Прошедшую ночь я спала просто замечательно — меня не мучили тревожные кошмары или неясные видения. Я вскочила засветло в отличном настроении и верила, что день будет удачным. До завтрака оставался час. Покидать дом раньше было бы невежливо, поэтому я с нетерпением ждала, когда придёт назначенное время утреннего приёма пищи.
Почти синхронно со мной в столовую пришли Поль и Арендт. Юноша выглядел почему-то не очень хорошо и постоянно сдерживал желание зевнуть. Доктор же был свеж и бодр, как всегда. Выяснилось, что в самом начале дня он делал дыхательную гимнастику. Мне бы его волю!
Мы уселись за стол, и Ханна принесла еду. Причём всё тоже самое, что и вчера — овсянку и яичницу. Я сильно удивилась этому, но старалась не показывать своего недоумения. Бедный Поль — постоянно есть одно и то же. Впрочем, он завтракал довольно спокойно и в конце на его тарелке ничего не осталось.
Когда трапеза была закончена, я на всякий случай уточнила у доктора:
— Могу ли я сейчас воспользоваться вашим экипажем? Совсем ненадолго.
— Да, конечно. Сегодня я целый день работаю дома. Нужно сверить расчёты и контрольные показатели по моему препарату.
После этого мы отправились на перевязку и по её завершении я решилась задать вопрос, который беспокоил меня во время завтрака, ведь во время него нельзя говорить. Но сейчас так и быть, удовлетворю любопытство.
— А ваш брат? Как я поняла, строгий распорядок дня для всех, только не для него?
— Увы, — убирая медицинские принадлежности обратно в шкафчик, подтвердил Арендт, — мне трудно воздействовать на Лорана. Он словно сам по себе. Когда-то мы даже конфликтовали по этому поводу, столько копий было сломано. Но в данный момент я выбрал тактику нейтралитета: каждый живёт собственной жизнью и старается не портить её другому.
Я понимающе кивнула и отправилась по своим делам. Взяв накидку и виски, я забежала в конюшню и застала Шарля за кормлением его подопечных.
— Доброе утро, — почти пропела я. — Пожалуйста, отвезите меня ещё раз на кладбище.
Стоило видеть его удивлённые глаза. Судя по выражению лица старика, мои действия не поддавались никакому объяснению.
— То, старое, заброшенное, — на всякий случай уточнила я, предугадывая его возможный вопрос.
— Ну хорошо, — тем не менее невозмутимо буркнул он. — Сейчас подготовлю лошадей.
Выйдя наружу, я улыбнулась ясному солнышку, начинающему освещать землю. И погода сегодня прекрасная. Какой контраст по сравнению со вчерашним мрачным днём!
Кучер довольно быстро снарядил экипаж и через пятнадцать минут мы уже приехали к месту назначения. Я схватила мешок с бутылкой и отправилась в сторожку. Она оказалась не заперта и, постучав, я смело вошла внутрь.
Конечно, сторож ещё спал. Причём довольно крепко. В хибарке стоял плотный запах пота, буквально резавший глаза, и меня словно ветром вынесло наружу.
Я решила пока сходить на могилу тёзки — вдруг мне ещё что послышится. Но когда я замерла перед захоронением, ничего не произошло. Растерянно поозиравшись вокруг, я вернулась назад в сторожку.
Преодолев брезгливость, я осторожно толкнула мужичка в спину и окликнула:
— Эй! Просыпайтесь.
В ответ он отвернулся от меня к стене и захрапел ещё громче. Я оглянулась и с грустью осмотрела комнату, но, похоже, здесь отсутствовала обычная вода, которой можно было бы окатить этого пьянчугу. Единственная стоящая на покосившемся столе бутылка содержала остатки, согласно этикетке, дешёвого джина.
— Вставайте же! — более громко крикнула я и затормошила мужчину.
Наконец, он снова повернулся, поднял веки и уставился на меня. Сторож с трудом вспомнил, зачем я пришла, и начал медленно подниматься.
