Мы терять след. Нужно идти прямо. В лесах есть деревни, там будем спрашивать. Иначе как слепые. – Он закрыл глаза и показал, как пробирается куда-то на ощупь. – Нехорошо, неправильно. – Перуанец открыл глаза и посмотрел поочередно на Морин и Быкова. – Не бойтесь джунгли. Я буду проводник.

Посовещавшись немного, они согласились с доводами перуанца. Оставалось поужинать, переночевать в гостинице и отправиться в путь с наступлением утра.

Сказано – сделано. Как следует выспавшись в гамаках, трое путешественников обильно позавтракали кукурузными лепешками с кофе и покинули город.

Они попали в лес по узкой тропинке, пролегающей через чайную плантацию. Все время, пока путешественники шли гуськом с поклажей на спинах, за ними пристально следил сторож, удерживающий на веревке злобного пса.

– Он думает, что мы позаримся на его чай? – возмутилась Морин.

– Он так не думает, – успокоил ее Мануэль. – Но так думает его собака.

Перуанец то и дело пропускал англичанку вперед, пока Быков не отвел его в сторонку и не шепнул:

– Хватит пялиться на ее зад, Мануэль. Если я не ошибаюсь, ты вызвался быть гидом. Оставь замашки донжуана. Мы не на увеселительной прогулке.

Глаза перуанца сделались печальными, как у оленя, получившего смертельную рану в сердце.

– Как ты можешь говорить такое! – воскликнул он, прижимая руки к груди. – Я здесь, потому что мы друзья, Дима́.

– Ди́ма, – раздраженно поправил его Быков. – С ударением на первом слоге.

– Я так и говорю, – обиженно сказал Мануэль.

– Нет, не так. И запомни, пожалуйста, о чем я тебя попросил. Когда вернемся, можешь хоть жениться на Морин. Но здесь будь любезен вести себя как джентльмен.

– Мои предки быть испанские идальго, – горделиво ответил Мануэль. – Меня не надо учить хорошие манеры.

К его чести следует сказать, что с этого момента он перестал пялиться на англичанку с видом волка, заметившего овечку. В глубине души Быков корил себя за то, что обошелся с приятелем жестковато, но умом понимал, что поступил правильно. Не хватало еще, чтобы где-нибудь посреди лесной чащи в их маленьком коллективе вспыхнул конфликт!

Лес был буен, дик и прекрасен. Почти все стволы от корней до самой макушки были опутаны вьющимися растениями. Лианы свисали с ветвей, подобно удавам. В листве мелькали пестро окрашенные птицы. Здесь было столько оттенков зеленого, что живописец сошел бы с ума, подбирая краски. Среди этой зелени мелькал то какой-нибудь белый ствол, похожий на обглоданную кость динозавра, то яркий цветок, то черный скелет дерева, сгнившего в вертикальном положении, потому что соседи не позволили ему упасть.

Морин восхищали стайки голубоватых и желтоватых попугайчиков, с писком пролетавших у них над головами. А один здоровенный попугай, малиново-изумрудный, перепугал ее до икоты, хрипло закричав прямо на ухо.

Вскоре тропа, по которой двигались путники, затерялась среди растительности, и Мануэль вооружился одним из двух мачете, приобретенных в городе. Сменяя его, Быков смотрел под ноги, чтобы не наступить на змею или полуметровую ящерицу, медитирующую на ковре из прелых листьев.

Все порядком устали, когда пришло время останавливаться на ночлег. Мануэль нашел для лагеря небольшую поляну, где можно было разбить палатку.

– Здесь есть какой-нибудь ручей? – жалобно спросила Морин, осматривая свою пропитанную по́том майку.

– Вода проблема. – Мануэль развел руками.

– Представляю, какой запах будет стоять в палатке!

– Придется потерпеть, – сказал Быков извиняющимся тоном.

От джунглей поднимались влажные испарения. Западный склон неба полыхал фантастическими переливами. Цикады и древесные лягушки соревновались друг с другом, чей хор звучит громче, слаженней. Вечерний воздух вибрировал и звенел от их переклички.

Услышав неподалеку грозный хриплый рев, Быков схватился за мачете и спросил, не ягуар ли это.

– Это обезьяна, – успокоил его Мануэль. – Сидеть дерево и кричать всю ночь.

– Почему бы нам не развести костер? – поежилась Морин.

Мужчины натаскали веток, добрая половина которых рассыпалась от сырости, и с горем пополам развели огонь.

– Это хорошо, что дым, – авторитетно рассуждал Мануэль, хлебая бульон из кубиков. – Отгонять москиты, отгонять комары. Когда кусать – лихорадка.

– У нас есть таблетки хинина, – сказал Быков.

– Хинин не всегда помогать.

И Мануэль, нещадно коверкая английский язык, принялся рассказывать поучительные истории о малярийных комарах. От них он перешел к большим муравьям, которые яростно нападают в джунглях на неосторожных путников. По словам перуанца, эти твари были настолько сообразительны, что перегрызали крепления гамака, после чего целым полчищем набрасывались на упавшего человека. А еще муравьи способны сводить с ума своими укусами. Спасения от них нет, как и от диких пчел, жалящих до смерти.

Морин слушала с разинутым ртом, а Быков относился к этим россказням скептически. Особенно после того, как Мануэль поведал историю своего героического сражения с гигантскими, величиной с кошку, волосатыми пауками.

– Таких пауков не бывает, – усмехнулся Быков.

– Я сам видеть! – запальчиво возразил Мануэль. – Свои глаза!

– У нас говорят: у страха глаза велики.

– Я никого не бояться. Я знать джунгли.

– Как Тарзан, – подсказала Морин.

Мануэль подозрительно уставился на нее. Она не улыбалась. Он пожал плечами и выпятил грудь. Морин и Быков обменялись быстрыми взглядами и полезли в палатку, чтобы не рассмеяться Мануэлю в лицо.

Утром им стало не до смеха.

 

Глава 10

Удар в спину

Быков не сразу осознал трагизм ситуации. Поначалу он вообще не понял, что произошло и где он находится. Проснувшись в утреннем сумраке, он услышал приглушенное сопение, напряг память, зрение и сообразил, что видит слева от себя спящую Морин Клайв. Справа никого не было. Это означало, что Мануэль, скорее всего, отправился по нужде. Прислушавшись к своим ощущениям, Быков решил, что ему не помешает последовать примеру товарища.

Выбравшись из палатки, он пристроился возле дерева. Вокруг высились заросли, еще темные в серых сумерках. Но вот небосвод чуть посветлел и листва начала мало-помалу приобретать зеленую окраску. Быков решил понаблюдать за восходом солнца в джунглях, потому что никогда прежде не видел этого зрелища.

Становилось все светлее. Уже можно было разглядеть детали фантастических декораций: пальмы, лианы, деревья – стройные и с искривленными стволами, кусты выше этих деревьев и такие, которые стелились у самой земли. Все это благоухало и делалось ярче по мере того, как небо розовело, желтело и голубело. Быков подумал, что в детстве, сидя в мягком кресле с книгой Майн Рида или Луи Буссенара, он даже представить себе не мог, что однажды наяву переживет приключения, подобные тем, о которых читал.

Книги, разумеется, не могли передать все величие тропической природы, перед лицом которой очутился Дмитрий Быков. Глядя на джунгли, он испытывал изумленный восторг и радостное волнение первооткрывателя. «Но это пройдет, – подумал Быков. – Скоро это пройдет, как проходит все в жизни. Человек не способен все время радоваться и удивляться чему-то уже знакомому. Для остроты чувств нам необходимо постоянное обновление».

Кто-то очень верно подметил, что человек, попавший в девственные джунгли, дважды испытывает острую радость: в первый день, когда, ослепленный сказочными видами, думает, что находится в раю, и в последний день, когда, находясь на грани безумия, наконец сбегает из этого «зеленого ада».

Солнце еще не взошло, но было уже душно, и одежда на Быкове была сырой, как будто не успела как следует просохнуть после дождя, под который он попал накануне. Отметив это, Быков вдруг осознал, что простоял под открытым небом минут двадцать и до сих пор не увидел ни Мануэля, ни каких-либо следов его присутствия. Его взгляд остановился на пожитках, брошенных возле палатки. Внутрь путешественники забрали только съестное, все остальное, по совету Мануэля, оставили снаружи, чтобы не тесниться из-за поклажи.

Бросившись к рюкзакам, Быков обнаружил, что они выпотрошены, а один, принадлежавший Мануэлю, вообще исчез. Ни фотоаппаратуры, ни ноутбуков, ни других ценных вещей. Но это было еще не самое страшное. Когда Быков забрался в палатку и разбудил Морин, они обнаружили пропажу бумажников и телефонов. Более того, продуктов тоже не было. Остались лишь пакетики со специями, плитки шоколада, галеты и джем. Ни консервов, ни супов, ни круп.

– Подонок! – процедил Быков в бессильной ярости.

– Ты кого имеешь в виду? – спросила Морин, которая спросонок была не слишком сообразительной.

– Нашего гида, кого же еще.

– Мануэль просто шутит. Он не мог обойтись с нами столь бессердечно. Такой приятный мужчина… Такая красивая улыбка.

– Он и сейчас улыбается, – проворчал Быков, прекратив бесполезные поиски. – Помнишь, как он посоветовал нам обналичить побольше денег? Он заранее все продумал. Забрал не только ценные вещи, но и еду.

Выражение лица Морин изменилось. С ее заспанной физиономии исчезла растерянная недоверчивая улыбка.

– Чтобы мы умерли с голоду и никому ничего не рассказали, – произнесла она. – Но ведь это бесчеловечно! Послушай, Дима… Ты хорошо смотрел вокруг? Давай поищем вместе.

– Полагаешь, это нам что-то даст?

– Нельзя отказываться даже от малейшего шанса на победу. Так учил меня отец. Не сдавайся ни при каких обстоятельствах.

Они не стали сдаваться. Обошли все вокруг, выкрикивая имя перуанца. Их голоса звучали уныло. Им не ответил никто, кроме потревоженных птиц и животных.

– Убедилась, Морин? – спросил Быков мрачно, когда они вновь сошлись. – Мы только зря потратили время. И затоптали следы. Можно было хотя бы определить, в каком направлении ушел этот подонок…

– Ты собирался искать его по следам? – язвительно спросила Морин. – Может быть, у тебя в роду есть индейцы?

Они поговорили еще немного в этом духе, раздражаясь все сильнее, и вдруг Быков осознал, что так недолго и поссориться.

– Стоп! – Он воздел руки в жесте рефери, разводящего боксеров на ринге. – Давай прекратим этот разговор. Он не имеет смысла.

– О чем тогда поговорим? – поинтересовалась Морин. – О погоде? Или обсудим ночные сновидения?

Она еще сердилась, но злость ее была направлена не на Быкова, а на Мануэля и на ту передрягу, в которую они попали. В основе негативных эмоций и реакций всегда лежит страх. Быков давно разобрался в этом несложном механизме, и потому примирительно произнес:

– Давай обсудим, что делать дальше. Есть два варианта: вернуться или продолжать поиски.

– Ты знаешь, откуда мы пришли? – спросила Морин, с сомнением оглядывая густую чащу.

– У меня есть компас и карта, – сказал Быков. – Как-нибудь разберусь. – Он постоял молча, покусывая усы, потом добавил: – Я могу доставить тебя до ближайшего селения, а затем отправлюсь на поиски Камилы и Виктора.

– Ты потеряешь много времени.

– Это не обсуждается. Я тебя здесь не брошу. Как не могу бросить Камилу.

– Очень трогательно! – воскликнула Морин. – Ты настоящий рыцарь, Дима.

– Я доверчивый осел, а не рыцарь, – самокритично высказался Быков. – Позволил заманить себя в ловушку и тебя за собой потянул.

– Успокойся. – Она тронула его за руку. – Я даже рада, что так вышло.

– Рада?

– Конечно. – Морин улыбнулась. – Теперь моя книга точно будет написана. Адам и Ева имеются в наличии. Дикой природы сколько угодно. Даже блокнот с ручкой сохранились. Нет, я не собираюсь упускать такую возможность.

– Это означает…

Быков не договорил, предлагая англичанке закончить мысль.

Она кивнула.

– Да, Дима. Меня не надо никуда отводить. Мы пойдем дальше. Вместе. Ты и я. Возражения не принимаются.

Быков помолчал, почесывая кончик носа.

– All right, – сказал он наконец. – It’s deal.

Иными словами, он согласился с предложением Морин. Отныне их судьбы были связаны. На какой срок? Невозможно было ответить наверняка. Никто не знает, сколько продлится их рейд. Да и вообще, выберутся ли они из джунглей или останутся здесь навсегда, обратившись в два истлевших скелета?

– Только потом не жалуйся, Морин, – предупредил Быков, глядя англичанке в глаза. – У нас есть спички, но нет нормальной еды и оружия. Я совершенно не знаю местности и имею весьма скромный опыт выживания в условиях дикой природы. Ну и спать нам предстоит в одной палатке.

Морин улыбнулась:

– Возможно, это самый приятный момент из всех, перечисленных тобой, Дима. Я не против спать вместе с тобой. По-моему, это очень романтично, не находишь?

Вместо того чтобы ответить, Быков пожал плечами и стал упаковывать палатку. Морин складывала вещи. Поглядывая на грозди красных плодов, свисающих с пальмы, она спросила, умеет ли Быков лазить по деревьям.

Он проследил за направлением ее взгляда и сказал:

– Мы не будем есть незнакомые плоды и растения, как бы ни были голодны. Сейчас я найду подходящую палку, примотаю к ней нож и сделаю копье. Мне также доводилось мастерить лук, и я немного умею из него стрелять. Не пропадем, Морин. Живности здесь полно. Ближе к вечеру я…

Он умолк, уставившись прямо перед собой, словно обдумывая какую-то мысль, пришедшую ему в голову.

– Что ты там увидел? – спросила Морин, оборачиваясь.

– Тихо, – произнес Быков, почти не двигая губами. – И не вздумай кричать. Просто замри.

В двадцати метрах, на толстом стволе, растущем почти параллельно земле, стояла, пригнувшись, громадная рыжеватая кошка с белыми мордой и грудью. Ее голова казалась непропорционально маленькой в сравнении с массивными лапами и толстым туловищем.

– Ой! – прошептала Морин.

– Не смотри ей в глаза, – предупредил Быков, еле разжав губы. – Сохраняй спокойствие. Не дергайся.

Пума открыла пасть, выставив на обозрение людей внушительные клыки и алый язык. В этом не было ничего угрожающего. Она просто зевнула, демонстрируя пренебрежение к человеческим самцу и самке. Зажмурилась. Сомкнула челюсти. Грациозно развернулась на дереве, бесшумно прыгнула в заросли и была такова.

– Она нас не тронула, – пробормотала Морин.

– Сытая, – сказал Быков, чувствуя, как по спине струится запоздалый холодный пот. – Видела ее брюхо? До земли свисает.

– Я читала, что пумы довольно миролюбивы. Могут подойти к людям, спящим возле костра, обнюхать их и скрыться, никому не причинив вреда.

– Если так, то почему же ты испугалась?

– Все просто, – сказала Морин. – Я не знала, кто перед нами: пума, ягуар или кто-то еще.

И она рассмеялась, давая понять, что шутит. Вежливо посмеявшись вместе с ней, Быков сказал:

– Но впереди нас могут поджидать не только миролюбивые пумы. Ты не передумала, Морин?

– Как раз наоборот. Никогда в жизни не испытывала столь острых ощущений. Даже в постели с одним яростным афганцем.

Была ли это очередная шутка? Быков не стал уточнять. Морин Клайв продемонстрировала выдержку, отвагу и умение воспринимать трудности с юмором. Этих качеств было вполне достаточно для того, чтобы стать надежной спутницей.

– Ну что ж, можно завтракать и выдвигаться, – решил Быков.

Молча кивнув, Морин стала намазывать галеты джемом.

Да, на нее можно было положиться.

 

Глава 11

Выживает сильнейший

Тропический лес жил своей жизнью, таинственной, непонятной. Кто-то верещал, кто-то куда-то бежал, кто-то возился в кронах деревьев, роняя оттуда шелуху и клочья коры.

Быков, вооруженный мачете, шел впереди, внимательно выбирая место, куда поставить ногу. В мокрых от росы джунглях крылись многочисленные ловушки, незаметные для беглого взгляда: насквозь прогнившие стволы поваленных деревьев; острые как клинки сучья; вездесущие змеи, не отличимые от веток; кусачие муравьи и комары; огромные жуки, норовящие попасть за шиворот.

Быков был в матерчатой куртке, которую надел поверх футболки, чтобы по возможности защитить кожу от порезов, уколов и укусов. На ногах – плотные джинсы и кроссовки, за спиной – рюкзак и сложенная палатка, постоянно цепляющаяся за ветви.

Морин в джинсах, ветровке и кедах выглядела очень похоже на него. Волосы она заколола на затылке, потому что успела убедиться в том, как они мешают при ходьбе по лесу.

Примерно до полудня они шли без отдыха, а потом устроили привал, во время которого Быков смастерил копье из бамбукового древка, складного ножа и скотча. Он сделал это вовремя: несколько минут спустя полностью подтвердилась поговорка о том, что на ловца и зверь бежит.

Повернув головы на хруст и шорох, путешественники увидели странную помесь собаки, свиньи и крысы, выбежавшую на прогалину из кустов. Обнаружив людей, животное хрюкнуло, попятилось и снова скрылось.

– Кто это был? – спросила Морин.

– Капибара, если не ошибаюсь, – ответил Быков. – И, если не ошибаюсь, они живут стадом. Это значит, что их может выследить даже начинающий охотник.

– Кто такие капибары?

– Водосвинки.

– Здесь есть вода?

– Думаю, что да.

Сжимая копье, Быков двинулся к пролому в чаще.

– Я с тобой, – быстро сказала Морин.

– Один я управлюсь быстрее.

– Хочешь бросить меня на съедение пумам?

– Ладно, иди за мной, – согласился Быков. – И дорогу запоминай, а то без пожитков останемся.

– Попытаюсь, – сказала Морин. – Водосвинки, наверное, вкусные! Так есть хочется!

– Насколько я помню, мясо у взрослых особей жесткое.

– Мне все равно. Я и жесткого съем фунтов пять за раз…

– Тсс! Хватит болтать. Все-таки у нас охота, а не променад.

Вглядываясь в просветы между листьями, Быков ускорил шаг. Держа копье наизготовку, он казался себе сильным и ловким. Он шел пружинистым шагом, ловко обминая встречные препятствия, зорко глядя вокруг, чутко прислушиваясь к голосам джунглей. Ему казалось, что все его чувства обострились. А еще Быкову представлялось, что он уже достаточно опытный охотник, прекрасно ориентирующийся в лесу, умеющий ходить бесшумно и способный настичь любого зверя.

– Плеск воды, – прошептал он, обернувшись. – Мы у цели. Ступай как можно осторожней, Морин. И не выбегай за мной на открытое место, не то останемся без обеда.

– Хорошо, – безропотно согласилась англичанка.

Подавая пример, Быков продолжил путь на четвереньках. До его ушей все отчетливее доносились плеск, фырканье, негромкое щелканье, хруст зелени. Ноздри уловили запах навоза.

Поднырнув под аркообразный куст, Быков обнаружил, что смотрит на неширокую полоску речного берега, заполненную толстыми туловищами капибар, покрытыми щетиной рыжевато-коричневого цвета. Одни животные плескались в воде, другие щипали траву или объедали кору с молодых деревьев, третьи сидя всматривались в кофейно-коричневую воду реки, как будто охраняя остальных членов стада от нападения аллигаторов. Всего капибар было около полутора десятков.

Среди взрослых особей шныряли два неотличимых друг от друга детеныша. Если у их мамаш длина туловища доходила до метра, а высота в холке была около пятидесяти сантиметров, то малыши были размером с крупных щенков, а поведением напоминали поросят. Они жалобно повизгивали, стараясь вынудить самок подставить им соски, а те отвечали недовольным хрюканьем: мол, время еще не пришло, потерпите.

У Быкова не было ни малейших шансов подкрасться к стаду на расстояние броска копья или догнать одну из капибар, демонстрировавших завидную резвость и подвижность. Зато, неожиданно выскочив из засады, можно было обратить стадо в бегство и успеть схватить детеныша.

Хватит ли у него духу убить малыша? Сумеет ли он вонзить копье в крошечное беззащитное тельце? Внутренний голос подсказывал, что нет. Тогда Быков осторожно обернулся и показал Морин, что она должна сделать. Сначала он изобразил пальцами крадущегося человека, потом разинул рот в безмолвном крике и замахал руками. Объяснив спутнице задачу, Быков указал на стадо и дал понять, что оно побежит в его сторону. Все должно было завершиться точным ударом копья.

Проголодавшуюся Морин не пришлось уговаривать. Кивнув, она поползла в обход. Шум, производимый ею, насторожил капибару с седой мордой. Быков крепче сжал копье. Ему вспомнилась коррида, завершившаяся фиаско тореадора. А вот он, Быков, не имел права на ошибку. Ему и Морин нужны были силы, чтобы выполнить свою миссию.

Лохматый часовой издал звук, похожий на воронье карканье. Все капибары разом бросились в воду, делая большие прыжки. На счастье Быкова, выскочившего на берег, одна мамаша замешкалась, выталкивая рыльцем детеныша, запутавшегося в ползучих лианах.

Увидев опасность, она оскалилась и прижалась к земле, заслоняя малыша. Подавив в себе приступ жалости, Быков с разбегу всадил копье в разинутую пасть. Одного удара оказалось недостаточно. Он провозился с раненой самкой около минуты, чуть не плача оттого, что она никак не хотела умирать. Маленького водосвиненка пришлось высвободить из пут собственноручно и отпустить в реку к сородичам.

– Ты молодец, – сказала Морин, когда, тяжело дыша, Быков отмывал копье от крови. – Настоящий мужчина.

Она стояла за его спиной. Быков обернулся не сразу – ему долго не удавалось избавиться от страдальческого выражения лица.

– Не много чести в том, чтобы убить живое существо, – пробормотал он, поглядывая на неподвижную тушу.

– Расскажи об этом нашим предкам, – усмехнулась Морин.

Как ни странно, эти слова подействовали на Быкова лучше всяких утешений и новых похвал.

– Выживает сильнейший, – процитировал он известное высказывание.

– Я видела по телевизору, как дикари переносят убитых животных, – сказала Морин. – Нужно найти толстую палку и привязать к ней капибару лианами. Иначе никак. Она фунтов сто весит.

– Никуда мы ее не понесем, – решил Быков. – Возьмем мяса столько, чтобы оно не мешало нам идти и не испортилось. Поэтому разделывать тушу будем прямо здесь. Потом помоемся в реке, да и мясо сполоснем.

– Ты хочешь, чтобы я тебе помогала? – ужаснулась англичанка.

– Смотрела гангстерские фильмы? Там все повязаны кровью. А ты надеялась чистенькой остаться?

Они невесело посмеялись и взялись за дело. Быков орудовал ножом, Морин обмывала вырезанные ломти и раскладывала их на листьях, похожих на лопухи. За их действиями наблюдала троица грифов, взгромоздившихся на сухое дерево. Эти черные птицы с голыми шеями и лысыми головами напоминали уродливых католических священников. Выглядели они довольно неуклюже, вынужденные то и дело взмахивать крыльями, чтобы не упасть. Выбирая паразитов из-под перьев, грифы мрачно поглядывали на людей, мешающих им начать пиршество.

– Уходим, – сказала Морин. – А то мне уже не по себе. Кажется, что эти стервятники ждут нашей смерти.

– Не дождутся, – успокоил ее Быков. – Пойдем.

Прихватив мясо, они вернулись к своим вещам, где, не сговариваясь, принялись собирать валежник и сухие листья, чтобы как можно скорее утолить голод, ставший почти нестерпимым. Через несколько минут путешественники вернулись и остолбенели: куски мяса были покрыты гроздьями шевелящихся муравьев размером с пчелу. Кинувшись спасать обед, Быков и Морин не заметили, как полчища этих огненно-рыжих тварей набросились на них, отстаивая свои права на добычу.

Муравьи взбирались по ногам, кусали за пальцы, лезли под одежду. Вскрикивая и отбиваясь, путешественники прихватили самые лучшие куски и стали отступать. Обжигающие укусы не прекратились, пока не была сброшена одежда.

Стараясь не слишком откровенно разглядывать Морин, Быков отыскивал на ее теле муравьев и уничтожал их, раздавливая пальцами. Потом за дело взялась она, а он покорно стоял на месте и, втянув живот, ждал, когда закончится спасательная операция.

– Обнимешь меня? – спросила Морин, расправившись с последним муравьем.

– Возможно, – сказал Быков, – но не раньше, чем иссякнет сила воли.

– Что тебя останавливает?

– Не знаю. Ищу одну, а обнимаю другую. Как-то это неправильно.

– А ты, как я понимаю, очень правильный, – сказала Морин, прищурившись.

– Нет, – признался Быков. – Но хотел бы быть таким.

Разочарованно передернув плечами, англичанка начала одеваться. По-видимому, Адам ее мечты был совсем другим.

 

Глава 12

Дикая жизнь

Когда Быков, покончив с нехитрыми утренними процедурами, вернулся к палатке, Морин уже успела нарезать мясо и разложить галеты.

– Когда закончатся галеты, мы останемся без хлеба, – сказала она.

– Надеюсь, мы наткнемся на какое-нибудь жилье, – произнес Быков. – Дальше станет совсем безлюдно.

– На какое расстояние могло унести шар, как ты думаешь?

– Остается только гадать. Может, они приземлились где-то рядом, а может в сотне километров. Ты уже раскаиваешься, что пошла со мной?

– Пока нет, – ответила Морин, сопровождая свои слова многозначительным взглядом.

Быков сделал вид, что не понял его значения.

– Слышишь, как шумно? – спросил он, озираясь. – Оказывается, утро в джунглях – самая оживленная пора. Тем временем как ночные звери и птицы отправились на боковую…

И действительно, отовсюду слышались многочисленные голоса, шум и шорох. Огромный попугай, пристроившийся на соседнем дереве, с треском расколол орех мощным, загнутым крючком клювом. Какой-то тщедушный зверек с круглыми горящими глазами, притаившись в сумраке зарослей, завистливо следил за жующими людьми. Стайка ярких пичуг дружно атаковала грозди ягод на кустах.

– Смотри, – прошептала Морин с куском мяса во рту.

Вид у нее был встревоженный.

– Что? – спросил Быков, схватившись за копье.

– Там! – Она показала пальцем.

Он присмотрелся. На том самом дереве, где лакомился орехами попугай, висело несколько человеческих черепов, насаженных глазницами на сучья. Зрелище было жуткое – как будто мертвецы выбрались из своих могил, чтобы понаблюдать за пришельцами. Нижние челюсти у черепов отсутствовали, поэтому они не ухмылялись, как это описывается в приключенческих романах.

– Кто это мог быть? – спросила Морин шепотом.

– Кто угодно. – Быков пожал плечами. – Индейцы, испанские солдаты, участники научной экспедиции.

– Их ждали дома, а они не вернулись. И никто не узнал, что с ними произошло.

– Это уже никому не интересно, – философски заметил Быков. – Тех, кто ждал, давно нет на свете.

– Очень ободряюще, – пробормотала Морин. – Знаешь, я хочу поскорее убраться отсюда. – Она поежилась. – Мне тут совсем не нравится.

Поспешно завершив трапезу, они собрались и продолжили путь. Утренняя суета прекратилась. Под густым шатром из зелени было душно и сыро. Пахло болотной гнилью. Люди, пробирающиеся через джунгли, казались здесь лишними. Они были гораздо менее живучими, чем термиты и муравьи, а также роившаяся тучами мошкара, сворачивающиеся в клубки ядовитые змеи, собирающиеся в стаи птицы, скопища зверей – миллионы, миллиарды живых существ, готовых сожрать мужчину и женщину, сунувшихся в их владения. Живыми или мертвыми. Свеженькими или слегка подпортившимися на жаре.

И в то же время было в джунглях нечто такое, что оправдывало риск и притягивало как магнитом. Быков никогда в жизни не встречал столько чудес природы разом: невиданных цветов, источающих дурманящие ароматы; бабочек, похожих на ожившие цветы; колибри, еще более ярких, чем бабочки; птиц покрупнее самых неожиданных расцветок; безупречных муравьиных пирамид; удивительных плодов; резных листьев – всего этого буйного цветения жизни, как бы открытого любопытным взглядам, но в то же время таинственного, непостижимого. Мир был огромен и загадочен, как и в те незапамятные времена, когда в нем появились прародители человечества.

– Как твои Адам и Ева? – поинтересовался Быков, механически раздвигая ветви и осторожно отпуская их, чтобы не ударить идущую позади Морин.

– Работа движется, – проговорила она, тяжело дыша. – Но плохо удаются любовные сцены. Одного воображения мало. Хочется реальных ощущений.

– Тогда тебе не хватает литературного мастерства, – сказал Быков и поспешил сменить тему.

Он отыскал тропу, проложенную в такой густой чаще, что растительность обступала ее со всех сторон сплошной стеной. Один раз Морин попыталась свернуть с тропинки в сторону, чтобы полюбоваться бабочкой, отдыхавшей на ветке дерева, но протиснуться вглубь зарослей дальше, чем на два-три шага, девушке не удалось. Она вынуждена была вернуться обратно на тропинку, вся исцарапанная, словно после схватки с дикой кошкой. Ее знакомство с пущей Парагвая длилось всего лишь пару минут, но за это время в тело Морин успел вцепиться клещ, а ядовитая гусеница оставила ожог своей щетиной.

– Давай впредь без резких телодвижений, – ворчал Быков, удаляя клеща, не успевшего вонзиться слишком глубоко в кожу. – Двигайся за мной след в след, Морин, больше от тебя ничего не требуется.

– Я тебе нравлюсь, Дима? – неожиданно спросила она.

– Мы друзья, – поспешно предупредил он.

– По-твоему, друзья не могут друг другу нравиться?

Быкову хотелось как можно быстрее переменить тему разговора. Сделав вид, что прислушивается, он вскинул палец:

– О! По-моему, впереди журчит вода. Нам не мешает освежиться и проверить твои опреснительные таблетки в действии, потому что питьевая вода у нас закончилась.

– Заодно устроим стирку, – решила англичанка. – Побудем в костюмах Адама и Евы. Это так романтично!

– Здесь слишком много опасных насекомых, – поспешил предупредить ее Быков.

Ему не хотелось близости с Морин. Не в этих условиях. И не во время поисков пропавших воздухоплавателей. А что, если они, не приведи господь, погибли? Или попали в плен? Например, к каким-нибудь охотникам за головами, скрывающимся от цивилизации. Или к потомкам немецких нацистов, которые, как принято считать, основали в Южной Америке множество секретных поселений. Да мало ли кто обитает в этих краях!

Чувство тревоги за Камилу было столь сильным, что Быков не заметил, как тропинка пошла под уклон, а потом резко повернула. Схватившись за лиану, он попытался задержать падение, но она провисла под его весом. Так бы Быков и покатился вниз по откосу, ломая ветки, а может быть, и собственные кости, если бы не Морин, удержавшая его за лямку рюкзака. Другой рукой англичанка вцепилась в ствол дерева. Ее лицо покраснело от напряжения, на висках проступили вены.

– Спасибо, – пропыхтел Быков, почувствовав под ногами твердую почву.

– Теперь ты обязан мне жизнью, Дима, – сказала его спасительница. – Ты мой должник.

Намек был более чем прозрачный. Более того, он прозвучал как угроза. К несказанному облегчению Быкова, Морин не привела ее в исполнение немедленно.

Осторожно спускаясь по козьей тропе, путешественники добрались до миниатюрного водопада, вытекающего из-под нагромождения камней. По-видимому, здешние животные знали о нем и ходили сюда на водопой.

Вода была студеная, чистая и очень вкусная. Быков и Морин с удовольствием напились и наполнили пластиковые бутылки про запас. Потом наступило время водных процедур и стирки. Быков, который проделал все это первым, разложил мокрые вещи на камнях и повернулся к Морин спиной.

Было душно. Гадая, высохнет ли одежда при такой влажности, Быков следил то за насекомыми под ногами, то за птицами в небе. В их поведении чудилась какая-то тревога, и вскоре этому нашлось объяснение.

– Скоро будет гроза, Морин, – предупредил Быков, следя за черной тучей, стремительно наползающей с востока. – Нужно искать укрытие. Настоящий тропический ливень смоет нас отсюда к чертовой матери.

– Но вещи…

– Теперь их можно не сушить. Все равно скоро промокнем до нитки.

В подтверждение его слов солнце скрылось за тучей, наступил полумрак и повеяло свежестью надвигающегося дождя. Наспех натянув на себя мокрую одежду, путники схватили поклажу и стали спускаться в ущелье, надеясь укрыться под густыми кронами деревьев.

– Осторожно, – твердил Быков, когда слышал, как шуршат, скользя, подошвы Морин. – Лучше искупаться, чем свернуть себе шею. Стоит кому-нибудь из нас повредить ногу, и все, мы пропали.

Предостережение возымело свое действие. Англичанка стала двигаться осторожнее и уже не налетала поминутно на Быкова и не наступала на ненадежные камни, выкатывающиеся из-под ног. Внезапно она схватила спутника за плечо и произнесла:

– Постой, Дима. Дальше не надо идти.

Нахмурившись, он оглянулся:

– В чем дело?

– Этот навес нас укроет, – пояснила Морин, указывая на базальтовый козырек, протянувшийся вдоль склона.

Площадка оказалась узковатой, но двое разместились на ней со всеми удобствами, пристроив рядом поклажу. Природа словно дожидалась этого момента. В ту же минуту засверкали ослепительные молнии и хлынул такой отчаянный ливень, что по склонам потекли ручьи. От близкого раската грома вздрогнула земля, заставив путешественников втянуть головы в плечи и теснее прижаться друг к другу.

– Ужасно боюсь грозы, – призналась Морин, обвив руками бицепс Быкова. – С детства.

– Не бойся, – пробормотал он, чувствуя себя взрослым человеком, опекающим испуганного ребенка.

Мимо них прокатилось дерево с растопыренными корнями. Вода, льющаяся с козырька, образовала прозрачную завесу, похожую на мутное стекло. Но вот стена дождя начала редеть, расслаиваться на отдельные струи, а потом и вовсе исчезла. Гроза закончилась так же неожиданно, как и началась. На омытом ливнем небосклоне снова засияло солнце.

– Можем идти дальше, – сказал Быков, осторожно отстраняясь от Морин.

– Ты ничего не замечаешь? – спросила она.

«Ну вот, – подумал он, – опять эти женские штучки. Сейчас начнет разводить романтическую бодягу».

– Что я должен замечать? – спросил Быков подчеркнуто сухим тоном.

– Посмотри на противоположный склон, – сказала Морин, вытягивая руку. – Видишь, на самом верху, возле наклоненной пальмы? Желтое пятно…

– Будь я проклят! – воскликнул Быков.

Там, куда показывала Морин, действительно виднелось что-то большое, гладкое и желтое – нечто такое, что не могло быть создано природой.

– Мы их нашли, – сказал Быков. – Молодец, Морин!

– Один поцелуй лучше тысячи слов благодарности, – заявила она.

Пришлось ее поцеловать. Нельзя сказать, что Быков проделал это с неохотой.

 

Глава 13

Покорители вершин

Лишь на высоте четвертого или пятого этажа Быков задумался о том, что, возможно, взял на себя непосильную задачу, да еще и потянул за собой женщину. Ни он, ни она не имели опыта восхождения – пусть не по отвесной, но по достаточно крутой и к тому же мокрой скале. У них не было альпинистского снаряжения. За спиной висела довольно тяжелая поклажа. Ну и, наконец, они просто устали.

– Предлагаю спуститься! – прокричал Быков, опасливо косясь вниз на Морин.

Его ободранные грязные пальцы со сломанными ногтями вцепились в камень, неудобно вывернутые подошвы находились в постоянном движении, стремясь отыскать наиболее надежную точку опоры.

Морин обратила к нему бледное несчастное лицо, покрытое испариной.

– Я не смогу, – выдавила она из себя. – Как только гляну вниз, у меня кружится голова и слабеют руки.

«Доволен, придурок?» – зло спросил себя Быков.

– Ну и не смотри вниз, – произнес он вслух с деланной беспечностью. – Я просто подумал, что завтра с утра мы бы забрались наверх быстрее. Но если не хочешь, то и не надо. Продолжим подъем.

– Мне страшно, Дима! – пожаловалась Морин, едва не плача. – Я сейчас упаду.

– Я бы не советовал, – сказал Быков весело. – Набьешь шишек и синяков, а у нас роман только начинается. Так что крепись, напарница. Сейчас возьму тебя на буксир.

– Буксир? Какой буксир?

– Увидишь. Стой на месте и хорошенько держись. Супермен спешит на помощь.

И откуда только силы взялись! Какими точными, какими уверенными сделались движения! Зоркость глаз удвоилась, позволяя рассмотреть мельчайшие зацепки на каменном утесе.

Сдвинувшись влево, Быков с некоторым удивлением обнаружил, что здесь карабкаться наверх значительно легче, поскольку тут больше выступов и ниш. Не забывая ободрять Морин, он забрался на площадку, где ему удалось сесть, свесив ноги. Рискуя свалиться, Быков снял рюкзак и, порывшись там, отыскал моток прочной нейлоновой веревки. По странной иронии судьбы веревку предложил ему купить не кто иной, как Мануэль, когда они только собирались в поход. Даже законченные подонки иногда бывают полезными!

Снова пристроив рюкзак на спину, Быков крикнул:

– Морин, сейчас я привяжу к веревке камень и спущу тебе! Я буду его раскачивать, а ты лови. Потом я тебя вытащу!

– Я боюсь разжать пальцы! – донеслось снизу.

– А вот это уже твое дело. Не хочешь, не надо. Тогда я полезу дальше один, а ты оставайся. Или у тебя есть другие предложения?

В ожидании ответа Быков посмотрел на небо, успевшее обзавестись самыми фантастическими красками и оттенками – от лимонно-желтого до огненно-алого.

– Ты собираешься меня бросить?! – взвизгнула Морин.

– Для начала я собираюсь бросить тебе веревку, как обещал.

– Ты сможешь меня удержать?

– Со страховкой тебе будет намного легче, – пообещал Быков, наклонившись вниз, чтобы напарница отчетливо слышала каждое его слово. – Я буду натягивать веревку. Это уменьшит нагрузку на тебя, понимаешь? Короче, лови.

