Колониальное господство над междуречьем Замбези и Лимпопо – нынешним Зимбабве – было установлено в конце XIX века созданной Сесипем Родсом Британской Южно-Африканской компанией. Затем в 1923 г. эта территория стала самоуправляющейся колонией под названием Южная Родезия. С начала 1960-х гг. в стране развернулось освободительное движение, возглавляемое партией Союз африканского народа Зимбабве (ЗАПУ), от которой откололся Африканский национальный союз Зимбабве (ЗАНУ). Не желая соглашаться на правление большинства, правительство белых расистов объявило в 1965 г. об одностороннем провозглашении независимости, но в условиях усиления вооруженной антиколониальной борьбы вынуждено было пойти на переговоры, и в декабре 1979 г. было достигнуто политическое урегулирование. Ценой ряда уступок белому населению был открыт путь к подлинной независимости страны, получившей в апреле 1980 г. название Республика Зимбабве. Правительство ее возглавил Роберт Мугабе, лидер победившей на всеобщих выборах партии ЗАНУ, младшим партнером которой стал ЗАПУ.

 

Глава 11

ЗАПУ или ЗАНУ?

Несмотря на определенную схожесть в целях освободительного движения в разных странах на Юге Африки, каждое из них действовало в ситуации, отличной от других. Так, Зимбабве с 1923 г. являлось самоуправляющейся колонией Великобритании, под названием Южная Родезия. В 1953 г. вместе с другими двумя колониями – Северной Родезией (ныне Замбия) и Ньясалендом (ныне Малави) она вошла в состав Федерации Родезии и Ньясаленда, которая, однако, была распущена в 1963 г. под давлением растущих националистических движений в этих странах.

Однако дальнейшая судьба этих стран была неодинаковой: Малави стала независимой в июле, а Замбия – в октябре 1964 г., в то время как в Зимбабве белых поселенцы, приведшие к власти партию Родезийский фронт, отвергли установление правления большинства.

Своего рода рубежом в развитии ситуации в Зимбабве было т. н. «одностороннее провозглашение независимости» в ноябре 1965 г. Если до этого времени официально Южная Родезия оставалась самоуправляющейся колонией Англии, то после этого белые власти страны перестали считать себя зависящими от Англии, и более того, в 1969 г. провозгласили страну «Республикой Родезия», тем самым отказавшись даже от символических уз подчинения Лондону.

Ни одна страна не признала такой независимости, а английское правительство официально считало такие действия «мятежом», но не предприняло никаких шагов для его подавления. Этот шаг белых поселенцев развязал им руки, избавив их даже от минимального контроля Лондона, но с другой стороны, он подтолкнул независимые африканские страны и особенно освободительные движения к более решительным действиям.

Связи Москвы с этими движениями были установлены еще много ранее. Когда Мортон Малианга, вице-президент Национально-демократической партии (НДП) и Джейсон Мойо, ее секретарь по финансовым делам, посетили Чехословакию в апреле 1961 г., в информации, направленной из Праги в СКССАА говорилось, что это было первым визитом «делегации этой партии в страны социалистического лагеря».

Однако еще тремя месяцами ранее, в январе 1961 г., Москву посетил по приглашению Комитета солидарности другой видный руководитель НДП Тарсиссиус Джордж («Ти Джи») Силундика, будущий министр в правительстве независимого Зимбабве. В то время он представлял НДП в Каире и принял участие в состоявшейся в ноябре 1960 г. в Бейруте сессии Исполкома ОСНАА и произвел благоприятное впечатление на советскую делегацию, как «скромный и целеустремленный человек, преданный своему делу».

В Москве наряду с обсуждением положения в Зимбабве Силундика передал несколько просьб – о выделении средств на приобретение типографии, транспорта и поддержку руководящих кадров, выделении стипендий в Университет дружбы народов, который вскоре был назван именем Патриса Лумумбы, и на курсы для профсоюзных, женских и молодежных активистов. В записке, направленной СКССАА в ЦК, предлагалось выделить НДП 5 000 фунтов. Стоит отметить, что в обосновании такого предложения говорилось не только о НДП как о «наиболее прогрессивной и массовой партии», но и о том, что она вела «определенную работу» в провинции Катанга против Чомбе в защиту законного конголезского правительства Лумумбы, что, конечно, показывает, насколько в Москве были озабочены ситуацией в Конго. Силундика произвел хорошее впечатление на своих собеседников (напомним, что нередко на беседах в СКССАА присутствовали сотрудники Международного отдела ЦК), и, как показывают архивные документы, НДП в 1961 г. было выделено 8 400 долларов США.

Вскоре в Москве была получена просьба о приеме в Москве президента НДП Джошуа Нкомо в сопровождении Вашингтона Малианги, который в то время представлял эту партию в Каире. Контакты с лидером НДП, однако, были установлены еще ранее. По его словам, он встречался с советскими представителями во время II конференции афро-азиатской солидарности в Конакри в апреле 1960 г.

Оценка НДП в записке СКССАА была весьма оптимистичной: «Вполне вероятно, что НДП придет к власти в стране и ее руководители возглавят правительство». Однако характеристика на Нкомо, приложенная к этому документу, была более сдержанной, говорилось о его усталости, неверии в победу, враждебности к европейцам, подозрении и недоверии по отношении к странам социалистического лагеря и отсутствии решимости участвовать в вооруженной борьбе. Вполне возможно, что такая оценка была результатом контактов советских представителей в Каире с Малиангой, и в целом она была созвучна с обвинениями, выдвинутыми против Нкомо его противниками год спустя.

На основе переписки с руководством НДП и бесед с ее представителями в Каире в СКССАА полагали, что во время визита в Москву Нкомо поставит вопрос о предоставлении финансовой помощи в размере 100 тыс. фунтов стерлингов для организации типографии и создания групп, которые будут проводить «подрывные» акции, для оснащения которых требовались оружие, автотранспорт и другое имущество. Однако по приезде в Москву в июле 1962 г. Нкомо запросил еще большую сумму – 150 тыс. фунтов, хотя, кажется, он был готов получить ее и как кредит.

Беседа с Нкомо состоялась в Комитете солидарности 14 июля 1962 г. Кроме его сотрудников, на ней присутствовали Ю. С. Иванов из африканского сектора Международного отдела ЦК и Ю. А. Юкалов из МИД. Нкомо разъяснил своим собеседникам, что целью Союза африканского народа Зимбабве (ЗАПУ), партии, созданной в декабре 1961 г. после запрета НДП, было достижение независимости к июлю 1963 г. Он прямо заявил, что руководство ЗАПУ работает над планом вооруженного восстания и для этих целей нуждается в оружии, взрывчатых веществах и т. п. Нужны были и средства – для подкупа лиц, охраняющих важные объекты, для осуществления саботажа, для приобретения транспорта и т. д. Нкомо подтвердил еще ранее переданные просьбы о типографском оборудовании и о стипендиях для учебы в СССР. Ожидая репрессий со стороны расистского режима, он просил в этом случае все дела вести с Силундикой в Каире и Мадлелой в Дар-эс-Саламе.

По возвращении в Африку он разъяснил советским дипломатам в Танганьике, что ЗАПУ убеждается в невозможности достижения независимости только легальными средствами. Поскольку быстрого ответа на его просьбы не было, Нкомо, явно озабоченный, в сентябре 1962 г. снова обратился в советское посольство в Дар-эс-Саламе. Он хотел знать, получит ли ЗАПУ запрошенные средства и сколько именно, так как задержка могла привести к тяжелым последствиям: «Нам не нужны пышные похороны».

Из архивных документов, однако, не ясно, получил ли Нкомо и его партия финансовое содействие в 1962 г., ни он, ни ЗАПУ не упомянуты в списках получателей средств из Международного фонда в тот год. Сам Нкомо пишет в своих мемуарах о своем посещении «дружественных посольств» в Дар-эс-Саламе: «Советский Союз и некоторые из восточноевропейских государств понимали нас, но они не могли предоставить немедленную помощь». Однако позднее это было сделано, причем в возрастающем объеме: 19 600 долларов в 1963 г., 20 000 в 1965 г. и 28 000 в 1966 г. Стоит, однако, отметить, что такая помощь совсем не обязательно была связана с радикальными позициями и планами Нкомо по переходу к вооруженной форме борьбы, например, в 1963-м средства, выделенные руководимой Каундой Объединенной партии национальной независимости (ЮНИП) в Замбии, были больше.

Разного рода материальная помощь ЗАПУ оказывалась Комитетом солидарности. Например, в 1963 г. в Дар-эс-Салам для нее был направлен ротатор. Кроме того, не позднее 1961 г. в советские вузы стали приезжать студенты из Зимбабве. Вспоминается, как в июле 1962 г. во время моей работы в Комитете молодежных организаций СССР я участвовал в направлении африканских и других зарубежных студентов в Хельсинки на международный фестиваль. Одним из них был юноша из Южной Родезии, окончивший подготовительный факультет в Тбилиси, настроение которого существенно отличалось от других. По его словам, африканцев в грузинской столице не ждал дружественный прием, и они все собирались после каникул переехать в другие советские города.

К сожалению, он был прав. Хотя ксенофобия, а то и отрытый расизм расцвели на «постсоветском пространстве» три десятилетия спустя, Грузия и тогда была исключением. В письме, направленном Комитетом солидарности в ЦК, говорилось о «недостатках в работе» с иностранными студентами, обучающимися в Тбилиси». В нем указывалось, что африканские студенты ощущают враждебность и антагонизм части советских (грузинских) студентов. Руководство предложило не посылать африканских студентов в Грузию и перевести оттуда тех, которые ранее были туда направлены.

В конце 1963 г. руководство ЗАПУ обратилось в Москву с просьбой об организации военной подготовки для группы своих членов. Джеймс Чикерема, вице-президент ЗАПУ, в беседе с Максудовым в Каире 24 декабря попросил СКССАА передать в соответствующие советские органы просьбу подготовить 30 человек в течение четырех месяцев, особенно по «по подрывной работе, по военным диверсиям» и три человека в течение шести месяцев по изготовлению «простого стрелкового оружия», поскольку, по его словам, было невозможно переправить в страну оружие из-за рубежа. Чикерема сообщил также, что он отправляется в Пекин вместо приглашенного туда Нкомо и хотел на обратном пути в январе 1964 г. обсудить в Москве вопросы предоставления помощи.

И летом 1964 г. активисты ЗАПУ стали прибывать и на военную учебу. В первой группе, в частности, был Аким Ндлову, будущий руководитель вооруженного крыла ЗАПУ – Народно-революционной армии Зимбабве (ЗИПРА). Месяцем позднее прибыла другая группа, которая включала Пекелезелу Мпоко, входившего позднее в высшее командование ЗИПРА, затем занимавшего пост посла Зимбабве в Москве. Их десятимесячный курс в Северном учебном центре включал как общую военную подготовку, так и специализацию по партизанским действиям и даже полевую медицину.

Как уже указывалось, решение о подготовке к вооруженной борьбе было принято руководством ЗАПУ еще раньше, хотя этот факт долго замалчивался в официальной историографии в независимом Зимбабве. Например, в одном из своих выступлений Роберт Мугабе отнес «решение народа Зимбабве» к апрелю 1966 г. когда произошло первое столкновение между группой бойцов ЗАНУ и правительственными силами. Однако много позднее, 5 июля 1999 г., на похоронах Джощуа Нкомо он же заявил, что решение «превратить политическую борьбу в вооруженную партизанскую» было принято в начале 1963-го на заседании под председательством президента ЗАПУ.

Но и эта дата вряд ли правильная, поскольку, по воспоминаниям одного из командиров ЗИПРА, первая группа активистов ЗАПУ была послана на военную подготовку в Китай еще в 1962 г. (хотя, к сожалению, их возвращение в Дар-эс-Салам совпало с расколом в этой партии), а на сайте «возрожденного» ЗАПУ говорится, что эта партия направила «некоторых активистов на военную подготовку в такие страны, как Алжир, Гана, Чехословакия и Китай» в середине 1962 г.