— Как мы и договаривались, я принесла вам виски, а вы обещали рассказать мне про Изабеллу Конрой.
Упоминание об алкогольном напитке взбодрило мужичка. Он встрепенулся, и тут я заметила, что сторож спал в той же одежде, что и ходил днём. Впрочем, не мудрено — в его хибарке было довольно прохладно, а маленькая печка практически не производила тепла.
— Виски, — повторил он зацепившее его слово.
— Да-да, — нетерпеливо подтвердила я. — Давайте, поднимайтесь.
Мужичок медленно встал и, приглаживая жидкие волосы и бородку, без умысла дыхнул в мою сторону перегаром. Я инстинктивно отпрянула в другой конец халупы. Сторож доковылял до стола и, запрокинув голову, выпил остаток джина.
— Где виски-то? — приободрившись и оглядываясь, поинтересовался он.
Нехотя я вытащила бутылку из мешка и передала ему. Сторож с сомнением стал разглядывать её:
— Что за хрень такая? Точно виски?
— Точно. Это самый лучший сорт в Валлории, «Плэмберс», — я повторила фразу доктора.
— Никогда не слышал о таком, — с подозрением заявил он.
«Неудивительно», — подумала я, а вслух сказала:
— Теперь ваша очередь.
— Подожди, — мужчина и, открутив крышку пальцами с грязными ногтями, прищуриваясь, нюхал содержимое. — Ещё надо распробовать, что ты притащила. Не похоже на виски.
Моё сердце похолодело. Ведь этот нищеброд (о, я даже употребила новое слово из лексикона Лорана) никогда не пробовал изысканных напитков. Что, если такой вкус придётся ему не по нраву? Поди убеди его, что я принесла нечто особенное. Он, небось, и читать не умеет…
Тем временем, недолго думая, сторож осторожно плеснул глоток в рот. Замерев и не дыша, я следила за его реакцией.
— Ну что? — с участием поинтересовалась я, так как на лице мужчины не появилось никакой экспрессии.
— Непонятно, — заявил мой собеседник и подрагивающими руками вертел и разглядывал бутыль.
— Но это точно виски, — убеждала его я. — Просто другой марки, с которой вы не знакомы.
— Подожди, не гони, — он поморщился и отмахнулся от меня. — Надо вникнуть.
Сторож дотянулся через весь стол за немытой чашкой, выплеснул её содержимое прямо на пол и налил в неё напиток. Внутри меня всё кипело. Ещё минута и я взорвусь! Мужчина не торопясь глотнул виски и стал смаковать его во рту. Сжимая пальцы в кулаки, я еле сдерживала себя на месте.
— Ну что, распробовали? — нетерпеливо спросила я.
— Странный вкус, — он покачал головой. — На, сама хлебни.
Это было уже слишком! Я выхватила протянутую бутылку, но не для того чтобы пить. Я высоко подняла её и пригрозила (а что мне ещё оставалось?):
— Или вы рассказываете про ту девушку, или я сейчас её разобью. Клянусь, я не шучу.
Видимо, моя свирепость сумела испугать сторожа. Он сразу ожил и засуетился:
— Только не разбивай! Расскажу всё, что знаю. Только про кого?
У него был такой покорный вид, что я сжалилась и поставила бутылку обратно на стол. Вселенная, дай мне терпения!
— Про Изабеллу Конрой, могила в самом конце по левой дорожке. Умерла шестнадцать лет назад.
Сторож непонимающе моргал блёклыми глазами. Затем неторопливо начал чесать бородёнку, приговаривая:
— Изольда Ронкой… Изольда Ронкой…
— Да нет же, — перебила его я. — И-ЗА-БЕЛ-ЛА КОН-РОЙ.
Он испуганно посмотрел на меня и запричитал:
— Что-то не помню такую. Точно на моём кладбище?
