Она встала в полвосьмого. Светит солнце. Поют птицы. Шумит поливалка. Больше ничего не слышно. Никого в коридоре. Ее поднял страшный сон. Сначала она попыталась снова уснуть, чтобы дурной сон хорошо кончился. Но не получилось. Сон она забыла сразу же. Осталось лишь ощущение страха и омерзения. Она встала. Сварила кофе. Снова села на кровать. Чем заняться до двух? Позавтракать в кафе? На прощанье. Потом — покупки для Фридль. Еще можно сходить в музей. Но не в тот, в центре. Скульптура Барлаха у входа: свинцовая книга на сосновом кресте. Нет. Никакого Барлаха. Ачтобы посмотреть скульптуры, не обязательно ехать в такую даль. Она поднялась. Начала собираться. Надела джинсы и пуловер. В дорогу. Кроссовки. Поставила чемодан на диван. Черное платье можно было оставить в Вене. Наверное, стоит купить еще один костюм. Здесь они дешевле. Однако. Если она не будет работать у Вагенбергера, так он ей не нужен. Или все же побаловать себя? Экономить она сможет и в Вене. Убрала в рюкзак кассеты и диктофон, чтобы взять с собой в самолет. Для поездки Фридерика одолжила ей свой черный кожаный рюкзак. Взяла сумку и пиджак и вышла. Сияет солнце, но пока свежо. Бирюзовое небо. На лежаках у бассейна — полотенца. В холле-люди. Читают газеты. Маргарита спросила портье, когда нужно платить за номер. В два часа? Самое время, ответил молодой человек и улыбнулся ей. На улице почти нет машин. Она неторопливо двинулась по бульвару Вашингтона. Навстречу — бегун. Улыбнулся. Крикнул ей со смехом: «Hi!» По бульвару Вашингтона к морю катят велосипеды и скейтборды. Она шла мимо пустых контор. Горит свет. На столах все прибрано. Пачки бумаг. Кресла задвинуты под столы. Всю неделю на этих столах в маклерских конторах царил хаос. В ресторане на углу все двери и окна — нараспашку. Перед булочной справа, у канала, завтракают. Люди сидят на солнце. Загорают. Она купила у китаянки газету. Продавщица кивнула ей. Поздоровалась. Маргарита пошла дальше. Мимо домов на набережной. Рыжая собака сидит у открытого окна. Навстречу идут собачники с собаками. Все улыбаются. На пляже устраиваются первые семейства, бредут по песку с шезлонгами и огромными сумками-холодильниками. Киоски с очками и шарфами. Пожилая женщина выставляет табличку с обещанием предсказать судьбу. Кладет на парапет две голубые подушки, потом уходит под пальмы, садится и закрывает глаза. Слушает плеер. Блестят на солнце тренажеры. Никого. Зато заняты все теннисные корты. Из-за зеленых заборов доносятся голоса игроков. Пыхтение. Шаги. Команды. Жалобы на пропущенную подачу. Торгуют гамбургерами и хот-догами. Навстречу катит на скейте мужчина. Крикнул: «Have a nice day!» Она улыбнулась и помахала ему. Кафе как раз открылось. Ей достался столик у парапета. В тени. Она заказала фрукты, яичницу, картошку, сосиски с беконом и кофе. Кофе официант налил ей сразу. Улыбнулся. Она — в ответ. Взялась за газету. Консультации двух Германий по вопросам воссоединения вызывают озабоченность других наций. Боятся — получится мини-сверхдержава. Шестеро больных СПИДом умерли в результате применения нового лекарства, которое принимали в порядке эксперимента. Эфиопские повстанцы разрушили порт на Красном море. Из него происходила дальнейшая доставка продовольствия голодающим в Эритрее. Последствия этого удара для Эритреи непредсказуемы. Принесли еду. Официант налил ей еще кофе. Сказал: «Приятного аппетита». Улыбнулся. Парочка за соседним столом то и дело обнималась и целовалась через стол.
