Следующий день прошел в вынужденном безделье. Матросы наслаждались отдыхом, исследователи откровенно маялись. Подводные поиски, проводившиеся после экстренного всплытия Быкова и Алисы, не дали никаких результатов. В этом винили штурмана, который самовольно снял судно с якоря и направил его к аквалангистам. Однако никто, включая капитана, в открытую его не упрекал. Ведь спуск шлюпки на воду занял бы время, которого катастрофически не хватало.

Быков уже тонул, когда пришло спасение. Его довелось тащить, как и бесчувственную девушку. Конечно, он вырывался из рук Леоне и Элен, твердя, что справится сам, однако, поднимаясь по сброшенному трапу, едва снова не свалился в воду.

Что касается Алисы, то ее вытаскивали с помощью каната, обвязанного под мышками. Спасательную операцию проделали Стаут и Ватерман, работавшие привычно и споро.

Девушка пришла в себя после энергичного массажа грудной клетки, сделанного Элен. Первым, что она сказала, когда открыла глаза, было:

– Где Дима?

– Здесь, здесь, – отозвался Быков, присевший рядом.

– Что с моей ногой?

Оттолкнув руки, удерживавшие ее, Алиса села.

– Все в порядке с твоей ногой, – заверила ее Элен. – Танцевать будешь. – Усмехнувшись, она бросила многозначительный взгляд на Быкова. – И не только танцевать.

– Не стыдно? – упрекнул он.

– Мне нечего стыдиться, – парировала она. – А тебе?

Быков мог бы ответить, что они с Алисой под водой не развлекались, а работали, но промолчал, не желая, чтобы этот обмен колкостями был замечен окружающими.

Уже вечером, когда стало ясно, что кризис миновал, Быков зашел проведать Алису. Элен, к счастью, любезничала где-то с новым избранником.

– Как ты? – спросил он, осторожно опускаясь на табурет между двухъярусной койкой и столом-недомерком.

– Уже хорошо, – заверила его Алиса. – Завтра все пройдет. Опять поныряем.

– Там видно будет. Посмотрим на твое самочувствие утром.

– Нормальное будет самочувствие, – решительно заявила Алиса. – Если ты хочешь под этим предлогом избавиться от меня, то напрасно.

– Ничего я не хочу.

Это было ложью. Как минимум одно желание преследовало его постоянно. Ему хотелось остаться с Алисой наедине. Не в каюте, куда могли в любой момент войти. Вообще не на корабле. Где-нибудь далеко-далеко. Подальше от людей и даже от Атлантиды.

После случая с муреной Быков в очередной раз пришел к выводу, что подводные приключения не для него. Он так и не научился получать удовольствие от дайвинга. Постоянное осознание того, что он находится на огромной глубине, было подобно давлению, которое Быков там испытывал. С ним удавалось смириться, но не сродниться. Это беспокоило его даже сильнее, чем опасности, подстерегающие подводных путешественников.

– Я даже не поблагодарила тебя, – тихо сказала Алиса, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

– Пустяки, – отмахнулся Быков.

– Нет, не пустяки. Ты спас мне жизнь.

– Хорошо, что мурена оказалась не очень большой.

– Мне она показалась огромной, – призналась Алиса. – И я боялась, что останусь без ноги. Ты бы меня тогда бросил, да, Дима?

– Нет, конечно, – выдавил он из себя.

А на самом деле? Сохранилось бы в его сердце чувство к безногой девушке? Любовь – явление непредсказуемое. Сегодня ты жизнь готов отдать за любимого человека, а завтра смотришь на него, как на чужого, и томишься в его присутствии. Такое с Быковым случалось. Вот почему он не спешил с пылкими признаниями в любви. Этим вечером Алиса выглядела совсем еще девочкой, и он, большой, далеко не молодой мужчина, примостившийся на табурете, испытывал сильнейшее раскаяние. Уже за одни только мысли, которые нет-нет да и возникали в его голове.

– Нашли стелу? – спросила Алиса, видя, что беседа снова зашла в тупик.

Ее руки поверх одеяла трогательно выглядывали из колокольчиков рукавов голубой байковой рубашки.

