Оранжевый диск солнца незаметно клонился к неровной полосе облаков на горизонте. Вечерний океан, постепенно теряющий радостную синюю окраску, лениво расходился за кормой «RRS Dear Prudence». Аббревиатура RRS была обязательной для любого королевского исследовательского судна Британии. Что касается самого названия, то для уха Быкова оно звучало странновато – «Дорогая осторожность». Не ломая голову над его происхождением, он называл корабль «Диэ Пруденс» или даже просто «Пруденс». Впрочем, так поступали все участники экспедиции.

Сейчас все они собрались на палубе. Капитан Джеллоу стоял на смотровой площадке, приставив к глазам бинокль. Плавание было не таким уж долгим, однако бескрайняя однообразная гладь океана уже успела надоесть даже новичкам-мореплавателям вроде Быкова.

Джеллоу, широко расставив ноги, хотя никакой качки не было, вытянул руку с выставленным указательным пальцем и торжественно провозгласил:

– Земля!

Должно быть, ему, как любому моряку, мерещились открытия колумбовских масштабов. Мистер Джеллоу был очень низкого роста, и капитанский мостик помогал ему подниматься над другими в собственных глазах.

Проследив за его рукой, все обратились в сторону облачной гряды, напоминающей плывущего белого медведя. Через несколько минут Быкову удалось разглядеть очертания обрывистого берега, а еще через час неровный гребень острова, за который цеплялись пухлые туши облаков, приблизился настолько, что стали видны лоскутики полей, тщательно разделенные полосками каменных оград. Домишки рядом с ними напоминали рассыпанный сахар-рафинад. Посреди зеленых лугов и вдоль них темнели островки леса.

Плавание подходило к концу. Оно не показалось Быкову утомительным. Экспедиционное судно было достаточно комфортным и в бытовом отношении, и в профессиональном. На нем находилось все необходимое для дайвинга, подводных съемок и океанографических исследований. Помимо всего прочего, на палубе «Пруденс» была устроена посадочная площадка для вертолета, а в трюме – ниже ватерлинии – размещался отсек для подводного наблюдения. Оборудования было столько, что на его распаковку и размещение ушел целый день. На корме судна висел быстроходный катер. Одним словом, все было готово к началу поисков, и участники экспедиции с нетерпением ожидали завтрашнего дня.

Итальянец Леоне, улыбаясь, признался, что вряд ли заснет сегодняшней ночью. Стаут, дымя трубкой, предложил отметить событие, выпив виски.

– Это лучшее известное мне снотворное, – сказал он.

– Даже не мечтайте! – отрезал профессор Заводюк, нервно прохаживающийся вдоль поручней на кривоватых, но необычайно проворных ногах. – Никакого алкоголя до первой находки.

– Тогда придется искать побыстрее, – заметил Стаут, почесывая волосатую грудь.

Элен проследила за движением его руки, вызвав невольный приступ ревности у Быкова.

– Мы будем пить шампанское, а не виски, – сказала она. – Я видела ящик в каюте нашего босса. Вы ведь не для себя его захватили, Айвен?

Профессор, отвлеченный телефонным звонком, не ответил. Вместо него подал голос историк Ватерман.

– С таким составом экспедиции я бы на шампанское не рассчитывал, – заявил он, холодно усмехаясь. – Слишком много новичков.

Хотя он даже не посмотрел в сторону Быкова и Алисы, те сразу поняли, о ком речь. Его усы дерзко встопорщились, а ее глаза сверкнули опасным зеленоватым блеском.

– Вы предпочли бы укомплектовать команду стариками? – едко осведомилась девушка.

Ватерман посмотрел на нее так, словно Алиса была неодушевленным предметом, например некстати включившимся радиоприемником.

– Команду комплектовал не я, а твой дед, – процедил он и после короткой паузы добавил: – К сожалению.

Это означало: «Будь моя воля, вас обоих здесь не было бы».

– А по-моему, к счастью, – вмешался Быков, испытывавший антипатию к историку.

– Сколько у тебя часов подводной практики? – спросил Ватерман, удостоив его беглым и весьма скучным взглядом.

– Дима добился отличных результатов, – вступилась Элен.

Кошачьи глаза Алисы сделались такими узкими, словно она прищурилась от встречного ветра, хотя он как раз дул девушке в спину, яростно трепля ее волосы.

– В чем именно? – пожелала она знать.

– Во всем.

Это было произнесено с нескрываемым вызовом, и Алиса его приняла.

– И который это по счету у тебя ученик? – спросила она. – Как часто ты их меняешь?

– Я и тебя могу подучить, – не растерялась Элен.

– Я сама кого угодно научу, – парировала Алиса, заметно покраснев.

И обе бросили быстрый взгляд в сторону Быкова. Делая вид, что полный тайных смыслов разговор его никак не касается, он перешел на нос судна, где присоединился к облокотившемуся на поручни Стауту.

– Сан-Мигель, – сообщил тот, указав черенком трубки на приближающийся остров. – Самый большой здесь. Не хочешь дельфинов пофотографировать?

Быков приложил ладонь ко лбу:

– Нет. Слишком далеко.

– Разве современные объективы не позволяют приближать предметы? – удивился Стаут.

– Позволяют. За счет качества в основном. К тому же я не взял телескопический объектив. Ведь предполагается, что снимать придется вблизи.

