– Сколько их тут?
– Не могу сосчитать, кружат псы. Должно быть несколько сотен, видел мельком бунчуки сотников.
– Хвалю за службу солдат. Быть тебе десятником, коли не посрамишь в бою.
– Оно конечно хорошо, но лучше б ты деньгами отдал. – Вполголоса выразил свое недовольство в спину спускающегося наместника, стражник со шрамом на щеке. Его смена, из-за появившихся в пределах видимости кочевников, оказалась очень долгой. Не успев злобно сплюнуть, стражник мгновенно подобрался и сделал лихой бойцовский вид, – на стену поднялся глава стражи со своим первым помощником.
Окинув внимательным взглядом окрестности и россыпь огней на горизонте, он чему-то хмыкнул про себя, и ободряюще хлопнул по плечу своего подчиненного.
– А вот и неприятности. Прямо по расписанию.
– Вот, выблядки шакальи! Плакал мой отпуск, горючими слезами заливался. А так хотелось пожить скучной пресной жизнью городского обывателя.
– Не беспокойся Геворн. Обломаем рога каффидцам, отдыхай, сколько влезет.
– При видоке сказал. – Ухмыльнулся Геворн, подмигнув осклабившемуся стражнику.
– Что там с ополченцами? Сразу удалось поставить их на довольствие? Я слышал наш щедрый казнокрад… в смысле казначей, верещал от радости, выдавая деньги провиантмейстеру?
– Попробовали бы не поставить. Он еще было возмущался, когда мешки с зерном выносили, а когда несколько бочонков с вином выкатили – уже просто брызгал слюнями, с багровой рожей. Но Великая мать, то есть, тётка Рафи его быстро заткнула.
– И тут эта мать отличилась. А кто разрешил вино брать?
– Тетка Рафи распорядилась, так говорит, воины злее будут. Я тоже думаю, чего четырем сотням болванов будет с трех бочонков.
– А кто эту орчиху поставил над ополченцами?
– Попробовал бы её кто-то не поставить, после того, что она сделала с кочевником. – Мужчины одновременно содрогнулись. – К тому же ты сам видел ее кулачищи? После такого, поневоле начинаешь вспоминать страшные сказки из детства.
– Что и тебе про собирательницу голов рассказывали?
– Это точно она. У нас в деревне даже ее портрет есть тех времен, поисковый отряд оставил, перед тем как в степи пропасть.
Собеседники с удивлением воззрились на заговорившего стражника. Тот под дружными взглядами сник и, подхватив древко копья, поспешно зашагал по опостылевшему за годы службы маршруту.
– Я не говорил тебе ранее Геворн, но сдается мне это последняя седмица города. Не перебивай. Не нужно быть опытным воином, чтобы понять, на чьей стороне сейчас сила. Раз уж так случилось, мы с тобой, не делай такое лицо, именно мы должны сделать все, чтобы уберечь своих людей и по возможности оставшихся в городе жителей от неминуемой резни.
– Ты что предлагаешь сдать город этим вонючим псам? – Геворн заметно напрягся.
– Не знал бы тебя с детства рыжий, так бы и дал в зубы. – Глава стражи резко развернулся к внешней стороне стены. – Мы с тобой оба знаем, чего стоят кукольные вояки магистрата. А их среди нас около сотни. Они, и то отребье, что сейчас пьет и жрет за счет магистрата, разбегутся по норам, стоит только кочевникам взяться за нас как следует.
– Поэтому, когда каффидцы войдут в город, не смотри на меня так. Именно когда! Когда степные крысы ворвутся в город, я хочу чтобы ты увел ребят в городские катакомбы, там есть запас еды и воды на такой случай. Оставшиеся городские жители к тому времени уже будут там. Вам нужно продержаться всего несколько суток, пока не подоспеет подмога.
– Тогда зачем ты говоришь это мне? Неужели ты думаешь, что я брошу тебя здесь подыхать, а сам буду отсиживаться в норке как суслик.