В промежутках они молча улыбались друг другу. Маргарита взялась за еду. Уплетала все подряд: дыню, ананас, яичницу, картошку, кетчуп, сосиски, бекон. И кофе. Вкусно. Солнечный улыбающийся мир веселых выходных. В газете писали о розыске подростков по подозрению в нескольких убийствах. Они каждый раз убивали всех свидетелей. Продолжаются протесты против опрыскивания. Борются за его прекращение. Две женщины найдены мертвыми. Она заказала еще кофе. Ела. Читала. По набережной проехал на велосипеде полицейский. Машина с напитками разгрузилась у соседнего кафе и едет теперь по тротуару. Ее обгоняют велосипеды и скейтборды. Машина проехала. Все больше людей идет со стороны Санта-Моники. Но в кафе еще почти пусто. Она продолжила чтение. По гороскопу ей следовало носить синий и зеленый всех оттенков. И, уча, учиться самой. А канцлер Коль прав, что дает шанс Восточной Германии. Хотя в Америке и боятся результатов. Объявление о ежегодном собрании Исторического общества Санта-Моники. Начало — в 10.30. Она взглянула на часы. Еще и десяти нет. После собрания состоится экскурсия по музею. Маргарита решила пойти. Она же собиралась в музей. И ежегодное собрание общества… Она ведь все-таки работает в театре. Театральные ритуалы в политике — ее сфера. Она расплатилась. Официант спросил, довольна ли она завтраком. О да. Улыбнулась. Если так завтракать, то всегда будет вкусно. Официант сказал: «Take care». Улыбнулся. Она ушла. Подумала, не купить ли еще книг. Но чемодан и так уже неподъемный. Она пошла обратно вдоль канала. В комнате, где спал мужчина, задернуты занавески. В экзотической комнате — свет. Музыка. «Хорошо темперированный клавир». В саду за белым забором завтракают. Звенит посуда. Приборы. Смех. Голоса. Она заглянула за забор. Завтракающие поздоровались: «Hi!» Она ответила. Рассмеялась. Помахала им. Пошла по Виа-Дольче к гаражу. Когда кругом все такие симпатичные, ты тоже не можешь не радоваться. Однако. Разве это что-нибудь меняет?
* * *
Она ехала в Санта-Монику. Сияет солнце. На улицах — открытые автомобили. Джипы. Кабриолеты. Загорелые, по-летнему одетые люди. Солнцезащитные очки. Бейсболки. Она искала номер 1539 по Эвклид-стрит. Повернула на нее с бульвара Санта-Моника. Кругом — домики с садиками. Она искала музей — здание с вывеской. Проехала дальше, чем нужно. Пришлось развернуться. Номер 1539 оказался одним из домиков. Из тех, что выглядели неухоженными. Сад зарос высокими сорняками. Краска на доме и на заборе выгорела и облупилась, когда-то он был желтым и зеленым. В трещинах видно дерево. Пыльные окна. Ворота и дверь — настежь. Маргарита вернулась к машине и взяла газету. Правильно: Эвклид-стрит, 1539. Она пошла обратно. Очень широкая улица. Домики кажутся поэтому еще меньше. Деревья выше домов. Кусты. Она вошла в палисадник. К дому вела выложенная плиткой дорожка в три шага длиной. Холл. В холле — стол. За ним — пожилая женщина. Да-да, сказала она. Это музей. Широко улыбнулась. Сегодня можно не платить за вход. Но Маргарита должна внести свое имя в список. Она уже член? Или собирается им стать? Маргарита объяснила, что она-из Вены. Приехала ненадолго. Но