Михаил Шторм

Затонувший город. Тайны Атлантиды

 

Глава 1

Муза дальних странствий

Все шестеро мужчин были в белых полотняных костюмах, украшенных красными платками и поясами. Вскоре им предстояло пробежать без малого километр, удирая от стада быков, поэтому костюмы они носили свободные, не стесняющие движений. Глядя на них, Быков не мог отделаться от мысли, что очень скоро на белых одеждах храбрецов красного станет гораздо больше.

Каждый год во время фестиваля Сан-Фермин погибали люди. Как правило, это были энтузиасты, решившиеся пробежаться вместе с шестеркой по знаменитой улице Эстафета. Ее следовало назвать Эстафетой Смерти, и это не было бы преувеличением. Бывали годы, когда сразу два десятка человек отправлялось отсюда в больницы или прямиком на кладбище. Сотни мужчин, толпой удирающих от разъяренных быков, мешали друг другу, толкались, топтали упавших и инстинктивно старались спрятаться за спины соседей. Это лишь усложняло их задачу: уцелеть во время забега на восемьсот двадцать пять метров.

Мероприятие называлось энсьерро, длилось около трех минут и проходило по нескольку раз в день на протяжении недели. Задачей участников было добежать от загона до арены, не угодив под рога и копыта дюжины животных, общий вес которых составлял около семи тонн. К соревнованию допускались все представители мужского пола, достигшие совершеннолетия и без очевидных физических недостатков. Те, кто не был уверен в своей ловкости, смелости и удачливости, наблюдали за происходящим из-за ограждения или свесившись из окон и с балконов над узкой улочкой. Быков гнали специальные пастухи-пасторы, вооруженные длинными палками. Если им не удавалось наставить рогатую паству на путь истинный, быки поворачивали обратно или прорывались на соседние улицы, и тогда количество жертв значительно возрастало – соответственно, праздник считался особенно удачным.

Быкову даже в голову не приходило, что сегодня ему суждено оказаться в самой гуще событий. Будучи известным и весьма востребованным фотографом с мировым (наконец-то!) именем, он прибыл в Памплону для того, чтобы запечатлеть главное событие фиесты, а заодно и карнавалы, представления, корриды и концерты, которые ежегодно проходили здесь с 6 по 14 июля.

В настоящий момент он, стараясь не привлекать к себе внимания, снимал «великолепную шестерку», разминающуюся перед забегом. Осмотр одного из древнейших городов Испании, прославленного Хемингуэем, Быков отложил на потом. Конечно, он уже полюбовался вершинами Пиренеев, синеющими над красными черепичными крышами, проникся неповторимой атмосферой гордой провинции Наварра, успел потоптать булыжные мостовые и составил список достопримечательностей, обязательных для осмотра. Но сейчас все его внимание было поглощено приготовлениями к энсьерро.

Испанцы негромко о чем-то переговаривались, целовали нательные крестики, подпрыгивали, высоко поднимали ноги и приседали. Под масками бравады на их лицах все отчетливее проступала тревога. Вот ее-то и стремился уловить и передать Быков, переходивший с фотоаппаратом из одного угла в другой. Репортаж был заказан и оплачен журналом «Менс Вью», а там любили подчеркнуто мужественные снимки с крупными планами, контрастными тенями и неожиданными ракурсами.

Потом Быков намеревался переместиться к загонам, чтобы отснять самое начало состязания, когда двенадцать быков будут выпущены на свободу. Учитывая все это, он решил обойтись без штатива, который помешал бы передвигаться с достаточным проворством. По этой же причине Быков ограничился одним «Никоном» со сменными объективами. Лишние пятнадцать килограммов не позволяли принять участие в общем забеге, но все равно ему предстояло находиться совсем рядом с быками, которым неизвестно что взбредет в их рогатые головы. А вдруг он им чем-то не понравится? В этом случае Быкову придется проявить завидное проворство, чтобы успеть ускользнуть в укрытие для прессы. И ему вовсе не улыбалось на бегу цепляться за все штативом или дополнительными фотоаппаратами.

В груди у него похолодело, когда шестерых испанцев пригласили на выход. В открытую дверь хлынул гул огромной толпы. Пройдя по длинному дощатому коридору, Быков прищурился от солнца и рева голосов, предвкушающих любимую национальную забаву. Дудели трубы, гремели барабаны, визжали самые экзальтированные любители острых ощущений.

Большинство из тех тысяч мужчин, которые образовали живой коридор возле загонов, были в таких же белых одеяниях, как шестерка заводил, приготовившаяся возглавить забег. Красные платки на шеях делали их похожими на пионеров из советской хроники.

Пока Быков озирался, его вытолкали на середину улицы. Налегая широкой спиной на находящихся позади, он принялся выбираться на более безопасное место. Громкоговоритель что-то закричал возбужденным мужским голосом, тут же утонувшим в общем восторженном реве.

Быков перестал пятиться, чтобы не очутиться слишком далеко. Его обступила волнующаяся толпа, наэлектризованность которой была столь сильной, что, казалось, еще немного, и начнут проскакивать молнии. Лица окружающих выглядели очень похожими из-за одинакового выражения на них.

Рядом с Быковым вертелся черноглазый парень, выделявшийся в толпе красной рубахой. Его густые жирные волосы блестели на солнце. Дохнув чесноком и пивом, он что-то протараторил и толкнул Быкова локтем в бок. Пришлось изобразить ответную улыбку. Она так и застыла под раздвинувшимися усами Быкова, когда заслонки, преграждавшие путь быкам, рывками поползли вверх.

Дружное «аххх» сопровождало появление главных участников шоу. Огромные животные с широко расставленными рогами, оскальзываясь на гладких камнях, вырывались из темных, тесных загонов и бешено вращали глазами, выбирая, на ком сорвать злость.

Вскинув «Никон», Быков принялся лихорадочно снимать кадр за кадром. Он ловил в видоискатель клейкую слюну, падающую с морд быков, их огромные рогатые морды, раздутые ноздри, чудовищные мышцы, перекатывающиеся под атласными шкурами черного, бурого и бежевого цвета. В неподвижном разогретом воздухе плыл резкий звериный запах.

Люди в белом, находившиеся прямо перед стадом, закричали, затопали, замахали руками, привлекая к себе внимание. Долго дразнить быков им не пришлось. Один из них неожиданно вырвался вперед и ударил обидчика головой. Плавно изогнутый рог длиной с половину мужской руки не задел беднягу, но самого толчка хватило, чтобы он отлетел в сторону, как будто его дернули за веревку.

Быков успел заснять это мгновение, после чего фотоаппарат исчез из его пальцев. Глупо вытаращившись, он увидел удаляющуюся спину в красной рубахе с темным пятном между лопатками. Похищенный «Никон» не только стоил больших денег, но и содержал в себе множество бесценных снимков. Не раздумывая, а просто подчиняясь собственническому инстинкту, Быков бросился вдогонку. И тут, словно по сигналу, вся масса народу, придя в движение, устремилась в узкий проход между домами. Быки мчались следом, угрожающе всхрапывая и вразнобой долбя копытами булыжник мостовой.

Человеку, придумавшему выражение «бег ради жизни», стоило бы посмотреть на эту картину! Все смешалось на улице, все пришло в движение и полный беспорядок. Зрители, выстроившиеся вдоль мостовой, орали, одновременно подавались вперед и так же дружно пятились, когда быки проносились слишком близко.

Никакого порядка в этом хаотичном движении не было. Животные и люди смешались в кучу, катившуюся по улице подобно бурлящему потоку, стесненному каменными берегами. Один бык бежал слева от Быкова, едва не задевая его острием рога, кто-то толкал его в спину, кто-то путался под ногами. Приходилось то и дело перепрыгивать через упавших и прилагать отчаянные усилия, чтобы не растянуться самому. При этом Быков еще и умудрялся не терять из виду красную рубашку, маячившую впереди.

Он не помнил, чтобы когда-нибудь бегал так быстро, как теперь. Даже в детстве, когда за ним гнались малолетние хулиганы или пьяные взрослые. Ноги едва успевали переступать под тяжестью его девяностокилограммового тела, норовя подогнуться, чтобы им дали передышку. Но остановка была смерти подобна – в самом буквальном смысле этого слова.

Бык, скакавший слева, теперь вилял поджарым задом прямо перед Быковым, а позади – он ощущал это по горячему дыханию в спину – пристроился другой, грозя поднять его на рога или смять под копытами. Воздух в груди закончился, и взять его было неоткуда. Легкие работали почти вхолостую, производя звуки, напоминающие пыхтение старенького велосипедного насоса.

Переставляя ноги с такой скоростью, будто они ступали по раскаленной поверхности, Быков продолжал бежать, потому что ничего иного не оставалось, даже если бы он решил сойти с дистанции. Этого не мог сделать ни он, ни вор, ни любой другой участник забега. Они были обречены продолжать забаву, которая для них самих забавой не являлась. И в этом энсьерро копировало жизнь, только в очень сжатом виде.

Отрывочные мысли – довольно глупые – мелькали в мозгу. В какую-то секунду Быков отмечал, что его фамилия как нельзя лучше подходит для участника этого шоу, и тогда смех начинал душить его, но тут сбоку выдвигалась бычья голова, дико косящая глазом, и истеричное веселье сменялось ужасом, внезапным, как стакан ледяной воды, вылитой за шиворот. В промежутках между этими крайними состояниями Быков успевал думать о множестве других вещей. Удастся ли ему отобрать свой фотоаппарат? Неужели зрители, гроздьями повисшие над улицей, не понимают, что однажды один из этих балконов неминуемо обвалится? Как выглядела бы улица родного города, если бы на нее выпустили быков? Эх, надо было опорожнить мочевой пузырь перед тем, как отправляться на съемки!

Впереди бык неожиданно остановился и принялся неистово кружить на месте подобно чудовищной мясорубке, перемалывающей комки живой плоти. Под раздачу попали не меньше пяти человек, и один из них, отброшенный рогом, едва не сбил Быкова с ног. Увернувшись, фотограф налетел на теплую коричневую тушу, показавшуюся ему фантастически огромной. Оторваться от нее не позволял сосед, бегущий рядом. Его колени поднимались чуть ли не на уровень груди, правый локоть мерно ударял Быкова в бок. Пришлось чуть сбавить скорость, но закончилось это печально, потому что сзади надвигались сразу два других быка: один – угольно-черный, второй – цвета засохшей на солнце глины.

Они гнали перед собой волну жара. Черный фыркал, светлый издавал отрывистое приглушенное мычание, как будто испытывал оргазм при одной только мысли, что сейчас доберется до человека.

К своему ужасу, Быков обнаружил, что не способен бежать быстрее, тогда как быки с каждым шагом неумолимо нагоняли его. Вместо того чтобы попытаться свернуть, рискуя быть сбитым во время этого маневра, Быков притормозил еще немного. Инстинкт подсказал ему правильное решение. Животные пропустили его между собой. Секунды три или четыре он бежал, зажатый между двумя раскачивающимися тушами, а потом очутился позади.

Надежда на то, что теперь можно перевести дух, не оправдалась. Колонна бегущих людей и зверей растянулась на добрых сто метров, и сейчас Быков находился примерно в середине этого потока. Казалось, количество быков каким-то магическим образом удвоилось или даже утроилось, поскольку повсюду, куда бы ни упал взгляд, виднелась рогатая башка или мерно двигающаяся холка.

Озираясь через плечо, Быков старался угадать, откуда вынырнет следующая туша, чтобы разминуться с ней. Красная рубаха давно пропала из поля зрения, но это уже не имело значения. Собственная жизнь представлялась куда более ценной, чем любые вещи и деньги. Отстраненно удивляясь тому, как у него еще не разорвались легкие и не выскочило из груди сердце, Быков разглядел впереди ворота, за которыми угадывалось обширное пространство, залитое солнечным светом. Это была арена, на которой безумная гонка должна была завершиться.

Правда, проскочить туда с разбегу не удалось. Врезавшись в столпотворение, образовавшееся у входа, Быков был вынужден замедлить движение до семенящего шага. В спину находящегося рядом мужчины с разгона влетел бык и, ступая по поверженным телам, стал зарываться в толпу все глубже. Люди беззастенчиво делали то же самое, не тратя драгоценные секунды на то, чтобы переступать через упавших. У Быкова так не получалось. Увидев у своих ног парнишку, он схватил его за шиворот и потащил вверх.

Во время спасательной операции Быков сам чудом не упал, потому что его без конца толкали в спину, а один раз по его плечу прошелся желтый рог, разодравший рукав вместе с кожей. Вместо того чтобы сместиться в более безопасное место, Быков продолжал поддерживать и одновременно тащить вперед спасенного юношу. Как и все вокруг, тот был одет в свободную белую рубаху и штаны, перехваченные красным матерчатым поясом со свисающими концами. Скособоченный козырек кепки закрывал лицо, но, похоже, парнишке было не больше восемнадцати. Маленький, хрупкий, с тонкой шеей и узкими плечами.

– Зачем ты влез сюда? – прошипел Быков, поддерживая его под руку. – Это игра для взрослых мужчин! Не видишь, что здесь творится?

Говорил он не по-испански и даже не по-английски, поскольку ему было совершенно безразлично, понимает ли его спасенный. Вокруг творилось черт знает что! Рев толпы был оглушающим.

Сразу три быка, цепляясь рогами, бились лбами в деревянный барьер у входа, постепенно сдвигая его вместе со зрителями, находившимися по ту сторону. Двое животных упали и отчаянно дергались, силясь подняться. Быкова и юношу теснили со всех сторон, грозя то повалить, то вытолкать прямо на рога.

И все же накал страстей постепенно шел на спад. Быки, один за другим проскакивая на арену, утрачивали агрессивность и, почти не обращая внимания на людей, покорно трусили к воротам на противоположной стороне.

Очутившись на арене, Быков завертел головой, выискивая похитителя «Никона», однако вокруг было уже не менее десятка красных рубах, а их обладатели были одинаково смуглыми и черноволосыми.

– Черт! – выругался Быков, а потом прибавил к сказанному еще несколько гораздо более крепких и смачных словечек.

– Не выражайся при даме, – предупредил юноша.

– Дама?

Это утверждение поразило Быкова еще сильнее, чем то, что к нему обратились на родном языке, пусть не самом чистом, но и без тяжеловесного акцента, с которым обычно изъясняются иностранцы. Бросив несколько настороженных взглядов по сторонам, он увидел только мужчин – стоящих, сидящих, продолжающих по инерции разбегаться или переходящих на шаг, потому что замереть сразу после отчаянного кросса не получалось.

Последних быков загоняли в ворота. Стадион вокруг арены был наполовину заполнен зрителями, предвкушающими начало корриды. Возле двух или трех лежащих тел суетились санитары. Полицейские, похожие на черные тени, сновали в толпе, утихомиривая тех, кто не мог сделать этого самостоятельно. Мимо прошествовал голый по пояс здоровяк с расквашенным носом, выкрикивающий то ли проклятия, то ли благодарения небесам.

Быков снова уставился на юношу, который, как стало очевидно при ближайшем рассмотрении, юношей вовсе не являлся.

– Ты рехнулась, девочка? – спросил Быков. – Острых ощущений захотелось? Тебе жить надоело?

Перед ним стояла девушка лет двадцати. Выпуклости груди и несколько светлых прядей, выбившихся из-под кепки, придали ей женственности, которой до сих пор не хватало. Еще Быков рассмотрел трещинки на губах без помады, пикантную родинку над ними и зеленоватый оттенок кошачьих глаз, не обведенных тушью, а окаймленных ресницами.

– Отвечаю по пунктам, – произнесла девушка, ничуть не смутившись от грозных окриков. – Я нормальная. Ощущений мне хватает – и острых, и всяких разных. Жить мне не надоедает, потому что это ужасно интересно. Еще вопросы будут?

– Один. – Быков поднял указательный палец. – Зачем ты это сделала?

– А ты?

Ее акцент и манера общения выдавали заграничное воспитание. Скорее всего, она была дочкой эмигрантов, выросшей на иностранной почве, но не утратившей своих корней.

– Я фотограф, – сказал Быков, кивком предлагая покинуть арену, где делать было уже нечего. – Снимал забег.

– На мобильник?

В тоне девушки просквозило нескрываемое пренебрежение.

– Почему на мобильник? – обиделся Быков. – Я профессиональный фотограф.

– Ага. Профи. И где твоя камера, профи?

– Мне, между прочим, почти сорок.

– А мне девятнадцать, – сообщила девушка. – И что с того?

Продравшись сквозь возбужденное людское месиво, они вышли на улицу, по которой удирали от стада. Теперь в это верилось с трудом. О забеге напоминали лишь яркие микроавтобусы с надписями «Ambulancia».

Балконы опустели. Народ как ни в чем не бывало веселился, балагурил и пританцовывал под аккомпанемент уличных музыкантов.

– Я тебе в отцы гожусь, – брякнул Быков и покраснел, как это случалось всегда, когда он изрекал какую-нибудь банальность или глупость.

– Нет, не годишься, – возразила девушка. – У меня есть свой. Так где твоя камера? Или ты делал воображаемые снимки?

Она пальцами изобразила прямоугольник и, посмеиваясь, «отсняла» пару воображаемых кадров.

Покраснев еще сильнее, Быков бегло перечислил наиболее известные издания, публиковавшие его работы. Это было очень по-детски, и он прекрасно все понимал, но ничего не мог с собой поделать: в зеленых глазах новой знакомой хотелось выглядеть как можно значительнее и интереснее.

Вместо того чтобы высмеять его хвастовство, она присвистнула:

– О-о, здорово! Если ты не привираешь, конечно.

– Погляди в Интернете, – предложил Быков, вдоволь натешив свое самолюбие. – Здесь должен быть вай-фай.

Он кивнул на вывеску кафе, до которого они незаметно дошли, свернув в первый попавшийся проулок.

– Я тебе верю, – успокоила его девушка тоном старшей сестры, беседующей с расхваставшимся братишкой. – Но в кафе зайти надо. Должна же я угостить тебя хотя бы кофе. Ты ведь мне жизнь спас. Ну, если не жизнь, то здоровье. Тебя, кстати, как зовут?

– Дима, – представился Быков. – В смысле, Дмитрий.

– Я Алиса, – просто сказала девушка.

– Из Страны чудес?

– Нет. И не из Зазеркалья. Пойдем.

Она сама открыла дверь, что лишний раз подчеркивало ее иностранное воспитание, пронизанное феминизмом. Женщины Запада не хотели, чтобы за ними ухаживали. Это задевало их достоинство, напоминая о разделении человечества по половому признаку.

В кафе было шумно и многолюдно. Черно-белый пол в клетку напоминал шахматную доску, заполненную множеством фигур, налегающих не столько на кофе, сколько на вино и пиво, взбадриваясь перед продолжением фиесты. Поднимая взгляд, посетители видели высокий лепной потолок с люстрами и проникались возвышенной, почти театральной атмосферой. Опустив глаза, они переносились в обстановку дешевого кабака, отчего в мозгу возникали неожиданные ассоциации со Средневековьем и романтикой.

– Праздник, который всегда с тобой… – обронил Быков, выдвигая перед Алисой стул.

Поколебавшись, она села и спросила:

– Что?

– Хемингуэй.

– Хорошо, что напомнил, – фыркнула Алиса. – Предлагаю выпить что-нибудь покрепче кофе.

– Родители не заругают? – поинтересовался Быков, ухмыляясь.

Она посмотрела на него пронизывающе-проницательным взглядом, который по-настоящему удается только женщинам.

– Хочешь знать, приехала ли я одна? Так и спроси.

– Ничего я не хочу, – буркнул Быков, от улыбки которого и следа не осталось.

Настал черед Алисы ухмыляться.

– Хочешь, – произнесла она с уверенностью человека, безошибочно угадавшего правду.

Быков, едва успевший избавиться от пожара на щеках, покраснел снова. Ему не нравилось, когда его читали как открытую книгу. Особенно когда это делали красивые молодые девушки, которым совсем не обязательно знать, о чем он думает, когда смотрит на них.

– Все это твои фантазии, – сказал Быков, постаравшись произнести это как можно небрежнее.

Его пальцы принялись выстукивать какой-то сбивчивый, сумбурный ритм на крышке стола. Он решал про себя, какой предлог найти, чтобы извиниться и покинуть кафе, не вступая в дальнейший разговор с девушкой, которая волновала его значительно сильнее, чем он был готов признаться даже самому себе. И снова Алиса отгадала ход мыслей Быкова, потому что положила ладонь на его руку и мягко произнесла:

– Ладно, не обижайся, Дима. На меня иногда находит. Так-то я не вредная, но денек непростой выдался.

– Я, между прочим, не собирался бежать, – признался Быков. – У меня один тип фотоаппарат выхватил. Я за ним погнался, а за мной погнались быки. Так что деваться было некуда.

– Мне очень повезло, что так вышло, – сказала Алиса. – Я думала, меня затопчут.

– Я принял тебя за парня. Эта одежда, кепка…

– На самом деле я девушка, как ты успел заметить.

Она села прямее, отчего грудь натянула ткань рубашки. Предательская краска расплылась по лицу Быкова, захватывая уши и шею. Он поспешно раскрыл меню и принялся изучать его.

– Хочешь знать, почему я побежала? – спросила Алиса.

– М-м…

– Если тебе не интересно…

– Нет-нет, очень интересно, – спохватился Быков. – Почему ты побежала?

– Потому что…

Ответ последовал не сразу, потому что к столу наконец подскочил официант и, ослепительно улыбаясь Алисе, хотя общался с ним Быков, принял заказ.

– Потому что я страшная трусиха, – призналась девушка, когда они остались одни. – С детства. Приходится ломать себя. В прошлом году я до середины Эвереста поднялась. Весной в Альпах с трамплина прыгнула. Теперь нырять собираюсь.

– С вышки? – предположил Быков.

Алиса рассмеялась и, подождав, пока официант накроет на стол, сообщила, что отправляется с экспедицией в район Азорских островов, где будет принимать участие в подводных изысканиях. Быков приподнял бровь, и невозможно было определить, чем вызвана его заинтересованная мина – рассказом собеседницы или вкусом принесенного стейка.

– Затонувшие корабли будете искать? – спросил он, запивая мясо красным вином.

Ответ Алисы заставил его поперхнуться и закашляться, прикрывая рот салфеткой.

– Будем искать Атлантиду, – ответила она и, сочувственно понаблюдав за своим визави, предложила: – Давай я тебе по спине постучу.

– Не надо, – прохрипел он, смахивая слезы с глаз. – Какую Атлантиду?

– А разве их было несколько? – притворно удивилась Алиса, хлопая ресницами.

– Одна, – согласился Быков, опустошив бокал так, будто туда был налит обычный компот. – Но, насколько мне известно, никто не знает точно, где она находилась. Одни предлагают искать в Средиземном море, другие – в Атлантическом океане, третьи – в Индийском…

– По правде говоря, начальник экспедиции не уверен, что мы найдем именно Атлантиду. Вероятность пятьдесят на пятьдесят, так он говорит. Но город на дне есть, это точно. Профессору Заводюку попали в руки неоспоримые доказательства. Там и с эхолотами плавали, и камеру опускали.

– Заводюку? – переспросил Быков, жадно ловивший каждое слово.

Девушка кивнула:

– Он сохранил фамилию предков. Правда, англичане ее вечно коверкают. Мисс Элис Саводьюк.

Она пожала плечами и поднесла бокал к потемневшим от вина губам. Не в силах вымолвить ни слова, Быков, вскинув брови, указал на нее пальцем. Она с важностью наклонила голову: мол, да, совершенно верно, мисс Алиса Заводюк – это я.

– Он твой отец?

Задав вопрос, Быков посмотрел на бутылку, обнаружил, что она пуста, и принялся терзать ножом остатки стейка.

– Дед, – поправила Алиса, сделав это почему-то сердитым тоном. – По материнской линии.

– Повезло тебе с дедом. Ты хорошо плаваешь? Я имею в виду, под водой.

– Пока не очень. Но впереди три недели тренировок. Мы из Хинона отплываем, там же готовимся. Километров триста отсюда. А в Памплону я оттянуться приехала.

– Твой молодежный сленг устарел, – пробормотал Быков, напряженно размышляя о чем-то своем. – Сейчас уже не оттягиваются.

– А что делают?

– Тусят, по-моему. Не знаю. Вам фотограф, случайно, не нужен?

– Случайно нужен, – сказала Алиса. – Даже два.

– Вот как? – Быков выжидающе уставился на нее.

– Я могу составить тебе протекцию. При одном условии.

– Говори.

– Понимаешь, – заговорила Алиса, крутя в руке бокал, – чтобы попасть в экспедицию, мне пришлось соврать деду, что я окончила курсы фотографов.

Быков подергал себя за ус, преодолевая искушение заказать вторую бутылку вина, чтобы отпраздновать удачу.

– И на что ты рассчитывала? – осведомился он, прищурившись. – Думаешь, фотографировать – дело простое? Это тебе не «мыльницей» щелкать. Много своих тонкостей и секретов.

– Понимаю, – сказала Алиса, – поэтому и предлагаю сделку.

– Сделку?

– Я представляю тебя деду и обеспечиваю тебе место в экспедиции. За это ты проводишь со мной мастер-классы.

– Я не совсем понял, – признался Быков, морща лоб. – Если фотографировать будешь ты, то какая роль отводится мне?

Девушка улыбнулась снисходительной и немного усталой улыбкой учительницы, вынужденной втолковывать прописные истины бестолковому ученику.

– Я же сказала, что по штату должно быть два фотографа. Один обычный, другой для подводных съемок. Первый снимает происходящее на судне и поднятые артефакты. Второй работает во время погружений.

Пока велась эта беседа, зал опустел. Бармен и два официанта собрались у телевизора, по которому транслировалась коррида. В самые острые моменты с улицы доносился рев зрителей на трибунах. Прислушиваясь, Быков вспоминал сегодняшнее приключение. Но оно уже завершилось, и теперь, как всегда, хотелось новых впечатлений. Например, от участия в поисках Атлантиды. Которые, помимо всего прочего, сулили безумно интересный опыт, славу и новые заказы.

– Но я не силен в дайвинге, – признался Быков, всегда испытывавший трудности при приукрашивании действительности. – Нырял немного в Красном море и Средиземном. Вот и весь мой опыт.

Алиса возвела глаза к потолку, видимо умоляя небеса ниспослать ей терпение и выдержку, необходимые для того, чтобы по нескольку раз повторять очевидные вещи.

– Ты будешь учить меня фотографировать. Инструктор будет учить тебя нырять. Подводные съемки ты освоишь самостоятельно. Оборудование твое.

– Недешевое удовольствие, – заметил Быков.

– Зато это будет твоим главным козырем, – сказала Алиса. – Если ты действительно известный фотограф, то деньги у тебя водятся. Вижу по глазам, что угадала. Ну что, по рукам?

Она протянула через стол руку, и Быков, немного поколебавшись, осторожно пожал ее. Он понимал, что совершает безрассудство, но размеренная, упорядоченная жизнь никогда ему особенно не удавалась. Последние три года его жизни прошли в постоянных странствиях. Он гонялся за песчаным дьяволом в Австралии, искал копи царя Соломона в Африке и спасал воздухоплавателей в дебрях Южной Америки. Было еще несколько других путешествий, не столь значительных, но не менее увлекательных. Из каждой такой поездки Быков возвращался с множеством уникальных фотографий, распродававшихся, как горячие пирожки, но гораздо дороже. И теперь, получив шанс поучаствовать в научно-исследовательской экспедиции, Быков просто не мог отказаться, иначе это был бы не он.

– Я так понял, отплытие меньше чем через месяц? – деловито уточнил он.

– Ага. – Алиса утвердительно качнула головой. – Мы должны успеть до октября, когда на Азорских островах начинается сезон дождей.

– Летом там, должно быть, жарко?

– Не больше тридцати градусов. И вода очень теплая. Идеальное время для экспедиции.

– И много нас будет? – спросил Быков, которому уже не сиделось на месте.

Обстановка кафе потускнела, потеряв всяческое очарование. Ветер веков и тысячелетий ворвался в помещение, предлагая дышать полной грудью и жить полной жизнью.

– Не имею представления, – пожала плечами Алиса и подняла руку, подзывая официанта. – Организацией экспедиции занимается дед, – продолжила она, попросив счет. – Я в подобные вопросы не вникаю.

– Стоп! – Быков задержал ее руку с банковской картой. – Уж не думаешь ли ты, что я из тех мужчин, которые позволяют дамам платить за себя?

– Пригласила тебя я. Мне и платить.

– Исключено. Я не согласен.

В конечном итоге победила Алиса. Так уж был устроен Быков: он всегда уступал в мелочах, оставаясь в принципиальных для него вопросах непреклонным.

Выйдя из кафе, они медленно шли по узкой тенистой улочке, полностью состоявшей из камней с небольшими вкраплениями железа и дерева. Над крышами то и дело проносился крик болельщиков боя быков, подобный раскатам далекого грома. Быков предложил проводить Алису до отеля, и она согласилась. По дороге он попробовал что-нибудь узнать о ней, но девушка, похоже, тщательно оберегала свою личную жизнь, отвечала на вопросы уклончиво или же вовсе пропускала их мимо ушей. Все, что удалось из нее выудить, позволяло составить лишь самую общую картину.

Заводюки выехали из России еще в начале семидесятых годов, когда Алисин дедушка носил комсомольский значок и заслушивался первыми альбомами «Дип перпл». Теперь он был известным ученым-антропологом, председателем Комитета по экспедициям и полевым работам Королевского географического общества в Лондоне.

– А у меня каникулы, – сообщила Алиса, словно это объясняло, почему она оказалась в составе поисковой команды и умудрилась ни разу не упомянуть о своих родителях.

Избегая дальнейших расспросов, она перевела разговор на Атлантиду. Быков, к своему стыду, обнаружил, что, несмотря на кажущуюся общеизвестность темы, обладает лишь самыми поверхностными сведениями о происхождении и сути легенды.

Алиса, естественно, заметила это, но не стала высмеивать спутника. Он ей импонировал во всех отношениях. Она питала определенное пристрастие к сильным, смелым, умным мужчинам, а Дмитрий Быков полностью соответствовал этим требованиям. Возможно, у него были лишние килограммы, но крупная комплекция как бы скрадывала этот факт. Единственное, что не устраивало Алису во внешности нового знакомого, так это несколько старомодные усы на румяном лице, придававшие Быкову сходство то ли с мушкетером, то ли с гусаром. Однако чем дольше они общались, тем привычнее и уместнее становилась эта полоска пушистой растительности.

Чтобы растянуть прогулку на лишние полчаса, Алиса выбрала причудливый маршрут, проложенный по лабиринту старого города. Несмотря на корриду, на улицах было довольно оживленно. Кто-то готовился к продолжению фиесты, кто-то, наоборот, отдыхал или подкреплялся после участия в празднике. Но девушка и ее неожиданный спаситель лишь отчасти присутствовали в окружающей реальности. Их внимание было занято друг другом и, конечно же, разговорами об Атлантиде.

– Спрашиваешь, что я о ней знаю? – пробормотал Быков, задумчиво поглаживая щетину, успевшую проступить на щеках и подбородке. – Не так уж много, хотя до сегодняшнего дня я считал иначе. Легенде около двух тысяч лет, если не ошибаюсь. Впервые о существовании Атлантиды поведал Платон. После этого многие пытались отыскать затонувший континент…

– Остров, – поправила Алиса.

– …пытались отыскать затонувший остров, но никому это не удалось. Насколько мне известно, в последнее время ученые пришли к выводу, что Платон описал не реально существовавшее государство, а некую утопию.

– Ученые всегда дружно отрицают очевидные факты, пока истина не восторжествует.

– Возможно.

– Не возможно, а так и есть, – возразила Алиса. – Сам-то ты читал Платона?

– Было дело, – ответил Быков. – Но, как выяснилось, это оказалось пустой тратой времени. Ничего не помню.

– Тогда я немного освежу твою память. Платон в своих «Диалогах» не только пересказал египетское предание об Атлантиде, но и подробно описал ее столицу. По его словам, остров этот был огромен и лежал в океане за Геркулесовыми столпами.

– То есть за Гибралтаром, – вставил Быков, которому вовсе не хотелось выглядеть перед Алисой полным невеждой.

– Точно, – кивнула она. – В центре острова возвышался холм с великолепными храмами и царским дворцом. Его опоясывали два ряда земляных валов и три водяных рва. Последний, наружный ров соединялся с морем пятисотметровым каналом, по которому ходили корабли. Благодаря этому обстоятельству мой дед и вычислил местонахождение Атлантиды.

– За два тысячелетия очень многие думали, что нашли ее.

– Совершенно верно, – согласилась Алиса. – Искать Атлантиду начали еще во времена Платона. Гипотез было выше крыши. – Она провела ладонью над головой. – Искали даже в Сибири и Бразилии. Всем хотелось завладеть сокровищами, которыми были забиты храмы и дворцы. Золотые стены, золотые статуи, золотые лестницы. Серебра в Атлантиде вообще никто не считал. И все это пошло на дно в целости и сохранности!

– Я думал, там извержение вулкана было, – сказал Быков. – И землетрясение все разрушило.

– А вот и нет! Атланты пошли войной на Грецию и были наказаны за это олимпийскими богами. Остров затонул в результате наводнения: «в один ужасный день и одну ночь», как об этом написано.

– Ты говоришь так, будто веришь в олимпийских богов.

– Кто их знает… – Алиса пожала плечами. – Во всяком случае, про Атлантиду все оказалось правдой.

– Да?

Охваченный любопытством, Быков остановился. Девушка с готовностью повернулась к нему. Прямо за ее спиной возвышалась церковь с часами, но Быков на них не посмотрел. Предвкушение новых приключений было слишком сильным, чтобы думать о времени. Находись перед Быковым вместо Алисы кто-то другой, он, вероятно, отнесся бы к происходящему с изрядной долей скептицизма. Но эта красивая девушка, одетая в мужскую одежду, не скрывающую женственных форм, странным образом волновала его воображение. Перспектива находиться рядом с ней, занимаясь одним делом, приятно будоражила мысли и чувства. Разница в возрасте? Сейчас она заботила Быкова не больше, чем точное время.

– Мой дед, – заговорила Алиса, выдержав значительную паузу, – всегда был сторонником теории, что Азорские острова – это осколки Атлантиды, сохранившиеся на поверхности. И в начале года он получил подтверждение своей догадки. Знаешь как?

– Нет, – улыбнулся Быков. – Но сейчас узнаю.

– А если я тебе не скажу?

– Но мы же в одной команде! Или нет?

– В одной, в одной, – усмехнулась Алиса. – На протяжении пяти или шести лет по дедушкиной инициативе велась подробная аэросъемка в районе Азоров. Была задействована самая современная аппаратура, позволяющая фотографировать дно с воздуха. Вдобавок вертолеты были оснащены магнитометрами, благодаря которым можно распознавать слои грунта на достаточно большой глубине. И когда была готова полная и весьма подробная карта дна, мой дед…

Последовала самая затяжная и интригующая пауза, которую когда-либо доводилось пережидать Быкову. Он выдержал испытание с честью, хотя усы его слегка подергивались, выдавая нетерпение.

– …мой дед обратил внимание на странный желоб, протянувшийся возле одного из островов, – продолжала Алиса, насладившись произведенным эффектом. – Он казался подозрительно прямым…

– И был в длину ровно полкилометра, – закончил за нее Быков.

– Черт! Как ты догадался?

– Просто внимательно слушал. Ты ведь не зря упомянула про канал, соединявший наружный ров с морем.

– Да, ты прав, – подтвердила Алиса с плохо скрываемым разочарованием.

– Я готов сделать еще одно предположение, – заявил Быков, гордый своей сообразительностью. – Ширина канала совпадает с той, что приведена у Платона.

– Да. Около ста футов.

– То есть тридцать метров. И где это место?

– Об этом я сказать не могу, – отрезала Алиса. – Потом узнаешь, если дед тебя возьмет.

– А что, может не взять? – огорчился Быков.

Она рассмеялась:

– Ты сейчас на большого ребенка похож, Дима. Только усатого.

– И что всем мои усы покоя не дают?!

Веселое выражение мигом слетело с лица Алисы.

– Кому это «всем»? – подозрительно осведомилась она.

Смутившись, он кашлянул в кулак и пожал плечами:

– Просто к слову пришлось.

– К слову ловеласа?

В который раз за сегодня Быков покраснел. Наверняка сказать было невозможно, но он знал, что это слишком часто для одного дня.

– Никакой я не ловелас, – заявил он.

Но, вероятно, сделал это недостаточно быстро или убедительно. Взгляд Алисы стал отсутствующим, если не сказать отчужденным.

– Ладно, мне пора, – сказала она, переступив с ноги на ногу.

– Ты обиделась?

– На что?

Быков шагнул к ней, но девушка отпрянула, как лань, не позволяющая себя погладить. Вот когда сказалась разница в возрасте. Привыкнув иметь дело со взрослыми, умудренными жизнью женщинами, Быков подзабыл, какими капризными и строптивыми бывают молоденькие девушки.

– Я сама дойду, – сказала Алиса, вскинув голову. – Тут рядом.

– Но телефон-то ты мне дашь? – спросил Быков. – Или экспедиция отменяется? Учти, фотография – непростое мастерство. – Он услышал в своем голосе заискивающие нотки, покоробившие его самого. – Сама ты его не освоишь.

Алиса дернула плечами и достала мобильник. Она не понимала, что на нее вдруг нашло. Какое ей дело, женат ли этот розовощекий Быков, сколько у него было любовниц и с кем он проведет остаток сегодняшнего дня? Он, как минимум, в два раза старше ее! Правильно он заметил, что в отцы ей годится. Хотя, разумеется, отец у Алисы был другой.

Отец-предатель! С новой женой, которая была старше Алисы всего на три года. Такая вот мачеха. И появилась она очень скоро после того, как умерла Алисина мама. Слишком скоро.

С тех пор Алиса почти не виделась с отцом. Уехала из поместья в Сюррее к деду. Они были единодушны в отношении к новому браку Джона Линдси. Алиса даже фамилию сменила, взяв себе материнскую. Пусть отец знает! Ей ничего от него не надо!

Даже любви!

Сама того не замечая, Алиса посвятила свою жизнь тому, чтобы доказать отцу, насколько она, родная дочь, лучше какой-то надменной красотки. Именно по этой причине она ввязывалась во всевозможные авантюры и приключения. Новоиспеченная миссис Линдси посещала светские рауты и вернисажи, а Алиса Заводюк покоряла вершины или, как, например, сегодня, принимала участие в опасных мужских забавах. Однажды отец услышит о подвигах родной дочери и пожалеет о том, что променял ее на ходячий манекен с ногами от ушей. Если это причинит отцу боль, то так ему и надо. Другого отношения он не заслуживает. Никто из мужчин не заслуживает!

Ни один из них.

И этот Дмитрий Быков с торчащими кудрями и забавными усами тоже.

Они, наверное, щекочут кожу, а не колются, когда целуешься…

Насупившись, Алиса пообещала позвонить утром и попрощалась.

– Подожди, – удержал ее за руку Быков, – так не пойдет.

– Почему? – сухо спросила она, глядя куда угодно, только не на него.

– Ты не можешь вот так бросить меня до завтра.

– Почему? – упрямо повторила она.

– Потому что я должен знать, собираться мне или нет, – сказал Быков, искренне надеясь, что говорит это, подчиняясь здравому смыслу, а не чему-то другому. – Я взрослый человек со своими планами, обязательствами и расписанием…

– Как поезд? – перебила Алиса.

И ухмыльнулась, потому что Быков был уж очень смешон в этот момент. Несколько огорошенный неожиданной репликой, он взял короткий тайм-аут, чтобы собраться с мыслями. Потом, разгладив пальцами усы, улыбнулся и сказал:

– Скорее, как самолет, Алиса. Приходится двигаться очень быстро. Жизнь не стоит на месте. Отстанешь – не догонишь.

– Это ты хорошо сказал, – подумав, оценила его слова Алиса. – Я тоже не люблю терять время. Как только переговорю с дедушкой, сразу тебе позвоню.

– Спасибо.

Изъявления благодарности несколько запоздали – девушка уже уходила. Проводив изящную фигурку в белом взглядом, Быков вернулся в свой отель и, засев за компьютер, принялся изучать размещенные в Интернете материалы про Азорские острова.

Они были открыты в начале пятнадцатого века прошлого тысячелетия. Экспедиции туда снаряжал принц Генрих с говорящим прозвищем Мореплаватель. Уже при нем Азоры стали перевалочным пунктом для путешественников, пересекающих Атлантический океан. Именно здесь останавливались корабли Христофора Колумба по возвращении из Нового Света. На Азорском архипелаге пополняли запасы воды и пищи не только испанские галеоны, но и пираты, отсиживавшиеся на одном из девяти островов, чтобы неожиданно напасть на морской караван. В память о тех временах до сих пор сохранились примитивные укрепления из камней и кусков лавы, а кое-кому, говорят, удается разыскать и пиратские клады.

Туристические агентства, переписывавшие друг у друга зазывные рекламные тексты, наперебой твердили, что Азоры сочетают в себе «волшебное очарование Австрии, сказочную прелесть Шотландии, сочный голландский колорит и безмятежный гавайский покой». Если же отбросить словоблудие, то Азорский архипелаг представляет собой скученные вершины Центрального Атлантического хребта, простирающегося под толщей океанских вод от Исландии до Антарктики. Эта цепь островов образовалась много тысяч лет назад в результате мощных извержений вулканов. Здешнее Северо-Атлантическое течение, ответвляющееся от Гольфстрима, сформировало на Азорах мягкий климат без резких похолоданий и сильной жары. Лоскутики полей, разбросанные среди вулканических скал, обеспечивали жителей обильными урожаями кукурузы, апельсинов, бананов, картофеля и табака, а деньги везли сюда туристы. Можно сказать, что четверть миллиона азорцев существовали если не за их счет, то благодаря им.

Загрузив в свой мозг полезную информацию, Быков занялся просмотром снимков. Разумеется, лишь малая их часть представляла собой интерес с художественной точки зрения, но общее впечатление об Азорах складывалось. Пейзажи неземной красоты, всевозможные сочетания зеленого и голубого, скалистые пики в туманной дымке, горные озера, зеркальные лагуны и пенистые прибои. Увидит ли все это Быков воочию?

Стоило только задать себе этот вопрос, как пришел ответ. Коротко переговорив по телефону с Алисой, Быков расплылся в улыбке и принялся собирать вещи.

 

Глава 2

Приключения начинаются

Небольшие волны раскачивали катер и с чмоканьем целовали его белое днище. Но Быков прислушивался к совсем другим звукам. За его спиной переодевалась Элен Керн, выполнявшая роль инструктора по дайвингу.

Ей было далеко за тридцать, и она находилась в самом расцвете женственности. Лицо Элен не блистало красотой, будучи слишком грубым, почти мужеподобным, из-за широких скул и небольших карих глаз, а вот фигура… Одним словом, слушая, как шуршит ее одежда, Быков думал не о предстоящем погружении, а черт знает о чем, сердился на себя, потел и нервничал.

– Можешь поворачиваться, – разрешила Элен.

Ее английский был не совсем привычен уху Быкова, поскольку она была родом то ли из Шотландии, то ли из Ирландии – он в этих тонкостях не разбирался. Элен уже успела облачиться в свободное голубое платье, надетое, похоже, на голое тело, потому что ее гидрокостюм лежал на полу, трусики сохли на спинке кресла перед штурвалом, а купальника Быков нигде не видел.

Черт бы его побрал! О чем это он думает, вместо того чтобы собраться перед погружением? А если бы Элен умела читать мысли? Что бы она подумала о своем подопечном? Что он сексуальный маньяк? Что он не способен совладать со своими животными инстинктами?

– Тебе идет голубой цвет, – сказал Быков как можно равнодушнее и встал, подняв за ремень цилиндры аквалангов.

Гидрокостюм облегал его плотно, как перчатка, но не стеснял движений. Это был десятый урок по дайвингу, так что Быков приучился не цепляться ластами за выступы на днище и уже не забывал регулировать клапан подачи кислорода.

Элен на комплимент никак не отреагировала. Приблизившись к Быкову и помогая ему прилаживать ремни, она сказала:

– Сегодня мы отплыли гораздо дальше, чем обычно. Пожалуй, следовало бы нырнуть вдвоем, но нельзя бросать лодку. Плавучий якорь держит не очень надежно. – Она кивнула на полузатонувший матерчатый парашют, почти незаметный под водой. – Может возникнуть необходимость срочно забраться в лодку, а ее отнесет слишком далеко. Так что я буду наблюдать и ждать сигнала.

Ягодицы Быкова непроизвольно сжались.

– Ты видела акул, когда плавала? – спросил он, не слишком убедительно изображая беспечность.

– Нет, – успокоила его Элен, а потом добавила: – Но это ничего не значит. Акулы всегда появляются неожиданно. К этому нужно быть готовым, вот и все. Тебе придется находиться рядом с ними постоянно. Привыкай.

– Угу, – буркнул Быков и несколько раз подпрыгнул, проверяя, как держится акваланг на спине.

Облизав губы, он обхватил ими мундштук и пожевал, прилаживая резину во рту. Она была соленой на вкус. Быков подумал, что такие же сейчас губы у Элен, только что выбравшейся из моря. «Да ты просто одержимый, – сказал он себе. – Готов кидаться на любую женщину, оказавшуюся рядом. Не стыдно?»

Стыдно ему было. Но влечение к Элен оказалось сильнее. Ее сильное загорелое тело притягивало его как магнит. Они остались наедине всего второй раз, и Быков не знал, выпадет ли ему еще когда-нибудь такая возможность.

– Засеки время, – распорядилась Элен. – У тебя сорок минут. Твоя задача обследовать территорию в радиусе трехсот футов и найти стрелу, которую я оставила в пещере.

Быков взглянул на нее:

– Стрелу?

– Йе, – подтвердила Элен, улыбаясь. – От этой китобойной пушки. – Она указала на подводное ружье. – Так что сегодня тебе придется плавать с детектором.

Быков понял, что речь идет о металлоискателе, который заметил еще на причале. С виду прибор был не слишком громоздким, но под водой эта штуковина будет мешать и затруднять движение. Быков вытащил изо рта загубник и раздраженно напомнил:

– Я фотограф. У меня руки будут заняты оборудованием.

– Bullshit, – рассудила Элен. – Вздор. Спускаясь под воду, все будут с детекторами. Так решили мы с профессором Заводюком. Фото на втором месте. Поиски на первом.

– Тут у вас диктаторский режим какой-то.

Элен неожиданно улыбнулась, озорно и заговорщически:

– Знаешь, в чем разница между демократией и автократией?

– Примерно, – проворчал Быков, разглядывая приборный щиток металлоискателя.

– При демократии людей сначала кормят, а потом трахают, – просветила его Элен. – При диктаторском режиме наоборот. В особо тяжелых случаях даже кормят не всегда.

– Рацион у вас так себе, между прочим.

– Но завтрак у тебя был, верно, Даймон? Тогда в воду!

Указательный палец Элен с коротко обстриженным ногтем указал на корму. Быков послушно перебрался туда, сел на борт, поправил нейлоновый пояс с зашитыми внутри свинцовыми пластинами, сполоснул маску, опустил на лицо и подвигал, прилаживая поплотнее. Из-за сдавленного носа голос прозвучал гнусаво, когда он предупредил:

– Если я найду стрелу, мне полагается приз.

Элен, не мигая, встретила его взгляд. Ее карие глаза смотрели спокойно, но внутри их зажглись золотистые искорки, которых там прежде не было.

– Какой? – спросила она.

– Догадайся сама.

Прежде чем она успела как-то отреагировать, Быков опрокинулся спиной в воду и исчез в белом бурлящем облаке. Элен улыбнулась. Если бы Быков видел эту улыбку, он бы понял, что его нахальство не просто прощено, но и принято с одобрением.

