Беременность протекала тяжело.

Тогда, несколько лет назад, с Леной, я ходила в институт, бегала за троллейбусами, вела суперактивный образ жизни и никакие токсикозы меня не мучили.

В этот раз я получила, как говорится, по полной программе.

Тошнило так, что невозможно было выйти из дома.

Неделями я лежала в гостиной, глядя в потолок. Читать, общаться, смотреть TV было противно. Все запахи обострились, а особенно «обострился» домашний любимец мопс Батон, который и раньше-то попахивал, а теперь и вовсе стал непереносим.

Песик вынужден был держаться от меня на почтительном расстоянии, потому что Роберт, боясь моего приступа аллергии, брал его за «шкирман» и запирал в сауне.

Батон тосковал по людям и так колотился жирным телом об дверь, что приходилось его сразу же выпускать.

После заточения на нервной почве он вонял еще сильнее. Кроме того, мопс успевал за несколько минут загадить и сауну, и тренажерный зал с выходом к бассейну, поэтому спасу от него не было никакого.

Токсикоз выматывал все силы, и приходилось даже отказываться от работы.

Позвонил мой друг композитор Илья Духовный. Предложил на месяц гастроли в Америку.

Из суеверных соображений я скрыла свое состояние и ответила Илье, что Америка – не моя страна.

Мой отказ выглядел более чем странно.

Мы дружили с Ильей уже много лет. Это была настоящая дружба. С ним можно было говорить обо всем. Ночью мы часами трепались по телефону, хохотали и дурачились. Плодом наших творческих бесед стала замечательная песня «Уличный художник». Илюша написал ее за один вечер, и песня сразу стала хитом.

Помню, я приехала к Юрию Аксюте на «Европу-плюс», чтобы показать новую песню. Но едва я начала говорить, Юрий улыбнулся и спросил:

– «Уличного художника» принесла?

И показал мне play-list, где на втором месте после какой-то импортной группы стоял наш с Илюшей «Художник». Песня была в горячей ротации несколько недель и сразу же полюбилась и слушателям, и программным директорам радиостанций.

Композиторы обычно на всю жизнь запоминают такие творческие победы, и сколько б замечательных песен потом ни пел артист, они уверены, что именно «его» была лучшей.

Так вот, Илюша не понял ничего из моего путаного объяснения и обиделся, сказав, что я очень изменилась.

Новая любовь удивительно умеет вытеснять старых друзей. Но есть такие друзья, из которых «вырасти» невозможно.

Илюша не только талантлив, но еще и остроумен.

Когда после трех лет необщения я рассказала ему, что побудило меня обмануть его, он не только простил, но и посмеялся:

– Дурочка, надо было мне сразу правду сказать – родила бы на гастролях гражданина Америки.

С первых месяцев беременности я уже планировала, где буду рожать.

Заграница отпадала сразу. После швейцарской истории доверие к иностранной медицине было сильно подорвано.

В России – другое дело. Добрые, заботливые доктора в лучшем виде примут моего ребенка и создадут для меня наиболее комфортные условия.

Но тот кошмар, который пришлось пережить через девять месяцев, заставил меня навсегда отказаться от своих патриотических мыслей.

А пока, с первых месяцев, Роберт определил меня в самую популярную у российских звезд клинику – Центр планирования семьи на Севастопольском.

Мой доктор внимательно наблюдала за моим состоянием, и ничто не вызывало у нее опасений. Организм идеально справлялся с поставленной задачей, а противный токсикоз не сильно омрачал общую картину.

Доктор даже разрешила мне продолжить гастрольную деятельность.

В тот субботний вечер Роберт вернулся домой крепко нетрезвый.

Навестить нас приехали его родители. Отец сразу же принялся готовить шашлыки, а мать – накрывать на стол.

Первым делом на стол была выставлена водка.

Я подошла к Клавдии Петровне и попросила заменить убойный напиток на что-нибудь более легкое.

– Так это ж для отца, – заволновалась хлопотливая женщина.

– Может быть, все-таки не стоит рисковать? – предложила я.

– Хорошо, хорошо, не волнуйся, – мама Роберта засуетилась по кухне, подыскивая, куда можно убрать бутылку.

Вся семья расселась за большим обеденным столом. Я включила тихую музыку, и в зал полились звуки «Вечерней серенады» Моцарта.

– Мать, а вы что, водку не привезли? – удивленно спросил Роберт.

– Привезли. А как же не привезли? Привезли, конечно, – и мать побежала к шкафу.

Роберт опрокидывал в себя рюмку за рюмкой, и я увидела, что за столом сидит уже пол-Роберта.

Внезапно он поднялся из-за стола и, пошатываясь, подошел к сейфу.

Я сразу догадалась, куда он собрался.

– Роберт, прошу тебя, не надо сейчас ехать в казино. Ты много выпил. Нельзя садиться за руль в таком состоянии, – подойдя к нему, сказала я тихо.

– А в каком я состоянии? – еле ворочая языком, спросил Роберт.

Он снова подошел к столу, демонстративно налил себе водки в стакан для сока и выпил большими глотками.

– Боба, сынуля, может, хватит? – робко спросила мать, привыкшая всегда и во всем слушаться мужа.

– Я сам разберусь, когда мне хватит. – Понять Роберта можно было уже только по интонации.

Отец покачал головой, кряхтя встал из-за стола и молча пошел наверх в гостевую спальню.

– Дед не любит возни. Нервы бережет – ему завтра на работу, – оправдала довольно странное поведение мужа Клавдия Петровна.

Роберт открыл сейф и переложил несколько стодолларовых упаковок в карманы брюк. Потом подошел к столу, взял двухлитровую бутылку «Кока-колы» и припал к ее горлышку.

– Отвези меня в казино, – попросил он, утолив жажду.

Лицо красное, глаза красные, вазомоторика, как в замедленной съемке. И это мужчина моей мечты…

– Нет, Роберт, я никуда не поеду, – решительно ответила я.

– Не поедешь, значит… Да? – со странной интонацией переспросил он.

– Не поеду. И ты ложись спать. Отдохни, – устало произнесла я и снова села за стол.

Роберт медленно пошел к арке, потом остановился, резко оглянулся и… со всей силы кинул двухлитровую бутыль мне в голову.

Бутылка пролетела в сантиметре, разбила оконное стекло и, ударившись о решетку, отлетела на пол.

Мать вскрикнула и побежала за веником.

Роберт спокойно повернулся и медленно пошел наверх, в спальню.

Первая мысль – бежать.

Как можно скорее и куда угодно.

Здесь меня никто не защитит.

Я влипла. Злейший враг не додумался бы…

Все ушли, и в доме повисла тишина. Большие настенные часы с боем начали отсчет другого времени в моей жизни.

Я сидела за столом и горько плакала. Потом встала, собрала кое-какие вещи, медицинскую карту и необходимые в моем положении таблетки и витамины. Взяла ключи от машины и направилась к двери.

Но, увы… Моя машина была загорожена машиной родителей. Выехать не было ни малейшей возможности.

Уехать на электричке? Реально. Но уже час ночи, и они не ходят.

Я решила дождаться утра.

Скользкий кожаный диван выпихивал меня наружу. Подушки пахли кожей и неприятно липли к мокрому от слез лицу.

Оставив надежду заснуть, я решила принять ванну.

Звук текущей воды всегда успокаивает. Больше мне нечем было себя утешить. Врачи запретили пить сильные успокоительные, а слабые мне никогда не помогали.

Я налила полную ванну и добавила в воду пену с эфирными маслами. Разделась и… в ужасе застыла.

По моим ногам текла кровь.

Я могу потерять моего ребенка!

Меня охватила паника. Кого будить, кто отвезет в больницу?

Роберт проснется теперь только завтра днем.

Отец плохо видит и ночью не ездит. К тому же без указаний Роберта он не станет ничего делать.

Мать не в счет. Только поохает, поахает и… предложит покушать блинков.

Из банных халатов я соорудила на диване что-то наподобие горки и, задрав на нее ноги, легла.

Взволнованная ночным звонком, доктор велела не вставать, сделать себе укол и утром срочно ехать в больницу.

Рождение моего малыша было под угрозой.

Я взбунтовалась.

Плевать мне, в конце концов, что обо мне подумают эти люди! Мой ребенок в опасности, и они ОБЯЗАНЫ мне помочь.

Стараясь не делать резких движений, я медленно-медленно, шажок за шажком поднялась по лестнице на второй этаж.

Едва я открыла дверь в нашу спальню, на меня пахнуло таким перегаром, что чуть не стошнило. Стенобитный храп возвещал, что разбудить Роберта – пустая затея.

Я постучалась в комнату родителей.

Тут же ко мне выбежала перепуганная мать.

– Что случилось?!

– У меня угроза выкидыша. Мне утром надо быть в больнице. Или отвезите меня сами, или, пожалуйста, освободите мне проезд.

– Ах, боже мой!.. А Роберт что говорит?

– Что он может говорить… Вы же видели, в каком он состоянии.

– Ну да, он выпил чуть-чуть… Чего тут такого… Ну так он проснется к утру и отвезет тебя! – «успокоила» меня мать.

– Он проснется дай бог к обеду и, скорее всего, ехать будет не в состоянии, – ответила я.

– Ну, не преувеличивай, не преувеличивай. Роберт никогда не бывает пьяным. Это первый раз, когда я его вижу в таком состоянии. Это ты брось, – замахала руками Клавдия Петровна.

– Вы очень сильно заблуждаетесь. Но сейчас не это важно. Важно как можно быстрее оказаться в больнице. Решайте, как быть. Я пойду лягу – мне нельзя долго стоять.

Я медленно пошла вниз.

– А почему ты с Робертом не легла? Твое место рядом с мужем. А то, что это еще за дела – в гостиной ложиться! Я вот уж как сорок лет замужем, но никогда… чтобы отдельно, никогда! И ты иди ложись с ним, – шепотом кричала Клавдия, свесившись с перил второго этажа.

На другой день родители сумели разбудить Роберта только к обеду.

Дальше все пошло по обычному сценарию. Попытка помириться, извинения, обещания, что больше этого никогда не повторится, и слезы раскаяния. Но я даже не слушала. Важней всего было скорее оказаться под капельницей.

Он быстро собрался и отвез меня в больницу. Всю дорогу мы молчали. Он понимал, что на этот раз выпросить прощение гораздо сложней. Ведь он поднял руку на беременную женщину.

Я пролежала на сохранении две недели.

Роберт навещал меня каждый день по два раза: до работы и после. Задобренные подарками, и охрана, и врачи пускали его в любое время суток. Его гостинцами кормилось все отделение, и полные сумки оставшейся еды уносили с собой довольные нянечки.

Женщины из других палат с восторгом отзывались о Роберте, видя, с какой заботой и нежностью он относится ко мне. Знали бы они…

Мы по-прежнему не разговаривали. Иногда я писала ему на бумаге, какие нужно принести книги.

За несколько дней до выписки я предупредила его, что жить теперь буду у себя дома, на «Аэропорте».

Он ничего не ответил. Но лицо его посерело.

Накануне выписки он приехал с охранником.

