НУЖЕН ФРОНТ

С ВОЗНИКНОВЕНИЕМ «ГАЙД-ПАРКА» неформалы превратились в фактор большой политики. На заседаниях Политбюро о неформалах говорили и раньше, но либо как о потенциальной опасности, либо как о лабораторном эксперименте. Теперь неформалы стали набирать численность, собирать толпы в километре от Кремля. Эксперимент вышел за пределы лаборатории, и, как показывают дальнейшие события, в любой момент могла начаться цепная реакция.

При всем стремлении быть самостоятельными неформалы были частью более широкого политического процесса:

Вспоминает Б. Кагарлицкий: «Неформалы действовали по принципу: „реформы сверху под давлением снизу“. А какую более успешную тактику в этих условиях можно было предложить? И до 1990—1991 годов эта тактика была вполне оправданной, потому что еще не было видно, что элита переходит к либерализации».

Казалось, что давление может быть успешным, если сложить относительно небольшие силы неформальных групп вместе. Поэтому одновременно с митинговой кампанией началась консолидация оппозиционных групп в широкое народно-демократическое движение.

Еще 9 мая, обсуждая перспективы взаимодействия Федерации социалистических общественных клубов и Всесоюзного социально-политического клуба с Г. Иванцовым, общинники заговорили о едином фронте социалистических сил. Слово «фронт» было на слуху уже месяц после начала «песенной революции» в Эстонии. Фронт ФСОК– ВСПК должен был обеспечить более широкий обмен информацией, взаимную солидарность групп, проведение общих акций, прежде всего против «временных правил». В начале мая Исаев написал «Принципы организации и деятельности Социалистического народного фронта» – что-то вроде расширенной федерации.

Начало митинговой кампании изменило конфигурацию грядущего объединения. Митинги привели к притоку свежей публики и созданию новых групп. При их подготовке «общинники» тесно сотрудничали с либералами из «Гражданского достоинства». Так что теперь фронт уже не рассматривалблок ФСОК и ВСПК (идея объединения этих двух сетей в единую социалистическую организацию сохранялась, но уже как отдельная от идеи «Народного фронта»). С началом митинговой кампании на Пушкинской площади пришел «сигнал сверху». Руководитель НИИ культуры В. Чурбанов, возглавлявший в Советской социологической ассоциации комиссию по проблемам самодеятельных объединений, предложил созвать конференцию неформалов. Партийные организации оказали этому мероприятию живейшее содействие, Г. Пельман дал понять, что вопрос курирует А. Яковлев.

Быстрота, с которой решались организационные вопросы, прежде пробивавшиеся с огромным трудом, показала, что манифестациями неформалы доказали свою дееспособность и теперь отношение к ним иное, чем зимой. Их, конечно, не столько боятся (всегда можно разогнать), сколько используют для создания какой-то организационной структуры «в поддержку перестройки». Но эта структура – уже не «приводной ремень» КПСС, как все другие официально признанные организации того времени, а как минимум «приводной ремень» реформаторов в КПСС. Это было привлекательно, тем более что внутренний плюрализм в «Народном фронте» позволил бы пользоваться ресурсами (например, помещениями и доступом к прессе), не «поступаясь принципами».

Повод для встречи избрали уже традиционный – составление наказа к XIX партконференции. Теперь это должен был быть объединенный наказ всех «конструктивных» неформалов («неконструктивными считались „Демократический союз“ и „Память“), что придавало ему более весомый статус, чем предыдущие наказы. Для самих неформалов, тоже по заведенной традиции, наказ должен был стать программой собственной организации – широкого фронта демократов.

 

НАРОДНЫЙ ИЛИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ?

5 ИЮНЯ форум демократической общественности открылся во Дворце молодежи. Как и в январе 1988 года, пленарное заседание превратилось в рекламные самоотчеты, рассчитанные на телевидение. Но в некоторых выступлениях звучали также принципиальные положения строительства новой организации, которые затем вызвали полемику и в кулуарах, и в самиздате.

М. Малютин заявил, что здесь собрались социалистические клубы, на что тут же возразил Д. Леонов, представлявший «Мемориал» и «Перестройку-88»: «Ни мы, ни ГД не рассматриваем себя как социалистические клубы». Суть начавшегося размежевания отражает статья одного из лидеров «Демократической перестройки» П. Кудюкина, написанная по горячим следам форума 5 июня. Кудюкин критикует высказывание М. Малютина «демократия для всех есть буржуазная демократия». Демократия «не для всех» – это не социалистическая демократия, а просто ограниченная демократия или просто авторитаризм. Человека, не приверженного социалистической идее, нельзя в чем-то убедить, опираясь на социалистические или коммунистические постулаты. Можно лишь принудить его к подчинению, опираясь на ресурсы авторитарной власти, которая сейчас называет себя социалистической.

При неопределенности понятия «социализм» для большинства участников движения оно становилось символом не определенной программы (как в федерации), а лояльности КПСС. Кудюкин предостерегает: «При неопределенности понятия „социализм“ мы рискуем, что к нам присоединятся политические циники». Им все равно, что записано на знаменах – демократический социализм или просто демократия. Они ориентируются не на принципы, а на конъюнктуру. Это предостережение оправдается на примере аппаратного ядра будущего «Народного фронта», которое сначала будет «отсекать» несоциалистов, а затем перейдет в «Демократическую Россию» – уже антисоциалистическую организацию.

Как правильно заметил С. Станкевич, «весь руководящий актив „Демократической России“ вышел из „Московского народного фронта“. Они сначала перетекли в МОИ, а затем в „Демократическую Россию“.

П. Кудюкин разводит две задачи, которые опасно смешивать при создании «Народного фронта».

› «Насущная задача нашего дня – борьба за демократию, которая может слиться, а может и не слиться с борьбой за социализм.

› «Народный фронт», по историческим аналогиям, общедемократическое движение, целеполагание же на демократический социализм делает его скорее зародышем социалистической партии (что, конечно, тоже нужно)».

Концепция «Общины» была близка к этой постановке вопроса, хотя «общинники» и считали необходимым бороться одновременно как за социализм (его в СССР еще не было), так и за демократию. С их точки зрения, нужно было укреплять две разные, но пересекающиеся по членству организации – социалистическую федерацию и общедемократическое движение – «Народный фронт». Во фронте сильная социалистическая струя обеспечивается не формальными правами, заранее закрепленными за социалистами, а фактическим влиянием работоспособного ядра, прежде всего «фсоковского». Но тогда социалистическое ядро, так же как либеральное, демокоммунистическое и общедемократическое ядра, должно иметь собственную организацию внутри «Народного фронта».

Таким образом, уже 5 июня стало выясняться, что некоторые социалисты дальше от «общинников» и социал-демократов, чем либералы. Либералы из «Гражданского достоинства» были людьми дела, которые вместе с «общинниками» вышли на площадь. Лидеры «Социалистической инициативы» все еще боролись за место учителей общественного движения, их соперничество с «Общиной» в федерации нарастало. Теперь возник вопрос о том, каким быть «Народному фронту», и каждая из сторон видела в новой организации решение не только общедемократических, но и собственных проблем. Общедемократический «Народный фронт» позволял «общинникам» оказаться в центре социалистическо-либерального блока, сотрудничать и с коллегами по федерации, и с либералами. К этому времени «Община» доминировала и в федерации. Приток новых людей, еще политически неопытных, проникнутых шестидесятническими марксистско-ленинскими стереотипами, насаждавшимися в это время либеральной прессой, позволял доминировать именно лидерам марксистского крыла Б. Кагарлицкому и М. Малютину. Таким образом, возникал соблазн просто растворить федерацию в «Народном фронте СССР», где соотношение сил удачнее для марксистов в силу популизма новой организации.

Но популистская волна переменчива и склонна к поддержке простых решений. Любые конструктивные программные построения, не защищенные отдельной организацией, размываются толпами неофитов, прибывающих с каждым потеплением политической ситуации. Эти волны привержены идеям «прорабов перестройки», имеющих доступ к СМИ. Отсюда быстрый переход популистского движения на антисоциалистические позиции вслед за «либеральными коммунистами» в 1989—1990 годах.