Более того, Нкомо в своих мемуарах пишет, что в сентябре 1962 г. он лично провез контрабандой из Каира в Дар-эс-Салам оружие («24 полуавтоматические винтовки с магазинами и боеприпасами и большую сумку с гранатами»). Он даже утверждал, что в тот период «…вооруженная борьба сделала свои первые шаги».

Кроме вузов и военных учебных заведений активисты ЗАПУ начали прибывать в Москву и на политическую подготовку в Институте общественных наук. Однако представляется, что руководство этой организации торопилось отправить активистов на учебу без должного их отбора, возможно, стремясь «заполнить выделенную квоту». В бумагах сектора Африки ЦК мне встретилась докладная руководства Института о плохом поведении группы зимбабвийских слушателей, которые увлекались спиртным больше, чем самой учебой. Возможно, причиной этого был так называемый «культурный шок», но скорее всего, их уровень образования был неадекватен для ИОН, и занятия оказались для них слишком трудными. Так или иначе, их слова «Мы е… ваш марксизм» отнюдь не были приятной музыкой для преподавателей и администрации Института, и руководство ЗАПУ вынуждено было принести свои извинения.

Позитивно в Советском Союзе рассматривали и сотрудничество ЗАПУ с Африканским национальным конгрессом во время проведения операций в Зимбабве в 1967–1968 гг., о начале которых было объявлено в совместном заявлении заместителя президента АНК Оливера Тамбо и Джеймса Чикеремы. Однако неудача этих операций, как представляется, имела негативные последствия, она способствовала росту напряженности внутри ЗАПУ.

Непосредственно после этих событий обе организации поддерживали довольно тесные отношения. ЗАПУ праздновал День Зимбабве 17 марта, лишь за несколько дней до 21 марта – годовщины расстрела в Шапервилле, который стал отмечаться как День борьбы против расизма и расовой дискриминации, и в 1969 г., когда автор после почти семилетнего перерыва вернулся в особняк на улице Кропоткина, но уже как сотрудник не Комитета молодежных организаций, а СКССАА, организация собрания, посвященного этим двум датам, стала его первым заданием. Тогда же он познакомился с зимбабвийцами, которые работали на московском радио, передачи которого шли на двух ведущих языках Зимбабве – шона и ндебеле.

Вслед за этим в июне 1969 г. в Москву вместе с другими участниками конференции, проводимой в ГДР Всемирным советом мира, прибыл Джейсон Мойо, который в то время был третьим лицом в руководстве ЗАПУ в эмиграции после Джеймса Чикеремы и генерального секретаря Джорджа Ньяндоро. (Большинство остальных руководителей этой партии, включая Джошуа Нкомо, были арестованы в 1964 г. и провели десять лет в тюрьмах и концентрационных лагерях в Зимбабве.)

С Джейсоном Мойо, умным, честным и скромным человеком, у нас сразу же сложились добрые отношения, которые сохранялись вплоть до его трагической кончины при так и не выясненных до конца обстоятельствах. Он был убит в январе 1977 г., как и ряд других руководителей освободительной борьбы, взрывом бомбы, заложенной в адресованную ему посылку.

Вскоре в Москву на лечение прибыл Джордж Ньяндоро, а затем во время поездки в Замбию я встретился с Джеймсом Чикеремой. Беседы с руководителями ЗАПУ помогли лучше понять ситуацию в Зимбабве и условия, в которых велась освободительная борьба. И Чикерема, и Ньяндоро жаловались на недостаточную поддержку со стороны независимых африканских государств. По словам Ньяндоро, помощь ЗАПУ в Африке оказывал только Алжир. Он утверждал, что Ньерере несколько раз заявлял Чикереме, что Танзания поддерживает ЗАПУ, но на различных конференциях танзанийские делегации занимали недружественные позиции.

А затем в СССР для участия в конференции, проводившейся в Алма-Ате в октябре 1969 г., приехал человек, который был инициатором установления двусторонних отношений, – секретарь ЗАПУ по вопросам информации «Ти Джи» Силундика. Как и Мойо, его отличали честность, скромность и глубокий ум.

Силундика тоже критически отзывался о политике африканских государств, называя «Лусакский манифест», принятый в апреле 1969 г., «реакционным и опасным» документом.

Ничто в наших беседах с руководителями ЗАПУ не говорило о внутренних сложностях и противоречиях в ЗАПУ. Но неожиданно в начале 1970 г. из советского посольства в Лусаке пришло сообщение о расколе в руководстве этой партии: двое из пяти его членов – Чикерема и Ньяндоро (но эти двое занимали самые высокие посты – вице-президента и генерального секретаря) были на одной стороне, а трое других – Мойо, Силундика и заместитель национального секретаря Эдвард Ндлову – на другой. Бросалось в глаза, что раскол выглядел не только как личностный или политический, но и как этнический: первые два были выходцы из шона, во второй группе – один (Ндлову) был ндебеле, а второй и третий – из близкой к ним этнической группы каланга, хотя среди их сторонников было и немало шона.

Элиаким Сибанда, автор, пожалуй, единственной монографии по истории ЗАПУ, пишет; «…во время кризиса, АНК и Советский Союз поддерживали группу Мойо, в основном из-за ее национального состава». Однако в действительности сделать выбор было не так легко. Раскол в ЗАПУ произошел за несколько месяцев до празднования в СССР столетия со дня рождения В. И. Ленина, и как раз я должен был сопровождать делегацию этой организации, но в последний момент было решено, что неверно было бы принять представителя одной или другой группы. Наша страна оставалась нейтральной по отношению к этому расколу и пыталась, по возможности, содействовать его преодолению.

Время от времени приходила информация о переговорах и некотором улучшении отношений между двумя крыльями в руководстве, но когда в феврале-марте 1971 г. проходил очередной съезд КПСС, непосредственно перед его открытием отношения между ними вновь обострились, и было решено никого не приглашать в Москву.

Раскол в ЗАПУ, естественно, был встречен в Москве крайне негативно. Вспоминается наш разговор с А. Ю. Урновым, я сказал ему тогда: «Жить не хочется», а он ответил, пусть более умеренно, но ясно: «Руки опускаются». Действительно, раскол в ЗАПУ особенно с учетом его этнического, во многом, характера, привел к серьезному ухудшению положения в этой организации. За ним последовали практически полное прекращение вооруженной борьбы и даже мятеж в ее лагерях, подавленный замбийской армией. Престиж ЗАПУ упал как внутри страны, так и на международной арене. Не будет преувеличением сказать, что именно эти события отбросили ЗАПУ и дали возможность другой организации – Африканскому национальному союзу Зимбабве (ЗАНУ) – выйти на первые роли.

О планах создания этой партии было объявлено в августе в 1963 г. в Дар-эс-Саламе группой руководителей тогдашнего ЗАПУ во главе с преподобным Ндабангинги Ситоле, ставшим ее президентом. Отнюдь не случайно название этой организации было почти скопировано с ТАНУ, правящей партии Танганьики, – с самого начала она пользовалась поддержкой Джулиуса Ньерере, который незадолго до этого предложил Нкомо покинуть Танганьику. Генеральным секретарем ЗАНУ стал Роберт Мугабе.

Лидеры новой организации объясняли свой разрыв с ЗАПУ несогласием с политикой Джошуа Нкомо, обвиняя его в излишнем соглашательстве с английскими властями и властями Южной Родезии по вопросу о будущем конституционном устройстве независимого Зимбабве. Но если посмотреть на этнический состав двух партий, то с самого начала ЗАНУ был прежде всего организацией шона, в то время как в ЗАПУ был многоэтнической организацией, хотя большинство членов ее ЦК всегда составляли шона.

Первая информация о грядущем расколе поступила к советскому послу в Дар-эс-Саламе А. М. Тимощенко от Мойо, Джозефа Мсики и Бенджамина Мадлелы 10 июля 1963 г. На следующий день четверо членов Исполкома ЗАПУ, включая Ндабангинги Ситоле и Роберта Мугабе, объявили о смещении Нкомо с поста президента этой партии. Таким образом, первоначально речь шла не о создании новой партии, а о смене лидерства в уже существовавшей, и лишь после неудачи этого замысла в августе в Солсбери было провозглашено создание новой партии.

В сообщении в Москву из посольства в Дар-эс-Саламе отмечалось, что эти шаги получили поддержку руководства Танганьики, которое критически относилось к Нкомо, в то время как Мугабе, по его мнению, был «очень прогрессивным». В частности, оно не доверяло заявлению Нкомо о том, что власть в Южной Родезии может быть завоевана африканцами только силой оружия: «Это только слова». В то же время советское посольство сообщало, что Лондон, вероятно, стремился к расколу в ЗАПУ и что Ситоле провел два месяца в США незадолго до этих событий. Вслед за этим Чикерема и другой член руководства ЗАПУ Джозеф Мсика прямо заявили Тимощенко, что раскол был «организован британцами».

В создавшихся условиях руководители ЗАПУ особо нуждались в финансовых средствах, они просили Тимощенко, чтобы Москва выделила 12–14 тыс. долларов на приобретение средства транспорта, и посольство предложило в некоторой степени удовлетворить их заявку, подчеркнув, что после откола «группы Ситоле» ЗАПУ занял «более прогрессивную позицию» и стремится получить поддержку социалистических стран. В частности, впервые руководство ЗАПУ попросило принять ее активистов на учебу в Центральную комсомольскую школу.

Создание новой партии, естественно, поставило советские организации перед дилеммой. Уже установив довольно прочные связи с НДП и ее «наследником» ЗАПУ, Москва должна была теперь определить свое отношение к ЗАНУ Было принято решение воздержаться от установления официальных двусторонних связей, и, как представляется, при этом Москва руководствовалась несколькими доводами. Во-первых, если использовать выражение П. Н. Евсюкова, проявилось типичное для нас «однолюбство» – Советский Союз всегда нелегко соглашался на смену своих партнеров. Вторая причина была, пожалуй, более важной: ЗАНУ, возможно под влиянием Танзании, с самого начала установил тесные контакты с Пекином, и это произошло как раз тогда, когда советско-китайские разногласия открыто «вышли на публику» и стали быстро обостряться.

Стычки между сторонниками ЗАПУ и ЗАНУ в Зимбабве дали повод властям Родезии для дальнейших запретов. ЗАНУ был запрещен в августе 1964 г., в том же году был запрещен и Народный попечительский совет, созданный годом ранее, чтобы позволить сторонникам ЗАПУ вести легальную деятельность. Практически обе организации стали возглавлять члены их руководства, находившиеся за рубежом. В случае ЗАНУ это был, прежде всего, ее председатель Герберт Читепо, покинувший ради работы в этой партии пост генерального прокурора Танганьики.

Ситуация в зарубежном руководстве ЗАПУ окончательно прояснилась, когда Чикерема и Ньяндоро оставили попытки навязать свой контроль этой партии и вместе с некоторыми членами ЗАНУ в октябре 1971 г. объявили о создании Фронта освобождения Зимбабве (ФРОЛИЗИ). И в этом случае название было почти «скопировано», на этот раз с организации в Мозамбике, но в отличие от ФРЕЛИМО новый «фронт» не смог объединить силы освобождения и не получил серьезной поддержки ни внутри страны, ни на международной арене.

После этого в Москве уже не пришлось ломать голову, какую именно группу в рядах ЗАПУ надо поддерживать. Но еще раньше становилось ясно, что их соперники пользуются поддержкой большинства в ЗАПУ, и активные контакты с ними были восстановлены. Плодотворные беседы состоялись у нас в Каире в январе 1972 г., во время конференции Организации солидарности народов Азии и Африки с Си лун дикой.

Первыми представителями ЗАПУ, которые прибыли в Москву в августе 1972 г. после возобновления двусторонних отношений были Эдвард Ндлову и Джозеф Дубе, тогда директор Департамента разведки и безопасности. Кстати, Ндлову был, пожалуй, наиболее противоречивой фигурой в руководстве ЗАПУ Вспоминается, как во время беседы на конференции ОСНАА в Триполи в 1971 г. он выпячивал роль ндебеле, утверждая, что они составляют 98 % боевых отрядов ЗАПУ Один из моих коллег рассказывал также, как, находясь в «многорасовой» компании в Москве, после нескольких рюмок он заговорил как «черный расист», угрожая после победы «зафиксировать» собеседников (белых и индийцев).