– Последи, чтобы нам никто не мешал, – отдал распоряжение Роберт и внес в палату огромную корзину цветов.

Он подошел к моей кровати, встал на одно колено и, протянув красную бархатную коробочку, дрожащим голосом произнес:

– Выходи за меня замуж.

Я расхохоталась.

Нет, скажу я вам, при всем моем бедственном положении действительно эта сцена выглядела прикольно. Столько страданий принес – и как ни в чем не бывало!

Может, он с ума сошел?

– Ты можешь смеяться. Но нельзя оставлять ребенка без отца. Я докажу тебе, что я – лучший отец на свете. Самый заботливый, надежный, ласковый. Поверь мне в последний раз. Ты увидишь, как с этого дня все изменится. На днях я ходил к гадалке. Она сказала, что мы живем во грехе и нам нужно пожениться. А лучше всего обвенчаться. И тогда наши отношения будут защищены от сглаза и зависти.

– Ты ли это говоришь? Еще недавно мы вместе высмеивали гадалок-шарлатанок, а сегодня ты ссылаешься на их советы. Странно…

Роберт обрадовался, что я наконец заговорила, и переместился с пола на мою кровать.

– Пойми, я был в отчаянии! Потерять все! Из-за нелепости. Собственной глупости… Прости меня, не лишай ребенка отца. Я люблю тебя…

Серьезный аргумент. Я сама выросла без отца и понимала, что кого-то нужно называть папой…

Через неделю мы подали заявление в загс.

Ультразвук показал мальчика.

А я и не сомневалась. По лицу беременной женщины действительно можно определить пол ребенка.

С девочкой черты лица, как правило, расплываются и живот не выпирает, а округлый. С мальчиком лицо остается прежним, немного жестким, но весь облик женщины преображается. Мой звукорежиссер Андрей на этот счет схохмил:

– Ну, конечно, внутри хоть и маленький, а все равно мужчина!

Состояние мое нормализовалось, и Роберт разрешил мне поехать на гастроли. Но при одном условии – он поедет тоже.

Несколько раз в год компания «ЮКОС» устраивала грандиозные концерты по случаю нефтяных праздников.

Десант артистов грузили чартерами и забрасывали в различные нефтяные точки страны.

Демократичный подход организаторов к подбору артистов позволял заработать даже тем звездам, о которых многие думали, что их уже нет в живых.

Кроме того, это были те редкие случаи, когда богатые заказчики не торговались до посинения за каждые сто долларов, а соглашались на заявленный артистом гонорар безоговорочно.

Организовано все было отлично. Стопроцентная предоплата за два месяца до концерта, райдер с необходимыми капризами артиста выполнялся безукоризненно. В аэропорту Самары или Красноярска вся привокзальная площадь была заполнена различными иномарками с фамилиями звезд на лобовых стеклах.

Самые «дорогие» артисты не спеша подходили к своим роскошным машинам и еще некоторое время стояли возле них, дабы засветить статус.

Остальные, у кого машинки были поплоше, быстро рассаживались и уезжали на свою концертную точку.

Хотя эти понты свойственны в основном попсе – так уж сложилось. Рокеры, к примеру, попроще будут. Звездный солист ансамбля спокойно разъезжает со своими музыкантами в мини-автобусе или отказывается от бизнес-класса в самолете и летит с коллективом в эконом – ему западло выпендриваться.

Увы, на обратном пути бывает, как правило, все гораздо скромнее.

Роскошные «мерседесы» вдруг все резко ломаются или в последний момент выясняется, что в аэропорт едет глава администрации района вместе с администрацией именно на наших машинах. Извините, господа артисты, проявите понимание.

Помню, прилетели мы как-то на гастроли в Нефтеюганск.

Дело было зимой. Холод сумасшедший. Минус 45°, а может, и ниже. Не помню.

Концерт мы работали на пару с замечательным певцом Coco.

Что такое горячий грузинский мачо в условиях ханты-мансийского морозильника, стало понятно после концерта на банкете.

Сначала Coco произнес длинный кучерявый тост про Родину и детей. Потом пригласил меня на танец. Потом краем глаза я заметила, как весь его коллектив неожиданно растворился, а мой директор подает мне знаки, выясняя, что ему дальше делать…

В пять часов утра нас стали рассаживать по машинам, чтобы везти в аэропорт, и тут-то как раз и выяснилось, что машин, как всегда, не хватает.

Директор Слава посадил меня быстро в «Мерседес», чтоб не мерзла. А сам занялся размещением балета.

Неожиданно дверь машины открылась, впуская облако морозного воздуха и горячего Coco.

Он, не говоря ни слова, сел рядом, вопросительно взглянул на меня, потом лег, положив голову ко мне на колени, и уснул. Ласковый очень…

Улыбаясь, про себя я подумала, что свой «Мерседес» он уступил моему балету не только потому, что он галантный кавалер, но и потому, что вместе нам было теплее…

Наверно, это был единственный случай, когда я не возмущалась из-за проблем с транспортом на гастролях.

На этот раз мы с балетом и с Робертом приехали в Ачинск.

От Красноярска нас везла какая-то безумная машина, которая собирала все кочки. Мой беременный организм сотрясался, а Роберт негодовал.

– Зачем тебе нужны были эти гастроли? Зачем этот глупый риск?

Природная скромность в финансовых вопросах никогда не позволяет мне сказать в лоб:

– Дорогой! У Булгакова есть знаменитая фраза «москвичей испортил квартирный вопрос». И финансовый вопрос я добавила бы туда тоже. Ты очень хорошо зарабатываешь, но ни разу я не услышала от тебя заветную фразу: «На тебе, любимая, денег – пойди купи себе что-нибудь». Один раз, правда, было, перед Бразилией. Подарил и тут же забрал обратно. Вот такой веселый пылесос… Поэтому не надо хмуриться и возмущаться, что я пытаюсь даже в беременном состоянии быть финансово независимой. Ведь когда я пою, я получаю положительные эмоции, отдавая и получая взамен любовь слушателей. Это придает мне силы. А когда я сижу дома и размышляю, как бы мне упросить тебя оплатить мой мобильный телефон и дорогостоящие кремы, ничего, кроме головной боли и саднящего напряжения, я не испытываю.

Вообще у многих мужчин тема наличных – больная. Они могут забивать продуктами холодильники, покупать дорогие мобильники любимой женщине, дарить драгоценные цацки, но стоит попросить у мужчины «живых» денег, они тут же меняются в лице, как будто их оскорбили в лучших чувствах…

Через две недели мы поехали на гастроли в Саранск. Не помню точно, но вроде там нет аэропорта, и на обратном пути нас на мини-автобусе отправили до Нижнего Новгорода.

Опять та же выматывающая дорога. С джипами и «мерседесами», как всегда, возникли проблемы, и весь коллектив отправился на жестком «тарантасе».

Роберт опять начал выговаривать мне свое мнение о моей неразумности.

Подскочив на кочке и ударившись головой, я не выдержала и со слезами на глазах сказала:

– Ты все говоришь правильно. Мне нужно сидеть дома от греха подальше. Но при этом ты не предлагаешь взять на себя хотя бы оплату школы Лены. Я перед всей общественностью делаю вид, как замечательно живу, какой у меня заботливый муж и я ни в чем не нуждаюсь. Я стеснялась тебе сказать, но те пятьсот рублей, которые ты мне иногда оставляешь на бензин, просто смешны при моих затратах. И это только коммунальные затраты на квартиры, мамин загородный дом, страховки, содержание машины, частного колледжа дочери, моего сайта и мобильных оплат. Я уже не говорю о том, что последний раз в салоне красоты я была еще до беременности. Или ты считаешь, что в таком состоянии женщине не нужно за собой ухаживать?

Роберт потрясенно молчал. Потом тихо и грустно спросил: – После твоих слов мне кажется, что тебе нужен не я, а мои деньги. Галина предупреждала меня…

Разговор мимо… Пойдут любые доводы, самые низкие и примитивные. Скупой человек всегда найдет причину, чтобы оправдать свою скупость. Можно за всю жизнь ни разу ничего не попросить, но стоит лишь раз обратиться к «бережливому» человеку, и тебя тут же обвинят в меркантильности и корысти.

– Мне не нужны твои деньги – оставь их для казино. Просто не мешай мне зарабатывать – все, что я прошу.

Роберт обнял меня и прошептал:

– Я не буду больше тебе мешать. Прости. Не волнуйся – тебе нельзя волноваться.

…Спустя два года я узнала, что все предложения о съемках и концертах того периода он отклонял, даже не ставя меня в известность.

Он готовился к свадьбе…

Свадьбу назначили на пятнадцатое августа.

К подготовке Роберт отнесся с трепетом. Сам поехал выбирать со мной свадебное платье. Стильная Мария, хозяйка самого престижного свадебного салона Malinelli, показывала нам массу эксклюзивных нарядов. Я сразу выбрала лучшее.

Платье цвета слоновой кости с корсетом, расшитым кружевом и камнями Swarovski. Плечи открыты, чтобы видны были главные козыри – тоненькие запястья и ключицы. От перчаток я отказалась. Кружевная юбка и подъюбники легкой пышностью скрывали четырехмесячную беременность. Роберт молчал и улыбался, «не в силах глаз отвесть». Я была на седьмом небе от счастья! Это первая полноценная свадьба в моей жизни! Со свадебным платьем, с лимузинами, с роскошным рестораном и множеством дорогих моему сердцу гостей. И ничего, что свадебное путешествие пока откладывается, у нас впереди долгая жизнь, и мы еще наверстаем!

– Ты будешь у меня самой красивой невестой, – еще в Мексике пообещал Роберт. И он выполнил свое обещание.

Взяв обеих дочерей, мы на десять дней успели съездить в Анталию. Я замечательно перенесла поездку в атмосфере обоюдной любви. Вечерами мы подолгу сидели возле моря, обсуждая самую приятную для любой женщины тему. Тему свадьбы.

Уже в Москве вместе с агентством «Праздник» я решала, как лучше украсить зал, лестницу и вход в гостиницу «Националь». Цветов и шариков должно было быть много, поэтому всю дорожку от Моховой улицы до ресторана на втором этаже я решила устлать цветочным ковром, а шарики в форме огромного сердца мы должны были запустить в небо прямо на Красной площади.

Обручальное кольцо Cartier из белого золота с бриллиантами замечательно сочетало в себе и повседневное украшение, и традиционный знак замужней женщины.

Роберту я подарила кольцо фирмы «Дамиани и Брэд Питт» из желтого золота.

Гостям развезли специальные приглашения с ленточками, дизайн которых делался по моему эскизу.

Все было готово к главному празднику в нашей жизни.

…Но случилось непредвиденное…

За три дня до свадьбы Роберт исчез.

Телефон не отвечал, его директор не поднимал трубку, видя мой номер.

Всю ночь и следующий день я металась по дому, пугаясь каждого шума. Особенно страшно было оставаться в пустом доме ночью.

Вся в слезах, я наконец дозвонилась до его водителя, и тот, видимо, пожалев меня, сообщил, что Роберт сутки провел в казино, а теперь боится ехать домой.

В глазах у меня потемнело.

