Жаклин ворвалась на станцию метро с той стороны, где был выход — о том, что надо обойти здание да еще и подняться по огороженной непонятно зачем части лестницы, она и не подумала. Было совершенно не до того.

Сейчас место разума занял один-единственный инстинкт — инстинкт выживания.

В вестибюле стояла какая-то молодежная компания, Жаклин едва не сбила с ног девицу, услышав за спиной сдержанное ругательство. Даже пройдя через турникет (к счастью, жетоны Жаклин купила заранее), она не смогла остановиться — пробежала несколько десятков ступенек — до того момента, когда сознание, наконец, полностью включилось.

Никаких чудовищ в метро быть не должно! Правда, в Запределье встречается и кое-что похуже, но она-то пока что здесь!

Что же творится, почему на нее напали — и кто? То, что нападение случайным не было, Жаклин поняла вполне отчетливо. На нее набросились в тот момент, когда она пыталась дотянуться до очередного МЕЧЕНОГО — и это ей почти удалось. Конечно, он мог зайти в магазин, но потом все равно отправился бы домой — по малолюдному кварталу. Она уже выслеживала его в этих краях.

Вот-вот, уже выслеживала. Уже появлялась здесь, на этой станции метро. А значит, ее здесь ждали очень даже неслучайно. Если бы это было простое нападение, набросились бы и на МЕЧЕНОГО. Да нет, какое там простое — просто напасть могут люди, а не…

ЭТИ людьми не были — вот что оказалось страшнее всего, вот что заставило Жаклин бежать, сломя голову! Больше всего они походили на живых мертвецов из какого-нибудь фильма ужасов. Она сошла с эскалатора на почти пустую станцию, остановилась, увидев свое отражение в зеркальной арке. Удобная станция, ничего не скажешь — если за ней следят, если есть погоня, она наверняка ее заметит. Кстати, насчет «следят». Перед тем, как на нее накинулись эти существа, у Жаклин возникло какое — то странное ощущение — как будто кто-то и в самом деле следил за ней. Хотя она все проверило, и уж никаких «хвостов» быть не могло.

Так что же, все-таки, произошло?

Она присела на скамейку в ожидании поезда. Нужно ехать к себе домой, охота на сегодня закончилась…

Стоп, закончилась ЕЕ охота! А вот у тех, кто охотится за ней, она могла только начаться. И кто может сказать, не ждут ли ее в подъезде такие же существа?

Неужели тварь поняла, наконец, кто именно ей угрожает, и принялась за дело всерьез? Такое можно было допустить, но Жаклин представляла себе нечто совершенно иное — тварь или загнется в Париже, или же явится сюда уже ослабленной. И тогда Жаклин найдет способ с ней управиться — раз и навсегда. А теперь оказалось, что все иначе — на нее саму открыли охоту.

Подошел поезд, Жаклин вошла в вагон, предварительно очень внимательно осмотревшись. И тут же подумала, что слишком легко поддалась, что ее нервное расстройство было бы сейчас очень на руку твари. Ну, если хорошо подумать, откуда здесь могут взяться те, кто станет следить за ней? Так можно дойти и до мании преследования.

Но беспокойство так просто сдаваться не собиралось. Она чувствовала, что незаметная слежка за каждым ее движением идет и сейчас — вот только с чего бы это? И кто мог следить? Может быть, тот парень и девушка на сиденье напротив, которые целуются при всех и ничего не желают замечать. Или женщина, демонстративно отвернувшаяся от них — может, именно она — источник беспокойства? О, Всевидящее Небо, о, Верховное Существо — какая же это чушь!

Поезд миновал две станции, прошел строящуюся, но так пока и не построенную «Адмиралтейскую» — и вновь прибавил скорости. Жаклин решила, что выйдет на следующей станции — просто выйдет на свежий воздух, немного пройдется, чтобы успокоить нервы.

Следующей была «Сенная» — место, где всегда много народа. Уж там-то никто на нее набрасываться не станет, это гарантировано. Почти гарантировано.

На Сенной площади около павильонов и в самом деле толпился народ. Жаклин задумалась, куда ей, собственно, идти. Почему-то на свежем воздухе легче ей не стало — снова появилось это отвратительное ощущение слежки. Но, сколько бы она ни наблюдала за окружающими, увидеть «хвост» ей так и не удалось.