– Пока нет, – качнул головой Быков. – Там течение было, помнишь? А «Пруденс» сдвинулась с места, несмотря на приказ Заводюка.

– Влетело мистеру Джеллоу? – участливо спросила Алиса.

– Обошлось. Штурман ведь тебя спасал… нас. Твой дед по этому поводу даже слова не сказал.

– Да, он меня любит. А ты?

Быков раздвинул усы в улыбке, которой не поверил бы не то что Станиславский, но даже маленький ребенок.

– Я же не отдал тебя на растерзание мурене, – отделался он шуткой.

– Я все равно не успокоюсь, пока ты не ответишь на вопрос прямо, – предупредила Алиса.

Это означало, что Быков получил некоторую передышку. Он вернул усы в обычное положение, поднялся с табурета и пожелал девушке скорейшего выздоровления.

– А спокойной ночи? – прищурилась она.

– Спокойной ночи, – неуверенно пробормотал он в предчувствии того, что произойдет дальше.

– А поцеловать? – спросила Алиса капризно.

Пришлось исполнить ее пожелание. Больных ведь принято баловать. Им нельзя отказывать. Даже если поцелуй получается очень уж затяжным, а за ним следуют еще два или три.

Слегка обалдевший Быков пробирался по тесному коридорчику, стремясь поскорее выбраться на свежий воздух, когда его остановил голос, прозвучавший из открытой двери отдельной профессорской каюты:

– Мистер Быков?

Обычно профессор обращался ко всем по имени, так что это было настораживающим фактом. А что, если старик заглянул в каюту внучки и увидел, что там происходило? Моментально покраснев, Быков явился на зов.

– Слушаю, профессор.

Заводюк, полностью одетый, сидел за письменным столом, освещенным небольшой лампой. Его лицо, утопающее с одной стороны в густой тени, казалось более старым, чем обычно. Выпуклый лоб под седыми волосами блестел, как будто натертый маслом. Руки с проступившими венами нервно вертели линейку, которая попала в них явно случайно, без ведома хозяина.

– Садитесь, пожалуйста, мистер Быков.

Заводюк указал линейкой на привинченный к полу стульчик.

Оставалось только подчиниться.

– Почему так официально? – спросил Быков, догадываясь, каким примерно будет ответ.

– Потому что разговор будет официальным, – сказал Заводюк.

Мысли в голове Быкова метались, как тараканы, застигнутые ярким светом на кухонном полу. Одни туда, другие сюда, третьи просто по кругу. Что ответить старику, если он заведет разговор о внучке? Пообещать жениться на ней? Но разве Быков действительно вынашивает такие планы? Жених из него никакой, а муж и подавно. Черт, и вообще, при чем тут женитьба? Почему люди не могут проявлять чувства без всяких формальностей?

– Вам сколько лет, простите за нескромный вопрос? – продолжал Заводюк, не переставая упражняться со своей дурацкой линейкой.

Хотелось вырвать ее у него из рук и забросить куда-нибудь подальше.

– Тридцать девять, – ответил Быков, не уточняя, что до сорокалетия ему осталось совсем немного.

– Моей внучке девятнадцать.

– Почти двадцать.

– Нет, пока только девятнадцать, – не уступал Заводюк.

– Да. Гм… – Быков пожал плечами не потому, что ему так хотелось, а потому что не знал, что еще сделать под пристальным профессорским взглядом.

– Вы на двадцать лет старше, Дима.

Хотя бы уже не «мистер», и то хорошо.

– Я не отрицаю. – Быков опять пожал плечами. – Но в наше время понятие возраста весьма относительно. Девушки взрослеют рано, мужчины стареют поздно и…

Он был даже рад тому, что Заводюк его перебил, потому что не знал, как закончить свою тираду.

– Время – понятие относительное, согласен, – сказал Заводюк. – С Эйнштейном не поспоришь. Но возраст…

Он значительно постучал линейкой по столу. Быков проследил за ней мрачным взглядом.