Но он не видел – некоторое время совсем ничего. Лишь позже, когда окружившие его воздушные пузырьки растворились, вода очистилась и снова стала прозрачной. Медленно погружаясь, Быков думал, в каком направлении плыть дальше. Где находится та пещера, в которой спрятана стрела? Определить это было невозможно. Быков понятия не имел, откуда приплыла Элен. Она могла поднырнуть под катером, чтобы сбить его с толку. Да, кстати, она так, скорее всего, и поступила.

Усмехаясь, Быков задрал голову, чтобы определить местонахождение катера. Снизу он казался не больше бумажного кораблика. Плавающий рядом якорь походил на затонувший сачок.

Быков перевернулся лицом вниз и мерно заработал ластами. Металлоискатель на длинной ручке придавал ему сходство с Нептуном, вооруженным трезубцем.

Потоки яркого солнечного света, пронизывая синеву, отбрасывали отблески на песок и кораллы. Вода была настолько прозрачной, что можно было вообразить себя парящим в воздухе. Это порождало чувство нереальности происходящего и обманчивое ощущение безопасности. Вдруг Быков заметил крупное темное существо, неотрывно следующее за ним у самого дна. Сердце подпрыгнуло, готовое выскочить из груди, но в следующую секунду он сообразил, что видит собственную тень, скользящую по дну, и этого оказалось достаточно, чтобы эйфория прошла. Теперь, продвигаясь вперед, он постоянно осматривался, чтобы понять, нет ли рядом чего-то такого, что могло представлять потенциальную опасность.

Вот какие-то плоские круглые рыбы шныряют среди камней. А это, кажется, морской окунь. Он поднимает хвостом и мордой муть со дна, дожидаясь, когда к нему в пасть приплывут мелкие рачки или морские черви. А вот медлительная черепаха, пощипывающая клювом водоросли. Только пещеры не видно.

Опускаясь все ниже, Быков автоматически делал судорожные глотательные движения, чтобы по мере того, как давление становилось все сильнее и сильнее, не закладывало уши. Уже почти привычное ощущение, но не ставшее от этого приятнее.

Оказавшись почти возле самого дна, Быков сверился с глубиномером и проверил, сколько времени находится под водой. Совсем ничего. Главное – не суетиться, иначе придется возвращаться несолоно хлебавши. Хотя это выражение не слишком уместно, когда плаваешь в океане.

Детектор уловил наличие металла где-то рядом, оповестив об этом писком в наушнике, вставленном в одно ухо. Определив направление, Быков наткнулся на канистру. Следующей его находкой стало невесть как попавшее сюда колесо от автомобиля. Небольшой осьминог, захваченный появлением человека врасплох, сменил серый цвет на багровый и проворно втиснулся в отверстие диска, служившего ему убежищем. Закапывающиеся в песок раки-отшельники выдавали себя поднимающимися там и сям желтыми фонтанчиками.

Чтобы больше не попадать впросак и не тратить времени даром, Быков выключил металлоискатель. Он понадобится не раньше, чем будет найдена пещера, а пещера не может существовать в пустоте. Значит, где-то поблизости должны быть скалы или просто нагромождение камней. Паря над песчаной прогалиной, Быков повернулся вокруг своей оси, пытаясь обнаружить темные пятна в синей мгле, которая ограничивала поле видимости. Не найдя ничего похожего на скалу, он поплыл по широкой дуге, прижимая металлоискатель к боку, чтобы не мешал движению.

Ох уж эта Элен! Вечно старается подбросить задачку посложнее. Не дает расслабляться. Ответственная особа. Как и все участники экспедиции.

Странное дело, но среди них Быков чувствовал себя словно в компании старых друзей. Понравился ему и начальник экспедиции, хотя мистер Заводюк был человеком суровым, требовательным и дотошным в отношении любых мелочей, связанных с работой.

Звали его на английский манер Айвеном, хотя на самом деле он был Иваном. Толстый, коротконогий, энергичный, он не ходил, а перекатывался с места на место, ассоциируясь в мозгу Быкова с состарившимся Колобком. Аккуратно подстриженная седая щетина превращала его круглую голову в подобие гигантского одуванчика. Забываясь, он любил напевать, что вызывало в коллективе насмешки, поскольку голос у профессора Заводюка не отличался мелодичностью, а со слухом и вовсе были нелады. Разумеется, критиковать его в глаза никто не отваживался, поскольку все дорожили своим рабочим местом, да и вообще старика любили и не хотели огорчать понапрасну. Как сказать человеку, что его вокальные данные немногим превосходят те, какими природа наградила павлина, если он поет с душой и так самозабвенно, что не замечает улыбок окружающих?

Алиса деда не просто любила, а боготворила. Он заменил ей отца, который, как понял Быков, был очень богатым и очень жестким человеком. Было очевидно, что все ее опасные эскапады вызваны желанием доказать, что она не рохля и способна постоять за себя. Однажды, когда они решили угоститься пивом после трудного дня учебных тренировок, Алиса разоткровенничалась и поведала Быкову свою драматическую историю.

Оказывается, Джеймс Линдси долгое время третировал покойную жену, обвиняя ее в слабохарактерности и неумении постоять за себя. Не смягчился этот джентльмен и тогда, когда ей поставили смертельный диагноз. Алиса до сих пор корила себя за неспособность обуздать или хотя бы пристыдить отца. Дело в том, что до смерти матери она была папиной любимицей. Он обожал девочку, но видел в ней скорее мальчика, потому что всегда хотел иметь сына, а не дочь. Отсюда и воспитание было соответствующим: верховая езда, спортивные игры, охота… Ощущение адреналина стало для Алисы такой же потребностью, как дурманящие препараты – для наркоманов. Плюс незаживающая душевная рана, которая заставляла девушку бросаться навстречу все новым и новым опасностям. Втайне профессор Заводюк поговорил с остальными участниками экспедиции и попросил их присматривать за внучкой, не позволяя ей рисковать жизнью. Горячее всех обещал заботиться об Алисе Быков, помнивший обстоятельства их знакомства, – о которых он, разумеется, предпочел умолчать.

Учить ее было легко и приятно, потому что она очень хотела овладеть искусством фотографии и хватала все на лету. Быков не только помог Алисе с приобретением недорогой качественной аппаратуры, но и подарил ей кое-что из собственных запасов, начиная с испытанной камеры «Практика» и заканчивая набором светофильтров.

Просматривая пробные снимки, Быков не уставал читать ей маленькие лекции, излагая в них квинтэссенцию собственного опыта, приобретенного с таким трудом.

– Твои первые десять тысяч фотографий – самые худшие, – со знанием дела говорил он. – Снимай, снимай и еще раз снимай. Не расставайся с фотоаппаратом нигде и никогда. Вы должны сродниться с ним, стать одним целым. Тогда фотоаппарат будет продолжением твоих глаз, а главное – души. Хорошее фото – это не глубина резкости, а глубина чувств. Разгляди и почувствуй сердцем то, что хочешь запечатлеть. Каждый твой снимок хранит мгновение жизни, которое в точности не повторится никогда, сколько бы ни просуществовал мир. Ты не просто отображаешь реальность, ты ее создаешь. И не стремись к красивости, никогда не стремись. Ищи красоту. Настоящую, подлинную красоту. Именно она отличает профессиональную фотографию от любительских снимков, которые может нащелкать каждый. Важно не то, что ты видишь, а как видишь. Тебе не нужна навороченная аппаратура, чтобы делать классные фото, – с жаром утверждал он, вдохновляясь внимательным взглядом Алисы. – Даже самая простенькая «цифра» способна создать шедевр, лишь бы момент был выбран правильно. А то кто-то покупает супердорогой «Кэнон», а сам заваливает горизонт или понятия не имеет, где у него центр фокуса. Или не учитывает угол света и его отражения. Одними пятнами теней можно загубить редкостный снимок, со мной такое поначалу случалось. Ошибки уходят только с практикой. Как я уже говорил, снимай, снимай и еще раз снимай. Не ограничивайся одним кадром. Делай десятки, потом выберешь лучшие. Держи палец на затворе постоянно, как охотник. Экспериментируй с ракурсами. Пробуй снимать прямо с земли или, наоборот, заберись куда-нибудь повыше.

Иногда, слушая наставления, Алиса позволяла себе довольно рискованные шутки или устраивалась так близко от Быкова, что он начинал испытывать волнение, мешающее проводить занятия. Но он не позволял себе ничего лишнего. Алиса ему нравилась, не могла не нравиться, и все же она была слишком молода. Быков окончательно понял это, увидев Элен, особенно когда она появилась в одном из своих самых эффектных купальников – белоснежном бикини с тесемочками, за которые так и подмывало дернуть. Один раз такая сцена даже приснилась Быкову и он проснулся в холодном поту, поскольку во сне напроказничал при всем честном народе.

Кстати говоря, на Элен засматривался не только Быков, но и остальные члены экспедиции, которые поголовно являлись представителями мужского пола – возможно, не самыми лучшими, но зато и не худшими.

Во-первых, это был археолог Стюарт Стаут, загорелый, плечистый, маскулинный сорокалетний тип, норовивший при каждом удобном и неудобном случае выставить напоказ свою широкую волосатую грудь с выпуклыми тарелками мышц. Этот оказывал знаки не только Элен и Алисе, но вообще всему прекрасному полу, попадавшему в поле его зрения. Он курил трубку, любил пропустить вечером стаканчик скотча и знал множество историй. Когда поблизости не наблюдалось женщин, Стаут Быкову нравился. В присутствии же оных археолог его раздражал, причем порой так сильно, что хотелось вывести его из себя и выставить в смешном свете.

Иначе у Быкова сложились отношения с антропологом Леоне. Итальянец по происхождению, он был живым доказательством того, сколь ошибочными могут быть стереотипы. Не проявляя ни малейшей сексуальной озабоченности, Леоне относился к Элен и Алисе с одинаково ровной доброжелательностью. Это был высокий, улыбчивый, вежливый парень, готовый прийти на помощь любому, кто в этом нуждался. Быков был бы счастлив иметь такого брата. По сути, его взаимоотношения с Леоне были отношениями старшего с младшим.

А вот с историком Николасом Ватерманом не сложилось. Он был высокомерным и самодовольным, имел обыкновение брезгливо выпячивать нижнюю губу и смотреть поверх головы собеседника. Хотя в разговоры Ватерман, к счастью, вступал редко. Он вообще старался сохранять дистанцию, как будто втайне считал остальных недостойными себя. Это не могло не раздражать, особенно в моменты, когда историк начинал заискивать перед профессором Заводюком, демонстрируя двуличие собственной натуры.

Мужчин, как, вероятно, сосчитал внимательный читатель, было пятеро, тогда как женщин – всего две. И на их хрупкие плечи должны были лечь многочисленные бытовые вопросы – от приготовления пищи до поддержания чистоты на судне. До этих пор у Алисы и Элен было относительно немного обязанностей. Первая осваивала искусство фотографии, вторая обучала Быкова дайвингу. Стаут, Леоне и Ватерман уже неоднократно участвовали в подводных изысканиях, так что в дополнительных тренировках не нуждались и проводили время в обществе профессора Заводюка – споря, уточняя детали, планы и графики.

Быкова, как человека далекого от науки, на подобные заседания не приглашали. Он присутствовал на ученом совете только один раз и два часа терпеливо слушал версии того, каким образом остров мог уйти под воду, при этом сохранив очертания канала. Оказалось, что такое происходит, когда горное плато достаточно медленно проваливается в тектонический разлом. Но это вовсе не означало, что на дне сохранились очевидные доказательства существования Атлантиды. Все зависело от того, насколько давно произошла катастрофа. Три тысячелетия назад? Пять? За «лишнюю» тысячу лет морская вода способна уничтожить любые следы: камни сглаживаются, металлы разрушаются и растворяются, дно затягивается многометровой толщей ила.

После того совещания Быков разочаровался настолько, что уже начал подумывать, не напрасно ли потратился на приобретение аппаратуры для подводных съемок. Но бросить все и уехать не позволяла гордость. Кроме того, Быкову было жаль оставлять новых друзей – как насмешливо уточнял его мозг, подруг.

Он остался. И не пожалел об этом хотя бы по той причине, что освоил азы дайвинга и даже начал приобретать кое-какие профессиональные навыки.

Автоматизм движений, выработавшийся в ходе многочасовых тренировок, позволял не сосредоточивать все внимание на плавании, а размышлять на ходу, как Быков обычно делал во время пеших прогулок. Но длилось это недолго.

Какие-то экстрасенсорные датчики, встроенные в организм за миллионы лет эволюции, внезапно включились, передавая мозгу один и тот же синхронный сигнал: опасность, опасность, опасность! Ощущение тревоги было пока бессознательным, но Быков уже искал глазами источник опасности, который действовал ему на нервы.

Его тело напряглось, дыхание участилось. Обзор, ограниченный рамками маски, не позволял обнаружить искомый предмет сразу. Быков переложил металлоискатель в левую руку, правой нащупал рукоятку прикрепленного к поясу ножа. Прекратив продвижение вперед, он медленно повернулся вокруг своей оси.

Его взгляд наткнулся на длинный, блестящий и явно живой объект, как бы облетающий его по кругу. Это походило именно на полет, а не на плавание, потому что рыбина (Быков уже определил, что видит перед собой рыбу) не делала видимых движений, а словно парила, увлекаемая течением или силой своего желания.

Барракуда! Кошмарное подобие речной щуки, достигающее двух метров в длину. Разумный и при этом абсолютно злобный и кровожадный снаряд, нацеленный на жертву. В данном случае – на Быкова.

Он знал, насколько опасной может быть эта встреча. Нижняя челюсть хищной рыбины выступает вперед, чтобы было проще отхватывать куски живой плоти. Она способна откидываться под углом в девяносто градусов, как у ядовитой змеи, и усеяна длинными, острыми, неровно торчащими зубами. Корпус барракуды словно отлит из серебристо-голубой стали, а хвост настолько сильный, что позволяет своей обладательнице развивать молниеносную скорость рывком, с места. От этого океанского спринтера бегством не спастись.

Быков немного повисел в прозрачной синеве и осторожно двинулся дальше. Барракуда, чуть заметно шевельнув хвостовым плавником, поплыла почти параллельным курсом, постепенно сближаясь с заинтересовавшим ее существом. Вскоре стали заметны широкие полосы на ее боку, а потом и устремленный на Быкова глаз – золотой с черным, как у тигра, предельно внимательный и бесстрастный. Длинная пасть приоткрылась в равнодушной вежливой улыбке: «Ничего личного, это просто закон выживания». Быков подумал, что если хищница решится напасть, то будет рвать его острыми зубами и отплывать подальше, дожидаясь, пока он ослабеет от болевого шока и потери крови. Но он будет еще живым, когда эта тварь атакует в последний раз, и успеет увидеть ее распахнутую пасть перед самым лицом.

Кишки Быкова свернулись в узел, кожа покрылась мурашками страха, ягодицы сжались, мошонка ушла внутрь. Как быть? Попробовать всплыть? Но до лодки далеко, а вид удирающей жертвы может спровоцировать барракуду. Спугнуть ее, неожиданно пойдя на сближение? Нет, нельзя. Нож Быкова по сравнению с частоколом вражеских зубов – все равно что зубочистка против мясорубки, и победитель известен заранее.

И все же Быков сделал попытку отогнать незваную гостью. Он внезапно заработал ластами и устремился вперед, поблескивая выставленным вперед ножом, готовым нанести удар. Барракуда подождала, пока он приблизится на расстояние примерно двух метров, пару раз шевельнула хвостом и перенеслась на безопасное – для обеих сторон – расстояние.

Быков, решив возобновить поиски пещеры, изменил курс и поплыл дальше. Гигантская рыбина тоже сдвинулась с места. На этот раз она выбрала наблюдательную позицию сверху, метров на десять выше человека. Теперь соседство сделалось еще более опасным и неприятным. Оставалось лишь гадать, какой лакомый кусок выберет барракуда, если нагуляет аппетит: плечо, ногу, ягодицу?

Быков был вынужден завалиться на бок и дальше плыть так, чтобы не выпускать преследователя из виду. Многочисленные приключения, пережитые на суше, в море и даже под землей, научили его одному: нельзя пасовать перед противником. Природа такого не прощает. Нельзя паниковать, нельзя бояться и тем более показывать страх. Испуг воспринимается животными как сигнал к нападению. Лучший способ защититься от агрессии – выбрать невозмутимый стиль поведения и следовать ему, даже если инстинкт самосохранения призывает отпрянуть, закричать, броситься наутек. Хаотичные движения и смятение свидетельствуют об уязвимости – так это воспринимается в животном мире. Сильное, здоровое, уверенное в себе существо не сбивается с ритма при движении: не извивается, не дрожит, не дергается.

Заставляя себя помнить об этом, Быков плыл дальше, лишь изредка проверяя, не сократилось ли расстояние между ним и барракудой. Проклятая рыба двигалась над ним как привязанная, но пока ничего не предпринимала.

Ландшафт морского дна слегка изменился. Ровные голые поверхности с разбросанными по ним шарами морских губок начали сменяться обширными морскими лугами. В потоках плавного подводного течения трава колыхалась подобно длинному меху гигантского живого существа. Всякий раз, оказываясь над песчаной прогалиной, Быков видел под собой не только собственную тень, но и темный силуэт барракуды, напоминающий летящее в замедленном изображении копье.

Впереди появилось серебристое облако маленьких рыбешек, словно повисших в темно-синей воде. Когда человек и барракуда приблизились, косяк поспешно «расступился», образуя тоннель. Рыбки словно знали, что ни Быков, ни его спутница не представляют для них опасности: они были слишком мелкой добычей для этих двоих. Как только Быков и барракуда проплыли, косяк принял прежнюю форму. Десятки, а может, и сотни тысяч рыбешек размером с палец продолжили жить прежней жизнью.

«Вот чего не умеем мы, люди, – думал Быков, не переставая работать ластами. – Принимать жизнь такой, какая она есть. Все в природе смертно, но никто, кроме человека, не задумывается о предстоящем конце, тем более о том, что будет после. Это проклятие человеческого рода или бесценный дар? Понять невозможно. Хотя, наверное, это и к лучшему».

Неожиданно Быков очутился внутри некого амфитеатра, образованного кораллами и скалами. Неровная подкова охватывала окружность диаметром примерно в десять метров. Сторона, обращенная к берегу, была открыта. Подняв голову, Быков увидел высоко над собой барракуду, а еще выше – смутные очертания днища катера. Похоже, Элен его перехитрила. Пещера находилась где-то совсем рядом. Выходит, Быков напрасно тратил время, силы и запасы дыхательной смеси в баллонах! Он посмотрел на часы, оставалось чуть больше двадцати минут.

Собственное дыхание и легкое бурление пузырьков при выдохе были единственными звуками, доступными человеческому уху на тридцатиметровой глубине. Прислушиваясь к ним, Быков поплыл вдоль стены, окруженной голубоватым туманом, который становился все более густым и тусклым. Лишь изредка в этой дымке вспыхивали серебристые бока далеких рыб, похожих на подвешенные зеркальца.

Это так походило на сон и так сильно отличалось от привычного мира, что Быков испытал внезапный приступ клаустрофобии. Он был здесь совершенно один, ничем не защищенный, словно помещенный в закрытый аквариум. Вне всякого сомнения, сейчас за ним наблюдала не только барракуда, но и тысячи других подводных созданий, притаившихся среди водорослей и камней. И каждое его движение отдавалось в толще воды. Море было живым. Его мягкое, но настойчивое давление ощущалось каждым сантиметром тела, каждой клеточкой, каждым нервным окончанием.

Торопясь справиться с заданием и выбраться отсюда, Быков заработал ластами быстрее. Обследовав амфитеатр по внутреннему периметру, он ничего не обнаружил и поднялся выше, чтобы перемахнуть через гребень. Стайка круглых желто-голубых рыб порхала над огненными кораллами, такими красивыми, что их хотелось потрогать, но Быков уже знал, какой жгучей болью это может отозваться.

По краям амфитеатра скалы и кораллы образовывали зазубренную, но, в общем-то, ровную линию. Проплыв над ней, Быков пошел на снижение и повернул влево. Большая пучеглазая рыба напугала его, выскочив навстречу. Судя по размерам рта, она не была хищницей и здорово перетрусила, столкнувшись с человеком. Рыба была в длину не меньше метра, с темной спиной и фиолетовыми пятнами на корпусе. Разминувшись с Быковым, она устремилась вверх, где была встречена барракудой.

Это походило на бросок коршуна, схватившего добычу. Судорожно дергаясь, барракуда все глубже вгрызалась в беззащитную плоть. Обеих рыб окутало шевелящееся облако крови, кажущейся снизу не красной, а зеленоватой, напоминающей дым.

Барракуда неспешно отплыла в сторону, по-собачьи торопливо заглатывая отхваченный кусок. На спине ее жертвы появилась вмятина, сочащаяся зеленой кровью. Раненая рыба, заваливаясь на бок, попыталась удрать, но не тут-то было. Хищница легко нагнала жертву, напав на этот раз снизу. Она вырвала очередной кусок и остановилась, чтобы проглотить его, а рыба начала медленно опускаться на дно, двигаясь кругами, как подбитый самолет в замедленной съемке. Из ран ее, пульсируя, вытекала кровь и растворялась в воде.

Быков поспешил отдалиться, чтобы не быть принятым барракудой за соперника. Плывя вдоль скалистой стены, он увидел у ее основания поросший кораллами выступ. Трёхметровый козырек привлек его внимание. Не кроется ли там заветная пещера?

Опустившись почти к самому дну, Быков завис над песчаным дном, пристально вглядываясь в пространство под выступом. Да, там находилось что-то очень похожее на пещеру. Внутри было устрашающе темно, но отступать нельзя. Если там побывала Элен, разве мог не сделать этого Быков? Ни в коем случае! Это означало бы расписаться в согласии с превосходством женщин над мужчинами.

Быков снял с пояса фонарик и пустил луч света в темноту. Луч растворился в ней подобно кусочку сахара, брошенному в черный кофе. Быков сунул металлоискатель под мышку и, придерживаясь за ноздреватую поверхность скалы, медленно проплыл вдоль пещеры, напоминающей приоткрытую пасть, готовую проглотить храбреца, подобравшегося слишком близко.

Прежде чем забраться внутрь, Быков включил металлоискатель, сунул его как можно глубже под карниз и провел рукояткой из стороны в сторону. Прибор дважды пискнул и замолк. Если он отреагировал на стрелу, то она была слишком мала, чтобы посылать устойчивый сигнал на большое расстояние. Это означало, что в пещеру придется забираться, несмотря на риск зацепиться баллонами или быть съеденным какой-нибудь тварью, караулящей во мраке.

Быков посмотрел по сторонам, словно пытаясь найти причину, по которой можно было бы отказаться от намерения. Барракуда исчезла. Других рыб тоже не было видно. Вода была мутноватой от планктона и других микроскопических существ, обитающих возле скал. Очертания амфитеатра казались нечеткими, словно погруженными в туман.

Быков снова посмотрел на часы. Он провел возле пещеры всего полторы минуты. Под водой время текло непривычно медленно. Чувства здесь обострялись, а впечатлений было столько, словно ты переносился в иной мир – сказочный и вместе с тем невероятно реальный. На суше даже часы протекали совершенно незаметно, не оставляя отпечатков в сознании. Здесь же, на глубине, каждая мелочь воспринималась как очень важное событие и за час ты успевал прожить целую жизнь.

В первые секунды после появления Быкова рыбы и морские животные попрятались в свои убежища, напуганные вторжением незнакомого существа, но уже начали крутиться рядом, словно принимая человека в свою компанию. Почему-то это обстоятельство придало Быкову смелости. Он помедлил, прислушиваясь к биению пульса в висках, решил, что дышит слишком быстро, и выровнял дыхание. Затем, держа металлоискатель перед собой, вплыл в подводную пещеру.

Как только он сделал это, наушник запищал, меняя громкость и тональность звука по мере того, как Быков продвигался вперед.

Горловина пещеры была узкой и поднималась вверх под довольно крутым углом. Как ни старался Быков действовать осторожнее, он несколько раз задел аквалангом потолок и ободрал ладонь о зазубрины ракушек на камнях. К счастью, коридорчик закончился, вытолкнув пришельца в довольно просторную пещеру. Здесь свет фонарика словно распылился, образовав вокруг Быкова кокон мягкой серебристой мглы. За пределами рассеянного света царил абсолютный мрак, настолько плотный, что давление его ощущалось чуть ли не физически.

Цепляясь металлоискателем за камни, Быков неуклюже развернулся. Самый четкий сигнал поступал слева. Индикатор на рукоятке показывал наличие там сплава железа массой около фунта. Очень похоже на то, что искал Быков.

Он направил в угол луч фонаря и едва не подавился резиновым загубником. Свет отразился в десятках красных глаз, мерцающих, как угольки. Глаза эти перемещались, торопясь убраться из круга света. Принадлежали они осьминогам, которыми буквально кишела пещера.

Поведя фонариком вдоль стены, Быков увидел, что здесь их сотни: самые маленькие были не больше морской звезды, а наиболее крупные – размером с баскетбольный мяч, снабженный щупальцами. Те осьминоги, на которых падал луч, спешили сменить окраску – от темно-красной или бурой до бледной, фосфоресцирующей, словно стремящейся слиться с голубоватым освещением.

Пещера просто-таки кишела этими тварями. Даже на потолке висели осьминоги, представляющие собой жутковатую пародию на подводных летучих мышей. Одни, раскорячившись, мягко планировали вниз, другие, сложив щупальца, перелетали от стены к стене подобно красноглазым ракетам, направляемым расчетливо выпускаемыми струями. Но агрессии никто не проявлял, поэтому, преодолев отвращение и инстинктивный страх, Быков занялся поисками.

Стрела нашлась довольно быстро, если это слово применимо к течению времени в темной подводной пещере, полной осьминогов, шевелящиеся щупальца которых отбрасывали причудливые тени. Быков не представлял себе, как Элен смогла заставить себя забраться сюда. Пришлось признать, что женщины вовсе не такие трусихи, какими их принято изображать. Во всяком случае, не все.

Быков с усилием вытащил стрелу из щели, в которую воткнула ее Элен, и, уговаривая себя не суетиться, развернулся к выходу. Занырнув в грот, он опять зацепился баллоном, на этот раз так сильно, что чуть не сорвал вентиль. Стрела, заткнутая за пояс наконечником вниз, периодически колола ногу. Металлоискатель сделался таким тяжелым, что хотелось бросить его к чертовой матери. Быков чувствовал себя усталым и опустошенным, будто не просто плавал под водой, а занимался тяжелой работой.

Взгляд, брошенный на часы, подсказал, что он почти исчерпал лимит времени, а следовательно, и кислорода. Вот, оказывается, чем вызвана общая вялость и замедленность движений. Пора было выбираться на свежий воздух.

Быков взглянул вверх, борясь с желанием поскорее всплыть на поверхность. Энергично работая ластами, он поплыл вперед, одновременно поднимаясь все выше и выше, чтобы вынырнуть возле катера. Вот уже и смутные очертания днища появились. Оно было маленьким, вокруг простиралась сияющая гладь.

Быков хотел ускорить движение ног, но вдруг мельком увидел, как огромная тень заслонила лучи золотистого солнечного света. Тормозя, он раскинул руки-ноги в стороны и задрал голову в маске. Там, метрах в десяти от него, неспешно проплывала парочка гигантских рыбин с уродливыми толстыми головами.

Молотоголовые акулы!

Их серые туловища были гладкими и напоминали торпеды, запущенные природой примерно тридцать миллионов лет назад и с тех пор практически не изменившиеся. Это означало, что у здоровой молот-рыбы не имелось естественных врагов, способных ее уничтожить. А еще это значило, что молотоголовые акулы столь совершенны, что им незачем эволюционировать.

Как зачарованный, Быков следил за продвижением пары, привлеченной, надо полагать, присутствием необычного предмета в зоне их обитания. Описав широкий круг, акулы начали новый заход. Солнечные блики играли у них на боках, создавая волшебную игру света и тени. Акулы были так близко, что на их головах-кувалдах можно было разглядеть глаза и небольшую аккуратную пасть, полную зубов.

Страха не было, но Быков уже ощущал небольшое удушье и тяжесть в висках. Пора было всплывать, но акулы шли уже по третьему кругу и явно не спешили удаляться от заинтересовавшего их объекта. Глядя вверх, Быков увидел, как над расплывчатыми очертаниями катера появился человеческий силуэт. Несомненно, это была Элен, встревоженная долгим отсутствием своего подопечного. А что, если она нырнет и наткнется на одну из молотоголовых? Обычно эти рыбы не нападают на людей, но неизвестно, как они поведут себя, если воспримут внезапное появление Элен как проявление агрессии.

Не мешкая ни секунды, Быков заработал ногами, поднимаясь к катеру. Он не торопился и не делал резких движений, давая акулам возможность убедиться в своем миролюбии. Заметив его, они разделились и окружили всплывающего человека с двух сторон. Это был очень неприятный момент. Быков чувствовал себя мышонком, пробегающим между двумя котами. В глазах, устремленных на него, не было ни ненависти, ни охотничьего азарта, ни тем более страха, но это вовсе не означало, что акулам не придет мысль отхватить Быкову ногу или сразу две, пока он будет карабкаться на борт катера.

Пытаясь сохранять хладнокровие, он не рвался наверх, а поднимался со скоростью пузырьков воздуха из баллона. Тем не менее на поверхность его вытолкнуло подобно поплавку, долго удерживавшемуся под водой, а потом отпущенному.

До него донесся встревоженный голос Элен, но разобрать слова мешала морская вода, выливающаяся из ушей. Ничего не говоря, Быков забросил в катер металлоискатель с фонариком, а сам схватился за борт и начал подтягиваться. Ему мерещилось, что сейчас он ощутит резкую боль в нижней части туловища, но страхи оказались напрасными. Рухнув на дно, Быков выплюнул мундштук шланга и с наслаждением вдохнул свежий воздух полной грудью.

– Почему так долго? – спросила Элен, тормоша его за плечо.

Вместо ответа он вытащил из-за пояса стрелу и протянул ей.

– Ты нарушил главное правило, – сердито сказала она. – Нельзя оставаться под водой, когда кислород на исходе. Можно потерять сознание, и тогда…

Элен не договорила. На голове ее, подобно забралу шлема, сверкала поднятая маска. Она не тратила время на переодевание, а намеревалась нырять в трусах и белой футболке на голое тело. Ремни акваланга скрещивались под грудью, приподнимая ее так, что трудно было оторвать взгляд, и все же усилием воли Быков заставил себя сделать это.

Чтобы избежать нотаций, он принялся рассказывать подробности своего сорокаминутного путешествия, которое здесь, на поверхности, под слепящим солнцем, казалось далеким и нереальным, как тающий после пробуждения сон.

Пока он говорил, Элен избавилась от своих баллонов, а потом помогла снять акваланг ему. Стаскивая маску, Быков старался делать это как можно осторожнее, но все равно зацепился за спутанные волосы и даже вырвал одну кудрявую прядь. Элен тут же посоветовала ему носить такую же облегающую шапочку, какой пользовалась сама, но Быков лишь отмахнулся и спросил, опасны ли акулы-молоты, с которыми он столкнулся.

– Нет, – ответила она. – Я их тоже видела.

– Почему же мне не сказала?

– Хотела посмотреть, как ты отреагируешь. – Элен усмехнулась. – Между прочим, они спаривались.

– Угу, – буркнул Быков. – И ты решила, что я захочу принять участие в их брачных играх?

Она расхохоталась:

– Вот это было бы зрелище!

Он тоже фыркнул, избегая смотреть на ее футболку, намоченную лямками акваланга.

– Они слиплись вот так, – Элен свела ладони вместе, – а потом, кружась, опустились на дно. Знаешь, судя по тому, как обе дергались, они тоже испытывают оргазм.

Быков посмотрел на солнце, которое было таким палящим, что он, еще не успев высохнуть, уже почувствовал жару. Пока он думал, как бы половчее перевести разговор со спаривающихся акул на какую-нибудь нейтральную тему, его избавил от этой необходимости огромный тунец, выпрыгнувший из воды. Зависнув на мгновение в воздухе, он словно превратился в застывшее изображение на фоне ярко-синего неба. Потом закон притяжения заработал снова и тунец, взмахнув хвостом, с шумом обрушился в воду. Он моментально пропал из виду, и лишь расходящиеся по воде круги были доказательством только что продемонстрированного акробатического номера.

– Играет? – восхитился Быков.

– Спасается от смерти, – ответила Элен. – За ним гонятся акулы. Или кто-то еще. Океан полон опасностей. Ты не передумал?

– Я не трус.

– Дело не только в опасностях.

– А в чем еще?

Прежде чем ответить, она перешла к штурвалу и, усевшись в водительское кресло, повернулась лицом к Быкову.

– Это будет очень непростая работа, – начала она. – Но хуже всего то, что результат окажется плачевным. Потратим много сил, времени и денег, а Атлантиды не найдем. И станем не мировыми знаменитостями, а всеобщим посмешищем.

– Ты мечтаешь о славе? – Быков устало опустился на пол, прислонился спиной к борту и вытянул ноги.

– А ты думал, что я романтичная натура? Впереди мало романтики, зато очень много тяжелой работы. Археологические поиски – это не загородная прогулка. Особенно подводные. Ничего более утомительного и нудного я не знаю.

– Погоди, погоди… Тогда почему ты здесь?

Элен пожала плечами.

– Деньги, – просто сказала она. – И надежда на удачу. Если вдруг найдем что-то стоящее, до конца жизни можно будет не работать.

– Не любишь работать? – поддел ее Быков.

– Это моя двенадцатая экспедиция, – пояснила Элен. – На суше можно хотя бы словом с друзьями перекинуться, а под водой ты вынужден молчать как рыба. И голову давит, и стекло на лице, и губы изнутри мундштуком до мозолей натерты. И так от трех до пяти часов в день. Когда начнутся настоящие раскопки, будем вязнуть в иле, как в болоте. Насос постоянно засоряется, его прочищать нужно. И каждый день одно и то же, одно и то же! – Она сердито тряхнула волосами. – Запись координат, регистрация, фотографирование… А награда за все старания – черепки и кости, которые нужно еще на поверхность доставить. И будешь там миску из осколков складывать. Главный археологический пазл.

Элен помолчала, глядя на Быкова, чтобы проверить, какое впечатление произвели на него ее слова. Увидев, что он проникся услышанным, она улыбнулась:

– Но, с другой стороны, все может быть не так плохо, если…

– Если что? – спросил Быков тихо.

Она смотрела ему в глаза, и он не отводил взгляда.

– Если рядом есть кто-то, – сказала Элен. – Кто-то близкий.

Он встал, вопросительно глядя на нее. Она едва заметно кивнула, а когда Быков приблизился, предупредила:

– Об этом никто не должен знать. Это будет наш секрет.

– Конечно, – согласился Быков.

Увлекая Элен на пол катера, он вспомнил одну очень похожую сцену из бондиады и не смог удержаться от легкой улыбки человека, довольного собой и жизнью.

 

Глава 3

Подводные камни

Оранжевый диск солнца незаметно клонился к неровной полосе облаков на горизонте. Вечерний океан, постепенно теряющий радостную синюю окраску, лениво расходился за кормой «RRS Dear Prudence». Аббревиатура RRS была обязательной для любого королевского исследовательского судна Британии. Что касается самого названия, то для уха Быкова оно звучало странновато – «Дорогая осторожность». Не ломая голову над его происхождением, он называл корабль «Диэ Пруденс» или даже просто «Пруденс». Впрочем, так поступали все участники экспедиции.

Сейчас все они собрались на палубе. Капитан Джеллоу стоял на смотровой площадке, приставив к глазам бинокль. Плавание было не таким уж долгим, однако бескрайняя однообразная гладь океана уже успела надоесть даже новичкам-мореплавателям вроде Быкова.

Джеллоу, широко расставив ноги, хотя никакой качки не было, вытянул руку с выставленным указательным пальцем и торжественно провозгласил:

– Земля!

Должно быть, ему, как любому моряку, мерещились открытия колумбовских масштабов. Мистер Джеллоу был очень низкого роста, и капитанский мостик помогал ему подниматься над другими в собственных глазах.

Проследив за его рукой, все обратились в сторону облачной гряды, напоминающей плывущего белого медведя. Через несколько минут Быкову удалось разглядеть очертания обрывистого берега, а еще через час неровный гребень острова, за который цеплялись пухлые туши облаков, приблизился настолько, что стали видны лоскутики полей, тщательно разделенные полосками каменных оград. Домишки рядом с ними напоминали рассыпанный сахар-рафинад. Посреди зеленых лугов и вдоль них темнели островки леса.

Плавание подходило к концу. Оно не показалось Быкову утомительным. Экспедиционное судно было достаточно комфортным и в бытовом отношении, и в профессиональном. На нем находилось все необходимое для дайвинга, подводных съемок и океанографических исследований. Помимо всего прочего, на палубе «Пруденс» была устроена посадочная площадка для вертолета, а в трюме – ниже ватерлинии – размещался отсек для подводного наблюдения. Оборудования было столько, что на его распаковку и размещение ушел целый день. На корме судна висел быстроходный катер. Одним словом, все было готово к началу поисков, и участники экспедиции с нетерпением ожидали завтрашнего дня.

Итальянец Леоне, улыбаясь, признался, что вряд ли заснет сегодняшней ночью. Стаут, дымя трубкой, предложил отметить событие, выпив виски.

– Это лучшее известное мне снотворное, – сказал он.

– Даже не мечтайте! – отрезал профессор Заводюк, нервно прохаживающийся вдоль поручней на кривоватых, но необычайно проворных ногах. – Никакого алкоголя до первой находки.

– Тогда придется искать побыстрее, – заметил Стаут, почесывая волосатую грудь.

Элен проследила за движением его руки, вызвав невольный приступ ревности у Быкова.

– Мы будем пить шампанское, а не виски, – сказала она. – Я видела ящик в каюте нашего босса. Вы ведь не для себя его захватили, Айвен?

Профессор, отвлеченный телефонным звонком, не ответил. Вместо него подал голос историк Ватерман.

– С таким составом экспедиции я бы на шампанское не рассчитывал, – заявил он, холодно усмехаясь. – Слишком много новичков.

Хотя он даже не посмотрел в сторону Быкова и Алисы, те сразу поняли, о ком речь. Его усы дерзко встопорщились, а ее глаза сверкнули опасным зеленоватым блеском.

– Вы предпочли бы укомплектовать команду стариками? – едко осведомилась девушка.

Ватерман посмотрел на нее так, словно Алиса была неодушевленным предметом, например некстати включившимся радиоприемником.

– Команду комплектовал не я, а твой дед, – процедил он и после короткой паузы добавил: – К сожалению.

Это означало: «Будь моя воля, вас обоих здесь не было бы».

– А по-моему, к счастью, – вмешался Быков, испытывавший антипатию к историку.

– Сколько у тебя часов подводной практики? – спросил Ватерман, удостоив его беглым и весьма скучным взглядом.

– Дима добился отличных результатов, – вступилась Элен.

Кошачьи глаза Алисы сделались такими узкими, словно она прищурилась от встречного ветра, хотя он как раз дул девушке в спину, яростно трепля ее волосы.

– В чем именно? – пожелала она знать.

– Во всем.

Это было произнесено с нескрываемым вызовом, и Алиса его приняла.

– И который это по счету у тебя ученик? – спросила она. – Как часто ты их меняешь?

– Я и тебя могу подучить, – не растерялась Элен.

– Я сама кого угодно научу, – парировала Алиса, заметно покраснев.

И обе бросили быстрый взгляд в сторону Быкова. Делая вид, что полный тайных смыслов разговор его никак не касается, он перешел на нос судна, где присоединился к облокотившемуся на поручни Стауту.

– Сан-Мигель, – сообщил тот, указав черенком трубки на приближающийся остров. – Самый большой здесь. Не хочешь дельфинов пофотографировать?

Быков приложил ладонь ко лбу:

– Нет. Слишком далеко.

– Разве современные объективы не позволяют приближать предметы? – удивился Стаут.

– Позволяют. За счет качества в основном. К тому же я не взял телескопический объектив. Ведь предполагается, что снимать придется вблизи.

– Если найдем что-нибудь.

Быков помолчал, наблюдая за торжественным выходом в море белоснежного лайнера, который походил на многоэтажный дом, медленно двигающийся вдоль длинного серого мола. К «Пруденс», качаясь на волнах, поднятых махиной-теплоходом, спешил буксирчик.

– За нами? – догадался Быков.

– Да. Проводит нас в гавань. Через полчаса будем в Понта-Делгада.

Столица Азорских островов была уже видна между отрогами бухты. Выглядела она как беспорядочное нагромождение домиков на береговых террасах. Среди них там и сям возвышались шпили часовен и храмов.

Вблизи Понта-Делгада оказалась куда более уютной, чем издали. Сумерки еще не опустились на землю, и все было озарено теплым оранжевым светом. Оставив вещи в номере, Быков собирался отправиться с фотоаппаратом на прогулку, но на выходе из отеля его перехватила Алиса, которая, похоже, не сочла нужным переодеться или принять душ.

– Не помешаю? – спросила она, с прищуром глядя на Быкова.

– Нет, конечно, – ответил он, пожимая плечами. – Я рад, что ты составишь мне компанию.

– А мне уже начало казаться, что ты предпочитаешь общество этой Элен.

Отметив про себя определение «этой», Быков не придумал ничего лучшего, чем снова пожать плечами.

– Мы тренировались, – сказал он.

– Да, я заметила, – кивнула Алиса, вскинув голову так, словно не собиралась хотя бы поглядывать под ноги во время прогулки. – И как тебе?

– Нормально, гм… – Скрывая смущение, Быков остановился, чтобы сфотографировать полуразрушенную крепость с остатками вала, поросшего сорной травой, и невысокими башенками с черными проемами бойниц. – Почему ты не взяла камеру, Алиса?

– Здесь нечего фотографировать.

– Практика никому еще не мешала.

На самом деле город и впрямь годился лишь для любительских снимков, какими заваливают Интернет туристы. Через квартал от отеля особняки с пышными садами, бушующими за оградами, сменились безликими одинаковыми домами в два-три этажа. Внизу, как правило, размещались магазинчики, двери которых открывались вплотную друг к другу. Наверху пестрели цветами балкончики, за которые цеплялись гибкие лианы. Улицы были такими узкими, что Быкову приходилось идти по мостовой, поскольку вдвоем на тротуаре места не хватало. Зелени было мало, машин тоже, прохожие попадались лишь изредка.

Прохладная аллея с рядами древних платанов вывела Быкова и Алису на широкую площадку, вымощенную неровными плитами из вулканической лавы.

– Красивый закат, – сказала она.

– Очень, – согласился он.

– А я тебе нравлюсь?

Быков чуть не поперхнулся от неожиданности и ту же пожалел, что отправился на осмотр достопримечательностей. Лучше бы остался в отеле, сходил в бар или просто повалялся на восхитительно чистых простынях. Все-таки «Пруденс» была приспособлена для научно-исследовательских работ, а не комфорта пассажиров.

– Конечно, Алиса, – сказал Быков, ненавидя себя за заискивающий, фальшивый голос, который у него вдруг прорезался. – И дедушка у тебя замечательный.

– При чем тут дедушка? – оскорбилась Алиса. – Эта Элен так тебе голову заморочила, что ты уже ничего не соображаешь!

Быков, воспользовавшись ее же формулой, очень похоже воскликнул:

– При чем тут Элен? И какие у тебя основания меня ревновать?

– Кто тебя ревнует? Очень ты мне нужен!

С этими словами Алиса, не вдаваясь в дальнейшие объяснения и не прощаясь, развернулась и пошла прочь. Быков машинально сделал за ней несколько шагов, но потом отстал. Ему нечего было сказать Алисе. Пусть все остается так, как есть. Она слишком красива и молода для него. Сойдясь с Элен, он отрезал себе пути к ней. Вот и правильно. Взрослым – более чем взрослым! – мужчинам нечего засматриваться на юных девушек. «Лолита» уже написана, и, если лишить эту историю романтической оболочки, останется сплошное непотребство.

С такими мыслями Быков вернулся в сумерках в отель, выпил с Леоне пару банок холодного пива и завалился спать.

На следующее утро все дружно позавтракали и отправились на «Пруденс». Короткая передышка закончилась. Начиналась большая, ответственная, трудная, ежедневная работа. Похоже, все участники экспедиции думали об этом, судя по выражению их лиц и по тому, что во время спуска в гавань никто не перебрасывался обычными шутками.

Утро выдалось замечательное. Безоблачное небо соперничало в голубизне с океаном, сливаясь с ним на горизонте. Ландшафт был, что называется, пасторальный. На травяных откосах паслись козы и шныряли местные свиньи, похожие на собак. Повсюду, где не было домишек и позволял рельеф почвы, были разбиты плантации или виноградники. Многие крыши были завалены глыбами спекшейся лавы, чтобы не снесло ветром.

Уже внизу, шагая вдоль причала, Быков догнал Алису, тронул ее за плечо и оттеснил в сторону, подальше от посторонних ушей.

– Алиса, – начал он, – нам нужно поговорить.

– Говори, – разрешила девушка, не глядя на него.

– Я не хочу причинить тебе боль и…

Алиса повернула к нему лицо с холодными зелеными глазами:

– Какая боль? О чем ты?

Быков смешался.

– Наши отношения…

– Отношения? Похоже, ты что-то себе вообразил, Дима. Между нами не может быть никаких особенных отношений. Извини, но ты для меня слишком старый.

По ощущениям это походило на неожиданный и очень сильный удар кулаком под ложечку. Во всяком случае, Быков задохнулся. А Алиса не замедлила добить его окончательно, сделав это с беспощадным сарказмом, присущим уверенной в себе молодости.

– И потом, этот твой лишний вес… – сказала она, морща нос. – Тебе не мешало бы сбросить пару десятков фунтов, Дима. Девушки любят мужчин поджарых и мускулистых…

Не договорив, она бросила взгляд на Стаута, переносившего вещи по сходням. Разумеется, под предлогом жары он снял футболку. И разумеется, на его загорелом теле проступали рельефные мышцы.

– Вот и хорошо, – кивнул Быков, изо всех сил стараясь не выдать истинных чувств. – Тогда мы поняли друг друга.

– Лично я ничего не поняла, – возразила Алиса, усмехаясь. – Ты так толком ничего и не сказал.

Эта заключительная тирада просто доконала Быкова. Приоткрыв рот, он мог лишь смотреть вслед уходящей девушке и мысленно сочинять варианты достойных ответов. Но, по правде говоря, все они никуда не годились. Алиса, нанеся упреждающий удар, одержала бесспорную победу. Теперь Быков со своей неудачной попыткой объясниться выглядел жалко и неубедительно. Он злился на себя за то, что начал этот разговор. Но больше всего его удручало насмешливое равнодушие, с которым говорила с ним Алиса. Неожиданно он почувствовал себя задетым. Элен – в своем замечательном купальнике или без него – как-то сразу отступила на второй план. В сердце Быкова осталось место только для Алисы. Но поскольку Алиса ушла, там образовалась пустота.

Черная дыра.

Чувствуя себя разбитым и больным, Быков поднялся на борт «Диэ Пруденс». Судно приняло его как старого знакомого. Оно было симпатичным, с закругленным носом, напоминающим дельфиний. Белый верх, черный низ – такая раскраска придавала «Пруденс» нарядный облик. После вчерашних посиделок с Леоне Быков уже знал, что назван корабль в честь дочери первого владельца. Вот что означало «Dear Prudence» – «Дорогая Пруденс», ни больше ни меньше.

Сбоку судно походило на небольшой катер с высокой носовой надстройкой и непропорционально длинным, глубоко сидящим корпусом. Корму украшала рама для установки насоса. Там же торчали две мощные лебедки на случай, если придется поднимать со дна достаточно крупные находки.