– Ты как разговариваешь со старшим по званию солдат!? – Неожиданно рявкнул Бран. Против своего желания, Геворн вытянулся во фрунт и замер.
– Знаю, что это сложно, но мы с тобой солдаты. И у нас долг перед этим проклятым городом, долг перед всеми этими несчастными жителями, которые нас ни во что не ставят в нормальные времена. И нам придется его отдать.
– А теперь собирай людей. Нам нужно расставить всех по местам, пока это стадо помойных крыс не придумало, как идти на приступ.
* * *
Федору досталось место возле восточных ворот, рядом с одной из ронделей. Управлением обороной этого участка занимался сам глава стражи. Бран не похож на труса, а значит здесь будет очень опасный участок. Ну что ж, постараемся оправдать доверие.
Неподалеку от Мальцева обосновался один из знакомых ему орков, который многозначительно скалился в его сторону, поглаживая лезвие секиры. Отсутствие внимания со стороны Федора его серьезно обижало.
Осмотрев назначенное ему место, Мальцев перевел внимание на позиции степняков. Несмотря на легкий туман и сумерки, шатры на расстоянии двух полетов стрелы, были видны очень отчетливо. Можно было даже различить цвета развевающихся стягов.
Количество врагов удручало. Казалось, сюда, под стены маленького городишки, пришла вся степь, все то количество людей, которое когда-либо жило кочевой жизнью. Плохие прогнозы оправдались. Город обречен, это понимал всякий кто сейчас стоял на стене. На лицах людей и нелюдей по правую и левую сторону от него, Федор легко читал отсутствие надежды на благополучный исход. Но что ему до мыслей этих мертвецов.
Деловито разместив на стене свое вооружение, парень аккуратно выложил на зубец стены пять стрел, и прислонил к стенке колчан с оставшимися. Тщательно проверив лук, на всякий случай заменил тетиву. Вытаскивать из сумки ламелляр он пока не стал. Оставшись в кольчуге с поддоспешником и в зеленом сюрко сверху, Мальцев проверил ход мечей в ножнах и, подумав, убрал перевязь с метательными ножами в сумку. Затем уделил время местности вокруг. Не обращая внимания на недовольное ворчание со стороны окружающих, раздвинул чужие вещи подальше от себя и измерил расстояние от зубцов до внутреннего края стены. Всего два метра. Не очень то и повоюешь. От тяжелых мыслей, Федора отвлекли какие-то крики.
Вблизи ворот, на лошадях гарцевали пятеро всадников в богато украшенных халатах с яркими орнаментами. Один из них, одетый заметно беднее, все это время держал на конце копья несколько веток, сплетенных в подобие круга. Невольно прислушавшись, парень с трудом, но расслышал резкую отрывистую речь кочевников. К сожалению, знаниями языка каффидцев он не обладал, или за такое время их язык успел кардинально поменяться. Сквозь корявую и нагловатую речь толмача – кочевник с копьем, Мальцев понял, что им предлагают сдаться.
К его удивлению, наместник довольно-таки профессионально выспрашивая подробности похода каффидцев и деланно изумляясь появлением этих «храбрых воинов» у ворот мирного города, предложил главе войска отдохнуть со своей свитой в городе. Услышав нелицеприятный ответ, тем не менее, так же мирно умаслил все видимые и предполагаемые достоинства его собеседников, отчего те заметно приосанились и сменили тон на покровительственный, и предложил решить дело миром, назначив выкуп.
После таких речей, Федор уже был готов признать, что наместник не зря занимает свое место. Вот только на результат переговоров это не повлияло. После недолгого обмена любезностями, самый важный из степняков назначил время до восхода солнца и кавалькада резво развернувшись, ускакала в направлении растущего на глазах лагеря каффидцев.
Мальцев вернулся к своим приготовлениям, для себя он услышал достаточно.