Сами «прорабы перестройки» уже приглядывались к массовке. 5 июня Ю. Афанасьев, посетив форум, назвал его «прообразом социалистической демократии».

Некоторые ораторы выступали на форуме в тональности «сейчас или никогда!» Е. Дергунов («Федерация социального объединения») утверждал: «Может произойти в любой момент переворот, и вы можете пойти в психбольницы и в тюрьмы. Этот переворот может быть вызван национальными волнениями с введением чрезвычайного положения!» Часть неформальных ветеранов также подстраивались под популистскую тональность. О. Румянцев задавался вопросом: «Кто руководит нашим обществом? Те, кто голосовал за брежневские наказы, кто не извлек уроков после Чернобыля, кто устроил судилище против Бориса Николаевича Ельцина… Цель перестройки – демократический социализм». Однако словосочетание «социализм» частью социал-демократических неформалов воспринималось как ритуальная дань лояльности, и разве что «общинники» делали из него конкретные политические выводы о борьбе на два фронта – и против коммунистической бюрократии, и против капиталистического перерождения. Сторонник американизации В. Фадеев с неприязнью вспоминают об эффекте выступления А. Исаева: «Напоследок анархиствующий юноша, поправив на носу очки, огорошил всех предостережением, что наша страна скоро превратится в сырьевой придаток Запада». Большинство присутствующих такой угрозы не видело.

Участники форума разошлись, но только на время. 12 июня они должны были собраться снова, чтобы обсудить «Общественный наказ», составленный на основе выступлений делегатов. Для его составления была создана редакционная комиссия, которая одновременно стала инициативной группой, а затем организационным комитетом по созданию «Московского народного фронта».

7 июня оргкомитет «Московского народного фронта» начал обсуждать формы новой организации. События развивались так быстро, что неформалы рассматривали московскую организацию как часть «Народного фронта СССР». Не вызывало сомнений, что как в Москве, так и во многих других городах возникнут массовые организации. Предполагалось за лето договориться с большинством неформальных групп страны, с которыми уже есть контакты. Чтобы привлечь как можно больше организаций, перед «Народным фронтом» ставились относительно скромные задачи: «Представительство неформалов, координация и информация». Встал вопрос: кого приглашать во фронт? А. Шубин дал историческую справку: «Народный фронт» – коалиция демократических сил в самом широком значении этого слова, от демократических коммунистов до демократических либералов. Приглашать нужно по принципу: «силы, которые могут договориться между собой».

Однако М. Малютин возражал: «Не надо искать союзников правее, то есть тех, кому не нравится социализм». Это значило отсечь от «Московского народного фронта» часть активных групп, которые де-факто в нем уже участвовали, либо добиться их включения во фронт в качестве членов «второго сорта», поступающихся идеологическими принципами ради участия в общей организации.

Сторонники социалистической идентификации мотивировали свою позицию не только (и не столько) принципиальными соображениями, сколько стремлением получить статус, что для социалистической организации будет легче. В. Пономарев даже полагал: «Если не зарегистрируют, то „Народный фронт“ бессмысленен». Ему отвечали, что власти как раз уже согласны на общедемократическую организацию: «Властям наплевать на социализм. Чурбанов пригласил весь спектр».

9 июня прошли переговоры с кураторами в НИИ культуры. Неформалы пытались пугать аппаратчиков: активность масс растет, и чтобы она была регулируемой, срочно нужен «Народный фронт». Представитель МГК А. Силаев ответил: «Сложная обстановка в городе из-за антисоциалистических групп».

 

НОВАЯ ВОЛНА

СООТНОШЕНИЕ СИЛ в оргкомитете «Народного фронта» менялось еще и потому, что в него вступали представители новых групп, осваивавшие азы политики в «Гайдпарке». Они были настроены не на дискуссии о конструктивной программе, а на действие. Под действием понималась все та же правозащитная работа, которую старые группы вели уже как минимум с 1986 года.

Почти сразу между стариками и неофитами начались трения. Новые участники движения хотели дела, а не идеологических обсуждений.

С. Станкевич, наблюдавший неформальное движение с 1987 года, а теперь, 4 июня, организовавший вместе с Георгием Гусевым группу «Народное действие», вспоминал о дебюте своего товарища на политическом поле: «Идея Гусева – нужно действие, воздействие на бюрократов конкретно. Его привел Иванцов в подвал „Факел“, где проходила лекция. После нее Гусев изложил свою программу – помощь людям, судиться с партократами. Шубин сказал, что не нужно создавать нового, и так много групп. Пора консолидировать силы. Гусев тоже был за консолидацию, но иного рода: „не нужно идеологических дискуссий, они не важны“. В „Народном действии“ помимо Станкевича тусовались и будущие аппаратчики „Демократической России“ – Шнейдер и Боксер.

Ярким явлением был «философмарксист» А. Федоровский. Только что появившийся на общественной арене, он немедленно стал претендовать на лидерство в «Народном фронте». Его первые действия стали вызывать раздражение старых групп. Сразу после форума 12 июня была распространена листовка от имени «Народного фронта», на которой значились координаты Е. Дергунова (Федерация социального объединения) и А. Федоровского. Листовка приписала инициативу создания «Народного фронта» Федерации социалистических общественных клубов и философским клубам «Единство теории и практики марксизма-ленинизма», о которой в оргкомитете узнали из этой листовки. По версии листовки, начало создания «Народного фронта» провозглашено на собрании 500 человек из 40 организаций. На самом деле Дергунов знал о том, что за создание фронта проголосовали представители 18 объединений, и никаких «философов» среди них не было. Это видно из статьи Е. Дергунова, вскоре опубликованной в самиздате. Так что выпячивание роли философовмарксистов исходило, по всей видимости, от философа Федоровского. Листовка была воспринята как попытка неофитов приподнять свой авторитет. Но в горячке июньских событий старики сочли этот симптом случайностью, следствием политической неопытности. Тем более что Федоровский, Дергунов, Гусев и другие новички активно включились в работу.

Были и другие персонажи, в тот момент внушавшие куда большие опасения. Разочаровавшийся в «Памяти» ее бывший активист А. Яцковский, который теперь вошел и в ФСО, и в «Народное действие», заявил о начале формирования охранных отрядов фронта и стал призывать к решительной силовой борьбе. Вскоре после этих событий он тоже исчезнет, ничего заметного, слава Богу, не создав. Венцом его охранной деятельности стало стаскивание с трибуны одного из ораторов на заседании оргкомитета уже после его раскола. В конце июля Яцковский был изгнан из рядов «фронтовиков» за антисемитизм.

Активистов старых клубов смущало то, что редко удавалось встретить более чем двух-трех членов новых клубов. Но они получали такое же представительство в оргкомитете, как и группы, доказавшие свою работоспособность. Так возникла проблема представительства. Неформальные организации имели непроверяемую численность. Более того, работоспособность организации не зависела от формальной численности. В июне казалось, что в «Народный фронт» вот-вот пойдут тысячи граждан. Но этого не произошло. Группы делились на старые, которые уже что-то доказали своими действиями, и новые (иногда – сверхновые однодневки), которые могли только обещать, что что-то совершат в будущем. Численность тех и других не поддавалась учету.

 

ОБЩЕСТВЕННЫЙ НАКАЗ НЕФОРМАЛОВ

12 ИЮНЯ в ДК «Энергетик» собралось завершающее заседание форума по составлению «Общественного наказа». Обсуждение стало более камерным – в центре внимания был текст наказа. Несмотря на многочисленные идеологические разногласия присутствовавших в зале людей, 12 июня жесткого противостояния не было.

Вспоминает В. Прибыловский: «На сцене шла борьба вокруг слова „социалистический“. Верховский старательно штопал компромисс. „Общинники“ защищали слово „социализм“, но тоже стремились к компромиссу. Исаеву слово было очень дорого, но желание объединить всех – дороже. Поэтому оно где-то осталось в одном месте, а в двух исчезло». Остался демократический социализм на видном месте – он возглавлял перечень лозунгов, завершавших наказ.