– Если найдем что-нибудь.

Быков помолчал, наблюдая за торжественным выходом в море белоснежного лайнера, который походил на многоэтажный дом, медленно двигающийся вдоль длинного серого мола. К «Пруденс», качаясь на волнах, поднятых махиной-теплоходом, спешил буксирчик.

– За нами? – догадался Быков.

– Да. Проводит нас в гавань. Через полчаса будем в Понта-Делгада.

Столица Азорских островов была уже видна между отрогами бухты. Выглядела она как беспорядочное нагромождение домиков на береговых террасах. Среди них там и сям возвышались шпили часовен и храмов.

Вблизи Понта-Делгада оказалась куда более уютной, чем издали. Сумерки еще не опустились на землю, и все было озарено теплым оранжевым светом. Оставив вещи в номере, Быков собирался отправиться с фотоаппаратом на прогулку, но на выходе из отеля его перехватила Алиса, которая, похоже, не сочла нужным переодеться или принять душ.

– Не помешаю? – спросила она, с прищуром глядя на Быкова.

– Нет, конечно, – ответил он, пожимая плечами. – Я рад, что ты составишь мне компанию.

– А мне уже начало казаться, что ты предпочитаешь общество этой Элен.

Отметив про себя определение «этой», Быков не придумал ничего лучшего, чем снова пожать плечами.

– Мы тренировались, – сказал он.

– Да, я заметила, – кивнула Алиса, вскинув голову так, словно не собиралась хотя бы поглядывать под ноги во время прогулки. – И как тебе?

– Нормально, гм… – Скрывая смущение, Быков остановился, чтобы сфотографировать полуразрушенную крепость с остатками вала, поросшего сорной травой, и невысокими башенками с черными проемами бойниц. – Почему ты не взяла камеру, Алиса?

– Здесь нечего фотографировать.

– Практика никому еще не мешала.

На самом деле город и впрямь годился лишь для любительских снимков, какими заваливают Интернет туристы. Через квартал от отеля особняки с пышными садами, бушующими за оградами, сменились безликими одинаковыми домами в два-три этажа. Внизу, как правило, размещались магазинчики, двери которых открывались вплотную друг к другу. Наверху пестрели цветами балкончики, за которые цеплялись гибкие лианы. Улицы были такими узкими, что Быкову приходилось идти по мостовой, поскольку вдвоем на тротуаре места не хватало. Зелени было мало, машин тоже, прохожие попадались лишь изредка.

Прохладная аллея с рядами древних платанов вывела Быкова и Алису на широкую площадку, вымощенную неровными плитами из вулканической лавы.

– Красивый закат, – сказала она.

– Очень, – согласился он.

– А я тебе нравлюсь?

Быков чуть не поперхнулся от неожиданности и ту же пожалел, что отправился на осмотр достопримечательностей. Лучше бы остался в отеле, сходил в бар или просто повалялся на восхитительно чистых простынях. Все-таки «Пруденс» была приспособлена для научно-исследовательских работ, а не комфорта пассажиров.

– Конечно, Алиса, – сказал Быков, ненавидя себя за заискивающий, фальшивый голос, который у него вдруг прорезался. – И дедушка у тебя замечательный.

– При чем тут дедушка? – оскорбилась Алиса. – Эта Элен так тебе голову заморочила, что ты уже ничего не соображаешь!

Быков, воспользовавшись ее же формулой, очень похоже воскликнул:

– При чем тут Элен? И какие у тебя основания меня ревновать?

– Кто тебя ревнует? Очень ты мне нужен!

С этими словами Алиса, не вдаваясь в дальнейшие объяснения и не прощаясь, развернулась и пошла прочь. Быков машинально сделал за ней несколько шагов, но потом отстал. Ему нечего было сказать Алисе. Пусть все остается так, как есть. Она слишком красива и молода для него. Сойдясь с Элен, он отрезал себе пути к ней. Вот и правильно. Взрослым – более чем взрослым! – мужчинам нечего засматриваться на юных девушек. «Лолита» уже написана, и, если лишить эту историю романтической оболочки, останется сплошное непотребство.

С такими мыслями Быков вернулся в сумерках в отель, выпил с Леоне пару банок холодного пива и завалился спать.

На следующее утро все дружно позавтракали и отправились на «Пруденс». Короткая передышка закончилась. Начиналась большая, ответственная, трудная, ежедневная работа. Похоже, все участники экспедиции думали об этом, судя по выражению их лиц и по тому, что во время спуска в гавань никто не перебрасывался обычными шутками.

Утро выдалось замечательное. Безоблачное небо соперничало в голубизне с океаном, сливаясь с ним на горизонте. Ландшафт был, что называется, пасторальный. На травяных откосах паслись козы и шныряли местные свиньи, похожие на собак. Повсюду, где не было домишек и позволял рельеф почвы, были разбиты плантации или виноградники. Многие крыши были завалены глыбами спекшейся лавы, чтобы не снесло ветром.

Уже внизу, шагая вдоль причала, Быков догнал Алису, тронул ее за плечо и оттеснил в сторону, подальше от посторонних ушей.

– Алиса, – начал он, – нам нужно поговорить.

– Говори, – разрешила девушка, не глядя на него.

