— Уважаемый мистер Бромли, прошу вас внести следующие изменения в мое завещание:

Все мое имущество, движимое и недвижимое, включая земли, и рабов, после моей смерти переходит моему внуку, Теодору Бенджамин-Вулфу, а также другим детям мужского пола от моего сына, Мэтью Бенджамин-Вулфа, буде таковые появятся на свет. При этом, мой старший внук, Теодор Бенджамин-Вулф, получает половину всего моего имущества, а остальное распределяется в равных долях, между вышеуказанными детьми.

В случае моей смерти, опекуном над моими имениями до совершеннолетия детей я назначаю мою невестку, Марту Бенджамин-Вулф, и выделяю ей денежное содержание в размере, тысячи фунтов в год.

Также прошу дополнить завещание следующим параграфом:

Я признаю свою дочь, Тео Бенджамин-Вулф, законнорожденной, и назначаю ей денежное содержание в размере, трехсот фунтов в год — пожизненно.

Счет за ваши услуги, как обычно, направьте управляющему моим вкладом в Банке Англии.

Искренне ваш,

Дэвид Бенджамин-Вулф

Дэвид размашисто расписался. Отложив перо, нагрев сургуч, мужчина поставил свою печать.

— Теперь все будет хорошо, — смешливо сказал он, сворачивая лист бумаги, кладя его в конверт.

— Томми, — он хлопнул в ладоши. Негр, незаметно появившись из-за спины Дэвида, подставил серебряный поднос. "Чтобы завтра вечером было на корабле, — сердито велел Дэвид. "Пошли гонца в Вильямсбург и приготовь мне охотничий костюм. Пусть оседлают Фламбе. Когда я вернусь, то приму ванну".

— А потом за стол, и в постель, — Дэвид потянулся за сигарой и тут же отложил ее. "Деда! — раздался с порога веселый крик. "Деда!"

— Ах, ты мой сладкий, — Дэвид присел и ворчливо велел мамаше Перл, что держала мальчика — толстенького, кудрявого, — на помочах: "Отпусти его, он мужчина, ничего страшного, если упадет".

Он осмотрел бархатные панталоны и курточку мальчика. Пощекотав его, вдохнув запах молока, Дэвид рассмеялся: "Как ты погулял? В грязи, вижу, не валялся"

— Кони, — восторженно сказал Теодор, обнимая мужчину. "Большие кони!"

— Видел, как Фламбе с потомством прогуливали, — Дэвид взял мальчика за руки и стал ходить с ним по кабинету. "Когда тебе будет три годика, купим тебе пони, мой хороший. Я буду учить тебя верховой езде. И пистолет куплю".

— Бах! — радостно сказал Теодор, склонив набок каштановую голову. "Он, конечно, на этого паралитика, как две капли воды похож, — вздохнул про себя Дэвид. "Ладно, тому недолго жить осталось. Марта родила, и в следующем году опять родит, тут уж я постараюсь. Она теперь никуда от меня не денется, детей она не бросит. Вот и славно".

— А сейчас, — он подхватил дитя и взглянул в синие глазки, — маленькому Теодору надо кушать и спать! Крепко и сладко, мой хороший.

Дэвид поцеловал прохладную, мягкую щечку: "Пристегивай свои помочи, хотя он отлично ходит, а ведь только год ему".

— Деда! — помахал ручкой Теодор, и Дэвид, закрыл дверь:

— Отцом он меня никогда не назовет. Тео тоже — когда маленькая была, я смотрел на нее и ждал: "Вдруг пролепечет: "Папа!". Хотя откуда бы ей знать тогда было. А сейчас узнает, если Бромли ее найдет, на что надежды мало. И что Мэтью ей брат — тоже узнает.

— Хватит, надоело, — он поморщился, — покрывать его художества. Я ведь ему сказал: "У тебя есть дом, уединенный, чем хочешь там, и занимайся. Но не на людях, не в университете". Забил этого негритенка, Джимми — до смерти. Никто и брови не поднял, — черный есть черный, но сегодня черный, а завтра белый. Пусть едет в Старый Свет, подальше отсюда".

Он прошел в опочивальню. Томми, помогая ему переодеться, сказал: "Гонец уже скачет в Вильямсбург, мистер Дэвид".

— Хорошо, — он оправил куртку и велел слуге: "Передай повару, пусть на ужин приготовит лобстера, а из погреба надо достать две бутылки белого бордо. Если будет недостаточно холодное, как в прошлый раз, кое-кому плетей не миновать. И устриц, две дюжины. Где миссис Марта?"

— Читает своему батюшке, — Томми распахнул перед хозяином высокую, дубовую дверь. Дэвид усмехнулся: "Ладно, пусть читает. Потом скажи ей, что мы вместе ужинаем".

Он вскинул черноволосую, чуть тронутую сединой голову. Спускаясь по мраморной лестнице, садясь на Фламбе, плантатор задорно подумал: "Я двадцатилетним фору дам, хоть мне и шестой десяток идет. Охочусь каждый день, — он принял от надсмотрщика дробовик. Нагнувшись, Дэвид услышал шепот: "Мы их к деревьям привязали, по вашему выстрелу загонщики снимут веревки. Там эта девчонка, с ногой сломанной, и еще трое".

— Очень хорошо, — Дэвид потрепал его по плечу. Жмурясь от яркого, весеннего солнца, он выехал в ворота.

Марта закрыла "Старого английского барона" Клары Рив и восторженно сказала: "Вот, если бы я могла так писать, папа!"

Рука задвигалась по таблице. Марта прочла: "Хорошо, да. Но я уверен — в математике ты сильнее".

Девушка усмехнулась: "Мистер Дэвид это тоже понял, все счетные книги теперь я проверяю". Она отложила книгу. Заперев дверь отцовской комнаты на ключ, Марта достала из гардероба орехового дерева неумело сделанный костыль.

— Как могла, — вздохнула Марта, помогая отцу подняться из кресла. "Опасно было кому-то поручать, даже Томми. Очень хорошо, папа, — она подставила отцу свое плечо. "К лету ты у меня будешь сам ходить, обещаю".

Он подволакивал левую ногу, но правая, — Марта взглянула вниз, — двигалась отлично. Достав платок, она потянулась и стерла пот со лба отца. "Еще немножко, — настойчиво сказала Марта. "Потом Томми тебя помоет, и ляжешь в постель. Я приведу Теодора, поиграете с ним".

— Маленький, — нежно подумал мужчина. "Он так на меня похож, одно лицо. Даже не верится, что он сын этого мерзавца. Ничего, скоро с ними будет покончено".

— Отлично, — Марта усадила отца в кресло. Положив перед ним таблицу, она горько подумала: "Левая сторона тела так и не оправилась. И он не говорит, совсем ничего. Ах, папа, папа…, Но сдаваться нельзя, он выздоровеет, непременно".

— Когда в Вильямсбург? — она следила за пальцем отца.

— На следующей неделе, — вздохнула Марта. "Доктор Макдональд нас привьет от оспы — меня и маленького". На лице дочери заиграла легкая улыбка. Теодор опять задвигал рукой: "А Мэтью?"

— Он привит, — Марта сжала губы в тонкую линию. "Макдональд просмотрел архивы своего предшественника. Я сделала вид, что беспокоюсь за мужа — не заразится ли он, — девушка усмехнулась: "С ним я что-нибудь придумаю, не беспокойся".

— А ты уверена, что Дэвид не привит? — голубые глаза отца взглянули на нее.

— Он сказал, что нет, — сжав зубы, ответила Марта. "И я его ненароком навела на разговор — он считает прививки шарлатанством. У нас оспа будет проходить в легкой форме, он и не догадается, что это такое, подумает — простыли. Ну, все, — она вздохнула. Убрав костыль с таблицей, Марта поцеловала отца в лоб: "Пойду к маленькому, он уже, и проснуться должен был".

Мужчина услышал шуршание ее шелковых юбок: "Господи, бедная девочка. Так рискует, каждый день. Если этот мерзавец узнает, что я уже хожу, что мы с Мартой переговариваемся, — он ее пристрелить может. И меня тоже, конечно. Скоро он за все заплатит".

Теодор закрыл глаза и услышал ласковый голос Томми: "Сейчас примем ванну, а потом я вас переодену, и покормлю!"

— Скорей бы встать, — зло подумал Теодор. "Скорей бы взять пистолет в руки".

В свете свечей изумруды на ее шее играли травяными, веселыми огоньками.

— Тебе очень идет, — Дэвид, развалившись на постели, осматривал девушку. Бронзовые, распущенные волосы закрывали ее до круглых, белых колен. "Леди Годива, — вспомнил Дэвид и поманил ее к себе. "Тебе есть, чем заняться, — сказал он, вдыхая запах жасмина, гладя ее по стройной спине. "Ты как будто не рожала, такая же худая, — он выпустил на нее клуб дыма. Откинувшись на спину, почувствовав ее губы, он рассмеялся: "Не зря я такой ужин заказал. До утра будешь трудиться, милая невестка".

Он лежал, закинув руки за голову, вспоминая кровь, брызнувшую из простреленной ноги чернокожей девчонки и ее отчаянный крик: "Не надо, хозяин, прошу вас, пощадите!". "Одна нога сломана, в другой рана, и все равно на руках уползти пыталась. Это пока я ей в спину дробью не попал, конечно".

Дэвид раздул ноздри. Рванув девушку к себе, перевернув ее на спину, он шепнул: "К лету опять будешь с ребенком, обещаю".

Зеленые, большие глаза взглянули на него, и он услышал: "Хорошо". Дэвид укусил белоснежную щиколотку, что лежала у него на плече. Прижав ее к постели, слыша ее стон, он усмехнулся: "Я же сказал, давно еще — тебе понравится. И видишь, был прав".

Она помотала растрепанной головой по шелковым подушкам, но так и не опустила веки — смотря на него, — неотрывно, пристально, не отводя глаз.

Вильямсбург

— Дорогой Мэтью! Как мы и договаривались — осенью жду вас в Лондоне. Прилагаю адрес, по которому вам надо будет появиться, на Ладгейт-Хилл. Привратнику скажете, что вы пришли к мистеру Джону. Квартира в Париже вам будет готова. Не забудьте взять рекомендации у руководства вашей масонской ложи — хотя она еще официально не встречается, но во Франции вам придется близко работать с теми людьми, которые входят в ложу "Девяти Сестер". Поздравляю вас с получением диплома, искренне ваш, Джон.

Мэтью отложил шифровальную таблицу. Хмыкнув, повертев в руках золотую булавку с наугольником и циркулем, он бросил письмо в камин. Юноша посмотрел на пламя: "Отплыву из Бостона, заодно выясню, что там с Тео случилось. На севере эти патриоты хорошо дело поставили — все французские корабли сопровождаются их военным конвоем".

В дверь робко постучали. Подросток, негр, просунул в дверь кудрявую голову: "Мистер Мэтью, ваш батюшка".

Дэвид, отодвинув мальчика, появился на пороге: "Дорогой мой адвокат! Ну что, завтра услышим твое выступление?"

— Как лучшего студента курса, папа, — Мэтью обнял отца, вдыхая запах табака и кельнской воды. "Две речи, — он показал на стопку бумаг, аккуратно сложенную на столе, — одна на латыни, другая на английском. О Цицероне и о монархии, как наилучшем способе управления государством".

— И пусть эти демократы заткнутся, — пробурчал Дэвид. Опустившись в кресло, щелкнув пальцами, он велел слуге: "Забери там, у Томми две бутылки бургундского, паштеты всякие — накрой на стол, мы с мистером Мэтью перекусим".

Ореховые, красивые глаза Мэтью оглядели отца: "Тебе как будто сорок, папа. Даже меньше. Это деревенский воздух, я уверен".

— Только седею, — Дэвид коснулся короткой, ухоженной бороды. "Да, — он подмигнул сыну, — охота, прогулки верхом, и кое-что другое. Завтра после церемонии я заказал столик в этой вашей таверне Рэли, хоть с сыном своим побудешь немного, — отец усмехнулся, — ради приличия. И переночуй у нас, на постоялом дворе. Твоя жена скоро с ребенком окажется, надо же, чтобы он откуда-то появился, — мужчины расхохотались. Мэтью добавил: "Я отплываю из Бостона, папа. Надо будет перед этим там, в горах, все в порядок привести. Я сам это сделаю, приеду домой напоследок, семью навестить, — Мэтью поднял бровь.

— Говорить или не говорить о завещании? — спросил себя Дэвид, разливая вино. "Не буду. Я, может быть, еще его переживу. Ни к чему это".

Он поднял бокал: "За тебя, дорогой мой, за моего сына и наследника!"

Тонкие губы Мэтью улыбнулись. Он, чокаясь с отцом, вздохнул: "А что ты тогда за письмо в Лондон отправил, папа? Да еще и на военном корабле, чтобы уж наверняка. Правильно я сделал, что со всеми британцами тут подружился. Капитан Картер мне и проговорился, за обедом. Послание для Бромли, твоего стряпчего. Приеду в Англию и узнаю".

— Твой тесть, — Дэвид рассмеялся, подняв серебряный нож, — думаю, до Рождества протянет, а дальше — нет. Нам он больше ни к чему, — мужчина стал точными, изящными движениями резать мясо.

— А как? — поинтересовался Мэтью, накручивая на нежный палец золотой локон. "Задушишь?"

— Опасно, — Дэвид прожевал. "Томми мне доносит, что у мистера Теодора правая кисть начала двигаться. Сам понимаешь, нет ничего проще, чем оставить в его комнате шкатулку с пистолетами. Паралитик застрелился, не в силах нести бремя своей болезни. Случается сплошь и рядом, — Дэвид вытер губы салфеткой и вытащил зубочистку.

Мэтью закинул руки за голову: "Мне кажется, мышьяк лучше. Расстройство желудка, от него многие умирают".

— Он ест с моего стола, — возразил Дэвид, — будет подозрительно, если ему вдруг приготовят что-то отдельное. Тем более, если я закажу что-нибудь у вашего кондитера, тут, в Вильямсбурге. К тому же, — он потянулся, — в имении никогда крыс не было, зачем мне мышьяк? Нет, — он помотал черноволосой головой, — самоубийство лучше, никто не будет совать свой нос, интересоваться…

— Например, моя жена, — спокойно сказал Мэтью, разглядывая свои ногти. "Ты же тоже — собирался от нее избавиться, папа".

— Отличное у него самообладание все-таки, — Мэтью посмотрел на отца из-под длинных, темных ресниц. "Другой бы хоть покраснел, бороду погладил, а этот — как будто я ничего и не сказал".

— Вот родит второго сына, — тогда избавлюсь, — спокойно отозвался отец. "Несчастный случай, пожар, например. Или лодка перевернется, как встарь, — он улыбнулся и поднялся: "У меня еще деловые свидания. Завтра утром увидимся, милый. Храни тебя Господь, — Дэвид перекрестил его и поцеловал высокий, белый лоб.

— И тебя, папа, — улыбнулся Мэтью.

Он подошел к окну и зло пробормотал, глядя на то, как отец ловко садится в седло:

— Он еще три десятка лет протянет! Мерзавец, врет и даже глазом не моргнет. Собирается жить с Мартой до тех пор, пока его самого удар не хватит. Надо об этом позаботиться, — следующим летом, скажем, — Мэтью оглянулся на дверь спальни и достал шкатулку. Отпив из бутылочки темного стекла, он подождал, пока дрожь в руках прекратится: "Посмотрим, как оно сложится".

Мэтью лег на постель и одними губами прошептал: "Тео…". Он перевернулся, закусив зубами подушку:

— В Бостоне. В Бостоне постараюсь разузнать, что с ней. Дэниел, я слышал, ушел из армии, занимается подготовкой мирного договора с этими индейцами, ленапе. Говорят, он писал то соглашение, которое патриоты с французами заключили, в Париже. Юрист, — Мэтью выругался и вдруг поднял голову: "А если отец все ему оставил? Черт его знает. Папе все, что угодно могло в голову прийти. Ладно, сначала надо добраться до Лондона".

Мэтью поднялся и, закрыл дверь. Раздевшись, юноша оскалил зубы — она стояла перед ним, смуглая, высокая, выше него. Ее темные, тяжелые волосы падали на стройные плечи, от нее пахло розами. Тео, подняв голову, посмотрела на него — кровавыми ямами на месте глаз.

— Забью до смерти, — пообещал ей Мэтью, прикасаясь к себе. "Это только начало, дорогая рабыня". Он опустился в кресло, раздвинув ноги, и велел ей: "На колени!".

— Вот так, — сказал Мэтью, ковыряясь пальцем в ее ранах. "Скажи, что тебе хорошо, милая".

— Хорошо, — услышал он ее стон, и, тяжело дыша, — удовлетворенно улыбнулся.

Марта посадила сына на бархатную кушетку: "Сейчас доктор Макдональд тебе поцарапает ручку, но ты, же смелый мальчик, и не будешь плакать?"

— Не, — Тедди помотал головой, и указал на мать: "Как ты!"

— Совсем просто, — подумала Марта. "Надрез между большим и указательным пальцами, у меня — она посмотрела на нежную, в кольцах руку, — уже и не видно ничего. А Мэтью и Дэниела, наверное, их мать привила, раз Дэвид против этого".

— Вот так, Тедди, — доктор Макдональд протирал пальчики ребенка смоченным в водке холстом. "Ты и не почувствуешь ничего, милый. Говорят, — он взял скальпель, — генерал Вашингтон приказал сделать прививки всем солдатам и офицерам Континентальной Армии, тем, кто не переболел оспой. Очень разумно. Вы вовремя пришли, — он быстро сделал надрез. Тедди, выпятив губу, насупившись, — промолчал.

— Молодец, милый, — ласково сказала девушка. "Почему вовремя, доктор Макдональд? — недоуменно спросила она.

— Потому, — врач промокнул кровь на руке ребенка и взял пробирку, — что позавчера в городе трое заболели оспой, а вчера еще двое, слуги в таверне Рэли. Мы их изолировали, разумеется, — но, — Макдональд опустил пинцет с кусочком ткани в пробирку, — ты, же знаешь, она по воздуху передается. Вот и все, — он потер надрез тканью, и потрепал Теодора по голове.