Морин справилась на удивление быстро. Стоило Быкову раз десять качнуть страховку, как веревка натянулась, подобно леске, на которой повисла рыба, попавшаяся на крючок.

– Готово! – прокричала Морин.

– Теперь смотри только вверх, – распорядился Быков, наматывая свободный конец веревки на запястье. – Когда доберешься до чахлого кустика, начинай смещаться левее. Последний отрезок пути совсем легкий. Метра два, а дальше как по ступенькам. Ну, начали!

– Удержишь меня, если что? – снова спросила Морин.

– Для этого я здесь, не так ли?

На самом деле Быков понимал, что не сумеет усидеть на своем насесте, держа на весу взрослую и далеко не худенькую женщину с рюкзаком на спине. Страховка была нужна, чтобы придать Морин уверенность, в этом заключалось ее основное предназначение. Конечно, натягивая веревку, Быков упрощал англичанке задачу, но выбираться ей предстояло самостоятельно. Стоит ей оплошать, и они сорвутся со скалы вдвоем. И в этом случае оставалось уповать на то, что смерть будет быстрой и легкой.

Быков недооценил свои силы. Один раз Морин чуть не упала, и удержал ее лишь страховочный трос. Рука Быкова, обмотанная веревкой, побагровела, а потом и посинела, пока он, рыча, напрягал все силы, чтобы не соскользнуть с карниза. Какая сила предотвратила падение? Сам ли он сумел сделать то, что сделал? Это не имело значения. У него получилось. Удерживаемая страховочным тросом, Морин умудрилась найти выступы в стене, схватиться за них и продолжить восхождение.

Когда она добралась до Быкова, закатные краски погасли; приближалась ночь.

– Если хочешь, можем переночевать здесь, – предложил он. – Я могу не спать, мне не привыкать. Прослежу, чтобы с тобой все было в порядке.

– Нет, на этом карнизе я поседею от страха, – сказала Морин, с трудом переводя дыхание. – Пойдем дальше. Я хочу спать на ровной земле, а не на этом уступчике.

Боясь, что со временем решимость покинет ее и все еще больше усложнится, Быков не стал спорить. Дойдя до конца карниза, он обнял теплую скалу и неожиданно для себя оказался на площадке, достаточно широкой для того, чтобы вместить несколько человек. Вероятно, когда-то так и случилось, потому что, когда Морин присоединилась к Быкову, он показал ей поржавевшие остатки доспехов под камнями:

– Кираса и каска, смотри.

– Испанские конкистадоры и сюда добрались, – пробормотала девушка, глядя не столько на латы, сколько вниз, где скапливался густой полумрак.

Ее шея была опасливо вытянута вперед, одной рукой Морин держалась за базальтовый выступ.

Быков попытался представить на ее месте средневекового вояку. Конкистадоры, стремившиеся завладеть американским континентом, отличались не только чудовищной жестокостью, но и такой же чудовищной жадностью, не знавшей границ. Сюда их завела золотая лихорадка, а потом всех по очереди прикончила лихорадка настоящая. Или же авантюристов перебили индейцы? Во всяком случае, пока Быков и Морин поднимались по каменным уступам, похожим на великанские ступени, на глаза им попалось несколько ржавых обломков, а потом и алебарда без древка.

– А они думали, что мир лежит у их ног, – прокомментировал Быков, подавая руку Морин, чтобы помочь ей вскарабкаться на валун, где стоял сам.

– Хочешь сказать, все было зря? – спросила она, шумно дыша и убирая с лица влажные пряди волос.

– Это открытие принадлежит не мне. Все это прекрасно сформулировано в Книге Экклезиаста.

– Я не согласна. Без человеческих усилий, которые Соломон считал напрасными, не было бы никакого прогресса.

Быков поднял брови:

– По-твоему, конкистадоры принесли сюда прогресс?

– В конечном итоге – да, – уверенно кивнула Морин. – Не станешь же ты утверждать, что мир был бы лучше, если бы в нем заправляли какие-нибудь первобытные людоеды? – Она хихикнула. – Кстати о людоедах. Я так хочу есть, что лучше накорми меня чем-нибудь, иначе ночью я за себя не отвечаю.

– Я завернул несколько ломтей мяса в душистые листья, – сообщил Быков. – Надеюсь, оно не испортилось. Ничего, в случае чего, душок можно перебить запахом дыма.

– Неожиданное решение. Но я на все согласна.

Ночь уже почти вступила в свои права. На небе высыпало превеликое множество звезд, висящих гроздьями, растянувшихся ожерельями, образующих геометрические фигуры и просто разбросанных как попало. Серп луны блестел среди них, отливая красным. Небо еще не почернело, а сохраняло тот удивительно красивый фиолетовый цвет, который обычно предшествует полной темноте.

Увлекая Морин за собой, Быков перевалил через последний валун и очутился на краю обширного плато, границы которого тонули в чернильном мраке. Покрутив головой, он понял, что вести поиски в потемках бесполезно. Вместо этого, сложив ладони рупором, Быков минут пять громко звал Камилу и Виктора, но ответом ему было лишь насмешливое уханье какой-то ночной птицы.

– Хватит, – попросила Морин, поежившись. – А то привлечешь внимание какого-нибудь медведя.

– Тут не водятся медведи, – ответил Быков, но шуметь перестал.

Забравшись в кусты, он наломал веток, нагреб сушняка и развел небольшой костер. Наколов куски мяса на прутья, путешественники стали поджаривать их, обсуждая свои дела.

– Завтра постараюсь встать пораньше, – пообещал Быков, глядя в огонь, отбрасывающий оранжевые блики на его заметно осунувшееся лицо. – Если это воздушный шар, в чем я почти не сомневаюсь, то Камила и Виктор должны быть где-то поблизости.

– Если только…

Морин не договорила.

Быков нахмурился.

– Они не погибли, – сказал он. – Не могли погибнуть. Судя по тому, что шар приземлился на плато, он терял высоту постепенно. Возможно даже, что его нарочно посадили именно тут.

– Да, конечно, – кивнула Морин и впилась зубами в полусырое мясо.

Быков подумал, что выглядит она в этот момент не очень эстетично, и последовал ее примеру.

После трапезы сил хватило лишь на то, чтобы разложить на земле палатку и закутаться в нее. Они уснули как убитые. Ночью Морин вздрагивала и тоскливо стонала. Ей снилось, что она все-таки сорвалась в пропасть.

 

Глава 14

Бадди-дружище

Проснувшись на рассвете, Быков прислушался к ощущениям в ноющих костях и мышцах и решил дать им отдохнуть еще несколько минут. Закончилось это тем, что он благополучно уснул и проснулся как от толчка, когда солнце стояло уже довольно высоко. Морин мирно сопела в две дырочки, избавившись наконец от ночных кошмаров. Быков не стал ее будить. Торопиться было некуда. Скорее всего, их путешествие закончится уже сегодня. Каким будет его финал, радостным или печальным? Это очень скоро предстояло выяснить.

Ковыляя на затекших ногах, Быков начал обходить местность. Мускулы отзывались болью на каждое движение: сказывалась вчерашняя нагрузка во время восхождения. Пытаясь сориентироваться, Быков подошел к краю плато и поискал на противоположном склоне то место, где он и Морин прятались от дождя.

Обронив удовлетворенное «ага», он двинулся направо. Примерно через полкилометра стал виден желтый предмет, из-за которого был совершен опасный подъем на плато. С каждым шагом становилось все более очевидно, что никакой это не воздушный шар. Это была палатка – маленькая, скорее всего, одноместная.

Ее установили на самом краю по той простой причине, что именно тут росло единственное раскидистое дерево, дающее тень и способное укрыть от дождя. Нетрудно было предположить, что неизвестный путник или путники расположились здесь временно, перед спуском в ущелье либо сразу после подъема из него.

Приблизившись к палатке, Быков на всякий случай несколько раз крикнул, но ответа не было, если не считать поскуливания за камнями. Там мог скрываться какой-то зверь или даже целое звериное логово. Покрепче сжав копье в руке, Быков похлопал по палатке и окликнул:

– Эй!

В общем-то, в этом не было особой необходимости. Быков уже понял, что палатка пуста. Кто оставил ее в этих безлюдных краях? Почему? Ответов на эти вопросы не было, зато можно было предположить, что произошло это сравнительно недавно: палатка не успела истлеть и даже выгореть. Впрочем, от солнца ее защищало дерево, отбрасывающее тень.

Убрав полог, Быков заглянул внутрь палатки. В желтоватом полумраке валялись пустой спальный мешок, рюкзак и предметы обихода: котелок, кружка, фонарь, плеер. Прошло не меньше года с тех пор, как ко всему этому прикасалась человеческая рука. Но и не намного больше, заключил Быков, продолжая осмотр.

В этот момент какой-то шум за спиной заставил его стремительно развернуться, выставив перед собой копье.

– Напугала? – спросила Морин. – Извини, не хотела. Просто я проснулась и отправилась тебя искать… Значит, это не шар?

– Как видишь, – проворчал Быков, все еще не оправившийся от испуга.

Сердце колотилось так, словно стремилось разбиться в кровь о костяные прутья грудной клетки.

– Вещи осмотрел? – деловито поинтересовалась Морин.

– Они же чужие, – осторожно напомнил Быков.

– Думаешь, владелец еще объявится?

– Не знаю.

– Зато я знаю. Идем, я тебе кое-что покажу.

Сделав приглашающий жест, Морин завела Быкова за палатку и указала на мужской скелет с остатками плоти, раскинувшийся в неглубокой ложбине. Рядом валялась упаковка от каких-то таблеток. Зажав нос и склонившись над ними, Морин гнусаво доложила:

– От диареи. Она его и погубила. Вернее, какая-то инфекция или отравление.

– Почему ты так решила? – удивился Быков.

– Штаны и ремень спущены до колен, видишь? Он сидел в этой ложбине, пока не ослаб настолько, что уже не смог выбраться.

– Глупая смерть.

Морин иронически посмотрела на Быкова:

– А бывает умная? Пойдем проверим, что у бедняги в рюкзаке.

– Но это может быть опасно. Подхватим какую-нибудь заразу…

– У меня с собой есть полдюжины перчаток. Погоди, я сейчас вернусь.

Поджидая убежавшую Морин, Быков наблюдал за кондором, который парил над ним, медленно описывая в небе широкие круги, то приближаясь, то удаляясь. Почему крылатый хищник не поживился человеческими останками? За ответом пришлось забраться в дальние уголки памяти. Все дело в том, что природа не наградила кондора мощными когтями, в отличие от большинства хищных птиц. Из-за этого он не способен унести добычу с собой, а пожирает ее прямо на месте. Но, опустившись в узкую расселину и отяжелев от обильного пиршества, кондор с его полутораметровыми крыльями мог застрять в ней и сам стать чьей-нибудь добычей.

Тогда почему он кружится над палаткой? Что его привлекло? Быкову снова почудился то ли визг, то ли поскуливание. Возможно, кондор высмотрел среди камней какое-то раненое животное или беспомощного детеныша. Присутствие людей удерживало хищника от нападения. Сходить посмотреть, что ли?

Возвращение Морин сбило Быкова с мысли. Она похвасталась яркими нарядными перчатками, выволокла из палатки рюкзак, открыла его и загадочно улыбнулась:

– Хочешь сюрприз, Дима?

– Какой? – насторожился он.

– Хороший, – заверила его Морин. – Но на этот раз я все же потребую оплату. – Увидев замешательство Быкова, она смилостивилась. – Ладно, шучу. Бери просто так и помни мою доброту.

Из рюкзака был извлечен дорогой зеркальный «Кэнон» и кофр, в котором, несомненно, хранились насадки, фильтры и прочие дополнения к фотоаппарату.

– Ух ты! – восхитился Быков, протягивая руки, как ребенок, получивший вожделенный подарок.

– Сначала мы его продезинфицируем, – сказала Морин, пряча фотоаппарат в кофр. – Осторожность не помешает.

– У нас говорят: береженого Бог бережет.

– А мы говорим: Бог помогает тем, кто помогает себе сам.

– Спасибо тебе, Морин, – с чувством произнес Быков. – Я рад, что у меня есть такой друг, как ты.

– Когда я стану твоей любовницей, тебе понравится еще больше, – пообещала англичанка.

– Честно говоря, не понимаю, что ты во мне нашла…

– Не скромничай, Дима, не скромничай! Ты такой красивый, большой мужчина. Охотник, рыцарь, эрудит. Плюс ко всему – профессиональный фотограф. – Глаза Морин загорелись. – Слушай, Дима, вместе мы издадим не просто книгу, а мегабестселлер. Мой текст, твои фото. Это будет что-то. А назовем книгу «Нагие в раю». Как тебе?

– Почему непременно нагие? – пробормотал Быков.

– Потому что книга с таким названием будет лучше продаваться. И потому, что это все равно должно случиться. – Морин прищурила один глаз. – Не сегодня, так завтра.

– Давай посмотрим остальные вещи, – предложил Быков нейтральным тоном.

Но больше ничего интересного они не нашли. Фонарь не работал. У термоса отсутствовали пробка и завинчивающийся колпачок. Механическую бритву Быков решил не брать, потому что надумал отрастить бороду. Одежды им вполне хватало своей.

– А собачий корм? – лукаво спросила Морин, показывая на пакет с изображением симпатичной лохматой морды.

– Так вот кто скулил! – воскликнул Быков и поспешил к каменным развалам.

Кондор, успевший сесть на вертикально стоящий камень, похожий на монолит, негодующе закричал и развел в стороны крылья, показывая, какой он огромный. Его тощая пупырчатая шея вытянулась из белого «жабо» и сделалась совсем тонкой, а похожая на индюшиную голова с мясистым гребешком защелкала хищным клювом.

– Прогони его, Дима! – потребовала Морин, идущая сзади. – От него воняет.

Быков поднял камень и метнул в кондора. Птица шумно замахала широкими крыльями и тяжело поднялась в воздух.

Обогнув опустевший постамент, Быков увидел рыжего кокер-спаниеля, слабо барахтающегося на земле. При этом растущий рядом куст слегка подергивался, как будто он и пес являлись одним целым. Приблизившись, Быков увидел поводок, безнадежно запутавшийся среди колючих веток. Вот почему бедняга не мог удрать от выследившего его кондора – ему не удавалось освободиться. По всей видимости, кокер провел в западне несколько дней, потому что, когда Быков отцепил поводок от ошейника, он лишь благодарно лизнул руку спасителя и уронил голову на землю. У пса совсем не было сил.

– Что с ним? – встревожилась Морин.

– Ослаб от голода и жажды, – ответил Быков. – Идем скорее. Я его понесу.

Напившись и умяв несколько горстей собачьего корма, пес крепко заснул, разбросав лапы.

– Хочешь взять его с собой? – спросила Морин.

– Зачем? – Быков пожал плечами. – Он привык жить здесь и вряд ли захочет покинуть прах хозяина. Оставим ему корм, а сами пойдем дальше. Собирай вещи.

Но стоило им отойти на десяток шагов, как кокер догнал их и деловито затрусил рядом, поглядывая на людей с таким видом, будто ожидал от них похвалы. Пришлось вернуться за кормом. Увидев пакет в руках Морин, пес одобрительно гавкнул.

– Как мы его назовем? – спросила она.

– Может быть, это она? – предположил Быков.

– Полагаешь, я не знаю, с представителем какого пола имею дело? Да это первое, на что я обратила внимание!

– Да? А я на породу…

Это признание вызвало на лице Морин саркастическую улыбку.

Перебрав несколько вариантов, она остановила выбор на кличке Бадди. Быков одобрил. Это было все равно что Дружок по-русски. Самое подходящее имя для четвероногого друга.

Несмотря на слабость, Бадди ни разу не остановился, пока люди не сделали привал. Вечером он с аппетитом похрустел косточками птицы, зажаренной Быковым, а потом уснул. Но сон пса был чуток.

Ночью Быкова разбудило глухое ворчание собаки. Выглянув из палатки с копьем в руке, он увидел, что кокер тихо рычит, глядя куда-то вверх. Только спустя некоторое время выяснилась причина его тревожного поведения. В воздухе бесшумно носились черные тени летучих мышей. Это они встревожили Бадди. Быков вспомнил рассказы о нетопырях-вампирах, сосущих кровь у животных и людей. Он знал, что это полная ерунда, но поспешно юркнул в палатку.

– Теперь у нас есть надежный охранник, – сообщил Быков Морин, укладываясь на свое место.

– Тогда самое время расслабиться, – заявила она и легла на него сверху.

Тут-то и произошло то, чего так опасался Быков. Но страшно ему не было. Совсем даже наоборот.

 

Глава 15

Кто ищет, тот всегда найдет

Во время дневного перехода Бадди вел себя так, словно всю жизнь путешествовал с Быковым и Морин. Пес охотно выполнял их команды, не путался под ногами, не забегал далеко вперед, был бодр, весел и очень дружелюбен. Трагедия на плато не оставила заметного отпечатка на его характере. Бадди не ушел от палатки не потому, что не мог покинуть останки хозяина, а по той простой причине, что не знал, куда идти. С появлением людей проблема разрешилась. Они стали его новыми хозяевами. Бадди принял это как данность, а прошлое вычеркнул из памяти. И было бы глупо винить его за это.

Пока Быков и Морин обсуждали поведение пса и другие темы, растительность закончилась, сменившись каменистой равниной, идущей под уклон. Долгое время на пути не попадалось ничего, кроме кустов, и путешественники уже начали подумывать, что останутся без обеда, когда, поднявшись на кряж, увидели стаю огромных птиц.

– Страусы! – воскликнула Морин.

– Нанду, – уточнил Быков, выросший на романах о путешествиях и приключениях в дальних странах. – Они мельче, и оперение у них серое, а не черно-белое. – Покопавшись в памяти, он добавил: – Кажется, на ногах у нанду не по два пальца, как у страуса, а по три.

– Но есть-то их можно?

– Запросто. Только вряд ли они согласились бы с этим утверждением.

Нанду, элегантные и важные, прохаживались по равнине с неторопливостью коров, уверенных в своей неприкосновенности для людей. Когда Быков, держащий копье, попытался подойти ближе, птицы подняли головы и подозрительно посмотрели на крадущегося человека. Длинные шеи придавали нанду надменный вид, но большие глаза смотрели с мягким укором, мол, что ты делаешь? Неужели собираешься убить одного из нас? И не стыдно?

Чувствуя себя довольно глупо, Быков сделал еще несколько шагов. Самый крупный нанду – наверняка самец – раскрыл крылья и несколько раз взмахнул ими, выпятив грудь. Самки сгрудились возле него. Бадди прижался к ногам Быкова и тявкнул.

Это послужило сигналом для стаи. Высоко вскидывая ноги, нанду отбежали на сто метров и снова остановились, дружно уставившись на нахальных существ, посмевших потревожить их покой.

Так повторялось несколько раз, пока птицам не надоела эта суета. Громко топая, они в последний раз сорвались с места и вскоре скрылись из виду.

– Ты их нарочно спугнул, Дима! – крикнула Морин обвиняющим тоном. – Жалко стало, да?

В эту минуту она была неприятна Быкову и он пожалел о том, что произошло между ними ночью.

– Не говори глупостей, Морин, – ответил он раздраженно. – Да, мне жалко любое живое существо, но в первую очередь я думаю о нас.

– Хотела бы я тебе верить!

– Ах, ты мне не веришь?

Но благодаря Бадди конфликт так и не разгорелся. Отбежав к сухим зарослям, похожим на кости, торчащие из земли, кокер требовательно залаял, призывая людей к себе. Сначала они его не поняли, но пес надрывался до тех пор, пока Быков и Морин не приблизились к нему. Оказывается, Бадди нашел гнездо нанду – круглую, тщательно утоптанную площадку диаметром около метра, присыпанную сухой травой и листьями. На этой подстилке лежало ровно двадцать большущих белых яиц, каждое сантиметров пятнадцать в длину. Чуть поодаль, с краю гнезда, прямо на голой земле лежало еще одно яйцо.

– Его снесли последним, – сказала Морин, удерживая Бадди, которому не терпелось прокусить скорлупу.

– Ошибаешься, – возразил Быков с чувством легкого превосходства.

– Почему тогда оно не в гнезде?

– Его выкатил самец, прежде чем начал высиживать остальные.

– Самец? – удивилась Морин.

– Да, они у нанду несут за все ответственность, – подтвердил Быков. – В точности как у людей. Так вот, прежде чем сесть на яйца, нанду откладывает одно яйцо в сторону. Так он делает запас еды для будущих птенцов. Как только они вылупятся, отец ударом ноги разбивает это яйцо и его содержимое разливается по земле.

– И как они это съедают?

– Не сразу. Через неделю на месте разбитого яйца заводятся черви. Их-то и клюют новорожденные.

– Вот что удивительно, – задумчиво произнесла Морин. – Раньше одно упоминание о червях сразу отбило бы у меня аппетит. А теперь наоборот. Они мясистые?

– Понятия не имею, – ответил Быков, улыбаясь. – Поэтому предлагаю не червей разводить, а яйцами подкрепиться. Уверен, они ничем не хуже куриных.

– Как же мы их приготовим? Ни сковородки, чтобы поджарить, ни кастрюли, чтобы сварить.

– Мы их испечем. Топлива у нас хватит.

Быков указал на сухие стебли, шелестящие и похрустывающие на ветру. Очень скоро на равнине запылал огонь, а полчаса спустя трое путешественников жевали дымящиеся яйца и хранили при этом молчание, чтобы не прикусить случайно язык.

Ближе к вечеру опять хлынул дождь, сопровождающийся оглушительными ударами грома. Стало холодно. Промокшие люди и собака тщетно искали укрытие. Быков даже не пытался установить палатку на камнях под открытым небом, опасаясь, что ее свалит ураганным ветром.

А дождь все лил и лил, сопровождаемый вспышками молний и раскатами грома. Путники были уже не просто мокрыми – они словно плыли, а не шли, с залитыми водой глазами, в отяжелевшей хлюпающей одежде. Быков и Морин были близки к отчаянию, когда увидели впереди крошечный желтый огонек. В полной темноте они добрались до небольшой возвышенности и стали карабкаться наверх по узкой тропинке, превратившейся в настоящий горный поток.

Как выяснилось, свет исходил от большого костра, разложенного в открытом очаге посреди деревянной хижины без дверей. Вокруг огня сидели четверо: пожилая женщина в мужских штанах и рубахе с длинными рукавами, седовласый старик лет семидесяти и два молодых индейца с круглыми лоснящимися лицами и бесстрастными черными глазами. Шум проливного дождя и завывание ветра заглушали остальные звуки, так что появление гостей на пороге хижины стало для ее обитателей полной неожиданностью.

Один из парней вскочил и, убедившись, что никакой угрозы нет, приветствовал вошедших на своем наречии. Морин спросила, понимают ли они испанский язык. Индейцы говорили на нем значительно лучше, чем она, обладающая весьма скудным словарным запасом, но объясниться кое-как удалось. После недолгих переговоров старик выгнал Бадди под дождь, а гостей отвел в комнатушку, где им было предложено провести ночь. Там все было заставлено мешками и разной рухлядью. С потолка свисала гирлянда сушеных плодов. Пахло чем-то кислым и затхлым, но зато было тепло и сухо. Благодарные путешественники забрались в предложенные гамаки и вскоре заснули под раскаты грома, грохотавшего снаружи.

Утром, открыв глаза, Быков долго смотрел на связку плодов, свисающих с потолка, и никак не мог сообразить, что видит перед собой, – очевидный ответ никак не укладывался у него в мозгу. Это были не овощи, а засушенные человеческие головы – маленькие, размером с крупный апельсин, но с длинными волосами, за которые они, собственно, и были подвешены. Желтоватая кожа, рты зачем-то зашиты, лица как живые и совершенно бесстрастные. Судя по всему, эти головы некогда принадлежали индейцам.

Быков вздрогнул и задергался в своем гамаке, как рыба, попавшая в сеть, когда в комнату неожиданно вошел старик и что-то произнес, указывая пальцем на гирлянду забальзамированных трофеев.

– Он предлагает их купить, – перевела Морин, которая, оказывается, тоже проснулась.

– Головы? – спросил Быков.

– Да. Они очень старые.

– Музео, – закивал старик. – Коллексион.

– Не надо нам такой коллекции. Спроси его, он видел шар?

– Я не знаю, как будет «шар» по-испански, – призналась Морин.

– Покажи руками, – посоветовал Быков. – Шар в небе. С людьми.

Он не слишком надеялся на утвердительный ответ, но, увидев, как старик закивал головой, буквально вывалился из гамака на земляной пол.

Вопросы посыпались из Быкова градом. Морин не успевала переводить, а старик перестал понимать ее сумбурную речь. Его морщинистое лицо преисполнилось страдания, как будто его допрашивали, загоняя иглы под ногти. Не дослушав Морин, индеец вышел.

– Что ты наделал! – набросилась девушка на Быкова. – Нельзя было так наседать на него. Теперь он вообще откажется с нами говорить. Позовет своих сыновей или внуков и… – Она указала пальцем на жутковатые трофеи под потолком. – У них появятся две новые головы на продажу.

Это была шутка, но Быкову она смешной не показалась. На всякий случай он поискал копье, но тут в комнату заглянул молодой индеец и мотнул головой, приглашая следовать за ним во двор. Его звали Пато, он умел объясняться на английском языке, но вчера не захотел заводить разговор, потому что не любил янки и прочих светлокожих людей, которых тоже считал янки.

И все же Морин удалось его разговорить. Кривясь, хмурясь и недовольно косясь на снующего вокруг Бадди, Пато поведал о том, что несколько дней назад желтый шар упал с неба на «ровный место внизу». Тут он что-то сказал женщине в мужских штанах, и она вынесла из дома рулон желтой материи.

– Делить, делить, – пояснил Пато, показывая, как разрезает что-то ножом.

– А люди? – спросил Быков. – Камила… Виктор… Люди с шара? Где они?

– Их уносить, – был ответ.

– Кто? Куда?

– Их уносить ачега. Лес, лес. Связать и уносить.

– Зачем? – обеспокоенно спросила Морин.

– Спрашивай ачега, – отрезал Пато.

– Они индейцы? Дикари из джунглей?

Ответом было молчание, сопровождавшееся надменной усмешкой.

– Как их найти? – подключился Быков и, сняв с запястья часы, протянул их юноше.

Приняв подарок, Пато преобразился. Чуть ли не вприпрыжку он отвел гостей на вершину холма и указал в сторону зеленого ковра джунглей, расстилающегося в том месте, где заканчивалась равнина. По его словам, там обитало племя ачега, не пожелавшее общаться с белыми людьми, покупать их товары или еще как-то с ними сотрудничать. А еще Пато рассказал, что эти дикие ачега никого к себе не пускают, потому что боги повелели им охранять храм отцов.

– Не ходить туда, не ходить туда, – повторял он.

– Это далеко? – спросил Быков.

– Два дня идти, три дня идти. Пять для вас. – Пато растопырил пальцы одной руки. – Или не приходить никогда.

– Ты слышал? – тихо спросила Морин у Быкова.

– Да, – кивнул он. – Ты можешь остаться. Эти люди отведут тебя обратно, если мы пообещаем им плату.

– Наверное, так было бы разумнее, – согласилась англичанка. – Но я пойду с тобой, Дима. В конце концов, мне не терпится познакомиться с женщиной, ради которой ты готов залезть в самое пекло. Она особенная?

– Она обычная, – ответил Быков. – Но я не могу оставить ее в беде.

– А если я попаду в беду?

– Нет. Я этого не позволю. Во всяком случае, сделаю все от меня зависящее, чтобы этого не случилось.

Морин улыбнулась. Она понимала, что Быков сказал ей правду.

 

Глава 16

У смерти острые зубы

Спуск с плато занял меньше времени, чем предполагалось. Близость цели окрыляла, удваивая силы. Правда, путешественники не знали, как освободят Камилу и Виктора, попавших в плен к дикарям.

– Мы ведем себя безрассудно, – сказал Быков во время одного из привалов. – В первую очередь я говорю о себе. Какое я имею право вести тебя с собой? Это непростительная ошибка. Нельзя было впутывать тебя в это, нельзя!

– Никто меня не впутывал, успокойся, – ответила Морин. – Кроме того, к тому времени, когда мы доберемся к ачега, о нас позаботятся.

– Кто? Надеюсь, ты говоришь не о высших силах?

– Ты что-то имеешь против высших сил?

– Нет, но на них нельзя полагаться, – сказал Быков. – Они непредсказуемы, как погода.

– В таком случае положись на меня, – торжествующе улыбнулась Морин. – Я обо всем позаботилась.

За время похода она заметно похудела и стала еще более привлекательной, несмотря на царапины, обгоревший нос и отсутствие косметического камуфляжа. Каждую свободную минуту англичанка хваталась за блокнот и ручку, спеша записать мысли, приходившие ей в голову во время переходов. А по ночам она отдавалась Быкову с такой страстью, словно он был единственным мужчиной на Земле.

Впрочем, в определенном смысле так оно и было. Они остались совсем одни. Полагаться можно было только на самих себя. Тогда о чем говорит Морин?

Быков спросил ее об этом. И узнал, что перед тем, как покинуть хижину, она вручила Пато золотое кольцо с рубином и попросила его отправиться в ближайший поселок, чтобы позвать на помощь. Быков очень обрадовался и долго хвалил Морин за сообразительность. Ни он, ни она не подозревали, что их надеждам не суждено сбыться. Пато действительно отправился в город, но там зашел пропустить стаканчик, потом другой, третий… и теперь валялся в подворотне с вывернутыми карманами и проломленным черепом. На этом его миссия завершилась. Он отправился в Леса Счастливой Охоты, где к его услугам было все, кроме сгубившего его алкоголя.

Что касается Быкова и Морин, то они то и дело поглядывали вверх и прислушивались в ожидании вертолета, который вот-вот появится в небе.

А пока этого не произошло, они все шли и шли вперед, потому что не принадлежали к числу людей, которые способны сидеть сложа руки, пока другие выполняют за них работу.

С пропитанием, как ни странно, проблем не было. Быков, городской житель, любитель комфорта и немножечко сибарит, прекрасно освоился в роли охотника. Этому способствовал некоторый опыт, приобретенный им в Австралии во время поисков буньипа. В любом случае, голодать путешественникам не пришлось.

Дойдя до конца плато, они ступили на низменность, где каменистая почва начала постепенно переходить в зеленые луга и рощи. Там на глаза им попались вискаши – серые зверьки, очень похожие на кроликов, но с длинными хвостами. Обитали они на холме, поросшем высокой травой. Там, среди нагромождения камней, густых шарообразных кустов и кривых деревьев, темнело несколько отверстий, в которых Быков опознал вход в норы. Был вечер, и виксаши как раз собрались попастись под покровом темноты. Одни стояли столбиками, другие прыгали по склонам холма, чутко поводя ушами. Подкрасться к ним сумел бы разве что хищный зверь на мягких лапах, поэтому Быков избрал другую тактику.

– Оставайся здесь и держи Бадди, – велел он Морин. – И не позволяй ему лаять, ладно? Иначе оба останетесь без ужина.

Не таясь и не стараясь производить как можно меньше шума, скорее наоборот, Быков поднялся на холм, облюбованный вискашами. Разумеется, зверьки разбежались по своим норам. Быков расположился на камне и стал ждать, сохраняя тишину и полную неподвижность. В руках он сжимал копье.

В мягких лучах закатного солнца мир был розовым и сказочно-красивым. Не верилось, что все в нем построено на том, что одни поедают других, но так оно и было. Люди, животные, растения, даже камни – все жили за счет других. Убийство ради пропитания было нормой.

Вискаша возникла так незаметно, что сам момент ее появления ускользнул от внимания Быкова. Просто только что зверька не было, а потом он вытянулся столбиком возле своей норы, почти неотличимый от камня. Уши короче, чем у кролика, на носу – черная поперечная полоса, как будто вискаша разжигала у себя очаг и выпачкалась сажей, прежде чем отправиться на вечернюю прогулку.

Расчет Быкова оказался верным. Зверек никогда прежде не видел людей, поэтому любопытство пересилило осторожность. Вне всякого сомнения, вискаша сначала почуяла, а потом и увидела возле норы человека, однако продолжала сидеть, задумчиво почесывая светлое брюшко. Нос шевелился, принюхиваясь, глаза смотрели прямо на Быкова. Наивный зверек полагал, что успеет удрать, если незнакомец протянет к нему руку. Он не знал, что такое копье. И это копье, стремительно вылетевшее из полумрака, стало для вискаши полной неожиданностью.

Последней в ее жизни.

Шестикилограммовой тушки хватило на то, чтобы насытились и люди, и собака. Утром они доели остатки мяса и снова тронулись в путь. Не прошло и часа, как Быкову опять пришлось взять в руки мачете, чтобы прокладывать дорогу через труднопроходимые заросли. Бадди бежал впереди, пробираясь между корнями и переплетенными ветками с ловкостью гусеницы. Правда, длинная рыжая шерсть его была усеяна сором и колючками, а кое-где скаталась в комья, которые невозможно было разодрать даже с помощью расчески. Быков старался не думать о том, куда денет пса по завершении похода. Ведь пока что он сам не знал, вернется ли из джунглей на обетованную землю цивилизации.

Солнце было в зените, когда маленький отряд достиг берега реки. Вдоль другого берега раскинулись заросли, похожие на глухую зеленую стену, и казалось, будто невидимая граница разделяет два мира: тихий, зеркальный – речной, и шумный, буйный – лесной.

– Искупаемся? – предложила Морин, снимая со спины рюкзак.

– Можно, – согласился Быков, следуя ее примеру. – И даже рыбы наловим.

– У тебя есть спиннинг?

– У нас есть футболки. Я покажу тебе, как это делается.

– Иногда мне кажется, что ты вырос среди дикой природы, – сказала Морин, стаскивая джинсы.

Быков уселся на землю, чтобы разуться.

– Если верить в теорию перерождения, – сказал он, – то все мы дети матушки-природы. Нужно только разбудить в себе первобытные инстинкты.

– Отличная идея! – воскликнула Морин. – Покажи, каким ты можешь быть диким, Дима.

На ней не осталось ничего, кроме трусиков. Быков поспешно перевел взгляд на медленно текущую, сверкающую на солнце воду, в которой отражалась пышная растительность джунглей. Может, это и есть рай? Может, все люди на их планете ведут род от Адама и Евы, как уверяет Ветхий Завет?

Морин подошла к Быкову сзади и обняла, прижимаясь мягкой грудью к его спине. Вода в реке была такой же гладкой, как листья кувшинок, над которыми носились мухи и стрекозы.

– Нам надо перебраться на другой берег, – сказал Быков, вставая.

– Успеется, – шепнула Морин, не выпуская его из объятий.

– Постой, не надо… Я так не могу…

– Как «так»?

– Мне кажется, что кто-то следит за нами из чащи. – Быков кивнул на противоположный берег. – Индейцы или кто-то еще…

Морин фальшиво расхохоталась:

– Ну и скромник мне попался! Мы среди дикой природы. Значит, и любовь тоже должна быть дикой.

– Нет, это не для меня, извини. Кстати, куда подевался наш Бадди? – Радуясь, что появился повод отстраниться от англичанки, Быков завертел головой по сторонам. – Бадди! Бадди! Ты где, приятель?

– Оставь его в покое, – сердито сказала Морин. – Найдется, никуда не денется. Давай хотя бы порезвимся в воде, если на большее ты не способен.

Раздевшись догола, она потащила Быкова в реку. Они стояли по колено в воде, когда послышался лай и треск зарослей за их спиной. Преследуемая Бадди, оттуда выскочила большая обезьяна. Увидев людей, она метнулась в сторону, едва не наткнулась на пса и с визгом бросилась в воду.

То, что произошло потом, выглядело так, будто вода, в которой некоторое время плыла обезьяна, вдруг закипела и, бурля, поглотила вопящее животное.

Вскрикнув, Быков вытолкал Морин из реки, а затем поймал за ошейник Бадди, решившего догнать обезьяну вплавь. Подхватив пса на руки, он поспешно выбрался на берег, приговаривая:

– Нельзя, нельзя!

– Что случилось? – удивленно спросила Морин.

– Ты еще не поняла? – мрачно усмехнулся Быков. – Погляди на реку. Видишь обезьяну? Нет? Как ты думаешь, куда она делась?

– Утонула?

– Посмотри, что от нее осталось. Скелет. Начисто обглоданный скелет.

– Хочешь сказать…

Не договорив, англичанка уставилась на реку, из которой только что вышла. Если бы не Бадди, загнавший туда обезьяну, вода сейчас рябила бы не над останками животного, а вокруг самой Морин.

– Пираньи, – произнес Быков. – Я о них читал, но, признаться, думал, что рассказы об этих прожорливых тварях несколько преувеличены. Теперь я собственными глазами увидел, на что способна стая голодных пираний.

– Да, это было незабываемое зрелище, – согласилась Морин, обнимая мокрого Бадди. – Спасибо, дружок. Ты спас нас от верной смерти.

– Это точно, – кивнул Быков.

– Как же мы переберемся на другой берег? Наверное, вся река кишит пираньями. Они сразу же нас учуют.

– Да, к мясному их тянет, как железные стружки к магниту.

– Говорят, можно остаться без пальцев, если просто окунуть руку в реку, когда плывешь в лодке, – сказала Морин, опасливо глядя на воду. – Я не полезу туда. Не стану пересекать ее ни вплавь, ни вброд.

– Я тоже, – сказал Быков.

– Тогда как нам быть?

– Я слышал, что пираньи могут свирепствовать в одном месте и никак не реагировать на пловца в другом.

– Собираешься проверить? Поставить эксперимент?

– Такая маленькая рыбешка… – пробормотал Быков.

– С пастью, полной похожих на бритвы зубов, – дополнила характеристику Морин. – Причем плавающая огромными стаями. Только болван станет связываться с пираньями. Посмотри на Бадди. Даже он что-то чувствует.

Действительно, обычно веселый и беззаботный кокер дрожал и тоскливо поскуливал, глядя на воду. Его короткий хвост был поджат.

– Пойдем отсюда, – решил Быков. – Поищем переправу.

– Она здесь есть? – спросила Морин, одеваясь.

– Если нет, построим. Дальше ведь надо идти?

– Надо.

– Вот и пошли.

Так они и сделали.

 

Глава 17

Между сушей и водой

Сначала они возносили хвалу небесам за ниспосланную переправу. Потом проклинали судьбу, подсунувшую им не тот путь. И то и другое было бессмысленно. Они были людьми и сами отвечали за каждый сделанный ими выбор.