– Вы хотите сказать, – начал он, – хотите сказать, что нам нельзя… что мне и Алисе лучше не…

– Именно! – вскричал Заводюк и наконец бросил проклятую линейку на стол. – Я хочу попросить вас как мужчину взрослого и ответственного, чтобы впредь вы обходились без услуг моей внучки…

Слово «услуги» покоробило Быкова.

– Услуги? – переспросил он, страдальчески морщась. – Вы говорите так, будто… будто я… мы…

– Да что ты сегодня все мямлишь, Дима? – недовольно спросил Заводюк. – Впрочем, тебе простительно. После таких испытаний. – Он взял линейку и переложил ее подальше. – Сегодняшний случай открыл мне глаза. Я больше не допущу, чтобы моя девочка подвергалась такой опасности.

Поникшая голова Быкова резко поднялась.

– По-вашему, я опасен? – довольно надменно поинтересовался он.

– Ты? – Глаза Заводюка недоуменно вытаращились. – Я говорю об этой ужасной пиранье, которая набросилась на Алису.

Быкову показалось, что лампу на столе заменили на куда более яркую.

– Это была мурена, – поправил он.

– Хорошо. Это была мурена. Нет, не хорошо. Это плохо! Это очень плохо! Алиса моя единственная внучка. Отныне ей нечего делать под водой.

– А она согласится отсиживаться наверху, пока другие будут искать? – осторожно спросил Быков.

– Ты должен ее убедить. – Заводюк направил палец на собеседника, словно собираясь расстрелять его в упор. – Для этого я тебя и позвал. Ты ее лучший друг, старший друг. Кому же, как не тебе, повлиять на девочку?

– В принципе, я мог бы обойтись без напарника.

– Вот и отлично! Значит, договорились?

– Не знаю, послушает ли меня Алиса… – Быков запустил пальцы в кудри. – Мне кажется, вы могли бы ей просто запретить. Как начальник экспедиции.

– Нет-нет! – испуганно вскричал профессор, выставляя перед собой раскрытые ладони. – Алиса замечательная девочка, но характер у нее трудный. Когда ей что-нибудь запрещают, она непременно добивается своего. Особенно когда запрещают. Поэтому действовать будем иначе. Нужна мягкая сила.

Быков не знал, обладает ли этой самой пресловутой мягкой силой. Не испытывал он и уверенности в том, что сумеет отговорить Алису от участия в подводных экспедициях. Однако облегчение, охватившее его после того, как тема беседы с профессором окончательно прояснилась, было сродни эйфории, и он согласился.

Утром решимости у Быкова поубавилось. Он не представлял себе, как подступиться к Алисе с этим разговором. И тут, словно давая ему время на раскачку, в события вмешалась Природа.

Поднявшись на палубу с первыми лучами солнца, Быков ощутил отвратительное зловоние и очень скоро определил, что ветер доносит до него запах разлагающейся плоти. Молодой матрос с бледным, как у покойника, лицом стоял на носу, вцепившись в поручни.

– Откуда эта вонь, приятель? – спросил Быков.

Вместо того чтобы ответить, парень поспешно перегнулся через борт и выпустил в воду мощную мутную струю.

– Не говори никому, – попросил он, когда приступ тошноты закончился.

– Хорошо, – согласился Быков.

Поначалу он решил, что воздух портил запах рвоты, но, бросив взгляд вдаль, увидел непривычно большую стаю чаек над огромным продолговатым предметом, темнеющим над волнами.

– Кит, – пояснил парень, проследивший за направлением взгляда Быкова. – Дохлый. Его прямо на нас гонит. И ветер в нашу сторону, как назло.

– Нужно уступить ему дорогу, а потом вернуться.

– Кэп так и собирался поступить, но ваш босс ему запретил. Не доверяет приборам. Боится, что если сняться с якоря опять, то вы потом свой камень вообще не найдете.

– Найдем, – уверенно произнес Быков.

Они поболтали еще немного. Парня звали Гарри. Он похвастался, что первым обнаружил Быкова и Алису, когда те всплыли так далеко от «Пруденс». Изъявления благодарности он встретил с кислой миной и опять склонился над водой. Для Гарри это была последняя возможность расслабиться, потому что вскоре на носу собрались почти все члены экипажа.