Дав ему леденец, Макдональд, поднявшись, добавил:

— Некоторые врачи надрезают предплечье, но, я считаю, между пальцев — легче. В Старом Свете стали использовать для прививок содержимое пустул от коровьей оспы, так безопаснее. У нас тут ее нет, так, что придется вам неделю потерпеть — жар, и так далее. Лучше уезжайте в поместье. Пусть там за вами ухаживает кто-нибудь переболевший.

— Обязательно, — Марта расплатилась. Она подхватила на руки сына: "Дэвид велел мне Тедди в таверну не приводить, сказал — у церкви встретимся. Как знал. Господи, и вправду — Ты без промаха бьешь".

— Спасибо вам, — тихо сказала Марта. "Мы пойдем. Помаши доктору ручкой, Тедди, попрощайся".

Макдональд прислонился к двери своего дома, глядя на то, как девушка садится в карету. "Прекрасный малыш, — пробормотал он, — просто кровь с молоком. И говорит очень бойко, для своего возраста".

Карета отъехала, и он увидел негра, что бежал по улице. "Доктор! Доктор! — помахал рукой чернокожий. "Скорее, пожалуйста!"

— Шестой, — зло пробормотал Макдональд, забирая с комода свой саквояж. "Это еще не эпидемия, конечно, но, чувствую, нам ее не миновать".

Он одернул сюртук. Заперев дверь, врач пошел к негру, что стоял, тяжело дыша, у калитки.

Дэвид разрезал зайца. Накладывая на фарфоровую тарелку сочное, пропеченное мясо, он сказал: "Отличная речь, что одна, что другая. Отменная у тебя латынь. Впрочем, она сейчас разве что ученым нужна, да и то, — даже они почти ей не пользуются".

Слуга, что стоял сзади с двумя бутылками вина в руках, звонко чихнул. Юноша смущенно заметил: "Простите, ваша милость, сенная лихорадка".

— Так дай мне выбрать, — расхохотался плантатор, — и отправляйся болеть в другом месте. Слуга наполнил бокалы. Закашлявшись, он пробормотал: "Не могу понять, что случилось".

— Ты же сказал, сенная лихорадка, — удивился Дэвид, отпивая по очереди из обоих бокалов. "Вот этого, две бутылки, — указал он.

В таверне было шумно, слоями висел сизый табачный дым. Дэвид, откусив кончик сигары, выплюнул его на пол: "Жена твоя по лавкам пошла, я ей велел Тедди к церкви привести, тут все-таки курят, и народу слишком много".

— А при нас он курил, я же помню, — Мэтью принял от слуги открытые бутылки и поморщился: "Сколько можно чихать. Пусть хозяин тебя отпустит, ложись в постель".

— День сегодня хороший, — Дэвид откинулся на спинку кресла, — погуляем вволю. Это что еще такое? — он взглянул в раскрытое окно и нахмурился: "Наряд британских солдат, с чего бы это? Господа, — смешливо, громко спросил Дэвид, — признавайтесь, кто тут из нас шпион патриотов?

— Шпион патриотов, — вспомнил он. "Как тот капитан Горовиц, погибший. Индейцы ему скальп сняли, туда ему и дорога. А лорд Кинтейл пропал, ушел в леса, и не вернулся. Должно быть, тоже убили его".

Посетители дружно расхохотались. Британский офицер, что стоял на пороге, холодно сказал: "По распоряжению начальника гарнизона всем, кто посещал таверну Рэли, предписывается проследовать в карантин. В городе оспа, господа".

Дэвид спокойно вытер губы салфеткой: "Дайте уж доесть, капитан. Мы только вторую бутылку бургундского вина открыли".

Офицер что-то пробурчал. Дэвид, взглянул на сына: "Тебе волноваться нечего, мать твоя покойная в свое время настояла на прививке. Как по мне, так все это ерунда. Сейчас расплатимся, и я посажу Марту с Тедди в карету, пусть едут домой".

— Но мне к ним подходить нельзя, — Дэвид положил серебро на счет и поднялся. "Мало ли что. Я, конечно, не заболею, но следует быть осторожным".

— Пошли, — подтолкнул он сына, — я хоть внуку своему рукой помашу. Забеги на постоялый двор, вели карете трогаться, я буду ждать у церкви.

Дэвид увидел невестку издали, — она сидела, скинув чепец, на зеленой, сочной траве лужайки, шелковые, пышные, светлые юбки лежали вокруг нее, на спину падали бронзовые косы. Тедди ковылял вокруг нее. Она, раскинув руки, смеясь, попросила: "Ну, иди к маме, мой милый!"

Мальчик вбежал в ее объятья и прижался каштановой головой к плечу.

Дэвид глубоко вздохнул. Прислонившись к ограде, он позвал: "Марта!". "Тридцать футов, — прикинул он. "Безопасно".

— Не подходи ко мне, — велел мужчина. "Слушай внимательно и не перебивай. В городе оспа, мы с Мэтью сейчас будем сидеть в карантине. Он послал сюда карету, тебя выпустят, не волнуйся. Отправляйся в имение, я через неделю вернусь".

Тедди увидел его. Помахав ручкой, он крикнул: "Деда! Сюда!"

— Скоро приеду, и пойдем с тобой гулять, мой хороший, — пообещал Дэвид. Мальчик скривил губки, и грустно сказал: "Деда, к тебе".

— Обязательно, малыш, — Дэвид посмотрел на стройную, невысокую фигуру невестки и внезапно добавил: "Запомни, на всякий случай — Бромли и сыновья, Лондон, Треднидл-стрит. Это мой стряпчий, у него завещание. Деньги в шкапу в моем кабинете, держи ключ, — Дэвид снял его с цепочки для часов и положил на траву. Все, — он обернулся, — езжайте".

Марта так и не сказала ни слова. Забрав ключ, она взяла на руки сына и тихо велела: "Скажи дедушке "До свиданья, милый".

Тедди послушно закричал: "До свиданья!". Дэвид улыбнулся: "Скоро увидимся, милый мой!"

Он так и стоял — глядя вслед удаляющимся лошадям, засунув руки в карманы сюртука. Потом, когда над дорогой остался только клуб пыли, Дэвид развернулся и пошел к постоялому двору.

Мэтью остановился перед покосившимся бараком на окраине города, и увидел у черного хода телегу.

Негры, в пропитанных смолой повязках, стали вытаскивать из дверей груды какого-то тряпья. "Правильно, — подумал Мэтью, — они же все сжигают, и простыни, и бинты. Весь город уже дымом пропитался".

Макдональд стоял на крыльце, сдвинув повязку. Врач жадно курил сигару, держа ее рукой в кожаной перчатке.

Он увидел Мэтью и покачал головой. Юноша подошел поближе и почувствовал запах смерти, что исходил из барака — тяжелый, густой запах гноя и крови. "А трава, — все равно зеленая, — подумал Мэтью. "Сколько ему осталось — день, два?"

Макдональд выбросил окурок: "Уже за две сотни заболевших. Возьмите, — он порылся в кармане холщового фартука и протянул Мэтью повязку. "Мы сегодня с утра оставили тут только безнадежных больных, легкие случаи перевели вон туда, — Макдональд указал рукой на барак поодаль.

— Безнадежных, — повторил про себя Мэтью, идя вслед за врачом по узкому коридору. "Как быстро он заболел — три дня всего понадобилось. И с того времени — все время в беспамятстве, в бреду. Даже не спросить о Бромли, он все равно ничего не понимает".

Из-за холщовых занавесок, закрывавших больных, раздавались чьи-то слабые стоны.

— Самоубийство — это он хорошо придумал, — Мэтью остановился. "Сейчас его похороню, приеду в имение и покончу с мистером Теодором. Нечего его на мои деньги кормить. Не дай Бог, может, он оправится еще, Марте что-то разболтает. А она пусть сидит в трауре и воспитывает сына. Когда узнаю, что там, в завещании, решу, — что с ними делать. И с Дэниелом тоже".

Макдональд отдернул занавеску. Мэтью увидел лицо отца — отекшее, покрытое коркой вскрывшихся, мокрых язв. Он вспомнил что-то далекое, почти ушедшее — зеленый двор поместья. Отец, спешившись, подхватил их с Дэниелом на руки, и поцеловал: "Соскучились? А я вам подарки привез, смотрите!" Мэтью ахнул, увидев двух пони: "А как же Тео, ей тоже надо!".

Высокая для своих лет, смуглая девочка робко стояла за колонной. Поклонившись, она прошептала: "Здравствуйте, мистер Дэвид".

Красивое лицо отца чуть исказилось, и он потрепал Мэтью по голове: "Она рабыня, зачем ей пони?"

Дэниел погладил гнедого пони по холке: "Когда я вырасту, у меня не будет рабов".

— Когда ты вырастешь, — рассмеялся отец, — у тебя будет все это, — он широким жестом обвел рукой дом. "И гораздо больше, дорогой мой старший сын. Пойдем, — он кивнул, — выберем для них место в конюшне".

Мэтью посмотрел им вслед. Взбежав по ступенькам, разглядывая Тео, мальчик протянул: "Рабыня".

Девочка покраснела и опустила глаза. "Рабыня, — повторил Мэтью. Вздернув голову, не оглядываясь, он пошел вслед за отцом.

— Пять лет мне тогда было, — подумал Мэтью, — а ей три. Ничего, я ее найду. Я ее всегда находил, когда мы в прятки играли — рано или поздно".

Слипшиеся от гноя ресницы зашевелились. Мэтью, повернулся к Макдональду: "Я бы хотел побыть наедине с отцом, доктор. Я вас позову, если что".

Он задернул занавеску. Наклонившись над изголовьем, преодолевая отвращение, Мэтью спросил: "Что ты написал Бромли? Ну, отвечай быстро, дорогой папа!"

Он стоял над обрывом. Внизу текла широкая, сильная река. Дэвид, прищурился: "Это ведь Джеймстаун. Надо же, вот как он выглядел, в старые времена".

Дэвид услышал сзади шаги и обернулся — невысокий, легкий, седой старик медленно шел к нему. Остановившись, опираясь на палку, он поднял ореховые глаза: "Так вот, какой ты будешь. А я, видишь — старик усмехнулся, — пока живу. Восемьдесят пять мне, а живу. Сестра моя младшая умерла, в море погибла, с мужем ее, — он вытер уголки глаз. "И дочка умерла, родами. Внучку оставила, тоже Марию. Впрочем, мне недолго осталось, — старик вздохнул, — ночами от болей спать не могу".

Дэвид молчал. Старик, пробормотав что-то, закончил: "Пойду я. Да и тебе, — он положил Дэвиду руку на плечо, — пора, мальчик. Вот явимся к престолу Господа, там Он и рассудит — в кое место определит нас, в том и пребывать будем".

Он подал Дэвиду неожиданно крепкую, сухую руку. Они, не оборачиваясь, направились к бесконечному, тихому, блестящему под утренним солнцем океану.

— Сыночек, — сказал отец и Мэтью отпрянул. Он шептал, — неразборчиво, быстро, и юноша, прислушавшись, уловил: "Сыночек мой, маленький…"

Потом он вытянулся и затих. Мэтью стоял, глядя на его лицо. Юноша услышал сзади голос Макдональда: "Мне очень жаль, мистер Бенджамин-Вулф. Мы подготовим тело к погребению".

— Да, — отозвался Мэтью, — жаль, что на нашем семейном участке не получится, из-за эпидемии, ну что делать. Спасибо вам.

Юноша вышел из барака. С наслаждением сорвав повязку, он вдохнул свежий, весенний ветер с моря: "Надеюсь, ты будешь гореть в аду, дорогой папа! Что бы тебе стоило прийти в себя, хоть ненадолго".

— Хотя, — хмыкнул Мэтью, — этот упрямец и тогда бы мне ничего не сказал. Значит, либо Дэниел, либо мой дорогой невинный братец, он же — мой сын. Вот и узнаем, — он обернулся на барак, и, в сердцах сплюнув, — пошел к городу.

Золотистые, пышные волосы падали на воротник черного сюртука. Мэтью поправил воротник белоснежной рубашки. Повертевшись перед зеркалом, он перевязал шелковый, черный галстук: "Траур мне идет, ничего не скажешь".

На лацкане блестела булавка с наугольником и циркулем. "С этой оспой, — подумал Мэтью, привольно устроившись в кресле, — все получилось просто отлично. Быстрые похороны, никаких проповедей в церкви, — ненавижу их. Свидетельство о смерти у меня на руках. Возьму в поместье остальные документы, съезжу в горы напоследок, — Салли, пожалуй, туда заберу, — и в Бостон".

— Спи спокойно, дорогой папа, — он налил в бокал бургундского вина. Блаженно закрыв глаза, юноша выпил. На улице кто-то звонил в колокольчик. Мэтью, высунувшись из окна постоялого двора, увидел телегу, покрытую холстом.

— Трупы везут, — равнодушно подумал он. "Ужасная скука этот карантин, даже шлюхи все из города разбежались. Но я и в лучшие времена ими не увлекался, — Мэтью усмехнулся и протянул руку за бутылкой темного стекла. "Одно дело — негры, никто по ним плакать не будет, а другое дело белые, пусть и шлюхи.

Кто это мне рассказывал? Капитан Картер, да. Он до войны в Россию плавал, там есть белые рабы. Вот это бы мне по душе пришлось, конечно, — Мэтью раздул ноздри. Налив себе еще вина, порывшись в отцовских книгах, юноша открыл "Историю Америки" Робертсона. Мэтью зажег еще свечей и погрузился в чтение.

Виргиния

Марта оторвалась от счетных книг. Покусав перо, она взглянула в окно — Тедди гулял по дорожкам сада, держась за руку мамаши Перл. "Уже без помочей, — улыбнулась девушка. "Легко все прошло, конечно. Неделя, как и говорил Макдональд. Покапризничал, жар у него был, у меня тоже, вот и все. Хорошо, что у миссис Перл оспа была, еще в детстве".

Она взяла чистый лист бумаги. Задумавшись, Марта сказала себе: "Если он умрет, останется только Мэтью. Яд? Нет, опасно, в Акадии я знала — какие травы для этого нужны, а тут совсем другие растения. А если он не умрет…, - Марта отложила перо и дернула уголком рта. "Я не могу, не могу больше жить с ним, и убежать не могу — нельзя тут папу оставлять".

Девушка вздохнула. Откинувшись в кресле, она обвела взглядом кабинет свекра — тяжелые тома в кожаных переплетах на дубовых полках, покрытый зеленым сукном стол, мраморный камин с красивыми, бронзовыми часами.

Марта повертела в тонких пальцах ключ. Железный шкап был встроен в стену. "Продам драгоценности, и денег хватит до Старого Света добраться, — решила она. "И чтобы обустроиться там — тоже хватит. Но папа, как его везти? Если только…, - она вдруг улыбнулась. Поднявшись, легко пройдясь по персидскому ковру, Марта посмотрелась в большое зеркало.

Волосы были неприкрыты, по-домашнему, и уложены в высокую, чуть напудренную прическу. Зеленые глаза сияли. Марта, приглядевшись, увидела чуть заметную, тончайшую морщинку между бронзовыми бровями.

— А ведь мне только восемнадцать, — грустно вздохнула она. "Ладно, — девушка подхватила пальцами подол шелкового, расшитого бронзовым кружевом, платья. "Значит, так. Папа делает вид, что ему очень плохо. Зовем Макдональда, с ним я договорюсь. Тот велит перевезти его в Вильямсбург, — чтобы обеспечить постоянный уход. Оттуда мне приходит письмо — папа при смерти. Еду прощаться, садимся на корабль, и поминай, как звали".

Она вдохнула стойкий аромат табака и кельнской воды, и подмигнула себе: "Пусть Мэтью со мной разводится, пусть что хочет, то и делает. Не позволю своему сыну жизнь калечить, и вообще, — она усмехнулась, — я не племенная кобыла для мистера Дэвида, хватит. Уедем во Францию, в какой-нибудь маленький городок, папа встанет на ноги, Тедди подрастет…, Все будет хорошо".

В дверь постучали. Салли, нажав на ручку, просунула голову внутрь: "У меня все готово, миссис Марта".

— Иди сюда, — девушка усадила ее в кресло. Наклонившись, целуя темные кудри, Марта прошептала: "Ты только ничего не бойся. Бумаги тебе я написала, почерком мистера Дэвида, только печати нет, он ее увез, — Марта развела руками. "Мол, ты была у него нянькой, а сейчас едешь в Бостон, на новое место службы. Салли Хит, как тебя и зовут на самом деле. В большие города не суйся, иди деревнями".

Салли всхлипнула и, держась за руку Марты, проговорила: "А если Натаниэля убили? Как капитана Горовица?"

Марта помрачнела. Присев на ручку кресла, обнимая девушку, она твердо сказала: "Убили бы — в газете бы напечатали, поверь мне. Мы бы увидели. И вообще, они с зимы не воюют, сама знаешь. Может, и не будут больше".

— Хотелось бы, — вздохнула Салли. Помолчав, негритянка добавила: "Расскажу все Натаниэлю, и не отговаривайте меня. Он моим мужем будет, нельзя такое скрывать".

Марта положила руку на свой тонкий, с изумрудами, крестик: "Никогда больше замуж не выйду, хватит. После мистера Дэвида мне такого точно — больше не захочется".

— Рассказывай, — Марта поджала губы и поцеловала теплый, смуглый висок. "Он у тебя парень хороший, поймет. Возьми у меня кольцо какое-нибудь, вам же деньги понадобятся…"

— Опасно, — покачала головой Салли. "Вдруг остановят меня, обыскивать будут, решат, что украла…"

— Серебро я тебе все равно дам, — Марта поднялась и подошла к шкапу. "Попрошу повара приготовить больше еды на ужин, мясо с собой возьмешь, яйца…"

— Куда возьмет? — раздался знакомый голос с порога. Марта, повернувшись, спокойно ответила: "На пикник. Я завтра Тедди хотела на реку сводить. Салли с нами отправится, посмотрит за мальчиком".