Итак, кризис в ЗАПУ был преодолен, но ущерб от него был огромным. Вооруженная борьба практически прекратилась на несколько лет, многие кадры отошли от организации, при этом некоторые из них, например, будущий командующий армией независимого Зимбабве Соломон Муджуру (тогда он был известен как Рекс Нгонго) перешли в ЗАНУ.

Кризис отразился на отношениях ЗАПУ с ФРЕЛИМО и тем самым во многом повлиял на будущее Зимбабве. Думисо Дабенгва, видный член зарубежного руководства ЗАПУ, писал впоследствии: «Именно во время этого кризиса ЗАПУ потерял важный стратегический контакт с ФРЕЛИМО».

Действительно, к тому времени, когда фрелимовцы стали действовать в районе, пограничном с Зимбабве, они вынуждены были сотрудничать с ЗАНУ, хотя не намного ранее, на конференции в Хартуме, состоявшейся в 1969 г., ФРЕЛИМО входил в одну группу вместе с ЗАПУ, состоявшую из шести т. н. «подлинных» освободительных движений. Сержио Виейра вспоминал: «Когда мы перешли на другой берег Замбези в 1970 г. нам противостояли ВВС и армия Родезии. Мы хотели поддержать ЗАПУ в открытии фронта из Тете, мы знали только ЗАПУ как подлинное освободительное движение. У нас не было отношений с ЗАНУ. ЗАПУ оставил наш подход без ответа. Тогда мы решили направить разведывательную группу, чтобы понять ситуацию в Зимбабве». По ее данным, в районах, примыкающих к Мозамбику, «большинство людей говорило о ЗАНУ». Как раз в это время председатель ЗАНУ Герберт Читепо и руководитель его военного крыла – ЗАНЛА – Джосайя Тонгогара запросили согласия и поддержки ФРЕЛИМО в действиях с мозамбикской территории, и оно было дано.

При этом, даже когда ФРЕЛИМО начал сотрудничать с ЗАНУ в военной области, Самора Машел сообщил его представителям что это еще не означает признания этой организации. Однако постепенно отношения развивались, по существу в ущерб связям с ЗАПУ, хотя после независимости Мозамбика в Мапуту и было создано ее представительство. Представляется, что такой выбор руководства ФРЕЛИМО был во многом прагматическим, но и другой фактор мог сыграть свою роль: базовой страной для ФРЕЛИМО была Танзания, и он поддерживал тесные связи с КНР, а обе эти страны поддерживали ЗАНУ с момента ее создания. Позднее, на заключительном этапе вооруженной борьбы, правительство Мозамбика направило «около тысячи мозамбикских добровольцев под командованием бригадира Аджапе» в ряды «бойцов за свободу в Зимбабве».

В январе 1972 г. в Зимбабве из Лондона была направлена т. н. комиссия лорда Пирса для того, чтобы выяснить, насколько население поддерживает проект конституции, согласованный между британским министром иностранных дел Алеком Дугласом-Хьюмом и Яном Смитом, которая во многом сохраняла исключительные права белого меньшинства. Вопреки планам организаторов опроса, двухмесячное пребывание этой комиссии послужило катализатором развития протестного движения в стране. В массовых митингах участвовали 50 тыс. человек, комиссия получила 2 тыс. петиций и 45 тыс. писем, и стало неопровержимой истиной, что африканцы отвергают такое урегулирование. Хотя кампания протеста была мирной, в ходе репрессий 15 человек было убито и 1736 арестовано.

По словам Эдварда Ндлову, руководство ЗАПУ хотело направить бойцов, чтобы поддержать это «восстание», но у него не было ни финансовых, ни иных средств, и тем самым был упущен шанс превратить его «в войну» против расистского режима.

В рамках этой кампании был создан так называемый Африканский национальный совет, ставший 10 марта 1972 г. официально политической организацией. (Кстати, сокращенное название его, по-английски, ANC, совпадало с сокращенным названием Африканского национального конгресса Южной Африки.) Большинство руководителей и членов АНС ранее состояли в ЗАПУ, а его президентом стал епископ Абель Музорева, который, если верить зарубежному руководству ЗАПУ, был рекомендован на этот пост Джошуа Нкомо.

Эдвард Ндлову в беседах в Москве подчеркивал, что это руководство выполняло указания Нкомо, в том числе по осуществлению его идеи о превращении АНС во «временный политический механизм», объединяющий «все точки зрения»: церкви, профсоюзы, ассоциации учителей и другие организации. Однако вряд ли это было достигнуто, Силундика, прибывший в СССР в октябре 1972 г. для участия в международной конференции в Ташкенте, утверждал, что сторонников ЗАНУ в руководстве АНС было лишь около 5 %.

Усилия по объединению освободительных организаций предпринимались и за пределами Зимбабве. В 1972 г. в танзанийском городе Мбейя состоялась конференция, на которой было принято решение о создании Объединенного военного командования (ОВК) ЗАПУ и ЗАНУ. Сделано это было, прежде всего, чтобы избежать признания ФРОЛИЗИ, претендовавшего на роль объединителя антиколониальных сил, ОАЕ и независимыми африканскими странами. Было договорено также прекратить критику друг друга в печати и занимать общие позиции в рамках ОАЕ. Сообщая нам об этом, Ндлову одновременно подчеркивал «преимущество» ЗАПУ, который в августе 1972 г. якобы имел в Танзании 130 бойцов в лагерях и 300 прошедших военную подготовку членов вне их, а также около 40 бойцов под арестом в Замбии, в то время как ЗАНУ имел всего лишь 45 бойцов в Танзании и «никого в Замбии и Зимбабве».

Хотя отношение Москвы к ЗАНУ было весьма сдержанным, это не означало полного отсутствия контактов. Вспоминается, например, моя беседа с Читепо в апреле 1973 г. во время международной конференции по Югу Африки в Осло, организованной ООН и ОАЕ. Разговор был вполне дружественным, хотя Читепо и не разделял моего энтузиазма в отношении ОВК, и когда я намекнул на возможность приема в Москве его делегации, председатель ЗАНУ настаивал на установлении прямых связей между этой партией и СССР. Стоит заметить, что эта позиция была как бы зеркальной по отношению к позиции Ндлову, который во время упомянутого визита настаивал, что ОВК не должен иметь «дипломатических отношений» с СССР и другими социалистическими странами и что, хотя ЗАПУ не может «остановить встречи советских друзей с ЗАНУ», это нужно делать в Дар-эс-Саламе или Лусаке после консультаций с ЗАПУ но не в Москве.

После преодоления кризиса руководство ЗАПУ проявляло оптимизм. Джейсон Мойо, прибывший в Москву на празднование 50-летия СССР в декабре 1972 г., говорил нам об улучшении отношения к его партии не только со стороны замбийских властей, которые «были разочарованы ФРОЛИЗИ», но и со стороны Танзании. Одновременно он назвал Комитет освобождения ОАЕ «банкротом», так как многие страны Африки не делали взносы в его бюджет.

Революция в Португалии в апреле 1974 г. резко изменила ситуацию не только в колониях этой страны, но и в соседних странах. Когда независимость Мозамбика и Анголы стала неизбежной, премьер-министр ЮАР Джон Форстер выступил с драматическим заявлением, призвав ее критиков: «Дайте Южной Африке шанс в течение шести месяцев. Я не прошу большего. Если Южной Африке будет дан такой шанс, они удивятся тому, где будет страна примерно через шесть или двенадцать месяцев». Это заявление было благожелательно встречено некоторыми африканскими лидерами, в том числе Кеннетом Каундой, который назвал его «голосом разума, которого ждали Африка и весь мир».

Претория объявила о проведении политики «разрядки», что Силундика метко назвал «злоупотреблением термином». В рамках этой политики она стремилась, прежде всего, к приемлемому для нее (а потом уж и для Солсбери) политическому урегулированию в Зимбабве. Со своей стороны, руководство Замбии надеялось на содействие ЮАР в достижении там политического урегулирования, и Претории действительно удалось привести Яна Смита к столу переговоров. Однако такое урегулирование должно было быть приемлемо для белого правительства Родезии и поэтому требовало очень существенных уступок от его противников.

Руководители ЗАПУ и ЗАНУ в декабре 1974 г. были освобождены из заключения, хотя первоначально на временной основе. Вспоминается, как Силундика рассказывал об удивлении его и его товарищей, когда замбийцы неожиданно привезли их в Лусаке на встречу с Джошуа Нкомо (после десяти лет разлуки!).

К этому времени в освободительном движении Зимбабве образовалось четыре разных организации: ЗАПУ с ее военным крылом – ЗИПРА, ЗАНУ с ЗАНЛА, ФРОЛИЗИ, у которого было небольшое количество бойцов, и АНС, который действовал внутри Зимбабве как легальная организация. Их лидеры подписали в Лусаке 7 декабря 1974 г. Соглашение о единстве, при этом от имени ЗАНУ подпись поставил Ситоле, хотя еще ранее он был «снят» с поста президента этой партии своими «сокамерниками».

Формальное объединение этих организаций произошло в рамках АНС во главе с Музоревой, но, несмотря на соглашение, достигнутое в Лусаке, четыре вышеупомянутых организации продолжали действовать самостоятельно.

Делегация АНС во главе с Музоревой встретилась 25 августа 1975 г. со Смитом в Виктории-Фоллс на границе Замбии с Родезией в вагоне посередине моста через Замбези в присутствии Форстера, Каунды и представителей других «прифронтовых» государств, но переговоры сразу же зашли в тупик, когда Смит отказался предоставить амнистию лидерам и участникам освободительных движений.

В Лусаке было договорено, что через четыре месяца, то есть в апреле 1975 г., будет проведена конференция АНС, на которой будет избрано его руководство, но она состоялась намного позднее, в сентябре, и ее участниками были практически лишь сторонники ЗАПУ, в том числе большинство членов Исполкома АНС (43 из 69). Джошуа Нкомо был избран руководителем организации, официально названной АНС-Зимбабве. (Музорева свою организацию стал называть Объединенным АНС.)

Вскоре, 3 февраля 1976 г., Мозамбик ввел санкции против Родезии. Вопрос об этом встал сразу же после провозглашения независимости Мозамбика. С призывом к руководству этой страны начать выполнять соответствующую резолюцию Совета Безопасности обращались и генсек ООН Курт Вальдхайм, посетивший Мапуту, и лейбористское правительство Великобритании, но подготовка к закрытию границы, которая неизбежно наносила ущерб экономики Мозамбика, потребовала нескольких месяцев.

Делегация ЗАПУ во главе с Дж. Нкомо в СКССАА.

Фото из архива автора

Беспокоили руководителей Мозамбика, естественно, и соображения безопасности, тем более, что режим Смита еще в годы антиколониальной войны оказывал Португалии военную поддержку. Так, родезийские ВВС были особенно активны в небе над провинцией Тете, но ФРЕЛИМО смог дать им отпор после получения из СССР «Стрел», которыми в один день было сбито два или три самолета.

Первоначально между независимым Мозамбиком и Родезией установились контакты. Так, в январе 1976 г. Сержио Виейра, будущий министр безопасности встречался в мозамбикском городе Чимойо с представителем родезийской Центральной разведывательной организации, но становилось очевидным, что политического урегулирования в Зимбабве достичь не удается, и санкции были введены.

26 мая 1976 г. в Москву прибыл Джошуа Нкомо. На аэродроме вместе со мной был Дмитрий Юсупович Долидзе, который в бытность ответственным секретарем Советского комитета солидарности стран Азии и Африки принимал Нкомо в Москве почти 15 лет ранее. Официально Нкомо возглавлял делегацию АНС, в состав которой входил Джейсон Мойо и два человека из «внутреннего» руководства – Амон Джирира, казначей АНС, и Клемент Мучачи, секретарь по иностранным делам, но на первой же беседе в СКССАА он заявил, что эта организация «построена на основе ЗАПУ».