– Ох и воняет, – пожаловалась Элен, зажимая нос.

Стаут усиленно дымил трубкой, окружая себя клубами ароматного табака. Профессор Заводюк дышал сквозь рубашку, которой прикрыл нижнюю часть лица.

Как назло, разлагающаяся туша остановилась метрах в ста от судна, упорно отказываясь дрейфовать дальше. Солнце поднималось все выше, смрад делался все нестерпимее, но ничего поделать с этим было нельзя. Более того, к разочарованию исследователей, пришлось отменить погружения, потому что пространство вокруг кита буквально кишело акулами. Самые прожорливые с плеском выпрыгивали из воды, чтобы отхватить зубами кусок нетронутой плоти.

Вокруг массивной головы кита, словно саван, колыхались рыбацкие сети, в которых он, видимо, и запутался.

– Задушил себя, – определил невозмутимый капитан Джеллоу. – Или сети зацепились за что-то и не позволили горбачу вовремя всплыть, чтобы набрать воздуха. Предлагаю отойти на пару кабельтовых. – Он посмотрел на Заводюка. – Гарантирую, что мы вернемся обратно с погрешностью в десять-двадцать ярдов.

– Нет, – отрезал профессор, с ненавистью глядя на резвящихся хищниц.

Их не становилось меньше, даже наоборот. Дармовое угощение привлекло целые орды зубастых тварей. Ближе к полудню среди них появился настоящий гигант – белая акула. Беременная, как определили моряки, когда рыбина продемонстрировала вздутое брюхо, перевернувшись на бок, чтобы было сподручнее атаковать тушу, покрытую розовыми надкусами.

– Она ранена! – воскликнула Алиса. – Я видела надрез у нее на животе.

– Это половая щель, девочка, – проинформировал ее Стаут. – Профессор, – повернулся он к Заводюку, – если не ошибаюсь, у нас есть некоторое количество взрывчатки. Давайте забросаем эту компанию самодельными бомбами. Берусь за изготовление и обеспечение безопасности.

– Хочешь привлечь сюда отряд экологов, Стюарт? – поинтересовался Ватерман, гнусавя из-за нежелания дышать носом. – Тогда на нашей экспедиции можно ставить крест.

– Откуда они узнают? – возразил Стаут.

– Плохие вести разносятся быстро. В отличие от хороших.

– Нет, экологи нам тут ни к чему, – решил Заводюк.

– Тогда давайте отстреливать акул, – предложила Элен, успевшая сбросить с себя все, кроме купальника.

Матросы дружно уставились на нее с таким видом, словно готовы были в любой момент превратиться в голодных акул, жаждущих отведать плоти.

– Карабины у нас есть, – задумчиво кивнул Ватерман. – Спустим на воду шлюпку и…

– И добавим к рациону несколько свежих туш, – перебил его Быков. – Нет, это никуда не годится.

Профессор посмотрел на него с надеждой:

– Тогда как нам поступить, Дима? Этот кит может плавать здесь еще очень долго, а внизу нас ждет Атлантида. Задержка сводит меня с ума!

Быков повернулся к экипажу, продолжающему откровенно пялиться на белый купальник Элен.

– «Кошка» у вас есть? Это такая… – Он развел руками. – Алиса, как будет по-английски «кошка»? Это такая штука с острыми лапами…

Объяснения заняли достаточно долгое время, но наконец матросы закивали, оживленно жестикулируя и выражая одобрение идее, осенившей пассажира, от которого никто не ожидал подобной смекалки.

Быков лично принял участие в операции. Он и Стаут подплыли к китовой туше и после нескольких неудачных попыток сумели зацепить ее «кошкой», обвязанной прочным нейлоновым тросом. Буксировка заняла часа полтора. Было непросто сдвинуть гниющего кита с места, но потом на помощь пришла сила инерции. Направление движения задавал Стаут, сначала направивший лодку на север, а потом, когда «Пруденс» практически исчезла из виду, поплывший против ветра. Таким образом, зловоние стало относить назад и мужчины наконец получили возможность дышать полной грудью.