Народ вокруг, все это время тоже не сидел на месте. Носились по лестницам мальчишки вестовые. На специально отведенных участках скапливалось большое количество камней, на других участках подогревали в котлах смолу. Такая же суматоха царила на всем протяжении стены, вокруг шмыгали бедно одетые дети, разнося питьевую воду. Поначалу стражники еще пытались не пускать посторонних на стены, но спустя пару часов, перестали обращать на них внимание.
* * *
У входа послышались нетерпеливые голоса. Откинув полог расшитого золотом материала, в шатер темника Аруха Туали ас'Тафир почтительно пригибаясь, вошел старший сотник дома Тафир. Зная буйный нрав своего молодого повелителя, он поспешно упал на колено, приветствуя своего командира.
Арух ас'Тафир был одним из многочисленных отпрысков могущественного казначея Туали, которого за глаза называли плодовитым. Казначей, несмотря на солидный возраст, славился неуёмной страстью к наживе и женщинам. Отпрыски, как правило, наследовали пороки своего родителя и иногда своими выходками вызывали нешуточный гнев богоизбранного правителя Каффидии. Самому правителю с наследниками не везло, он был бесплоден. Кахул наказал за строптивость, не иначе.
– Ну что там Тарик? – Нетерпеливо спросил темник, отбросив от себя плачущую полонянку. Не обращая внимания на свою наготу, тяжело сел, придвинув к себе походный стол с наваленными на нем предметами роскоши, некоторые из которых до сих пор были в пятнах крови бывших владельцев.
– Наместник хочет внести выкуп. – Наконец решился сотник. Его настороженность была не лишней, увернувшись от тяжелого кубка, он укрылся за большим медным зеркалом. С темника станется и мечом приласкать.
– Это испражнение шакала посмело со мной торговаться?! Всей крови этой провинции будет недостаточно, чтобы смыть такое оскорбление. – Орал брызгая слюной Арух. Разбив походный стул о центральный столб, он, тяжело дыша, успокоился. Только огонек безумия в глазах выдавал в нём недавний гнев.
– Откуда эти грязные сыновья плешивой шлюхи узнали кто у стен города? – Он, походя пнул кутающуюся в обрывки одежды невольницу и, набросив на плечи халат с золотой вышивкой, присосался к кувшину с дорогим Фиарским вином. Кадык сотника поневоле дернулся, он вынужден был отказаться от выпивки, управляя войском, в то время как повелитель наслаждался наградами завоевателя.
Награды были, прямо скажем, не слишком обильными. В сожженных заставах кроме старух и стариков почтенного возраста никого не оказалось. Слухи о богатстве местных жителей тоже не подтвердились.
Если б не сотня гнилозубого Мансора, похвастаться было и вовсе нечем. А теперь гнилозубый праздновал недолгую любовь своего господина, купив её за пару молоденьких невольниц и повозку с побрякушками беженцев.
– Ты! – Оскалившись, Арух ткнул пальцев в направлении сотника. – Ты принесешь мне его дерзкий язык, которым он осмелился сравнивать меня с этими вонючими богопротивными торгашами. С Арухом Туали ас'Тафир не торгуются!
– Да мой повелитель. Ваши храбрые солдаты уже готовятся к штурму. До истечения срока, который мы дали городскому главе, пленники из окрестных деревень успеют изготовить лестницы, щиты и собрать осадные машины.
– Наверное, отец зря отправил тебя со мной. Штурм я поручу храбрецу Мансору, он один смог меня порадовать. Великий Азеф будет недоволен, если я не возьму этот жалкий городишко к моменту прихода основного войска. Ты же будешь отвечать за поставки продовольствия. Мои солдаты любят покушать. – Арух злорадно рассмеялся.
– Как вам будет угодно мой повелитель. – Сотник, пятясь, вышел из шатра, и только снаружи позволил себе грязно выругаться. Впрочем, во всем этом есть и свои положительные стороны. Парни из его элитной сотни не будут напрасно умирать на стенах заштатного городишки, пришпиленные стрелами защитников или облитые горящим маслом, не способные даже ответить на удар.