«Лучше бы мне сказали, что он был с женщиной, мудак», – разозлилась я.

В его туалете за раковиной было небольшое углубление, куда он иногда прятал деньги.

Я ринулась туда и вытащила тощую пачку с двумя тысячами долларов.

«Если ему плевать на меня и нашего ребенка, то на деньги-то ему уж точно не наплевать!» – решила я и перепрятала их в другое место.

Роберт приехал только к ночи.

Не говоря мне ни слова, он прошел в столовую, взял бутылку «Боржоми» и лег на диван в гостиной смотреть телевизор.

Я не выдержала и, подойдя к нему, возмутилась:

– Зачем ты издеваешься над нами?!

Роберт притворно зевнул и равнодушным голосом произнес:

– Я не издеваюсь. С чего ты взяла? Я делаю то, что хочу. Это мое дело, как я трачу свои деньги. Дай поспать, я, между прочим, сутки не спал…

И он, сложив руки на груди, закрыл глаза.

– Кстати, дорогой, я забрала твою туалетную заначку, а теперь спи, – так же равнодушно сказала я и направилась к лестнице.

Роберт сразу же встал и быстрыми шагами направился в туалет.

– Деньги верни! – скомандовал он.

– А что ты так забеспокоился? Что, больно? На меня наплевать, а деньги – это святое! Как ты со мной – так и я с тобой. Побудь немного в моей шкуре! – гневно высказалась я и начала подниматься по лестнице.

– Ах, так?! – завизжал не своим голосом жених и бросился к шкафу.

На пол полетели мои шубы, плащи и Ленины куртки.

– На тебе, получи! – орал он так, что звенела люстра. Он бросился в гостиную. На пол полетели мои фотоальбомы, грамоты, деловые бумаги.

Он разрывал фотографии и бумаги в клочья и, злобно швыряя их на пол, принимался за следующие.

Когда рвать больше было нечего, он побежал в подсобную комнату и вернулся оттуда с метлой.

Таким я не видела его никогда! Он в бешеном темпе махал щеткой, сгребая к входной двери все то, что еще недавно было моими личными вещами.

Я заподозрила, что мой будущий муж на почве проигрышей сошел с ума. Не дожидаясь, когда очередь дойдет до меня, я бросилась наверх по лестнице, чтобы собрать свои вещи.

– Стой! Ты куда? – завопил завидный жених. Ему, видать, неинтересно было махать метлой без зрителей.

– Я ухожу от тебя! – в ужасе крикнула я, торопясь скорее достигнуть своей спальни, где можно было запереться.

Но делать резкие движения мне запретили врачи, поэтому я, боясь за живот, не могла бежать. Роберт легко настиг меня прямо на лестнице.

– Никуда ты не уйдешь! – заскрежетал он зубами.

Схватив поперек туловища, он повалил меня прямо на лестницу. Я больно ударилась копчиком и в отчаянии закричала:

– Что ты делаешь?! Я беременна! Отпусти меня, скотина!

Он на секунду прервал истязания:

– Отпущу, если останешься…

Я, лежа на лестнице, сотрясалась от рыданий:

– Остаться с тобой?! Ты же последняя мразь, если посмел тронуть беременную женщину!

Я попыталась подняться, думая, что мои слова охладили его пыл и он отпустит меня.

Но Роберт рассвирепел еще больше.

Схватив обеими руками за горло, он начал меня душить.

Почувствовав, что теряю сознание, я из последних сил плюнула ему в лицо. В глубине души я понимала, что он слишком труслив, чтобы задушить меня реально.

Неожиданно из кармана его брюк выскользнул мобильный телефон Vertu и, зашлепав стальным корпусом по ступенькам, с грохотом свалился в дырку между ступенями на первый этаж.

Роберт ойкнул и тут же отпустил меня.

Воспользовавшись замешательством жениха, я заперлась в спальне. Догадываясь, что замки его вряд ли остановят, вытащила из тайника тощий конвертик с долларами.

С первого же удара ногой замки полетели к черту.

Он внес свою красную физиономию в спальню и направился ко мне, тяжело дыша.

В голове мелькнул черный юмор: «Жизнь или кошелек?», и я, выбирая жизнь, кинула ему конверт.

Он сел на край кровати и закрыл лицо руками.

Я поняла, что началась вторая часть Марлезонского балета.

В течение двух часов он пытался вымолить прощение, приводя любимый аргумент всех мужчин: «Я тебя не трогал. Если б я тебя тронул – ты бы не встала». Этакое сочетание богатырской силы с благородством – дескать, мог, но не обидел…

Исчерпав все доказательства своей безупречности, Роберт лег ничком на кровать и заплакал.

– При этом не забывай приговаривать: «Ах, шакал, я, шакал!» – не упустила я возможности поиздеваться.

Вообще продолжать «выступать», когда разумней было бы уже помолчать от греха подальше, есть не лучшая черта в характере современной женщины.

– Обзвони всех гостей. Скажи, что свадьба отменяется, – добивала я то, что еще недавно было моим женихом.

– Я сейчас пойду и застрелюсь, – мужественным голосом сообщил мне Роберт и вышел из комнаты, захватив конверт с деньгами.

Я по инерции пошла за ним, но вдруг тупая тянущая боль внизу живота заставила меня замереть от ужаса.

Ребенок!

По моим ногам снова текла кровь. Сволочь…

– В больницу! Срочно! – крикнула я «шантажисту-самоубийце», перегнувшись через перила.

Врач больницы вынесла категорическое решение – или я лежу в больнице минимум две недели безвылазно, или я могу потерять ребенка.

– Как решишь – так и будет. Я кругом виноват и не стану тебя уговаривать. Жаль, конечно, что свадьбу придется перенести, но ребенок важнее. Решай сама, – с болью в глазах говорил Роберт, гладя мою свободную от капельницы руку.

Как все глупо получилось… Мечтала о свадьбе. Мечтала о ребенке. А что теперь?!

– Уйди отсюда… Мне нужно подумать.

Роберт, опустив голову, удалился.

Это была уже вторая бутылка лекарства. Капли падали медленно. Как ни странно, это действовало успокаивающе. Самое противное – когда вводят иглу. Попасть в мою тонкую вену редко у кого получается сразу, поэтому медсестры с извиняющимися улыбками обычно истыкивают мои руки до гематом. Но это мелочи. Главное, чтобы помогло.

На принятие решения у меня есть только этот день и ночь. Завтра – свадьба. Сто человек гостей, концерт-поздравление друзей-артистов, телевидение. Журналисты предусмотрительно учли, что времени на интервью у меня не будет, и заранее написали статьи. Роскошное свадебное платье, эскорт старинных машин – настоящий праздник. Как возможно это отменить за сутки?!

Я представила, какую доставлю радость Галине и всем своим недругам. А, может, меня сглазили?

Ну, действительно, моя личная статистика говорит о том, что женское здоровье у меня всегда было отменное. Даже намеков на выкидыши не могло быть.

У профессиональных певиц, как правило, женские органы укрепляются благодаря правильному дыханию и постоянной работе мышц малого таза. Я здорова. Тема слабости не для меня.

Я должна быть выше обстоятельств. Это мое внутреннее ощущение – все будет хорошо.

На звонок зашли врач с медсестрой.

– Отпустите меня завтра… Вечером я вернусь. Обещаю.

Медсестра проверила капельницу и приготовила следующую бутыль.

– Вы видели ее?! – своеобразно выразилась доктор. – Вам надо, не вставая, лежать как минимум две недели! Если вы завтра встанете, вы можете потерять ребенка. Это огромный риск!

– Я не трухлявая развалина, чтобы бояться каждого шага. Вы чувствуете свой организм? Я тоже! И мне мой организм подсказывает, что он меня не подведет… Обещаю много не танцевать.

– Она еще шутит, – поразилась доктор. – Вам так нужна эта свадьба?

– Если не будет свадьбы, я не смогу с ним развестись! – объяснила я.

Доктор засмеялась и махнула на меня рукой.

В который раз ангел-хранитель подавал мне знак, но так и не был услышан…

Подписав необходимую бумагу об ответственности, я спокойно заснула.

В девять часов утра Роберт вынес меня на руках из больницы и положил в машину.

В Крылатском, в салоне красоты «Н2О» меня уже ждали визажист, мастер по прическам Рома и девочка-маникюрша.

Задача была: в лежачем положении суметь накрасить мне лицо, сделать вечернюю прическу и маникюр ОДНОВРЕМЕННО!

Все поработали на славу. Правда, больше других намучился Ромка, который первый и, наверно, последний раз делал свадебную прическу, стоя на коленях перед лежащей невестой.

Когда я сама, без поддержки Роберта, вышла из салона к машине, репортерам и в голову не пришло, что вот эта сияющая красотой невеста три часа назад лежала под капельницей в жуткой городской больнице.

Роберт был белого цвета. Ни о каком веселье не было и речи. Он одергивал каждый мой шаг или резкое движение.

Когда свадебный кортеж двинулся из загса по Москве, мы с Леной вылезли в люк лимузина и, размахивая цветами, отвечали на приветствия бибикающих машин.

Роберт нервничал и просил меня сесть на место.

Со стороны казалось, что заботливей мужчины не сыскать.

Да и на самом деле: в те моменты, когда он был трезвый и не пропадал в казино, его еще можно было любить. Хотя тема «опять эта проклятая неизвестность» для меня закончилась. Портрет Роберта – Дориана Грея был завершен. Жаль, что без рогов. Пока…

Я веселилась как могла. Ведь это СВАДЬБА! Такая красивая, такая единственная. Я старалась не думать о женихе, чтобы не допускать мрачных мыслей.

Всю ночь перед свадьбой я утешала себя: мы прошли с ним длинный путь к этому дню. Не всегда же он был таким уродом. Может, спокойней нужно относиться к его фортелям. Не обращать внимания…

Ведь у нас скоро появится ребенок – это уже не игрушки. Мальчик должен родиться в браке, в полноценной семье с устроенным бытом. Расти на чистом воздухе. И папа, какой бы он ни был кретин, будет брать мальчишку на руки, подбрасывать его вверх, щекотать ему животик, и сынишка будет учиться ходить, держа папу за палец.

Мне больно, мне очень больно.

Я все детство страдала без отца. Если к нам приходили водопроводчики или слесари, я подходила к ним и спрашивала: «Вы мой папа?»

Я выросла, так и не узнав, что это такое – сидеть на папиных плечах во время уличных гуляний, махать флажком и чувствовать, что тебя держат самые сильные руки на свете.

Мать вырастила меня одна. Отец не помогал никогда. Наоборот, моя мама порой помогала ему. Из последних сил. Почему? Говорит, очень любила. «Дитя любви» – так она меня называет. Любовь все оправдает, конечно… Хотя любовь – это наивысший женский эгоизм. Особенно по отношению к детям. Когда иной раз задумаешься, кого мы уготавливаем им в отцы, становится стыдно.

Роберт сможет стать хорошим отцом – он любит детей и всегда мечтал о сыне. Я должна дать ему этот шанс. Это человечно, это гуманно. Он изменится после рождения Ванечки… Может быть…

Свадьба была в самом разгаре. Ресторан «Националь» дышал цветами, букетами шариков и разновкусием угощений. Вид Кремля напротив довершал торжественность события. Гости веселились, и лишь не пьющий от страха за себя Роберт смотрелся неорганично и чужеродно.

