— Ты поворачиваешь ко мне свою вытянутую голову, заслышав мои шаги, под твоими черными кожистыми веками два глаза видны. Но ты молчишь.
С этими словами один мальчик каждое утро обращался к своей лошади. Три года подряд.
На четвертый год лошадь спросила:
— А сто я могла пы скасать?
Ее длинный рот произносил все с каким-то иностранным выговором.
— Скажи: Доброе утро! — посоветовал мальчик.
— А это лутсе, тем нитего не скасать?
— Намного лучше.
— Топлое утло! — сказала лошадь.
— Доброе утро! — сказал мальчик. — Как дела?
— Как тела? — повторила лошадь.
— Спасибо, хорошо.
— Спасипо, холосо.
— У тебя все правда хорошо или ты это сказала просто так?
— А откута я могу это уснать?
— Ты это можешь почувствовать.
— Потюствовать?
— Вот именно.
— Та, я могу.
— Ну?
— Спасипо, холосо.
В тот день они больше не разговаривали. Они шли шагом, затем перешли на галоп и вдоль реки поскакали.
На следующее утро лошадь поздоровалась первой:
— Топлое утло, мой мальтик!
— Доброе утро, моя лошадь!
— Как тела?
— Спасибо, хорошо. А у тебя?
— Спасипо, не отень холосо.
— Что случилось?
— Говоление плитиняет мне влет. В голове моей столько мыслей, сто от них мне покоя нет.
— Не волнуйся, — сказал мальчик. — Ты скоро к этому привыкнешь.
И действительно, лошадь вскоре к этому привыкла. Она рассказывала мальчику, как ей живется, и делилась с ним тем, что у нее на душе. Еще лошадь стала кое о чем задумываться. Например, что такое доброе утро, а что такое недоброе утро, и чем они отличаются. Все мысли, приходившие в ее вытянутую голову, превращались в слова, которые выговаривал ее длинный рот. А мальчик ее слушал. Ему пришлись по нраву неторопливый лошадиный говор и странный иностранный выговор. Иногда он спрашивал себя, подходит ли его круглая человеческая голова для того, чтобы понять свою лошадь. И он решил спросить об этом ее саму.
— А откута я могу это уснать? — спросила лошадь.
— Ты это можешь почувствовать.
Лошадь молчала три дня подряд, а потом сказала:
— Спасипо, холосо.