А если отбросить философию, то случилось вот что. Продвигаясь вдоль опасной реки, путешественники увидели запруду, то ли сооруженную какими-то животными, то ли образовавшуюся естественным способом. Осторожно ступая по мокрым стволам и камням, Быков, Морин и Бадди перебрались на другой берег. Где-то на середине переправы резвый пес сорвался и плюхнулся в воду, но пираньями сожран не был, а благополучно доплыл до суши, где получил небольшую взбучку от новых хозяев. Он слушал их, виновато опустив голову, но взгляд его как бы говорил: «Ну и что тут такого? Искупался, вот и все. Стоит ли шум поднимать?»

Удаляясь от реки, путники незаметно забрели на болотистую местность. Несколько раз они подумывали о том, чтобы повернуть обратно, но, посовещавшись, решали двигаться в прежнем направлении, потому что именно там обитало индейское племя, о котором им поведал Пато.

– Ничего страшного, – убеждал Быков Морин, а заодно и самого себя. – Если память мне не изменяет, в здешних болотах нет трясин, потому что все дно устлано переплетением манговых корней.

«А если память тебе все же изменяет?» – насмешливо вопрошал внутренний голос, но оставался без ответа.

Все мы не любим неудобных вопросов. Проще отмахнуться, чем ответить на них.

Между тем местность становилась все более болотистой. Кое-где вода доходила путникам до середины бедер, и тогда Быков вынужден был брать собаку на руки, чтобы ей не пришлось продвигаться вплавь, выбиваясь из сил.

– Дима, – окликнула его запыхавшаяся Морин. – Давай отдохнем на этом островке. Я устала. И есть очень хочется.

Быков молча кивнул и повернул туда, куда указала англичанка. В воздух испуганно взлетели какие-то оранжевые птицы, издавая громкий клекот, похожий на стрекотание пулемета. А вот серая цапля, высматривавшая добычу, не обратила на людей ни малейшего внимания, продолжая вышагивать, как на ходулях, по мелководью.

– Добросишь до нее копье? – спросила Морин шепотом.

– Даже не буду пытаться, – ответил Быков. – Мясо цапель несъедобно. Оно отвратительно пахнет и очень жесткое. Лучше питаться лягушками, как она.

– Я не хочу есть лягушек. Я хочу полноценную пищу. Даже цапля предпочитает рыбку…

И в самом деле, цапля откинула голову назад, а затем с силой опустила ее в воду, вытащила оттуда сверкающую рыбу, подбросила ее и проглотила.

– Ты так умеешь? – спросил Быков у Бадди, которого он нес под мышкой. – Нет? Тогда придется немного поголодать.

Тяжело дыша, они выбрались на твердую землю, густо поросшую сплетшимися кустарниками.

– Несправедливо устроен мир, – пожаловалась Морин, отгоняя рукой насекомых. – Комары нас едят, а мы их – не можем.

Все ее мысли были сосредоточены на еде, даже во взгляде, устремленном на кокер-спаниеля, появилось что-то плотоядное. Нужно было срочно предпринимать какие-то меры.

Пройдясь по островку, Быков остановился перед бухточкой. Из воды торчала квадратная мордочка, с любопытством глядящая на берег. Быков зашел в воду по колено и протянул руку. Мордочка, взбаламутив воду, исчезла, но вскоре показалась снова, на этот раз у противоположного конца бухты. Быков обошел ее и снова спугнул существо, взбаламутившее воду. Так повторилось несколько раз, пока ему не удалось схватить и вытащить на берег черепаху размером с большую сковороду.

Восхищенная Морин захлопала в ладоши, тогда как Бадди выразил восторг единственным доступным ему способом – огласив округу звонким лаем.

Напрасно они радовались. После того как черепаха была испечена и с большим трудом извлечена из панциря, ее мясо оказалось полусырым, пропахшим тиной, и к тому же его было так мало, что оно никак не могло насытить двух взрослых людей и собаку.

– Это все? – разочарованно спросила Морин, обгладывая косточку.

– Пока да, – ответил Быков. – Думаю, небольшое воздержание пойдет тебе на пользу.

– Намекаешь на то, что я слишком полная?

– Нет, фигура у тебя – что надо.

– А, понимаю! Ты хотел бы сделать из меня монахиню.

– Ну зачем же впадать в крайности? – уклончиво пробормотал Быков, не отвергая, впрочем, последнего утверждения.

Пока Морин отдыхала, забросив ноги на кривой ствол дерева, он сделал несколько неплохих снимков. Пленочный фотоаппарат, найденный в палатке на плато, позволял Быкову заниматься любимым делом даже в столь непростых условиях. Он надеялся привезти из путешествия достойную подборку фотографий, которые будут иметь спрос на международном рынке. Как ни крути, а поездка в Южную Америку пробила серьезную брешь в его бюджете.

Возвращаться в болото не хотелось, но пришлось. На этот раз им предстояло пересечь затон из илистой черной воды не менее ста метров шириной. Прежде чем залезть туда, Быков срубил мачете шест, с помощью которого можно было не только ощупывать почву под ногами, но и вытащить друг друга из болота, если, не дай бог, один из них провалится. Сам Быков собирался пользоваться копьем, обращенным наконечником вверх, шест же торжественно вручил Морин.

– А вдруг тут кто-нибудь водится? – неуверенно проговорила она, вглядываясь в черно-серую воду. – Какие-нибудь особенные болотные пираньи… или электрические скаты… или другие монстры…

– Пока что нам не попадалось никого опаснее пиявок, – ответил Быков, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и уверенно. – А еще я обжег руку листьями. – Он посмотрел на ладонь, покрывшуюся волдырями. – В остальном все идет гладко.

В голове у него тут же зазвучал залихватский голос, пропевший: «А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!»

Быков не стал объяснять эту шутку англичанке, а просто зашагал вперед. Бадди, устроившийся у него на закорках, поверх рюкзака, испуганно заскулил. Палатку же пришлось нести Морин.

Медленно и осторожно они продвигались к ближайшему острову, который вполне мог оказаться мысом, выступающим в болото. На прогалине, заполненной илистой жижей, почти не было деревьев, и путешественники могли видеть все, что происходит вокруг. Но основное внимание Быкова было сфокусировано на ближнем секторе обзора.

Половину пути они проделали в молчании, слыша лишь шумное дыхание друг друга. Вдруг Морин вскрикнула. Быков резко обернулся. Бадди, сидевший на его рюкзаке, плюхнулся в воду. Но Быкову было не до него. Морин, отшатнувшаяся от болотного пузыря, упала на бок и теперь тонула, увлекаемая на дно тяжелым рюкзаком.

– Спокойно! – крикнул Быков, протягивая ей копье тупым концом вперед. – Хватайся. Не барахтайся, просто держись и подтягивайся.

Морин, не поддавшись панике, четко проделала все, что от нее требовалось, и вскоре приняла вертикальное положение.

– Молодец! – сказал Быков.

– Я думала, что утону, – призналась она, отплевываясь. – И, знаешь, вся прошлая жизнь не пронеслась у меня перед глазами. Я просто оцепенела от ужаса, вот и все. И подумала: никакого перерождения не существует. Иначе почему бы мы так боялись смерти?

В ее утверждении было рациональное зерно.

– Следует подробнее остановиться на этом моменте в нашей книге, – сказал Быков. – Нужно было сфотографировать тебя, прежде чем вытаскивать. Душераздирающий момент! Мой соавтор на волоске от смерти!

– Это значит, что ты согласен быть моим соавтором?

Перепачканное лицо Морин просияло.

– Насколько позволит мой английский язык, – скромно ответил Быков.

– Могу констатировать, что здесь у тебя определенный прогресс. С каждым днем ты говоришь все лучше и лучше.

– Благодаря тебе, Морин. Непосредственное общение с носителем языка – незаменимая практика.

– Чем теснее общение, тем больше успехи, Дима.

Не успела отдышаться, а уже опять на флирт потянуло! Придав лицу суровое выражение, Быков кивнул, указывая вперед:

– Пойдем. Пока мы тут болтали, Бадди успел выбраться на сушу.

– А ведь он мог утонуть, – заметила Морин, осторожно двигаясь в кильватере.

– Не смирился, сопротивлялся, вот и не утонул, – бросил Быков через плечо.

– А тот несчастный, который умер от дизентерии… Мы даже не поинтересовались, как его звали. Никто не узнает, где он и что с ним приключилось.

– Ошибаешься. Я прихватил его документы. Теперь главное самим куда-нибудь добраться. Все-таки напрасно я взял тебя с собой, Морин…

Кряхтя от напряжения, Быков вскарабкался по крутому откосу. В тот момент, когда он, распрямившись, принял позу самого неустойчивого равновесия, его едва не сбил с ног Бадди, бросившийся ему на грудь. Сперва Быков решил, что таким образом пес выражает свою радость, но потом понял, что с кокером что-то не так. Бедняга весь трясся и норовил спрятать голову под рукой хозяина.

Посмотрев вперед, Быков опять едва не упал – на сей раз от неожиданности.

– Не двигайся, Морин! – процедил он, медленно отступая.

Примерно в двадцати шагах от него находилось молчаливое чудовище, о котором было написано так много правды и неправды, что уже нельзя было отличить одно от другого, – удав.

Быков не сразу понял, с чем или с кем имеет дело. Сначала он увидел странную конусоподобную массу, из которой торчал тонкий отросток с маленькими блестящими глазками. Только после того, как отросток качнулся в сторону Быкова, он осознал, что это проделала гигантская змея, вытянувшая шею. «Черт, сейчас он меня загипнотизирует, – отстраненно подумал Быков, медленно опуская пса на землю, чтобы не мешал обороняться. – Неужели это правда? Неужели я утрачу контроль над собой и отправлюсь прямо в пасть этому холодному чудищу? Как кролик…»

Удав снова качнул головой, но с места не сдвинулся; можно было рассмотреть, как вытягивается и сокращается его туловище при дыхании. Быков отдал себе команду отступать, но ему не пришлось этого делать. Огромная змея легко вытянулась метров на десять в длину и заскользила прочь, ломая ветки. Быков машинально двинулся следом за ней, держась на благоразумном расстоянии от хвоста, который мог бы переломать ему кости одним ударом.

На земле лежало задушенное животное, похожее на нутрию. Удав решил бросить добычу, не вступая в схватку. Может быть, был сыт, а может, просто не захотел связываться с человеком. Кто знает, что за мысли бродят в плоской змеиной голове? Да и какой смысл об этом гадать?

– Морин! – весело крикнул Быков. – У нас есть ужин. Собирай ветки для костра. Тебя ждут превосходные отбивные!

 

Глава 18

Наперегонки со смертью

Костер быстро высушил одежду, но мокрым было все остальное – палатка, вещи в рюкзаках, сами рюкзаки.

– Сегодня дальше не пойдем, – решил Быков, несмотря на то что до ночи было еще далеко. – Мокрые вещи весят в два раза больше, а с таким грузом опасно ходить по болотам. Так что останемся здесь. Только нужно будет зелени побольше в огонь набросать, чтобы отогнать дымом комаров.

– Сейчас схожу за ней, – вызвалась Морин, которой давно хотелось отлучиться по нужде. – А ты займись мясом, ладно?

– Отдам его нашему четвероногому другу. – Быков усмехнулся, увидев неподдельную тревогу на лице англичанки. – Шучу, шучу. У Бадди своя порция. Иди и ни о чем не волнуйся. Только копье захвати на всякий случай.

Последовав совету, Морин Клайв отправилась в дальний конец островка, где на некоторое время уединилась за стеной тростника. Ее мысли, перескакивая с предмета на предмет, остановились на Быкове. Она не испытывала к нему ничего похожего на любовь, но была рада, что судьба свела их вместе. Не только потому, что ее с юности привлекал секс в экстремальных условиях. Морин верила в то, что книга о странствиях в дебрях Парагвая обеспечит ей и деньги, и славу.

Это ведь будут не какие-то там вымышленные приключения, а документальное повествование, подтвержденное фотографиями. Причем герои книги не просто исследуют джунгли из любопытства, а выполняют благородную миссию: ищут воздухоплавателей, потерпевших крушение! Да, эта история принесет ей миллионы! Можно будет выгодно продать идею американскому издательству. Потом, получив гонорар, она сможет спокойно написать книгу, пользуясь заметками в блокноте. Так что проект «Адам и Ева» – это ее трамплин, ее мостик в прекрасное будущее.

Главное, чтобы Быков не подвел с фотографиями. Этим его соавторство и ограничится. Он, конечно, прекрасный мужчина, сильный, умный, темпераментный, но с таким происхождением никогда не станет достойной парой для Морин Клайв. Если Быков хорош в диких условиях, это не значит, что с ним стоит продолжать общение в цивилизованном мире.

Размышляя так, Морин не сразу заметила, что видит перед собой живых существ, которых здесь прежде не было. До сих пор она рассеянно смотрела на тростник, воду и каких-то птиц, скользящих по поверхности. Все это выглядело настолько безмятежно, что не откладывалось в сознании. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока в поле зрения Морин не возникло семейство капибар – тех самых водосвинок, на которых недавно охотился Быков.

Расположившись на траве, две мамаши благодушно взирали на резвящихся у воды малышей. Самцы азартно хрустели какими-то сочными стеблями. Один из них покосился на привставшую Морин, но потом отвернулся и возобновил прерванную трапезу. В профиль его голова была почти прямоугольной, с загривка свисала длинная щетинистая грива. Морин подумала, что матерые капибары больше похожи на африканских львов, чем на своих настоящих родственников – крыс и мышей. Ее очень удивило, что, одновременно встрепенувшись, все животные неожиданно исчезли, как сквозь землю провалились. Что их спугнуло?

Морин огляделась по сторонам и не обнаружила ничего подозрительного. Зато саму ее уже обнаружили.

В тридцати метрах от нее лежало на земле притаившееся чудовище – трехметровый кайман. Он походил на замшелое бревно, но это была всего лишь иллюзия. Его заманили на остров капибары. Теперь они улизнули, однако кайман обнаружил добычу получше: двуногую самку без шкуры. Она явно уступала капибарам ловкостью.

Наблюдая за жертвой, кайман проскользил на брюхе десяток метров и снова замер, приоткрыв пасть, усеянную скошенными вовнутрь зубами. На его бугристую морду уселась пичуга, прекрасно сознавая, что лично ей ничто не угрожает. Аллигатор просто-напросто проветривал свое нутро, продолжая следить за сидящей на корточках женщиной.

Сомкнув зубы, он сделал еще несколько шагов вперед. Кайман был очень голоден, и голоден давно. Его похожая на панцирь шкура заметно потемнела, чтобы поглощать как можно больше солнечных лучей, но их энергии явно недоставало. Чужая плоть – вот что требовалось кайману для подзарядки. Все его ненасытное существо жаждало чужой плоти.

Проволочив вихляющееся тело по земле, кайман очутился за спиной самки, которая поднялась на ноги и что-то делала, не спеша покинуть облюбованное местечко. Серповидные ноздри рептилии затрепетали, ловя исходящие от нее запахи. Сильнее всего пахло мясом, свежим горячим мясом. Кайману больше нравилось лежалое, как следует пропитавшееся водой, но сегодня он готов был удовлетвориться и этим.

Преодолев очередной отрезок пути, аллигатор лег, выгнув конечности суставами наружу. В такой позе он казался неповоротливым, способным лишь ползать на брюхе. Вот и хорошо. Жертвам незачем знать, какую скорость он способен развивать при беге на короткие дистанции. Стоит ему пружинисто распрямить лапы, и его рывок будет стремительным.

Морин, рвавшая зеленые листья и мясистые стебли для дымного костра, до последнего момента не догадывалась о смертельной опасности, притаившейся у нее за спиной. Когда же, услышав какой-то шорох, она обернулась, шок оказался настолько сильным, что девушка потеряла способность двигаться.

«Крокодил? Господи, откуда, зачем? Неужели он хочет меня съесть?» Вытянутое рыло чудища развалилось пополам, демонстрируя багровый зев и длинные ряды криво торчащих зубов. Оттуда потянуло гнилью и жутью. Чудовище пружинисто приподнялось на передних лапах. «Какие длинные! – изумилась Морин. – Почему крокодилам всегда рисуют короткие лапы, если это не так?» Бессмысленный вопрос!

Издав глухой рев, кайман ринулся вперед. Если бы он пополз медленно, Морин так и осталась бы на месте. Но стремительная атака вывела ее из гипнотического транса. Раскрытая пасть находилась в каких-нибудь двух шагах, когда Морин бросилась бежать, надрывая голосовые связки:

– Дима! Дима!

Аллигатор повел себя так, словно она позвала его, а не Быкова. Ростом чуть ли не с тигра (так показалось оглянувшейся Морин), он помчался за ней, стремительно переставляя мускулистые лапы. Напрягшийся хвост не волочился, а, казалось, летел над землей.

Увидев перед собой толстую колоду, поросшую зеленью, Морин забралась на нее, решив, что будет здесь в безопасности. Теперь, находясь на высоте трех футов над землей, она рискнула оглянуться. Кайман, явно не способный залезть следом за ней, стоял на прямых лапах, поводя боками. Воздух, бьющий из его ноздрей двумя тугими струями, вздымал пыль и шевелил траву. Торжествующей Морин захотелось показать кайману средний палец, но животное не стало дожидаться этого. Крутнувшись на месте, оно ударило хвостом по гнилому стволу, на котором стояла женщина. Морин рухнула на землю. В глазах у нее потемнело и заискрилось. Неужели это все? Неужели смерть?

Но нет, на место событий подоспел Быков, сопровождаемый истошно лающим Бадди. Брошенное копье не долетело до каймана, но отвлекло его внимание. Длинная голова аллигатора повернулась в сторону Быкова. Тот, остановившись неподалеку, швырнул в чудовище палкой, потом камнем.

– Давай! – крикнул он, призывно хлопая в ладоши. – Иди сюда, дрянь зеленая! Вот он я, видишь?

Лапы каймана пришли в движение, неся вперед его бронированную тушу. Бадди, захлебнувшись лаем, скрылся в кустах. Быков выждал несколько мгновений и побежал, заорав на ходу:

– Залезь на какое-нибудь дерево, Морин! Или просто держись подальше…

Она что-то закричала в ответ, но Быков не услышал ее слов, занятый смертельно опасной игрой с парагвайским кайманом. Тот уже не бежал, а полз, решив взять добычу измором. На острове размером с половину футбольного поля можно было уворачиваться от каймана достаточно долго, но не вечно. Убегая трусцой, Быков обогнул островок манговых зарослей, чтобы зайти своему преследователю в тыл, но не тут-то было. Аллигатор разгадал его маневр и выполз навстречу. Разинутая пасть оказалась так близко, что Быков уловил исходящий из нее запах дохлятины.

Утратив ироническую мину, мужчина повернул обратно. Ему пришлось основательно поднажать, потому что собравшийся с силами кайман продемонстрировал нечто вроде лошадиной рыси. Постепенно хищник сбавил скорость и начал отставать, а Быков, описав широкую дугу, решил укрыться на другом конце островка. А вдруг кайману надоест бегать по суше и он вернется в болото?

«Нет, – промелькнуло в мозгу у человека. – Как раз этого допускать нельзя. Нам ведь еще перебираться через топи. Конечно, там могут водиться и другие кайманы, но минус один лучше, чем плюс. Как же обезвредить этого? Копьем его не проткнешь…»

Напряженно ища решение этой непростой задачи, Быков труси́л вдоль берега, пока не услышал за спиной подозрительный звук. Стремительно обернувшись, он увидел каймана, выбирающегося из болота. Оказывается, хитрая бестия преследовала его по воде, где чувствовала себя гораздо увереннее. Если бы Быков не обратил внимания на плеск, он уже стал бы добычей беспощадных челюстей. Но и теперь его положение было немногим лучше. Кайман не собирался прекращать охоту. Его перечеркнутые вертикальными зрачками глаза пристально наблюдали за каждым движением человека. Стоило Быкову податься влево, как кайман двинулся параллельным курсом. Человек попятился в противоположном направлении, но его преследователь и не думал отступать. Более того, повторяя маневры Быкова, он умудрился сократить разделяющее их расстояние.

Взгляд Быкова метнулся из стороны в сторону, оценивая обстановку. Он побежал туда, где спас упавшую Морин.

– Сюда! – позвал Быков. – Морин, мне нужна твоя помощь!

Кайман, раскачиваясь на ходу, следовал за ним. Осмелевший кокер-спаниель облаивал хищника из кустов, но на открытое место не высовывался, предпочитая соблюдать дистанцию.

– Что, Дима? – спросила Морин, спрыгнувшая с дерева.

Ее одежда была порвана, волосы растрепаны, щеку пересекала свежая царапина.

– Помогай, – пропыхтел Быков, налегая на деревянный обрубок. – Нужно поставить его на попа…

Забывшись, он заговорил по-русски.

– Что? – не поняла Морин. – Какой «поуп»?

– Хватайся…

Перейдя на английский язык, Быков показал, что он имел в виду. Морин не колеблясь присоединилась к нему. Превозмогая себя, они стали поднимать колоду, весившую куда больше, чем они сами. Стресс придавал им силы. В обычной обстановке они не сумели бы даже приподнять тяжелое, неповоротливое, скользкое бревно. Когда же им удалось осуществить задуманное, Быков обхватил его руками и уперся в землю широко расставленными ногами.

– А теперь прочь отсюда! – прохрипел он, удерживая тяжесть, готовую вырваться из-под контроля.

Морин осталась, упрямо сопя и глядя на подползающего каймана.

– Ты не слышала? – разозлился Быков. – Убирайся!

– Заткнись, – процедила она. – Я сама решу, что мне делать.

Спорить было некогда. Кайман был совсем рядом. Он нацелился мордой в ногу Быкова, но тот поспешно переместился под защиту бревна. Морин, разгадавшая замысел товарища, уступила ему место, продолжая упираться в колоду.

– Давай! – азартно крикнула она, когда кайман оказался там, где следовало.

Рыча, Быков оттолкнул колоду. Какое-то мгновение она стояла вертикально, а потом, постепенно набирая скорость, обрушилась на каймана.

Хищник успел отпрянуть, но это его не спасло. Бревно рухнуло кайману на спину. Земля под ногами у людей вздрогнула, раздался хруст, из пасти каймана выплеснулась темная, почти черная кровь.

– Не смотри, – морщась, попросил Быков англичанку. – Я возьму копье и покончу с ним, а ты уходи. Это зрелище не для тебя.

– Нет, я посмотрю, – сказала Морин упрямо.

О нет, она не собиралась пропускать сцену, которая должна была стать украшением ее будущей книги.

 

Глава 19

Пятна и стрелы

При других обстоятельствах они бы очень скоро сбавили ход, не выдержав взятого темпа. Но ужас перед обитателями здешних вод был столь силен, что Быков не позволял себе перевести дух, а Морин ни разу не взмолилась о пощаде.

Иногда им казалось, что неподалеку вода бурлит над стаей приближающихся пираний или кайманов, но это просто шалило их разыгравшееся воображение.

– Когда я ступлю на твердую землю… больше никогда не залезу в воду… – пообещала Морин, выдавая слова порциями, чтобы во время пауз успеть поймать хоть немного воздуха. – Разве что в бассейн с совершенно прозрачной водой.

– Я сам недавно так думал, – признался идущий впереди Быков. – После кораблекрушения у берегов Австралии. Там меня тоже чуть не сожрал крокодил. Но хуже всего были акулы. После столкновения с ними я сказал себе: больше в воду ни ногой. Но, как видишь, не получилось. С судьбой не поспоришь.

– Ты веришь в судьбу?

– Вообще-то не очень. Но во что-то же надо верить.

– А как насчет Бога?

Прежде чем ответить, Быков выбрался на отмель, добрел до сухого места и упал на землю, заставив задремавшего Бадди взвизгнуть.

– То, что Бог все создал, – проговорил Быков, с трудом ворочая языком, – не означает, что он за всем этим присматривает. Может быть, ему надоела игрушка под названием Земля. Все есть, законы работают, дальше разбирайтесь сами…

Протяжно зевнув, он снял рюкзак, перевернулся на спину и закрыл глаза. Его грудь тяжело вздымалась. Морин, избавившись от поклажи, рухнула рядом с ним.

– Ты рассуждаешь, как Адам… Обиженный за то, что его наказали.

Быков ничего на это не сказал. Он был не в том состоянии, чтобы разговаривать на отвлеченные темы. Его мысли были заняты одной конкретной целью. Он забрался в эти дебри не для того, чтобы описать свои похождения в книге. Он шел спасать женщину, которая ему когда-то была близка. Предстояло вызволить ее из плена дикарей. Появится ли спасательная экспедиция? Нет, вряд ли. Слишком много времени прошло, а над джунглями ни разу не появились ни вертолет, ни сигнальная ракета.

Словно прочитав мысли Быкова, Морин спросила:

– Как думаешь, нас ищут?

Можно было рассказать ей о своих сомнениях. А можно было подбодрить. Второй вариант показался Быкову предпочтительнее.

– Думаю, да, – пробормотал он.

– А я – нет. – Морин легла на живот, упершись лбом в скрещенные руки. – Пато обманул меня. Он никому ничего не сообщил. Вертолетов нет. Я все время смотрю в небо.

– Мало ли где они летают, – сказал Быков. – Еще появятся.

– Не надо меня успокаивать. Я не маленькая девочка и не истеричка, как ты успел убедиться.

– Ты очень сильная и смелая, Морин. Я рад, что мы вместе. Без тебя я не дошел бы сюда.

– Теперь главное выбраться отсюда, – рассудительно заметила англичанка.

Быков с трудом принял сидячее положение:

– В этом ты права. Идти сможешь? Нужно успеть до наступления темноты.

Но, как выяснилось, топкая низина закончилась. Дальше расстилались леса. Путешественники легли спать под деревом с удивительно вкусными плодами. Позавтракали птицей, которую не добила ночью сова или какой-то другой хищник. Затем собрались и привычно двинулись вперед, решив не останавливаться до полудня. Механически переставляя ноги, Быков гнал от себя мрачные мысли о том, что все напрасно, что никуда они не дойдут, что он ничем не поможет Камиле и погубит Морин.

Помогая ему справиться с унынием, серый туман, клубившийся над джунглями, окрасился в теплый золотистый цвет, как будто кто-то раскинул над ними исполинский шатер, сотканный из парчи. Затем сырая мгла окончательно рассеялась и солнце осветило верхушки деревьев. Утренняя прохлада немедленно сменилась такой жарой, что пот выступил у путников на лбу.

Когда они углубились в лес, солнце перестало печь и зной сменился удушливой парилкой. В зеленом полумраке растопырили ветви сотни, нет, тысячи деревьев. Наверху, в кронах, было светло от солнечных лучей и слышался непрекращающийся птичий гомон, а внизу темная густая тень как будто сковала стволы и листву. В царящей тишине чудилось что-то враждебное, словно природа устроила здесь очередную ловушку. Для кого, для чего?

Стоило Быкову мысленно задать этот вопрос, как последовал ответ.

Усталые путники молча вышли на прогалину, где было множество стволов поваленных ураганом или временем деревьев. Вдруг Морин остановилась и схватила Быкова за рубашку, удерживая его на месте. Как только он взглянул в направлении, указанном спутницей, в животе у него похолодело. Быков схватился за древко копья, отполированное его ладонями.

– Не надо! – взмолилась Морин. – Ты его только разозлишь.

Она имела в виду двухметрового зверя с черными и бурыми пятнами, покрывавшими его оранжевую шкуру. Он напоминал огромного кота, затаившегося в кустах перед прыжком на зазевавшихся голубей. Его немигающие глаза были зелеными, словно подсвеченные изумруды. Морда почти лежала на передних лапах. Зад был приподнят, и мощный, пружинистый хвост ворошил листву.

Быков подумал, что вот сейчас, прямо сейчас, он умрет. Перестанет видеть, слышать, не будет ничего испытывать, желать. Его, Дмитрия Львовича, попросту не станет. Останутся вот эти влажные от сырости пальмовые листья, эти повисшие как попало лианы, этот гнилой лиственный ковер под ногами, а он исчезнет. И никаких чудес, вроде отделения души от тела и наблюдения за происходящим сверху, никаких полетов по тоннелям, никаких родственников, встречающих радостно у выхода. Мрак. Безысходность. Конец всему.

Несправедливость такого итога его пусть не самой правильной жизни ощущалась остро, как нож, вонзившийся в грудь. Освободившись от хватки Морин, Быков чуть присел на расставленных ногах и наклонил корпус вперед, готовясь встретить хищника ударом копья. Быков не собирался дешево продавать свою жизнь. Она была у него одна. По сути, ничего, кроме нее, у него не было и не могло быть.

Ягуар почувствовал настроение человека, но даже не подумал отступать. Он весь собрался в мускулистый ком, которому осталось лишь распрямиться, взвившись в воздух. Преодолевая расслабляющий ужас, Быков впился взглядом в горящие глаза ягуара. Свирепый лесной зверь разинул алую пасть. Блеснули острые желтоватые клыки, и тишину джунглей нарушил протяжный гнусавый звук, похожий на многократно усиленный стон мартовского кота.

Все волосы на теле Быкова встали дыбом. Его восприятие обострилось до такой степени, что он смог разглядеть встопорщившиеся усы ягуара. А боковое зрение отметило движение в стороне, и, скосив глаза, Быков увидел там почти голого, очень смуглого мускулистого невысокого мужчину с бамбуковой палкой в руке. Одежду ему заменяли набедренная повязка и плетеное ожерелье, заканчивающееся бахромой, падающей на грудь и спину. Щиколотки и запястья индейца – разумеется, это был индеец, а не кто-нибудь другой – украшали кожаные браслеты. Жесткие и густые прямые волосы, остриженные, что называется, «под горшок», закрывали лоб до бровей, напоминая черный лакированный шлем. Щеки и подбородок покрывала примитивная татуировка, придающая лицу свирепое, беспощадное выражение, какое можно увидеть на дикарских масках.

Быков успел рассмотреть и оценить это за доли секунды, потому что время для него словно остановилось.

Вот индеец достает из наплечной плетеной котомки тонкую длинную стрелу и вставляет ее в бамбуковую трубку, сунув туда же пыж из жеваных листьев. Толстый конец поднесен ко рту, другой, тонкий, направлен на ягуара. Щеки стрелка надуваются. Звучит резкий сиплый выдох.

Ягуар слишком поздно переключил внимание с Быкова на индейца с трубкой. Услышав посторонний звук, зверь попытался отпрянуть, но стрела уже впилась ему в шею. Хищник прищурился, прижал уши к голове и угрожающе открыл пасть. Оттуда вырвалось рокочущее рычание, которое с каждым мгновением становилось все тише и тише. Ягуар поднялся во весь рост и потряс пятнистой головой, словно отгоняя назойливое насекомое. Потом долго-долго – Быкову показалось, что целую вечность – стоял, шатаясь… пока не упал на бок, вывалив из пасти язык, похожий на красную тряпку. Несомненно, на него подействовал какой-то сильнодействующий яд. Ягуар судорожно дернулся несколько раз и обмяк, уже не подавая признаков жизни.

Сразу после этого прогалину заполнили соплеменники меткого стрелка, которые, как нетрудно было догадаться, выполняли функции загонщиков. Быков и Морин оказались на пути у ягуара случайно. Если бы они отступили, он просто пробежал бы мимо.

Отстраненно размышляя об этом, Быков смотрел на индейцев, обступивших их полукругом. Все они были почти голыми, их кожа была цвета кофе с молоком. Один индеец носил на голове подобие огромного мехового парика, у некоторых в волосах торчали яркие перья или засушенные лапки неведомых зверушек. Помимо духовых трубок они были вооружены луками и короткими копьями.

Бадди, жмущийся к ногам Быкова, нерешительно тявкнул и зажмурился от ужаса перед расплатой. Но его не тронули. Индейцы не проявляли враждебности, разглядывая пришельцев и обмениваясь короткими репликами на непонятном языке.

Морин пыталась улыбаться, и ей это удавалось. Быков поднял внезапно отяжелевшую руку и указал на шляпу, напяленную на голову одного из индейцев. Она смахивала на стилизованный колониальный шлем, но привлекла внимание Быкова вовсе не поэтому. Раньше он видел этот головной убор у Камилы, перед самым ее отлетом.

– Откуда… это… у тебя? – раздельно спросил Быков у нового обладателя шляпы.

Индеец переглянулся с соплеменниками. Потом, ни слова не говоря, они всей толпой нырнули в тень джунглей.

Бросившийся за ними Быков успел увидеть лишь покачивающиеся ветки. Лес опустел. Убитого ягуара на поляне не было. Когда и как его забрали, Быков не заметил. Почувствовав, как ослабели ноги в коленях, он сел на землю и вымученно улыбнулся Морин:

– Присоединяйся. Сделаем привал.

Опустившись на землю рядом с ним, она расхохоталась, а потом без всякого перехода расплакалась. Быков ее не успокаивал. Он бы и сам с удовольствием снял напряжение с помощью небольшой истерики.

 

Глава 20

Следопыты

– И что дальше? – спросила Морин, когда все они пришли в себя и Бадди как ни в чем не бывало стал гоняться за бабочками на прогалине.

– Нужно искать их, – ответил Быков.

– Думаешь, у нас получится?

– Нужно попытаться.

– А если это не те индейцы? – продолжала задавать вопросы Морин. – Почему ты решил, что именно они схватили Камилу и Виктора?

– Элементарно, Ватсон, – пошутил Быков, хотя ему было совсем не весело. – На голове у одного из этих дикарей была шляпа Камилы.

– Серьезно?

– Серьезнее некуда. Это они утащили белых людей в джунгли. Зачем? Не думаю, что для того, чтобы оказать им гостеприимство.

Морин помолчала, глядя то в землю перед собой, то на Быкова, но не прямо, а искоса, как бы не решаясь что-то сказать или спросить.

– Смелее, – подбодрил он. – Я же вижу: у тебя что-то вертится на языке.

– Я просто хотела узнать… Ну, здешние дикари, они… Они людоеды?

Быкову показалось, что кто-то притушил свет солнца, как будто это была обычная лампа. Мир сделался тусклым и мрачным. До сих пор эта мысль не приходила ему в голову. Если индейцы отрезают убитым головы, чтобы засушить их и продать, то как они поступают с телами? Не для того ли они похитили двух белых людей, чтобы полакомиться их мясом?

Быков постарался вспомнить лица охотников, которые недавно окружали его. Татуировки придавали им свирепое выражение, но эти люди даже пальцем не тронули незнакомцев. Просто ушли, бросив их посреди джунглей.

– Нет, Морин, – сказал Быков, медленно качая головой. – Людоеды не повели бы себя так. Что им стоило схватить нас?

– Тогда зачем им понадобились те двое?

– Я не знаю. Ачега… Кажется, так их называют?.. Ачега могли рассердиться из-за того, что кто-то проник в их владения.

– Но мы тоже проникли в их владения, – напомнила Морин.

– Давай не будем ломать себе голову понапрасну, – предложил Быков. – Лучше пойдем следом за индейцами и найдем их селение. Там все выяснится.

– Не уверена, что нам это удастся. Совсем не уверена.

– Есть план, Морин.

– Такое впечатление, что у тебя всегда имеется наготове план.

– Спасибо, но это ошибочное впечатление, – улыбнулся Быков. – Я часто бываю растерян и не знаю, что делать. Но не в этот раз. Давай поищем, не обронили ли что-нибудь наши спасители…

– Бадди! – воскликнула Морин. – Ты собираешься пустить его по следу?

Кокер-спаниель, услышав свое имя, звонко залаял. Сейчас, когда не было необходимости защищать людей, он ничего и никого не боялся.

– Правильно, Морин, – кивнул Быков. – Наш пес не отличается отвагой, но с нюхом у него, должно быть, все в порядке. Просто нужно ему немного помочь.

– Давай искать, – согласилась англичанка. – Хотя я сомневаюсь, что индейцы могли что-то потерять. На них же ничего не было, кроме повязок. А один вообще был голый.

– Я не заметил.

– А вот я заметила, Дима, – торжественно произнесла Морин. – И поверь, это было нелегкое испытание.

– Для индейца? – спросил Быков, наивно округляя глаза и пряча улыбку под давно не стриженными усами.

Морин вздернула нос, давая понять, что не намерена выслушивать пошлые шуточки.

Побродив по примятой траве, они уже готовы были отказаться от своей затеи, но тут взгляд Быкова упал на кожаный ремешок. Бадди понюхал его и уверенно взял след. Осталось лишь поспевать за ним, не отпуская пса слишком далеко, чтобы не потерять его из виду. Через час пути обострившееся обоняние Быкова уловило запах костра, витающий в воздухе.

– Теперь я понял, зачем они охотились на ягуара, – тихо произнес он.

– Да? – удивилась Морин. – И зачем же?

– Скорее всего, он бродил слишком близко к их селению. Может быть, даже напал на кого-то. Вот индейцы его и убили.

– Им могла просто понравиться его шкура.

– Да. Но все равно ягуара поймали очень близко отсюда. – Быков поманил к себе пса, похлопывая ладонью по ноге. – Ко мне, Бадди. Хватит бегать. Ты свою задачу выполнил, теперь уймись. Молчок, понял? Иначе я обмотаю тебе морду так, что ты пасть не сможешь открыть. Молчать, Бадди, молчать! Тсс.

– Почему ты говорил с ним по-русски? – полюбопытствовала Морин.

– Он прекрасно меня понял. Важны интонации. Я попросил Бадди не шуметь, чтобы не выдать нас. Мы подберемся к индейцам незаметно.

– Не спеши. Хочу сказать тебе кое-что, пока мы здесь.

– Да? – Быков напрягся. – Слушаю.

– Я пошла с тобой добровольно, – начала Морин. – Это был мой выбор. Я ни о чем не жалею. Наверное, авантюризм у меня в крови. Я всегда попадаю в нестандартные ситуации. И вот я здесь. – Она посмотрела Быкову в глаза. – По своей воле.

– Зачем ты это говоришь? – спросил он, заранее зная ответ.

Интуиция его не обманула.

– Я говорю это, потому что с нами всякое может случиться. И я не хочу, чтобы ты себя винил.

– Понятно. – Чтобы произнести это короткое слово, Быкову пришлось проглотить горячий комок, образовавшийся в горле. – С нами ничего не случится.

– Да, конечно, я знаю. – Улыбка Морин свидетельствовала об обратном. – Теперь, когда я выговорилась, мы можем идти.