– Я не хочу причинить тебе боль и…

Алиса повернула к нему лицо с холодными зелеными глазами:

– Какая боль? О чем ты?

Быков смешался.

– Наши отношения…

– Отношения? Похоже, ты что-то себе вообразил, Дима. Между нами не может быть никаких особенных отношений. Извини, но ты для меня слишком старый.

По ощущениям это походило на неожиданный и очень сильный удар кулаком под ложечку. Во всяком случае, Быков задохнулся. А Алиса не замедлила добить его окончательно, сделав это с беспощадным сарказмом, присущим уверенной в себе молодости.

– И потом, этот твой лишний вес… – сказала она, морща нос. – Тебе не мешало бы сбросить пару десятков фунтов, Дима. Девушки любят мужчин поджарых и мускулистых…

Не договорив, она бросила взгляд на Стаута, переносившего вещи по сходням. Разумеется, под предлогом жары он снял футболку. И разумеется, на его загорелом теле проступали рельефные мышцы.

– Вот и хорошо, – кивнул Быков, изо всех сил стараясь не выдать истинных чувств. – Тогда мы поняли друг друга.

– Лично я ничего не поняла, – возразила Алиса, усмехаясь. – Ты так толком ничего и не сказал.

Эта заключительная тирада просто доконала Быкова. Приоткрыв рот, он мог лишь смотреть вслед уходящей девушке и мысленно сочинять варианты достойных ответов. Но, по правде говоря, все они никуда не годились. Алиса, нанеся упреждающий удар, одержала бесспорную победу. Теперь Быков со своей неудачной попыткой объясниться выглядел жалко и неубедительно. Он злился на себя за то, что начал этот разговор. Но больше всего его удручало насмешливое равнодушие, с которым говорила с ним Алиса. Неожиданно он почувствовал себя задетым. Элен – в своем замечательном купальнике или без него – как-то сразу отступила на второй план. В сердце Быкова осталось место только для Алисы. Но поскольку Алиса ушла, там образовалась пустота.

Черная дыра.

Чувствуя себя разбитым и больным, Быков поднялся на борт «Диэ Пруденс». Судно приняло его как старого знакомого. Оно было симпатичным, с закругленным носом, напоминающим дельфиний. Белый верх, черный низ – такая раскраска придавала «Пруденс» нарядный облик. После вчерашних посиделок с Леоне Быков уже знал, что назван корабль в честь дочери первого владельца. Вот что означало «Dear Prudence» – «Дорогая Пруденс», ни больше ни меньше.

Сбоку судно походило на небольшой катер с высокой носовой надстройкой и непропорционально длинным, глубоко сидящим корпусом. Корму украшала рама для установки насоса. Там же торчали две мощные лебедки на случай, если придется поднимать со дна достаточно крупные находки.

«Если» – это было ключевое слово. Можно сказать, девиз экспедиции. Профессору Заводюку не хватило средств, чтобы арендовать большой корабль водоизмещением полторы или, лучше, две тысячи тонн. Его расчет строился на том, чтобы как можно быстрее отыскать убедительные доказательства того, что он на верном пути. Стоит предъявить их общественности, как вокруг экспедиции тут же закрутятся всякие спонсоры и инвесторы. Вот почему Заводюку понадобилось сразу два фотографа. Удачные снимки, разосланные в мировые массмедиа, должны были привлечь не только повышенное внимание, но и солидные капиталовложения, без которых настоящие раскопки невозможны.

А пока что приходилось довольствоваться минимумом. Водоизмещение «Пруденс» чуточку не дотягивало до трехсот тонн, борта возвышались над поверхностью всего на три с небольшим метра, примерно такой же была осадка корпуса. Тридцать три метра в длину, одиннадцать в ширину – не очень-то разгуляешься. Экипаж судна сократили до шести человек, а самих исследователей было всего семеро вместо двадцати. В автономном плавании они могли находиться не более трех недель, после чего следовало заходить в порт для пополнения запасов питьевой воды, провианта, топлива и для зарядки электрических батарей.

При максимальной скорости в пятнадцать узлов в час судну с двигателем в шестьсот сорок лошадиных сил не стоило слишком удаляться от берега, что, впрочем, и не входило в планы руководителя экспедиции. Заводюк надеялся добиться положительных результатов в первые же дни поисков.

В это верили разве что такие желторотые новички, как Дмитрий Быков и Алиса Заводюк. Ветераны же были настроены скорее скептически. Уж кто-кто, а они отлично знали, что подводные археологические работы требуют гораздо бо`льших усилий, чем полевые. Конечно, аквалангист намного маневреннее и мобильнее, чем водолаз в скафандре, однако даже самому опытному не преодолеть глубину в триста метров. Тем же, кто рискует опускаться на полкилометра, приходится действовать в соответствии со специальной таблицей, совершая серии кратковременных погружений, во время которых азот не успевает проникнуть в кровь. Никто не хочет заработать кессонную болезнь или даже умереть от разрыва сосудов.

О «подводных камнях» водолазного ремесла рассказал Быкову не кто иной, как чопорный Ватерман, который, как выяснилось, принимал участие в подъеме храмовых колонн у берегов Северной Италии.