После выяснения «социалистического» вопроса дело пошло легче. Подробно обсудили правовые формулы общедемократического характера. Несмотря на то, что выступавшие довольно эмоционально обвиняли комиссию в отсутствии тех или иных положений, высказывавшихся раньше, обсуждение было конструктивным: редакционная комиссия включала в текст почти все предложения. Получился свод демократических и правозащитных требований, который с теми или иными вариациями повторялся в программах демократических движений и партий до 1991 года.

В наказе говорилось: «Преобразовать партию из организации, управляющей от имени народа при помощи переродившейся касты партократов, в действительно политическую организацию; для этого она должна быть полностью лишена властных функций, передаваемых в Советы и органы государственного управления, что должно найти отражение в законе о партии. Статья 6 Конституции должна быть соответствующим образом изменена… Вся полнота власти должна быть передана Советам… Рассматривать становление подлинного самоуправления на производстве в качестве главной стратегической задачи реформы в духе демократического социализма». В тексте было и разделение КГБ на три ведомства, и политическая амнистия, и полный набор гражданских свобод. От документов «Демократического союза» «Общественный наказ» принципиально отличался экономическим разделом, отданным на откуп «Общине». Зал проголосовал за ее экономическую программу: «Создать при Советах различных уровней органы, координирующие экономическую деятельность предприятий соответствующего подчинения. Эти органы должны состоять из представителей советов трудовых коллективов координируемых предприятий.

Советы трудовых коллективов комплектуются из делегатов советов цехов и распоряжаются фондами предприятий.

Советы цехов комплектуются из представителей бригад и распоряжаются фондами цеха.

Необходима постепенная ликвидация государственного заказа.

Считать целесообразным передачу земли стабильно убыточных колхозов и совхозов в бессрочную аренду сельскому населению».

«Общинники» были очень довольны – наконец их экономическая программа получила всеобщее признание демократов. Увы, торжество было недолгим. Вскоре выяснилось, что большинство неформалов просто не желают вникать в экономические тонкости.

«Община» выступила и представителем экологического движения – s наказ вписали его важнейшее на тот момент требование: «приостановить строительство объектов, не прошедших экологической апробации».

Наказ завершался лозунгами, которые объединяли большинство инициаторов «Народного фронта» и были хорошо понятны всем (хотя каждый понимал их по-своему):

«Да здравствует демократический социализм!»

«Да здравствует единство прогрессивных сил коммунистической партии и широкого демократического движения!» «Да здравствует революционная перестройка!» [181]

Конференция приняла «Принципы организации и основные цели „Народного фронта“, сформулированные в абстрактно-демократическом стиле и не упоминавшие социализма.

На митингах «Гайд-парка» развернулась агитация за «Народный фронт» как перспективу массового движения. Де-факто в стране возник единый фронт неформальных политических организаций (кроме «Демократического союза» и «Памяти»). Но его сразу же стали раздирать разногласия. Вскоре после конференции Г. Пельман высказал опасение, что «Московский народный фронт» может стать «комсомолом для взрослых». Каково будет место новой организации в политической жизни страны? «Массовка» беспартийных в поддержку Горбачева (опасение Пельмана)? Самостоятельная общедемократическая организация с сильными и автономными социалистическим и либеральным крыльями (концепция «Общины» и «Гражданского достоинства»)? Ядро социалистической партии вместо федерации (концепция «Социалистической инициативы»)? Общедемократическая организация, замкнутая на поддержку либеральных коммунистов (концепция либералов Клуба социальных инициатив)?

 

ЭСКАЛАЦИЯ КОНФЛИКТА

ПОСЛЕ КОНФЕРЕНЦИИ противоречия в оргкомитете «Народного фронта» нарастали по двум линиям. С одной стороны, между сторонниками узко-социалистического и общедемократического характера фронта (вторые придерживались как либеральной, так и социалистической идеологической ориентации). С другой стороны – защитники широкой автономии клубов и приверженцы обязательности решений оргкомитета для всех организаций, входящих в «Московский народный фронт».

14 июня оргкомитет снова обсуждал, вносить ли «социализм» в документы. «Община» настаивала, что нужно объединить прежде всего людей дела. Но неофиты, вроде бы выступавшие именно за дела, настаивали на слове. «Общинники» не уставали подчеркивать, что они – социалисты, но социалистическая организация уже есть – федерация. Нельзя растворять его в общедемократическом движении.

При этом представители обоих течений воспринимали фронт как фактически общедемократическое движение. О. Румянцев говорил тогда: «Основные позиции „Народного фронта“, которые предполагают единство его действий, – это досрочные перевыборы Советов по программам, свобода слова, свобода союзов, свобода собраний». Это – набор общедемократических требований, в которых «нет ни грана социализма». Оргкомитет «Народного фронта» де-факто существовал как общедемократическая организация.

В обоих фракциях были и принципиальные социалисты, и люди, равнодушные к социалистической идее, и ее противники. Отличие заключалось в том, что несоциалисты из большинства считали нужным до поры продолжать «социалистическое крышевание».

Вспоминает С. Станкевич: «Сначала был спор, можно ли включать несоциалистические группы. Решили, что можно, и они вошли. А затем начался спор о том, упоминать ли социализм в оргпринципах, и несоциалистические группы стали настаивать, что для них принципиально, чтобы не упоминать. Мы же говорили, что для нас упоминание социализма столь же принципиально».

21 июня группы большинства проголосовали за социалистический характер фронта. Но либералы остались. Разногласия по этому пункту не оказались роковыми, оргкомитет еще можно было сохранить в прежнем составе.

Отношения резко обострили организационные разногласия, связанные с завершением кампании на «Гайд-парке». После разгона 18 июня перед неформалами встал выбор: встретить партконференцию конфронтацией на улицах в стиле «Демократического союза» или продолжить агитацию, достигнув какого-то соглашения о легализации «Гайд-парка».

Власти также были настроены против эскалации конфликта с социалистами – единый фронт неформалов от «дээсовцев» до «Народного фронта» мог устроить массовые столкновения, что в преддверии партконференции имело бы непредсказуемые последствия – скорее всего усилило бы позиции консерваторов.

21 июня завсектора агитации и пропаганды МГК В. Ландратов пригласил для переговоров А. Исаева – в МГК знали, что всю эту кашу заварили «общинники» и «Гражданское достоинство», поэтому и переговоры нужно вести с ними. Ландратов объяснил, что МГК не заинтересован в новом разгоне, но согласиться на спонтанную митинговую активность тоже не может. Возникла идея переноса «Гайд-парка» в новое место, не столь приближенное к центру. Например, ко Дворцу молодежи. 22 июня переговоры продолжились в Моссовете, у секретаря совета Прокофьева. 24 июня план переноса «Гайд-парка» согласовывался властями с лидерами «Общины» и «Гражданского достоинства». Было решено, что на Пушкинской площади будет выставлен пикет с мегафоном, который перенаправит публику, приходящую на митинг, к новому месту. Очевидно, это даже увеличило бы количество митингующих – собрались бы и завсегдатаи Пушкинской, и случайные люди у Дворца молодежи – место людное. Неформалы не знали, что чиновники водят их за нос.

Власти тем временем устроили разводку, начав переговоры одновременно и с А. Даниловым из другой фракции оргкомитета. Заместитель прокурора Москвы М. Чернов сообщил ему, что если митинг на Пушкинской будет вполне лоялен, то его разгонять не будут. Данилов с готовностью дал гарантии от имени оргкомитета. Зампрокурора сообщил Данилову, что «Община» и «Гражданское достоинство» почему-то согласились перенести «Гайд-парк» с Пушкинской площади ко Дворцу молодежи. А. Данилов был возмущен такой узурпацией прав оргкомитета (от имени которых только что тоже дал беспрецедентные обязательства). Полон благородного возмущения, Данилов поспешил на заседание оргкомитета.

