Только к шестнадцати часам Каледину удалось вернуться в собственный кабинет. Бешеное напряжение, затопившее все причастные к розыску службы, начинало медленно спадать. Главная и самая тяжелая работа – осмотр места происшествия, снятие отпечатков, сбор материала для экспертиз, документирование и т.д. – была закончена. Теперь начинается осмысление, анализ полученной информации и рутинная работа по добыванию из гор бесполезной породы крупиц золота.

Полковник заварил крепкий чай и, дуя на дымящуюся паром воду, сделал маленький осторожный глоток. Он систематизировал имеющуюся информацию, перебирал осевшие в памяти картинки страшного побоища и не мог прийти к единому заключению.

В это время на приставной тумбе зазвонил прямой телефон Волкова. Отставив кружку в сторону, полковник поднял трубку и представился:

– Каледин слушает, товарищ генерал.

– Бери что есть и ко мне, – коротко приказал тот.

– Есть, – по-военному ответил Каледин и, прихватив папку, тотчас вышел из кабинета.

Красная ковровая дорожка смягчала стук каблуков и делала длинный коридор государственного учреждения еще длиннее. Свет от окна рисовал на ней неправильные вытянутые прямоугольники, похожие на мозаику, и тонул в коротком ворсе. Темные фанерованные панели на стенах создавали ощущение полумрака.

«Значит, генерала торопит директор, а того – президент или секретарь Совета безопасности. Вопрос стоит очень серьезно…» – думал Каледин, входя в просторную приемную.

Секретарша Маша оторвала взгляд от компьютера и продублировала приглашение:

– Проходите, пожалуйста, Михаил Юрьевич. Генерал вас ждет.

Каледин постучался и толкнул дверь:

– Разрешите?

– Проходи, садись, – без лишней казенщины пригласил Волков. Он выглядел усталым и озабоченным, что немудрено – высокими звонками достали и его. – Выкладывай, что есть.

Полковник сел за стол совещаний и раскрыл папку с документами.

– Удалось установить место подключения к информационной шине системы безопасности. При сплошном прочесывании местности за пределами части наткнулись на колодец. По схеме коммуникаций он заглушен. На самом деле на ограждении висел дешевый замок, а люк был заварен. Внутренняя лестница отсутствовала, но это не помешало преступникам открыть вход и спуститься вниз.

– Какая там глубина? – уточнил генерал.

– Метров двадцать.

Генерал прикинул высоту и удивился.

– Как же они туда спустились?

– Газосваркой срезали замок на ограждении и стопор люка. Вокруг колодца имеются следы от упоров подъемного устройства. Значит, у них имелась лебедка. И еще один момент. Машина, на которой приехали преступники, смогла проехать только до поваленного дерева, а на нем пропил от троса. Вероятно, они использовали электрическую лебедку, установленную в машине.

– Сколько их было? – спросил генерал, оценивая масштаб акции.

– Это была хорошо оснащенная группа, имеющая представление о диверсионно-террористической деятельности, – скупо поделился соображениями Каледин.

– Что по следам?

– Скоро закончим снимать отпечатки пальцев со всех имеющих доступ в операционный зал…

– А какие проблемы? – повысил голос Волков. – Почему так дол го?

– Народу много, – объяснил вынужденную задержку Каледин. – Кто в отпуске, кто в отгуле после дежурства или болеет. Проверяем всех.

– С оружием не связано?

– Табельное оружие погибших офицеров на месте. Преступников оно не интересовало. У них имелась четко поставленная цель.

– Почему убитые не воспользовались оружием? Может, стрелял кто-то свой, знакомый?

– Трудно сказать. Могли просто не успеть. Один пистолет был извлечен из кобуры явно для защиты, на нем отпечатки пальцев «хозяина». Ребят убивали с интервалом в пять минут, словно на бойне. Только один прожил дольше всех… Если отбросить угрозу утечки стратегических секретов к противнику и посмотреть с чисто житейской или правовой стороны, то человек, совершивший это преступление, настоящий мясник и… профессионал. На его поимку нужно бросить все силы. Преступник имеет хорошую подготовку и оснащение, а значит, финансирование. Он представляет угрозу для государственной безопасности сам по себе, поскольку может вскрыть коды других закрытых сетей и натворить такого…

Выслушав обстоятельный доклад подчиненного, генерал спросил о том, о чем наверняка будут спрашивать его самого, и от ответа на этот вопрос будет зависеть очень многое:

– Как думаешь, утечка секретов за кордон произошла?

Волков разговаривал с подчиненными на «ты» – верный признак того, что вопрос носил доверительный, почти личный характер.

– Если акция проведена иностранными спецслужбами, то скорее всего да, – не слишком обнадеживающе, но откровенно ответил Каледин. – Вы же знаете возможности электронной почты. С транскодером сложнее, но у резидентур было достаточно времени на встречу с исполнителем акции и передачу образца. Но это самый неблагоприятный и наименее вероятный вариант, на наличие которого пока ничто не указывает. В этом смысле необходимо срочное участие разведки. СВР должна нацелить работу зарубежных резидентур на выявление косвенных или прямых признаков утечки наших «спутниковых секретов» к потенциальному противнику или отсутствию таковых. Это очень важно. Видимо, такое указание СВР может дать лишь сам президент.

Генерал выташил из письменного прибора золоченую ручку и пометил на перекидном календаре: «Задача для СВР».

– Что наиболее вероятно? – уточнил Волков.

– В настоящий момент прорабатываются несколько версий, в том числе и несколько экзотических. Во-первых, это могла быть акция международной террористической организации, конечная цель которой пока неясна, поскольку требования не выдвинуты. Во-вторых, операция чеченских или арабских террористов, с целью надавить на Кремль при принятии решений по чеченскому вопросу. Или работа разведки Саудовской Аравии, активно поддерживающей и финансирующей чеченских боевиков и афганских моджахедов. Третье – почти бытовуха. Группа наших действующих или бывших военных решила таким образом отомстить за обиду офицерству…

Генерал недоуменно поднял глаза.

– О чем вы говорите? – уточнил он. – Кто кого обидел?

– Государство. Военные нищенствуют, а кто-то жирует. В любой стране мира они были бы небедными людьми, а у нас? А военные пенсионеры? Среди них немало специалистов высокого уровня, но они оказались за бортом жизни. Странно, что они до сих пор не заявили о себе во весь голос.

– Объявлено же о повышении пенсий и денежного довольствия, – неуверенно возразил генерал. – И потом, о чем вы говорите! Что значит, не заявили? Они же давали присягу!

Каледину не хотелось развивать затронутую тему, потому что Волков смотрел на него непонимающим взглядом. Из окна персонального автомобиля плохо видно, как живут другие.

– Добавляют рубль, отбирают два, а трубят во все фанфары. Например, я хочу построить хороший дом или купить машину. Для западного мира это вещи обычные, обыденные и само собой разумеющиеся. Но могу я сделать это на зарплату полковника российских спецслужб? Генерал сдержанно прокашлялся.

– Вот вам и ответ. А видели, какие особняки у некоторых армейских генералов, в том числе действующих? А у милицейских?

Начальник поерзал в кресле. Оно стало жестким и неудобным. Волков был патриотом службы и Родины, поэтому рассуждения о зарплате и преимуществах западного образа жизни его сильно раздражали и были чем-то похожи на антигосударственную пропаганду. Волков был приверженцем социализма и считал, что все разрушил Горбачев. Будь его воля, бывший Генсек давно бы сидел в тюрьме.

Впрочем, личные эмоции руководителя сейчас не имели решающего значения.

– Какие еще соображения? – решительно прекратил инсинуации генерал.

– Возможно, исполнитель попытается продать секреты зарубежным разведкам в порядке инициативы. Ну и, пожалуй, самое невероятное – личная разборка офицеров или наезд на военных криминальных структур. Вряд ли уголовники решили украсть секреты, чтобы заработать на них деньги. Государственные секреты – товар специфический, красть их можно лишь по заказу или зная, куда пристроить. Других мотивов почти не бывает.

– Предложения?

– Поскольку около объекта побывала пресса и многие водители видели, что там нечто произошло, инцидент нужно тщательно залегендировать, подкрепив легко проверяемыми фактами. Запустить в прессу дезинформацию об имевшем место нападении на часового или пожаре, в результате которого есть жертвы. Не нужно давать повод журналюгам на домыслы и копания. Есть очень важный момент, который нам нужно соблюсти. Если секреты еще не попали к «западникам» и были украдены без их участия, то они и не должны узнать о происшествии. Иначе завтра все спецслужбы мира приедут в Москву и кинутся их разыскивать.