Негритянка вскочила. Опустив голову, она поклонилась: "Простите, мистер Мэтью…"

— Иди к себе, — он щелкнул пальцами. Пройдя к столу, сев в кресло, Мэтью велел: "Дверь закрой". Марта незаметно сунула ключ от шкапа на грудь. Прислонившись спиной к двери, она посмотрела на черный сюртук мужа.

— Мне очень жаль, — наконец, сказала девушка. "Очень жаль, Мэтью".

— Да, — рассеянно отозвался мужчина, роясь в ящиках стола, — впрочем, он не страдал, все время был без памяти. Позови мне Сандерса, и вели принести сюда бутылку бургундского вина и какие-нибудь закуски с кухни. Где мой сын? — он издевательски усмехнулся.

— Гуляет, — холодно ответила Марта. "Потом пообедает и ляжет спать, дорогой муж. Ему год, кстати, твоему сыну. Запомни, а то еще в разговоре с кем-нибудь оконфузишься, неудобно будет".

Мэтью встал, и, подойдя к ней, — он был лишь немного выше, — схватил железными пальцами за локоть: "Язык свой прикуси, стерва, мало тебя мой отец по щекам хлестал? Ты тут из милости живешь. Ты, и твой паралитик. Тут все мое, поняла? Будешь поднимать голос, — я с тобой разведусь и заберу своего сына, а ты со своим калекой на улице окажешься".

Марта вырвала руку: "Вон там кодекс законов Виргинии, на второй полке, слева. Впрочем, ты же дипломированный адвокат, ты должен знать. Наш брак даже развода не требует. Его просто аннулируют, на основании того, что мы никогда не были мужем и женой".

— Тебе никто не поверит, — рассмеялся Мэтью, отступая от нее. "У меня есть сын, в свидетельстве о крещении написано, что я его отец. Ты никогда не докажешь…., - он взглянул в ледяные, зеленые глаза и осекся.

— Обещаю тебе, — Марта улыбнулась, — я приду в суд и поклянусь на Библии, что Тедди — не твой сын. И не солгу, дорогой муж, — юбки зашуршали, дверь захлопнулась. Мэтью зло шепнул: "Сучка! Надо избавляться от ее папаши и от нее самой. Тедди няньки вырастят, ничего страшного. Никаких разводов, устрою ей несчастный случай следующим летом".

Томми внес серебряный поднос с бутылкой вина и паштетами. Негр стал расставлять их на курительном столике орехового дерева.

— Мистер Бенджамин-Вулф, — старший надсмотрщик склонил почти лысую голову, — мне очень, очень жаль. Все негры будут соблюдать траур, в течение года.

— Где же ключ от шкапа? — подумал Мэтью, усаживая Сандерса в кресло. "Потерял его, отец, что ли? Вряд ли. Наверное, кто-то из негров, что готовили тело к погребению, стащил его часы, вместе с ключами. Надо было мне присутствовать, конечно, но уж слишком противно было".

— Давайте помянем моего отца, — Мэтью помолчал. "Я уезжаю в Старый Свет, на год, мистер Сандерс, — сказал он, принимаясь за мясо. "Мне надо посетить стряпчих отца, забрать его завещание. Надеюсь, тут все будет в порядке".

— Миссис Марта отлично справляется со счетами, — улыбнулся Сандерс, — а за табак не беспокойтесь, там все налажено. Вот, — он порылся в кармане, — ваш покойный батюшка всегда оставлял мне копию ключей, когда уезжал, — от шкапа, от кабинета…Его же, наверное, так и похоронили — вместе со всем, что у него в карманах было, — надсмотрщик вздохнул. "Я слышал, так делают при оспе".

Мэтью заставил себя не улыбаться и грустно ответил: "Да, мистер Сандерс, именно так. Завтра я поеду в горы, в свой домик, мне надо побыть одному, помолиться за душу отца. Велите Салли собраться — мне нужна будет рабыня для услуг".

— Разумеется, — Сандерс поднялся. "Едва за пятьдесят было мистеру Дэвиду, едва за пятьдесят…, Но у вас замечательный сын, мистер Мэтью, и, непременно, родятся еще дети — вы, же с миссис Мартой так молоды".

— Родятся, — тихо усмехнулся Мэтью, провожая глазами надсмотрщика. "Так, — он достал из-за отворота сюртука конверт, — вот это мы и положим в шкаф, переписку с мистером Джоном и шифровальные таблицы, нечего их с собой в горы возить".

Он посмотрел на аккуратно разложенное золото. Убрав бумаги, заперев дверцу, что-то насвистывая, Мэтью потянулся за своим саквояжем. Достав бутылку темного стекла, он поболтал ей и улыбнулся: "Под пробку. Тебя ждет много приятных мгновений, дорогая Салли. За два дня я с тобой управлюсь, а потом — покончу с паралитиком. И в Бостон".

Мэтью отхлебнул. Закрыв глаза, дрожа ресницами, он откинулся на спинку кресла.

Рука отца задвигалась по таблице. Марта прочла: "Тебе надо в Лондон".

— Знаю, — она вздохнула и поцеловала седоватый висок. Тедди сидел на ковре, возясь с деревянной лошадкой. Подняв голову, взглянув на мать, мальчик грустно сказал: "Деда у Бога".

— Да, милый, — Марта потянулась и посадила его на колени. От кудрявой, каштановой головы пахло молоком и еще чем-то — сладким, младенческим. Тедди протянул ручку и коснулся пальцев мужчины. "Деда, — сказал он ласково. "Тоже деда".

Марта увидела слезы в глазах отца: "Я не могу уехать, папа, не могу тебя тут одного оставить. Сандерс говорил с надсмотрщиками, я подслушала — Мэтью отправляется в Старый Свет, на год".

— Тем более, — палец пополз дальше, — ты тоже должна поехать. Завещание.

Марта подперла щеку рукой, и покачала сына: "Да. Он не зря мне про него сказал, папа. Но как? — она помолчала и отец показал: "За меня не волнуйся, Томми будет со мной заниматься, они меня не тронут".

— Я подумаю, — девушка прижалась щекой к большой руке отца. Она вспомнила запах пороха, свежего снега, рычание волков и его веселый голос: "Молодец, дочка, твой первый! И какой крупный!". Большой, серый, с черной полосой вдоль хребта самец лежал, раскинув лапы, в окровавленном снегу. Марта опустила мушкет. Отдышавшись, она ответила: "И не последний, папа!"

— Да, — наконец, сказала Марта, подняв голову, — ты прав. Если Дэвид оставил все Тедди, мне об этом надо знать, папа. Но я скоро вернусь, ты не волнуйся. Сейчас апрель, к осени уже буду здесь.

— Отплывай из Бостона, — показал отец. "Встретишься там с Дэниелом".

— Я не буду ему говорить…, - Марта показала глазами на сына, — незачем это. Пусть никто не знает, папа. Все равно — Тедди Мэтью никогда больше не увидит, обещаю тебе.

Отец только прикрыл веки и, подняв их — требовательно взглянул на Марту. Она покраснела и, откинула голову: "Хорошо. Но это такой стыд, папа…"

— Дэниел должен знать, что у него есть брат, — настойчиво задергалась рука. "Не надо скрывать".

— Не буду, — Марта улыбнулась: "И, правда, зачем? Тедди вырастет не таким, как его отец, в этом я уверена. Он освободит всех рабов, обязательно. Я это знаю".

— Мама! — забеспокоился мальчик. "Не плакать!"

— Я от счастья, сыночек, — рассмеялась Марта. Прижав его к себе, она поцеловала маленькие пальцы. "Сейчас деда отдохнет, — сказала она, поднимаясь, и ты тоже".

— Я тебя люблю, — показал отец.

— И я, папа, — она прижалась губами к высокому лбу. "Спи спокойно, милый мой".

Марта убрала таблицу, и ушла, унеся мальчика. Теодор все сидел, вдыхая запах жасмина, глядя в медленно клонящееся к закату небо за окном.

Марта отворила дверь своей умывальной и отпрянула — Салли стояла на бархатной кушетке, держа в руках веревку.

Девушка быстро зашла внутрь, и, увидела расширенные, темные, полные страха глаза. "Дай сюда, — спокойно сказала Марта, выхватывая у нее бечевку. "Совсем с ума сошла. Сядь, — она потянула негритянку за подол серого, простого платья.

— Лучше я умру, — Салли уронила голову в ладони и разрыдалась. "Мистер Мэтью…он велел мне к утру быть готовой…он едет в горы…со мной".

Марта помолчала. Взяв ее руки, она спросила: "Зачем? Зачем он туда едет?"

— Это слухи, — Салли подняла измученное, заплаканное лицо. "Говорят, у него там дом, миссис Марта. Он туда забирает негров — юношей и девушек, и никто еще не возвращался, никто!"

— Какая ерунда, — поморщилась девушка. Салли, всхлипнув, вытерла глаза: "Помните, когда вы рожали, меня плетьми наказали, год назад? А я потом заболела и неделю в постели пролежала?"

Марта кивнула.

Салли расстегнула пуговицы на платье и спустила рубашку с плеча. На нежной коже были выжжены багровые, нечеткие буквы. "Шлюха", — прочитала Марта. "Это каминными щипцами, — шепнула Салли. "А еще…, нет, нет, не могу говорить…, - она помотала головой.

Марта обняла ее и, тихо покачала: "Что?"

— Он мне засунул пистолет, туда, — Салли густо покраснела, — и взял силой, по-другому. Поэтому я потом ходить не могла, и сидеть — тоже".

Тонкие пальцы, — смуглые и белые, — переплелись. Марта вспомнила свой сдавленный крик и смех свекра: "Терпи, я не люблю, когда жалуются".

— Больно, — прорыдала она, уткнувшись лицом в подушку, — пожалуйста, не надо, я прошу вас…

— Буду делать все, что захочу, — расхохотался Дэвид, стряхивая пепел от сигары ей на спину. "Не ори, ночь на дворе. Потом привыкнешь".

— Привыкла, — мрачно подумала Марта. Она поднялась: "Вот что. Спрячешься у меня в опочивальне, в гардеробе. Тут тебя искать никто не будет. С утра я тебя отведу в хижину дедушки Франсуа, молчи, — Марта подняла ладонь, — туда они не сунутся. Посидишь там пару дней, и я тебя заберу. Поедем в Бостон, с Тедди".

— Вы едете в Бостон? — Салли вскинула темные глаза.

— Да, — Марта вздохнула. "Ложись за платья, сейчас я тебя устрою удобнее. Только есть у меня нечего, — она обвела глазами изящную, отделанную светло-зеленым шелком опочивальню. На обоях были вышиты соцветия жасмина.

— Драгоценности надо собрать, — подумала Марта, открывая шкатулку, глядя на блеск бриллиантов. "Когда буду в Бостоне, возьму кольцо у Адамса. До Ричмонда доберемся на лошадях, тут недалеко, а там — сядем в почтовую карету. Все будет хорошо. Пусть Мэтью едет в свои горы, дожидаться я его не буду".

В дверь постучали. Марта, опустившись в кресло, подняв подол платья до бедра, стала медленно развязывать шелковую ленту, что удерживала чулок.

— Да! — капризно крикнула она. "Не заперто!"

Мэтью оглядел комнату. Заметив ее полуобнаженную ногу, юноша гадливо дернул щекой. "Ты не видела Салли? — спросил он.

— Нет, — Марта, так и не опуская подола, потянулась за серебряной пилочкой для ногтей. "Сама ее жду, она должна меня причесать на ночь. Или, может быть, ты это сделаешь, дорогой муж? — девушка тряхнула головой. Шпильки, сверкая изумрудами, упали на ковер. Мэтью, скривившись, пробормотав что-то — захлопнул дверь.

— Чтоб ты сдох, скотина, — ласково пожелала Марта, подпиливая ногти.

— Ладно, — Мэтью спустился по мраморной лестнице. Подозвав Сандерса, юноша велел: "Собак спустите, она далеко уйти не могла, в лесу где-то прячется. Наверняка, проскользнула на дорогу, пока ворота открыты были. Если найдете — сто плетей и на плантации, если она выживет, — юноша усмехнулся.

— Я в имение заезжать не буду, сразу после гор — в порт. Напишу вам из Старого Света, и вы мне тоже сообщайте, как тут дела — он пожал Сандерсу руку.

Выезжая из ворот, Мэтью обернулся — в окнах дома полыхал багровый закат, небо было темно-синим, на западе вставал еле заметный, бледный полумесяц.

— Нет, — он улыбнулся, — все же вернусь потом, навещу тестя. Никому об этом знать не надо, разумеется.

Он пришпорил лошадь: "Апрель. На Рождество я там был. Никто не дожил, конечно, придется за собой убирать. Что делать — надо. Как говорил покойный папа — джентльмен должен оставлять дела в полном порядке".

Мэтью быстрой рысью поехал по дороге, что вела вверх, туда, где темный, густой лес взбирался на склоны гор.

— Мистер Джон, — мелким, четким почерком написала Марта. "Ладгейт-Хилл, Лондон". Она подвела черту на странице. Встав, убирая в шкап письма, она пробормотала: "Кто бы вы ни были, мистер Джон, вам предстоит узнать много интересного о своем, — девушка усмехнулась, — знакомом. А шифр простой, я бы и без таблиц его разгадала".

— Так, — она взяла конверт, — свидетельство о венчании, свидетельство о рождении Тедди, свидетельство о смерти Дэвида — копии, оригиналы Мэтью увез. Не зря я стряпчего из Вильямсбурга вызывала, зато все документы на руках, — она заперла шкап. Взяв маленькую тетрадь в кожаном переплете, Марта прочла:

— Бостон — встретиться с Дэниелом, удостоверить показания Салли, взять кольцо, продать драгоценности, — Марта положила ладонь на ожерелье: "Кроме этого, это пусть Фримены забирают, им пригодится".

За окном вставал нежный, розовый рассвет. Марта зевнула. Пройдя в свою опочивальню, девушка распахнула гардероб: "Пора, дорогая моя. Я тебе с ужина кое-что собрала, — она подняла с пола холщовый мешок. "Пошли, пока никто не проснулся, через заднюю калитку проберемся".

— Там Молосс, — испуганно сказала Салли, — он нас на куски разорвет, миссис Марта.

— Не разорвет, — девушки спустились по черной лестнице во двор. Огромный, тигровый кобель поднялся. Салли подумала: "Он выше миссис Марты будет, если на задние лапы встанет. Мистеру Дэвиду его с юга привезли, из Флориды, что ли?".

— Он из Бразилии, — мрачно сказала Марта, свистнув собаке. "Там такие — тоже поместья охраняют". Молосс потерся головой о ее руку. Девушка повернулась к Салли: "Он семью признает, всегда. Я для него своя. Мистер Дэвид его в детской держал, пока Тедди грудной был. Я на его спину ноги ставила и кормила, — Марта хихикнула и отворила калитку.

Молосс зевнул, показав острые, желтые клыки. Девушки быстро пошли по узкой, заросшей травой тропинке.

— Роса еще лежит, — поняла Марта. "Всю ночь с этими бумагами провозилась. Хорошо, что Мэтью их тут оставил". Она вдруг остановилась: "Но если оставил, значит — хочет вернуться. Нельзя раньше него уезжать, он очень подозрителен".

Марта посмотрела на далекие, прячущиеся в тумане горы, и, взяла Салли за руку: "Послушай, как доберемся до Бостона, сходишь со мной к юристу? Он запишет показания твои, — Марта вздохнула, — о том, и заверит их. Пожалуйста".

Темные глаза Салли наполнились горечью: "Да зачем, миссис Марта? — тихо спросила девушка. "Что-то я не слышала, чтобы хоть одного хозяина за такое наказали. Им ведь и убивать нас можно".

— Неправда, — горячо сказала Марта. "Три года назад повесили же белого, Уильяма Питмана. Тут, в Фредериксберге. За то, что он своего раба до смерти забил. У мистера Дэвида была подшивка "Виргинской газеты", я там видела. Пожалуйста, Салли, — она обняла девушку. "И я с тобой пойду, не бойся. Мистер Дэниел поймет. Ты же знаешь, он против рабства".

Девушка помолчала и кивнула:

— Да, миссис Марта. Я же читать умею. У меня отец белый был, фермер мелкий. Как его жена умерла, так он с мамой моей жить стал. Он и ее, и меня читать научил, — девушка нежно улыбнулась. "Он нас освободить хотел, да не успел — от удара умер. Приехали какие-то его родственники, и меня с мамой р разные штаты продали. Мне тогда шесть лет исполнилось. Сказано же в Псалмах: "Ибо знает Господь путь праведников, а путь нечестивцев — погибнет".

— Да, — ответила Марта тихо, глядя на солнце, что вставало над лесами, — еще низкое, светло- золотое, — именно так, Салли. Именно так.

Марта незаметно проскользнула на двор поместья. Потрепав Молосса по спине, быстро поднявшись наверх, она заглянула в детскую. Тедди дремал, раскинув ручки, разметавшись, едва слышно посапывая. Марта скинула платье. Свернувшись в клубочек, подтянув к себе сына, она поцеловала каштановую голову. "Без горя и несчастий, — сказала себе Марта, закрывая глаза, погружаясь в сон. "Без горя и несчастий".

Ключ несколько раз повернулся в замке калитки. Молосс, насторожившись, поднял голову. Ночь была звездной. Легкий, невысокий человек, что зашел во двор — в простой холщовой куртке, увидев глаза собаки, — тихо рассмеялся. "Это я, старина, — сказал он, опускаясь на колени. Молосс лизнул его теплым языком в щеку. Перекатившись на спину, подняв лапы, пес подставил брюхо.

— Скоро вернусь, — пообещал ему человек. "Лошадь привязана в роще, — Мэтью достал рукой в замшевой перчатке пистолет, и проверил его. "Сейчас заберу то, что мне надо, навещу мистера Теодора и прощай, Виргиния".

Дом спал. Он неслышно поднялся по ступеням и посчитал окна на первом этаже. "Вот папин кабинет, а вот и опочивальня паралитика. Марта наверху, она ничего не услышит".

Мэтью вынул из-за голенища сапога нож. Опустившись на колени, он поддел защелку на высоких окнах кабинета. "Как все просто, — хмыкнул Мэтью, шагая внутрь, отпирая шкап.