Мой друг, автор чудесных песен «Твой самолет» и «Комсомольск-на-Амуре» – Миша Шелег вышел спеть свои песни. Я конечно же не выдержала и пошла танцевать. Тихонечко.

Что это за свадьба, если даже танцев не было?

Неожиданно затошнило, и я быстро вышла из зала.

В женском туалете как назло стояли «две обложки». Журналистки изданий, готовивших репортаж о свадьбе.

Я сделала шаг в сторону кабинки и, не дойдя, в белом пышном кружевном платье упала на пол.

Женщины закричали и бросились меня поднимать.

– Не трогайте меня. Позовите мужа. И прошу – не пишите об этом в прессе.

Женщины наперебой стали уверять меня, что не напишут.

– А вы беременны, да? – тут же поинтересовалась та, что помоложе.

– Не важно. Просто не пишите – и все.

Ну, полагаться на порядочность журналистов так же наивно, как просить мопса не гадить в доме.

На другой же день в одном из журналов написали, что невеста беременна и чувствует себя хорошо. И на том спасибо. Валяющихся в сортире невест наша пресса еще не обсуждала.

Роберт с Любовью Григорьевной, единственной, кого он переваривал из моих подруг, отвели меня в гостиничный номер.

В роскошных королевских апартаментах я легла в кровать с видом на Кремль.

Привет, товарищи бояре! Не попить ли нам чаю вместе с властью? Ведь все так доступно – имей только деньги.

«Немотивированная злость ко всему окружающему – верный признак скорой госпитализации», – подумала я с тоской.

Господи, власть-то здесь при чем? Страна, помоги…

«"Скорая" увезла певицу прямо со свадьбы. В королевских апартаментах остались ночевать тринадцатилетняя дочь Лена и новоиспеченный муж певицы Роберт». Вот такие жареные факты не достались папарацци.

Первую брачную ночь я провела на больничной койке с капельницами. Рядом, на обшарпанном столике, стояла вырванная из торта статуэтка – невеста с женихом.

Так одиноко мне не было еще никогда.

Когда сняли капельницу и сделали уколы, я забрала с собой под одеяло статуэтку и горько заплакала.

Но статуэтка жгла мне руки, не плачь, посмотри на меня, – просила она.

Я включила свет и чисто инстинктивно перевернула ее.

Под платьем невесты на белой пластмассе уютно устроился крошечный спящий младенец.

Я улыбнулась и положила его на живот.

С той минуты и до конца беременности малыш больше не подавал мне повода для волнений.

Недавно в одном фильме героиня Алисы Фрейндлих задала вопрос другой героине:

– А почему вы не пишете?

– Не знаю, – ответила та, – наверно, таланта нет.

– Нет, дорогая, – сказала Фрейндлих, – у вас не таланта, у вас сюжета нет.

Сюжеты жизнь преподносила мне не в щадящем режиме.

Жизнь, похожая на роман, и роман, не совместимый с жизнью…

Однажды, через месяц после свадьбы, мы лежали на ковре в гостиной и ели малину.

Был замечательный семейный день: и Роберт был рядом, и дочка готовила уроки у себя в комнате, и Батон меньше пах, и погода на дворе покоилась нежным полуденным светом.

– Тебе нравится быть женой? – гладя мой живот, тихо спросил Роберт.

– Да, когда ты рядом, я понимаю, почему выбрала именно тебя.

– Почему?

– Ты даешь возможность дышать. Врожденная деликатность по отношению к жизненному пространству партнера. Тебя даже мало, и иногда хочется искать. И когда я тебя не нахожу, я зверею.

Роберт промолчал, чтобы оправдать сказанное.

– Прогуляй нас с собаками в лесу, – предложила я.

И мы долго гуляли по тропинкам тихого поселка без слов, без воспоминаний и без фантазий о будущем. Настоящее родное молчание. Рука в руке, шаг в шаг и глаза, полные любви.

Впереди резвились Батон и Лорд, азиатский громила. Маленький Батон смешно запрыгивал на огромную овчарку, а тот по-щенячьи отскакивал и громогласно лаял. Со стороны они смотрелись очень комично – «лев и собачка».

– Вот так и мы с тобой: доказываем друг другу, кто сильней, воюем зачем-то. Посмотри, какой Батон маленький и беззащитный. Вот и ты должна быть такой. Мужчины любят, когда женщина слабая, – сказал Роберт, поигрывая поводком.

– Малыш, осталось совсем немного. Скоро я действительно буду нуждаться в тебе, как никогда. Рождение малыша – это серьезное испытание для организма и психики женщины. Умоляю тебя! Постарайся не волновать меня и быть великодушным. Это все, что нам надо, – сказала я.

Роберт остановился и, глядя мне в глаза, произнес:

– У нас все в полном порядке. Скоро родится наш мальчик, а потом, если захочешь, родишь еще одного ребенка, и мы будем дружно жить в нашем доме. Кстати, ты уже думала, где мы пропишем нашего малыша? – неожиданно спросил Роберт.

– Нет, – честно ответила я. – Наверно, на даче?

Лицо Роберта слегка передернулось, а, может, мне показалось.

– Да нет… Я думаю прописать его в Царицыно, где и сам прописан.

Я удивилась. В маленькой сорокаметровой квартире жили родители Роберта. Дом был старый, панельный, с грязным, загаженным двором и с традиционными пьяницами на первом этаже. Он, наверно, шутит?

– Понимаешь, Мышь, здесь, в Назарьеве, прописаны родители – я сразу на них дом оформил. А какая разница? Жить-то мы все равно здесь будем. Так что не волнуйся.

Неожиданно мне показалось, что где-то вдали, в конце тропинки, мелькнула Галина, которая с ехидной улыбкой помахала мне рукой.

Удивительное – рядом. Оно шло слева в образе законного мужа и уверенно диктовало свои правила игры.

Еще не рожденный ребенок вписывался в эти правила игры только как статусный «сын – продолжатель рода». В других воротах, видимо, стояла толпа алчных, корыстных и меркантильных недругов. Они пытаются откусить кусок Робертова пирога с кремовой надписью «Мое!», а он ловко отбивает удары и крепчает в этой битве.

– Сначала родить надо, – философски объявила я, чтоб не продолжать неприятную тему. – Ты будешь со мной на родах? Или боишься?

– Хочешь – буду.

В быту муж был мил и бесконфликтен. Главное, чтобы не покушались на его собственность.

Лес вдруг перестал быть притягательно одухотворенным. Лес как лес. Комаров полно. Романтичная тропинка уже не увлекала вперед. Сплошные корни деревьев под ногами и пластиковые бутылки в кустах.

– Пошли домой, я устала, – сникла я.

– Ну вот, Мышанюшка, притомилась, маленькая. Ну, куда ты без меня, без папки своего…

Он взял меня на руки и тут же опустил обратно на землю.

– Сколько ж ты сейчас весишь? – удивился он.

– Когда ты качался в последний раз? – смеясь, отбила удар.

– Настроение хорошее? – прощупал почву неглупый муж.

– Лучше не бывает! – затаилась в своих воротах я.

Роберт свистнул собакам, и мы свернули к поселку.

В учебнике по русскому языку за пятый класс есть пример: «Усталые, но довольные, они возвращались домой».

Так с детства нам прививают оптимистичное отношение к жизни.

Срок родов поставили на двадцать второе января.

Это было хорошо, потому что Центр планирования до восемнадцатого января был закрыт на дезинфекцию, и огромная армия VIP-рожениц оставалась не у дел. Конечно, их все равно куда-то пристраивали, но это создавало определенные неудобства.

Мои роды должен был принимать главный гинеколог Москвы Марк Аркадьевич Курцер.

Как только я взглянула на него – сразу опять вмиг поглупела. Мой типаж. Итальянский мачо с эротичным запахом дорогого парфюма. Сексуальный, вальяжный и богатый гинеколог. Все в одном флаконе. Везет же кому-то…

А я сижу с пузом выше носа и с неуравновешенным мужем в придачу. И все, что я могу сделать, – это подарить ему свой календарь, на котором моя внешность вызывает интерес, а не сострадание.

Курцер спросил:

– Вы продолжаете выступать или уже не рискуете?

Роберт категорично замотал головой и ответил вместо меня:

– Нет. Мы уже не выступаем. Это опасно.

– Ну, это кто как себя чувствует. Например, у нас Наташа Королева так на Новый год отплясывала, а потом, через несколько дней, спокойно родила.

На другой же день я втайне от Роберта приняла предложение выступить на Дне сельского хозяйства в ближнем Подмосковье.

Модельер специально сшила для меня «пугачевского» стиля платье-разлетайку. Балету сшили яркие юбки – одну с огромными алыми губами впереди, другую – с блестящим алым сердцем на самом видном месте. Таким образом, получалось, что мы все трое смотримся практически одинаково. Я беременная и девочки с эротическими конструкциями на бедрах.

Для отвода глаз сверху я еще повесила на шею длинную гирлянду – а-ля «скоро Новый год».

Но Иван обещал родиться крупным ребенком, и мой живот невозможно было скрыть даже космическим скафандром.

Уже полунетрезвые работники сельского хозяйства вмиг протрезвели, увидев меня на сцене в столь эпатажном виде.

Повисла минутная пауза… И дальше все выступление мы работали под дружные овации и крики: «Молодец!»

пели мы шуточную песню «Сирень», и зал плясал вместе с нами.

Огромный заряд бодрости, хорошего настроения и положительных эмоций для ребенка. Молодец Курцер!

В конце выступления на сцену вынесли огромную корзину, доверху наполненную капустой, морковкой, редькой, свеклой и яблоками.

Слава богу, концерт был дневной, поэтому я лихо смоталась туда и обратно, никому ничего не сказав, чтобы не навлечь на себя гнев заботливого мужа.

Про корзину овощей пришлось соврать, что ее вручили на съемках передачи «Сельский час». (Сниматься Роберт разрешал.) То, что передачи не существует уже несколько лет, никого не волновало. Главное – происхождение подарка выяснено, и Роберт спокойно захрустел морковкой.

Вообще разумней всегда оставлять подарки сомнительного происхождения где-нибудь на нейтральной территории, но артисты всегда все тащат домой. Так же как менты обычно все складывают в рабочий сейф. Эдакие мышки-норушки.

Надвигался Новый год. Самый домашний праздник, хотя за три недели до родов особо не до веселья.

Моя доктор при каждом осмотре все больше и больше поражалась весу ребенка.

– Вы много едите? Вы худая, а живот огромный! Прекращайте раскармливать ребенка, вам еще месяц ходить!

– Доктор, я ем очень мало. Единственное – каждую ночь, в четыре утра, меня «пробивает» на ананасы. Беру большую банку и хлоп… за пять минут она пустая. Ничего не могу с собой поделать.

– Идите. Все у вас хорошо. Родите вовремя – главное, не нервничайте. Муж у вас очень заботливый – постоянно мне звонит, спрашивает, что вам можно, что нельзя.