– Согласен, я дам соответствующие указания.

* * *

Собрав кое-какие вещи, Баркас не стал задерживаться дома, а отправился отсыпаться в гараж. Несколько остановок он проехал на автобусе. Протопав напрямую, через пустырь, он вышел к гаражам и поздоровался с недавно сменившимся сторожем.

– У вас за месяц не заплачено, – напомнил тот. – Заплатите и корешок принесите. Председатель сказал, должников пускать не будем.

Вступать в пустые переговоры Баркасу не хотелось. Подумаешь, за гараж вовремя не заплатил! Дайте денег – заплачу!

– Ладно, – не поворачивая головы, махнул он рукой и прошел к своему боксу.

На душе гадко, как в бесплатном сортире.

Испытывая страшную усталость, Баркас хотел только одного – спать. Он отпер ворота, вошел и заперся изнутри. Вспыхнули тусклые лампочки под потолком. Протиснувшись между бортом синего «Фольксвагена» и уставленной барахлом стеной, Баркас пробрался к лежаку и устало опустился на расстеленную на досках телогрейку.

На улице послышались голоса, у сторожки залаяла собака… Баркас прислушался, внимательно фильтруя звуки и выискивая в них сигналы опасности. Нет, показалось. Собака – дура, брешет попусту. Местонахождения гаража Пилат не знает, а значит, прийти сюда не может.

Вспомнив о Пилате, Баркас зябко поежился. Перед ним он испытывал суеверный страх. Это же настоящий маньяк. Он и Баркаса заставил выстрелить, мокруху на душу взять. Моментально вспомнились детали. Офицер расстегивает кобуру… неуверенно достает «Макаров», будто еще думает, взаправду ли весь этот кошмар… Пилат кричит, приказывает стрелять… Мягкий, будто ватный палец ложится на спуск пистолета и с игрушечной легкостью тянет. Пистолет упруго дергается… Ни пламени, ни дыма, только кисловатый запах заползает в ноздри, будто формалин в анатомичке. Черная метка в голове офицера… брызгами кровь… «Макаров» выскальзывает из руки и медленно стукается о бетонный пол, подпрыгивает и отскакивает в сторону… Офицер падает и больше не шевелится.

Кошмар.

«Черт! – встряхнул головой Баркас, отгоняя вредные для психики воспоминания. – Не хватало еще, чтобы во сне все это видеть. Зачем я пошел на дело? Теперь придется „взять годик“ и отсидеться, пока на воле все не забудется. В „крытке“ меня этот выродок не достанет…!»

Растянувшись на жестком топчане, Баркас накрылся с головой старым драповым пальто и мгновенно провалился в тяжелый, похожий на бред сон.

Проснулся Баркас ближе к вечеру. Стало прохладно. Облако, похожее на огромный кусок ваты, медленно проплывало над крышами гаражей. Голова болела, словно с похмелья, и ничего не желала соображать. Через дырки под шифером в гараж пробивались рыжие лучи остывающего солнца, рисуя на стенах неровные линии и круги. Баркас глянул на часы и, уперев тяжелый взгляд в корму фургона, нехотя поднялся. На задней створке он заметил несколько темных пятен. Оказались дырки от пуль.

Баркас выругался – как его с такими отметинами гаишники не остановили!

Через полчаса он не спеша шел по широкой улице, воровато оглядываясь по сторонам. Завернутый в газету гвоздодер Баркас держал в руке.

Присмотрев подходящий продуктовый магазин, Баркас прошелся мимо витрины, проверил наличие сигнализации, потом свернул во двор и отправился к двери подсобки. Попадись он на глаза опытному сыскарю, тот вмиг бы определил – мужик на дело идет. Но опытных людей остается в угрозыске все меньше, а в нужном месте и в нужный час они оказываются еще реже.

Чиркнув внимательным взглядом по двору, Баркас развернул гвоздодер и, подсунув раздвоенное жало под проушину замка, рывком надавил на рычаг. С коротким прощальным скрипом крепеж отошел от коробки. Вывернулись три длинных гвоздя.

Баркас просунул гвоздодер глубже и надавил на него, пока гвозди не вылезли полностью. Проушина звякнула и безжизненно повисла на дужке замка. Толкнув плечом обитую жестью дверь, вор оказался в магазине и уверенным шагом отправился в торговый зал.

Среди обилия спиртного Баркас выбрал бутылку хорошей водки. Отточенным движением скрутил ей голову и большими глотками начал пить прямо из горлышка. Приятно пахнущая спиртом жидкость потекла по пищеводу, доставая до живота и медленно подбираясь к прозрачному, как стекло, сознанию. Крупные капли халявы стекали по бороде и падали на грудь, образуя на рубахе темные пятна…

Прошло минут пять, когда со стороны улицы послышался звук милицейской сирены. Прошуршала и остановилась машина. Громко хлопнули дверцы. Переговариваясь по рации, несколько завернутых в бронежилеты бойцов с автоматами наперевес перекрыли выходы из магазина. Еще через полчаса подъехала вызванная по мобильнику директриса и вместе с милицией вошла в подсобку. Баркас к тому времени успел выпить только половину бутылки и закусить разорванным пакетом рыбной нарезки.

– Руки вверх! Милиция! – раздался повелительный голос, и несколько грозных раструбов автоматов уперлись в спину Баркаса.

Вор поднял руки.

– Повернись! – приказал властный голос, облеченный полномочиями и прикрытием оружия.

Баркасу часто приходилось нападать на людей, бить по лицу или до смерти запугивать применением силы, но сейчас сила была не на его стороне. Вокруг него сомкнулись здоровенные фигуры бойцов милиции с «нестругаными» лицами, полными решимости довести дело до конца.

Баркас повернулся. Коротко щелкнули наручники.

– Ну что, попил водочки? – недобро поинтересовался парень с автоматом и, крепко схватив Баркаса за рукав, с силой усадил на стул.

Приблизив к губам радиостанцию, милиционер сообщил дежурному:

– У нас проникновение со взломом… Да, клиент водочки попил. Не знаю, директор проверяет… Присылайте группу…

И завертелось… Фамилия – имя – отчество… Протокол… Озабоченные понятые с искорками любопытства в глазах… Театральные всхлипы толстой, как бочка, директрисы, увешанной килограммом золота… Угрюмые, чугунные лица милиционеров… Пропахший застоявшимся табачным дымом милицейский «Москвич»…

Короткая дорога в казенный дом. Изолятор. И полное безразличие к происходящему. Даже забавно.

Только по прошествии нескольких часов Баркас оказался в камере.

* * *

В длинном коридоре послышались шаги и звяканье ключей. Лязгнул замок, и в «хату» впихнули еще одного. Новенького.

– Здорово, братва! – бросил он постояльцам хаты, когда за ним грохнула дверь.

– Будь здоров, – ответил Хулиган, разглядывая арестанта.

Спокойно приблизившись к вонючей параше, отделенной фанерной перегородкой, Баркас с удовольствием отлил избыток накопившейся жидкости, умылся над умывальником и освежил пересохший за время допросов рот. Вытирая руки об одежду, он по-хозяйски прошелся по камере, оглядывая собравшийся в ней контингент: серьезных уголовников или авторитетов он не заметил.

Баркас остановился у шконки и, ничего не говоря, выжидательно посмотрел на приблатненного парня, исподлобья смотревшего на него. (Сухарик назвал его Хулиганом.) Парень встревоженно засуетился и, ткнув локтем соседа, недовольно буркнул:

– Двинь тазом. Не видишь, что ли?

Бросив оценивающий взгляд на Баркаса и не врубившись в его тюремный статус, тот на всякий случай подвинулся. Баркас с достоинством опустился на отполированные задницами доски.

Выпитая водка медленно рассасывалась в крови, прекращая веселяще-возбуждающее действие, словно опуская сознание в мутную жижу реальности. Баркас привалился к стене и задумался. Пожалуй, он верно поступил, переняв тактику серьезных уголовников: взять срок за мелочь, избежав наказания за крупняк. Ну чего ему дать могут за сломанный замок и украденную бутылку водки – так, мелочь. Ну, за рецидив, конечно, накинут. Но все лучше, чем за мокруху пятнарик «париться», а то и вовсе под вышак встать. У нас ведь как – сегодня мораторий, а завтра пришел другой барин и отменил его ко всем чертям. А так, глядишь, все утихнет, успокоится. Выйдешь свободным и богатым. Пилат если не сдохнет, так сам за что-нибудь сядет, а учитывая его отмороженность, может и пулю схлопотать. Не важно, от кого: ментов или кого другого.