Он забрал письма, вместе с шифровальной таблицей. Выйдя на террасу, закрыв за собой двери, юноша быстро направился дальше. Защелка легко откинулась. Мэтью, подождав, пока его глаза привыкнут к темноте, не снимая перчаток, взял с кушетки расшитую шелком подушку. "Придется с собой забрать, — недовольно подумал он, — хотя их тут десяток, никто не заметит".

— Он тут один, — Мэтью стоял над кроватью. "Вот и ключ от двери, на столе. Марта его запирает вторым ключом, снаружи. Вечером, а утром приходит будить. Вот пусть и разбудит".

Теодор лежал на спине, глаза его были закрыты. Мэтью наклонился над постелью. Вдохнув запах кельнской воды, юноша, на мгновение вспомнил отца. Он быстрым движением прижал подушку к виску мужчины, и выстрелил.

Тело дернулось. Мэтью посмотрел на залитую кровью кровать. Вложив пистолет в холодеющую правую руку, он чуть слышно рассмеялся. "Оружие не мое, а из кабинета отца, не зря я его перед отъездом в горы забрал. Не придерешься".

Он зажег свечу и взглянул на свою одежду. "Забрызгался, конечно, — недовольно пробормотал юноша и распахнул двери орехового гардероба. "Рубашку бы переменить, — сказал себе Мэтью, поднимая подсвечник, заглядывая в шкаф, — но мне его велики. А это что такое? — юноша потянулся и достал костыль.

— Прекрасно, просто прекрасно, — он положил костыль рядом с кроватью. "Сейчас вернусь, открою двери папиного кабинета. Забыли запереть, какая жалость. Нельзя оставлять оружие рядом с неизлечимо больными. Пусть это будет уроком дорогой жене".

Мэтью спустился во двор. Взглянув на дом, погладив Молосса за ушами, насвистывая, он весело сказал: "Еще увидимся, старина, я уверен".

Он вышел в калитку, и легко сбежал вниз к реке. "Фламбе, — ласково проговорил Мэтью, садясь в седло. "Даже жалко тебя продавать в Бостоне будет, уж больно ты хорош".

Гнедой жеребец заржал. Мэтью, выехав на дорогу, что вела к Ричмонду, велел Фламбе: "А теперь, мой милый — покажи все, на что ты способен".

— Миссис Марта, — Сандерс осторожно кашлянул сзади, — миссис Марта, капитан Ройстон подписал протокол о самоубийстве, он уезжает.

— Хорошо, — глухо сказала она, стоя на коленях, прижавшись лицом к покрытой засохшей кровью руке отца. "Я бы хотела побыть с папой, мистер Сандерс. Передайте капитану Ройстону мою благодарность".

— Мне очень жаль, — вздохнул старший надсмотрщик и тихо вышел. Марта так и не поднималась. Только когда дверь захлопнулась, она взглянула на спокойное лицо мертвого. Правый висок был разворочен пулей.

Девушка заставила себя встать. Покачнувшись, намочив носовой платок в серебряном тазу, она стала протирать ладонь отца. Рука была чистой, без единого порохового следа.

— Мне никто не поверит, — горько подумала Марта. "Ни один человек. Могут еще и в убийстве обвинить — у меня был ключ от его опочивальни, был мотив — устала ухаживать за больным…, Но кабинет Дэвида был закрыт вечером, я это хорошо помню. А теперь — открыт. Из шкапа пропали письма этого мистера Джона. Мэтью был тут, сомнений нет. Молосс его знает, пустил в усадьбу".

Она пересчитала подушки на кушетке. Дернув краем губ, достав из ящика письменного стола лупу, Марта склонилась над виском отца. "Шелк, — Марта вгляделась в едва видные, опаленные нити. "Он стрелял через подушку и забрал ее с собой".

Девушка подошла к высокому окну, что выходило на террасу. Она вспомнила резкий голос британского капитана: "Разумеется, это самоубийство, сомнений нет. Мистер де Лу устал бороться со своей болезнью, вот и все. Он поднялся ночью, забрал пистолет и застрелился. Дверь в опочивальню закрыта, окно — тоже…"

Марта встала на колени и внимательно рассмотрела в лупу деревянную раму. Вокруг защелки были видны следы ножа.

— Ты мне за все заплатишь, — пробормотала девушка. Присев на кровать, она посмотрела на труп отца. Марта, скорчившись, как от боли, раскачиваясь из стороны в сторону — беззвучно зарыдала.

— Папа, — сказала Марта одними губами, — папочка, милый мой, ну как же так? Это я виновата, мне надо было тут спать, с тобой. Ведь ты уже начал поправляться, папа…

Она тихо плакала. Потом, умыв лицо, опираясь о туалетный столик, Марта велела себе: "Все записать и отдать Дэниелу. Вот прямо сейчас пойдешь, возьмешь тетрадь и запишешь. А потом — пусть папу отправят в Бостон. Я не буду его тут хоронить".

Марта взглянула в угол опочивальни. Ей захотелось свернуться в комочек и опять зарыдать. Девушка только тяжело вздохнула. Наклонившись, она поцеловала высокий лоб: "Я отомщу, папа. И Тедди расскажу о тебе. Ты не будешь тут лежать, мы поедем на север, к морю. Тебе же так нравилось в Бостоне. Тебе там будет хорошо".

Она пошатнулась. Приказав себе выпрямиться, Марта вышла из опочивальни.

Сандерс поднял голову от бумаг и тут же встал. "Сидите, — махнула рукой Марта. Поправив траурный чепец, девушка опустилась в кресло.

Она сцепила тонкие пальцы: "После того, как тело моего отца подготовят к погребению, отправьте его в Бостон. Юридическая контора мистера Адамса, его бывшие поверенные, они позаботятся о погребении.

Я тоже еду в Бостон, с мастером Теодором. Проведу там лето, после похорон. Моему сыну будет полезен морской воздух, тем более по Виргинии, как вы знаете, гуляет оспа. Далее, — Марта посмотрела на Сандерса, — я возьму двух лошадей, оставлю их в Ричмонде, на постоялом дворе, потом пошлете кого-нибудь их забрать. Все, — девушка поднялась.

Сандерс вдруг подумал: "Глаза — как будто изо льда отлиты. Кто-нибудь другой, на ее месте уже бы в постели лежал, с нюхательными солями, а у нее как будто железный стержень в спину вбит. Сразу видно, хороших кровей".

— Конечно, миссис Марта, — он поклонился и осторожно спросил: "Может быть, вы возьмете кого-то из негров, все же тяжело с ребенком в почтовой карете…"

— Нет, спасибо, — девушка, на мгновение, раздула тонкие ноздри: "Сами знаете, мистер Сандерс, черных опасно возить на север, они оттуда редко возвращаются. Я не хочу, чтобы мой муж терпел убытки. Счетные книги за прошлый год я уже проверила, так что все в порядке".

— Я выдам вам деньги, миссис Марта — Сандерс полез за ключами, — вам же надо будет платить за проезд, за постоялый двор, ну и вообще, — он сделал широкий жест рукой.

— Отказываться — значит, вызвать подозрения, — вздохнула про себя девушка. "Что же делать — возьму, потом отдам Натаниэлю и Салли".

Сандерс отсчитал золото. Подвинув его Марте, помявшись, он спросил: "А когда вы уезжаете?"

— Немедленно, — коротко ответила девушка и вышла.

Мамаша Перл подала Марте ребенка, — девушка уже сидела в седле. Всхлипнув, негритянка велела: "Ты будь хорошим мальчиком, милый. Миссис Марта, мне так жаль, так жаль, ваш батюшка…"

— Да, — вздохнул Томми, что стоял рядом, — таких людей, как мистер Теодор, — поискать еще. А за него не беспокойтесь, я все сделаю, как надо, гроб уже сколачивают, — негр посмотрел куда-то в сторону.

— Спасибо вам, Томас, — Марта протянула ему руку. "И вам, миссис Перл. Надеюсь что…, - она помолчала. Встряхнув головой в черном, наскоро сшитом чепце, Марта коротко улыбнулась: "Надеюсь, что скоро вы станете свободны, вот что".

Негры проводили глазами стройную спину женщины. Томми мрачно сказал: "Вот ей-богу, мамаша Перл — сейчас провожу тело мистера Теодора на север, и сбегу отсюда. Никого хозяев не осталось, дом закроют, а нас всех Сандерс на плантации определит, помяните мое слово".

Негритянка стянула шаль на груди и неуверенно ответила: "Может, вернется еще миссис Марта, с маленьким…"

— Не вернется, — тихо проговорил Томми, глядя на то, как надсмотрщики закрывают высокие ворота.

Марта спешилась. Сняв Теодора с седла, она заглянула в хижину. Салли сидела, привалившись спиной к стене. Увидев девушку, она ахнула: "Что случилось, миссис Марта? Или вы по мистеру Дэвиду в трауре…"

— Мой отец умер, — коротко отозвалась девушка, держа за руку сына. Тедди засунул пальчик в рот: "Деда на небе".

— Побудь с ним, пожалуйста, — Марта сняла с лошади седельную суму, — я переоденусь.

— Противно, конечно, в одежде Мэтью ходить, но другого ничего не остается, — девушка опустилась на колени. Достав из сумы шкатулку, взглянув на драгоценности, Марта хмыкнула: "Тут на все хватит, даже с лихвой".

Она стянула с себя платье и чепец. Оставшись в одной короткой, кружевной рубашке, заколов волосы на затылке, Марта стала одеваться. "Только сапоги велики, — грустно сказала девушка, — ладно, в Бостоне по ноге закажу. А груди, как не было, так и нет, будто и не кормила год". Она застегнула серебряные пуговицы черного сюртука и прикрыла волосы треуголкой с алмазной пряжкой.

— Красиво, — восторженно заявил Теодор, когда мать вышла из хижины. "Красиво, мама!".

— Вам так идет, — ахнула Салли. "И, правда, в мужском наряде на лошади удобней".

— Потом в почтовой карете поедем, — Марта ловко вскочила в седло. Салли, что уже сидела на лошади, придерживая перед собой Тедди, тихо спросила: "Миссис Марта, что это?".

— Пистолет, — спокойно сказала девушка, убирая оружие в седельную кобуру. "Мой муж, — она сжала зубы, — убил из него моего отца. А я, — она повернулась к Салли, — убью из него моего мужа. Все, — Марта пришпорила лошадь, — поехали, завтра я хочу оказаться в карете, что отправляется на север".

Они поднялись на холм. Марта, обернувшись, посмотрела на большой, белокаменный, с колоннами дом, что стоял неподалеку от реки. "Дальше, — велел Тедди, протягивая ручку вперед. "Дальше, мама!"

— Не остановлюсь, — пообещала себе Марта. "Пока не отомщу — не остановлюсь".

— Конечно, милый, — она улыбнулась сыну. Две всадницы, выехав на дорогу, что вела в Ричмонд — исчезли из виду.

Вэлли Фордж, Пенсильвания

На заваленном бумагами столе догорала чадившая свеча. Дэниел отчаянно зевнул. Потянувшись, в одной рубашке и бриджах, он вышел из палатки. Ровные ряды бревенчатых хижин покрывали склоны холма, из полевых кухонь, — Дэниел принюхался, — тянуло жареным беконом.

Нежное солнце всходило на востоке, лагерь еще спал. Дэниел, умывшись в тазу, поежившись, рассмеялся: "Перезимовали. Когда я с той встречи вернулся, с Шестью Племенами, — так плохо с едой было, что чуть ли не траву из-под снега приходилось в супе варить. А сейчас, — он окинул взглядом палатки, — все пошло на лад. К лету у нас будет настоящая армия, даже уезжать жалко".

— Доброе утро, — сказал над его ухом сварливый голос, по-немецки.

— Доброе утро, господин генерал, — Дэниел вытянулся. Генерал фон Штебен махнул рукой: "Вольно, адъютант, не в строю. Готово? — он погладил короткие, седые волосы и указал на палатку.

— Все перевел, — Дэниел вынес кипу бумаги. "Вот, господин генерал, — юноша улыбнулся. "Устав Континентальной Армии, перо — ваше, перевод мой".

— Отдам Вашингтону и Лафайету, — сказал фон Штубен, — пусть они просмотрят, и будем печатать. Все офицеры получат по экземпляру. Ты бы тоже получил, — серые глаза фон Штебена заискрились смехом, — если бы остался в своей виргинской дивизии. И майором бы стал, к осени.

— К осени мне надо в Форт Питт ехать. Там ленапе собираются, договор с ними будем подписывать, — вздохнул Дэниел. "Это на все лето работа, а потом, я все-таки хочу вернуться к юридической практике. Не всегда же мы воевать будем".

— Ну-ну, — неодобрительно сказал фон Штебен. "А кто индейцев представляет? Тот самый вождь, как его там зовут, — немец пощелкал пальцами. Дэниел помог: "Кочетаджектон, Белые Глаза".

— Язык сломаешь, — пробормотал генерал. "И как ты с ними только разговариваешь, а, Вулф?"

— На встрече Шести Племен у меня переводчик был, и осенью тоже будет. Они, переводчики мои, как раз сегодня с запада должны прийти, принести вести от ленапе. Да и Белые Глаза неплохо по-английски говорит, у него жена — дочь фермера оттуда, из западной Пенсильвании, — ответил Дэниел.

— Надевай мундир, — велел ему фон Штебен, — пошли завтракать, а потом полюбуемся, как твой Фримен солдат гоняет, перед отпуском. Он, хотя бы, в армии остается, отличный сержант. А что это он с тобой в Бостон собрался? — они стали подниматься к вершине холма.

Дэниел снял треуголку. Вытирая ноги у входа в офицерскую столовую, — генерал требовал в лагере чистоты, — юноша покраснел: "Я же в новые комнаты переехал. Сержант Фримен мне хочет помочь обустроиться".

— В Виргинию я Ната отпускать не буду, — Дэниел уселся за крепкий деревянный стол и принял от солдата оловянную тарелку с беконом. "Слишком опасно, пусть даже и не заикается об этом".

Он потянулся за медным кофейником и услышал сварливый голос генерала: "Давай чашку".

— Ваше превосходительство, — Дэниел зарделся, — не положено, по уставу.

— Твой последний день в армии, капитан Вулф, — фон Штебен стал разливать кофе, — и вообще, — он подмигнул юноше, — я тут решаю, что положено, а что — нет. Еще хорошо, что ты замену себе нашел, а так бы я тебя вряд ли отпустил, — генерал пожевал губами и велел Дэниелу: "Переведи им. Господа офицеры! Еще раз увижу курильщиков в столовой — отправитесь на гауптвахту, невзирая на чины. Быстро вон из палатки!"

— Генерал фон Штебен просит курильщиков выйти на улицу, — вежливо сказал юноша, — и напоминает о возможности дисциплинарного взыскания.

— В дипломаты иди, — буркнул немец. Дэниел удивился: "Вы же не знаете английского, господин генерал".

— Ты у меня два месяца в адъютантах, — немец расхохотался, — я уже начал понимать кое-что.

— А может, — сказал задумчиво Дэниел, разгоняя сизый дым рукой, — и пойду, господин генерал.

Два всадника поднялись на вершину холма. Младший — невысокий, светловолосый юноша в индейской, с бахромой куртке, кожаных брюках и сапогах, присвистнул: "Вот это да, миссис Онатарио, тут их тысячи, наверное".

Индианка усмехнулась. Обернувшись к юноше, она мягко сказала: "Я тебя провожу до моря, Большой Джон".

— Да я бы и сам, миссис Онтарио, — юноша покраснел. "Вам же на запад надо, через горы дорога долгая…"

— Мы с тобой перебрались, — женщина тронула коня, — обратно будет легче. Я хочу на море посмотреть, прежде чем идти Меневу искать. На большую лодку тебя посадить.

Она поехала вниз. Джон, выругался вполголоса: "Да где же его найдешь? Дальше реки Маскингум никто из белых не был, а Кинтейл, судя по слухам — туда ушел, после того, как деревни на Эри разорил". Он поморщился, как от боли, вспоминая жар костра в низком, темном подполе.

— Лежи, — велела ему Онатарио, накладывая какую-то прохладную, пахнущую травами массу на рану в боку. "У тебя пуля между ребрами застряла, я ее вынула. Сейчас будешь лежать, Большой Джон, долго".

Он поднял веки и увидел, что голова женщины замотана какой-то тряпкой. "Оглушили, — мрачно сказала она. "Дубинкой. А когда я очнулась, — уже никого не было".

— Скенандоа, — выдавил из себя Джон. Он вспомнил мушкетный выстрел, разорвавший горло вождя, и вздохнул: "Простите".

— Я тебя на снегу нашла, и сюда притащила, — Онатарио поднесла к его губам глиняную плошку. "Это подпол, его наш дед сделал. Тут теплее. Когда ты оправишься, мы пойдем к Шести Племенам".

— Гениси, — Джон вдруг почувствовал слезы на лице. "Мирьям, Мэри…"

Онатарио помолчала и погладила его по голове: "Их больше нет. Менева не вернется сюда, он взял все, что хотел, мальчик. Воевать с ним никто не будет — для индейцев он слишком силен, а белым все равно — что индейцы делают друг с другом, Большой Джон. Им будет легче, если тут, — она обвела рукой подпол, — никого не останется. Тогда они смогут прийти, и сделать вид, что так было всегда. Что это их земля. Спи, — она ловко взобралась вверх по приставной лестнице.

— Неправда, — зло сказал юноша, всхлипывая, сжав руку в кулак. "Не все белые такие. Неправда".

— Вот Дэниел, например, — Джон спускался вслед за Онтарио, придерживая лошадь. "Хорошо, что я ему о Мирьям не сказал, о том, что в лагеря Кинтейла случилось. На нем и так — лица не было, ведь Кинтейл его лучшего друга убил, — Джон вдохнул запах еды. Догнав индианку, юноша смущенно спросил: "А у нас еще сушеная оленина осталась? Что-то я проголодался".

Он откусил большой кусок и звонко сказал часовым: "К капитану Вулфу, с посланиями от племени ленапе — миссис Онатарио и Большой Джон".

