Маленький зал церквушки понемногу начинал заполняться разношерстной публикой. Я уже давно сидел на задних рядах, теребя в руках потертую Библию в красном кожаном переплете, и во все глаза рассматривал прихожан.
Хмурые и зареванные лица, сурово поджатые губы, красные опухшие глаза, черные одежды. Нет, это не сборище очередных любителей готической музыки, собирающихся петь устрашающие литании в надежде призвать Диавола в наш мир. Это просто люди, пришедшие в церковь дабы почтить память одного паренька, который сейчас лежит перед алтарем в большом и красивом ящике. Хотя вот пареньку-то уже откровенно насрать на все. Тем более на всякие сопли и слезы. Но против традиций не пойдешь. Память о них жива и передается из поколения в поколение. Так было с египетскими мумиями, которых вытеснили новые боги, а тех в свою очередь выперло христианство и другие конфессии. И в каждой религии, кроме ебанутых обычаев острова Борнео, полагалось выражать крайнюю степень печали и раскаяния, когда кто-нибудь забирался в большой и красивый ящик, обитый белым шелком.
Рядом со мной присела миловидная женщина в черном платье и таком же черном платке. Ее сопровождал высохший, как древний пергамент, старик с пигментными пятнами на желтой и сморщенной коже. Я вежливо подвинулся в уголок, освобождая им место. Женщина, шурша платьем, уселась на потемневшую от времени скамью и достала из небольшой сумочки платочек, которым промокнула свои глаза. Старик ласково взял ее под руку и принялся поглаживать ее пальцы своими высохшими стручками. Женщина тихо всхлипнула.
- Такой молоденький. Еще жизнь не видел, а уже ушел, - сказала она.
- На все воля Бога, милая, - ответил старик. Голос у него был хриплый и прокуренный, а когда он тяжело вздохнул, то в воздухе разлился аромат вылаканного недавно коньяка. Я хмыкнул и пробубнил себе под нос:
- Пафоса-то сколько, - но женщина в ответ лишь заплакала, прижавшись к плечу своего спутника.
- Сейчас он в лучшем мире, Наталья, - ласково произнес тот, легонько сжимая руку женщины. Я фыркнул, не стесняясь в выражениях.
- Уже ждешь момента, как запустить ей свою сморщенную длань в трусы, старый уебок? – женщина медленно повернулась в мою сторону, заставив меня опустить взгляд и пробормотать извинения. – Простите. Стресс сказывается. Конечно, это ваше дело, кто и как будет совать свои руки в ваши трусы. Не обращайте на меня внимания.
Пока старик утешал женщину, не уставая ее поглаживать и пощупывать, я принялся рассматривать остальных прихожан. Исключительно от скуки смертной.
В первых рядах сидели пятеро моих друзей. Я не хотел идти к ним. Плачущие люди всегда вызывали у меня странное желание забиться в уголок и тихо ждать, пока все не закончится. Да и подобные церемонии меня пугали, несмотря на то, что я любил слушать песенки Darkthrone и Anal Cunt. Меня удивлял один момент. Как это у Макса, который был стойким ненавистником церкви и всего, что с ней связано, сейчас не плавилось лицо, и ангел не протыкал своим сверкающим копьем его богохульные глаза с языком. Может потому, что сейчас Макс сидел с выражением невероятного сожаления и неистово протирал колени в своих мыслях, каясь в ужасных грехах.
Рядом с ним сидел Антон, Маразма, Галя-Заяц и Юра. Все мои друзья. Они были друзьями и того паренька, лежащего в ящике у алтаря. Мы все были металистами. Неформалами. Любителями тяжелой музыки и провокационных текстов. Антон был самым старшим в нашей компании. Тучный парень с роскошными длинными волосами, за которые любая топ-модель продаст Диаволу душу. Антон был немного косым и жутко этого стеснялся. Один из его глаз смотрел прямо в переносицу, но собеседнику казалось, что Антон знает все и его глаз пялится прямо в душу. Поэтому мы все избегали смотреть ему в лицо, зная, что друг от этого не в восторге. Лишь один раз его глаз почти встал на место. Спасибо Маразме, которая бухнула в гамбургер парня самый настоящий кайенский перец. Антон побагровел, а мы узрели чудо и спустя пару минут самую настоящую ярость одного из всадников Апокалипсиса.