С выражением полного отчаяния и обреченности на потускневшем лице Сухарик мыслил о жизни и себе. У него это была первая «ходка», и он никак не мог смириться с этим обстоятельством. Еще теплилась надежда, что это ненадолго, разберутся опера и отпустят его на все четыре стороны. Не крал же он в самом деле этих приемников и машины никогда не «бомбил». Это его Карась, сволочь такая, подставил. За что сажать-то? А потом, это ж первый его залет, значит, смягчиловка налицо. Могут условно влупить…

Сухарик медленно поднялся и подавленно зашагал по камере. Баркас равнодушно наблюдал за ним, погрузившись в себя, пока не раздался окрик Хулигана:

– Хватит тут как маятник болтаться! Ты мне на нервы действуешь!

– Ты мне тоже, – взбрыкнул Сухарик, сам находившийся на взводе. – Таблетку выпей.

– Че-е?.. – с вызовом переспросил приблатненный. – Че ты сказа-ал, коз-зел? Огрести захотел?

– Отстань от него, – бросил Баркас, на правах старшего пресекая зарождающийся конфликт.

– А тебе-то что? – взвился Хулиган. – Ты мне что – папа? Могу и тебе в ухо завести!

Баркас был не в том расположении духа, чтобы сносить «вяки» молодняка. От водки осталась лишь головная боль и отвратительное настроение, а они требовали выхода. Ни слова не говоря, Баркас резко двинул наглеца в ухо. Пролетев по воздуху до самого оконца, Хулиган повалился на пол, ободрав руки о шершавый пол.

– Ты что, сука, делаешь! – завопил он. – Да я тебя щас!..

– Притухни, дешевка! – медленно и веско произнес Баркас, ощутивший себя авторитетом, хотя формально не имел на это права. – А то щас с пацанами опетушим тебя, и делов-то! Иди, отдохни, – позвал он Сухарика, одним взглядом потеснив соседа.

Хулиган притих. Саша опустился на нары.

– За что тебя повязали, земеля? – по-отечески поинтересовался Баркас, начавший привыкать к новым условиям жизни.

– Ни за что, – удрученно ответил «первоход». По камере пробежал легкий смешок.

– Э-э, милый! Мы все тут ни за что, – усмехнулся Баркас. – А сделал-то чего?

– Продал одному приемник, а он краденый оказался, – простодушно ответил Сухарик.

– Один приемник? – уточнил Баркас.

– Три, – ответил Саша.

В камере снова раздался смешок.

– Первый раз?

– Да, – вздохнул Сухарик. – Друг дал товар на продажу, а я влип.

– А ты, типа, не знал ничего, целочка? – хмуро уточнил однокамерник.

– Догадывался… – вздохнул парень.

– А раз догадывался, значит, знал, на что идешь. Главное, «Кентов» своих ментам не сдавай, – поучительно сказал Баркас. – Тогда и они тебе при случае помогут…

Поучительные слова Баркаса Сухарик вспомнил ночью, когда вдруг раздался звук осторожно открываемой кормушки. В маленьком прямоугольнике шевельнулось чье-то лицо, и из-за двери осторожно позвали:

– Калякин… Каля-якин…

Услышав свою фамилию, Саша поднял голову и отозвался:

–Чего?..

– Поди сюда, – приказал голос. – Живее. Сухарик поднялся и торопливо приблизился к двери, опустив голову к кормушке.

– Тебе просили передать, чтобы про Карася ничего не говорил, – шепотом произнес человек по ту сторону. – Иначе плохо будет. Бери все на себя. Потом разойдетесь.

Саша ничего не понял. С какой это стати ему как заправскому уголовнику кто-то передает послания. Да еще куда – в самую камеру! Просто голова идет кругом! Ведь не мог же Карась проложить тайную тропу в изолятор!

– Кто передал? – уточнил Сухарик, надеясь на ошибку. – Может, это не мне?

– Ты Калякин? – настороженно спросили из-за двери.

Саша подтвердил.

– Тебе, тебе. Человек приходил… –Кто?

Но ответа не последовало. «Раздатка» со скрипом закрылась, оставив арестанта в полном недоумении. Карася он и так не сдал, но почему за него хлопочет какой-то «человек»? И как у них получилось отыскать его тут и передать послание?

«Ну дела…» – подумал Сухарик и вернулся на место коротать холодную, как зима, и тягучую, словно сырая резина, первую арестантскую ночь.

* * *

В одиннадцатом часу вечера к дому Баркаса подъехала черная «Тойота-Лендкрузер». Пилат любил большие и мощные машины, дающие ощущение безграничной свободы даже в отсутствие привычных дорог, поэтому «Тойота» была его вторым домом. Он вышел на пахнущую вечерней свежестью улицу и, обойдя дом со двора, без труда вычислил нужные окна.

В кухне еще горел свет.

«Ужинаешь, сволочь! – со злой радостью подумал Пилат. – Ну, ну… Скоро тебе жратва поперек горла встанет!»

Он вернулся к машине и подал ее вперед, чтобы видеть подъездную дверь. Баркас не должен выскользнуть незамеченным.

Через полчаса свет в квартире погас. Привычным движением Пилат навернул глушитель, спрятал оружие под одежду и отправился к дому. С шумом распахнулись двери лифта. Кабина задрожала и медленно потащилась вверх, отсчитывая этажи. Второй… Третий… Четвертый…

На девятом она остановилась. Пилат вышел на площадку и прислушался. Намаявшиеся жильцы блочной девятиэтажки отходили ко сну. Где-то вверху приглушенно бубнил телевизор.

Заклеив пластырем глазок двери напротив, Пилат приблизился к жилищу Баркаса. За дверью тихо. Хозяева улеглись спать. Он вытащил отмычку и приступил к работе. Тонкая зазубренная на конце пластинка – «капурылка» – утонула в скважине замка, а закаленный «натяг» подтянул «футорку» . Легко нащупав все штифты, Пилат повернул «натяг» и отпер замок. Снова прислушался. Из глубины баркасовской хаты доносилось лишь мерное тиканье настенных часов.

Пилат осторожно ввинтился в прихожую и прикрыл за собой дверь. Первым делом он проверил совмещенный санузел и кухню, чтобы Баркас не напал сзади. Убедившись, что там пусто, ночной гость вытащил бесшумный «Макаров» и шагнул в комнату. Глаза быстро привыкли к темноте и вполне сносно различали в свете уличных огней интерьер незнакомой квартиры и темные контуры предметов. Странно. На неразобранном диване никого не было. Пилат включил тонкий, как авторучка, фонарик. Подстраховался. С осторожностью кошки он пересек помещение и проскользнул в соседнюю комнату, сразу же уловив слабое сопение на кровати. Визитер присмотрелся. С трудом различил две подушки и голову, прикрытую одеялом.

Вдруг одеяло заворочалось и спросило, обращаясь неизвестно к кому:

– Ты, что ли?

– Я.

Не скрываясь, Пилат шагнул к стене и, нащупав выключатель, зажег свет.

– Обалдел, что ли? – недовольно буркнула женщина. Щурясь от яркого света, она медленно приподняла голову. Увидев перед собой чужую физиономию с пистолетом, женщина ужаснулась и коротко вскрикнула.

– Что вам надо? – слабо выдавила она и отпрянула к стене. – Вы кто?

– Где муж? – властно спросил Пилат, уперев в женщину взгляд неморгающих глаз и черный зрачок ствола.

– Не знаю, – пролепетала женщина.

Она говорила правду. Только не это от нее хотели услышать. Подскочив к кровати, ночной визави рванул одеяло и сбросил на пол.

– Вы что, совсем обалдели! – вскрикнула женщина и попыталась вернуть одеяло на законное место… Но Пилат с силой толкнул ее. Женщина ударилась о стену.

– Сидеть! Утром он домой что-нибудь приносил? – последовал следующий вопрос.

– Нет, – в страхе ответила женщина. Она старалась натянуть край ночной рубашки на бесстыдно оголившиеся ноги.

– Врешь, сука, – тихо прошипел налетчик, но от его негромкого голоса женщину сковал паралич. – Мы с ним вместе на дело ходили, а он меня кинул! Отвечай, куда он дел мои вещи!

Соседка за стеной прислушалась.

– Опять с бабой ругается, – недовольно проворчала Марина Николаевна и повернулась на другой бок.

– Я правда не знаю! – ответила жена Баркаса и вжалась в стену. Дрожащими пальцами она поправляла рубашку на груди.

