Санкт-Петербург, О.С.Б.

Дневник Вадима Кораблева

Сегодня прогулка начинается от Витебского вокзала. Тут никаких неожиданностей не предвидится. Для О.С.Б. вокзалы — вообще зона повышенного внимания, поскольку здесь проваливаются в Запределье особенно часто. Поэтому старые вокзалы в самом Запределье контролируют один-два нештатных сотрудника из местных жителей. Проблема сейчас только с недавно открывшимся (и столь же недавно «проросшим» в Запределье) Ладожским, поскольку его тамошние пока побаиваются. Была даже мысль поставить постоянный пост с нашей стороны, но пока обходимся патрулями.

Погода типичная для поздней питерской осени. Яркое солнце, когда вылезает из-за кружева туч, греет почти по-летнему. Но стоит ему спрятаться, как начинает накрапывать неуверенный, словно пробующий свои силы, дождик.

Еще чуть-чуть — и он обретет силу, сбивая последние желтые листья. И все, прощай, золотая осень!

В садике напротив вокзала громоздятся кучи пожелтевших листьев. Аккуратные — таджикские дворники тут работают, что ли? Они словно напоминают, что все может в одночасье измениться. Было лето, стояла страшная жара. Даже дым от пожаров как-то долетал до города. И вот результат. Как бы снежный ковер не покрыл еще в октябре город всего за одну ночь.

Машенька, как обычно, идет не торопясь, с совершенно отстраненным видом, то и дело словно исчезая даже среди немногочисленных прохожих. Болтающиеся у входа в метро цыганки, например, ее в упор не видят. Значит, опять в состоянии «то ли здесь, то ли там». Задумываться вредно: я с трудом вырываю у молодой и очень грязной цыганки руку, показывая ей средним пальцем интернациональный жест, и спешу за исчезающей тенью.

Цыганка принимает все, как должное.

Ольга Савченко как-то рассказывала, что ей удалось напугать такую особь до посинения. Кстати, сама Ольга — брюнетка, и если обрядить ее в яркие одежды, то за цыганку смогла бы вполне сойти.

Просто к ней пристали — еще задолго до поступления в О. С. Б. Чисто конкретно, словно чувствовали, что у нее в сумочке — пусть небогатая, но зарплата. И что было делать?

Вот Ольга и попыталась бороться:

— Это я тебе будущее сейчас предскажу, милая! — заявила она ближайшей цыганке, нацелившейся на ее сумочку. — Можешь ручку не золотить, я так все как на духу про тебя знаю! Ты умрешь!! Я это вижу! И дети твои умрут!

Оля, рассказывая это, рассмеялась.

— А то как же?! Она же не из касты бессмертных?! Конечно, умрет! Но вы бы видели, как ее перекосило!

Стайку цыганок от нее сдуло, словно ветром.

Нет, все-таки, не зря Эйно так заинтересовался этой Ольгой. Хотя с ней — безумно сложная история. Слухи ходят разные: Ольга — и Воронов… А Воронов — он, вообще, кто — герой или предатель общего дела? А Ольга, она кто, его сообщница — или жертва, или случайно оказавшийся рядом человек?

В общем, не знаю, что сказать о событиях этой весны. Кроме одного: касательства к ним я не имел. Маша — тоже. И наш лидер Марина Ли — наверное, тоже…

…Я уже выработал рефлекс, подобный чутью служебно-розыскной собаки, и способен отыскать свою спутницу даже в плотной толпе. До того доходит, что иногда чувствую ее настроение за десяток километров. Да уж, создала мудрая Марина сладкую парочку, особенно если учесть, сколько мне Машенька крови попортила!

Первое время она постоянно стремилась, уж не знаю, сознательно или нет, исчезнуть из-под моей опеки. Метод был не особенно прост даже для вполне опытного сотрудника О. С. Б. Поймав нужное состояние, Маша просто переходила на тонкую, почти незаметную грань между Запредельем и нашей реальностью, что равносильно хождению по канату. Я тогда мгновенно обливался холодным потом от мысли «сейчас провалится!» — и начиналась игра в поиск черной кошки в темной комнате.

Как только я умудрялся обнаружить девушку, она моментом возвращалась в наш, здешний, город и замыкалась в себе, демонстративно обижаясь. Однажды чуть в момент поседеть не пришлось, когда эта красавица, глядя в пространство и беззвучно шевеля губами, стала пересекать на красный Московский проспект и ушла на грань Запределья перед самым носом какой-то «газели». Теперь, конечно, Маша не откалывает подобных номеров, но мое терпение испытывает регулярно. Наверное, хочет вовсе превратить в ангела.

Напротив ТЮЗа Маша остановилась и перестала «мерцать». Так и есть, жмет какие-то кнопки на плеере, отыскивая конкретную запись. На меня — ноль внимания, даже делает вид, что не замечает взгляда. Нужные манипуляции произведены, и Машенька с прежней отстраненностью направляется дальше — в сторону Пяти Углов. Губы ее слегка шевелятся, я даже узнаю конкретную песню.