«Если» – это было ключевое слово. Можно сказать, девиз экспедиции. Профессору Заводюку не хватило средств, чтобы арендовать большой корабль водоизмещением полторы или, лучше, две тысячи тонн. Его расчет строился на том, чтобы как можно быстрее отыскать убедительные доказательства того, что он на верном пути. Стоит предъявить их общественности, как вокруг экспедиции тут же закрутятся всякие спонсоры и инвесторы. Вот почему Заводюку понадобилось сразу два фотографа. Удачные снимки, разосланные в мировые массмедиа, должны были привлечь не только повышенное внимание, но и солидные капиталовложения, без которых настоящие раскопки невозможны.

А пока что приходилось довольствоваться минимумом. Водоизмещение «Пруденс» чуточку не дотягивало до трехсот тонн, борта возвышались над поверхностью всего на три с небольшим метра, примерно такой же была осадка корпуса. Тридцать три метра в длину, одиннадцать в ширину – не очень-то разгуляешься. Экипаж судна сократили до шести человек, а самих исследователей было всего семеро вместо двадцати. В автономном плавании они могли находиться не более трех недель, после чего следовало заходить в порт для пополнения запасов питьевой воды, провианта, топлива и для зарядки электрических батарей.

При максимальной скорости в пятнадцать узлов в час судну с двигателем в шестьсот сорок лошадиных сил не стоило слишком удаляться от берега, что, впрочем, и не входило в планы руководителя экспедиции. Заводюк надеялся добиться положительных результатов в первые же дни поисков.

В это верили разве что такие желторотые новички, как Дмитрий Быков и Алиса Заводюк. Ветераны же были настроены скорее скептически. Уж кто-кто, а они отлично знали, что подводные археологические работы требуют гораздо бо`льших усилий, чем полевые. Конечно, аквалангист намного маневреннее и мобильнее, чем водолаз в скафандре, однако даже самому опытному не преодолеть глубину в триста метров. Тем же, кто рискует опускаться на полкилометра, приходится действовать в соответствии со специальной таблицей, совершая серии кратковременных погружений, во время которых азот не успевает проникнуть в кровь. Никто не хочет заработать кессонную болезнь или даже умереть от разрыва сосудов.

О «подводных камнях» водолазного ремесла рассказал Быкову не кто иной, как чопорный Ватерман, который, как выяснилось, принимал участие в подъеме храмовых колонн у берегов Северной Италии.

– Приходилось подкапываться под колонны по-собачьи, – сообщил он, кривя тонкие губы. – Ил стоял в воде, как дым, ничего не видно. И в этих потемках нужно было подводить под колонны тросы, да так, чтобы не нарушить равновесие. За временем в таких условиях никто особо не следил. Результат плачевный. Пятеро водолазов, в том числе и ваш покорный слуга, едва не погибли. Один умер. Как ты можешь догадаться, это был не я.

Улыбка у Быкова получилась далеко не веселой.

– Если ты хотел напугать меня, у тебя получилось.

Ватерман посмотрел на него без малейшего намека на улыбку.

– Я не пугаю, а предостерегаю, – сухо произнес он. – Когда находишься под водой и замечаешь внизу что-нибудь интересное, часто теряешь голову. А этого делать нельзя. Постоянно следи за глубиномером. Не поддавайся искушению опуститься ниже пятисот футов. Это пока что для тебя предел.

– Спасибо, – искренне сказал Быков.

– Не за что, – был ответ. – Предупредить тебя – в моих интересах. Если нас станет меньше на одного человека, работы у оставшихся прибавится. Я этого вовсе не хочу.

Ватерман был в своем репертуаре. Даже совершая хороший поступок, он умудрялся делать это таким образом, что вызывал раздражение, а не благодарность.

Оставшись один, Быков попытался вернуть себе спокойное, решительное расположение духа, но это не очень хорошо получилось. Сегодня ему предстоял первый подводный рейд не в качестве ученика, а как фотографа археологической экспедиции. Это обязывало, поэтому напрягало. Тем более что нырять предстояло в паре с Элен, близкие отношения с которой перестали приносить удовольствие, как было вначале. Когда она в своем белом купальнике подошла к Быкову, Алиса обернулась к Заводюку и громко попросила:

– Дедушка, поставь меня в паре с Димой. Я хочу посмотреть, как он ведет подводную съемку. Хочу перенять опыт.

– Ни в коем случае, – пробормотал профессор, глядя в экран ноутбука, на котором шло видео из отсека подводного наблюдения.

– Почему? – не сдавалась Алиса.

– Потому что вы оба новички. Каждый из вас должен опускаться с опытным пловцом.

– Но…

Не давая внучке договорить, Заводюк ткнул указательным пальцем куда-то в пространство, что означало: «Уходи, не мешай».

Алиса с независимым видом уселась на палубе спиной к Быкову и Элен, но чувствовалось, что за ними продолжается наблюдение, пусть даже незримое.

– Капризная девчонка, – пробормотала Элен, заправляя баллоны аквалангов. – От нее пользы не будет.

– Я так не думаю, – буркнул Быков.

Ни безмятежная синева океана, ни убаюкивающая зыбь не радовали его. Хотелось скорее под воду – там можно будет ни о чем не думать, а просто заниматься своим делом.

Раскладывая снаряжение на палубе, Быков уронил маску. Элен насмешливо посмотрела на него:

– Нервничаешь? Не терпится прикоснуться к доказательствам существования Атлантиды? Должна тебя разочаровать, колоннад и храмов мы не найдем. – Элен мотнула кудрявой головой в сторону меланхолично волнующегося океана. – Я много чего повидала на дне. Видела, во что превращаются корабли, затонувшие всего несколько десятилетий назад. Что касается древностей, то даже камням не устоять перед временем.

– С таким настроением я бы не брался за поиски, – сказал Быков, расположение духа которого испортилось еще больше.

– Я тебя расстроила? – улыбнулась Элен. – Извини. Готова загладить свою вину. Выйдешь ночью на палубу?

К облегчению Быкова, от необходимости отвечать его избавило вмешательство Заводюка. Оторвавшись от ноутбука, профессор вскочил и замахал руками:

– Как? Вы еще здесь? Уже начало десятого! Давно пора приниматься за работу.

И работа закипела. Сменяя друг друга, пары аквалангистов ныряли в океан и выбирались обратно, поднимая на палубу находки, которые представлялись им важными или просто любопытными. Те, кто отдыхал после погружений, разбирались с этими предметами, которые на поверку оказывались никакими не артефактами, а причудливыми обломками или раковинами.

Под водой невозможно было точно определить местонахождение ложбины, принятой профессором Заводюком за остатки судоходного канала. Следуя указаниям, аквалангисты пометили предполагаемые границы флажками и производили первоначальную разведку, пытаясь обнаружить хоть что-то, подтверждающее эту версию. По сути, это был так называемый «метод тыка», при котором вся надежда на удачу. Быков в нее верил. И пока что не собирался сдаваться.

Он с энтузиазмом поддержал решение ускорить поиск образцов с помощью отсоса. Трубу опустили на сорокаметровую глубину, а затем метр за метром начали прочесывать дно. В шестом часу вечера под полуметровым слоем наносов были найдены два обтесанных строительных камня. Следующее утро принесло новую находку: кусок толстой деревянной обшивки, покрытый расплющенным свинцом.

Профессор Заводюк пришел в невероятное возбуждение и забегал по палубе, умоляя сделать еще несколько заходов.

– Мы на пороге открытия! – повторял он. – Скорее всего, стены канала были выложены именно такими камнями, а деревянный фрагмент является куском затонувшего корабля. Атлантида ждет нас. Нельзя медлить ни минуты!

Заразившись его лихорадочным нетерпением, исследователи активизировали поиски и даже отказались от послеобеденного отдыха. В результате общих усилий к находкам присоединился осколок еще одного обтесанного камня, несколько черепков и обломок костяного гребешка.

Работа осложнялась необходимостью перебирать вручную целые горы камешков, ракушек и водорослей, которые засасывались трубой. После весь этот мокрый хлам выбрасывался снова за борт в специальных мешках, чтобы не возиться с ним по второму кругу: ткань мешков должна была полностью раствориться в морской воде примерно через месяц. К этому времени экспедиция либо завершится успехом, либо потерпит фиаско.

Дни мелькали, как фотографии на мониторе компьютера.

Очередным утром, когда Заводюк произносил неизвестно какую по счету зажигательную речь, призывая соратников работать как можно быстрее и тщательнее, Быков позволил себе взять слово.

– Я, конечно, не профи, – сказал он, – но ситуация напоминает старый анекдот. Мы прыгаем вместо того, чтобы думать.

– Прыгаем? – недоуменно переспросил профессор, недовольный тем, что кто-то не разделяет его энтузиазма.

– Выражайся яснее, Дима, – сухо предложил Ватерман, глядя куда-то поверх головы Быкова.

Стаут молча чистил трубку, но наклон его головы выражал явную заинтересованность. Леоне как ни в чем не бывало продолжал готовиться к подводной вахте. Алиса смотрела с холодным любопытством. Элен, задетая тем, что Быков перестал посвящать ей часы ночного отдыха, делала вид, что происходящее ее не касается.

– Был такой анекдот, – начал Быков, откашлявшись. – Сейчас попробую адаптировать его для всеобщего понимания.

Ватерман нарочито зевнул, но это не помешало ему остаться. Профессор Заводюк подбоченился:

– Рассказывай, Дима. Но предупреждаю, если твой анекдот не имеет отношения к делу…

– Имеет, – успокоил его Быков. – Минутку терпения. Итак, лаборатория. К потолку клетки подвешен банан. Запускают обезьяну. Она прыгает, но достать не может. Ученый ей: «Думай, думай». Она медлит, потом хватает табурет, взбирается на него и забирает банан. Проблема решена. Тогда к потолку подвешивают бутылку водки…

– Именно водки? – оживился Стаут. – Не виски?

– Именно водки, – подтвердил Быков. – В клетку запускают сантехника… Нет, этот образ вам не понятен… Запускают бродягу… э-э, н-да… ну, пропойцу, алкоголика.

Слушатели выглядели так, словно их вниманию предлагался не анекдот, а задача со многими неизвестными.

– Вот он увидел бутылку и давай скакать, – продолжал Быков. – Ученый ему: «Думай, Ваня, думай». Тот только досадливо отмахнулся. Мол, некогда думать, прыгать надо.

Все рассмеялись. Лицо Заводюка стало вишневым. Спохватившийся Быков только теперь осознал, что герой его анекдота оказался тезкой профессора, что тому, конечно, пришлось не по нраву, поскольку он усмотрел в этом обидный намек. Но деваться было некуда. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

– Я предложил вашему вниманию этот анекдот, – снова заговорил Быков, – чтобы все мы остановились и немного подумали.

Ватерман покосился на него:

– Иными словами, ты нашел табурет и предлагаешь им воспользоваться.

– Что-то в этом роде.

– Не испытывай мое терпение! – закричал Заводюк, красное лицо которого резко контрастировало с благородными сединами. – Какой еще табурет?

– Смотровая камера, – сказал Быков.

Его подчеркнуто тихий голос подействовал на окружающих подобно громовому раскату. Кто-то выпучил глаза, кто-то открыл в изумлении рот. Лишь Ватерман удовлетворенно кивнул:

– Я тоже о ней подумал.

– В самом деле! – несказанно оживился Заводюк. – Смотровая камера! Как же я раньше не сообразил? – Он хлопнул себя ладонью по лбу.

Речь шла о простом, но весьма полезном приспособлении подводной археологии, которое, к сожалению, так и не вошло в повседневный обиход со времен Кусто. Наблюдатель, помещенный в смотровую камеру, соединен с поверхностью шлангом, так что дышит самым обычным земным воздухом, что избавляет его от проблем из-за повышения давления на большой глубине. Плавать не надо, тратить силы и дыхательную смесь тоже не надо. Сиди себе и наблюдай через иллюминаторы за дном, над которым тебя тянут. Если заметил что-то важное, всегда можно сообщить на поверхность по рации или телефону. Кроме того, на смотровой камере устанавливаются прожекторы, здорово облегчающие жизнь аквалангистам.

Решение, что называется, лежало на поверхности, но именно свежего взгляда недоставало, чтобы его обнаружить.

– Молодец, Дима, – с чувством произнес Заводюк. – Стю, Лео, готовьте капсулу к спуску.

– Э-э нет! – возразил Быков. – Так не пойдет. Я придумал, мне и исполнять.

– Но ты не умеешь управлять смотровой камерой, – наперебой напомнили Стаут и Леоне.

– Я умею, – вмешалась Элен. – И у меня неплохо получается.

Она торжествующе взглянула на Алису, лицо которой побледнело под слоем загара.

Быков противиться не стал. В конце концов, он не в спальне с Элен уединялся, а в подводной капсуле. Такой способ передвижения под водой был для него в новинку, а он принадлежал к числу мужчин, которые до глубокой старости сохраняют тягу к свежим впечатлениям, перемене мест и приключениям. Можно ли отказаться от такой возможности, даже если самая прекрасная девушка на свете этим недовольна?

Быков посмотрел на Алису, но она упорно избегала его взгляда. Решив объясниться с ней позже, он выслушал подробный инструктаж, проведенный не кем-нибудь, а самим Ватерманом. Сорок минут спустя, разместившись в тесной капсуле с Элен, он спросил себя, не зря ли вызвался быть первопроходцем. Сооружение, повисшее над морем, не выглядело надежным ни снаружи, ни изнутри. Окна запотели, становилось невыносимо душно.

– Как в сауне, – пожаловался Быков.

– Мы можем раздеться, – самым невинным голосом сказала Элен. – Никто не увидит.

Стало еще жарче. Заметив, как Быков машинально нашел взглядом задраенный люк, Элен насмешливо фыркнула:

– Не волнуйся, это была шутка.

– Никто не волнуется.

Это было ложью. Когда заработала лебедка и, пробив толщу воды, смотровая камера пошла вниз, Быков почувствовал, что по его телу бегут целые потоки пота. Оставалось радоваться, что утром он окунулся в океан и не забыл воспользоваться дезодорантом.

– Скоро станет прохладно, – пообещала Элен, сидящая почти вплотную.

В кабине потемнело. За иллюминаторами, заслоняя обзор, бурлили пузыри. Три минуты, пять, десять… Их мягко качнуло. Днище камеры коснулось грунта.

– Четыреста футов, – объявила Элен. – Я включаю иллюминацию.

Фиолетовая глубина озарилась электрическим сиянием. Расплющив нос о стекло, Быков прильнул к иллюминатору. Отсюда при свете прожекторов подводный мир выглядел непривычно. Все живое, что находилось поблизости, бросилось наутек. Было абсолютно пусто и жутковато.

– Скоро вернутся, – пообещала Элен, успевшая доложить наверх о том, что спуск прошел благополучно. – Живые существа быстро привыкают к изменениям. К тому же они очень любопытны.

– И доверчивы, – добавил Быков. – Излишне доверчивы.

– Это ты о себе?

– Не понял…

– Ну, я ведь заманила тебя в эту ловушку, – усмехнулась Элен. – И теперь тебе от меня не удрать.

Быков пожал плечами, постаравшись сделать это как можно небрежнее.

– Никто удирать не собирается, – буркнул он.

– Тогда, может, объяснишь, почему ты меня избегаешь? Из-за этой девочки?

Быков повернулся к ней:

– Просто я подумал, что мы заигрались. К чему могут привести подобные отношения?

Брови Элен подпрыгнули вверх.

– Как к чему? К оргазмам, разумеется. Желательно многократным и одновременным.

Быкова обдало холодком. В этот момент он отчетливо ощутил, что могут испытывать женщины, когда их домогаются беспардонные ухажеры. Его достали все эти бесконечные предложения порезвиться, недвусмысленные намеки, скользкие шуточки. Не слишком обремененное одеждой тело совершенно не волновало его, хотя и находилось не просто в пределах досягаемости, а значительно ближе.

– Элен… – начал Быков, еще не зная в точности, что и как намеревается сказать.

– Я слушаю, – моментально откликнулась она.

Ее лицо находилось в каких-нибудь двадцати сантиметрах. Из-за этого оно казалось неправдоподобно большим, как и глаза Элен, которые в жизни не поражали размерами.

– Ты очень хорошая…

– Сейчас последует «но», – сказала она. – Один умный человек сказал, что можно смело пропускать мимо ушей все, что говорится до этого. Итак, но…

– Просто ты хорошая девушка, – принялся выкручиваться Быков. – И я очень ценю тебя…

– Да? – преувеличенно восхитилась Элен. – Как приятно слышать! Дальше последует признание в любви? Жду с нетерпением.

Было слышно, как поскрипывает камера, задевая дно, как негромко шипит воздух, нагнетаемый с поверхности, как работают легкие сидящих рядом людей. Но это была не настоящая близость, нет. На самом деле их разделяла стена. Невидимая, но очень осязаемая. Во всяком случае, для Быкова.

– Ты ждешь напрасно, – проговорил он с большим трудом, но вместе с тем и с несказанным облегчением, потому что наконец решился сказать правду. – Я бы хотел поставить точку в нашем романе. Мне было с тобой хорошо. Я тебе благодарен. Но продолжать эти отношения значило бы обманывать себя. И тебя тоже.

– Ты влюбился в Алису? – спросила Элен, игнорируя сигналы вызова, поступающие с «Пруденс».

– Нет, – коротко ответил Быков. – Это было бы чересчур, учитывая разницу в возрасте. Ответь, пожалуйста. Наверху волнуются.

Пока она выходила на связь с профессором Заводюком и коротко рапортовала о том, что видит снаружи, Быков хранил угрюмое молчание. Когда же Элен закончила переговоры и снова повернулась к нему, он попросил:

– Элен, прошу тебя, давай закончим этот разговор. Нас ждет Атлантида, а мы, как озабоченные подростки, говорим о всякой ерунде.

– Ладно, – смилостивилась она. – Я все равно решила на Стюарта переключиться. Он круче.

Быков незаметно перевел дыхание. С одной стороны, слышать такое было немного обидно, с другой – он возвращал себе частично утраченную свободу.

– Я не против, – пробормотал он.

– Попробовал бы ты возразить! – усмехнулась Элен. – Но все равно ты мой должник.

– Ты имеешь в виду кофе, которым ты меня…

– Кофе ты не отделаешься, Дима. Я тебя обучила дайвингу, помнишь?

– Конечно, – коротко кивнул Быков.

– И это от меня зависело, будешь ты принят в команду или нет. От моей экспертной оценки.

Он внимательно посмотрел на нее:

– Разве я не выполнял все, что от меня требовалось?

– Требования можно занизить, а можно и повысить, – ответила Элен. – Я проявила к тебе излишнюю мягкость. Сам знаешь почему.

Была ли это маленькая месть? Или просто вредность натуры? Как бы то ни было, Элен выставила себя не в том свете, в каком он хотел бы ее видеть. Они оба отлично знали, что он научился всему, чему следовало научиться, и с честью выдержал экзамен. Зачем же было его унижать? Этим Элен добилась лишь еще большего отчуждения.

– Я понял, – сказал Быков, отвернувшись к иллюминатору. – Я твой должник. Пусть будет по-твоему.

Он хотел добавить к вышесказанному пару язвительных замечаний, но слова застряли в горле. Не в силах произнести ни звука, он ткнул пальцем в стекло перед собой.

– Орка, – сразу определила Элен, взглянув ему через плечо. – Кит-убийца.

На языке Быкова черно-белое морское животное, вынырнувшее из мглы, чтобы проплыть рядом с капсулой, называлось косатка. Так окрестили этого восьмитонного кита за его длинный полутораметровый спинной плавник, косо загнутый назад. Устрашающий титул «убийца» возник из-за перевранного испанского названия asesina ballenas, то есть «убийца китов».

Косатка с силой взмахнула хвостом. Капсулу качнуло. Приплюснутая черная голова с белым горлом возникла возле иллюминатора, словно стремясь заглянуть в кабину. Быков с замиранием сердца смотрел на длинные зубы в приоткрывшейся пасти.

– Она огромная, – пробормотал он.

– Это самец, – определила Элен. – У самок плавники меньше и круглее.

Мимо иллюминатора проплыло блестящее брюхо с продольной белой полосой, и косатка скрылась в сине-зеленом мраке, двигаясь так целеустремленно, словно выполняла какое-то задание.

– Уф-ф… – выдохнул Быков.

– Его можно не бояться, – сказала Элен.

– Да? Почему ты так считаешь?

– Он не нашел капсулу съедобной. Поэтому уплыл.

– Ненадолго, – тут же вздохнул Быков.

На этот раз косатка пронеслась мимо с такой скоростью, что ее почти не удалось рассмотреть.

– Чем-то встревожена, – нервно прокомментировала Элен. – По-моему, нам лучше убраться отсюда. Сейчас позвоню, пусть поднимают.

– Не вздумай, – остановил ее Быков.

– Почему?

– Это опасно. Тварь может принять нас за кита и атаковать.

– Вряд ли, – с сомнением ответила Элен. – Они умные. И охотятся обычно стаей. Выстраиваются цепью и гонят отставшего кита или, еще лучше, самку с детенышем.

– Как волки, – сказал Быков. – Те воют, а эти эхолокационными сигналами обмениваются. Знаю, читал.

– А я один раз видела убитого ими кита, – припомнила Элен. – Сожрали только язык, губы и горло, а тушу бросили. Значит, не голодные были, просто развлекались. Сказано же, убийцы.

Быков хотел рассказать ей о происхождении названия killer whale, но не успел. Косатка, стремительная и неудержимая, как исполинский снаряд, выскочила откуда-то слева и ударила в капсулу. Элен бросило на стенку, Быкова – на нее. В его мозгу пронесся неутешительный расчет, согласно которому на этой глубине давление воды на капсулу составляет более десяти атмосфер, что примерно соответствует давлению внутри парового котла паровоза. Если хоть один винт, одна заклепка не выдержит, оболочка лопнет, как яйцо, сжатое в кулаке.

Бабах!

Косатка явно не собиралась оставлять их в покое. Ее очередное нападение привело к тому, что капсула накренилась. Теснота помешала сидящим внутри свалиться с сидений, но тряхнуло их так основательно, что Быков ощутил металлический привкус крови во рту. Элен постанывала, потирая ушибленную голову.

– Вытаскивайте нас! – прокричала она в микрофон. – Срочное всплытие!

– Нет! – громко возразил Быков. – Ни в коем случае!

Она с негодованием взглянула на него:

– Собираешься ждать, пока убийце надоест забавляться с нами?

– А ты хочешь, чтобы он принял нас за удирающего кита?

– Что там у вас происходит? – ворвался в кабину голос Ватермана, который, оказывается, тоже был способен испытывать волнение.

Бабах!

На этот раз смотровую камеру завалило на другой бок. Взбаламученный ил почти полностью перекрыл обзор через иллюминаторы. Локоть Элен заехал Быкову в челюсть, ее голая нога уперлась ему в живот.

– Отвечайте! – надрывался невидимый Ватерман.

– Нас атакует кит-убийца! – завопила Элен, совсем потерявшая голову от страха. – Тащите нас! Немедленно! Я хочу наверх!

Капсула дернулась, но на этот раз причиной стала не косатка. Ее собирались вытаскивать из моря. Это было ошибкой. Быков интуитивно чувствовал это. Отобрав у напарницы переговорное устройство, он сказал:

– Остановитесь! Ник, ты меня слышишь? В подвешенном состоянии мы станем гораздо более уязвимыми, чем теперь.

– Прекрати!

Элен попыталась завладеть микрофоном. Быков, отгораживаясь локтем, не позволил ей это сделать.

– Верните нас на место! – крикнул он.

Мягкий толчок свидетельствовал о том, что к его словам прислушались. Элен, ругаясь, снова протянула руку. Удерживая ее за запястья, Быков припал к ее губам.

Новый удар снаружи повалил его на вырывающуюся Элен. Их зубы столкнулись, издав неприятный скрежет. Во рту опять появился привкус крови. Быков видел прямо перед собой расширенные зрачки Элен, пытающейся оттолкнуть его, но уже не так яростно. Продолжая удерживать ее, он постарался сосредоточиться на поцелуе, чтобы сделать его как можно более страстным и убедительным. Нужно было вывести Элен из состояния паники. В замкнутом пространстве она могла пораниться сама или повредить оборудование.

Поцелуй был достаточно долгим, чтобы она прекратила сопротивление и даже положила руку на затылок Быкова. За те три-четыре минуты, пока это продолжалось, косатка, словно устыдившись своего поведения, ни разу не потревожила их. Не было ударов и позже, когда они переводили дыхание. Зато произошло нечто другое. Атаки косатки привели к тому, что обшивка капсулы дала несколько трещин, и теперь по стенам кабины стекали ручейки воды, делающиеся обильнее с каждым мгновением. Быков слышал неприятный хруст и скрип, словно находился внутри жестянки, которую вот-вот сомнут или раздавят.

– А теперь поднимайте! – крикнул он в микрофон. – Быстро! У нас повреждение.

Не задавая лишних вопросов, Ватерман включил лебедку, и смотровая камера плавно поплыла вверх. Ее движение казалось невыносимо медленным по сравнению со скоростью, с которой кабина наполнялась водой. На пятидесятиметровой отметке лужа под ногами превратилась в озерцо. Еще через десять метров в потолок выстрелил сорванный с резьбы болт и из пола ударил настоящий гейзер.

– Семьдесят футов, – отсчитывала бледная как полотно Элен, не отрывая взгляда от датчика. – Шестьдесят… Пятьдесят…

Кусочек металла просвистел между их головами, срикошетил от потолка и, врезавшись в иллюминатор, оставил на стекле скол с разветвлениями трещин. Сидящему Быкову воды было уже по пояс. Решительно приподнявшись, он взялся за штурвал открытия верхнего люка.

– Не делай этого, – попросила Элен, обхватив его руками. – Мы еще под водой. Глубина тридцать метров.

Чтобы не захлебнуться, ей тоже пришлось забраться на сиденье с ногами.

Внизу все клокотало и бурлило. При такой скорости затопления через несколько секунд пассажирам грозила участь котят, брошенных в мешке в пруд.

– Так надо, – предупредил Быков. – Иначе утонем.

Давление было уже не опасным. Когда вода заполнит кабину, открывать люк будет поздно. Счет пойдет на секунды. Лучше приготовиться заранее.

– Когда хлынет вода, набери побольше воздуха, – распорядился Быков, налегая на штурвал. – Будем выныривать.

Дальше все произошло очень быстро. К тому времени, как люк поддался его усилиям, воздушный пузырь занимал совсем мало места, поэтому вода заполнила кабину почти мгновенно. Плотно сжав губы, Быков подхватил Элен и принялся проталкивать ее наверх. Ей потребовалось секунд двадцать, чтобы протиснуться в узкий лаз. Быков управился быстрее – его подгонял страх не успеть и остаться без запаса кислорода.

Они выскочили на поверхность, со стоном вбирая воздух в пылающие легкие.

На судне закричали, забегали. Кто-то бросил спасательный круг, кто-то сиганул через борт.

Быков ничего толком не видел, кроме мокрой головы Элен, качающейся на волнах.

– Теперь мы в расчете, – пропыхтел он, сплевывая воду, набравшуюся в рот.

– Ты о чем? – устало спросила она, дотянувшись рукой до пробкового круга.

– Ты говорила, что я твой должник.

– Ты рассчитался, – согласилась Элен. – Еще когда поцеловал меня там, внизу. Это было что-то.

Быков обернулся на плеск воды. Оказалось, что спасать их бросились одновременно Леоне и Алиса. Итальянец продолжал плыть к ним, ободряюще улыбаясь, а девушка вдруг повернула обратно. Прежде чем она сделала это, Быков успел рассмотреть выражение ее лица. Если это была не ненависть, то что-то очень похожее. Алиса услышала фразу соперницы. И, судя по довольной улыбке Элен, так и было задумано.

Быков сплюнул. Сегодня морская вода горчила значительно сильнее, чем обычно.

 

Глава 4

Кто-то теряет, кто-то находит

Леоне уже поплыл к трапу, а Алиса отдыхала, опустив лицо в воду и глядя через стеклянную маску вниз. Ей нужно было побыть одной.

На глубине, работая в толще океанской воды, думать не получалось. Все земное представлялось там не настолько важным, чтобы ломать голову. Но, возвращаясь на судно, Алиса сталкивалась с Быковым, и обида с новой силой вспыхивала в ее сердце.

Как он мог променять ее на эту бесстыдную Элен, вечно расхаживающую в излишне открытых купальниках? После доверительных отношений, которые между ними установились, это воспринималось Алисой как самое настоящее предательство. Она чуть не лопнула от злости, когда услышала, что, оказывается, Быков целовался с Элен в подводной капсуле, вместо того чтобы вести наблюдение. Может, поэтому и авария произошла? Может, не было никакой косатки, а эти двое выдумали ее для оправдания?

После того случая прошло три дня, но обида все еще оставалась острой и жгучей, как боль. Словно в душу Алисы воткнули раскаленный прут и проворачивали там. Хорошо еще, что боль эта вспыхивала с новой силой лишь временами, когда, например, перед глазами оказывался Быков, особенно в опасной близости от Элен. Алиса не спешила на «Пруденс», чтобы не видеть их. Порой ей хотелось бросить все и уехать. Но как сделать это, если без нее Быков совсем распоясается? Как оставить его наедине с Элен? И как можно не дать ему шанса загладить свою вину перед ней, Алисой?

Задумавшись, девушка не сразу почувствовала неуловимое изменение в воде, но тело ощутило, что там что-то происходит. Складывалось впечатление, будто нечто большое движется рядом с Алисой. И движется на огромной скорости.

Девушка напряглась, не зная, откуда исходит опасность и в какую сторону лучше податься, чтобы избежать ее. Чуть ниже ее, примерно на двухметровой глубине, появилось исполинское черное пятно, совершающее волнообразные движения, будто летучая мышь, машущая крыльями. Девушке показалось, что на голове чудища торчат рога, а пасть у него огромная.

«Манта, – поняла она. – Морской дьявол!»

Волна, поднятая мантой, качнула Алису. Странное создание перевернулось на бок, демонстрируя белое брюхо, и рванулось вверх. Подняв голову, ошеломленная девушка увидела, как плоское черное тело выскочило из воды и, помахивая крыльями, полетело над поверхностью. Это зрелище было достаточно впечатляющим, чтобы Алисе почудилось, будто она видит необычайно яркий, потрясающий сон. Но это оказалось лишь началом, потому что следом за мантой из моря выпрыгнула такая же черно-белая косатка и, промахнувшись всего на несколько сантиметров, рухнула обратно, подняв фонтан вспенившихся брызг.

Алиса почувствовала себя мухой в аквариуме, полном живности, не сожравшей ее лишь по той причине, что она слишком маленькая. Крича, захлебываясь и беспорядочно работая руками, она поплыла к судну.

Чтобы облегчить работу аквалангистов, вдоль борта «Пруденс» соорудили нехитрую конструкцию из соединенных между собой металлических рам, отдаленно напоминающих строительные леса. Сейчас там находились три человека: Леоне, отдыхающий после погружения, и Быков с Элен, которым предстояло сменить предыдущую пару. Раньше всех отреагировал Быков. Стоило Алисе позвать на помощь, как он уже летел в воду, даже не удосужившись как следует затянуть ремни акваланга.

Плеск, с которым он пробил поверхность океана, не был слышен, потому что как раз в это мгновение косатка повторила бросок и, насколько Алиса могла увидеть краешком глаза, на этот раз успешно. Но основное ее внимание было сосредоточено на Быкове, который, обратившись в живой гребной винт, быстро приближался к ней.

– Спокойно, – проговорил он, подхватывая захлебывающуюся девушку под руку. – Я с тобой. Ничего не бойся.

– Орка! – со слезами воскликнула Алиса. – Их, наверное, тут полно. Они всегда охотятся стаей.

– Это одиночка, – успокоил ее Быков, направляя в сторону платформы. – Та самая косатка, что атаковала меня и…

Он не договорил, сплевывая воду. Даже в такой критический момент Алиса не могла не оценить его великодушие и деликатность. А еще отвагу, с которой Быков, не задумываясь, бросился ей на выручку.

– Я боюсь… – прошептала Алиса жалобно, хотя уже почти успокоилась.

– Косатка уплыла, – заверил ее Быков.

– А вдруг она вернется? Возьмет и откусит мне ноги.

– С твоими ногами все будет в порядке, обещаю.

Алиса бросила взгляд на Элен, стоящую на платформе, и положила руку на мощное плечо Быкова, обтянутое блестящей эластичной тканью. Практически обняла его. Пусть все смотрят.

Уже на палубе, где ее обступили члены команды во главе с озабоченным дедом, девушка заявила:

– Теперь я буду в паре с ним. – Она указала на Быкова. – Он самый надежный. Или ищите другого фотографа. – Алиса с вызовом посмотрела на Заводюка. – Вот так!

– Но это не честно! – возмутился профессор. – Мы договорились…

– Все договоры устаревают. Этот устарел. Значит, пора заключать новый.

– Я не возражаю, – вмешался Быков. – Мы оба набрались достаточно опыта, чтобы работать в паре. Кроме того, опыт – не гарантия безопасности. Можно иметь многолетнюю практику и в решающий момент растеряться.

На протяжении всей тирады он ни разу не посмотрел в сторону Элен, но она поняла, что это камешек в ее огород, и промолчала, кусая губы. Остальные начали высказываться, сходясь во мнении, что Быков прекрасно справится с ролью наставника самой молодой участницы экспедиции.

– А кто будет фотографировать находки на палубе? – едко осведомился Заводюк.

– Мы, – быстро ответила Алиса. – Мы же не все время находимся под водой. А фотографировать совсем не трудно. Мы справимся, правда, Дима?

– Справимся, – подтвердил Быков.

На том и порешили. Уязвленная Элен подошла к Леоне и завела с ним разговор, успешно сочетая деловой подход с флиртом. Судя по вспыхнувшим глазам итальянца, он был счастлив заполучить такую напарницу. Быков вздохнул с облегчением. Теперь, когда бывшая любовница переключилась на другого мужчину, он чувствовал себя намного спокойнее.

За ужином Алиса как-то незаметно перебралась к Быкову, Леоне и Элен тоже сели рядом. Ватерман, тонко улыбаясь, смотрел куда-то в пространство, но Быков не сомневался, что ирония адресована ему, поэтому старался никак не проявлять особые чувства, которые испытывал к внучке босса. Что касается профессора Заводюка, то он о чем-то спорил с капитаном Джеллоу, да так горячо, что дважды уронил с вилки наколотый кусок. Стаут, поглощенный своими мыслями, сидел с отсутствующим видом.

– Стюарту сегодня позвонили из дома, – сообщила Алиса, прикрывая рот ладонью. – У него родилась дочь. На два месяца раньше срока. Бедняга переживает.

– С девочками такое бывает, – авторитетно заявил Быков, лишь однажды в жизни приблизившийся к отцовству, да и то неудачно.

– Я знаю. Сказала об этом Стауту. Он тоже знает, но все равно волнуется. Любит жену, наверное.

Последняя фраза была произнесена с особым значением. Быков чуть не поперхнулся корнишоном. Он довольно часто подумывал о том, чтобы завести семью, но решимость эта длилась обычно недолго. Женщины, с которыми он имел дело, обязательно совершали какие-то поступки, после которых его отношение к ним в корне менялось.

Почему так происходило? Ему попадались испорченные женщины? Или он был слишком требователен к ним? Быков не знал. Наверняка ему было известно только одно: сейчас, в данный момент, его переполняло счастье от того простого факта, что Алиса рядом, и завтра будет рядом, и послезавтра… и, возможно, всю оставшуюся жизнь.

Разница в возрасте? Она Быкова уже не смущала. Он боялся потерять девушку, которая так его растревожила. Подобное уже случалось, но хотелось верить, что на этот раз разочарования не будет.

Когда ужин в кают-компании закончился, Быков и Алиса не сговариваясь вышли на палубу и отправились на нос судна, где было прохладно и безлюдно. Подобно многим миллионам мужчин, проделывавшим это в разных веках и странах, Быков снял ветровку и галантно набросил ее на плечи спутницы.

– Спасибо, – поблагодарила она, сопровождая свои слова царственным наклоном головы.

Решительно эта девушка нравилась ему все больше. В ней присутствовала некая внутренняя гармония. Она была цельная и… настоящая. Да, настоящая.

– Теперь будем нырять вместе, – улыбнулась Алиса, устроившись на поручнях.

Прожектор на рубке не задевал ее своим голубоватым лучом, но отблески света вспыхивали на кончиках волос, окружая голову девушки подобием ореола. От нее пахло карамельными духами и душистым мылом. Быков не был уверен, что сумеет удержаться от попытки немедленно обнять ее и поцеловать.

– Да, – хрипло произнес он, присаживаясь рядом, чтобы не смотреть на Алису и чтобы она тоже не смотрела на него.

Быкову казалось – и, прямо скажем, небезосновательно! – что все его чувства очень ясно и отчетливо написаны на лице.

– Ты рад этому? – спросила Алиса, явно не собираясь облегчать Быкову жизнь.

На этот раз он отделался даже не коротким «да», а кивком, сопровождаемым утвердительным мычанием.

– А Элен не рада, – заметила девушка.

Быков хмыкнул, пожимая плечами. Алиса повернулась, рассматривая его профиль.

– Чего это ты сегодня такой неразговорчивый?

Он понял, что отделываться неопределенными жестами и нечленораздельными звуками больше не получится, и признался:

– Не знаю, о чем говорить, Алиса. Не знаю, что сказать.

– Почему? – тихо спросила она.

– Много разных причин, – задумчиво произнес Быков. – Может, просто я чувствую себя рядом с тобой старым и скучным. Или боюсь спугнуть тебя неосторожным словом. Не знаю.

– А с Элен ты себя скованно не чувствовал? – чуть повысила голос Алиса.

Быков по-прежнему не смотрел на нее, но ощущал пристальный взгляд на своей вспыхнувшей щеке.

– Давай закроем эту тему раз и навсегда, – предложил он, морщась, как от зубной боли. – Я взрослый мужчина. Элен – взрослая женщина. А перед тобой у меня не было никаких обязательств.

– Не было? А теперь?

– А теперь, считай, они появились. Если хочешь.

– Хочу, – решительно произнесла Алиса. – И, между прочим, я тоже вполне взрослая.

В подтверждение своих слов она неожиданно повернулась к Быкову, прижалась к нему и требовательно прикусила его нижнюю губу.

– Перестань, – попросил он.

По вполне понятным причинам получилось это невнятно.

– Почему? – спросила Алиса, оставив его губу в покое.

– Потому что я за себя не ручаюсь, – просипел Быков, голос которого окончательно сел, как при сильнейшей простуде. – Потому что ты мне очень нравишься. Потому что я тебя хочу.

Последнюю фразу он произнес по-английски: I want you. Так звучало лучше. Прямолинейность высказывания как бы затушевывалась, размазывалась, замутнялась. Но Алису эти лингвистические хитрости не обманули.

– Тогда возьми меня, – предложила она тоже по-английски.

Ее тело прижалось к нему сильнее.

– Ну не здесь же, – смешался Быков.

– Тогда под водой? – Алиса озорно подмигнула. – Завтра? – Видя его смущение, она расхохоталась. – Это была шутка, Дима. Нам придется потерпеть. Но, говорят, ожидание усиливает любовь, так что я даже рада.

– Я тоже, – с облегчением произнес он.

Они еще немного постояли, наслаждаясь обществом друг друга, поболтали о том о сем и разошлись по каютам. Стаут и Ватерман уже спали, койка Леоне пустовала. Укладываясь, Быков подумал, что итальянец, наверное, уединился с Элен в одной из подвесных шлюпок или, возможно, в вышедшей из строя смотровой камере, оставленной на корме. Ревности не было. Чувства, которые Быков испытывал к бывшей любовнице, были умеренно теплыми. Но он понимал, что она его не простила и вряд ли когда-нибудь простит. Отвергнутая женщина злопамятна. Наверняка при случае Элен не преминет поквитаться с Быковым, но дальше язвительных шуток дело не пойдет, тем более после того, как он фактически спас их обоих во время нападения косатки.

С этими мыслями он уснул и видел совершенно мирные, спокойные сны, подброшенные подсознанием, чтобы помочь снять напряжение.

Утро встретило участников экспедиции порывистым ветром и небольшими беспорядочными волнами. Болтанка вызывала неприятные ощущения, и Быков еле дождался, когда настанет их черед.

– Иди сюда, Алиса, – позвал он. – Давай повторим нашу систему сигналов.

Девушка послушно отрепетировала набор жестов, которыми обменивались аквалангисты под водой, а потом заявила:

– Но самый главный знак ты забыл, Дима.

– Какой? – изумился он.

– А вот. – Алиса изобразила пальцами сердечко, как на открытках ко Дню святого Валентина. – Если я сделаю так, что это значит?

– Что? – заинтересовался профессор Заводюк, неслышно подошедший сзади.

Его белая шевелюра колыхалась на ветру так сильно, что, казалось, сейчас будет унесена, словно пушистые семена одуванчика.

Пальцы Алисы стремительно изменили конфигурацию.

– Я показываю Диме манту, – соврала она, не моргнув глазом. – На случай, если они опять появятся.

– А так будет косатка, – предложил профессор, выставив ладонь с вертикально поднятым большим пальцем. – Похоже?

– Очень, – пробормотала побледневшая Алиса.

– Она давно уплыла, – принялся успокаивать ее Быков. – Косатки крайне редко охотятся в одиночку.

– Думаешь, ты меня обрадовал? А вдруг они заявятся к нам в гости стаей?

Профессор Заводюк окинул взглядом волнующееся море.

– Если хочешь, можем устроить тебе небольшой перерыв.

– Конечно, – поддакнул Быков. – Я вполне справлюсь один.

– Не выдумывай! – одернула его Алиса голосом матери, выговаривающей малышу, сморозившему глупость. – Времени в обрез. Вдвоем мы будем работать в два раза быстрее. К тому же у меня предчувствие, что сегодня мы обязательно что-нибудь найдем.

И, как это часто бывает с женщинами, предчувствие ее не обмануло.

По утрам судно немного смещалось вдоль предполагаемого подводного канала, так что каждый раз поиски шли на новом месте. Сегодня, погрузившись в океан, Быков и Алиса обнаружили, что к северу простирается довольно обширный крутой склон, заканчивающийся двадцатиметровой расщелиной, заваленной зелеными валунами и скальными обломками. Ватерман и Стаут, проводившие разведку ранее, ничего о провале не сообщили, значит, искали в другой стороне. И Быков решил попытать счастья. Прежде чем начать спуск, он жестами показал, что намерен сделать это один, а она должна оставаться на привычной и относительно безопасной глубине.

В ответ Алиса отрицательно помотала головой, и ее волосы плавно колыхнулись, повторяя движение. Даже в маске, искажающей черты лица, со шлангом во рту и раздутыми щеками она была чертовски привлекательна. Гидрокостюм облегал ее, как перчатка.

Глядя на девушку, Быков колебался. Он не знал, как подействует на них давление на дне расщелины. Может, не рисковать? Но тогда сюда опустятся Элен с Леоне, а Быкову и так показалось, что за завтраком они смотрели на него с чувством некоторого превосходства. Это ранило самолюбие. И, повисев немного в воде, он решился.

Его палец указал в сторону прожекторов, спущенных с «Пруденс» на тросах, соединенных с проводами внутри резиновых шлангов. Вести осмотр без них было все равно, что искать в вечерних сумерках оброненные ключи. Что-то видно, но большинство деталей скрыто от глаз.

Подхватив прожекторы, Быков и Алиса дружно заработали ластами, приближаясь к провалу. Насколько можно было судить, ничего похожего на пропасть под ними не было. Но бегающие лучи голубого света вырывали из сумрака лишь небольшие участки морского дна. Камни, камни, песчаная прогалина, опять камни…

Ощутив прикосновение, Быков вздрогнул. Алиса с расширившимися под маской глазами вытянула руку, призывая посмотреть туда, куда был направлен ее взгляд. Проследив за ней, Быков не удержался от восторженного мычания.

Внизу, затерявшийся среди валунов, торчал какой-то светлый, почти белый предмет неприродного происхождения. Похоже, это была стела или колонна. Почти наверняка. Вряд ли она была принесена сюда подводным течением. Упала с какого-то корабля, перевозившего строительные материалы? Тоже маловероятно.

Осторожно, чтобы не уронить прожекторы и не запутать провода, Быков и Алиса поплыли туда и зависли метров на тридцать выше таинственной находки. Девушка опять тронула его за предплечье и требовательно сжала пальцы. Быков кивнул и развернулся вниз головой. Алиса повторила его маневр. Медленно и осторожно, освещая путь прожекторами, они начали спуск.

Это оказалась стела. Ее очертания были четкими и прямоугольными. Камень оброс водорослями, но под ними угадывались барельефы или письмена, выполненные печатными буквами.

Приблизившись, аквалангисты не могли не подивиться ее размерам. Стела достигала, пожалуй, пятнадцати метров в длину и у основания была примерно в три человеческих обхвата, постепенно сужаясь к ограненной верхушке. Поверхность ее была покрыта ракушками и изъедена морской солью, но местами хорошо просматривались рельефные изображения людей в остроконечных шлемах и одеждах, напоминающих доходящие до колен рубахи.

Сгорая от нетерпения, Быков показал Алисе, где поставить прожектор, чтобы получше рассмотреть изображение. Длины проводов едва хватило. Это означало, что они находятся чуть ли не на стопятидесятиметровой глубине. Стоило понять это, как давление стало ощущаться сильнее. Впервые за все время погружений Быков четко осознал всю степень опасности, которой они подвергают свои жизни. Случись что на этой глубине, и спасения уже не будет. Сейчас с жизнью их соединяют лишь шланги баллонов. А вдруг резина лопнет? Каково это, если вода ринется внутрь, заполняя легкие и разрывая их в клочья?

Стараясь не поддаваться панике, Быков принялся фотографировать находку, чтобы позже рассмотреть ее во всех деталях в высоком разрешении. Алиса тем временем работала с видеокамерой. Она хотела снять стелу со всех сторон, чтобы дать возможность хорошенько рассмотреть объект тем, кто сейчас находился наверху.

Вышло так, что возле монитора дежурил Леоне, который как раз благодарно принимал чашечку кофе из рук прекрасной Элен, которая словно расцвела после вчерашней ночи. На ее щеках играл румянец, глаза сияли, губы были пунцовыми без всякой помады. Леоне в тысячный раз подумал, что ему очень повезло с этой женщиной. Пылкая, чувственная, раскованная… Конечно, иметь такую жену итальянец не хотел бы. Женщины, столь легко меняющие сексуальных партнеров, не остановятся, пока будут оставаться желанными. Это такой способ самоутверждения или что-то иное?

– Спасибо, милая, – улыбнулся Леоне, отпив глоток. – Ты приготовила замечательный кофе.

– Кофе готовил тот моряк с кривым носом, – сообщила Элен, присаживаясь рядом.

Каюта, в которой они находились, выполняла роль командного пункта и информационного центра одновременно. Она была так набита электронным оборудованием, что места для людей оставалось крайне мало. Колени Элен и Леоне соприкоснулись, вызвав искру желания, мгновенно пробудившую страсть.

– Скорее бы на берег, – хрипло произнес Леоне, беря Элен за руку.

Она наивно округлила глаза:

– Зачем?

– Я хочу привести тебя в отель. С нормальным душем и большой кроватью.

– Зачем? – повторила Элен, пренебрежительно фыркнув. – В полевых условиях гораздо интереснее.

– В той мокрой конуре, где мы были вчера? – удивился Леоне. – Мы там едва поместились.

– Зато были так близко. – Элен встала, мягко высвобождая руку. – Хочешь еще кофе? Я, пожалуй, закажу себе вторую порцию.

Итальянец, бросивший взгляд на монитор, не увидел там ничего, по его мнению, интересного и снова посмотрел на Элен.

– Похоже, тебе не терпится вернуться к кривоносому моряку?

Она расхохоталась, запрокинув голову так, что едва не ударилась затылком о полку.

– Ого! Ты уже ревнуешь, мой друг?

– Я? Ревную? – Леоне пожал плечами. – Это удел не уверенных в себе мужчин.

– А ты, я погляжу, в себе уверен!