– Врешь, сука! – взорвался Пилат. Невооруженной рукой он с замахом стукнул женщину в лицо. – Говори, куда он шмотки дел!

Обозленный мужчина не кричал – он шипел полушепотом, как змей.

– Не знаю…

Ответ был прерван новым ударом по голове. На белую простыню из носа брызнула кровь. Пилат, кажется, озверел и потерял рассудок. Он схватил несчастную за горло и начал душить.

– Где вещи? Где?! – повторял он, то сдавливая ее горло до хрипоты, то давая набрать в легкие воздух. – Куда он поставил машину? Где у вас гараж?..

Сильные удары обрушились на хрупкую женщину. По истерзанному телу разлеталась боль, а сознание плескалось в голове, словно вода в герметичной консервной банке.

– Несколько остановок на автобусе… кооператив «Дорожник», бокс восемнадцать… – сквозь заливавшие лицо слезы и кровь отвечала несчастная.

– Не-ет! Ты скажешь, где муж! – пообещал Пилат, тяжелым взглядом гипнотизируя жертву. Его разум замутился от взрыва ненависти, как от разорвавшейся рядом гранаты. – Прячется? Думает, я его не достану?.. Достану…

С треском слетела на пол разорванная ночная рубашка, обнажив выпуклые груди и белые трусики жертвы. Вид обнаженной и полностью деморализованной женщины возбудил в Пилате маниакальное чувство властителя, подчиняющего чужую волю. Он почувствовал острый прилив плотского желания, которое требовало выхода. Пилату показалось, что кругом война, а жена врага – законный трофей победителя. Давняя контузия напомнила о себе искривлением пространства и времени.

– Ты мне за него ответишь! – нетерпеливо сопел он. – Вы все мне ответите! Меня еще никто так не кидал…

Пилат не договорил. Он схватил женщину за длинные каштановые волосы и с силой бросил на кровать. Отложив пистолет, налетчик рванул кусок скотча и залепил ей рот. Но лицо было мокрое от слез, и лента отклеивалась. Не выпуская волосы всхлипывающей жертвы, Пилат повозил ее лицом по кровати, чтобы стереть влагу. Кровавые дорожки расчертили простыню странными иероглифами. Скотч накрепко приклеился к губам, забравшись на щеки. Женщина начала бороться. Она отчаянно вырывалась, но сильный удар ладонью по лицу оглушил ее.

Словно на распятии, Пилат привязал к кровати по диагонали ее руки и ноги, а пучок длинных волос примотал к средней перекладине. Делая это, он ощущал не испытанное ранее чувство, будоражащее кровь посильнее, чем просто ожидание предстоящего секса с чужой женщиной. Пробуждалась какая-то животная, слепящая рассудок маниакальная страсть…

Одним рывком сорвав с женщины последнюю деталь туалета, Пилат с жадностью уставился на черный остров подстриженных волос и вожделенно запустил туда руку.

Пришедшая в себя жертва с ужасом увидела, как, тяжело дыша, Пилат сбрасывал брюки, обнажая возбужденное, выгнутое дугой мужское естество. Она дергалась и боролась, стараясь освободиться, но скотч оказался прочным.

Пилат грубо вторгся в нее, так же как в компьютерную сеть Министерства обороны. Он исступленно терзал и таранил теплое тело, будто врага, стараясь вытащить или выбить из него всю душу и разметать по кровати. Палач двигался, словно запрограммированный штамповочный станок, который можно выключить или остановить только одним способом – убив его метким выстрелом на поражение. Но сделать это было некому, и станок продолжал работать, пытая женщину, словно раскаленным прутом.

Затем Пилату захотелось иного. Его распирало горячее желание отомстить, и просто смерти ему было недостаточно. Жажда мести застилала глаза и требовала крови. Нездоровое вожделение отключило мозги, сделав палача полубезумным. Он действовал, словно в режиме форсированного «потрошения» взятого в плен вражеского «языка», добиваясь от него нужных сведений и удовлетворяя свою ненависть.

– Что, думаешь, это все? – ухмыляясь, произнес Пилат. – Нет, это было бы слишком просто и приятно. Ведь тебе было приятно? Было? Отвечай!

– М-м… – промычала женщина. Она хотела, чтобы ночной кошмар поскорее закончился, и надеялась на чудо. Но чудо – очень нематериальная вещь, а подонок с пистолетом очень материален и близок.

Пилат освободил женщине ноги и, не отвязывая рук, грубо поставил ослабевшее тело на колени. Остальное было похоже на казнь…

Когда взрыв злого безумия прошел, Пилат посетил ванную, неторопливо оделся и бросил удовлетворенный взгляд на распластанную на кровати, едва стонущую женщину. Теперь палач действовал не в бреду. Он спокойно поднял пистолет и выстрелил в голову жертвы.

Свидетелей своих преступлений он не оставлял никогда.

* * *

К утру следующего дня громоздкая машина следствия, раскрученная Калединым, набрала скорость, как старый, но смазанный паровоз. Уже в половине девятого полковник приехал на работу и опустился в крутящееся офисное кресло. Оно жалобно застонало. Каледин вытянул длинные мощные ноги и полностью погрузился в рутинную бумажную работу. Время бежало незаметно, и поднять голову ему удалось только через час, когда на доклад зашел майор Зайцев.

– Мы просмотрели суточную милицейскую сводку. Есть интересный момент, может, и совпадение.

Полковник заинтересовался.

– Вчера, примерно в то же время, на той же трассе было совершено нападение на бензозаправочную станцию. Убиты двое ее сотрудников. Думаю, нам стоит туда съездить, вдруг что-то обнаружим.

– Если в то же время и на той же трассе, то, конечно, надо ехать, – согласился Каледин. – «Понюхай» там как следует. Если есть наш интерес, изымай дело вместе с вещдоками. Если можно на милицию оставить – еще лучше.

– Понял, – ответил Зайцев и скрылся за дверью. Майор был грамотным сотрудником, и, отправляя его к милицейским операм, подполковник знал, что тот не упустит ничего.

Всю ночь на Станции управления работала бригада криминалистов. В поисках отпечатков пальцев они осматривали все до миллиметра, обсыпая порошками и обклеивая дактопленкой, как обоями. Другая бригада оперативников методично катала пальцы сотрудников Станции управления, сверяла с имеющимися данными, опрашивала персонал и вычеркивала непричастных к делу. Это была титаническая работа, достойная занесения в Книгу рекордов Гиннесса. Шаг за шагом, отпечаток за отпечатком количество неопознанных «пальцев» неуклонно сокращалось.

Несмотря на важность решаемых ФСБ проблем, четкие ведомственные связи и взаимодействие, отрегулированные до автоматизма за десятилетия работы, в нынешней жизни начинали буксовать и давать сбои. Многие вещи теперь приходилось делать на уровне личных договоренностей и контактов, идти официальным путем – значит забросить дело в очень долгий ящик. Чтобы ускорить ответ по пулям, Каледин лично позвонил в баллистическую лабораторию.

– Как успехи, товарищи ученые? – спросил он знакомого эксперта, с которым работал еще опером московского управления. – Когда ответ будет, Михалыч?

– Вы там все шустрые больно! – недовольно проворчал эксперт. – Вот уйду на пенсию, кто будет за такие деньги ваши железки смотреть?

– Ты уж подожди, Михалыч, не уходи пока, – попросил Каледин. – А то у нас все дело встанет. Ну, какие дела?

– Пули из двух одинаковых пистолетов Макарова с приборами бесшумной беспламенной стрельбы. Одна пуля выпущена из одного ствола, все остальные – из другого. В базах МВД или ФСБ отсутствуют. Достаточно? – поинтересовался эксперт.

– Для первого раза – вполне! – воскликнул Каледин. – Только еще тебе работенку придется подкинуть. Еще несколько пуль сравнить с этими – не из одного ли ствола стреляли?

– Темнишь! – попенял эксперт. – Сразу нельзя было – оптом?

– Извини, Михалыч, нельзя. Не от меня зависит, а от преступников.

– Ну везите свои железки, что с вами делать.

Ближе к полудню из поездки вернулся Зайцев.