Ко времени визита Нкомо ЗАПУ (хотя формально его организация тогда называлась АНС) уже полностью восстановился и активизировался. Большую роль в этом сыграли Силундика, который, пожалуй, приезжал в Москву чаще, чем его коллеги. Так, 19 января 1976 г. он вместе с Думисо Дабенгвой имел разговор с Р. А. Ульяновским не только о тогдашнем положении, но и о будущем Зимбабве. Один из советов, который «профессор», как неофициально часто называли Ульяновского, дал им, особенно достоин упоминания: «Не забирайте собственности белых сейчас. Создайте новое правительство под своим контролем, а потом посмотрите. У вас нет кадров. Конечно, вы должны улучшить положение черного населения, но уйдут годы до обобществления собственности». Затем, месяцем позднее, вместе с Мойо Силундика был гостем на XXIV съезде КПСС.

Пожалуй, наиболее активным деятелем ЗАПУ за пределами страны был тогда Думисо Дабенгва, хотя он формально не входил в самую верхушку этой организации. Официально Дабенгва являлся тогда руководителем службы безопасности ЗАПУ, но реально сфера его ответственности была значительно шире, и именно так мы его воспринимали. Дабенгву отличали честность, способность объективно оценивать политическую и военную ситуацию в Зимбабве. Вспоминается, как на одной из встреч в Генштабе он назвал цифру бойцов ЗИПРА на территории Зимбабве – всего лишь 67 или 68, хотя другие ее бы намного завысили.

А среди военных командиров ведущее положение занимал Альфред «Никита» Мангена^ погибший 26 июня 1978 г. на территории Замбии, как тогда сообщалось, от взрыва мины.

Нкомо и сопровождающие его, кроме бесед в Советском комитете солидарности, встретились в Международном отделе ЦК КПСС с Р. А. Ульяновским, состоялась беседа и в Генштабе, в «десятке». Нкомо вспоминал в своих мемуарах: «Как только было принято политическое решение о поддержке, меня передавали в военный комитет (то есть в Министерство обороны) и мне нужно было обосновать все детали моей заявки. Если я говорил, что у нас 500 человек и поэтому нам нужно 500 автоматов АК, они говорили, нет, на 500 человек требуется столько-то автоматов, столько-то легких пулеметов, столько-то минометов или противотанковых ракет, и в итоге я получал только около 300 АК… Только после того, как я изучил, как руководят армиями, я смог на равных иметь дело с советскими военными». Действительно, вспоминается, что постепенно Нкомо приобрел некоторые базовые знания по военному делу, хотя, конечно, не стал столь же компетентным, как генералы и офицеры советского Генштаба.

Джошуа Нкомо оставался общепризнанным лидером ЗАПУ (формально АНС). В то же время признание Роберта Мугабе в качестве нового лидерам ЗАНУ пришло далеко не сразу. После того, как и Ситоле, и Мугабе были освобождены из тюремного заключения, не было ясно, кого из них считать первым лидером. Мугабе смог нелегально перебраться из Зимбабве в Мозамбик еще в апреле 1975 г., однако мозамбикские власти поселили его в г. Келимане далеко от лагерей ЗАН-ЛА. Несколько месяцев он фактически находился там под домашним арестом, во всяком случае, передвижение его было ограничено.

Ситуация же в этих лагерях сложилась критическая. После убийства председателя ЗАНУ Герберта Читепо 18 марта 1975 г. в Лусаке замбийские власти арестовали находившихся там политических и военных руководителей ЗАНУ, в том числе командующего ЗАНЛА Джосайя Тонгогару, а снабжение лагерей ЗАНЛА в Танзании и Мозамбике со стороны Комитета освобождения было прекращено.

В этой обстановке они получили поддержку от Джейсона Мойо. Возглавляемая им делегация посетила арестованных в Замбии после убийства Читепо руководителей ЗАНУ и получила их, прежде всего, Тонгогары, согласие на создание военной организации из бойцов обеих партий. Это позволило бы уберечь бойцов от контроля со стороны Музоревы, претендовавшего на роль лидера в рамках АНС, хотя бойцы и ЗИПРА, и ЗАНЛА отвергли его. Тонгогара предложил, чтобы в его отсутствие старшим от ЗАНЛА стал Рекс Нгонго.

Он и стал командующим Народной армии Зимбабве – ЗИПА, а Альфред Мангена – его заместителем. «Инаугурация» новой структуры состоялась в сентябре 1975 г., и ее активно поддержали руководители соседних с Зимбабве африканских независимых государств, прежде всего Ньерере и Машел, которых отнюдь не устраивали распри и расколы в политическом руководстве освободительного движения Зимбабве.

Был даже выдвинут лозунг о том, что «лидер должен выйти из буша, он должен появиться как один из тех, кто держал в руках оружие». Однако командиры ЗИПРА, вступившие в ряды новой армии, на встрече с Машелом заявили, что у них есть политическое руководство во главе с Нкомо, а один из командиров 3AHЛA назвал своим лидером Мугабе. С другой стороны, положение в ЗАНУ все еще было сложным. Нкомо с иронией рассказывал нам, как Рекс Нгонго передал ему «клочок бумаги», с именем Роберта Мугабе, которого командиры 3AHЛA считали своим «представителем». К тому времени Мугабе уже покинул Келимане, однако его еще не рассматривали в качестве общепризнанного лидера ЗАНУ.

Можно добавить, что на конференции зимбабвийских военных было договорено, что ЗИПА нуждается в советниках из СССР, но эта идея не была реализована, возможно, потому, что ЗИПА не была долговечной.

Если практически все бойцы ЗАНЛА вошли (или вынуждены были войти) в состав ЗИПА, то количество бойцов, направленных из рядов ЗИПРА, было ограничено. Более того, когда они были «выведены с мозамбикского фронта», ЗИПА «развалилась».

 

Глава 12

Патриотический фронт

Положение партии, возглавляемой Нкомо, существенно улучшилось, когда укрепились ее связи с Анголой. Вскоре после возвращения из Москвы, 30 июня 1976 г. Нкомо направил письмо в ЦК КПСС, в котором он информировал «дорогих товарищей», что обсуждал с правительствами Анголы и Замбии вопрос о поставке в эти страны оружия и других грузов для АНС (т. е. для ЗАПУ).

Достигнутые им договоренности означали, что ЗАПУ больше не зависел от поставок через порт Дар-эс-Салам, по маршруту, который далеко не всегда был надежным. По словам одного из высших командиров ЗИПРА, в 1960-х гг. и в начале 1970-х лишь часть имущества, предназначавшегося для ЗАПУ и находившегося на складах в Дар-эс-Саламе или в Мбейе, городе на полпути из Дар-эс-Салама в Лусаку, достигала адресата. Остальное же, по его утверждению, уходило ЗАНУ, ПАК и КОРЕМО, более того, некоторое оружие продавалось, в частности ФРЕТИЛИН, выступавшему за независимость Восточного Тимора и даже в Латинскую Америку. Теперь же поставки стали идти через Луанду, и танзанийские власти не могли знать о них.

К письму Нкомо, переданному в Москву новым советским послом в Замбии Василием Григорьевичем Солодовниковым, который до своего назначения возглавлял Институт Африки Академии Наук СССР, прилагалась заявка на нескольких страницах, подписанная «А. Никита». Она состояла из четырех разделов: для учебного лагеря на 2 000 человек, для «замбийского фронта» на 4 000 человек, для бойцов на территории «Южной Родезии» и для общего командования и координации. В частности, запрашивалось 4 000 автоматов Калашникова различной модификации, 1650 самозарядных карабинов СКС, 1100 пистолетов, РПГ, «Град-П», «Стрелы», безоткатные орудия, грузовые и легковые автомашины, катер, резиновые лодки и т. д. Советское руководство положительно отреагировало на эту заявку, и Министерству обороны совместно с другими ведомствами было поручено изучить его и представить в месячный срок предложения.

Несомненно, что доброжелательное отношение Москвы к Нкомо было во многом вызвано тесными отношениями, которые он установил с Солодовниковым. Нкомо пишет в своих мемуарах: «Бывший советский посол в Лусаке г-н Солодовников, как полагали, был связан с КГБ. Он был очень славным парнем, и у нас установились очень хорошие личные отношения. Более того, он был настоящим профессионалом, и если с ним обсуждаешь просьбу, то можешь быть уверенным, что скоро она будет рассмотрена соответствующим комитетом в Москве, и что информация о принятом решении поступит без большой задержки».

История о «генерале КГБ Солодовникове», так же как и история о «генерале Шагановитче», переходит из одной публикации в другую. После его назначения в Замбию южноафриканская газета «Рэнд Дейли Мейл», считавшаяся либеральной, писала в статье под заголовком «Красные посылают “человека из КГБ” в Лусаку»: «Западные разведывательные источники назвали д-ра Солодовникова старшим офицером советской тайной полиции, КГБ…».

Такого рода «эксперты», наверное, просто не верили, что в СССР можно было стать влиятельным и успешным человеком, не являясь сотрудником КГБ. Однако преимущества Солодовникова были в другом: его опыт на высоких постах в ООН и советском представительстве при ней сочетался с глубоким знанием Африки и, что не менее важно, с его дружелюбием и честностью.

К июлю 1976 г., когда он прибыл в Лусаку, отношения Москвы с Замбией были весьма прохладными. Президент Кеннет Каунда делал все для прихода к власти в Анголе Савимби, и это подтверждается архивными материалами Национального совета безопасности США. Он предложил президенту Джеральду Форду «поставить Савимби», а уже затем провести в Анголе выборы.

«Президент: За обедом он [Каунда] очень нажимал на это. Он сказал, что сначала надо поставить его человека, а затем он выиграет выборы. Я спросил его, не будет ли выборов, и он сказал “Да”, и поэтому важно, сначала поставить Савимби, а затем он выиграет.

Секретарь Киссинджер: Каунда дает президенту урок политологии. [Смех]».

В своем отношении к событиям в Анголе Каунда оказался тогда на одной стороне с Преторией, не говоря уже о Вашингтоне и Пекине. «Отметился» он и слабо завуалированным оскорблением Москвы и Гаваны, когда в январе 1976 г. на фоне побед МПЛА и кубинских интернационалистов говорил о «хищном тигре с его ужасными детенышами».

Однако Солодовников сумел не только восстановить, но и значительно развить связи СССР с Замбией. Вскоре они стали распространяться и на такие «чувствительные» области, как поставки вооружения и направление советских военных специалистов. Посол США перед возвращением Солодовникова на Родину информировал Вашингтон: «Солодовников, давний фаворит американских и западноевропейских СМИ, которые называли его московским чудодеем на Юге Африки, оставляет в Замбии впечатляющие результаты…

Солодовников может считать советские успехи в Замбии во многом личной заслугой. Его терпеливые, неагрессивные манеры вместе с впечатляющим пониманием Африки способствовали установлению им хороших отношений с Каундой и замбийским руководством».

Неслучайно, что деятельность Солодовникова вызывала глубокую озабоченность у всех противников борьбы за освобождение Юга Африки. Так, в архиве Госдепартамента США имеются десятки документов о его пребывании в Замбии, а южноафриканский министр полиции Луис ле Хранзи после очередной успешной операции бойцов АНК заявил: «Русский посол в Лусаке д-р Солодовников играл важную роль в планировании стратегии АНК и коммунистов, и ему помогала беженка из Южной Африки Френе Джинвала».

Ответ этим инсинуациям дал Оливер Тамбо: «Нужно пожалеть южноафриканское правительство, поскольку они введут себя в заблуждение, в губительное положение. Эти действия проводятся черными внутри страны… Никто за пределами Южной Африки, даже и советский посол не может добраться до Южной Африки сказать людям, что именно надо делать». Однако, кто-то из спецслужб Запада, ЮАР или Родезии (все они активно действовали в Замбии) смог установить подслушивающее устройство в его резиденции, оно было обнаружено, но оставлено на месте, чтобы вводить в заблуждение противника.

Новая просьба о поставках была передана Нкомо после провала Женевской конференции по Зимбабве. Она началась 28 октября 1976 г., была прервана «на рождественские каникулы» 14 декабря, и должна была возобновиться 17 января, но этого не случилось, прежде всего, из-за непримиримой позиции режима Яна Смита.

Стоит упомянуть, что по просьбе Нкомо из Москвы в Женеву были посланы два эксперта – профессор В. Е. Чиркин из Института государства и права и посол В. В. Снегирев, чтобы оказать содействие делегации ЗАПУ по юридическим и особенно конституционным вопросам.

