Уолтер Пейтон принадлежал к жестокосердному городу Чикаго – «городу широких плеч», если вспомнить строчку из Карла Сэндберга. Ибо и сам Пейтон был жестокосердным атлетом, закатав рукава и поплевав на ладони отправившимся на свою работу и честно трудившимся не покладая рук. Тринадцать лет он влачил на своих широких плечах всю команду «Медведей» – дольше, чем любой другой герой «Медведей», например Ред Грейндж, Бронко Нагурски, Сид Лукман, Билл Османски, Джордж Бланда, Рик Касарес, Гейл Сэйерс, и в качестве игрока даже дольше, чем сам «Папа-Медведь» – Джордж Халас.

Однако Уолтер Пейтон также принадлежал и к чикагской улице, где все куда-то мчатся. И в этом сокрыт секрет его успеха, ибо на самом деле Уолтер Пейтон состоял из двоих слепленных воедино людей.

Один из Уолтеров Пейтонов был отчаянным, карающим за малейшую ошибку раннером, бесстрашно атакующим линию защиты, прибойной волной, мощностью в одну человеческую силу, налетавшей на любые выраставшие перед ним скалистые горы, тут толкнувшей, там переступившей и, наконец, плеснувшей в спину одному или двум из 110-килограммовых линейных, укладывая мяч на траву. Другой был самым изобретательным из всех живших на свете раннеров, вращаясь, словно вышедшее из-под контроля поливальное устройство, он разбрасывал таклеров (игроков, отбирающих мяч) с легкостью меняющей кожу змеи и вдруг, переключив скорость и сделав несколько искусных нырков, припускался бежать к голу. И такой и другой Пейтоны предъявляли суровые требования у защитникам, вынужденным приглядывать и за входом в кафе, и за собственным зонтиком, и не имевшим никакого представления о том, от какого из Пейтонов следует защищаться.

Однако наиболее существенной компонентой гения Пейтона являлось совсем другое. Это было его невероятное чувство равновесия, достойное разве что Летучего Валленды.

Это совершенное чувство равновесия обнаружилось сперва еще не в форме «Медведей» и даже не в форме крошечного колледжа города Джексон, где он впервые проявил свои потенциальные таланты. Впервые его можно было заметить во время показанной по национальному телевидению передаче «Поезд души», где юный Уолтер Пейтон, которого тогда называли «сладеньким», станцевал на руках под музыку какой-то модной тогда песни.

Начиная с самого колледжа, Пейтон побил больше рекордов, чем когда-либо показывали в «Поезде души». Этот 180-сантиметровый и 92-килограммовый богатырь, умевший ходить на руках и летать, пользуясь ногами, занес в книгу рекордов НКАА свой результат – 66 заносов и 464 очка.

Захудавшие «Медведи» настолько были лишены всякого таланта и перспективы, что к концу сезона 1974 года хозяева команды насчитали на стадионе всего 18802 болельщика при 36951 пустом месте и решили перевернуть всю землю, чтобы отыскать кирпич, на котором можно будет соорудить новое здание. И взяв в первом круге драфта 1975 года Пейтона, значившегося в списке четвертым, они такой кирпич отыскали. Первый год Пейтона был вовсе не плох по «медвежьим» стандартам, но результаты его едва ли могли бы стать основанием для легенды, так как он заработал 679 ярдов на 196 переносах при одной пропущенной игре, единственной, которую он пропустил за всю свою тринадцатилетнюю профессиональную карьеру.

Если кто-то и считал «Медведя» уснувшим, поскольку рева его более не было слышно, сезон 1976 года заставил одуматься. Ибо за тот сезон не блиставшее разнообразием нападение «Медведей» состояло из Пейтона, бегущего на правом краю, Пейтона, бегущего на левом краю, и Пейтона, бегущего по центру, и он самым милым образом набрал 1390 ярдов, 34 процента от общего результата «Медведей», став лучшим во всей Национальной футбольной конференции.

