Концерт проходил на ближней даче Сталина, рядом с Кутузовским проспектом.

Отмечали юбилей одного из начальников Главного управления делами президента.

Народу было много. Узнаваемые политики, как голливудские звезды, привлекали всеобщее внимание. Чиновники средней руки осанисто прогуливались по дорожкам с серьезными лицами, обсуждая свои важные проблемы. Журналисты и телевизионщики сновали между гостями, охотясь за известными персоналиями. Артистов тоже было много – для нас накрыли отдельный стол в ресторане-шатре. Там же находилась и сцена с танцполом.

Особого желания выступать на дне рождения у меня не было. Еще полная после родов, без любимого колорирования и прически, внутренне я не была готова к безудержному веселью, пусть даже и показному. Но главный режиссер этого мероприятия так уговаривал, что пришлось уступить.

– Заказчики просили Тебя. Хотя бы минут на пятнадцать! Быстро выступишь и уедешь, если не захочешь остаться.

– Ладно. Не плачь. Приеду… Только не уговаривай потом еще сидеть за столом, – капризничала я, соображая, как одеться, чтобы скрыть лишние пять кг и вместе с тем выглядеть соблазнительно.

Мы приехали вместе с Любушкой. Свой позитивный настрой она щедро распространяет на всех без исключения – энергичная, остроумная и жизнерадостная. Хочешь не хочешь, в пляс пустишься…

Закончила выступать Юля Началова, Антон Макарский спел свою знаменитую «Belle», а после него свои поздравления отпела и я.

Едва успела сойти со сцены, ко мне в ажиотаже бросилась Любочка.

– Ты видела мужика за столиком напротив? Он глаз от тебя не отрывал! Мне уже все рассказали – он давний твой поклонник и мечтает познакомиться! – взволнованно зашептала она.

– Я что, каждого разглядываю?.. Танцуют, аплодируют, народу весело – и слава богу. Значит, все хорошо, – без особого энтузиазма отреагировала я.

– А теперь главное: ты знаешь, кто это?

– Нет. Поехали домой. Роберт вопить будет, что задержалась…

– Дурочка! Это третий человек в государстве! Это же Степан Павлович, – и она назвала фамилию очень известного политика.

Я удивилась. Не более. Но на стол оглянулась.

– Позвольте вам представить… – режиссер программы бежал впереди двух солидных мужчин. Одного из них я узнала. Его часто показывали в новостных передачах и в «Парламентском часе».

– Степан Павлович, – представился политик и галантно поцеловал мне руку.

Интересный, невысокого роста, на вид лет сорок – сорок пять, похож на Роберта де Ниро, только без родинки. Глаз умный, чуть ироничный с прищуром, в зубах сигара, одет в черный свитер и черные брюки. На руке дорогие часы, модные очки в золотой оправе и запах… Завораживающий запах богатства, власти и свободы выбора.

Режиссер и Люба куда-то исчезли, и мы остались втроем.

– Я здесь на аукционе приобрел картину – вы не могли бы на ней расписаться? – попросил Степан Павлович и протянул ручку, усыпанную бриллиантами.

– Так нельзя… Не я ее писала, не мне и расписываться, – смущенно отказалась я. – Лучше я подарю вам свой календарь и на нем распишусь, – предложила я находчиво.

– Я согласен! Только на картине распишитесь тоже. – Он не привык, чтобы ему возражали.

– А два календаря у вас не найдется? – кокетливо спросил приятель Степана Павловича. Он был молод и хорош собой. Близко посаженные глаза выдавали в нем большого любителя дамского пола.

– Ну, естественно! Только у меня они в машине. Если ваши помощники сходят со мной…

– Нет. Я сам с вами схожу.

И Степан Павлович решительно направился к выходу.

На улице он помог открыть багажник, чтобы я не запачкала руки, аккуратно собрал в стопку разметавшиеся календари и сложил их в пакет.

– А расписаться? – напомнил он, перелистывая мои изображения. И снова протянул ручку.

Я вывела привычную надпись: «С большой симпатией». Задумалась над второй…

– Напишите «Андрею», поставьте подпись. И хватит с него, – с притворной ревностью и улыбаясь, сказал Степан Павлович.

Мы медленно пошли по дорожке обратно к шатру-ресторану.

– У вас бывает свободное время? – спросил он.

– Боюсь попасть в глупое положение: отвечу – бывает, а вы скажете: «А у меня нет».

Степан Павлович рассмеялся.

– На самом деле редко выдается свободный час, но чтобы увидеть вас снова, я его найду… У меня к вам есть одно предложение. Дело в том, что я коллекционирую живопись и старинные книги. Насколько мне известно, вы тоже интересуетесь искусством. На днях мне доставили несколько полотен. Мне хотелось бы с вами посоветоваться, какие из них приобрести. Это возможно?

– Конечно. Только сразу предупрежу: я предпочитаю маринистов, а не портретистов. Даже если портрет – шедевр, он все равно меня настораживает вторжением в мой дом чужой судьбы. Суеверие, наверно…

– Удивительно, но я тоже настороженно отношусь к портретам. Пейзажная живопись – вот это мое. Постоишь возле нее несколько минут и уносишься мыслями в романтический вечер. Хмельной морской воздух, красное небо готовится к сумраку, тихая рябь воды и любимая женщина рядом. Босая, простоволосая, ласково смотрит на тебя карими глазами…

Голос мужчины звучал мечтательно-тихо и нежно.

От него веяло родным.

Я вдруг почувствовала себя в другом измерении. Будто бы с этой минуты может начаться совсем иная жизнь. Спокойная, размеренная, полная взаимного доверия и уважения друг к другу. С общими интересами и пониманием искусства, с обязательными обсуждениями прочитанного на ночь. Я буду слушать его и впитывать каждое слово. Вечерами, когда он будет задерживаться на работе (а не в казино), я буду тряпочкой осторожно снимать пыль с его бесценных фолиантов. Господи, какая я дура! Ведь у него наверняка выставлен специальный климат-контроль в библиотеке. И специально обученные уборщицы с гарвардским образованием.

Да о чем я вообще?! Очередной богатый поклонник, известный политик опутывает меня красивыми словами, за которыми только одно: уложить в кровать и потом с удовлетворением тыкать пальчиком в телевизор в перерывах между заседаниями. А я уже уши развесила…

– Извините, но мне пора, – с достоинством произнесла я.

– Конечно, конечно… Могу я вам позвонить? Мой офис находится возле Кремля – небольшой старинный особняк. Его историю я расскажу при встрече. Там у меня находится часть коллекции. Приглашаю вас на экскурсию… через неделю. Завтра я улетаю. Вернусь, и, надеюсь, мы встретимся. Ваш муж не будет возражать?

Только я собиралась его помучить, придумав, что всю неделю буду занята, а он вклинился со своим отъездом…

– Мой муж не ревнив, – нагло соврала я.

За неделю я успею его уже забыть и снова приобрести душевное равновесие. И «неревнивому» мужу не будет повода «не ревновать».

Степан Павлович снова протянул мне драгоценную ручку.

– Я уже расписалась, – напомнила я.

– Это вам на память. Чтобы каждый день вспоминали обо мне.

Еще минуту мы стояли и молча смотрели друг на друга.

Обоим было неловко, потому что не хотелось расставаться…

Степан Павлович, как и обещал, позвонил ровно через неделю.

В этот день я была расстроена одной статейкой, написанной в дружественной мне газете, о том, что после родов я поправилась и выгляжу не так, как раньше.

«Козел! – думала я про журналиста. – Порожай с мое! Ведь и полгода не прошло… Не надо было ехать на тот концерт. А может, он меня заснял на открытии рублевской „Веранды „Дача“?“

Сколько бы ни было похвальных статей, всегда запоминается именно критика.

Полезли комплексы. Какие ухажеры, какие поклонники – сиди дома и радуйся, что Роберту ты нужна любая. И чем хуже я выгляжу, тем ему лучше.

Степан Павлович предложил два варианта встречи: сегодня вечером с семи до восьми или завтра днем, во время обеда.

Я, не раздумывая, поехала сразу. Надо же за счет кого-то повышать свою самооценку. Пара комплиментов – и я снова в порядке.

Мой муж никогда не был расточителен на похвалы. Только однажды, в самом начале нашего романа, когда я собиралась на концерт, он сказал, задумчиво глядя на меня:

– Дать бы тебе в рожу, чтоб не была такой красивой…

Больше я не ждала от него слов восхищения.