Элен сунула большие пальцы за пояс шортов и прищурилась, ожидая ответа. Леоне отвернулся к монитору, глядя, как по экрану проплывает какой-то длинный светлый предмет, обросший серо-зелеными водорослями. Изображение было замутнено клубящимся илом и пузырьками воздуха. Неожиданно Леоне вспомнил, что Быков, находящийся сейчас под водой, тоже был близок с Элен и проделывал с ней все то же самое, если не больше. Приподнятое настроение как рукой сняло.

– Я в себе уверен, – буркнул Леоне.

– Неужели? – усмехнулась Элен. – Рада слышать. Так ты хочешь еще?

Речь, разумеется, шла исключительно о кофе, и Леоне это отлично понял. Он не понял другое: какая сила подняла его с крутящегося кресла и одним махом перенесла к дразнившей его женщине? Его руки обвились вокруг Элен и с силой прижали ее к себе, как будто он превратился в спрута, стремящегося задушить жертву в своих объятиях.

Элен не вырывалась. Она, загадочно улыбаясь, смотрела в глаза Леоне и в этот момент, несмотря на грубоватые черты лица, казалась ему самой красивой, самой желанной женщиной на свете.

– Я хочу еще, – хрипло пробормотал он, не сводя с нее глаз. – Да, Элен, я хочу еще и еще, снова и снова.

– Побереги сердце, Леоне. Избыток кофеина вреден для здоровья.

– При чем тут кофеин? К черту кофе! Иди сюда.

Качнув стол, они сделали несколько неуклюжих шагов, словно намереваясь станцевать танго под звучащую только для этих двоих музыку. Развернув Элен, Леоне прижал ее к стене. Хихикнув, она позволила ему забраться себе в шорты, но тут же сжала его жадную руку. Ее пальцы были сильными и горячими.

– С ума сошел, – прошептала Элен. – Сюда могут войти. Здесь нельзя.

Однако ее смеющиеся глаза говорили: можно. И рука, удерживающая Леоне, как бы случайно запихнула его ладонь глубже, чем он уже себе позволил.

– Что здесь происходит? – прогремело рядом.

Взглянув на дверь, любовники увидели закипающего яростью Заводюка. Белоснежные волосы профессора стояли дыбом, лицо медленно наливалось кровью, губы беззвучно шевелились, пока разум подбирал нужные слова.

– Про… профессор… – пробормотал Леоне, поспешно убирая руки. – Мы ведем наблюдение.

– Наблюдение?

Заводюк недоверчиво уставился на Элен, поправляющую шорты.

– По-моему, эти двое обнаружили что-то любопытное, – нашлась она, указывая на монитор.

Если честно, Элен не видела там ничего необычного, но, похоже, это был единственный способ отвлечь внимание профессора от нее самой и ее груди, которая после возни с Леоном как-то очень уж сильно выпирала под футболкой. Уловка удалась. Отвернувшись, Заводюк буквально прилип к экрану.

На протяжении бесконечно долгой минуты он не отрывал взгляда от изображения, транслировавшегося с океанского дна. Камера раскачивалась и совершала неожиданные повороты, но ил уже осел, поэтому картинка была достаточно четкой.

– Да это же… – не договорив, Заводюк захлебнулся слюной.

Все, на что он был способен, – это указывать трясущимся пальцем на экран.

– Что? Что там? – всполошились Леоне и Элен.

– Колонна… Нет, скорее, стела. Такие устанавливались на центральных площадях в древних…

И снова речь профессора прервалась. С неожиданной силой он схватил итальянца за плечо и подтолкнул к выходу:

– Наверх! Бегом! Найди мистера Джеллоу и попроси его спустить второй якорь. Если нас отнесет в сторону и мы потеряем это место, я себе этого не прощу.

Не задавая лишних вопросов, Леоне одним прыжком покинул каюту. Прислушиваясь к топоту его ног, пересчитывающих ступеньки трапа, Элен подошла к профессору вплотную и деликатно отодвинула его плечом, освобождая себе место для просмотра.

– Человечки… – пробормотала она. – Солдаты? У них на головах колпаки.

– Шлемы, – коротко поправил ее Заводюк. – Насколько я могу судить, они отличаются по форме от тех, что носили воины Месопотамии или Киевской Руси. Несколько выше и немного отогнуты назад. А мечи короткие, как у римлян. Черт побери, я почти уверен, что мы нашли первое подтверждение существования Атлантиды! – Заводюк едва не сел мимо кресла. – Ну что ты крутишь! – завопил он неожиданно. – Подержи ровно хотя бы минуту!

Элен вздрогнула и отпрянула, но потом сообразила, что профессор обращается к своей внучке, снимающей стелу.

Алиса и рада была бы зафиксировать изображение, но никак не могла удержаться на месте. Словно чтобы не позволить девушке осуществить задуманное, подводное течение постоянно сносило ее и плавно покачивало, как новогоднюю игрушку на сквозняке. Это раздражало. Стоило Алисе подплыть ближе, как ее мягко влекло прочь, а работать ластами слишком энергично было нельзя, чтобы не замутить воду донным илом.

Быкову было проще, потому что он делал застывшие снимки, на качестве которых вынужденные перемещения никак не отражались. Девушка же была слишком неопытной, чтобы сопротивляться течению. Но Быков знал, что после них в океан погрузятся Ватерман и Стаут, которым к такому не привыкать. Кроме того, если бы не течение, образующее здесь что-то вроде медленного водоворота, стелу давно бы занесло песком и илом.

Алиса в очередной раз развернулась и сделала новую попытку снять крупный план. Теперь она решила действовать хитрее. Одной рукой она ухватилась за каменную грань, а второй направила на нее объектив. Ей удалось поймать в кадр человеческое лицо с глазом на лбу и пройтись камерой вдоль едва различимых письмен, начертанных крупными, почти прямоугольными буквами. Затем пальцы девушки скользнули по водорослям и ее повлекло прочь.

Чтобы преодолеть силу течения, пришлось немного снизиться и запустить руку под камень. Дрейф сразу прекратился. Тогда ободренная успехом Алиса подсунула под камень ступню в ласте. Промоина оказалась достаточно просторной, чтобы нога погрузилась туда по колено. Как только это было сделано, Алисе удалось взять камеру обеими руками.

Довольный ее находчивостью, Быков показал большой палец, а потом красноречиво постучал по циферблату часов, давая понять, что им пора подниматься. Алиса выбросила перед собой два пальца. Она имела в виду, что просит задержаться на пару минут, а получилось очень похоже на знак победы в виде латинской буквы «V».

Невольно усмехнувшись, Быков кивнул. Ему нравилось работать с этой девушкой в паре. Возможно, ей недоставало профессионализма Элен, но она компенсировала свою неопытность упорством и энтузиазмом, которые вместе давали блестящий результат.

Быков направил объектив на Алису, чтобы заснять ее за работой, и в этот момент ее лицо исказилось, а глаза округлились то ли от боли, то ли от изумления. Ее рот опасно приоткрылся, выпустив в подводный сумрак целый каскад серебристых пузырьков. Оставив фотоаппарат болтаться на ремне, Быков устремился к девушке.

Она дергалась и раскачивалась, стараясь вытащить ногу из-под каменной махины, но что-то ее там удерживало. Видеокамера выпала из рук Алисы, когда она, извиваясь всем телом, уперлась ладонями в стелу.

Неужели нога застряла? Только этого не хватало! Нужно было освободить девушку как можно быстрее, потому что запасы кислородной смеси подходили к концу, а им еще предстояло долгое всплытие.

Схватив Алису за ногу чуть выше колена, Быков принялся помогать ей, стараясь не делать слишком резких движений. Она тоже удвоила усилия, и через несколько секунд ловушка начала мало-помалу отпускать свою жертву.

Извлеченная из-под камня нога выглядела пугающе: казалось, ее покрывает чудовищная, лоснящаяся и шевелящаяся опухоль.

Перелом? Нет, не похоже.

То, что Быков принял за опухоль, оказалось скрученным в плотный узел туловищем мурены, которая мертвой хваткой вцепилась в ногу Алисы. К счастью, зубы хищницы ухватили не саму ступню, а ласту. Но она, извиваясь, словно змея, перебирала челюстями, зажевывая резину и стремясь добраться до вожделенной плоти.

Не раздумывая, Быков развернулся вниз головой и схватил тварь за шею, там, где она не могла достать его зубами. Но мурена даже не подумала выпустить жертву. Не ослабляя хватки, она продолжала неистово извиваться, вырываясь из рук Быкова, и ему никак не удавалось ухватить ее скользкое, мускулистое тело покрепче.

Увидев, какое чудище к ней прицепилось, Алиса запаниковала. Она лихорадочно размахивала руками, задевая Быкова, и чуть не сорвала с него маску.

Сплетясь в беспорядочный клубок, окутанный бурлящими пузырьками, все трое постепенно отдалялись от стелы. Быкову было уже не до загадочных надписей и рисунков. Свободной рукой он колотил рыбину по голове, хотя удары в воде получались слишком слабыми, чтобы оглушить ее.

В какой-то момент Быкову показалось, что он одерживает победу. Неожиданно, разжав челюсти, мурена попыталась цапнуть молотящий ее кулак. Быков вовремя отдернул руку, избежав соприкосновения с длинными, загнутыми назад зубами. Но вслед за этим, вместо того чтобы оставить людей в покое, мурена завязалась на ноге девушки в новый причудливый узел и, используя собственное туловище в качестве прикрытия, разинула пасть.

Пришлось срочно атаковать ее снова, потому что мурена решала, против кого обратить свою ярость. Если бы Быков оставил ее в покое, она бы неминуемо вонзила зубы в ногу барахтающейся Алисы. Судя по лохмотьям, в которые превратилась ласта, пары укусов хватило бы, чтобы навсегда превратить девушку в калеку или даже убить болевым шоком.

Каждый раз, когда Быков пытался нанести удар по голове темно-зеленой хищницы, та встречала его широко открытой пастью, напоминающей черную дыру, окаймленную зазубринами. Попади туда рука – и прощай пальцы!

Пренебрегая опасностью, Быков вторично схватил мурену за шею позади головы. В пылу схватки он не заметил, как острые зубы поранили его ладонь, и теперь кровь струилась из прокушенной перчатки подобно зеленоватому дыму. Алиса тоже вцепилась в тело рыбы, делая отчаянные попытки избавиться от живого узла на своей ноге. Этим она только мешала Быкову, а времени для подъема оставалось все меньше.

Злясь на девушку, Быков негодующе замычал и замотал головой. Она поняла и поспешно убрала руку. Быков сорвал с ремня фотоаппарат и нанес несколько точных ударов по голове мурены. Он уже не надеялся оглушить ее, лишь стремился вынудить распахнуть пасть пошире. Как только цель была достигнута, фотоаппарат был буквально вколочен в ненасытную глотку вместе с несколькими сломанными зубами.

Боль и неожиданная помеха в пасти ошеломила хищницу настолько, что ее туловище расплелось в судорожно извивающуюся ленту. Не теряя ни секунды, Быков подхватил Алису под руки и бешено заработал ластами. Опомнившись, она перестала висеть на нем мертвым грузом и тоже начала двигать ногами, облегчая подъем.

Бросая взгляды вниз, Быков не успокоился до тех пор, пока змееподобная тварь не пропала в фиолетовой мути. Тогда он задрал голову и поискал глазами днище «Пруденс», но вверху расстилалась только гладкая зеркальная пустыня, по которой пробегала солнечная рябь. Во время схватки течение успело отнести их в сторону. Не смертельно, но неприятно. Сил, как и воздуха в баллонах, оставалось в обрез.

Никто наверху не обращал внимания на время. Все члены экспедиции и присоединившийся к ним капитан Джеллоу набились в центр видеонаблюдения, завороженно следя за происходящим на экране. Непонятно было, как все эти люди уместились в небольшой каюте, но так оно и было. Правда, Леоне пришлось забраться на стул, а потерявший обычную невозмутимость Ватерман вообще устроился на столе, но места всем хватило.

Размытое изображение стелы произвело гипнотический эффект. Глаза у собравшихся округлились, рты открылись, кулаки нервно сжались.

– Наконец-то… – приговаривал Стаут, потирая ладони. – На этот раз вам, господа атланты, не спрятаться.

– Глазам своим не верю, – признался Ватерман и столкнул со стола какой-то навигационный прибор.

– Осторожнее! – предупредил профессор, но головы не повернул, боясь пропустить что-нибудь существенное.

Некоторое время монитор исправно показывал четкий крупный план каменной грани с двумя буквами, напоминающими «Н» и «М». Потом изображение задергалось, заплясало. Стела исчезла из кадра. Вместо нее камера выхватывала то фрагмент дна, то водяную толщу с плавающими в ней обрывками водорослей.

– Там что-то происходит! – заволновалась Элен.

– Они просто меняют местоположение, – решил Ватерман. – Держу пари, сейчас мы увидим нечто еще более любопытное.

– Молодец, Алиса, молодец, внучка! – бормотал Заводюк. – Я знал, что ты не подведешь.

– Ну, что там у вас, что?

Нетерпение усиливалось с каждой секундой. Дышать в каюте было уже нечем, но об этом никто не беспокоился. Всем не терпелось увидеть продолжение.

А камера то клевала в песок на дне, то взмывала вверх, ловя какие-то лохмотья, хлопья, пузыри и беспорядочно двигающиеся конечности.

– Вода светлеет, – заметил Ватерман и, растолкав присутствующих, спрыгнул на пол. – Они всплывают. И как-то очень странно всплывают…

Зрители столь внезапно оборвавшегося видеосеанса бросились наверх. Бегая от борта к борту, они смотрели на лениво колышущиеся волны, гадая, с какой стороны судна вынырнут Алиса и Быков.

А эти двое уже были на поверхности, только совсем не там, где искали их взгляды товарищей.

Быков изнемогал, из последних сил удерживая голову Алисы над волнами. Она была без сознания, лишившись чувств то ли от удушья, то ли от пережитого стресса, то ли от слишком резкого перепада давления. В любом случае плыть самостоятельно девушка не могла, а Быков был не в состоянии преодолеть напор волн, которые плавно и медленно, но верно относили их все дальше от «Диэ Пруденс». Расстояние было пока небольшим, однако аквалангисты находились в зоне солнечных бликов и были не видны с палубы. Никто не догадался осмотреть море в бинокль, все искали их значительно ближе, чем они оказались после того, как побывали во власти подводного течения, а потом и океанской зыби.

Пару раз Быков порывался помахать свободной рукой, но оставил это занятие после того, как упустил Алису и она погрузилась в воду с головой. Пришлось делать ей искусственное дыхание рот в рот. Девушка открыла глаза, но потом они закатились и скрылись под сомкнувшимися веками.

Спасение, как это часто бывает, пришло оттуда, откуда его никто не ждал.

Пока члены экспедиции и моряки метались по палубе, лишь один человек на «Пруденс» сохранял спокойствие. Это был восемнадцатилетний Гарри Дункан, самый молодой матрос команды, занятый собственными переживаниями.

Тщательно скрываемый недуг одолевал его. Морская болезнь – явление постыдное для моряка.

Качка была небольшой, но и этого оказалось достаточно, чтобы внутри Гарри поднимались и опускались волны изматывающей тошноты. На два-три дня он и думать забыл о проклятой морской болезни, однако сегодня она вернулась и взялась за молодого человека с новыми силами.

Виной тому была вчерашняя попойка, завершившаяся тягостным утренним похмельем. Ситуацию усугубила вонь рыбьих потрохов, в которых по команде кока ковырялся Гарри. Этот смрад проникал в него с каждым вдохом, вызывая приступы желчи. Ее едкий вкус ощущался уже не только в горле, но и во рту. Еще немного и…

Гарри слегка полоснул себя ножом, облепленным чешуей, по бедру. Это дало передышку, но лишь временную, надо полагать.

Казалось бы, чего проще: перегнись через леер и дай выход всей гадости, что накопилась внутри. Но нет, нельзя. Товарищи засмеют, а потом будут рассказывать девушкам, как Гарри Дункан скармливал завтрак морю. И не бывать ему после этого морским волком, потому что смешки будут преследовать его до конца дней.

Проглотив отвратительно теплую желчь, он сделал несколько глубоких вдохов, с тоской глядя слезящимися глазами в небо. Может, удастся незаметно срыгнуть, пока все суетятся и не обращают на него внимания? Нет, кто-нибудь обязательно смотрит в его сторону, как будто дожидаясь, когда же можно будет поднять опозорившегося матроса на смех.

Черт бы их всех подрал!

Пересиливая себя, Гарри опустил взгляд на рыбу. Три тушки он уже очистил и выпотрошил, осталось всего в два раза больше… Всего! Да они никогда не закончатся, эти вонючие рыбины! И какому придурку пришла в голову идея порыбачить с утра пораньше? Знал бы, убил. Вот этим самым ножом, перепачканным слизью!

Гарри сцепил зубы и снова принялся за работу. Чайки кружили над его поникшей головой, издавая нетерпеливые истошные вопли. Ждали, когда он закончит дело и вывалит рыбьи потроха в воду.

Мимо прошел капитан, бросив на ходу, что потом Гарри должен как следует вымыть скользкую от крови палубу. Кивнув, парень достал из сетки очередную рыбину. Не обращая внимания на ее судорожно открывающийся рот, он вскрыл жабры, вспорол брюхо от глотки до хвоста, вытащил потроха и, бросив мрачный взгляд на чаек, швырнул их за транец.

Птицы спикировали одновременно со взмахом его руки. Две из них подхватили на лету один кусок потрохов и, вопя, потащили в разные стороны. Неизвестно почему, но это усилило рвотные позывы. Шлепнув рыбой о доски, Гарри полез на крышу рубки.

Скорей, скорей! Наверх! Подальше от этой вони и слизи! Сейчас его как следует обдует ветром и он наконец придет в себя.

Широко расставив ноги, Гарри принялся жадно хватать ртом воздух. На третьем или четвертом вдохе он замер и уставился туда, где среди слепящих переливов сверкающих на солнце волн заметил темное пятнышко.

– Люди за бортом! – закричал он.

И голос его был услышан теми, кто находился внизу.

 

Глава 5

Золотой шанс

Следующий день прошел в вынужденном безделье. Матросы наслаждались отдыхом, исследователи откровенно маялись. Подводные поиски, проводившиеся после экстренного всплытия Быкова и Алисы, не дали никаких результатов. В этом винили штурмана, который самовольно снял судно с якоря и направил его к аквалангистам. Однако никто, включая капитана, в открытую его не упрекал. Ведь спуск шлюпки на воду занял бы время, которого катастрофически не хватало.

Быков уже тонул, когда пришло спасение. Его довелось тащить, как и бесчувственную девушку. Конечно, он вырывался из рук Леоне и Элен, твердя, что справится сам, однако, поднимаясь по сброшенному трапу, едва снова не свалился в воду.

Что касается Алисы, то ее вытаскивали с помощью каната, обвязанного под мышками. Спасательную операцию проделали Стаут и Ватерман, работавшие привычно и споро.

Девушка пришла в себя после энергичного массажа грудной клетки, сделанного Элен. Первым, что она сказала, когда открыла глаза, было:

– Где Дима?

– Здесь, здесь, – отозвался Быков, присевший рядом.

– Что с моей ногой?

Оттолкнув руки, удерживавшие ее, Алиса села.

– Все в порядке с твоей ногой, – заверила ее Элен. – Танцевать будешь. – Усмехнувшись, она бросила многозначительный взгляд на Быкова. – И не только танцевать.

– Не стыдно? – упрекнул он.

– Мне нечего стыдиться, – парировала она. – А тебе?

Быков мог бы ответить, что они с Алисой под водой не развлекались, а работали, но промолчал, не желая, чтобы этот обмен колкостями был замечен окружающими.

Уже вечером, когда стало ясно, что кризис миновал, Быков зашел проведать Алису. Элен, к счастью, любезничала где-то с новым избранником.

– Как ты? – спросил он, осторожно опускаясь на табурет между двухъярусной койкой и столом-недомерком.

– Уже хорошо, – заверила его Алиса. – Завтра все пройдет. Опять поныряем.

– Там видно будет. Посмотрим на твое самочувствие утром.

– Нормальное будет самочувствие, – решительно заявила Алиса. – Если ты хочешь под этим предлогом избавиться от меня, то напрасно.

– Ничего я не хочу.

Это было ложью. Как минимум одно желание преследовало его постоянно. Ему хотелось остаться с Алисой наедине. Не в каюте, куда могли в любой момент войти. Вообще не на корабле. Где-нибудь далеко-далеко. Подальше от людей и даже от Атлантиды.

После случая с муреной Быков в очередной раз пришел к выводу, что подводные приключения не для него. Он так и не научился получать удовольствие от дайвинга. Постоянное осознание того, что он находится на огромной глубине, было подобно давлению, которое Быков там испытывал. С ним удавалось смириться, но не сродниться. Это беспокоило его даже сильнее, чем опасности, подстерегающие подводных путешественников.

– Я даже не поблагодарила тебя, – тихо сказала Алиса, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

– Пустяки, – отмахнулся Быков.

– Нет, не пустяки. Ты спас мне жизнь.

– Хорошо, что мурена оказалась не очень большой.

– Мне она показалась огромной, – призналась Алиса. – И я боялась, что останусь без ноги. Ты бы меня тогда бросил, да, Дима?

– Нет, конечно, – выдавил он из себя.

А на самом деле? Сохранилось бы в его сердце чувство к безногой девушке? Любовь – явление непредсказуемое. Сегодня ты жизнь готов отдать за любимого человека, а завтра смотришь на него, как на чужого, и томишься в его присутствии. Такое с Быковым случалось. Вот почему он не спешил с пылкими признаниями в любви. Этим вечером Алиса выглядела совсем еще девочкой, и он, большой, далеко не молодой мужчина, примостившийся на табурете, испытывал сильнейшее раскаяние. Уже за одни только мысли, которые нет-нет да и возникали в его голове.

– Нашли стелу? – спросила Алиса, видя, что беседа снова зашла в тупик.

Ее руки поверх одеяла трогательно выглядывали из колокольчиков рукавов голубой байковой рубашки.

– Пока нет, – качнул головой Быков. – Там течение было, помнишь? А «Пруденс» сдвинулась с места, несмотря на приказ Заводюка.

– Влетело мистеру Джеллоу? – участливо спросила Алиса.

– Обошлось. Штурман ведь тебя спасал… нас. Твой дед по этому поводу даже слова не сказал.

– Да, он меня любит. А ты?

Быков раздвинул усы в улыбке, которой не поверил бы не то что Станиславский, но даже маленький ребенок.

– Я же не отдал тебя на растерзание мурене, – отделался он шуткой.

– Я все равно не успокоюсь, пока ты не ответишь на вопрос прямо, – предупредила Алиса.

Это означало, что Быков получил некоторую передышку. Он вернул усы в обычное положение, поднялся с табурета и пожелал девушке скорейшего выздоровления.

– А спокойной ночи? – прищурилась она.

– Спокойной ночи, – неуверенно пробормотал он в предчувствии того, что произойдет дальше.

– А поцеловать? – спросила Алиса капризно.

Пришлось исполнить ее пожелание. Больных ведь принято баловать. Им нельзя отказывать. Даже если поцелуй получается очень уж затяжным, а за ним следуют еще два или три.

Слегка обалдевший Быков пробирался по тесному коридорчику, стремясь поскорее выбраться на свежий воздух, когда его остановил голос, прозвучавший из открытой двери отдельной профессорской каюты:

– Мистер Быков?

Обычно профессор обращался ко всем по имени, так что это было настораживающим фактом. А что, если старик заглянул в каюту внучки и увидел, что там происходило? Моментально покраснев, Быков явился на зов.

– Слушаю, профессор.

Заводюк, полностью одетый, сидел за письменным столом, освещенным небольшой лампой. Его лицо, утопающее с одной стороны в густой тени, казалось более старым, чем обычно. Выпуклый лоб под седыми волосами блестел, как будто натертый маслом. Руки с проступившими венами нервно вертели линейку, которая попала в них явно случайно, без ведома хозяина.

– Садитесь, пожалуйста, мистер Быков.

Заводюк указал линейкой на привинченный к полу стульчик.

Оставалось только подчиниться.

– Почему так официально? – спросил Быков, догадываясь, каким примерно будет ответ.

– Потому что разговор будет официальным, – сказал Заводюк.

Мысли в голове Быкова метались, как тараканы, застигнутые ярким светом на кухонном полу. Одни туда, другие сюда, третьи просто по кругу. Что ответить старику, если он заведет разговор о внучке? Пообещать жениться на ней? Но разве Быков действительно вынашивает такие планы? Жених из него никакой, а муж и подавно. Черт, и вообще, при чем тут женитьба? Почему люди не могут проявлять чувства без всяких формальностей?

– Вам сколько лет, простите за нескромный вопрос? – продолжал Заводюк, не переставая упражняться со своей дурацкой линейкой.

Хотелось вырвать ее у него из рук и забросить куда-нибудь подальше.

– Тридцать девять, – ответил Быков, не уточняя, что до сорокалетия ему осталось совсем немного.

– Моей внучке девятнадцать.

– Почти двадцать.

– Нет, пока только девятнадцать, – не уступал Заводюк.

– Да. Гм… – Быков пожал плечами не потому, что ему так хотелось, а потому что не знал, что еще сделать под пристальным профессорским взглядом.

– Вы на двадцать лет старше, Дима.

Хотя бы уже не «мистер», и то хорошо.

– Я не отрицаю. – Быков опять пожал плечами. – Но в наше время понятие возраста весьма относительно. Девушки взрослеют рано, мужчины стареют поздно и…

Он был даже рад тому, что Заводюк его перебил, потому что не знал, как закончить свою тираду.

– Время – понятие относительное, согласен, – сказал Заводюк. – С Эйнштейном не поспоришь. Но возраст…

Он значительно постучал линейкой по столу. Быков проследил за ней мрачным взглядом.

– Вы хотите сказать, – начал он, – хотите сказать, что нам нельзя… что мне и Алисе лучше не…

– Именно! – вскричал Заводюк и наконец бросил проклятую линейку на стол. – Я хочу попросить вас как мужчину взрослого и ответственного, чтобы впредь вы обходились без услуг моей внучки…

Слово «услуги» покоробило Быкова.

– Услуги? – переспросил он, страдальчески морщась. – Вы говорите так, будто… будто я… мы…

– Да что ты сегодня все мямлишь, Дима? – недовольно спросил Заводюк. – Впрочем, тебе простительно. После таких испытаний. – Он взял линейку и переложил ее подальше. – Сегодняшний случай открыл мне глаза. Я больше не допущу, чтобы моя девочка подвергалась такой опасности.

Поникшая голова Быкова резко поднялась.

– По-вашему, я опасен? – довольно надменно поинтересовался он.

– Ты? – Глаза Заводюка недоуменно вытаращились. – Я говорю об этой ужасной пиранье, которая набросилась на Алису.

Быкову показалось, что лампу на столе заменили на куда более яркую.

– Это была мурена, – поправил он.

– Хорошо. Это была мурена. Нет, не хорошо. Это плохо! Это очень плохо! Алиса моя единственная внучка. Отныне ей нечего делать под водой.

– А она согласится отсиживаться наверху, пока другие будут искать? – осторожно спросил Быков.

– Ты должен ее убедить. – Заводюк направил палец на собеседника, словно собираясь расстрелять его в упор. – Для этого я тебя и позвал. Ты ее лучший друг, старший друг. Кому же, как не тебе, повлиять на девочку?

– В принципе, я мог бы обойтись без напарника.

– Вот и отлично! Значит, договорились?

– Не знаю, послушает ли меня Алиса… – Быков запустил пальцы в кудри. – Мне кажется, вы могли бы ей просто запретить. Как начальник экспедиции.

– Нет-нет! – испуганно вскричал профессор, выставляя перед собой раскрытые ладони. – Алиса замечательная девочка, но характер у нее трудный. Когда ей что-нибудь запрещают, она непременно добивается своего. Особенно когда запрещают. Поэтому действовать будем иначе. Нужна мягкая сила.

Быков не знал, обладает ли этой самой пресловутой мягкой силой. Не испытывал он и уверенности в том, что сумеет отговорить Алису от участия в подводных экспедициях. Однако облегчение, охватившее его после того, как тема беседы с профессором окончательно прояснилась, было сродни эйфории, и он согласился.

Утром решимости у Быкова поубавилось. Он не представлял себе, как подступиться к Алисе с этим разговором. И тут, словно давая ему время на раскачку, в события вмешалась Природа.

Поднявшись на палубу с первыми лучами солнца, Быков ощутил отвратительное зловоние и очень скоро определил, что ветер доносит до него запах разлагающейся плоти. Молодой матрос с бледным, как у покойника, лицом стоял на носу, вцепившись в поручни.

– Откуда эта вонь, приятель? – спросил Быков.

Вместо того чтобы ответить, парень поспешно перегнулся через борт и выпустил в воду мощную мутную струю.

– Не говори никому, – попросил он, когда приступ тошноты закончился.

– Хорошо, – согласился Быков.

Поначалу он решил, что воздух портил запах рвоты, но, бросив взгляд вдаль, увидел непривычно большую стаю чаек над огромным продолговатым предметом, темнеющим над волнами.

– Кит, – пояснил парень, проследивший за направлением взгляда Быкова. – Дохлый. Его прямо на нас гонит. И ветер в нашу сторону, как назло.

– Нужно уступить ему дорогу, а потом вернуться.

– Кэп так и собирался поступить, но ваш босс ему запретил. Не доверяет приборам. Боится, что если сняться с якоря опять, то вы потом свой камень вообще не найдете.

– Найдем, – уверенно произнес Быков.

Они поболтали еще немного. Парня звали Гарри. Он похвастался, что первым обнаружил Быкова и Алису, когда те всплыли так далеко от «Пруденс». Изъявления благодарности он встретил с кислой миной и опять склонился над водой. Для Гарри это была последняя возможность расслабиться, потому что вскоре на носу собрались почти все члены экипажа.

– Ох и воняет, – пожаловалась Элен, зажимая нос.

Стаут усиленно дымил трубкой, окружая себя клубами ароматного табака. Профессор Заводюк дышал сквозь рубашку, которой прикрыл нижнюю часть лица.

Как назло, разлагающаяся туша остановилась метрах в ста от судна, упорно отказываясь дрейфовать дальше. Солнце поднималось все выше, смрад делался все нестерпимее, но ничего поделать с этим было нельзя. Более того, к разочарованию исследователей, пришлось отменить погружения, потому что пространство вокруг кита буквально кишело акулами. Самые прожорливые с плеском выпрыгивали из воды, чтобы отхватить зубами кусок нетронутой плоти.

Вокруг массивной головы кита, словно саван, колыхались рыбацкие сети, в которых он, видимо, и запутался.

– Задушил себя, – определил невозмутимый капитан Джеллоу. – Или сети зацепились за что-то и не позволили горбачу вовремя всплыть, чтобы набрать воздуха. Предлагаю отойти на пару кабельтовых. – Он посмотрел на Заводюка. – Гарантирую, что мы вернемся обратно с погрешностью в десять-двадцать ярдов.

– Нет, – отрезал профессор, с ненавистью глядя на резвящихся хищниц.

Их не становилось меньше, даже наоборот. Дармовое угощение привлекло целые орды зубастых тварей. Ближе к полудню среди них появился настоящий гигант – белая акула. Беременная, как определили моряки, когда рыбина продемонстрировала вздутое брюхо, перевернувшись на бок, чтобы было сподручнее атаковать тушу, покрытую розовыми надкусами.

– Она ранена! – воскликнула Алиса. – Я видела надрез у нее на животе.

– Это половая щель, девочка, – проинформировал ее Стаут. – Профессор, – повернулся он к Заводюку, – если не ошибаюсь, у нас есть некоторое количество взрывчатки. Давайте забросаем эту компанию самодельными бомбами. Берусь за изготовление и обеспечение безопасности.

– Хочешь привлечь сюда отряд экологов, Стюарт? – поинтересовался Ватерман, гнусавя из-за нежелания дышать носом. – Тогда на нашей экспедиции можно ставить крест.

– Откуда они узнают? – возразил Стаут.

– Плохие вести разносятся быстро. В отличие от хороших.

– Нет, экологи нам тут ни к чему, – решил Заводюк.

– Тогда давайте отстреливать акул, – предложила Элен, успевшая сбросить с себя все, кроме купальника.

Матросы дружно уставились на нее с таким видом, словно готовы были в любой момент превратиться в голодных акул, жаждущих отведать плоти.

– Карабины у нас есть, – задумчиво кивнул Ватерман. – Спустим на воду шлюпку и…

– И добавим к рациону несколько свежих туш, – перебил его Быков. – Нет, это никуда не годится.

Профессор посмотрел на него с надеждой:

– Тогда как нам поступить, Дима? Этот кит может плавать здесь еще очень долго, а внизу нас ждет Атлантида. Задержка сводит меня с ума!

Быков повернулся к экипажу, продолжающему откровенно пялиться на белый купальник Элен.

– «Кошка» у вас есть? Это такая… – Он развел руками. – Алиса, как будет по-английски «кошка»? Это такая штука с острыми лапами…

Объяснения заняли достаточно долгое время, но наконец матросы закивали, оживленно жестикулируя и выражая одобрение идее, осенившей пассажира, от которого никто не ожидал подобной смекалки.

Быков лично принял участие в операции. Он и Стаут подплыли к китовой туше и после нескольких неудачных попыток сумели зацепить ее «кошкой», обвязанной прочным нейлоновым тросом. Буксировка заняла часа полтора. Было непросто сдвинуть гниющего кита с места, но потом на помощь пришла сила инерции. Направление движения задавал Стаут, сначала направивший лодку на север, а потом, когда «Пруденс» практически исчезла из виду, поплывший против ветра. Таким образом, зловоние стало относить назад и мужчины наконец получили возможность дышать полной грудью.

Несколько раз совсем рядом проплывали акулы, а одна даже предприняла безуспешную попытку атаковать моторку. Когда ее черный глаз, полный тупой, бессмысленной, иррациональной злобы, уставился на Быкова, он невольно подумал о том, каким трудным и смертельно опасным был путь человечества, прежде чем оно сумело отгородиться от природы стенами цивилизации. Но насколько прочны и надежны они, эти стены? Что станет с ними, если вдруг, например, выйдет из строя электронная система Земли? И каково бы пришлось людям, окажись они лицом к лицу с хищниками, непогодой, необходимостью искать пропитание, болезнями? Насколько успешной могла бы быть борьба за существование теперь, когда большинство первобытных навыков утрачены?

Из задумчивости его вывел голос Стаута:

– Все, достаточно. Отвязывай трос, Дима.

Быков подчинился. Потом Стаут неожиданно спросил:

– Скажи, Дима, ты какой гонорар себе оговорил?

– Гонорар? – удивился Быков. – Наверное, такой же, как у всех.

– Ты не читал контракт?

– Признаться, нет.

Стаут усмехнулся, качая головой. Пока они плавали, он успел раздеться до трусов, чтобы подставить солнцу свое и без того бронзовое тело. В присутствии почти голого мужчины Быков чувствовал себя довольно скованно, как случалось всегда, когда он оказывался в раздевалке, спортивном зале или сауне.

– Да, – протянул британец, – не зря про твоих соотечественников говорят, что они…

Он замялся.

Чувство неловкости оставило Быкова как по мановению волшебной палочки.

– Говорят что? – спросил он с нажимом.

– Ну, например, что вы не обладаете деловой хваткой, – сказал Стаут, явно жалея о вырвавшейся фразе.

– Обладаем, – заверил его Быков. – Просто я не всегда и не во всем ищу выгоду. Деньги для меня не лишнее, но в данном случае они для меня не главное. И потом, если мы докажем существование Атлантиды, для всех нас откроется рог изобилия. Разве не так?

– Так, Дима, так. Успокойся.

– Я совершенно спокоен.

– Только веко подергивается, – усмехнулся Стаут, завел мотор, развернул лодку и повысил голос, чтобы перекричать механический рокот и шум встречного ветра: – Я не имею ничего против тебя и твоих соотечественников. Более того, ты мне нравишься, Дима.

Слышать это признание от мускулистого атлета в трусах было не так приятно, как, скажем, если бы оно прозвучало от аналогично одетой женщины, и Быков поспешил сменить тему разговора.

– Я профессиональный фотограф, не забывай, – сказал он, подставляя лицо освежающему ветру. – Моя работа здесь окупится в любом случае.

Тут Быков вспомнил о фотоаппарате, утерянном во время схватки с муреной, и помрачнел. Множество отличных снимков пропали даром. А может, удастся найти камеру и реанимировать ее электронную память?

Стаут молчал, держа штурвал и улыбаясь собственным мыслям, предоставляя ветру трепать свою шевелюру. Его участие в экспедиции тоже должно было окупиться. Скорей бы под воду, чтобы отыскать ту стелу…

– Мы счастливые мужчины, Дима! – крикнул он через плечо. – Настоящие искатели приключений!

Быков улыбнулся, хотя ему было не до веселья. Предстоящий разговор с Алисой тяготил его все сильнее. В душе он был полностью согласен с профессором, стремящимся оградить внучку от опасностей, но, с другой стороны, живо представлял себе, что почувствует девушка, если ей предложат отсиживаться на палубе.

Он был приятно удивлен, поняв, что ошибся. Услышав от Быкова, что ей… э-э… следует хорошенько отдохнуть и набраться сил, прежде чем… э-э… продолжить занятия дайвингом, девушка кивнула.

– Да, Дима. Я сама думала об этом. Знаешь, когда я смотрю на воду и думаю о том, что опять придется туда нырять, у меня все внутри переворачивается. Мурена здорово меня напугала.

– Вот и хорошо, – брякнул Быков. – То есть я хотел сказать, что это правильное решение. Океан полон всевозможных монстров. Никогда не знаешь, на кого натолкнешься…

Кажется, он перестарался с описанием ужасов, подстерегающих их под водой. По лицу Алисы пробежала тень тревоги.

– Но и тебе туда тоже нельзя! – тут же воскликнула она. – Давай бросим все и уедем отсюда.

– Как? – оторопел он. – Бросим Атлантиду?

– У тебя буду я!

Наивная девушка полагала, что мужчине достаточно обладать одной женщиной, чтобы удовлетвориться этим и не претендовать – хотя бы мысленно! – на нечто большее. Что он готов просидеть всю оставшуюся жизнь, перебирая ее волосы или любуясь ее изящными чертами. Она была молода, хороша собой и думала, что этого достаточно. Отказываешься от амбиций – получаешь Алису.

– Я не вправе так поступить, Алиса, – произнес Быков, подпустив в тон печальных, даже драматических ноток.

– Почему? – удивилась она.

– У меня подписан контракт…

– Я поговорю с дедушкой, – поспешила заверить Алиса.

Она все еще не осознавала, что ее предложение неприемлемо.

– Нет, – возразил Быков. – У нас была и устная договоренность. Я не могу просто так взять и забрать свое слово.

Они сидели на корме, используя в качестве дивана оборудование, зачехленное в брезент. Солнце стояло высоко, и океан приобрел темно-синюю окраску, резко контрастирующую с голубым небом и плывущими по нему белоснежными облаками.

– Какие глупости! – воскликнула Алиса. – Bullshit!

– Это не чушь собачья, как ты изволила выразиться, – холодно возразил Быков. – Для меня это крайне важно. У меня есть принципы, и я им следую.

Она подняла на него недоверчивый взгляд:

– Зачем?

– Чтобы оставаться собой. Иначе это буду уже не я, а кто-то другой.

Алиса подумала немного и кивнула:

– Понимаю, Дима. Как и все мужчины, ты мечтаешь о славе и не хочешь отказываться от нее.

Быков не стал протестовать против подобной трактовки. В конце концов, для него было важно добиться поставленной цели, а словесный фон не имел особого значения.

– Договорились, Алиса? – спросил он, беря ее за руку.

– О чем? – тихо спросила она.

– Мы остаемся на корабле. Я продолжу подводные поиски, а ты займешься чем-то другим. Скоро работы будет гораздо больше. Появится много находок, их нужно будет фотографировать, классифицировать… Это очень важно, Алиса.

– Ты говоришь со мной как с маленькой девочкой.

«А ты и есть девочка», – хотел сказать Быков, но промолчал. Произнес вместо этого совсем другие слова:

– Я говорю с тобой как с очень дорогим и близким мне человеком. Я не могу уехать. Та стела почти наверняка доказывает, что мы на верном пути. Было бы глупо отказаться от поисков теперь, когда цель так близка.

– Складывается впечатление, что Атлантида для тебя важнее, чем я, – с горечью ответила Алиса.

Это была правда чистейшей воды, поэтому Быков возражать не стал, просто заговорил о совсем других вещах. Алиса и сама не заметила, как оказалась втянутой в разговор, не имеющий никакого отношения к важной для нее теме. Несмотря на врожденную женскую хитрость, она была слишком молода, чтобы соперничать с умудренным жизненным опытом мужчиной.

Покидая корму, Быков показал Заводюку сложенные колечком пальцы, что означало «о’кей». Профессор просиял и с жаром принялся инструктировать Леоне и Элен, готовившихся к спуску.

С этого дня Быков работал в паре со Стаутом, который не только заменил Алису, но и продолжал плавать вместе с Ватерманом. У этого парня было поистине железное здоровье, и никто ни разу не заметил следов усталости или раздражения на его мужественном, правильном лице. Быкову же приходилось совмещать обязанности фотографа и кинооператора, что его тоже не тяготило.

Стелу обнаружили только на третий день. Повезло команде Быкова и Стаута. Удачу оба ознаменовали дикарским танцем, выделывая под водой совершенно немыслимые для суши коленца: крутясь волчком, кувыркаясь, зависая вниз головой. Сняв таким образом распирающий их восторг, мужчины принялись за дело. Совершив короткий подъем, Стаут вернулся с хоботом насоса, чтобы как следует обследовать дно вокруг находки.

Замутненная вода сделала съемки невозможными, так что освободившийся Быков вел раскопки вручную. Обшаривая ил и песок вокруг стелы, он представлял себе, как обрадуется профессор Заводюк, когда узнает, что они снова на верном пути. Потом он отметил слабую вибрацию, которая на поверку оказалась звуком включившегося мотора. Его низкое гудение отличалось от высокого жужжания, сопровождающего работу насоса. Метеорологи предупредили о возможном ухудшении погоды, и капитан Джеллоу велел мотористам проверить двигатели, чтобы те в решающий момент не подвели.

Помимо гула наверху, Быков слышал множество других звуков. Под водой вовсе не царило безмолвие, как могут вообразить те, кто никогда не нырял глубже собственной ванны. Можно сказать, здесь было шумновато. Вода обладает великолепной звукопроводимостью, и даже собственное дыхание, сопровождаемое бурлением углекислоты, кажется громоподобным. А механические шумы с поверхности… Перестук камней… Пощелкивания и посвистывания, издаваемые морскими животными вроде дельфинов и китов… Пульсация крови в висках…

Все это богатство природных «аудиофайлов» ничуть не мешало размышлениям, которым по привычке предается человеческий мозг даже при выполнении работы в экстремальных условиях. Быков, к примеру, думал об Алисе и о том, какими обещают стать их отношения в дальнейшем. От девушки его мысли плавно перетекли к матери, которая все реже и реже видела сына, постоянно мотающегося из одного конца света в другой.

А что, если они больше никогда не увидятся? Что будет с ней, такой маленькой и хрупкой? Вот она сидит с книгой в своем любимом кресле, освещенная уютным настенным бра. Телефон, разумеется, под рукой – на случай, если любимый сын найдет время позвонить. Звучит знакомая мелодия про то, что у природы нет плохой погоды, мама берет трубку, и чужой напряженный голос произносит: «Лия Артамоновна? У меня для вас плохие новости. Ваш сын Дмитрий Львович…»

Быков невольно задышал чаще, но тут же заставил себя восстановить прежний ритм дыхания. Под водой ровно столько кислорода, сколько ты взял с собой. Это на поверхности никто не заботится о воздухе, которым дышит. Здесь все иначе. Находясь на глубине, необходимо точно рассчитывать запасы кислородной смеси. Иначе, случись что, можно задохнуться.

Стоило вспомнить о баллонах за спиной, как Быков испытал нечто вроде начинающегося удушья. Так! Не паниковать! Море не прощает ошибок. Испугавшись, аквалангист приближает страшный конец. Например, начинает всплывать не так, как следует, – размеренно, спокойно, разумно расходуя кислород, – а суетливо, выполняя массу ненужных, отчаянных движений. И тогда баллоны пустеют раньше срока. Даже минуты достаточно, чтобы в стесненных легких ощущалось все усиливающееся жжение, а сосуды в голове начали лопаться от перепада давления. В отчаянии смотришь вверх, видишь, что от жизни тебя отдаляет каких-нибудь двадцать метров, но их уже не преодолеть. Без кислорода мозг отключится, и ты потеряешь сознание. Счастье, если, вытолкнутый на поверхность, ты рефлекторно выплюнешь загубник и сделаешь вдох. Но вполне может быть, что это произойдет чуть раньше, и тогда твою грудь заполнит соленая вода. И будешь плавать некоторое время, привлекая к себе чаек и рыб. А потом медленно опустишься на дно, чтобы больше никогда не увидеть солнечного света…

Переживания, которые испытывал Быков, были настолько отчетливыми, что он едва сумел заставить себя оставаться на месте. Чтобы успокоиться, он осмотрелся. Знакомая, уже вполне привычная атмосфера. Рыбы, привлеченные активностью двух странных существ, окружают песчаную прогалину на дне подобно увлеченным зрителям. Вот та называется, кажется, спинорогом. А это что за плавучий шар с глазами? Протянув руку в перчатке, Быков ловко ухватил круглую рыбу, которая тут же раздулась еще сильнее и растопырила колючки. Пришлось ее отпустить от греха подальше.

Внезапное прикосновение к плечу заставило Быкова вздрогнуть. Это был Стаут, показавший на свои наручные часы, а потом растопыривший пятерню, давая понять, что до окончания работы осталось пять минут. Быкову стало стыдно, ведь англичанин, несомненно, видел, как он забавляется с рыбой, вместо того чтобы заниматься делом. Злится небось. Или смеется про себя над незадачливым напарником. Насупившись, Быков продолжил обшаривать и ощупывать дно за стелой.

Как только он развернулся вниз головой, скрытый от его взгляда Стаут проделал несколько весьма странных, если не сказать подозрительных, манипуляций. Сняв часы на эластичном ремешке, он нажал на красную кнопку сбоку циферблата. Из корпуса выдвинулся тонкий и гибкий металлический прутик. С виду он напоминал полуметровую антенну, но явно служил для иных целей, поскольку, развернув штырь острием вниз, Стаут в несколько приемов воткнул его в песок возле шершавой каменной поверхности. Нажатие второй кнопки было сделано для того, чтобы из суставчатого прута выдвинулись сверхпрочные штырьки. Развернутые вверх, они образовали конструкцию, напоминающую рыбий хребет с ребрами. Теперь, чтобы извлечь часы из тайника, пришлось бы сперва докопаться до них, но Стаут не собирался этого делать.

Переведя дыхание, он посмотрел в сторону Быкова, ноги которого по-прежнему были обращены пятками вверх. Ничего не заметил. Вот и отлично! Дело сделано. С этой минуты Стаут вплотную приблизился к осуществлению мечты всей своей сознательной жизни. Очень скоро он станет не просто богатым, а сказочно богатым. Осталось потерпеть совсем немного…

Бросив взгляд на запасные часы, хранившиеся в прорезиненном кармашке, Стаут обхватил трубу и вместе с ней перемахнул через стелу, чувствуя себя персонажем фантастического фильма о космонавтах, действующих в невесомости.

Быков встретил его приветственным взмахом руки. Стаут показал ему два пальца, после чего направил конец «хобота» в дно. Песок, кружившийся, как снег во время метели, бесшумно устремился в раструб. Но тут Быков толкнул напарника и предупредительно выставил перед собой ладонь. Это означало, что он заметил что-то интересное и просит убрать шланг «пылесоса». Стаут мгновенно подчинился, с интересом наблюдая за ним.