– Ничего из вещей убитых не пропало. Денег из кассы бензозаправки тоже не взяли, – обстоятельно докладывал он. – На «месте» обнаружили три гильзы от пистолета Макарова. Я их временно изъял и отправил к нам на экспертизу. Михалыч ругался матом, но просил позвонить насчет результата. Что странно – заправщица сама открыла убийце дверь. Зачем она это сделала? Окно у нее бронированное – из пистолета не пробить, дверь тоже. Кнопка вызова милиции имелась… А баба открыла и получила пулю в голову. Странно это. Техник – тоже, молодой парень, недавно свадьба была, убит на улице, рядом с окошком. Причем сначала ему прострелили ногу, а уж потом контрольник в голову. Может, с первого выстрела не попали, а потом добили?

– Что милиция говорит? – поинтересовался Каледин.

– Говорят, чистая заказуха, – ответил Зайцев. – «Висяк». Сотрудники автозаправки убиты профессиональными выстрелами в голову. Это не грабеж и не разборка, а просто убийство. Казнь. Значит, их заказали.

– Кто мог заказать простого техника и заправщицу? – скептически отнесся к версии полковник. – Они что – воротилы преступного мира или богатые дельцы? Может, они личным бензином торгуют? Херня, не версия!

– Согласен – версия не вяжется и на лист не ложится, – ответил майор. – Скорее парень и девушка стали случайными свидетелями чего-то… По почерку их убили те же, что работали в бункере. А по пулям – скоро узнаем.

Каледин поднял трубку оперативной Связи и позвонил эксперту.

– Михалыч, это опять я, – представился полковник. – Да ты не ругайся шибко. Как там наши бараны?

– Из одних стволов пули, – пробурчал эксперт. – На бензоколонке стреляли из того, который в бункере больше другого «говорил». Официальное заключение я вышлю. Доволен?

– Огромное спасибо. С меня стакан, – пообещал Каледин.

– Если б я все ваши стаканы в бочку сливал – давно бы уже водочным магнатом стал и магазин открыл!

Каледин аккуратно положил трубку и вернулся к неоконченному разговору.

– Выходит, после налета на бункер преступники заехали на заправку и там что-то произошло, – вслух рассуждал полковник.

– Вероятно, – согласился Зайцев. – Но почему преступникам открыли? Знакомые?

– Да вряд ли. Меня волнует другое, – задумчиво произнес Каледин. – Что за чудовища такие выползли из норы? Что за нечисть? Они же хладнокровно, цинично и очень профессионально расстреливают невинных людей, добиваясь верной смерти. Даже молодую женщину не пощадили. Что же это за люди – просто Терминаторы какие-то…

– А чеченцы как головы нашим отрезают? – пожал плечами Зайцев. – Тоже как звери. И ничего. Жестокостью и кровью кого теперь удивишь…

Диалог мог бы продолжаться и дальше, но был прерван звонком прямого телефона генерала.

– Слушаю, товарищ генерал, – привычно ответил Каледин. – Есть!

– Чего он? – спросил Зайцев.

– Вызывает на доклад, – ответил полковник, поднимаясь из-за стола. – Скажи ребятам, чтобы нажали на сбор и идентификацию отпечатков. Если нужны еще люди – найдем.

– Справимся, – заверил майор. – И так жмем на всю железку.

К середине дня штаб по расследованию преступления, возглавляемый Калединым, захлестывали волны информации, которую надо было рассортировать по степени важности и срочности, разложить по полочкам, дать указания сотрудникам выполнять следственные действия… Как в кукольном театре, сверху вниз уходили и дергались нервы-ниточки, шли команды и нажимы. Искать золотую иголку в стоге бесполезного сена, должно быть, легче, чем искать неизвестные отпечатки пальцев в бетонном бункере Станции управления. В стоге есть четко обозначенная территория поиска, площадь или объем – как угодно. Искать единственный отпечаток на военном объекте, не зная где – внизу или наверху, – словно ту же иголку выискивать в космическом пространстве.

Однако, как в любом деле, в криминалистической практике еще случаются моменты везения. Не чудеса, но сравнимые с ними события. Четкие отпечатки пальцев явились оперативно-следственной бригаде ФСБ как подарок с неба. Произошло это тогда, когда надежды самых отъявленных оптимистов увяли, как картофельная ботва. «Пальцы» нашлись совсем не в том месте, где предполагали их найти.

Осматривая коммуникационный колодец, эксперты, конечно же, обратили внимание и на поваленное дерево, и на след от лебедочного троса. Уже не надеясь на положительный результат, оперативники вдруг обнаружили на гладкой древесине то, что, ползая на коленках, искали почти сутки. Преступники были осторожны, предусмотрительны и работали в перчатках, но только тут, в одном месте, кто-то из них расслабился и отметился голой рукой. То ли поверил в известное заблуждение, что следы сохраняются только на металле, то ли просто забылся и на минуту утратил бдительность, управляясь с заклинившим тросом. В общем – повезло. И когда в кабинете полковника Каледина зазвонил телефон оперативной связи, он поднял трубку, не ожидая хороших новостей, а вышло наоборот.

– Михаил Юрьевич! – послышался взволнованный голос криминалиста Родионова, исползавшего на карачках все закоулки Станции управления. – Есть четкие отпечатки пальцев правой руки вместе с ладонью!

– Ну так устанавливайте принадлежность к персоналу, – обрадовался Каледин. – В чем дело-то?

– Да уже проверили! – продолжал эксперт. – Ни одному из сотрудников объекта или охраны отпечаток не принадлежит. Это единственный неустановленный «палец», – с радостью в голосе сообщил Родионов.

– Молодцы мужики! – авансом похвалил подчиненных полковник. Он умел работать с людьми и знал, как ободряет порой в трудную минуту похвала начальника. – Высылайте образцы для идентификации…

Через десять минут из ворот Станции управления вылетела белая «Волга» с синим маяком «на пристежке» и на бешеной скорости понеслась в Москву. В черном пластиковом «дипломате» на заднем сиденье лежали упакованные и опечатанные, словно огромная ценность, дакто-пленки с «пальцами» подозреваемого в причастности к преступлению человека.

Оперативный водитель следственной группы показывал класс ездового мастерства, почти не снижая скорости на поворотах и легко обходя пробки по разделител ьной полосе. Обалдевший от неслыханной наглости гаишник выскочил из-за кустов с радаром в руке и запоздало взмахнул жезлом. «Волга» пролетела со свистом, и преследовать ее не имело смысла…

Инспектор кинулся к машине и сорвал с торпеды пульт рации.

– Белая «Волга» прет на вас. Скорость – сто сорок.

Требованию остановиться не подчинилась! – возбужденно и обиженно бросил в эфир инспектор.

– Понято, – флегматично подтвердил другой инспектор. – Сейчас «примем» клиента…

Ожидавших на посту ДПС архаровцев оперативный водитель ФСБ заметил издали и, едва сбросив скорость, дал им короткую световую отмашку специальным сигналом. Этого должно было хватить, чтобы милиция поняла, кто перед ними, и освободила спецмашине путь… Должно было хватить. Лет пятнадцать тому назад. А не в сегодняшней России, где каждый сам себе хозяин и плевать хотел на придуманный кем-то закон. Двое милиционеров в бронежилетах выкатились на дорогу, словно бэтээры, и встали с двух сторон. Махнув «Волге» «палкой», они недвусмысленно показали автоматами на обочину, настойчиво предлагая остановиться. Наплевать им на спецсигнал.

Водитель сбросил скорость и притормозил. Две темные фигуры, похожие на раздутых водолазов, медленно, как инопланетные роботы-убийцы, двинулись с двух сторон к машине. Один встал сзади и упер автомат в салон, что с точки зрения тактики вполне разумно. Второй бегло заглянул в машину и приблизился к водителю.

– Документы давай, ездок, – грубо пробасил инспектор, наслаждаясь моментом подчинения. Сейчас «жертва» будет подавлена психологически и «загружена» на полную катушку…

Но водитель повел себя нестандартно. Вместо того чтобы завести обычную «песню утопленника», он молча, отработанным движением сунул руку в карман, и перед глазами инспектора, словно запрещающий сигнал светофора, вспыхнула красно-малиновая книжица удостоверения сотрудника ФСБ.

– Что там? – забеспокоился второй инспектор.

– Нормально, это чекисты! – ответил первый. Каменная физиономия размякла и сменилась на приятельскую. – Слышь, братан, – обратился он к водителю, – а чего там за переполох вчера был?

– Не знаю, мужики, – пожал плечами прапорщик, подумав про себя: «Тоже мне, братана нашел». – Я спешу.

Стопятидесятисильный роверовский движок рванул «Волгу» с места, оставив на дороге сизоватое облачко дыма.