Старинный трехэтажный особняк, в котором размещался офис Степана Павловича, действительно находился практически рядом с Кремлем.

Для удобства в нем сделали лифт, а этажи соединяла кружевная винтовая лестница, покрытая позолотой.

Стены коридоров украшали огромные картины, а по углам в нишах красовались мраморные скульптуры.

Секретарша сразу проводила меня на третий этаж, где находилась библиотека. Степан Павлович был занят посетителем и по коммутатору отдал распоряжение организовать мой досуг, чтобы я не заскучала.

А скучать бы и не пришлось! Такой библиотеки в частных домах я еще не видела. Здесь можно было провести полжизни и умереть одухотворенной.

Подлинники старинных рукописей, книги с автографами великих русских писателей прошлых веков. Черновики Есенина, Бунина, Горького… Первое издание басен Крылова, своды царских законов, первые энциклопедии… Это только то, что я запомнила и сумела прочитать на корешке. Большинство книг было написано на старославянском языке, и дальше одной-двух фраз я не смогла продвинуться.

Пока нежданный посетитель бессовестно пожирал мое время, я, охая и ахая, рассматривала корешки реликвий. Некоторые из них были настолько стары и ветхи, что до них было страшно дотронуться, не то что перелистывать.

Одна такая книга могла стоить целое состояние. И человеку, у которого их целая библиотека, конечно, только и остается, что мечтать о простоволосой босоногой девушке, доверчиво глядящей на него карими глазами. Все остальное у него уже есть…

Степан Павлович, извиняясь, зашел в библиотеку и сел рядом со мной на старинный диван из толстой черной кожи. По моим воспоминаниям из букваря, у Ленина был такой.

– Ознакомились с моим страстным увлечением? – просто спросил Степан Павлович.

– Я потрясена. Неужели возможно знать историю каждой книги – ведь здесь их целая коллекция! – обвела я глазами комнату, с четырех сторон до потолка заполненную стеллажами книг.

– Ну, нет, конечно, не знаю. Многие еще не успел прочитать. Некоторые шестнадцатого-семнадцатого веков написаны церковно-славянским шрифтом и самому без помощника здесь не справиться.

– А как же вы их выбираете, если не знаете, о чем там речь? – наивно спросила я.

Степан Павлович ответил совершенно серьезно:

– Мне советуют специалисты. Сам я не езжу на аукционы, когда начинаются торги, мне звонят по телефону… Конечно, знакомят меня с содержанием книг и рукописей, объясняют, какие из них являются особой библиографической редкостью.

Степан Павлович встал и подошел к одному из стеллажей.

– Вот, к примеру, на этих полках находится много книг из частных собраний графа Румянцева, Льва Толстого и есть даже книги из коллекции Кюхельбекера. Помните пушкинских лицеистов?

– Конечно. Это восемнадцатый век? – уточнила я.

– Да, здесь есть даже старинные рукописные книги шестнадцатого и семнадцатого веков! Подойдите, пожалуйста, сюда…

Степан Павлович открыл ключом замок на одном из стеллажей и осторожно вытащил книгу крупного формата наподобие нынешних журналов.

– Вот эту, видите – обложка картонная. Уже семнадцатый-восемнадцатый век. А в шестнадцатом веке многие переплеты делались из кожи или оформлялись в оклады. Страницы украшены орнаментами, инициалами, а бумага иностранная, очень качественная. Приобрести их – большая удача. Например, Евангелие семнадцатого века в окладе – их только сто пятьдесят экземпляров. Раритет…

– Когда же вы собираетесь все это прочитать? – логично спросила я.

– А вот выйду на пенсию, тогда и буду читать, – засмеялся Степан Павлович. – Или попрошу почитать мне любимую женщину. Может же быть и так?

Я покраснела первый раз в жизни. Брюнетки вообще краснеют редко. Но рядом с раритетами может случиться еще и не такое.

– А картины – вы их покажете? – напомнила я повод встречи.

– Боюсь, что уже не сегодня. Извините, но у меня сейчас встреча с одним из аудиторов Счетной палаты. Это очень важная встреча, я не могу ее отменить.

– Конечно. Я и не настаиваю, – улыбнулась я.

Степан Павлович рассмеялся и вызвал лифт.

Оказавшись близко друг к другу в замкнутом пространстве, я изо всех сил вытянулась и приосанилась. Получилась на полголовы выше него.

Замысел сработал. Он заволновался.

А что я могла еще противопоставить ему? У меня нет такой библиотеки и вряд ли когда-нибудь будет даже обложка одной из этих книг. У меня нет государственного поста, ко мне не приезжают в гости из Счетной палаты, и вообще я вешу на пять кг больше, чем обычно, и мне уже, увы, не двадцать лет.

Оставалось только гордо пронести себя.

– Я смогу вас снова увидеть? – серьезно спросил он, волнуясь.

– Когда?

– Например, завтра. Если вы свободны днем, я приглашаю вас пообедать. Не поужинать, не на свидание, а именно пообедать. Недалеко от офиса есть неплохой рыбный ресторан, обычно мне оттуда приносят обед, но мне хотелось бы пообедать вместе с вами. Не ожидал, что певица может быть таким интересным собеседником.

– У меня еще второй юношеский разряд по плаванию, – съязвила я. – Завтра днем как раз планировала быть в центре. Если у меня получится, я с удовольствием составлю вам компанию.

Днем выехать из дома не составляло никакого труда.

Приглашенная няня целый день до вечера находилась с Ванечкой. После того как я промерзла ночью на вокзале, грудное молоко пропало, и мальчика перевели на искусственное вскармливание.

Роберт целыми днями пропадал на работе. Хотя вечером неизменно в девять часов приезжал купать сынишку в бассейне.

Отношения с мужем перешли в сугубо деловые, буднично-семейные. Заполнение холодильника, покупка вещей для Ивана и в выходные колясочная поездка в дальний лес. Мы практически не разговаривали. О чем? Через три года выяснилось, что у нас нет общих интересов. Есть взаимные обиды, которые застряли внутри, как мясо в зубах. Любой диалог, не успев начаться, заканчивался словами упрека: «А помнишь, как ты?..» Разумней было молчать.

Роберт научился бороться с тишиной. Когда он находился в доме, во всех комнатах, кроме детской, были включены телевизоры.

Для того чтобы свести человека с ума или выжить из дома, необязательно слушать звук капающей воды или резать ножом пенопласт.

Достаточно громко включенного телевизора.

Выключить или сделать потише нельзя. Это уже посягательство на личное пространство. Пить бросил, с казино завязал, так тебе, сука, еще и мой телевизор мешает?! И понеслось…

И что, так будет теперь всегда? Вязкая болотная топь – только ноги успевай выдергивать. Ради этого мы собрались? А как выбраться, когда засасывает все больше и больше…

…У меня не было никаких дел в центре. Я ехала туда специально, чтобы встретиться. Выдернуть ноги из болота. Хоть на час.

Если вот так выдергивать хотя бы два часа в неделю, можно прожить на болоте много лет.

Степан Павлович галантно отодвинул кресло от стола. Я элегантно зависла над креслом задом, и он ловко вдвинул нас обратно. Привычная церемония, которая требует ловкости и хорошего чувства юмора. Обычно у девушек падают сумочки, кавалеры могут промахнуться и задвинуть прямо «в стол» или, наоборот, оставить в полуметре от тарелки.

Обычно эту процедуру я проделываю сама, чтобы никого не напрягать.

Но Степан Павлович был особый случай. Он мне нравился.

У него все получалось «как надо». Без ошибок. Набело.

– Закажите мне, пожалуйста, устриц, – отодвинула я меню.

– В мае их уже не едят. Они могут быть несвежими, – пояснил Степан Павлович.

– Тухлыми, что ли? – вспомнила я Булгакова.

– Сезон устриц в месяцах с буквой «Р». Сейчас май, может, закажете что-нибудь другое? – и он подвинул ко мне меню.

– Я буду есть то же, что и вы.

Это был первый шаг к сближению. Степан Павлович посерьезнел и сразу подозвал официанта.

– Пожалуйста, накройте нам покушать так, чтобы дама была довольна.

Официант уважительно поклонился и быстро исчез выполнять заказ.