Не веря собственным глазам, Быков протянул руку в перчатке и осторожно провел пальцем по блестящему предмету, проглядывающему сквозь песок. Шланг Стаута оставил здесь небольшое углубление, что и позволило его обнаружить.

Двигаясь осторожно, чтобы не поднять песок со дна, Быков принялся очищать находку, пытаясь ухватить ее кончиками пальцев. Действовать приходилось одной рукой, потому что вторая держала фонарик.

С осторожностью и точностью хирурга, извлекающего пулю из раны, Быков приподнял звено цепи, соединенное точно с таким же, еще с одним, и еще… Судя по виду и состоянию находки, это было золото, лишь частично поврежденное морской водой. Пылинки песка в свете фонарика только усиливали блеск драгоценного металла.

Звенья были размером с небольшие бублички для чая, сквозь них можно было просунуть два пальца. Следов ковки или какой-то другой обработки Быков не заметил. Ему удалось извлечь десяток соединенных между собой звеньев, когда цепь оборвалась. Ее длина составляла около полуметра. Последнее звено было перекручено и разъединено.

Быков мог бы еще долго любоваться находкой, но прикосновение к плечу напомнило ему о необходимости засунуть цепь в холщовый мешок на поясе и подниматься со дна морского. Почти как в той песне, только наоборот. «Но спускаемся мы с покоренных вершин… Что же делать, и боги спускались на землю…»

 

Глава 6

Концы в воду

Лежа на верхней койке, Стаут держал перед собой раскрытую книгу в мягкой обложке, но не видел в ней ни строчки. Не слышал он и тихой музыки, проникающей в каюту из наушников Ватермана, задремавшего внизу.

Стюарт Стаут думал.

Завтра утром южнее Азорских островов должен будет промчаться ураган, направляющийся в сторону Америки. Капитан опасался, что ураган краем заденет «Пруденс», но старик Заводюк наотрез отказался отводить судно в гавань. Его поддержали все члены экспедиции, включая Стаута. Это был еще один подарок судьбы, от которого он не собирался отказываться.

После долгих и нудных препирательств с мистером Джеллоу было принято решение закрепиться на месте с помощью двух дополнительных растяжек, благо глубина и грунт позволяли. Во время шторма судно будут удерживать два якоря, носовой и кормовой, а также пара стальных костылей, вбитых в грунт. Прекрасное решение! Стаут мысленно аплодировал профессору, проявившему завидное упрямство и нежелание доверяться современной аппаратуре. Теперь все зависело от прочности четырех тросов. Или от их слабости.

– Предлагаю гасить свет и спать, – донесся снизу голос Ватермана.

– Пять минут, – откликнулся Стаут. – Не возражаешь?

– О’кей, пять минут.

Ватерман заворочался, раздеваясь и укладываясь. Он всегда спал абсолютно голым. Стаута это не волновало. Голый Ватерман походил на ощипанного худого цыпленка с пупырчатой кожей. Такие мужчины были не во вкусе Стаута. Вот Быков – другое дело. Но этот парень помешан на бабах, он не знает, что такое настоящий секс, и знать не хочет. Жаль. Хотя не очень. Очень скоро выбор Стаута значительно расширится. Можно будет вообще махнуть в какую-нибудь дикую страну типа Черногории или Боливии и отвести душу там. Чем примитивнее мужчины, тем лучше они в любви.

Стаут пошелестел страницами, делая вид, что поглощен чтением. Незачем выдавать свое нетерпение. Истинные чувства необходимо скрывать, если не хочешь, чтобы посторонние играли на них, как на клавишах. Гораздо приятнее и полезнее задумывать и исполнять мелодии самому.

– Прошло шесть минут, – проворчал снизу Ватерман, помешанный на педантичности.

– Ладно, ладно, отбой.

Стаут сунул книгу под подушку, потянулся, хрустя суставами, закинул руки за голову и протяжно зевнул.

Спать он не собирался. Природа не обеспечила его встроенным «будильником», который заставляет людей просыпаться в назначенное мозгом время. А включать сигнал на мобильнике нельзя – Стауту не нужны лишние вопросы типа «Почему ты поднялся среди ночи? Куда пошел?».

Он опять зевнул, нагоняя сонливость на соседа снизу, и уставился в серый потолок с погашенным светильником. Ему не привыкать лежать без сна, прогоняя сквозь мозг одну вереницу мыслей за другой. Жизнь приучила. Она у Стаута была нелегкой, но он был ей благодарен. При любой иной судьбе он никогда бы не стал тем человеком, каким являлся теперь, и человек этот, по глубокому убеждению Стю Стаута, был близок к идеалу, если еще не сравнялся с ним.

Жизнь научила его не только побеждать сон, но и многому другому. Подчинять всего себя достижению поставленной цели. Не жаловаться и вообще не болтать лишнего. Скрывать свои истинные мысли, пристрастия, устремления. Ну и многому другому, без чего общество тебя поглотит или раздавит. Либо то и другое в любой последовательности.

С раннего детства Стаут был вынужден вести двойную жизнь. На улице, среди сверстников, он был крутым, резким и жестким, бросаясь в драку даже там, где этого не требовалось. Дома же он перевоплощался в маменькиного… вернее, в тетенькиного сынка. Тетушка Энн была бездетной, так что с готовностью взяла на себя заботы по воспитанию маленького Стю, когда его родная мать сошлась с мелким менеджером из Манчестера.

Ему было тогда лет пять-шесть. Отец, служивший на торговых судах, появлялся дома чуть чаще, чем рождественская елка. Мать Стюарта времени даром не теряла: случалось, проснувшись, он не находил ее рядом и до рассвета трясся от страха под одеялом, а утром она появлялась с обязательным кульком вкусностей, призванных подсластить ночную пилюлю. Бывало и так, что в доме гостили всякие подозрительные знакомые и сослуживцы, которые гладили Стюарта по голове, а его мать – по другим частям тела.

Когда отец узнал о похождениях жены, то воспылал праведным гневом, забрал сынишку и укатил в Блэкпул, где месяц пьянствовал со знакомыми моряками, строя планы новой жизни. Мать прикатила туда, чтобы спросить Стюарта, с кем он хочет остаться. Он выбрал ее, так что домой она возвратилась с отвоеванным сыном и тщательно запудренным синяком под правым глазом (отец был левшой).

Стюарт надеялся, что отныне все пойдет по-другому, так оно и случилось. Вместо того чтобы посвятить время сыну, мать быстренько сплавила его старшей сестре, а сама бросилась на поиски нового мужа. Тот тип из Манчестера сменился каким-то другим типом… Мальчик уже начал забывать непутевую маму, но она напомнила о себе, свалившись под поезд лондонской подземки. Случайно или нарочно, Стюарт Стаут так и не узнал.

Пережив столь болезненную травму в одиннадцатилетнем возрасте, он проникся таким отвращением к женскому полу, что первый сексуальный опыт получил в постели со взрослым мужчиной. Жалел ли он об этом? Нет, потому что в этом не было смысла. Сделанного не воротишь. Свои половые предпочтения Стауту приходилось скрывать, чтобы не отпугивать мужчин, зациклившихся на традиционном сексе. Иногда, чтобы проверить, не изменились ли его пристрастия, Стюарт влюблял в себя какую-нибудь женщину и даже пользовался ее отзывчивостью, но быстро разрывал тяготившие его отношения.

Свесив голову, Стаут несколько минут наблюдал за соседом, проверяя, насколько крепко тот спит. Ватерман по-детски шевелил губами и бровями, что-то переживая во сне. Сейчас он был совсем не тем чопорным джентльменом, какого изображал из себя на людях. Все притворщики, все без исключения…

Стаут выгнулся, застегивая джинсы, взглянул на экран телефона и обнаружил, что время давно перевалило за полночь. Выходит, он таки задремал, пока лежал в темноте. Черт! Непорядок. А если бы так и проспал до рассвета? Вся затея насмарку!

Крайне недовольный собой, он свесил ноги и соскользнул на пол. Прыжок был мягким, но потревожил сон Ватермана.

– Что такое? – хрипло спросил он из темноты.

– В туалет нужно, – ответил Стаут. – Не надо было пиво пить на ночь.

– А-а, беспокойный ты в последнее время.

Не отвечая, чтобы окончательно не разбудить Ватермана, Стаут покинул каюту. Заглянув в туалет, он поднялся наверх и, прислушиваясь, застыл в тени рубки. Только бы не нашлось еще желающих подышать свежим воздухом или полюбоваться звездами!

Стаут задрал голову и посмотрел на ночное небо. Оно было фантастическим. Такого не увидишь в городе, где сверкание звезд растворяется в электрическом зареве. А есть там где-то Бог или нет, все равно. Ему нет до людей дела, в этом Стаут убедился давно.

Выждав, он обогнул надстройку, держась у самой стены, чтобы не быть замеченным вахтенным матросом, обычно дремавшим в рубке возле штурвала.

Испорченную смотровую камеру с кормы забрал вертолет, прилетавший днем. Вместо нее была доставлена новая, под названием «Наяда». Ее передали спонсоры, выстроившиеся в очередь к профессору Заводюку после того, как он оповестил массмедиа о находках. Две журналистки, прилетевшие на грузовом вертолете, взяли у профессора интервью и получили эксклюзивное право сфотографировать обрывок золотой цепи. Еще и Быков выдал им по паре снимков стелы с надписями. Довольные журналистки улетели публиковать сенсационные материалы. Теперь от их коллег не было бы отбоя, если бы не приближающийся тайфун.

Стаут подставил лицо ветру. Ничто не говорило о скорой перемене погоды. А если синоптики ошиблись? Нет, вряд ли. Удача сопутствовала Стауту на каждом шагу, и не было оснований думать, что она вдруг оставит его без своего покровительства. Он был уверен в этом. Интуиция его никогда не подводила.

Вот и в эту минуту, сделав шаг к тайнику, Стаут застыл, настороженно всматриваясь в выпуклое лобовое стекло «Наяды», потому что заметил там какое-то движение.

Он присел, чтобы на него не упало ни лучика от бортовых огней, включенных, чтобы в потемках какое-нибудь судно не протаранило «Пруденс». «Наяда» не подавала признаков жизни, но впечатления часто бывают обманчивыми. Стаут не сомневался, что видел движение за черным акрилом, отражающим звезды.

Новая подводная капсула оказалась куда совершеннее своей предшественницы. Она могла погружаться до глубины в полторы тысячи метров и была лучше оборудована для подводных исследований. Находящиеся внутри аквалангисты имели возможность покидать пилотскую кабину и работать на дне даже на километровой глубине. Для этого имелся специальный отсек с регулируемым давлением. По сути, это была декомпрессионная камера. Кроме того, «Наяда» была оснащена парой механических рук. По словам специалистов, они были настолько сильными, что могли перевернуть пятитонную колонну.

Если выпадет такая возможность.

Стюарт Стаут не собирался допустить это. Под стелой хранился хитроумный радиомаяк, сигналы которого позволят определить нужные координаты, если судно будет унесено разыгравшимся штормом. И тросы не станут тому помехой. Для этого Стаут и выбрался на палубу. Он чувствовал себя богом, по воле которого вершатся судьбы людей и мира.

Верхний люк капсулы открылся. Мысленно похвалив себя за предусмотрительность, Стаут перебрался ближе к ящику с оборудованием, и тень полностью скрыла его.

Из капсулы выбрался Леоне. Даже при скудном свете звезд и одного сигнального фонаря было видно, что он блестит от пота. Бросив ворох одежды на палубу, итальянец помог выбраться женщине.

Как сразу догадался Стаут, это была не в меру любвеобильная Элен. Так вот из-за кого случилась эта вынужденная и совершенно не нужная ему задержка! Стауту хотелось выбраться из укрытия и прогнать этих двоих подзатыльниками и пинками.

Времени оставалось не так уж много. Восточный край небосвода потемнел, звезды утонули во мраке. Это означало, что ураган приближается. Как только ветер и волны достигнут «Пруденс», команда будет поднята по тревоге, и тогда Стаут не успеет осуществить задуманное. Не стоило сравнивать себя с богом. Провидение не любит подобных вольностей. Уверенность не должна переходить в излишнюю самоуверенность.

Прежде чем спуститься на палубу, Элен вздумалось посидеть на крыше «Наяды», где ее распаренное тело обдувало легким, но постепенно усиливающимся бризом. Ничего похожего на вожделение она у Стаута не вызвала. Леоне, похоже, тоже было не до женских прелестей, поскольку свое он уже получил.

– Спускайся, – позвал он шепотом, натягивая джинсы. – Кто-нибудь может нас увидеть.

– А ты боишься? – поддразнила его Элен, картинно откидываясь назад и опираясь на руки.

– Команде ни к чему видеть тебя в таком виде, – ответил Леоне, натягивая джинсы.

– Я такая страшная?

Элен тихонько засмеялась – словно серебряные колокольчики дрогнули в темноте. Тогда он, не тратя времени на уговоры, взял ее за руку и стянул вниз. Она ойкнула, а оказавшись на ногах, принялась жаловаться, что поцарапалась. Леоне сунул ей одежду, негромко уговаривая поспешить. Но вместо того, чтобы подчиниться, Элен обняла итальянца и припала к его губам.

Нет, больше терпеть было нельзя!

Стаут бросил тоскливый взгляд на восток, где черная стена занимала уже четверть неба. Сколько минут пройдет до того, как шквал ветра обрушится на судно?

Не высовываясь из своего убежища, он кашлянул, хохотнул и повозил по палубе ногами, изображая благодарную аудиторию, наблюдающую за парой из темноты. Леоне и Элен как ветром сдуло, причем, как показалось Стауту, женщина умудрилась одеться прямо на бегу, что свидетельствовало о ее необыкновенной ловкости.

Оставшись один, он выждал немного и вытащил тяжелый раскладной нож с массивной рукояткой. Одно из его лезвий представляло собой ножовку, способную перепилить стальной прут. Обойдя палубу по периметру, Стаут надрезал все четыре троса, которыми «Пруденс» крепилась к морскому дну, оставив нетронутыми по паре волокон на каждой растяжке. При штиле этого было вполне достаточно, чтобы удерживать судно на месте. Когда же грянет шторм…

Усмехнувшись, Стаут сунул нож в потайные ножны под просторную рубашку, отряхнул ладони и спустился в каюту.

– Долго ты, – заметил Ватерман.

– А ты чего не спишь?

– У меня перед грозой всегда бессонница.

Стаут тут же придумал, как оправдать свое долгое отсутствие.

– Не только у тебя бессонница, – фыркнул он.

– Ты о ком?

– Представляешь, Ник, эти двое, Лео и Элен, занимались любовью в подводной камере.

– Откуда тебе это известно?

– Я прогуливался на свежем воздухе, а тут они вылазят… – пояснил Стаут. – Голые, как дождевые черви. И давай целоваться.

– А ты? – поинтересовался Ватерман.

Тон был нейтральным, но в нем угадывалось недовольство. Ах да, несостоявшемуся лорду не нравилось, когда кто-то совал нос в чужие дела. Хотя именно этим он сам и занимался. Иначе какого черта устроил этот допрос?

– Мне было неловко обнаружить себя, – сказал Стаут, забираясь на койку под потолком. – Этим голубкам могло не понравиться, что кто-то видел, как они развлекаются по ночам. Пришлось замереть и пялиться в океан. Кстати, по-моему, буря надвигается.

– Утром еще раз попробую уговорить шефа, – буркнул Ватерман, тоже укладываясь. – Я не в восторге от идеи болтаться на волнах, пока шторм не уляжется. Никому не говори про Леоне и Элен, – добавил он после продолжительной паузы.

– За кого ты меня принимаешь? – преувеличенно обиделся Стаут. – Это их личное дело. Каждый имеет право на любовь.

Он еще долго не мог заснуть, а утром, когда открыл глаза, судно раскачивалось на волнах. Было слышно, как они бьют в левый борт – еще не свирепо, но уже достаточно сильно для того, чтобы удары хорошо ощущались.

Ватерман отсутствовал. Наверное, беседовал с профессором. Зная упрямый нрав старика, можно было предположить, что он и не подумает отступить в укрытие бухты. План Стюарта Стаута почти удался. Стопроцентной уверенности пока не было, но уже близко к этому.

Выглянув в коридор и убедившись, что там ни души, Стаут нашел нужный телефонный номер и нажал кнопку вызова. Разница во времени с Лондоном составляла всего один час, так что он не боялся рассердить абонента неурочным звонком.

– Алло! Мистер Чандлер? Доброе утро.

– Есть новости? – спросил глухой мужской голос, не посчитавший нужным хотя бы поздороваться.

– Да, мистер Чандлер, – подтвердил Стаут. – Вы, полагаю, читали про наши находки?

– Читал, разумеется. Это не фейк? Я имею в виду, профессор Заводюк не вводит мир в заблуждение?

– Он никогда бы не пошел на такое.

– Почему? Разве он не нуждается в инвестициях?

– Нуждается, конечно. Но не любой ценой. Он предпочитает честную игру.

Сказав это, Стаут запоздало спохватился. Получалось, что он противопоставляет профессора мистеру Чандлеру. Тому это могло не понравиться. Но в ответ он услышал презрительный смех.

– Зарубите себе на носу, мой друг, не бывает честных игр. Это только видимость. На самом деле у игроков всегда есть в запасе разные хитрости, трюки и тузы в рукаве. Если они действительно настроены на победу.

– В таком случае профессор Заводюк и его компания – лузеры, – хохотнул Стаут. – Они из породы тех, кто обречен на поражение.

– Вернемся к основной теме нашей беседы, – остановил его Чандлер. – Итак, находки настоящие? Я имею в виду колонну и цепь.

– Я видел их собственными глазами. Трогал. Присутствовал при их обнаружении.

– Маяк установлен?

– Да, мистер Чандлер, – ответил Стаут, снова оглядев коридор. – Приемник у вас. А у меня пульт от радиомаяка. Я включу его в обмен на обещанную сумму. Как мы договаривались. Надеюсь, наш маленький устный контракт в силе?

– Разумеется, – последовал короткий и несколько раздраженный ответ. – Я дорожу репутацией человека, умеющего держать слово.

На самом деле репутация мистера Чандлера носила несколько иной характер, но Стаут звонил не для того, чтобы критиковать собеседника или выказывать ему свое недоверие.

– Я знаю, – сказал Стаут. – И очень ценю наше сотрудничество.

– Когда «Пруденс» отправляется за припасами и водой? – спросил Чандлер, никак не отреагировав на комплимент. – По моим подсчетам, не раньше чем через десять дней. За это время вы накопаете там столько, что уже не подступишься. Вокруг будут крутиться репортеры, историки, искатели кладов… История с золотой цепью вызвала настоящий ажиотаж в прессе.

– Я позаботился об этом.

– Вот как? Рад слышать. И каков же ваш план?

– Начинается буря, – пояснил Стаут. – Очень скоро корабль сорвет с якорей и унесет на сотни миль отсюда. Но, как вы понимаете, на расстоянии включить прибор не удастся. И вы не получите сигнал из нужной точки.

Некоторое время Чандлер молчал, обдумывая услышанное. Потом поинтересовался:

– Почему вы считаете, что корабль сорвет с якорей?

– Тросы не выдержат. Стопроцентная гарантия.

– Хотите сказать, что вы…

– Да, – ответил Стаут, не дожидаясь окончания фразы. – Вы правильно поняли. Перечисляйте деньги, а я нажму кнопочку на пульте. И обе договаривающиеся стороны получат свое.

– А если это блеф? – процедил Чандлер задумчиво. – Почему я должен вам верить?

– Потому что у вас репутация не только человека, умеющего держать слово, но и человека, способного наказывать тех, кто этого не делает.

Ответом было удовлетворенное хмыканье. Потом Чандлер сказал:

– Я перечисляю сумму. Прямо сейчас. И не надейтесь затеряться в океане.

– Глупо болтаться в океане с миллионом фунтов на счету, – пошутил Стаут.

Повторное хмыканье. И конец связи.

Это произошло очень вовремя, потому что в каюту ворвался мокрый и непривычно растрепанный Ватерман.

– Начинается настоящий ад! – возбужденно проговорил он, доставая из-под койки спасательный жилет. – А этот осел стоит на своем. Капитан грозится самовольно отвести корабль в гавань.

В этот момент судно накренилось сначала в одну, потом в другую сторону. Ватермана, всплеснувшего руками, швырнуло на столик, заваленный вещами. Все посыпалось на пол, запрыгало, покатилось… Стаут ухватился обеими руками за полку на стене, сорвал пару винтов и упал вместе с ней.

Пока они поднимались на ноги и собирали упавшие предметы, «Пруденс» прекратила гарцевать, точно необъезженная лошадь, но килевая качка усилилась. Такая привычная задача, как подъем по трапу, превратилась в настоящий экзамен по силе и ловкости.

Выбираясь из низкого дверного проема, Стаут ушиб колено и плечо, но даже не поморщился. В душе у него все пело. Он подвергал себя опасности вместе с другими, но это был разумный, сознательный, оправданный риск. В отличие от остальных, Стаута ожидал приз, ради которого стоило потерпеть некоторые неудобства. Тем более что выброс адреналина в кровь с лихвой компенсировал временные трудности.

Палуба и все, кто на ней находились, были мокрыми от брызг и пены, срываемой ветром с гребней волн. Судно удерживалось лишь двумя тросами, звенящими, как струна. Оно развернулось к шторму боком и находилось в крайне неустойчивом положении.

Ватерман в оранжевом жилете побежал через открытое пространство, упал и покатился к противоположному борту. Быков и Леоне помогли ему подняться и перейти в безопасное место. Женщины, натянув капюшоны, сидели под навесом рубки. Матросы закрепляли на палубе подводную камеру и прочее оборудование. Профессор и капитан ругались, перекрикивая рокот океана и свист ветра.

Море выглядело серым, словно прочие краски внезапно исчезли, и на этом фоне резко выделялись белоснежные барашки пены. Впрочем, это были даже уже не барашки. Волны вздымались перед кораблем одна за другой.

Капитан Джеллоу оттолкнул профессора и побежал на корму. Стаут понял, что он хочет сбросить задний трос, чтобы получить возможность включить двигатели и развернуть «Пруденс» носом к волнам.

Но не успел. Раздался звук, напоминающий выстрел, и судно начало самостоятельный разворот. Не удержавшись на ногах, Стаут с размаху сел на палубу. Капитана приложило плечом к контейнеру, он запутался в брезенте, махнул рукой и бросился назад.

Новый «выстрел» подсказал Стауту, что судно окончательно сорвалось с привязи. Прежде чем он успел встать, вода окатила его по пояс и промокшая одежда неприятно облепила тело. С Леоне сорвало незавязанную кроссовку. Быков поймал ее у самого борта, швырнул обратно и тут же вцепился в поручни обеими руками, чтобы не упасть в море.

Заработавший двигатель развернул судно в сторону островов. Упавший духом профессор никак на это не отреагировал. С трудом держась на ногах, он добрался до двери и скрылся внизу.

– Вы тоже туда! – скомандовал Быков, обращаясь к продрогшим девушкам. – Вам здесь нечего делать. Спускайтесь!

– В каюте хуже, – возразила Алиса. – Там ничего не видно, поэтому страшнее.

– Как мыши в банке, – поддержала ее Элен. – Бросает туда-сюда, а в иллюминаторе только вода.

Как Быкову удалось переубедить их, Стаут не услышал. Булькающий сигнал мобильника показался ему подобным грому. Укрывшись за дверью, Стаут включил экран. Письменное сообщение уведомляло, что только что он стал миллионером. После этого радостного события осталось только привести в действие радиомаяк, установленный на дне. Спрятав пульт, Стаут полез обратно на палубу.

Он не мог оставаться внизу. Его охватило шальное, буйное веселье, как будто в груди был шарик, наполненный газом. Он выиграл! Когда тайфун умчится дальше и «Диэ Пруденс» попытается вернуться на место, оно уже будет занято кораблем Чандлера. Изящная, беспроигрышная комбинация!

Довольный собой, Стаут окинул взглядом палубу, выбирая, к кому из находящихся здесь мужчин присоединиться, и удивился, что контейнеры находятся значительно ближе, чем когда он в прошлый раз выбирался наверх. Сейчас они совершенно заслоняли обзор, делаясь все выше и шире.

«Так надвигаются же!» – понял похолодевший от ужаса Стаут. Прижавшись спиной к переборке, он обреченно смотрел, как на него едут, покачиваясь, три контейнера, над которыми, подобно знаменам, развевались обрывки брезента.

Кто-то схватил Стаута за руку и дернул к себе. Контейнер с грохотом ударился в надстройку, отлетел и опрокинулся. Остальные тоже обрушились на палубу. Затрещали доски. Стаут увидел, как волна отбросила двух подскочивших матросов, и перевел взгляд на своего спасителя.

Им оказался Быков.

– Береги себя, Стю, – сказал он, забавно шевеля мокрыми усами.

Матросы, барахтаясь, поднялись, снова бросились к оборудованию и снова были сбиты с ног. Стаут и Быков, не сговариваясь, пришли им на помощь, но тут произошла катастрофа, заставшая всех врасплох.

Подводная камера сорвалась с места, к которому крепилась, и теперь перекатывалась по палубе подобно гигантскому шару кегельбана. Все, что рушилось под напором тяжелого корпуса, тотчас смывалось пенящимися потоками и уносилось в бушующий океан.

Но это были еще цветочки, потому что, проломив борта сзади и сбоку, «Наяда» не упала в воду, а продолжила свое опасное кружение и перекатывание. Когда судно зарылось носом в волны, этот чудовищный волчок подпрыгнул, прокатился по надстройкам и врезался в ходовую рубку, смяв ее, как жестянку. Быков увидел, как оттуда, пробив стекло, вывалилась человеческая фигура и, мелькнув в водовороте, пропала из виду.

Надо полагать, это был штурман. Оставшаяся без управления «Пруденс» в два приема развернулась бортом к океанским валам, яростно набросившимися на легкую добычу.

Оглянувшись, Быков успел увидеть Стаута, уползающего в спасительный дверной проем. Капитан Джеллоу и двое матросов, ругаясь, пытались столкнуть «Наяду» в воду. Из-за оглушительного рева разыгравшейся стихии не было слышно не только их голосов, но и шума, с которым камера обрушилась вниз.

Быков не мог сказать наверняка, но ему казалось, что двигатели прекратили работу. Высматривая, кому бы могла понадобиться помощь, он обхватил обеими руками толстое основание мачты и моргал, пытаясь защитить глаза от соленых ручьев, стекающих с шевелюры. Его сердце сжалось, когда он заметил, как беспорядочно раскачивающийся крюк лебедки отправил в океан зазевавшегося матроса.

Надеясь дать хоть какой-то шанс тем, кого смыло с судна, он сорвал и бросил через леер два спасательных круга, а потом попытался спустить на воду шлюпку. Его остановил Ватерман.

– Не стоит, Дима! – прокричал он Быкову на ухо. – Лодка перевернется или утонет. Я бросил им плот. Если беднягам повезет…

Между ними пролетел Леоне и, взмахнув руками, едва не перекувыркнулся через ограждение, но Ватерман и Быков успели схватить его за ноги.

– Убирайтесь отсюда! – заорал матрос с окровавленным, несмотря на льющуюся со всех сторон воду, лицом. – Прочь, прочь!

Они с трудом убрались с кипящей, бурлящей палубы, которая ходила ходуном. Тайфун нес судно, как легкую пробку, подбрасывая, разворачивая и норовя перевернуть вверх дном. Ветер не позволял не то что распрямиться, даже удержаться на четвереньках. Приходилось ползти, поддерживая друг друга и хватаясь за все, что попадало под руку.

Когда наконец Быков скатился по трапу на затопленный пол коридора, ему показалось, что наступил полный штиль. В сравнении с тем, что творилось наверху, внутри корабля было относительно спокойно. Правда, проходя между стенками, невозможно было не биться о них плечами, но все же это была ходьба, а не ползанье.

– Как дела? – преувеличенно бодро спросил Быков, заглядывая в женскую каюту.

Алиса не ответила. Забившись в угол и обхватив руками покрытые ссадинами колени, она дрожала, глядя перед собой.

– Легкий шок, – пояснила Элен, которая сидела на нижней койке в позе медитирующего йога.

Белая футболка, облепившая ее, не оставляла простора для фантазии. Губы у нее были такого цвета, словно она наелась черники.

– Я видела, как одного матроса смыло волной, – пробормотала Алиса, постукивая зубами. – Совсем молодой парень. Он что-то крикнул, но я не услышала.

– Его спасут, – заявил Быков с уверенностью, которой вовсе не испытывал. – Для людей за бортом мы бросили круги и плот.

– Думаешь, в этом аду они найдут круги? – спросила Элен.

– Будем верить, – сказал Леоне. – Больше ничего не остается. Черт! Я и сам чуть следом не нырнул. Спасибо, парни.

Предоставив Ватерману принимать благодарности, предназначавшиеся им обоим, Быков перешел в каюту Заводюка.

Старик тупо сидел за столом, держась за него, чтобы не быть сброшенным на пол. Под ногами у него перекатывалось все, что раньше было аккуратно разложено и расставлено. Его лицо представляло собой трагическую маску.

– Никогда себе не прощу, – пробормотал он, бросив на Быкова затравленный взгляд. – Это моя вина, только моя. Почему я не послушался капитана?

– Мистер Джеллоу не должен был вас слушать, – возразил Быков. – Судном командует он. Раз он подчинился, значит, в глубине души считал, что лучше остаться.

– Совершенно верно, – пробасил капитан, вваливаясь в каюту, где сразу сделалось тесно и душно. – Понадеялся на тросы.

– А они лопнули, – горько произнес Заводюк. – Как гнилые нитки порвались.

– Не совсем так, – возразил мистер Джеллоу.

– Что? – одновременно воскликнули Быков и профессор.

– Пока еще было можно, я добрался до двух обрывков, чтобы их осмотреть. На них сохранились явные следы надрезов.

– Не может быть!

– Кто это мог сделать?

– Этого я не знаю, – сказал капитан. – Но в моей команде нет самоубийц. Ни один моряк не отдал бы судно во власть ветра и волн. Это сделал человек, ничего не знающий об океане. – Он помолчал, прежде чем продолжить: – Если бы не диверсия, «Пруденс» выдержала бы первый удар тайфуна, а потом осталась позади, вот и все. Теперь же нас несет неизвестно куда. Приборы и рация выведены из строя. Один Господь знает, где мы окажемся к исходу дня. Корабль – игрушка волн…

Не в силах справиться с эмоциями, капитан умолк.

– Вы уверены? – спросил Быков, с трудом веря в услышанное. – Я имею в виду тросы.

– Да, – коротко ответил Джеллоу.

– В голове не укладывается, – пожаловался профессор и покачал той самой головой. – Я абсолютно уверен в каждом человеке из своей команды.

– А я – из своей, – быстро вставил капитан.

– Всех их я давно знаю лично, – продолжал Заводюк, не обращая на него внимания. – Разве что…

Не договорив, он бросил быстрый взгляд в сторону Быкова. Это походило на укол шпаги, когда тонкий, узкий клинок наносит смертельную, но внешне незаметную рану, из которой даже кровь не всегда появляется.

Вспыхнув, Быков начал пробираться к двери.

– Дима! – окликнул его Заводюк. – Я не тебя имел в виду.

На фоне бушующего океана его голос казался слабым и дрожащим. Быков обернулся и, держась за дверной косяк, язвительно посоветовал:

– Вы напрасно меня в своем кабинете принимаете, профессор. Здесь столько ценных вещей. Компьютер с важной информацией, золотая цепь… Нельзя быть таким доверчивым.

– Дима!

Быков покинул каюту, и его погнало по коридору, как шарик в лунку. Помимо воли он перешел на бег, но врезался в трап и повернул обратно.

Стаут лежал на койке Ватермана и смотрел в потолок, грызя трубку.

– Лео отправился играть с Ником в электронные шахматы, – пояснил он. – Не возражаешь против моей компании?

– Нет.

Быков опустился на колени и достал спасательный жилет.

– Зачем это тебе? – искоса взглянул на него англичанин. – Ты собрался наверх?

– Да.

– Что-то случилось?

– Ничего не случилось.

Путаясь в застежках, Быков направился к выходу. Стаут сел на кровати и поймал его за лямку жилета.

– Постой, Дима. Что ты задумал?

– Хочу проверить концы тросов. Говорят, они надрезаны, а не оборваны.

– Кто говорит?

– Капитан.

Стаут зашелся неестественным хохотом:

– Да он просто страхуется! Судно получило многочисленные повреждения, а может, вообще пойдет ко дну. С кого спросят? С капитана. Вот он и спешит переложить ответственность на плечи мифического террориста.

– Сейчас я это проверю, – мрачно пообещал Быков. – Пусти меня.

– Ни за что! – горячо возразил Стаут. – Я не позволю тебе рисковать жизнью из-за какой-то ерунды.

– Для меня это не ерунда.

– Не горячись, Дима.

– Отпусти, я сказал!

Вырвавшись, Быков вывалился в коридор. Стаут повис на нем, требуя немедленно вернуться. Их бросало от стены к стене, пока оба, навалившись на дверь каюты Ватермана и Леоне, не распахнули ее и не рухнули на пол. Падая, Быков приложился головой так сильно, что рассек бровь, и кровь залила его лицо.

Перепуганные хозяева каюты бросились ему на помощь, заодно выясняя причины свалки. Быков, которого заставили принять горизонтальное положение, объяснил, в чем дело. Вместо того чтобы поддержать Стаута, они заявили, что тоже хотят осмотреть тросы.

– Необходимо точно знать причину. Хотя бы для того, чтобы подобное не повторилось.

– Ладно, черт с вами! – махнул рукой Стаут. – Уговорили. Я тоже пойду. Все должны быть в жилетах. Предлагаю обвязаться веревкой.

Быков хотел сесть, но в глазах потемнело, и он снова упал на подушку. Вероятно, сильно ударился при падении. Скорее всего, заработал небольшое сотрясение мозга.

– Придется тебе полежать, Дима, – сказал Леоне, надевая жилет. – Мы сами справимся.

– Это моя идея!

На этот раз Быков не просто сел, а поднялся на ноги, но тут его с размаху швырнуло о стену – он даже руки не успел перед собой выставить. Перед глазами опять все поплыло. Он пришел в себя на койке с холодным компрессом на лбу. В каюте было пусто.

Выругавшись, Быков поднялся в третий раз. Ему удалось добраться до двери, но она оказалась запертой снаружи. Ударив кулаком в дверь, он снова выругался и вернулся на место. Оставалось только ждать, пока остальные вернутся и поделятся своими впечатлениями.

Они выбрались через узкий дверной проем, в который захлестывала обжигающе холодная вода. Стаут шел последним. Еще до того, как оказаться на палубе, он потянул за конец веревки на поясе и распустил хитрый узел. Ему вовсе не улыбалась перспектива быть смытым за борт вместе с остальными, пожелавшими уподобиться связке сосисок. Ну а истинные мотивы такого поступка он скрывал даже от себя. Некоторых вещей лучше не знать. Словно они происходят сами по себе.

То, что творилось снаружи, не поддавалось описанию. Было бы совсем темно, если бы не дрожащие вспышки молний, не угасающие даже на мгновение. Волны, то и дело нависающие над судном, казалось, достигали высоты гор. «Пруденс» крутилась и подскакивала, словно щепка, брошенная в бурный поток. Когда она взмывала вверх или так же стремительно проваливалась в очередную водяную дыру, у Стаута захватывало дух, а поскольку эти качели продолжались бесконечно, то он вообще забыл о необходимости дышать.

«Назад, назад, назад!»

Всхлипнув, Стаут перебрался от одной растяжки мачты до другой. Палуба поднялась под таким крутым углом, что он повис, захлебываясь водой, устремившейся сверху. Все его мысли были сосредоточены на том, как бы вернуться обратно. Глупо погибнуть, так и не испытав ни одной из возможностей, доступных богатому человеку.

Когда «Пруденс», оказавшись между волнами, обрела неустойчивое равновесие, Стаут, передвигаясь ползком подобно гигантскому членистоногому, попятился туда, где можно было закрепиться на время очередной волны. Белая, как снег, она залила корабль, накрыв собой Леоне и Ватермана. Когда пена сошла, ни того ни другого на палубе не было.

– Лео! – хрипло крикнул Стаут. – Ник!

Он понимал, что они его не слышат и уже вряд ли услышат. Фортуна по-прежнему благоволила к нему. Двоих смыло, как тараканов, когда они попытались проникнуть в тайну Стаута, и они затерялись в этой грозной штормовой ночи, не имея возможности поделиться своими сомнениями хоть с кем-то. Успели ли они добраться до места крепления первого троса? Вероятно, да. На большее их бы не хватило. Связанные вместе, эти двое не сумеют противостоять напору волн, хотя, наверное, выстояли бы поодиночке. Он принял правильное решение, развязав страховочный конец.

Волны дважды накрывали Стаута с головой, однако он держался, словно клещ, успевая набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы продержаться, пока вода не сбегала с бортов. Спустившись вниз, он обнаружил, что коридор затоплен уже по колено. Виной тому была не пробоина, а постоянно открывающаяся дверь.

Прошлепав по воде, Стаут открыл каюту и вошел.

– Какого черта вы меня заперли? – сердито спросил Быков, сидя на нижней койке с поджатыми ногами. – Я что, арестант?

– Так решил Ватерман, – пожал плечами Стаут. Вода с него собиралась в лужу под ногами. – Хорошо, что ключ был у меня. Иначе пришлось бы дверь ломать.

– Ватерман?

Заподозривший неладное Быков привстал, держась за стойку. Его глаза были обведены темным, как у енота, бровь пересекал алый рубец.

– В данном случае его фамилия звучит как дурной каламбур, – с нервным смешком сказал Стаут. – Не знаю, дошло ли до тебя, что она значит для англичанина.

– Водяной человек. Ватерман. Он…

– Ватер-ман. Совершенно верно, ха-ха… – Обхватив голову, британец осел на пол. – Ха… Нет больше нашего Ватермана. Утонул.

Быков вскочил, ударился головой о верхнюю перекладину койки, скривился и снова сел. Казалось, он сейчас разрыдается.

– Этого не может быть… Этого не может быть, Стю!

– К сожалению, это так, – пробормотал Стаут, проводя руками по мокрому лицу и воспаленным глазам. – Сам утонул и Лео за собой утянул. Мы ведь в связке втроем были. Видимо, моя веревка перетерлась.

Он тяжело встал и, расплескивая воду, направился к двери.

– Стю! – окликнул его Быков.

– Да?

Британец остановился, держась за дверь, но не обернулся.

– Как это было?

– Это было страшно, – ответил Стаут деревянным голосом и сделал еще два таких же деревянных шага. – Он посмотрел на меня, прежде чем исчезнуть. Я этот взгляд не забуду никогда. – Раскачиваясь, он постоял немного. – Пойду сообщу шефу. Кто-то должен.

– Не надо было меня запирать! – выкрикнул Быков, у которого от обиды на несправедливую судьбу выступили злые слезы.

– Не надо, – легко согласился Стаут. – Тогда, возможно, нас унесло бы всех четверых. Знаешь, Дима, когда я вспоминаю их, мне жить не хочется. Честно!

Закрыв дверь, он покачал головой, восторгаясь своим актерским мастерством, и направился к каюте профессора Заводюка.

 

Глава 7

Дикая жизнь… и смерть

Алиса приставила ладонь ко лбу, прикрывая глаза от слепящего солнца. Дельфины появились возле облюбованной ею скалы не в первый раз, но сегодня они были гораздо ближе, чем обычно. Сперва приплыл один, вертясь и пуская шипящие струйки воды из отверстия на голове. Его острый спинной плавник и гладкая спина сверкали в свете утреннего солнца.

Дельфин проплыл мимо подводной скалы, выпрыгнул из воды, нырнул снова, описал грациозный круг и завертелся перед Алисой, как бы предлагая ей поиграть.

Когда стало ясно, что в одиночку ему девушку в воду не заманить, появилась такая же резвая пара, потом еще и еще, пока их не оказалось десятка два – впрочем, пересчитать точно не представлялось возможным. Они рассекали воду перед скалой, то сходясь, то расплываясь в разные стороны.

В их щебете и пересвисте Алисе чудился упрек ей, такой скучной и неуклюжей.

В этот момент раздался выстрел. Выпрыгнувший из моря дельфин обрушился в воду, взметнув к небу фонтан брызг. Понять, задела ли его пуля, и если да, то насколько ранение опасно, Алиса не сумела. Дельфин просто исчез, как и его соплеменники. И было ясно, что они больше не вернутся, чтобы поиграть с девушкой.

Она сердито обернулась. Как и следовало ожидать, стрелял один из троих уцелевших матросов.

Самого молодого звали Гарри. У него было поджарое мускулистое тело, а джинсы сидели на бедрах так низко, что обнажали волосяную дорожку от пупа к паху. Алиса ему нравилась, и это ее пугало. Во время плавания Гарри был совсем другим. На острове он кардинально изменился. У него появилась манера смотреть на Алису так, что она ощущала себя кроликом, попавшимся на глаза удаву.

Спутники Гарри тоже преобразились, превратившись из исполнительных, надежных, бессловесных матросов в дерзких и опасных мужчин. У Чака за три дня отросла борода, придающая ему сходство с рыжеволосым викингом. Мэттью обвязал голову платком, уподобившись пирату. Но ничего романтического в этом не было. Тем более что у Чака в руке был пистолет, из которого застрелился капитан Джеллоу. Во всяком случае, так утверждали эти трое.

Их и Алису разделяло метров двадцать лениво колышущейся океанской воды.

– Эта черная свинья плавает там? – громко спросил Чак. – Сдохла?

Бросив взгляд на воду, девушка покачала головой:

– Не вижу.

– Так оторвись от камня и посмотри хорошенько, – раздраженно потребовал Мэт. – Или тебе жрать неохота?

Алиса поджала губы:

– Я бы не стала есть дельфинов, это разумные существа.

– Мы тоже разумные существа, – напомнил Чак. – Но если мы не будем бороться за жизнь, то станем пищей для других.

Алиса выпрямилась и посмотрела вниз. Вода была спокойной и казалась какой-то маслянистой – по ней не пробегала даже рябь. Сквозь нее свободно просматривалось дно, усеянное мохнатыми валунами. Ближе к линии горизонта виднелась верхушка затонувшей «Пруденс», издали напоминая айсберг. Воздух там слегка колыхался и струился, смазывая очертания судна. Больше Алиса ничего не видела, кроме пары облаков, словно лежавших на воде.

Стояла жара, и на Алисе не было ничего, кроме порядком растянутого топа и успевших подсохнуть бриджей. Спортивные туфли ее стояли на берегу. Пайта с капюшоном осталась в лагере. Вся прочая одежда была в каюте, куда теперь не добраться.

– Нет дельфина! – крикнула Алиса, обернувшись. – Ты в него не попал.

Она надеялась, что после этого неприятная троица уберется с пляжа, но те даже не сдвинулись с места.

– Ты что, в одежде плаваешь? – спросил Чак, не спеша убирать пистолет. – Почему не голышом? Здесь же никого нет.

– Кроме нас, – вставил Мэт, и все трое загоготали.

Алиса не верила в самоубийство капитана. Разумеется, его терзало сознание своей вины, но чувство долга должно было быть в этом человеке сильнее. Если интуиция не обманывала девушку, мистер Джеллоу пал от рук своих матросов. С затонувшего корабля на сушу они умудрились переправить достаточное количество дешевого рома, чтобы постоянно находиться в подпитии. Привычки и манеры, привитые им цивилизацией, стремительно стирались. Эти трое на глазах превращались в дикарей, неандертальцев.

Может, было бы лучше, если бы Чаку удалось подстрелить дельфина? А вдруг изголодавшим и отупевшим от алкоголя матросам вздумается подкрепиться человечиной?

Напрасно Алиса покинула лагерь в гордом одиночестве. Причиной тому стала размолвка с Быковым. По мнению девушки, он слишком откровенно пялился на Элен. Это нервировало Алису, а он, вместо того чтобы успокоить ее, отчитал достаточно громким шепотом, что вызвало довольную усмешку на губах его бывшей пассии. Вот почему Алиса ушла и заплыла на скалу одна. Вчера они сидели здесь с Быковым, и все было хорошо – насколько хорошим может быть положение людей, потерпевших кораблекрушение и очутившихся на крохотном островке размером две мили на полторы.

– Предлагаю искупаться всем вместе! – объявил Гарри, готовясь сбросить обрезанные по колено шорты.

– Отличная идея, – подхватил Мэт, тоже берясь за пуговицу своих штанов.

Медлить было нельзя. Эти трое собирались не есть Алису. У них были другие планы. Во всяком случае, для начала.

Не теряя времени даром, Алиса пронзительно выкрикнула имя Димы и сиганула со скалы в воду. Искать спасения в лагуне было бессмысленно. Как бы быстро и хорошо девушка ни плавала, она не сможет бесконечно уворачиваться от сильных рук преследователей, которые, конечно же, не новички в плавании. Моряки. В море они чувствуют себя как рыбы в воде.

Вынырнув в пятнадцати футах от скалы, Алиса убрала челку, закрывавшую глаза, и обернулась. Худшие опасения девушки подтвердились. Гарри и Мэттью гнались за ней, разделившись, чтобы взять жертву в клещи. Алиса не хотела в клещи.

Опустив лицо в воду, она поплыла кролем в направлении гряды рифов, находящейся примерно в двухстах ярдах от береговой линии. Именно об нее разбилась шлюпка, на которой потерпевшие кораблекрушение добирались до острова. Сейчас она покоилась на дне по ту сторону барьера.

Бедняжка «Пруденс» проломила дно на подводных скалах значительно дальше. Там же она и затонула, отправив под воду электронику, продукты и прочие вещи, которые могли бы очень пригодиться на необитаемом острове.

Чтобы проверить, насколько далеко находятся преследователи, Алиса приостановилась, оглянулась и поняла, что положение значительно хуже, чем она полагала. Гарри и Мэттью неспешно плыли слева и справа, окружая ее с двух сторон. Повернув обратно сейчас, она, пожалуй, успела бы проскользнуть между ними, но на берегу ее поджидал третий матрос, к тому же вооруженный.

Пришлось плыть к барьерным рифам, преграждающим доступ в лагуну и обратно. Дельфины проникали сюда, не поранив свои гладкие бока, значит, проход имелся. Но как его обнаружить? И сколько времени для этого понадобится?

Тесные бриджи затрудняли движения, лямки не держались на плечах, обвисшая в воде маечка норовила сползти на талию, но поправлять ее было некогда. У Алисы не было ни единой лишней секунды в запасе.

Приблизившись к подводной стене, она услышала плеск волн, разбивающихся о рифы, и ощутила ветер, которого не было в глубине лагуны.

Гарри что-то закричал. До него было не больше тридцати футов. Мэттью плыл чуть дальше, но все равно близко, слишком близко.

Следовало рискнуть. Выбрав место, где барьер казался чуть ниже, Алиса вытянулась в струнку и несколько раз развела руками воду перед собой, проносясь над ноздреватыми пиками.

Но поздравлять себя со спасением было рано. Волны снаружи словно опомнились и принялись поочередно атаковать девушку, норовя швырнуть ее на рифы. Как ни старалась Алиса отплыть подальше, прибой не пускал ее, бросая из стороны в сторону в каком-нибудь футе от барьера, способного превратить человека в кровоточащий кусок мяса.

Волны не выглядели большими, на них не было устрашающих гребней, но они накрывали с головой и порождали множество мелких водоворотов, которые заставляли Алису биться подобно птице, попавшей в силки. Один раз ее ударило о скалу боком, потом она больно поранила локоть о жесткие отростки кораллов.

Она набрала полную грудь воздуха и нырнула. На глубине качка и завихрения воды прекратились, и, оттолкнувшись от песчаного дна, Алиса устремилась прочь от опасного места.

Вынырнув, она легла на спину, чтобы дать передышку рукам и проследить за матросами. Гарри как раз переваливался через зубчатую стену. Его проволокло по ней грудью и животом, а потом швырнуло обратно.

