— Жила как-то одна Великанша.
— И какого же она была роста?
— Как тополь. Ну или почти что как тополь.
— А давно это было?
— Очень! Так давно, что время, с тех пор пролетевшее, нужно было б обозначить более длинным словом.
— И все-таки мы до сих пор знаем, что она жила?
— Да.
— А откуда?
— О ней сложена целая история. Ее рассказал один человек со слов своего знакомого, который видел Великаншу собственными глазами.
— А она сама его видела?
— Нет. То есть вначале нет. А иначе б она его съела, и мы бы о ней ничего не узнали.
— Может быть, она была с закрытыми глазами, может, она просто спала?
— Ой, ну конечно же! Великанша спала. Жила как-то одна Великанша, которая спала. Она лежала в тени от кустиков черники, вытянувшись, как поваленный тополь. Огромная храпящая девица, вся в царапинах, а в ее светлых волосах сидела стая воробьев.
— Как же ее звали?
— Ах, у нее даже имени не было! У нее вообще ничего не было — ни друзей, ни рубашки, ни башмаков. Были только грубая сила да толстая дубина, которой она забивала соседских коров. Но еще у нее были кое-какие мысли.
— Какие такие мысли?
— Это и впрямь интересно, еще бы. Но изо рта Великанши исходили только неясные скрипы и стоны.
— А тот знакомый их слышал?
— То, что он услышал, больше походило на охи и вздохи. То были сны Великанши, и он их невольно подслушал. Но так и не понял, откуда они раздаются, где их источник — в голове или снаружи, в животе или пониже, в гигантских ступнях.
— А потом что было — Великанша проснулась?
— Нет еще, пока что не проснулась. Она спала до тех пор, пока солнце не стало светить ей в глаза. То есть вплоть до вечера. Тень, в которой она пряталась, потихоньку соскользнула и легла рядом с нею, у Великанши в ногах. Великанша огляделась и кивнула тому знакомому, решив, что он часть ее сна. А потом крикнула ему, что уже проснулась и что он может идти.
— Так она его сразу не съела?
— Нет. И потом тоже нет. Вначале она его не съела, потому что сны несъедобны. Ну а потом она его полюбила. «Ты меня любишь?» — спрашивала Великанша. А он отвечал: «Еще бы!» Другой ответ был бы просто опасен. Но он и правда ее полюбил. Ведь от нее исходил такой прекрасный и такой пикантный запах.
— А где же она жила?
— Все думают, что великаны обитают в лесу. Возможно, там бы поселилась и наша Великанша. Но в лесу она без конца цеплялась головой о верхушки деревьев. Поэтому она стала жить в скалах. Вечером, на закате, скалы становились такими же красными, как и она сама.
— Когда двое любят друг друга, то один хочет быть как можно ближе к другому, а другой — к первому. Так же было у Великанши и ее друга, которого звали Вилли. Но самое большее, что он мог, — это обнять ее ногу. Если же Вилли забирался к ней на живот, то чувствовал качку от ее дыхания, и у него начиналась морская болезнь. Они даже ни разу не спали в одной постели. Во-первых, у Великанши и постели-то не было, а во-вторых, со стороны Вилли было бы слишком легкомысленно даже ночью оставаться рядом с нею.
— И где же они спали?
— В одной пещере, на сухих листьях папоротника. У Вилли там была своя ниша.
— Господи, как же тяжело им было!
— Ну, по крайней мере, у Великанши был теперь кто-то, с кем она могла говорить, кто отгонял от нее воробьев. «Причеши меня и поцелуй», — просила Великанша. И Вилли причесывал и целовал. Он каждый день заплетал ей еще одну косу, и за сотню дней было заплетено сто кос. Когда все ее волосы были уложены, Вилли и Великанша пошли вместе погулять. Конечно, они не могли идти в обнимку или под руку, но все-таки они шли вместе, это факт.
— В деревне в самом разгаре был праздник, и все танцевали. Одна бы Великанша туда никогда не отправилась. И теперь ее привыкшее к одиночеству сердце громко билось. Народу было столько, что и яблоку негде было упасть. Впереди шел Вилли. Он помахал Великанше, и та остановилась. Толпа отшатнулась, музыка оборвалась. Вилли встал в центре площади, а подле него стояла Великанша. «Вальс!» — скомандовал Вилли. И музыка снова началась. Великанша лихо отплясывала и от радости громко кричала. На обратном пути они много ссорились.
— Ссорились? Из-за чего?
— Да из-за всего! Сперва из-за этого, затем из-за другого, потом снова из-за этого… Он говорил: нет, она говорила: да, он твердил: нет, она повторяла: да, нет, да, нет, да, нет, да, нет, балда, дылда, балда, дылда, балда, сама ты балда. И они оба замолчали. В груди у Великанши все кипело и ворчало. Когда они вошли в пещеру, Великанша споткнулась и упала. После этого кипение и ворчание прекратились.
В общем, Вилли совсем надоел Великанше. Она это поняла на следующее утро, когда он спал. Он лежал в одежде, закрывая маленькими кулачками лицо. Ее любви как будто не бывало. И она ему так и сказала, как только он проснулся. Но его любовь к ней все еще была огромна и даже стала прочней. Наконец-то он нашел женщину, которая никогда не ныла и от которой так прекрасно и так пикантно пахло. Так что он был не намерен от нее так просто отказаться. И только когда она пригрозила его съесть, он развернулся и ушел.
А кто ушел, того уж нет. И Великанше еще нужно было к этому привыкнуть. У нее по-прежнему не было ни чулок, ни башмаков, ни имени, но зато у нее теперь снова была собственная пещера. Ну и кое-какие мысли, которые шуршали, как фантики от шоколадных конфет. Она думала о своем Вилли, и каждую ночь он приходил к ней во сне. «Причеши меня и поцелуй», — охала и вздыхала Великанша.
— Кто тебе сказал, что ей снилось? Ведь тот знакомый не мог этого знать.
— А я знаю.
— Откуда?
— Всем великаншам снится их возлюбленный, когда он уходит. И с каждым разом он становится все выше и сильней. Так что Вилли уже дорос до груди Великанши, уже доставал ей до кос, которые она теперь заплетала сама.
— А что же сам Вилли? Он писал ей письма?
— Да, каждый день. Но не нашлось такого почтальона, который мог бы эти письма передать. Так что она их так и не прочла.