Снабжение не самое плохое применение для элиты войска. Пусть отдохнут после долгого перехода. А мы пока посмотрим, как гнилозубый подохнет, пытаясь выполнить дурацкий приказ, а может даже и поможем этому, в меру своих сил. – Зло усмехнулся Тарик.
* * *
Первая атака каффидцев на крепостные укрепления не блистала тактическими изысками. Волна разномастно одетых людей горланящих что-то грозное накатила на расстояние выстрела из лука и разделилась на две части. Одна часть рванула к стене, неся впереди себя лестницы и ростовые щиты, а вторая осталась на месте, осыпая защитников тучей стрел.
Толку от таких действий было немного. Атака пришлась на самый защищенный участок стены. Подготовленные морально своими командирами, стражники довольно сноровисто отпихивали рогатинами лестницы, скидывали на головы нападающих камни и опорожняли котлы с кипятком. Масло было дорогим удовольствием и поэтому котлы с этим продуктом стояли только над воротами.
С угловых башен нападающих расстреливали из луков и прицельно метали дротики. Несколько раз кочевники еще пытались атаковать на этом направлении, но затем им пришлось отказаться от мысли быстрого захвата крепостной стены. Наваленные под стеной и в ров фашины, которые должны были играть роль нехитрых ступеней, не сразу но удалось поджечь.
С наступлением темноты наступление прекратилось, но с рассветом опять продолжилось с новой силой. В этот раз атакующие действовали с двух направлений, пытаясь пробиться с западной и северной сторон одновременно. Им даже удалось прорваться на участок западной стены, но тут в дело вступила группа орков во главе с теткой Рафи. Пройдясь по неровной шеренге степняков как острой косой по сочной траве, орки перебили успевших подняться на стены и посшибали крючья лестниц, попутно покидав вниз трупы нападавших.
Несмотря на напряженную обстановку на других направлениях, стражников с других укреплений пока не трогали. Народ вокруг Мальцева глухо роптал, им тоже хотелось своей доли геройств. Кажется, они не понимали, что это только начало.
Исподволь выспросив Геворна про обстановку, парень узнал, что город в полной осаде. Неприятное известие. Сомнительно, что удастся проскочить мимо заграждения, каффидцы в степи как у себя дома.
До прихода регулярных войск Фиара не меньше седмицы. Пытаясь отвлечься от мыслей о будущем, Федор анализировал действия степняков. С точки зрения логики, действовали они крайне глупо. Никакой военной хитрости, никакой стратегии. Неся бессмысленные потери, каффидцы оставили у стен города уже сотни две солдат. Если бы у защитников было больше обученных бою людей, можно было делать вылазки в тыл атакующим, добившись тем самым сумятицы и внеся раздрай в и так не стройные ряды.
Надежда Мальцева на то, что каффидцы так и будут тупо бросаться на укрепления не оправдались. После второго дня бесплодных попыток, к степнякам, к сожалению, вернулся разум.
Весь третий день со стороны лагеря каффидцев слышался стук топоров и всю ночь горели костры. А к утру, напротив северной, самой низкой стены началось сооружение вала. Под прикрытием натянутых на столбах плетней, рабочие, пригнанные из окрестных деревень, возводили вал, таскали камни и землю.
Стражники с крепостных стен пытались увещевать пленников, но те запуганные захватчиками не прекращали работы. Видя быстро растущее возвышение, кто-то отдал команду стрелять в рабочих. После некоторой возни на стене, в копошащихся на земле людей ударил нестройный залп из луков. Преодолев ступор, остальные также начали кидать в строителей камни и метать дротики.
До боли стиснув зубы, Мальцев смотрел, как городские жители расстреливают в упор своих же безоружных соотечественников. Это было страшно. Один из местных не выдержав, отбросил лук и спрыгнул со стены вниз на камни.