– Да? А я и не знала… Он – молодец, – задумалась я, пытаясь оценить мужа глазами докторши.

Подготовку к Новому году решили поручить агентству «Праздник». Они должны были украсить дом и приготовить новогодний стол.

Двадцать девятого декабря нарядный Роберт поцеловал нас с Ленкой и, загадочно улыбаясь, сообщил:

– Поехал за подарками. Ждите, мои хорошие.

И уехал.

Я переполошилась.

– Лен, а мы что же? Оставим Роберта без подарка?!

Лена немедленно отозвалась:

– Нельзя. Неудобно. Я ему большую чашку возле школы уже купила. На ней написан его гороскоп. Нормально?

– Замечательно! А что же мне дарить?

За Леной пришла машина, и девочка уехала на весь день в колледж.

Я долго думала и все-таки решила поехать за подарком одна. Авось да повезет…

Почистила от снега машину, с трудом втиснулась за руль, отдышалась, поохала-поахала и медленно поехала в «Крокус».

Иван бился внутри, как профессиональный футболист. Иногда даже я вздрагивала от силы толчков. Но это происходило каждый день и свидетельствовало лишь о том, что ребеночек в полном порядке.

В огромном торговом комплексе я приобрела итальянский серебряный сервиз для вина. Изящный стеклянный графин с серебряной крышкой-лебедем, из клюва которого будет выливаться любимое Робертом «Фаустино». И большие длинноногие фужеры, такие хрупкие, что пользоваться ими лучше только в трезвом виде.

В целости и сохранности и я, и драгоценный сервиз прибыли обратно домой.

«Уф, ну слава богу, теперь если куда и поеду, то уже только в роддом», – с чувством выполненного долга расслабилась я.

Весь вечер мы с Леной искали, куда бы спрятать громоздкий сюрприз, чтобы Роберт не обнаружил его раньше времени.

А он бы и не обнаружил… Он просто не пришел.

Два дня пролетели незаметно.

Тридцать первого декабря стало ясно, что никакой «Праздник» к нам не приедет. Телефон у Роберта был выключен. Нет человека. Был да сплыл.

Мы с дочкой нашли коробку с прошлогодними гирляндами. Развесили по дому китайские разноцветные лампочки и принесли из леса несколько больших пахучих еловых лап.

Запах этой морозной хвои худо-бедно напоминал о наступающем Новом годе.

«Новый год без тебя встречала – только он не в радость», – вещая песня получилась.

Если б с ним что-то случилось – сразу бы позвонили домой.

Но телефон молчал.

Праздничного стола не было. Вообще-то не было никакого стола.

Роберт уговорил меня ничего не готовить и целиком положиться на фирму. Даже мой любимый салат оливье было доверено изготовить профессионалам.

– Зачем тебе уставать? Я привезу уже готовые блюда. Ты должна отдыхать и ни в коем случае не волноваться.

Найти бы хоть какое-нибудь минимальное оправдание происходящему…

Верный, заботливый, здравомыслящий муж исчез так аккуратно, как будто его никогда и не было.

Я посчитала, что за это время шесть раз могла родить и три раза дотла мог сгореть незастрахованный дом.

В девять часов вечера мы с Леной накрыли на стол. Две консервные банки шпротов, вожделенные ананасы и бронзовый подсвечник посередине. Нашли еще, правда, гречневую крупу, но Лена категорически отказалась ее готовить.

В глубине оплеванной души я еще надеялась, что Роберт приедет хотя бы к бою курантов.

Но за окном была мертвая тишина, и только вдали у сельского магазина местные подростки запускали петарды.

В половине одиннадцатого позвонили друзья Саша и Инна.

– С наступающим! – заорали они вместе в трубку.

– Спасибо. Большое.

Когда за полтора часа до Нового года человек отвечает таким голосом, спрашивать, что случилось, бестактно.

Ребята тут же пригласили меня и Ленку в ресторан. На раздумье времени не оставалось.

– Поехали! – я рванула шубу с вешалки.

– Мам, ты что! Ты не доедешь! – перепугалась дочь.

– Не доеду – значит, в поле роды у меня примешь, – «успокоила» я девочку.

Ехали в темноте, по нерасчищенным дорогам. Как назло слепой завесой шел снег. Я чертыхалась, плакала, грозилась отомстить, но упорно ехала вперед. Шестое чувство подсказывало, что здоровье и на этот раз меня не подведет. Главное – скорее оказаться среди близких и любящих меня друзей.

Можайское было полупустое, и мощный «Шевроле Блейзер» быстро домчал меня до ресторана «Кикаку».

За пять минут до Нового года я успела загадать два желания. Первое – родить здорового ребенка. А второе… Какая разница? Все равно оно не сбылось.

Позвонил приятель из Америки Яша.

– Ничего, что один недостойный еврей отнимет у вас пару минут? – как всегда, шуткой начал разговор известный ювелир с Сорок седьмой авеню.

– Ты в Москве? – уточнила я.

– А что бы я звонил не из Москвы. Это ж дорого! – заливался юмором один из самых богатых эмигрантов Бруклина.

– Яш, мне не до шуток. Пожрать привези.

Яша сразу врубился.

– Ты на «Аэропорте»? – уточнил он адрес.

– Да, и давай скорее. Около ворот Этот торчит, постарайся обойти его без шуток. Ладно?

– Не переживай. Ленка дома?

– Нет, я ее в Ватутинки с бабушкой отправила.

– Ага, то есть, может, мне еще и роды придется принимать, – обрадовался Яша. Свою пятерку он отсидел за предприимчивость еще в советское время, поэтому на жизнь теперь смотрел с легким циничным юмором.

Роберт, как цербер, сидел в машине возле ворот уже пять дней. Не понятно было, что он ел и как ходил в туалет. Его «Гелендваген» хорошо просматривался из окна. Из выхлопной трубы машины постоянно шел дым. Хозяин был на месте и брал измором.

Яша предложил увезти меня к себе домой, но я отказалась. Несмотря на солидный возраст, мой друг менял молоденьких девочек почти каждый день. У него в гостях можно было встретить самых красивых моделей и студенток Москвы. При этом все в него влюблялись и рыдали, когда он их бросал.

Загадка некрасивого Яши была в том, что он очень красиво любил. Пусть на два дня, но ей-то казалось, что так будет вечно. Одел в бриллианты – и до свиданья. Дай, милая, и другим пожить.

Женат он был только один раз на бруклинской проститутке. Детей у Яши не было. Поэтому он любил чужих. Мою Лену, например. Каждый свой приезд Яша привозил ей чемодан шмоток. Они вместе садились и подолгу обсуждали и примеряли обновы. Яше этот процесс был не менее интересен, чем Лене. Он игрался в отца, а Лена – в маму. Изобрели же сахарозаменитель! Тоже сладко и калорий ноль. Почему нет?

– Вернись к мужу. Пусть кретин, но ты не можешь оставаться здесь одна, – не на шутку обеспокоился Яков. – Главное сейчас – родить, а ваши отношения вы выясните потом. Хотя я-то тебе сразу говорил – с игроками связываться нельзя. Это дохлый номер, девочка. Потом может быть еще хуже.

– Хуже некуда, – ответила я.

Яша пожал плечами и уехал на встречу с очередной подружкой.

Я осталась одна. Страшно рожать одной. Еще больней.

– Родная, не лишай ребенка отца, – рыдающим голосом взмолился Роберт, когда я наконец подняла трубку.

– Деньги на приданое ребенку принеси. Три тысячи. Пока все не проиграл.

– Хорошо, конечно! А что ты собираешься покупать? – все-таки уточнил Роберт.

– Кроватку, коляску, вещи – что обычно покупают.

Вечером Роберт принес три тысячи рублей.

– Ты ж не сказала долларов! – «растерялся» незадачливый бизнесмен, увидев мои округлившиеся глаза.

На другой день, оставив дома в заначке необходимую сумму, я с Робертом вернулась в Назарьево.

Вечером девятого муж зашел в мою комнату и сел на кровать.

– Я понимаю, что не вызываю у тебя положительных эмоций, но мне нужно поговорить с тобой.

Я отложила «Энциклопедию материнства» в сторону.

– Мышенька! Я хочу сделать тебе подарок на рождение сына. Ты не против?

Риторический вопрос.

– Как ты посмотришь на то, что я подарю тебе «Лексус»? – спросил он.

– Зачем? Моему «Шевроле» только два года. Он меня полностью устраивает.

– Это совершенно разные машины! Даже сравнивать нельзя! Послушай меня, я хочу сделать тебе достойный подарок. Хорошо? – уговаривал Роберт.

– Мне все равно. У меня есть машина. Она меня устраивает. Хочешь – дари. Твое дело, – равнодушно ответила я и потянулась к книге.

– Да, но дело вот в чем. Если я подарю тебе «Лексус», то «Шевроле» придется продать. Зачем тебе две машины?

Есть категория людей, на предложения которых сразу напрягаешься. Вроде все правильно и в то же время что-то настораживает.

– А потом ты эту машину отнимешь у меня, как отнял у Галины? – резонно предположила я.

– Хорошо. Чтобы ты не переживала – я ее оформлю на тебя.

– Это и так понятно. Но с тобой можно иметь дело, только оформив дарственную. Извини уж, что так прямолинейно. Рисковать не хочется.

Роберт смотрел на меня с укоризной, с видом оскорбленной добродетели.

– Жаль, что мы не слышим друг друга, – скорбно произнес Роберт и гордо вышел из комнаты.

В четыре утра у меня начались схватки.

Раньше на две недели.

Прощай, Курцер! Значит, не судьба…

Вторые роды, как правило, проходят быстрее.

Я сразу поняла, что времени нет.

– Скорее в больницу! Я боюсь, мы не успеем! – торопила я Роберта.

Он сразу проснулся и оделся.

– Не волнуйся, маленькая. Сейчас быстро доедем – дороги пустые.

Он помог мне одеться и усадил на диван в прихожей.

– Роберт, быстрей, я тебя умоляю, – тряслась я от страха.

Роберт прошел на кухню и крикнул оттуда:

– Малыш, я хочу кофе выпить – ты не против?

В такой момент спокойно пить кофе?! Чурбан. Бревно бесчувственное. Я в любой момент могу начать рожать, а он… кофе!

Наконец мы приехали в десятый роддом.

Главврач заведения с первого дня знакомства внушила мне доверие. Высокого роста, с мужским низким голосом, строгим взглядом и пачкой сигарет в руках – она напомнила мне персонаж «Покровских ворот» с репликой: «Резать к чертовой матери…»

Мы не сомневались, что рекомендация Марка Аркадьевича будет наилучшая. И действительно – главврач немедленно приехала в роддом, очень внимательно и чутко осмотрела меня и даже разрешила Роберту пройти в предродовую с пистолетом в кармане (!).

Откуда возникло оружие, я до сих пор понять не могу. Роберт никогда его с собой не носил, да ему никто никогда и не угрожал. Кто мог покуситься на нас в шесть утра в роддоме – разве только роженицы…

Одновременно со мной приехала рожать дочка Владимира Молчанова. Девушка была абсолютно спокойна и даже улыбалась. Потом через два года на передаче «Частная жизнь» мы вспоминали ту жуткую ночь и делились успехами наших мальчиков.