Они двинулись вперед, соблюдая всевозможные меры предосторожности. Точнее, пытаясь их соблюдать. Потому что два городских человека не умели пробираться через заросли совершенно бесшумно. И все же проделанный путь не прошел бесследно. Наши искатели приключений стали опытнее, сильнее, решительнее. В них снова проснулись первобытные инстинкты. Они услышали настойчивый зов джунглей и вняли ему.

Мачете Быкову не понадобилось: он обнаружил довольно широкую тропу, которой, вне всякого сомнения, пользовались достаточно часто. Услышав впереди далекие голоса, он увлек Морин и Бадди в сторону, чтобы случайно не столкнуться с кем-нибудь на подходе к селению. Оба подчинились ему безропотно. Англичанка вела себя решительно, но настороженно. Кокер-спаниель не проявлял ни малейших признаков страха. Он вел себя так, словно его вывели на обычную прогулку. Правда, не лаял, памятуя наставления Быкова. Это был очень умный и послушный пес.

Следуя примеру хозяев, он, крадучись, добрался до опушки и стал смотреть на селение, стоящее посреди площадки, отвоеванной у джунглей.

Поселок состоял из пары десятков хижин, построенных вокруг одного большого навеса, под которым собралось не менее дюжины индейцев разного пола и возраста. Быков увидел, что две голые старухи, стоя на четвереньках, чистят скребками шкуру ягуара; руки у них были красными от крови. На крышах сушилось немало других шкур.

В центре самой большой открытой хижины восседал немолодой мужчина, нос которого был проткнут двумя перекрещенными перьями, похожими на нелепые цветные усы. Возле него постоянно крутились две женщины – одна с высокой грудью, другая с обвисшей. Судя по оказываемым ему знакам внимания, мужчина был вождем племени. Ползающие по полу дети старательно обминали место, где он сидел. Вокруг него было расстелено несколько шкур и циновок.

– Значит, это и есть племя ачега? – прошептала Морин, глядя на поселок сквозь листву.

– По-видимому, да, – ответил Быков, поглаживая спину пристроившегося рядом с ним Бадди. – В прошлом веке в Парагвае проживало несколько тысяч индейцев, пожелавших сохранить дикий образ жизни. Теперь их единицы. Я хотел сказать, сотни. Изо дня в день это число уменьшается.

Сообщив англичанке эти сведения, Быков подумал о том, что ачега, как все прочие индейские племена, обречены на вымирание. Вся их вина заключается в том, что они не захотели принять «плоды просвещения»: стесняющую их одежду, католическую религию, испанские имена и алкоголь. Наверняка ачега не сразу поняли, с кем и с чем имеют дело. Встретили миссионеров радушно и гостеприимно, как и прочие племена до них. Но святые отцы, а потом и вся чудовищная машина цивилизации взялись за них столь рьяно, что ачега сбежали, а потом вынуждены были уходить в леса все дальше и дальше, желая лишь одного: чтобы их оставили в покое.

Но сохранить независимость оказалось не так-то просто. В джунглях хозяйничали поселенцы, солдаты и просто бродяги, искавшие мифические сокровища. На местах былой охоты возникали поселки и кукурузные поля, деревья вырубали и выжигали. Самих ачега уничтожали гуарани – наиболее многочисленный индейский народ Парагвая.

– Я нигде не вижу Камилу и Виктора, – сказала Морин. – А вдруг это какое-то другое племя?

– А шляпа? – не согласился Быков. – Я ее сразу узнал.

– Шляпу могли отобрать у другого племени или выменять на что-нибудь.

В словах англичанки была логика, но Быков не успел ни обдумать их, ни, тем более, ответить. Прикосновение к спине между лопатками заставило его приподняться и обернуться.

Позади путешественников стояло несколько индейцев. Один из них – уже знакомый Быкову силач в парике – снова ткнул его тупым концом копья в спину и показал жестом: вставай.

Пришлось подчиниться. Морин, выпрямившаяся рядом с Быковым, вытирала с лица сор и паутину, как будто именно сейчас ей необходимо было выглядеть опрятной и привлекательной. Бадди бесцеремонно обнюхивал ноги одного из индейцев. Пес чувствовал себя гораздо непринужденнее, чем люди. Оставалось ему только позавидовать.

 

Глава 21

Нежданно-негаданно

Пленников не связали, но и не оставили без охраны. Темницей им послужила обычная хижина, такая же, как остальные. Быков и Морин видели сквозь щели, что возле нее постоянно дежурили два воина.

– Мы могли бы сбежать, – сказал Быков, осматриваясь. – Но куда?

– И у них наши вещи, – добавила Морин. – Интересно, как быть, когда мне захочется в туалет? Меня поведет один из этих? – Она кивнула на стену, за которой сидели стражи. – Но я не смогу справлять нужду при них. Это унизительно.

– Потерпи немного. Сейчас как раз решается наша судьба.

– Ты так думаешь?

– Все индейцы, кроме этих двоих, собрались в главной хижине, – пояснил Быков.

– Это у них что-то вроде дворца, – понимающе кивнула Морин.

– Нет, скорее – Дом советов.

– Палата общин?

– Пусть будет Палата, – согласился Быков.

– И они приговорят нас к зажариванию на углях, – пробормотала Морин, прохаживаясь по хижине. – Или к варке в большом котле. Ты что предпочитаешь?

Она остановилась, упершись спиной в дерево, служившее опорой для всего хлипкого сооружения, крытого большими листьями. Быков снова подумал, что им ничего не стоило бы выбраться наружу, но что дальше? Пока что индейцы их не тронули и даже оставили им кувшин с водой и связку сушеных рыбин. Но как они отреагируют, если пленники совершат побег? Вряд ли им это понравится. Поэтому лучше пока не дергаться.

Быков как мог объяснил это Морин и закончил так:

– Мне кажется, что индейцы настроены миролюбиво. Ничего плохого они нам не сделают. И я очень надеюсь узнать у них о судьбе Камилы.

– Долго они совещаются, – сказала Морин, прислушиваясь. – И так шумно. Не все из них настроены миролюбиво, Дима.

– Просто они очень эмоциональные. Успокойся. Все будет хорошо, Морин.

Его уверенность в собственной правоте начала таять, когда «народное вече» закончилось и за пленниками пришли. Не вступая с ними в дискуссии по причине языкового барьера или же просто из-за нежелания разговаривать, воины повели Быкова и Морин на площадку перед главной хижиной. По-видимому, роль конвоиров взяли на себя лучшие гвардейцы вождя. Об этом свидетельствовали яркие перья и тяжелые ожерелья из звериных клыков. Один из индейцев украсил свой голый зад пушистым хвостом, похожим на беличий, только длиннее.

Попытки пообщаться с индейцами на английском и русском языках не увенчались успехом. Тогда Морин пустила в ход те несколько испанских слов, которые знала, но и они не произвели видимого впечатления. Лица индейцев оставались невыразительными и неподвижными, как маски.

Женщины, обступившие пленников, выглядели иначе. Они не скрывали любопытства, а поймав на себе взгляд незнакомцев, отводили глаза, смущались и даже хихикали. Быков старался не смотреть на них, потому что темные тела индианок были обнаженными и некрасивыми. Одна продела кусок дерева через нижнюю губу, у другой на щеках была насечка из зарубцевавшихся шрамов; у всех глаза были обведены желтой краской, а от висков до подбородка проведены белые полосы.

– Просто красотки, – поделилась впечатлениями Морин, сидящая на корточках возле Быкова.

– Что за женщина без косметики? – буркнул Быков.

Подняв взгляд, он встал, увлекая Морин за собой. К ним горделиво приближался вождь с перьями-усами. У него был большой живот и очень острые, специально заточенные зубы, оскаленные в улыбке. Эта улыбка внушила Быкову некоторую надежду. Все-таки его и Морин не убили, не съели, не отрезали им головы, чтобы забальзамировать и вывесить на всеобщее обозрение.

– Привет, – сказал Быков.

Скользнув по нему взглядом, вождь посмотрел на соплеменников и выдал какую-то шутку, вызвавшую всеобщий смех. Потом, приблизившись к Морин, он бесцеремонно ощупал ее грудь, взял за подбородок и заставил повертеть головой из стороны в сторону. Быков поспешил встать рядом с англичанкой и обнять ее за плечи.

– Она моя, – сказал он, то указывая на нее, то тыча себя пальцем в грудь. – Моя женщина.

Вождь комично передразнил его, вызвав новый взрыв хохота.

– Ма, ма, – приговаривал он, кривляясь и наслаждаясь произведенным эффектом.

Но Морин больше не тронул, а на Быкова посмотрел если не дружелюбно, то вполне благосклонно. Индейцы уже не казались хмурыми и злыми. Вообще Быков понял, что с ними нужно обращаться как с детьми. Не раздражать. Не обижать. Проявлять терпение и быть покладистыми. Быков хотел сообщить все это Морин, но заготовленные слова застряли у него в глотке.

Повинуясь жесту вождя, племя расступилось. Четверо индейцев вынесли на площадь двое носилок. Все смотрели на пленных, ожидая их реакции. Быков судорожно сглотнул, отстраненно удивившись тому, как шумно у него это получилось. Морин вскрикнула.

На одних носилках полулежала Камила.

На других сидел Виктор.

Оба ухмылялись, как нашкодившие дети.

– Живы! – пробормотал Быков. – Черт бы меня побрал, они живы. Не зря мы шли, а?

Вождь широко махнул рукой, давая понять, что белые люди могут пообщаться друг с другом. Быков рванулся к носилкам, но затем сдержался и заставил себя идти медленнее. Морин следовала за ним на некотором расстоянии, как бы напоминая себе и остальным о том, что она здесь человек посторонний.

– Здравствуй, Камила, – отрывисто произнес Быков, приблизившись. – Что произошло? Как вы сюда попали?

– Нас забрали, чтобы вылечить, – ответила австралийка, улыбаясь. – Эти ачега такие молодцы.

– Если бы не они, мы бы загнулись, – вставил Виктор, как бы напоминая о своем существовании. – У нас ведь поломаны кости: ребра, конечности. И еще у меня был вывихнут позвонок… – Он указал на свою шею в жестком воротнике из плетеного лыка.

– А у меня началась гангрена на ноге, – перебила его Камила. – Индейская колдунья нажевала листьев, обмазала рану, перевязала – и порядок.

– Значит, вы все-таки упали? – спросила Морин, по-хозяйски приобнимая Быкова за талию.

– Вы удивительно наблюдательны, миссис…

Камила подняла брови, ожидая, когда ее исправят.

– Морин Клайв. Но зовите меня просто Морин. Друзья Димы – мои друзья.

Даже лежа на носилках, с импровизированными шинами на ногах, Камила оставалась женщиной. Ее ноздри дрогнули, глаза превратились в две щелочки.

– Конечно, Морин, – протянула она сладким голосом. – В день отлета я видела тебя сверху. – Последнее уточнение («from above») было особо выделено интонацией. – Тогда ты была гораздо, гораздо полнее. Путешествие пошло тебе на пользу.

Виктор, не в силах повернуть голову, ограничился тем, что скосил на Камилу глаза.

– Мы должны поблагодарить Морин, Кам. – Он посмотрел в глаза Быкову, потом англичанке. – Спасибо, друзья, что не бросили нас в беде.

Морин, приготовившаяся ответить колкостью на колкость, замерла с открытым ртом.

– Пожалуйста, – ответил Быков от имени их обоих. – Признаться, мы проделали нелегкий и неблизкий путь.

– Ты успел запечатлеть наш полет? – спросила у него Камила.

Не хотелось их разочаровывать, но лгать было бы глупо.

– Я сделал фотографии, – сказал Быков. – Но потом фотоаппарат украл у меня тот человек, с которым я был возле водопада. Мануэль, помните?

– Наши ноутбуки и телефоны он тоже унес, – добавила Морин. – А нас бросил в лесу. У нас было два варианта: повернуть обратно или идти дальше. Мы решили искать вас.

– Спасибо, – повторил Виктор, но на этот раз с такой кислой миной, что хотелось перед ним извиниться.

– Моей вины здесь нет, – сказал Быков, – но я чувствую себя виноватым. Не думал, что так получится. Я верил Мануэлю.

– Да, полагаешься на людей, а они подводят.

Намек был более чем прозрачным, но, чтобы не оставалось сомнений в том, кого он имел в виду, Виктор бросил взгляд на Быкова.

– Хватит, Вик, – попросила его Камила. – Главное, что мы живы и не останемся калеками. – Она перевела взгляд на сидящих напротив. – Получается, вы отправились в путешествие на собственный страх и риск? И никто не знает, где вы?

Морин пожала плечами:

– Я заплатила одному человеку, чтобы он сообщил наши координаты и вызвал спасателей, но, скорее всего, он меня обманул. Так что выбираться нам придется самостоятельно.

Камила и Виктор обменялись быстрыми взглядами.

– Только после полнолуния, – сказали они одновременно.

– Причем здесь полнолуние? – так же синхронно удивились Быков и Морин.

Горе-воздухоплаватели пояснили, что очень скоро колдун племени проведет обряд, в результате которого сломанные кости не просто срастутся, но будут как новые.

– Вы понимаете их язык? – удивилась Морин.

– Только отдельные слова, – ответил Виктор, бесцеремонно разглядывая ее фигуру. – Остальное заменяют жесты и мимика.

Быкову вдруг захотелось как можно скорее убраться отсюда.

– Друзья, – сказал он, – у вас ведь есть телефоны?

– Да, – ответила Камила, хмуро поглядывая на Виктора. – Индейцы забрали с места крушения не только нас, но и наши вещи.

– Мы их раздарили, – вставил Виктор. – В качестве благодарности.

– Телефоны есть, но батареи разряжены, – закончила мысль Камила. – По ним никуда не дозвониться. Если хотите, можете не ждать нас, а уходить хоть завтра. Полагаю, Унчун позволит.

– Унчун – это вождь? – поинтересовалась Морин.

– Точно! – подтвердил Виктор, улыбаясь так широко, словно был ведущим телевизионной викторины.

– Мы пойдем с вами, – решил Быков. – Колдовство – это отлично, но помощь людей тоже кое-что значит. Говорите, вас поставят на ноги в полнолуние?

– Да, – кивнула Камила. – Через три дня.

– Или через четыре, – сказал Виктор. – У них тут сложно с вычислениями, насколько я понял.

В разговор вмешался посланник вождя, украсивший себя зеленым пером. Он затараторил, показывая на общую хижину.

– Нас приглашают на пир, – пояснила Камила, носилки которой подхватили два молодых индейца.

Вскоре все сидели перед импровизированным столом, накрытым прямо на земле. Вечерний свет, пробивающийся сквозь листья на крыше, ложился косыми полосами на еду, утварь и фигуры людей. Унчун сидел во главе «стола», почти не обращая внимания на гостей.

Морин и Быков с жадностью накинулись на рыбу, запеченную в глине. Ее следовало заедать густой похлебкой оранжевого цвета. А еще гостям постоянно подавали наполненные напитком чаши, сделанные из половинок плодов, похожих на тыквы.

От первого глотка Быкова чуть не стошнило: травы, на которых был настоян местный алкогольный напиток, были очень горькими и обладали отвратительным запахом. Но после двух чаш Быков привык к специфическому вкусу, а после четвертой его вообще сморило. Слушая отдаленный хохот индейцев, Быков почувствовал, как его ведут куда-то; он рухнул, как только его перестали поддерживать, и отключился.

 

Глава 22

На лицо ужасные, добрые внутри?

Выйдя из хижины, Быков не сумел определить, вечер сейчас или утро. Солнца видно не было. Все было серым в сером воздухе, каким он бывает перед рассветом или сразу после захода солнца. От такого освещения на душе сделалось тревожно. Но хуже всего было полное отсутствие людей и вообще каких-либо живых существ. Вокруг стояла мертвая тишина.

Решив, что все попрятались, чтобы напугать его, Быков пошел по кругу, вглядываясь в сумрак, царящий под навесами. Отовсюду на него глядели глаза, блестящие и злые. Иногда до его слуха доносились шепот и злорадное хихиканье. Решив, что лучше поскорее убраться отсюда, Быков стал искать выход из поселка.

Выяснилось, что покинуть это проклятое место можно только по земляным ступеням, ведущим куда-то вверх, в туман. Торопясь, Быков полез туда и тут же понял, что за ним началась погоня. Он хотел ускорить подъем, но ступни стали вязнуть в земле, которая почему-то оказалась раскисшей. Да и ноги отяжелели до такой степени, что каждую приходилось поднимать обеими руками и ставить на ступеньку. Понимая, что его сейчас схватят, Быков замычал, задергался и проснулся.

Испытывая неимоверное облегчение, он некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к беспорядочным толчкам сердца. Это был сон, всего лишь страшный сон. Да, здорово он вчера набрался! Голова как чугунная, во рту будто мышь сдохла, сил нет даже на то, чтобы оторваться от циновки.

И все же Быков поднатужился и сел, озираясь. Солнечный свет снаружи давал понять, что утро давно началось, так что некоторым лежебокам пора было вставать. Обнаружив рядом с собой ореховую скорлупу с водой, Быков жадно напился. Его вещи лежали рядом, а рюкзак Морин валялся возле пустой циновки, но самой ее в хижине не было. Почему не разбудила? Понятное дело. Не захотела иметь дело с беспробудным пьяницей…

И угораздило же его вчера надраться! Ох и коварное пойло у этих дикарей. По вкусу напоминает забродивший фруктовый сок, а с ног валит не хуже водки. В следующий раз нужно быть осторожнее. «Надеюсь, – подумал Быков, – праздники у них не часто. Иначе никакого здоровья не хватит».

Он уже собирался лечь опять, чтобы переждать приступ тошноты, сопровождающийся головокружением, но тут какой-то мохнатый шарик плюхнулся ему на плечо и скатился на пол. Глянув вниз, Быков решил было, что видит перед собой комок волос или шерсти, но из него внезапно выдвинулись ноги, и комок сместился в сторону.

В следующее мгновение Быков вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной. Прямо перед ним, готовый впиться в его босую ступню, находился мохнатый паук размером с теннисный мячик. Не нужно было обладать ученой степенью по арахнологии, чтобы определить: это ядовитая и крайне опасная особь.

Попятившись, Быков увеличил дистанцию между собой и членистоногим. Но тому это не понравилось. Глаза паука, напоминавшие две красные бусины, злобно сверкнули. Быстро перебирая лапками, он побежал в сторону человека и без видимых усилий вскарабкался по древесному стволу, служившему опорной колонной для хижины. Его проворство и бесстрашие пугали. Паук очутился на одном уровне с лицом Быкова и посмотрел ему в глаза. Его собственные глазки показались человеку каплями крови.

Встрепенувшись, Быков стиснул кулак и нанес удар. Это был очень быстрый и сильный удар, от которого суставы пальцев стесались до крови. Быков вмазал по дереву, а паук чудесным образом перенесся десятью сантиметрами выше. Он не бежал и не прыгал. Он просто пропал в одном месте и возник в другом. И не проявлял желания убегать или скрываться. Паук словно дразнил человека. Словно предупреждал, что никуда не денется, когда стемнеет. Но Быкова это не устраивало. Ему совершенно не улыбалось провести ночь в компании мохнатой твари.

Следующие пять или десять минут Быков гонялся за пауком по всей хижине, пытаясь расплющить его то кулаком, обмотанным футболкой, то ногой, предусмотрительно обутой в кроссовку. Бесполезно! Паук всегда успевал улизнуть прежде, чем Быков до него дотрагивался. Это было какое-то издевательство. Потеряв терпение, Быков схватил палку и стал орудовать ею, пока не выдохся. Собираясь с силами, он заметил чье-то присутствие и, повернув голову, увидел за порогом двух индейцев. Оказывается, они давно наблюдали за ним, беззвучно смеясь.

Как только необходимость таиться отпала, один из индейцев сделал жест, призывая Быкова посторониться. Тот подчинился. Индеец поднял лук, наложил стрелу и почти не целясь спустил тетиву.

Плонк!

Паук, пригвожденный стрелой к стене хижины, заскреб лапами по дереву и испустил дух вместе с зеленоватой слюной. Быков, потрясенный такой меткостью, одобрительно поцокал языком и выставил большой палец, забыв, что ачега вряд ли знают значение этого жеста. Но, надо полагать, индеец его понял, потому что приосанился, горделиво выпятил грудь и, поманив Быкова, стал показывать ему свое оружие.

Индейский лук был длиной около полутора метров и натянут так туго, что на тетиве можно было бы играть как на струне. Тростниковая стрела была снабжена наконечником из шипа, твердого как железо. Заметив интерес Быкова, индеец показал ему, что наконечник снимается и может быть заменен другим: костяным или даже железным, на выбор. Железный наконечник показался Быкову очень древним, сохранившимся еще с тех времен, когда испанцы методично истребляли туземцев Американского континента.

– Старый, – произнес Быков, показывая на наконечник. – Острый.

Он не знал, что еще сказать. Индейцы тоже что-то пролопотали и отправились по своим делам.

Щурясь от солнца, Быков вышел на площадку. Все жители поселка были чем-нибудь заняты: одни готовили пищу, другие мастерили какую-то утварь, третьи выделывали шкуры, четвертые рукодельничали. Все это были женщины и дети. Тощая старуха, на которой не было ничего, кроме бус, расположилась прямо в пыли и что-то кроила с помощью рыбьей челюсти, которую использовала вместо ножниц.

Под пальмовым навесом сидели на корточках голые детишки и что-то с аппетитом уплетали, поочередно запуская руки в кривобокий горшок. Их лица были перепачканы какой-то коричневой дрянью, вызывавшей у Быкова рвотный позыв.

Никто не обратил на него внимания, кроме Морин, приветливо помахавшей ему рукой. Она месила глину в компании двух индианок с плоской грудью, свисающей до живота. Все трое захихикали, когда подошедший Быков взялся за свою лохматую голову и покачал ею, красноречиво морщась.

– Хорош ты был вчера, – ехидно сказала англичанка. – А я-то рассчитывала на полноценную брачную ночь.

– Разве мы собирались пожениться? – нахмурился Быков, пытаясь припомнить подробности вчерашнего пиршества.

– Нет, успокойся. Это лишь фигура речи.

– Вам помочь? – спросил Быков, незаметно переведя дух.

– Ни в коем случае! – воскликнула Морин. – Обрати внимание, все мужчины на охоте или просто шастают по джунглям, отлынивая от домашних хлопот. Если ты сядешь с нами и начнешь выполнять женские обязанности, тебя поднимут на смех и перестанут уважать.

– Что же мне делать?

– Погуляй. Или опять ложись спать.

Быков почесал отросшую бороду, обдумывая это предложение. Сразу за поселком, залитым яркими лучами солнца, темнели джунгли. Огромный мрачный мир, у края которого вместе с тропинкой, протоптанной индейцами, обрываются владения человека. Даже не верилось, что Быкову и Морин удалось пройти весь этот путь и живыми выйти из джунглей.

– Где Камила и Виктор? – поинтересовался Быков подчеркнуто безразличным тоном.

– Их унесли на носилках к озеру, – ответила Морин. – Они наконец уговорили индейцев их искупать. Тут не принято обращать внимание на запахи.

– Да, я заметил. Где у них здесь уборная, не знаешь?

– Где придется.

Когда Быков вернулся на площадь, там царило всеобщее оживление: женщины и дети во весь голос выражали восторг по поводу удачной охоты двух индейцев, притащивших здоровенную рыбу, пронзенную копьем. Было странно наблюдать такое бурное проявление эмоций. Быков подумал, что цивилизация отучила людей радоваться мелочам, из которых и состоит жизнь. Он поделился своими соображениями с Морин, и она согласилась:

– Мы такие скованные, такие закомплексованные. Взять хотя бы нашу одежду. Мы без нее шагу не можем ступить. А теперь посмотри на них. – Она кивнула на полуголых охотников. – Вот настоящие дети природы.

Один индеец, заметив ее движение, тоже обратил внимание на англичанку. Его черные глаза под ровной челкой смотрели уверенно и требовательно. Морин не сразу отвела взгляд.

– Веди себя скромнее, – пробормотал Быков. – Эти дети природы не знают, что такое флирт.

– Я вовсе не флиртую. Что же мне, посмотреть ни на кого нельзя?

Морин фыркнула и вернулась к своей глине. А индеец все смотрел на нее, не обращая внимания на Быкова. И у того возникло предчувствие, что добром это не кончится.

Быков кашлянул в кулак и стал таким образом, чтобы загородить собой Морин. Только тогда индеец удостоил его внимания. Губы ачега презрительно скривились, а потом он сплюнул.

В толпе стало тихо. Радостные возгласы были больше не слышны. Женщины шушукались, глядя на Быкова и на индейца. Ачега был не очень высоким, но мускулистым, с упрямым наклоном головы и толстой шеей.

Ища примирения, Быков улыбнулся ему.

Ответа не последовало.

 

Глава 23

Очевидное – невероятное

Вечер Быков и Морин провели в компании Камилы и Виктора. Поначалу женщины обращались друг к другу сладкими до приторности голосами, что плохо вязалось с выражением их глаз. Мужчины вели себя сдержанно, словно ожидали какого-то подвоха и постоянно были готовы дать отпор. Но постепенно напряженность спала и общение стало непринужденным. Этому способствовал вкусный ужин. Индейцы, устроившие Камиле и Виктору банный день, не стали терять времени даром и наловили мелкой рыбы. Часть улова отдали гостям. Рыбешка, поджаренная на плоских камнях, была изумительна на вкус.

– Знаете, как она называется? – спросил Виктор у сотрапезников.

– По вкусу похоже на окуня, – поделилась впечатлениями Морин.

– Нет, это не окунь.

Приглядевшись, Быков удивился:

– Неужели пираньи?

– Совершенно верно, – подтвердил Виктор.

Он не мог быстро есть из-за неподвижной шеи, зато Камила поедала рыбу с жадностью изголодавшейся кошки. Она отгрызала головы, впиваясь в них зубами.

– Не забывайте про зубы, – предупредила она. – Можно порезаться.

– Как же индейцы ловят пираний? – спросила Морин.

– Произносят какие-то заклинания, а потом смело заходят в воду, – пояснил Виктор. – Они все тут верят в магию.

– Наверное, они натираются какими-нибудь травами или что-то подсыпают в воду, – предположил Быков.

– Нет, тут чистая магия, – возразила Камила. – Настоящая.

В хижине, где они сидели, царил таинственный полумрак. Это настраивало на соответствующий лад. Выплюнув кости, Быков поинтересовался:

– У них есть шаман?

– Конечно, – невозмутимо ответил Виктор. – И даже не один. Только ачега их называют как-то иначе. Они нас лечат. Обещают полное исцеление в полнолуние, как мы уже говорили.

Повернувшись всем корпусом, он ласково посмотрел на Камилу. Она быстро взглянула на Быкова и опустила глаза. Наблюдавшая за этим маленьким спектаклем Морин как бы невзначай прижалась к Быкову плечом.

– Вы верите в магию? – спросила она.

– Кое-что мы видели собственными глазами, – сказал Виктор. – И потом, индейцы собрали нас по частям. У них примитивные верования, но, как ни странно, здесь это работает.

– Здесь все первобытное, – вставила Камила.

– Да, здесь все первобытное. – Забыв про обмотанную шею, Виктор хотел кивнуть, но только нелепо дернулся всем корпусом. – Христианство никак не коснулось этих мест, и индейцы прекрасно без него обходятся, представьте себе. – Вынужденный сидеть прямо, он выглядел необыкновенно важным. – Их верования сохранились почти в первозданном виде.

– Но раньше тут, наверное, была древняя цивилизация? – спросила Морин. – Государство каких-нибудь майя или инков.

– Нет, – возразил Быков, вылавливая в памяти сведения, почерпнутые в интернете. – На месте нынешнего Парагвая жили земледельческие племена гуарани. Они держали в повиновении все прочие племена, пока их самих не покорили испанцы. Потом гуарани насильно обратили в католичество, и они стали приобщаться к цивилизации.

– Никогда не произносите при ачега слово «гуарани», – наставительно сказала Камила. – Это все равно что дразнить диких зверей.

– Ты пробовала? – спросила Морин.

– Нет, к счастью. Прочла об этом в книге еще до полета на воздушном шаре. Она была о Парагвае, и там было много про ачега. Они древнее гуарани. У них была письменность, пирамиды, какие-то примитивные представления об устройстве Вселенной. Но нашествие гуарани, а потом испанцев отбросило ачега в каменный век. От прежних знаний остались лишь обрывочные сведения, передаваемые изустно, из поколения в поколение.

Слушая Камилу, Виктор демонстративно зевнул. Быков назло ему проявил к рассказу повышенный интерес.

– И во что они верят? – спросил он. – Обожествляют Солнце? Или какого-нибудь великого орла, распростершего крылья над нашим миром?

– Нет, – ответила Камила. – Возможно, когда-то у ачега была более утонченная религия. Но теперь они обычные лесные охотники, и представления у них соответствующие. Лесные духи с головами ягуаров и кабанов. Одни добрые, другие злые, но всех нужно ублажать с помощью жертв, иначе будет плохо. Что еще? – Камила подняла глаза, припоминая. – Ах да, переселение человеческих душ в зверей и деревья. Поэтому, убивая «своего» зверя, птицу или рыбу, ачега непременно попросит прощения и поблагодарит за мясо.

– Мы сами это видели, – поддакнул Виктор. – Собственными глазами.

– В основном они чрезвычайно суеверные и очень добрые ребята, – заключила Камила. – Как дети, честное слово. Правда, иногда в них просыпается жестокость. Могут ни за что ударить старика или старуху. Однажды замахнулись на Виктора копьем, когда он за меня заступился. – Она слегка покраснела. – Но все обошлось. И вообще мы с ачега ладим.

Быков машинально кивнул, а сам вспомнил взгляд индейца, направленный на Морин. Этот мог не только замахнуться, но и ударить.

– Как зовут воина с мощной шеей? – Задав вопрос, Быков напряг мускулы и слегка втянул голову в плечи. – Он еще стрижется не как все. Не в кружок. – Быков повел пальцем вокруг головы. – У него сзади длинные волосы.

– Малакала, – сказал Виктор. – Сын вождя. Горячий парень. Это он добивался близости с Камилой.

Морин хмыкнула.

– Но отстал от меня, когда ему объяснили про переломы, – сказала Камила, взглянув на нее. – А что, у тебя с ним тоже были проблемы?

– Нет, все нормально, – ответил за англичанку Быков.

Ему не хотелось обсуждать этот инцидент. Это касалось только его и Морин.

Поблагодарив за угощение, Быков и Морин отправились восвояси, но возле хижины Быкова перехватили индейцы и знаками предложили следовать за ними. Среди них был и Малакала, не проявлявший никаких признаков агрессии. Расставшись с Морин, Быков пошел за ачега.

Оказывается, все мужчины племени собрались на озере для совместной рыбной ловли. Быкову пришлось раздеться и лезть в воду вместе с ними. Мужчины, выстроившись цепочкой во всю ширину неглубокого водоема, двинулись вперед, загоняя его обитателей в дальний конец. В руках индейцы держали двухметровые шесты с привязанной к ним сетью из прочных эластичных стеблей. Быков получил такую же снасть и держал ее, как остальные, чуть наклоняя вперед.

По сигналу Малакалы все двадцать рыболовов принялись колотить шестами по воде. После этого они дружно окунули палки в воду, растягивая сеть с крупными ячейками. Через минуту Малакала приказал выбираться на берег, и там, сверкая ободранной чешуей, забились пойманные рыбы; некоторые из них достигали полуметровой длины.

Совершив первый заход, ачега пошли на второй, а Быкова, как самого неуклюжего, оставили сторожить улов. Пока он сидел на берегу, наблюдая за слаженными действиями индейцев, до его ушей донесся странный приглушенный звук, похожий на шорох поземки, которой тут, разумеется, быть никак не могло. Быков стал поворачивать кудлатую голову, силясь понять, откуда исходит это таинственное шуршание. Его ноздри уловили в воздухе кисловатый запах, словно от пролитого уксуса.

Не веря своим глазам, Быков медленно поднялся с травы. Из кустов в паре десятков метров от него выкатилась черная масса, напоминающая растекающуюся лужу нефти. Она не просто продвигалась в направлении брошенной рыбы, а и шевелилась сама по себе. Это было полчище муравьев!

У Быкова уже имелся не самый приятный опыт общения с этими насекомыми, но тот случай был ничто в сравнении с тем, что ему довелось видеть теперь. «Не может быть, – говорил он себе, – не может быть», – но могло… и было… Об этом свидетельствовали болезненные, как уколы, муравьиные укусы. Передовые отряды насекомых уже атаковали ноги Быкова под джинсами. Он хотел обратиться в бегство, однако посмотрел на улов и понял, что индейцы ему этого не простят.

Но как противостоять этой шевелящейся черной реке?

Пока Быков приплясывал возле рыб, топая ногами, словно свихнувшийся танцор, муравьи забрались ему в обувь и, точно колючки, впились в кожу с такой яростью, что у него на глазах выступили слезы. Самые проворные особи уже взбирались по его туловищу и рукам. Раздавленные и разорванные пополам, они продолжали вгрызаться в кожу мощными челюстями.

Не переставая топать и хлопать по телу ладонями, Быков стал медленно отступать. Муравьи наползали сплошной массой, беря улов в кольцо. Эта прожорливая, бесстрашная, неумолимая армия была непобедима.

Но, похоже, голый старик-ачега так не считал. Выбравшись из воды, он подбежал к куче рыбы и что-то забормотал, поводя вокруг себя руками. Быкову захотелось протереть глаза, когда он увидел, что муравьиная масса застыла там, где ее настигли таинственные пассы индейца. Но колдовство на этом не закончилось.

Придерживая морщинистыми руками свой половой орган, старик стал мочиться на землю, обходя добычу по кругу – спиной к рыбе, лицом к муравьям. Не удержавшись, Быков все же протер глаза искусанными руками. Лесная орда собралась в черную ленту и поползла в заросли, из которых появилась. Улов остался нетронутым.

– Как это у вас получилось? – ошалело спросил Быков.

Должно быть, вид у него был ужасно глупый, потому что старик скорчил идиотскую физиономию, выпучил глаза и похлопал себя ладонью по темени. Потом, смеясь, снова полез в воду к остальным рыбакам, подхватив брошенный шест.

Посасывая укусы на руках, Быков остался гадать, каким образом старый индеец узнал о том, что без его вмешательства рыбу не уберечь. Ответа не было. Как, впрочем, и на другие вопросы.

 

Глава 24

Волшебная сила

Тропический лес поглощает человека, как море поглощает брошенный в него камешек. Очутившись с ним один на один, понимаешь, насколько ты мал и слаб. Стоит заблудиться – и все, конец. Даже индейцы, отправляясь далеко в лес, непременно оставляют отметки на деревьях, чтобы найти путь обратно. Но, помимо риска затеряться в лесной чаще, существует множество других смертельных опасностей и разного рода неожиданностей, которые могут стать роковыми для человека, решившегося углубиться в величественные джунгли: укус ядовитого насекомого; прикосновение к жгучему растению, способному вызвать болевой шок; встреча с многочисленными пресмыкающимися или хищниками.

И все же Быков не удержался от соблазна. Желание увидеть магический обряд и то, как колдуны поднимут Камилу и Виктора на ноги, было сильнее инстинкта самосохранения. Никто не запрещал Быкову гулять там, где ему вздумается, поэтому он не опасался наказания. Если что-то и пугало его, так это перспектива отстать от индейцев и потеряться.

Это было тем более страшно, что процессия отправилась в джунгли вечером. К счастью, индейцы не могли идти слишком быстро, поскольку несли носилки с воздухоплавателями. Это позволяло Быкову красться за ачега незаметно и неслышно – во всяком случае, ему хотелось так думать.

Морин не подозревала о его замысле. Он решил не посвящать ее в свои планы, опасаясь, что англичанка станет для него обузой. Покидая поселок, Быков пролез под стеной хижины, куда якобы пошел спать.

– Так рано? – удивилась Морин, которая сидела под навесом вместе с остальными женщинами, пристроив на коленях блокнот, пополнявшийся все новыми и новыми заметками.

– Голова болит, – соврал Быков.

– Побудь со мной. Мне так нравится слушать, как поют индианки по ночам. Даже кажется, что я понимаю слова.

– Я послушаю из хижины.

– Может, мне пойти с тобой? – оживилась Морин.

– Нет-нет, – поспешно произнес Быков. – Я хочу спать. Глаза закрываются.

– Учти, дорогой, ночью я все равно тебя разбужу.

– Тогда тем более мне нужно выспаться. Доброй ночи.

С этими словами Быков скрылся в отведенной им лачуге, откуда поспешил за мужской половиной племени. Бадди не бежал следом за ним, поскольку ушел с индейцами. Познакомившись с ачега, кокер отдал им явное предпочтение перед своими спасителями. Сталкиваясь с Быковым или Морин, пес виновато тыкался им в ноги влажным носом или вилял хвостом, но тут же спешил к новым хозяевам. Подобное поведение Бадди слегка обижало Быкова, но умом он понимал, что так будет лучше. Он и не думал забирать кокер-спаниеля с собой, потому что не принадлежал к числу собачников и слишком часто бывал в разъездах, чтобы держать Бадди дома. Не на старенькую же мать его оставлять. Морин тем более была не готова опекать пса. Одним словом, предательство кокер-спаниеля было на руку им обоим.

«Вот если бы и с Морин так было, – размышлял Быков, пробираясь в лесном сумраке и стараясь не потерять из виду индейца, замыкающего процессию. – Расстались бы без выяснений отношений, без взаимных упреков и лживых обязательств. У людей это редко получается. А тут еще эта дурацкая книга… И дернуло же меня согласиться в этом участвовать!»

Вздыхая и хмурясь, Быков продолжал идти вперед. Несмотря на то что солнце уже садилось, в джунглях было еще относительно светло. Этим они отличались от обычного лиственного или хвойного леса, знакомого Быкову с детства. Самые большие и раскидистые деревья росли здесь не сплошной массой, а по отдельности, на приличном расстоянии друг от друга. Благодаря этому солнечные лучи, не поглощаемые древесными кронами, проникали до самой земли.