Я рванула к нему и потрясла за грудки:
— Вы обещали мне рассказать. Вспоминайте немедленно!
Мужчина закряхтел, однако, не сопротивлялся. Только я не могла долго находиться в непосредственной близости от его дыхания. Оно было слишком невыносимым. Вот ведь проклятье! Но что мне оставалось делать?
— Так, — задумавшись на несколько секунд, скомандовала я, — выходите на улицу.
И сама же первая выскочила наружу. Сторож, накинув тулуп, послушно вышел следом. Мы отправились на могилу Изабеллы — моя последняя надежда заключалась в том, что увидев её надгробие, он вспомнит хоть что-нибудь. Потому как даже малейшая зацепка может привести к чему-то важному.
Мы дошли до ограды, и я жестом показала ему на место захоронения своей тёзки. Сторож потоптался вокруг и, кажется, на свежем воздухе его сознание стало проясняться.
— Да, что-то припоминаю, — радостно заявил он мне, обнажая ряд плохих пожелтевших зубов.
— Вы знали её при жизни? Кто её родственники? Где она жила? Кем работала?
— Ой, не гони, — взмолился мужичок и почесал в затылке. — Да, точно, помню её. Я ж тогда ещё молодой был, работал здесь с отцом. Тогда наше кладбище находилось, так сказать, в расцвете, ведь оно почти в черте города. Всех у нас хоронили. И конторка собственная имелася. Продавали и гробы, и венки, и памятники — постоянно торговля шла…
— Давайте без ностальгии, — я прервала его поток. — Вы видели её при жизни?
— Да, конечно, — быстро согласился сторож.
И тут у меня закрались сомнения. Может, он просто всё путает или фантазирует, чтобы отделаться поскорее, заполучив желаемое? Хотя, глядя на него, я подумала, что вряд ли мужчина отличался богатым воображением.
— Так я тебе по делу и твержу, — сторож немного рассердился. — Ейные же родители держали швейную мастерскую, там, рядом со своим домом на Лесной улице. Вот совпадение, да? Лесная улица в Лесном городе.
Я глубоко выдохнула и снова вдохнула. Похоже, мне никогда не стать терпеливым человеком.
— И я пару раз видел её, городок-то маленький, — не замечая моей реакции, продолжал рассказ новоиспечённый информатор. — Симпатичная девка такая. Потом, на похоронах слухи ходили, что она отравилась чем-то. Даже следствие шло. Только ничего не разобрали. Одна у родителей была. Как те горевали! Мать каждый день сюда на могилку ходила, разговаривала с ней. А через год и сама усохла. От печали, видать. Её похоронили уже на новом кладбище, на выселках. Отец затем одинёшенек сюда наведывался, старенький, с палочкой. Иногда гляжу в окошко — за весь день никого нет, а он ковыляет. Но и тот, кажись, лет пять назад помер. Больше родственников ихних и не имелось.
Сторож прервался и сплюнул в сторону. В моём же горле ком встал. Преждевременная смерть тёзки и горечь её родителей задели меня за живое.
— Где они жили, где эта Лесная улица? — оставался шанс, что я могу пообщаться с соседями, раз родных у Изабеллы не осталось.
— Ты что, — отмахнулся мужичок. — Как раз пять лет назад там все домишки снесли и построили санаториум. Место хорошее, рядом с лесом. Жителям, стало быть, выплатили компенсации. Так что люди разъехались оттуда кто куда.
Я судорожно думала, какую ещё информацию возможно получить от служителя кладбища. Неужели он уже выложил всё, что знает?
— Вы помните, где она работала?
— Прислугой, но у кого — и тогда не знал, — мой собеседник развёл руками. — О, кстати! У неё ж жоних имелся.
Это меня приободрило. Он-то, надеюсь, жив-здоров и сможет что-то рассказать?
— Как его зовут? Где живёт? Как выглядит?