Но здесь, по крайней мере, было вполне спокойно. Конечно, толпа сейчас, поздно вечером, была не самой приятной. Жаклин неожиданно улыбнулась, подумав, что всю жизнь сторонилась толп — а теперь приходится спасаться именно среди людского муравейника.

Пожалуй, ей сейчас требовалось перекусить. Конечно, не так, как должно — но где здесь, скажите, можно достать кровь, хотя бы и бычью или свиную?

Но, по крайней мере, человеческая пища ей сейчас не повредит.

Она подошла к лотку, за которым стояла тетка, больше похожая на молотобойца, чем на продавщицу. Тетка весело рекламировала свой товар, то и дело выкрикивая — неожиданно мелодично:

— Пирожки горячие! Сосиска в тесте! Последние остались!

Жаклин положила деньги на прилавок, подумав, что следовало бы уже начать экономить — приехав сюда, она взяла не слишком много средств.

— Сосиску в тесте. Одну, — тихо проговорила одна.

— С горчичкой, с кетчупом? — деловито осведомилась тетка, на мину прервав свои выкрики.

— С кетчупом, — решила Жаклин. И не просчиталась — тесто оказалось настолько жирным, что без приправы проглотить это оказалось слишком трудно.

Она отошла к скамейкам.

Теперь, слегка перекусив, Жаклин подумала, что поступила довольно глупо, оказавшись здесь. Если те, кто следят за нею, переодеты нищими, то здесь для них самый настоящий рай — затеряться в этой толпе нищему или бездомному («клошару», — подумала она про себя) ничего не стоило.

Выходов с площади было несколько. Лучше всего было пойти по освещенной Садовой улице к Невскому — уж там-то она точно оказалась бы в безопасности. Там, пожалуй, и ночью бояться нечего — ну, или почти нечего. Но сейчас было еще не поздно. Ее беспокоило другое — следует ли сегодня появляться на своей съемной квартире. Если кто-то принялся за нее всерьез, то обнаружить квартиру будет очень даже просто. Пожалуй, лучше было бы переночевать где-нибудь в другом месте. Да хоть на вокзале! А еще лучше — в Интернет-клубе на Невском, который она хорошо запомнила во время своего «патрулирования» города. Конечно, это расходы, но от них зависит выживание.

Жаклин поднялась и медленно, стараясь идти ровно, словно бы и не было ни слежки, ни нападения, двинулась к Садовой, к тому самому отрезку, который соединяет площадь с Невским. А может, махнуть на все рукой — и уйти в Запределье? Это тоже вариант, но его надо приберечь на самый крайний случай. Запределье в этом городе весьма и весьма небезопасно само по себе. А уж если за ней следит тварь, то ей вполне по силам организовать в Запределье «комитет по встрече».

Сенная была и осталась неким центром торговли — причем, не рыночной, а самой что ни на есть базарной. Стоило Жаклин сделать пару шагов — и она очутилась в узком пространстве, по которому могли идти пешеходы — весь остальной тротуар был занят бесконечными разложившими свой товар «купцами» и «купчихами». Чего тут только не было — от носков и детских игрушек, до деталей водопроводных кранов.

Но сейчас никто из этих самостийных продавцов Жаклин не интересовал.

Она прошла мимо банка, посмотрела на темнеющие впереди арки Апраксина двора — и решила, что если и устраивать где-то нападение, то лучшего места будет не найти. Поэтому она перешла улицу и двинулась по более свободному пространству, все так же глядя в сторону Невского.

Но она успела пройти только пару десятков шагов. Резкий удар свалил ее с ног, когда она проходила мимо темного переулка. Жаклин успела разглядеть угол здания — почему-то она заметила скульптуру — выпирающие из фасада лица, словно бы пытающиеся мучительно проломиться через камень. И это все. Боли Жаклин не почувствовала. Зато ощутила запах — мерзкий запах гниения.

Ее куда-то волокли — молча и деловито. Для этого надо было обладать немалой силой, но похититель, видимо, был вполне силен.

Она получила еще один удар, попыталась вывернуться, а потом что-то случилось с миром. Дико закружилась голова, и она потеряла сознание.

Париж, 1794 г.

— Все не так плохо, гражданка. Вам совершенно не о чем переживать.