Когда на стол к Каледину легла справка по отпечаткам пальцев, он радостно потер руки. Следы принадлежали некоему Лодочникову Петру Ивановичу, по кличке Баркас, 1968 года рождения, имеющему судимость за разбой. Вряд ли бывший зэк мог оказаться рядом с местом преступления случайно и оставить там свои «пальчики». Эта простая мысль откликнулась в душе полковника радостным чувством – возможно, ему удалось зацепить первую тонкую ниточку, ненадежную, как паутинка.

Схожие чувства испытывал и майор Зайцев. Он знал, какая сейчас последует команда.

– Ну вот и рыбешка зашевелилась, – подмигнул ему полковник. – Лодочникова надо задерживать. Свяжись с местным отделением милиции, чтобы оказали помощь и нашли участкового…

Неприметная серая «Волга» ФСБ и тертый красный милицейский «жигуль» подъехали к блочной девятиэтажке с двух сторон. Два сержанта, ознакомленные с фотографией подозреваемого, страховали подъезд внизу. Оперативники ФСБ и местный участковый вошли в парадное и разделились. Майор Зайцев бесшумно поднялся на полпролета выше квартиры Баркаса. Капитан Игнатов встал на нижней площадке. Капитан Исайкин и старлей Кузин притаились на нижнем и верхнем этажах.

Оказавшись на исходной позиции, оперативная группа подала сигнал участковому.

В квартире номер пятьдесят четыре было тихо, как будто там никого нет. Местный участковый капитан Щекин приблизился к квартире и нажал на звонок. Все трое замерли и напрягли слух, пытаясь уловить любое движение за дверью. Что ждет их там – никто не знает. Жизнь полна неожиданностей, и если Лодочников тот, за кого его принимают контрразведчики, от него можно ждать много неприятных сюрпризов.

На звонок никто не ответил.

Позвонили еще…. Тишина.

– Лодочников! Открой! Ты уже всех соседей водой залил! – громко произнес участковый и требовательно постучал в дверь.

После того как ответа не последовало и на этот раз,

Зайцев подал знак Игнатову. Тот осторожно приблизился к двери, приготовив универсальную отмычку. Встав сбоку, чтобы защититься от возможных выстрелов изнутри, капитан вставил в скважину «крючок», повозился минуты две, и замок с щелчком открылся.

Зайцев показал три пальца, значит, на счет «три» группа врывается в квартиру. Из подмышечной кобуры майор извлек «Макаров», передернул затвор и сдвинул флажок предохранителя, открыв красную точку. Ствол направил в потолок. Теперь это был не кусок металла с патронами, а готовое к бою оружие, способное защитить в критическую минуту.

То же самое сделал и Игнатов.

Участковый милиционер оружия при себе не имел, равно как и желания идти на захват уголовника, и предусмотрительно отступил в сторону.

С каждой секундой тишина становилась невыносимо-звенящей. Начался молчаливый отсчет. Один… Два…

Вдруг гулкую тишину коридора расколол грохот. Напряженные, как взведенные пружины, оперативники пытались навскидку вычислить источник непредвиденной опасности. Резко открылась дверь соседней квартиры, внеся неясность в ход операции. В проеме показалась приплюснутая морда не к добру молчаливого пса-боксера и такая же физиономия его хозяина.

– Вы что тут вынюхиваете? – грозно спросил он. – Щас собаку спущу!

Создалась нештатная ситуация, требовавшая немедленного решения. Если вступить в переговоры с соседом – подозреваемый может услышать, и тогда никто ни за что не сможет поручиться…

Заметив в руках незнакомых людей оружие, собачник прикусил язык, но было поздно. Щекин толкнул дверь соседа с такой силой, что, закрываясь, она чуть не оторвала псу голову и не прищемила нос бдительному хозяину.

Взяв разбег, Зайцев скомандовал:

– Пошли!

Игнатов распахнул дверь, и майор с оружием на изготовку первым ворвался в квартиру.

– Милиция!!! – рявкнул он, обшаривая глазами помещение. Следом за ним в прихожую прыгнул капитан Игнатов. Прикрывая друг друга, оперативники проверили кухню, санузел и смежную комнату. К товарищам мгновенно подтянулся Исайкин.

Лодочникова не было, но кругом отмечался полнейший беспорядок. Все вещи перерыты и перевернуты вверх дном, как будто контрразведчиков кто-то опередил и раньше их провел в квартире жесткий обыск.

Осталась последняя комната. Зайцев встал за стеной. Игнатов толкнул дверь и, пригнувшись, прыгнул в проем, приседая к полу и целя пистолет в невидимого врага. Вслед за ним рванулся Зайцев.

Оружие не понадобилось. Увиденная оперативниками картина представляла собой жуткое зрелище, будто в комнате хозяйничала шайка сатанистов.

Игнатов поднялся с пола. Не опуская пистолета, он проверил гардероб. Зайцев заглянул под кровать. Только после этого все устало опустили «Макаровы» и осмотрелись. На забрызганной кровью кровати лицом вниз лежала полностью обнаженная женщина. Обе руки ее были привязаны к спинке, а из затылка к простыням опускалась темно-бурая запекшаяся лента крови.

В дверном проеме появилось озабоченное лицо участкового. Увидев страшную картину, он бестолково захлопал глазами и произнес:

– Ну, дела…

– Опоздали немного, – с сожалением заметил Игнатов.

Уверенный голос майора Зайцева и его четкие указания вывели милиционера из состояния оцепенения.

– Давай, мужики, не расслабляйтесь. Свяжитесь с милицией. Вызывайте криминалистическую бригаду. Зовите понятых для опознания…

Тяжелый и инертный маховик нового следствия начинал движение.

Приглашенный на опознание смелый сосед, увидев убитую женщину с наброшенной сверху простыней, сразу поник и стал молчаливым. На лбу выступила испарина.

– Иван Сергеевич! – обратился к нему участковый, снимая покрывало с головы жертвы. – Вы узнаете эту женщину?

Опасливо заглянув в мертвое, перепачканное кровью лицо, сосед с.трудом сглотнул и произнес:

– Это соседка моя. Лидка Лодочникова. Неужели мужа ее, уголовника, работа? Вот сволочь!

Зайцев извлек из пиджака мобильный телефон и позвонил Каледину.

– У нас убийство, – доложил он, чем вызвал у полковника мгновенную мысль о том, что Баркаса застрелили при задержании. Значит, начальство целый год будет тыкать всех носом в плохую подготовку оперативного мероприятия, у ребят премия полетит, а может, что и посерьезнее – дело-то на контроле. Но самое главное – в этом случае следствие может зайти в тупик, ведь Лодочников на сегодняшний день единственный материализовавшийся из темноты фигурант дела о нападении на стратегический объект.

Майор развеял тягостные мысли.

– Убита жена Лодочникова, – пояснил он. – Соседи опознали.

– Наши все целы? – осведомился Каледин.

– Да, все в порядке. В квартире все перерыто – преступники что-то явно искали. Женщину пытали, а потом изнасиловали.

– Как ее убили? – уточнил полковник.

– Почерк тот же – выстрел в затылок из бесшумного «Макарова». Пуля в теле, как только сделают вскрытие, узнаем ее «биографию» подробнее.

– Гильза?

– Гильза на месте. В общем, ищите автора, – сообщил Зайцев.

– Ладно. Вы там заканчивайте. Дело отдайте милиции, а вот пулю возьми на контроль…

Спрятав трубку в карман, Зайцев оставил Исайкина с участковым дожидаться следаков, а сам забрал ребят и поехал в управление.

Зайцев прибыл к Каледину, и они продолжили прерванный разговор.

– Странно, что преступник до сих пор не избавился от засвеченного в бункере пистолета и продолжает его использовать, – помешивая ложечкой кофе, задумчиво произнес майор.

– Я тоже об этом подумал, – согласился полковник, осторожно отхлебнув из чашки. – Такое впечатление, что он над нами издевается. Ведет себя нагло, дерзко. Мол, вот я какой, храбрый, всех из одного ствола завалил. То ли он не верит, что мы его вычислим, то ли ствол гуляет порукам, толи…

– Что? – насторожился Зайцев.

– Не знаю, – равнодушно сознался Каледин. – То ли дурак.

– Вряд ли. Не дурак. Как думаешь, за что убили жену Лодочникова?

– Я же не Нострадамус! – пожал плечами полковник. – А почему убили бензозаправщиков?

– Свидетели, – предположил майор.

– Может быть. Но жену Баркаса пытали и изнасиловали. О чем это говорит? – подкинул мыслишку Каледин.

– Во-первых, что-то искали. Вероятно, то, что похищено из бункера! Во-вторых, если преступник не половой маньяк, то мстили. И в-третьих… – задумался Зайцев.