Это заседание 24 июня знаменовало собой те перемены, которые привнес в оргкомитет быстрый рост за счет новых и сверхновых групп и микрогрупп: «матерые фронтовики попали в окружение лиц сколь юных, сколь и незнакомых. Меня поразило отсутствие ветеранов», – рассказывал о своих впечатлениях В. Игрунов. Ветераны демонстрации 28 мая были заняты на переговорах, а Кагарлицкий в этот день держался в тени, выдвинув вперед «социнициативщика» В. Пономарева, известного своей склонностью к процедурным спорам. Его фраза «у меня есть поправка к поправке» стала крылатой для характеристики процедурных споров неформалов. В. Игрунов продолжает: «В. Пономарев, в местнических счетах ранее занимавший неприметное место, уверенно взял бразды правления в свои руки». Но и ему приходилось нелегко – квартира А. Федоровского, где проходило заседание, была битком забита людьми, которые практически не знали друг друга. Человек 60 утверждали, что кого-то представляют (хотя в оргкомитете числилось втрое меньше групп).

Тут на заседание прибыл член этой группы А. Данилов, который потребовал слова для экстренного сообщения: «Община» и «Гражданское достоинство» сдали площадку на Пушкинской и решили перенести митинги ко Дворцу молодежи. А он, Данилов, так замечательно договорился о сохранении «Гайд-парка» на Пушкинской в новом формате – с согласованным списком ораторов и речами без экстремизма. Когда Данилов заканчивал речь, на заседание подошли лидеры «Общины» и «Гражданского достоинства». Они изложили свою версию соглашения. Противники ошарашили их вопросом: «Почему не согласовали свои действия с рабочей группой оргкомитета?» Выяснилось, что несколько представителей новых групп создали рабочую группу по контактам от имени «Народного фронта». Начался спор о том, кто больший узурпатор – самопровозглашенная рабочая группа или «Община» с «Гражданским достоинством».

В гаме и шуме с компромиссной позицией выступил Кагарлицкий: «Если у нас получится два митинга вместо одного, это даже хорошо». Но этот призыв к взаимной терпимости не был услышан.

В первое время конфликт напоминал новый виток нарушения преемственности поколений – более опытные ветераны занимали более умеренную позицию, а неофиты, к которым теперь присоединились ветераны Кагарлицкий и Малютин, – более радикальную. Представители сверхновых групп были особенно категоричны, они стали решительно претендовать на руководство всем движением, отодвигая даже Кагарлицкого. Это вызывало протесты со стороны старых групп – «Мемориала», «Общины», «Гражданского достоинства», Клуба социальных инициатив, «Перестройки-88» (за исключением, конечно, «Социалистической инициативы»). «Демперовец» О. Румянцев пытался найти свой компромисс – он предложил начать митинг на Пушкинской, но если начнут разгонять, то уйти по Тверскому бульвару (уже опыт 18 июня показал, что при желании милиция способна перекрыть движение колонны).

А. Федоровский от имени большинства присутствующих восклицал: «Как можно, „Община“, ставить вопрос об альтернативном митинге, когда завтра на Пушкинской площади решается вопрос – быть конституции страны или не быть?»«Общинники» не разделяли этого наивного пафоса, никакой вопрос о конституции завтра на площади не решался. Но и другие большевики выступали в тональности «можешь выйти на площадь в тот назначенный час?!»

Никто из присутствовавших в этой комнате не был ни Александром Матросовым, ни Махатмой Ганди, и если бы митинговая кампания 1988 года кончилась для неформалов уголовными сроками, это было бы следствием не их мужества, а стечения обстоятельств. У них не было «дээсовского» стремления к конфронтации, они стремились избежать репрессий, если возможно. Однако после оглашения «условий Данилова» обвинения в трусости со стороны людей, которые стали ходить на митинги только теперь, возмутили «общинников». Я тогда напомнил новичкам, что храбрость проснулась в них поздновато: «К сожалению, людей, которые сейчас наиболее рьяно обвиняют „Общину“ и „Гражданское достоинство“, я не видел на демонстрации 28 мая… Главная задача властей – это устроить побоище на площади… В преддверии партконференции это очень удобно. Наших бравых либералов это напугает окончательно». Здесь власти отождествляются с консерваторами, что неверно. Позднее стало ясно, что московские власти хотели не побоища, а раскола неформалов, и это им удалось.

Во всяком случае менее всего «общинникам» хотелось превращаться в социалистическое крыло «Демократического союза» или молодежное крыло «комсомола для взрослых» под названием «Московский народный фронт».

Судьбу завтрашней демонстрации в оргкомитете пытались решить голосованием. Снова встал вопрос полномочий – множество присутствующих клялись, что имеют полномочия от каких-то клубов, в большинстве своем только что возникших. Решили, что в комнате должны остаться представители клубов, уже вошедших в оргкомитет. «Лишним не хотелось быть никому». В этой сутолоке решили, что проголосовать все равно не удастся, и приняли соломоново решение: каждая фракция выходит на свой митинг со своими лозунгами, но ни одна из фракций не имеет права выступать на митинге от имени оргкомитета.

25 июня прошло сразу три демонстрации. «Демократический союз» тоже вышел на Пушкинскую площадь с лозунгами «Долой однопартийную систему!», «Долой КГБ!», «Свободу политзаключенным!» Через несколько минут эти транспаранты были разорваны милицией, а зачинщики пачками загружались в милицейские автобусы.

Рядом, как ни в чем не бывало, стояли «народные фронтовики». Они не хотели, чтобы их разогнали. Они решили отгородиться от милиции множеством портретов Горбачева и Ленина. Раз уж решили, что демонстрации должна состояться любой ценой, то этой ценой станет само оппозиционное содержание демонстрации. Люди, которые упрекали «Общину» в оппортунизме, подменили «Гайд-парк» верноподданической манифестацией 25 июня.

Вспоминает один из новых лидеров оргкомитета «Московского народного фронта» С. Станкевич: «Портрет Горбачева тогда использовался как своеобразный инструмент. Если нас начинают атаковать, то поднимается портрет Горбачева, и пусть нас попробуют тронуть».

Видеозапись митинга и последовавшей за ним демонстрации показывает, что слово «портрет» зря упомянуто в единственном числе – их было множество. «Инструмент» в виде портретов и определял основное содержание мероприятия – поддержка курса Горбачева. Речи ораторов призывали к единству партии и народа. Понятно, что эту манифестацию не было никакого резона разгонять. К тому же Е. Дергунов с трибуны восславил советскую милицию. Тем не менее власти напомнили, кто в доме хозяин, и предложили разойтись. По плану Румянцева митингующие перешли на Тверской бульвар. Милиция им не препятствовала. По рассказу С. Митрохина, «беспорядочные ряды блистали иконами и хоругвями, отдаленно напоминая крестный ход». «Крестный ход» с «иконами» Горбачева и Ленина запел «Варшавянку», чем опять вызвал недовольство милиции. Милицейские чины потребовали перестать петь и свернуть все лозунги, кроме надписи «Даешь Народный фронт», что и было выполнено. «Иконы» остались. Пройдя по бульварному кольцу до «Кропоткинской», эта демонстрация «столкнулась с отколовшейся накануне революционной фракцией Народного фронта („Община“, „Гражданское достоинство“ и другие)», но два потока уже не соединялись. Колонна с Пушкинской дошла до Дворца молодежи, где и разошлась.

Если большевики оргкомитета «Народного фронта» добились права на проведение своей акции за счет перехода на верноподданнические позиции, то меньшевики, сохранив оппозиционное лицо, провалились организационно. Придя ко Дворцу молодежи с прежними лозунгами и флагами, они обнаружили там военный оркестр, который заглушал любые речи. Не собрав слушателей, меньшевики отправились на бульварное кольцо, где встретили радостную колонну своих соперников, увешанную портретами Горбачева и Ленина. Присоединиться к такому шествию было ниже достоинства меньшевиков, и они отшатнулись к памятнику Энгельса, где, немного помитинговав, разошлись под напором милиции.

Так завершилась эпопея «Гайд-Парка». Многие славные эпопеи заканчиваются бесславно. Однако не закат, а апогей события определяет его лицо. Финал является лишь эпизодом, если событие получает продолжение. «Гайд-парк» возродится в 1989 году в Лужниках при участии многих персонажей истории 1988-го. Митинги на Пушкинской тоже будут продолжаться, но в условиях репрессивной политики властей – в «дээсовском» стиле. Спокойный диалог людей разных взглядов на Пушкинской возродится тоже через год – у стенда «Московских новостей», когда благодаря митинговой волне изменится вся политическая ситуация – «политику» будут обсуждать уже повсеместно.