Несколько раз совсем рядом проплывали акулы, а одна даже предприняла безуспешную попытку атаковать моторку. Когда ее черный глаз, полный тупой, бессмысленной, иррациональной злобы, уставился на Быкова, он невольно подумал о том, каким трудным и смертельно опасным был путь человечества, прежде чем оно сумело отгородиться от природы стенами цивилизации. Но насколько прочны и надежны они, эти стены? Что станет с ними, если вдруг, например, выйдет из строя электронная система Земли? И каково бы пришлось людям, окажись они лицом к лицу с хищниками, непогодой, необходимостью искать пропитание, болезнями? Насколько успешной могла бы быть борьба за существование теперь, когда большинство первобытных навыков утрачены?

Из задумчивости его вывел голос Стаута:

– Все, достаточно. Отвязывай трос, Дима.

Быков подчинился. Потом Стаут неожиданно спросил:

– Скажи, Дима, ты какой гонорар себе оговорил?

– Гонорар? – удивился Быков. – Наверное, такой же, как у всех.

– Ты не читал контракт?

– Признаться, нет.

Стаут усмехнулся, качая головой. Пока они плавали, он успел раздеться до трусов, чтобы подставить солнцу свое и без того бронзовое тело. В присутствии почти голого мужчины Быков чувствовал себя довольно скованно, как случалось всегда, когда он оказывался в раздевалке, спортивном зале или сауне.

– Да, – протянул британец, – не зря про твоих соотечественников говорят, что они…

Он замялся.

Чувство неловкости оставило Быкова как по мановению волшебной палочки.

– Говорят что? – спросил он с нажимом.

– Ну, например, что вы не обладаете деловой хваткой, – сказал Стаут, явно жалея о вырвавшейся фразе.

– Обладаем, – заверил его Быков. – Просто я не всегда и не во всем ищу выгоду. Деньги для меня не лишнее, но в данном случае они для меня не главное. И потом, если мы докажем существование Атлантиды, для всех нас откроется рог изобилия. Разве не так?

– Так, Дима, так. Успокойся.

– Я совершенно спокоен.

– Только веко подергивается, – усмехнулся Стаут, завел мотор, развернул лодку и повысил голос, чтобы перекричать механический рокот и шум встречного ветра: – Я не имею ничего против тебя и твоих соотечественников. Более того, ты мне нравишься, Дима.

Слышать это признание от мускулистого атлета в трусах было не так приятно, как, скажем, если бы оно прозвучало от аналогично одетой женщины, и Быков поспешил сменить тему разговора.

– Я профессиональный фотограф, не забывай, – сказал он, подставляя лицо освежающему ветру. – Моя работа здесь окупится в любом случае.

Тут Быков вспомнил о фотоаппарате, утерянном во время схватки с муреной, и помрачнел. Множество отличных снимков пропали даром. А может, удастся найти камеру и реанимировать ее электронную память?

Стаут молчал, держа штурвал и улыбаясь собственным мыслям, предоставляя ветру трепать свою шевелюру. Его участие в экспедиции тоже должно было окупиться. Скорей бы под воду, чтобы отыскать ту стелу…

– Мы счастливые мужчины, Дима! – крикнул он через плечо. – Настоящие искатели приключений!

Быков улыбнулся, хотя ему было не до веселья. Предстоящий разговор с Алисой тяготил его все сильнее. В душе он был полностью согласен с профессором, стремящимся оградить внучку от опасностей, но, с другой стороны, живо представлял себе, что почувствует девушка, если ей предложат отсиживаться на палубе.

Он был приятно удивлен, поняв, что ошибся. Услышав от Быкова, что ей… э-э… следует хорошенько отдохнуть и набраться сил, прежде чем… э-э… продолжить занятия дайвингом, девушка кивнула.

– Да, Дима. Я сама думала об этом. Знаешь, когда я смотрю на воду и думаю о том, что опять придется туда нырять, у меня все внутри переворачивается. Мурена здорово меня напугала.