– Эти два дня я думаю только о вас, – начал Степан Павлович, доставая сигару. – Вы внесли в мою жизнь что-то свежее, будоражащее воображение, какой-то новый смысл. Простите, что я так откровенен. Я понимаю, что вы замужняя женщина и у вас маленький ребенок. Что вам до какого-то замотанного делами чиновника… Поверьте, мне от вас ничего не нужно. Только прошу – не оставляйте меня надолго. Я, как любой другой, нуждаюсь в глотке свежего воздуха.

…Я ожидала услышать нечто подобное, собственно, за этим я сюда и ехала. Но опыт прежних переживаний подсказывал мне – дели на пятьдесят. Стоит им только ощутить победу – и все. Конец. А так хочется продлить эту сказку. А вдруг этот случай особенный?

– Степан Павлович! Спасибо за эти слова. Но если вы рассчитываете, что я стану вашей любовницей, то зря. У меня хороший муж. Мне не хотелось бы делать из него идиота…

– Что вы! У меня и мыслей таких нет. Я всего лишь хотел немного поухаживать за вами, побаловать вас. Предложить вам то, о чем вы мечтали. Вы талантливый человек, я много лет слежу за вами и знал, что рано или поздно Судьба сведет нас. Считайте, что я добрый волшебник. Ведь наверняка есть желание, какая-нибудь мечта. Поверьте, в моих силах решить практически любую проблему.

Я усмехнулась и посмотрела на него спокойными, некорыстными глазами.

– А почему именно я? Какое количество симпатичных молоденьких девушек будет счастливо откликнуться на ваше внимание. У меня семья, планы на будущее, простите, никак не связанные с вами. Наши отношения будут двусмысленными, если, конечно, я не стану вам соратницей по партии.

Я попала в точку. В глазах Степана Павловича появился охотничий азарт. Он меня уже не слышал. Он понял, что ему отказывают, как простому смертному. А этого с ним случиться не может.

– Кажется, я знаю, чем могу быть вам полезен. Послезавтра запланирована встреча с министрами. К сожалению, я плохо разбираюсь в шоу-бизнесе. Я переговорю кое с кем, и мы составим план действий.

«Если он не разбирается, так сгоряча он меня может засунуть на какую-нибудь административную должность в Министерстве культуры», – с ужасом подумала я.

– Степан Павлович, я очень благодарна вам за заботу. Но все это слишком быстро. Мне надо подумать…

Степан Павлович несколько минут внимательно смотрел мне в глаза. Потом сказал серьезно:

– Вы достойная женщина. Завидую вашему мужу. Кто он? – Бизнесмен.

– Нет, кто он в отношениях с вами?

Вдруг захотелось крикнуть: «Степушка, спаси меня, миленький! Истерзал меня, сил больше нет терпеть! Забери меня с сыном жить к себе в библиотеку. Я выучу церковно-славянский язык и буду ходить босой – только забери!»

– У него есть два ценных качества: он любит меня и детей, – ответила я спокойно.

Степан Павлович неожиданно вскрикнул:

– А я тоже люблю детей! Очень люблю. Особенно маленьких.

Официанты с глухонемыми лицами бесшумно расставили тарелки на столе и тут же исчезли, не дослушав диалога до конца.

Степан Павлович взял с соседнего стула какой-то сверток и положил его на стол.

– Мне хочется преподнести вам этот презент на память о нашей первой встрече.

– Второй, – напомнила я.

– Тогда я должник, – улыбнулся мужчина.

Я развернула трескучую бумагу, потом еще и еще одну, и в моих руках оказалась большая коробка под ювелирное украшение.

Я приоткрыла тугую коробку и замерла.

Посреди белого шелка сияло кольцо с большим желтым бриллиантом.

– Пять карат. Говорят, редкий цвет. Специально выбирал под цвет ваших волос.

Я только и успела пробормотать:

– Ничего себе…

Степан Павлович раскурил очередную сигару и откинулся на спинку кресла, довольный произведенным эффектом.

– У меня в офисе сертификат с подробным описанием камня. Он очень чистый и форма огранки его называется… вот, забыл…

– «Принцесса».

– Ну да, точно. Я надеюсь, вам понравился мой скромный презент. А сертификат я отдам в следующий раз. Вдруг когда-нибудь продать решите или подарить…

Я сидела ошарашенная. Отказаться или принять? А что я мужу скажу? Жаль, что в сертификатах нет подсказок на этот счет.

– Спасибо. Мне очень приятно. Бриллианта такого цвета у меня точно нет. Единственно, одна проблема… Кольцо мне сильно велико.

Степан Павлович смущенно покрутил украшение в руках и тут же заверил:

– Мой мастер все исправит за час. Только надо к нему подъехать… Вы заняты в пятницу вечером? У меня в офисе в конце недели всегда собираются друзья, мы играем в нарды, отдыхаем, иногда даже поем… Я хочу вас с ними познакомить… Это очень уважаемые люди. Некоторых из них вы, возможно, знаете. Ну что? Уговорил? А перед этим заедем к мастеру. Мне хочется скорей увидеть этот камень на вашей руке.

Пока он уплотнял наши отношения в сладкий ванильный рожок, я думала только об одном: что говорить мужу.

Жестокий деспот уже давно исчерпал все запасы моего терпения. Сколько раз я мечтала о мести. Прийти к нему однажды и сказать:

– Ты не сумел сделать меня счастливой. Уничтожил мои чувства. Раньше я радовалась твоему приходу – теперь пережидаю твое присутствие. Безрадостная форма существования. Но я встретила человека, рядом с которым мне спокойно. Прости, если в чем-то тебя разочаровала. Останемся друзьями – ведь у нас общий сын…

…Когда я репетировала этот текст на Люське, она сразу выразила недоверие к цивилизованной форме развода со стороны Роберта.

– Ты от него так просто не избавишься. Помнишь, как два года назад ты от него сбежала ко мне? И он, как носорог, долбился всю ночь в мою дверь? Твой уход для него что красная тряпка для быка. Он тебя любит, но какой-то странной носорожьей любовью. С красным глазом.

…Сейчас, когда месть была так осязаема, мне вдруг стало жалко его. Да, присутствует весь набор: пьет, бьет, играет и жмот. Хуже только нищий наркоман-гомосексуалист. Но Роберт верен мне, и для него существует только одна женщина. Я плохо представляю, чтобы он с такой настойчивостью ухаживал за какой-нибудь красоткой. Жаль только, что это единственный и последний аргумент в его пользу…

Все дни до пятницы я ломала голову, как предъявить подарок мужу. Не нашла же я его, в конце концов, на улице. Шла-шла, смотрю, лежит… Нет, не годится.

А может, после выступления в клубе мне преподнесли букет, а в нем лежало это кольцо? Бред… Тогда он точно начнет меня сопровождать повсюду.

А если взять и отказаться? Мол, это слишком дорогой для меня подарок, не хочу быть обязанной, не могу принять? Красиво…

Но сразу вспомнился фильм «Титаник», когда старушка выбрасывает в воду бриллиант «Сердце океана» с голубиное яйцо.

Может, в конце жизни я и буду швыряться алмазами, но пока что их хочется носить.

Вместо радости получался «геморрой».

И вдруг меня осенило!

Зачем приносить подарок в дом? Не буду же я его носить каждый день – чистить в нем картошку, менять ребенку памперсы, купаться в бассейне и заниматься с мужем любовью.

Кольцо он не увидит никогда! Я положу его к подруге в сейф и буду надевать только по ситуации! Не очень удобно, зато никаких проблем.

Ювелир оказался, естественно, старым евреем. Мог бы быть и молодым, но все равно евреем. Так исторически сложилось.

Он цепким глазом оценил меня, потом горящего любовным пламенем Степана Павловича, приплюсовал сюда «начальный этап ухаживания» и, накинув на все это проценты, подытожил:

– Есть новые поступления – не желаете взглянуть?

Если есть новые – значит, должны быть и старые. И, судя по всему, Степан Павлович с «устаревшими бриллиантами» хорошо знаком.

А может, зря я придаю этому подарку такое значение.

Вполне вероятно, что он каждой женщине дарит подобные презенты. Вместо визитки.

Офис ювелира тоже находился в особняке. Особняк на Тверской. Вернее, это была часть особняка, с обеих сторон как под руки схваченная банками. Кастрированный особняк, правда, имел собственный вход и собственного охранника. А, может, охранником поделился банк – нужен же банку свой ювелир, чтобы дебет с кредитом сходился.