Как давно успел заметить Быков, джунгли существовали как бы на двух уровнях. Верхний – это листва деревьев, зачастую не слишком густая, хотя и перемежаемая верхушками раскидистых пальм. Нижний – труднопроходимая чаща кустарника, бамбуковых побегов и трав, достигающих порой высоты человеческого роста. А соединялись эти «этажи» лианами, переплетенными, спутанными и закрученными самым невероятным образом. Они тянулись от ветки к ветке, висели между стволами, сползали вниз, стелились по земле, исчезали в чаще и вновь свисали откуда-то сверху. В этой путанице не было ни начала, ни конца, но она лишь на первый взгляд казалась хаотической. Между лианами и деревьями шла извечная борьба за свет, пространство, жизненные соки. Порой победу одерживали лесные великаны, и тогда уничтоженные лианы свисали с них, подобно порванным канатам. А иногда на глаза Быкову попадались деревья, засохшие в удушающих объятиях. На их мертвых стволах разрастались все новые и новые лианы, сами постепенно превращающиеся в подобие жилистых деревьев; некоторые из них были толщиной с торс Быкова.

Осторожно выглянув из-за одного такого причудливого ствола, Быков увидел прямо перед собой наполовину расчищенное от растительности пространство, занимавшее площадь приблизительно в квадратный километр. Небо было уже темно-синим, но над черной каймой джунглей висела идеально круглая луна, поэтому видимость была прекрасной. Тропические деревья и кусты образовали вокруг поляны довольно густые заросли, но сама она была покрыта лишь разросшейся травой, серебрящейся под луной.

Посередине возвышалось сооружение размером с пятиэтажный дом. По форме оно напоминало усеченный конус, широкий у основания и сужающийся кверху. Цвет башни был голубоватым – во всяком случае, такой она казалась в призрачном лунном свете. Индейцы на этом фоне напоминали черные тени, отбрасываемые непонятно кем.

Поставив носилки на землю, ачега разделились на две группы. Каждая из них растянулась в шеренгу таким образом, что Камила и Виктор оказались в середине коридора, ведущего к ступеням пирамиды. Было тихо, если не считать голосов ночных птиц, готовящихся к охоте или брачным играм. Посвист одной из них напомнил Быкову пение родного соловья, и его сердце сжалось от приступа ностальгической тоски.

Как он оказался в этой дикой чаще? Какое ему дело до этих индейцев, до австралийской женщины по имени Камила, до ее дружка, что ему Морин Клайв, в конце концов? Для чего он здесь? Его ли это жизнь? Может, правильнее сидеть дома и выезжать в чужие края лишь для кратковременной смены впечатлений? Какой смысл мотаться по миру? Он так огромен и зачастую равнодушен, а иногда и откровенно враждебен.

Эти вопросы всегда приходили в голову Быкову, когда он испытывал неуверенность в себе или страх перед неизвестностью. Это бездонное звездное небо показало ему истинные масштабы происшедшего. Почувствовав себя маленьким и слабым, Быков услышал американского «соловья» и захотел отступить в уютный ограниченный мирок, где все так привычно и знакомо, что неоткуда ждать неприятностей, подвохов, угроз. Это был неправильный посыл. Трусливый.

Оставив нежные трели за гранью своего восприятия, Быков сосредоточил внимание на приготовлениях к спектаклю, единственным зрителем которого являлся он сам.

Какой-то индеец (судя по походке и телосложению – старик, возможно, тот самый, что изгнал полчища муравьев возле озера) стал медленно подниматься по каменной лестнице, вытесанной таким образом, что она заметно сужалась к вершине. Фокус заключался в том, что восхождение он совершал задом наперед, воздев руки над головой и что-то выкрикивая. Каждый его отрывистый возглас сопровождался хоровым эхом, доносившимся из глоток индейцев, оставшихся внизу.

Когда маг добрался до верхней площадки, он издал такой душераздирающий вопль, что у Быкова мурашки побежали по коже. Остальные индейцы разразились воплями и запрыгали на месте как одержимые. Барабанов или каких-нибудь иных музыкальных инструментов у них не было, поэтому ритм отбивался голыми пятками и ладонями. Быков слышал его вполне отчетливо, хотя находился на расстоянии ста шагов.

Не прекращая дикого танца, индейцы, стоявшие до сих пор лицом друг к другу, образовали сплошной круг и повели хоровод вокруг Камилы и Виктора, оказавшихся в центре. А дальше произошло невероятное.

Стоящий на пирамиде колдун тоже начал танцевать, но прыжки его превосходили прыжки индейцев, находившихся внизу. Сперва, по прикидкам Быкова, он подскакивал вверх примерно на метр, но постепенно, словно приобретая некую сверхъестественную инерцию, стал взлетать на полутораметровую высоту, не переставая выкрикивать тарабарщину. Любой другой человек уже свалился бы замертво от изнеможения, но старик – это был именно старик, сомнения Быкова давно рассеялись – все прыгал и прыгал, будто земное притяжение перестало действовать на него.

Когда он завис в воздухе на доли секунды, Быков решил, что ему это просто померещилось, но вскоре понял, что это не галлюцинация, не обман зрения. В прозрачном лунном свете, приобретшем фантастическую яркость, было видно слишком хорошо, чтобы можно было отмахнуться от очевидного факта.

Старый колдун если и не парил в воздухе, то действительно на некоторое время задерживался там, прежде чем приземлиться на каменную площадку. Быков несколько раз яростно ущипнул себя за ляжку, но это не помогло. Он стал свидетелем самой настоящей левитации. Она была настолько же реальной, как и все прочее, что видели его глаза: пирамида, звездное небо, черная стена леса.

Поглощенный танцем мага, Быков перестал наблюдать за тем, что происходило внизу, и, переведя туда взгляд, обнаружил, что приплясывающие индейцы опять образовали две шеренги, между которыми танцевали Камила и Виктор. На воздухоплавателях больше не было ни импровизированных шин, ни повязок, ни даже одежды. Их вспотевшие тела молочно блестели в лунном свете. Индейцы, обступившие их, казались вытесанными из темного полированного дерева.

– Может, и мы пойдем потанцуем? – хрипло предложила Морин.

Быков сразу узнал ее голос, но все равно вздрогнул, настолько неожиданным было ее появление в ночном лесу.

– Ты почему здесь? – глупо спросил он. – Как ты сюда попала?

– Попробуй угадать. С трех раз.

Морин хихикнула. Быков внезапно почувствовал приступ бешенства. Он понимал, что индейцам очень не понравится, если они обнаружат слежку. Это могло плохо закончиться. Своей выходкой Морин поставила под угрозу будущее их обоих. Такое безрассудство было недопустимо.

– Ты следила за мной! – пророкотал Быков, едва сдерживаясь, чтобы не выдать себя громким криком. – Кто тебе позволил? Какое ты имела право?

– А у кого я должна была спрашивать разрешения? – возмутилась англичанка. – Кем ты себя возомнил, Дима? Командиром на поле боя? Так я не солдат, заруби себе на носу!

– Тише, – попросил Быков, уже жалея о том, что затеял этот разговор.

Но Морин рассердилась не на шутку, и остановить ее было не так-то просто.

– Не затыкай мне рот, Дима! Я говорю что хочу! И делаю что хочу! У нас разные гениталии, но равные права, понял?

Она старалась говорить тихо, но ее звенящий голос далеко разносился в ночном воздухе. Бросив взгляд на индейцев, Быков обнаружил, что они уже не танцуют, а смотрят в их сторону. Ему стало не по себе.

– Пойдем отсюда, – прошептал он. – Быстрее.

Морин хотела раздраженно отбросить его руку, но тоже посмотрела в сторону храма, и выражение ее лица изменилось. Не вступая в пререкания, она развернулась и, пригибаясь, устремилась в обратном направлении.

– Не туда, – поправлял ее Быков время от времени. – Правее… Теперь сюда… Скорее. Нужно успеть раньше, чем они вернутся.

Чего он хотел этим добиться? Неужели надеялся, что ачега не поняли, кто их выслеживал? Быков не смог бы ответить на эти вопросы. Просто ему казалось, что если быстренько забраться в хижину и улечься спать, то все обойдется. Так поступают нашкодившие дети, оттягивая момент, когда придется отвечать за содеянное. Порой взрослые ведут себя ничем не лучше. А итог всегда одинаков. Отвечать все же приходится. Рано или поздно. Чаще – рано.

 

Глава 25

Живы и здоровы

По возвращении Быков и Морин долго и жадно пили, чтобы унять жажду. Вода, обеззараженная таблетками, имела неприятный привкус, но им она показалась восхитительной. Отдуваясь, путешественники сняли с себя все лишнее и улеглись на циновки.

Тонких покрывал у индейцев не было, шкуры были слишком толстыми, поэтому, чтобы хоть как-то предохраняться от укусов ночных насекомых, приходилось укрываться рубашками. Ближе к утру, когда становилось прохладно, в ход шла шкура, повернутая мехом внутрь, и тогда Быков с Морин спали, тесно прижавшись друг к другу. Но на этот раз он не стал обнимать ее, а предпочел лечь отдельно, несмотря на то что озяб.

Так продолжалось до рассвета, а потом Морин, не говоря лишних слов, навалилась на Быкова вместе с меховым одеялом, после чего игнорировать ее уже не удавалось. Короткая борьба завершилась полной победой англичанки. Прижатый к полу, Быков выполнил все, что от него требовалось, и никто не заподозрил бы его в недостатке энтузиазма.

– Мир? – спросила Морин, слегка задыхаясь.

– Мир, мир, – проворчал он, потому что иначе выглядел бы полным идиотом. – Но все же напрасно ты вчера пошла за мной. Мы не знаем, какие могут быть последствия.

– Погоди. Причем тут я? Кто начал выяснять отношения? Нас не заметили бы, если бы ты не орал.

– Кто орал? – удивился Быков. – Я?

– Конечно, – невозмутимо подтвердила Морин. – Как ненормальный. Это ты все испортил.

– Как ты можешь так говорить? Я шептал! Это ты кричала! Ачега повернулись на твой голос.

– Нет, на твой!

– На твой!

Сообразив, что они ведут себя как малые дети, оба одновременно прыснули. На этом конфликт был исчерпан. Растянувшись на спине и глядя в щели на потолке, они немного полежали молча, а потом Морин сказала:

– Мне кажется, что нам ничего не будет. В конце концов, откуда индейцам знать, что это были именно мы?

Быков тут же уцепился за эту спасительную версию, поскольку она избавляла его от тревожных переживаний в ожидании возмездия.

– Действительно, – согласился он, убеждая скорее самого себя, а не подругу. – Было темно, мы находились довольно далеко. Индейцы услышали шум, но вряд ли поняли, что это было. Хотя, конечно, я здорово перетрусил. Похожий случай произошел со мной много лет назад. Мне было тогда девять или десять. – Быков смущенно хмыкнул, вспоминая подробности. – Я с друзьями подкрался к компании взрослых мужчин. Они играли в карты в дальнем конце парка, где мы гуляли. Кто-то из нас кашлянул или чихнул, сейчас уже не помню. И эти мужики, бросив карты, вдруг погнались за нами. Думаю, это были бывшие заключенные. Половину слов, которые они выкрикивали нам вслед, мы не понимали, но от этого было только страшнее. Не знаю, как мы ноги оттуда унесли. Каждую секунду я боялся, что вот сейчас кто-то схватит меня за шиворот, и тогда мне конец.

– У меня вчера было такое же ощущение, – призналась Морин. – Когда мы выбирались из леса, мне все время казалось, что за нами гонятся. У меня ноги подгибались от ужаса.

– Мне ты об этом не говорила, – удивился Быков.

– Не хотела пугать тебя еще сильнее.

– Вздор! Я был встревожен, а не напуган. Это разные понятия.

– Может быть. – Морин тихонько засмеялась. – Но видел бы ты свое лицо вчера ночью! Перекошенное и бледное, как луна… «Скорее, скорее! – передразнила она Быкова. – Нужно обязательно их опередить!»

– Я волновался в первую очередь за тебя, – буркнул он.

Морин хотела возразить, но не успела. В хижину заглянула Камила, из-за спины которой торчала голова Виктора.

– Не помешаем? – спросила австралийка.

– Минутку! – завозился под шкурой Быков. – Мы сейчас оденемся.

Его немного смутил неурочный визит, но в общем Быков был даже рад. Камила предпочла ему своего «Крокодила Данди»? Что ж, тем хуже для нее. Пусть видит, что Быков без нее не чахнет от тоски. У него тоже есть пара. Они с Морин спят вместе. И им хорошо.

Одевшись, Быков и англичанка пригласили гостей войти. Камила была в мужской рубахе, прикрывавшей ее ноги до середины бедер. Виктор явился раздетым по пояс, словно желая продемонстрировать свою квадратную грудь и мускулистый живот. Быков обрадовался, что сам он в футболке.

– Глазам не верю! – произнес он, отступая и откидывая голову назад, чтобы лучше видеть вошедших. – Ни за что не сказал бы, что еще вчера вы были в гипсе… или в этих… шинах.

– Нас отнесли в одно волшебное место, – загадочно сказала Камила. – Там шаман и остальные индейцы прогнали из нас болезнь. – Она развела руками. – В это трудно поверить, но именно так все и было.

– Кости просто срослись – и все, – добавил Виктор. – Не знаю, как это объяснить. Остается признать, что колдовство работает. Вот, смотрите. – Он повертел и покачал головой с заметно отросшими волосами. – Шея как новая. Правда, должен признать, слушается она еще плохо, но шаман заверил, что это пройдет.

– Он показал на пальцах, что надо подождать четыре дня, – объяснила Камила. – Потом состоится новый обряд, после чего мы забудем о своих переломах.

– Фантастика! – воскликнула Морин. – Садитесь. Мы предложили бы вам выпить, но, кроме воды, у нас ничего нет.

– Зато я кое-что припас, – похвастался Виктор, извлекая из заднего кармана джинсов плоскую флягу. – Тут всем по глотку. Ирландский виски. Надо же отметить наше чудесное исцеление.

Они немного выпили, передавая флягу по кругу. Быков, давно не пробовавший виски, моментально ощутил его эффект: по жилам разлилось приятное тепло, голова сделалась легкой, потянуло на разговоры.

– А ведь мы вчера… – начал он.

– Рано легли, – закончила за Быкова Морин, беря его за руку. – Теперь я об этом жалею. Нужно было пойти вместе с вами и посмотреть на все собственными глазами.

– Что ты, что ты! – замахала руками Камила. – Ачега берегут свой храм как зеницу ока. Никого туда не подпускают.

– Ночью, когда мы там были, – стал рассказывать Виктор, – в лесу раздался какой-то шум. Видели бы вы, как всполошились индейцы! Старый Вичету ужасно разгневался. Наверное, минут десять сыпал проклятиями.

– Кто бы это мог быть? – очень естественно удивилась Морин.

– Мне почудились человеческие голоса, а Вик считает, что это были звери, – ответила Камила.

– За людьми погнались бы, – пояснил Виктор, слизывая последние капли с горлышка фляги. – Индейцы так и собирались сделать, но шаман их остановил. Сказал им что-то, они покивали и согласились.

Быков почувствовал, что хмель развеялся. По спине пополз неприятный холодок. Быков предположил, что погоня не состоялась по той простой причине, что шаман понял, кто подобрался к святыне ачега.

– Как, ты говоришь, его зовут? – поинтересовался он с деланным равнодушием.

– Кого? – спросил Виктор, к которому он обратился.

– Шамана.

– Вичету.

– Он высказывал какие-то предположения? – продолжал допрос Быков.

– Откуда мне знать? Я понимаю одно слово из двадцати. Но знаю наверняка, что Вичету – настоящий колдун. Сегодня утром я в очередной раз в этом убедился.

– Расскажи им, Вик, – кивнула Камила. – Потрясающая история.

– Так вот, – начал Виктор, усаживаясь поудобнее, – на рассвете индейцы меня разбудили и повели на охоту…

– Ты хороший охотник?

– Нет, как вы сами понимаете, до этого дня я даже помочиться самостоятельно не мог, мне помогали мальчишки. А на охоту, насколько я понял, меня взяли по предложению шамана. Он решил посмотреть, как я двигаюсь и все такое. А может, по какой-то другой причине, мне неизвестной. Короче говоря, меня позвали, и я пошел.

– Еще только-только светало, – прокомментировала Камила. – И когда эти индейцы спят, не понимаю?

Подождав, пока она умолкнет, Виктор продолжил:

– С нами был ваш пес, Бобби…

– Бадди, – ревниво поправил Быков.

– Да, Бадди. Он уже научился выслеживать зверей для ачега. На этот раз собака напала на след броненосца. Видели его? Похож на поросенка, только весь в колючем панцире. Но проворный. Мы за ним, а он в нору. И оттуда его не достать.

– Он сворачивается и раздувается, чтобы упираться в земляные стены, – пояснила Камила, ласково поглядывая на Виктора.

– Точно, – подтвердил он. – Копьем не проткнешь и за хвост не вытянешь, я пробовал. Броненосец, словно камень, врос в землю. Что делать?

– Выкурить дымом? – предположил Быков.

– Нет, дорогие мои. Для того чтобы вытащить броненосца из норы, достаточно иметь рядом такого колдуна, как Вичету. Он присел на корточки, зашептал что-то, зашевелил пальцами… Гляжу, выползает наш толстый латник задом, пятится. Тут-то его и… цап! – Виктор сделал соответствующий жест руками. – Там мы его и слопали, беднягу. Испекли прямо в панцире.

– Виктор принес мне кусок, – похвасталась Камила. – Необыкновенно вкусно.

Морин сглотнула слюну:

– Я думала, индейцы приносят в селение всю добычу.

– Это было бы нечестно, – помотал головой Виктор, улыбаясь. – Старики, женщины и дети сидят на одном месте, энергию не тратят. А охотникам нужно много сил, чтобы добывать пропитание. Они сами решают, что есть на месте, а что делить на всех.

Быков подумал, что, наверное, это рационально, но негуманно. Цивилизация постепенно исправляет такое положение вещей, но до полной справедливости на Земле еще ой как далеко.

Пока он размышлял об этом, беседа угасла как-то сама собой. Гости заерзали на своих местах. Чтобы немного развлечь их, Быков поведал им историю об изгнании муравьев, но его рассказ имел не слишком большой успех. Виктору и Камиле не сиделось на месте. Они заявили, что хотят искупаться в озере, и обменялись красноречивыми взглядами. После долгого воздержания их тянуло друг к другу.

Быков и Морин не стали их удерживать, пожелали хорошего дня и остались в хижине – заниматься своими делами.

Что это были за дела? Об этом можно только догадываться…

 

Глава 26

Без вины виноватые

Насладившись обществом друг друга, Быков и Морин решили сходить на озеро.

– Как продвигается твоя книга? – спросил он одеваясь.

– Наша книга, – поправила англичанка. – Я-то работаю. А вот ты давно не брал в руки фотоаппарат.

– Пленка закончилась, – пояснил Быков.

– Пленка? – удивилась Морин. – Разве это не цифровая камера?

– К счастью, нет. Иначе она бы давно разрядилась и я не смог бы ею воспользоваться.

– Ты не сделал ни одного моего фотопортрета, Дима! И мы ни разу не снялись вместе.

– Успеется, – успокоил подругу Быков. – Сфотографирую нас, когда выберемся отсюда.

– Уже немного осталось, – сказала Морин, закончив укладывать волосы. – Скорее бы обратно! По правде говоря, я устала от этой первобытной жизни. Так хочется поесть из нормальной посуды, принять душ, выспаться на чистой постели…

– Чтобы получить все это, придется проделать обратный путь, Морин.

– Я бегом побегу.

Быков подумал, что в джунглях сильно не разгонишься, но не стал говорить это вслух. Правда хороша, но не всегда уместна. Не можешь вдохновить товарища, так хотя бы не расхолаживай. Особенно если это женщина, готовая сломаться под тяжестью выпавших на ее долю испытаний.

– На этот раз нам будет легче, – сказал Быков. – Нас ведь будет четверо.

– Да, – без энтузиазма согласилась Морин. – Но лучше бы мы пошли с тобой вдвоем. Не нравится мне, как эта Камила на тебя смотрит.

– Она с Виктором.

– Ты плохо знаешь женщин, Дима. Быть с кем-то не значит не замечать остальных.

Быков решил не углубляться в эту тему, чтобы не услышать каких-нибудь не слишком лестных для себя замечаний. По молодости лет он часто докапывался до правды и ни разу ничего приятного не откопал.

– Ну что, готова? – бодро спросил он.

– Пойдем, – сказала Морин.

Выйдя на свет, они одновременно зажмурились от солнечных лучей, поэтому не сразу заметили, что прямо перед ними стоит Вичету. Более того, у Быкова сложилось впечатление, что сначала старика там не было, а появился он лишь в тот момент, когда они с Морин закрыли глаза.

– Добрый день, – произнес Быков, чувствуя себя полным идиотом.

Вичету ничего не ответил на приветствие, хотя Морин и повторила его. Шаман просто стоял и смотрел на них ничего не выражающими глазами. Его лицо было изрезано морщинами, но тело выглядело молодым – никакой дряблости, никаких обвисших складок. Почти не шевеля губами, Вичету задал вопрос, и, странное дело, Быков и Морин, не знавшие ни слова на языке ачега, прекрасно все поняли.

Шаман желал знать, что они делали ночью возле храма. Он не спрашивал, были ли они там. Для него это был факт, не требующий доказательств. И попытки белых изобразить на лицах удивление не обманули, а лишь разозлили его. Продолжая говорить на своем языке, почему-то сделавшемся понятным для иностранцев, Вичету заявил, что ни один бледнолицый не должен приближаться к храму без разрешения. Подобное своеволие будет наказано. Как и оскорбительная ложь из уст нарушителей.

С этими словами шаман взмахнул руками так, словно бросил песок в лицо Быкову и Морин. Возможно, это действительно был песок, пыль или пепел, потому что оба зажмурились. Когда же они открыли глаза, Вичету уже уходил, прямой, несгибаемый, как палка. Звериный хвост, болтающийся между его тощими ягодицами, не делал его смешным. Более того, провожая взглядом удаляющегося шамана, Быков почувствовал, как ему в душу закрадывается какой-то тупой неясный страх.

– Вичету, – окликнул он, – прости нас! Мы не хотели.

– Мы больше не будем, – вторила Быкову Морин таким тоном и таким голосом, словно превратилась в маленькую испуганную девочку.

Шаман остановился и обернулся. Но вовсе не для того, чтобы примирительно улыбнуться или кивнуть. Выставив перед собой два пальца правой руки, похожей на кривую ветку, он направил их сперва на Быкова, потом на Морин, а в довершение пробормотал какие-то угрозы.

– Ох и злой старик, – прокомментировала англичанка, когда они остались одни. – Противный, как крыса или змея. У меня от него мурашки по коже.

– Осторожнее, – предупредил Быков.

– Кто нас может услышать? Никого ведь нет рядом.

– В том-то и дело.

– Что ты имеешь в виду?

– Площадь совершенно пуста. Такое впечатление, что все попрятались.

Потрясенная этими словами, Морин бросила взгляд по сторонам. Быков был прав: никто не смотрел на них, во всяком случае, открыто. Даже под навесом никого не было, хотя обычно там всегда собиралось немало народу. Чурбан, заменявший Унчуну трон, пустовал.

– Кажется, мы попали в неприятную историю, – негромко произнес Быков.

– Ты преувеличиваешь, Дима, – неуверенно возразила Морин. – Старик подуется и забудет.

– Разве ты не поняла? Он нарочно нас навестил.

– И что?

– А то, что ачега знали, что здесь произойдет. Они опасались показаться разгневанному шаману на глаза. Значит, это опасно.

– Темные суеверные дикари, – пробормотала Морин. – Неужели мы уподобимся им, Дима?

– Нет, конечно. – Быков провел тыльной стороной ладони по лбу, покрывшемуся испариной. – Что-то жарко. Голову напекло. Пойдем в тень, Морин.

– А мне прохладно, – призналась она, поежившись. – Озноб. Я, пожалуй, лягу. Принесешь мне воды, Дима?

Когда он, еле волоча ноги, вернулся с сосудом из тыквы, до краев наполненным водой, Морин дрожала на подстилке, обхватив себя руками. Быков укрыл ее шкурой и лег рядом. Его голова была горячей и пустой, мысли путались, тело покрылось липким по́том. Клонило в сон, и не было ни желания, ни сил сопротивляться подступившей слабости. Быков уснул, а когда открыл глаза, в хижине царили сумерки и у него зуб на зуб не попадал.

– Морин… – позвал он голосом умирающего. – Ты как себя чувствуешь?

Она не ответила, хотя была рядом. Быков услышал, как стучат ее зубы, задрожал еще сильнее и заполз под шкуру. Некоторое время они лежали, прижавшись друг к другу, а потом Морин стало жарко и она принялась отталкивать Быкова руками и ногами. Вместо того чтобы сопротивляться, он откатился в сторону, кутаясь в шкуру.

Странные видения проносились в его воспаленном сознании. Какие-то жуткие кривляющиеся рожи то и дело выныривали из мрака, заставляя Быкова замирать. Мыши и пауки шмыгали у него перед самым носом. А еще худой злобный старик тянул к нему пальцы, похожие на щупальца, и что-то угрожающе шипел. Застонав, Быков вырвался из кошмара, как из болотной трясины, и все понял.

– Морин, – снова позвал он в темноте. – Ты здесь?

– Да, – прошелестело в ответ. – Мне кажется, я умираю. Эта лихорадка убьет меня. У нас есть хинин?

– Нет, – пролепетал Быков, силясь приподняться на непослушных руках.

– Сходи к индейцам, попроси. Хотя нет, не надо. Это бесполезно. Он решил нас убить… Вичету!.. Уйди, Вичету! Не трогай меня! Не трогай!

Бессвязный бред Морин продолжался всю ночь. Быков тоже бредил и несколько раз просыпался от собственного крика. Оба они то дрожали от холода, то метались в сильном жару. К утру температура их тел немного снизилась, но больные были так обессилены, что едва смогли повернуть головы друг к другу, чтобы обменяться несколькими фразами.

– Я сейчас пойду искать шамана, – сказал Быков. – Попрошу у него прощения.

– Ты же еле живой, – прошептала Морин, глядя на него с состраданием своими лихорадочно блестящими, глубоко запавшими глазами.

– Нужно это сделать, пока я жив. Иначе будет поздно. Еще одну ночь мы просто не переживем.

Собрав все силы, Быков сел на полу. Чтобы подняться на ноги, потребовалось значительно больше времени. Морин уже провалилась в тревожный сон и отбивалась от воображаемых змей и ящериц, жалобно призывая на помощь. Это заставило Быкова превозмочь себя и выбраться наружу.

Утреннее солнце слепило глаза, высекая из них слезы. Почти ничего не видя перед собой, Быков добрел до навеса, увидел там какого-то мальчишку и прохрипел:

– Позови Вичету… пожалуйста.

Малыш отступил, прячась за мать с большим голым животом.

– Вичету, – повторил Быков. – Прошу. Пожалуйста. Как его найти? Ты можешь позвать Вичету?

Он плохо соображал, поэтому не сразу осознал, что уже не стоит, а сидит, и перед ним находится не только мать с ребенком, а все племя во главе с вождем. Отгоняя от себя обморочную дурноту, Быков напряг зрение и увидел шамана, стоящего позади трона.

– Вичету, – прошептал Быков, становясь на колени. – Прости меня и Морин. Пожалуйста. Этого больше никогда не повторится.

Больше он ничего не помнил. А когда очнулся, день клонился к закату. Быков находился в хижине возле Морин, и она сидела, положив ему на лоб восхитительно прохладную ладонь.

– Ну вот и все, – сказала англичанка. – И лекарства не понадобились.

Быков потрогал кончиком языка пересохшие губы и признался:

– Никогда не был суеверным. А теперь вот стал.

– Это не суеверие, – решила Морин, немного поразмыслив.

– А что же тогда?

– Колдовство. Обычное колдовство.

И этим все было сказано. Быков кивнул и вздохнул.

 

Глава 27

Моральные принципы

На следующее утро они проснулись абсолютно здоровыми, хотя и несколько вялыми и ослабшими. На пороге кто-то оставил для них пальмовый лист с какой-то птицей, запеченной прямо в перьях. Бадди как раз подбирался к ней, когда Быков вышел из хижины. При виде своего недавнего спасителя пес позволил себе недовольно оскалить зубы, после чего, озираясь, потрусил прочь. Поведение кокер-спаниеля кардинально изменилось с того дня, как он поселился в индейской деревне. Бадди не просто отдавал предпочтение индейцам, он стал сторониться светлокожих людей.

Поделившись своими наблюдениями с Морин, Быков сказал:

– Возможно, в своем предыдущем воплощении Бадди был индейской собакой, и теперь его тянет обратно.

– Веришь в переселение душ? – спросила Морин, разрывая грудину запеченной птицы.

– Раз уж поверил в колдовство, то почему бы нет? – Быков впился зубами в еще теплое мясо, которое приходилось выедать, не затрагивая шкурки, оставшейся неощипанной. – Честно говоря, я никогда не сомневался в том, что перерождение существует. Вопрос в том, как это происходит.

– И как же? – поинтересовалась Морин, правда, больше увлеченная поглощением пищи, чем беседой.

– Если в общих чертах, то металлолом идет на переплавку. За редким исключением. Когда попадается какая-нибудь уникальная штуковина.

– И откуда она берется?

– Из нас, – просто ответил Быков. – Но это индивидуальный процесс, не массовый.

Высказавшись таким образом, он слегка загрустил. Его давно угнетала мысль о том, что лично он не достиг ни просветления, ни совершенства, ни каких-либо вершин на социальной лестнице. Сначала нужно было очень многое поменять в себе, но работа над собой постоянно откладывалась на потом. Как будто Быкову было отмеряно не семьдесят лет жизни, а несколько столетий или даже вечность. Вот и сейчас, вместо того чтобы лишний раз задуматься об этом, он предпочел сменить тему разговора.

Они поболтали о том о сем, незаметно прикончили угощение и, облизывая пальцы, стали думать, чем бы заняться дальше. Морин предложила наведаться к Камиле и Виктору. Нахмурившись, Быков покачал головой:

– Нет, я к ним не пойду.

Она недоуменно посмотрела на него:

– В чем дело?

– Ты обратила внимание, что вчера, когда Вичету проклял нас, вокруг не было ни единой живой души? Значит, все знали, что произойдет. И прятались. Они не пришли, чтобы нас предупредить. Я имею в виду Камилу и ее бойфренда, ради которых мы, между прочим, столько раз рисковали жизнью.

– Они могли и не знать, – задумчиво произнесла Морин. – Если не ошибаюсь, они собирались на озеро…

– Хорошо. – Быков наклонил голову в знак согласия. – Допустим. Тогда почему они не проведали нас потом, когда мы без сил валялись на полу? Почему не принесли хотя бы воды?

– Ну… наверное, им запретили.

– Наверное. А они послушались. Скажи, Морин, как бы ты поступила на их месте?

– Не знаю, – неуверенно произнесла она.

– А я вот знаю, – жестко сказал Быков. – Я бы ни за что не оставил их в беде. Не предал бы своих.

Морин взяла его за руку:

– Нельзя быть таким категоричным, Дима. Помнишь, что сказано в Евангелии? Пусть тот, кто без греха, бросит камень первым.

Быков хотел согласиться, но не смог. К обиде на Камилу примешивалась ревность. Он все еще злился на нее за то, что она променяла его на Виктора, и к тому же испытывал инстинктивную неприязнь к этому человеку. Было ли это порождено одной только ревностью? Пожалуй, нет. Виктор казался Быкову фальшивым и самовлюбленным, ему нельзя было доверять. Постоянная рисовка, картинные позы, неискренние улыбки. Нет, такие люди никогда не нравились Быкову. Слишком они хотели вызвать симпатию. Слишком явно стремились походить на крокодилов данди, суперменов и джеймсов бондов. Что кроется под этой привлекательной оболочкой? Быков подозревал, что ничего хорошего.

– Я читал Евангелие, – произнес он. – И заповеди помню. Все их помнят. А сколько заповедей соблюдают? Разве что «не убий», да и то до той поры, пока не придется взяться за оружие, чтобы защитить себя или своих близких.

– Но это же естественно, – сказала Морин.

– Христос так не думал, – парировал Быков. – Он очень четко все изложил. Без оговорок.

Можно было бы спорить на эту тему бесконечно, но им помешали. Как это часто случается, на сцене появились люди, которых только что обсуждали. Камила вошла в хижину с виноватым видом. Виктор отделался обычной дружелюбной улыбкой.

– Привет, – произнес он небрежным, почти веселым тоном. – Мы зашли, чтобы объясниться. Во-первых, Вичету запретил к вам приближаться. Во-вторых, мы с Камилой договорились, что обязательно вмешаемся, если дело зайдет слишком далеко…

– Насколько далеко? – полюбопытствовал Быков.

– Мы бы не дали вам умереть, Дима, – быстро сказала Камила. – Когда ты пришел на площадь, мы наблюдали за тобой из укрытия. И собирались вступиться, если шаман вас не простит.

– Да, именно так мы договорились, – подхватил Виктор, извлекая из заднего кармана знакомую флягу. – Предлагаю отметить ваше спасение.

Быков не стал становиться в позу. Все-таки все они были товарищами по несчастью. Очень скоро им предстояло выбираться из затерянного мира вчетвером, полагаясь на помощь друг друга. Ссориться было глупо.

– Да, давайте отметим, – согласился Быков. – Только устроимся на открытом воздухе, если нет возражений. Чертовски надоело торчать в этой хижине.

Они сели возле хлипкой стены, отбрасывающей тень.

– Где ты наполняешь флягу, хотела бы я знать? – произнесла Морин, обращаясь к Виктору.

– Она у меня волшебная, – усмехнулся он. – Я вообще люблю необычные вещи. – Он посмотрел на Камилу, обнял ее за плечи и привлек к себе. – И необычных женщин.

Быков закашлялся. Надо полагать, оттого, что алкоголь обжег ему гортань.

Делая крохотные глотки из фляжки, четверо путешественников обменивались ничего не значащими фразами и рассеянно наблюдали за жизнью лесной деревушки. Почти все ее обитатели были как на ладони, потому что у хижин не было дверей, а у некоторых вообще было три и даже две стены. Мужчины как всегда отсутствовали, а женщины занимались хозяйством: что-то мешали, месили, лепили, плели, шили, нанизывали и варили, ухаживали за стариками и возились с малышами. Дети постарше играли с камнями и костями или выкапывали из земли насекомых, которых тут же азартно поедали.

Глядя на них, Быков удивился тому, как быстро он привык к совершенно чужому для себя быту. Словно провел в индейской деревне не несколько дней, а несколько лет. Сидит себе в тени, прихлебывает виски и невозмутимо смотрит на самых настоящих дикарей, недалеко ушедших от первобытных людей.

– А я здесь уже обжился, – изрек он неожиданно для себя. – Скоро уходить, а мне даже немного грустно.

– Это алкоголь тебя настроил на сентиментальный лад, – сказал Виктор отеческим тоном.

– Лично я просто не дождусь, когда выберусь отсюда, – призналась Морин. – Меня очень угнетает то, что я не могу позвонить в банк и заблокировать карты, которые украл у меня этот противный Мигель…

– Мануэль, – поправил ее Быков. – Вряд ли он сумеет подобрать коды. А вот отсутствие связи меня действительно угнетает. От нас давно нет никаких вестей. Родные, наверное, ужасно беспокоятся.

– Да, это кошмар, – сокрушенно покачала головой Морин.

– Обо мне некому беспокоиться, – беспечно сказал Виктор. – Все привыкли к тому, что я постоянно путешествую. Я ведь с детства искатель приключений. Ненавижу торчать на одном месте.

Только Камила не проронила ни слова, опустив голову. Быков вспомнил, что не так давно она потеряла мужа и сына. Этот разговор должен был причинять ей сильную душевную боль. Он стал лихорадочно придумывать новую тему, но в этот момент их уединение нарушил индейский мальчуган лет пяти, который с отчаянным воплем ужаса бросился в их сторону. Секунду назад он лазил в зарослях, окружающих поселок, а теперь сломя голову мчался к незнакомым взрослым людям, взывая о помощи.

Причиной его бегства стала большая желто-коричневая змея, преследующая мальчика стремительными пружинистыми прыжками. Не раздумывая, Быков выломал толстую жердь, подпирающую крышу хижины, и кинулся малышу на выручку. Страшный удар пришелся по спине ползучей гадины, переломав ей хребет. Утратив способность ползти, змея стала яростно извиваться, то закручиваясь вокруг палки, то вытягиваясь на пыльной земле. При этом она не переставала шипеть и кусать дерево, надеясь отплатить врагу смертельными порциями яда.

Содрогнувшись от отвращения, Быков улучил момент, размахнулся и стал бить змею, стараясь размозжить ее маленький плоский череп. Это удалось ему с пятого или шестого раза. Вся изломанная, измочаленная, змея обессиленно растянулась в пыли. Капли ее крови походили на красные ягоды, раскатившиеся вокруг. Она еще подергивалась и слабо шевелила хвостом, но ее минуты были сочтены.

Удостоверившись в этом, Быков обернулся. Морин и Камила смотрели не на него, а на Виктора, который, держа мальчика на руках, нес его навстречу причитающей матери. Индианки, выскочившие из-под навеса, тоже смотрели на Виктора. Он того стоил. Высокий, плечистый, весь из себя эффектный, геройский, мужественный. Ни разу не обернувшись, он передал спасенного малыша счастливой матери. Она, естественно, рассыпалась в благодарностях. Остальные индианки тоже обступили Виктора, дергая его за одежду и хлопая по плечам.

А Быков со своей дубиной стоял один, как будто его и не было. Усмехнувшись, он покрутил головой и вернулся на прежнее место. Морин расцеловала его в щеки, в то время как Камила увивалась вокруг Виктора. Перевернув флягу, Быков открыл пересохший рот. Туда упало несколько капель. Этого было слишком мало, чтобы смыть горечь, скопившуюся у него во рту.

 

Глава 28

Битва за самку

Прямо над ними раскинулся душистый кустарник, усеянный крупными желтыми цветами, похожими на рупоры. Вокруг вились крохотные сказочные птички колибри. Фрррр… Фрррр… Их крылышки работали с такой скоростью, что были совершенно не видны в вечернем воздухе. Солнечные лучи, падая на эти миниатюрные создания, окрашивали их то в изумрудный, то в золотой, то в рубиновый цвет. Сменяя друг друга, колибри погружали в цветы свои длинные острые клювики.

– Они как мы, – прошептала Морин на ухо Быкову, раскинувшемуся на спине рядом с ней. – Правда?

Он подумал, что это некорректное сравнение. Что общего между пестрыми проворными пташками и двумя взрослыми людьми, достаточно крупными и увесистыми, чтобы даже не мечтать ни о каких полетах?

– Они красивые, – уклончиво ответил Быков.

– Кто-то назвал их летающими драгоценностями, – опять зашептала Морин, убедившись, что их голоса не отпугивают колибри, которых собралось возле куста уже десятка полтора.