— Что-то ты не похож на индейца, — заметил один из солдат.

Джон вытащил из-за пояса томагавк. Приподнявшись в седле, раскрутив топорик, он метнул его в стену ближайшей избушки. Солдаты пригнулись. Юноша, легко вытащив томагавк из бревна, вздернув светловолосую голову, проехал мимо.

Он заметил легкую улыбку на губах Онатарио. Джон откашлялся: "Простите. Я больше так не буду".

Индианка только потрепала его по голове: "Я к женщинам, там наверняка — дети у кого-нибудь болеют. Вечером встретимся".

Джон кивнул. Прожевав мясо, он медленно поехал по широкому проходу среди шатров — к большому лугу, откуда доносились голоса офицеров.

— Бой штыком, — наставительно сказал сержант Фримен, поднимая ружье, — может решить исход сражения, господа. Мы слишком полагаемся на выстрелы. Когда враг атакует наши позиции, или когда мы сами идем в атаку — надо уметь пользоваться этим оружием.

Пара десятков солдат, выстроенных в шеренгу, что-то зароптали. Сзади раздался ленивый крик: "Да я ему кулаком по башке дам, он и упадет".

Натаниэль блеснул белоснежными зубами: "Рядовой, ко мне! Давайте попробуем".

Здоровенный детина вышел вперед. Дэниел, что стоял рядом с генералом, озабоченно подумал: "Он же на две головы выше Ната, и в плечах шире".

— Ты не волнуйся, — неслышно шепнул ему фон Штебен, — я это уже видел. Фримен молодец.

— Атакуйте, рядовой, — велел Натаниэль.

Детина метнулся вперед, раздался звон металла. Нат холодно сказал: "Если я сейчас нажму на свой штык, рядовой, то вы истечете кровью прямо здесь. Отделение, слушай мою команду! Сейчас будем упражняться на чучелах — Нат показал на соломенные тела, прибитые к доскам, — а потом разобьемся на пары. Шагом марш!"

— Еще всякие черномазые будут приказывать, — пробурчал кто-то из солдат. Дэниел увидел, как прямая спина сержанта чуть дернулась.

— Переведи, — велел фон Штебен. Дэниел замялся.

— Переведи, — раздельно, багровея, приказал генерал. Выслушав, он сочно выругался по-немецки и кивнул Дэниелу: "Говори, и без всяких обиняков!"

— В моей армии, — жестко сказал немец, — нет белых и черных, а есть солдаты, сержанты и офицеры. Кому это неясно, тот получит свой срок на гауптвахте прямо сейчас.

Дэниел перевел. Посмотрев в темные глаза Ната, он тихо добавил: "Мы же воюем за свою свободу, господа, так надо это делать чистыми руками".

— Ведите отделение, сержант, — буркнул фон Штебен. Расстегнув воротник мундира, генерал злобно подышал: "Четверть армии негры, проливают свою кровь, как и всякий другой, а эти свиньи…, - он махнул рукой и вдруг улыбнулся: "Смотри, тот индеец светловолосый, ты мне о нем говорил".

Джон сел на походную койку. Смотря за тем, как Дэниел складывается, он присвистнул: "Это такой договор длинный с ленапе?"

Юноша засунул тетради в суму, и, разогнувшись, улыбнулся: "Тут еще мои заметки, на будущее, Конституция и так далее. А что миссис Онатарио?"

— Сказала, меня в Бостон проводит, — Джон откусил большой ломоть хлеба. Дэниел подумал: "Он же мальчик еще совсем, шестнадцать летом будет. Пусть отправляется домой, нечего ему тут делать".

— Ты вовремя отплываешь, — Дэниел сел рядом и потянул к себе буханку: "Дай".

— Почему? — поинтересовался юноша.

— Потому, — сердито ответил Дэниел, раскладывая по тарелкам хлеб с мясом, — что летом король Людовик объявит вам войну, помяни мое слово. Твой дальний родственник, капитан Стивен Кроу, начнет топить вообще все французские корабли, без разбора. Ты не думай, у нас хорошие связи с Парижем.

— Да я и не сомневался, — Джон поднял бровь, и хмыкнул: "Странно, мы с тобой формально — враги, а на самом деле — друзья".

— Формально ты дезертир, приговоренный к смертной казни, — ядовито ответил ему юноша и тут же рассмеялся: "Хотя не думаю, чтобы тебя стали расстреливать. А вот Кинтейла мы заочно осудили".

Джон подпер подбородок кулаком: "В Бостоне снимешь с меня показания. Я хочу, чтобы наш парламент — тоже его приговорили. И чтобы оба приговора привели в исполнение".

— Ты не можешь убить его два раза, Джон, — мягко сказал Дэниел.

Светло-голубые глаза блеснули холодом: "Я могу убить его десяток раз, капитан Вулф, рассказать как? Только, — Джон поднялся и прошелся по палатке, — все это бесполезно. Никто не пойдет дальше озера Эри — ни белые, ни индейцы. А он там, я думаю".

— Вояжеры ходили, — заметил Дэниел, рассматривая карту. "Французы. И наши охотники тоже. Еще в прошлом веке с озера Верхнего вывозили меха в Квебек и Монреаль. И дальше на запад — тоже двигались, через Большой Волок. Мне мистер де Лу рассказывал, отец Марты, моей невестки, — его семья полтора века в Акадии торгует".

— Там леса, — мрачно сказал Джон, — а у Кинтейла — лошади. Он на равнине расположится, поверь мне, с суши к нему будет никак не подобраться.

— Значит, — спокойно ответил Дэниел, снимая мундир, надевая свежую рубашку, — мы к нему подберемся с воды, вот и все.

— У вас даже флота там нет, на озерах, — Джон поднялся и тяжело вздохнул.

Дэниел положил ему руку на плечо: "Появится. А ты езжай домой, ты у отца теперь один. Хотя, Меир должен был письмо уже прислать, с Кариб. Может, он и выяснит что-то о Джо".

— Да я ее и похоронил уже, — горько пробормотал Джон и буркнул: "Давай суму, я к лошадям отнесу".

— Плачет, — понял Дэниел, глядя вслед юноше. "Господи, никого нет — ни Мирьям, ни маленькой Мэри, ни девочки этой, индианки, Гениси. И Хаима больше нет, и Эстер вдовой осталась. И брат Эстер — тоже погиб, а Констанца круглая сирота. Господи, — он вдруг перекрестился, — не наказывай ты нас больше, прошу".

Он в последний раз посмотрел на палатку, и, задернув полог, пробормотал: "Вот я и штатский". Дэниел пошел к коновязи, откуда уже доносился веселый голос Фримена.

Бостон

Яркое, темно-синее море простиралось до горизонта. Белые барашки подкатывались к ногам девочки, — рыженькой, в шерстяной накидке.

— Так далеко, — подумала Констанца, бросая камушки, слушая плеск воды. "Какой мир огромный, даже представить себе не могу. Нет, могу, — она закрыла глаза и вспомнила карту, — Индия, — там дядя Питер, Африка, Новый Свет, Япония. И Ледяной Континент, только его никто еще не видел".

Девочка обернулась — Эстер сидела на перевернутой лодке, держа на коленях листок бумаги. Черное платье развевалось вокруг тонких щиколоток, прядь волос выбилась из-под черного чепца.

— Тетя плачет, — вздохнула про себя Констанца. "Каждую ночь, я же слышу". Она подобрала красивый камень, и, полюбовавшись им, сунула в карман накидки. Девочка медленно пошла по берегу, отламывая кусочки от горбушки хлеба. Чайки столпились рядом. Констанца, кормя их, вдохнула влажный, соленый воздух: "Никуда не уеду, пока тетя не перестанет плакать. Тем более, в "Бостонской Газете" пишут, что летом французы объявят войну Англии. Тогда через океан вообще будет не переплыть".

— Моя дорогая невестка, — читала Эстер ровные, аккуратные строки, — к сожалению, мне ничего не удалось узнать о Джозефине Холланд. Капер "Черная Стрела" был расстрелян у здешних берегов пиратом по имени Черный Этьен, но спасся ли кто-нибудь с британского корабля — неизвестно. Мне придется пробыть на Синт-Эстасиусе еще не меньше года, в связи с интересами нашего правительства. После этого я вернусь в Бостон, и мы с вами сможем съездить на раввинский суд в Филадельфию. Пожалуйста, не беспокойтесь, я каждый день читаю кадиш по моему брату и сестре, а также вашему брату, покойному Иосифу. Передавайте мой поклон маленькой Констанце, миссис Франклин и Дэниелу. С искренним почтением, ваш брат, Меир Горовиц.

Эстер опустила письмо и тихо повторила: "Еще не меньше года. Да и не хочу я замуж, незачем это мне. Но так надо, иначе Меир не сможет жениться, — она убрала конверт и посмотрела на рыжие, пронизанные весенним солнцем, волосы Констанцы.

— Все птицы поели, — девочка подошла к ней, отряхивая руки.

— Милая, — сказала Эстер, — Дэниел еще прошлым месяцем написал, что сын дяди Джона сейчас в Лондон поплывет. Может быть, ты с ним поедешь? Я уверена, что его светлость будет рад тебя приютить.

Констанца поковыряла носком туфли в камешках: "Нет, тетя. Я хочу быть с вами, пожалуйста. Или, — девочка подняла большие, темные глаза, — я вам обуза?"

Эстер обняла ее и, слыша стук сердца, шепнула: "Ну что ты, милая. Просто, ты же, наверное, хочешь жить в Англии, со своим дядей?"

— Во-первых, — Констанца прищурилась, — его там нет, тетя. Вы же мне сами говорили, он задерживается в Индии, а во-вторых — мне тут нравится. Она внезапно покраснела: "А правда, что дядя Дэниел снова станет адвокатом?"

— Да, он в отставку вышел, — кивнула женщина, поднимаясь.

— Жаль, — хмыкнула Констанца, — у них красивая форма, в армии. Она подняла голову, и, увидев лицо женщины, открыла рот: "Тетя Эстер, простите…"

— Ничего, — Эстер поцеловала рыжий затылок: "Дядя Дэниел и в штатском отлично выглядит, у него хорошая фигура".

— Это верно, — признала Констанца и дернула ее за руку: "Пойдемте, тетя Эстер, посмотрим, что с моим яйцом случилось!"

— С каким еще яйцом? — они шли на набережную, по узкой деревянной лестнице. "С тем, что я сварила вкрутую, и в уксус положила, три дня назад, — объяснила Констанца, прыгая на одной ножке по грубой брусчатке. "Кислота растворит скорлупу, тетя Эстер. Тут раньше дядя Дэниел жил, — девочка остановилась перед хлипким домом. "На втором этаже, — добавила Констанца. "А сейчас он на Бикон-Хилл переезжает, да? Мы соседями будем".

— Да, — Эстер улыбнулась, вспомнив аромат кофе и веселый голос юноши: "Мой первый клиент, Эстер, расплатился со мной лобстерами — он рыбак был. Я их целую неделю ел, три раза в день, и вряд ли еще захочу".

— Простите, — она случайно столкнулась с кем-то. Невысокий, красивый юноша, приподняв шляпу рабочего, поклонился: "Моя вина, мисс".

Поднимаясь на Бикон-Хилл, девушка оглянулась. Он стоял, засунув руки в карманы, глядя на море. "Волосы, как сено, — подумала Эстер, — такие же золотистые".

— Белая, — сладко вздохнул Мэтью, скрывая дрожь в пальцах.

— Я послезавтра отплываю, на "Святой Женевьеве", меня никто не найдет. Вещи уже на корабле, там же я и ночую. Фламбе я продал, и вообще — это не я, а Майкл Смит. Тот пьяница, в Балтиморе, был готов все свои документы отдать за бутылку виски. Майкл Смит, седельщик из Мэриленда. Идите, ищите меня, так и в корабельных бумагах написано.

— Надо было за ними проследить, — он дернул щекой. "Ладно, Бостон, город маленький, наверняка они завтра опять придут сюда гулять. Брат мой, — юноша издевательски усмехнулся, — если верить "Бостонской газете", гниет в палатках в Пенсильвании, а больше меня здесь никто не знает. Пять лет прошло, как мы с папой сюда приезжали. Адъютант генерала фон Штебена, скажите на милость, — Мэтью сплюнул через деревянное ограждение. Развернувшись, войдя в таверну, он присел за столик.

Подмигнув пышной, в чепце, хозяйке, Мэтью ласково попросил: "Кружечку бы эля, милая, и перекусить что-нибудь".

Женщина зарделась, поймав взгляд его ореховых глаз. Мэтью взял оловянную кружку, и, откинувшись назад, взглянул в раскрытые ставни. "Святая Женевьева" чуть покачивалась у причала, французский флаг лениво полоскался по ветру. Рядом стояли два бота с бело-красными, полосатыми штандартами, — каждый с десятью пушками.

Мэтью увидел тринадцать звезд на синем фоне и криво усмехнулся: "Нет, подальше от этих доморощенных революционеров. Вот только развлекусь напоследок, мне много времени и не понадобится".

Он принял тарелку с жареной рыбой и взялся за еду: "Пистолет у меня есть, кинжал с плетью — тоже. Как следует, попрощаюсь с Бостоном".

Парадное крыльцо красивого, красного кирпича дома украшала медная табличка: "Дэниел Вулф, дипломированный адвокат".

— Уже позаботился, — Джон, соскочил с лошади. "Как вам Бостон, миссис Онатарио? — юноша улыбнулся.

— Много людей, — степенно сказала индианка, забросив на спину черную, с проседью косу, оглаживая замшевую, вышитую юбку. "Ты вот что, — обратилась она к Дэниелу, который открывал дверь, — ты же говорил, у тебя тут знакомая есть, вдова брата Мирьям. Мне с ней будет удобнее жить, — она приставила ладонь к смуглому лбу и вгляделась в сверкающее море. Деревья в маленьком палисаднике шелестели под легким, теплым ветром.

— Верно, — хмыкнул Дэниел, разгружая лошадей. Он передал Нату связку книг: "Вы, юноши, тут устраивайтесь, а я пока миссис Онтарио к Эстер отведу".

— Лошадь мою почисть, — велела индианка Джону, — лошадь хорошая, мне на ней еще обратно ехать.

— Конюшня на заднем дворе, там как раз четыре стойла, — указал Дэниел. Нагнувшись, он взял кожаный мешок. "Я вам помогу, миссис Онатарио и не спорьте даже. Вообще — тут недалеко. Миссис Эстер, она тоже акушерка".

Они медленно шли по улице и Дэниел зло подумал: "Ну что смотреть, как, будто индейцев никогда не видели".

— Тут белые живут, — будто услышав его, сказала Онатарио. "Им я не в привычку, ничего страшного. Я тоже, как черных людей увидела, — она кивнула в сторону дома Дэниела, — их разглядывала".

— Незаметно было, миссис Онатарио, — ухмыльнулся юноша.

— Я старалась, чтобы так, — в серых глазах индианки заиграл смех. "Мирьям мне о нем говорила, — Онатарио вздохнула про себя, — не надо ему ничего знать. Да и нет ее больше".

— Мирьям про тебя рассказывала, — они остановились перед аккуратным, беленым домом с табличкой: "Миссис Эстер Горовиц, дипломированная акушерка". Онатарио помолчала. Она положила смуглую, сильную руку Дэниелу на плечо: "Ты ведь еще молод, — женщина улыбнулась, — Волк. Тоже Волк, как и я. Надо дальше жить".

— Спасибо, — Дэниел склонил голову и постучал молотком в дверь.

— Акушерка на вызове, — раздался сильный, еще не старческий голос. Миссис Франклин распахнула дверь и улыбнулась: "Дэниел!". Она недоуменно посмотрела на Онатарио и Дэниел подумал: "Да что это с ней? Как побледнела".

— А это миссис Онатарио, с озер, — радушно сказал Дэниел. "Она у меня переводчиком зимой была, когда я с Шестью Племенами встречался. Я подумал, может, вы ее приютите…, - женщины, — обе высокие, вровень друг другу, — все молчали.

— Джейн, — сказала, наконец, миссис Франклин. "Здравствуй, Джейн".

Высокая, в индейской одежде девушка, посмотрела на детей, что играли на полу вигвама. Присев, она велела мальчику — смуглому, темноволосому, сероглазому: "Филип, ты последи за Джейн. Я скоро вернусь".

— Мама, — пролепетала девочка. Мать, не говоря ни слова — вышла из вигвама. Девушка отвязала лошадь. Уже почти скрывшись в лесу, она обернулась. Над стойбищем поднимались дымки костров, были слышны голоса женщин. Она, вытирая лицо, глубоко, часто подышала: "За ними присмотрят. Присмотрят".

Девушка подергала поводья. Лошадь послушно пошла на восток — туда, где в легких, белых облаках виднелись горы.

Миссис Франклин медленно, аккуратно разлила кофе по оловянным чашкам. Так и стоя у стола, она сказала: "Я тебя полвека почти не видела, Джейн. Как раз тебе пятьдесят в следующем году".

Онатарио поднялась и взяла сухую, в морщинах кисть матери. "Я не в обиде", — сказала индианка на своем певучем, с акцентом, английском. "И Скенандоа, Филип — тоже не был. Правда, — она помялась и добавила, — мама".

— Все равно, — миссис Франклин, наконец, присела, — нельзя было вас бросать. С моим-то вторым мужем у меня детей не было, я и думала — это Господь меня наказал, за то, что вас оставила. А теперь, видишь, и Филипа больше нет, и внуков моих, что от него — тоже. И у тебя дети не рождались? — она испытующе взглянула на дочь.

— Не принято у нас так, — Онатарио отпила и сказала, изумленно: "Вкусный! На факториях такого нет".

— Я тебе дам с собой, как обратно поедешь, — миссис Франклин все смотрела на дочь. "Одно лицо со мной, — подумала она: "Возьмешь мешок, его в котелке варить можно. А почему не принято?"