интересуется музеем. Как она узнала о музее? — спросила женщина. Она была невысокой. В темно-синем костюме и белой блузке с кружевным воротничком. Седые волосы отливают голубизной. И тщательно уложены волнами. Маргарита сказала, что о ежегодном собрании написано в «Los Angeles Times». Удивительно, что они это напечатали. Женщина пошла впереди. Она — президент общества. Вот здесь — выставочные залы. Библиотека и архив. В архиве — документы от основания Санта-Моники по сегодняшний день. Основная экспозиция — вот здесь. Она указала на дверь. Потом — зал, посвященный медицине, далее — экономике. Лесному хозяйству. Домашнему хозяйству и модам. Собрание начнется на полчаса позже. По организационным причинам. Женщина осталась у дверей. Кофе и прохладительные напитки — в последнем зале. Там же будет и собрание. Маргарита поблагодарила. Пошла по предложенному маршруту. Направо по стенам, отделанным панелями, развешаны фотографии Масл-бич 20-х и 30-х годов. Фотографии коров, пасшихся в Санта-Монике. Когда-то здесь, судя по всему, была гостиная. Окна выходят на задний двор. На белом гравии стоят автомобили. Под окнами — кусты. Затеняютсвет. В комнате горит бронзовая люстра. Коричневые деревянные панели по стенам. На стенах — фотографии пристани в Санта-Монике. Открытие пристани. Отель у пристани. Спасатели. Мускулистые предшественники нынешних спасателей в длинных купальных костюмах с кожаными поясами. Все ли ей понятно, спросил вдруг кто-то. Маргарита обернулась. Очень низкий голос. Не разберешь, мужской или женский? Все-таки женский. Очень высокая женщина. В желтых брюках. Кроссовках и темно-синем пиджаке. Стального цвета волосы коротко острижены. Почти наголо. Она испытующе смотрела на Маргариту. Она — Дороти. Маргарита представилась. Она — Маргрет. Нет. Она из Вены. Она тут ненадолго, просто зашла из интереса. Вряд ли есть смысл вступать. Пойдемте, сказала Дороти. Она тут хорошо все знает. Потому что большая часть экспонатов — из ее дома. Из дома ее семьи. Ее отцу, она назвала его «Daddy», принадлежала почти вся Санта-Моника. Санта-Моника — ее семья. Дороти показала Маргарите бальные наряды, которые она носила в тридцатые годы. Рассказала о Глории Свенсон, которая была их соседкой. А за углом жила Ширли Тэмпл. Маргарита услышала об отеле у причала, которого больше нет. В этом отеле давали самые роскошные балы. «We had so much fun». Она рассказывала о пристани и о Венисе. Как там было прежде. Первооткрыватель этих мест, Эббот Кинни, был у них частым гостем. В углу — его бюст. Вот он на фото. В лодке. На осле, в соломенной шляпе. Перед дворцом в Венеции. Маргарита потеряла нить повествования. Дороти водила ее из комнаты в комнату, возвращалась обратно, шла в следующий зал. Дороти следовала собственной биографии, а не экспозиции. Из гостиной они перешли в маленькую комнату. Там стояло медицинское кресло. Опускающееся. Гинекологическое? А может, зубоврачебное. Между стеклянных шкафов — операционный стол. В шкафах разложены устаревшие медицинские инструменты. Повсюду фотографии. На полу — треснувшие вазоны. Якорь. Жернов. В стеклянных витринах — чайная посуда. Хрустальные бокалы.