Накануне открытия конференции 9 октября 1976 г. Нкомо и Мугабе объявили о создании Патриотического фронта, объединившего ЗАПУ и ЗАНУ. Он был создан на основе равенства двух организаций, но вполне возможно, что Нкомо рассчитывал, что будет играть во Фронте ведущую роль. Когда Н. В. Подгорный во время пребывания в Лусаке спросил мнение Нкомо о Патриотическом фронте, тот сравнил эту организацию с коктейлем, состав которого будет зависеть от объема его ингредиентов.

Из объяснений, данных нам в Москве Нкомо, было ясно, что Патриотический фронт, по крайней мере, на том этапе, был «браком по расчету» и его создание явилось политическим, даже демонстративным шагом. Хотя два «сопрезидента» ПФ согласились направлять на международные конференции единые делегации под совместным руководством, на практике обе организации действовали раздельно, будь то их представительства в различных странах мира или ведение боевых действий. Но в Москве не теряли надежды на усиление сотрудничества между ЗАПУ и ЗАНУ. Мы, например, были рады узнать от Силундики, что «на фронте ЗАПУ-ЗАНУ был достигнут некоторый прогресс – по крайней мере, на бумаге – в том, что касается более тесных связей на единой основе – как в военных, так и в политических делах. На этой неделе вырабатываются программа и идеология…» Однако «товарищ Ти Джи» был озабочен «влиянием Дальнего Востока» (то есть Китая) на ЗАНУ.

Когда Нкомо вновь прибыл в Москву в начале января 1977-го, он сообщил нам, что после того, как в Женеве Патриотический фронт представил предложения по урегулированию, англичане и американцы ответили: «Вашу схему трудно принять белому населению, дайте нам возможность подработать ваш план, и посмотрим, как ваш план согласуется с нашим», и попросили сделать перерыв в работе конференции. Затем Айвор Ричард, представитель Великобритании при ООН, который председательствовал на конференции, наконец-то положил их предложения на бумагу. Нкомо отнесся к ним критически, но в любом случае Смит отверг их, и работа конференции так и не возобновилась. «Никто не сказал нам, что с ней произошло», – заметил Нкомо, «но мы хотим новой конференции, на повестке дня которой будет передача власти. Мы не хотим нового концерта. В Зимбабве никогда не будет политического соглашения, пока режим и британцы поймут, что мы – боевая сила. Пока мы не подтолкнем их военными средствами».

У Нкомо была возможность обсудить военные вопросы в советском Генштабе 4 января, сразу после провала Женевской конференции. Последовала письменная заявка, прежде всего, по вопросам подготовки кадров. В своем письме Нкомо информировал советское руководство, что численность ЗИПРА выросла в пять раз, что 600 бойцов ожидали отправки в Зимбабве, 1200 проходили подготовку, 1000 – начинала подготовку в новом лагере, а еще 3 000 новобранцев находились в транзитных лагерях в Замбии и Ботсване. Было достигнуто соглашение с властями Анголы и Замбии об открытии на ангольской территории учебного лагеря, а кубинцы взяли на себя ответственность за его снабжение в начальный период, на три-четыре месяца.

Однако Нкомо высказал пожелание, чтобы эта ответственность перешла к Москве, и чтобы в лагерь была направлена группа советских военных инструкторов. Другие просьбы касались предоставления советского транспортного самолета для перевозки личного состава и грузов между Анголой и Замбией и принятия 200 человек в СССР на военную подготовку, в том числе 20 летчиков. Нкомо хотел также, чтобы еще 20 человек прошли подготовку по вопросам «безопасности партии».

В записке Международного отдела в ЦК, подписанной Р. А. Ульяновским, новые просьбы Нкомо были связаны со срывом расистским режимом Женевской конференции о политическом урегулировании. Соответствующим государственным органам на этот раз было предложено срочно, в двухнедельный срок рассмотреть просьбу Нкомо. Поскольку архивные материалы доступны только частично, неясно, все ли просьбы лидера ЗАПУ были выполнены, но, по меньшей мере, большинство из них.

Нкомо выразил удовлетворение советской помощью, когда он вновь посетил Москву вскоре после убийства Джейсона Мойо. Его гибель 22 января 1977 г. вновь показала, что руководители национально-освободительных движений, несмотря на предшествовавшие трагедии, не соблюдают должным образом правила безопасности. Будучи в Мапуту вместе с Силундикой и Мсикой, он по телефону попросил своих товарищей в Лусаке не открывать посылку, которую он ожидал из Ботсваны от своего друга (или, скорее, подруги). Он сам открыл ее и был убит: посылка эта была «начинена» взрывчаткой или с самого начала или где-то по пути; скорее всего, телефонный разговор Мойо прослушивался.

В июле 1977 г. первая группа инструкторов, состоявшая из 12 советских офицеров, прибыла в лагерь ЗАПУ, находившийся в 18 км от г. Луены (б. Вила Лузо) на востоке Анголы, не так далеко от границы с Замбией. Возглавил ее подполковник В. Г. Пенин, а его заместителем по политической части был капитан А. Н. Буренко. Через год она была заменена другой во главе с подполковником Зверевым.

Задачей советской группы было обучение бойцов ЗИПРА. В Анголу из Замбии прибывало до 2000 человек сроком на два месяца для прохождения боевой подготовки. Продолжительность подготовки была два месяца. Программа военной подготовки включала тактику подразделений: группы, отделения, взвода, роты. Занятия заканчивались проведением ротных учений с преодолением водной преграды. В течение года группа подготовила более 10 тыс. бойцов и командиров подразделений до роты включительно.

Поскольку руководство ЗАПУ тогда ставило задачу свержения расистского режима вооруженным путем, требовалось подготовить за короткое время большое количество бойцов, умеющих владеть стрелковым оружием и тактически грамотно действовать в составе подразделений. «Отсюда и задача СВС заключалась в обучении бойцов и командиров ЗАПУ тактике регулярных войск. Однако определенное внимание уделялось и тактике действий партизан, которая потребовалась бы в случае временных неудач регулярных сил». Таким образом, к середине 1977 г. политическое руководство ЗАПУ и командование его армии, наряду с расширявшимися партизанскими действиями, уже планировало наступление на территории Зимбабве с использованием регулярных сил.

Советские военные специалисты располагались в лагере совместно с бойцами ЗАПУ Наряду с ними там были и кубинские военные специалисты, задача которых заключалась в организации и осуществлении всестороннего обеспечения боевой подготовки. Они отвечали, в частности, за охрану лагеря, а во время учений действовали как командиры взводов и рот. «В лагере царила дружба, взаимопонимание, стремление в любую минуту оказать друг другу поддержку».

И советские, и кубинские военные специалисты жили без удобств в кирпичных строениях, окна которых нередко были без стекол и даже рам. Они стойко переносили все тяготы и лишения военной службы.

Программа обучения, организация и проведение занятий согласовывались с постоянным представителем руководства ЗАПУ в лагере, комиссаром Бэном. В 1978 г. лагерь ЗАПУ посетил Джошуа Нкомо, который остался доволен результатами работы. Его посещение подняло боевой дух бойцов и еще больше повысило авторитет советских офицеров.

Группа подчинялась советской военной миссии в Анголе во главе с генералом Шахновичем. Эта миссия обеспечивала ее всем необходимым, включая личное стрелковое оружие. Раз в месяц один из членов группы СВС на «попутном» Ан-12 прибывал в Луанду, где в советской военной миссии получал на всех офицеров денежное довольствие и осуществлял закупки продовольствия на всю группу. Группа имела в своем распоряжении три автомобиля УАЗ и один «лендровер», который использовался для перемещения и материально-технического обеспечения.

Вооружение бойцов лагеря ЗАПУ в Анголе было в основном стрелковым. Для борьбы с бронированными целями в лагере было несколько безоткатных орудий. Постоянно существовала опасность внезапного нападения на лагерь, и для отражения атаки предпринимались меры в месте постоянной дислокации, в учебных полях, во время совершения марша, на привалах. Вокруг лагеря были вырыты траншеи, окопы для стрельбы стоя. Местность на глубину до одного километра была пристреляна.

Серьезной проблемой было отсутствие в лагере зенитного оружия. В интересах ПВО было организовано наблюдение за воздухом, вырыты траншеи, укрытия и убежища. Однако избежать потерь в личном составе не удалось, когда 26 февраля 1979 г. в 8.10 утра семь бомбардировщиков родезийских ВВС «Канберра», поставленных ранее Великобританией, осуществили налет на лагерь. 192 бойца ЗИПРА было убито и около тысячи ранено. Погибло шесть кубинских инструкторов и 13 было ранено. Тяжело ранен был при разрыве шариковой бомбы и прапорщик Григорий Иванович Скакун, специалист по эксплуатации переносного стрельбищного оборудования, который через несколько дней скончался.

В тот же период бойцы ЗИПРА начали обучаться в СССР овладению тяжелым вооружением. Более того, по просьбе Нкомо трое советских офицеров прибыли в Лусаку 13 июля 1978 г. для оказания практической помощи как советники командования ЗИПРА. Эту группу возглавлял полковник Лев Дорофеевич Кононов. В. Г. Солодовников пишет: «Открыто, для публики, группа была придана замбийскому министерству обороны, но она ни дня там не работала. В действительности же, военные специалисты работали как советники главнокомандующего Народно-революционной армией Джошуа Нкомо. Эти люди были первоклассными специалистами по партизанской борьбе».

Нкомо утверждает в своих мемуарах: «…никогда не было вопроса о посылке боевых частей или даже советников из Советского Союза или любой другой страны, чтобы помочь нам вести нашу войну». Он прав в первом случае, но неправ во втором, достаточно сказать, что в одном из своих писем в ЦК КПСС он сам выражал признательность за работу группы Кононова. Нкомо пишет также, что за исключением нескольких инструкторов из Ганы, работавших в лагерях в Танзании и двух кубинских офицеров безопасности, на базах ЗАПУ были только зимбабвийцы, «забыв» о десятках советских и кубинских военных, рисковавших жизнью в лагере ЗИПРА в Боме.

Так или иначе, факт присутствия советских офицеров в штабе ЗИПРА скоро стал известен родезийцам и их друзьям, а их роль и поныне остается предметом споров и нередко искажается. В какой степени именно советские военные были инициаторами плана развернутого наступления регулярных сил ЗИПРА в направлении Хараре с форсированием Замбези?

Джекки Силльерс, директор Института изучения проблем безопасности в Претории считает, что этот план был спонсирован и составлен Советским Союзом. Однако Думисо Дабенгва, напротив, утверждает, что наши военные советники выражали серьезные сомнения относительно такой стратегии, выработанной самими зимбабвийцами. Кроме того, как уже отмечалось, подготовка регулярных войск началась до того, как группа Кононова прибыла в Замбию.

Но нельзя исключать и что определенное влияние Москвы. Вспоминается, как в беседе с Джошуа Нкомо, кажется, весной 1978 г. начальник 10-го Главного управления Генштаба генерал-полковник авиации Г. П. Скориков (впоследствии он стал маршалом авиации и начальником Главного штаба ВВС) советовал ему не распылять свои силы, а сосредоточить их для решительного удара.

В любом случае, нужно подчеркнуть, что бойцы ЗИПРА обучались советскими офицерами ведению как регулярных, так и партизанских боевых действий. Когда Нкомо посетил СССР во главе делегации в марте 1978 г., мы в Комитете солидарности организовали для нее поездку в Крым для встречи с обучавшимися в Перевальном бойцами ЗИПРА. Уже наступила весна, но земля была еще в снегу, да и позднее, когда мы посетили Ялту, погода тоже была далеко не курортная. И вот по этому снегу бежали или даже ползли зимбабвийцы с АК или РПГ в руках, показывая своему лидеру, как они могут вести бой. Кто-то пошутил: «Если бы Ян Смит увидел это, он мы немедленно капитулировал». Несомненно, это произвело должное впечатление на Нкомо. Кроме того, был устроен сеанс радиосвязи между группой зимбабвийцев, которая обучалась под Москвой по курсу военно-боевой работы, то есть организации вооруженного подполья, и другой, находившейся в Перевальном. И это было чуть ли не открытием для руководителей ЗАПУ, сопровождавших Нкомо, да и для него самого.