– Приходилось подкапываться под колонны по-собачьи, – сообщил он, кривя тонкие губы. – Ил стоял в воде, как дым, ничего не видно. И в этих потемках нужно было подводить под колонны тросы, да так, чтобы не нарушить равновесие. За временем в таких условиях никто особо не следил. Результат плачевный. Пятеро водолазов, в том числе и ваш покорный слуга, едва не погибли. Один умер. Как ты можешь догадаться, это был не я.

Улыбка у Быкова получилась далеко не веселой.

– Если ты хотел напугать меня, у тебя получилось.

Ватерман посмотрел на него без малейшего намека на улыбку.

– Я не пугаю, а предостерегаю, – сухо произнес он. – Когда находишься под водой и замечаешь внизу что-нибудь интересное, часто теряешь голову. А этого делать нельзя. Постоянно следи за глубиномером. Не поддавайся искушению опуститься ниже пятисот футов. Это пока что для тебя предел.

– Спасибо, – искренне сказал Быков.

– Не за что, – был ответ. – Предупредить тебя – в моих интересах. Если нас станет меньше на одного человека, работы у оставшихся прибавится. Я этого вовсе не хочу.

Ватерман был в своем репертуаре. Даже совершая хороший поступок, он умудрялся делать это таким образом, что вызывал раздражение, а не благодарность.

Оставшись один, Быков попытался вернуть себе спокойное, решительное расположение духа, но это не очень хорошо получилось. Сегодня ему предстоял первый подводный рейд не в качестве ученика, а как фотографа археологической экспедиции. Это обязывало, поэтому напрягало. Тем более что нырять предстояло в паре с Элен, близкие отношения с которой перестали приносить удовольствие, как было вначале. Когда она в своем белом купальнике подошла к Быкову, Алиса обернулась к Заводюку и громко попросила:

– Дедушка, поставь меня в паре с Димой. Я хочу посмотреть, как он ведет подводную съемку. Хочу перенять опыт.

– Ни в коем случае, – пробормотал профессор, глядя в экран ноутбука, на котором шло видео из отсека подводного наблюдения.

– Почему? – не сдавалась Алиса.

– Потому что вы оба новички. Каждый из вас должен опускаться с опытным пловцом.

– Но…

Не давая внучке договорить, Заводюк ткнул указательным пальцем куда-то в пространство, что означало: «Уходи, не мешай».

Алиса с независимым видом уселась на палубе спиной к Быкову и Элен, но чувствовалось, что за ними продолжается наблюдение, пусть даже незримое.

– Капризная девчонка, – пробормотала Элен, заправляя баллоны аквалангов. – От нее пользы не будет.

– Я так не думаю, – буркнул Быков.

Ни безмятежная синева океана, ни убаюкивающая зыбь не радовали его. Хотелось скорее под воду – там можно будет ни о чем не думать, а просто заниматься своим делом.

Раскладывая снаряжение на палубе, Быков уронил маску. Элен насмешливо посмотрела на него:

– Нервничаешь? Не терпится прикоснуться к доказательствам существования Атлантиды? Должна тебя разочаровать, колоннад и храмов мы не найдем. – Элен мотнула кудрявой головой в сторону меланхолично волнующегося океана. – Я много чего повидала на дне. Видела, во что превращаются корабли, затонувшие всего несколько десятилетий назад. Что касается древностей, то даже камням не устоять перед временем.

– С таким настроением я бы не брался за поиски, – сказал Быков, расположение духа которого испортилось еще больше.

– Я тебя расстроила? – улыбнулась Элен. – Извини. Готова загладить свою вину. Выйдешь ночью на палубу?

К облегчению Быкова, от необходимости отвечать его избавило вмешательство Заводюка. Оторвавшись от ноутбука, профессор вскочил и замахал руками:

– Как? Вы еще здесь? Уже начало десятого! Давно пора приниматься за работу.

И работа закипела. Сменяя друг друга, пары аквалангистов ныряли в океан и выбирались обратно, поднимая на палубу находки, которые представлялись им важными или просто любопытными. Те, кто отдыхал после погружений, разбирались с этими предметами, которые на поверку оказывались никакими не артефактами, а причудливыми обломками или раковинами.

Под водой невозможно было точно определить местонахождение ложбины, принятой профессором Заводюком за остатки судоходного канала. Следуя указаниям, аквалангисты пометили предполагаемые границы флажками и производили первоначальную разведку, пытаясь обнаружить хоть что-то, подтверждающее эту версию. По сути, это был так называемый «метод тыка», при котором вся надежда на удачу. Быков в нее верил. И пока что не собирался сдаваться.

Он с энтузиазмом поддержал решение ускорить поиск образцов с помощью отсоса. Трубу опустили на сорокаметровую глубину, а затем метр за метром начали прочесывать дно. В шестом часу вечера под полуметровым слоем наносов были найдены два обтесанных строительных камня. Следующее утро принесло новую находку: кусок толстой деревянной обшивки, покрытый расплющенным свинцом.

Профессор Заводюк пришел в невероятное возбуждение и забегал по палубе, умоляя сделать еще несколько заходов.

– Мы на пороге открытия! – повторял он. – Скорее всего, стены канала были выложены именно такими камнями, а деревянный фрагмент является куском затонувшего корабля. Атлантида ждет нас. Нельзя медлить ни минуты!