Ох, конечно, «Флёр»! Просто беда с этой депрессивной музыкой. Хорошо, что хотя бы Янку Дягилеву она не слушает!

Впрочем, в роке, равно как и в большинстве других течений, я все равно не очень-то разбираюсь — наверное, оттого, что мне не просто медведь на ухо наступил, а целый из выводок прошелся.

Это напарнице ребята-компьютерщики каждый день дарят диски, битком забитые всякой музыкой. Даже представить сложно, что они ей в мозги вливают…

С неба начинает капать. Я с усмешкой думаю: может, песенка эта — самое настоящее заклинание? Вспоминаю слова, которые сейчас повторяет Машенька:

Деревья меняют листья, Змеи меняют кожу. Приходит циклон и ветер, Меняет свое направление. Как плавно перетекают Друг в друга зыбкие формы. Похоже, ты не заметил, Как совершил отречение… И стоит лишь отвернуться, А небо уже другое. И все, что казалось бесспорным Поставлено под сомнение. А нимбы бледнеют и гаснут И трепет по капле уходит Осталось совсем немного И ты совершишь отречение… А есть ли на свете цветы, что не вянут, Глаза, что на солнце глядят и не слепнут? И есть ли на свете те дивные страны, Где нимбы не гаснут, где краски не блекнут? Как медленно и незаметно Смещаются стороны света. Моря, острова, континенты Меняют свои очертания. И каждый импульс подвержен Невидимым превращениям. И каждому атому счастья Отмерен свой срок заранее…

Написано здорово. Только депрессивно до жути. В голове еще крутится грустное скрипичное соло, а я настороженно замечаю, что Маша остановилась и любуется каким-то стендом, заклеенным афишами. Жаль, она сама не понимает, что иногда видит.

Помню, еще зимой мы проходили через безымянный скверик около Стремянной. Машенька так же «зависла» около самой обычной скамейки, не обращая внимания на переполненную отвратительно вонючим мусором урну. Минут, наверное, через пять, когда я стал принимать это за очередное издевательство, она показала на какую-то пачкотню, вычерченную на спинке не иначе как окурком. Я удивился:

— Это что?

Девочка пожала плечами. Пришлось скопировать несколько неровных пересекающихся линий в органайзер, а потом добавить рисунок к отчету.

Никого он, естественно, не заинтересовал (или я так решил?)

Еще где-то через неделю мы снова проходили мимо. Маша опять долго рассматривала скамейку. Того рисунка там уже не было, наверное, кто-то не особо трезвый курткой стер, или дворник постарался. Потом она вдруг указала на еще один иероглиф, на сей раз нацарапанный на краске чем-то не очень острым, вроде ключа, и, если особо не приглядываться, незаметный. Копируя, я отметил, что линии располагались иначе. Не удержался от вопроса:

— Что думает великий сыщик?

Опять движение плечами. Через некоторое время наше юное дарование снизошло до объяснений:

— Там был вопрос. А теперь — ответ.

— Какой ответ? Чей? Кому?

— Не знаю.

Поговорили, называется. Утешило меня то, что даже Марина, кажется, ничего в этой милой ситуации не поняла. По ее просьбе мы потом еще три или четыре раза посещали скверик, но ни одной надписи больше не появилось.

…Маша все еще созерцала афишу. Трогаю ее за руку, она словно просыпается и печально говорит:

— В субботу вечером «Пикник» играет. Я их вживую не слышала ни разу.

Вот как ларчик открывался, а я тут уже черт знает что вспомнил.

— У «Владимирской» театральная касса есть. Купишь билет.

— Ты и там меня охранять будешь?

В голосе прорезается ехидство. Сурово отвечаю:

— Делать мне больше нечего…

А про себя думаю: «Это уж как Марина скажет. А скажет… И будет не „билет“, а „билеты“». Хотя на концерты госпожа Ли вроде Машу одну отпускает. Не всегда же они заканчиваются, как некоторое время назад в клубе «Гремлин» — массовыми галлюцинациями, всеобщим помешательством и вполне реальной стрельбой в финале. (Даже меня тогда задействовали). Хотя нет, на «Ночных снайперов» Маша ходила в компании других стажеров — Андрея и приехавшей на побывку из Англии Ольги.

— А если я очень попрошу?

Издевается. В серых глазах скачут веселые искорки. Мне очень хочется выругаться. Маша решает, что немного перегнула палку, и, приняв прежний отстраненный вид, шагает в сторону «Владимирской».