Перед родами волновалась, как перед первым в жизни свиданием. Мальчик внутри сразу дал мне понять, что он самостоятельная личность, и я должна с этим считаться. Мужчина, хоть и маленький.

Пока я «лезла на стенку» в предродовой, Роберт сидел рядом и старался чем-то помочь. Доктор принесла большой мяч, сидя на котором не так остро ощущаешь боль.

Получилась «Женщина на шаре». Зрелище менее изящное, чем на картине, зато с чувством.

Ребеночек уже готов был родиться.

Я отупела от боли. С детства не могу кричать, когда больно – становится еще больнее. Ну, природа такая.

Только мысль, что мучаюсь не зря и через несколько минут мы встретимся с новым человеком, рожденным из моей плоти, придавала силы и приглушала боль.

– Ребенок не пройдет, – четко отрезала врач. – Он слишком крупный.

– Но ведь я уже рожаю! – выдохнула я, корчась от боли.

– Нужна операция. Решайте. Мы не можем рисковать. Голова не проходит, – твердо сказала она.

Роберт молча сопереживал.

– Делайте что хотите! Мне уже плевать! Только скорее избавьте меня от боли! – стонала я, царапая стену.

Меня молниеносно переложили на каталку и повезли в операционную.

Я обернулась назад и в закрывающиеся двери истошно закричала: «Роберт!!!»

Врачи сгрудились надо мной, закрыв белый свет. Наркоз быстро растопил мой мозг, и я куда-то полетела.

Последние слова были:

– Не надо резать… Позовите Роберта…

Холод. Ледяной холод. И чужие голоса повсюду.

– Мне холодно, – прошелестела я про себя.

– Она сказала, что ей холодно, – услышала я тихий голос Роберта.

На меня положили несколько одеял.

– Мне холодно, – пожаловалась я снова.

– Налейте кипяток в грелки и приложите к телу, – посоветовал один голос другому.

Тепло медленным блаженством разлилось по организму.

– Она пришла в себя? – спросил у кого-то Роберт.

– Нет, она еще долго будет спать, – ответил другой голос.

В полубессознательном мозгу брезжила какая-то мысль. Что-то я должна была сделать, но не помню, что именно. Наверно, это ЧТО-ТО ВАЖНОЕ. Но что? Я снова уснула…

Мне приснилось, что меня сжигают. Все бегают вокруг, пытаются потушить, а я постанываю, но спокойно стою и жду, что будет дальше.

– Посмотрите, у нее рука дымится, – услышала я сквозь сон.

Кто-то снял обернутую в полотенце грелку и сказал:

– Ой! Это было?

Тут же я услышала спокойный голос Роберта:

– Нет. Этого не было. Вы же видите – на руке пузырь от ожога. Наверно, полотенце отошло.

Сознание немного прояснилось, и я открыла один глаз.

Послеродовая палата. Вокруг суетятся врачи и медсестры. Рядом с кроватью стоит Роберт. Живота нет. Где живот? Мне вдруг показалось, что все они в сговоре между собой, поэтому говорят тихо, передвигаются бесшумно, а лица у всех озабоченные и тревожные.

– Я родила? – спросила я всех сразу.

Пауза. Переглядываются между собой.

– Не волнуйтесь, все хорошо! – отозвался мужчина-врач. Ненавижу, когда меня успокаивают. От этого я начинаю волноваться еще сильнее.

– Я родила?! – настойчиво повторила вопрос.

– Родили, родили. Все хорошо. Отдыхайте, – посоветовал другой врач.

– Покажите ребенка! – попросила я.

И тут внесли сверток. Господи! Вот оно – СЧАСТЬЕ. Маленькая родная мордочка в кульке пеленок. Здравствуй, новая жизнь!

Младенец спал, крепко сжав губки. Личико скукожилось, но щечки значительные. Серьезный и солидный малыш.

– У вас мальчик! – радостно объявила медсестра.

– Я знаю… Я его ждала.

– Очень крупный родился – вес четыре килограмма триста пятьдесят граммов. Рост – пятьдесят три сантиметра. Настоящий мужчина. Поздравляем!

И я, счастливая, снова заснула.

…Проснулась только ночью от запаха роз. Огромные букеты повсюду и даже в вазах на полу. Благодарность мужа. Приятно.

После родов чувствуешь себя Королевой Мира. Потому что Смогла.

Смогла найти своего мужчину. А не воспользоваться чужим.

Смогла забеременеть. Пусть и не сразу.

Сумела выносить.

И родить.

Я – замужняя молодая женщина. С не совсем качественным, но законным супругом. У нас началась новая жизнь с крошечным долгожданным созданием. Ванечкой. А о прошлом: или хорошо, или никак.

Малыш получился настоящим Иваном. Белобрысый, богатырского сложения, белокожий и капризный.

На следующий день к нам приехали Лена с бабушкой.

Главврач лично принесла Ванечку в рубашечке и, высоко подняв, поднесла к лицу Роберта.

– Похож? Одно лицо! – с восторгом объявила доктор.

Ванька кряхтел и смешно пускал слюнки, а обе ручки держал поднятыми вверх, как будто «сдавался».

Наши лица сияли радостью. Родился здоровый ребеночек, с крепкими ножками, ручками – образцовый бутуз.

Ванечку положили рядом со мной, и Лена, очарованная настоящим живым братом, вложила ему в крошечную ручку свой палец. Малыш тут же схватил Ленку за палец, и все поощрительно засмеялись.

– Молодец! Как ты такого огромного выносила? – удивлялась мама. – Мужу какой подарок сделала – на тебя-то мальчик не очень похож, – в своем стиле оценила мои достижения мать.

– Главное, что здоров. А на кого похож, для мальчика не важно. Важно, чтобы хорошим человеком вырос, – любовалась я своим малышом.

Роберт до вечера был с нами, кормил меня, рассказывал будничные новости, а, уходя, с любовью посмотрел на запеленутого серьезно спящего Ивана и сказал:

– Спасибо, что ты дала мне этот шанс. Я буду лучшим отцом на свете – вот увидишь. Отдыхай, моя девочка, ни о чем не думай. Тебе больше не придется за меня волноваться. Вы с Иваном самое дорогое, что есть у меня в жизни. С этой минуты, если я хоть раз напьюсь или пойду играть – можешь уйти и больше мне не верить. Спасибо, любимая, ты настоящая женщина.

– Стоило мучиться, чтобы услышать такие слова, – обрадовалась я. – Завтра должно молоко прийти. Не забудь принести аппарат для сцеживания, сгущенку и свежий творог. По всему видно, малыш любит поесть. Будем сиськи растить, чтоб не похудел.

– Конечно, весь в папку, – обрадовался Роберт. – Вспомнишь что – позвони, я с утра на рынок помчусь и сразу к вам.

Муж нагнулся ко мне, и первый раз за долгое время я разрешила себя поцеловать.

– Иди, иди, от греха подальше, – смутилась я, почувствовав, как соскучилась.

Роберт заерзал и оглянулся на дверь.

– А дверь не закрывается? – с надеждой спросил он.

– Я не знаю – ты первый спросил, – ответила я.

– Какая ж ты вредная, Мышь! – ревниво сощурил глаза Роберт.

Я попыталась приподняться, но шов внизу живота болью напомнил о себе, и я со стоном опустилась обратно на подушки.

– Ладно, Мышак, завтра что-нибудь придумаем. Не могу же я оставить тебя в «таком состоянии», – игриво пообещала я.

– Не шустри. Я буду терпеть, сколько надо. Ты ж меня знаешь – я верный и преданный.

Роберт ушел, спящего Ваньку увезли в детскую, а я лежала и думала: «Все-таки я счастливая!»

Лауреат Нобелевской премии мира Альберт Швейцер сказал: «Счастье – это хорошее здоровье и плохая память».

Рано утром меня разбудила взволнованная детская няня.

– Пойдемте, пожалуйста, в детскую. Не могу справиться с вашим мальчиком.

Из детской доносился истошный крик сына.

Я поспешила за няней, придерживая рукой низ живота.

– Всю ночь плачет, никак не могу его успокоить. Все дети спят, а он плачет, – жаловалась детская няня.

– Может, он есть хочет? Вы не кормили его? – озадаченно предположила я.

– Ой, да кормила, два раза кормила. Плачет – и все, – расстроенно повторяла женщина.

Иван лежал в прозрачной пластиковой люльке на колесиках. Рядом с ним в просторной детской лежали еще восемь таких же крошечных новорожденных.

– Ничего, что я зайду? – остановилась я в нерешительности на пороге комнаты.

– Заходи, заходи, у нас мамочки, если я куда-нибудь отхожу, сами на кормление забирают детишек.

Иван лежал весь красный от крика. Он не замолкал ни на секунду. Я просунула палец под тугую пеленку. Его тельце вспотело, но температуры не было.

– Вызовите педиатра, – велела я перепуганной няне.

Через несколько минут в мою палату вошли три детских специалиста.

Педиатр распеленала сынишку и начала подробно прослушивать и осматривать его.

Она прощупывала каждый сантиметр его небольшого тельца и все время удовлетворенно хмыкала.

Внезапно она нахмурилась и низко наклонилась к его правой ручке.

– Посмотрите, – тихо сказала она коллегам.

Все трое склонились над мальчиком и стали взволнованно переговариваться.

– Что с ним? – боясь ответа, жалобно спросила я.

Доктор несколько раз приподняла ручку ребенка. Та безвольно падала на матрас, в то время как левая ручка торчала упругой пружинкой.

Доктора молчали и старались не смотреть мне в глаза.

– Что вы молчите? Вы можете наконец сказать, что с моим ребенком?! – возмутилась я.

Педиатр развела руками и растерянно пробормотала:

– Я предполагаю, что у него сломана рука…

Я опешила. Ведь только вчера его осматривали врачи, и все было в порядке?! Что могло произойти за одну ночь?

– Я не понимаю… Объясните мне. Если б перелом произошел при родах, он бы плакал все время. К тому же на другой день главврач показывала ребенка моим родственникам, и обе ручки торчали абсолютно здоровые?!

– Мы тоже потрясены… Точный диагноз может быть только после рентгена. Вам надо завтра прямо с утра поехать в Филатовскую больницу и сделать снимок ручки…

– С двухдневным ребенком?! Чтобы он там подхватил инфекцию? Или простудился по дороге? У вас что, в роддоме нет рентгена?

– Нет…

Доктор упорно смотрела только на мальчика, боясь встретиться со мной взглядом.

– Пригласите хирурга сюда, в конце концов. Вы же знаете, что я после кесарева…

– Мама! Это ваш ребенок, и ему нужно сделать снимок. И как можно быстрее, – резко вступила в разговор более пожилая доктор.

– Я НИКУДА не поеду. Решайте эту проблему как хотите. В стенах вашего роддома с моим здоровым ребенком происходит НЕЧТО, что мне никто не может объяснить.

Я еле стояла на ногах. Болел шов, тряслись ноги. От бессилия хотелось плакать и курить.

