Когда Быков, покончив с нехитрыми утренними процедурами, вернулся к палатке, Морин уже успела нарезать мясо и разложить галеты.

– Когда закончатся галеты, мы останемся без хлеба, – сказала она.

– Надеюсь, мы наткнемся на какое-нибудь жилье, – произнес Быков. – Дальше станет совсем безлюдно.

– На какое расстояние могло унести шар, как ты думаешь?

– Остается только гадать. Может, они приземлились где-то рядом, а может в сотне километров. Ты уже раскаиваешься, что пошла со мной?

– Пока нет, – ответила Морин, сопровождая свои слова многозначительным взглядом.

Быков сделал вид, что не понял его значения.

– Слышишь, как шумно? – спросил он, озираясь. – Оказывается, утро в джунглях – самая оживленная пора. Тем временем как ночные звери и птицы отправились на боковую…

И действительно, отовсюду слышались многочисленные голоса, шум и шорох. Огромный попугай, пристроившийся на соседнем дереве, с треском расколол орех мощным, загнутым крючком клювом. Какой-то тщедушный зверек с круглыми горящими глазами, притаившись в сумраке зарослей, завистливо следил за жующими людьми. Стайка ярких пичуг дружно атаковала грозди ягод на кустах.

– Смотри, – прошептала Морин с куском мяса во рту.

Вид у нее был встревоженный.

– Что? – спросил Быков, схватившись за копье.

– Там! – Она показала пальцем.

Он присмотрелся. На том самом дереве, где лакомился орехами попугай, висело несколько человеческих черепов, насаженных глазницами на сучья. Зрелище было жуткое – как будто мертвецы выбрались из своих могил, чтобы понаблюдать за пришельцами. Нижние челюсти у черепов отсутствовали, поэтому они не ухмылялись, как это описывается в приключенческих романах.

– Кто это мог быть? – спросила Морин шепотом.

– Кто угодно. – Быков пожал плечами. – Индейцы, испанские солдаты, участники научной экспедиции.

– Их ждали дома, а они не вернулись. И никто не узнал, что с ними произошло.

– Это уже никому не интересно, – философски заметил Быков. – Тех, кто ждал, давно нет на свете.

– Очень ободряюще, – пробормотала Морин. – Знаешь, я хочу поскорее убраться отсюда. – Она поежилась. – Мне тут совсем не нравится.

Поспешно завершив трапезу, они собрались и продолжили путь. Утренняя суета прекратилась. Под густым шатром из зелени было душно и сыро. Пахло болотной гнилью. Люди, пробирающиеся через джунгли, казались здесь лишними. Они были гораздо менее живучими, чем термиты и муравьи, а также роившаяся тучами мошкара, сворачивающиеся в клубки ядовитые змеи, собирающиеся в стаи птицы, скопища зверей – миллионы, миллиарды живых существ, готовых сожрать мужчину и женщину, сунувшихся в их владения. Живыми или мертвыми. Свеженькими или слегка подпортившимися на жаре.

И в то же время было в джунглях нечто такое, что оправдывало риск и притягивало как магнитом. Быков никогда в жизни не встречал столько чудес природы разом: невиданных цветов, источающих дурманящие ароматы; бабочек, похожих на ожившие цветы; колибри, еще более ярких, чем бабочки; птиц покрупнее самых неожиданных расцветок; безупречных муравьиных пирамид; удивительных плодов; резных листьев – всего этого буйного цветения жизни, как бы открытого любопытным взглядам, но в то же время таинственного, непостижимого. Мир был огромен и загадочен, как и в те незапамятные времена, когда в нем появились прародители человечества.

– Как твои Адам и Ева? – поинтересовался Быков, механически раздвигая ветви и осторожно отпуская их, чтобы не ударить идущую позади Морин.

– Работа движется, – проговорила она, тяжело дыша. – Но плохо удаются любовные сцены. Одного воображения мало. Хочется реальных ощущений.

– Тогда тебе не хватает литературного мастерства, – сказал Быков и поспешил сменить тему.

Он отыскал тропу, проложенную в такой густой чаще, что растительность обступала ее со всех сторон сплошной стеной. Один раз Морин попыталась свернуть с тропинки в сторону, чтобы полюбоваться бабочкой, отдыхавшей на ветке дерева, но протиснуться вглубь зарослей дальше, чем на два-три шага, девушке не удалось. Она вынуждена была вернуться обратно на тропинку, вся исцарапанная, словно после схватки с дикой кошкой. Ее знакомство с пущей Парагвая длилось всего лишь пару минут, но за это время в тело Морин успел вцепиться клещ, а ядовитая гусеница оставила ожог своей щетиной.

– Давай впредь без резких телодвижений, – ворчал Быков, удаляя клеща, не успевшего вонзиться слишком глубоко в кожу. – Двигайся за мной след в след, Морин, больше от тебя ничего не требуется.

– Я тебе нравлюсь, Дима? – неожиданно спросила она.

– Мы друзья, – поспешно предупредил он.

– По-твоему, друзья не могут друг другу нравиться?

Быкову хотелось как можно быстрее переменить тему разговора. Сделав вид, что прислушивается, он вскинул палец:

– О! По-моему, впереди журчит вода. Нам не мешает освежиться и проверить твои опреснительные таблетки в действии, потому что питьевая вода у нас закончилась.