Сторож даже оторопел:
— Ну ты и спрашиваешь. Он всего два раза здесь был. На похоронах и потом через месяц, словно попрощаться приходил. В военной форме. Стало быть, уехал. С тех пор ни разу не приезжал или я не видел. Имени его не скажу, мы с ним на брудершафт не пили. Но такой — лет двадцать пять, росту среднего, лицо обыкновенное.
Я вздохнула. С такими данными далеко не уедешь. Бывший жених — уж ни его ли я должна найти? Как выйти на военного без имени и особых примет? Сейчас ему должно быть около сорока. Наверняка, женился, раз больше не приходит. Да и если найду? Сказать: мне некий голос велел вас разыскать и привести? Мол, что-то давно вы не навещали могилу своей бывшей невесты.
Уже из отчаяния я спросила:
— Почему на памятнике вишнёвое дерево? Что оно означает?
Мужичок поднял глаза к небу, закусил губу и помотал головой:
— Вот чего не знаю, того не знаю. И правда, зачем тут вишня? Это же не сад, здесь мёртвое тело в гробу лежит…
Опечалившись, я поняла, что мама была права. Какой ерундой я занимаюсь! Хотя, что мне ещё делать? Надо ехать в библиотеку, найти новые ноты для работы. Моя жизнь заключена в нашем бродячем театре, а не в поисках смутных призраков прошлого.
— Ты чего пригорюнилась? — сторож заметил мой расстроенный вид, когда мы уже пошли обратно. — Зачем тебе она? Ты ей кто?
— Никто, — тихо призналась я.
— Заходи почаще, а то мне бывает скучновато, — он вошёл во вкус. — Например, могу отвести к склепу покойной дочки мэра и рассказать много историй про неё…
— Спасибо за помощь. До свидания, — развернувшись, я направилась к выходу.
«Зачем сказала ему «до свидания»? Ведь я не собираюсь больше приходить сюда, даже если в моей голове будут всякие голоса», — твёрдо пообещала я себе.
Разочарованная, я села в карету и попросила Шаля отвезти меня в библиотеку. Мы медленно ехали, а я всё не могла остановить свой внутренний диалог:
— А что ты ожидала услышать? Что она была певицей в театре, как и ты? Что и тебя ждёт такая же судьба — умереть молодой?
— Не знаю.
— Или что ты — её перевоплощение?
— Не знаю.
— И «найди». Кого найди? Родители умерли, жених уехал воевать. И если он жив, зачем ему возвращаться сюда спустя семнадцать лет?
— Не знаю.
И тому подобное. Настроение резко ухудшилось. Мне опять захотелось забиться в какой-нибудь уголочек и плакать там по Гарольду. Будь он рядом, то сказал бы: «Изабелла, не трать время на глупости. Пой и радуй других. С нетерпением жду твоего концерта в Столичном городе».
Тут меня осенило. Ведь скоро мы будем гастролировать в столице, везде расклеят наши афиши. Он точно придёт. Я с радостью начала предаваться мечтам, что увижу его в первом ряду зрительного зала, как Гарольд вежливо постучится ко мне в гримёрку с огромным букетом роз…
Эти радужные фантазии приободрили мой дух. Нужно срочно выучить несколько красивых песен, чтобы поразить его.
Как раз в тот момент мы подъехали к библиотеке. Она представляла собой небольшое одноэтажное здание серого цвета.
— Спасибо, вы можете быть свободны. Я вернусь сама, — сообщила я кучеру и зашла внутрь.
Мне нравилось бывать в таких зданиях — здесь царила атмосфера тишины и размеренности. Время словно останавливалось, никуда не нужно спешить, можно просто наслаждаться покоем и знакомиться с изданиями, в которых так много самой разной информации. Для среднего класса книги всё ещё оставались дорогим удовольствием — их выдавали для чтения только в самом здании, а доступ в библиотеку был по платному абонементу.
Внутри помещения, разделённого на читальный зал и хранилище, было пусто. За одним из столов я увидела единственного человека — дядю Октавиус, он пришёл даже раньше обговоренного часа. Наверное, ему не сиделось без дела в санаториуме. Я тихо подошла и села рядом.