– В-третьих, – медленно произнес полковник, – похоже, что подельники поссорились и похищенное находится у Баркаса. Кто-то приходил к нему, но, как говорится, не застал дома.

Переварив подкинутую версию, Зайцев согласился:

– Ты прав…

Через десять минут в дверь постучали.

– Разрешите? – в кабинет заглянул Игнатов с горящими, как лампочки, глазами.

Каледин знал капитана как опытного оперативника, поэтому его глаза выдавали грядущее важное сообщение.

– Заходи. Что случилось? – поинтересовался полковник.

– Лодочников нашелся! – выпалил Игнатов и расплылся в довольной улыбке.

– Живой? – осторожно уточнил полковник, ожидая очередного пинка судьбы.

– Целехонький и упакованный в камеру, – сообщил капитан.

– Кто его взял? – удивился Каледин.

– Милиция. Сидит в изоляторе временного содержания за кражу. Пойман с поличным, теперь дожидается суда.

– Вот так! – искренне обрадовался полковник, не слишком веря в нечаянную удачу. И, вскочив из-за стола, сказал: – Тогда собирайтесь, поехали к нему…

* * *

В то время как милиция и ФСБ шерстили уголовную публику столицы, пытаясь выйти на след причастных к делу лиц и переполошив даже законспирированных информаторов, Сухарик второй день томился в изоляторе, маясь от неопределенности своего положения. Первая ночь, проведенная в камере, была зябкой, бессонной и мучительной. После вчерашнего допроса парня никто никуда не вызывал, а его новый знакомый, Баркас, ставший в камере чуть ли не смотрящим, обрадовал, что, мол, так можно и неделю прокантоваться или больше и никто о тебе не вспомнит.

– Это менты специально так делают, квасят подозреваемого, пока он сам в дверь не постучит и не скажет, что готов давать показания, – делился опытом Баркас. За каких-то двадцать часов он вполне освоился в камере и даже похлебал немного тюремную еду, от которой Сухарик отказался категорически.

– Ничего, привыкнешь! – посмеивался над ним Баркас. – Сначала все носы от шлюмки воротят, а потом сама идет!

Однако новый рацион не хотел приживаться и в желудке Баркаса, отчего иногда в камере раздавались вполне определенные звуки испускаемых газов. Ощутимым был и запах. Но если все обитатели хаты стойко сносили проделки «смотрящего, то свергнутый с общественной должности Хулиган после нескольких коротких перепалок и стычек на этой почве стал всерьез подумывать, как бы обломать Баркасу рога. Недвусмысленные перешептывания с худощавым мужиком средних лет со всей очевидностью указывали на готовящийся бунт. Чтобы вернуть пошатнувшееся уважение, работяга был готов пойти на сотрудничество с Хулиганом.

– Будем вместе держаться, – торжественно сообщил Сухарику Баркас. – Видишь, эти «сявки» «мазу на нас собираются тянуть».

Сухарик глянул на зло зыркавших в его сторону заговорщиков и согласился на коалицию с бывалым, как ему показалось, уголовником Баркасом.

С железным стоном дверь в камеру отворилась. Арестанты повернули головы к выходу, гадая, кого вызовут.

– Лодочников! – громко произнес вертухай. – На выход!

– Что-то быстро обо мне вспомнили, – усмехнулся Баркас и под конвоем отправился в комнату для допросов.

В небольшой клетушке с привернутой к полу мебелью Баркаса встретили двое незнакомых людей. На милицейских оперов они совсем не были похожи, одеты в аккуратные костюмы с галстуками вместо «положенных» для ментов джинсов, футболок и потертых кожаных курток. Кроме того, странным для простого допроса оказалось и техническое обеспечение. В углу на штативе стояла готовая к работе видеокамера, а на столе ждал своего часа маленький серебристый диктофон.

Не слишком ли много для простого урки, укравшего бутылку водки в магазине?

– Здравствуйте, – степенно произнес Каледин и указал на стул. – Присаживайтесь.

– Спасибо, начальник, – поздоровавшись, бодренько ответил Баркас. – Интервью у меня будете брать?

Опустившись на предложенный стул, арестант рассматривал полковника, пытаясь сообразить, кто перед ним. По одежде и манере держаться выходило, что не рядовой следователь, а большой начальник. Второй у него на подхвате, но тоже не шушера ментовская.

– Опять про бутылку водки будем говорить? – усмехнувшись, пробурчал задержанный.

– Не совсем, – казенным голосом ответил Каледин и сухо уточнил: – Вы Лодочников Петр Иванович, одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения?

– В самую точку, – подтвердил Баркас. – А что – выгляжу моложе?

Развязная реплика осталась без внимания, и это тоже ему не понравилось. Менты обязательно ответили бы на выпад. Рявкнули бы, стукнули бы кулаком по столу или по морде… А эти терпеливые. Не к добру.

– Ранее привлекались к уголовной ответственности? – монотонно задавал вопросы полковник.

– Было, начальник, – согласился задержанный. – По молодости, с кем не бывает! Две «ходки» за кражу и разбой. Разве в твоем досье не записано?

Второй мужик, в галстуке, недобро посмотрел на Баркаса и что-то аккуратно записал.

Каледин вытащил сигареты. Одну быстро сунул в рот и прикурил. Струя ароматного дыма облачком поплыла над столом и достигла Баркаса. Тот потянул носом терпкий аромат и нетерпеливо заерзал на жестком стуле.

– Слышь, начальник, – не выдержал он. – Угостил бы сигареткой, а?

– Угощайтесь, Петр Иванович, – предложил полковник, и его покладистость снова не понравилась Баркасу.

Конечно, перед допросом, чтобы заполучить нужные следователю показания, бывает, что они задабривают подозреваемого и сигаретой, и кофе, и другими поблажками. Но не из-за банальной же кражи пузыря водяры.

«Нет, что-то тут не то», – мучительно соображал Баркас, разминая пальцами твердый бумажный цилиндр. Не куривший несколько часов кряду, он сунул сигарету в пламя зажигалки и, прикурив, с наслаждением затянулся.

– Вот это жизнь, начальник, – благодарно произнес арестант.

– Так за что вас задержали, Петр Иванович? – спросил Каледин, выпуская в сторону дым.

– Там же написано, за что, – усмехнулся Баркас. – Шел мимо, смотрю – в магазине дверь открыта. Ну, я зашел посмотреть. Нашел пузырь… Распечатанный, заметьте – я его не взламывал. Только отпил, а тут добры молодцы налетели… Руки вверх… Наручники…

Арестант получал удовольствие не только от дымящейся сигареты, но и от возможности пообщаться с «гражданином начальником» в довольно фривольной форме.

– Неужели вам в прокуратуре заняться нечем, как из-за бутылки водки ноги топтать и людей беспокоить?

– А кто вам сказал, что мы из прокуратуры? – будто удивившись, поднял глаза полковник. – Разве мы не представились?

Каледин выдержал паузу, наблюдая, как мучается в догадках и нервничает сидящий напротив человек. Нет, совесть у него нечиста. Это видно точно.

– Мы из Федеральной службы безопасности, – медленно и четко произнес полковник. Он никогда не называл «контору» по буквам, только полностью и с должным уважением.

Расшифрованная аббревиатура ФСБ впилась в мозг арестанта раскаленными иглами. Последовала немая сцена. Баркас переменился в лице, мгновенно став серьезным и каким-то серым. Чувствовалось, что нервы его натянулись. Будто не расслышав, он недоверчиво уточнил название учреждения:

– Из ФСБ, вы сказали?

– Вы правильно поняли, Петр Иванович, – подтвердил Каледин. – И, думаю, понимаете почему.

Словно ища подтверждения словам полковника, Баркас посмотрел на Зайцева, но тот лишь молча и презрительно буравил его глазами, как Ильич буржуазию, порождая в душе зэка возрастающую тревогу.

– Из-за бутылки, что я в магазине спер? – старательно подавляя волнение, спросил Баркас.

Он заранее знал, что контрразведка не занимается мелочовкой, а берется только за крупные дела. Но не мог поверить, что его нашли так быстро.