Парень закричал, но уже не злорадно и не торжествующе, а от боли. В этот момент ему было не до Алисы. Сообразив, что благоразумнее выбраться обратно, он позволил волне перенести себя через барьер. Его плечо и половина лица были красными.

Будь Мэттью чуток поумнее, ему бы хватило примера Гарри, чтобы не повторять его ошибку. Однако матрос почему-то решил, что к нему океан окажется снисходительнее, и тоже попытался добраться до Алисы. Его не просто шмякнуло о рифы, а дважды перевернуло вниз головой. Барахтаясь на линии прибоя, он жалобно вскрикивал, пока девушка отплывала, решая, как быть дальше.

Долго раздумывать ей не пришлось. Кровь, выпущенная в воду матросом, привлекла одинокую, но весьма голодную акулу, которая вместо того, чтобы ходить вокруг жертвы кругами, сразу напала.

Алисе был виден лишь клинообразный плавник, выросший рядом с Мэттью, а потом тот уже не закричал, а завопил как резаный. Что, надо полагать, соответствовало действительности. Трижды плавник сблизился с визжащей головой матроса, а потом она ушла под воду, так и не закрыв разинутого рта.

Вспомнив, что у нее тоже идет кровь, Алиса легла на живот и заработала руками со скоростью и неутомимостью механического гребного винта. К счастью, неподалеку возвышалась еще одна подводная скала, обросшая не кораллами, а густыми, как шерсть мамонта, водорослями. Алиса на нее не взобралась, а вылетела подобно моторной лодке, с разгона выскакивающей на берег.

Глянув вниз, девушка увидела не одну акулу, а двух, плавно обогнувших скалу с двух сторон. Величиной они были не больше дельфинов и гораздо худее, но вступать с ними в единоборство было бы безумием.

Алиса посмотрела в сторону покинутого берега. Гарри уже плыл туда, где размахивал пистолетом и грозил кулаком Чак. Акульих плавников поблизости не было видно. Рискнуть и поплыть обратно? А волны возле барьерного рифа? А два негодяя на берегу? Даже если Алиса, не покалечившись, проберется в лагуну, не сдаваться же ей на милость насильников.

Шмыгая носом, она натянула короткую майку туда, где ей полагалось находиться по задумке модельеров. Порезы, пропитавшиеся морской водой, саднили, как будто кожу прижигали окурками. Но Алиса была цела и невредима. И жива. Пока.

Усевшись на камень, она решила ждать.

Между тем никто не спешил ей на помощь, никто не искал ее и не тревожился из-за ее отсутствия. В лагере и вокруг него все занимались своими делами.

Профессор Заводюк лежал под деревом, повернувшись спиной к остальным, и переживал случившееся. Он не мог простить себе роковое решение остаться над «застолбленным» местом. Погибли люди. Разбито судно. Безвозвратно потеряно дорогостоящее оборудование. Те, кто пережил катастрофу, вправе презирать и ненавидеть такого руководителя экспедиции. Не случайно даже внучка чурается его как прокаженного. Бродит целыми днями по острову, лишь бы не сидеть с дедом.

Наверное, Заводюку стало бы легче, если бы он знал, что не только Алиса, но и уцелевшие участники экспедиции испытывают по отношению к нему не злость, а жалость. Конечно, не такую острую, как к себе. Ведь эти люди, пережившие множество испытаний и опасностей, все еще были близки к смерти. Судя по размерам островка и отсутствию на нем каких-либо признаков обитания человека, сюда редко заглядывают корабли. Скорее всего, вообще обходят это место десятой дорогой, чтобы не сесть на мель или не пропороть брюхо корабля.

Как раз это негромко обсуждали Стаут и Элен, бросая взгляды на Быкова, возившегося с надувным плотом, безнадежно испорченным во время единственного рейса с затонувшей «Пруденс» на берег.

– Надеешься его починить? – не выдержал англичанин, которого действия Быкова заинтересовали куда больше, чем голая спина соотечественницы, принимающей солнечные ванны.

– Он его слюной склеит, – ехидно обронила Элен.

Даже имея виды на Стюарта Стаута, девушка не могла простить Быкову измены, как она мысленно называла их разрыв.

Он сделал вид, что не уловил иронии.

– Нет, я не собираюсь чинить плот. Но в комплект входит множество полезных вещей. Например, медикаменты. Таблетки для опреснения воды. И… – Он поднял над головой найденный пакет. – Рыболовные снасти. А там я видел… – Не найдя аналога в английском языке, Быков воспользовался привычным словом. – Там я видел долбленку. – Он показал в сторону небольшого леска, протянувшегося вдоль пляжа. – Можем спустить ее на воду, Стю. Тогда улов нам обеспечен.

– До… бло… нка, – повторил Стаут. – Откуда она здесь взялась?

– Здесь есть еще люди? – спросила Элен, приподнимаясь на руках как бы в забывчивости, которой она отнюдь не страдала.

Вопреки ее ожиданиям, Быков поспешно отвел взгляд.

– Нет, – ответил он, качая лохматой головой. – Я обошел весь остров, но никого не обнаружил. Ни следов, ни кострищ. Только лодка. Скорее всего, ее принесло сюда штормом.

Разочарованная Элен опять улеглась лицом вниз, подставляя спину солнечным лучам. Ее приятно волновало то, что она осталась наедине с шестью мужчинами, пусть один из них стар, а другой коварно променял ее на другую. Алису она в расчет не брала. Слишком зеленая, чтобы соперничать со зрелой женщиной!

Элен села на песке, скрестив руки на груди.

– Дима, подай мне платье, пожалуйста. Я пойду с вами.

– Нет! – отрезал Быков, не трогаясь с места и упорно избегая смотреть на ее роскошное тело. – Лодка выдержит только двоих. К тому же кто-то должен остаться с профессором. Не нравится мне его состояние.

– Мне тоже, – вздохнул Стаут.

Как и Быков, он избегал смотреть на Элен. Уж не гомик ли? Ну и компания подобралась! Старик, праведник и мужчина нетрадиционной ориентации. И что делать Элен с этими ходячими недоразумениями? Не переметнуться ли ей в стан моряков? Они хоть люди грубые, но вряд ли оставят без внимания почти обнаженную женщину.

Сходив за платьем, Элен принялась сердито натягивать его через голову. Сегодня собственное тело не казалось ей таким совершенным, как обычно. К тому же оно было покрыто ссадинами и коричнево-фиолетовыми синяками. Видишь их – и сразу вспоминаешь, через какой ад пришлось пройти…

Несколько часов Элен прожила в полной уверенности, что ей суждено погибнуть. Известие о том, что Лео и Ватермана смыло за борт, она восприняла равнодушно, даже не пытаясь изображать скорбь, которой не испытывала. Собственная жизнь была в тысячу… в миллион раз важнее чужой.

Судно раскачивалось, вертелось, громыхало и гудело, как консервная банка, подвешенная к хвосту взбесившейся собаки. Судорожно вцепившись в перекладины койки, Элен ждала конца. Воды на полу было по колено, в ней плавали и тонули вещи, которые потеряли всякое значение. Телефоны не работали, да и кому было сообщать о бедственном положении? Зачем? Пассажиры «Пруденс» даже не знали, где сейчас находятся.

Когда судно село на мель, тряхнуло с такой силой, что никто не удержался на местах, но при этом чудом не сломал себе кости. Корабль больше не болтало как попало, он лишь тяжело покачивался взад-вперед при ударах волн. Невозможно было сказать, чем это вызвано. Элен, например, решила, что они идут на дно, и разрыдалась, прощаясь с жизнью.

Когда же выяснилось, что они просто сели на мель, а значит, находятся вблизи от спасительной суши, она вместо того, чтобы радоваться, провалилась в сон, глубокий, как беспамятство. Ее растормошили, заставили надеть жилет, вывели наверх.

Было уже светло, если можно назвать светом серый морок, который окутывал все, куда доставал взгляд. Мужчин было гораздо меньше, чем прежде. Они спешно бросали в шлюпку все, что успели вытащить из затопленных недр «Пруденс». Как выяснилось позже, провизии взято было так мало, что хватило только на два дня, а потом пришлось дополнять рацион ракушками, крабами и мелкими рыбками, которых мужчины ловили рубашками и штанами.

Матросы постоянно ходили пьяные, но с остальными запасами спиртного не делились. Прихватив львиную долю питьевой воды в десятилитровых баклажках, они отделились от участников экспедиции и разбили собственное стойбище, соорудив навес из порванного днища матерчатого плота. Элен, Алиса и трое выживших мужчин остались сами.

В принципе, они справлялись. Тяжелее недоедания, недосыпания и всяческих бытовых неурядиц было сознавать, что островная жизнь может затянуться надолго. Ни один из двух сохранившихся мобильников не работал. Рация была выведена из строя еще во время шторма. Сколько ни вглядывалась Элен в далекую линию горизонта, она оставалась пустынной, как и небо, которое не спешили бороздить спасательные вертолеты и самолеты.

Если бы хоть рядом был надежный мужчина, на которого можно опереться! Но нет, Быков отвернулся от Элен и оказывал знаки внимания другой. Не то чтобы она страдала от неразделенной любви, но прежде свою жизнь Элен строила так, чтобы о ней заботились мужчины. Теперь же она чувствовала себя покинутой, беззащитной и оскорбленной в лучших чувствах.

Стремясь рассорить Быкова и Алису, она прибегала к различным уловкам, пытаясь вызвать ревность в душе соперницы. Сегодня утром Элен это удалось. Выведенная из себя ее заигрываниями, Алиса убежала из лагеря. Нужно было срочно закреплять успех, а Быков продолжал ломаться, как девица.

– Дима, – окликнула Элен, – я все равно пойду с вами. Вы же не бросите меня здесь одну, правда? Моряки пьяные. Неизвестно, что им взбредет в голову.

Быков хотел посоветовать бывшей любовнице поменьше загорать топлес и строить глазки нетрезвым мужчинам, но лишь кивнул:

– Ладно. Только сначала я проведаю профессора. Совсем захандрил старик.

Оставив Элен и Стаута ожидать в отдалении, он направился к Заводюку и присел на песок рядом с ним.

– Как самочувствие, профессор?

– Не спрашивай, – буркнул тот, не поворачиваясь.

– Не вините себя.

Разговор Быков предпочел вести не по-английски, чтобы проще было затронуть душевные струны собеседника. Тут важны были нюансы: тон, суффиксы, построение фраз…

– Как же мне себя не винить? – глухо спросил Заводюк.

– Жизнь устроена таким образом, что итог всегда один.

– Но не всегда он подводится так рано.

– Согласен, – кивнул Быков. – Вы знакомы с «Бхагавад-Гитой»?

– Разумеется. Каждый культурный человек…

– Там был воевода, Арджуна. Помните?

– Ну?

– И он, подобно вам, страдал от необходимости жертвовать чужими жизнями, – продолжал Быков. – Его войско стояло напротив вражеской армии. И он никак не отваживался отдать приказ начинать сражение.

– И тогда оруженосец Кришна призвал его оставить сомнения. – Заводюк, кряхтя, сел и повернулся к Быкову. – Только на самом деле он был не оруженосцем, а воплощением бога.

– Совершенно верно, – улыбнулся Быков. – И этот бог призвал Арджуну отбросить сомнения. Надо выполнять свой долг. Потому что все предопределено без нас. Мы лишь пешки в этой вселенской игре. «Сражайся – и будь что будет!» – воскликнул Кришна.

– У нас битвы не было, – не слишком уверенно возразил Заводюк, но глаза его блеснули, чего прежде не наблюдалось. – Люди погибли в мирное время.

– А чем отличается стихия от вражеской армии?

Сам Быков видел множество отличий, но его задачей было вывести профессора из ступора, чем он и занимался. Судить других – не его дело. Этим займутся специалисты, когда они попадут на большую землю.

Если попадут.

– Значит, Дима, ты считаешь, что…

Начав фразу, Заводюк сглотнул минимум три раза. Облегчая ему задачу, Быков кивнул:

– Да, профессор. Не стоит корить себя и терзаться. Этим вы никому не поможете. Погибшие были взрослыми людьми, которые сами за себя в ответе.

Заводюк подался к нему, понизив голос:

– Но капитан наложил на себя руки, а я как ни в чем не бывало ем, пью, дышу…

– Капитан тоже был взрослым человеком, – строго произнес Быков. – Он сделал свой выбор. Выбор оказался неправильным. Вот и вся история. – Он потеребил отросшую бородку. – Кроме того, у меня имеются смутные сомнения по поводу самоубийства мистера Джеллоу.

Глаза Заводюка едва не выскочили из орбит.

– Да что ты говоришь, Дима? И кого ты подозреваешь?

– Об этом позже, – сказал Быков, вставая и отряхивая джинсы. – Не хочу бросать тень на людей, не имея на то достаточных оснований.

Профессор Заводюк глянул себе через плечо:

– Ты говоришь о матросах?

Давая понять, что не намерен развивать эту тему, Быков сказал:

– Мы со Стюартом и Элен отправляемся на рыбалку. Присматривайте за вещами, если вам не сложно.

– Да, конечно.

Заводюк с готовностью закивал. Это означало, что период черной хандры позади. Быков не считал, что кто-то – люди или звери – посягнет на их жалкие пожитки, но человек, у которого есть обязанности и чувство ответственности, не станет раскисать. Он заставит себя быть внимательным, то есть включит самоконтроль, вместо того чтобы просто валяться в сторонке.

Сделав Элен и Стюарту приглашающий жест, Быков повел их в тропическую рощицу, где нашел долбленку. Там была промоина, образованная, видимо, волнами, свободно перекатывавшимися через остров в самом низком и узком участке. Песок здесь был усеян поваленными стволами и камнями из океана. В прошлый раз Быков решил, что набрел на русло пересохшей реки, и искал родник, а натолкнулся на лодку.

Она представляла собой грубо выдолбленный ствол дерева, сужавшийся к обеим концам. Стаут обхватил лодку с одной стороны, приподнял и прикинул:

– Тяжелая. Не знаю, сумеем ли мы дотащить ее до берега.

– Будем катить, – успокоил его Быков. – Лодка почти круглая.

– Правильно, – поддержала его Элен. – Но где же весла? Как мы собираемся грести?

Она уже не сомневалась, что попадет на рыбалку. Быков не стал спорить, только вздохнул и пожал плечами:

– Воспользуемся каким-нибудь шестом.

– С шестом далеко не уплывешь, – возразил Стаут. – Я сделаю весло. Может быть, даже два.

– Как? – удивилась Элен.

– Производственный секрет.

У нас сказали бы «секрет фирмы», машинально отметил Быков. «Интересно, чем Стю собирается вытесывать весла? У нас даже перочинного ножа нет».

Поднатужившись, они втроем развернули долбленку и принялись перекатывать ее в сторону лагуны. В ложбине между зарослями необыкновенно густого кустарника, приземистых деревьев и морского винограда было душно. Летучая нечисть тучами атаковала людей, облепляя вспотевшую кожу. Птицы, наблюдавшие за происходящим из зарослей, пересмеивались на свой птичий манер или подбадривали насекомых залихватским посвистом.

На открытом пространстве, где дул какой-никакой ветерок, стало легче.

– Две трети пути сделали, – определил Стаут, утирая лоб. – Дальше вы сами, а я займусь изготовлением весел.

Быков хотел возразить, что веслами можно будет заняться позже, когда «корабль» будет спущен на воду, но не стал. Какая-то догадка пыталась проклюнуться сквозь сумбур мыслей и никак не могла. И все же она тревожила, не давала покоя.

– Почему ты помрачнел? – спросила Элен.

– Не знаю, – признался Быков.

– Тебя что-то беспокоит?

Он оглянулся, проводив взглядом удаляющегося Стаута.

– Кажется, нет.

– Тогда покатили?

– Давай.

Синхронно наклоняясь и распрямляясь, они продолжили путь. Надстройка затонувшего судна походила на мираж, призрачно белеющий над водой. На небе по-прежнему не было ни облачка. Полуденное солнце висело высоко, и поверхность лагуны зеркально отражала его сияние. Дальше, там, где протянулась линия рифов, угадывалась белая полоска прибоя. За ней начинался безбрежный океан глубокого синего цвета.

– Это там разбилась шлюпка? – спросила Элен, кивая на линию прибоя.

– Да, – подтвердил Быков, радуясь возможности перевести дух. – Представляю себе, сколько парусников потерпело крушение на этих рифах. Скользишь себе по гладкой воде, и вдруг буруны прямо по курсу. А поворачивать поздно. Несколько минут – и только щепки на воде плавают. И выжившие люди плывут к острову, на котором пройдет весь остаток их жизни.

– Тебе нужно было стать писателем, а не фотографом. У тебя отлично развито воображение.

– Возможно, – рассеянно пробормотал Быков.

Оставив в покое выдолбленное бревно, он направился в рощу. Стаут был там, обтесывал ровную ветку, чтобы придать более толстому концу вид лопасти. Тень, упавшая сзади, заставила его обернуться. Он улыбнулся и сунул нож за пояс.

– Получается? – спросил Быков.

– Как видишь. – Улыбка Стаута сделалась чуть шире.

От этого она не стала ни естественнее, ни дружелюбнее. Он явно был недоволен тем, что его застигли врасплох. Похоже, интуиция Быкова не подвела.

– Можно было еще немного обтесать, – сказал он, глядя на весло.

– Достаточно, – отмахнулся Стаут.

– Как тебе удалось перепилить такую толстую ветку?

– Я ее нашел. Она на земле валялась.

– Да? Разреши взглянуть.

Стаут мгновение поколебался, потом неохотно отдал весло. Перевернув его, Быков провел пальцем по срезу.

– Свежий, – сказал он. – И очень гладкий.

– Наверное, матросы бросили.

– Можно будет спросить.

Лицо Стаута стало раздраженным, как у человека, припертого к стенке.

– Зачем? – спросил он.

Были разные варианты ответа. Быков избрал самый прямой. Убийственный.

– Ты знаешь, – сказал он.

Глаза Стаута метнулись из стороны в сторону. «Сейчас он вытащит нож, раскроет и воткнет мне в живот», – понял Быков. Ему хотелось отступить или вообще уйти, замяв разговор. Вместо этого он сделал шаг вперед и задал вопрос, столь же прямой и убийственный, каким был недавний ответ.

– Тросы на корабле ты перерезал?

– Чушь! – выкрикнул Стаут.

Слишком поспешно. Чуть раньше, чем Быков закончил фразу. Стаут снова посмотрел по сторонам. Его правая рука как бы невзначай прикоснулась к выпущенной рубашке.

– Покажи нож, – мягко, почти ласково предложил Быков.

– Ты уверен, что тебе это нужно? – прищурился англичанин.

Перед Быковым стоял совсем не тот человек, каким он привык считать Стюарта Стаута. Не осталось ни малейших сомнений в том, что «Пруденс» сорвало и унесло штормом не случайно. По неизвестной пока причине аварию устроил Стаут. Зачем? Выяснять было не время.

– Уверен, – сказал Быков. – Давай сюда. Я сохраню его, пока за нами не пришлют. Иначе, боюсь, нож потеряется. У меня он будет в полной сохранности, Стю. Я не коп, не сыщик. Пусть специалисты проверяют, проводят экспертизу, выносят вердикт. Если я ошибся, я извинюсь.

– И все? – осклабился Стаут, заводя руку за спину.

Его взгляд скользнул куда-то через плечо Быкова. Тот сразу понял, что оборачиваться ни в коем случае нельзя, но все же, повинуясь внутреннему импульсу, сделал это. К ним приближалась Элен, видимо встревоженная их долгим отсутствием. Быков успел отстраненно подумать, как все-таки она замечательно сложена, когда движение Стаута заставило его стремительно повернуть голову.

Позже, вспоминая этот эпизод, Быков не мог объяснить себе, откуда у него взялись навыки единоборства с противником, вооруженным холодным оружием. Он никогда не занимался борьбой, а в армии почти все время проводил в библиотеке и хлеборезке. По-видимому, сработали какие-то древние инстинкты, до поры до времени хранившиеся в темном уголке сознания.

Увидев клинок, направленный в левый бок, Быков не стал перехватывать руку противника или отскакивать. Вместо этого он шагнул вперед, сблизившись с ним вплотную.

Такой маневр застиг Стаута врасплох. Его замах пропал даром, завершившись неуклюжим движением, практически не причинившим Быкову вреда. Острие ножа просто скользнуло вдоль ребра, уйдя в пустоту.

Второго шанса у Стаута не было. Быков обхватил рукой его затылок, отклонил корпус назад и боднул противника в растерянное лицо. Этот прием был освоен им чуть ли не в детстве после просмотра французского фильма с длинноволосым еще Депардье, который таким образом сокрушал всех своих врагов. Быков перенял трюк и несколько раз применял его в критических ситуациях. С переменным успехом. Случалось, он делал неправильный выпад головой и не достигал сокрушительного результата. А один раз его вообще опередили, подставив лоб, и он банально расквасил собственный нос. Но бывали и успехи. И сегодня Быков сделал все правильно.

Глаза Стаута, получившего удар в переносицу, превратились в две полоски, лишенные зрачков. Из открывшегося рта вырвался невразумительный звук. Несколько красных капель выкатились смородинами из ноздрей еще до того, как он опрокинулся на спину.

Склонившись, Быков выхватил нож, убрал лезвие и открыл зазубренную ножовку.

– Что произошло? – спросила подбежавшая Элен. – Вы из-за меня подрались?

Ее грудь вздымалась, глаза сияли неподдельным восторгом.

Быков взглянул на пытавшегося подняться Стаута.

– Стю, мы из-за нее подрались?

Англичанин провел кулаком под носом, намалевав себе красные усы.

– Я неудачно высказался по твоему поводу, Элен, – глухо произнес он. – Приношу свои извинения. Тебе, Элен. Тебе, Дима. – Он встал, качнулся и расставил ноги пошире. – Я, пожалуй, пойду. Не получилось у нас рыбалки. Обойдетесь без меня.

И он торопливо зашагал прочь.

– Что он сказал? – тормошила Быкова Элен. – Неужели я его заинтересовала? А я уж решила, что он педик.

– Отпустил пошлую шутку, вот и все. Я не собираюсь этого повторять.

– Я знаю почему. Ты до сих пор считаешь меня своей женщиной. Как здорово ты его ударил! Не думала, что ты на такое способен.

– Трудное детство, – буркнул Быков. – Пойдем. Пора спускать лодку на воду. Я умираю с голоду.

– А я от желания, – промурлыкала Элен. – Хочешь прямо здесь? Никто не увидит.

Похотливость этой девушки превосходила все мыслимые и немыслимые пределы. Быков взял ее за руку и повел на пляж. Вдвоем они докатили долбленку до воды, оттолкнули от берега и забрались внутрь. Лодка опасно покачнулась и вполне могла перевернуться, если бы Быков не воспользовался веслом.

– Сиди смирно, – велел он спутнице. – Двигайся медленно и плавно.

– Я люблю медленно и плавно, – сказала Элен. – Иногда. Для контраста. Мы с тобой ни разу не пробовали.

Эта женщина сводила с ума. С одинаковой силой хотелось оттолкнуть ее и прижать к себе. Чтобы не сделать ни того ни другого, Быков сосредоточился на управлении. Лодка была неповоротливой и неустойчивой, но постепенно удалось приспособиться.

Доплыв до середины лагуны, Быков размотал готовые снасти, достал из кармана наживку и преподал Элен азы рыболовного мастерства.

– Понятно, – сказала она. – Ты не возражаешь, если я сниму платье? Жарко.

– На берегу сидят матросы, – предупредил Быков, – не стоит их дразнить. Это нечестно.

– Я думала, им будет приятно, – сказала Элен с миной наивной девочки, которая не слишком вязалась с общим выражением лица зрелой обольстительницы.

– Мы здесь не для того, чтобы делать кому-то приятное. У нас задача выжить. От нашего улова зависит, сколько мы продержимся. Мы на необитаемом острове, не забыла?

Они забросили в воду лески с крючками и грузилами. Вода была совершенно прозрачная, но разглядеть рыб удавалось редко, потому что окраска их спин сливалась с дном. Ожидая, пока начнется клев, Быков вспоминал свое оборудование, оставшееся на «Пруденс». Будут ли фотоаппараты работать, если удастся достать их из затопленной каюты? Сохранились ли в них снимки?

Из задумчивости его вывел торжествующий вопль Элен, у которой рыба взяла наживку.

– Выше леску! – скомандовал Быков. – Иначе перетрется о дерево.

– Мне ее не удержать, – пожаловалась Элен. – Руку режет.

– Давай сюда. А сама возьми мою снасть.

Приняв леску, Быков намотал ее на ладонь. Ему удалось подтянуть рыбину уже на пару метров, когда она выпрыгнула из воды, сверкнув изогнутым боком, как зеркалом. После этого вытаскивать ее стало труднее. Рыба попалась крупная и отчаянно сопротивлялась. Быков с трудом удерживал леску, рисующую зигзаги на воде.

Тем временем у Элен клюнуло снова. Теперь они сосредоточенно держали снасти, помаленьку подтягивая улов к лодке.

– Не давай слабины, – инструктировал Быков по ходу дела. – Все время натягивай леску, чтобы рыба не сорвалась. А когда подведешь к борту, быстро тащи вверх. Рывком.

– У меня не получится.

– Получится.

– Я не смогу!

– Сможешь!

Поднатужившись, Элен выдернула из воды рыбину размером с половину мужской руки. Одновременно с ней подсек и Быков. Его рыба была чуть больше, но гораздо сильнее и агрессивнее. Швырнув ее на дно лодки, Быков оглушил рыбу веслом, а потом проделал то же самое с уловом Элен.

– Никогда не думала, что от этого получаешь такое удовольствие, – призналась она, глядя на рыб расширившимися глазами. – Почти физическое. Похоже на…

– Держи их, – велел Быков, догадываясь, каким будет сравнение. – Иначе очнутся и сиганут обратно в море.

– Как же я буду их держать? – растерялась Элен.

– Наступи на них ногами. А я пока распутаю снасти.

Возясь с леской, он несколько раз посмотрел в сторону моряков, то и дело прикладывавшихся к бутылке или фляге. Почему они пьют на солнцепеке, вместо того чтобы укрыться в тени? И где третий?

До матросов было метров двести. Прикрывая глаза рукой, Быков еще раз внимательно посмотрел на них. Оба пялились в сторону океана. Обнаружив это, Быков стал медленно скользить взглядом по поверхности лагуны, стремясь обнаружить предмет, привлекавший внимание парочки. Он уже решил, что ему показалось, когда заметил какое-то движение.

На камне за барьерным рифом стоял и размахивал руками человек. Девичья фигурка размером с треть мизинца. Похоже, она кричала, но голос тонул в отдаленном рокоте прибоя.

– Алиса… – пробормотал Быков.

– Что? – недовольно спросила Элен. – Ты уже бредишь своей Алисой!

– Смотри туда. Она на камне, видишь? И наверняка попала в беду. – Быков перевел взгляд на матросов. – Так вот чем они занимаются. Стерегут ее, чтобы не сбежала. Поплыли.

– Погоди, Дима, вспомни, что случилось со шлюпкой и плотом.

– У нас долбленка, Элен. Туземцы делают лодки, которым не страшны рифы. В этом наше преимущество.

– А если мы не поместимся втроем? – недовольно спросила Элен.

– Поместимся, – заверил ее Быков. – Иначе кого-то придется оставить там. И это будет не Алиса, можешь быть уверена.

– Только и слышно: Алиса, Алиса, Алиса… Да ты просто жить не можешь без этой девчонки! Видимо, придется попробовать любовь втроем…

– Гляди, как бы тебе матросы то же самое не предложили. Они явно вышли из-под контроля. Алкоголь сделал их невменяемыми.

Подогнав лодку к бурунам, кипящим над рифами, Быков пересек опасную черту. На той стороне их перевернуло, но это было уже не страшно. Ухватившись за выдолбленное бревно, они избежали даже царапин. Быков поймал в воде весло и, отталкиваясь от камней, отогнал лодку на безопасное расстояние. Там он помог Элен снова сесть в нее и забрался сам, умудрившись не нарушить равновесие утлого суденышка.

– Прощай, рыба! – сказала она раздраженно. – А у меня уже набрался полный рот слюны.

– Сплюнь, – посоветовал ей Быков, направляя лодку в сторону Алисы, которая буквально прыгала от радости.

– И снасти пропали, – продолжала бурчать Элен.

– Человек попал в беду. Сейчас главное спасти ее, разве не так?

– С чего ты взял, что она попала в беду?

– Ты полагаешь, Алиса просто так торчит на скале? Наслаждается одиночеством?

Элен умолкла, и вскоре выяснилось, что Быков был прав. Выслушав сбивчивый рассказ Алисы, они посмотрели в сторону берега. Матросов там не было. Либо спрятались, ведя наблюдение из укрытия, либо убрались восвояси, решив подождать другого случая.

Услышав про акул, Элен, уже перебравшаяся на подводную скалу, опасливо подтянула ноги и, обхватив их руками, уперлась подбородком в поднятые колени.

– Какой ужас! – произнесла она с чувством. – А что, если мы перевернемся?

– Не перевернемся, если вы обе будете сидеть неподвижно, – сказал Быков. – Чтобы не рисковать понапрасну, поплывем вокруг острова и поищем проход в рифах. Или хотя бы место, где прибой не такой сильный.

– Я боюсь! – призналась Алиса. – Не столько акул, сколько матросов. У них же пистолет, вы не забыли?

Элен повернулась в сторону острова, пытаясь определить место возможной засады.

– С пистолетом разберемся потом, – решил Быков. – У меня есть план.

– Там мой дедушка, – жалобно напомнила Алиса.

– Они его не тронут, – пренебрежительно махнула рукой Элен. – У них другие предпочтения, насколько я понимаю.

– Даже сейчас не можешь обойтись без своих грязных шуточек!

– А ты у нас вся такая чистенькая, да?

– Прекратите, леди! – вмешался Быков. – Начинаем посадку. Будьте взаимно вежливы, сохраняйте спокойствие, не толкайтесь и не ссорьтесь. В противном случае мы отправимся на корм акулам.

Серьезность момента подействовала на девушек отрезвляюще. Не обмениваясь больше колкостями и язвительными замечаниями, они по очереди забрались в лодку. Затем сел Быков, взял обеими руками весло, и плавание началось.

Новое путешествие в неизвестность.

 

Глава 8

Бои местного значения

В тот день матросы так и не объявились. Стюарт Стаут тоже покинул товарищей по несчастью, вероятно переметнувшись в лагерь противника.

Пообедали довольно крупной рыбой, которую Быков прикончил острогой, сделанной из весла и привязанного ножа. Костер тоже развел он, воспользовавшись зажигалкой, обнаруженной среди вещей Стаута.

– Иногда курильщики все же приносят пользу окружающим, – изрек Быков, поднося огонь к куче сухих водорослей и листьев.

Рыбу обмазали глиной и закопали в песок под кострищем. Когда она испеклась, достаточно было всего лишь разломить глиняный кокон, чтобы получить два блюда с дымящимся содержимым. При таком способе готовки рыбу чистить не пришлось: чешуя прилипла к глине. Правда, вместе со шкурой.

– Неэкономно, – заметил профессор Заводюк. – В следующий раз, Дима, лучше рыбу почистить. Кстати, откуда у тебя нож? Помнится, в начале нашего заточения на острове ты сетовал на отсутствие какого-либо оружия.

– Нож принадлежит Стауту, – коротко ответил Быков, безуспешно пытаясь удержать язык за зубами.

– Я не видел ножа у Стюарта. Кстати, где он? Почему не ужинает с нами?

– Дима и Стю подрались, – пояснила Элен и победоносно взглянула на Алису. – Из-за меня, между прочим.

Та перестала жевать, уставившись на недоеденный кусок рыбы в перепачканных пальцах. Было видно, что она вот-вот взорвется. А что, если убежит опять? Что, если матросы ее поймают?

– Не из-за тебя, Элен, – отрезал Быков.

– Ты же сам…

– Стюарт Стаут перепилил тросы «Пруденс» в начале шторма, – перебил ее Быков. – Этим самым ножом. – Он открыл и продемонстрировал всем зазубренное лезвие. – Улик у меня нет, профессор. – Он посмотрел в лицо растерянному Заводюку. – Но он косвенно признал свою вину. Жаль, что это произошло с глазу на глаз. В случае суда будет его слово против моего.

– Это не так! – горячо возразил профессор. – Ты должен сохранить орудие преступления, Дима. Корабль, к счастью, не утонул. Достаточно будет провести экспертизу, чтобы вывести мерзавца на чистую воду.

– Да, но как доказать, что нож изначально принадлежал Стюарту? – вмешалась Элен, с лица которой исчез и след беспечности. – Он откажется, и…

– Предоставим это дело юристам, – перебил ее Заводюк. – А ты, Дима, не потеряй нож. Специалисты разберутся.

– Я понимаю, – кивнул Быков.

– Но ты легкомысленно использовал его во время охоты на рыбу!

– Не могли же мы сидеть голодными…

– Могли! – вскричал Заводюк, швыряя остатки в костер с такой яростью, что искры чуть не обожгли голые ноги сидящих рядом девушек. – Сейчас самое важное – назвать истинного виновника катастрофы. Иначе как мне уберечь свое честное имя? Где этот мистер Стаут? Я желаю посмотреть ему в глаза!

– Исключено, – отрезал Быков. – Отныне мы живем по законам военного времени. И я как самый сильный здесь беру командование на себя.

– Как в первобытном племени? – ехидно осведомилась Алиса.

– Если хочешь, то да. У нас сейчас жизнь такая, ничего не поделаешь. – Быков пожал плечами. – Кто-то должен взять ответственность на себя.

– Мой возраст и мой опыт… – начал Заводюк.

– Они бесполезны в данной ситуации. Нам предстоит война.

Произнеся эти слова, Быков почувствовал невыразимую тоску. Он не переносил даже обычных проявлений вражды между людьми, не говоря уже о более жестких методах выяснения отношений, изобретенных человечеством за время существования. И все же иного выхода разрешить конфликт не было. Быков был обязан защитить своих спутников.

Пока он думал об этом, профессор Заводюк молчал, видимо разбираясь в собственных мыслях и ощущениях. Не нарушали тишину и женщины, поглядывая на мужчин в ожидании решения, которое те примут, – им оставалось только положиться на представителей сильного пола. Как тысячи лет назад, сотни тысяч или даже миллионы…

– Я не допущу войны, – заявил наконец Заводюк и встал, давая понять, что обсуждение закончено. – При всем уважении, Дима, вынужден отвергнуть твое предложение как ошибочное.

– Напрасно вы так считаете.

Быков тоже поднялся и выпрямился во весь рост, подсознательно стремясь продемонстрировать, что он моложе и сильнее оппонента.

На профессора это не подействовало.

– Не напрасно, – сухо произнес он. – Я руководитель экспедиции, не забывай. И мне решать.

– Хорошо, допустим. И как вы собираетесь действовать дальше?

– Прежде всего, не развивая конфликта.

– Да? – язвительно переспросил Быков.

– Да, – заносчиво подтвердил Заводюк. – Мы цивилизованные люди. И я уверен, что со Стюартом можно договориться.

– Или вообще оставить его в покое, – подсказала Элен.

– Или оставить его в покое. Будем разбираться, когда прибудет помощь.

– А как насчет Гарри и Чака? – осведомился Быков. – У них пистолет. Вы это учитываете, профессор?

– Они не сумасшедшие, чтобы пускать в ход оружие. – Глаза Заводюка растерянно забегали из стороны в сторону. – Мы не дикари. Завтра матросы протрезвеют…

– И напьются снова, – продолжил Быков. – Скорее всего, они уже напились. А о том, готовы ли они пустить в ход оружие, спросите у своей внучки. – Он кивнул в сторону Алисы. – Если они нападут, угрожая пистолетом, кто защитит ее?

– И меня! – напомнила о своем существовании Элен.

– И тебя, – согласился Быков. – Кто их защитит? Что вы противопоставите огнестрельному оружию, профессор?

– А ты что? – запальчиво спросил Заводюк.

– Как я уже говорил, есть план.

– Тогда поделись им со мной, будь так любезен.

Если бы сарказм, прозвучавший в вопросе профессора, обратился в яд, Быков скончался бы на месте. А так он просто сказал:

– Я намерен разоружить матросов. Если для этого придется кого-то ранить или даже убить, я это сделаю.

Все затихли, потрясенные холодной, беспощадной силой, исходившей от него. Солнце, перевалившее зенит, светило Быкову в спину, делая почти неразличимым выражение его лица. Но светлые глаза отчетливо выделялись на темном фоне, и взгляд их был совершенно недвусмысленным. Заглянув в эти глаза, Алиса невольно поежилась.

– Дима, – тихонько окликнула она, – давай выждем немного. Посмотрим, что будет завтра.

– Завтра? – спросил он. – Кто тебе сказал, что мы доживем до завтра? Алкоголя у этих парней предостаточно, патронов, думаю, тоже. И не забывайте про Стаута, который непременно попытается вернуть нож, чтобы «потерять» его в нужный момент.

– Сейчас он заодно с матросами, – напомнила Элен, – втроем они представляют собой силу. – Она вопросительно посмотрела на Быкова. – И ты намерен справиться с ними в одиночку?

Он медленно покачал головой:

– Нет, в одиночку я не справлюсь. Ты мне поможешь. Поможешь, Элен?

Алиса не заметила, как очутилась на ногах.

– Почему не я? – возмутилась она. – Почему не я, Дима?!

Быков, у которого имелись способности к изобретению не только военных хитростей, но и обыкновенных, житейских, улыбнулся:

– А это растолкует тебе дедушка. Профессор, объясните Алисе, почему ей не стоит принимать участие в военной операции.

Не тратя лишних слов, Заводюк подскочил к внучке, схватил ее за руку повыше локтя и заявил:

– Не пущу!

Девушка пронзила Быкова взглядом и прошипела:

– Предатель! Больше не приближайся ко мне. Развлекайся со своей… своей…

Не решившись употребить так и рвущееся на язык слово, Алиса ограничилась тем, что сплюнула.

Элен тоже встала. На мгновение ее руки уперлись в бока, но тут же взлетели вверх, за голову, и она картинно потянулась, обронив:

– Уф, надоело сидеть на одном месте. Сколько можно?

Не глядя на дрожащую от негодования Алису, Быков обратился к Заводюку:

– Профессор, оставшись вдвоем, вы подвергнетесь опасности. Единственный способ избежать столкновения с нашими врагами – это совершить небольшое плавание.

– Плавание? – Над бровями Заводюка собралось столько морщин, что лоб его стал полосатым. – Что это значит?

Быков объяснил. По его мнению, профессору и внучке следовало отплыть на долбленке подальше от берега и подождать там, пока все не образуется. Он провел небольшой инструктаж по технике эксплуатации утлого суденышка и, пресекая все возражения, увлек их к океану.

– Дискуссии отменяются. Времени нет, – твердо сказал он. – Необходимо закончить все до темноты. Иначе будет поздно.

Алиса уселась в долбленку и демонстративно отвернулась. Не делая попыток успокоить ее, Быков налег на лодку, сталкивая ее с песка. Заводюк зашел в воду по колено и обернулся.

– Дима, – заговорил он, – я всецело доверяю тебе. Наши жизни в твоих руках. Прошу тебя не рисковать понапрасну. Если мы останемся одни…

Продолжение заменила выразительная пауза.

– Все будет хорошо, – серьезно произнес Быков. – Ни о чем не беспокойтесь.

По удивительному совпадению, которых в жизни значительно больше, чем мы подозреваем, почти те же самые слова произнес Стюарт Стаут, адресуя их двум своим новым компаньонам.

Они расположились на дальней оконечности острова, укрывшись в тени толстого, приземистого дерева с плоской, как бы сплющенной кроной серо-зеленого цвета. Вероятно, это было весьма жизнестойкое растение, раз оно сумело пустить корни и дорасти на скудной почве до таких размеров. Или же дерево схитрило, обосновавшись в такой близости от океана, что можно было без помех втягивать корнями воду, отфильтрованную сквозь землю и песок.

Между тремя мужчинами стояла квадратная бутылка хорошего виски, опустошенная наполовину. Гарри, не привыкшего пить помногу и подолгу, совсем развезло. Он лежал на песке, подперев отяжелевшую голову рукой, изредка икал и боролся с муторным состоянием, напоминающим морскую болезнь, преследовавшую его во время плавания. Его босые ступни были такими грязными, что со стороны казалось, будто это серые носки. Он разделся по пояс, демонстрируя жилистый торс с проступающими ребрами и брюшными мышцами.

Чак сидел, откинувшись на корявый ствол. Ноги его были широко расставлены, а переплетенные руки покоились между ними, как бы прикрывая мужское достоинство. Он вяло грыз галету, роняя крошки на грудь. Отросшая щетина и густые брови придавали его лицу некую отрешенность, аскетическую угрюмость.

Стюарту Стауту не перед кем было хвастаться великолепной мускулатурой, и он расслабился, позволив голому животу слегка обвиснуть, а плечам обмякнуть. Распухший нос делал его лицо неузнаваемым и несчастным. Время от времени он осторожно трогал языком шатающийся передний зуб.

Сделав это в очередной раз, Стаут сказал, обращаясь в основном к Чаку, а не к клюющему носом Гарри:

– Все обойдется. Никто нас не заподозрит. Ни о чем не беспокойтесь, парни.

– Я не мартышка, чтобы не беспокоиться и не думать, – возразил старший матрос.

Он пошарил в кармане куртки, вытащил устрицу и, обхватив ее пальцами, принялся совать в щель между створками плоский острый камень. Справиться с ней оказалось куда сложнее, чем с обычными моллюсками. Устрица была покрыта острыми зазубринами и наростами, способными изрезать пальцы.

– Черт, жаль, что ножа нет, – буркнул Чак.

– Еще одна причина напасть на них, – тут же отреагировал Стаут.

– Молодая, чур, моя… – с трудом выговорил Гарри, уставившись в землю мутным взглядом.

– Там видно будет, – осадил его Чак, – мы еще ничего не решили.

Сделав глоток, он принялся ворочать устрицу, пока не нашел место, куда можно было вогнать каменный клин. Это было проделано с помощью пистолетной рукоятки, заменившей молоток.

– Ты поосторожнее с этим, – посоветовал Стаут, наблюдая за ним. – Раковины целый день пролежали на солнце. Отравиться можно.

– Мое брюхо кобру переварит вместе с ее ядом, – похвастался Чак.

– Дай и мне, – оживился Гарри, пытаясь сфокусировать взгляд. – Надо привыкать к пище миллионеров. Говоришь, в Атлантиде было полно золота?

Взяв устрицу от Чака, Гарри сел и постарался посмотреть Стауту в глаза.

– Да, – кивнул тот. – Платон писал о золотых зубцах на крыше храма, о золотых стенах и статуях. Даже мостовые были из золотых брусков. Да что я вам рассказываю? Вы же сами цепь видели.

– Достать бы ее… – мечтательно произнес Чак. – Для начала.

– Достанем, – пообещал Стаут. – Вот заберем лодку, поплывем к кораблю и наведаемся в каюту профессора. А когда нас отсюда вывезут, продадим пару звеньев и сами организуем экспедицию. Вы будете управлять судном, я возглавлю подводные поиски. Месяца не пройдет, как мы станем самыми богатыми и знаменитыми людьми планеты.

Настоящий лжец врет так, будто говорит чистую правду. Расписывая собутыльникам будущую райскую жизнь, Стаут и сам в это верил. Хотя на самом деле матросы интересовали его исключительно как исполнители грязной работы. Нужно было натравить их на Быкова и Ко, чтобы в зародыше погасить сплетни про перерезанные тросы. Пусть лучше будут перерезанные глотки. И простреленные черепа. Или проломленные, это как получится.

Дотянувшись до бутылки, он сделал пару умеренных глотков. Виски на удивление было вполне приличным. Конечно, не таким, какое ожидало Стюарта Стаута на большой земле вместе с прочими атрибутами состоятельного человека. Миллион фунтов стерлингов – не очень большие деньги по нынешним меркам, но с таким стартовым капиталом можно разбогатеть по-настоящему. Не пускать деньги на ветер, моментально просадив их в клубах и казино, а вложить в прибыльные проекты. Главное – не замарать свое имя. Ни тени подозрения не должно упасть на Стюарта Стаута. И матросы поспособствуют этому.

Он посмотрел на Чака, который наконец выковырял сплошной мускул устрицы из раковины, отправил его в рот и сейчас облизывал пальцы. Перевел взгляд на еле державшегося на ногах Гарри, решившего помочиться, не отходя от «стола». Струя, которую парень пускал на песок, выделывала причудливые кренделя.

– Одного не пойму, – буркнул он, заправляясь. – Какого дьявола нам убивать всю эту публику? Лучше иметь рядом живых баб, чем мертвых.

Смеясь над своей незатейливой шуткой, Гарри плюхнулся на прежнее место. О том, чтобы сходить к морю и сполоснуть руки, он даже не подумал. Стауту представлялось, что в черепе этого придурка кроется совсем крохотный мозг, не больше куриного. Достаточный, чтобы произносить членораздельные звуки, осмысленно пользоваться пенисом и прочими членами, но этим интеллект таких, как Гарри, и ограничивается. На большее они не способны – да и не годятся. Ошибка природы. Тупик эволюции.

– Ты совершенно правильно говоришь, – кивнул Стаут, слегка хмуря брови, дабы дать понять, как серьезно он относится к словам Гарри. – Но теперь вообрази себе такую ситуацию. Вот мы сидим на этом чертовом острове, откуда никуда не денешься, любуемся золотом, строим планы, ждем спасения. И оно приходит. – Стаут потянулся к бутылке, но Чак опередил его. – Мы радуемся, предвкушая освобождение. А эта девчонка рассказывает, как вы гонялись за ней, в результате чего вашего товарища сожрали акулы…

– Мэта… – перебил Гарри, принимая у старшего матроса бутылку. – Его звали Мэт. Мне его не жаль. Ублюдком он был, полным ублюдком. Однажды на корабле меня стошнило, так он всем разболтал…

– Подлый поступок, – согласился Стаут тоном терпеливого преподавателя, вынужденного выслушивать бредни очередного школьного тупицы. – Но Мэта нет, а мы остались. И должны позаботиться о себе. Так вот… – Он завладел бутылкой и влил в себя умеренное количество виски. – Если Алиса на вас донесет, придется мне искать сокровища одному.

– Даже не думай! – предупредил Чак.

– А если вы избавитесь от Алисы, то рты раскроют остальные, – невозмутимо продолжал Стаут. – Конец все равно один. Лучше уж всех сразу. Обойти остров и…

Он не договорил, но этого и не требовалось. Все было ясно. Нет, не все, судя по осмысленному проблеску в мутных глазах собутыльников.

– И куда мы денем трупы? – спросил Гарри. – Закопаем?

– Ни в коем случае! – тут же воскликнул Стаут. – Зачем, когда имеются санитары природы?

– Про кого ты говоришь? – не понял Чак.

– Акулы. Они сожрут тела.

– Что-то останется, – покачал головой Гарри.

– Остатки прикончат рыбы поменьше и крабы, – стоял на своем Стаут.

– А если они что-то пропустят? Если в воде найдут чью-то ногу и руку?

– И пусть.

– И пусть? – не поверил своим ушам Чак.

– Да, – подтвердил Стаут. – Это не будет противоречить нашей версии. Даже наоборот, подтвердит ее.

– Что за версия?

– Судно потерпело крушение, так? Что было дальше?

– Мы поплыли к берегу. – Гарри пожал плечами. – Шлюпку раздолбало, плот прорвался. Но мы добрались…

– Верно! – торжествующе вскричал Стаут. – Но не все, не все. Только присутствующие здесь. – Он сделал широкий жест. – Нас трое выживших. Понятно?

– Нет. Нас… сейчас посчитаю. – Гарри пошевелил пальцами. – Семь. Нас семь человек.