– Я думал, они размером со шмеля. А они немного больше.

– Ты совсем не романтичный, Дима.

– Смотря что считать романтикой, Морин.

Быков с удовольствием отметил, насколько разнообразным и правильным стал его английский язык за последнее время. Пожалуй, никогда еще у него не было такой хорошей и продолжительной практики, как во время этого путешествия. Постоянное общение с британской журналисткой позволило ему не только отточить произношение, но и значительно расширить словарный запас. Причем эта практика обошлась Быкову совершенно бесплатно. Более того, он еще получал от этого удовольствие.

Повернув голову, он посмотрел на Морин. Она тоже скосила на него глаза, а потом перевела взгляд на колибри. Быков поискал рукой ее ладонь и благодарно пожал ее. Они лежали на благоразумно прихваченных с собой циновках. По их телам сновали насекомые, но кусачих или особенно отвратительных не было, так что это было вполне терпимо. По крайней мере, до сих пор.

– Ну что, пора возвращаться, – сказал Быков. – Скоро стемнеет. Гулять по ночным джунглям небезопасно, как ты знаешь.

– Что ты наделал! – воскликнула Морин.

– А что? – встревожился он.

– Спугнул их, вот что! Два самца сражались за самку. Пищали и щипали друг друга как сумасшедшие. Даже не верится, что эти беби могут быть такими кровожадными…

– Но тебе понравилось, – угадал Быков, наблюдая за выражением лица подруги.

Она передернула плечами:

– Это же естественно. Закон природы. Когда-то люди делали то же самое. Я имею в виду поединки мужчин за обладание женщиной.

– Пещерный век, – обронил Быков.

– Не только, – возразила Морин. – Были еще и рыцарские турниры. И дуэли за прекрасных дам.

– Ты говоришь это так, словно не возражала бы, чтобы эти обычаи вернулись.

– Вот выдумал! Зачем мне это…

Фыркнув, Морин села на циновке и начала одеваться. Быков отвернулся и последовал ее примеру. Он думал, что в людях сохранилось многое от первобытных предков. Агрессия, соперничество, жестокость, жадность… Человечество постепенно избавляется от этих атавизмов, но не слишком быстро, потому что иначе цивилизация не сумеет защитить себя от гораздо более многочисленных и решительных варваров. Для выживания в этом мире по-прежнему необходимы звериные инстинкты. «Увы, это так, – признал Быков мысленно, – но, к счастью, я избавлен от необходимости драться за самку».

Он не понял, как сильно заблуждается, даже когда они вернулись в селение и застали индейцев за приготовлениями к какому-то празднеству. Бадди, уворачиваясь от пинков, бегал туда-сюда и возбужденно лаял, предвкушая обильное угощение. Мужчины шутили и смеялись; они выглядели весьма колоритно, украсив себя дополнительными перьями, ожерельями и браслетами. Женщины тоже явно уделили немало внимания своим туалетам: соорудили с помощью палок и костей некоторое подобие причесок, щедро разукрасили лица, обрядились в разнообразные набедренные повязки. С помощью детей индианки носили на стол всевозможные яства – запеченные плоды и тушки животных, орехи, рыбу, варево в черепаховых панцирях, сосуды с напитками.

– Смотри не переусердствуй сегодня, Дима, – предупредила Морин, шутливо грозя пальцем.

– К их пойлу я не прикоснусь, – пообещал Быков, в памяти которого были свежи воспоминания о тяжком похмельном утре.

К ним приблизились Виктор и Камила, тоже постаравшиеся придать себе праздничный вид.

– В честь чего торжество? – спросила Морин.

– Сегодня свадьба у старшего сына вождя, – пояснила Камила.

– У Малакалы? – уточнил Быков.

Нехорошее предчувствие разлилось в его груди, подобно черничному варенью, опрокинутому на белоснежную скатерть.

– Да, – подтвердил Виктор.

В этот момент под навес торжественно прошествовал Унчун в сопровождении любимых жен и шамана Вичету. Повинуясь удару его посоха, мужчины бросились в джунгли и вернулись оттуда с длинным толстым бревном, которое уложили на два плоских камня, заблаговременно установленных на площади. Старухи с плошками принялись смазывать поверхность бревна маслом или жиром.

– Зачем это? – удивилась Морин.

– Понятия не имею, – ответил Виктор, глядя на старух.

– Наверное, нужно будет пройти по этому бревну и не упасть, – предположила Камила.

– А кто невеста? – спросил Быков, занятый своими мыслями.

– Насколько я понимаю, этого никто пока что не знает, – сказал Виктор. – Но думаю, шоу будет идти примерно по такому сценарию. Сначала мы как следует выпьем и закусим. Потом лучшие девушки племени выстроятся в ряд и Малакала выберет себе из них самую достойную. Может быть, даже двух или трех.

Он не сделал ни одного верного предположения. Все пошло совсем не так, как предсказывал Виктор, несмотря на его уверенный авторитетный тон. Во-первых, пирушка должна была стать завершением церемонии, а не прелюдией к ней. Во-вторых, выбор Малакала сделал заранее. В-третьих, его избранницей была отнюдь не соплеменница. Быков понял это, когда увидел, как сын вождя направляется к ним.

– Этот парень идет за тобой, Морин, – предупредил он.

– Не выдумывай, – быстро произнесла англичанка. – Мы здесь гости.

Ее голос дрогнул. Приблизившийся Малакала выглядел сильным и свирепым. Его глаза, обведенные белой краской, смотрели на Морин неотрывно и властно, когда он протянул к ней руку, унизанную несколькими браслетами. Слово, произнесенное им, было односложным и не нуждалось в переводе. Он сказал «ты». И попытался приблизить Морин к себе.

Быков встал у него на пути. Рука индейца уперлась в его выпяченную грудь.

– Нет, – сказал Быков. – Не она. Это моя женщина.

Индейцы под навесом и на площадке притихли, ожидая продолжения.

Ягодицы Быкова инстинктивно сжались, весь он напрягся, готовясь к отпору. Он понимал, что дело плохо. Схватка будет не на жизнь, а на смерть. Малакала был вооружен костяным ножом и копьем, а Быков был безоружен. Даже если ему посчастливится справиться с более молодым и сильным противником, вождь племени не смирится с поражением сына. По его приказу воины набросятся на дерзкого чужестранца, и песенка Быкова будет спета. Так стоит ли противиться неизбежному? Может быть, не имеет смысла рисковать головой из-за Морин? Она британская журналистка, у нее своя жизнь, а у него – своя. Причем только одна жизнь, вот что важно.

Это были очень благоразумные, очень логичные рассуждения. Настолько благоразумные и логичные, что Быкова затошнило.

– Слышал, Малакала? – повторил он, глядя индейцу в глаза. – Это моя женщина. Уходи. Или сначала убей меня.

Малакала оскалил зубы, сверля соперника взглядом. Потом схватил его за плечо и потянул за собой, указывая на бревно. При этом он беспрестанно повторял словосочетание, тут же подхваченное торжествующими соплеменниками. Для ушей Быкова это звучало примерно как «кипа рунчо». Хотя он вполне мог ошибаться. С восприятием окружающего мира у него было неважно. Чего от него хочет Малакала? Почему индейцы приплясывают от нетерпения? Причем тут бревно, обмазанное маслом?

– Тебе предлагают поединок за женщину, – быстро заговорила Камила, приблизившаяся к Быкову вплотную. – У австралийских аборигенов есть похожий обычай. Соглашайся, иначе Морин отберут силой, а тебя изгонят из деревни как ничтожного труса.

– Но у меня нет оружия, – сказал Быков, показывая пустые руки. – Это нечестно.

Поняв, о чем идет речь, Малакала отбросил копье, потом снял нож с пояса и отдал его одному из воинов.

– Нум, нум, – сказал он, кивая на копье.

Или «мум, мум». Или «нун, нун». Это не имело значения. Быков уже все понял. Ему предлагалось взобраться на бревно и, стоя на округлой скользкой поверхности, вступить в единоборство с этим крепышом, который, конечно же, знает все хитрости такого поединка.

Быков обернулся к очень бледной и очень серьезной Морин.

– Я могу проиграть, – сказал он.

– Не можешь, – возразила она. – Не имеешь права. Ты же не бросишь меня в этой глуши с дикарями?

Быкову вспомнилась сегодняшняя схватка двух самцов колибри и собственные рассуждения на этот счет. Небесный режиссер знает правила драматургии и не допускает отсебятины от исполнителей. Неужели все было предопределено с самого начала? В таком случае, уже известно, кто окажется победителем, а кто проиграет.

Бросив последний взгляд на Морин, Быков направился к бревну. Он обладал преимуществом. Обутый в кроссовки с рифлеными подошвами, он будет устойчивее своего противника. Это даст ему шанс, которым необходимо будет воспользоваться.

Сердце Быкова остановилось, когда Малакала задержал его, указывая на кроссовки и требовательно говоря что-то. Прикидываться дурачком не хотелось, да и было бессмысленно. Быков разулся. Стащил носки, запихнул их в кроссовки, потоптался на месте. Посмотрел на сияющие лица ачега вокруг. Перевел взгляд на Малакалу и спросил:

– Сколько уровней в этой игре? Я имею в виду количество турниров. До какого счета идет борьба? Десять заходов? Пять? Три?

Задавая вопросы, он показывал числа на пальцах. Некоторое время Малакала смотрел на него непонимающим взглядом, потом осклабился и показал указательный палец.

Один!

У Быкова была всего лишь одна попытка. Так мало. С другой стороны, если сразу одержать уверенную победу, на этом все и закончится. Но как победить?

Взобравшись на бревно, Быков в полной мере ощутил, как трудно на нем устоять. А ведь ему нужно было не просто удерживать равновесие, но еще и бороться с молодым сильным индейцем, который, конечно же, не раз принимал участие в подобных забавах.

Малакала не залез на бревно, а легко запрыгнул на него и даже не расставил руки для баланса. Торжествующе усмехаясь, он плавно двинулся к Быкову, выставив перед собой руку.

Толкнет в плечо? Схватит за одежду и потянет на себя?

Быков не стал гадать и ждать. У него был лишь один шанс из ста. Нет, один шанс из тысячи. И он им воспользовался.

Как только Малакала оказался в пределах досягаемости, Быков прыгнул. Врезавшись в индейца, он обхватил его обеими руками и увлек за собой. Они вдвоем упали на землю, и Быков отчетливо услышал протестующий всхлип своей селезенки.

Разъяренный Малакала принялся душить его, выкрикивая какие-то фразы, которые определенно не носили поздравительного характера. Сознание Быкова помутилось. Он почувствовал, как его затылок ударяется о твердую землю. Из глаз брызнули искры, во рту появился вкус крови.

Он мог бы достать челюсть склонившегося над ним Малакалы кулаками, но не делал этого, чтобы его противник не разозлился еще сильнее. Не следовало настраивать индейцев против себя. Это могло закончиться плохо не только для него, Быкова, но и для Морин.

И разве не учил нас Спаситель подставлять левую щеку, когда ударят по правой? Или наоборот? Вспомнить не получалось. Мозг начал отключаться. Быков не сразу понял, что он свободен и больше никто не стремится выбить или выдавить из него дух. Кое-как сфокусировав взгляд, он увидел, что воины удерживают Малакалу за плечи и торс, но он уже не рвется в бой, а только вращает глазами и раздувает ноздри. Нужно было срочно разрядить обстановку. И Быков это сделал. С трудом приняв сидячую позу, он показал пальцем на Малакалу, а потом изобразил преувеличенный ужас на лице, схватился за голову и покачал ею.

Все взгляды обратились на Быкова. Подобно хорошему актеру, вдохновленному всеобщим вниманием, он опрокинулся на землю, закрыл глаза и притворился мертвым, после чего опять сел и сделал вид, будто душит воображаемого соперника. Нехитрая пантомима завершилась выпучиванием глаз и высовыванием языка.

Этого было достаточно для того, чтобы развеселить непритязательных детей джунглей. Несколько секунд спустя все они, передразнивая Быкова, покатывались со смеху. Не удержался и Малакала, который сперва хмурился и стискивал челюсти, а потом расхохотался.

К облегчению Быкова, никто не предложил повторить поединок. Забыв про бревно и неудавшуюся «помолвку», ачега поспешили к пиршественному столу. Гости сделали то же самое. И больше ничто не омрачило вечер.

 

Глава 29

В предчувствии разлуки

Быкова разбудил шум ливня. Словно кто-то под сильным напором пустил воду из шланга. Взрывался гром, вспыхивали молнии, стены хижины тряслись от ветра. Казалось, еще немного, и хлипкую крышу сорвет к чертовой матери. Она почти не защищала от непогоды, потому что струи дождя проникали внутрь сквозь многочисленные щели.

Подойдя к двери, Быков выглянул наружу. Дождь падал не сверху, как это бывает в умеренных широтах, а наискось, почти горизонтально, гонимый сильным ветром. В мерцающем электрическом свете были видны пальмы, раскачивающиеся с такой силой, словно стремились сбросить все свои листья. Мрак и ненастье переполняли душу необъяснимой тоской. Все было вроде бы хорошо, ничто не угрожало Быкову и его спутникам, однако он не мог отделаться от гнетущего чувства обреченности. А что, если это навсегда? Что, если им уже никогда не удастся вернуться к привычной жизни?

Зная, что сон прогонит эти мрачные мысли, Быков тихонько вернулся на место, укрылся шкурой и сомкнул веки.

Утром от хандры не осталось и следа, тем более что небо было безоблачным и солнце сияло вовсю, торопясь высушить мокрую листву и землю. Кроны деревьев и кусты искрились, словно усеянные стразами. Изголодавшиеся птицы верещали и дрались из-за корма.

У входа в хижину простиралась лужа, которую бороздили мальки и головастики.

После завтрака она испарилась. Стало жарко. От джунглей вздымался пар. Морин и Камила жаловались на то, что нечем дышать. Виктор удалился в хижину собирать вещи. Шаман Вичету, руководствуясь какими-то таинственными соображениями, показал на пальцах, что завтра можно уходить. Четверо путешественников воспрянули духом.

– Каких-нибудь несколько дней, и мы доберемся до мест, где есть электричество, горячая вода и кофе, – мечтательно рассуждала Камила. – Вымыть волосы, сделать маску для лица и маникюр, намазать кремом кожу… Чего еще можно желать?

– Эпиляции, – подсказала Морин. – А еще гладких пяточек. И…

Чтобы не слушать этих откровений, Быков кашлянул и отошел в сторону. Он подумал, что хорошо бы попрощаться с джунглями. Повсюду бурлила, гудела и шелестела жизнь, воспрянувшая благодаря солнечному свету. Хотелось побыть наедине с этим великолепием. Однако Морин догнала Быкова на опушке и пошла рядом, поглядывая на него так, как будто не знала, с чего начать разговор.

– Что? – спросил он, повернувшись к ней.

– Я хотела поблагодарить тебя… – начала англичанка.

– Ты уже меня поблагодарила, – перебил ее Быков, решив, что речь пойдет о столкновении с сыном вождя. – И не только на словах. – Он смущенно усмехнулся, вспомнив, что было между ними сразу после пира.

– Я не об этом, – сказала Морин.

– А о чем тогда? – удивился Быков.

– Обо всем том времени, что мы провели вместе. Я никогда не забуду этого путешествия. Нашего совместного путешествия.

– Конечно, не забудешь. Ты ведь опишешь его в своей книге.

– В нашей книге, – уточнила Морин и взяла Быкова под руку, хотя узкая тропа была плохо приспособлена для прогулок парами.

– Она станет бестселлером, я уверен, – сказал он, торопясь вывести поток беседы из романтического русла, где всегда чувствовал себя неудобно, словно бегемот в джакузи. – И это будет в основном твоя работа, Морин.

Быкову не удалось сбить ее с мысли.

– О работе мы поговорим позже, – сказала англичанка. – У нас ведь будет для этого много времени, да, Дима?

– Ну… – Заподозрив, что его загоняют в угол, Быков стал взвешивать каждое слово, прежде чем произнести его вслух. – Наверное. Время – вещь относительная, как учил нас дедушка Эйнштейн.

– Погоди. – Морин остановилась, вынудив его сделать то же самое. – Я рассчитываю, что после этого путешествия мы расстанемся не сразу… Как ты относишься к идее отправиться со мной в Лондон?

Быкову показалось, что у него дежавю. В прошлом году очень похожий разговор состоялся у него с Камилой. А до этого подобные разговоры происходили с другими женщинами. Все они предлагали Быкову связать с ними судьбу. Не обязательно оформив брачные отношения. Но это подразумевалось. Женщины хотели определенности, и эта определенность заключалась для них в совместной жизни с Быковым… или каким-нибудь другим мужчиной. Возможно, это было правильно. Или не очень? Быков не знал. Но он не испытывал ни малейшего желания снова проверять это на практике.

Все его предыдущие опыты полусемейных отношений оказывались крайне неудачными. Казалось бы, подруги не ограничивали свободу Быкова, но он сразу начинал чувствовать себя чем-то им обязанным и в чем-то виноватым. Привычный быт, которым он так дорожил, резко менялся. Любимые вещи и занятия сами собой отходили на задний план.

Когда Быков размышлял о подобных вещах, перед его мысленным взором возникала старая карикатура, виденная им то ли в «Иси Пари», то ли в «Нью-Йорк таймс». Между мужчиной и телеэкраном с хоккеистами стоит женщина и, уперев руки в бока, вопрошает, кто ему дороже. Быков не являлся поклонником ни хоккея, ни футбола, ни каких-либо других спортивных состязаний, но символизм карикатуры был ему понятен и близок. Если ты назвал женщину своей, то будь готов к тому, что от всего остального твоего ничего не останется.

Может быть, ему просто пока что не встретилась женщина его мечты? Такая, чтобы, не жалея о прошлом, хотелось с головой окунуться в новую жизнь. Хотел ли этого Быков? Скорее да, чем нет. Однако, положа руку на сердце, он вынужден был признать, что Морин Клайв не является женщиной такого рода.

Не вслух, как вы сами понимаете. Сказать такое любовнице у Быкова не повернулся бы язык.

– В Лондон? – переспросил он с глубокомысленным видом. – Не задумывался об этом. Давай обсудим это потом.

– Нам ведь нужно будет работать вместе, – настаивала Морин.

– Мы живем в эру интернета, не забывай.

– Это не то. Мне не твое электронное изображение нужно. Мне нужен ты.

– Я никуда не денусь, – заверил ее Быков, чувствуя себя при этом мухой, попавшей в сахарный сироп. – Современный мир очень тесен, Морин. В любой момент можно созвониться и встретиться.

– Я все поняла.

Отпустив его руку, англичанка пошла впереди. Следуя за ней, он забормотал какие-то фальшивые ненужные слова, за которые ему самому было стыдно.

– Не оправдывайся, Дима, – сказала Морин не оборачиваясь. – Ты ни в чем не виноват. Просто я подумала о предстоящей разлуке, и мне вдруг стало грустно. Такого у меня еще никогда в жизни не было… Дикая природа, мужчина, полная изоляция от внешнего мира. Это было похоже на необитаемый остров. Только мы вдвоем, и никого вокруг.

– Да, такое не забывается, – согласился Быков, испытывая облегчение оттого, что главный камень преткновения остался позади. – Это были очень яркие, насыщенные дни. Мы жили полной жизнью. И я ни разу не пожалел о том, что взял тебя с собой, Морин.

– Правда?

Она обернулась.

– Правда, – подтвердил он. – О такой подруге можно только мечтать. Ни капризов, ни нытья, ни истерик по малейшему поводу… и без повода. Ты замечательная женщина, Морин.

Она невесело улыбнулась:

– Именно поэтому ты отказываешься поехать со мной?

Он подошел и обнял ее:

– Я не отказываюсь. Я говорю: давай решим потом. Мы ведь расстаемся не сегодня и даже не завтра. У нас будет много времени, чтобы все обсудить.

«Не так уж и много, – пронеслось в голове у Быкова. – Да и обсуждать особенно нечего».

– Хорошо, – согласилась англичанка. – Но мы еще вернемся к этому разговору, договорились, Дима?

– Договорились, Морин, – кивнул Быков.

Они молча продолжили путь и вышли к озеру. Сегодня ачега не ловили здесь рыбу, и поверхность была невозмутимо спокойной и гладкой как зеркало. На другом берегу грелись на солнце два каймана, но издали они вовсе не выглядели опасными. Быков успел узнать, что аллигаторы далеко не всегда нападают на людей. Во всяком случае, в этом озере они вели себя миролюбиво. Вероятно, боялись настроить индейцев против себя.

– Пойдем туда, где песок, – предложила Морин. – А то здесь ноги вязнут.

В этом месте тоже было достаточно песка, но Быков не стал возражать. Нетрудно было догадаться, почему его спутнице вздумалось отойти подальше: она хотела укрыться от посторонних глаз. Все, кто приходил к озеру из деревни, обязательно попадали сюда. Морин искала уединения. Что ж, возражать против этого было бы глупо.

– Пойдем, – согласился Быков.

Огибая водоем, они наткнулись на гнездо каймана, находившееся наполовину в воде, наполовину в иле. Среди множества веток, сплетенных между собой и скрепленных засохшей грязью, лежала кучка продолговатых яиц.

– Только этого не хватало! – пробормотал Быков, хорошо помнивший встречу с аллигатором. – Давай убираться отсюда, пока мамаша не заявилась.

– По-моему, это папаша, – сказала Морин, кивая на озеро.

Там, рассекая гладкую поверхность, плыл кайман. Его маленькие глазки, спрятанные в панцирь, пристально смотрели на нарушителей покоя.

– Мы уходим, уходим, – заверил каймана Быков и, схватив Морин за руку, потащил ее на прибрежный обрыв.

Проявляя завидное проворство, они покинули песчаную отмель. Кайман остановился и раскрыл челюсти, обнажив красную глотку, похожую на окровавленное сырое мясо.

Прячась за кустами, Быков и Морин наблюдали за кайманом, пока он не скрылся в воде. Убедившись, что им больше ничего не угрожает, англичанка уже хотела стащить со своего спутника рубашку, но вдруг зрачки девушки расширились. Поспешно обернувшись, Быков увидел Малакалу, стоящего в нескольких шагах от них.

– Добрый день, – произнес Быков, не зная, как себя вести.

Улыбаться? Демонстрировать сдержанность? Изображать суровость?

Малакала был вооружен не только копьем и ножом, но и бамбуковой трубкой для выдувания стрел. Неужели он явился, чтобы поквитаться за вчерашнее поражение? На самом деле это была ничья, но гордый сын вождя мог воспринять результат поединка иначе. Не считает ли он себя униженным? Если так, то плохо дело.

– Морин, – произнес Быков, почти не двигая губами. – Возвращайся в деревню.

– Но… – начала она.

– Не спорь. Уходи. Быстро!

Тон Быкова не допускал возражений, и девушка подчинилась. Малакала не препятствовал ее уходу. Просто проводил англичанку взглядом. А когда она скрылась из виду, посмотрел на Быкова.

 

Глава 30

Школа жизни

Они стояли друг напротив друга довольно долго. Быков машинально прислушивался к перекличке попугаев и крикам обезьян, устроивших веселую возню на дереве неподалеку.

Малакала тоже посмотрел в ту сторону и что-то произнес. На его теле не было рельефных мышц атлета, но в нем ощущалась животная сила, которой был лишен Быков. Помимо силы индеец обладал еще многими качествами, обеспечивающими ему превосходство над городским жителем, изнеженным и избалованным благами цивилизации. Малакалу не сдерживали никакие моральные принципы, понятия о том, что хорошо, а что плохо. Все, что шло ему на пользу, было хорошо, вот и вся премудрость. Он мог преспокойно уложить Быкова на месте и забыть о его существовании. Или нет? Или сын вождя имел представления о чести, достоинстве, справедливости?

«Надеюсь, что так, – подумал Быков. – В противном случае мне несдобровать. Ведь Малакала появился здесь неслучайно. Он нарочно выслеживал меня. И вряд ли для того, чтобы поинтересоваться моим самочувствием. Избавившись от меня, он сможет заполучить Морин. Сомневаюсь, что Виктор помешает ему. Значит, вся надежда на меня. И сегодня ничьей не получится».

– Чего ты хочешь, Малакала? – спросил Быков, не заботясь о том, чтобы помочь себе жестами или мимикой. – Зачем ты сюда пришел?

Как и следовало ожидать, ачега его понял.

Он что-то произнес, указывая на Быкова пальцем. Это означало: «Я пришел к тебе». Или: «За тобой».

– Вот он я, – сказал Быков.

Когда он был девяти-или десятилетним пацаном, родители привезли его на отдых к Черному морю. Дело было в Абхазии, тогда еще процветающей и по-южному гостеприимной. Всем был доволен маленький Дима Быков: купаниями до посинения, ароматной кукурузой вместо супа на обед, вечерними посиделками за арбузом. Но был один фактор, омрачавший его пребывание в солнечных Гаграх. Фактор этот присутствовал в образе абхазского мальчишки, проживавшего в том самом ущелье Цихерва, где снимали комнату Быковы. Поначалу он просто провожал их взглядом, когда они шли на море или возвращались домой. Потом стал попадаться им на пути, там, где начиналась тропинка, ведущая от дороги вглубь ущелья. А однажды преградил дорогу Диме Быкову.

Дима возвращался из кино, где в сотый раз посмотрел героический фильм о Зорро, и мечтал о собственных подвигах, рубя по пути верхушки бурьяна кленовой шпагой. Малолетний абхазец остановил его вопросом: «Ты пачэму тут ходыш?» Быков как можно дружелюбнее объяснил, что живет здесь. «Нэт, – возразил мальчишка. – Ты тут нэ живешь. Тут я живешь. Хады другой дарога. Поймаю – убью».

Это было произнесено до того уверенным будничным тоном, что Дима Быков сразу поверил абхазцу. Он попытался объясниться с неожиданно появившимся соперником, но тот ударил его костистым кулаком в нос, и на этом прения закончились. С того дня Быков старался никуда не ходить без родителей, предпочитая отсиживаться в маленьком тесном дворике с замшелыми стенами. Как назло, его стали посылать то за хлебом, то за спичками, то вообще за какой-нибудь ерундой. В одиночку приходилось возвращаться другой дорогой, пролегавшей по противоположному склону ущелья. Так идти было гораздо дольше, а кроме того, чтобы подойти к дому, Быков вынужден был перебираться через пересохшее русло горной реки, заваленное мусором, заросшее ежевикой и населенное одичалыми свиньями, похожими на собак. Отец допытывался, где Дима шлялся так долго, мать ругала за порванные шорты и рубашки. Оправдываться и выкручиваться было противно, но мучительнее всего было осознавать собственную трусость.

И в один прекрасный день маленький Быков взбунтовался. Выбрал камень побольше, состроил свирепую рожицу и пошел прежним, запретным, путем. Мучитель повстречался ему не сразу. Пришлось преодолевать себя еще несколько раз, пока Быков не увидел того, кого искал… и так боялся найти. Мальчишка-абхазец стоял на узкой тропе, преграждая ему путь, как прежде. Но на этот раз Быков не замедлил шага, не остановился. Он шел прямо на врага – да, это был настоящий враг, – готовый победить или умереть. И маленький абхазец почувствовал это. Выражение его лица не изменилось, однако он как-то незаметно посторонился, уступая дорогу, а потом не выдержал и отвел взгляд. Быков прошел мимо. Удаляясь, он каждую секунду ожидал, что его окликнут, и сжимал камень с такой силой, что, казалось, он вот-вот раскрошится в пальцах.

«Эй!» – позвал мальчишка. Не замедляя движения, как робот, Быков развернулся на месте и пошел обратно. В голове было ясно и пусто. Мысли были не нужны. Быков четко знал, что делать.

Маленький абхазец посмотрел по сторонам и поспешно сунул руки в карманы. Этим он давал понять, что драться не собирается. На всякий случай. Если вдруг приезжий не понял.

«Мэня Хасык зовут, – сообщил абхазец, сплевывая. – А ты кыто?»

«Дима», – хрипло произнес Быков, уже понимая, что опасность миновала, но не позволяя себе расслабляться.

«Можешь хадыт тут, Дыма, – сказал Хасик. – Ты нарымалны пацан. Будым друзьями».

Впоследствии Быков понял, что это излюбленный прием всех подлецов и трусов: заключать союз с теми, кого они терпеть не могут, но побаиваются. Тогда же, в Гаграх, стоя на тропе рядом с чужаком, он поверил в искренность Хасика. Тот ведь был на голову выше его и выглядел очень опасным. Быков решил, что абхазцем руководит не страх, а благородство. И, незаметно бросив камень в кусты, протянул ладонь для рукопожатия.

Но дружбы между ними, конечно, не получилось. Однажды Хасик перехватил Быкова по дороге из магазина, занял у него пять рублей, а потом не отдал. Просто перестал попадаться на глаза. Должно быть, полученные обманом деньги компенсировали Хасику пережитое унижение. Родители еще долго вспоминали Быкову эту пятерку, а он дал себе слово, что больше никогда – никогда – не пойдет на сближение с человеком, которому не доверяет.

Обещания этого он не сдержал. Так случается с большинством обещаний, которые мы себе даем.

Попав в советскую армию, Быков столкнулся там с жестокими нравами, о которых прежде понятия не имел. Все эти «дембеля» и «деды» в сапогах гармошками, с обвисшими ремнями и в шапках, сдвинутых на макушки, издевались над молодыми «салабонами» не хуже тюремных или лагерных надзирателей. Быкова, призванного на год после вуза, особо не трогали, потому что он был старше самых старых «стариков». Не обошлось без «половых работ» с тряпкой в руках и стояний «на тумбочке», но до более изощренных воспитательных мер дело не доходило. Поскольку Быков умел рисовать и поигрывал на гитаре, он оказался довольно востребованным не только в своей роте, но и в соседних. Пел, пил, оформлял дембельские альбомы.

Сердцем Быков понимал, что, по существу, продается, закрывая глаза на бесчинства своих покровителей. В его присутствии избивали «молодых», заставляли их проделывать всякие унизительные вещи, отбирали у них посылки, в общем, обращались с ними как с низшими существами. А Быков делал вид, будто ничего особенного не происходит. Ему было удобнее сотрудничать с «дедами», обеспечивая себе таким образом неприкосновенность. Так продолжалось достаточно долго. Быков получил доступ на кухню и в каптерки, где проходила ночная жизнь старослужащих – сытая, пьяная и веселая. Его перестали касаться общие команды: «подъем», «отбой», «построение».

И все бы хорошо, если бы не совесть. Она не давала Быкову покоя. Терзала его, мучила, заставляла его душу корчиться при виде очередной вопиющей несправедливости.

Наконец Быков не выдержал. Вступился за одного парнишку, которого мутузили в сортире. Бедняга то ли «хэбэ» кому-то плохо постирал, то ли сапоги недостаточно хорошо начистил. Били его жестоко, пинали, возили лицом по грязному полу, грозили проделать с ним разные гадости. Одним словом, Быков не мог оставаться в стороне. Он попытался урезонить тех, кого считал если не друзьями, то товарищами.

Вот тогда-то и выяснилось, как сильно он заблуждался. Заговорив с «дедами», Быков наклонился, чтобы напиться воды из крана. Скорее всего, это была защитная реакция: ловя ртом струю, он был избавлен от необходимости смотреть в глаза тем, с кем беседовал. Это было ошибкой. Получив удар, Быков сломал два зуба об кран, к которому приник. Боль подействовала на него, как мулета на быка. Минуты две Быков довольно успешно отбивался от превосходящих сил противника и даже сам переходил в наступление. Потом его, конечно, смяли, опрокинули, измочалили.

Наутро физиономия Быкова распухла до размеров подушки, на которой он спал, и приобрела черно-синий гуталиновый оттенок. «Упал, – твердил Быков на все расспросы ротного, замполита и врачей военного госпиталя, куда угодил. – Упал, упал, упал».

Выписавшись и вернувшись в часть, он не обнаружил там прежних «дедов», демобилизовавшихся из рядов советской армии за время его отсутствия. Статус новых «дембелей» приобрели другие парни, которые тоже желали иметь придворного гитариста и художника. Но на этот раз Быков не поддался искушению. Вместе с зубами и ребрами в нем сломался каркас самосохранения, призывавший его поступать наперекор совести. Быков достойно дослужил последние месяцы, держась особняком и огрызаясь там, где нельзя было не огрызаться.

Во взрослой жизни Быкова были и другие случаи, когда он вынужден был противостоять более сильным противникам, но эти первые два стали определяющими. Именно они научили его, что нельзя уступать врагу, нельзя заискивать перед ним, стремясь получить худой мир вместо доброй ссоры. Это была лишь одна из форм безболезненной капитуляции, а капитулировать Быков не собирался.

Поэтому он и сказал Малакале: «Вот он я».

И приготовился ответить за брошенный вызов.

 

Глава 31

Налаживая отношения

Сын вождя смотрел на Быкова так, как мог бы смотреть ягуар на пекари, приготовившегося к обороне. Такое возникало впечатление. Которое рассеялось, когда Малакала протянул Быкову трубку, выполняющую роль своеобразного духового ружья.

– На, – сказал он.

Или что-то очень похожее. В любом случае означало это одно: возьми мое оружие.

Быков протянул руку, осторожно беря бамбуковую трубку. Она была очень гладкой и довольно тяжелой.

– Отличная вещь, – одобрительно произнес он.

Малакала поощрительно улыбнулся. В дневном свете было видно, как хорошо он сложен. Ни грамма жира, ни малейшего намека на какой-либо физический изъян, кожа гладкая, как полированное дерево. Как обычно, одежда ачега ограничивалась поясом из древесной коры, концы которого прикрывали срамные места. Малакала стоял очень прямо, откинувшись всем корпусом назад. На его вытянутой вперед руке проступили продолговатые мускулы, сухожилия и вены. Тронув Быкова за плечо, индеец знаком предложил ему опробовать оружие. В другой руке Малакалы была зажата стрела.

Помня, как это проделывал индеец, убивший ягуара, Быков сорвал лист и стал жевать его, чтобы сделать из получившейся массы пыж. Тут его постигла первая неудача. Лист оказался до того горьким, что Быков скривился и принялся плеваться вязкой зеленой слюной. Малакала беззвучно засмеялся. Быков, не переставая сплевывать, засмеялся тоже. Индеец сорвал кисть ягод и протянул ему. Быков осторожно раскусил одну из них. Она имела кисло-сладкий свежий вкус. Быков кивнул и показал большой палец.

Избавившись с помощью ягод от горечи во рту, он сорвал лист с другого куста, наконец изготовил влажный пыж, вставил стрелу в трубку и выстрелил, целясь в ствол ближайшего дерева. К своему удивлению, Быков не промахнулся, но Малакала пренебрежительно скривился, выражая тем самым отношение к столь жалкому выстрелу.

Взяв двухметровую трубку, индеец поставил ее на землю, оперев на свое плечо, потом медленно, чтобы Быков ничего не упустил из виду, вынул затычку из сушеного плода на поясе, окунул туда кончик стрелы и повернулся лицом к дереву, на котором по-прежнему верещали и суетились обезьяны. Вероятно, в емкости из сушеного плода был какой-то сильнодействующий яд. Быкову захотелось остановить Малакалу, но он удержался. Как объяснить дикарю, что не стоит убивать живое существо только для того, чтобы продемонстрировать свое могущество?

Трубка неспешно двинулась вверх, выбирая жертву. Тонкая стрела была уже вставлена туда. Малакала набрал полную грудь воздуха и дунул. Стрела с еле слышным свистом вылетела из бамбукового ствола и вонзилась одной из обезьян в живот. Животное вскрикнуло и стало выдергивать ужалившую его «занозу». Остальные обезьяны не обращали на это внимания, занятые дележом банановой грозди. Раненое животное всхлипнуло и почти беззвучно упало с дерева. Его розовая мордочка посинела, из оскаленной пасти полезла пена.

Малакала вернул трубку Быкову. Достал еще одну стрелу. Приготовился обмакнуть ее в яд.

– Не надо, – попросил Быков. – Я так.

Сын вождя непонимающе посмотрел на него, окунул стрелу в емкость с ядом и протянул гостю. Быков взял ее. На душе стало гадко. Нельзя делать то, против чего протестует душа. Даже под угрозой смерти. Потому что таким образом ты убиваешь себя. Травишь смертельным ядом.

Быков посмотрел на застывшую обезьянку. Шерсть, только что выглядевшая такой блестящей и пушистой, неряшливо торчала и была тусклой как пакля. Там, где появлялась смерть, жизнь заканчивалась.

Быков убивал животных, когда хотел есть. Он убивал их, когда они угрожали его собственной жизни. Но сейчас была совсем другая ситуация. Жуя лист, он взглянул на крону дерева, облюбованную стаей. Обезьяны деловито поедали бананы, очищая их так, как это сделали бы люди. Физиономии животных представляли собой что-то среднее между человеческими лицами и собачьими мордами. Почувствовав на себе взгляд Быкова, обезьяны дружно уставились на него.

Он поднял бамбуковый ствол и несильно выдул стрелу, которая, описав пологую дугу, воткнулась в землю. Разозлившись, Малакала вырвал оружие из рук Быкова. До того как обезьяны кинулись наутек, индеец успел подстрелить еще двоих.

Серые трупики, валяющиеся на траве, вызвали у Быкова рвотный рефлекс. Его передернуло, и он ощутил кислый привкус во рту.

– Что дальше? – спросил Быков.

Малакала подвел его к обезьянам и показал, как привязывать их за лапы к жерди. Быкову стало немного легче. Он понял, что эти животные пойдут в пищу. Было противно представлять угощение из мяса существ, столь похожих на лохматых детишек, но Быков уже много чего успел попробовать, пока жил в индейском племени. Свежатина – еще не самый худший вариант. Потому что ачега употребляют в пищу все, что движется и не ядовито.

Показав на ранку от наконечника, Быков сделал вид, что жует, а потом уронил голову на плечо, закрыл глаза и высунул язык. Пантомиму завершили вопросительно поднятые брови. Быков хотел знать, не опасно ли есть мясо обезьяны, убитой отравленной стрелой.

Пренебрежительно наморщив нос, Малакала отрицательно покачал головой и пошевелил пальцами, изображая языки пламени. Гостю не следовало беспокоиться. Пламя нейтрализует яд.

Быков понимающе кивнул. Малакала показал, как ест что-то, и почмокал губами, закатив глаза. «Вкусно, очень вкусно», – сказал он на своем языке.