Ювелир критически рассмотрел мое роскошное, с желтым бриллиантом, кольцо и спросил с обидой:

– А чего у меня не взял? Мои не хуже! К тому ж дешевле, а Там ты за фирму переплачиваешь…

Степан Павлович добродушно рассмеялся и похлопал еврея по плечу:

– Ладно, ладно… Не огорчайся. И у тебя возьмем…

Влюбленный мужчина ослепительно великодушен. Особенно если он – миллионер.

…Ювелир провел нас через залы с расписными потолками в последнюю комнату с большим антикварным столом.

Вслед за нами с почтительными поклонами вошел помощник, неся коробки с драгоценностями.

Степан Павлович осторожно дотронулся до моей руки и тихо сказал на ухо:

– Выбирай все, что хочешь.

Ювелир принялся открывать коробки и рассказывать о каждом изделии.

– Вот модная тема. Это гранатовые жуки, стрекозы с крылышками из изумрудов, бабочки из белого золота с брюшком из белых бриллиантов. Вот цветочная тематика – цветок с лепестками из гранатов и изумрудными листиками. Посмотрите на эти кольца. Сейчас моден дизайн «на полруки».

Я померила модное направление: на маленьком колечке крепилась огромная прямоугольная деревяшка из какой-то сумасшедшей ценной окаменевшей породы дерева.

– Не мое, – пояснила я, стягивая «скамейку» с пальца.

Коробки закончились.

Степан Павлович расстроенно спросил:

– Неужели ничего не понравилось?!

Я пожала плечами с извиняющейся улыбкой, дескать: «Ну, что поделаешь, такая я прихотливая…»

Степан Павлович напрягся и строго спросил ювелира:

– Это все, что есть?

Глаза ювелира расплылись в кисло-сладком соусе, и он радостно закартавил:

– Пр-р-р-елесть! Пр-р-елестно! Я так и думал! Для женщин с особым вкусом у меня есть ОСОБЫЕ украшения! Снова вошел помощник, бережно неся впереди себя черные бархатные «раскладушки» с карманами.

Ювелир сразу отложил в сторону браслеты и серьги с небольшими камнями, чтобы не портили общий вид.

– Вот, взгляните на это…

Он открыл сверток, и мы ахнули…

Нашему взору предстал восхитительный гарнитур: изумрудное колье в бриллиантах, кольцо с крупным изумрудом посередине и тяжелые серьги, усыпанные багетными брюликами, с большими изумрудами в центре.

Я молчала.

Степан Павлович тоже.

– Могу еще показать браслет из крупных бриллиантов разных цветов и такие же серьги. Тоже очень дорогое и достойное украшение.

Степан Павлович спокойно спросил:

– Что, ОЧЕНЬ дорогое?

Ювелир так же спокойно ответил:

– Изумрудный – четвертной, браслет и серьги – немного подешевле. Конечно, как всегда, дам хорошую скидку…

Степан Павлович нагнулся к моему уху и сказал:

– Оба взять не сможем. Я бы посоветовал тебе выбрать изумрудный гарнитур.

«Это фантастика какая-то. Так не бывает. Совершенно чужой мне человек просто так делает охренительный подарок. Двадцать пять тысяч долларов мой муж спокойно проигрывает в казино за один вечер. И ни разу за четыре года ему не пришло в голову подарить мне такую красоту», – пронеслось в голове.

Я надела изумрудный гарнитур и повернулась к зеркалу. Императрица Екатерина Великая, королева Елизавета Вторая, ну, в крайнем случае, Шамаханская царица… Не меньше.

Гарнитур упаковали в коробки для эксклюзивных ювелирных изделий.

Мы вышли на улицу. Сели в «Мерседес» с правительственными номерами.

Я ничего не соображала. Как будто выдернули из одной жизни и бросили в другую. Без наркоза. Наверно, так сходят с ума. Потеря реального ощущения себя в пространстве.

– Ты поняла, что сейчас произошло? – спросил Степан Павлович.

– Вы сделали мне фантастический подарок, – угадала я.

– Да. Это достойный гарнитур. Потом будете передавать из поколения в поколение, как фамильные драгоценности. Береги его, пожалуйста. Все-таки четверть миллиона долларов даже для меня немалые деньги…

В эту ночь я страстно любила своего мужа.

Великодушно делилась с ним чувствами другого мужчины. Как проводник. От того – к этому. Чтобы подновить и приподнять.

Роберт в сравнении со Степаном Павловичем стал каким-то мелким и совершенно не страшным. Даже жалким. И сам тусклый и других не развивает. Разве таким можно гордиться?

Но Роберт уже успел перейти в категорию родственников. Успел натоптать – и в паспорте, и в душе. Да, не предел мечтаний, но зато свой, домашний. С прогулками без макияжа, с совместными скучными выходными и праздниками, с обязательными разговорами о будущем (что купить, что продать), с расслабленными мышцами лица, когда не нужно с готовностью улыбаться каждую минуту.

Рядом с Робертом можно отдыхать. Степану Павловичу нужно соответствовать. Постоянно доказывать, что ты – лучшая. Ему, его друзьям, его секретаршам и водителям…

Чувство вины перед Робертом было скорее плодом моего воображения. Невозможно же быть «без вины виноватой».

Скорее всего, в душе я извинялась за серьезность намерений Степана Павловича.

В том, что намерения серьезные, я уже не сомневалась.

Знакомство с друзьями важнее, чем знакомство с родителями.

Перед друзьями хочется похвастаться, а родителей стараешься хотя бы не огорчить.

В тот же вечер, после ювелира, мы приехали в его особняк, где уже собрались друзья.

На гастролях часто приходится сиживать в компании губернаторов, мэров и всяческих представительных особ.

Но чтобы вот так сразу столько известных лиц в одном месте, в приватной обстановке – впервые. Сливки политической элиты на тридцати квадратных метрах.

Друзья отдыхали, шутили – а чего им не шутить? Жизнь удалась. Грех жаловаться. Благодушие на лицах, степенность в движениях, широта возможностей в речах. Этакие клонированные степаныпавловичи. Даже воздух в комнате был особенный. Дышалось значительно легче, потому что воздух не был сперт мелкими проблемами, завистью и комплексами. Воздух, наполненный озоном богатства, власти и привилегированности.

Я была единственной женщиной в этой компании.

Степан Павлович сакцентировал на мне внимание. Все на минуту отвлеклись и одобрительно закивали головами. Я смутилась и села на диван. Все равно они кивают не мне, а выбору Степана Павловича. Вместо меня может быть любая, и кивания будут такими же.

Я пила вино и чувствовала себя предателем с трех сторон.

Предателем по отношению к маме и бабушке, которые всегда недолюбливали любую власть. Предателем по отношению к полуброшенному мужу Роберту и предателем по отношению к Степану Павловичу, который мне очень нравится, но который является частью этой власти.

В тот же вечер Степан Павлович пригласил меня на концерт знаменитой певицы Шер. В воскресенье в Кремле она давала единственное представление. Ожидался «съезд» всего бомонда Москвы. Я согласилась.

Роберт перевернулся на живот и пригреб меня рукой к себе.

– Я тебя люблю, – сказал он в подушку.

Я не ответила. Он же не спрашивал…

Концерт был великолепен. Блистательная Шер в хорошем темпе продемонстрировала большую часть своих достижений. Как творческих, так и эстетических. Переодевалась раз семь, сражая своей безупречной красотой наповал. Невозможно сказать, что этой женщине далеко за… У них в Америке уважают публику. Раз выходишь на сцену – изволь соответствовать!

В перерыве к нам подошла семейная пара. Муж – бывший замминистра финансов и красавица жена с приветливым «живым» лицом.

Степан Павлович спокойно меня представил. Как супругу.

Мне поплохело.

«А если его увидят с настоящей женой? Неужели они не знают, что у него другая жена? А вдруг…»

В отличие от меня Степан Павлович чувствовал себя абсолютно спокойно.

– На днях я должен уехать в Санкт-Петербург на конгресс. Я там выступаю с докладом. Поехали со мной? – сказал он так, словно речь шла о буфете в антракте.

– Я не могу, – испугалась я. – Что я дома скажу?

– Но ты же на гастроли ездишь? – предположил Степан Павлович.

– Да, но это же не гастроли, – резонно заметила я.

– Значит, будут гастроли, – твердо произнес мужчина и уставился на сцену.

Началось второе отделение.

Где-то песни через две я услышала рядом с собой мирное посапывание, переходящее в храп.