– Вот и хорошо, – брякнул Быков. – То есть я хотел сказать, что это правильное решение. Океан полон всевозможных монстров. Никогда не знаешь, на кого натолкнешься…

Кажется, он перестарался с описанием ужасов, подстерегающих их под водой. По лицу Алисы пробежала тень тревоги.

– Но и тебе туда тоже нельзя! – тут же воскликнула она. – Давай бросим все и уедем отсюда.

– Как? – оторопел он. – Бросим Атлантиду?

– У тебя буду я!

Наивная девушка полагала, что мужчине достаточно обладать одной женщиной, чтобы удовлетвориться этим и не претендовать – хотя бы мысленно! – на нечто большее. Что он готов просидеть всю оставшуюся жизнь, перебирая ее волосы или любуясь ее изящными чертами. Она была молода, хороша собой и думала, что этого достаточно. Отказываешься от амбиций – получаешь Алису.

– Я не вправе так поступить, Алиса, – произнес Быков, подпустив в тон печальных, даже драматических ноток.

– Почему? – удивилась она.

– У меня подписан контракт…

– Я поговорю с дедушкой, – поспешила заверить Алиса.

Она все еще не осознавала, что ее предложение неприемлемо.

– Нет, – возразил Быков. – У нас была и устная договоренность. Я не могу просто так взять и забрать свое слово.

Они сидели на корме, используя в качестве дивана оборудование, зачехленное в брезент. Солнце стояло высоко, и океан приобрел темно-синюю окраску, резко контрастирующую с голубым небом и плывущими по нему белоснежными облаками.

– Какие глупости! – воскликнула Алиса. – Bullshit!

– Это не чушь собачья, как ты изволила выразиться, – холодно возразил Быков. – Для меня это крайне важно. У меня есть принципы, и я им следую.

Она подняла на него недоверчивый взгляд:

– Зачем?

– Чтобы оставаться собой. Иначе это буду уже не я, а кто-то другой.

Алиса подумала немного и кивнула:

– Понимаю, Дима. Как и все мужчины, ты мечтаешь о славе и не хочешь отказываться от нее.

Быков не стал протестовать против подобной трактовки. В конце концов, для него было важно добиться поставленной цели, а словесный фон не имел особого значения.

– Договорились, Алиса? – спросил он, беря ее за руку.

– О чем? – тихо спросила она.

– Мы остаемся на корабле. Я продолжу подводные поиски, а ты займешься чем-то другим. Скоро работы будет гораздо больше. Появится много находок, их нужно будет фотографировать, классифицировать… Это очень важно, Алиса.

– Ты говоришь со мной как с маленькой девочкой.

«А ты и есть девочка», – хотел сказать Быков, но промолчал. Произнес вместо этого совсем другие слова:

– Я говорю с тобой как с очень дорогим и близким мне человеком. Я не могу уехать. Та стела почти наверняка доказывает, что мы на верном пути. Было бы глупо отказаться от поисков теперь, когда цель так близка.

– Складывается впечатление, что Атлантида для тебя важнее, чем я, – с горечью ответила Алиса.

Это была правда чистейшей воды, поэтому Быков возражать не стал, просто заговорил о совсем других вещах. Алиса и сама не заметила, как оказалась втянутой в разговор, не имеющий никакого отношения к важной для нее теме. Несмотря на врожденную женскую хитрость, она была слишком молода, чтобы соперничать с умудренным жизненным опытом мужчиной.

Покидая корму, Быков показал Заводюку сложенные колечком пальцы, что означало «о’кей». Профессор просиял и с жаром принялся инструктировать Леоне и Элен, готовившихся к спуску.

С этого дня Быков работал в паре со Стаутом, который не только заменил Алису, но и продолжал плавать вместе с Ватерманом. У этого парня было поистине железное здоровье, и никто ни разу не заметил следов усталости или раздражения на его мужественном, правильном лице. Быкову же приходилось совмещать обязанности фотографа и кинооператора, что его тоже не тяготило.