– Разговаривайте с моим мужем. Пусть он решит, что делать, – объявила я и снова легла в койку, дав понять, что разговор закончен.

Роберт приехал в роддом рано утром.

Ванечку собирали всем отделением. Нянечки закутали его в несколько пеленок и в два теплых одеяла. У кого-то из рожениц нашлась теплая шапочка, и наш родной «кулек» отправился в первое в своей жизни путешествие.

От роддома в помощь мужу отправили одну из женщин-педиатров, ту, что сочувствовала больше других.

Главврач, принимавшая у меня роды, непрерывно заходила ко мне в палату, чтобы узнать результат рентгена.

К полудню позвонил Роберт и чуть живой от усталости сообщил, что они все это время сидели в «живой» очереди – их никто не пропустил вперед. Сейчас они ждут результата снимка.

Заключение хирурга повергло в шок всех.

«Косой перелом правой плечевой кости».

И добавил от себя:

– Скорее всего, травма механическая. Подмывали ребеночка, стал выскальзывать, поймали за ручку – неудачно… При кесаревом в этом месте (посередине кости) переломов не бывает. Ключица – да, случается вывих, но такой случай у меня впервые.

Главврач Елена Петровна вошла ко мне белая, как ее шапка.

Я закрылась от нее рукой, чтобы не были видны слезы.

– Поверьте – я ничего не понимаю! Когда мальчик рождался, он просто выпрыгнул мне в руки, даже тянуть не пришлось. Вы же видели, когда приходили ваши близкие, он держал обе ручки одинаково поднятыми. Я понять не могу, что могло произойти. Мы уже опросили дежурную нянечку, она сказала, что не роняла ребенка.

Я горько усмехнулась:

– А вы думали, что она начнет каяться?! Она потеряет работу, ее затаскают по судам, репутация роддома будет запятнана, потому что здесь калечат здоровых детей?! Вы действительно думаете, что кто-нибудь сознается?!

– В любом случае вся ответственность за то, что здесь происходит, лежит на мне. Меня и наказывайте.

– Не надо героизма. Я хочу знать, что произошло с моим ребенком. Проведите расследование. Вы нормально приняли у меня роды. К вам вопросов у меня нет. Ребенок был здоров. Что у вас здесь происходит?!

– У меня есть подозрение, но оно ужасное. Надеюсь, что я ошибаюсь. Завтра мы возьмем у мальчика один анализ.

Главврач сочувственно пожала мне руку и вышла из палаты.

Иван лежал в люльке в первой в своей крошечной жизни боевой повязке. Гипсов таким крохам не делают, косточки срастаются при правильном положении фрагментов плечевой кости.

Чтобы тельце под повязкой не прело, я пальцем тихонечко смазывала ему маслом подмышки и грудку.

Он уже не плакал и с удовольствием сосал мое молоко, которого было очень много, несмотря на переживания.

Анализ на хрупкость костей (ведь именно это подозревала главврач) дал отрицательный результат.

Елена Петровна радостно сообщила мне об этом и даже вытерла шапкой вспотевшее от переживаний лицо.

– Я всю ночь читала медицинские справочники в поиске подобных случаев. И не нашла. Опросила коллег – тоже никто с подобным не сталкивался. Ничего не понимаю.

И врач развела руками.

Я молча выслушала ее, думая:

«Мне главный гинеколог Москвы рекомендует больницу. Роды принимает главврач – специалист с большим авторитетом. Мы заплатили за эти VIP-роды немалые деньги, в конце концов. В результате в послеродовой палате мне сжигают кожу на руке так, что остается шрам, а здоровому ребенку при загадочных обстоятельствах вообще ломают руку. Как же рожают те, что без блата? На авось?»

И вслух:

– Спасибо, что хотя бы жива осталась…

На следующий день рано утром ко мне вошла другая доктор, постарше. Та, которая была при обнаружении травмы.

– Скажите, мама, а вы когда кормили ребенка, не роняли его?

«Сука», – подумала я про себя. Хотя надо было вслух.

– Увы. Этот номер у вас не пройдет. Молоко пришло только на третий день, а травма случилась с первого дня на второй. И в ту ночь ребенок находился в детской под присмотром няни.

– Няня сказала, что ребенок у нее не падал и в детскую никто из посторонних за время ее ночного дежурства не заходил.

Я удивленно вскинула брови:

– Да неужели?! Она лично мне говорила, что в момент ее отсутствия мамы сами разбирают своих детей на кормление. Это значит, что ЛЮБОЙ человек с дурными намерениями может иметь доступ в святая святых – к новорожденным детям. И никто ему не воспрепятствует, достаточно надеть медицинский халат.

– Да, в определенные часы перед сдачей ночного дежурства няня действительно уходит на другой этаж. Тогда ее заменяет помощница! – защищала персонал врач, злобно чеканя слова.

– Вранье! Она была одна. И ребенок начал плакать именно ночью, после смены подгузника. Пригласите ее – пусть она при мне все расскажет.

Врач облизала тонкие губы и, глядя в сторону, буркнула:

– Ее перевели на другой этаж…

– Калечить других детей? – предположила я. – Почему вы ее не уволили? Вина не доказана? Она и не будет доказана – ведь каждый трясется за свое место. Только ЧУДЕС не бывает! Не может быть так, чтобы я вечером отдала здорового крепко спящего малыша, а утром получила рыдающего и с переломанной рукой!

На другое утро двери моей палаты шумно распахнулись, и в палату вошли… Марк Анатольевич Курцер и главврач Елена Петровна.

Я еще не успела привести себя в порядок и растерянно села на кровати, вся растрепанная и опухшая от слез.

– Рассказывайте, что у вас тут стряслось, – спросил Марк Анатольевич, с интересом разглядывая меня.

Он выглядел великолепно. Отдохнувший после отпуска, холеный мужчина по-прежнему источал тонкий аромат дорогого парфюма.

Я же была уже без живота, но опять не в форме. Нет, точно не судьба. Да что же это такое?..

Выслушав мои жалобы, он пообещал разобраться.

Мы с Ванечкой пролежали в роддоме три недели, периодически наведываясь на консультации к главному детскому хирургу Москвы В.П. Немсадзе.

Это не врач, а – бог. Настоящий доктор Айболит. Добрый, внимательный, порядочный. Узнав его, мы поняли, что значит действительно любить свою профессию и детей. Студенты его обожают. А его нельзя не любить. Посмотреть хотя бы, как он осматривал Ивана, как ласково двигались его волшебные руки, когда он разворачивал пеленки, как брал ребенка на руки и разговаривал с ним.

И меня вдруг осенило.

Какое зло и трусость могут сравниться с силой доброты и чуткости…

В плохом всегда можно найти что-то хорошее. Мы узнали замечательного доктора Немсадзе. Я поделилась этой радостью со всеми своими друзьями. Теперь их жизнь тоже обогатится, ведь нужно кому-то в этой жизни верить.

А администрация роддома № 10 выдала нам исчерпывающую бумажку:

«Мы надеемся на ваше правильное отношение к объективно сложившимся обстоятельствам и приносим свои извинения».

Там, где нет Совести, всегда найдется грамотная формулировка…

Взращивание младенца – это ежеминутный героический труд, когда папа вдруг начинает, как подорванный, работать, а жена смертельно уставать, ухаживая за ребенком дома.

Ванечка оказался на редкость требовательным малышом. Слово «требовательный» услужливо подсказала мне врач-педиатр Галочка. Это звучит мягко.

За ночь малыш просыпался раза четыре и криком требовал молока. От соски он отказался, как настоящий мужчина. Когда я пробовала запихнуть ее, чтобы хоть немножко поспать, Иван снайперски выплевывал ее через всю комнату. Жизнь сузилась до кормления, сцеживания и сна урывками. Роберт объяснил, что ему надо высыпаться, и сбежал в другую комнату.

Моя раздраженная хроническими недосыпаниями тень иногда успевала спускаться на первый этаж, быстро поглощать еду и тут же стремительно снова бежала наверх. И так круглые сутки.

Современная чудо-техника позволяет нынче наблюдать родное чадо по телевизору из любой части дома или большой квартиры. Любые капризы за ваш счет. Только рожай. Сопящие экраны стояли у нас везде – даже в туалете.

Иван показал, кто в доме хозяин.

Собака Лорд, среднеазиатская овчарка, была переведена на другую сторону дома. Потому что лаяла. Иван унаследовал от меня чуткий сон и с плачем просыпался на каждый шорох.

Весь дом перешел на цыпочки.

На прогулке в саду мальчику нравилось, чтобы его долго укачивали. Когда коляска останавливалась, он в то же мгновение удивленно открывал глаза и недовольным кряхтением предупреждал о грядущем плаче.

Чужих людей сын не переносил. Увидев, что приближается кто-то незнакомый, приторно сюсюкая, Иван издавал такой стенобитный вопль, что опозоренный гость тут же исчезал.

Я, как настоящая чудо-мама, самоотверженно отказалась от нянь, решив, что за таким маленьким лучше ухаживать самой. Роберт, глядя на меня с умилением, через месяц даже поинтересовался, когда можно рожать снова.

Вообще поведение мужа вызывало восхищение. Он, как и обещал, перестал посещать казино и употреблять алкоголь. Правда, выяснилось, что все эти годы муж скрывал фанатичную любовь к своей работе – его ежедневное присутствие там оказалось просто необходимо.

Большинство мужчин не знают, что делать с маленькими детьми, и стараются подольше отсутствовать дома. Раздражает плач, не привыкли отказывать себе в удовольствии поваляться на диване перед телевизором, да и с грудничком не поиграешь, не поговоришь. Винить их в этом не стоит. Они любят как умеют.

Муж уезжал рано утром и возвращался аккурат к вечернему купанию. Ванечку он любил мыть сам.

Кстати, мужчины замечательно моют детей! Лучше женщин. Так трепетно, аккуратно, промывая каждый пальчик крохотных ножек и ручек. С прибаутками, присказками и поцелуйками. Загляденье!

Воскресенье муж целиком посвящал нам, и мы дружной колясочной семьей отправлялись гулять далеко в лес. Впереди бежали громоздкий Лорд и толстый смешной Батон. Папа вез коляску, а Ванечка самозабвенно спал, подсасывая нижнюю губу.

Наверно, это и есть настоящее Женское счастье.

Все дома. Мир, тишина и покой… Живи да радуйся.

Но психологи знают, что рождение ребенка – это настоящее испытание семьи на прочность.

Нужны терпение, снисхождение и реальная помощь.

То, что врачи называют послеродовой депрессией, на самом деле есть обыкновенная усталость.

Через месяц бессонных ночей я не выдержала и попросила Роберта поделить ночные дежурства. Одну ночь не сплю я, другую – он. Причем в его смену мне все равно пришлось бы вставать, но хоть три часа я бы урвала.

– Что ты меня дое…ваешься! – не своим голосом вдруг завопил собиравшийся на работу муж. – Раньше ты страдала, что я якобы алкоголик. Я бросил! Что тебе теперь надо?! Ты хочешь, чтобы я на нервной почве начал пить?!

Я позвонила маме. Ей бальзам на душу доучить меня жить.