«Устал», – с нежностью подумала я, переживая, что Шер поет слишком громко…

…Часто, когда мы с Робертом приходили в театры и он тут же засыпал, я ужасно стыдилась и злилась на него. «Неотесанная дубина, бескультурный, ограниченный человек! Какой позор!»

Степан Павлович храпел совсем по-другому.

Он заснул, потому что устал. Он – милый!..

На другой день мы выступали в Химках. Водитель Степана Павловича привез мне билеты на самолет и отрапортовал:

– Ваше выступление назначено на послезавтра, в день официального открытия конгресса. Ожидается выступление Валентины Матвиенко. Потом, после перерыва, выступит министр торговли Герман Греф и завершится открытие праздничным концертом.

Вы с коллективом вылетаете послезавтра утром. Степан Павлович просил узнать, какую вам организовать культурную программу. Он сейчас на заседании, а потом еще несколько встреч. Но он очень хотел, чтобы вы сегодня после концерта заехали к нему попрощаться. Он улетает завтра утром.

«Это любовь!» – подумала я.

Балет уже переоделся. Девчонки в коротеньких юбочках вышли в коридор и тут же начали лихо закидывать за голову ноги.

Водитель Степана Павловича покраснел от смущения.

– Так что мне передать шефу? – уточнил он, нервно теребя ключи от «Мерседеса».

– По поводу культурной программы – на его усмотрение. Но только не рестораны. Мне это неинтересно. Пусть будет выставка или музей. И еще что-нибудь романтическое…

– …Сядь на меня, – попросил танцор балетную Валюшку. Они сплелись в причудливом рисунке и закружились на месте, мелькая выпуклыми попками, накачанными икрами и обтянутыми линиями. Само естество.

Водитель несколько секунд как зачарованный смотрел на балетную пару, потом чему-то вздохнул и быстро вышел.

Часы пробили полночь. Степан Павлович редко так поздно задерживался на работе.

Вставал он обычно в семь утра, делал пробежку, завтракал, просматривал прессу, общался с семьей и уезжал до вечера заниматься государственными делами. Возвращался вечером, общался с семьей, ужинал и под телевизор засыпал. Но сегодня он не мог уехать домой, не попрощавшись с Ней.

Дело в том, что Степан Павлович влюбился.

С ним и раньше происходило нечто подобное. Но эти отношения не затягивали его надолго. Так… Повстречались, да и разбежались.

Было, правда, однажды что-то похожее на любовь. Он увидел ее на сцене в отборочном туре на конкурс «Мисс Вселенная». Ее красота сражала наповал Скульптурное совершенство с головкой Афродиты.

Они встречались две недели. Он красиво ухаживал, дарил подарки, а девушка оказалась незатейлива и примитивна. С маленьким мозгом, чтоб красоту не портить. Для Вселенной – может, и неплохо, но для Степана Павловича – большой недостаток скучная красота…

В основном же Степан Павлович пользовался услугами проституток. Быстро, экономно и продуктивно. Максимум удовольствия и мозги свободны…

…В Певицу он влюбился по-настоящему, с отрывом… Он думал о ней, когда просыпался, когда вел заседания…

Секретарша была предупреждена – как бы Степан Павлович ни был занят:

– Она позвонит – соединяй!

Его возбуждало в ней все: жизненная энергия, непосредственность, манера общаться. Нравились лицо, руки, глаза, тонкие щиколотки… Нравился голос и то, что она говорила. Нравилось все. Хотелось это все сгрести и обладать им.

Не смущал муж, наоборот, его существование добавляло особую остроту.

Он любил ее детей, как своих. Хотя никогда их не видел. Это дети из нее. А Она – его. Будет его – он верил в это. Он хотел подарить ей весь мир, потому что не знал другого способа сделать любимую женщину счастливой.

Поездку в Питер он ждал до дрожи.

Именно там все и случится… Он будет ее любить непрерывно, неистово, он будет ее истязать нежностью, потом жалеть, они будут падать с кровати, а потом он будет зализывать ее ранки…

…У Степана Павловича колотилось сердце. Он накапал в рюмку валокордин и поднял трубку:

– Степан Павлович! Извини. Я не смогу к тебе приехать. Мне нужно ехать домой, – раздался в трубке любимый голос.

Она называла его официально по имени-отчеству и немножко от себя – на «ты».

– Я буду тебя очень ждать, – печально произнес Степан Павлович.

Смешно, но ведь он даже ни разу еще не поцеловал ее.

Ничего. В Питере ей не нужно будет ехать домой, впрочем, как и ему. В Питере она никуда от него не денется. Он покажет ей Райскую жизнь. Осталось потерпеть один день…

…Степан Павлович взял рюмку валокордина, понюхал и вылил ее в раковину. Пусть валокордин пьют другие. Тема слабости не для него.

Возле трапа самолета нас встречал представитель аэропорта «Пулково», два человека в военной форме и помощник Степана Павловича.

Нас привезли в комнату для VIP-гостей и усадили за накрытый стол.

Нынче артистов такими залами не удивишь. Практически все устроители стараются обласкать народных любимцев шикарными приемами, VIP-обслуживанием в аэропортах, круглосуточными персональными машинами с водителями, удовлетворяя любые капризы.

Но Степан Павлович – другое дело. Он должен знать, что он – исключительный! Лучший из лучших.

Балет увезли в отель. Я же в сопровождении помощника и мигалок через несколько минут была доставлена в Думский зал Таврического дворца.

Степан Павлович отдал команду: «Привезти сюда и немедленно!» Он не мог больше ждать. Он постоянно звонил в машину, выясняя, где мы едем, а потом помощнику, возмущаясь, почему так долго досматривают при входе во дворец.

Мне было безумно приятно это нетерпение. Так бывает только вначале или после долгой разлуки, но, увы, не бывает всю жизнь…

Не дождавшись, когда меня проводят к нему, он сам пошел нам навстречу…

Фантаст так бы изобразил эту сцену: «Неожиданно от Степана Павловича отсоединилась его лучшая часть и, сопровождаемая возгласами потрясенных коллег, двинулась в сторону прекрасной незнакомки. Они слились в едином порыве и унеслись в небеса под улюлюканье недругов и политических оппонентов».

…Цельный Степан Павлович галантно поцеловал мне ручку и официальным голосом осведомился, как мы доехали.

Но глаза его горели от страсти. Глаза не спрячешь. Даже на маске всегда прорези для глаз оставляют.

Зазвонил мобильный, и Степан Павлович отошел в сторону решать важный вопрос.

Подъехал танцевальный коллектив из Краснодара – ансамбль «Премьер». Старые знакомые. Когда-то у нас был замечательный совместный номер. Но меняются времена, меняются люди и особенно их мнение о собственной значимости.

– Добрый вечер. Рад вас видеть, – нерадостно поздоровался руководитель коллектива Леон Гатов. Вспоминая его брезгливо-недовольное выражение лица, думаю, как точны бывают фамилии. Даже с ошибкой в одной букве.

– Вы будете петь три песни. Шесть нельзя, – ревниво отчеканил он, словно это была его личная площадка.

– Я буду петь сколько мне надо, – обозлилась я.

– Кто сказал? – на всякий случай поинтересовался он. – Путин. Владимир Владимирович… Не возражаете? – усмехнулась я.

Гатов фыркнул и исчез.

– После концерта у нас намечена экскурсия по ночной Неве на теплоходе. Посмотрим на разводящиеся мосты – чудесное романтическое путешествие. Ты не против? – спросил подошедший Степан Павлович. Он был воодушевлен и нацелен на Счастье. – А завтра мы с утра отправимся в Царское Село, в Екатерининский дворец, – продолжил он расписывать культурную программу. – Посмотрим на восьмое чудо света после восстановления.

– Неужели увидим Янтарную комнату? – обрадовалась я.

– Да, и экскурсия будет ИНДИВИДУАЛЬНАЯ, – подчеркнул голосом Степан Павлович исключительность момента.

«Жалко, дочка с мамой не увидят», – тут же подумала я. Всегда хочется разделить радость от увиденного с близкими. А без них получаюсь вроде как эгоистка… «В одну харю», – как сказал бы мой визажист…

Мы говорили об экскурсиях, а сами думали совсем о другом…

Концерт пролетел быстро.

Самодельная сцена находилась прямо на улице, и политики без всякого пафоса ходили между пластмассовыми столиками с бумажными тарелками в руках.

Красивый белый теплоход ждал возле причала.

После выступления я успела заехать в отель переодеться и заодно удостовериться, что Степан Павлович по-прежнему относится ко мне с уважением.