Маразма была симпатичной девчушкой и невероятно любила готику во всех ее проявлениях. Она даже парня подбирала с особым пристрастием, чтобы тот был обязательно похож на Джонни Деппа, от которого девчушка буквально оргазмировала кипятком. Маразмой ее звали за то, что порой в девушку вселялся самый настоящий демон, взъебывающий ей мозги своим раскаленным хуем. После этого Маразма, в миру Оля, частенько сидела, уставившись в одну точку и пуская слюни, за что ее всегда подъебывала Галя.
Галя-Заяц была еще одной девушкой в нашей компании, но в отличие от Маразмы являлась настоящей Чумой нынешнего тысячелетия. Злая, больная на всю голову, Галя любила экстремальный и быстрый метал, который смертоносным торнадо проносится по мозгам слушателя, вынося грязь из ушей вместе с мозгами и чувством самоконтроля. Ее прозвище – Заяц – было дано по одной простой причине. Галя трахалась так, будто завтра последний день человечества и вся Земля скроется в пучинах адского пламени. Каждый день у нее был новый парень, с которым она обязательно громко и ужасно расставалась вечером, а на утро находила себе нового. Однако это не мешало ей быть классной подругой, с которой было невероятно классно дружить. Галя постоянно придумывала себе на жопу приключения. То взломать городской морг и сфотографироваться с покойниками, то устроить алкомарафон в ближайшем рок-клубе, то ворваться в слэм на метал-концерте. Она брала от жизни все. Пока это не начинало бесить Юру. Ее брата.
Юра был типичным ботаном, который любил слушать говнарский рок в духе Сплин, Арии и Кино с приснопамятным Цоем. Он и дружил с нами по одной причине, чтобы всегда держать в поле зрения свою сестру Галю. Над Юрой постоянно все шутили. Даже Антон, который был спокойным, как алкоголик в коме. Но и от брата Зайца была своя польза. Он знал все и обо всем. Эдакая карманная Википедия. Юра любил вещать на темы музыки, доказывая нам всем, что русский рок лучше зарубежного метала тем, что понятно о чем поют и тем, что в текстах скрывается глубинный смысл. Искать глубинный смысл в текстах Vomitory он категорически отказывался, называя их музыку «бурлением гнилого водолаза».
Друзья о чем-то негромко переговаривались, а Юра одергивал свою сестру, которая притащила с собой модную фляжку с пентаграммой на металле и отменным виски внутри. Галя постоянно пыталась приложиться к крепкой жидкости, но брат, тихо бубня о чем-то, ее постоянно отговаривал. Антон вообще слушал музыку в наушниках, покачивая ногой в такт тяжелым рифам и изредка шлепая Маразму по ноге. Рядом с ними сидела моя мама. Она тоже была во всем черном и держала в руках помятый платочек.
Из маленькой дверцы, находящейся аккурат за алтарем, тем временем вышел священник, держа в руках Библию. Вид его был крайне удрученный и замученный. Может его оторвали от причастного вина, кто знает. Но прихожане сразу умолки, а Антон даже выключил любимый им Dark Funeral, и обратил свой косой взор на служителя церкви. Тот откашлялся и начал речь.
- Братия и сестры. Мы собрались в сей печальный для нас день… - я сразу потерял нить разговора, и кое-как протиснувшись через руки и ноги моих соседей по скамье, выполз вперед, дабы размять затекшие колени и встать ближе к выходу, ибо от спертого воздуха начала кружиться голова.
Священник долго и нудно рассказывал о тяжелой участи смертных, что ведут праздный образ жизни и не впускают Бога в свое сердце, как это делают все известные истории мученики. Затем он прошелся по тому, что все случившееся является волей самого Бога и нам надо бы все это принять без спеси и траурных слез. Затем он рассказал немного о пареньке, ради которого все и собрались. Эта часть его речи вызвала больше слез, соплей и стенаний. Даже Галя прослезилась и таки украдкой опустошила свою флягу, пока брат благоговейно взирал на иконы, думая о чем-то своем.