Но 1976 год был только намеком на грядущие события. Уже в 1977-м журнал «Спорт» написал: «О. Дж. Симпсон бегал мимо старушек в аэропортах, а Пейтон – это настоящий футбольный премьер».

Если у кого-то еще оставались сомнения в отношении того, что Пейтон, как было объявлено, действительно является «настоящим футбольным премьером» НФЛ, сомнениям этим было суждено рассеяться в десятой игре сезона 1977 года – в игре против «Викингов» Миннесоты и их хваленой обороны, «Сиреневых Людоедов», когда простуженный Пейтон рвал, таранил, мчался, набрав рекордные 275 ярдов в одной игре. После встречи защитник «Викингов» Карл Эллер наконец сумел остановить Пейтона, чтобы пожать ему руку, и совершил при этом то, чего защита Миннесоты так и не сумела сделать за всю игру.

Но остановить Пейтона не удавалось не только Эллеру и «Викингам». Похоже было, что командам-соперницам нужен какой-нибудь счетчик Гейгера, чтобы отыскать его, и сетка, чтобы остановить. «Я не знаю, есть ли способ остановить его», – жаловался тренер команды Грин-Бея Барт Старр, после того как переносной пожиратель по имени Пейтон сожрал его «Упаковщиков». Этого явным образом никто не мог сделать, так как Пейтон в среднем набирал по 1307 ярдов за сезон в первые три года своего выступления в НФЛ, показав высочайший результат во всей истории лиги, а потом 1000-ярдовые сезоны замелькали как дорожные знаки за окошком машины, добавив сперва 1395, а потом 1610 ярдов к растущей сумме, чего было более чем достаточно, чтобы войти в сборную НФЛ семидесятых годов.

Пейтон продолжал «бесчинствовать» на лужайке, совершая свои подвиги, казалось бы, в совершенно непринужденном стиле. Однако легендарная сила его ног не была даром одной лишь природы он работал над нею, и работал весьма усердно. Еще с детства, когда он бегал вверх и вниз по склонам холмов, чтобы укрепить ноги, его ежедневной целью являлась тренировка мышц ног и туловища. Он сам говорил, что «чем сильнее я становлюсь, тем больше могу пробежать ярдов по ходу игры. Это как бить молотом о молот рано или поздно на одном из них появится щербина». И щербину эту в игре обыкновенно обнаруживал не Пейтон. Добавим к этому железную руку, которая, как утверждал один из товарищей по команде, «подобно лишенной отдачи винтовке уложила наповал многих защитников», умение врезаться в таклера, пытающегося остановить его, и мы получим великолепно подогнанную голевую машину.

Но, честно говоря, Уолтер Пейтон был чем угодно, но только не машиной. Уже скупая недвижимость, он продолжал играть с увлеченностью ребенка на детской площадке. И такой и была для Пейтона эта игра – забавой, развлечением, возможностью упасть на землю и подняться с нее, с детским энтузиазмом оказаться в самой середине схватки. Этот энтузиазм был заметен, и когда в перерывах между таймами Пейтон руководил приветствиями стадиона, или когда испускал свой нечеловеческий вопль во время командных встреч. Или когда поваленный, он на дюйм проталкивал мяч вперед, – хитрость, с помощью которой он приплюсовал себе около 100 ярдов за всю карьеру. Или даже, как в детские дни, проходил на руках 50 ярдов вокруг футбольного поля.

На своем пути к рекорду всех времен по заносу Пейтон все время шлифовал свой шедевр, накладывал все новые и новые слои красок, перенося мяч над линейными, проталкивая под ними и обнося вокруг – сезон за сезоном одолевая более 1000 ярдов. И увлекая за собой «Медведей». В 1975 году ставки на команду, в которую он поступил, составляли 4 к 10, в 1985-м они были уже 15 к 1. А «Медведи» стали обладателями «Супер Чаши». Но если плоды победы достались «Медведям», слава ушла к Уолтеру Пейтону, атлету, исполнившему на футбольном поле наказ родителей, учивших его нехитрому принципу: «Что бы ты ни делал, старайся сделать свое дело лучше всех».