Отдельный люксовый номер успокоил меня. Конечно, это не означает, что он не сможет ночью ко мне постучаться… Но все равно приятно, что нет давления.

Ответная любовь на ваше усмотрение…

Теплоход медленно двигался по воде. Ночной покой, красивый пейзаж, тихий плеск волн, мосты, нависающие над водой…

Я вышла на палубу, ожидая, что Он пойдет за мной.

«Только цыган не хватает», – пришла на память аналогичная сцена из «Бесприданницы». Типун мне на язык.

– …Не холодно? – Степан Павлович снял с себя теплый свитер и остался в рубашке.

– Да, я замерзла, – тихо проговорила я. И подняла руки вверх.

Степан Павлович помог пролезть в рукава, и как только из ворота показалась голова, схватил обеими руками мое лицо и впился страстным поцелуем.

Я замерла. Не обняла. Пережидала порыв. Не здесь же… А если увидит его свита? Через стекло все видно… Боже мой! Он сошел с ума!

Зазвонил мобильный.

Степан Павлович отпустил меня и тактично отошел в сторону.

– Беспокоит старый никому не нужный еврей Яша, можешь говорить? – раздался в трубке знакомый голос друга.

– У тебя что-то срочное? – мне неловко было и перед одним, и перед другим.

Степан Павлович показал рукой: «Не буду мешать», и ушел с палубы.

Все последние новости я успела выговорить Яше за одну минуту.

Женщины так умеют.

Первая фраза, как правило: «Ты не представляешь, что я тебе счас расскажу!», и заканчивая: «Не знаю, что теперь делать…»

Яша понял все и сразу. Реакция мгновенная:

– Будешь последней дурой, если дашь ему… Тяни до последнего. Пока он тебя не трахнул, ты ему интересна. Послушай старого умного еврея. Это как раз то, о чем я тебе говорил: заведешь хахаля и забудешь своего психа, как страшный сон. Только веди себя умно…

– Яш, я влюбилась. Мне трудно себя сдерживать! Я столько страдала от Роберта, что сейчас мне хочется элементарного мужского тепла. Если я отвергну его, он обидится!

– Ну не будь ты дурой!!! – орал на другом конце Яша. – Придумай что-нибудь! В конце концов, просто скажи «Нет». Уверен, что человек такого плана только сильнее заведется на тебя…

– Яш, мы говорим с тобой о разных вещах. Ему не нужен просто секс – он серьезно ухаживает за мной.

– Делай как знаешь, только не навреди себе. Тебе Бог дал хороший шанс изменить свою жизнь. Не просри его, подруга…

Из микрофона на палубе зазвучала моя любимая песня: «Я куплю тебе дом у пруда в Подмоско-о-вье и тебя приведу в этот собственный до-ом…»

Степан Павлович снова вышел на палубу, и я тут же пригласила его на медленный танец…

– Гениальная песня, – поделилась я чувствами.

– А знаешь почему? Потому что все гениальное – просто. Я куплю любимой дом, приведу ее туда жить, перед домом плавает лебедь – райская жизнь. Что еще нужно для счастья? – просто сказал Степан Павлович.

– И все равно – это лотерея. Можно и в прекрасном доме быть такой несчастной… что и лебедь покажется черным.

– У меня к тебе есть одно интересное предложение… Сейчас в Дубаи ведется строительство элитного жилого комплекса. Он будет расположен прямо на берегу Персидского залива. Под домом собственный пляж, бассейны, тренажерные залы и куча ресторанов. В квартире ежедневная уборка – это все включено в стоимость. В общем, обслуживание, как в пятизвездочном отеле, но только это не отель, а жилой дом. К чему я это рассказываю… Я собираюсь покупать там квартиру. И хочу тебе купить квартиру в этом же доме. Только на другом этаже. Ты не против? – поинтересовался Степан Павлович.

«Жениться хочет», – догадалась я и достала сигарету.

– Как вы себе это представляете? – озвучила я свои мысли.

– Очень просто, – Степан Павлович достал золотую зажигалку и поднес пламя. – Ты оформишь квартиру не на себя, а на кого-нибудь из близких родственников. Например, на маму. Это для того, чтобы при разводе не делить имущество.

Я с удовольствием ответила за всех одиноких женщин мира:

– Но я не собираюсь разводиться!

Степан Павлович спокойно пояснил:

– А я тебя к этому и не подталкиваю. Сама решишь, что ты хочешь…

Но мне показалось, что он напрягся.

– Давайте сойдем у ближайшего причала? – предложила я.

Охрана тут же связалась с машинами, и, когда мы вдвоем сошли с корабля на малюсенький причал вдали от города, «в кустах» нас уже поджидали два «Мерседеса» с мигалками.

Оба номера находились на одном этаже и в одном коридоре. Маленький отель старинной постройки вмещал в себя немного номеров, сплошь «люксы». Степан Павлович всегда селился в «президентских» апартаментах. Его номер от моего отличался наличием кабинета и второго санузла. Джакузи были в обоих номерах. Обычные человеческие условия. Ничего особенного…

– Спокойной ночи! – пожелал Степан Павлович, проводив меня до номера. – Надеюсь, вы сможете хорошо отдохнуть, – почему-то он перешел на «вы».

– До свидания, – растерялась я. И закрыла за собой дверь.

«Стоп! Он обиделся. Яшка не прав. Завтра я улечу, и он мне больше не позвонит!» – Я прислонилась к двери и чуть не заплакала…

…Где-то в конце коридора хлопнула дверь, и послышались шаги.

Я открыла дверь и вышла.

Он шел ко мне навстречу. Я бросилась к нему со словами:

– Степан Павлович! Вы забыли свой свитер!

Степан Павлович схватил меня в объятия и с улыбкой прошептал на ухо:

– Именно за этим я и вернулся. Не могу же я спать без свитера…

Не разнимая объятий, мы бросились в его номер. Держа под прицелом бокового зрения огромную кровать, мы плюхнулись на изящную кушетку, и я впервые ответила на его поцелуй.

Обезумев от страсти, он сорвал с моих ступней туфельки и стал осыпать ноги поцелуями.

– Можно в ванную? – теряя сознание от его ласк, прошептала я.

Он понял это по-своему и, схватив меня на руки, понес в джакузи.

Вещи в одно мгновение разлетелись по всему санузлу.

Я только успела схватиться за душевой шланг, и от сильного рывка смеситель сорвался с резьбы, обнажив неромантичный черный провод.

Поскальзываясь на мокром кафеле и цепляясь друг за друга, мы перенеслись в гостиную, покинув поруганную ванную комнату.

Кровать не могла удержать в своих перинах нашу звериную страсть. Она была настолько неистова, что мы, намертво вцепившись друг в друга, грохнулись на пол.

Взаимная тяга была так сильна, что тела уже не могли просто удовлетворять друг друга. Не зная, куда себя деть, мы помчались в кабинет.

На громоздком дубовом столе были аккуратно разложены доклады, бюллетени и другие документы.

Они не пострадали. Только газета «Коммерсантъ» отпечаталась у него на спине.

Оставив в покое слегка расшатанный стол, мы вернулись на кровать и притихли.

– Что это? – без интонаций спросил он, обведя пальцем большой синяк у меня на ноге.

«Что, что… Муж ногой ударил несколько дней назад», – вспомнила я и промолчала.

Степан Павлович не переспросил. Наверняка он тоже подумал о муже, только другое…

– Я пойду к себе, – запоздало вспомнила я Яшкину программу и, надев белый халат, ушла.

Утром Степан Павлович сам пришел ко мне в номер. Вместе с официантом.

Официант внес завтрак и, получив чаевые, удалился.

– Я линзы вчера потерял, – пожаловался Степан, присаживаясь на кровать.

– Теперь уже не найдем, – вспомнила я ночной «погром».

– Останься, пожалуйста, еще на два дня. Вернемся вместе?.. – полувопросительно предложил Степан, погладив на мне одеяло.

– Нет… Это невозможно, – покачала я головой и натянула одеяло до подбородка.

Он пристроился рядом, смиренно положив голову мне на плечо.

– Я – лучше, – уверенно сообщил он.

– Не в этом дело… Я сынишку уже сутки не видела. Он – гнездышко мое.

Степан резко приподнялся:

– Я бы отдал все на свете, чтобы твой сын сейчас был рядом с нами.

– Невозможно. Он – хороший отец. Наши отношения – это наши проблемы.