— А, привет, — дядюшка чмокнул меня в щёку и продолжил разглядывать какие-то сборники с лупой. — Вот смотрю, чем богаты местные книгохранители.
— Есть что-то интересное?
— Да я только начал, — заявил он. — Бумаженция от Драйзера очень помогла — без неё нам бы ничего не выдали, так как мы не местные жители.
Прямо перед ним на столе лежала целая кипа рукописных и печатных нот. Дядюшка пододвинул мне часть:
— Давай, выбирай новые песенки.
По очереди я брала тонкие сборники и пыталась про себя проиграть мелодии. Но где-то мне не нравились слова, где-то музыка пришлась не по вкусу, а в некоторых потрёпанных временем манускриптах невозможно было понять, что именно подразумевали авторы.
Вскоре вышел библиотекарь — маленький, ниже меня, древний старичок с солидными седыми усами и пенсне на носу. Он притащил очередную кучу — оказывается, дядя Октавиус серьёзно его озадачил. Мы провели пару часов, знакомясь с материалами, и в итоге отобрали несколько пьес и песен, которые пообещали вернуть через пару дней.
Оставалась последняя пачка нот. Впрочем, мой энтузиазм уже иссяк, и захотелось пойти на свежий воздух — помещение библиотеки не проветривалось. Но когда я проходила мимо стоек с книгами, находящимися в открытом доступе (всякое дешёвое, непритязательное чтиво), то заметила подшивку местного «Городского листка». Меня словно молнией ударило.
Я сразу же вернулась обратно к библиотекарю, сидевшему за конторкой и не торопясь составляющему каталог:
— Подскажите, есть ли здесь подшивки местного «Листка» шестнадцатилетней давности?
— Конечно, есть. Но не тут, а в архиве, — подняв удивлённые глаза, опешил служитель.
За этим архивом я была готова бежать на край света! Только содержит ли он то, что даст мне подсказку?
— Где он? — требовательным голосом спросила я.
Хранитель книг насупился и скривил губы:
— Девушка, что за муха вас укусила? Конечно, архив находится здесь. Где же, по-вашему, ему ещё быть?
— Где здесь? — я нетерпеливо обернулась.
— В подсобном помещении, — объяснил старичок. — У нас редко кто спрашивает старые газеты.
— Пожалуйста, мне нужно срочно ознакомиться с подшивкой, — я вцепилась в деревянное ограждение и чуть ли не перелезла на его сторону.
Библиотекарь нехотя поднялся и пошёл искать ключи. Я же не сводила с него взгляд.
— Хорошо, только ради доктора Драйзера. Идёмте, — смилостивился он и жестом пригласил меня пройти по тёмному коридору.
Оглянувшись, я увидела, что дядя по-прежнему сидел, закопавшись в нотах. Полчасика ещё есть! Мы пришли в изолированную комнату, заполненную плотно приставленными стеллажами с пожелтевшими газетами.
— Так какой период вас интересует? — переспросил старичок.
— Шестнадцать-семнадцать лет назад, — уточнила я.
Он медленно походил между полок, затем принёс стремянку и достал толстую подшивку, покрытую слоем пыли. Но я уже заметила, что это газета «Листок» нужной мне давности.
— Вы можете читать архивные издания только внутри, их запрещено выносить куда-либо, — произнёс библиотекарь назидательным тоном не без некоторого удовольствия от собственной власти.
— Ладно, — согласилась я, заприметив около единственного окна столик и стул.
Старичок зашаркал обратно в зал. А я перевернула годовую подшивку ровно в середину, в то лето, в поисках дня моего рождения и смерти другой Изабеллы Конрой.