А в конце июня 1988 года обе фракции оргкомитета «Народного фронта» обвиняли в неудачах друг друга, личные отношения испортились совершенно. «Фронт» шел к расколу.

3 июля оргкомитет последний раз собрался в старом составе. Бурно обсуждался вопрос о том, кто имеет право принимать решения от имени «Московского народного фронта». Решили голосовать. От имени «Общины» я вынес на голосование формулировку организационного принципа, который разделил большевиков и меньшевиков неформального движения: «Оргкомитет „Народного фронта“ не является властным органом и представителем „Народного фронта“. Он может „выступать только с идеей, а не от имени „Народного фронта“. Имелась в виду идея создания „Народного фронта“. Ведь его еще не было, он должен был возникнуть как результат массового народного движения, в то время как деятели большинства выступали в качестве руководителей как бы уже возникшей организации, что воспринималось меньшинством как самозванство. „За“ предложение „Общины“ проголосовали „Гражданское достоинство“, „Община“, Клуб социальных инициатив, „Перестройка– 88“, „Альянс“, МО ВСПК, „Альтернатива“ и ЮКИ (две последние группы после раскола остались в оргкомитете). „Против“ голосовали 10 групп: „Социалистическая инициатива“, Бригада имени Че Гевары, „Дипломатия граждан“, Союз рабочих-коммунистов, Федерация социального объединения, Межклубная партгруппа, „Социологи-марксисты“ Федоровского, „Народное действие“, „Природа“, «Лингва“. За каждой из фракций стояло около ста постоянных членов (не считая более многочисленных сочувствующих и участников различных мероприятий, организуемых клубами). В оргкомитете остались не участвовавшие в голосовании экологические группы «Тушино» и «Битца», которые сохраняли тесные связи и с «Общиной». После заседания оргкомитета группы «меньшинства» заявили о своем выходе из него.

Большое значение для большинства лидеров того времени имел исторический опыт. «Общинники» оценивали ситуацию с учетом судьбы попутчиков большевиков, которых объединяли с партией Ленина лозунги, но не базовые идейные и организационные принципы. Организационный централизм, основанный на захватном праве, претил «общинникам» даже тогда, когда он оправдывался социалистическим лозунгами. Это развело их с группой Б. Кагарлицкого, но не сблизило и с либералами. Сохранив добрые личные отношения с «Гражданским достоинством», «общинники» не стали создавать с ними совместную организацию и сосредоточились на работе в социалистическом политическом спектре.

Вопрос о расколе оргкомитета «Московского народного фронта» принципиально важен для понимания формирования современной российской политической культуры. Если не считать репетиции, связанной с «ельцинским кризисом», события весны – лета 1988 года – это первый опыт публичной политики, которая моделировала парламентскую культуру и создавала традиции самоорганизации гражданского общества.

«Общинники» считали необходимым создание общедемократического фронта против КПСС при одновременном укреплении организации, выступающей за антиавторитарный социализм. При этом идейно они были равноудалены как от либералов, так и от марксистов, выступая как против капитализма, так и против тоталитаризма. Неудача этой модели приведет к растворению социалистической идеи в общедемократическом потоке с дальнейшей заменой его общедемократических лозунгов более четкой либеральной идеологией.

 

АТАКА НА ПОПУЛИСТОВ

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ушедших, «Народного фронта» в Москве и тем более в СССР не было. Попытка большевиков выступать от имени «Народного фронта» вызывала протесты со стороны остальных неформалов как узурпация права представлять «народ», то есть ту часть населения, которая стала общественно активной. Несмотря на то, что фронт был еще малочисленен, его лидеры уже выдавали свое детище за массовое народное движение. 29 июля оргкомитет предпринял попытку провозгласить «Народный фронт», но численность организации все еще была очень мала, и оргкомитет ограничился тем, что переименовал себя в оргсовет.

31 июля «фронтовикам» разрешили митинг по итогам партконференции. «Известия» оценили мероприятие положительно, а численность – в тысячу человек (почти как на «Гайд-парке»), «Московские новости» высказались скептически, а численность – в 300 человек. Резолюция митинга превознесла итоги партконференции (что контрастировало с оценками вышедших), «констатировалось формирование в стране „широкого патриотического движения в поддержку перестройки“. Естественно, „действенной формой консолидации этого движения“ как раз может стать „Народный фронт“.

На митинг зашел «общинник» С. Ильин, который удачно провел контрпропаганду с журналистом «Московских новостей» Л. Милославским (и без того скептически настроенным): «Оргкомитет митинга, объединяющий сегодня 25 неформальных групп, провозгласил себя „Московским народным фронтом“ без всяких на то оснований». Для этого как минимум требуется народная поддержка, созыв учредительного съезда с участием массовых движений. «Но часть рабочей группы предпочла другой путь – организовать народный фронт сверху, на базе нескольких не самых серьезных и многочисленных групп».

Может быть, «Московский народный фронт» и стал бы реальностью, сколько-нибудь массовым движением, если бы большинство неформалов работало на него, а не против. Однако оргкомитет стал не центром консолидации, а предметом атак со всех сторон. Б. Кагарлицкий с некоторым недоумением рассуждал на тему «Кто боится народного фронта?» Оказывается, против него выступают не только консерваторы, сталинисты, враги перестройки (честно говоря, они в это время не придавали значения «фронтовикам»), но значительная часть демократов.

Критика оргкомитета со стороны бывших товарищей нарастала. Г. Пельман еще более ужесточил свою позицию в отношении «фронта», называя его «тоталитарной организацией». Он обвинял большевиков в том, что они захватили общий проект, когда благодаря общей работе «молоко вскипело, и появились сливки».

Наиболее резко против оргкомитета выступал Г. Павловский. Он объявил, что будет бороться «за уничтожение „Народного фронта“, и опубликовал в самиздате статью „Сумгаитчики“, где „фронтовики“ ставились в один ряд с погромщиками Сумгаита, так как распаляли популистские инстинкты толпы. Сравнение вполне невинных популистов с погромщиками выглядело странно. В наше время он так воспроизводит свою логику: «У меня нарастало впечатление, что появляются не те люди. Это ощущение у меня нарастало и достигло апогея в 1989 году. Эти люди были не те, потому что они были неуправляемыми. Они не вписывались в концепцию управляемой революции. Они отличались невежественностью и хамством. Я не хотел, чтобы процесс переходил в руки этой плебейской струи. Они в силу своего культурного уровня слушать нас не будут.

Тогда существовали «страхи», которые влияли на нашу позицию иногда сильнее текущей реальности. Так, мы представляли себе антикоммунистическую революцию по венгерскому сценарию 1956 года.

Еще в 1982 году во время допросов в КГБ я сказал, что не хочу, чтобы нас с вами вешали на одних фонарях – с одной стороны коммунистов, а с другой – очкариков. Потом это фигурировало так, что Павловский хочет вешать коммунистов на фонарях.

В нашем представлении «Народный фронт» мог быть только антикоммунистическим и мог вылиться именно в погромы коммунистов. Поэтому я и назвал их сумгаитчиками».

В 1988 году Павловский предупреждал «фронтовиков»: «При ближайшем рассмотрении, демократический Государь оказывается всего лишь дубиной – волшебной народной дубиной, которая должна вдруг обрушиться на бюрократа, а затем как-то чудесным образом все наладить».

Нападки на оргкомитет окончательно убедили его социалистическое ядро в необходимости разрыва с ветеранами. К чему эти брюзжащие, а то и прямо клевещущие неудачники, которые не смогли удержаться во главе начинающегося массового движения, а теперь ставят ему палки в колеса? Опираться нужно на новых людей – на поколение июня 1988-го и дальнейший приток масс. «Народный фронт» пытается перейти от интеллигентской болтовни к созданию настоящего массового движения, он опирается не на 20-25 более или менее (чаще менее) утонченных интеллектуалов, а на широкие социальные слои», – писал Б. Кагарлицкий. Сами широкие слои еще не знали, что на них опираются. Организационная форма для них готовилась заранее. Пока притока масс не последовало. «Новый призыв» последует только в 1989-м, и результат притока масс оказался неожиданным. Когда они действительно двинулись в политику, то демократические аппаратчики, выдвинувшиеся на этой волне, отторгнут как раз утонченного интеллектуала Кагарлицкого.