Заразившись его лихорадочным нетерпением, исследователи активизировали поиски и даже отказались от послеобеденного отдыха. В результате общих усилий к находкам присоединился осколок еще одного обтесанного камня, несколько черепков и обломок костяного гребешка.

Работа осложнялась необходимостью перебирать вручную целые горы камешков, ракушек и водорослей, которые засасывались трубой. После весь этот мокрый хлам выбрасывался снова за борт в специальных мешках, чтобы не возиться с ним по второму кругу: ткань мешков должна была полностью раствориться в морской воде примерно через месяц. К этому времени экспедиция либо завершится успехом, либо потерпит фиаско.

Дни мелькали, как фотографии на мониторе компьютера.

Очередным утром, когда Заводюк произносил неизвестно какую по счету зажигательную речь, призывая соратников работать как можно быстрее и тщательнее, Быков позволил себе взять слово.

– Я, конечно, не профи, – сказал он, – но ситуация напоминает старый анекдот. Мы прыгаем вместо того, чтобы думать.

– Прыгаем? – недоуменно переспросил профессор, недовольный тем, что кто-то не разделяет его энтузиазма.

– Выражайся яснее, Дима, – сухо предложил Ватерман, глядя куда-то поверх головы Быкова.

Стаут молча чистил трубку, но наклон его головы выражал явную заинтересованность. Леоне как ни в чем не бывало продолжал готовиться к подводной вахте. Алиса смотрела с холодным любопытством. Элен, задетая тем, что Быков перестал посвящать ей часы ночного отдыха, делала вид, что происходящее ее не касается.

– Был такой анекдот, – начал Быков, откашлявшись. – Сейчас попробую адаптировать его для всеобщего понимания.

Ватерман нарочито зевнул, но это не помешало ему остаться. Профессор Заводюк подбоченился:

– Рассказывай, Дима. Но предупреждаю, если твой анекдот не имеет отношения к делу…

– Имеет, – успокоил его Быков. – Минутку терпения. Итак, лаборатория. К потолку клетки подвешен банан. Запускают обезьяну. Она прыгает, но достать не может. Ученый ей: «Думай, думай». Она медлит, потом хватает табурет, взбирается на него и забирает банан. Проблема решена. Тогда к потолку подвешивают бутылку водки…

– Именно водки? – оживился Стаут. – Не виски?

– Именно водки, – подтвердил Быков. – В клетку запускают сантехника… Нет, этот образ вам не понятен… Запускают бродягу… э-э, н-да… ну, пропойцу, алкоголика.

Слушатели выглядели так, словно их вниманию предлагался не анекдот, а задача со многими неизвестными.

– Вот он увидел бутылку и давай скакать, – продолжал Быков. – Ученый ему: «Думай, Ваня, думай». Тот только досадливо отмахнулся. Мол, некогда думать, прыгать надо.

Все рассмеялись. Лицо Заводюка стало вишневым. Спохватившийся Быков только теперь осознал, что герой его анекдота оказался тезкой профессора, что тому, конечно, пришлось не по нраву, поскольку он усмотрел в этом обидный намек. Но деваться было некуда. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

– Я предложил вашему вниманию этот анекдот, – снова заговорил Быков, – чтобы все мы остановились и немного подумали.

Ватерман покосился на него:

– Иными словами, ты нашел табурет и предлагаешь им воспользоваться.

– Что-то в этом роде.

– Не испытывай мое терпение! – закричал Заводюк, красное лицо которого резко контрастировало с благородными сединами. – Какой еще табурет?

– Смотровая камера, – сказал Быков.

Его подчеркнуто тихий голос подействовал на окружающих подобно громовому раскату. Кто-то выпучил глаза, кто-то открыл в изумлении рот. Лишь Ватерман удовлетворенно кивнул:

– Я тоже о ней подумал.

– В самом деле! – несказанно оживился Заводюк. – Смотровая камера! Как же я раньше не сообразил? – Он хлопнул себя ладонью по лбу.

Речь шла о простом, но весьма полезном приспособлении подводной археологии, которое, к сожалению, так и не вошло в повседневный обиход со времен Кусто. Наблюдатель, помещенный в смотровую камеру, соединен с поверхностью шлангом, так что дышит самым обычным земным воздухом, что избавляет его от проблем из-за повышения давления на большой глубине. Плавать не надо, тратить силы и дыхательную смесь тоже не надо. Сиди себе и наблюдай через иллюминаторы за дном, над которым тебя тянут. Если заметил что-то важное, всегда можно сообщить на поверхность по рации или телефону. Кроме того, на смотровой камере устанавливаются прожекторы, здорово облегчающие жизнь аквалангистам.

Решение, что называется, лежало на поверхности, но именно свежего взгляда недоставало, чтобы его обнаружить.

– Молодец, Дима, – с чувством произнес Заводюк. – Стю, Лео, готовьте капсулу к спуску.

– Э-э нет! – возразил Быков. – Так не пойдет. Я придумал, мне и исполнять.

– Но ты не умеешь управлять смотровой камерой, – наперебой напомнили Стаут и Леоне.

– Я умею, – вмешалась Элен. – И у меня неплохо получается.

Она торжествующе взглянула на Алису, лицо которой побледнело под слоем загара.