Еще одна деталь. Мы остановились в городе Симферополе в гостинице, и в этот вечер, как обычно бывало в нашей стране в те времена, посетители ресторана танцевали. Один из них, в форме прапорщика, стал довольно красиво крутить своим телом колесо. Все это тоже производило впечатление на зимбабвийцев, а Нкомо сказал: «Вот эти люди действительно свободные. Вы можете себе представить, чтобы кто-то так от души танцевал в ресторане в Лондоне?»

Остается напомнить, что сотрудничество Советского Союза с ЗАПУ, конечно, не ограничивалось лишь военной областью. Десятки зимбабвийцев учились в наших институтах и университетах, да и в «политических» учебных заведениях – филиале Института общественных наук, профсоюзной и комсомольской школах.

 

Глава 13

Конференция в Ланкастер-хаусе

Настроение зимбабвийцев, приезжавших в СССР, менялось в зависимости от ситуации в стране. Вспоминается, как Думисо Дабенгва, а из членов руководства ЗАПУ. он, пожалуй, был наиболее частый посетитель Москвы, в один из приездов, в июне 1978 г. был настроен довольно мрачно. Он говорил о возросшем давлении на Патриотический фронт и опасался, что освободительные силы могут заставить пойти на соглашение на неблагоприятных для них условиях. Дабенгва полагал тогда, что независимые африканские страны, даже Замбия, которая была наиболее близка к ЗАПУ, могут запретить использовать свою территорию. «Тогда, чтобы не превратиться в постоянных эмигрантов, нам всем придется двинуться внутрь страны».

Но этого не случилось. Так называемое «внутреннее урегулирование» было достигнуто 3 марта 1978 г. между Смитом и теми африканскими деятелями, которые уже дискредитировали себя. Совет безопасности ООН осудил его, но при этом все западные члены его – США, Англия, Франция, Германия и Канада воздержались от голосования. В «переходное правительство» вошли, в частности, Чикерема и Ньяндоро, что еще раз подтвердило правильность принятого ранее решения Москвы отказать им в поддержке. Затем в апреле 1979 г. состоялись выборы, на которых победила партия Абеля Музоревы, Объединенный африканский национальный совет, и 1 июня он занял пост премьер-министра страны, получившей название «Зимбабве-Родезия», в то время как реальная власть, особенно в вопросах безопасности, оставалась за Смитом и его «секьюрократами».

Но в следующий приезд весной 1979 г. настроение руководителей ЗАПУ было совсем другим. Было уже ясно, что «внутреннее урегулирование» провалилось. Мощь ЗИПРА росла, несмотря на усиление бомбардировок и диверсий против ее лагерей на территории Замбии, да и в Ботсване. На этот раз Нкомо поднял вопрос, который для него был приоритетным: обеспечить воздушное прикрытие планируемого наступления через реку Замбези, а для этого он хотел получить самолеты советского производства, даже не дожидаясь завершения подготовки специалистов, которые готовились в учебном центре в г. Фрунзе, столице тогдашней Киргизской ССР. Лидер ЗАПУ надеялся получить летчиков из дружественных его движению стран, но не из СССР.

Можно было понять озабоченность Нкомо этим вопросом. Что касается сухопутных войск, то и по типу вооружений, и по его количеству, а в известной степени по уровню подготовки они вполне могли противостоять армии расистского режима, которая уже по существу терпела поражение. Возможно, поставляемое СССР имущество не всегда было самым современным, но, как правило, оно превышало по качеству вооружение, имевшееся в родезийской армии. Кроме того, подготовка кадров ЗАПУ как в Африке, так и в СССР, ГДР, на Кубе и в других социалистических странах сделала их стойкими бойцами. Участие советских офицеров в подготовке кадров ЗИПРА, будь то в Советском Союзе, в Анголе или в Замбии, оказало немалое позитивное воздействие. К тому времени в Замбию в распоряжение ЗИПРА была поставлена тяжелая техника, включая танки и артиллерию, и, хотя большая часть ее так и не была пущена в ход, само ее присутствие на границе с Родезией и угроза мощного наступления ЗИПРА несомненно повлияли на готовность расистского режима и его сателлитов пойти на переговоры.

Один из британских дипломатов, принимавший участие в «Семинаре свидетелей. Британия и родезийский вопрос. Путь к урегулированию, 1979–1980 гг.», состоявшемся в Национальном архиве Соединенного Королевства в июле 2005 г., вспоминал: «Помню, как во время переговоров в Ланкастер-хаузе, когда я был послан в Солсбери, родезийский высокопоставленный генерал рассказал мне, что его военные только что испытали неприятный шок. Они привыкли, что их перевозили вертолетом, они приземлялись, де сантировались и партизаны исчезали». Но неделей раньше, когда родезийцы выбрались из вертолета, чтобы вступить в бой «с группой бойцов ЗИПРА, недавно обученных русскими… Черти не разбежались. Они остались на месте и сражались. Так что, возможно, это действительно повлияло на дела в Родезии».

Вернемся, однако, к истории с «советскими МиГами для ЗАПУ». Сразу же надо сказать, что идею Нкомо в Москве встретили скептически. Кубинское руководство также не проявило энтузиазма: член ЦК Компартии Кубы Рауль Вальдес Виво, который в то время посетил по поручению Фиделя несколько стран Африки, информировал Нкомо и Мугабе, что Куба не сможет выполнить их просьбу о направлении пилотов для отражения воздушных налетов на учебные лагеря сил Патриотического фронта.

Однако, скорее всего, информация о намерениях Нкомо стала известна в Солсбери.

Как мне рассказывал один из руководителей ВВС Зимбабве, обучавшийся в СССР, когда он и его товарищи после завершения учебы в конце 1980 г. прибыли в Зимбабве, чтобы вступить в объединенные вооруженные силы уже независимой страны, то «старые» родезийские офицеры спрашивали их; «Где же находятся ваши МиГи?». Представляется, что сама перспектива конфронтации их устаревших самолетов с МиГами, так же как и концентрация тяжелого вооружения ЗИПРА на территории Замбии весьма тревожила родезийское военное и политическое руководство.

Западные и африканские исследователи также пишут по этому вопросу, причем по-разному. Рейд-Дейли, командир родезийского спецназа, и автор ряда книг, утверждал, что МиГи прибыли в Замбию, но остались в «ящиках». Элиаким Сибанда в свою очередь пишет: «Российское и восточногерманское правительства саботировали наступление, не отпустив пилотов ЗИПРА, которые должны были составить большую часть летного состава». Более того, Сибанда, ссылаясь на свое интервью с Нкомо в августе 1990 г., утверждает, что лидер ЗАПУ отказался позволить «русским, восточным германцам и кубинцам пилотировать самолеты для ЗИПРА». На деле же, напротив, Нкомо сказал нам в Москве, что он надеется на прибытие пилотов из ГДР или Кубы (при этом СССР он не упомянул). Сибанда продолжает: «Нкомо далее сказал, что он заметил проявление расизма у русских, которые не хотели, чтобы их собственная кавказская [Caucasian] группа потерпела поражение от черных». Просто не верится, чтобы президент ЗАПУ так мог сказать, в любом случае в своих мемуарах он писал о своем пребывании в СССР с явной симпатией и благодарностью. И симпатию эту я почувствовал снова, когда Нкомо посетил Москву в 1991 г. в качестве вице-президента независимого Зимбабве. К тому же, я никогда не слышал, чтобы он называл белых «кавказцами», так принято делать в США или Канаде, где проживает Сибанда, но отнюдь не в Африке.

В любом случае в своих мемуарах Нкомо излагает историю, отличную от Сибанды, хотя и она не вполне соответствует истине. Он пишет: «…нас заверили, что подготовка наших летных экипажей может быть завершена на год раньше, до конца 1979 г.». Он даже утверждает, что «к концу войны» ЗИПРА имела «полный летный и технический состав на эскадрилью боевых самолетов, который был выпущен из советских учебных центров».

Трудно поверить, что советские военные согласились бы выпустить авиационных специалистов за год до планировавшегося окончания учебы, да и какого-либо подтверждения этих слов автор не смог найти ни в Москве, ни в Хараре.

Мне довелось несколько раз присутствовать на беседах Нкомо в министерстве обороны и каждый раз видеть, как глубоко доволен он был поставками и подготовкой кадров для ЗИПРА. Однажды его заявка была довольно своеобразной. Получив информацию о направлении большой партии обмундирования (если мне память не изменяет, на 20 тыс. бойцов), он попросил, чтобы один комплект был особо большего размера, и действительно, вскоре его фото в военной форме появилось в изданиях ЗАПУ.

Как объем, так и номенклатура советских поставок ЗАПУ в конце 1970-х гг. действительно впечатляли. Так, когда на беседе в «десятке» ему сообщили стоимость очередной партии вооружения и другого имущества, Нкомо, задумавшись на минуту, сказал: «Это в 73 раза больше, чем мы получили от Комитета освобождения ОАЕ».

Не будет преувеличением сказать, что к середине 1979 г. силы Патриотического фронта – ЗИПРА и 3AHЛA побеждали в войне за освобождение своей страны, хотя, к сожалению, они действовали разрозненно. Дискуссия о том, насколько их действия были эффективными, продолжается и сейчас, спустя более трех десятилетий. Возможно, справедливо будет сказать, что бойцы ЗАНУ смогли в большем числе проникнуть в районы проживания африканцев, особенно шона, в то время как ЗАПУ, хотя тоже работала с населением через свои организации, проводила наиболее серьезные боевые операции против расистского режима.

Сибанда пишет, что командир Селусскаутов (так звали родезийский спецназ) признал, что к началу 1977 г. «Родезийские силы безопасности» «потеряли контроль над военной ситуацией частично из-за нехватки самолетов», многие из которых были сбиты силами ЗИПРА. Именно лагеря этой армии, прежде всего, подвергались нападениям, и именно у них были зенитно-ракетные комплексы.

Сколь важным ни была бы советская помощь ЗИПРА, было бы неверным сводить сотрудничество Москвы с ЗАПУ только к этому. Кроме политической поддержки, поставок гражданского имущества, обеспечения проезда на международные конференции и обучения кадров по разным направлениям, сотрудничество с ЗАПУ включало консультации советских юристов-международников и дипломатов, как во время упоминавшейся конференции в Женеве, так и конференции, происходившей в сентябре-ноябре 1979 г. в лондонском Ланкастер-хаусе.

Маргарет Тэтчер заняла пост премьер-министра после победы Консервативной партии на выборах в мае 1979 г., и в своих первых заявлениях она намекала на возможность признания правительства А. Музоревы, но вскоре отказалась от этой идеи, очевидно, опасаясь негативной реакции африканских стран и большинства членов Содружества. Вместо этого, на саммите Содружества, состоявшемся в Лусаке в августе она выдвинула инициативу проведения в Лондоне конференции с участием как правительства «Зимбабве-Родезии» и обоих крыльев Патриотического фронта.

По словам одного из руководителей ЗИПРА, Лондон в то время был озабочен растущей мощью этой армии, поставками тяжелого вооружения и подготовкой кадров, полагая, что если вооруженные действия продлятся еще полгода, то родезийская армия потерпит поражение, а это создаст угрозу стабильности в Южной Африке. И действительно, южноафриканский фактор был очень важным, хотя нередко его недооценивают. И Лондон, и Претория знали о тесных связях между ЗАПУ и АНК и о том, что в рядах ЗИПРА были и бойцы из «Умконто».

На упомянутом семинаре в Лондоне отставные британские дипломаты подчеркивали тот факт, что их правительство не допустило участия в конференции по Зимбабве представителей других стран. Однако, мне пришлось напомнить им, что, хотя это и верно, власти не смогли не допустить приезда «чужих» в британскую столицу в период проведения конференции.