Наконец предводители войска степняков пришли в себя, против северной стены выстроилась группа лучников и пращников, которая принялась обстреливать стену и подступы к ней. Стражники и ополченцы, неся потери, были вынуждены укрыться и прекратить стрельбу. Поток обстрела стены был в несколько раз плотнее.
Строительство продолжилось и длилось до самых сумерек, а ночью состоялась вылазка. С каждого участка стены отобрали самых умелых воинов, по понятной причине в их состав попал и Федор. К этому времени ему и самому надоело сидеть сложа руки. Что-то внутри сопротивлялось подобному бездействию, жаждало схватки. Он боялся признаться себе, что желает видеть смерть этих самых людей за стеной. Видеть, как они корчатся, умирая и расплескивая свои внутренности по земле. Слышать их предсмертные вопли и бить, бить, бить… С трудом расслабив сжатые до белизны пальцы, парень прерывисто вдохнул. Было всё труднее держать себя в руках.
Наместник приказал производить вылазки маленькими группами. Эти небольшие мобильные отряды срывали защитные кровли, убивали не успевших разбежаться рабочих из числа степняков, и пока одна группа сдерживает растерянных охранников и неравномерно накатывающих из основного лагеря каффидцев, вторая группа разрушала вал и поджигала столбы с крышами.
После пары таких вылазок степняки соединили между собой защитные кровли, чтобы помешать проникновению за защитную линию и усилили охрану рабочих.
Эти несколько дней Федор запомнил урывками. Ополченцы во главе с назначенными старшинами таскали к стене камни и мешали раствор, изредка прерываясь на сон и еду. Каменщиками и немногочисленными оставшимися в городе гномами руководил уже знакомый Мальцеву Торбин.
Весело покрикивая на еле таскающих ноги строителей, гном успевал быть на всех местах стройки нисколько при этом не опасаясь непрекращающегося обстрела со стороны каффидцев. Работать сейчас на стене было чуть ли не опаснее, чем участвовать в ночных вылазках. От стрел и камней, каменщиков должны были защищать воловьи шкуры, которые время от времени обдавали водой.
Под предводительством гнома, стену удалось за сутки поднять на несколько локтей, на ней были устроены дополнительные башни для стрелков.
Иногда каффидцы предпринимали слабые разрозненные попытки проникнуть в город. Но это была скорее проба сил защитников, нежели полноценный штурм.
В то же самое время, со стороны горожан, снова начали проводиться ночные вылазки, впрочем, уже не наносящие сколь значимый урон степнякам, продолжавшим держаться настороже.
Доведя вал до уровня стены, каффидцы установили таран, который должен был пробить брешь. Наблюдающие со стены горожане осыпали вражеских солдат бранью, но не могли ничего поделать под плотным обстрелом со стороны лучников и пращников. Чтобы лишить защитников возможности отвечать на обстрел, на доски защитной кровли привязали заложников. В основном это оказались женщины и дети из захваченного обоза. Среди них местные узнали несколько горожан. Пленные были в ужасном состоянии, однако все еще живы.
Ночью группа из нескольких десятков воинов попытались спасти заложников, но попала в засаду и была полностью перебита на глазах у молчащих защитников города. После пары неудачных стихийных попыток, потеряв еще три десятка воинов, наместник приказал жестко пресекать подобные инициативы.
Утром, несмотря на самоотверженную работу каменщиков и защитников стены, степнякам все-же удалось пустить таран в ход. После первых же ударов стена задрожала. Бран приказал опускать со стены мешки набитые тряпками и разнообразным мусором, которые значительно осложняли точное направление и смягчали удары. Несмотря на эти ухищрения вскоре под ударами тарана стена начала шататься.
Ближе к утру, с согласия Тариуса, глава стражи организовал нападение на укрепления кочевников тремя отдельными группами. Воинам удалось незаметно выбраться из подземного хода. Благодаря неожиданному нападению отряд отбросил каффидцев к самому лагерю и удерживал их там, пока оставшиеся люди поджигали машины и защитные кровли.