– Конечно, если муж относится к тебе хорошо, замечательно. Но тогда напрашивается вопрос – что ты здесь делаешь?..

– Я хочу уравнять степень обид…

– А я всего лишь инструмент для мести? – иронично заметил мужчина.

– Ты – моя мечта… Сказка и сон…

Степан поднялся, надел халат, вытащил из кармана сигару и стал освобождать ее от целлофана.

– Не люблю фантастику. Я – реальный. И поэтому на память о нашей первой ночи хочу подарить тебе какое-нибудь украшение.

Я рассмеялась и ответила:

– Хватит подарков. Едем в Царское Село смотреть Янтарную комнату, я ради этого сюда прилетела.

– Как, и ты тоже? – в унисон мне отпарировал Степан.

Как легко с ним! На одном языке, на полутонах…

Он сел невдалеке возле окна за изящный столик и затянулся сигарой. Слегка откинул назад голову, смотрит неотрывно – видно, борется с чувствами.

– Не смотри так. Я опоздаю на самолет.

– Полетишь следующим рейсом.

Сидя в самолете, я открыла коробку, обвязанную розовыми бантами. И еще раз полюбовалась на большую рамку-подкову, усыпанную мелкими бриллиантами и разноцветными камнями.

«Хорошо, что большая, – подумала я, – поместится вся семья: Ванечка, я и Роберт».

Вспомнилось, что вроде дарить рамку – плохая примета, но самолет стал набирать высоту, и суеверная мысль быстро улетучилась.

Роберт торжественно сдернул покрывало, и моему взору предстал роскошный красный мотоцикл «Ямаха».

– Я о нем с детства мечтал! Мощная машина – зверь! Летишь на бешеной скорости – сумасшедший адреналин!

Я с интересом рассматривала чудо техники.

– А ты не боишься? – спросила я, пытаясь оседлать мотоцикл.

– Конечно, испытываю страх. Но он – приятный. Как будто проверяешь себя на ловкость, реакцию и упорство…

Меня прикалывает, что все мотоциклисты на дороге здороваются между собой. Если с мотоциклистом что-то случилось, его коллега обязательно остановится и спросит, не нужна ли помощь. Настоящее мотоциклетное братство.

Роберт любовно провел ладонью по гладкой поверхности машины.

– Хочешь прокачу? – у Роберта по-мальчишески заблестели глаза.

– Да что ты! Я боюсь. Причем это – навсегда. Можешь больше не спрашивать…

– Ну и зря! – Роберт потрогал тормозные рычаги. – А я прокачусь.

Дома Роберт продемонстрировал красочный шлем, длинные ботинки с перчатками и кожаный красный с белыми разводами комбинезон.

– Смотри, вот эти перчатки – даже если тормозить по асфальту до полной остановки, с ними ничего не случится.

Нянечка вынесла Ивана из спальни. Малыш куксился после дневного сна и смешно тер пухлыми кулачками заспанные глазки.

– Смотри, какой папа краси-и-и-вый! – подпрыгивала няня с Иваном на руках.

Роберт укатил, а я посадила сынишку в коляску и отправилась на прогулку в лес.

– …Я скучаю по тебе, – тихо и нежно сказал голос Степана Павловича вместо приветствия. – Ты где сейчас?

– Гуляю с Ваней. Слышишь, он попискивает? – я направила трубку на коляску.

– Знаешь, я бы все отдал, чтобы сейчас быть рядом с вами, – мечтательно произнес политик.

Подруга бы рассказала такое – посмеялась бы над ее доверчивостью. Здесь – поверила сразу.

– Я разговаривал с Шефом и пригласил их с супругой в пятницу на обед. Хочу вас познакомить…

– ?

– А что? Он такой же человек, как и все. Тоже влюблялся. Я ему объяснил, как ты мне дорога. Если в стране ничего не произойдет экстраординарного, пойдем посидим вечером в ресторан. Может, попоем. Он петь любит…

– Степан Павлович, извини, но мне кажется, что ты меня разыгрываешь. Разве может такое быть? Твой Шеф. С супругой. И мы с тобой. Это неудобно.

– Не переживай. По телевизору, согласен, он выглядит весьма сурово. На самом деле – премилый человек. Просто должность у него такая… строгая. Думаю, если ничего не изменится, через неделю полетим в Эмираты, посмотрим, что там за место… заодно и отдохнем пару дней, – продолжал он уверенно.

– Мне кажется, что я сплю, – произнесла я потрясенно.

– Перестань. Я – реалист. Раз сказал – значит, так и будет. Главное, чтобы мы живы-здоровы были… А все остальное можно купить. Ха-ха! – закончил Степан Павлович. – Извини, ко мне пришли, не могу больше говорить…

Вот и настал тот миг, когда жизнь может измениться раз и навсегда.

Как там сказал Бари Алибасов – пока дают, надо брать?..

Напор Степана Павловича давал ясно понять, что на полпути он не остановится, и дальше – больше.

Лес густой, и на тропинку, по которой мы шли с Ванечкой, практически не попадало солнце. Наконец я увидела узкий лучик, поместила в него коляску так, что маленькая беленькая мордочка получала свой витамин, и задумалась.

Смогу ли я жить без Роберта? Наверно, смогу… Он доставил столько боли и физической, и моральной, вряд ли он когда-нибудь изменится.

Да, он любит меня, но я знаю об этом только с его слов. Раз говорит – значит, любит. А то, что отравил существование – ну, подумаешь, у других, что ли, лучше?..

А зачем мне оглядываться на худших?.. У меня есть шанс, и грех им не воспользоваться. Кто откажется от такой сказки?

И тот и другой – уважаемые, состоятельные во всех отношениях люди. Во всех отношениях, кроме главного – отношения ко мне.

Но есть одно НО. Ваня… Я никогда не смогу отнять у отца сына…

В тяжелых раздумьях я вернулась домой и прилегла на диван с журналом в руках.

Зазвонил мобильный – высветилась надпись «Роберт».

Я не узнала его голос. Старик какой-то полудохлый…

– Мы-ы-ш-шень-ка… Я раз-бил-ся… Лежу на МКАД-Де… вста-ть не мог-гу… ноги… где мотоцикл… – шептал он, и внезапно повисла тишина.

– Роберт!!! Малыш!!! Ты слышишь меня??? Я сейчас тебя найду! Ответь хоть что-нибудь! – орала я в трубку, рыдая от страха за мужа.

…Я нашла его на двадцать пятом километре МКАД. Он лежал на земле на склоне насыпи беспомощный, скрюченный от боли. Сверху его и не видно было. На краю дороги валялся покореженный мотоцикл – только по нему и нашла Роберта.

– Главное, что живой… Остальное – можно купить, – сказала я устало. – Обопрись на меня, поедем в больницу…

Роберт провел в отделении травматологии неделю. А потом еще месяц лежал дома. Трещина в ноге, раздроблена пяточная кость, растяжение суставов и еще что-то по мелочи…

Друзья сказали, что он счастливо отделался. И еще они говорили, что у него замечательная жена – заботливая и надежная. Не отходит от него ни на шаг.

– Ничего, ничего! – смеялся Роберт и, опираясь одной рукой на костыль, обнимал меня другой. – Я за ней тоже ухаживал полгода – не развалится! Она мне, честно говоря, уже надоела – торчит тут возле меня целыми днями, даже выпить не могу!

Но все понимали, что он шутит и на самом деле очень счастлив.

Степан Павлович продолжал звонить еще некоторое время. Предлагал помощь, дорогие лекарства для быстрого сращивания костей. Предлагал сиделку и лечение за границей… но и ему, и мне было уже понятно, что Кто-то решил за нас, быть ли нам вместе.

– Зато совесть не будет мучить, – подытожила справедливая Жанна. – Обстоятельства оказались выше тебя…

– Нашел время ноги ломать, – расстроилась Люська.

Яша предположил, что если была Любовь, то рано или поздно мы будем вместе. Жизнь сама все расставит по своим местам. Захочет – дождется…

Каждый день к нам в Назарьево приезжали сотрудники Роберта. С бумагами, проектами договоров, схемами и планами. Привозили-увозили деньги, куда-то звонили, уезжали и приезжали снова уже с юристами. Привозили с собой представителей других компаний. В такие дни дверь в кабинет Роберта закрывалась на ключ и оттуда доносились только шумные дебаты.

Ходил Роберт на костылях, как заяц в Айболите, поджимая больную перевязанную лапу. Смешной и похудевший.