Советских специалистов, прибывших туда по просьбе Джошуа Нкомо, было двое, В. Е. Чиркин и заместитель заведующего 3-го африканского отдела МИД В. К. Федоринов. Чиркин подробно рассказал в свих воспоминаниях о беседах с Нкомо и о просьбах, которые лидер ЗАПУ передавал в Москву: «Нкомо более всего интересовался поставками советского тяжелого вооружения, полагая, что если он получит такое вооружение, то и роль его будет более значительной и шансы стать руководителем государства возрастут. При этом он ссылался на менталитет и восприятие африканского населения, которое раньше такого вооружения не видело… Мы передали в Москву множество просьб Нкомо о разных видах поддержки, в том числе материальной, и всегда ответы из Москвы… были позитивными».

Сам созыв конференции по Зимбабве в Лондоне был дипломатическим успехом нового британского правительства. На поверхности это выглядело как возращение эры конституционных конференций, проводимых зачастую в том же Ланкастер-хаусе незадолго до предоставления независимости ряду африканских стран, но по существу ситуация была весьма отличной: Лондону приходилось иметь дело с растущими (и вооруженными) силами освобождения, пользующимися широкой международной поддержкой, в том числе со стороны Москвы, а в случае ЗАНУ – и Пекина.

Африканские страны, особенно «прифронтовые» (эта группа, возникшая в 1976 г., включала Анголу, Ботсвану, Замбию, Мозамбик и Танзанию, впоследствии в нее вошла и независимая Зимбабве), были в принципе также на их стороне, но оказывали сильное давление на ЗАПУ и ЗАНУ, побуждая их идти на уступки. Сколь странным это может ни показаться, но было определенное совпадение интересов между соседними с Зимбабве африканскими странами, с одной стороны, и Преторией и Лондоном с другой: все они стремились решить «родезийскую проблему» как можно скорее.

Перед конференцией и во время ее родезийские армия и авиация совершали многочисленные нападения как на мозамбикскую, так и, особенно, на замбийскую территорию, включая даже рейд спецназа 15 апреля 1979 г. на дом в Лусаке, где жил Нкомо, – с целью физического уничтожения лидера ЗАПУ. По данным справки, составленной Л. Д. Кононовым, с 17 февраля до 9 декабря 1979 г. Родезийские силы совершили около 50 воздушных и наземных рейдов против политических и военных объектов ЗАПУ.

Эти действия, особенно взрыв мостов, частично были направлены на срыв планировавшегося наступления ЗИПРА, но они имели целью также оказать давление на правительство Замбии. Одновременно подобные акции проводились и против объектов ЗАНЛА в Мозамбике.

Не раз приходилось слышать от зимбабвийских друзей, что правительства «базовых» африканских стран фактически выдвинули ультиматум лидерам ЗАПУ и ЗАНУ: если они не достигнут соглашения в Ланкастер-хаусе, то не смогут вернуться из Лондона в эти страны. Когда в трудный момент хода конференции Джосайя Чинамано от ЗАПУ и Эдгар Текере от ЗАНУ были направлены в «прифронтовые» страны за поддержкой позиции, занятой Патриотическим фронтом, их, по образному выражению одного из руководителей ЗИПРА «подвергли там порке».

Результаты Ланкастер-хаусской конференции хорошо известны. 21 декабря 1979 г. было подписано соглашение о прекращении огня. На временной основе высшая власть в Зимбабве передавалась британскому генерал-губернатору, бойцы ЗИПРА и ЗАНЛА сосредотачивались на сборных пунктах под контролем сил, направляемых странами-членами Содружества, 27–29 февраля 1980 г. должны были состояться выборы и не позднее чем через два месяца провозглашена независимость. Согласованная на конференции конституция содержала явные уступки белому меньшинству: в течение семи лет для него резервировалось 20 из 100 мест в парламенте, избираемых по особому списку, и в течение десяти лет не могло меняться земельное законодательство.

В. Е. Чиркин пишет, что он был весьма удивлен, когда, «вопреки всем заверениям» он узнал, что «Фронт безоговорочно согласился на формулу, предоставляющую пятую часть мест в парламенте белым (при их доле около 1/23)».

Тем не менее, соглашение предоставило реальную возможность освободительным движениям получить большинство в парламенте и сформировать правительство независимого Зимбабве, особенно если бы они выступили единым фронтом. К сожалению, этого не случилось. По словам Нкомо, Мугабе уклонился от обсуждения совместных действий, неожиданно для него покинув Лондон сразу после завершения конференции. Затем на встрече руководителей «прифронтовых» государств, состоявшейся в г. Бейре, на которой он представлял ЗАНУ вместе с Саймоном Музендой и Эдгаром Текере, Мугабе объявил, что ЗАПУ пойдет на выборы как отдельная партия, поскольку некоторые ее члены обвиняют его в уступках ЗАПУ. В ответ на его слова Ньерере одобрительно кивнул, Машел зааплодировал, а Каунда и президент Ботсваны Кветт Масире были явно не рады этому.

Из-за юридических проблем (название ЗАНУ было «монополизировано» его бывшим лидером Ситоле), партия Мугабе стала выступать под названием ЗАНУ-ПФ, а затем и ЗАПУ сменил его официальное название на ПФ-ЗАНУ.

На упомянутом «семинаре свидетелей» британские дипломаты утверждали, что Лондон надеялся на (сравнительный?) успех Музоревы на выборах в районах преимущественного проживания шона и возможное создание коалиции с Нкомо. Однако руководители ЗАПУ, напротив, полагали, что Англия, ЮАР, Мозамбик и Танзания предпочитали ЗАНУ и Мугабе. По их мнению, Лондон был готов поддержать любую политическую силу, кроме ЗАПУ, потому что он был озабочен ростом советского влияния на Юге Африки, равно как и возможностью использования территории Зимбабве активистами АНК Южной Африки.

Нужно отметить, что Мозамбик сохранял свои связи и с ЗАПУ. В Мапуту было представительство этой партии, накануне выборов ей была даже оказана финансовая помощь объемом в 300 тыс. долларов. Но предпочтение ЗАНУ было явным и включало направление в Зимбабве военного персонала. Более того, Машел прямо сказал одному из видных деятелей ЗАПУ, что «русские танки» никогда не появятся в Зимбабве. Он был полон решимости не допустить наступления ЗИПРА, и, возможно, это было важным мотивом поддержки им конференции в Ланкастер-хаусе.

15 лет спустя (Нкомо в Москве в 1991 г.)

Фото из архива автора

Результаты выборов, особенно получение ЗАНУ-ПФ абсолютного большинства мест в парламенте было серьезным ударом для Нкомо и его сторонников. Как «патриарх» национально-освободительной борьбы он, конечно, рассчитывал на другие их итоги не мог предположить, что его партия получит лишь 20 мест по сравнению с 57 у ЗАНУ.

Многие из наблюдателей объясняли такие результаты «этническим фактором», отражением того, что шона составляют большинство. Но адекватно ли такое объяснение? Если это так, то почему уже в нынешнем веке, когда Зимбабве переживала глубокий кризис, оппозиция ЗАНУ-ПФ пользовалась явной поддержкой в обоих крупнейших городах страны – Хараре и Булавайо, хотя в первом их них преобладают шона, в во втором – ндебеле? Кроме того, строго говоря, Нкомо сам по происхождению не ндебеле, а каланга; эта этническая группа исторически была родственной шона, но давно уже попала под сильное влияние ндебеле, вплоть до использования их языка.

Казалось бы, политическое урегулирование в Зимбабве было вполне успешным, по крайней мере, в первые годы, когда Мугабе провозгласил политику национального примирения. В частности, по совету Машела и Ньерере он принял «принцип сохранения на должностях родезийских гражданских служащих, но с назначением их заместителей новым правительством, которые должны будут заменять их по мере их ухода в отставку».

Однако, как выразился один из ветеранов освободительной борьбы, «целью Ланкастер-хауса было разоружение нас, а не рассмотрение важнейших вопросов». Самым главным из них был вопрос о земле, и когда эта «бомба замедленного действия» взорвалась два десятилетия спустя, она потрясла и экономическую, и политическую систему Зимбабве. Лидеры «прифронтовых» государств советовали руководителям Патриотического фронта согласиться на то, чтобы вместо твердых письменных обязательств по финансированию покупки земли у белых фермеров и передачи ее африканцам, обещание сделать это содержалось лишь «в официальной речи британского государственного секретаря от имени Ее Величества».

 

Глава 14

Москва и независимое Зимбабве

Первоначально сложности в Зимбабве возникли внутри правительства, между двумя бывшими союзниками по Патриотическому фронту. Эта тема лежит за рамками данной работы, но о ней необходимо сказать, поскольку и здесь проявился «советский фактор», когда в феврале 1982 г. на объектах, контролируемых ЗАПУ, были найдены тайники с оружием советского производства, а при обыске у Думисо Дабенгвы – его письмо на имя Ю. В. Андропова, в то время председателя КГБ. В нем говорилось о «явном уклоне» Мугабе «в сторону англо-американских империалистов» и утверждалось, что тот «оказался на деле более реакционным и прозападным, чем Музорева». В связи с этим Дабенгва обратился к Андропову с просьбой оказывать «дальнейшую помощь [ЗАПУ] на нашем следующем этапе борьбы против империалистических интриг и подрывной деятельности их секретных служб против Зимбабве».

Именно это письмо было использовано на судебном процессе против Дабенгвы и бывшего командующего ЗИПРА, а затем заместителя командующего Национальной армией Зимбабве «Лукаутом» Масуку по обвинению в государственной измене. Хотя их оправдали, они провели еще несколько лет в тюрьме в соответствии с унаследованным от режима Смита законом о чрезвычайном положении.

История тайников ЗАПУ довольно противоречива. Один из бывших командиров ЗИПРА рассказывал автору, что, когда конференция в Ланкастер-хаусе завершилась, командующий «Родезийскими силами обороны» генерал Питер Уоллс заявил, что Патриотический фронт капитулировал. На встрече командования ЗИПРА и 3AHЛA такое заявление было расценено как ловушка, и было принято решение не сдавать все оружие, пока ситуация не прояснится. Кроме того, было договорено, что высшие командиры обеих армий не явятся на пункты сбора, организованные для партизан на территории Зимбабве.

По словам моего собеседника, тайные склады оружия были организованы ЗАПУ именно на основе этой договоренности.

В Москве, естественно, выражали сожаление, что два крыла Патриотического фронта пошли на выборы раздельно, однако ко времени их проведения оценка ситуации была уже более реалистичной.

После объявления результатов выборов Л. И. Брежнев направил поздравительное послание «Руководителям Патриотического фронта товарищу Роберту Мугабе и товарищу Джошуа Нкомо». Однако, межгосударственные связи СССР с Зимбабве не заладились с самого начала. Приходится признать, что отказ Москвы установить «нормальные» отношения с ЗАНУ, даже когда эта организация стала довольно влиятельной, был ошибкой. Нужно отметить, что некоторые советские представители в странах, поддерживавших ЗАНУ, пытались исправить ее. П. Н. Евсюков, в то время посол в Мозамбике, писал: «Из Мапуту расстановка сил в Родезии, как ее тогда называли, была видна лучше. Было ясно, что Р. Мугабе пользуется поддержкой большинства африканского населения в стране, а также со стороны Мозамбика, особенно его президента Саморы Машела… Мозамбик стал надежной базовой страной для Р. Мугабе и его партии…

Совпосольству в Мозамбике стала очевидной необходимость корректировки нашей политики в отношении поддержки национально-освободительных сил в Зимбабве с учетом перспективы Р. Мугабе стать руководителем независимой страны.

Для начала я пригласил Р. Мугабе на встречу со мной. Беседа состоялась в моей резиденции, располагавшейся почти рядом с особняком, в котором жил Р. Мугабе. Содержание разговора и предложение посольства я сообщил в Москву.

Вскоре после встречи с Мугабе я вылетел в Москву, где заручился поддержкой в этом вопросе ряда влиятельных людей и учреждений, в том числе заместителя министра иностранных дел Л. Ф. Ильичева и ГРУ Генштаба в лице его начальника генерала Петра Ивановича Ивашутина. Но на беседе в Международном отделе ЦК меня ждало решительное возражение Р. А. Ульяновского… Разгневавшись, Ростислав

Александрович заявил: «Зачем Вы встречались с Мугабе? Вам никто не поручал этого!» Такая позиция отдела ЦК привела к тому, что мне пришлось испытать неловкость, когда Зимбабве стал независимым, а Р. Мугабе – его первым премьер-министром».