Группа воинов в гробовом молчании снимала распятых на навесах людей, аккуратно складывая их на землю. Полковой маг тоже пошел на этот раз, хотя Федор не видел чтобы он пробирался вместе с ними под землей. Пинтус делал скорбную работу, проверяя состояние лежащих на земле людей. Судя по сумрачному виду старого лекаря, спасать было некого.
Мальцев находился в охранении группы ломающей укрепления и осадные сооружения. Часть группы поливала обломки маслом для лучшего возгорания, другая рубила укрепления и растаскивала камни.
Он сначала даже не понял, что привлекло его внимание. В грудь только кольнуло плохим предчувствием. Приблизившись к ряду лежащих на земле людей, он столкнулся глазами с отсутствующим взглядом старого лекаря. Увидев Мальцева, тот неуклюже попытался накрыть обрывками одежды, лежащее перед ним тело. Слишком медленно.
Федор словно на всём ходу натолкнулся на стену. Чувствуя, как в районе солнечного сплетения растет ком льда, парень скинул с тела, лежащего перед ним обрывки материи, бесцеремонно оттолкнув стоящих перед ним людей.
Старый маг что-то бубнил, легко прикасаясь костлявыми пальцами к плечу, но его слова доносились глухо, словно из-под воды. Жадно рассматривая тело изуродованной мертвой женщины, Мальцев пытался понять, что-то, что с каждой секундой ускользало от него все дальше и дальше.
Закрыв глаза на миг, он взял на руки невесомое тело Марты и рывком поднялся с колен, люди, молча стоящие вокруг, испуганно попятились. Видно было в его лице что-то дикое.
Пробежав под не успевшими заняться кровлями и кольями, парень осторожно положил девушку на обломки недостроенной осадной башни, не замечая жара близкого огня. Взметнувшиеся искры скрыли от невольных зрителей дальнейшее.
* * *
Отряд хорошо вооруженных воинов, еще несколько дней назад бывших простыми стражниками в забытом на границе городишке, ощетинившись копьями, стоял напротив хаотичной массы степняков. Пока их спасало только воинское умение, жестоко вдалбливаемое им главой стражи и его помощниками.
О! Теперь они были благодарны своим звероподобным наставникам, так ненавидимым ими в мирной жизни. И все равно их было слишком мало. Каждый из этой слаженной группы втайне мечтал услышать, наконец, этот проклятый сигнал отступления, и уже не один из них лежал на земле, истекая кровью, так и не дождавшись его.
Этот жалкий полусотенный заслон, степняки не снесли только потому, что оказались не готовы к разрозненному нападению и пешему бою. К тому же их было только незначительно больше, и мало кто имел хороший доспех.
Третья группа горожан напала на лагерь, осыпая его огненными стрелами, отчего, отсюда было заметно, как метались тени и весело полыхали шатры. Там и сосредоточились основные силы каффидцев, отражая мнимую атаку многочисленного врага.
Десятники степняков думали и вовсе подать команду к отступлению, не желая умирать понапрасну, когда среди них появился сотник, одетый в распахнутый дорогой халат. Размахивая аляповато изукрашенной камнями саблей, он, наконец, навел порядок и воинственная толпа, похватав копья и стволы деревьев, приготовленные для штурма, начала теснить стражников.
Поддавшись давлению со стороны организованной атаки, стражники попятились, теряя стратегическую возвышенность. Стоящие в передней шеренге каффидцы, почувствовали вкус победы. Брызгая слюной и осыпая бранью противника, степняки усилили напор, пытаясь окончательно выдавить их с высоты.
Внезапно каффидцы в первых шеренгах перестали чувствовать напор сзади идущих. Длинные копья стали тяжелыми, словно их бросили. Более того сзади начали доноситься какие-то странные крики.