Сервиз для крюшона. Стеклянные бутылки. Серебряный кофейник. Старые шляпы. Молотки. Ножи. Рубанок. Старая швейная машинка фирмы «Зингер». Старые утюги. Старые радиоприемники. Флаги. Маслобойка. Механическое приспособление для чистки ковров. Картофелечистка. Кастрюли. На круглом столе под стеклом разложены письма. Пояснение гласило, что это — собственноручные письма Стена Лорела, жителя Санта-Моники. У стола Маргарита обнаружила, что осталась в одиночестве. Дороти отправилась с кем-то здороваться. Теперь можно начинать заседание. Узким коридором Маргарита дошла до большой комнаты. Окна — в проезд и на Эвклид-стрит. В комнату падают солнечные лучи. Темно-синие гардины наполовину задернуты. В глубине — кафедра. Пять рядов раскладных пластмассовых стульев, посередине — проход. У дверей — стол с кофе в большом термосе. Печенье в поставленных друг на друга коробках. Вода. Напротив — стол со списками и буклетами. Маргарита устроилась слева в предпоследнем ряду. Кроме нее, никто не сидел. Входили какие-то женщины, чем дальше — тем больше. Опять выходили. Большинство входило в дом через заднюю дверь в конце коридора. С улицы доносился шорох шин по гравию. Президент со всеми здоровалась высоким пронзительным голосом. Бас Дороти тоже ни на минуту не умолкал. Слышен был любой шаг каждого человека во всех комнатах. Скрипучий деревянный пол. Тонкие деревянные стены. Президент наливала всем кофе. Молодая женщина принесла чашку Маргарите. Нужен ли ей сахар? А молоко забыли. После долгих проволочек началось заседание. Собралось примерно двадцать пять женщин. Большинству — за шестьдесят. До начала еще успела усесться монахиня. А какой-то мужчина влетел, когда президент уже открывала заседание, с ним тут же принялись здороваться. Президент заявила, что рада приветствовать доктора Тишмена. Все зааплодировали. Президент еще раз открыла заседание. Все встали. Президент включила стоявший в углу магнитофон. Высокие звуки духовых. Все запели. «America the Beautiful». В конце все приложили правые руки к сердцу. При словах: «I pledge my heart to thee». Потом президент принялась приветствовать. Она опять приветствовала почти всех присутствующих. Особенно — монахиню, которая постоянно приводит в музей своих учеников. Президент сообщила, что переговоры с городской администрацией продолжаются. В строящемся центре досуга предусмотрен павильон для музея. Он получит постоянное помещение. Она еще раз поблагодарила почти всех присутствующих за сотрудничество. Была очень растрогана. Поговорила бы и еще, да не могла. Передала слово бухгалтеру общества. Вперед вышла женщина приблизительно Маргаритиных лет и рассказала о доходах и расходах, а также пожертвованиях музею. Потом ее отпустили, и слово вновь взяла президент. Она предложила в свои преемницы миссис Шейн. Ей приходится отказаться от поста ввиду возраста. Музей — дело всей ее жизни, но миссис Шейн уже давно принимает участие в его работе и логично выбрать президентом ее. Она просит всех присутствующих поддержать кандидатуру миссис Шейн. Разразились продолжительные овации в честь прежнего президента.
Женщины одна за другой двинулись к ней с объятьями. Президент попросила другого члена правления продолжить заседание. Это сделала женщина в черном брючном костюме. Она говорила быстро и категорично. Она была очень старой. Маленького роста. Изящной. Она призвала голосовать. Есть ли другие кандидатуры? Нет. Прежний президент оглядела собравшихся полными слез глазами. Но никто не предложил продлить ее полномочия. Кто за миссис Шейн? Руки подняли почти все. Миссис Шейн избрана. Миссис Шейн встала за кафедру. Ей лет 55 или 60. Стройная. Загорелая. В сером костюме и серых туфлях. В каштановых волосах ни намека на