Стелу обнаружили только на третий день. Повезло команде Быкова и Стаута. Удачу оба ознаменовали дикарским танцем, выделывая под водой совершенно немыслимые для суши коленца: крутясь волчком, кувыркаясь, зависая вниз головой. Сняв таким образом распирающий их восторг, мужчины принялись за дело. Совершив короткий подъем, Стаут вернулся с хоботом насоса, чтобы как следует обследовать дно вокруг находки.

Замутненная вода сделала съемки невозможными, так что освободившийся Быков вел раскопки вручную. Обшаривая ил и песок вокруг стелы, он представлял себе, как обрадуется профессор Заводюк, когда узнает, что они снова на верном пути. Потом он отметил слабую вибрацию, которая на поверку оказалась звуком включившегося мотора. Его низкое гудение отличалось от высокого жужжания, сопровождающего работу насоса. Метеорологи предупредили о возможном ухудшении погоды, и капитан Джеллоу велел мотористам проверить двигатели, чтобы те в решающий момент не подвели.

Помимо гула наверху, Быков слышал множество других звуков. Под водой вовсе не царило безмолвие, как могут вообразить те, кто никогда не нырял глубже собственной ванны. Можно сказать, здесь было шумновато. Вода обладает великолепной звукопроводимостью, и даже собственное дыхание, сопровождаемое бурлением углекислоты, кажется громоподобным. А механические шумы с поверхности… Перестук камней… Пощелкивания и посвистывания, издаваемые морскими животными вроде дельфинов и китов… Пульсация крови в висках…

Все это богатство природных «аудиофайлов» ничуть не мешало размышлениям, которым по привычке предается человеческий мозг даже при выполнении работы в экстремальных условиях. Быков, к примеру, думал об Алисе и о том, какими обещают стать их отношения в дальнейшем. От девушки его мысли плавно перетекли к матери, которая все реже и реже видела сына, постоянно мотающегося из одного конца света в другой.

А что, если они больше никогда не увидятся? Что будет с ней, такой маленькой и хрупкой? Вот она сидит с книгой в своем любимом кресле, освещенная уютным настенным бра. Телефон, разумеется, под рукой – на случай, если любимый сын найдет время позвонить. Звучит знакомая мелодия про то, что у природы нет плохой погоды, мама берет трубку, и чужой напряженный голос произносит: «Лия Артамоновна? У меня для вас плохие новости. Ваш сын Дмитрий Львович…»

Быков невольно задышал чаще, но тут же заставил себя восстановить прежний ритм дыхания. Под водой ровно столько кислорода, сколько ты взял с собой. Это на поверхности никто не заботится о воздухе, которым дышит. Здесь все иначе. Находясь на глубине, необходимо точно рассчитывать запасы кислородной смеси. Иначе, случись что, можно задохнуться.

Стоило вспомнить о баллонах за спиной, как Быков испытал нечто вроде начинающегося удушья. Так! Не паниковать! Море не прощает ошибок. Испугавшись, аквалангист приближает страшный конец. Например, начинает всплывать не так, как следует, – размеренно, спокойно, разумно расходуя кислород, – а суетливо, выполняя массу ненужных, отчаянных движений. И тогда баллоны пустеют раньше срока. Даже минуты достаточно, чтобы в стесненных легких ощущалось все усиливающееся жжение, а сосуды в голове начали лопаться от перепада давления. В отчаянии смотришь вверх, видишь, что от жизни тебя отдаляет каких-нибудь двадцать метров, но их уже не преодолеть. Без кислорода мозг отключится, и ты потеряешь сознание. Счастье, если, вытолкнутый на поверхность, ты рефлекторно выплюнешь загубник и сделаешь вдох. Но вполне может быть, что это произойдет чуть раньше, и тогда твою грудь заполнит соленая вода. И будешь плавать некоторое время, привлекая к себе чаек и рыб. А потом медленно опустишься на дно, чтобы больше никогда не увидеть солнечного света…

Переживания, которые испытывал Быков, были настолько отчетливыми, что он едва сумел заставить себя оставаться на месте. Чтобы успокоиться, он осмотрелся. Знакомая, уже вполне привычная атмосфера. Рыбы, привлеченные активностью двух странных существ, окружают песчаную прогалину на дне подобно увлеченным зрителям. Вот та называется, кажется, спинорогом. А это что за плавучий шар с глазами? Протянув руку в перчатке, Быков ловко ухватил круглую рыбу, которая тут же раздулась еще сильнее и растопырила колючки. Пришлось ее отпустить от греха подальше.