В начинающемся популистском движении он как неформал окажется чужеродным элементом.

Вспоминает В. Гурболиков: «Эти события как-то сильно развели нас и с кругом Кагарлицкого (отношения восстановились уже в газете „Солидарность“ накануне 1993 года), и с „Перестройкой“, и свели с „Гражданским достоинством“, с которым были очень разные взгляды. Но было что-то общее. В наших двух группах человеческие отношения, пусть и сектантские, преобладали над политическими. Мы все сильнее воспринимали людей, которые потом будут делать „Народный фронт“, как политиканов». Но контакты сохранялись – как минимум приходилось общаться в рамках федерации. «Общинники» заходили и на открытые дискуссии, организованные оргсоветом «Народного фронта». Здесь спор о демократическом фронте продолжался. Исаев утверждал теперь, что «процесс консолидации преждевременен».

Дело в том, что разные регионы страны развиваются сейчас очень по-разному. В провинции выступления направлены персонально против местных властей, понимание альтернативы существующему режиму гораздо слабее, чем в столицах, в среде неформалов. Чтобы консолидировать столь разнородные элементы, «Народный фронт» «планируется как организация партийного типа» со своей бюрократией». Я тогда предлагал вернуться к прежней модели «Московского народного фронта» – коалиции реально существующих групп. Но один из лидеров оргсовета С. Станкевич считал этот уровень уже недостаточным: «Народный фронт» – не только коалиция. Это демократический ликбез и передаточное звено между депутатами и избирателями». «Передаточное звено», впрочем, работало недолго. Много позднее Б. Кагарлицкий рассуждал: «Неформальные структуры при всех своих достоинствах имеют явные организационные недостатки. Они не могут удержать контроль над своими депутатами, которые уходят наверх и там коррумпируются». Чтобы понять это, лидерам «Народного фронта» нужно было пройти опыт 1989—1991 годов.

Кагарлицкий назвал своих противников «генералами без армий». Но пока все неформальные лидеры были полковниками во главе рот. Армии появятся в следующем году, причем и у неформалов, и у популистов. Но, попытавшись создать из «Народного фронта» Социалистическую партию, марксисты потеряли и федерацию, и «Народный фронт».

 

СОЦИАЛИЗМ И ПОПУЛИЗМ

В ХОДЕ ЛЕТНЕЙ митинговой кампании были предприняты попытки создать настоящее территориальное самоуправление. Причем предприняли ее сами жители, а не неформалы. Неформалы и реформаторы КПСС лишь создали атмосферу, в которой это стало возможно.

Жители микрорайона Братеево были возмущены тяжелым состоянием окружающей среды – норма загрязнения воздуха превышалась иногда в шесть раз. Пикеты блокировали строительство новых предприятий в районе. В микрорайоне начались регулярные митинги-сходы. Был создан совет инициативных групп. 11 августа на трехтысячном митинге жителей было принято решение об избрании делегатов на конференцию, которая 4 сентября избрала Комитет самоуправления микрорайона Братеево. Вскоре этот опыт распространился на большинство микрорайонов Москвы и более чем 30 городов страны.

Комитет требовал у райсовета признания своих прав как низового звена власти, прав участвовать в разработке планов развития микрорайона, назначения директоров продовольственных магазинов и так далее. Райсовет не согласился поделиться властью, и комитет стал превращаться в одну из ячеек оппозиционного движения. Он вошел в оргсовет «Московского народного фронта», став его единственной массовой организацией.

Успехом «фронтовиков» также стала конференция «народных фронтов» в Ленинграде 26-28 августа 1988 года. На ней присутствовали делегаты 70 организаций, что позволяло создать сеть инициативных групп «Народного фронта» по всей стране. Таким образом популистская фракция (уже без всяких ссылок на социализм) становилась всесоюзной, и федерация ей была больше ни к чему. 30 организаций создали инициативную группу по созданию «Народного фронта СССР». За основу была принята программа оргкомитета.

Если бы у московского фронта и других народных фронтов в российских городах был шанс развиваться как социалистическая партия, проект Кагарлицкого был бы вполне удачен. Но такого шанса не было по двум причинам. Во-первых, раскол социалистов ослабил социалистическое ядро «Московского народного фронта», которое свелось к группе «Социалистическая инициатива». В оставшейся части оргкомитета только у Кагарлицкого и его ближайших товарищей были продуманные конструктивные представления о том, что такое социализм, и какие преобразования позволяют избежать развития по капиталистическому пути. Для остальных неофитов лета 1988 года социализм был синонимом всего хорошего, аморфным мифом, который легко развеялся под напором антикоммунистической критики. В итоге группа Кагарлицкого была затоплена в организации новыми людьми, которые пришли в эту протопартию в 1989-м. Переход популистской организации на несоциалистические позиции обеспечили как раз те люди, кто в 1988-м голосовал за слово «социализм», а в 1989-м уже стал разочаровываться в нем, так как боролся за рынок и многопартийность – инструментарий либеральной идеологии.

Вспоминает С. Станкевич: «Каждый раз приходили волны общедемократической публики, и возобновлялся этот сакраментальный вопрос о социализме».

В конце концов при переходе к более широким, чем «Московский народный фронт», избирательным структурам в конце 1989 года на этот вопрос ответили отрицательно, организация стала общедемократической, но уже без сильного социалистического ядра. Кагарлицкий занялся созданием Социалистической партии. Но время было упущено – с ним осталось слишком мало организационных и теоретических сил.

Во-вторых, массовая социалистическая организация в поддержку перестройки могла сохранять свое социалистическое лицо либо при условии самостоятельности, приверженности определенной ясной идеологии (модель федерации и позднее Конфедерации анархосиндикалистов и Социалистической партии Кагарлицкого), либо при условии прямой смычки с фракцией в руководстве КПСС, которая придерживается идеи «демократического социализма». Но такой фракции в руководстве КПСС не было, так как идеологию «демократического социализма» разделял Горбачев, а формально – вся партия. Реальные фракции в руководстве КПСС формировались как социал-консервативная и либеральная. В дальнейшем демократическое движение замкнется на либеральную фракцию номенклатуры (Б. Ельцин, А. Собчак, Г. Попов и другие). Уже в 1987—1988 годы неформалы «прикрывались» А. Яковлевым, который тяготел к либерализму и эволюционировал в эту сторону. Только в 1990-м в ходе зримого распада КПСС на фракции возникнут предпосылки для выделения в КПСС социалистического центра в организационно оформленное политическое образование. К этому Горбачева звала и социалистическая общественность. Но Горбачев, который все еще хотел видеть себя отцом нации, после серии консультаций с социалистической и центристской общественностью (под эгидой А. Лукьянова), не решится на выстраивание своей партии за пределами КПСС.

В конце 1988 года сторонники «Народного фронта» взяли курс на поглощение мелких неформальных групп территориальными районными организациями «Московского народного фронта». По существу районные организации фронта должны были стать предвыборными штабами. Несмотря на то что весной 1989 года фронт сумел провести на выборах только одного депутата – С. Станкевича, он стал моделью более широкой общедемократической популистской организации, которая в 1989-м поглотит «Московский народный фронт».

Создание территориальных структур демократического движения открывало перед ним и новые возможности, и новые опасности, связанные с популизмом. Одни неформалы видели в этом деградацию движения, другие – новый, более высокий ее этап.

Население в массе своей лучше всего разбирается в вопросах, тесно связанных с профессиональной деятельностью, хобби и местом жительства. Поэтому обычные люди наиболее политически компетентны не в вопросах большой политики, а в самоуправлении и местной политике. Самоуправление было бы наиболее естественным проявлением общественной активности народа, и в ходе своего развития могло бы выдвинуть новую демократическую элиту, представляющую интересы самоуправляющихся групп населения.