Быков опять кивнул. Он начинал тяготиться обществом индейца. О чем еще говорить? Петь друг другу песни? Показывать фокусы? Кувыркаться?

Прикоснувшись к своей груди, Быков кивнул в сторону деревни и изобразил пальцами шагающего человечка: мол, я пойду? Неожиданно это развеселило индейца до такой степени, что он вынужден был присесть на корточки, чтобы не упасть от смеха. На протяжении следующего получаса Быков с помощью рук показывал ему разные фигуры: летучую мышь, жующего кролика, собаку. Всякий раз Малакала приходил в величайшее возбуждение. Сначала он смеялся, потом прыгал на месте, издавая гортанные звуки, наконец потребовал, чтобы Быков повторил маленький спектакль, и стал копировать движения.

Отношение сына вождя к белому человеку резко изменилось. Теперь Малакала был как ребенок, повстречавший взрослого, умеющего выделывать всякие поразительные штуки. Закрепляя успех, Быков показал индейцу несколько йоговских асан и даже постоял на голове. Малакала повторить трюк не сумел, как ни старался. И тут его настроение кардинальным образом изменилось. Во взгляде, брошенном на гостя, сверкнула злоба. Быстро посмотрев по сторонам, Малакала метнулся к реке и вернулся оттуда с длинной змеей, мотающей хвостом и завивающей его кренделями.

Голова, высовывающаяся из крепко стиснутого кулака, открывала пасть, дергая блестящим раздвоенным языком, и яростно шипела. Тело змеи обвилось вокруг человеческой руки на манер причудливого браслета. Малакала подвигал ею, предлагая Быкову взять гадину.

Быков отказался и для большей ясности даже спрятал руки за спину. Уязвленный его превосходством в умении принимать необычные позы, сын вождя настаивал, подступая все ближе. Быков пятился. Малакала не отставал, держа вьющуюся гадину перед собой.

– Нет, нет, – повторял Быков, качая головой.

Малакала скорчил презрительную гримасу, мол, трус ты, братец, а потом откусил змеиную голову и выплюнул ее на траву. Показывая на Быкова пальцем, он взялся рукой за живот и изобразил смех. По всей видимости, змея была не ядовитая. Но Быков не жалел о том, что не стал брать ее в руки. Маленькая победа вернула индейцу отличное расположение духа. По пути домой он поддразнивал спутника, принимаясь пятиться вместо того, чтобы идти нормально.

Быков вежливо улыбался, стараясь не глядеть на мертвых обезьян, болтающихся на палке. Получалось, они отдали свою жизнь для того, чтобы примирить его с ревнивым индейцем.

Жертвы, жертвы, жертвы… Мир устроен так, что без них никак не обойтись.

 

Глава 32

Миссия выполнима

Вечером ачега закатили банкет в честь путешественников, которым утром предстояло покинуть поселок. Их посадили на почетные места рядом с «правящей верхушкой». Ради такого случая вождь Унчун напялил на голову подобие мехового парика, а любимых жен отсадил подальше. Его сын Малакала расположился между Быковым и Морин.

Поначалу англичанка и ее спутник ожидали от индейца каких-нибудь непристойных выходок, например, что он начнет хватать Морин за разные места, но ничего подобного не произошло. Малакала вел себя вполне прилично, если не обращать внимания на то, что он громко чавкал, отрыгивал, обсасывал пальцы и вытирал жирные руки о волосы.

В общем-то, все индейцы ели очень неряшливо, за исключением шамана Вичету, сидевшего ровно, бравшего пищу щепотью и жевавшего с закрытым ртом. Отметив это обстоятельство, путешественники переглянулись. Виктор незаметно показал большой палец и скривил губы, изображая уважение. Его влажные волосы были тщательно зачесаны назад, придавая его внешности нечто кинематографическое.

Камила явилась на банкет в выгоревшей на солнце мужской рубашке, зато не поленилась украсить себя гирляндой из невероятно пахучих фиолетовых цветов. Чтобы не отставать от нее, Морин оттенила глаза сажей и воткнула в волосы ярко-зеленое перо попугая. В таком виде она выглядела весьма соблазнительно, и Быков с нетерпением ожидал конца трапезы, чтобы остаться с подругой наедине.

Угощения были не слишком разнообразными, но зато никто не пичкал гостей жареными жуками или гусеницами под соусом. Быков решил уже, что можно расслабиться, когда две голые старухи выложили на стол выпотрошенных и ободранных обезьян с красными оскаленными мордами. Унчун оторвал у одной из них голову и стал грызть ее, причмокивая от удовольствия.

Быков решил, что Малакала сейчас начнет настойчиво предлагать мясо обезьян ему и Морин, но индеец поступил иначе. Вскочив на ноги, он стал рассказывать про охоту, то и дело показывая на Быкова и явно высмеивая его неловкость. Ачега дружно веселились, запрокидывая головы и всплескивая руками. Быть центром такого внимания было не слишком приятно. Быков пожал плечами, чем еще сильнее рассмешил зрителей.

Но Малакала этим не ограничился. Ему было мало высмеять соперника, он должен был непременно похвастаться своей меткостью. Это было проделано с горделиво выпяченной грудью и соответствующим выражением лица. Прохаживаясь возле стола, Малакала показал, как быстро и ловко он расправился с обезьянами, поданными теперь к столу. Зрители, льстиво поглядывая на вождя и его сына, выразили восхищение. По неизвестной причине это не понравилось шаману. Быков предположил, что Вичету тоже любил находиться в центре внимания. Подняв руки над головой, шаман трижды хлопнул в ладоши и что-то выкрикнул, требуя тишины.

Пирующие послушно умолкли. Вичету приставил ко рту кулак и издал серию резких звуков, живо напомнивших Быкову трескотню обезьян на дереве. Так повторилось трижды, а потом сидящие за столом стали поворачивать головы в направлении, указанном им корявым пальцем шамана.

Быков тоже посмотрел туда и увидел две обезьяньи мордочки, выглядывающие из-за ближайшей хижины. В свете пылающего костра их глаза отливали золотом. Обезьянки походили на детишек, напуганных видом большой компании незнакомых людей и все же не способных преодолеть любопытство.

При появлении обезьян кокер Бадди зашелся заливистым лаем и хотел броситься на защиту деревни, но кто-то поймал его за загривок, отвесил затрещину и заставил присмиреть. Авторитет ачега был для пса непререкаем.

Тем временем Вичету уставился на обезьян пристальным немигающим взглядом, что-то нашептывая себе под нос. Быкову стало не по себе. Он не забыл, как едва не протянул ноги из-за проклятия старого шамана, и ему вовсе не хотелось, чтобы с ним снова произошло что-либо подобное.

Но нет, Вичету был полностью сосредоточен на приманивании зверюшек. Наконец одна из обезьян послушно выбралась из укрытия и медленно двинулась вперед, напоминая большую кошку, идущую на призыв «кис-кис». На полпути животное поднялось на задние ноги и оглянулось, но потом, словно бы подтягиваемое леской, опять устремилось в сторону шамана. В вертикальном положении обезьяна была похожа уже не на кошку, а на уродливого человечка в меховой курточке и штанах.

Шаман все шептал и шептал, не отводя глаз. Вторая обезьяна быстро догнала первую и тоже поднялась на ноги. Индейцы сохраняли гробовую тишину, чтобы не спугнуть их. Поскуливающий Бадди нервно вскакивал и снова падал на брюхо, не решаясь ослушаться приказа.

Вичету взял со стола два печеных плода и поочередно бросил их обезьянам. Угощение мгновенно перекочевало в жадные волосатые лапки. Мордочки жующих обезьян гримасничали, а круглые карие глаза смотрели прямо с трогательной доверчивостью, которую можно наблюдать у маленьких детей. Одна ела жадно и торопливо, другая – медленно, вдумчиво. Когда же угощение закончилось, обе дали понять, что хотят добавки.

Держа в вытянутой руке еще один плод, Вичету стал приближаться к обезьянам. Одна из них съежилась, замотала головой, закрыла лапами глаза, как бы прогоняя наваждение. Потом, издав короткий жалобный визг, припустила на четырех конечностях в лес. Зато другая обезьяна осталась на месте, вперив в шамана зачарованный взор. Шерсть на ней встопорщилась, пасть оскалилась.

Шаман тихо заговорил с обезьяной. Она поникла, выражение ее мордочки сделалось обреченным и жалобным. Она уже знала, что с ней сейчас произойдет. Все это знали. Включая Бадди, который сучил лапами, тревожно взвизгивая.

Тут все и случилось. Шаман отдал плод жертве, а когда его руки освободились, ловко свернул ей шею. Быков услышал отчетливый звук – крак! – будто сломалась ветка. Вичету небрежно швырнул трупик туда, где сидели женщины, и вернулся на место. Тишина сделалась звонкой, почти осязаемой, а потом взорвалась одобрительными криками.

Колдун ачега в очередной раз доказал свое могущество. Откуда в нем была эта таинственная сила, позволяющая управлять животными и насылать болезни на людей? Ведь дело было не просто в заклинаниях и обрядах, которые можно заучить. Тут крылось что-то другое. Мощная внутренняя энергия, а еще – непоколебимая уверенность в том, что желание сбудется. Чтобы действовать подобным образом, нужно было сохранить в себе детское восприятие, когда все мечты и страхи реальны, стоит только их мысленно оживить.

Быков хотел поделиться своими размышлениями с Морин, но тут обстановка резко изменилась. Голоса собравшихся стали медленно затихать по мере того, как головы опять поворачивались к лесу. Но на этот раз оттуда вышел не зверь, а человек.

Это был индейский воин – почему-то без копья и лука. Пошатываясь, он брел к навесу, под которым сидели пирующие. Быков увидел, как Унчун медленно встает с места. Воин что-то сказал, оглядываясь в ту сторону, где, как помнил Быков, находился храм. Малакала вскочил на ноги, его примеру последовали остальные ачега.

Пришедший из лесу индеец приблизился к вождю, продолжая рассказ. Пир закончился. По приказу Унчуна женщины схватили со стола кому что попалось под руку и покинули навес. Не осталось там также детей и стариков. Белые гости племени стояли поодаль, нерешительно переглядываясь. Шаман принял решение за них: Морин и Камилу он прогнал властным взмахом руки, а Виктору и Быкову велел остаться.

После этого Вичету занялся двумя кровоточащими ранами на теле пришедшего, заклеенными какими-то листьями. Раненый уже закончил рассказ и, похоже, мог вот-вот потерять сознание. Воины, выслушав его, разразились воинственными криками. Малакала сделал движение, будто собирается бежать к храму. Отец остановил его, положив ладонь на плечо. Насколько понял Быков, это произошло сразу после того, как к нему обратился Вичету, уже завершивший врачевание.

Все воины посмотрели на белых мужчин.

– Сейчас нас казнят, – пробормотал Виктор тоскливо. – Какие-то белые люди напали на храм, а нам за это отвечать.

– Нет, они задумали что-то другое, – тихо возразил Быков.

Он угадал. К ним приблизился Вичету и, разведя руками, предложил гостям племени сесть на землю. Сам он опустился напротив, подогнув под себя ноги. «Интересно, как он собирается с нами объясняться? – отстраненно удивился Быков. – Мы же не сможем переброситься и парой слов на их языке».

Оказалось, что старый шаман знал, как выйти из положения. Глядя то на одного гостя, то на другого, он затянул длинную монотонную песню, задавая себе ритм хлопками в ладоши. Быков почувствовал, что его клонит в сон. Окружающий мир мало-помалу исчезал из поля зрения, растворяясь в клубящейся тьме. Очень скоро все вообще пропало, кроме светящихся глаз шамана. Они висели во мраке, глядя на Быкова так пристально и пронзительно, что все остальное просто перестало существовать. Посторонние звуки тоже исчезли. Раздавался только голос Вичету, хриплый и монотонный.

Этому голосу не требовался переводчик. Быков и так все понимал.

Храм, который столь ревностно оберегали ачега, осквернили три белых человека в пятнистой одежде, делающей их незаметными в чаще. Это были мужчины с громовыми палками, плюющимися огнем. Они нарочно пришли в храм, чтобы забрать оттуда все святыни.

Слушая это повествование, Быков предположил, что сейчас он тоже способен говорить мысленно, без слов. Так и вышло. Не напрягаясь, не прилагая ни малейших усилий, он спросил, почему бы шаману не подманить разбойников и не лишить их воли, как он проделал это с обезьянами.

На это Вичету ответил, что сегодня он истратил всю свою магическую силу, поэтому в ближайшее время будет не способен заворожить даже крохотного муравья.

Быков захотел узнать, чем лично он может быть полезен племени ачега.

Ответ был такой: шаман просит его и Виктора отправиться завтра к храму и убедить белых уйти оттуда, ничего не трогая. Если туда пойдут воины ачега, то половина из них не вернется домой. Громовые палки убьют их. Кто тогда будет охотиться? Кто будет защищать племя? От кого женщины родят сыновей?

«Мы пойдем, – ответил Быков коротко. – Но пусть на всякий случай воины ачега будут неподалеку. Я не уверен, что белые мужчины нас послушают. У нас одинаковый цвет кожи, но кровь внутри разная».

«Я знаю, – ответил Вичету. – У тебя хорошая кровь. И мысли хорошие. Поэтому я к тебе и обратился».

В следующую секунду непроглядный мрак рассеялся. Ночь стала просто ночью, глаза шамана – просто глазами. Быков почувствовал, что у него заложены уши, как после полета на огромной высоте, и помотал головой. Виктор, сидящий рядом с ним, спал, уронив голову на грудь.

Пока Быков тормошил его, шаман рассказал соплеменникам о результатах переговоров. Ачега одобрительно загудели, а Малакала кивнул, глядя Быкову в глаза. Этим все и ограничилось. Никто не подбрасывал гостей в воздух, не заваливал их цветами и не рассыпался в благодарностях. И Быков был благодарен индейцам за сдержанность. Это означало, что они считали его и Виктора своими, что они и не ожидали иного ответа.

«Постепенно становлюсь дикарем, – подумал Быков. – Интересно, какое имя они мне дадут? Человек-Гора? Большой Брат? Толстая Вискаша?»

Эта мысль заставила Быкова улыбнуться. Но его серые глаза оставались холодными и строгими. Он внутренне готовился к завтрашнему походу.

 

Глава 33

И один в джунглях воин…

Прежде чем разойтись по своим хижинам, Виктор и Быков побывали вместе в кустах на опушке. Звезды сверкали и переливались в вышине, насмешливо наблюдая за маленькими людишками, занимающимися своими мелкими человеческими делишками.

– Он нас гипнотизировал, этот старикашка? – спросил Виктор, отвернувшись к дереву.

Быкову не понравился тон, которым был задан вопрос.

– Ты имеешь в виду Вичету, склеившего тебя заново? – поинтересовался он.

– Знаешь, у меня фантастический организм, – сказал Виктор. – Я никогда не болею, а раны заживают на мне как на собаке.

– И кости срастаются?

Быков застегнулся, но не торопился оборачиваться к собеседнику.

– Почему бы и нет?

– И у Камилы?

– Послушай, – занервничал Виктор, – чего ты придираешься к словам? Старикашка, старик, шаман… Какая разница? Я всего лишь хотел выяснить, что это было. Не мог же я просто так уснуть.

– Он ввел нас в транс, – пояснил Быков, решив не заводиться.

– Зачем?

– Чтобы объяснить, что происходит, и попросить о помощи.

– Почему же я ничего не слышал?

– Это было телепатическое общение, – сказал Быков.

– Ага, значит, вы все тут телепаты, а я тупица, – недовольно проговорил Виктор.

Он надулся. Быков, как мог, успокоил его, а потом передал суть разговора с Вичету. Виктор слушал внимательно, все больше хмурясь. Наконец он испытующе взглянул на Быкова:

– Надеюсь, ты отказал шаману?

– Нет, я согласился. Сказал, что мы пойдем туда.

– С ума сошел? – вскипел Виктор. – И что мы можем сделать с тремя вооруженными людьми? А что, если это гангстеры или солдаты удачи? В этой глуши нас прихлопнут как мух, никто и не спохватится. Надо отказаться! – Взгляд Виктора метнулся из стороны в сторону. – Нет, лучше давай уйдем прямо сейчас. Ночью нас не хватятся, а утром мы будем уже далеко.

– Думаешь, ачега не догонят нас, если захотят? – усмехнулся Быков.

– Да, в этом ты прав. Черт, как же быть?

– Выполнять обещание. Не волнуйся, слово давал я, а не ты. И к храму пойду тоже я.

– Да, здорово ты влип, – пробормотал Виктор, нервно оттягивая нижнюю губу. – И угораздило же тебя согласиться. Что, напугал тебя старик?

Было ясно, что на его помощь можно не рассчитывать. Быков внезапно потерял всякий интерес к этому экстремалу, любимчику женщин и фортуны. Общество Виктора стало ему неприятно.

– Не волнуйся, Витя, – сказал Быков. – Я и не собирался брать тебя с собой. Ты бы мне только мешал.

– Витя?

– Угу, – подтвердил Быков с кривой ухмылкой. – Витек. Это вариант имени Виктор. Уменьшительный.

Он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив небольшой просвет. Виктор улыбнулся широкой дружелюбной улыбкой. Он не обиделся, нет. Он не понял сарказма. А если и понял, то был выше этого.

– Хороший ты парень, Витя, – сказал ему Быков и отправился восвояси.

К его радости, Морин уже видела десятый сон. Ее плечо молочно белело в темноте. Быков тихонько улегся рядом, натянул на себя шкуру, чтобы не донимали насекомые, и закрыл глаза.

Но уснуть не удавалось. Он долго лежал, прислушиваясь к голосам тропического леса. Фоном служил постоянный отдаленный гул, напоминающий шум большого города. Но это были не машины – это было кваканье бесчисленного множества лягушек, населявших озеро и впадающую туда речушку.

Древесные крысы или какие-то другие зверьки шныряли по пальмовым листьям на крыше, каждую минуту рискуя провалиться сквозь щель вниз. Летучие мыши носились возле самого дверного проема, издавая звуки, похожие на писк цыплят.

Ворочаясь с боку на бок, Быков думал о литературных героях, которым вот так же было не до сна перед дуэлью или перед боем. Все они вспоминали прожитую жизнь, жалея о том, что сделано и не сделано. А Быков ни о чем не жалел. Может быть, он не верил, что погибнет? Может быть, был слишком толстокожим? Но ведь почему-то же ему не спалось. И сердце в груди билось чаще, чем обычно…

Утром Морин, выслушав Быкова, крепко обняла его, прижавшись щекой к его груди.

– Ты мой герой, – сказала она. – И я всегда буду помнить о тебе как о герое.

Он почувствовал, как у него защипало в носу.

– Мы не прощаемся, Морин, – пробормотал Быков, поглаживая ее по спине. – Я схожу туда и вернусь. Это недолго и совсем не опасно.

– У тебя все не опасно, – сказала Морин.

– Но ведь мы действительно прошли через множество испытаний и по-прежнему живы.

Морин подняла голову, глядя на Быкова снизу вверх, как кошка, заметившая птичку на дереве.

– Я хочу тебя, – сказала англичанка. – Прямо сейчас.

– Ты что! – испугался Быков. – За мной вот-вот придут.

– И пусть приходят. Все равно…

Легко, словно он был ребенком, Морин опрокинула его на циновку.

Все случилось так стремительно, что не прошло и пяти минут, как Быков выбрался из-под запыхавшейся Морин. Возле хижины стоял Вичету с двумя воинами. Все трое бесстрастно наблюдали за тем, как Быков приводит себя в порядок, пока Морин, спрятавшись за стеной, надевает джинсы, не попадая ногами в штанины.

– Я сейчас, – сказал Быков шаману. – Есть одна идея. – Он постучал по собственной голове. – Похоже, я знаю, как справиться с непрошеными гостями.

Вичету вряд ли что-нибудь понял, но кивнул.

Быков трусцой побежал к Виктору и, поздоровавшись, распорядился:

– Давай сюда свою флягу. Но только полную.

– Почему я должен давать тебе свою флягу? – заартачился Виктор. – Да еще и полную! Где я возьму алкоголь? Ты видишь здесь бар?

– Дай ему, Вик, – попросила Камила. – Он ведь не для себя просит. – Она испытующе посмотрела на Быкова. – Хочешь установить контакт с этими тремя?

– Верно, – ответил тот, кивая.

– Осторожнее, Дима, – сказала Камила. – Не рискуй зря. Ты ничем не обязан ачега.

– А кто им обязан? – спросил Быков, умудрившись не подпустить сарказма.

От необходимости отвечать Камилу избавил ее бойфренд, протянувший Быкову флягу со словами:

– Только не потеряй, Ди. Эта вещь дорога мне как память. Она сделана из чистого серебра.

– Так дело в памяти или в серебре? И не зови меня Ди, ладно? Я Дима.

Не дожидаясь реакции поблекшего «Крокодила Данди», Быков бегом вернулся к шаману. Там, выразительно жестикулируя, он объяснил, что ему нужно снотворное, чтобы подмешать его к содержимому фляги.

– Спать, спать, – повторял Быков, подложив сложенные вместе ладони под бородатую щеку.

Вичету просиял, сразу сделавшись моложе на добрый десяток лет. Вскоре виски был сдобрен зеленоватыми каплями, выдавленными из неведомых Быкову растений. Шаман вернул флягу, скаля в улыбке кривые зубы. Были произнесены какие-то напутственные слова, которых Быков не понял. А потом его подтолкнули в сторону джунглей, куда уже втягивались две цепочки воинов, задачей которых было незаметно сопровождать Быкова к храму. Одну цепочку возглавлял вождь, другую – его сын. Вичету тоже направился к лесу, догоняя соплеменников.

Прежде чем отправиться в путь, Быков оглянулся. Все, кто оставался в деревне, вышли проводить его. Морин стояла в стороне от обнявшихся Камилы и Виктора. Бадди сидел у ног чумазых детишек. Голые старики и женщины напоминали зомби из фильмов ужасов.

Махнув рукой, Быков быстро зашагал по тропе. Джунгли, подобно зеленому чудовищу, поглотили его. Путешествие очень сильно отличалось от прогулки по лиственному лесу. Не было здесь ни тишины, ни величавого спокойствия. Повсюду бурлила жизнь, напоминая о себе движениями и звуками. Быков то и дело вздрагивал, услышав визг жертвы, угодившей в когти хищника или в пасть питона. А когда где-то совсем рядом подала голос обезьяна-ревун, Быков чуть не бросился бежать. Хорош бы он был, если бы поступил так на виду у наблюдавших за ним индейцев. Они никак не обнаруживали своего присутствия, но Быков точно знал, что они рядом.

Опасности подстерегали одинокого путника на каждом шагу. Это мог быть яд какого-нибудь насекомого, или притаившаяся в листве змея, или острые саблевидные шипы. А еще были дикие звери… и трухлявые стволы, полные сколопендр… и прочей смертоносной пакости. Быков окончательно решил для себя, что больше он в джунгли ни ногой.

Хорошего понемножку. А плохого – тем более.

Так думал Дмитрий Львович Быков, в котором трудно было узнать прежнего Быкова, чинно прогуливавшегося вечерами по городским улицам, сиживавшего с газетой в кафе или возлежавшего на диване с томиком произведений любимого писателя. Он стал другим. Более жестким, неприхотливым, грубым. И нельзя сказать, что эти перемены Быкова огорчали. В глубине души он гордился собой.

И, знаете, ему было чем гордиться.

 

Глава 34

Побеждает хитрейший

При дневном свете храм выглядел не таким загадочным, как ночью. Было видно, что он очень, очень древний. Углы закруглились, камни кое-где осыпались, поверхность пирамиды была изъедена погодой и временем. У подножия стояли два каменных изваяния, которых Быков прежде не замечал. Это были орел с единственным сохранившимся крылом и пума, похожая на гигантскую лягушку.

Трава, росшая на очищенном от деревьев пространстве, стала еще гуще и выше. Судя по обугленным палкам и головешкам, лес регулярно выжигали. Об этом же свидетельствовали черные разводы на пирамиде храма.

Не останавливаясь, Быков стал продираться сквозь заросли, чтобы приблизиться к каменной лестнице. Услышав окрик «Стоп!», он послушно застыл на месте. Возможно, к нему обратились на английском языке. А возможно, нет. «Стоп» – интернациональное слово. Его мог употребить кто угодно.

Быкову не велели поднять руки, поэтому он просто стоял на месте и смотрел на мужчину, идущего по траве, которая была ему по грудь. Незнакомец был в камуфляже, в руках держал карабин. Глаза прятались за зеркальными очками.

– Кто ты такой? – спросил он, не доходя до Быкова пяти шагов. – Что здесь делаешь?

Вопросы были заданы на английском. Глядя в черные очки незнакомца, Быков назвал свое имя и сказал, что заблудился.

Из черного проема на верхушке храма выбрались еще двое вооруженных мужчин в пятнистых штанах, высоких армейских ботинках и пропитанных по́том майках.

– Говорит, что заблудился, – сообщил напарникам обладатель зеркальных очков.

– Да? – послышалось сверху. – Гулял и заблудился, значит? Сейчас мы с ним познакомимся поближе.

Прозвучало это достаточно угрожающе, но Быков не очень испугался. У него имелась отличная легенда. Почти правдивая, а потому вполне достоверная.

Спустившись к подножью, «пятнистые» не спрыгнули на землю, а остались на нижних ступенях лестницы, чтобы иметь возможность обозревать местность. Быков отметил про себя эту особенность, свидетельствующую если не о боевой подготовке, то о знакомстве с азами военной науки. Плюс армейская камуфляжная форма. Плюс сдержанность и спокойствие этой троицы, которые можно объяснить наличием дисциплины.

– Я ищу свою женщину, – сказал Быков. – Камилу Джамирдзе. Она взлетела на воздушном шаре в Сьюдад-дель-Эсте. Это была промоушн-акция для компании «Юнайтед уорлд пауэр». Я фотограф.

– А, помню, – кивнул один из мужчин на ступенях. – Воздушный шар унесло ураганом.

– Почему ты ищешь именно здесь? – спросил Быкова другой.

– Я двигался по ходу урагана. Нашел на плато деревушку. Там один парень немного говорил по-английски. Он сказал мне, что Камилу и ее спутника занесло в эти края. – Быков развел руками. – И вот я здесь.

Разговаривая, он незаметно присматривался к собеседникам. Никто из них не обладал характерной латиноамериканской внешностью. У двоих были русые волосы, один вообще блондин с белесой щетиной. Кто они? Европейцы? Американцы? Бойцы какого-нибудь местного наркобарона, солдаты удачи или просто искатели сокровищ? Быков склонялся к последней версии. И что-то подсказывало ему, что он имеет дело с земляками. Какие-то неуловимые особенности поведения. Осанка, взгляды, манера говорить.

– Хочешь сказать, что дошел сюда один? – недоверчиво спросил самый старший из мужчин, стоявший на лестнице храма. – Без оружия, без вещей?

– Нет, – спокойно ответил Быков. – До сегодняшнего дня у меня все это было. Но ночью меня ограбил проводник. Все унес, мерзавец. Черный такой, с бородой. Зовут Мануэлем. Вы его случайно не видели?

– Нет, – сказал обладатель зеркальных очков. – А ты индейцев не видел? Мы тут двоих прогнали, но подозреваем, что рядом могут шляться остальные.

«Говорят, что индейцев было двое, – пронеслось в мозгу у Быкова. – А до селения добрался только один, да и тот раненый. Выходит, его товарища попросту убили. Эти подонки ни во что не ставят человеческую жизнь. Лишь бы ачега не обнаружили себя раньше времени!»

– Видел я дикарей, – сказал Быков. – Бежали по лесу с носилками, а на носилках – их приятель. Больной, наверное.

Мужчины переглянулись.

– Наверное, – согласился старший. – Подхватил какую-нибудь бациллу.

– Сквозную, – вставил тот, что был в очках, и все трое засмеялись.

Произнесено это было по-русски. Быков поднял брови:

– Так вы свои? Славяне?

– А то! – сказал молодой, ухмыляясь.

Все трое представились. Крепыш в солнцезащитных очках оказался Игорем, старшего звали Олегом, младший назвался Костей. Помявшись, они признались, что прилетели в Перу на свой страх и риск, вдохновившись рассказом одного «ботаника» о храме, затерянном в джунглях. Тот побывал здесь в составе научной экспедиции еще лет десять назад. Сначала индейцы и близко не подпускали пришельцев к своей святыне, но их подпоили, и вопрос был решен. Ученым показали золотые украшения и другие реликвии, за которые музеи мира, не торгуясь, выложили бы огромные деньги.

– Но потом эти уроды протрезвели и прогнали их, – закончил Олег. – Мы тоже решили нанести сюда визит. Оружие и снаряжение купили на месте.

– Все отнесли наверх, – уточнил Костя. – Оттуда удобнее отбиваться, если что.

– Сбежали индейцы, – сказал Быков. – Теперь вам нечего опасаться, мужики.

– Береженого Бог бережет, – обронил Игорь. – И ты это, Дима… Губы не раскатывай. У нас своя компания, нам лишний рот не нужен.

– И делить на троих проще, – добавил Костя.

– Короче, – подвел черту Олег, – были рады повстречать земляка, но дальше мы сами. Это понятно?

– Чего же тут не понять? – пожал плечами Быков. – Я ни на что не претендую. Только отметить бы надо. А то как-то не по-людски.

– Нет, алкоголя у нас в обрез, – сказал Олег. – Извини, брат, но тут каждый сам за себя.

– Мы как бы три мушкетера, а ты четвертый лишний, – сострил Игорь.

– Я же не на халяву, – изобразил обиду Быков. – У меня все с собой. Знатный вискарь. В одиночку пить как-то не в жилу. Я все шел и думал: вот бы компанию найти. Вас сам Бог послал. У меня же сегодня день рождения.

– О как! – обрадовался Костя.

– За это грех не выпить, – решил Олег. – Но чисто символически. У нас работы непочатый край.

– Эти пернатые золотишко и украшения припрятали, – поделился с Быковым Игорь. – Будем стены и полы простукивать.

– Бог в помощь, – сказал Быков, отвинчивая крышку.

– С днюхой тебя! – задушевно произнес Олег, принимая флягу.

Она пошла по кругу. Каждый, кто делал глоток, немногословно поздравлял нового знакомого. Когда фляга вернулась к Быкову, он увидел, что Олег бессмысленно смотрит перед собой, словно задумавшись о чем-то или силясь вспомнить нечто важное. Снотворное шамана действовало очень быстро. Оттягивая время, Быков поднес флягу к уху и поболтал ею.

– Там еще много осталось, – успокоил его Костя вялым голосом опьяневшего человека.

Олег сел на каменную ступеньку, стукнув прикладом карабина.

– Э, что с тобой? – спросил Игорь.

Он тоже говорил не очень внятно; его взгляд был затуманен.

Быкову вдруг вспомнились обезьяны, подстреленные Малакалой из духовой трубки. А что, если шаман подлил во флягу не снотворное, а смертельный яд? Тогда выходит, что он, Быков, стал убийцей? Перед ним были опасные негодяи, но он не имел права решать их судьбу.

– Голова кружится, тля, – пожаловался Олег, после чего упал и неуклюже раскинулся на лестнице.

– Ах ты, гад! – отыскав Быкова взглядом, пробормотал Игорь.

Он попытался взвести курок, но пальцы его не слушались. Быков схватил левой рукой ствол, подтянул его к себе, а правую сжал в кулак и врезал Игорю по физиономии. Искатель сокровищ упал – ноги совсем его не держали.

– Ко… – с усилием прохрипел он. – Ко…

Костя, которого он звал, тоже прицелился в Быкова. Зрачки искателя сокровищ закатились, отчего он стал походить на припадочного. За доли секунды до выстрела, эхом прокатившегося по округе, Быков отступил в сторону, а потом выдернул карабин из ослабевших рук противника и огрел его прикладом по голове.

Вскоре все трое искателей сокровищ валялись у его ног в самых живописных позах. Разрядив карабины, Быков принялся крушить их о каменные ступени, а потом погнул стволы, поочередно засунув их в щели между плитами. Покончив с этим делом, он убедился, что у спящих бьется пульс, и отправился наверх за их вещами. Наверное, следовало сначала испросить позволения у Вичету, но Быков полагал, что сегодня заслужил право на некоторое своеволие.

Когда он спустился, ачега уже окружили спящих врагов. Быков раскрыл прихваченный рюкзак перед шаманом.

– Смотри, Вичету, я взял только их вещи. Ничего вашего.

Шаман жестом велел ему успокоиться. Малакала положил руку Быкову на плечо и крепко сжал его. Слова были лишними. Повинуясь внезапному импульсу, Быков повторил жест ачега. Они коротко улыбнулись друг другу.

Раздалась отрывистая команда вождя. Все воины, стоявшие возле пришельцев, дружно вскинули копья.

– Нет! – Бросившись к ним, Быков оттолкнул несколько наконечников. – Тогда и меня тоже. – Он показал на свою грудь. – Нельзя, нельзя.

Повернувшись к Унчуну, Быков молитвенно вскинул руки. Он смотрел в глаза вождя, стараясь выразить взглядом все, что испытывал. После томительной паузы Унчун отдал новый приказ. Копья вернулись в исходную позицию. Воины отступили.

Моментально обессилев, Быков обмяк на ступеньке. Он безучастно смотрел на то, как индейцы сносят вниз поклажу предприимчивой троицы и разбирают все, что им приглянулось. Против этого дележа возражать было глупо. Пришельцы начали войну, следовательно, подпадали под законы военного времени.

Налюбовавшись трофеями, воины выкладывали их перед вождем, его сыном и шаманом, а те брали себе самое ценное. Малакала напялил на нос зеркальные очки и подвесил к поясу ножны с настоящим охотничьим ножом. Унчун неожиданно для всех обрядился в разгрузочный жилет и ботинки. Вичету взял себе другой жилет.

Потом бесчувственные, раздетые догола тела подвесили к жердям, словно это были звери, убитые на охоте. Шестерым воинам было велено отнести их куда-то в направлении, указанном вождем. Быков запретил себе думать о том, что будет с несвятой троицей, брошенной без одежды и вещей посреди лесной чащи. Он никак не мог изменить судьбу этих людей. Да и хотел ли?

Они стреляли в индейцев с такой уверенностью в своей правоте, будто перед ними были звери.

Следовательно, заслужили свою участь. На войне как на войне.

 

Глава 35

Немного бокса и спортивной борьбы

Когда Быков с индейцами приближались к деревне, их встретил Виктор, шагающий им навстречу с копьем наперевес.

– Вот, – произнес он, – решил прийти вам на помощь.

Ачега, глядя на него, как на пустое место, прошли мимо, а Быков не смог, поэтому остановился.

– Мы уже справились, – сказал он, воздержавшись от благодарности.

За что было говорить спасибо этому человеку, который явно сидел на опушке, дожидаясь, пока возвращающаяся экспедиция появится на тропе, а затем вышел из кустов и продемонстрировал свое стремление помочь. По правде говоря, Быкову было неприятно видеть Виктора и разговаривать с ним. И как только Камила могла связаться с таким ничтожеством? Неужели она ослепла? Неужели не видела, на кого меняет его, Быкова? Эта вопиющая несправедливость до сих пор не давала ему покоя.

– Жаль, – вздохнул Виктор. – А я подумал и понял, что не могу бросить тебя в трудную минуту. Натура у меня такая. Всегда иду навстречу опасности.

– Но не всегда успеваешь, – сказал Быков.

Его реплика не была услышана.

– Хотя бы фляга моя пригодилась? – спросил Виктор.

– Да. Вот, держи. Только помой ее хорошенько.

– Она почти полная.

– Вылей все, – сказал Быков. – Иначе превратишься в спящую красавицу.

– В спящую красавицу? Как это?

– Не читал эту сказку?

– Я сказок никогда не любил, – признался Виктор. – Я реалист по натуре.

– Это я заметил, – сказал Быков, трогаясь с места.

Виктор послушно зашагал следом за ним.

– Что это у тебя за рюкзак? – полюбопытствовал он.

– Военный трофей.

– Покажешь?

Быков остановился. Почему он должен притворяться, будто хоть немного уважает человека, которого на самом деле ни в грош не ставит? Зачем лицемерить? Не правильнее ли сказать трусу и подлецу в лицо все то, что хочется сказать? Что следует сказать.

– Потом увидишь, – буркнул Быков, возобновляя движение.

Он злился на себя за то, что не смог объясниться с Виктором. Такой уж у него был характер. Дурацкий.

Морин и Камила бросились к Быкову, едва заметив его. Но, приблизившись, обе повели себя по-разному. Морин кинулась на шею Быкову. Камила взяла за руку Виктора.

– Что там было? – спрашивали они наперебой. – Как ты справился? Это было опасно?

Быков отделывался общими фразами, улыбаясь. Как всякому нормальному мужчине, ему было приятно женское внимание. В молодости, опьяненный успехом, Дмитрий Быков запросто мог приукрасить свои подвиги, но с годами сделался сдержаннее и осмотрительнее.

– Все нормально, – отвечал он. – Ничего особенного. Когда-нибудь потом расскажу более подробно.

– Знаешь, Дима, – сказала наконец Камила, – ты самый странный мужчина из всех, с кем мне доводилось встречаться. Неужели тебе не хочется похвастаться?

– Нет. – Быков пожал плечами. – Зачем?

Морин с обожанием посмотрела на него. Виктор поморщился и пожаловался, как бы в шутку:

– Если так пойдет дальше, у меня разовьется комплекс неполноценности. Тяжело находиться в обществе супермена.

– Я не супермен, – заверил его Быков. – У меня множество недостатков.

– Назови хотя бы один! – дурашливо воскликнул Виктор. – Успокой меня!

Морин и Камила с нетерпением ждали ответа. Многие ошибочно считают, что главное – удовлетворить женщину в постели. На самом деле не менее важно удовлетворить ее извечное любопытство.

Быков снял рюкзак, поставил его на землю и легонько толкнул ногой.

– Здесь доказательства того, что я несовершенен.

Виктор поспешно присел возле рюкзака:

– Можно?

– Пожалуйста, – разрешил Быков.

– Ого! – воскликнул Виктор восхищенно. – Вот это да!

– Что там? Что там? – загалдели женщины.

– Улики против меня, – сказал Быков. – Вы видите перед собой вора, леди. В мешке вещи, которые я взял без спросу. Нарушив тем самым известную библейскую заповедь «не укради».

– Смартфон! – торжествующе объявил Виктор, перебирая содержимое рюкзака. – Планшет! А это что за штука?