– Человек, резко бросивший пить, как правило, становится резким, раздражительным и даже озлобленным. Не трогай его. Пригласите лучше няню, – мама всегда почему-то поддерживала сторону моих оппонентов. Особенно она любила брошенных и разлюбленных…

Все происходило по традиционной схеме.

Сначала мама восхищалась каким-нибудь молодым человеком и печально констатировала факт: «Он тебе не по зубам, девочка!»

Задача была поставлена. Во мне включался дух соревнования.

Через некоторое время молодой человек объяснялся мне в любви и делал предложение.

Но именно в этот момент мама вдруг определяла, что он ногтя моего не стоит, что я позорю фамилию и род.

– Никого хуже ты не могла привести в дом! – с ужасом отвергала мой выбор мама.

Я сопротивлялась и напоминала, что недавно она находила его весьма привлекательным.

– Мучной червь! Не говори мне больше о нем! Он глуп и необразован! – Мама умела подобрать такие названия, что от любви ничего не оставалось.

Следующий кавалер должен был понравиться маме – он был «умен и начитан».

До глубокой ночи они проговорили на кухне о политике, последнем номере «Новой газеты» и о философии в произведениях Коэльо.

Я не вмешивалась в разговор и тихо уснула в другой комнате.

– Не трогай его. Он тебе не нужен. Хороший человек – что он тебе сделал? – одобрила маргинала мама.

Гению пришлось отказать:

– Мама считает, что я тебя недостойна. Не вижу причин расстраивать мать.

Я еще несколько раз делала попытки заручиться материнским благословением на брак, но все попытки потерпели фиаско.

– У него лицо похоже на непрожаренный блин.

– Неглуп, но убог.

– Ты действительно считаешь, что с этим Позором можно показаться на людях?!

– При такой внешности он должен быть очень хорошим человеком…

Соседка по лестничной клетке подсказала выход:

– А ты не знакомь их с мамой! Пусть это будет Твой личный выбор. К тому же некого винить будет, если ошибешься.

Роберта мама увидела впервые, когда было уже поздно.

Перешагнув этап восхищений, мама его сразу «вознелюбила».

– Вырождаемся, – глубокомысленно констатировала мать и надолго обиделась.

Конфликт с мужем быстро восстановил в моей памяти прошлые переживания. Трезвый Роберт оказался немногим лучше пьяного. Та же история, только без запаха.

Оказалось, что периодические возлияния были в чем-то даже выгодны. Например, пьяный Роберт был значительно щедрее Роберта трезвого. Наутро, правда, он всегда сетовал на свою расточительность, но что упало, то пропало. Трезвый Роберт не всегда торопился вовремя выплачивать работникам зарплату, что уж тут говорить про собственную жену.

В казино после выигрышей тоже случалось получить от милого несколько поощрительных фишек. Без энтузиазма, но и без стресса…

Можно быть успешной бизнесвумен, можно быть суперзвездой и получать высокие гонорары, но когда твой мужчина, которому ты доверила свою жизнь, позволяет тебе содержать себя так, как ты этого хочешь, балует тебя – это и есть настоящая забота. Это очень приятно!

Учитывая, что после родов концертов было мало, я оказалась целиком во власти душевной щедрости любимого мужа.

Законная жена, да еще и после родов – не самая интересная тема для капиталовложения.

Единственный раз за три месяца я вырвалась в салон красоты, чтобы сделать прическу. В салон впархивали и выпархивали красивые ухоженные девушки и дамы. Они источали свежесть и независимость.

«Скорее бы прийти в себя и начать работать», – с легкой завистью подумала я.

В тот же вечер дочка Лена напомнила, что завтра они с классом уезжают на экскурсию в Питер.

– Ты проводишь меня на вокзал? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Лена.

Роберт хмуро произнес:

– Я провожу тебя сам.

Я представила, как «крутой» Роберт ставит машину на стоянку возле Ленинградского вокзала. Потом берет мою девочку за руку и быстро проводит через сутолочную, грязную и пьяную площадь внутрь зала. Там, возле памятника Ленину, он знакомится с сопровождающими педагогами и спокойно стоит вместе с другими родителями, пока не начнется посадка на поезд.

«Ты не только наивна, но еще и глупа!» – непременно сказала бы моя мама. Отвратительные краткие прилагательные. Как будто кнопкой к стене пришпиливают. Но она, как всегда, права.

Скорее всего, Роберт просто высадит Лену возле площади, и, напуганный ночным привокзальным отребьем, ребенок пойдет к поезду один.

– Роберт, я поеду с вами.

– Ты останешься с ребенком! – приказал Роберт.

Как будто Лена не ребенок… Ребенок – просто не его.

– Завтра приезжают на выходные твои родители. Они с удовольствием посмотрят за Ванечкой пару часов. Тем более он будет уже спать.

Трезвый Роберт – это звучит непоколебимо. Целых три «р».

На другой вечер я просто села в машину вместе с Леной, и Роберт молча, но зло повез нас на вокзал.

– Я сейчас, только Ленку провожу, – бросила я мужу, вылезая из машины.

На улице было очень холодно. Несмотря на март месяц, мороз был градусов двенадцать. Мы с Леной, быстро миновав стремных привокзальных обитателей, юркнули внутрь здания.

– Мама, иди обратно, не жди посадки, – предложила вдруг Лена. – Видишь, какой он злой сидел, лучше возвращайся к нему быстрее.

Возле памятника в центре зала уже собралась дружная толпа учеников колледжа и их родителей. На одного ребенка – по два, а то и по три родственника. Никто не ссорится, не мечется, стоят себе спокойно, разговаривают, смеются…

Подружки обступили Лену, и девчонки сразу заговорщицки защебетали, выясняя, кто опаздывает.

Я со спокойной душой вышла на улицу.

Ледяной ветер пронзал насквозь. Тонкая стильная шуба, увы, рассчитанная только на езду в автомобиле. Да еще и перчатки забыла дома, эх…

Я подошла к стоянке. Машины не было.

Я прошла вдоль дороги, предполагая, что Роберт переставил автомобиль. Но он как сквозь землю провалился…

– Алло, ты где?! – удивленно спросила я мужа, когда он поднял трубку.

– Я уже подъезжаю к Назарьеву.

– Как???

– Ты захотела проводить дочь, вот и провожай ее, – был ответ.

Я решила, что он шутит. Стоит себе где-нибудь за углом и прикалывается.

– Малыш, мне через час нужно кормить Ваньку. И мне очень холодно. Кончай разыгрывать, я ведь могу грудь простудить…

Но в трубке отчетливо был слышен шум дороги. Роберт всегда курил на скорости с открытым люком.

Ясно, что он не шутит.

Холодно. И резкий ветер. Темень и вокруг какие-то сомнительные типы. Не страшно, просто противно. Тошнит, глядя на эту публику.

Бояться-то нечего. Денег нет. Ведь я даже сумку не взяла. Хорошо хоть мобильный захватила.

– Алло, Яш, ты в Москве? – срывающимся голосом прокричала я в трубку.

– Да. Случилось что? – догадался друг.

– Можешь забрать меня сейчас с Ленинградского вокзала?

– Через пятнадцать минут буду. Только я не один. Ничего?..

Страшно захотелось курить. Нельзя, но если сцедить испорченное молоко, следующее будет чистое. На любое правило – свои исключения. А что делать?

Возле метро публика была приличней. Я выбрала глазами мужчину в очках и попросила сигаретку. Он молча протянул мне «Кент», дал прикурить и отвернулся. Ровно, без эмоций.

«Наверно, ждет кого-то, – предположила я. – Может, заговорить с ним? Вдруг мы случайно окажемся двумя одинокими душами и вспыхнет безумный роман. Нет, безумного не надо. Просто тихий и спокойный. Он меня спасет, а я его».

Мужчина отошел к ближайшему столбу и помочился.

Я зашла в метро и встала под струю горячего воздуха.

Грудь распирало молоко. Лифчик промок насквозь – хоть выжимай. Еще немного, и промокнет шуба.

Яшка приехал через двадцать минут. В машине сидела его очередная девушка.

– Познакомьтесь, это Мисс «Бриллиант России», – представил Яша спутницу.

Девушка была худенькая и светлая, как из мрамора. На вид лет восемнадцать. Дурочка…

– А разве есть такой конкурс? – из благодарности поддержала я тему, устраиваясь на заднем сиденье.

– Теперь есть. Это все ради нее, моей красавицы. И конкурсы, и бриллианты, и весь мир у ног, – воодушевленно излагал Яша, усаживаясь за руль.

Девушка, слава богу, была анемична. За всю дорогу она не проронила ни слова.

Я рассказала Яшке все, что случилось, как будто мы были одни…

…Подъехали к моей родной квартирке на «Аэропорте».

Яша оставил девушку в машине, и мы поднялись ко мне.

– Вот что, дорогая моя подруга, – неожиданно резко сказал Яков, пройдя на кухню. – Тебе сваливать надо. И как можно быстрее.

Я молча слушала, сцеживаясь в ванной. Все белье мокрое и холодное, грудь разрывается от боли и ребенок не кормлен.

Родители Роберта дали Ивану смесь в бутылочке? Или меня ждут? А вдруг он после искусственного кормления откажется от груди?

– Яш, что делать?! Сейчас время кормления – может, нам поехать туда? – спросила я через открытую дверь.

– Чтобы он прибил нас обоих? Нет уж. Я тихий еврей на пенсии и на подобные подвиги не способен. Ты ж красивая баба – я тебя не понимаю! Давно бы уже завела себе хахаля! У меня все друзья на тебя облизываются. Не валяй дурака, найди себе отдушину, если с ним не хочешь расходиться. Только рано или поздно все равно тебе придется от него уйти. И хорошо, если рано, а не поздно будет. Он опасен. Ты не видишь – я это вижу. Говоришь, на почве пьянства издевался? Ну, а сейчас что скажешь? Сейчас-то он не пьет!

Яша разнервничался и курил одну сигарету за другой.

– Яш, скажи, пожалуйста, что ты меня любишь, – тихо попросила я, стоя в дверях ванной.

– Неужели тебе настолько плохо?.. – иронично и немного горько усмехнулся Яша.

– Да…

– А это не повредит нашей дружбе? – уточнил Яша, медленно подходя ко мне.

– Мухи отдельно – котлеты отдельно… Ты же занимаешься благотворительностью? Считай, что это тот случай…

Яша обнял меня и прошептал на ухо:

– Об этой минуте я даже не мог мечтать… Я всегда любил тебя, девочка, да ты и сама это чувствуешь…

Про девушку в машине как-то все забыли…

Роберт позвонил на мобильный, когда я уже провожала Яшу в прихожей.

– Ты где? – поинтересовался строгим голосом муж.

Яша приложил палец к губам и провел рукой по воздуху уровни – ниже, ниже, ниже…

– На «Аэропорте», – спокойно ответила я.

– Сейчас за тобой приеду, – сообщил он решительно.

Настроение значительно улучшилось.

У женщины так мало способов защититься от унижений и страданий. И если хоть один сработает, считай, победила.

«Не можешь справиться с ситуацией – измени свое отношение к ней» – опять вспомнилось золотое правило.

Я и изменила отношение.