– Математик из тебя никакой. – Чак снисходительно похлопал Гарри по плечу. – Стю правильно говорит. Вот трахнешь ты Алису, а ее нет. Она погибла при высадке на остров. – Он засмеялся. – Делай с ней что хочешь, она никому на тебя не пожалуется. И остальные тоже. – Глядя Стауту в глаза, Чак проглотил остатки виски и вытер колючую щетину. – Молодец, друг! Мне нравится твой план. Пойдем.

Он швырнул бутылку за песчаную дюну и тяжело поднялся. Пора навестить соседей. Наверняка кто-нибудь из них сейчас возле моря, добывает пропитание на ужин.

Стаут понял, что настал решающий момент. В группе не бывает двух лидеров. Безропотно подчиниться матросу означает признать его власть. Но Стаут хотел командовать их отрядом сам. Чтобы матросы выполняли его приказы, а он оставался в стороне.

– Да, – согласился он. – Лучше всего поискать на берегу. Но сначала уберем за собой.

– Уберем? – Чак недоуменно уставился на пустые раковины, потом перевел тяжелый взгляд на Стаута. – На острове? Мы что, мусорщики тебе?

– Или эти… экологисты? – поддержал товарища Гарри.

– Нет, – вкрадчиво ответил Стаут. – Мы просто умные, осторожные люди. С головами на плечах. А в головах этих работают мозги. – Он приставил указательный палец к виску. – И мы хорошо понимаем, что не следует разбрасывать пустые бутылки по острову. Потому что наши спасатели могут наткнуться на них и спросить себя: если эти ребята пьянствовали здесь, то, может, не все было так гладко, как они нам рассказывают?

Чак помолчал, обдумывая услышанное. Да, этот тип прав. Но безропотно подчиняться ему не позволяла гордость.

– Гарри, – сказал Чак, – сходи и закопай эту чертову бутылку.

Парню это не понравилось, и он попытался возразить:

– Но…

– Поглубже, – отсек Чак возможные возражения. – И поскорее.

Поколебавшись, Гарри полез к гребню дюны.

«Вот наши роли и распределены, – удовлетворенно подумал Стаут. – Я отдаю приказы. Те, что не придутся Чаку по душе, он будет переадресовывать Гарри, остальные скрепя сердце выполнит сам. Пригрозил бы мне пистолетом, да нельзя: хочется богатств несметных. Вот и правильно. Человек без мечты подобен скотине… Хотя некоторые остаются скотами при любом раскладе».

Когда недовольный Гарри вернулся, все трое направились к океану. Шествие замыкал Стаут. Он не стремился афишировать свое лидерство – до поры до времени оно должно было оставаться негласным.

Словно не подозревая об опасности, Элен сидела на одном из прибрежных камней, оживляющих однообразный ландшафт лагуны. Покрытый соляными разводами валун все еще был горячим, хотя солнце уже клонилось к закату.

Пользуясь осколком ракушки, полуодетая девушка вспорола недоспелый плод манго, съела сочную мякоть и бросила кожуру в воду. Возле нее тотчас собралась стайка желтоватых рыбок с темными спинками. Похоже, они пожирали все, что могли проглотить и переварить. Когда Элен заходила в воду, рыбки с такой же жадностью атаковали ее голые ступни, покусывали за пальцы. Они были храбрыми, прожорливыми и быстрыми.

Хотела бы Элен обладать их отвагой! Но нет, ей было страшно, несмотря на беззаботный вид и непринужденную позу. Скользнув взглядом по пляжу, она прошлась глазами по песку возле берега. Подозрительных следов вроде не видно, но неизвестно, как все сложится. А что, если Быков на деле окажется не таким ловким и решительным, как на словах?

Нет, нет, исключено! На этого человека можно положиться. Он спас Элен, спас Алису. Такие мужчины не дают женщин в обиду. Лишь бы матросы не напоролись на него раньше времени…

Помянув дьявола, можешь быть уверен, что он тебя услышит!

Стоило Элен подумать про матросов, как они появились на белой береговой линии. Первым шел Чак, и, присмотревшись, она поняла, что он держит в руке пистолет. Странная смесь возбуждения и паники охватила девушку. Элен смотрела в их сторону, не притворяясь, будто не видит приближающуюся троицу, и не делая попыток убежать.

Следующий за Чаком Гарри покачивался на ходу и загребал ногами песок так, что несколько раз чуть не упал. Самым трезвым выглядел замыкающий процессию Стюарт Стаут. Трезвым и опасным. Очень опасным.

«А ведь он не собирается меня насиловать, – поняла вдруг Элен с пугающей ясностью. – Он идет меня убивать. Матросы явно не прочь порезвиться, но только для начала. Потом они сделают то, зачем явились. Почувствую ли я, когда меня начнут покусывать рыбы с черными спинками?»

– Отдыхаешь? – крикнул Чак издали. – Молодец! Мы тоже пришли отдохнуть. Обожаю плавать на закате. Вода по вечерам такая теплая.

Он заговаривал Элен зубы. Пытался выглядеть дружелюбным и добродушным, чтобы не спугнуть ее раньше времени. Даже пистолет за пояс засунул.

Последнее обстоятельство отметил про себя и притаившийся в засаде Быков. Больше всего он боялся, что подведут затекшие от долгой неподвижности ноги. Он просидел в своей яме, скрючившись, не меньше полутора часов. На практике это оказалось гораздо более трудным испытанием, чем в теории.

Яма была выкопана метрах в четырех от камня, на котором сидела Элен, выполняющая роль приманки. Ее накрыли ветками, поверх которых разложили кусок порванного плота, нагребли сухого песка и разровняли. Влажный песок частично сбросили в воду, частично рассыпали по пляжу.

Днем, в самый солнцепек, Быков не продержался бы в тайнике и часа. Потерял бы сознание от духоты или выбрался на поверхность, отказавшись от этой затеи.

Но время близилось к вечеру, и от сырого песка исходила прохлада, облегчавшая вынужденное затворничество. Правда, сильно донимали песчаные блохи, жалившие Быкова с таким остервенением, словно пытались выжить человека из своих владений. Он старался вдохновляться примерами знаменитых йогов и отшельников, но это мало помогало. В натуре Быкова не было ничего аскетического. Наоборот, он был эпикурейцем, жизнелюбом. Может, укусы блох были мелкой местью за это?!

Обзор из засады был весьма ограниченным. Вытянув шею, Быков видел Элен и небольшой отрезок пляжа. Это походило на странный авангардистский фильм с застывшим изображением. Выключить его было нельзя. Приходилось смотреть и ждать развития событий.

О появлении противников Быкова известил даже не окрик Чака, а изменившееся выражение лица Элен. До последнего момента она надеялась, что они не придут. Так уж устроена человеческая психика: мы не верим, что с нами случится что-то плохое, не верим в собственную смерть. Но это все равно случается, и тогда приходится действовать. Мироздание устроено так, что ни одному живому существу не удается отсидеться в безопасности. Иначе зачем был бы нужен этот вселенский спектакль?

– Отдыхаешь? – донеслось до ушей Быкова. – Молодец! Мы тоже пришли отдохнуть. Обожаю плавать на закате…

Он покрепче стиснул копье с наконечником из раскрытого ножа. Лишь бы обмотка не подвела! Если лезвие не воткнется в вооруженного врага с первого раза, второй попытки у Быкова попросту не будет. Пуля достанет его раньше, чем он успеет повторно замахнуться.

Может, напрасно он затеял этот неравный бой? Может, надо было не лезть на рожон и ничего не предпринимать, надеясь, что беда обойдет стороной? Нет, так не бывает. Никого и никогда беда не обходит. Поэтому лучше идти навстречу опасности. Таково было жизненное кредо Дмитрия Быкова.

В детстве, когда ему было лет десять, его повадилась обирать шпана, отирающаяся возле соседского гастронома. Стоило Диминым родителям отправить его за хлебом или за молоком, как малолетние грабители были тут как тут. Вначале он хитрил, выбирая другие магазины, подальше, но его и там отлавливали. В результате приходилось возвращаться домой с пустыми руками и карманами, выдумывая всякие небылицы про потерянные деньги. Но в один прекрасный день ему это надоело. Он отправился к хулиганам и заехал кулаком в рожу тому, кого достал. Несколько раз его били, но постепенно перестали замечать. С тех пор Быков беспрепятственно заходил в магазин и выходил оттуда.

Эту модель поведения он сохранил на всю жизнь. Всегда шел навстречу опасности, даже если поджилки от страха тряслись. Вот и сейчас, собрав волю в кулак, Быков готовился к бою, и не существовало силы, которая заставила бы его отступить.

Он увидел, что Элен встает с камня и выходит на берег. Молодец подруга! Сообразила, что нужно находиться как можно ближе к Быкову, чтобы облегчить ему задачу.

– Что вам надо? – звонко спросила Элен, прикрывая грудь естественным и невероятно женственным жестом. – Не подходите. Я буду кричать!

– Кричать ты будешь, – пообещал невидимый пока Чак. – Я позабочусь об этом.

– И я тоже, – подал ломкий, хмельной голос Гарри.

Быков чуть привстал, выбирая надежную опору для ноги, которой собирался оттолкнуться, вскакивая.

Элен, вытянувшись в струнку, стояла прямо перед ним, облитая теплым, розоватым светом вечернего солнца. Во времена расцвета кинематографа голливудские режиссеры снимали самые эффектные, сочные, насыщенные красками сцены именно в такое время. Глубокие тени придавали цветному изображению особый контраст и колорит. Как ни напряжен был Быков, он не мог не заметить, что Элен красива, очень красива.

Одна ее нога была чуть согнута, словно она готовилась сорваться с места и обратиться в бегство. Руки скрещены на груди, голова откинута назад, пряди волос падают на лицо…

– Убирайтесь! – крикнула она. – Немедленно!

В ее голосе слышался неподдельный страх. И неудивительно: в поле зрения Быкова появился сначала Чак, за ним почти сразу Гарри, а после третья тень – мужчина, предпочитающий держаться позади. Несомненно, это был Стаут. Следовательно, Быкову предстояло сразиться с тремя врагами. И не просто сразиться, а победить – в противном случае женщинам и профессору грозили не только унижения и издевательства, но и смерть.

– Тихо, тихо, малышка, – увещевающе произнес Чак, что при наличии огнестрельного оружия звучало по меньшей мере странно. – Не кричи и не дергайся. Никто тебя обижать не собирается.

– Мы тебя любить будем, – пообещал Гарри, выступая вперед и протягивая к Элен руку. – Ты ведь не случайно нас тут дожидалась?

«Не случайно!» – мелькнуло в мозгу Быкова коротко, как вспышка.

Он вырос словно из-под земли – подобно медведю, выскочившему из берлоги перед ошеломленными охотниками. Прежде чем полетевший во все стороны песок успел осыпаться вниз, Быков уже занес свое импровизированное копье. Чтобы приблизиться к противнику, ему пришлось фактически прыгать на одной ноге, поскольку вторая, занемевшая, на время превратилась в бесполезный омертвевший обрубок, терзаемый судорогами и болезненными покалываниями, как будто там работали челюстями тысячи кусачих насекомых и мелких грызунов.

Чак успел повернуть к Быкову изумленную физиономию. Острие ножа вонзилось ему в щеку и резко скользнуло вниз, развалив кожу до розовой плоти, тут же окрасившейся в рубиновый цвет.

Сначала Быков намеревался ударить матроса в выпученный глаз, чтобы сразить наверняка. Но рука отказалась выполнять приказ, отданный мозгом. Быков не сумел убить человека, пока что прямо не угрожавшего чьей-либо жизни. Все его естество, вся натура, убеждения и представления воспротивились этому.

Это было ошибкой.

Потому что в драках и сражениях побеждает тот, кто настроен убивать, а проигрывают трусливые, нерешительные или великодушные. Быков относился к последней категории. Он обладал недюжинной силой, был отважен и решителен, но не мог запросто лишить человека жизни.

А Чак мог. Он относился к иной породе людей. К их хищной разновидности. К тем, кто шагает по трупам, не терзаясь соображениями морали или совести. Ведь убивать себе подобных так легко! Это можно проделывать хоть каждый день, лишь бы отвечать не пришлось. Некоторые дают волю своим инстинктам на войне. Другие годами дожидаются подходящего случая.

Чаку такой случай представился уже во второй раз, и он не собирался отказывать себе в удовольствии всадить пулю в того, кто осмелился встать у него на пути.

Его окровавленная физиономия ухмылялась, когда он вскинул ствол, целясь Быкову в грудь. Гарри слегка присел и зажмурился, ожидая выстрела. Элен открыла рот в немом крике. Стаут просто наблюдал, склонив голову к плечу.

Указательный палец Чака напрягся, стремясь потянуть спусковой крючок на себя. Его ухмылка превратилась в гримасу удивления и недовольства. А еще – страха. Как будто он обнаружил, что направил в противника не пистолет, а бесполезную железку.

Быков не слишком интересовался оружием и не был заправским стрелком, однако сразу сообразил, что произошло. Предохранитель! Чак не удосужился снять пистолет с предохранителя.

На этот раз церемониться с ним Быков не стал. Ударил, правда, не в глаз, опасаясь, что высоко поднятое копье будет перехвачено и вырвано из рук. Быков пырнул Чака в живот, куда-то ближе к солнечному сплетению, чем к брюшине. Нож вошел легко, как в глину. Чмокнул и скрылся по самую рукоятку.

Чак, судорожно нащупывавший большим пальцем предохранитель, оставил свое занятие и посмотрел вниз. Его лицо, залитое кровью, изобразило сложную гримасу, пытающуюся передать всю гамму ощущений и эмоций, которую он испытывал. Изумление? Досада? Боль? Осознание близкой смерти?

Пистолет, крутнувшись, вывалился из разжавшихся пальцев и воткнулся стволом в песчаную кучку у ног Чака, который схватился обеими руками за древко копья, но не вытаскивал его, не дергал, а просто держался, чтобы не упасть.

Гарри, вскрикнув, бросился на Быкова с кулаками. Парень был молодым и жилистым, справиться с ним было бы непросто, если бы не алкоголь в его крови. Для начала он элементарно промазал. Второй же удар получился слишком слабым, чтобы нанести противнику ощутимые повреждения.

В ответ Быков врезал Гарри точнехонько в подбородок, с удовлетворением услышав клацанье, как будто рядом щелкнул замок. Кулак, летящий снизу, опрокинул матроса навзничь.

Чак тоже упал и тоже на спину. Верхняя часть его тела оказалась в воде, тогда как ноги выплясывали на берегу, вминая сырой песок. Он продолжал держаться за копье и силился поднять голову, но это плохо получалось. И вообще перестало получаться, когда подскочившая Элен наступила ему на горло босой ногой.

– Успокойся, Дима, – вкрадчиво заговорил Стаут, приближаясь. – Что ты натворил? Ты человека убил, понимаешь? Как же так? За что? Мы просто хотели поплавать в море…

Его тон был настолько убедительным, что Быков внутренне ужаснулся. Ему иногда снились кошмары, в которых он убивал кого-то, а потом суетливо прятал тело, наверняка зная, что вот-вот его заметят и схватят. Сейчас состояние Быкова было аналогичным. Все происходило в точности как во сне.

Он растерянно посмотрел на Чака, ноги которого больше не дергались, а руки, оставив копье, обхватили ногу Элен.

Ее лицо, обращенное к Быкову, выражало злую решимость.

– Пистолет, Дима! – крикнула она.

Резкий окрик вывел его из транса… но слишком поздно. Проворно передвигаясь на четвереньках, Гарри прошмыгнул мимо и схватил пистолет. Быков собрался навалиться на него, когда мускулистые руки обхватили его сзади и начали заваливать назад, лишая равновесия и притока воздуха к легким.

Гарри направил ствол в Быкова и уже сдвинул рычажок предохранителя, когда внезапно передумал и повернул пистолет в сторону Элен. По-видимому, он побоялся, что пуля поразит сообщника, борющегося с Быковым.

– Нет! – выкрикнула Элен, пятясь.

Гарри усмехнулся и качнул головой, словно не соглашаясь. Его указательный палец слился со спусковым крючком…

Да! – грянуло над пляжем.

Мужчины застыли, прекратив борьбу. Ствол, из которого вырос огненный цветок, странным образом расщепился, разойдясь во все стороны дымящимися лепестками. При этом он какие-то доли секунды висел в воздухе, потому что пятерня стрелка инстинктивно разжалась.

Одновременно с падением пистолета на песок посыпались пальцы, которых, как выяснилось позже, было всего два, хотя казалось, что гораздо больше.

Невредимая Элен заверещала, предусмотрительно заткнув уши, потому что выносить этот душераздирающий визг было непросто.

– А? – произнес Гарри скорее изумленно, чем испуганно.

Он был единственным, кто еще не понял, что ствол разорвало при выстреле, потому что он забился песком. Желание стрелять, воевать или доказывать свое превосходство пропало. Упав на колени, Гарри обхватил искалеченную пятерню и налег на нее животом, словно надеясь, что это снимет жуткую боль в разорванных суставах.

Быков этого уже не видел. Вцепившись в Стаута, который обхватил его сзади, он резко наклонился вперед. Оторванный от земли, тот нелепо задергал в воздухе ногами, перелетел через Быкова и, развернувшись, упал на спину с таким звуком, будто на песок бросили тяжелый мешок.

На его лице появилась мина, очень похожая на ту, которую сделал Гарри, когда увидел, во что превратилась кисть его руки. Он не был готов к поражению и пока что не осознал его.

Чтобы ускорить мыслительные процессы Стаута, Быков прыгнул на его беззащитный живот, а потом для верности повторил маневр.

Рот англичанина наполнился желчью. Но Быков не испытывал ни чувства вины, ни сострадания. Покалеченного Гарри и убитого Чака ему тоже не было жаль. Эти трое преступили божеские и человеческие законы и сами оказались вне этих законов. Церемониться с ними было нельзя, это вызвало бы обратную реакцию. Такие люди уважают только силу, благородство и великодушие по отношению к себе принимают за проявление слабости и становятся еще агрессивнее.

– Я пришел, чтобы помешать им, – простонал Стаут, морщась и массируя грудь.

– Поэтому схватил меня? – поинтересовался Быков.

– Разве ты не понял? Я оттаскивал тебя. Хотел уберечь от пули этого пьяного мерзавца.

– Ну ты и падаль, – сквозь зубы процедил Гарри, с трудом вставая. Руки его были заняты: одной он баюкал другую, по которой струилась кровь. – Ты же сам нас на них натравил, – продолжал он, наступая на отползающего Стаута. – Скормить их акулам предлагал, помнишь? Золото нам сулил…

– Лжец, лжец! Заткнись!

– Ты мне рот не затыкай. Я все расскажу, все!

Вскочив на ноги, Стаут бросился на Гарри и одним ударом сшиб его на землю. Следующим на очереди оказался Быков, не успевший защитить лицо. Он увидел кулак, летящий ему прямо в глаз, а в следующее мгновение там образовался черный космос с целыми фейерверками разноцветных звезд.

Потеряв ориентацию в пространстве и широко расставив ноги, Быков куда-то шел. Он не смог бы точно сказать, куда движется: вперед, назад, влево или вправо. Ноги несли его, помогая сохранить шаткое равновесие, но в итоге одна из них зацепилась за песчаную кучу.

Падая, Быков успел выставить перед собой руки. Его ударили под ребра. Он попытался перехватить ногу, пнувшую его, но поймал только воздух. Потом истошно закричала Элен. Быков сел, кое-как настроил сбившийся фокус и увидел, что Элен и Стаут держатся за копье, торчащее из трупа.

Перепрыгнув через Гарри, безучастно скорчившегося у воды, Быков бросился ей на помощь. Протаранив плечом Стаута, он рухнул вместе с ним на отмель, очутившись вдруг снизу, а не сверху. В открытый рот и глаза хлынула вода, мир стал переливчатым и расплывчатым. Стаут топил Быкова, не позволяя ему поднять голову, как до этого сделала с Чаком Элен.

Протестующий вопль прозвучал как звук работающей дрели, сопровождаемый бурлением воды. Быков решил, что прямо сейчас он попрощается с жизнью, захлебнувшись на мелководье. Какая дурацкая смерть!

Как будто она когда-то и у кого-то бывает иной…

Умирать всегда глупо.

Высвободив левую руку, Быков пошарил ею в воздухе, отыскал лицо Стаута, вцепился ему в нижнюю губу и дернул. В уши, наполненные водой, проник глухой, словно пропущенный сквозь подушку, крик.

Пользуясь болевым шоком противника, Быков перевернулся вместе с ним на бок. Теперь ему было чем дышать. Гоняя воздух изголодавшимися легкими, Быков ударил Стаута кулаком в висок. Скользкий, как угорь, тот вывернулся, вырвался и побежал на заплетающихся ногах.

Гарри, затравленно озираясь через плечо, последовал за ним. Быков остался сидеть, тяжело дыша. Он знал, что сейчас не сумел бы догнать даже трехлетнего ребенка.

Его обдало ветром, брызгами и запахом свежего, молодого пота: это Элен, похожая на амазонку, разбежалась, чтобы метнуть копье.

– Стой! – рявкнул Быков. – Не смей!

Он не успел предотвратить бросок, но Элен сбилась с шага, и рука ее дрогнула. В результате копье пролетело метра три, ударилось о песок и, даже не воткнувшись, упало. К тому времени, когда Элен подскочила к нему, беглецы были уже далеко. Она сердито обернулась:

– Зачем ты мне помешал? Я бы попала!

– Может быть, – согласился Быков, тяжело поднимаясь на ноги. – А может быть, и нет. В любом случае копьем завладел бы один из них. – Он указал пальцем на Стаута и Гарри, уже переходивших на быстрый шаг. – И что тогда? Нам и так предстоит бессонная ночь.

– Бессонная? – обрадовалась Элен. – Мне с тобой?

Опять она за свое! Целеустремленности и энергичности этой девушки можно только позавидовать. Жаль, что они направлены в сомнительную сторону.

– Всем нам, – пояснил Быков свою мысль. – Потому что придется караулить по очереди, чтобы на нас не напали.

Поминутно оглядываясь, Стаут и Гарри скрылись за полоской кустов. Быков перевел взгляд на Чака. К счастью, его вид не оставлял сомнений в том, что он мертв, иначе пришлось бы искать у него пульс или проверять дыхание. И все же прикосновений к мертвецу было не избежать.

– Будем хоронить, – буркнул Быков. – Кстати, спасибо, Элен. Ты задержала Стю. Ты очень храбрая.

– Можешь поцеловать меня в знак благодарности, – пробормотала она. – Я не возражаю.

Она подставила ему губы и слегка приоткрыла их.

– В следующий раз. – Быков поднял платье Элен и бросил ей. – Одевайся. Нужно закопать труп до темноты.

Она прижала платье к груди, не торопясь одеваться.

– Зачем? Давай просто столкнем его в воду.

– А ты сможешь потом войти в море? – поинтересовался Быков.

– Ладно, – сказала Элен, подумав. – Закопаем его в яме, которая уже готова.

– Нет.

– Почему?

– Могилу размоют волны во время следующего шторма.

– Вот! – Элен многозначительно подняла палец. – Ты психологически настроен пробыть здесь до следующего шторма… а потом еще и еще. Так нельзя. Думай, что мы покинем остров гораздо раньше.

– Завтра, например? – подмигнул Быков. – Или сегодня ночью. Сила намерения, или как там это называется. Загадай желание и жди, пока оно исполнится. Так?

– Ты все упрощаешь, – скривилась Элен. – Но этот закон работает.

– Возможно. А сейчас поработаем мы с тобой. Бери его за левую ногу, а я за правую… Поехали…

Замолчав, они занялись этим невеселым делом. Которое, как и все прочие дела, никак не могло решиться волшебным образом.

 

Глава 9

Спасите наши души!

Быков проснулся, как от толчка, и вспомнил, что ему снилась мама. Снилась плохо, тревожно. Будто она отправилась искать его и бродит по какому-то болоту, выкрикивая: «Дима, Димочка!» А он не отвечает, потому что лежит в липкой луже и не то что подать голос, а и дышать не может.

Конечно, это была всего лишь реакция на вчерашнюю схватку, в которой Быкова чуть не утопили, но все равно на душе стало тревожно.

Он сел, всматриваясь в предрассветный сумрак. Пейзаж был абсолютно безжизненным. В трех шагах от него, зябко обхватив себя руками, сидела Алиса. Она дежурила последней, так выпало по жребию. Профессор и Элен спали, прижавшись друг к другу спинами, чтобы согреться, потому что ночь выдалась прохладной.

– Алиса, – окликнул Быков шепотом. – Ложись, теперь моя очередь. Почему ты меня не разбудила?

Девушка обернулась:

– Мне не хочется спать. Давай просто посидим вместе.

– Давай.

Быков зевнул и устроился в шаге от Алисы и на расстоянии вытянутой руки от копья.

– У тебя несчастный вид, – заметила девушка. – Устал?

– Нет. Просто мама приснилась.

– Соскучился?

– Угу.

– Она у тебя хорошая?

– Лучше всех, – ответил Быков, улыбаясь.

Несмотря на свой солидный возраст, он до сих пор жил с матерью. После смерти отца их трехкомнатная квартира была четко разделена на сферы влияния, если так можно выразиться. Кухня и опустевшая супружеская спальня были маминой территорией. В гостиной они собирались для редких совместных трапез и просто посиделок. Отцовский кабинет с книжными шкафами, африканскими масками, океанскими раковинами и прочими сувенирами из дальних стран занял Быков. Там же он и спал, довольствуясь старомодным кожаным диваном с высокой спинкой и круглыми валиками.

Вообще-то отец никогда не принимал участия в экспедициях и не бывал дальше Черного моря, однако в нем жила неиссякаемая страсть к странствиям. Зная об этом, пациенты профессора медицины Быкова старались отблагодарить его разными диковинками вроде засушенного геккона или австралийского бумеранга. В результате кабинет выглядел так, будто принадлежал заядлому путешественнику. Благодаря этому Быков-младший и стал фотографом. В детстве он часами просиживал возле глобуса, выискивая на нем места, где хотел бы побывать, а годы спустя мысленные путешествия осуществились в реальности.

Как бы хотел Быков снова очутиться в своем кабинете! Весь день он посвятил бы маме, рассказывая о своих похождениях и опуская подробности, которых пожилым людям лучше не знать. А вечером присел бы к ноутбуку, включил настольную лампу и очутился в центре волшебного светящегося шара, окруженного таинственным полумраком. Повинуясь движению пальца, на экране возникают снимки, привезенные из экспедиции… Перебирая их, Быков решал бы, какие куда отослать.

Прошли те времена, когда ему приходилось подрабатывать в дешевых газетах и безвестных журнальчиках. Два последних года заказы шли сплошным потоком. Журналы, солидные и глянцевые, всевозможные агентства, интернет-порталы – все они распахнули перед Быковым свои электронные двери и кошельки. Он обзавелся первоклассным оборудованием, наладил постоянные связи в различных изданиях, довел до нужного уровня свой английский. Его жизнь кардинально изменилась. Он много путешествовал, общался с интересными людьми, обрел личную и профессиональную независимость. Но все равно его звал к себе родной дом. Даже Атлантиду больше искать не хотелось.

– Домой хочу, – признался Быков с тяжелым вздохом.

– А я нет, – быстро сказала Алиса. – Мне с тобой хорошо.

– Мне тоже. Но этот остров – не место для юных леди.

– Знаешь, а я уже начала привыкать. Мне даже нравится.

– В принципе, остров неплохой, – согласился Быков, – если бы не соседи. Да и морепродукты надоели.

– Диета всем пошла на пользу. – Алиса окинула беглым взглядом себя, потом его. – Ты похудел и теперь в отличной форме.

– Разве я был толстым?

– Ну, не толстым, но лишним весом обзавелся.

Быков хмыкнул. Он и в самом деле заметно поправился в последнее время, чрезмерно увлекшись кухнями народов мира. Эдакий располневший д’Артаньян с непокорными кудрями, серыми глазищами и щегольскими усами на круглом загорелом лице. Теперь, правда, от наметившегося животика не осталось и следа. Да здравствует необитаемый остров!

– У меня тоже было фунта три лишних, – доверительно сообщила Алиса. – Вот тут и тут…

Она показала, и Быков смутился. Особенно когда услышал голос Элен:

– А у меня нет ни капли жира. Идеальная фигура!

Она бесцеремонно уселась рядом с Алисой и Быковым. После вчерашних подвигов он не имел права прогнать ее. Без этой девушки ему не удалось бы подманить врагов, да и не справился бы он с ними в одиночку. Все, что он мог, это спросить, не скрывая недовольства:

– Почему ты не спишь?

– Не хочется, – тряхнула спутанными волосами Элен. – Мне что-то тревожно.

– Тревожиться не о чем. Ночь позади, а днем эти двое к нам не сунутся.

– Ты бы сам поспал. Совсем осунулся…

– Тебе кажется. Просто освещение серое…

– Извините, я вам не мешаю? – язвительно осведомилась Алиса. – Вы так увлечены беседой!

К удивлению Быкова, Элен не вонзила в девушку ответную шпильку.

– Разве кто-то не дает тебе и слова сказать? – пожала она плечами. – Разговаривай, если хочешь.

Опешив, Алиса промолчала. Она привыкла соревноваться с Элен в сарказме и остроумии и просто не знала, как реагировать.

– Вот и хорошо, – прокомментировал Быков, хлопнул ладонями по коленям и встал. – Вижу, вас можно оставить охранять лагерь.

– Как? – воскликнули они в один голос.

А дальше последовали вариации.

– Ты куда-то собрался? – спросила Алиса.

– Куда ты собрался? – спросила Элен.

– Да, – подтвердил Быков, поочередно глядя в устремленные на него глаза. – Я поплыву к кораблю.

– Но зачем?

– Нужно забрать цепь, пока ею не завладели другие. Если Стюарт доберется до нее первым, то что мы представим в доказательство существования Атлантиды? – Быков сделал паузу, давая им возможность осмыслить услышанное. – Это обязательно надо сделать.

– Правильно! – энергично поддержал его профессор Заводюк, которого разбудили то ли голоса, то ли собственные тревожные мысли. – Я давно хотел попросить тебя об этом, Дима, и готов сопровождать тебя в качестве ассистента.

– Ни в коем случае! – испугался Быков, представив себе, какой обузой стал бы старик в этом трудном и опасном путешествии. – Вы останетесь охранять наших дам, профессор. Вся надежда на вас.

– Тогда я поплыву, – вызвалась Элен.

Бросив взгляд на напрягшуюся Алису, Быков покачал головой.

– Нет, – решительно произнес он. – Я отправлюсь туда немедленно, пока не взошло солнце. Во-первых, акулы в это время еще не активны. Во-вторых, наши враги отсыпаются и не нападут на лагерь во время моего отсутствия. Днем они постараются похитить лодку, а у меня на «Пруденс» осталась фотоаппаратура.

– Мою тоже забери, – попросила Алиса. – Если получится.

Она не предложила свою помощь, и Быков ее не осуждал. Девушка столько натерпелась от океана, что, вероятно, начала испытывать перед ним страх. Возможно, позже это пройдет, а может, никогда.

– Будьте начеку, – сказал Быков на прощание. – Элен, не расставайся с копьем, даже когда… гм… в общем, ни на минуту не расставайся. И постоянно держитесь друг у друга на виду. Как можно ближе.

– Даже во время справления нужды? – невинно поинтересовалась Элен.

Быков проигнорировал ее слова. Небо на востоке прояснилось. Скоро станет светло и экспедицию придется отложить. Но удастся ли осуществить задуманное позже? Нет, необходимо действовать прямо сейчас, не откладывая столь важную задачу на потом.

«Потом» никогда не бывает, оно или начинается прямо сейчас, или не наступает.

Быков почувствовал огромное облегчение, когда нашел лодку и весло там, где их оставили. Оттолкнувшись от берега, он пересек лагуну, удачно проскочил над барьерным рифом и поплыл к судну.

Краешек солнечного диска уже выглянул из-за горизонта, окрашивая воду в жутковатые красные тона. Быков то и дело оглядывался, но на острове ничего не удавалось рассмотреть. Он лежал посреди океана темной, безжизненной глыбой, и даже птицы над ним не летали.

Чем ближе к «Пруденс», тем громче становился шум, с которым волны испытывали корпус на прочность. Доплыв до рубки, возвышающейся над поверхностью, Быков приткнул долбленку к обводу надстройки и посмотрел вниз.

Ближайший вход в корабль находился всего в полутора метрах, но, нырнув туда, пришлось бы долго блуждать в темных подводных лабиринтах. Представив себе это путешествие, Быков невольно содрогнулся. Нет, лучше воспользоваться дверью, которая находится глубже, но зато расположена ближе к каютам.

«Моя вторая слева, – вспомнил Быков. – Профессорская – следующая по коридору. Интересно, легко ли открываются двери? Вряд ли вода держит их так уж сильно».

Он прикусил палец, напряженно размышляя, чтобы не упустить какую-то мелочь, которая на глубине может оказаться жизненно важной… или смертельно опасной.

«Достаточно ли широкий коридор, чтобы в нем развернуться? Где взять мешок или пакет, чтобы поднимать вещи на поверхность? Не обвязаться ли веревкой, чтобы не заблудиться? Нет, она ни к чему, только путаться будет. Кстати, обязательно нужно раздеться, чтобы не зацепиться одеждой. И не забывать сверяться с часами, засекая время. Сорок секунд туда, сорок обратно. Не больше, потому что в экстремальной ситуации может случиться нечто непредвиденное, из-за чего время пребывания под водой увеличится».

Когда эти мысли пошли в голове по кругу, стало ясно, что пора переходить к практике. Оставшись в одних трусах, Быков проверил, надежно ли застегнут ремешок водонепроницаемых часов, и осторожно, чтобы не оттолкнуть лодку от причала, перебрался на железную коробку корабля. Ощупывая поверхность под собой ногой и избегая сварочных швов, Быков погрузился по грудь, взглянул на циферблат и нырнул.

Два первых рейда были пробными, он только открыл нужные двери, не заплывая из коридора в каюты. Это позволило освоиться в затопленных недрах корабля и рассчитать свои дальнейшие действия буквально по секундам. Затем началась настоящая работа.

Поднимаясь на поверхность и отдыхая на рубке, Быков с удовольствием осматривал гору полезных находок, растущую на дне долбленки. Удалось отыскать и поднять не только фотоаппаратуру, но также пару мобильников и даже ноутбук. Были здесь консервы, лекарства, плед, кое-что из теплой одежды. Просохнув, все это должно было послужить им. Но главной находкой Быков считал мощную переносную батарею для подзарядки любых электронных устройств и обеспечения автономной работы на несколько суток. Если хоть один телефон или ноутбук удастся реанимировать, батарея позволит подать сигнал SOS.

Цепь, найденная на дне предполагаемого затопления Атлантиды, тоже находилась в лодке. Осталось лишь достать аппаратуру Алисы для подводных съемок. В принципе, Быков предпочел бы не заниматься этим в одиночку, потому что порядком устал, однако ему не хотелось огорчать девушку. Разве можно проигнорировать ее просьбу?

Как следует отдышавшись, Быков приготовился к последнему погружению. За те полтора часа, что он провел на «Пруденс», солнце успело подняться достаточно высоко. Дул ровный свежий ветер, от которого кожа покрывалась мурашками. Поднялись небольшие волны, но они лишь облегчали очередное прохождение над коварными рифами.

Быков наполнил легкие воздухом и нырнул. Он без помех доплыл до нужной двери, открыл ее и, извернувшись, заплыл внутрь. На поиски у него было пятнадцать секунд, которых было вполне достаточно, потому что он помнил, где расположена койка Алисы.

Ухватив два кофра за ремни, Быков устремился обратно, и очень скоро его голова появилась на поверхности, давая легким возможность выпустить углекислый газ и заменить его щедрой порцией кислорода.

Фотоаппарат и камера были достаточно тяжелыми, поэтому Быков спешил избавиться от них, чтобы освободить руки, но – и это стало неприятным сюрпризом! – волны и ветер отнесли долбленку от корабля. Расстояние было небольшим, всего метров тридцать, но его сердце тревожно сжалось. Конечно, можно было добраться до острова и вплавь, но это означало бы трудности при пересечении линии рифов. Кроме того, Быков не собирался отказываться от всех тех сокровищ, которые находились в лодке.

Не теряя времени, он поплыл вдогонку. Груз вынуждал грести одной рукой. Чтобы облегчить себе задачу, Быков перевернулся на спину и, пристроив аппаратуру на груди, заработал ногами. Некоторое время он плыл так, рассчитывая добраться до лодки в течение минуты. Этого не произошло ни через две минуты, ни через три. Оглядываясь, Быков обнаружил, что расстояние не сокращается, а наоборот – неумолимо увеличивается. По-видимому, лодку уносило течением. Имея небольшую осадку, она опережала человека, полностью погруженного в воду.

Выругавшись, Быков подвесил по ремню на каждое плечо, лег на грудь и начал грести изо всех сил, поочередно работая руками и ногами. Энергичный брасс не дал ощутимых результатов. Некоторое время Быкову еще удавалось сохранять дистанцию, а потом он начал отставать.

Шутки закончились. Сбросив ремни с рук, Быков перешел на кроль. Однако многократные погружения и последующий заплыв отняли у него слишком много энергии. Он догонял лодку медленно, очень медленно.

Изредка оглядываясь, Быков видел, что их пока не относит от острова, а медленно тащит вдоль него, но кто знает, как изменится сила и направление течения? Допустим, через полчаса удастся догнать долбленку и забраться в нее. Что, если к тому времени маленький остров совсем пропадет из виду? Как тогда ориентироваться в открытом океане? Сколько он продержится на плаву, прежде чем погибнет от жажды или солнечного удара? А что, если погода испортится? Выдержать шторм на полом бревне, перекатывающемся по воле волн, было нереально.

Можно, конечно, оставить лодку и поплыть в сторону суши, но Быков отбросил этот вариант как неприемлемый. Он не собирался уступать добычу морской стихии. Да и просто сдаваться было не в его правилах.

Акул и прочих хищников Быков не особенно опасался. Для них он был здоровым и достаточно крупным существом, уверенно направляющимся по своим делам. Он не оставлял следов крови и признаков уязвимости, а значит, не казался легкой добычей.

Опасность, как водится, пришла оттуда, откуда не ждали.

Быков уже настигал лодку, когда это произошло. Он тоже находился во власти течения, поэтому, несмотря на усталость, с каждым гребком приближался к цели. И тут плечо свело судорогой.

«Не паникуй! – приказал он себе. – С этой напастью можно справиться простым усилием воли. Ты рискуешь ухудшить свое положение, если поддашься панике. И наоборот, судорога становится не такой сильной или исчезает совсем, если расслабиться».

Хлебнув воды и полежав на спине, он сумел снять судорогу достаточно быстро. Но если мышцу свело один раз, это повторится, если не отдохнуть как следует. А как отдыхать, когда нужно поспевать за уплывающей лодкой? И Быков, отгоняя плохие предчувствия, поплыл дальше.

Вторая судорога поразила мышцы, когда он находился в каких-нибудь пятнадцати метрах от цели. Боль удалось снять массажем, но тут свело ногу, да так, что Быков зарычал от боли и неожиданности. Пальцы скрутило в узел, ступню выгнуло и парализовало.

Окунувшись с головой, он дотянулся до ноги и принялся разминать икру, напоминавшую на ощупь резиновую шину. Постепенно она начала размякать, а потом онемение исчезло. Быков решил, что судорога прошла, и выпрямил ногу. И тут ее скрутил еще больший спазм – настолько сильный, что пятку притянуло к ягодице.

Отыскав лодку взглядом, Быков попытался распрямить ногу руками, но силы не хватило. Тогда он согнул другую ногу и, действуя ею, как рычагом, перевернулся вниз головой, будто стреноженная лошадь, которую бросили в воду.

Усилия привели к тому, что судорога вгрызлась и во вторую ногу. Превозмогая боль, Быков поплыл к лодке, гребя только руками. Течение ослабело, и лодка практически не отдалялась, но расстояние до нее представлялось непреодолимым.

«Сейчас я утону, – сказал Быков себе и тут же возразил: – Нет, не утону. Не имею права. Меня ждут. Друзья на острове. Мама дома. Я обязан выбраться».

Но как?

Смутно вспомнилось, что единственный способ избавиться от судороги – это вызвать еще более сильную боль в другой части тела. Ведь мозг может сосредоточиться только на одной болевой точке, обычно самой сильной, и переключается на ту, которая беспокоит его в первую очередь.

Недолго думая, Быков прикусил язык. Господи, какая боль! Сдерживая стон, он укусил еще сильнее. Тело пронзило словно молнией. Ну и ну! Может ли что-то быть больнее? Но все равно не сдаваться, не сдаваться!

Быков сжимал зубы до тех пор, пока не почувствовал кисловатый привкус крови во рту. Только не выпускать ее в воду, чтобы не привлечь акул! Проглотив кровь, Быков заставил себя сделать третье усилие. Что там с ногами? Он никак не мог понять. Все, на чем он был способен сосредоточиться, – это чудовищная боль в языке, словно его одновременно терзали лезвием и жгли огнем.

Он разжал зубы и проглотил новую порцию крови. Язык распух и с трудом ворочался во рту. Зато судороги прекратились. Посмотрев вниз, Быков увидел, что ноги разогнулись и расслабленно болтаются в воде.

Следующей задачей было убедиться, что лодка никуда не делась. Она лениво раскачивалась совсем рядом, и Быков осторожно поплыл к ней. Он надеялся, что со временем жжение во рту станет не таким сильным. Боль действительно уменьшилась, но не исчезла. Ладно, главное, что язык на месте. Правильнее сейчас не думать о нем, а сосредоточиться на продвижении вперед.

Для начала нужно проверить, слушаются ли его мышцы. Опасаясь нового приступа, Быков работал в основном руками, а ногами только помогал, совершая ножницеобразные движения в такт с широкими гребками руками.

Боль полностью исчезла, конечности функционировали нормально, кровообращение нормализовалось. Пару раз Быков ощутил легкие спазмы в мускулах и сразу остановился, чтобы помассировать ноющее место и предотвратить серьезную судорогу.

Когда удалось наконец добраться до лодки и взяться за борт, эмоций не было. Никаких. Внутри царило полное опустошение. Перебравшись к корме, Быков подтянулся и осторожно заполз в лодку. В какой-то момент она норовисто задрала нос, точно лошадь, вставшая на дыбы, но все обошлось.

Быков долго лежал, бездумно глядя в небо. Язык был большим и неповоротливым, но уже не мстил владельцу вспышками боли. Когда усталость прошла, чувства начали возвращаться. Еще недавно душа была пуста, а теперь грудь распирала гордость. Одержана новая победа. Над собой и над стихией. Сколько их уже позади? И сколько будет еще?

Быков сел, отыскивая взглядом остров. Он ожидал, что не увидит его и будет вынужден возвращаться, ориентируясь по облакам, которые всегда собираются над сушей. Каково же было его изумление, когда он обнаружил остров в каком-нибудь километре, но с другой стороны. Течение, ветер и волны сжалились над ним, облегчив задачу.

Встав на колени, Быков горстями вычерпал воду, скопившуюся на дне, а потом принялся грести, пристально всматриваясь в берег. Только теперь до него дошло, что он не позаботился о том, чтобы вооружиться хотя бы кухонным ножом. И как теперь быть? А вдруг он высадится прямо возле лагеря враждебно настроенной парочки? Гарри и Стаут возьмут его голыми руками, несмотря на ранение одного из них. Тогда прощай батарея и надежда дозвониться на большую землю. Нет, рисковать нельзя. Действовать нужно предельно осторожно.

Высмотрев участок суши, выглядевший абсолютно пустынным, Быков причалил и некоторое время провел на берегу, наблюдая и слушая. Редкие кустики на пригорке были неподвижны. Птицы не кричали.

Решившись, Быков перебежками перенес добычу к кустам и, как смог, замаскировал от посторонних взглядов. Ему не хотелось идти в лагерь, навьюченным как верблюд. Это позволит неприятелю застать его врасплох. Вместо этого Быков соорудил из обломанного ствола нечто вроде палицы с опасно торчащими остатками корней, в другую руку взял цепь, которая тоже могла послужить в качестве оружия, и отправился в путь.

Идти пришлось около полутора километров. Солнце, повиснув в зените, нещадно палило, от песка поднимался жар, заставляющий воздух дрожать. Быков с нетерпением ожидал момента, когда сможет сделать несколько экономных глотков воды. Всего у них оставалось две баклажки. Наверное, утром остальные приложились к одной из них, опустошив на треть. Нужно будет позаботиться о пополнении запасов. Имеется ли на острове какой-нибудь родник? Вряд ли. Тогда надежда только на дождь. А еще можно попытаться отнять излишки у Стаута и Гарри, присвоивших львиную долю баклажек да еще имевших в своем распоряжении таблетки для опреснения воды.

Планы рухнули, словно карточный домик, когда Быков вышел к лагерю. Руки его опустились вместе с бесполезным сейчас оружием.

– А мы тебя заждались! – весело воскликнул Стаут. – Гарри будит меня, зовет: гляди, Дима куда-то уплывает. О, думаю, за цепью мой бывший друг отправляется. И не ошибся. Ну-ка, давай ее сюда…

Просьба была не просто просьбой. Несмотря на вполне миролюбивый тон, это было требование. Наглое и жесткое.

Быков бросил цепь в направлении Стаута. Больше ему ничего не оставалось. Он понял, что выполнит любые требования, еще в тот момент, когда увидел, что случилось с его товарищами.

Все они были связаны и уложены подальше друг от друга, чтобы никто не имел возможности помочь соседу освободиться. Все лежали лицами вниз, что позволяло видеть, целы ли путы на заведенных за спину руках. Ноги были связаны тоже. Когда Алиса подняла голову, чтобы посмотреть через плечо на Быкова, Гарри наградил девушку болезненным пинком под ребра. Одна рука его была обмотана ее майкой. Другой он опирался на копье, но нож уже был у прежнего владельца.

– Отлично, – сказал Стаут. – Теперь иди сюда.

– Нет, – ответил Быков.

– Не тяни время. Ты будешь делать все, что я скажу.

Стаут выразительно посмотрел на пленников. Они были связаны ремнями, нарезанными из пледа. Не самая прочная ткань. Если как следует пошевелить руками, она растянется и ослабнет. Но для этого нужно избавиться от сторожей. Как это сделать?

Не трогаясь с места, Быков спросил:

– Что тебе еще нужно, Стюарт? Золото у тебя. Забирай и уходи. Не делай свое положение хуже, чем оно есть сейчас.

– Не отдавай ему цепь, Дима! – заворочался Заводюк. – Это наша единственная находка.

Гарри, сделав два быстрых шага, огрел его копьем по голове. Поскольку действовать ему пришлось одной рукой, удар получился не очень сильным и точным, но гневная искра разожгла в душе Быкова настоящий пожар. Он медленно двинулся к двум негодяям. Нож? Плевать! Быков был готов рвать врагов голыми руками и зубами.

Стаут, заметив, как изменилось лицо приближающегося Быкова, сразу понял, что дело плохо. Подскочив к Алисе, он сел на нее и выразительно занес нож.

– Не подходи! Не подходи, Дима! Я не шучу. Со мной ты, может, и справишься, но девчонку не спасешь.

– Что вам нужно? – Дрожа от ненависти и отвращения, Быков остановился. – Убирайтесь оба! Я за себя не отвечаю.

– Успокойся и выслушай меня. – Стаут облизал пересохшие губы. – Мы заберем лодку, воду и уплывем. Я не собираюсь никого убивать. Вы сами…

Он не договорил, но все было и так ясно. Стаут с дружком решили пойти ва-банк. Им не было никакого резона дожидаться помощи на острове. После этого у обоих был только один путь – за решетку. Не спасло бы положения и убийство заложников. Это уже слишком! Подобные кровавые следы при всем желании не удалось бы замести. Избавиться от трупов не помогут и акулы. Улики все равно останутся.