– Вы подозреваетесь в шпионаже, – жестко, как удар хлыста, бросил полковник. – Ваша группа тщательно спланировала свою акцию и проникла на военный объект. Вы похитили секретные специзделия, убили военнослужащих, находившихся при исполнении… Ваши отпечатки пальцев найдены на дереве, где у вас заело трос. Помните, чтобы отцепить трос, вам пришлось снять перчатку? Вы думали, на дереве следы не остаются? Еще как остаются! Так что вы, Петр Иванович, влипли по самые уши, и чем скорее с вашей помощью похищенное вернется на место, тем меньше у вас шансов получить высшую меру. Причем не на бумаге, поверьте мне, а, как вы любите говорить, в натуре. Лодочников, не заставляй нас вытягивать из тебя правду по слову. Лучше рассказать обо всем добровольно. Это совет.

Голос контрразведчика стал беспощадным, как пуля «расстрельного пистолета» . Переход с вежливого обращения «вы» на «ты» также не предвещал ничего хорошего. Баркас понял, что попал в капкан, и если он будет в нем трепыхаться, то сильнее затянет петлю.

Значит, в чем-то придется признаться.

В малом.

– Где электронный блок и диски, Лодочников?! – без сантиментов рыкнул Зайцев. – Они высшей категории секретности! Ты хоть понимаешь, что это значит?! А расстрелянные в затылок, связанные офицеры?! Это не просто предательство, за это тебя живого надо разорвать на части! Вы успели кому-нибудь передать похищенное?

– Я про секреты первый раз слышу… – сжался Баркас, перестав изображать из себя блатного.

Ноги его стали ватными, понты исчезли, появилась нервная дрожь. Этим парням глубоко наплевать на него, и если в деле действительно замешаны секреты, а не «дорогой компьютер», как говорил Пилат, то цацкаться не будут.

– Я ничего не делал. В натуре, начальник, я только шофер. Меня использовали втемную.

Баркас попытался отпихнуть от себя вину и прикинуться заблудшей овечкой, но вряд ли этот номер мог пройти у «конторских» спецов. Он это понимал – расколют как орешек.

– Кто планировал акцию? Сколько вас было? Откуда снаряжение? Имена всех членов группы?.. – задавал вопросы Каледин, словно голой ладонью гвозди в стол вбивал. – По чьему заказу работали? Разведка Саудовской Аравии? Американцы? Чеченцы? Кто?..

Вопросы падали, как тяжелые градины.

– Я и еще один мужик. Двое…

– Двое? – повысил голос полковник. – Ты и мужик? Что ты несешь!

– Клянусь, двое! – бил себя в грудь арестант. – Я только шофер! Все! Я подрядился подвезти парня на дело и обратно. Втемную! Клянусь вам! Не знал я, куда идем!

Чекисты переглянулись.

– Только двое? – недоверчиво переспросил полковник. – Кто же этот второй – случайно не Шварценеггер или Сталлоне?

– Я о нем ничего не знаю. Он не из наших, не из блатных. В лагерях не сидел. Скорее бывший военный. В компьютерах хорошо сечет. Щелкает как семечки. Говорил, что его зовут Пилат. Но я ему не поверил. Кличка такая странная… – тараторил Баркас, зарабатывая снисхождение и понимая, что отвертеться ему не удастся.

– Вы проникли на стратегический объект, убили офицеров, украли секретные документы и технику, потом расстреляли двоих гражданских на бензозаправке… – как прокурор, Зайцев напоминал арестанту длинный список его преступлений. – На что вы рассчитываете?

– Я не убивал! Честное слово! Это он стрелял! – потерял самообладание арестант.

Обвинение в нескольких убийствах слишком серьезно, даже для соучастника. А еще – стратегический объект.

– Это не я! Пилат и меня хотел убить! Поэтому я от него сбежал! Там, на бензоколонке!

Баркас отвечал путано и местами бессвязно, но каждое его слово, жест, мимика точно фиксировались на видеопленку для последующего анализа и заключения психологов. Ему будет трудно отвертеться. Невозможно. А еще есть масса способов проверить его на правдивость. Нет, не иголки под ногти совать, хотя если припрет, то почему нет? Есть чувствительные детекторы лжи, есть медицинские препараты, развязывающие языки, есть наркотики, есть много психологических уловок и пыток. Но в крайнем случае – есть и пытки. Это смотря как припрет. Вопрос того стоит.

– Что ты нас за нос водишь! – рявкнул Зайцев. – Где он живет? Как выглядит, как его найти?

Майор разговаривал совсем не так вежливо и степенно, как Каледин. Вероятно, так было задумано: «добрый следователь» – «злой»…

– Он сам на меня выходил и назначал место встречи. Я вам все расскажу, только дайте я немного отдохну, все вспомню и напишу. Хотя бы полчаса. Я измотан. У меня мысли прыгают, руки трясутся. Отвечаю, начальник, потом все под протокол расскажу, если «явку с повинной обещаешь». Будьте людьми – ну дайте человеку отдышаться!..

Нервы у арестанта сдали, и он пошел вразнос. Сейчас начнется истерика и катание по полу.

Рассчитывая на признание и сотрудничество, Баркасу пошли навстречу. Для пользы дела.

– Хорошо, – согласился Каледин. – Можете отдохнуть и собраться с мыслями. Через полчаса мы вас пригласим и вы напишете все, что вам известно. Если есть пожелания – выполним.

– Мне бы сигарет и чашку крепкого кофе, – выдви-нул условия капитуляции Баркас.

– Хорошо, – кивнул полковник.

Арестанта увели.

– Как думаешь, – спросил Зайцев. – Пробрало его?

– Надеюсь, – не стал утверждать Каледин. – На раскаяние я не рассчитываю, но показания, наверное, даст.

– А чего ты ему про жену не сказал? – напомнил майор.

– Преждевременно. Может сломаться. Он и так на грани срыва. Нам не истерика нужна, а информация. Оставим на потом, если снова «в запор пойдет», – пояснил полковник. – Давай прикинем тактику допроса…

Выводной отворил железную дверь, и Баркас вернулся в камеру. Он выглядел усталым, осунувшимся и подавленным, будто первый раз на хату залетел.

Баркас молча лег на гладкие, отполированные доски и, не шевелясь, лежал так минут десять, тупо уставившись в серый потолок. Сухарик недоуменно посматривал на «камерного авторитета» и не понимал: что могло так испортить настроение тертому уголовнику? Остальные обитатели хаты во главе с Хулиганом тоже помалкивали, не решаясь пока трогать Баркаса. Вероятно, они ждали ночи.

– Слышь, Сухарь, – вдруг позвал сокамерника Баркас.

Тот подошел.

– Похоже, я сильно влип и тут надолго задержусь. Ты раньше на волю выйдешь. Когда освободишься, передай жене «издевку», – попросил он «первохода», уперев в него потускневшие серые глаза.

– Конечно. Записку? – уточнил парень, не очень надеясь на скорое освобождение.

– Ты что? Какая записка, – неодобрительно пробурчал Баркас. – Ошманают, найдут и в зад тебе засунут! Ты так запомни, на словах. Передай жене, чтобы, когда все утрясется, она посетила бабушку…

– Передам, конечно! Какой вопрос! Чего ты так нервничаешь, – улыбнулся Сухарик, оборвав сокамерника на полуслове. – Понимаю, родственница, все такое.

– Заткнись, баклан, и не перебивай! Слушай. Скажи моей бабе точно, чтобы посетила бабушку, – повторил Баркас. – Она мне дорога. Пусть позаботится о ней с умом, тогда всю жизнь в шоколаде будет. Бабушка объяснит. Понял?

– Да понял я все! – отозвался Сухарик, подумав, что авторитета били по голове и у того просто поехала крыша. Даже если эта бабушка водила его за ручку в детский садик и вытирала грязную попку, все равно – разве об этом передают сообщения на волю?

Баркас схватил Сухарика за грудки и, сильно прижав к стене, сдавил горло.

– Ты понял, что я тебе сказал? – прорычал он, глядя полубезумными глазами. – Передай слово в слово!

– Понял, понял, – испуганно подтвердил парень. – Ты что! – «Ну точно крыша съехала. Вот не повезло с приятелем! Связался же я с ним…» – думал он.

После этого Баркас назвал свой домашний адрес и, убедившись, что сокамерник запомнил все правильно, отстал от него. Он лег на гладкие нары и вроде задремал.

Хулиган заинтересованно косился на шептавшихся корешей противной группировки, но из их разговора так ничего и не понял. Он подумал, что его план разгадан, и решил подождать.

Ровно через полчаса в двери лязгнул замок. Раздался щелчок.

– Лодочников, на допрос! – крикнул контролер, распахнув скрипучую дверь. Баркас неторопливо поднялся, словно прямо сейчас ему предстояло пойти на смерть, и, привычно сложив руки за спиной, вышел из камеры.