Я же думал о том, когда все это закончится. Хотелось на свежий воздух, напиться дешевой водки и забыть о случившемся, как можно скорее. Но у священника были свои планы. Он битый час рассуждал о вопросах теологии, рассказывал, что такое Рай и Ад, и что мы все когда-нибудь предстанем перед Ним. Перед Богом, само собой. Наконец, когда хористы, поющие откуда-то из глубин церкви, замолчали, священник милостиво всех отпустил, предоставив крепким ребятам из церемониальной службы забрать того, ради кого все и затеялось.
Когда все прихожане покидали церковь, я осторожно пробрался к ящику. Там лежал молоденький паренек лет двадцати двух от роду. В белой рубашечке, черных брюках и таких же черных туфлях. Казалось, он спал. Но я знал правду. Ведь это был я. Вернее мое тело. Сам я стоял рядом, не видимый никем и совершенно не представляющий, что делать дальше.
Когда все произошло, и я очутился возле своего тела, лежащего в странной позе, то первым ощущением было следующее. Какого, блядь, хуя?!
Да. Не было всяких ангелов, демонов, лучей света, лестниц, небесных врат и жарких дыр в земле, откуда слышатся крики грешников. Только крики моих друзей, бегущих ко мне со всех ног и моя охуевшая душа, взирающая на это безобразие. Казалось, только вчера я слушал музыку, мечтал о концерте Decapitated, размышлял над тем, как бы подкатить к Зайке и предаться с ней постыдной любви в комнате ее непутевого брата. А теперь я стою в виде духа и смотрю за тем, как мое тело выносят из церкви.
От грустных мыслей меня отвлекла музыка, раздавшаяся в тишине церковного зала. Мелодия была настолько прекрасной и чистой, что даже моя неформальная сущность радостно улыбнулась, услышав первые аккорды. В центре возник большой круг из ослепительного и сияющего света. В нем стоял неизвестный мне мужчина в белой сутане и с невероятно удивительными глазами. Он протянул мне руку и ухмыльнулся.
- Что стоишь? Пошли.
- Куда? – оторопело спросил я, почесывая голову и стараясь не задеть резинку, стягивающую хвост моих волос.
- Определять твою судьбу, Збышек, - мужчина строго посмотрел на меня и вновь улыбнулся. Его синие глаза были такими добрыми, что по всему телу разлилась блаженная истома.
- Круто. Вы и мое погоняло знаете. А вы собственно кто?
- Проводник твой.
- Погоди. Так ты Петр? – удивился я в который раз. – Стоишь у райских врат и решаешь, кто туда войдет?
- Можешь и так меня называть. Я не против. Только одна просьба. Нам надо поторопиться. Меня ждут в других местах, - Петр повелительно скрестил руки на широкой груди и замер, ожидая, когда я войду в круг.
- Ладно. Поехали, - хмыкнул я и пошел к нему.
- Поехали, Збышек, - мужчина закрыл глаза и что-то пробормотал. Появившийся словно из ниоткуда ветер, ласковый и теплый, подхватил меня и понес к небесам, которые виднелись сквозь дивную дыру в потолке церквушки.
Я не знаю, сколько времени занял полет, но ощущения от него были крайне приятными и даже волшебными. Просто представьте самые милые моменты, которые вы можете пережить снова, и все они будут в самых ярких и сочных деталях. Будто вы первый раз пробуете на вкус губы того человека, который вам нравится. Или впервые прыгаете с парашютом. Эйфория, оргазм, счастье. Есть много синонимов и каждый идеально подходит к этому полету. Но любой полет рано или поздно имеет обыкновение заканчиваться. Так случилось и в этот раз.
Я поднялся с колен и с удивлением осмотрелся.
Повсюду раскинулись величавые белые облака, похожие на большую пуховую перину, на которой так сладко спать и предаваться любви с девами. Яркое солнце заливало все пространство своим ласковым светом. Только свет не слепил. Он был теплым и нежным, как прикосновение к щеке любимого человека. Я постоял еще немного, просто закрыв глаза и наслаждаясь покоем, пока меня не окликнул знакомый голос.
- Збышек. Иди сюда, - велел Петр. Я, открыв глаза и поморщившись от того, что так быстро все закончилось, направился к нему. Мужчина сидел на белоснежном облачке, очень сильно похожим на стул. Рядом с ним парила гигантская книга в желтой обложке.
- Что это за талмуд? – спросил я, подходя ближе.