«Городской листок» выходил еженедельно и состоял всего из двух страниц. Первая преимущественно была официальной — здесь шли послания горожанам от мэра, публиковались королевские законы. Вторая страница являлась более развлекательной — тут размещали анекдоты, забавные происшествия, математические головоломки. Криминальная хроника встречалась редко — как я поняла, в небольшом городке практически отсутствовала серьёзная преступность. Пока я просматривала «Листки», то встречала информацию о конокрадах, рыночных воришках, а также о некоем так и непойманном серийном бандите, грабившем прохожих по ночам.
Наконец, я добралась и до нужной даты. В первым выпуске, идущем после неё, не было никакого упоминания об интересующем меня происшествии. «Впрочем, его может не быть совсем», — заявил мой внутренний голос. Но я продолжала тщательно просматривать все заметки.
Есть! В следующем «Листке» на второй странице шло короткое интервью с шефом полиции Фитчем Арком. В общих чертах он рассказывал о своём подразделении и сказал пару фраз, которые я ждала.
«— В Лесном городе очень низкий уровень преступности, почти нет тяжких причинений вреда здоровью или умышленных убийств, — заявил констебль. — Да, ходят слухи о странной смерти Изабеллы К. Но мы выяснили условия произошедшего, провели следствие, опросили родственников, подозреваемых и, пусть её безвременная кончина действительно кажется подозрительной, сейчас у нас нет оснований полагать, что бедняжка стала жертвой злого умысла. Скорее всего, она умерла в результате отравления неизвестным испорченным блюдом. К сожалению, наш местный судебно-медицинский эксперт не смог выявить точную причину произошедшего, хотя я уверен, что это несчастный случай. Тем не менее для выявления полной ясности мы задействуем прибывающего к нам завтра столичного эксперта».
Я судорожно начала перебирать номера дальше, попутно чихая от осевшей на подшивке многолетней пыли. Что же сказал специалист из столицы? Только в следующих «Листках» по данному делу больше ничего не упоминалось. Как так? Я снова вернулась к исходной дате и с удвоенным вниманием медленно просматривала все заметки. Шли недели, месяцы, шеф полиции фигурировал в других статьях, но к делу Изабеллы К. он не возвращался.
Оставался последний в том году «Листок». Без всякой надежды я вяло просматривала издание — ведь уже прошло полгода со дня смерти девушки. Наверно, и дедушка заждался. Лишь бы он не вышел искать меня на улицу, ведь я даже не предупредила его о том, куда отлучилась.
На второй странице газеты опять опубликовали интервью с Фитчем Арком. Судя по представленной информации, этот пятидесятилетний мужчина довольно добросовестно относился к работе. Мне было с чем сравнивать — в Туманном городе я уже познакомилась с местным констеблем Эндрюсом и столичным следователем Гарольдом. Ах, Гарольд… Только я хотела опять помечтать о нём, как взяла себя в руки и стала внимательно читать статью.
Она была довольно доброжелательной и предсказуемой. Шеф полиции в очередной раз утверждал, что общественная безопасность под контролем, преступности нет, раскрываемость растёт, сотрудники получили благодарности из департамента юстиции Столичного города. Но в конце интервью всё же затронули и волнующий меня вопрос.
«— Тогда, получается, единственным нераскрытым делом в этом году остаётся смерть Изабеллы К.? Кажется, мнение о нём должен был высказать столичный судмедэксперт?
— К сожалению, и он тоже не смог определить причину смерти. Так что дело закрыто. Но, повторюсь, ни у кого не имелось причин убивать вышеназванную девушку. На основании этого, а также ввиду отсутствия прямых улик очевидно, что она оказалась жертвой событий некриминального характера. Даже её родители согласились с нашими выводами, так что следствие официально прекращено».
Я фыркнула, закрыла подшивку и задумалась. К сожалению, теперь я знала на своём горьком опыте, как проводятся расследования похищений (а стало быть, и других тяжких преступлений) в небольших городах. И это давало основание наконец-то понять, кого мне нужно было найти.
Не бывшего жениха. А убийцу Изабеллы Конрой.