Взвесив все это, Стаут пришел к выводу, что самое надежное – отправиться в бега. Добраться до земли, рассказать душещипательные байки о своих злоключениях, а потом исчезнуть, не дожидаясь результатов следствия. Продав пару звеньев цепи, можно было обеспечить себе безбедное существование в какой-нибудь богом забытой стране, где никто не станет задавать лишних вопросов и копаться в прошлом. Что потом? Будущее покажет.

– Надеешься, что мы умрем сами? – прочитал мысли Стаута Быков. – Без воды, пищи, лекарств…

– Ты совершенно прав, – был ответ.

– Ладно. Проваливайте. Я не стану вам мешать. Лодка там. – Быков показал в ту сторону, откуда пришел. – Весло внутри. Идите.

– Нет. – Стаут покачал головой. – Ты нас за идиотов принимаешь?

– Мы не идиоты! – выкрикнул Гарри.

От потери крови и заражения, которое, похоже, началось, он напоминал призрака, бледную тень юного матроса Гарри, каким его помнили родные.

– Ты не дашь нам уйти, – продолжил Стаут. – Попытаешься помешать и задержать, пока мы будем перетаскивать вещи в лодку. Нет, так не пойдет, Дима. Ты здесь не самый умный.

– И какие будут предложения? – спросил Быков. – Кстати, отойди от девушки. Она еле дышит.

– Но дышит, – заметил Стаут. – Потому что я этого хочу.

Алиса отчаянно задергалась, пытаясь сбросить его, но безрезультатно.

Элен, до сих пор не подававшая признаков жизни, каким-то чудом умудрилась подняться на колени без помощи рук, но подбежавший Гарри повалил ее ударом ноги в спину.

– Давай их лучше убьем, – предложил он. – А то расползаются, как жуки.

– Успеем, – заверил его Стаут. – Если Дима не проявит достаточно благоразумия, я лично перережу всем глотку. Но можно обойтись и без крови. Хочешь обойтись без крови, Дима?

– Говори! – поторопил его Быков. – Я слушаю.

– Ты ляжешь и позволишь себя связать. Я тебя не трону, даю слово. Через час вы освободитесь, а мы будем уже далеко. Соглашайся. Иначе… – Он приподнял ножом волосы на шее Алисы.

Быков сделал два шага вперед.

– Не подходи! – истерично заорал Гарри, постукивая копьем по земле.

– Ложись там, где стоишь, Дима, – распорядился Стаут. – Живо!

– Дима, цепь! – подал голос Заводюк. – Не оставляй им цепь!

– Какой жадный старикашка! – сквозь зубы процедил Гарри. – Ему золото важнее жизни.

– Ты ничего не понимаешь, сопляк, – огрызнулся профессор. – Эта цепь имеет огромное научное и историческое значение.

– Для меня она имеет совсем другое значение, – ухмыльнулся Стаут. – В унциях и фунтах стерлингов. И вообще, забудьте про Атлантиду. Ею займутся другие.

– Что? Кто?

– Я оставил радиомаяк на месте поисков. Прямо рядом с колонной, от которой вы все сходили с ума. Так что там сейчас стоит другое судно.

– Так вот зачем ты перепилил тросы… – пробормотал Быков.

– Ну, не шутки же ради, – кивнул Стаут. – Это бизнес. Ничего личного. Сакраментальная фраза, согласен, но так оно и есть.

– Подонок! Мерзавец! – Профессор Заводюк чуть не плакал. – Можешь убить меня. Теперь мне все равно!

– Я могу, – вмешался в разговор Гарри, угрожающе помахивая древком. – Легко.

– Он может, – подтвердил Стаут. – И хочет. Ты действительно желаешь умереть прямо сейчас, старик?

– Парни, прекратите это! – приподняв голову, чтобы не набрать в рот песка, подала голос Элен. – Давайте договоримся по-хорошему. Отпустите нас. Мы никому не расскажем о том, что здесь произошло. Никто ничего не узнает.

– Хватит болтать! – прикрикнул на нее Стаут. – Я не собираюсь устраивать здесь дискуссию. Радуйтесь тому, что мы дарим вам ваши никчемные жизни. – Он поманил Быкова. – Иди сюда, Дима.

– Атлантида… – бормотал себе под нос Заводюк. – Мы нашли ее. И что теперь? Все достанется другим людям?

– Оставьте хотя бы воду! – взмолилась Алиса. – Дедушке плохо, разве вы не видите? Он не переносит жару, у него сердце слабое. У нас даже лекарств нет.

«На это они и рассчитывают, – мрачно подумал Быков. – На то, что мы тут загнемся без воды, еды, медикаментов. Ведь если нас и ищут, то явно не там, где мы находимся, иначе в небе пролетел хотя бы один вертолет, биплан или дрон. Сколько мы продержимся еще? Два дня? Три? Без дождя – не больше. Да и самый сильный ливень ненамного продлит наше существование. Допустим, мы намочим одежду и соберем воду в бутылки из-под рома. На сколько этого хватит? И пропитание добывать без ножа и лодки станет значительно труднее. Но все это не смертельно. А вот если эти ублюдки кого-нибудь ранят или, не дай бог, убьют…»

Оборвав размышления Быкова, Стаут снова приказал ему ложиться. На этот раз тоном, не терпящим возражений.

Делать было нечего. Скрепя сердце Быков опустился на колени. Потом, испытывая невероятное унижение, лег на живот.

– Морду опусти! – скомандовал приблизившийся Гарри. – Руки за спину!

Захлестнув запястья Быкова петлей, он позвал Стаута закончить начатое, потому что раненая рука не позволяла ему управляться с этим достаточно ловко. Когда Быков был связан, Гарри с удовольствием принялся избивать его ногами и палкой. Стаут удержал его за плечи, отвел в сторону и проникновенно сказал:

– Не трать силы и нервы, друг. Природа обо всем позаботится. Нам не нужны трупы со следами насилия. Все произойдет естественным образом. – После этого он подошел к Быкову и пинком заставил его повернуть голову. – Что ж, прощай, Дима. Не думаю, что мы еще увидимся.

– А я надеюсь, что мы встретимся, – пробормотал Быков.

В ответ Стаут загреб ногой песка и швырнул его в лицо пленнику. Быков сплюнул тягучую слюну, но это не помогло. На зубах хрустело. На душе скребли кошки. Правильно ли он поступил, что сдался? А вдруг это ловушка? Вдруг Стаут возьмет нож и начнет резать потенциальных свидетелей?

Нет, его худшие опасения не подтвердились. Стаут и Гарри принялись обыскивать лагерь, собирая вещи, которые решили унести с собой. Вода, теплые вещи, продукты… Все это было свалено на драный матерчатый плот и перетянуто на манер мешка.

Прежде чем удалиться, Стаут опоясался золотой цепью и крепко-накрепко связал два крайних звена шнурком из кроссовки Быкова. Судя по надежно затянутому, мертвому узлу, Стаут опасался за сохранность своего бесценного пояса. Не доверял до конца сообщнику. Предпочел нести тяжелую цепь, лишь бы не дать Гарри шанса завладеть ею.

Быков все понял верно. Стюарт Стаут успел хорошо изучить своего напарника. Когда Гарри был пьян – а трезвым он не был ни разу за все время пребывания на острове, – из него так и лезла глупость, усугубленная подозрительностью и агрессией. Стоило больших трудов отговорить его от намерения поквитаться с пленными. Злость Гарри еще усилилась, когда, повозившись с Элен, он обнаружил, что не способен ее изнасиловать. Причиной тому был многодневный запой и лихорадка, вызванная заражением крови.

Парень не сразу позволил увести себя, а когда Стаут велел прихватить тюк с добром, дерзко заявил, что уже натаскался тяжестей и что делать это одной рукой гораздо труднее, чем двумя. Запавшие глаза его при этом глядели упрямо и недобро. От него несло многодневным перегаром, по`том и мочой.

– Ладно, – смиренно согласился Стаут. – Будь по-твоему.

Взвалив мешок на плечо, он двинулся в сторону, где, по словам Быкова, находилась лодка. Она действительно оказалась там, наполовину вытащенная на берег. Пришлось сделать еще одну ходку, чтобы перенести остальные вещи, сложенные неподалеку. Когда долбленка была нагружена, Стаут велел Гарри устраиваться в центре.

– Видишь, тебе специально свободное место оставлено.

– Я на носу сяду, – недовольно пробурчал парень, которому розоватые веки придавали сходство с вампиром из фильма ужасов.

– Нет, – отрезал Стаут. – Ты сядешь посередине.

– Почему?

– Нос лодки должен быть поднят, чтобы легче скользила по воде. Ты ведь грести не собираешься, как я понимаю?

– У меня рука. – Гарри выставил перед собой грязную культю. – По твоей вине я лишился пальцев, Стю.

– По моей? – удивился Стаут.

– Ты ствол песком забил, не я.

Спорить не то чтобы не хотелось – в этом не было смысла. И против откупоренной бутылки, к которой то и дело прикладывался спутник, Стаут тоже возражать не стал. Людям кажется, что те тысячи слов, которые они наговаривают ежедневно, крайне важны, а на самом деле значение имеют только поступки.

Плавание проходило без приключений и осложнений. Проведя лодку над кораллами, Стаут взял курс на юго-запад. По его прикидкам, шторм отнес «Пруденс» далеко от побережья Испании, и теперь они находились в непосредственной близости от островов Карибского бассейна. Если не удастся самостоятельно добраться до суши, рано или поздно лодка окажется на пути следования океанских кораблей. Тогда останется только рассказать об ужасах кораблекрушения и спрятать цепь от посторонних взглядов. Но пока самым надежным местом для нее оставалась поясница. Стаут не доверял спутнику. Гарри то и дело поглядывал на сверкающий пояс, и взгляд его, отражая блеск металла, делался очень красноречивыми, не то что сонное выражение лица.

В пути они почти не разговаривали. Пару раз Гарри задремывал, клюя носом, но Стаут не был уверен, что это не притворство. Работая веслом, он даже перестал оглядываться, потому что остров исчез из виду, словно погрузившись в океанскую пучину. Обратно пути не было. Все мосты сожжены.

Нет, не все.

– Алкоголь еще есть? – спросил Стаут, хлебнув воды.

При таком жарком солнце ее должно было хватить дня на три пути. Это если на двоих. Один мог продержаться неделю, особенно если не увлекаться спиртным. Гарри пил слишком много. И воды, и крепких напитков.

– Джин, – сказал он. – Гадость редкая!

– Давай примем понемногу, – предложил Стаут. – Только потом на воду не сильно налегай. Экономить надо.

– Я ранен. Мне больше жидкости надо.

– Я понимаю. Но воду нужно беречь.

– Ладно, хватит командовать, – проворчал Гарри. – У нас равноправие.

Он открутил колпачок, сделал три глотка и, кривясь, передал джин Стауту. Тот глотнул несколько раз, делая вид, что не замечает изучающего взгляда, устремленного на него.

Выпивка никуда не годится без хорошей беседы. Памятуя об этом, Стаут завел разговор, постоянно меняя темы, чтобы выяснить, что интересует собеседника. Про женщин Гарри говорить не захотел. Спортом он не увлекался. Политические новости на середине Атлантики представлялись сущим вздором. Тогда Стаут спросил, как парень распорядится своей долей золота, и попал в точку.

– Я в Таиланд уеду, – мечтательно произнес Гарри. – Домик куплю на берегу. И больше никогда в жизни работать не буду. Пошло оно все к дьяволу! И на корабль больше ни ногой. Надоело.

– Почему Таиланд? – спросил Стаут с таким видом, будто его это интересовало.

Гарри, не забывая смачивать горло, принялся делиться познаниями о стране, где успел побывать дважды.

«Наверное, на рейде простоял, – лениво думал Стаут. – Или в портовом борделе пьянствовал. Убогий парень, недалекий. Зачем живет? А черт его знает. Он и сам внятно объяснить не сможет, если спросить. И такими нелепыми существами населена наша планета. Ужас! С другой стороны, что бы делали умные люди, если бы вокруг не было таких примитивных созданий?»

Вечерело. Когда бутылка опустела, солнце уже наполовину спряталось за покатую линию горизонта. Океан там принял цвет вишневого мусса, а облака, кудрявившиеся над ним, полыхали всеми оттенками пламени. Ветер стих, не было ни малейшей ряби. Совершенно гладкие валы поднимали и опускали лодочку бережно и плавно, как колыбель.

Из второй бутылки Гарри успел глотнуть только один раз, после чего его моментально развезло. Сказалось выпитое сегодня и в предыдущие дни. Парня долго тошнило, после чего он выхлебал чуть ли не пинту воды и скорчился на дне, забывшись тяжелым пьяным сном.

Дождавшись первых звезд, проклюнувшихся на фиолетовом бархате небосклона, Стаут достал нож, раскрыл его и осторожно, чтобы не раскачивать лодку, подобрался к Гарри. Тот лежал, прикрывая рукой голову.

– Эй, – позвал Стаут. – Тебе что-то плохое снится? Ты орешь как резаный.

Ответа не последовало. И хорошо.

Стаут бережно взялся за руку и отвел ее в сторону. Теперь можно было всадить лезвие за ухо или в горло. Надежнее было бить в сонную артерию. Стаут замахнулся…

Взгляд внезапно открывшихся глаз Гарри парализовал его, словно крысу, попавшую в луч света. Он так и не понял, проснулся матрос или только притворялся спящим.

– Так, значит? – угрожающе спросил Гарри, хватаясь за руку Стаута здоровой рукой.

Резкое движение вывело Стаута из ступора. Выругавшись, он вырвался и полоснул лезвием по пятерне противника. Даже не вскрикнув, тот ткнул Стауту в глаза разведенными вилкой пальцами. Получилось больно и неожиданно. Стаут отшатнулся.

Нельзя было этого делать! Он понял это сразу – кожей, нервными окончаниями, шестым чувством… Ощутил бездонную пропасть, скрытую гладкой поверхностью океана.

Пытаясь задержать падение, Стаут вцепился в борт свободной рукой. Его рука, державшая нож, уперлась в дерево. Он не опрокинулся, но лодка со сместившимся центром тяжести накренилась. Критическое положение усугубил Гарри, наклонившись, чтобы столкнуть противника в воду.

Прежде чем рука матроса коснулась его груди, Стаут изо всех сил ударил ножом. Клинок вошел под нижнюю челюсть противника, в шею, до половины. Стаут навалился на Гарри, стараясь воткнуть нож еще глубже и одновременно опрокидывая парня на бок.

Долбленка черпнула бортом воду и опрокинулась. Не выпуская друг друга, недавние компаньоны рухнули в фонтан поднятых ими же брызг и поначалу даже не заметили, что переместились из воздушной стихии в водную. Окруженные гирляндами серебристых пузырей, они отчаянно боролись, преследуя каждый свою цель.

Задачей Стаута было вспороть горло Гарри, избавиться от него и всплыть, чтобы перевернуть лодку и забраться в нее. Он не думал о том, что станет делать, оставшись без пресной воды и запасов съестного, отправившихся на дно. Это было похоже на ночной кошмар, от которого невозможно очнуться. Он все давил и давил на нож, дергал его, проворачивал, но никак не мог убить Гарри. Парень повис на нем, обхватив одной рукой за шею и культяпкой другой нанося удары в лицо.

Повязка на его ладони развязалась и плавала в черной воде подобно привидению в развевающемся саване. Кровь окутывала их дымным облаком. Они не произносили ни звука, но внутренне кричали, каждый на свой манер: Стаут – от нарастающей паники, Гарри – воинственно и неумолимо.

Высоко над ними колыхалось, переливалось и крутилось ночное небо, на котором сияла лунная монетка и оставалось все меньше и меньше звезд – по мере того, как бывшие подельщики опускались вниз. Сообразив, что происходит, Стаут замычал от ужаса, выдернул нож из шеи Гарри и принялся водить острием у своего живота в поисках шнурка, удерживающего цепь.

Освободиться никак не удавалось. Ни от повисшего на нем тела, ни от золотого балласта, увлекающего их все ниже и ниже. Не давая Стауту перерезать шнурок, Гарри попытался завладеть ножом и даже вырвал его, но тут же выпустил из своих корявых пальцев. Блестя в лунном свете, как ртутная рыбка, изредка переворачиваясь, лезвие поплыло вниз.

Сначала Стаут удивился тому обстоятельству, что увесистый нож тонет так медленно, но уже в следующую секунду понял: иллюзия вызвана тем, что он опускается почти с такой же скоростью. Цепь и повисший на ней Гарри были слишком тяжелы для него. Напрасно пальцы теребили шнурок – намокнув, он стал даже прочнее.

Задрав голову, Стаут смотрел на крохотную, величиной с далекую автомобильную фару луну, которая не приближалась, а наоборот удалялась. Звезд сквозь толщу воды видно не было. Все, за исключением его рук, луны над головой и ряби на поверхности, было непроницаемо-черным. Пузыри, вырвавшиеся изо рта Стаута, на несколько секунд украсили монотонный пейзаж серебристым бурлением и унеслись вверх.

Туда, куда ни Стауту, ни Гарри уже не суждено было вернуться.

Вряд ли бы их утешило то обстоятельство, что на острове как раз вспомнили о них. Там готовились ко сну, решив, что сегодня ночью можно обойтись без часовых. Быков, которого освободили первым, сбегал на берег и успел увидеть удаляющуюся лодку. Она была едва видна, но это были, несомненно, негодяи, ограбившие бывших товарищей. В это до сих пор верилось с трудом, но так оно и было.

Спохватившись, Быков бросился к кустам, в которых спрятал добро, поднятое с затонувшего корабля. Из груди вырвался вздох облегчения, когда он обнаружил, что все на месте.

Притащив батарею и остальные вещи в лагерь, он застал профессора и обеих девушек свободными, но подавленными и несчастными.

– Что-то случилось? – испугался Быков.

– По-твоему, все в порядке? – набросилась на него Элен. – Мы остались без воды, без лодки и без остроги, чтобы ловить рыбу.

– Главное – цепь! – с отчаянием выкрикнул профессор, которого испытания и лишения состарили, казалось, лет на десять. – Без нее мы не сможем доказать свое первенство. Все мои многолетние изыскания, все труды пошли прахом. Люди, которым Стаут продал наш секрет, присвоят и стелу, и все остальное.

– У нас есть свидетели, – напомнила Алиса. – Мы ведь сообщили о своих успехах, и эти новости попали в прессу.

– Я больше скажу, – вмешался Быков. – У меня на руках документальное подтверждение того, что стелу первыми нашли мы. Вон оно…

Он указал на видеокамеру Алисы, лежащую в куче прочих вещей. Поглощенные спором, все только теперь обратили внимание на его находку. Услышав про батарею, обрадованные девушки исполнили весьма живописный танец, но Заводюк даже не улыбнулся. Его угнетала одна-единственная мысль.

Мельком взглянув на камеру, он трагически произнес:

– Никакие доказательства не помогут нам получить эксклюзивное право на изыскания в районе предполагаемого канала. Это не золотая жила, не нефтяная скважина, которую можно застолбить.

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал Быков, которого начало раздражать брюзжание профессора. – А пока займемся более важными вещами.

Он уселся рядом с батареей, изучая ее устройство, и через час к ней был подключен мобильник Алисы. Как только на нем включился огонек, она по настоянию деда дозвонилась отцу. Связь оборвалась ровно через тридцать секунд, как будто провидение решило, что сделало достаточно для людей, столь страстно моливших о снисхождении. Аккумулятор, долгое время лежавший в морской воде, сумел подзарядить телефон лишь на этот короткий срок. Но голос девушки был услышан.

– Скоро за нами прилетят, – сказала она, улыбаясь глупой и растерянной улыбкой человека, который не верит сам себе.

– Как они определят наше местонахождение? – засомневалась Элен.

– Сигнал засекли. Этого звонка давно ждали локаторы по всей планете. – Алиса криво улыбнулась. – Мой отец – не последний человек в Британии. – И подумав, добавила: – И в мире. – После еще одной паузы она сказала: – Но лучше бы он прислал за нами кого-нибудь. Я не виделась с ним три года и не жажду новой встречи.

– Нельзя так, Алиса, – упрекнул ее профессор. – Тем более при посторонних.

Она кивнула:

– Хорошо. Но я все равно не хочу его видеть.

Чтобы сменить тему разговора, Быков взглянул на вечернее небо с первыми проблесками звезд и сказал:

– Как только за нами прилетят, нужно будет организовать поиски Стюарта и Гарри. Не знаю, сколько они продержатся на плаву, но не думаю, что долго.

– Особенно в пьяном состоянии, – добавила Элен.

– Подозреваю, что они не переживут даже сегодняшнюю ночь, – заявил Заводюк. – И, признаюсь, не буду горевать, если эти двое отправятся в ад.

Такова была эпитафия Стауту и Гарри, к которой и добавить нечего. И совершенно не важно, были они еще живы в этот момент или уже нет.

 

Глава 10

Конец – это только начало

Точные координаты острова Джон Линдси получил среди ночи. К этому времени он уже примерно знал, где следует искать дочь, поэтому заблаговременно вылетел на Виргинские острова и находился в отеле на Тортоле.

Линдси был мужчиной той породы, которым с равным успехом можно дать и сорок лет, и шестьдесят. Однажды перейдя черту молодости, он уже, казалось, не старился, а лишь затвердевал в обретенном облике.

Его лицо было суровым, как у морского волка, прожженного авантюриста или голливудского киноидола прошлого века. Три четкие морщины прочерчивали его лоб горизонтально, а еще две – вертикально, начинаясь от сурово сдвинутых бровей. Глаза он, естественно, щурил, губы растягивал в почти идеальную прямую линию, нижнюю челюсть выпячивал вперед, а волосы гладко зачесывал назад.

С такой внешностью Линдси мог бы до глубокой старости играть благородных шерифов или тренеров, воспитывающих новых звезд. Но ему не было никакой необходимости сниматься в кино. Он никогда об этом не задумывался, даже в юности, а потом стало вообще не до этого.

К тридцати годам Линдси приобрел пару провинциальных газет, в тридцать пять стал совладельцем манчестерской телекомпании, в сорок основал собственную, а также начал радиовещание. Еще семь лет спустя он превратился в настоящего магната средств массовой информации. Долгое время этот бизнес был его единственной страстью, затмившей все прочие увлечения, развлечения и семью. Но в последние годы он все чаще думал о том, что многое в жизни упустил. Особенно сильные угрызения совести терзали Линдси из-за того, как несправедливо он обошелся с родной дочерью.

Алиса выросла, не зная не то что отцовской ласки, но и его дружеского участия. Он давал ей деньги, да. Откупался. А еще платил за право всячески унижать дочь, объясняя, какая она беспомощная, слабая, неприспособленная, никудышная. Долгое время она покорно выслушивала отца, а потом сменила фамилию и фактически вычеркнула его из своей жизни. С тех пор словно ржавый гвоздь засел в его сердце, мешая дышать. Где бы Линдси ни находился, чем бы ни занимался, не было дня и ночи, чтобы он не вспомнил о существовании Алисы и не пожалел, что так повел себя с ней.

Благодаря своим связям с продавцами новостей, политиками и некоторыми высокопоставленными чинами разведслужб, он старался не выпускать дочь из виду и с горечью понимал, что девушка постоянно ввязывается в опасные авантюры, словно доказывая себе и отцу, что она вовсе не та робкая, ласковая, покорная девочка, какой была прежде.

И в результате Алису занесло сначала в сердце урагана, а потом на необитаемый остров, где ее жизнь снова подвергалась опасности.

«И это в последний раз! – твердо решил Линдси. – Больше я ее никуда не отпущу, оставлю у себя. Хватит! Время не строить стены, а наводить мосты».

Тортола, небольшой клочок суши среди расколотого архипелага Виргинских островов, располагался в четырехстах милях от островка, где находилась Алиса с товарищами по несчастью. Линдси попал сюда по мосту с острова Биф-Айленда, куда прилетел самолетом. Теперь ему предстояло еще одно путешествие. Экстремальное, во вкусе Алисы. Она это оценит, как и то, что отец явится за ней лично, не перепоручив это никому другому.

До утра Линдси провел в Интернете, потом плотно позавтракал и отправился на северную оконечность Тортолы, где размещался небольшой частный аэродром, выдающий напрокат вертолеты и двухместные самолетики, бипланы и амфибии. В самолете необходимости не было, поскольку Линдси не знал, сумеет ли совершить посадку и так же благополучно взлететь. Вертолет – другое дело. Линдси не считал себя воздушным асом, но у него имелась собственная винтокрылая машина, так что совершать простейшие маневры он умел. Проведя короткое совещание с секретарем и начальником отеля, Линдси покинул отель.

У въезда на аэродром высился новехонький бигборд, гласивший: «ЧАСТНЫЙ АВИАКЛУБ ДЖОННИ КУКЕРА И ДРУЗЕЙ». На нем был изображен некий фантастический самолет, летящий над облаками в сопровождении орла. За штурвалом восседал, надо полагать, владелец клуба – героический британец в старомодном шлеме и с белым шарфом, развевающимся за плечом. Прямо поверх этого безвкусного рисунка был наклеен бумажный плакат с расценками и перечнем имеющихся в наличии летательных аппаратов. Линдси остановил свой выбор на пятиместном вертолете «Серебряная пчела».

Мистер Кукер, совершенно не походивший на бравого пилота с плаката, оказался лысым коротышкой в засаленном комбинезоне. Для начала он потребовал от Линдси лицензию на право вождения вертолета, затем рассказал, сколько будет стоить аренда на сутки и какую сумму необходимо внести в качестве залога. Выполнив все, что от него требовалось, Линдси произнес:

– Теперь мое условие.

– Да? – насторожился Кукер.

– Я хочу, чтобы вы провели небольшую реконструкцию вертолета. Мне нужен дополнительный топливный бак. За дополнительную плату.

– По условиям нашего соглашения вы не должны удаляться от аэродрома более чем на двести миль.

– И что? – приподнял бровь Линдси.

– А то, – сказал Кукер, – что для этого не нужно устанавливать второй топливный бак.

– Нужно. Я буду много летать по кругу. В радиусе двухсот миль.

– Все ясно. Дополнительный бак – дополнительный риск. Вам придется доплатить двадцать тысяч.

– Они немедленно поступят на ваш счет, мистер Кукер.

Владелец аэродрома поскреб подбородок, сожалея, что не потребовал в два раза больше, но торговаться не стал, а вызвал механиков, которые споро принялись за установку бака. Пока шла работа, Линдси пришлось выслушать подробный инструктаж, и он мужественно вытерпел его, думая о своем.

Час спустя заправленный под завязку вертолет выкатился из ангара.

– Если случится задержка, я выплачу неустойку, – пообещал Линдси, осваиваясь в кабине.

– За несвоевременную оплату штрафа вы будете обложены еще одним штрафом, – сообщил Кукер.

Он стоял рядом с открытой дверцей вертолета, но все же приходилось предельно напрягать голосовые связки, чтобы перекрыть шум разгоняющихся лопастей.

Помахав ему рукой, Линдси сдвинул рычаг, и «Серебряная пчела» легко взмыла в яркое синее небо. Поднявшись на высоту девятисот ярдов, Линдси взял курс на северо-запад.

Вертолет жужжал, как исполинское насекомое, выискивающее добычу в океанских водах. Монотонный рокот двигателя и свист винта нагоняли сонливость. Линдси пришлось несколько раз хорошенько потрясти головой и даже ущипнуть себя, прогоняя дремоту.

Сверху было забавно наблюдать за кораблями, бороздящими рябую поверхность. Линдси удивился, как много пассажирских лайнеров и рыболовецких суденышек плавает вблизи Виргинских островов.

Удалившись от суши, он переключил двигатель на экономный режим работы. Можно было, конечно, подыскать вертолет помощнее и с бо`льшим запасом топлива, но Линдси не был уверен, что справился бы с управлением. Нет, «Серебряная пчела» устраивала его по всем параметрам. Ее винт бойко и неутомимо перемалывал свежий, чистый воздух. Когда Линдси не был занят наблюдением за показаниями приборов, он внимательно смотрел по сторонам, чтобы не столкнуться с другим вертолетом или самолетом, взлетающим с военной базы, которых здесь хватало. Судя по реверсивным следам в небе, сверхзвуковые истребители проносились тут достаточно часто.

Потом все признаки существования человечества пропали. Мчась со скоростью двести миль в час над безбрежной Атлантикой, Линдси почувствовал, как он одинок. Внизу, насколько хватало глаз, была лишь бескрайняя океанская гладь. А что, если впереди нет никакого острова?

Повинуясь безотчетной тревоге, Линдси поднял вертолет на предельную высоту, истратив на это немало драгоценного горючего, но не увидел ничего, кроме неба и воды. Первый бак был уже на три четверти пуст. На практике керосин расходовался значительно быстрее, чем в теории, и это напрягало.

Линдси понял, что элементарно боится. Он решил лететь еще пятнадцать минут, а потом, если остров не появится, повернуть обратно. Какой толк от него будет, если, приземлившись, он объявит, что у них нет горючего для полета назад? Конечно, в вертолете имеется небольшой запас провизии и воды, но пятерым робинзонам хватит этого ненадолго. И как будет выглядеть Джон Линдси в глазах дочери, если его тоже придется спасать?

Тринадцать из пятнадцати минут пролетели с ошеломляющей быстротой. Следя за датчиками, Линдси услышал механический кашель – это испускал дух основной топливный бак. Он поспешно переключил двигатель на питание от второго бака, и в ту же секунду его сердце подпрыгнуло при виде желто-зеленого пятнышка несколько севернее, чем предполагалось.

«Обратно будем лететь как можно ниже и без маневров», – решил Линдси, заходя на посадку. Она оказалась несложной, поскольку остров представлял собой плоскую песчаную поверхность с редкой растительностью. Снижаясь, Линдси насчитал четыре фигурки, бегущие к вертолету. Одна из них, несомненно, принадлежала Алисе, и его тревога сменилась эйфорией: дочь не только жива, но и невредима, раз способна бегать, прыгать и размахивать руками!

Радость Линдси несколько поугасла, когда, увидев его, Алиса словно бы споткнулась, замедлила шаг и наконец остановилась.

– Я Быков, Дмитрий Быков, – представился запыхавшийся кудрявый здоровяк, очутившийся возле вертолета первым. – Мы члены экспедиции профессора Заводюка. Вон он. Это Элен Керн, а это Алиса Заводюк, внучка…

– Я знаю, – перебил Линдси. – Ее настоящая фамилия Линдси. Я ее отец.

Элен, поправляя платье, с любопытством уставилась на него. Профессор, догнав Алису, остался возле нее, явно не торопясь обниматься с зятем. Быков смотрел то на них, то на Линдси, не зная, как себя вести.

Винт вертолета сделал еще несколько оборотов и замер. Стало очень тихо. В этой тишине Линдси слышал свое участившееся дыхание и собственный голос, произнесший:

– Алиса, привет. Я так рад тебя видеть! И я горжусь тобой.

– Нечем гордиться! – крикнула девушка издали. – Я опять попала в неприятности. Твоя дочь неудачница. Ну, ты знаешь…

– Я знаю другое. – Пройдя между Элен и Быковым, Линдси медленно направился к дочери. – Ты самая отважная и сильная девушка в мире. Других таких нет. Ты лучшая, Алиса!

Он шел, загребая песок, а дочь смотрела на него, то складывая руки перед собой, то пряча их за спину, то упираясь в бока. Когда все способы продемонстрировать безразличие были исчерпаны, она сорвалась с места и побежала.

– Папа! Я знала, что ты меня найдешь!

– Нас как бы и нет, – усмехнулась Элен, наблюдая за обнимающимися отцом и дочерью, к которым поспешил присоединиться профессор.

– Мы есть, – заверил ее Быков. – И что самое удивительное, живые.

– Как только мы высадимся, я уеду, Дима.

– Да? – рассеянно спросил он.

– Да. Улечу первым же рейсом в Лондон. С меня хватит.

– И правильно, – кивнул Быков.

– А ты? – спросила Элен.

– Что я?

– Полетишь со мной?

– Зачем?

– Чтобы быть вместе.

– Нет, – помотал головой Быков. – Я не могу бросить профессора. Сначала нужно разобраться с теми искателями приключений, о которых упомянул Стаут. Дождаться окончания следствия. Организовать поднятие «Пруденс».

– А в перерывах спать с Алисой, – вставила Элен грустно, но без прежней злобы. – Что ж, это твой выбор. Надеюсь, правильный. Она такая молоденькая и свежая. Но ты…

Быков посмотрел на нее.

– Старый?

– Ты заменял ей отца, Дима. Теперь, когда они помирились, ей нужен не сорокалетний мужчина, а молодой парень, наивный, романтичный, не имеющий столько печального опыта, как ты… и я. Поедем со мной.

– Не знаю. – Быков нахмурился. – Скорее всего, ты права, Элен. Но я правда не знаю. И не могу оставить профессора. После всего, что мы пережили вместе…

– Тогда я тоже не полечу, – решила Элен. – Подожду и посмотрю, чем все это закончится.

Быков не ответил, потому что к ним подошли остальные. Все вволю напились свежей воды, но обедать на острове наотрез отказались.

– Меня уже тошнит от этого острова, – признался профессор. – Кроме того, не терпится разобраться с этими самозванцами…

– Какими самозванцами? – удивился Линдси.

– Я все тебе расскажу, папа, – пообещала Алиса, беря его за руку. – Во время полета. Про самозванцев, про предателей, про всех тех, кто не дожил до этого дня. А сейчас полетели! Нам не терпится покинуть это место. Оно страшное, папа.

– Но перекусить можно сейчас, – добавил Быков и тут же смущенно поинтересовался: – На борту найдется что-нибудь съестное?

– Разумеется, – улыбнулся Линдси. – Настоящий обед мы устроим в ресторане, а пока обойдемся пиццей и шоколадом. Возражений нет?

– Папа, я тебя обожаю! – вскричала Алиса. – Именно о пицце я мечтала все эти дни.

Получив от отца щедрый кусок, она отправилась с Быковым в лагерь за вещами.

– У тебя хороший отец, – сказал он. – Я рад, что вы вместе.

– Я тоже, – кивнула девушка, жуя. – О чем ты шептался с Элен?

– Ни о чем. Она сказала, что уезжает. Потом сказала, что остается.

– С тобой?

– С нами. Мы ведь одна команда.

Отправив крошки в рот, Алиса тихо сказала:

– Нет больше команды, Дима. Во всяком случае, я выхожу из игры. Для меня это было слишком. Я больше не стану испытывать судьбу. В следующий раз она может оказаться не такой снисходительной.

О чувствах Алиса не заговорила. Быкова с собой не позвала. Он ощутил болезненный укол в сердце, но вместе с тем и неимоверное облегчение. Их роман не мог продолжаться в обычной жизни, где не будет приключений и смертельной опасности. Романтика закончилась. Начинались будни.

– Это правильно, Алиса, – мягко сказал он. – Дело женщин рожать и создавать домашний уют, а не мотаться по свету.

– Какие у тебя старомодные представления о женщинах! – через силу улыбнулась девушка.

– Какие есть. Наверное, это потому, что я сам старомодный.

– Поцелуй меня.

Просьба была настолько неожиданной, что резко остановившийся Быков едва не упал.

– Не надо, – сказал он. Почти попросил.

– Почему? – быстро спросила Алиса.

– Труднее будет расставаться. Мы ведь расстаемся, правда?

Она промолчала. Потом взглянула на него снизу вверх:

– Ты побудешь с дедом? Хотя бы первое время?

Быков утвердительно наклонил голову:

– Обязательно.

– Я все расскажу отцу и попрошу его помочь. Он может все. Даже попасть на прием к премьер-министру.

– А к королеве? – улыбнулся Быков.

– Это намного труднее. – Девушка улыбнулась в ответ. – Но совершенно бесполезно.

Больше они разговоров не вели. Отнесли вещи к вертолету и смешались с остальными, как будто ничего особенного их никогда не объединяло. Теперь не объединяло.

Во время полета Алиса, сидя рядом с отцом, без устали рассказывала ему обо всем, что им довелось пережить. Устроившийся за их спинами профессор, перекрикивая рокот двигателей, вносил дополнения и уточнения. Элен сидела рядом с Быковым, который притворился спящим. Должно быть, это получилось у него не слишком убедительно.

– Дима! – окликнула она, положив ладонь ему на колено.

– Мм…

Быков сделал вид, что не может проснуться, и отвернулся к иллюминатору.

– Дима! – настойчиво повторила Элен и тряхнула его за плечо.

Пришлось приподнять веки.

– Что? – спросил Быков, неестественно хлопая глазами.

– Я хочу сказать тебе одну вещь…

– Настолько важную, что ты решила меня разбудить?

– Ты не спал, не ври. Притворялся, чтобы я оставила тебя в покое.

Это было чистой правдой, и Быков почувствовал, что краснеет. Хорошо, что отросшая борода и загар надежно прикрывали его вспыхнувшие щеки.

– Что за важная вещь? – поторопил он Элен.

– Я хочу, чтобы ты знал, – заговорила она, тщательно подбирая слова, – независимо от того, как все сложится дальше, я всегда буду помнить тебя. Ты – лучший. Я никогда прежде не встречала таких мужчин. И не встречу.

Быков уже не просто краснел, а буквально сгорал от стыда.

– Ты тоже очень хорошая, – выдавил он из себя.

– Не надо. – Элен положила ладонь ему на грудь и слегка надавила, призывая к молчанию. – Мне не нужны ответные комплименты. Обещаний и оправданий я тоже не жду. Просто хочу, чтобы ты знал, как я к тебе отношусь. Теперь можешь спать дальше.

– Ага, – пробормотал Быков, думая, что теперь точно не скоро уснет.

Но он ошибся, его организм требовал отдыха. То количество перегрузок, которые выпали на долю Быкова, не могли не сказаться на его состоянии. И в Тортоле, и в Понта-Делгада на Азорских островах он принимал горизонтальное положение при первой же возможности и спал как убитый. Ел Быков тоже много и никак не мог остановиться.

Элен исчезла неожиданно, даже не попрощавшись. Просто однажды утром ее гостиничный номер оказался пуст, а портье сообщил, что она выехала. Следующей маленькую компанию покинула Алиса, которую отец отправил в Британию. Ее заменили два адвоката, от имени девушки общавшиеся со следователями и журналистами. Быкову и профессору Заводюку приходилось делать это лично, не перекладывая ответственности на чужие плечи. Спасибо мистеру Линдси, который не ограничился моральной и финансовой поддержкой, а обеспечил освещение процесса всеми подконтрольными средствами массовой информации, создавая благожелательный настрой мировой общественности.

Но главный сюрприз Джон Линдси приберег на потом.

Через неделю пребывания на Азорских островах, когда Быков и Заводюк убивали время в ожидании комиссии, отправившейся на злополучный безымянный остров, чтобы проверить их показания, он присоединился к ним на веранде кафе.

– Нашли тела Стаута и Гарри? – спросил Быков.

Профессору Заводюку тоже было интересно знать ответ на этот вопрос, о чем свидетельствовало нервное движение, с которым он поднес стакан воды к губам, облив рубашку.

– Нет, – ответил Линдси. – Но зато нашли лодку. Ту самую.

– Пустую?

– Да. Можно констатировать, что бандиты погибли. Почти наверняка.

– А цепь? – спросил Заводюк, вытираясь салфеткой.

Линдси молча качнул головой. Коротко и ясно.

Профессор обмяк на стуле. Плечи его сгорбились, голова поникла.

– Я так и знал… Запрещал себе даже надеяться.

– И правильно, – сказал Линдси. – Значит, удар для вас не слишком болезненный.

– Конечно. – Заводюк понурился еще больше.

– Хотите еще новость?

Быков состроил умоляющую мину: мол, не добивайте старика, ему и без того несладко.

– Тоже плохую? – буркнул Заводюк, не поднимая головы.

– Да, – безжалостно подтвердил Линдси.

Быков наградил его испепеляющим взглядом, что, впрочем, не возымело ни малейшего действия.

– Сегодня утром я побывал в гостях у мистера Чандлера, – продолжал Линдси.

– Кто такой мистер Чандлер?

– Как? Вы даже не знаете, как зовут вашего конкурента?

– Нет, – отрезал Заводюк. – И знать не хочу! – После чего непоследовательно поинтересовался: – Кто он такой, этот тип?

– Искатель сокровищ, – пояснил Линдси. – Таков его официальный род деятельности. Затонувшие корабли, пиратские клады, заброшенные гробницы.

– Романтик, значит? – недобро уточнил Быков.

– Может быть, может быть. Мне он таковым не показался. Хваткий, напористый, самоуверенный джентльмен, который знает, чего хочет от жизни, а также как этого добиться. – Линдси уселся поудобнее, наслаждаясь вниманием, с которым слушатели ловили каждое его слово. – Если бы налоговая инспекция поинтересовалась моим мнением, я бы сказал, что мистер Чандлер охотится за сокровищами не только ради них самих, но и чтобы иметь возможность отмывать большие деньги. Аукционы, поставка артефактов в частные коллекции… В этом бизнесе крайне трудно определить реальную стоимость найденных и проданных вещей.

– А экспертиза? – спросил Заводюк, уставившись на свои дряблые, в пигментных пятнах руки.

– Экспертов подкупить гораздо проще, чем налоговиков, – вставил Быков.

– Правильно мыслите, молодой человек, – одобрил Линдси.

В таком обращении сквозила легкая пренебрежительность, и Быкову это не понравилось.

– Зачем вы нам все это рассказываете? – сдержанно осведомился он. – Какое отношение имеет биография Чандлера к нашей проблеме?

– Самое прямое. Пообщавшись с ним, я сразу заподозрил, что он обделывает множество грязных делишек. Подпольные казино, тотализаторы или бордели. Или наркотики. Скорее всего, все вместе.

– Что это меняет? – глухо спросил Заводюк, поднимая голову. Глаза его не выражали ничего, кроме бесконечной тоски.

– Если Чандлер мафиози, то у нас нет ни малейших шансов заставить его пойти на попятную, – решил Быков.

– А вот здесь вы ошибаетесь, молодой человек, – усмехнулся Линдси. – С человеком, у которого нелады с законом, договариваться значительно проще, чем с законопослушным бизнесменом.

– Вы… вы договорились?

В ожидании ответа Заводюк облизал сухие губы, сделавшись разительно похожим на варана.

Линдси не торопился разрушать столь умело нагнетаемую интригу.

– Как я уже сказал, сегодня утром я нанес визит мистеру Чандлеру. У него маленькое судно, вертолет на палубу не посадишь. Пришлось добираться катером.

– Очень важная подробность, – изрек Быков.

Он не сумел сдержаться. Наглый захват, осуществленный командой конкурента, злил его с самого начала, но теперь злость начала перерастать в тихое, холодное бешенство. Получалось так, что раздражение он срывал на Линдси, но люди почти всегда так поступают. Все мы склонны выбирать наиболее простые пути.

– Дима, – осадил Быкова Заводюк, – не надо перебивать мистера…

– Джон. Зовите меня Джоном.

– Мистера Линдси.

– Постараюсь, – кивнул Быков. – Извините, мистер…

– Джон, – перебил Линдси.

– Извини, Джон.

– Извинения принимаются. Вы готовы слушать дальше? Тогда продолжаю.

Некоторое время Линдси описывал чужое судно и его владельца, а потом перешел к главному.

– Переговоры, естественно, велись с глазу на глаз. Я терпеливо выслушал россказни Чандлера про то, как собственные независимые исследования привели его на предполагаемое местонахождение Атлантиды. Согласился с его правом искать, что он хочет и где хочет. А потом… – тут лицо Линдси затвердело, как ореховая скорлупа, – предложил ему продать «Ветер Фортуны».

– Не понял, – откликнулся Заводюк. – Какой ветер?

– Разве я не говорил, профессор? Так называется корабль, занявший ваше место в океане. Кстати, он неплохо оснащен. Но подводные работы пока что не дали никаких вещественных результатов.

– Кто собирается купить «Ветер Фортуны»? – спросил Быков.

– Уже никто, – ответил Линдси. – Судно продано. Мне.

Глаза профессора сделались круглыми, как пара теннисных шариков.

– Ко… кому?

– Я купил эту лодочку, профессор. Она моя. И уже сегодня вечером я готов передать ее вам в аренду. За минимальную плату.

– А Чандлер и его команда? – спросил Быков.

Он догадывался, что на его лице застыло глупое выражение, но ничего не мог с этим поделать.

– Сейчас они занимаются эвакуацией на берег, – пояснил Линдси. – Разумеется, все сколько-нибудь ценное оборудование будет вывезено, так что придется приобретать и устанавливать новое. Экипаж тоже будет другой.

Несчастный Заводюк только руками развел:

– Но у меня нет денег.

– Зато есть инвестор, – успокоил его Линдси. – Это я. Берете меня в партнеры?

Профессор вскочил, с грохотом опрокинув стул. Одну руку он прижал к груди, другую протянул Джону Линдси. Казалось, он расплачется от избытка чувств. Чтобы разрядить обстановку, Быков спросил:

– Как вам это удалось, мис… Как тебе это удалось, Джон?

Губы Линдси улыбнулись. Глаза – нет. Глядя в них, было легко себе представить, как он ведет переговоры, добиваясь своей цели.

– Я рассказал ему все, что услышал от тебя и от своей дочери. Подчеркнул, что «Пруденс» и члены экипажа погибли по вине Стюарта Стаута. Напомнил о связи этого негодяя с уважаемым мистером Чандлером. А дальше начался блеф. – На этот раз улыбка Линдси затронула и глаза тоже. – Я сказал, что Стаут и тот молодой моряк не погибли, а находятся у меня и наперебой дают показания. В присутствии моих адвокатов и с видеокамерой. Что их показаниям может быть дан законный ход, а может и не дан – в зависимости от доброй воли Чандлера. И знаете, парни, он оказался очень сговорчивым человеком. Решил, что искать затонувший город ему наскучило. Продал мне по дешевке корабль и скрепил нашу договоренность крепким мужским рукопожатием.

– Таким образом, заказчик этого преступления останется на свободе? – возмутился Заводюк.

– Если хотите, профессор, еще не поздно расторгнуть контракт, – сухо произнес Линдси. – Обращайтесь в суд, добивайтесь справедливости. А Атлантида тем временем подождет, как ждала тысячи лет…

– Нет, нет! Только не это! Я не хочу в суд, я хочу туда…

Все трое посмотрели в сторону, куда указывала профессорская рука. Там расстилалась Атлантика, сияющая и бескрайняя.

– Я тоже, – пробормотал Быков.

Линдси внимательно посмотрел на него.

– Одно условие, Дима.

– Какое?

– Отойдем… Прошу прощения, профессор. Мы буквально на минутку.

Оставшись с Быковым с глазу на глаз, Джон Линдси медленно и отчетливо произнес:

– Моя дочь не должна знать о том, что поиски будут продолжены. Я ничего не имею против тебя, Дима, но мужа Алисы представляю себе совсем другим. Это понятно?

– Я…

Не дав Быкову закончить, Линдси выставил перед собой ладонь.

– Не надо слов, Дима, это ни к чему. Я уверен, что ты вел себя по отношению к Алисе как настоящий джентльмен, но это в прошлом. Договорились? Если она услышит, что вы продолжаете начатое, то примчится сюда, а это не просто нежелательно, это недопустимо.

– Хорошо. Я тоже так считаю.

– Тогда…

Линдси протянул руку. Быков ее пожал. И, не спеша отпускать, спросил:

– Джон, она тебе что-нибудь про меня рассказывала?

Англичанин хлопнул его по плечу и усмехнулся:

– Зачем слова? Достаточно было взглядов, которые бросала на тебя Алиса. Хм… Хотел бы я, чтобы на меня кто-нибудь так смотрел.

Губы Линдси вернулись в прежнее неулыбчивое положение. Он вежливо высвободил руку и отправился к профессору, потерянно стоявшему посреди веранды.

Быков посмотрел на океан. Он немного жалел, что снова ввязался в авантюру, но понимал, что жалел бы гораздо больше, если бы отказался. Где-то там его ждала Атлантида с тысячами своих загадок. Стоит решить одну, как жизнь подбросит новую. И так будет всегда, до самого конца.

Который по-настоящему никогда не наступает, потому что у всего в этом мире обязательно есть продолжение.