Однако чиновники не желали делиться властью даже на местах. В итоге там, где люди были активны, они быстро вступали в конфликт с низовыми звеньями бюрократии, а значит, и с бюрократической системой в целом. В итоге народное движение, еще не сформировав структуры самоуправления, вынуждено было обращаться к большой политике, становившейся массовым увлечением в 1988—1990 годы. В силу своего малого политического опыта люди лучше представляли себе, против чего они выступают, чем за что. Конструктивные рассуждения неформалов сменялись более простыми, как правило негативными, требованиями «демократов». Надежды неформалов-популистов, что народ именно им доверит формулирование конструктивной программы, не оправдались – люди доверяли более известным «специалистам в области демократии» – «прорабам перестройки», которые были известны выступлениями в прессе и по телевидению. «Либеральные коммунисты» (в дальнейшем – лидеры «демократического» движения), оценив конъюнктуру, сосредоточились именно на негативных, а не конструктивных требованиях. Эта политика имела свою логику, которая со временем вела к разрушению коммунистической формы режима, но сохраняла его бюрократическое ядро уже в новых, капиталистических условиях.

 

ТЕОРИЯ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ НИШ

МНОГИЕ ПРОБЛЕМЫ, с которыми сталкивались тогда неформалы, могут быть объяснены с помощью теории функциональных ниш. В основе этого метода анализа лежит несколько простых положений.

› Всякий человек занимает социальную функциональную нишу, которая определяет его поведение наряду с чертами характера и мировоззрением.

› Между людьми даже близких взглядов возникают конфликты, если они претендуют на одну нишу.

› Условием успешной работы организации является обеспечение всех основных функциональных ниш подготовленными кадрами.

Типичный пример – организация, в которой много теоретиков и мало организаторов, неспособна к действию. Эта проблема стояла перед многими политическими группами XX века. Но в современном индустриально-бюрократическом обществе чаще встречается другая крайность – организационная машина. В ней преобладают организаторы, исполнители воли высшего руководителя. Ниши заполняются узкими специалистами в данной области. Первоначально это повышает эффективность организации, но со временем создает множество проблем. Специалист, хорошо выполняющий специализированную функцию, плохо приспособлен для выполнения даже смежных задач. Это парализует кадровую мобильность, что снижает стимулы к работе и в то же время создает дефицит кадров – специалиста некем заменить.

Если организация готовит кадровый резерв, то неизбежно возникает острое противоборство между действующими кадрами и их потенциальными преемниками, готовящимися занять нишу. В то же время узкая специализация кадров делает организацию неповоротливой, так как изменение условий работы делает узкого специалиста некомпетентным при выполнении новой для него функции. Организации индустриального общества, эффективные как машины по завоеванию и удержанию власти, обречены на перманентную борьбу на выбывание проигравших (или увольнение, или даже уничтожение, если речь идет об авторитарной государственной структуре), инерцию избранной стратегии, которая сохраняется даже тогда, когда руководство признает устаревание стратегии и пытается изменить курс. Очевидно, что такая организация может быть де-факто только строго иерархической (при наличии формальной демократии), ее члены являются инструментами, слепо исполняющими указания руководства.

Неформалы предложили совершенно иной стиль, когда жесткая специализация отсутствует, разные люди помогают друг другу выполнять одну работу, мотивированы высокой мобильностью, атмосферой общественной микросреды, идеологическими целями. Это создавало атмосферу товарищества, братской солидарности и энтузиазма. Подобные эффекты известны в истории религиозных течений на ранней стадии их развития, революционных организаций до их прихода к власти, самоуправляющихся структур в революционные периоды. Успешные проекты подобного рода со временем перестраиваются в специализированные структуры – по мере «уставания» активистов, прежде готовых вести ежедневную работу на голом энтузиазме, по мере политических успехов, что невозможно без частичного или полного встраивания в систему существующего общества. Неформальные принципы организации отличались от правил эффективности в индустриальном обществе, но без некоторого компромисса с ними нельзя было выполнить основные задачи – ликвидировать монополию КПСС на политическую жизнь и продвинуть существующее общество к желательному, организованному по образу и подобию гражданского общества неформалов. Без учета необходимости специализации и распределения кадров по нишам КПД неформальных организаций оказывался крайне низким.

Чтобы понять, насколько неформалам удавалось обеспечить заполнение необходимых функциональных ниш, необходимо перечислить и кратко охарактеризовать их.

1. Стратеги – разработка идеологии, стратегических идей, основных мифов организации, основ ее пиара и позиционирования. Эта ниша часто заполняется формальным руководителем организации, но в этом случае ему необходимы один или несколько советников с развитыми творческими способностями («выносные мозги»). У неформалов эта ниша, как правило, заполнялась несколькими лидерами группы, которые находились в режиме ежедневного обсуждения курса организации. Эти люди вместе с ключевыми орговиками составляли лидерскую группу движения, были ее реальными руководителями. Лидерская группа была формально открытой, но в ней существовали старые дружеские связи, что затрудняло проникновение в нее аутсайдеров, даже имевших соответствующие способности.

2. Арбитр – принимающий решение о том, какой из предложенных вариантов оперативного решения будет осуществляться. В эффективно действующей организации решение должно приниматься до определенного момента, после которого оно является запоздалым. Типичная политическая ошибка в демократических организациях – продолжение дискуссий и колебаний после того, как то или иное (даже ошибочное) решение должно начать осуществляться. Противоположная проблема, характерная для авторитарных организаций, когда арбитр (как правило, совпадающий с формальным главой организации) принимает решение без достаточного обсуждения, по собственному произволу. В демократических организациях формально важнейшие решения принимают коллегиальные органы. Но эти органы собираются не настолько часто, чтобы успевать за ситуацией, и к тому же проекты решений готовятся заранее лидерской группой. Поскольку до съезда, конференции и пленума в отсутствие легитимного выбора может возникнуть чреватое расколом равновесие сил, в организации возникает та или иная система принятия волевого решения одним лицом или группой наиболее влиятельных лиц. Иначе организация все время запаздывает. То же происходит и в том случае, если единоличный арбитр склонен к длительным колебаниям (как это происходило с Горбачевым).

3. Оппозиция – группа активистов, как правило, не согласная с решениями лидеров большинства. Оппозиция проводит регулярное оппонирование решений лидерской группы. Оппозиция пытается пользоваться формальными демократическими правами, зафиксированными в Уставе. Остальные члены организации предпочитают проводить желательные для них решения, лоббируя их через членов лидерской группы. В случае систематических неудач организации оппозиция усиливается, она выстраивается в параллельную организацию со своими нишами – фракцию. В дальнейшем фракция может либо прийти к власти в организации в целом, либо выделиться в отдельную организацию (раскол). В случае если организация работает нормально, то и термометр оппозиции показывает нормальную температуру. Хорошим тоном являются выступления активистов против лидеров оппозиции – своего рода политический тренинг, обкатка аргументов без ущерба авторитету лидеров организации. Лидеры большинства время от времени вступают в эту полемику, чтобы присудить победу в споре своим сторонникам. Но в ходе этого тренинга лидерская группа учитывает аргументы оппозиции и использует их как в своей дальнейшей агитации, так и при выработке курса.

4. Орговики решают задачу обеспечения текущей неидеологической работы. Ниша распадается на ряд направлений, которые реализуются разными организаторами, входящими в этот блок: учет и распределение кадров; поддержание наличной инфраструктуры, техническое обеспечение работы; выстраивание новых и реформирование старых структур.

5. Агитаторы. Это «писатели» (разделены на новаторов и консерваторов – хранителей традиций организации) и эксперты – люди, обладающие журналистскими навыками и ораторскими способностями, которые отстаивают позицию организации и распространяют идеи и информацию об организации через СМИ; пропагандисты, в задачу которых входит вовлечение новых кадров; «политики» – представители организации во внешних структурах (будь то Советы в 1917 году, или оргкомитет «Московского народного фронта» в 1988 году). Функции агитаторов периодически выполняют арбитр и стратеги, но для каждого из этих направлений требуется выделение специальных кадров, чтобы работа велась постоянно.

6. Безопасность. Неформальные организации, пафос которых был направлен против коммунистического режима с его гипертрофированными структурами безопасности, как правило, сознательно обходились без специальных структур безопасности. Иногда в них возникали скандалы, связанные с подозрениями в сотрудничестве с «органами». Но поскольку основная часть работы велась открыто, наличие агентов не считалось фатальной проблемой.