- В этой книге записаны все дела и поступки всех людей на свете, - весомо заявил Петр, раскрыв книгу. Когда он это сделал, я заметил, что на обложке красивым подчерком выведено одно слово. «Летопись».
- Летопись? Это моя летопись? – спросил я, присаживаясь на пол, который был таким же мягким, как и все вокруг.
- Летопись всего, что деялось на свете.
- Круто. Маловато деялось значит, раз книга не такая и большая.
- Это твоя летопись, Збышек.
- Ну пиздец, - ругнулся я, совершенно забыв, где нахожусь. Петр нахмурился, но промолчал, перелистнув пару страниц.
- Так, посмотрим, - пробормотал он, погрузившись в чтение. Я не мешал ему, решив осмотреться по сторонам. Прямо за спиной Петра мерцали золотым светом диковинные ворота с маленькими фигурками ангелов на вершине. Однако за ними не было райских кущ и тысяч праведников, сидящих на зеленых лугах и задрачивающих свои флейты. Там, как и везде, были сплошные облака.
- Это и есть Рай? – спросил я, когда сидеть в тишине попросту надоело.
- Нет, - ответил Петр, не отрываясь от книги. – Ты на Пороге.
- Час от часу не легче. А где же ангелы, небесное воинство, праведники и сисястые бабы в одном исподнем?
- За Вратами.
- Я смотрю, ты на разговор не настроен, - кисло заметил я. Мужчина хмыкнул и поправил над головой маленький золотой ободок, который переливался всеми цветами радуги.
- Сейчас узнаем, стоит ли с тобой разговаривать вообще, - заметил Петр, подняв на меня синие глаза.
- А там случайно не указано, что я однажды в бабушкин шерстяной носок подрочил? – смущенно спросил я. – Клянусь, бес попутал, Петр. За это меня не сошлют же в Ад?
- Указано. И не только это. Какому придурку вообще придет в голову спускать в носок? – удивился Петр, потерев переносицу пальцами.
- Захотелось новых ощущений. Ты, небось, сам и не пробовал? Щекотно, тепло и приятно.
- Мне это незачем.
- Ты много потерял, - кивнул я, раздвигая руками облака. Внизу раскинулась далекая Земля, на которую я больше никогда не вернусь. Наверное.
- Святые Мощи, - охнул Петр, с трудом сохранив равновесие на своем облаке. Его синие глаза буквально метали молнии, а губы шевелились, избегая еврейских проклятий. – Носок был самым невинным, оказывается.
- Бля, Петр. Я же живой человек. Мне надо было поэкспериментировать. Годы в универе – самые славные в жизни любого человека.
- Картофельная кулебяка? – спросил мужчина, массируя себе виски.
- Я был пьян, а любви неистово хотелось. Тепленько так было, - улыбнулся я далеким воспоминаниям.
- Подушка?
- Одиноко и холодно в походе, а Зайка не давала, - Петр потрясенно качал головой, перечисляя самые отвратные приключения из моей жизни.
- Пирожки, игрушечный паровозик, искусственная вагина, бублик, учительница в седьмом классе средней школы в спортивном зале?
- Было дело. Может, опустим перечисление того, что я любил, и перейдем к другим пунктам?
- Я долго не смогу выкинуть это из головы. Последний раз такое было, когда Евронимуса привели для определения его судьбы?
- Евронимуса? – переспросил я, открыв рот. – Из Mayhem? Это же гуру антихристианского метала. Как его к вам-то занесло?
- Вне зависимости от человека, я обязан прочесть его Летопись и определить его судьбу. И уже исходя из этого, выносится решение. Отправить душу в Рай, Чистилище или Ад. С Евронимусом было легко. Пара минут, и черти его увели под белы рученьки. Насколько знаю, он сейчас работает на производстве кирпичей для строительства храмов.
- Жестоко, - покачал я головой, но Петр уже погрузился в чтение моей Летописи. – Есть еще что-то?
- Есть, Збышек. Я даже не думал, что ты настолько черен.
- Все по металу, брат. Это философия. Смысл жизни для меня.
- Распевание богохульных гимнов на еретических сборищах?
- Расслабься. Это просто метал-концерты.
- Осквернение символа Распятия?
- Каюсь, был грешок. Нервы расшатались. Вот и вбил крест в ногу одного из идиотов, что мешают проведению концертов. Уверен, что для блядского Энтео, вы отдельное облачко приготовите.