– Заодно устроим стирку, – решила англичанка. – Побудем в костюмах Адама и Евы. Это так романтично!

– Здесь слишком много опасных насекомых, – поспешил предупредить ее Быков.

Ему не хотелось близости с Морин. Не в этих условиях. И не во время поисков пропавших воздухоплавателей. А что, если они, не приведи господь, погибли? Или попали в плен? Например, к каким-нибудь охотникам за головами, скрывающимся от цивилизации. Или к потомкам немецких нацистов, которые, как принято считать, основали в Южной Америке множество секретных поселений. Да мало ли кто обитает в этих краях!

Чувство тревоги за Камилу было столь сильным, что Быков не заметил, как тропинка пошла под уклон, а потом резко повернула. Схватившись за лиану, он попытался задержать падение, но она провисла под его весом. Так бы Быков и покатился вниз по откосу, ломая ветки, а может быть, и собственные кости, если бы не Морин, удержавшая его за лямку рюкзака. Другой рукой англичанка вцепилась в ствол дерева. Ее лицо покраснело от напряжения, на висках проступили вены.

– Спасибо, – пропыхтел Быков, почувствовав под ногами твердую почву.

– Теперь ты обязан мне жизнью, Дима, – сказала его спасительница. – Ты мой должник.

Намек был более чем прозрачный. Более того, он прозвучал как угроза. К несказанному облегчению Быкова, Морин не привела ее в исполнение немедленно.

Осторожно спускаясь по козьей тропе, путешественники добрались до миниатюрного водопада, вытекающего из-под нагромождения камней. По-видимому, здешние животные знали о нем и ходили сюда на водопой.

Вода была студеная, чистая и очень вкусная. Быков и Морин с удовольствием напились и наполнили пластиковые бутылки про запас. Потом наступило время водных процедур и стирки. Быков, который проделал все это первым, разложил мокрые вещи на камнях и повернулся к Морин спиной.

Было душно. Гадая, высохнет ли одежда при такой влажности, Быков следил то за насекомыми под ногами, то за птицами в небе. В их поведении чудилась какая-то тревога, и вскоре этому нашлось объяснение.

– Скоро будет гроза, Морин, – предупредил Быков, следя за черной тучей, стремительно наползающей с востока. – Нужно искать укрытие. Настоящий тропический ливень смоет нас отсюда к чертовой матери.

– Но вещи…

– Теперь их можно не сушить. Все равно скоро промокнем до нитки.

В подтверждение его слов солнце скрылось за тучей, наступил полумрак и повеяло свежестью надвигающегося дождя. Наспех натянув на себя мокрую одежду, путники схватили поклажу и стали спускаться в ущелье, надеясь укрыться под густыми кронами деревьев.

– Осторожно, – твердил Быков, когда слышал, как шуршат, скользя, подошвы Морин. – Лучше искупаться, чем свернуть себе шею. Стоит кому-нибудь из нас повредить ногу, и все, мы пропали.

Предостережение возымело свое действие. Англичанка стала двигаться осторожнее и уже не налетала поминутно на Быкова и не наступала на ненадежные камни, выкатывающиеся из-под ног. Внезапно она схватила спутника за плечо и произнесла:

– Постой, Дима. Дальше не надо идти.

Нахмурившись, он оглянулся:

– В чем дело?

– Этот навес нас укроет, – пояснила Морин, указывая на базальтовый козырек, протянувшийся вдоль склона.

Площадка оказалась узковатой, но двое разместились на ней со всеми удобствами, пристроив рядом поклажу. Природа словно дожидалась этого момента. В ту же минуту засверкали ослепительные молнии и хлынул такой отчаянный ливень, что по склонам потекли ручьи. От близкого раската грома вздрогнула земля, заставив путешественников втянуть головы в плечи и теснее прижаться друг к другу.

– Ужасно боюсь грозы, – призналась Морин, обвив руками бицепс Быкова. – С детства.

– Не бойся, – пробормотал он, чувствуя себя взрослым человеком, опекающим испуганного ребенка.

Мимо них прокатилось дерево с растопыренными корнями. Вода, льющаяся с козырька, образовала прозрачную завесу, похожую на мутное стекло. Но вот стена дождя начала редеть, расслаиваться на отдельные струи, а потом и вовсе исчезла. Гроза закончилась так же неожиданно, как и началась. На омытом ливнем небосклоне снова засияло солнце.

– Можем идти дальше, – сказал Быков, осторожно отстраняясь от Морин.

– Ты ничего не замечаешь? – спросила она.

«Ну вот, – подумал он, – опять эти женские штучки. Сейчас начнет разводить романтическую бодягу».

– Что я должен замечать? – спросил Быков подчеркнуто сухим тоном.

– Посмотри на противоположный склон, – сказала Морин, вытягивая руку. – Видишь, на самом верху, возле наклоненной пальмы? Желтое пятно…

– Будь я проклят! – воскликнул Быков.

Там, куда показывала Морин, действительно виднелось что-то большое, гладкое и желтое – нечто такое, что не могло быть создано природой.

– Мы их нашли, – сказал Быков. – Молодец, Морин!

– Один поцелуй лучше тысячи слов благодарности, – заявила она.

Пришлось ее поцеловать. Нельзя сказать, что Быков проделал это с неохотой.