Быков противиться не стал. В конце концов, он не в спальне с Элен уединялся, а в подводной капсуле. Такой способ передвижения под водой был для него в новинку, а он принадлежал к числу мужчин, которые до глубокой старости сохраняют тягу к свежим впечатлениям, перемене мест и приключениям. Можно ли отказаться от такой возможности, даже если самая прекрасная девушка на свете этим недовольна?

Быков посмотрел на Алису, но она упорно избегала его взгляда. Решив объясниться с ней позже, он выслушал подробный инструктаж, проведенный не кем-нибудь, а самим Ватерманом. Сорок минут спустя, разместившись в тесной капсуле с Элен, он спросил себя, не зря ли вызвался быть первопроходцем. Сооружение, повисшее над морем, не выглядело надежным ни снаружи, ни изнутри. Окна запотели, становилось невыносимо душно.

– Как в сауне, – пожаловался Быков.

– Мы можем раздеться, – самым невинным голосом сказала Элен. – Никто не увидит.

Стало еще жарче. Заметив, как Быков машинально нашел взглядом задраенный люк, Элен насмешливо фыркнула:

– Не волнуйся, это была шутка.

– Никто не волнуется.

Это было ложью. Когда заработала лебедка и, пробив толщу воды, смотровая камера пошла вниз, Быков почувствовал, что по его телу бегут целые потоки пота. Оставалось радоваться, что утром он окунулся в океан и не забыл воспользоваться дезодорантом.

– Скоро станет прохладно, – пообещала Элен, сидящая почти вплотную.

В кабине потемнело. За иллюминаторами, заслоняя обзор, бурлили пузыри. Три минуты, пять, десять… Их мягко качнуло. Днище камеры коснулось грунта.

– Четыреста футов, – объявила Элен. – Я включаю иллюминацию.

Фиолетовая глубина озарилась электрическим сиянием. Расплющив нос о стекло, Быков прильнул к иллюминатору. Отсюда при свете прожекторов подводный мир выглядел непривычно. Все живое, что находилось поблизости, бросилось наутек. Было абсолютно пусто и жутковато.

– Скоро вернутся, – пообещала Элен, успевшая доложить наверх о том, что спуск прошел благополучно. – Живые существа быстро привыкают к изменениям. К тому же они очень любопытны.

– И доверчивы, – добавил Быков. – Излишне доверчивы.

– Это ты о себе?

– Не понял…

– Ну, я ведь заманила тебя в эту ловушку, – усмехнулась Элен. – И теперь тебе от меня не удрать.

Быков пожал плечами, постаравшись сделать это как можно небрежнее.

– Никто удирать не собирается, – буркнул он.

– Тогда, может, объяснишь, почему ты меня избегаешь? Из-за этой девочки?

Быков повернулся к ней:

– Просто я подумал, что мы заигрались. К чему могут привести подобные отношения?

Брови Элен подпрыгнули вверх.

– Как к чему? К оргазмам, разумеется. Желательно многократным и одновременным.

Быкова обдало холодком. В этот момент он отчетливо ощутил, что могут испытывать женщины, когда их домогаются беспардонные ухажеры. Его достали все эти бесконечные предложения порезвиться, недвусмысленные намеки, скользкие шуточки. Не слишком обремененное одеждой тело совершенно не волновало его, хотя и находилось не просто в пределах досягаемости, а значительно ближе.

– Элен… – начал Быков, еще не зная в точности, что и как намеревается сказать.

– Я слушаю, – моментально откликнулась она.

Ее лицо находилось в каких-нибудь двадцати сантиметрах. Из-за этого оно казалось неправдоподобно большим, как и глаза Элен, которые в жизни не поражали размерами.

– Ты очень хорошая…

– Сейчас последует «но», – сказала она. – Один умный человек сказал, что можно смело пропускать мимо ушей все, что говорится до этого. Итак, но…

– Просто ты хорошая девушка, – принялся выкручиваться Быков. – И я очень ценю тебя…

– Да? – преувеличенно восхитилась Элен. – Как приятно слышать! Дальше последует признание в любви? Жду с нетерпением.

Было слышно, как поскрипывает камера, задевая дно, как негромко шипит воздух, нагнетаемый с поверхности, как работают легкие сидящих рядом людей. Но это была не настоящая близость, нет. На самом деле их разделяла стена. Невидимая, но очень осязаемая. Во всяком случае, для Быкова.

– Ты ждешь напрасно, – проговорил он с большим трудом, но вместе с тем и с несказанным облегчением, потому что наконец решился сказать правду. – Я бы хотел поставить точку в нашем романе. Мне было с тобой хорошо. Я тебе благодарен. Но продолжать эти отношения значило бы обманывать себя. И тебя тоже.

– Ты влюбился в Алису? – спросила Элен, игнорируя сигналы вызова, поступающие с «Пруденс».

– Нет, – коротко ответил Быков. – Это было бы чересчур, учитывая разницу в возрасте. Ответь, пожалуйста. Наверху волнуются.

Пока она выходила на связь с профессором Заводюком и коротко рапортовала о том, что видит снаружи, Быков хранил угрюмое молчание. Когда же Элен закончила переговоры и снова повернулась к нему, он попросил:

– Элен, прошу тебя, давай закончим этот разговор. Нас ждет Атлантида, а мы, как озабоченные подростки, говорим о всякой ерунде.