— Я же на одном месте не сижу, — вздохнула Онатарио. "На всех озерах побывала, на западе — там, где равнина лежит. А с семьей — не покочуешь. Людей много, рожают много. Женщины, болеют, дети — им моя помощь нужна"

Пожилая женщина покачала головой. Онатарио, оглядев уютную гостиную, с чуть выцветшей, обитой шелком мебелью, тихо проговорила: "А что ты нас сюда, к белым не взяла, мама, так мы же говорили с Мирьям, как носила она — тут люди другие, у вас так не принято".

Миссис Франклин помолчала и велела: "Расскажи мне о Мирьям, дочка — что там с ребенком ее случилось? Он же от этого, — акушерка поморщилась, — Кинтейла был, которого вы Меневой называете?

Онатарио кивнула и начала говорить. Лицо матери, сначала спокойное, поменялось. Она, поднявшись, подойдя к полкам, где стояли книги, вытащила потрепанную тетрадь в кожаной обложке.

— Сорок лет практики, — миссис Франклин усмехнулась. "Что было необычного — сюда записывала. Вот, слушай, — она развернула пожелтевший листок, — это друг моего мужа покойного, тоже священник, преподобный Харт, прислал. В Чарльстоне случилось, четверть века назад".

— Дорогой Сэмуэль, — начала читать миссис Франклин, — твоей жене будет интересно услышать о несчастном создании, которое появилось на свет 5 апреля, у моей прихожанки Мэри Эванс. Даже и не знаю, как описать его. Кожа напоминала чешую пресмыкающегося и была покрыта многочисленными трещинами, на том месте, где должен был быть нос — у этого создания были два отверстия, и такие же отверстия я увидел на месте ушей. Вместо глаз у младенца, — если можно назвать его таким словом, — были мешки крови, размером с небольшую сливу. Руки и ноги были скрючены, изуродованы, и похожи на лапы ящерицы. Задняя часть головы была плоской, и оно издавало странный, страдальческий, тихий крик. Оно скончалось на вторые сутки после рождения, но я видел его живым.

Онатарио сидела, не поднимая головы, а потом шепнула: "Да". "А у этого Кинтейла, — продолжила миссис Франклин, — ты говоришь, здоровый ребенок был?"

— Девочка, Мэри, — ответила индианка. "Сильная, крепкая, красивая".

— От рабыни его, — миссис Франклин помолчала, — Юджинии, той, что он повесить велел. Значит, это у Мирьям в крови, — она сцепила длинные пальцы. "Да все равно, раз ее в живых уже нет, наверное". "И у Хаима тоже — подумала миссис Франклин. "Может, и хорошо, что у Эстер от него ребенка не было. Хотя есть болезни, что только по женской линии передаются".

— Она у меня настой просила потом, Мирьям, — дочь взглянула на мать. "Может, когда ты у нас жила, слышала о нем? Он женщину бесплодной делает".

— Воробейник, индейская кисть, и дикая гречиха, — хмыкнула миссис Франклин. "Пить полгода, по чашке в день, и у тебя больше никогда не родятся дети. Но я не видела, ни одной женщины, что его пила, милая.

— Я видела, мама, — Онатарио подперла щеку рукой. "Он и вправду помогает. Только какая разница, Мирьям все равно, что мертва, оттуда, — она махнула рукой на запад, — не возвращаются".

Миссис Франклин усмехнулась. Она поцеловала темный, с проседью затылок дочери: "А этого ни ты, ни я знать не можем. Собирайся, пойдем, проводим твоего Большого Джона. Пусть уже мальчик домой едет".

Дэниел посадил Констанцу себе на плечо: "Видишь, "Святая Женевьева"? Она завтра отплывает. А дядя Джон — сегодня, на "Милой Амалии", до Сен-Мало, а потом оттуда — в Плимут".

— Это пока войны нет, — отозвалась, поерзав Констанца.

— А ты откуда о войне знаешь? — удивился Дэниел. Девочка закатила темные глаза: "Я "Бостонскую газету" читаю, каждый день. Дайте, — она ловко слезла на брусчатку набережной и рассмеялась: "Когда вы у нас сегодня обедать будете, я вам яйцо покажу. У него нет скорлупы, растворилась, — Констанца подпрыгнула, тряхнув косичками, и побежала к Эстер, что стояла у ограждения.

— Еще пяти лет нет, а уже опыты ставит, — смешливо подумал Дэниел, — Эстер же мне о ее родителях рассказывала.

— Вы как хотите, капитан — Нат решительно засунул руки в карманы мундира, — я тут еще пару дней побуду, а потом в Виргинию отправлюсь, за Салли.

Дэниел искоса взглянул на твердый очерк подбородка юноши: "А я? Если бы я действительно любил Мирьям — не сидел бы сейчас с клиентами, а уехал на запад. Миссис Онатарио идет их искать, там племянница ее. А я, мужчина, тут остаюсь. Значит, не любишь, капитан Вулф, себе-то правду хоть скажи. Любил бы — всю страну ради нее перевернул".

— Мы же не в армии, Нат, — тихо сказал Дэниел, — запретить я тебе этого не могу. Только будь осторожней, пожалуйста.

Фримен присвистнул: "Не первый раз в разведке, капитан. Я и Салли слово друг другу дали, еще пять лет назад, как ей двенадцать было, а мне — четырнадцать. Мое слово крепкое, я свою невесту в рабстве не оставлю, — Нат улыбнулся: "Она девушка работящая, не пропадет, пока я воюю, да и денег мы скопим, хоть немного".

— Ну, езжай, — Дэниел обнял его: "Вон Джон, на корме, машет нам. Так в индейской одежде и остался, смотри-ка".

— Ему идет, — подумала Эстер, приподнимаясь на цыпочки. "Он на отца своего очень похож, одно лицо. Письма я с ним передала. Теперь хоть Питер будет знать, что с нами все в порядке".

"Милая Амалия", под развернутыми парусами, быстро выходила из гавани, золоченый кузнечик на крыше Фанейл-Холла крутился под сильным ветром. Констанца подергала Эстер за руку: "Тетя, пойдемте чаек кормить".

— Обед же готовить надо, — ласково ответила Эстер. "Миссис Онатарио уезжает, и Нат — тоже, так что сегодня у нас все собираются".

— Идите, идите, — махнула рукой пожилая акушерка. "Очаг же горит у тебя, значит — нам можно готовить. Вы погуляйте, пусть побегает девочка".

Эстер и Констанца стали спускаться по узкой, деревянной лестнице. Дэниел, посмотрев вслед стройной, в черной шерсти спине, увидел локон, что выбился из-под такого же черного чепца. Волосы девушки бились на ветру. Дэниел велел себе: "Нельзя, не смей, она вдова Хаима, даже и думать о таком — грех".

Толпа стала расходиться, и он услышал звонкий голос Констанцы: "Тетя, уже нет никого, можно по воде пошлепать? И вы со мной!"

— Ты что, — ужаснулась Эстер, — там же люди, на набережной!

— Да все ушли, — Констанца потащила ее за руку к деревянной лодке и велела, уперев руки в бока: "Снимайте! Туфли и чулки!"

Дэниел краем глаза увидел ослепительную белизну тонкой щиколотки. Заставив себя отвернуться, пробормотав что-то, он пошел вверх, на Бикон-Хилл.

— По воде бегают, — Мэтью вышел на палубу. Достав короткую, оправленную в медь, подзорную трубу, он рассмотрел лицо девушки. "Как раз то, что нужно — кожа белая. Креолка, наверное, или еврейка. Да все равно. Девчонку трогать не буду, от них толку никакого. А эту… — он облизал острым языком тонкие губы. "Ей понравится, непременно. "Милая Амалия" ушла, а завтра — и мы отправляемся. Прощай, Новый Свет".

Девушка подняла подол платья — почти до колен. Мэтью, часто дыша, оглянувшись, — на палубе никого не было, — велел себе: "Потерпи. Ты узнаешь, где она живет, и придешь туда ночью. Не сейчас, сейчас еще светло".

Он постоял, успокаиваясь, и увидел, как девушка с ребенком собираются. Мэтью быстро спустился в каюту. Взяв оружие, выходя, он постучал в соседнюю дверь. "Мистер Армитедж, — крикнул он, — это я, Майкл, ваш сосед. Не желаете напоследок по кружечке эля? Я на берег иду, посидеть в таверне".

— Лучше я умру, — донесся до него измученный голос. "Похмелиться не могу, не то, что пить!"

— Я вам принесу бутылочку, — пообещал Мэтью, улыбаясь. Сбежав по сходням, заметив, как женщина в черном платье заворачивает за угол, он осторожно пошел следом.

Над морем уже появился тонкий, бледный серпик луны. Мэтью, поднявшись на Бикон-Хилл, свернул в узкую улицу. "В таверне меня видели, бутылочка для Армитеджа — при мне, — он похлопал по карману куртки, — не придерешься. Так что познакомимся поближе с миссис Эстер Горовиц. Где-то я эту фамилию уже слышал. Тот капитан у патриотов, с которого скальп сняли. Муж ее, или брат, наверное".

В окнах нижнего этажа горели свечи. Мэтью ловко перебрался через ограду и, пригнувшись, — прижался к стене дома.

Он быстро заглянул в гостиную и, отпрянув, выругался. "Братец мой должен в Пенсильвании сидеть, а вовсе не здесь, за чашкой кофе. И сволочь эта беглая, Нат, — тоже там. Конечно, Дэниел всегда негров любил. Наверняка, спал с Тео, а потом — сплавил ее подальше. Я поспрашивал, осторожно — но никто ничего не слышал. Ну и черт с ней. И две бабы там какие-то. Нет, опасно".

Он сжал зубы. Подождав, пока прекратят дрожать руки, Мэтью приказал себе: "Возвращайся на корабль, выпей лауданума и ложись".

Он опустил голову и, увидев перед глазами бесконечную, черную тьму, — чуть слышно зарычал. "Хочу, — Мэтью достал кинжал, чувствуя его смертельную, острую тяжесть. "Хочу. Я не могу, я уже решил. Пусть не она, все равно — кто".

Из дома раздался какой-то шум. Мэтью быстро ринулся прочь. Оказавшись за углом, он отдышался и, огляделся: "Шлюху брать нельзя, они на набережной гуляют, там еще людно".

Немного успокоившись, он пошел легкой походкой вниз. Дверь какого-то дома позади, открылась. Мэтью услышал женский голос: "Добеги до миссис Питерс, Маргарет, попроси у нее взаймы пару яиц, наши-то не неслись сегодня".

Мэтью нырнул куда-то в канаву, под темные кусты. Приподняв голову, он увидел девочку лет тринадцати, в холщовом платье и переднике, что вышла на улицу. Вокруг было сумеречно, и тихо. Когда она поравнялась с Мэтью, он мгновенно поднялся и, — не успела девочка закричать, — ударил ее по затылку рукоятью пистолета.

Красивый, гнедой жеребец, вырываясь из рук конюхов, бешено косил сизым глазом. Из-под копыт летела пыль. Конь, встряхнув головой, дернувшись — поскакал вокруг двора.

— Знаете, мистер Адамс, — в сердцах сказал кто-то из слуг, — уж как мы только к этому Фламбе не подходили — бесполезно. Он совсем бешеный. В Африке, видно, их не объезжают.

— Ерунда, — резко ответил Сэмуэль Адамс, — торговец, у которого я его купил, клялся, что у него очень хороший характер.

— Правда, у этого торговца конь всего пару дней был. Какой-то парнишка его привел, бедняк, из Мэриленда. Украл, что ли? — Адамс наклонил напудренную голову, и посмотрел на лошадь. Фламбе остановился и сердито заржал.

— Позвольте мне, — раздался голос сзади. Маленький, хрупкий юноша в черном сюртуке и треуголке, бесцеремонно отодвинув тучного Адамса, прошел к коню. Он твердой рукой взял поводья. "Мистер, как вас там, — закричали конюхи, — он вас убьет!"

— Не убьет, — рассмеялся юноша. Люди вокруг ахнули. Фламбе, почувствовав всадника, поднялся на дыбы. Юноша прикусил губу. Наклонившись, он что-то шепнул на ухо лошади. Гнедой отозвался голосом — ласково и стал легкой рысью кружить по двору. Молодой человек, спешившись, взяв Фламбе за уздцы, подошел к Адамсу.

— Отлично у вас получилось, — хмыкнул тот, — мистер…

— Миссис, — юноша стянул замшевую перчатку и подал Адамсу белую — без браслетов, без колец, руку. "Миссис Марта Бенджамин-Вулф, урожденная де Лу. Мой покойный отец, мистер Теодор де Лу, был вашим клиентом. То есть вашего брата, — поправилась Марта. "Мне сказали, что мистер Джон Адамс во Франции, — она махнула рукой на открытые окна конторы: "Простите, если я не вовремя, все же суббота сегодня…"

— Ничего страшного, — Адамс поклонился, — я все равно был здесь. Джон в Париже, до осени, но я его замещаю, миссис Бенджамин-Вулф. Я видел письмо, что пришло позавчера, насчет похорон вашего батюшки. Я очень, очень сожалею. Конечно, мы все устроим, как надо. Пойдемте наверх, я угощу вас кофе.

Уже у двери, что вела внутрь конторы, Марта остановилась: "Мистер Адамс, а где вы купили этого прекрасного жеребца? Он ведь берберский, правда?"

— Вы разбираетесь в лошадях, миссис Бенджамин-Вулф, — улыбнулся Адамс. "У мистера Норта, у него лучшие кони на севере".

— А, — только и сказала Марта. Уже в кабинете Адамса, удобно устроившись в кресле, приняв серебряную чашку с кофе, девушка обвела глазами темные шелковые обои, мраморную голову Цицерона на дубовой колонне, бронзовые часы с фигуркой Фемиды: "Мистер Адамс, сначала я хочу оплатить погребение, — она достала из-за отворота сюртука конверт.

— У ювелира даже глаза расширились, когда я шкатулку открыла, — Марта откинулась в кресле и отпила еще кофе. "Денег у меня сейчас столько, что хватит несколько лет в Европе прожить. Но сначала — Лондон, надо покончить с Мэтью. Как бы так ненароком спросить у Адамса, где Дэниел? В газете было написано — еще в Пенсильвании, в армейском лагере. Как бы туда ехать не пришлось. И Салли надо узнать, — где Нат, — Марта незаметно вздохнула. "А у этого Норта я выясню, кто продал ему Фламбе. Мэтью, наверняка, не под своей фамилией путешествует. Жалко Фламбе, папа его так любил".

— Вот расписка, миссис Бенджамин-Вулф, — юрист приложил печать. "Вы где остановились? Мы вам сразу же сообщим о времени похорон, как все будет подготовлено".

— Сняла комнаты, те, что мистер Брамвелл на продажу выставил, — небрежно ответила Марта, и Адамс хмыкнул про себя: "Денег не пожалела. Говорят, ее свекор половиной Виргинии владеет. Красавица, конечно, и молоденькая еще совсем".

Марта вспомнила восторженный голос Салли: "Как тут просторно, миссис Марта! Даже ходить по такому ковру страшно!

— Он уже ходит, — Марта подхватила Тедди. Щекоча его, девушка рассмеялась: "И ходить, и валяться, обязательно!"

— Моему сыну полезен морской воздух, поэтому я хочу провести лето в Бостоне, — небрежно ответила Марта. "Мы только сегодня приехали, я не успела переодеться, — она коротко показала на свой сюртук. "Волосы, у нее какие, — Адамс все рассматривал ее, — как старая бронза. А ей идет мужской костюм".

— И еще, — зеленые глаза зорко взглянули на Адамса, — мой покойный отец оставлял у вас кольцо, с тем условием, что либо он, либо я, его заберем.

Адамс вытащил с полки большую тетрадь. Пролистнув страницы, он поднял голову: "Именно так, миссис Бенджамин-Вулф. Оно здесь, в хранилище. Желаете пройти со мной или подождете тут?"

— Ну что вы, — ласково улыбнулась девушка, — я вам доверяю. Адамс вышел. Марта, рассеянно посмотрев на стол, приподнялась в кресле. В мраморной шкатулке лежали визитные карточки. "Дэниел Вулф, адвокат, Бостон, — прочла Марта. "Бикон-Хилл, собственный дом". Внизу твердым почерком было написано: "Дорогой мистер Адамс, спасибо за приглашение, буду рад участвовать в комитете по созданию конституции нашего штата. С уважением, Дэниел".

— Вот и оно, — раздался сзади голос Адамса. Марта приняла бархатную коробочку. Раскрыв ее, она помолчала: "Спасибо вам". "Один такой на свете, — вспомнила она слова отца. Камень играл, переливался в свете солнца — синими, отшлифованными гранями.

Марта надела кольцо и услышала мягкий смешок отца: "Он из тех же копей, откуда Тавернье потом привез для короля Людовика его Le bleu de France. Из Голконды. Только наш поменьше, конечно".

Она подала Адамсу руку. Тот, взглянув в сияющие, большие глаза, улыбнулся: "Всегда к вашим услугам, миссис Бенджамин-Вулф".

Салли с Теодором гуляли по набережной. "Вода! — услышала Марта радостный крик сына. "Много воды!"

— Все, — она легко подхватила ребенка на руки, — давай его сюда, сейчас пойдем к мистеру Дэниелу, я узнала, где он живет. И не грусти, — Марта увидела глаза Салли, — он наверняка тебе скажет — где Нат.

Марта вдохнула свежий, чистый морской воздух: "Господи, как хорошо, Салли! Я дома, наконец-то, дома, на севере! Тут знаешь, какой снег идет, зимой!"

Салли поежилась. Марта, расхохотавшись, оглянувшись, поцеловала ее в щеку: "Вам, кто из Южной Каролины — этого не понять. А теперь сам, — она поставила Тедди на ноги, и тот заковылял между девушками.

— Итак, принимая во внимание дело Роуэна против Милфорда (см. приложение А, решение, вынесенное судьей Адамсом в 1771 году, в Бостоне), мой клиент считает, что обвинения истца беспочвенны. Пожар в сторожке истца произошел лишь вследствие небрежности ее владельца, а вовсе не по преступному умыслу моего клиента…

— Кофе? — Натаниэль просунул в дверь кудрявую голову.