Внезапное прикосновение к плечу заставило Быкова вздрогнуть. Это был Стаут, показавший на свои наручные часы, а потом растопыривший пятерню, давая понять, что до окончания работы осталось пять минут. Быкову стало стыдно, ведь англичанин, несомненно, видел, как он забавляется с рыбой, вместо того чтобы заниматься делом. Злится небось. Или смеется про себя над незадачливым напарником. Насупившись, Быков продолжил обшаривать и ощупывать дно за стелой.

Как только он развернулся вниз головой, скрытый от его взгляда Стаут проделал несколько весьма странных, если не сказать подозрительных, манипуляций. Сняв часы на эластичном ремешке, он нажал на красную кнопку сбоку циферблата. Из корпуса выдвинулся тонкий и гибкий металлический прутик. С виду он напоминал полуметровую антенну, но явно служил для иных целей, поскольку, развернув штырь острием вниз, Стаут в несколько приемов воткнул его в песок возле шершавой каменной поверхности. Нажатие второй кнопки было сделано для того, чтобы из суставчатого прута выдвинулись сверхпрочные штырьки. Развернутые вверх, они образовали конструкцию, напоминающую рыбий хребет с ребрами. Теперь, чтобы извлечь часы из тайника, пришлось бы сперва докопаться до них, но Стаут не собирался этого делать.

Переведя дыхание, он посмотрел в сторону Быкова, ноги которого по-прежнему были обращены пятками вверх. Ничего не заметил. Вот и отлично! Дело сделано. С этой минуты Стаут вплотную приблизился к осуществлению мечты всей своей сознательной жизни. Очень скоро он станет не просто богатым, а сказочно богатым. Осталось потерпеть совсем немного…

Бросив взгляд на запасные часы, хранившиеся в прорезиненном кармашке, Стаут обхватил трубу и вместе с ней перемахнул через стелу, чувствуя себя персонажем фантастического фильма о космонавтах, действующих в невесомости.

Быков встретил его приветственным взмахом руки. Стаут показал ему два пальца, после чего направил конец «хобота» в дно. Песок, кружившийся, как снег во время метели, бесшумно устремился в раструб. Но тут Быков толкнул напарника и предупредительно выставил перед собой ладонь. Это означало, что он заметил что-то интересное и просит убрать шланг «пылесоса». Стаут мгновенно подчинился, с интересом наблюдая за ним.

Не веря собственным глазам, Быков протянул руку в перчатке и осторожно провел пальцем по блестящему предмету, проглядывающему сквозь песок. Шланг Стаута оставил здесь небольшое углубление, что и позволило его обнаружить.

Двигаясь осторожно, чтобы не поднять песок со дна, Быков принялся очищать находку, пытаясь ухватить ее кончиками пальцев. Действовать приходилось одной рукой, потому что вторая держала фонарик.

С осторожностью и точностью хирурга, извлекающего пулю из раны, Быков приподнял звено цепи, соединенное точно с таким же, еще с одним, и еще… Судя по виду и состоянию находки, это было золото, лишь частично поврежденное морской водой. Пылинки песка в свете фонарика только усиливали блеск драгоценного металла.

Звенья были размером с небольшие бублички для чая, сквозь них можно было просунуть два пальца. Следов ковки или какой-то другой обработки Быков не заметил. Ему удалось извлечь десяток соединенных между собой звеньев, когда цепь оборвалась. Ее длина составляла около полуметра. Последнее звено было перекручено и разъединено.

Быков мог бы еще долго любоваться находкой, но прикосновение к плечу напомнило ему о необходимости засунуть цепь в холщовый мешок на поясе и подниматься со дна морского. Почти как в той песне, только наоборот. «Но спускаемся мы с покоренных вершин… Что же делать, и боги спускались на землю…»