– Ладно, – смилостивилась она. – Я все равно решила на Стюарта переключиться. Он круче.

Быков незаметно перевел дыхание. С одной стороны, слышать такое было немного обидно, с другой – он возвращал себе частично утраченную свободу.

– Я не против, – пробормотал он.

– Попробовал бы ты возразить! – усмехнулась Элен. – Но все равно ты мой должник.

– Ты имеешь в виду кофе, которым ты меня…

– Кофе ты не отделаешься, Дима. Я тебя обучила дайвингу, помнишь?

– Конечно, – коротко кивнул Быков.

– И это от меня зависело, будешь ты принят в команду или нет. От моей экспертной оценки.

Он внимательно посмотрел на нее:

– Разве я не выполнял все, что от меня требовалось?

– Требования можно занизить, а можно и повысить, – ответила Элен. – Я проявила к тебе излишнюю мягкость. Сам знаешь почему.

Была ли это маленькая месть? Или просто вредность натуры? Как бы то ни было, Элен выставила себя не в том свете, в каком он хотел бы ее видеть. Они оба отлично знали, что он научился всему, чему следовало научиться, и с честью выдержал экзамен. Зачем же было его унижать? Этим Элен добилась лишь еще большего отчуждения.

– Я понял, – сказал Быков, отвернувшись к иллюминатору. – Я твой должник. Пусть будет по-твоему.

Он хотел добавить к вышесказанному пару язвительных замечаний, но слова застряли в горле. Не в силах произнести ни звука, он ткнул пальцем в стекло перед собой.

– Орка, – сразу определила Элен, взглянув ему через плечо. – Кит-убийца.

На языке Быкова черно-белое морское животное, вынырнувшее из мглы, чтобы проплыть рядом с капсулой, называлось косатка. Так окрестили этого восьмитонного кита за его длинный полутораметровый спинной плавник, косо загнутый назад. Устрашающий титул «убийца» возник из-за перевранного испанского названия asesina ballenas, то есть «убийца китов».

Косатка с силой взмахнула хвостом. Капсулу качнуло. Приплюснутая черная голова с белым горлом возникла возле иллюминатора, словно стремясь заглянуть в кабину. Быков с замиранием сердца смотрел на длинные зубы в приоткрывшейся пасти.

– Она огромная, – пробормотал он.

– Это самец, – определила Элен. – У самок плавники меньше и круглее.

Мимо иллюминатора проплыло блестящее брюхо с продольной белой полосой, и косатка скрылась в сине-зеленом мраке, двигаясь так целеустремленно, словно выполняла какое-то задание.

– Уф-ф… – выдохнул Быков.

– Его можно не бояться, – сказала Элен.

– Да? Почему ты так считаешь?

– Он не нашел капсулу съедобной. Поэтому уплыл.

– Ненадолго, – тут же вздохнул Быков.

На этот раз косатка пронеслась мимо с такой скоростью, что ее почти не удалось рассмотреть.

– Чем-то встревожена, – нервно прокомментировала Элен. – По-моему, нам лучше убраться отсюда. Сейчас позвоню, пусть поднимают.

– Не вздумай, – остановил ее Быков.

– Почему?

– Это опасно. Тварь может принять нас за кита и атаковать.

– Вряд ли, – с сомнением ответила Элен. – Они умные. И охотятся обычно стаей. Выстраиваются цепью и гонят отставшего кита или, еще лучше, самку с детенышем.

– Как волки, – сказал Быков. – Те воют, а эти эхолокационными сигналами обмениваются. Знаю, читал.

– А я один раз видела убитого ими кита, – припомнила Элен. – Сожрали только язык, губы и горло, а тушу бросили. Значит, не голодные были, просто развлекались. Сказано же, убийцы.

Быков хотел рассказать ей о происхождении названия killer whale, но не успел. Косатка, стремительная и неудержимая, как исполинский снаряд, выскочила откуда-то слева и ударила в капсулу. Элен бросило на стенку, Быкова – на нее. В его мозгу пронесся неутешительный расчет, согласно которому на этой глубине давление воды на капсулу составляет более десяти атмосфер, что примерно соответствует давлению внутри парового котла паровоза. Если хоть один винт, одна заклепка не выдержит, оболочка лопнет, как яйцо, сжатое в кулаке.

Бабах!

Косатка явно не собиралась оставлять их в покое. Ее очередное нападение привело к тому, что капсула накренилась. Теснота помешала сидящим внутри свалиться с сидений, но тряхнуло их так основательно, что Быков ощутил металлический привкус крови во рту. Элен постанывала, потирая ушибленную голову.

– Вытаскивайте нас! – прокричала она в микрофон. – Срочное всплытие!

– Нет! – громко возразил Быков. – Ни в коем случае!

Она с негодованием взглянула на него:

– Собираешься ждать, пока убийце надоест забавляться с нами?

– А ты хочешь, чтобы он принял нас за удирающего кита?

– Что там у вас происходит? – ворвался в кабину голос Ватермана, который, оказывается, тоже был способен испытывать волнение.

Бабах!

На этот раз смотровую камеру завалило на другой бок. Взбаламученный ил почти полностью перекрыл обзор через иллюминаторы. Локоть Элен заехал Быкову в челюсть, ее голая нога уперлась ему в живот.