— Только если ты сам пьешь, — мрачно отозвался Дэниел. "С этой тяжбы, — он похлопал рукой по бумаге, — еще мои внуки кормиться будут, поверь мне".

Нат внес кофейник. Поставив чашки на круглый, низкий столик у камина, он устроился в кресле: "Одежду я вам всю в порядок привел, обувь тоже, лошадь почищена, можно уезжать".

— Когда я жил там, — Дэниел махнул рукой в сторону гавани, — я сам убирал. И прекрасно справлялся. "Нет, — напомнил он себе, — Мирьям приходила. Мыла полы, одежду мою чинила. Я ее ждал, и волновался — придет, или нет? А потом я устраивался на подоконнике, с книгой, и украдкой смотрел — что она там делает? Она откидывала косу на спину, и, отложив иголку, говорила: "Не отвлекайся, пожалуйста".

— Жениться бы ему, — вздохнул Нат. "Дом хороший, три спальни, кабинет, гостиная, места много. А все равно — один. Тяжело ему сейчас, конечно. Надо будет попросить миссис Франклин или Эстер приютить Салли, пока я из армии не уйду. А если продали ее, — Нат застыл, поднеся чашку к губам. "С мамой все хорошо, я ее навещал — а Салли? Все равно найду, — пообещал себе Натаниэль. Он удивился, услышав стук молотка: "Клиент к вам, что ли? Так суббота ведь. Сидите, я открою".

Он распахнул парадную дверь и замер — она стояла, высокая, смуглая, с убранными в пучок, темными, кудрявыми волосами. В глазах у нее блестели искорки солнца.

— Нат, — шепнула Салли. "Господи, я не верю, Нат, милый мой…"

Он всхлипнул и, прижав ее к себе, целуя, покачал: "Все, любовь моя, все. Все закончилось. Мы вместе, навсегда".

Салли обернулась. Вытирая слезы, она проговорила: "Это миссис Марта меня спасла, спрятала, а потом сюда привезла, на север".

— Идите уже, — Марта ласково подтолкнула Салли, — гулять, дорогие мои. Вам же поговорить надо, о многом.

Нат схватил с сундука в передней свой мундир. Салли ахнула, разглядывая его: "Как красиво! Это солдатам такое выдают?"

— Сержантам, — расхохотался Нат. Заслышав шаги Дэниела, негр весело сказал: "Посмотрите, какие у нас гости, капитан!"

Марта сняла треуголку. Она протянула Дэниелу руку: "Здравствуй! Почти пять лет мы с тобой не виделись".

— Марта, — он растерянно посмотрел на толстенького, кудрявого ребенка в бархатной курточке. Тот поерзал. Когда мать поставила его на дорожку, мальчик радостно захлопал в ладоши: "Дядя!"

— Капитан, мы в городе поедим, — Натаниэль подал руку Салли. Марта, поманив его к себе, шепнула: "Ты мимо Первой Церкви-то ее проведи. Зайдите к преподобному отцу Ченси, договоришься с ним о венчании".

Натаниэль только широко улыбнулся.

Калитка закрылась. Дэниел, присев, спросил: "А как зовут моего племянника?"

— Теодор, — она посмотрела в сине-зеленые, красивые глаза юноши. "Это твой брат, Дэниел".

Салли и Натаниэль, рука об руку, медленно шли по зеленой лужайке у подножия Бикон-Хилла. "Этому парку больше ста лет, мне капитан рассказывал, — Нат показал на старые дубы. Салли посмотрела в сторону деревьев: "Там и посидеть можно, я шаль не зря прихватила. Кусты высокие, густые".

Нат усмехнулся. Оглянувшись, обняв ее за плечи, он прошептал: "А что ты мне там рассказывать начала, Салли, так ты думаешь, я, почему из поместья сбежал? Тоже поэтому".

Темные глаза девушки расширились. Она нежно погладила юношу по голове: "Господи, бедный мой".

— Понятно было, — Нат смотрел куда-то вдаль, — что одним разом мистер Мэтью не ограничится. Вот я и ушел. Надо было тогда еще тебя забрать, да вот промедлил я, — юноша вздохнул и тут же оживился: "А преподобный отец, какой понимающий попался, а, Салли?"

— Так ты же ему соврал, мол, отпуск у тебя скоро заканчивается, — Салли хихикнув, раздвинула кусты и нырнула на крохотную полянку.

— И вообще, — твердо сказал Нат, следуя за ней, — они нам больше не хозяева. Мистер Дэвид умер, а мистер Мэтью, ты говоришь, в Старый Свет собирался.

— Негры болтали, — кивнула Салли, расстилая шаль на траве.

— Тем более, мы его больше не увидим, этого мерзавца, — Нат усадил ее рядом и обнял. "Кинтейл, если нам попадется — за все ответит, это же его индейцы меня ранили. И капитана Горовица потом убили".

Салли взяла его руку и приложила к щеке: "Вот сейчас мистер Дэниел заверит мои показания, и я никогда, никогда больше об этом не вспомню. Жалко только, что твоя мама не сможет на венчании быть".

— Капитан ее освободит, обязательно, — Нат поцеловал девушку куда-то за ухо и нахмурился: "Чем это пахнет? Опоссума, что ли, собака задрала?"

Салли поморщилась. Поднявшись, она заглянула под кусты. Негритянка замерла на месте, а потом отчаянно, громко закричала.

Марта посмотрела на Дэниела: "Тедди спать пора. Можно, я его тут где-то уложу, ненадолго? Мы в комнатах Брамвелла остановились, так что не обременим никого".

Дэниел поднял голову из ладоней и, дернул щекой: "Конечно. На втором этаже…там спальни, как раз на залив выходят. Ты окна открой, сейчас тепло, Тедди хорошо спать будет".

Юноша проводил глазами каштановые волосы брата — мальчик положил голову на плечо матери и сонно, ласково улыбался. Когда дверь за ними захлопнулась, Дэниел опустил голову на раскрытую тетрадь, что принесла Марта, — и заплакал.

В спальне было темно, Мэтью лежал, чуть вздрагивая, свернувшись в клубочек. Дэниел, сидел на подоконнике: "Заснул. Доктор ему капель каких-то дал. Мама, мамочка…, - он уткнул голову в колени и приказал себе не плакать. Перед глазами была сухая земля на крышке гроба, и Дэниел услышал тихий голос: "Сыночек…"

От отца пахло привычно — табаком и немножко виски. "Я взрослый, — сказал себе мальчик, — мне шесть лет, нельзя, нельзя…". Отец взял его на руки. Присев на постель, укачивая, он запел что-то — нежно, едва слышно. Дэниел обнял его. Прижавшись к сильному плечу, мальчик прошептал: "Ну как же так, папочка…, Как мы теперь, без мамы…"

— Не надо, не надо, милый, — отец вздохнул. Погладив его по голове, он так и сидел — пока Дэниел, успокоившись, зевая, не ощутил, что отец укладывает его в постель. "Храни тебя Господь, сыночек, — раздался голос отца где-то над ним. Дэниел, так и, держа его руку — заснул.

— Почему? — подумал Дэниел. "После всего, что мне Марта рассказала? Он же говорил, что я ему больше не сын. А я все равно плачу. Или это потому, что я вспомнил, как он учил меня охотиться, как мы с ним вместе читали Шекспира, как он приходил вечером ко мне, целовал и говорил: "Доброй тебе ночи, милый". Папа, папа…, - он вытер лицо и почувствовал на плече ее нежную руку.

— Не надо, — сказала Марта. "Я понимаю, Дэниел, я все понимаю. Когда Мэтью приехал в поместье, в трауре, я тоже — пошла к Тедди, посмотрела на него и подумала: "Сирота". Это ничего, ничего".

— Прости, — Дэниел вздохнул. Взяв платок, вытерев лицо, он поднялся. Дэниел достал из шкапа бутылку и бокалы. "Хорошее вино, — Марта попробовала. "Прочитал мои записи? — она кивнула на тетрадь.

— У тебя отличный глаз, — одобрительно сказал Дэниел, — тебе бы преступления расследовать.

Марта выпила и отмахнулась: "Я с детства охочусь. Папа меня учил — чтобы выследить зверя, надо быть очень внимательным".

— Зверь, — Дэниел, на мгновение, увидел перед собой ореховые, красивые глаза брата: "Конечно, никаких сомнений — это убийство. Только вот, — он опустился в свое кресло, — где сейчас Мэтью?"

— Он продал папиного жеребца, Фламбе, — Марта улыбнулась, — так что я узнаю у торговца лошадьми, — под каким именем Мэтью путешествовал. Потом схожу в контору порта, просмотрю списки пассажиров на кораблях, что отправлялись в последнее время. Я думаю, он в Лондон поехал, он там переписывался с каким-то человеком, мистер Джон его зовут. Шифром, — Марта со значением подняла бровь.

Дэниел потянулся за бумагой и что-то написал. "Вот, — сказал он, — это адрес в Лондоне, там живет юноша, Джон Холланд его зовут. Он спас Мирьям, сестру капитана Горовица. Потом Кинтейл напал на индейскую деревню, где они жили, — лицо Дэниела помрачнело. "Капитана Горовица — тоже Кинтейл убил".

— Повесить бы его уже, этого Кинтейла, — зло отозвалась Марта. Выпив вина, она приняла бумагу.

— Джон тебе поможет, в Лондоне, он мой друг. А это адрес Тео, в Париже, она актриса, в Comedie Francais играет.

— Слава Богу, — облегченно сказала Марта, — все хорошо с ней.

Девушка убрала листок в свою тетрадь и помолчала.

— Твой отец, — она взглянула на Дэниела — когда я в последний раз его видела, сказал мне, где его завещание лежит — у "Бромли и сыновей", в Лондоне. Так что мне первым делом туда надо. Потом я увижусь с этим мистером Джоном, на Ладгейт-Хилл.

Дэниел вспомнил синие глаза ребенка: "Думаю, отец все Тедди оставил. Может, не повезешь его в Лондон? Мы за ним присмотрим, здесь, в Бостоне. Потому что если с маленьким что-то случится, то земля и деньги достанутся Мэтью. Он же его отец, по бумагам, — Дэниел покраснел.

— Мой сын будет со мной, — твердо отозвалась Марта. Она склонила голову набок: "Стучат".

Салли стояла на пороге, кудрявые волосы растрепались, на смуглом лице были видны следы слез.

— Ната арестовали! — выкрикнула она. Уронив голову на плечо Марте, негритянка разрыдалась.

— Пошли, — велела ей девушка. Усадив Салли в кресло в кабинете, она попросила: "Дэниел, вина ей налей".

Салли одним глотком выпила полбокала, высморкалась: "Мы поели в гавани, потом к преподобному отцу сходили, в церковь. Послезавтра уже и венчаемся. Гуляли в том парке, что у подножия Бикон-Хилла. Пришли на лужайку, ее с дороги не видно, — негритянка покраснела. "Там мертвечиной пахло. Я кусты раздвинула, а там…, - Салли подышала: "Мы сразу в милицию побежали. Ната тут же арестовали, говорят, что это он убил…, Он в милиции, его заперли. И тело той бедняжки — там же"

— Какая чушь, — поморщился Дэниел, потянув со спинки кресла свой сюртук. "Сидите тут, я сейчас пойду…"

— Нет, — Марта поднялась и взяла треуголку. "Напиши мне записку, что я твой помощник, — девушка пощелкала пальцами, — Мартин какой-нибудь. Потом сними показания с Салли — в двух экземплярах…"

— Что за показания? — нахмурился Дэниел.

— Услышишь, — мрачно ответила Марта, забирая лупу с его письменного стола. "Одну копию я с собой в Лондон возьму, пригодится. Потом пусть Салли берет Теодора и веди их к миссис Горовиц. Ты же говорил, она поблизости живет. Потом приходи туда, в милицию. Все, — Марта наклонилась. Поцеловав Салли в затылок, она шепнула: "Все будет хорошо".

Дэниел вдохнул запах жасмина: "Джон в этом же кресле сидел, когда о Кинтейле рассказывал. Сидел, а я записывал. Господи, ну что я еще услышу?"

Он взял чистый лист бумаги и осторожно сказал: "Салли, я сейчас задам тебе скучные вопросы, — как тебя зовут, сколько тебе лет, — так положено. А потом начнем, хорошо?"

Негритянка кивнула. Стянув шаль на стройных плечах, девушка начала говорить.

Марта вскинула голову. Посмотрев на белые колонны, над которыми развевался американский флаг, она решительно взбежала по каменным ступеням, открыв дверь с табличкой: "Милиция штата Массачусетс, Бостонское отделение".

— Я помощник адвоката Вулфа, — сказала она, протягивая записку дежурному минитмену — в фермерской куртке, с пистолетом за поясом. "Мне надо увидеть арестованного и осмотреть тело убитой".

Ополченец сплюнул ей под ноги коричневую слюну. Он хмуро сказал, поднимаясь: "Доктор Абрахамс только что уехал, вы с ним разминулись. Я его таким бледным никогда не видел. Вздернут эту черную скотину, и, слава Богу. Еще чего — руку на белых женщин поднимать".

Марта поправила свою треуголку: "Отведите меня к арестованному, мистер. Адвокат Вулф скоро приедет, он будет его защищать".

Они спустились вниз по узкой, деревянной лестнице. Минитмен, отпирая тяжелую дверь подвала, усмехнулся: "А вы, — он взглянул в записку, — мистер Мартин, не адвокат, а только помощник, так что я буду присутствовать при вашем разговоре с арестованным. Я законы знаю".

— Ради Бога, — отмахнулась Марта.

Натаниэль сидел, прислонившись к стене, закрыв лицо руками. "Адвокат Вулф велел вам передать, чтобы вы не волновались! — звонко сказала Марта. Увидев, как Нат поднял темные глаза, девушка быстро ему подмигнула. Сержант чуть заметно улыбнулся. Марта повернулась к дежурному и небрежно засунула руки в карманы сюртука: "Все".

— Стоило меня ради этого с места срывать, — пробурчал ополченец, поворачивая ключ в замке. "Тело на дворе, в сарае. Идите, осматривайте, сколько хотите. Мать ее опознала уже, — Маргарет Брэдли, пропала вчерашним вечером, на Бикон-Хилле. Она ее всю ночь искала, а с утра — к нам пришла. Думали, сбежала девчонка, а тут вот какое дело, — ополченец тяжело вздохнул. Марта попросила: "Я у вас еще чернильницу с пером одолжу, ладно?"

В сарае было тихо и солнечно. Марта посмотрела на прикрытый холстом деревянный стол, — темные волосы девушки свисали почти до пола. Обернувшись, девушка наложила на дверь засов. Скинув треуголку, достав из кармана сюртука тетрадь и лупу, она засучила рукава рубашки.

Подняв холст, Марта долго стояла, глядя на тело. "Прости, пожалуйста, Маргарет, — наконец, проговорила Марта. Перекрестив белый, испачканный засохшей кровью лоб, она глубоко вздохнула Диктуя сама себе, девушка стала записывать: "18 апреля 1778 года, Бостон. Полдень. Осмотр тела жертвы, Маргарет Брэдли. По внешнему виду — тринадцати-четырнадцати лет, среднего роста, худощавого телосложения. Волосы темные, глаза… — Марта прервалась, — глаза отсутствуют".

Она вздохнула и продолжила говорить.

Дэниел зло, с росчерком расписался. Он швырнул бумаги на стол начальника бостонской милиции, и хмуро сказал: "Можно было бы подумать головой. Вряд ли убийца придет на то место, где он спрятал труп, а до этого — будет договариваться о своем венчании. Вот мои показания — сержант Фримен провел вчерашний вечер в гостях у миссис Горовиц, вдовы капитана Хаима Горовица. Там же был и я, и еще двое свидетелей".

— Одна из них — индианка, — пробурчал бородатый мужчина, вытряхивая табак из трубки. В открытое окно был слышен детский смех: "Тедди, дай мне руку! — строго велела Констанца, — и стой вот тут. Не бегай".

— А потом, — сдерживаясь, продолжил Дэниел, — сержант Фримен ночевал у меня дома.

— Он мог дождаться, пока вы заснете и незаметно выскользнуть на улицу, — упрямо отозвался начальник милиции. "Это же негры, они на все способны. Белый человек такого не сделает…"

Дэниел нарочито спокойно ответил: "Вы читали про смерть капитана Горовица? Все читали. Это белый сделал, англичанин, дворянин. Лорд Кинтейл. А я, — он вздернул подбородок, — вырос в Виргинии, так что не надо мне рассказывать — на что способны негры и белые. Идите, — он кивнул, — я буду ждать сержанта Фримена на улице".

Дэниел спустился по ступеням — Эстер стояла, держа за руку Салли. "Да все хорошо, — сказал он, подойдя к женщинам. "Сейчас появится ваш жених, мисс Хит".

Констанца подергала его за полу сюртука: "Значит, адвокат все может, дядя Дэниел?"

— Не все, милая, — неожиданно мрачно ответил мужчина.

Марта сидела на грубой скамье, закинув ногу за ногу, опустив голову, вчитываясь в свои заметки. "У нее волосы, как палые листья, — подумал Дэниел, и перевел взгляд на стол — тело было закрыто холстом.

Он откашлялся: "С Теодором все в порядке. Миссис Франклин поехала дочь провожать, так что если Эстер на вызов уйдет — Салли за детьми присмотрит".

— Салли, — он вспомнил тихий, холодный голос негритянки. "После этого мистер Бенджамин-Вулф велел мне уйти. Мне было очень больно, все кровоточило. Я добралась до своей комнаты и потеряла сознание. Миссис Перл меня нашла на полу, когда пришла будить меня. Все".

— Салли, — Дэниел отложил перо, — ты прости, но я должен спросить — ты была,…, до этого с мужчиной?

Темные глаза застыли и она кивнула: "Да. С вашим отцом, мистер Дэниел".

— Спасибо, — Марта подняла голову и повертела в руках тетрадь. "Я потом перепишу все это, а ты заверишь — тоже в Лондон возьму". Она поднялась и откинула холст: "Вот".

Дэниел долго стоял, ничего не говоря. Марта, положив маленькую руку на его плечо, вздохнула: "Я кое-что нашла, на скамье".