Схожую позицию занимал и В. Е. Чиркин. Он вспоминает: «По полученным инструкциям и в Женеве, и потом в 1979 г. в Лондоне мы могли контактировать только с партией Нкомо. В наших телеграммах в ЦК КПСС мы дважды предлагали установить контакты и с Мугабе, но оба раза получили ответ – категорическую рекомендацию не вмешиваться не в свое дело».

Такая политика сказывалась даже в протокольных вопросах. Так, когда Мугабе однажды хотел пролететь через Москву из Вьетнама, ему отказали в визе. Впрочем, «для подстраховки» один из сотрудников СКССАА выехал в Шереметьево, чтобы оказать ему внимание, если тот все же окажется в аэропорту транзитом.

Неудивительно, что прием советской делегации, прибывшей на празднование независимости, провозглашенной 18 апреля 1980 г., был довольно прохладным. Во главе ее был Ш. Р. Рашидов, кандидат в члены Политбюро и руководитель компартии Узбекистана, считавшийся в советском руководстве как бы специалистом по «третьему миру». Однако намечавшаяся беседа с Мугабе не состоялась; делегация встретилась с ним лишь (почти?) случайно в аэропорту при своем отлете. Говорили, что Мугабе предложил им задержаться с отъездом, но это не было сделано, возможно, из чувства обиды. Так или иначе, этот эпизод добавил напряженности, и дипломатические отношения в между СССР и Зимбабве были установлены лишь десять месяцев спустя.

В. Г. Солодовников подробно описал все связанные с этим события. Делегация оставила в МИД Зимбабве проект соответствующего документа, но реакции на него не было получено. Можно добавить, что «избирательный подход» к отношениям с другими странами руководство нового государства проявился и ранее: СССР, по крайней мере, был приглашен на празднование, но среди 96 зарубежных делегаций не оказалось его союзников – ГДР, Польши, Чехословакии, Венгрии. Зато, как справедливо отмечает Солодовников, «союзники и партнеры режима Яна Смита – США, Англия, Франция, ФРГ» – там были. Он продолжает: «Правительство Р. Мугабе… спешно устанавливало дипломатические отношения с теми странами, которые в период борьбы за независимость открыто именовали лидеров и рядовых бойцов ЗАНУ террористами и были союзниками режима Яна Смита, тайно снабжали последнего нефтью и оружием, из которого расстреливали зимбабвийских беженцев в лагерях Мозамбика и Замбии и бойцов ПФЗ, в том числе из ЗАНУ». Действительно, в отличие от Москвы, у стран Запада никакой задержки в установлении дипломатических отношений не было.

Солодовников и сам прибыл в Хараре (так теперь стала называться столица Зимбабве) в ноябре 1980 г. для обсуждения данного вопроса, но его миссия не принесла результата: ПФ-ЗАПУ был партнером ЗАНУ-ПФ в правительстве, но зимбабвийские дипломаты настаивали на прекращении с ней «исторических отношений» Москвы и ограничением связей только ЗАНУ. При этом стоит отметить, что материальная помощь ЗАПУ со стороны правительства СССР (включая военную) и общественных организаций была прекращена сразу после соглашения в Ланкастер-хаусе.

В конце концов в феврале 1981 г. договоренность была достигнута после переговоров, проведенных в Хараре послом В. П. Вдовиным, сменившим П. Н. Евсюкова в Мапуту, причем на беспрецедентных и даже унизительных для нашей страны условиях прекращения всех контактов с ЗАПУ.

К счастью, отличным был выбор первого советского посла в Зимбабве. Им стал Г. А. Тер-Газарянц, талантливый и харазматичный человек, ветеран Великой Отечественной войны, являвшийся в свое время вторым секретарем ЦК КП Армении, но «сосланный» послом в Дакар, а оттуда переведенный в Хараре. Постепенно, шаг за шагом он сумел наладить и двусторонние отношения с Зимбабве в различных областях.

Пришло время и для межпартийных связей с ЗАНУ – ПФ. Первым реальным шагом для этого послужила состоявшаяся в середине ноября 1982 г. беседа Р. А. Ульяновского с Сидни Секеремайи, который посетил Москву в качестве государственного министра по делам обороны (пост главы этого ведомства тогда занимал сам Мугабе), и основной целью приезда которого были переговоры о поставках специмущества.

Как можно было ожидать, Секеремайи использовал эту возможность для сетований о неправильном отношении Москвы к ЗАНУ в прошлом; более того, стало ясно, что определенные силы предоставляют руководству Зимбабве ложную информацию. Например, он пожаловался, что Москва «прячет» видного военного деятеля ЗАПУ Акима Ндлову, в то время как он находился в Норвегии.

Ульяновский повел беседу в дружественном, но твердом тоне, выразив сожаление в связи с отсутствием двусторонних связей в период вооруженной борьбы, он предложил «по-божески» разделить вину за это 50 на 50, напомнив собеседнику, что руководство ЗАНУ в прошлом вслед за Пекином обвиняло СССР и «социал-империализме».

Настоящий прорыв в отношениях произошел, когда в Москву на празднование 60-летия СССР прибыл Натан Шамуярира, в то время министр информации и секретарь ЦК ЗАНУ – ПФ. Затем условия для их развития стали более благоприятными, когда на съезде этой партии в 1984 г. из ее основополагающих документов было снято положение об «учении Мао Цзэдуна». Приглашена на него была и делегация КПСС. Затем в декабре 1985 г. официальный визит в СССР в качестве «главы партийно-правительственной делегации» совершил Роберт Мугабе, у которого прошли переговоры с Председателем Совета Министров СССР Н. И. Рыжковым и состоялась беседа с М. С. Горбачевым. Было подписано двустороннее соглашение об экономическом и техническом сотрудничестве, а также протокол о сотрудничестве между КПСС и ЗАНУ-ПФ.

Отношения Москвы с Зимбабве приобрели особую важность в связи с проведением в Хараре в 1986 г. саммита Движения неприсоединения, после которого эта страна стала его председателем. В тот период советское руководство обращало немалое внимание на деятельность этого движения, в МИД СССР был создан специальный отдел во главе с видным африканистом С. Я. Синицыным. Один из его сотрудников

В. А. Соколов был послан в Хараре на вновь специально созданную должность советника посольства.

Конечно, нас интересовали и волновали и «внутренние дела» Зимбабве. Столкновения между сторонниками ЗАНУ – ПФ и ПФ – ЗАНУ, в том числе и рядах созданной Национальной армии, жесткое (а скорее, даже жестокое) подавление вооруженных «диссидентов» в Матабелеленде, приведшее к гибели тысяч мирных граждан, снятие с поста министра и бегство из страны Джошуа Нкомо – все эти события не могли не беспокоить особенно тех в Москве, кто участвовал в поддержке освободительной борьбы, но реально повлиять на них мы не могли. Особенную озабоченность вызывали попытки Претории использовать недовольство населения на Западе страны в своих целях, вооружая и обучая некоторых «диссидентов». Часто забывается, что именно в тот период правительство ЮАР пыталось, хотя и безуспешно, навязать «независимость» бантустану Квандебеле вблизи границы Зимбабве.

Естественно поэтому, что в Москве были рады возвращению Нкомо на родину и его переговорам с Мугабе, приведшим в декабре 1987 г. к подписанию соглашения об объединении двух партий. Хотя по существу оно означало «поглощение» ПФ-ЗАПУ, соглашение, несомненно, способствовало прекращению актов насилия в Матабелеленде. Вскоре Нкомо занял пост одного из двух вице-президентов страны и правящей партии.

Окончательно объединение было завершено на съезде, состоявшемся два года спустя. Присутствуя на нем, я не мог не радоваться возвращению к активной политической деятельности старых друзей, особенно Дабенгвы, который был избран членом ЦК ЗАНУ – ПФ и вскоре стал заместителем министра, а затем и министром внутренних дел.

Если политические отношения между Москвой и Хараре постепенно наладились, этого нельзя было сказать о других областях сотрудничества. К середине 1980-х гг. несколько советских государственных структур создали свои представительства в Зимбабве (возможно, сыграл здесь роль и чудесный климат страны). Однако нередко их работа не была эффективной. Например, когда перед визитом Мугабе мы запросили соответствующие данные, выяснилось, что ежегодные расходы на содержание торгпредства и представительства ГКЭС превышали товарооборот между двумя странами.

Не намного успешнее было и сотрудничество по военной линии. По просьбе зимбабвийского руководства в Хараре прибыла большая делегация, представлявшая Министерство обороны и Главное инженерное управление ГКЭС (организация, занимавшаяся военными поставками). По итогам ее пребывания были выработаны предложения по реорганизации и переоснащению вооруженных сил Зимбабве, но они были явно нереальными. Когда же я спросил входившего в состав делегации сотрудника ГИУ, насколько эти предложения учитывали оборонный бюджет Зимбабве, я обнаружил, что он не знает его объема.

Пожалуй, единственный проект, который первоначально казался успешным, была покупка Зимбабве советских самолетов МиГ-29. Они намного превосходили авиацию ЮАР. Даже их предшественники МиГ-23, как уже отмечалось, успешно «справлялись» в Анголе с «Миражами» и их южноафриканскими аналогами, а слухи о возможном появлении «двадцать девятых» в этой стране весьма обеспокоили командование САДФ.

Внимание, с которым руководство Зимбабве относилось к этому проекту, показывает тот факт, что на переговоры в Москву в 1987 г. была направлена делегация, в которую входил не только командующий ВВС Джосайя Тунгамирайи, но и (в качестве ее главы) член Политбюро ЗАНУ-ПФ и министр Морис Ньягумбо. Конечно, непосредственное ведение таких переговоров не входило в функции Международного отдела, но однажды в субботу у меня дома позвонил телефон и А. Ю. Урнов, тогда уже заместитель его заведующего, попросил подъехать в особняк на Ленинских горах и встретиться с Ньягумбо, с которым я был уже знаком. Создавалось впечатление, что переговоры зашли в тупик, но из беседы с министром стало ясно, что (как это нередко бывало) им помешало недоразумение, а то и просто некачественный перевод. Вслед за этим состоялась беседа с делегацией уже на должном уровне, у Г. М. Корниенко, сменившего к тому времени пост первого заместителя Шеварднадзе на пост первого заместителя А. Ф. Добрынина в ЦК. Так что «вмешательство партии в го суд арственные дела» помогло заключению взаимовыгодного соглашения. Самолеты поставлялись в кредит, но Зимбабве его должна была выплатить в валюте, столь нужной тогда нашей стране. Но не менее важно было то, что появление этих самолетов в Зимбабве позитивно (и довольно радикально) изменило бы соотношение сил в южноафриканском регионе в военном плане.

Во время своего следующего визита в Москву (на этот раз он сопровождал свою жену Салли, участвовавшую в состоявшемся в Москве в 1987 г. Всемирном конгрессе женщин) Мугабе вновь встретился с Горбачевым и подтвердил намерение закупить МиГи.

Но и этот проект окончился неудачно. 21 марта 1991 г., в первую годовщину независимости Намибии мне довелось присутствовать на приеме в Виндхуке, где Роберт Мугабе был главным гостем. Сопровождавший его Натан Шамуярира, тогда уже министр иностранных дел подошел ко мне и спросил: «Ну что, Шубин, продал Горбачев Советский союз США?» Каюсь, я стал опровергать его слова. Но у Шамуяриры была веская причина так считать. Он сказал мне, что несколько недель ранее первый секретарь посольства США сообщил зимбабвийцам: «Не ждите МиГов. Мы всегда были против этой сделки, и мы сказали русским, что ее нужно отменить». И уже позднее Ю. А. Юкалов, только что вступивший в должность посла в Зимбабве, информировал зимбабвийцев, что самолеты могут быть поставлены только непосредственно за валюту, а не в кредит.

Так что внешне проблема была чисто финансовой, отражавшей резкое ухудшение советской экономики в последний период «правления Горбачева». Но поскольку этот проект был согласован на уровне глав двух стран, зимбабвийское руководство ожидало, что Горбачев хотя бы сам разъяснит в письме их президенту создавшееся положение. А вместо этого им пришлось выслушать это тяжелое известие от американского «дипломата».