седину. Строгая короткая стрижка. На веках — зеленые тени, гармонирующие с волосами. Румяна. Оранжевая помада. Маргарита решила, что она носит корсет, так строго сидел жакет. Миссис Шейн поблагодарила за избрание. Поблагодарила предшественницу. Она продолжит ее дело. Само собой разумеется. Но ясно, что некоторые перемены… Некоторые перемены неизбежны. Миссис Шейн сотрудничает в нескольких обществах. Поэтому она будет весьма полезна историческому обществу Санта-Моники. Приведет новых членов. Найдет спонсоров. Ускорит строительство павильона и улучшит связи с Коммерческой палатой. Ведь ее муж — член правления. Все хлопали. Праздничный доклад делала женщина-историк. В черном костюме. Примерно Маргаритиных лет. Речь шла о железной дороге между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско. Протест одной-единственной женщины заставил проложить линию вдали от моря. Первоначально планировалось вести ее вдоль побережья. Вдоль пляжей. Тогда бы пляжи Санта-Моники никогда не стали такими, как сейчас. Быстро развернули экран для демонстрации диапозитивов с планами, картами и договорами. Доклад комментировала Дороти. Все время говорила соседке, что то или это сделал ее папочка. Или это принадлежало ему. Ее низкий голос не смолкал ни на минуту. После доклада слово взяла новый президент. Еще раз поблагодарила и пригласила всех на стакан пунша. В честь своего избрания. Маргарита не стала задерживаться. Еще раз прошлась по всем комнатам. Это — точно самый грустный из музеев в мире. Экспонаты — хлам. Такое валяется на многих чердаках. Или в подвалах. Или в квартирах стариков. Бедность. Теснота. Пахнет, как в доме у Альбрехта. Только здесь — еще и нафталином. Все пыльное. Все ломаное. Битое. Исцарапанное. Маргарита шла. Скрипел пол. Из зала заседаний, прежде наверняка бывшего спальней, доносился смех. Голоса. Звон бокалов. В холле — никого. Она вышла. Прошла через палисадник к машине. Хотелось быть одной из них. Тут всех принимали всерьез. Всем были рады.
* * *
Она поехала в Марина-дель-Рей. Почти двенадцать. Нужно освободить номер. Перед гаражом на Санта-Моника-плейс — пробка. Нужно еще купить подарок Фридль. У супермаркета — много магазинчиков. Там что-нибудь наверняка найдется. От Санта-Моники до Вениса медленное движение. Вокруг — сплошь открытые машины и громкая музыка. Все искали, где бы встать. Она ползла вперед. Почему она не спросила Манон, что за история связана с именем Маргарита. Почему ей пришлось зваться Марго? Манон сейчас раскладывает картофельный салат. Манон. Она ехала. Через дорогу перебегали дети. Несли надувные матрасы. Шезлонги. Все двигаются направо. К морю. Все возбуждены. Предвкушают. Крики и смех. Заняты все парковки до Виа-Дольче и дальше. Она въехала в гараж. Пошла в номер. Шум с теннисных кортов. В номере — тихо. Не слышно ничего, кроме цикад. Она включила телевизор. Вестерн. Мультики. Прогноз погоды. Выключила его. Сложила в рюкзак туалетные принадлежности. В чемодан — книги. Газеты выбросила. Рассортировала счета. Выпила кофе. Вылила остатки молока. Осмотрела все полки и шкафы. Ничего не забыто. Огляделась. Вышла. Тщательно заперла дверь. Покатила чемодан к гаражу. Объехала вокруг здания. Поставила машину на стоянке для инвалидов и побежала к стойке портье. Большой счет за телефонные разговоры. Портье дал ей распечатку с номерами, по которым она звонила: всели правильно? Портье заботило, не вкралась ли ошибка. Маргарита проглядела список. Отмечены все попытки дозвониться до него. Все стоят денег. Да. Все правильно, сказала она. Портье снял деньги с ее карточки. Все ли было как следует? Успешно ли она провела здесь время? Маргарита улыбнулась. Очень успешно, сказала она. Да. Все было великолепно. Портье