Я приносила наверх бутерброды и чай, а когда глубоко ночью гости расходились, выносила пакеты пустых бутылок из-под коньяка и бренди.

Месячное безвылазное сиденье дома принесло свои плоды: Роберт снова стал пить.

Причем так яростно, как будто наверстывал упущенное в трезвости время.

Однажды он признался мне, что каждый раз, когда выпьет, – ужасно тянет в казино. Это выше его.

Я понимала, что рано или поздно он сорвется и начнется все сначала. Только на этот раз мне уже было с чем сравнивать: Степан Павлович тоже выпивал с коллегами или друзьями, но никогда не напивался. Счастливая жена, которая не ловит следы деградации на любимом лице после первых двух рюмок…

Да и в казино Степан Павлович тоже любил заходить. Поиграет, проиграет тысяч сто или выиграет. Улыбнулся, встал да пошел. Те же привычки – только без печати обреченности. Независимый – Нет Зависимости… Оказывается, одни и те же привычки у одних могут быть пагубными страстями, а у других – приятным развлечением.

– …Я тебе сказал – отвези, и точка! – злился Роберт, сотрясая воздух костылями.

– А казино не может приехать сюда? – пыталась я свести на шутку.

– Сейчас врежу – тогда узнаешь, могут или нет, – сквозь зубы цедил пьяный Роберт.

В два ночи он вызывал охрану, они приезжали и молча забирали шатающегося босса.

Домой его привозили, как правило, только на другой день, снова пьяного и без денег.

Потом наступали разгрузочные дни: он каялся, пил «Боржоми», гулял с Ванечкой и решал деловые вопросы.

Через три дня начиналось все сначала.

Дочь закончила девятый класс, и бабушка уехала с ней на дачу в Тарусу. А что ей здесь делать? Валяться в наушниках на диване, чтобы не слышать скандалов, или ходить к поселковой детворе с «дремучими» лицами?..

Бабушка, наслушавшись Лениных рассказов, вынесла конструктивное решение – забрать девочку из «лесного колледжа» и перевести в экстернат. Жить с нового учебного года они будут на «Аэропорте». Не хоромы, конечно, но зато здоровый климат. А для детской психики неизвестно еще что важней.

Я с головой ушла в работу. Летом концертов меньше, поэтому я подолгу сидела в студии, записывала новые песни, снималась в рекламе и, наконец, занялась фитнесом.

Как только Роберт встал на ноги, я решилась позвонить Степану Павловичу, но опоздала. Он с семьей на месяц улетел отдыхать на их виллу возле Ниццы.

Единственное, о чем я жалела, что ни разу не сказала ему «люблю». Это слово, видимо, содержит в себе некие целебные свойства: обновляется кровь, появляются силы, хочется совершить подвиг или спасти человечество… Хочется жить.

Каждое утро я просыпалась и говорила вслух: «Я люблю тебя!» Вместо зарядки, для настроения. И только после этого включалась в работу.

А настроение должно было быть только хорошее! Ведь за мной следили два черных глаза.

Подумаешь – личная жизнь не удалась. Зато у меня вон какой потрясающий бутуз!

Ванька просыпался раньше, вставал на ножки и начинал выбрасывать из кроватки подушки, игрушки, одеяло, чтобы меня разбудить.

Я с трудом (потому что тяжелый!) вытаскивала его на волю, сажала на бедро, и мы спускались вниз завтракать.

Там нас уже ждали Зайка-длинноух, Волк – зубами щелк, Мишка в штанишках и Ёжик – без головы и без ножек.

Друзья рассаживались на высоком пластмассовом столике и начинали есть кашку.

Ваня внимательно следил, чтобы никто не остался голодным, и тоже помогал зверушкам кушать.

После завтрака вся компания собиралась на прогулку. Если кого-нибудь забывали, стоял такой рев, что даже попугай Флеш замолкал.

Птичку я подарила Роберту, чтоб не скучал, пока дома валялся. Он дал ему сразу «покерное имя» – смеха ради. Сам и смеялся…

На прогулку мы с Иваном собирали всю честную компанию и даже выносили на крыльцо клетку с птичкой. Под ногами суетился толстый мопс Батон, вечно храпящий и откашливающийся.

Игрушки рассаживались на перилах и показывали представление под названием «Терем-теремок».

Ванька заливался смехом, и все звуки точь-в-точь за ним повторял говорящий жако.

Потом мы уезжали с собаками в лес. Лорд гонялся за белками, путая их с кошками, Ванька колотил погремушкой, а Батон, шумно дыша от усталости, из последних сил семенил рядом, потому что порода такая – человеколюбивая. Всегда рядом.

После обеда я укладывала Ваньку спать и, прикрыв дверь, подглядывала за белобрысой макушкой.

Ванька-Встанька никак не желал засыпать и придумывал для этого уважительные причины. То изображал безумную жажду. Я бежала вниз и скорее наливала бедному ребенку сок. Заполучив заветную бутылочку, он и не собирался пить, а мусолил ее до тех пор, пока я не отбирала.

То начинал тужиться, краснел, а я покорно сидела рядом с ним в полной уверенности, что скоро все случится.

Заканчивалось тем, что я засыпала вместе с ним. Сынишка стерег меня и ничего не желал делать без мамы.

Вечером приходил или не приходил Роберт. Если до десяти он не появлялся, мы с Ванькой понимали, что папу нам уже не дождаться, и шли купаться вдвоем.

Выходишь замуж, чтобы не быть одной, и разводишься по той же причине.

Как-то днем, случайно поймав мужа дома, я предложила:

– Давай разведемся!

Роберт обиделся, посчитав, что я специально хочу испортить ему на вечер настроение.

– Тебя что-то не устраивает? – Он поджал губы.

– Не вижу смысла в нашем браке. Дома тебя не бывает, няню ты уволил, я живу, как в тюрьме за трехметровым забором. Ты – номинальный муж. Вроде и есть, но рассчитывать не приходится. Живем мимо друг друга. Даже спим в разных комнатах… Дальше продолжать?..

– Тебе же мой будильник мешает…

– Согласна. Это лишь повод. Главное, что нам плохо вместе и лучше разойтись.

– Расходись… А Ваня останется со мной.

Я сочувствующе рассмеялась:

– И что ты с ним делать-то будешь? Ты даже не представляешь, как ухаживать за детьми… Не смеши.

– Вот и посмеемся вместе… потом. Ты лучше меня не трогай. Живешь нормально, в шикарном доме, не голодаешь; книги купил, как ты просила…

– Боже мой! Книги купил… Ты даже не представляешь себе, что можно жить по-другому! С теми же возможностями, но по-другому! Другими интересами, что ли…

– Это ты с дурами-подружками обсуждай. Лей им в уши… Какой я урод, как ты несчастна… Мне это неинтересно. Кстати, если еще раз я услышу, что ты на меня жалуешься – вылетишь отсюда и даже вещей не успеешь собрать…

Я остолбенела. Откуда он мог это знать? Только вчера я жаловалась по телефону Жанне, что Роберт не ночевал, хотя я очень просила его привезти Ване капли для носа.

Роберт полез в портфель и вытащил оттуда несколько магнитофонных кассет.

– На, послушай! – и швырнул на стол.

У меня все оборвалось внутри. Значит, он меня прослушивает так же, как когда-то прослушивал первую жену.

Все вернулось бумерангом.

Роберт уехал на работу, а я открыла дверь на улицу и вдохнула всей грудью чистый подмосковный воздух.

«Вот и все. Скоро перевернется еще одна страница моей жизни, наверно, самая важная в жизни любой женщины – семейная».

Я уйду отсюда, потому что концерт окончен. Больше ждать нечего.

Я боролась как могла. Всеми правдами и неправдами. Верила, лечила, соучаствовала, молилась, родила сына, спасала, «изменяла отношение», прощала и ждала.

Больше ждать нечего».

…На соседнем участке копал грядки сосед Матвей Егорович.

Он устал и выпрямился. Воткнул в землю лопату и несколько раз прогнулся назад, разминая затекшую спину.

А потом он обернулся на наш дом. Наши глаза встретились.

…Я прощалась с этим местом, с Назарьевом, с лесом, с утлым соседним домишкой и этим стариком, с которым мы даже не были знакомы.

Я передала в своем взгляде всю боль, которую мне пришлось здесь пережить…

А он смотрел на меня и думал: «Живут же люди…»