Билетов в кассе она все равно покупает два. Я сделал вид, что не обратил внимания, что просто любуюсь на нас со стороны. Действительно, мы отдаленно похожи на брата и сестру, разве что волосы у меня значительно темнее. Разница скрадывается, поскольку Маша выглядит старше своего возраста, а я с шевелюрой, отросшей почти до плеч, тяну даже не на тридцатник, а лет на двадцать пять. Девушка теперь смотрится очень неплохо, от прежней «серой мышки» не осталось и следа. Только большие черные наушники придают ей несколько экстравагантный вид. Сама Маша считает, что они ей уши греют, и не соглашается менять на более изящные.

Движемся дальше по прямой, минуя Владимирский и переходя на Литейный. Невский Машу не интересует, даже его таинственные запутанные дворики. Она считает, что тут что-то увидеть сложнее, чем прочитать книгу, в которой один текст напечатан поверх другого.

Мы заворачиваем во дворик. Машенька снова застывает, созерцая то какую-то тумбу, исписанную словами, которые бумага обычно не терпит, то окна напротив.

Я закуриваю, стараясь не мешать. Однажды в подобной же подворотне около Сампсониевского, рядом с безымянной кафешкой, она так простояла добрый час с видом глубокой задумчивости, но ничего объяснить не смогла. Говорила, что на ум приходит только старый фильм про войну и шпионов, название которого вспомнить она не могла.

Эд, заинтересовавшись, сам несколько раз там побывал. В конце концов, он разузнал: в этом кафе иногда собираются нацисты-историки. Не какие-нибудь скины с бритыми головами, а весьма образованные поклонники неудачливого художника, переквалифицировавшегося в фюреры, и всего Третьего Рейха заодно. Этакие интеллектуальные любители «Железных крестов» и дубовых листьев, обсуждающие за бутылкой пива разногласия Геринга с Гиммлером, блеск и нищету взятия Тобрука Роммелем, и детали боевого пути знаменитой дивизии ваффен СС «Мертвая Голова».

Подобные компании, конечно, дело не наше, да и не милицейское даже. Лично мне эти парни были по определению глубоко отвратительны, но именно так я бы отнесся и к любителям, допустим, НКВД, или сталинистам. (Кстати, я разузнал — есть и такие персонажи).

Зато у Насти, очень живо помнящей блокаду, возникло совершенно иное мнение. В результате, участники этого «клуба по интересам» несколько ночей видели во сне фильм «Обыкновенный фашизм», и различные кадры кинохроники. Может быть, такой метод воспитания довольно наивен, но их дружная компания, вроде бы, распалась…

На этот раз Маша довольно быстро вышла из задумчивого состояния и решительно возвратилась на Литейный. Для очистки совести я спросил:

— Что ты там нашла на сей раз?

Она остановилась и поджала губы.

— Ничего. Человек там живет. Очень странный, но на нас похож. Идем дальше?

Пришлось кивнуть. Мы снова двинулись в сторону Невы. Мне уже начиало казаться, что прогулка почти закончена. Конкретных результатов, конечно, не оказалось, но заметить что-то особо нетривиальное Маше удается далеко не каждый раз.

Большая часть наших блужданий по Питеру — своего рода тренировка. Она учится контролировать свое выпадение на грань Запределья и смотреть туда прямо из нашей реальности. А я шлифую способность видеть движущихся по этой грани. Вполне себе практическое занятие.

На углу Кирочной нас обогнали двое совершенно приличного вида парней, с жаром обсуждающих методы плетения кольчуг. Не то любители ролевых игр, не то «реставраторы» из исторического клуба. Сейчас эта мода слегка поутихла, а раньше, говорят, ролевики совершенно не со зла причиняли О.С.Б. немало проблем. Один раз, уже при мне, нам даже всерьез позвонил по контактному номеру кто-то из осведомителей и рассказал, что где-то на Охте видели настоящих викингов.

Слух такой по городу и вправду пошел гулять. Шухер оказался немалым, все искали очередной прорыв Запределья. Оказалось, что некие ролевики просто ночью отправились на ближайший пустырь пофехтовать при полном параде, а на обратном пути встретили одинокого милиционера.

Тот в порыве служебного рвения потребовал документы. Принявшие пива на грудь «викинги» начали ему объяснять, что резиновая дубинка против меча — оружие крайне невыгодное, да и деревянный щит пластиковому не чета. До драки, разумеется, не дошло, собеседники пришли к взаимопониманию и разошлись в разные стороны. Может, ролевики подвигами похвастались, может, милиционер эту байку коллегам рассказал, но через три дня по всем неформальным тусовкам трепались о явлении призраков…

Маша вдруг как-то сникла и вдруг предложила:

— Поехали домой, а?

Это у нее бывает. Просто настроение исчезло.

Уже по дороге к метро я спросил:

— Следующий поход у нас в пятницу?

Маша улыбнулась:

— Ага. Ты меня с концерта домой провожаешь. Пешком.

Даже «договорились?» не стала озвучивать. Ну что с этим чудом делать?