попросил подписать счет. Сказал, пусть она возвращается поскорее. Расстаться с Калифорнией навсегда — невозможно. Маргарита рассмеялась. Портье пожал ей руку. Счастливого пути. Успехов. «Take саге», — произнесла Маргарита и вышла. Положила рядом с собой на сиденье карту. Направо по 98-й улице. Направо на Сепульведу. Потом — налево на Линкольн Норт. Налево на Фиджи. Потом — направо. Так ей написала на карте женщина в автопрокате. Теперь, чтобы добраться до проката, ей нужно проделать тот же путь в обратном направлении. Она тронулась. Бегуны. Велосипедисты. Скейтбордисты. Толчея на тротуарах. Она ехала прямо. Мимо библиотеки. Мимо ресторанов, в которых так и не побывала. Слева — башни отелей. Въехала на стоянку у супермаркета. Прошлась вдоль витрин. В одном из магазинчиков купила танцующие цветы. Цветущие кустики. Один — для Фридль. Один — для Герхарда. И еще один — для Вагенбергера. Если заговорить с пластиковыми цветами или включить им музыку, то пластиковые цветы и пластиковые листья начинают шевелиться. Чем громче и ритмичнее — тем энергичнее они двигаются. При вспышках Вагенбергера это будет забавно. На столе перед магазином цветы извивались под техно-музыку. Она зашла в «Фредерику». Белье и спортивная одежда для женщин. И на всем вышито — «Фредерика». Как раз для Фридерики. Костюмы для аэробики всех цветов. Яркие и пастельные. Маргарита долго колебалась. Выбрала серое. Леггинсы. Спортивный костюм. Облегающую майку с длинными рукавами. Облегающую майку с короткими рукавами. Без рукавов. Спортивные брюки и длинную широкую футболку. Все — разных оттенков серого. Еще были зеленые. Розовые. Голубые. Красные. Темно-синие. Лимонно-желтые. Оранжевые. Но Фридерика запретила покупать ей яркую одежду. Маргарита сложила все на прилавок перед кассой. Перед ней в очереди стояли три пожилые женщины. Продавщица была занята: объясняла покупательнице, что летом будут надевать на пляж. Откуда она? — спросила одна из женщин. В каштановом парике. Крупные локоны вокруг лица. В белоснежном спортивном костюме. Маргарита отвечала, что приехала из Вены. Из Австрии. Из Европы. Не может быть, воскликнула та, что стояла рядом. У нее — седые волосы и зеленый с блеском костюм. Третья женщина заметила, что это очень интересно. Ее волосы были выкрашены в соломенно-желтый цвет, а костюм — темно-розовый. Все трое — в кроссовках, с большими сумками через плечо. Они все трое смотрят бал в опере и новогодние концерты. Каждый год. Так красиво всякий раз. Женщина в каштановом парике спросила, себе ли Маргарита покупает все это? Все, что тут лежит. Это — длядочери. Ей нельзя покупать ничего яркого. Да. Нынешняя молодежь твердо знает, чего хочет. Понравилась ли ей Калифорния? Маргарита кивнула. Здесь так чудесно. Нет, отвечала женщина в каштановом парике. Наклонилась к Маргарите. Уезжайте. Бегите, пока можете. Здесь нет погоды. Теряешь чувство времени. Все дни одинаковые. Беспутницы кивнули. Пусть она только посмотрит на них. На них и их подруг. Они уже состарились, а не понимают, на что ушла их жизнь. Маргарита рассмеялась. Все ведь просто мечтают о Калифорнии. Нет. Нет. Женщина покачала головой. Почему же они не уезжают? — спросила Маргарита. Женщина ответила: слишком поздно. Они приехали и остались здесь навсегда. Навсегда. Отсюда не выбраться. Маргарита спросила, откуда они. «Germany», — ответила женщина. Пришла продавщица. Женщины пропустили Маргариту вперед. У них есть время. Смотрели, как продавщица сканирует ценники и укладывает вещи в пакеты. Маргарита расплатилась. Вышла. Открыла багажник и сложила покупки в чемодан. Закрыла чемодан. Тронулась. Проехала мимо магазина. Женщина в каштановом парике стояла перед магазином. Махала ей. Маргарита помахала в ответ.