– Отвечайте! – надрывался невидимый Ватерман.

– Нас атакует кит-убийца! – завопила Элен, совсем потерявшая голову от страха. – Тащите нас! Немедленно! Я хочу наверх!

Капсула дернулась, но на этот раз причиной стала не косатка. Ее собирались вытаскивать из моря. Это было ошибкой. Быков интуитивно чувствовал это. Отобрав у напарницы переговорное устройство, он сказал:

– Остановитесь! Ник, ты меня слышишь? В подвешенном состоянии мы станем гораздо более уязвимыми, чем теперь.

– Прекрати!

Элен попыталась завладеть микрофоном. Быков, отгораживаясь локтем, не позволил ей это сделать.

– Верните нас на место! – крикнул он.

Мягкий толчок свидетельствовал о том, что к его словам прислушались. Элен, ругаясь, снова протянула руку. Удерживая ее за запястья, Быков припал к ее губам.

Новый удар снаружи повалил его на вырывающуюся Элен. Их зубы столкнулись, издав неприятный скрежет. Во рту опять появился привкус крови. Быков видел прямо перед собой расширенные зрачки Элен, пытающейся оттолкнуть его, но уже не так яростно. Продолжая удерживать ее, он постарался сосредоточиться на поцелуе, чтобы сделать его как можно более страстным и убедительным. Нужно было вывести Элен из состояния паники. В замкнутом пространстве она могла пораниться сама или повредить оборудование.

Поцелуй был достаточно долгим, чтобы она прекратила сопротивление и даже положила руку на затылок Быкова. За те три-четыре минуты, пока это продолжалось, косатка, словно устыдившись своего поведения, ни разу не потревожила их. Не было ударов и позже, когда они переводили дыхание. Зато произошло нечто другое. Атаки косатки привели к тому, что обшивка капсулы дала несколько трещин, и теперь по стенам кабины стекали ручейки воды, делающиеся обильнее с каждым мгновением. Быков слышал неприятный хруст и скрип, словно находился внутри жестянки, которую вот-вот сомнут или раздавят.

– А теперь поднимайте! – крикнул он в микрофон. – Быстро! У нас повреждение.

Не задавая лишних вопросов, Ватерман включил лебедку, и смотровая камера плавно поплыла вверх. Ее движение казалось невыносимо медленным по сравнению со скоростью, с которой кабина наполнялась водой. На пятидесятиметровой отметке лужа под ногами превратилась в озерцо. Еще через десять метров в потолок выстрелил сорванный с резьбы болт и из пола ударил настоящий гейзер.

– Семьдесят футов, – отсчитывала бледная как полотно Элен, не отрывая взгляда от датчика. – Шестьдесят… Пятьдесят…

Кусочек металла просвистел между их головами, срикошетил от потолка и, врезавшись в иллюминатор, оставил на стекле скол с разветвлениями трещин. Сидящему Быкову воды было уже по пояс. Решительно приподнявшись, он взялся за штурвал открытия верхнего люка.

– Не делай этого, – попросила Элен, обхватив его руками. – Мы еще под водой. Глубина тридцать метров.

Чтобы не захлебнуться, ей тоже пришлось забраться на сиденье с ногами.

Внизу все клокотало и бурлило. При такой скорости затопления через несколько секунд пассажирам грозила участь котят, брошенных в мешке в пруд.

– Так надо, – предупредил Быков. – Иначе утонем.

Давление было уже не опасным. Когда вода заполнит кабину, открывать люк будет поздно. Счет пойдет на секунды. Лучше приготовиться заранее.

– Когда хлынет вода, набери побольше воздуха, – распорядился Быков, налегая на штурвал. – Будем выныривать.

Дальше все произошло очень быстро. К тому времени, как люк поддался его усилиям, воздушный пузырь занимал совсем мало места, поэтому вода заполнила кабину почти мгновенно. Плотно сжав губы, Быков подхватил Элен и принялся проталкивать ее наверх. Ей потребовалось секунд двадцать, чтобы протиснуться в узкий лаз. Быков управился быстрее – его подгонял страх не успеть и остаться без запаса кислорода.

Они выскочили на поверхность, со стоном вбирая воздух в пылающие легкие.

На судне закричали, забегали. Кто-то бросил спасательный круг, кто-то сиганул через борт.

Быков ничего толком не видел, кроме мокрой головы Элен, качающейся на волнах.

– Теперь мы в расчете, – пропыхтел он, сплевывая воду, набравшуюся в рот.

– Ты о чем? – устало спросила она, дотянувшись рукой до пробкового круга.

– Ты говорила, что я твой должник.

– Ты рассчитался, – согласилась Элен. – Еще когда поцеловал меня там, внизу. Это было что-то.

Быков обернулся на плеск воды. Оказалось, что спасать их бросились одновременно Леоне и Алиса. Итальянец продолжал плыть к ним, ободряюще улыбаясь, а девушка вдруг повернула обратно. Прежде чем она сделала это, Быков успел рассмотреть выражение ее лица. Если это была не ненависть, то что-то очень похожее. Алиса услышала фразу соперницы. И, судя по довольной улыбке Элен, так и было задумано.

Быков сплюнул. Сегодня морская вода горчила значительно сильнее, чем обычно.