Со стороны это выглядело, как если бы что-то врезалось в правую фалангу наступающих степняков и, пройдя строй как нож сквозь масло, снова вгрызлось в тело отряда. Вокруг этого места сразу образовался вооруженный до зубов круг. Заминка позволила командиру стражников перегруппироваться, и начать отступление к городу, про себя вознося хвалу безумцу, решившему выкупить их жизни своей.
Между тем вышеописанный безумец меньше всего хотел жертвовать своей жизнью ради других.
Мальцевым овладело безумное бешенство. Личность цивилизованного человека, треснула как лед под пятой доставшихся ей испытаний, сползла кровавыми ошметками, явив миру оскал зверя. Зверь горел только одним желанием – убивать.
В каждом из нас сидит чудовище. Та самая тёмная тварь, что подталкивает людей на наихудшие поступки. Этот личный монстр вынужден копить злобу сидя на цепи морали и человечности, капая на пол ядовитой слюной черной зависти. Порой монстр так и стареет вместе с владельцем, уходит вслед за ним беззубой слепой шавкой, или вовсе рассыпается в прах. Важно понимать, что если чудовище один раз сорвётся с цепи, остановить его будет практически невозможно.
Восторженно завывая, чудовище ворвалось в реальность, потрясая порванной цепью. Первой жертвой Мальцева стали два зазевавшихся степняка, низко махнув мечами, он оставил за собой двух безногих калек. Не останавливаясь, Федор вонзил в спины задней шеренги степняков клинки, отбрасывая первые трупы в стороны. Ничто в нем уже не выражало протеста в убийстве себе подобных, наоборот какая-то его часть с садистским удовольствием, старалась использовать все более новые связки и приемы в умерщвлении каффидцев.
Вокруг выпущенного на волю зверя образовался страшный театр смерти, требующий искушенных и циничных зрителей. Актеры же на сцене долго не задерживались, отыграв свою часть, они спешно покидали этот мир, с ужасающими криками раскидывая части своих тел окрест.
Федор полностью потерял контроль над своими ощущениями, отдаваясь безумному танцу клинков. Мечи пели песнь богине смерти, и каждым движением, отправляли к ней навстречу, все больше и больше поклонников, не делая скидок на возраст и военное умение. Каждое убийство словно прибавляло ему силы. Да так и есть. Смерть словно делилась с ним своей потусторонней мощью. Одно легкое движение поющего клинка и половинки очередного противника отлетают от него как от удара пропеллера, забрызгивая кровью окружающих. Удар ногой в щит и рослый желтокожий степняк падает, роняя стоящих с ним рядом воинов. Упавшие, остаются на земле уже навсегда.
Ближние ряды уже уяснили, чем может грозить встреча с человеком с двумя мечами, поэтому старались держать на его пути щиты или копья, что помогало слабо. Несмотря на творящуюся в их рядах резню, желтокожие воины продолжали отчаянно напирать. Раззявленные в крике рты и вытаращенные глаза, делают их похожими на одинаковые нелепые манекены, медленно двигающие конечностями в патоке густого воздуха.
Кровожадный демон ревел и бесновался от восторга. Он вертелся и безустанно перемещался, меняя направления своего передвижения, не давая поймать себя на повторении. Каким-то образом обоерукий мечник угадывал куда ступить и отпрыгнуть в моменты опасности. Главарь степняков пытался было дать организованный отпор бешеному воину, но своими криками только привлек внимание. Методично перебив немалую охрану сотника, парень, походя в несколько невидимых росчерков стального пера, закончил блестящую карьеру гнилозубого Мансора.
Неизвестно сколько бы еще продолжалась смертельная жатва, но даже гениальный танцор иногда ошибается, а каффидцев было все же много больше, и к ним начала подходить помощь из лагеря.
За время кровавой схватки, преследуя Федора, степняки вплотную приблизились к стенам и попали под обстрел из луков, но в то же самое время удача изменила и ему. Ускользнув от нескольких копий, парень попал под слитный удар щитами и кубарем вылетел за насыпь, потеряв одновременно и мечи и сознание.