Дэниел опустился на колени и взял лупу — на листке бумаги лежали три золотистых, коротких волоса.

— Он постригся, наверное, — Марта все рассматривала труп. Дэниел обернулся: "Очень похоже на то, что он делал с Салли. Я записал ее показания. Тоже — следы от плети, и все остальное, — Дэниел посмотрел на лицо Марты и замолчал.

— О "Доме Радости" она тебе рассказывала? — спросила Марта. Дэниел кивнул. "Ладно, — Марта взяла треуголку, — я к этому лошадиному барышнику, а потом в порт. И когда я только платье надену? Начальник милиции уже здесь, иди к нему. Незачем Нату под замком сидеть".

Нат сбежал на мостовую. Салли, всхлипнув, бросилась ему на шею. "Все, все, — ворчливо сказал юноша. "Просто ошибка. Давайте, я вам с детьми помогу, миссис Горовиц".

Эстер отвела Дэниела в сторону: "Так кто же это сделал? Мы, пока сюда шли, уже, что только не слышали — и что это индейцы, и что убийца прислал начальнику милиции конверт с ее, — девушка поежилась, — глазами, и что теперь детей на улицу нельзя выпускать, потому что он еще в городе, мерзавец этот".

— Нет, — ответил Дэниел, глядя на сверкающее море вдалеке, — не в городе. Это точно, Эстер. Идите, я сейчас с Мартой в порту встречусь и приведу ее к тебе.

— Мама! — обиженно сказал Тедди, попросившись на руки к Дэниелу. "Где мама!"

— Брат, — подумал юноша. Подышав в нежное ушко, — мальчик хихикнул, — он улыбнулся: "Сейчас я за ней пойду, а потом вы с Констанцей ляжете спать!"

— Я большая! — возмутилась девочка. "Это пусть малыши после обеда спят".

— Все, все, — подогнал их Натаниэль. Взяв невесту за руку, он что-то ей шепнул. Салли рассмеялась, и они стали подниматься вверх, на Бикон-Хилл.

Дэниел посмотрел им вслед и пошел по оживленной улице к морю. Скрипели телеги, из пекарни пахло свежим хлебом, дул легкий, весенний ветер, и он подумал: "Надо просто начать все сначала. Мне ведь всего двадцать три". Дэниел посмотрел на ручейки воды, что текли по булыжникам и услышал чей-то голос: "Мистер Вулф!"

Рыбак остановил телегу: "Вернулись, значит, к мирной жизни. А ведь война еще идет".

— Скоро закончится, мистер Томас, — улыбнулся Дэниел. "Что, опять подрались с кем-нибудь?"

Томас звонко расхохотался: "Вы теперь в Бостоне, так что непременно подерусь. Слышал, из каморки-то вашей в дом переехали? — он кивнул на Бикон-Хилл. "Лобстеров вам привезу, раз уж в город выбрался".

— Спасибо! — крикнул Дэниел ему вслед.

Марта стояла у деревянного ограждения, глядя на гавань. "А, — она повернулась, — вот и ты. Принеси мне эля, а то в таверне треуголку снимать надо, — тонкие губы улыбнулись. Она убрала бьющуюся на ветру бронзовую прядь.

Девушка приняла оловянную кружку: "Фламбе продал седельщик из Мэриленда, некий Майкл Смит. Волосы золотистые, глаза карие, как мне сказал Норт: "Первый раз вижу, чтобы у седельщика были такие белые руки". Тот же седельщик отплыл сегодня на рассвете во Францию, на "Святой Женевьеве", — Марта невесело усмехнулась. "Мы через три дня отправляемся, я каюту взяла. Салли замуж выдам, и все. Больше меня тут ничего не удерживает".

Дэниел поставил свою кружку на ограждение: "Я ее видел, "Святую Женевьеву", когда мы Джона Холланда провожали. Значит, Мэтью все это время был здесь".

— Он хитрый, — Марта помолчала. "Хитрый, как зверь. И очень умный, Дэниел, так что ты тоже — будь осторожнее".

— А где сейчас Фламбе? — поинтересовался Дэниел.

— У брата твоего бывшего патрона, мистера Адамса, — Марта помолчала. "Пойдем, неудобно Эстер так долго обременять".

— Я тебя провожу, — заметил Дэниел, забирая чашки, — и отлучусь ненадолго, по делам. Там, в милиции, о Мэтью говорить бесполезно, — он махнул рукой, — никто не поверит этим волосам, что ты нашла. И уж точно — никто не будет искать его в Старом Свете.

— Я буду, — коротко ответила Марта.

Уже когда они шли на Бикон-хилл, Дэниел улыбнулся: "У меня сегодня лобстер будет на обед, первого своего клиента встретил, он рыбак. Приходи. И Салли с Натом — тоже приглашу".

— Это хорошо, — рассеянно отозвалась Марта. "Давай-ка ты меня до комнат доведешь, а дальше я сама".

— Не принято, — запротестовал Дэниел и девушка рассмеялась: "Пока я в мужском наряде — можно".

Дэниел незаметно посмотрел на нее: "Ей, конечно, очень идет. Она же такая маленькая и стройная, как мальчишка".

— Не смотри на меня, — раздался сердитый голос. Марта, пожав ему руку, скрылась за дверями комнат Брамвелла.

В гостиной мерно тикали часы. Эстер опустила вязание: "Констанца хоть и хвалилась, что большая, а все равно — заснула, как миленькая, набегалась за Тедди. Мне Хаим о вас так много рассказывал, миссис Марта. Это вы ведь его спасли, там, на юге, — девушка замолчала. Марта, поднявшись, поцеловала белую щеку: "Просто "Марта", милая. Хаим, когда у нас в сторожке жил, только о тебе и говорил. Он хотел успеть до вашего праздника предложение сделать".

— И сделал, — горько сказала Эстер, посмотрев на зеленеющий клен за окном. "Да вот только…, - она махнула рукой. "Теперь мне надо брата его ждать, младшего. У нас такой закон — если старший брат бездетным умирает, младший должен жениться на его вдове".

Марта открыла рот. Оправив шелковые, черные юбки, она спросила: "А если ты не хочешь? Ну, или он. Все равно надо?"

— Нет, конечно, — Эстер отпила кофе. "Мы в Филадельфию съездим, — надеюсь, к той поре британцев уже выкинут из города, — желчно добавила девушка, — в синагогу. Надо заявить перед тремя раввинами, что он не хочет на мне жениться и все — мы оба свободны".

— Тогда хорошо, — Марта потянулась за печеньем и вдохнула запах: "Имбирное".

— Так в Амстердаме пекут, — Эстер тоже взяла одно. "Мой брат покойный — он очень его любил. Ты вот что — как в Лондоне будешь, поговори с отцом Джона Холланда. Он тебе поможет Мэтью найти, у него связей много, — со значением сказала Эстер. "Его тоже Джон зовут. Его светлость герцог Экзетер. Мы с ним родственники, очень дальние".

— Мистер Джон, — вспомнила Марта и, прожевав печенье, кивнула: "Непременно. Адрес мне Дэниел дал".

— А то бы оставила Тедди, — робко заметила Эстер, глядя в зеленые глаза. "Как лед, — подумала девушка, — еще обрежешься ненароком". "Мы бы за ним присмотрели, и дядя его здесь".

— Брат, — спокойно ответила Марта, поднявшись, взяв фаянсовую чашку с кофе. "Дэниел его брат".

Эстер сглотнула. Посмотрев на прямую спину девушки, что стояла у окна, она пробормотала: "Я не понимаю…"

— А что тут не понимать? — Марта смотрела на море.

— Отец Дэниела и его младший брат сначала подделали руку моего отца, написали закладную на дом, и долговые расписки. Потом они устроили моему отцу несчастный случай на прогулке, и его разбил паралич. Мэтью благородно предложил мне руку и сердце, и я вышла за него замуж. А в постель со мной лег мистер Дэвид, — потому что Мэтью бесплоден, у него не может быть детей.

— Приставил мне к виску пистолет, — рука Марты задрожала, — и взял силой, а мне, Эстер, было шестнадцать лет. Вот и все, — она повернулась. Увидев, как побледнела вторая девушка, Марта добавила: "Но Тедди у меня славный мальчик, и он, ни в чем не виноват".

Эстер все молчала. Поднявшись, обняв Марту, она тихо спросила: "И как ты все это вынесла?"

— У меня были папа и Тедди, — Марта вздохнула. "Все это закончилось, незачем вспоминать. Пошли, детям чай приготовим, они проснутся скоро".

— Кофе, — смешливо поправила ее Эстер, — тут тебе не Виргиния, мы чай не пьем.

Уже на кухне, разливая по кружкам молоко, Марта сказала: "Натаниэль и Салли что-то долго гуляют. Я же им велела — посмотрите тот дом со службами, что на южной дороге продается, и возвращайтесь".

— Жених и невеста, — Эстер вынула из вделанного в стену очага противень с булочками. "Но дом — это, же дорого, а у них денег нет".

— Это дело поправимое, — заметила Марта. Сзади раздался звонкий голос Констанцы: "Тедди надо штанишки поменять, тетя Марта!"

— Надо, — девушка потянулась за бархатным мешочком, что лежал на стуле, — значит, поменяем. Веди его в умывальную, Констанца.

На большом столе орехового дерева горели свечи. Дэниел разлил вино по бокалам: "За жениха и невесту!"

Нат покраснел. Он смущенно сказал, держа Салли за руку: "Миссис Марта, мы же никогда в жизни с вами не расплатимся, это такой подарок".

Марта выпила: "Завтра пойдете с Дэниелом и оформите купчую. Пока ты в армии будешь — Салли там потихоньку обустроится. Как закончите воевать — открывайте свой постоялый двор".

— Все равно, — Салли стала разливать по тарелкам суп с креветками, — белые к нам и не зайдут даже. Это я готовила, — добавила она, покраснев, — Нат меня научил.

Дэниел попробовал и хмыкнул: "Ну и дураки будут. Я первый к вам приеду, как откроетесь. Я же обещал твой винный погреб проверить, — он подмигнул Фримену.

Когда доели лобстера и Натаниэль отправился варить кофе, Дэниел наклонился к Марте и шепнул: "Пойдем, я тебе покажу что-то".

На заднем дворе пахло ветром с моря, деревья шумели и Марта подумала: "Тедди у Эстер спит. Мы тоже там с Салли переночуем, чтобы в гавань не спускаться".

Дэниел открыл низкую, деревянную дверь конюшни и поднял подсвечник. Фламбе, почуяв людей, — коротко, нежно заржал.

— Ты же мой хороший, — Марта обняла жеребца. Она вдруг застыла: "Дэниел, я так не могу. Надо тебе деньги отдать, он же дорогой".

— Это подарок, — юноша вздохнул, — что ты, ни в коем случае. Только ты его с собой взять не сможешь.

— Пусть у тебя будет, — Марта посмотрела в умные глаза жеребца: "Тедди, жалко, уже на него не сядет. Но на его сына или дочку — обязательно".

В свете свечей ее волосы играли тусклым огнем — бронзовые, прикрытые черным, кружевным чепцом. "Не смей, нельзя, — сказал себе Дэниел. "Ты с ума сошел, после всего того, что она тебе рассказала. Пусть уезжает, даже и не думай об этом. Или это потому, что за три улицы отсюда спит женщина, что никогда не станет твоей? Нет, нет…"

Подсвечник задрожал в его руке. Марта вспомнила сумеречную, обитую шелком спальню и ленивый голос свекра: "Не зря я такой ужин заказал, до утра будешь трудиться".

Ее затошнило, лобстер подступил к горлу. Марта глубоко вздохнула: "Нам пора, спасибо тебе большое за обед. Натаниэль нас проводит, а ты ложись, это был длинный день".

Они уходили дальше по Бикон-Хиллу. Дэниел все стоял, привалившись к кованой калитке, глядя им вслед. Потом он закрыл глаза и, сжал зубы: "Просто не думай об этом, и все. Иди, пиши прошение по делу того бакалейщика, просмотри черновик купчей для Натаниэля, и подготовь выступление на заседании конституционного комитета".

Он зашел в кабинет. Скинув сюртук, налив себе остывшего кофе, юноша принялся за работу.

Эстер посмотрела на высокие двери церкви: "Просто зайди туда, Констанца, тете Салли будет приятно. Все же там".

Девочка расправила шерстяное платьице. Присев на ступени, она рассудительно ответила: "Во-первых, я тетю Салли и дядю Ната уже поздравила". Она загнула нежный пальчик. "Во-вторых, вы, тетя, не можете быть в церкви. Дядя Дэниел не хотел, чтобы вы оставались одни".

Эстер зарделась и сердито хмыкнула: "Что за чушь, день на дворе".

— Все равно не хотел, — упрямо повторила Констанца. "А, в-третьих, я не верю, в Бога и никогда не буду венчаться".

— И как ты собираешься выходить замуж? — рассмеялась Эстер.

— Дядя Дэниел рассказывал, — Констанца подняла темные глаза, — в Пенсильвании есть такая лицензия, по ней можно просто сказать друг другу, что вы муж и жена. Еще два свидетеля нужны, и все. Так что, — она широко улыбнулась, — все просто, тетя Эстер.

— И что, — Эстер перевязала атласные, черные ленты чепца, — если ты будешь жить в Англии, ты сюда приедешь, чтобы так выйти замуж?

— Угу, — кивнула девочка. Вскочив, она потребовала: "Тетя Эстер, дайте рис! Они выходят".

— А рис, значит, можно кидать, — усмехнулась девушка, протягивая Констанце холщовый мешочек.

— Красиво же! — удивленно ответила Констанца. Разбрасывая рис, она звонко закричала: "Поздравляю!"

Они стояли на ступенях, держась за руки — Нат в голубом мундире Континентальной Армии, Салли — в светлом, шелковом платье, с шалью на плечах. "Красивые они какие, — подумала Эстер. Вспомнив свою хупу, девушка незаметно стерла слезинку со щеки.

— Миссис Фримен, — Марта поцеловала Салли в щеку: "Ты же помнишь, комнаты у Брамвелла на неделю вперед оплачены. Потом к миссис Франклин переедешь, когда Нат в армию вернется".

— Я даже не знаю, — Салли тихо всхлипнула и покачала изящной, в кружевном чепце головой, — как нам вас всех благодарить, миссис Марта. Миссис Эстер меня присматривать за Констанцей берет, и убираться я тоже буду. Господи, — девушка перекрестилась, — век за вас молиться станем. Мы с Натом договорились — если дочка первая родится, то Мартой назовем.

— А если сын? — девушка шутливо подтолкнула Салли.

— Тогда Дэниелом, — серьезно сказала негритянка. "Мистер Вулф обещал матушку Ната из рабства освободить, так, как положено — по суду".

Марта покачала спящего сына: "Багаж мой уже на корабле, так что сейчас отобедаем у Эстер, выпьем за здоровье новобрачных, и проводите меня в порт".

— Давай его сюда, — велела миссис Франклин. Марта, оглянувшись на остальных, встав на цыпочки, тихо спросила акушерку: "А ваша дочка, миссис Франклин, думаете, найдет этого Кинтейла?"

Серые глаза подернулись грустью. Акушерка, пристроив спящего Теодора на плече, вздохнула: "Говорила я Джейн — оставайся со мной, в Бостоне. Но не может она в городе жить, им тут плохо. А так, — они медленно пошли за молодыми, — лето впереди. Джейн сказала — к зиме принесет вести какие-нибудь. Жалко его, — кивнула миссис Франклин на русую голову Дэниела, — надо было Мирьям самой ему сказать, что не по пути им. Придумал себе того, чего не было".

Марта вспомнила подсвечник, что дрожал в его руке: "Да, это вы правы, миссис Франклин".

— Мирьям, — вдруг улыбнулась пожилая женщина, — ей другой человек нужен. Может, и найдется она еще.

— А какая найдется? — миссис Франклин увидела голубые, холодные глаза лорда Кинтейла. "Он же без жалости человек. Не пощадит Мирьям, если опять случится, такое, как, было уже с ней".

Миссис Франклин на мгновение закрыла глаза. Марта озабоченно спросила: "Что такое?"

— Ничего, — сварливо ответила акушерка. "Ты настойку от кашля положила в багаж?"

— Тедди и не кашлял ни разу, — удивленно ответила Марта.

— Все-таки через океан плыть, и в Лондоне, — тоже сыро бывает, — миссис Франклин поставила зевающего Тедди перед калиткой дома Горовицей. Тот радостно сказал: "Есть!"

— Вот сейчас и поедим, — заверила его Марта, проходя в дом.

Корабль медленно выходил из гавани. Дэниел, оглянувшись на черепичные крыши Бостона, улыбнулся: "Натаниэль и Салли в комнаты побежали. Теперь дня три их не увидим, наверное".

Эстер помахала Марте, что стояла на корме: "Она тоже — все равно, что вдова. Господи, только бы все хорошо было, с ней и с маленьким".

— Чаек кормить! — потребовала Констанца, что держалась за ее руку.

— Мне к пациентке надо, милая, — вздохнула Эстер. "Ты же слышала, там двойня, миссис Франклин прямо с обеда вызвали".

— Если хотите, я ее отведу, — улыбнулся Дэниел. "Потом тоже — присмотрю, пока вы не освободитесь".

— Расскажете мне о конституции, — велела Констанца. Она вприпрыжку побежала к лестнице, что вела к морю.

— Спасибо, — Эстер взглянула на Дэниела. Тот, покраснел: "Ну что вы. Я же вам говорил — я все для вас сделаю, всегда".

— Да, — тихо отозвалась женщина. Не оборачиваясь, она пошла по набережной. Дэниел все следил за ее черным платьем. Потом она смешалась с толпой, и он услышал крик Констанцы: "Дядя Дэниел, идите сюда! Корабль еще видно".

Дэниел посмотрел на океан — белые, чуть золотящиеся под вечерним солнцем, паруса растворялись в бескрайнем, синем пространстве, воды.

Он постоял еще немного, глядя вдаль, и стал спускаться на берег. Констанца, смеясь, убегая от легких волн, что набегали на камни — разбрасывала хлеб для чаек.