В слегка насмешливом голосе Жильбера Клемана послышались теплые нотки. Жан был тем самым помощником в комитете с длинным и непроизносимым названием, куда Жаклин была обязана приходить с докладом примерно раз в десять дней. Он слушал ее донесения — по-прежнему, совершенно никчемные, по крайней мере, Жаклин очень надеялась, что такие доносы никому не будут стоить головы.

— Я же вижу, как вы ко всему этому относитесь, — продолжал молодой человек. — Не думайте, что вы — единственная…

Жаклин подняла на него глаза. То, что он говорил, звучало почти как подозрительные речи.

— Вы удивлены?

Он ждал ответа. И почти что ничего не дождался.

— Я всего лишь занимаюсь своим ремеслом, — ~ медленно, стараясь подбирать каждое слово, сказала Жаклин.

— Вот именно, своим ремеслом. И из тех самых ваших донесений — они совершенно никуда не годны с точки зрения обвинения, — я увидел, что вы и впрямь знаете свое ремесло. Впрочем, для этого даже не нужно их читать.

Жаклин промолчала. Этот молодой человек обладал чрезвычайно располагающей внешностью, но то, что он говорил, было жутко. Откуда он так хорошо знает ее?

— Я хочу дать вам прочесть одну бумагу, — продолжал гражданин Клеман. — Просто ради ознакомления — ей не дан ход. После этого мы и проявили к вам некоторый интерес.

Он взял со стола сложенный вчетверо лист, протянул ей.

Жаклин молча углубилась в чтение.

Строчки наползали друг на друга, буквы были выведены кое-как, — видимо, автор был не слишком-то хорошо обучен грамоте.

Это был донос. Донос на нее, на Жаклин. Ее изобличали в речах, направленных против революции, в том, что она в своих предсказаниях неизменно говорит о скорой гибели республики. Даже двух этих пунктов, изложенных коряво и косноязычно, с лихвой хватило бы для эшафота.

— Прочли, гражданка? А теперь дайте сюда.

— Кто? Кто возвел эту напраслину? — Она развела руками и почти с мольбой посмотрела на молодого человека.

— Какая разница — недоброжелатели есть у каждого из нас. Возможно, этот человек позавидовал вашему богатству — не трудитесь отрицать, он может считать богатством то, что у вас есть крыша над головой. Возможно, вы случайно предсказали не то, что ему по нраву. Это без разницы — я показал вам это послание, чтобы выбросить его в камин. Прямо сейчас. Клеман, улыбнувшись, действительно подошел к едва теплившемуся камину и выкинул листок на угли.

— Важно, что с этого момента мы обратили внимание на некую гадалку Жаклин, — продолжал Жильбер Клеман, возвращаясь к столу. — И не просто так обратили. Впрочем, я уже давно следил за вами — поверьте, это совсем не сложно при определенных способностях.

— Что вам нужно от меня? — Жаклин смотрела на него окаменевшим взглядом. — Если вы хотите погубить…

— Мы хотим не погубить, а спасти, — настойчиво проговорил молодой человек. — Спасти — республику, революцию, то, что дорого нам — и, я очень на это рассчитываю, и вам. А для этого нам понадобится ваша помощь и некоторые способности. Эти… донесения вам больше не нужно писать. Хотя, для того, чтобы соблюсти некоторую видимость, напишете, пожалуй, еще два-три. Но нам необходимы совсем иные ваши способности. Да, должен вас предупредить — вы вправе отказаться, таково наше правило. И мы не станем преследовать вас.

Он с интересом посмотрел на гадалку, — как-то она отреагирует на такие речи.

— Прежде всего — кто такие вы? — спросила она, глядя в темные непроницаемые глаза гражданина Клемана. — И что мне предстоит сделать?

— Хорошие вопросы — коротко и по существу, — рассмеялся он. — Как я понимаю, гадание для вас — семейное дело? Неужели вам никогда ничего не говорили о нас? Впрочем, это вполне понятно…

Он замолчал, ненадолго задумавшись. Жаклин не представляла, чего ждать дальше. Она тоскливо посмотрела на дверь, ожидая, что в любое мгновение оттуда могли появиться жандармы.

— Если вы полагаете, что сейчас придут вас арестовывать, то вы неправы, — с легким упреком сказал гражданин Клеман, словно бы прочитав ее мысли. — Вам ровным счетом ничего здесь не угрожает.