- Кто такой Энтео?
- Пидарас один, который именем Бога прикрывается. Как Ричард Львиное сердце. Только англичанин Иерусалим отвоевывал, а этот просто с жиру бесится. Ебанутый писедрон.
- Не ругайся. Ты на небесах, все-таки.
- Прости, Петр. Эмоции опять возобладали. Что там еще в обвинении? В большинстве вещей раскаиваюсь, - угрюмо буркнул я, понимая, что Петра это не убедит. Мужчина поцокал языком и перевернул очередную страницу.
- Гнев, чревоугодие, чревоугодие с извращениями, алчность, зависть, богохульство, сквернословие, - начал перечислять он, изредка бросая на меня красноречивые взгляды.
- Вот не надо тут смотреть на меня взором ментора, - скривился я. – Кто не без греха, пусть первым кинет в меня кал. Можно подумать, есть те, кто вообще не дрочил никогда, никому не разбивал едальник, не разил сладкую писечку три тысячи раз с половиной и не запивал кагор дешевым лимонадом.
- Не кал, а камень, - мягко поправил меня Петр. – И да, есть такие праведные души, но грехи твои сильны.
- Знаю.
- Трудный выбор предстоит мне сделать, Збышек. Для начала ты отправишься в Ад.
- Ну ёбана, блядь, - перебил я мужчину, заломив руки. – Черти будут с меня кожу снимать, кочергой пердак разрывать и насиловать мой рот шипованным страпоном? Может, я быстренько покаюсь? А?
- Нет. Надобно тебе узреть, что за грехи каждый сполна получает.
- Магистр Йода также говорил, а в итоге помер в болотной трясине.
- Чудны слова твои, человек, - Петр хлопнул в ладоши и в воздухе раздался странный, тяжелый гул. – Так шумят медные крылья тысяч бесов, когда являются они за душой черной.
- Блядь, - только и мог вымолвить я, когда в одном облаке возникла огненная дыра, из которой ощутимо несло серой и канализационной вонью.
Спустя несколько мгновений из дыры вылез могучий монстр с большими кожистыми крыльями, как у летучей мыши. Мускулы перекатывались под бронзовой кожей, а глаза мрачно мерцали красным огнем. В лапах пришелец держал затейливый хлыст, на кончике которого блестели острые лезвия. Петр поклонился монстру и степенно поприветствовал его.
- Герцог Элигос.
- Привратник, - ответил пришелец на удивление мягким голосом. Он вздохнул и немного уменьшился в размерах. Затем что-то пробормотал себе под нос и принял облик рыцаря в красной кольчуге. Его надменное лицо было невероятно прекрасным. И нечего говорить тут о латентной гомосексуальности.
- У меня для тебя есть новая душа, - меж тем тихо произнес Петр. Демон кивнул и повернулся ко мне.
- Собирайся, человек. Ты идешь со мной.
- Нет, нет. Петр сказал, что ему надо подумать, - покачал я головой и попятился назад. Элигос нахмурился и скрестил руки на груди. Его красные глаза внимательно меня рассматривали.
- Все давно решено. Простая формальность. Тебя заждались внизу.
- Петр! – взвизгнул я, когда Герцог схватил меня за шкирку и потащил к дыре, из которой он и появился. – Ебаный ты рот, пусти меня.
- Герцог Элигос, - встрял Петр, вставая с облака и обращаясь к демону, который начал позевывать от скуки. – Душа еще не ваша. Я пока не решил, что с ней делать. Но увидеть Ад она должна.
- И ради этого я тащился на самый верх? – недобро ухмыльнулся Элигос, швырнув меня на ближайшее облако. – В следующий раз сам спустишься.
- Не тебе мне указывать, демон, - кротко ответил Петр и добавил. – Юноша не так плох, как кажется. Покажи ему, что ждет любого грешника по ту сторону.
- Я покажу, - осклабился Герцог и его красные глаза загорелись еще сильнее. – Пошли, Збышек. Найдем тебе новый носок для дрочки.
С этими словами он поклонился Петру и, вновь схватив меня за шкирку, потащил вниз. В огненную яму. Облака закрылись за нами, а лицо обжег жаркий ветер, дующий из самого Ада.