 

НИШИ НЕФОРМАЛОВ

КТО ОСУЩЕСТВЛЯЛ основные функции, скажем, в «Общине»?

1. Стратегия «Общины» вырабатывалась прежде всего А. Исаевым (более радикальная тенденция) и мной (более умеренная). Периодически в этой работе участвовали В. Гурболиков, В. Губарев, А. Василивецкий. Стратеги консультировались с остальными членами группы.

2. Арбитраж был принципиально коллективным. «Общинники», как и большинство других неформальных групп, не признавали наличия у них единоличного лидера и тем более руководителя. В то же время к формально-демократической процедуре голосования прибегали крайне редко, стремясь к консенсусу основных позиций, представленных в лидерской группе. Арбитраж обычно осуществлялся в группе А. Исаев, А. Шубин, В. Гурболиков, В. Губарев. Если в этом кругу согласие не достигалось, то противоречие выносилось на собрание группы в целом, что после обсуждения все же приводило к консенсусу либо вызывало временный раскол.

3. Наиболее последовательно и долгосрочно оппозиционную нишу занимал Петр Рябов, которого в «Общине» называли «моральным дээсовцем» за крайний радикализм и склонность к анархо-индивидуализму. П. Рябов также вел работу по организации лектория и Союза учащейся молодежи – стык ниши орговиков и пропаганды. Проект союза вырос во «внешнюю» организацию, контролируемую «общинниками» через лидеров П. Рябова и Марию Ворожейкину (сестру Т. Ворожейкиной, причастной еще к делу «молодых социалистов» 1982 года). Сначала союз был чем-то вроде группы «Самоуправление», но затем в ходе кампании за отмену обязательных военных занятий в начале 1989 года создал самостоятельную микросреду, связанную со средой лектория, в организации которого Рябов сменил перегруженного другими делами Шубина. Позднее (уже вне связи с союзом и отошедшей от движения Ворожейкиной) эта среда притягивала молодых радикальных оппонентов лидерской группы и играла важную роль в расколах 1990—1991 годов.

4. Организационная работа велась по нескольким направлениям в «секциях» – издание журнала, внешние связи, лекторий, педагогическая работа, производственное самоуправление, профсоюзные инициативы и так далее. Регулярной работы по распределению кадров не велось – считалось, что люди сами должны найти свое место или создать новое. Фактически менее инициативных «бойцов» пристраивали к работе лидеры или те пропагандисты, которые привлекли их в организацию, а такие кадры уже переходили из группы в группу сами. Большинство секций имело пропагандистские задачи, и их костяк сочетал функции орговиков секции и пропагандистов. Пропагандистские функции в той или иной степени выполняли все члены организации. Основную агитационную функцию нес журнал и его авторы (А. Исаев, А. Шубин, П. Рябов, В. Тупикин (он имел давние журналистские наклонности и наладил также выпуск «Хроники текущих событий»), Л. Наумов, А. Василивецкий, Н. Соболев (художник) и другие). Орговиками журнала были В. Губарев, В. Тупикин, С. Ильин, Н. Соболев и другие. Агитационные задачи выполнялись также ораторами на митингах (А. Исаев, А. Шубин, В. Гурболиков, А. Василивецкий и другие) и участниками внешней политики группы (А. Исаев, А. Шубин, В. Гурболиков, В. Губарев, А. Василивецкий и другие). Как упоминалось выше, ряд «внешних», «дочерних» проектов (сначала «Самоуправление» и «Альянс», затем Союз учащейся молодежи) несли важную пропагандистскую и организационную нагрузку.

Некоторые «внешние» проекты не стали «дочерними», а оставались коалиционными и мало связанными с основной линией «Общины» (например, среди организаторов Партии зеленых было несколько членов, соперничавших между собой и не обсуждавших свою политику в «зеленом движении» в координирующих органах из-за отсутствия интереса к ней у других анархо-синдикалистов).

Новации в организационную работу вносились с двух сторон – уставшие от работы в старых секциях люди либо создавали новую секцию на новом направлении, либо отходили от старой работы и распределялись по другим секциям, перегружая их. В перегруженных нишах усиливались конфликты и хаос. Тогда лидерская группа при поддержке ветеранов перегруженных секций инициировала на собрании перегруппировку кадров, создание новых секций (из которых часть потом тоже не приживалась). В итоге образовалась группа мигрирующих кадров, пополнявшаяся неофитами.

Как видим, функциональные ниши в работе неформальной организации были заполнены полностью (иногда и переполнены), но заполнение это было неустойчивым и подвижным – без монополии и узкой специализации.

 

БОРЬБА ЗА НИШИ

ПРИ СОЕДИНЕНИИ неформальных групп в коалицию, которая в перспективе должна была стать работоспособной политической организацией, начиналась ожесточенная борьба за ниши. Команды «Гражданского достоинства» и «Общины» недолго удовлетворялись нишей орговиков Клуба социальных инициатив и быстро стали претендовать также на нишу стратегов (это особенно характерно для «Общины», которую не устраивали взгляды стратегов клуба). Пропагандистские и агитационные задачи разных организаций быстро вошли в конфликт из-за отсутствия авторитетного арбитража, единой группы стратегов и вообще перепроизводства идеологов.

При создании «Московского народного фронта» стратеги «Социадиетической инициативы» увидели выход из этой ситуации в притоке идеологически неискушенных людей, которых можно было выстроить в структуру организационного аппарата, не отягощенную сложными идеологическими размышлениями. Выделение ниши жестко специализированных орговиков (в будущем ставших профессионалами этого дела) могло значительно повысить эффективность работы. Но не с этими стратегами и агитаторами. Аппарат выбрал себе других стратегов и агитаторов, обладавших доступом к СМИ и административному ресурсу – депутатов.

Старые стратеги, оставшиеся без идеологизированных орговиков, оказались за бортом. Им оставалось либо создавать новые группы, которые на фоне развернувшегося массового движения выглядели как секты, либо использовать остатки авторитета в популистском движении, баллотироваться в представительные органы власти, чтобы получить административный ресурс. Но вскоре выяснилось, что этот ресурс имеет смысл только при встраивании в функциональную систему «Демократической России». Ниши стратегов и арбитров в ней были уже заняты, и стратегам-социалистам в этой структуре места не было.

В то же время неформальные группы, которые имели самодовлеющую структуру, основанную на синтезе организационных и идеологических ниш, могли участвовать в популистском разделении труда только в том случае, если взгляды группы совпадали с идеями либеральных стратегов. Поэтому структура популистской «второй партии» и неформалы (особенно социалисты) объективно отторгали друг друга.

Политические неформальные группы сохранили идейную мотивацию работы актива еще на несколько лет. В то же время демократизм неформальной системы приводил к перегрузке лидерской группы, так как лидеры выполняли сразу несколько важных функций. В итоге в 1991 году наступила усталость старого актива, которая наложилась на изменение социальной ситуации. Работа на голом энтузиазме при нерегулярных приработках уже не устраивала большинство участников лидеров неформалов, и они предпочли профессионализировать свою общественную деятельность на новых, более специализированных и иерархических основаниях. Неформальные группы превратились в команды, составившие костяк современного российского гражданского общества. Однако вокруг этого костяка сохранилась среда, в которой сильны старые неформальные организационные принципы.

Пикет «Мемориала», 1988 г.

«Мемориал» на демократической демонстрации

Экологический митинг

Арест пропагандиста, лето 1988 г.

Плакат горьковских экологов

Начало демонстрации 28 мая 1988 г.

Демонстранты выходят на ул. Горького, 28 мая 1988 г.

Демонстрация 28 мая 1988 г.

Критический момент демонстрации 28 мая 1988 г.

Ожидается митинг, лето 1988 г.

Дээсовцы идут, июнь 1988 г.

Объединенные избиратели

Лужники, 21 мая 1989 г.

Предвыборная кампания 1989 г.

Давка на трибуне, 21 мая 1989 г.

Гавриил Попов готовится вести митинг, май 1989 г.

Ленинград, 28 мая 1988 г.

Демократы против 6-й статьи, 1989 г.