– Аккумулятор для подзарядки батарей, – пояснил Быков. – Вы говорили, что ваши телефоны сохранились? Сейчас мы их реанимируем.

Провожаемые взглядами индейцев, четверо путешественников направились в хижину Виктора и Камилы. Там они подключили мобильник к аккумулятору, а сами расселись на полу в ожидании результата. Морин, устроившаяся рядом с Быковым, просунула ладонь под его руку, как бы заявляя на него права. Камиле это не очень понравилось.

– Помнишь, Дима, как мы путешествовали по острову Фрейзер? – спросила она, подарив ему улыбку Моны Лизы. – Тогда у нас тоже не было связи с внешним миром. Мы были как Робинзон и Пятница. Нет, как два Робинзона.

– Нас там было пятеро, – напомнил Быков, чувствуя, как напряглись пальцы Морин, обхватившие его бицепс.

– Остальные не считаются, – отмахнулась Камила.

– Мы с тобой тоже были совсем одни, дорогая, – произнес Виктор, откашлявшись в кулак. – Вдвоем против природы!

Это прозвучало слишком пафосно, и Быков не смог сдержать ироничную усмешку.

– Если бы природа захотела, – произнес он, – она бы стерла в порошок любого из нас. Чем больше я путешествую, тем сильнее убеждаюсь в том, насколько мы на самом деле слабы и не приспособлены к жизни за пределами цивилизации. Стоит исчезнуть электричеству, и человечеству конец. Без водопровода и компьютеров мы уже не способны существовать. Случись техногенная катастрофа, и выживут лишь единицы.

– Какие-нибудь племена в Африке, Америке или Австралии, – задумчиво произнесла Морин. – И все начнется сначала.

– Как уже, наверное, не раз бывало в истории, – добавила Камила тихо.

– Вздор! – отмахнулся Виктор. – Лично я могу приспособиться к любым условиям.

– Это я заметил, – обронил Быков. – Ты специалист по выживанию. – Сделав паузу, он уточнил: – За счет других.

– А давайте отправимся в путь прямо сегодня! – воскликнула Камила с фальшивыми радостными нотками, резанувшими слух собравшихся.

Она хотела сделать так, чтобы на последнюю реплику Быкова никто не обратил внимания. Не вышло.

– Ты на что намекаешь? – спросил Виктор с угрозой, которая сменила его обычную вежливую приветливость.

Теперь и Морин сообразила, что тему разговора необходимо сменить. В срочном порядке.

– Сначала попробуем дозвониться в консульство, – сказала она чересчур громко. – У меня есть номер. Я уверена, что за нами пришлют вертолет. И тогда нам никуда не придется идти.

– Ты на что намекаешь, Дима́? – повторил Виктор громче.

Подобно Мануэлю, он переиначил его имя, сделав ударение на последнем слоге. Это здорово задело Быкова, хотя он и не подал виду.

– Я не намекаю, я говорю прямо, – сказал он.

– Думаешь, можно оскорблять меня безнаказанно? – Виктор отбросил руку Камилы, которую та положила на его плечо. – Почему ты так решил? Кем ты себя возомнил?

Быкову было трудно усидеть на месте. Он почувствовал, как кровь прихлынула к лицу, а внутри что-то мелко завибрировало, словно под воздействием электрического напряжения.

– На твоем месте я бы заткнулся, – сказал он, взглянув Виктору в глаза.

Но тот не хотел затыкаться.

– Я требую, чтобы ты извинился! – заявил Виктор высоким, подрагивающим от возмущения голосом. – Немедленно!

– А иначе что будет? – осведомился Быков.

– Я неплохой боксер, – сообщил Виктор, не обращая внимания на голоса увещевающих его женщин.

– Ты хочешь драться?

– Почему нет? Ты ведь не имеешь ничего против бокса? Один раунд. Это здорово охлаждает некоторые горячие головы.

Быков подумал, что если откажется, то никогда не простит себе этого. С другой стороны, будет очень обидно, если он примет вызов и ему набьют морду. В молодости Быков был никудышным драчуном, а потом, во взрослой жизни, с ним вообще редко случались ситуации, когда приходилось самоутверждаться с помощью кулаков. Виктор же был довольно спортивный мужчина. Настоящий атлет.

Быков посмотрел на притихших женщин, потом смело взглянул в глаза Виктору.

– Давай, – сказал он. – Один раунд. Сколько он длится?

– Три минуты. Но наш бой не займет столько времени.

– Я тоже так думаю. – Быков встал на ноги и снял футболку через голову так резко, что едва не порвал ее.

– Не надо, Дима! – Морин попыталась обнять его, но он не позволил ей этого сделать. – Это глупо и несовременно.

– Вы как школьники! – поддакнула ей Камила.

– Это мужские игры, – сказал Виктор.

Он тоже успел раздеться до пояса, демонстрируя в меру мускулистый, хорошо развитый торс. Рельефный живот, широкие плечи, квадратная грудь… Быкову стало неловко за свое телосложение. Он здорово похудел за время путешествия, но в атлета, разумеется, не превратился. Зато он обладал преимуществом в весе.

Противники, а также Морин и Камила вышли из хижины на яркое солнце, заставившее их прищуриться. Индианки под навесом, предвкушая увлекательное зрелище, оставили свои дела. Детишки, выпятив и без того раздутые животы, обступили воображаемый ринг.

– Перчаток у нас нет, поэтому я буду бить вполсилы, – пообещал Виктор так громко, чтобы его услышали Камила и Морин.

Это была очередная игра на публику. Об этом свидетельствовала многообещающая усмешка Виктора, принявшего боксерскую стойку.

– Считай до ста восьмидесяти, Морин, – велел Быков и, сжимая кулаки на уровне лица, пошел вперед.

Грациозно прыгая и постоянно меняя местоположение, Виктор запорхал вокруг него, нанося пробные удары в плечи, бока и голову.

Быков делал выпады редко, боясь раскрыться для какого-нибудь мастерского хука или апперкота. Боковым зрением он увидел нескольких индейцев, вышедших из «дворцовой» хижины. Потом ему стало не до них.

Удары посыпались на Быкова со всех сторон, точные, сильные, расчетливые. Его дыхание сбилось, губа вздулась, в левой ноздре захлюпало. «Сорок пять, – доносилось до сознания Быкова издалека, – сорок шесть, сорок семь…»

«Не выстою, – понял он. – Пропущу еще несколько ударов и рухну ко всеобщему удовольствию. Не надо было соглашаться на поединок. Но и отказаться было нельзя».

Трах! В голове у Быкова взорвалась петарда.

Хлоп! В рот из желудка выстрелила струя желчи.

Клац! Зубы щелкнули во рту, наполненном солоноватой горечью.

– Восемьдесят восемь, – считала Морин. – Восемьдесят девять…

«Еще пара ударов, и я упаду, – думал Быков. – Где этот сукин сын? Врезать бы ему хотя бы разок напоследок…»

Вместо Виктора перед ним плясала смутная тень, постоянно смещающаяся из стороны в сторону, приближающаяся и удаляющаяся, вырастающая и уменьшающаяся. Попасть в нее кулаком удавалось очень редко. И все же Быков старался. Очень старался. Прилагал для этого все силы.

Бывают моменты, когда небеса словно бы испытывают нашу решимость и желание одержать победу. Нас доводят до предела, до последней черты, проверяя, не сломаемся ли, не сдадимся ли мы раньше времени. И если нет, если становится понятно, что мы готовы сражаться до конца, нам посылают помощь свыше.

Нечто в этом роде произошло и с Дмитрием Быковым.

К силуэту Виктора, наскакивающего на него, неожиданно присоединился еще один. Сознание, получившее передышку, слегка прояснилось, и сквозь туман, застилающий глаза, Быков узнал Малакалу.

Индеец, не вступая в кулачный бой, попросту сгреб Виктора в охапку, приподнял его над землей и отшвырнул прочь с такой силой, что тот, падая, сшиб подпорку под крышей хижины. На поверженного белого человека обрушился целый ворох сухих пальмовых листьев.

– Эй! В чем дело? – возмутился он, выбираясь из завала.

Вместо того чтобы ответить, Малакала снова схватил его и швырнул в противоположном направлении. Морин вынуждена была подпрыгнуть, чтобы ее не сбило с ног катящееся кубарем тело.

– Хватит! – взмолился Виктор.

Стоило ему подняться на четвереньки, как индеец оказался рядом. На этот раз Малакала ограничился тем, что толкнул босой подошвой обращенное к нему лицо.

Выказав таким образом отношение к Виктору, Малакала подошел к Быкову и заговорил с ним горячо и гневно. Индеец дважды коснулся рукой собственной груди и столько же – груди Быкова. Гостям племени не требовался переводчик, чтобы понять суть этого монолога. Все было просто. Малакала считал Быкова своим другом. Виктора же он не любил, не уважал и лишь терпел его присутствие. В подтверждение этой догадки сын вождя снова подскочил к поверженному противнику и стал пинать его, выкрикивая какие-то явно нелестные слова.

Оправдываясь, Виктор отполз подальше, вскочил и стал пятиться, лепеча:

– Почему ты так рассердился, Малакала? Мы же просто развлекались. Это дружеская игра. Скажи ему, Дима!

– Все в порядке, – заверил Быков индейца, стараясь не слишком гнусавить из-за крови в носу. – Мы с Виктором не враги.

Проворчав что-то, Малакала пошел прочь.

– Мы пошутили! – крикнул ему вслед Виктор. – Это была шутка.

– В следующий раз я тебе сама глаза выцарапаю, шутник! – предупредила Морин, становясь между ним и Быковым.

Виктор потупился, изображая покорность и раскаяние. Но его быстрый взгляд, брошенный исподлобья, выражал совсем другие чувства.

 

Глава 36

В зоне доступа

Умываясь, Быков без конца гримасничал и ощупывал ушибы. Его лицо распухло и сделалось чужим, непослушным, как резиновая маска. Хорошо, что отросшая борода скрывала синяки и ссадины.

Отойдя от ручья, Быков сел, прислонившись спиной к стволу дерева, и закрыл глаза. Он устал от постоянного присутствия людей, и ему хотелось побыть одному. Подумать о жизни, о себе, о своих ошибках и о том, как их исправить.

Глупо считать себя жертвой обстоятельств и упрекать во всем несправедливо устроенный мир. Это позиция ребенка, который ищет виноватых в том, что ему не повезло. Взрослый же человек на то и взрослый, чтобы нести ответственность за собственные поступки. Взять хотя бы эту дурацкую драку с Виктором. Разве произошла бы она, если бы Быков, давно разглядевший в этом человеке гнильцу, держал бы дистанцию в отношениях с ним, вместо того, чтобы лицемерно изображать дружбу? Сидел бы он сейчас с распухшим лицом, если бы спокойно и холодно отверг предложение побоксировать? Или, скажем, потерпел бы поражение, если бы уделял должное время физической подготовке?

Нет, нет и еще раз нет!

Таким образом, он, Быков, сам виноват в случившемся. Своим поведением он как бы готовил нынешнее фиаско. Хорошо еще, что Малакала вовремя вмешался. Иначе отправил бы Виктор Быкова в нокаут на глазах у присутствующих. Стыдно. Обидно. Но нужно воспользоваться этим опытом, чтобы подобное никогда больше не повторилось…

Эти размышления прервала Морин, вышедшая из леса.

– Больно? – спросила она, с сочувствием глядя на Быкова.

– Ерунда, – ответил он, скривившись. – Жаль, я не успел разойтись как следует.

– Да, – быстро согласилась Морин, – ты бы разделал Виктора под орех. Ему повезло, что индеец остановил схватку.

От явной ложности этого утверждения Быкова покоробило. Он любил, когда его утешали, но не так.

– На самом деле Виктор дерется значительно лучше, – проворчал он. – Малакала выручил меня, а не его. И все равно мне досталось. Один зуб, кажется, шатается.

– Завтра при желании ты сможешь сесть в кресло дантиста, – заявила Морин.

– Перенесусь туда по воздуху?

– Вот именно. – Она счастливо засмеялась. – Рано утром прилетит вертолет. К вечеру мы будем в Асунсьоне.

– Так ты дозвонилась?

– Не обижайся, что я сделала это одна, Дима, – сказала Морин. – Понимаю, нужно было дождаться тебя. Ведь это ты раздобыл аккумулятор. Но… – Она развела руками. – Не удержалась, прости.

– Ты правильно сделала, – успокоил ее Быков. – Зачем терять время? Скоро закат. А мне не хочется находиться здесь ни одного лишнего дня.

– Даже со мной? – Она лукаво улыбнулась.

– С тобой мне будет приятно погулять по городу, поужинать в ресторане и лечь в чистую постель, – нашелся он.

– Сначала мне придется долго приводить себя в порядок, – сокрушенно произнесла Морин. – Все так запущено…

– Ты самая красивая на свете, – сказал Быков, незаметно трогая кровоточащую десну языком.

Англичанка опять улыбнулась.

– Ты знаешь, чем подкупить женщину. Что ж, пойдем обратно. Уже темнеет, а нам еще собираться.

По пути Морин рассказала о том, как волновалась, когда звонила в консульство. Сначала она подумала, что забыла телефонный номер. Потом молилась о том, чтобы не оказаться вне зоны покрытия. Наконец испугалась, что сотрудник консульства прервет разговор, решив, что его разыгрывают.

Но все обошлось. Морин выслушали и без всяких бюрократических формальностей пообещали помощь и ей, и ее товарищам по несчастью.

– Там все давно и думать забыли о воздушном шаре, – сказала она. – Не говоря уже о нас с тобой. Власти Парагвая заявили, что шар унесло в Бразилию, бразильцы указывали на аргентинцев, а те – на парагвайцев.

– Замкнутый круг, – понимающе кивнул Быков.

– Да, – ответила Морин. – Но теперь все всполошились. Я уверена, что новость об обнаруженной экспедиции сегодня же облетит весь мир. И о нас с тобой тоже. Завтра мы будем знамениты, Дима. Только подумай, какой куш мы можем сорвать!

– Миллион?

– Бери выше! Три, пять, десять миллионов!

Быков спросил себя, хочет ли он разбогатеть. С одной стороны, внутренних возражений против этого не было. С другой стороны, он понятия не имел, как распорядиться богатством. Купить виллу? Яхту? И что дальше?

Это не было кокетством. Просто Быков не хотел превращаться в профессионального продавца одной и той же истории. Вечный спаситель экипажа воздушного шара «Юнайтед уорлд пауэр»? Счастливый обладатель недвижимости в Испании или на Майорке? Но это же так скучно! У Быкова было любимое дело и собственные представления о насыщенной, интересной жизни. И что же, отказаться от всего этого?

Об этом он и спросил Морин. Она раздраженно поморщилась:

– Никто не просит тебя посвящать нашему проекту всю жизнь, Дима. Достаточно будет года. Или двух.

– Двух? – испугался Быков.

– Если книга будет продаваться, у нас обязательно купит права какая-нибудь кинокомпания, – пояснила свою мысль Морин. – И будет лучше, если сценарий напишем мы вдвоем.

Они уже подходили к деревне. Там было шумно и наблюдалась какая-то веселая суета. «Прощальный пир, – понял Быков. – Индейцы проводят нас с честью. Бадди оставят у себя и, надеюсь, не съедят его в голодный год. А с нас потребуют клятву, что мы никому не расскажем о храме. Наивные, как дети. И такие же беззащитные и доверчивые. Но вместе с тем жестокие, потому что детскому восприятию недоступно понимание чужих страданий».

Забавно, что пока сознание Быкова было занято этими мыслями, подсознание решало совсем другую задачу. И, удержав Морин на краю джунглей, он сказал:

– Выслушай меня, пожалуйста. И не обижайся, ладно? От меня ты получишь фотографии. Кроме того, я готов поделиться с тобой воспоминаниями и дать тебе советы по написанию книги. Но не жди, что я буду посвящать этому все свое время, Морин. Я окажу тебе посильную помощь, а ты заплатишь мне сколько сочтешь нужным, когда продашь книгу. Это будет честно. Я не хочу заниматься тем, к чему у меня не лежит душа.

– Но ты же меня не бросишь вот так, Дима? – спросила Морин тихо. – Ты ведь ко мне неравнодушен? Или мне это только кажется?

– Ты мне дорога, Морин, – осторожно произнес Быков.

– В таком случае, я прошу… нет, я требую, чтобы ты уделил мне две недели своего времени, – заявила она. – Все расходы беру на себя. Твое время, мои деньги.

– Договорились, Морин.

Она досадливо цокнула языком:

– Эх, надо было потребовать три недели!

Быков усмехнулся:

– О’кей, Морин. Три недели. А теперь пойдем к столу. Я умираю от голода.

– Ночью ты будешь умирать от страсти, – пообещала она тихо. – Уж это я тебе гарантирую.

Обещание было лестное, однако в первую очередь Быкова волновало меню пиршества. Ачега не обманули его ожиданий. Стол был заставлен мясом, рыбой, фруктами и овощами. Унчун по случаю торжества вырядился в яркую набедренную повязку из цветов, лицо намазал свежим слоем белил, а в ноздри вставил новые перья. Его жены соорудили сложные прически, выглядевшие так, будто они были составлены не из волос, а из застывшей смолы. Малакала, растолкав гостей, уселся рядом с Быковым и стал подсовывать ему лучшие куски. Шаман Вичету исполнил в честь него длинную песню.

Было весело, сытно и пьяно. И все равно под конец Быков прослезился. Наверное, опять перебрал местной браги.

 

Глава 37

Обратно в двадцать первый век

Вертолет оповестил о своем приближении механическим стрекотом, переполошившим всю деревню. Услышав странный непривычный шум, доносящийся откуда-то с неба, женщины схватили детишек и стали прятаться. Воины во главе с Унчуном, наоборот, приготовились к обороне. Кокер-спаниель Бадди держался возле индейцев, вздыбив шерсть на загривке и оскалив зубы.

Напрасно Быков с товарищами убеждали индейцев в том, что никакой опасности нет. Жестов было недостаточно, чтобы объяснить племени ачега, что такое вертолет и почему его не следует бояться. Не помогли даже схематические рисунки, сделанные Виктором специально для вождя.

Рано утром Виктор пришел в хижину к Быкову и Морин, чтобы объясниться. Вид у него был виноватый и несчастный.

– Я очень жалею о том, что произошло между нами, Дима, – произнес он, сплетая и расплетая пальцы. – Ты мне друг, и я благодарен тебе за то, что ты сделал для меня и Камилы. – Спохватившись, Виктор повернулся к Морин. – Тебе я тоже благодарен, Мо. Вы мои друзья. Я не желаю вам зла. – Тут он опять обратился к Быкову: – Прости меня, Дима. Я хочу, чтобы мы снова были близкими друзьями.

Были ли они друзьями до того злополучного боксерского поединка? Быков так не считал. Виктор с самого начала вызывал у него антипатию. Но если до определенного момента причину неприязни можно было объяснить ревностью, то после истории с храмом личность этого человека прояснилась окончательно, представ в самом неприглядном свете.

Глядя на протянутую Виктором руку, Быков задумался. Он спросил себя, как часто жалел о таких вот моментах, когда шел на компромисс со своей совестью. Пожимал руки подлецам, улыбался негодяям, не разоблачал обманщиков. Не пора ли положить этому конец?

– Нет, Виктор, мы никогда не были близкими друзьями, – медленно проговорил Быков, не отвечая на рукопожатие. – И не будем ими. Мы чужие и очень разные люди.

– Но я все равно благодарен тебе. Спасибо!

Виктор схватил Быкова за руку и крепко сжал ее своей горячей сухой ладонью. Таким образом, примирение все-таки состоялось. И теперь, когда вертолет наконец появился над верхушками деревьев, Виктор на правах друга хлопнул Быкова по плечу и воскликнул:

– Ну вот, дружище! Мы спасены!

Чтобы не смотреть на него, Быков повернулся к Морин и спросил:

– Интересно, как они сумели найти нас так быстро? Ты ведь не могла сообщить им наши координаты…

– Конечно, нет, дорогой, – рассеянно ответила она, не отрывая взгляда от вертолета. – Они сказали, что обратятся к ученым. Все индейские племена сейчас на особом учете. Их местонахождение и перемещения отслеживают со спутников.

«Великая честь, – подумал Быков. – Сначала пришельцы безжалостно истребляют аборигенов, а потом принимаются опекать те жалкие кучки народа, которые уцелели. Вся наша культура построена на человеческих костях, а дороги к храмам омыты кровью».

– Дима…

Быков повернулся на голос Камилы, тронувшей его за руку.

– Что? – спросил он.

Она ответила, но ее слова утонули в усиливающемся рокоте двигателей.

– Громче, – попросил Быков. – Не слышу.

Камила приблизила губы к его уху.

– Я хочу, чтобы ты не держал на меня зла, Дима! – крикнула она.

Прежде чем ответить, Быков бросил быстрый взгляд в сторону Морин. Она не смотрела на него.

– Я на тебя не сержусь, Камила, – сказал Быков.

Она прочла ответ по движению его губ. Потом опять привстала на цыпочки, чтобы ему было лучше слышно:

– Дима, у тебя правда не сохранились снимки нашего полета?

Он не поверил своим ушам, ведь вертолет гремел так близко.

– Что ты сказала?

– Я спрашиваю, у тебя правда нет фотографий? – повторила Камила. – Я имею в виду, может быть, ты их просто припрятал?..

– Припрятал? Зачем?

– Чтобы наказать меня за… за…

Быков вспыхнул, будто ему в лицо плеснули кипятком.

– С ума сошла! – выпалил он. – Неужели ты думаешь, что я способен на подобную подлость? Я никогда бы так не поступил. Даже если бы ревновал тебя к Виктору.

– Я просто так спросила, – стала оправдываться Камила. – На всякий случай. Понимаешь, нам ведь выплатили аванс за полет, и мы его истратили. И как теперь возвращать долг, не знаю.

После этого признания Быков почувствовал себя без вины виноватым.

– Все снимки остались в украденной камере, – сказал он. – Я попытаюсь отыскать Мануэля через полицию. Ничего не обещаю. Но если мне это удастся, ты получишь фотографии.

Камила поблагодарила Быкова, прижавшись к нему всем телом, а потом быстро отстранилась, чтобы никто не успел этого заметить. «Мне все равно, – сказал себе Быков. – Мне абсолютно все равно».

Тем временем, обдавая ветром древесные кроны, вертолет сделал несколько кругов, выбирая место для посадки. Воины ачега тоже поворачивались вокруг своей оси, чтобы летающее чудовище не зашло к ним со спины. Быкову стало жутко, когда он попытался посмотреть на вертолет их глазами. Огромная хвостатая туша бело-голубого цвета, не обладающая ничем похожим на крылья, свободно парит в воздухе и выделывает разные фигуры, разглядывая собравшихся внизу поблескивающими стеклянными глазами…

Поискав взглядом Малакалу, Быков приблизился к нему, успокаивающе положил руку индейцу на плечо и громко сказал:

– Все хорошо. Опасности нет.

Малакала покосился на него, силясь проникнуть в значение незнакомых слов.

– Скоро мы улетим, – продолжал Быков, напрягая голосовые связки. – Не буду лгать, что я когда-нибудь вернусь сюда. Мы больше никогда не увидимся, Малакала. Но я буду помнить о тебе. И ты не забывай меня. Кто знает, может быть, однажды нам суждено встретиться в Лесах Счастливой Охоты…

Выслушав Быкова, Малакала тоже произнес небольшую речь, которая, впрочем, оборвалась, когда вертолет зашел на посадку. Вихрь сорвал листья с ближайших крыш и взметнул пыль, как будто некий волшебник, щадя нервы индейцев, скрыл от них происходящее за полупрозрачной завесой.

Дверь вертолета открылась, обнажая черное нутро с фигурами пригнувшихся людей. И тут вождь Унчун не выдержал. Прозвучал его голос, резкий, как крик большой потревоженной птицы. Повинуясь приказу, все индейцы обратились в бегство, оставив гостей стоять на площадке. Ачега готовы были пожертвовать своими жилищами и утварью, лишь бы не находиться рядом с рычащим зверем, опустившимся с неба.

– Ну что, друзья, за мной! – весело прокричал Виктор, первым подхвативший вещи. – Нас ждет большой сияющий мир!

Он пребывал в эйфории и даже не обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на ачега, прячущихся в зарослях. Зачем они были нужны ему теперь, когда его кости благополучно срослись, а сам он не нуждался в пропитании и крыше над головой? Быков в очередной раз испытал острую неприязнь к этому человеку, наружность которого столь мало соответствовала его характеру. И Быкову отрадно было видеть, что Морин и Камила повели себя иначе. Обе женщины, не сговариваясь, остановились и стали махать индейцам руками, выкрикивая трогательные слова прощания.

Быков почувствовал, как в горле набухает горячий комок. Он был счастлив, что покидает дикие края, но ему было грустно расставаться с ачега. Дни, проведенные среди индейцев, были яркими и незабываемыми. Несомненно, эти люди оставили в душе у Быкова заметный след. Унчун, его пылкий сын Малакала, суровый шаман Вичету, неразговорчивые и вездесущие воины, смешливые женщины, сварливые старики, вечно голодные дети – все они сделали внутренний мир Быкова ярче и содержательнее.

– Прощайте! – крикнул он что было сил.

Слезы навернулись ему на глаза, как в детстве, когда он прощался с друзьями по пионерскому лагерю. Тогда все они тоже знали, что расстаются навсегда, и с трудом рвали нити установившихся связей. По живому… Это так больно, даже если ниточки совсем тонкие.

Не оглядываясь больше, Быков быстро зашагал к вертолету. На ходу ему приходилось пригибаться, преодолевая сопротивление воздушного потока. Словно что-то пыталось удержать Быкова там, где осталась частица его сердца.

 

Глава 38

В лучах славы

Помимо четверки путешественников внутри вертолета находились еще семеро людей: два члена экипажа, представитель парагвайского МЧС, сотрудник британского консульства, врач, психолог и репортер «Уорлд ассошиэйтед пресс». Места хватало всем – просторный светлый салон был снабжен комфортными креслами. Быков сидел у окна, радуясь, что соседнее место пустует. Он смотрел вниз, на густой покров джунглей, а в голове у него звучала старая мелодия про зеленое море тайги.

По просьбе Быкова вертолет взлетел почти сразу, чтобы ачега наконец перестали волноваться и успокоились. Первичный медицинский осмотр состоялся уже в воздухе. Врач с внешностью Дон Кихота, сбрившего усы и бороду, опросил путешественников, выясняя, имеются ли у кого-нибудь травмы, нарушения сердечной деятельности и прочие отклонения от нормы. Быков пожаловался на шатающийся зуб. Врач проникновенно попросил его подождать прибытия в Асунсьон. Женщина-психолог вплотную занялась Камилой и Морин, и все было бы прекрасно, знай они испанский язык. Дипломат скрупулезно записал данные англичанки и стал звонить в консульство, что-то согласовывая и выясняя. Спасатель беседовал с Виктором, допытываясь, каким образом произошло крушение воздухоплавательного аппарата. Одним словом, на протяжении первого часа в салоне было очень шумно и суетно, и Быков с удовольствием воспользовался возможностью отдохнуть.

Он с детства любил побыть один. Не потому, что был мизантропом или нелюдимым человеком. Просто в одиночестве хорошо было обдумывать важные вещи и прислушиваться к тому, что нашептывает душа.

Глядя на проплывающие внизу пейзажи, Быков пытался представить себе, как вернется домой, позвонит в дверь, обнимет маму. Она, наверное, извелась от неизвестности. Столько дней ни единой весточки от любимого сына!

Очнувшись от созерцательной мечтательности, Быков встрепенулся, пересел поближе к сотруднику консульства и спросил, сможет ли тот помочь ему дозвониться домой. Мистер Дилан недоуменно поднял брови:

– Разве вы не можете сделать это сами, мистер Быков?

Пришлось рассказать ему о похищенных гаджетах.

– А но́мера мамы я наизусть не помню, – сокрушенно признался Быков. – Внес его в память и успокоился. Оказывается, напрасно.

Через двадцать минут он уже разговаривал с матерью, крича так, словно нелегкая занесла его на Луну, где он вынужден был обходиться без спутниковой связи.

Поначалу Лия Артамоновна, не помня себя от радости, лишь всхлипывала и восклицала, однако длилось это до тех пор, пока она не убедилась, что с ее единственным сыном все в порядке. После этого тон ее начал меняться. Стал сухим и жестким.

Вообще-то мать Быкова отличалась исключительной добротой и деликатностью. Даже если бы наступил конец света, она, наверное, все время извинялась бы за то, что причиняет неудобства окружающим. Но, сталкиваясь с нарушением общепринятых правил или с несправедливостью, Лия Артамоновна преображалась, становясь решительной и непреклонной. Быков не стал объяснять ей, в каких передрягах побывал, а просто сказал, что потерял мобильник и не имел возможности приобрести новый. Услышав это, мать вскипела:

– Не имел возможности? Лучше скажи: не имел желания! Ты ведь не в затерянном мире находился, Дмитрий, а среди людей. Разве нельзя было взять на время у кого-нибудь телефон, чтобы успокоить меня? Я тут места себе не находила! На валерьянке и нитроглицерине жила.

– Извини, мамочка, – потерянно пробормотал Быков.

– Сначала пообещай мне, что прекратишь мотаться по свету и займешься каким-нибудь нормальным делом.

Профессия фотографа представлялась Лие Артамоновне чем-то вроде забавы, позволяющей отлынивать от настоящей работы. Она предпочла бы видеть сына ученым, как его покойный отец. Но Быков не променял бы свою профессию ни на какую другую. Во-первых, она ему ужасно нравилась. Во-вторых, давно миновали те времена, когда ему приходилось подрабатывать в дешевых газетах, малоизвестных журнальчиках и даже на свадьбах. После того как работы Быкова были размещены в крупных мировых изданиях, заказы хлынули на него сплошным потоком. Журналы, солидные и глянцевые, всевозможные агентства, интернет-порталы – все они распахнули перед Быковым электронные двери и кошельки.

Он полностью переключился на свою любимую пейзажную съемку, обзавелся первоклассным оборудованием, наладил связи в различных изданиях, довел до нужного уровня свой английский. Его жизнь кардинально изменилась. Быков много путешествовал, общался с интересными людьми, обрел личную и профессиональную независимость. И что же, взять и отказаться от всего этого? Похоронить мечту? Или, как образно выражались когда-то, наступить на горло собственной песне?

– Мама, – твердо произнес Быков, – об этом даже не проси. Я ни за что не брошу свою работу.

– Даже если я тебя не прощу? – возмутилась Лия Артамоновна.

– Даже тогда, мамочка.

– В таком случае, – произнесла она, – в таком случае, сын, я тебя прощаю.

Оба засмеялись с облегчением, поболтали еще немного и попрощались. Потом к Быкову подсела Камила и весело сообщила:

– А у меня радость!

– Виктор сделал тебе предложение? – холодно поинтересовался Быков.

– Пока нет, но, думаю, это событие не за горами, – заявила Камила, улыбка которой сделалась несколько натянутой. – Возможно, помолвка состоится завтра или послезавтра. За время путешествия мы так сблизились, что стали почти одним целым.

– Что ж, поздравляю.

– Спасибо. Но я не о помолвке пришла поговорить.

– А о чем же?

– Фотографии не пропали, – произнесла Камила с загадочным выражением лица.

Несмолкаемый шум двигателей делал ее голос непривычно резким и высоким, порой даже визгливым.

– Какие фотографии? – не понял Быков.

– Нашего полета над водопадом, – пояснила Камила. – Я только что говорила с журналистом. Как звали парня, который вас обокрал?

– Мануэль. А что?

– Этот Мануэль продал твой фотоаппарат, а снимки не удалил. Покупатель увидел сюжет в новостях и сообразил, что к чему. Он отправил фотографии в Си-Эн-Эн. Это была сенсация. Массмедиа полны сообщений об «унесенных ветром». То есть обо мне и о Викторе.

– Здорово! – обрадовался Быков. – Вот так удача!

Он хотел обнять Камилу, но, перехватив пристальный взгляд Морин, воздержался. Тем более что, повинуясь знаку австралийки, Виктор поднялся со своего места и облокотился на спинку ее кресла. Почему-то этим двоим захотелось быть вместе во время этого разговора. Камила сделала вступление, а продолжать намеревалась в присутствии своего бойфренда. Как будто ей не хватало решимости произнести то, что она намеревалась сказать дальше.

Быков насторожился. Он не ожидал услышать ничего хорошего. И предчувствие его не обмануло.

– У нас есть просьба, – начала Камила, подняв голову, чтобы встретиться взглядом с Виктором.

– Скорее условие, – поправил тот, дружелюбно улыбаясь.

– Давайте свою просьбу-условие, – кивнул Быков.

Его пальцы непроизвольно вцепились в подлокотники, как будто вертолет накренился или попал в воздушную яму.

– Наш предыдущий договор отменяется, – сказала Камила, снова поднимая взгляд. – Да, Вик?

– Это логично, – подтвердил он, глядя на Быкова.

Сейчас они напоминали двух плохих актеров, разыгрывающих спектакль для публики. Пьеса была никудышная. Быков еще не вполне разобрался в сути сюжета, но уже испытывал почти невыносимую неловкость.

– Какой договор? – спросил он.

– Об оплате фотосессии, – пояснил Виктор. – Мы собирались приобрести у тебя фотографии, Дима. Верно? Но ты их потерял. Вместе с авторскими правами. Теперь снимки являются всеобщим достоянием. – Его улыбка сделалась сочувственной. – Их в тот день мог сделать любой человек. Как ты докажешь, что это именно твои фотографии?

– Да, – подтвердила Камила. – Как ты это докажешь?

Быкову хотелось зажать уши ладонями и не слушать. Хотелось уснуть, проснуться и обнаружить, что все это был дурной сон.

Он потряс головой. Быков помнил, как они вместе с Камилой плыли к подросткам, вокруг которых кружили акулы. Тогда они были с ней единым целым. И в минуты опасности, и в моменты страсти. Как же случилось, что от этого не осталось ничего, кроме воспоминаний? Ведь Камила не притворялась тогда, в Австралии. Она и теперь не притворялась. Какая же Камила настоящая? А какую подменили?

«Не имеет значения, – сказал себе Быков мрачно. – Правда заключается в том, что сейчас ты имеешь дело с этой Камилой. Которая заглядывает Виктору в рот и оправдывает любые его подлости. Теперь они друг друга стоят».

– Я не собираюсь ничего доказывать, – произнес Быков. – Мне от вас ничего не нужно. Совсем.

– Ты нас неправильно понял, Дима, – поспешно сказала Камила. – Просто мы хотим пересмотреть сумму твоего гонорара. Она уменьшилась по объективным причинам.

– Мы все подсчитаем и примем решение, – пообещал Виктор.

– Исчезни, – сказал ему Быков. – И ты тоже. – Он посмотрел на Камилу. – Не желаю вас больше видеть и слышать.

– Конечно, зачем тебе наши деньги, когда ты собираешься сорвать куш со своей англичанкой? – Тут голос Камилы стал особенно резким и неприятным. – Вы и так неплохо заработаете на нашей славе. Если не ошибаюсь, у вас в планах книга и фильм?

– «Адам и Ева», – вставил Виктор.

«Морин успела проболтаться, – понял Быков, внезапно почувствовав усталость. – Как бы прогнать их всех? Видеть никого не хочу. И не могу».

– Я бы вздремнул, – сказал он. – Хватит о делах. Спать хочется.

– Но мы договорились? – спросила Камила.

– У тебя нет претензий? – подхватил Виктор.

– Нет, – буркнул Быков.

И закрыл глаза.

Больше до самого конца пути никто его не трогал. Правда, для этого Быкову пришлось всю дорогу просидеть зажмурившись, с головой, склоненной на плечо, но игра стоила свеч: его оставили в покое. Сквозь шум моторов он слышал оживленные голоса, но не испытывал ни малейшего желания принять участие в общей дискуссии и обсуждении. Он был здесь лишним. Быков знал, что сбежит из Америки при первой же возможности. И пусть Морин не обижается – ей придется заниматься проектом самостоятельно. Быкову ничего не хотелось, разве что побыть одному.

Что, конечно же, было невозможно.

По прибытии вертолет окружили десятки телерепортеров и представителей прессы. Они не давали путешественникам проходу, тянули к ним свои микрофоны и выкрикивали вопросы. Пришлось устроить импровизированную пресс-конференцию. Говорили в основном Морин, Виктор и Камила. Быков держался за их спинами, неопределенно улыбаясь.

Улыбка не исчезла с его осунувшегося бородатого лица, даже когда Камила выложила журналистам правду о храме ачега. Быков ничего не мог с этим поделать. Не мог заставить умолкнуть ни ее саму, ни ее дружка, который, по его собственным словам, стал чуть ли не предводителем индейцев, которые боготворили его за ум, отвагу и силу.

– Когда наш шар упал, – говорил Виктор, – мы с Камилой вынуждены были выживать в невероятно тяжелых условиях. Мы были как Адам и Ева…

– Минутку, – пискнула Морин, – это плагиат!

– У тебя есть авторские права на Библию? – громко осведомилась Камила.

Реплика была встречена дружным хохотом.

Англичанка смешалась, а Виктор продолжал говорить правильно построенными, хорошо обдуманными предложениями:

– Мы с Камилой планируем написать книгу о своих приключениях. Разумеется, с расчетом на то, что впоследствии она будет экранизирована.

– Ты забыл, кто вас спас! – крикнула несчастная Морин.

Австралийка бросила на нее безмятежный взгляд.

– Да, под конец к нам присоединились Морин Клайв и Дмитрий Быков. – Тут Камила поочередно указала театральным жестом на товарищей. – Правда, еще неизвестно, кто кого спасал. Мы все оказались заложниками дикарей…

– Настроенных весьма воинственно, – уточнил Виктор. – К счастью, их отношение к нам изменилось после того, как я помог им отстоять храм, защитив его от искателей сокровищ…

Быков почувствовал себя так, будто у него было тяжелейшее похмелье, когда все мысли и чувства заторможены, а явь мешается с бредовыми видениями. Незаметно выбравшись из толпы, он нашел свой рюкзак, продел руки в лямки и пошел прочь, еще не зная точно, что, когда и как собирается делать. Ясно было одно: в этом балагане он принимать участие не намерен.

В его душе не было ни обиды, ни горечи, ни злости. Мир не стал другим. Зато сам Дмитрий Быков во многом изменился. Прокладывая дорогу через горы, болота и леса, он на самом деле шел к себе.

Это очень важно – идти к себе. Сквозь любые испытания, которые приготовила для нас Судьба.