— Но кто такие вы? О чем вы говорите, что мне должны были сообщить?

— Например, то, что люди с вашими способностями не остаются без контроля и руководства. Есть две организации — нет-нет, комитет спасения здесь не совсем ни при чем. — Он улыбнулся, предупреждая ее очередной вопрос. — Вам приходило в голову, что оборотни, вампиры, могущественные колдуны — это не только плод людских сказок? Не нужно искать здесь чего-то сверхъестественного — напротив, все это лишь проявление неких сил природы. Как и ваши способности.

Она ждала от него каких угодно фраз — о долге перед новорожденной республикой, о защите революции — да о чем угодно.

Но этот разговор привел Жаклин в полную растерянность.

— Итак, предположим, все они делятся на две категории — как, скажем, монархисты и сторонники республики среди людей, — продолжал Жильбер Клеман. — Одним нужно развитие человечества, другие этого очень не хотели. А потом среди тех, кто был за развитие, произошло то, что можно назвать предательством. Было решено, что революция в мире людей — его называют Оборотной Стороной, и вы позже поймете, почему, — это нечто, их совершенно не касающееся, более того — враждебное их планам. И эти предатели бежали отсюда — еще до всех бурь прошлого года. Бежали вместе со своими злейшими врагами! Но, как вы понимаете, далеко не все. Но мы ослаблены теперь, нам нужны новые силы, если угодно — новая кровь.

— Если вы говорите правду… — начала Жаклин.

— В этом вы убедитесь сами, — кивнул молодой человек. — Предатели решили, что вдали отсюда гарантированно останутся в живых. — Он вновь возвратился к своей речи, видимо, слишком долго складывалась она в его сознании. — Но они наказаны, жестоко наказаны. Именно мы проводим здесь те эксперименты, о которых они могли только мечтать.

— Но как же люди, которые гибнут сотнями? Я ведь знаю — многие из них ни в чем, совершенно ни в чем не виновны! — Жаклин прекрасно отдавала себе отчет в том, что если гражданин Клеман разыгрывает перед ней провокацию, то она уже осуждена среди тех самых невиновных.

— Это действительно так, — неожиданно согласился он. — Вместе с виновными гибнет и много невиновных. Притом все происходит как бы само собой. Мы пытаемся остановить это. И никаких результатов. Но у нас есть предположения, в чем тут дело… Возможно, именно ваша помощь позволит остановить зло.

Беседа становилась все более неожиданной.

— Я рекомендую вам вот что, — сказал молодой человек. — Сейчас вы пойдете домой и займетесь своими делами. При этом — хорошенько подумаете над всем, что я вам сказал. Примерно дня через три я буду ждать вас здесь… с вашим новым донесением. И мы очень обстоятельно поговорим обо всем — и о том, каковой нам видится ваша роль, и о том, как обстоят дела. Надеюсь, вы будете молчать о том, что увидите и услышите. Есть вещи, о которых даже самым патриотичным беднякам не следует слышать… Пока что не следует. Да, быть может, вас проводить?

— А что могут подумать… — Жаклин впервые за время бесед с ним улыбнулась — настолько эти слова были непохожи на пламенную революционную речь.

— На улицах довольно опасно. А отводить глаза вы пока что не научились, — пояснил он. — Вместе никто нас не заметит. По меньшей мере, не должны.

…Они вышли на площадь, и Жаклин, не удержавшись, показала на зловещий силуэт гильотины.

— Видите? Разве это не ваши прекрасные идеалы? «Национальная бритва», кто бы мог подумать!

— Если бы вы знали, как все болезненно и непросто, — тихо произнес Жильбер Клеман. — Если бы вы только об этом знали!

* * *

Лицо гражданина Клемана расплылось, а потом и вовсе рухнуло в бездну, оставив лишь пустоту. И пустота шевелилась, что-то говорила ей — Жаклин старалась прислушаться, но у нее ничего не выходило.

Но пустота не унималась, она все громче и громче нашептывала что-то, какие-то слова, которые касались именно гадалки. И нужно было что-то ответить.

Жаклин попробовала пошевелить языком, и это почти что получилось. Но она так и не могла выдавить из себя ни полслова.

Но все же ей удалось различить далекий, насмешливый голос пустоты:

— Если бы ты только знала, сколько там было этих тварей! Лежи спокойно, здесь они не живут.