Степан Воронцов спешил. Конечно, идти проливом Всех Святых в разгар южной зимы было безумием, и менее опытный моряк наверняка закончил бы свои дни на рифах, среди сорокафутовых ревущих волн.

«Изабелла», за постройкой которой он сам наблюдал на верфях в Лондоне, прошлой осенью, когда королева Елизавета вызвала его в Англию, чтобы возвести в рыцарское достоинство, — была сработана с великим тщанием и аккуратностью. Степан самолично излазил весь корабль — от мачт до трюмов, он ругался с мастерами и велел оснастить «Изабеллу» двойным пороховым погребом и запасными пушками.

Уже тогда, сидя в большом кабинете покойного Клюге, он изучал карты. Такого безрассудства не предпринимал еще ни один английский капитан.

— Может получиться, — бормотла он, покусывая трубку. — Ох, и напьюсь я, если получится.

Вороном прозвали его в Карибском и других морях, которые он исходил вдоль и поперек за последний десяток лет.

Рыцарем он стал в награду за перехваченный из-под носа испанцев у галисийского берега караван с мексиканским серебром. Команда тогда ходила по Лондону в счастливом угаре — они сгрузили к ногам королевских чиновников на плимутском рейде больше пятисот мешков с отборными слитками. Степан знал про караван давно — в прибрежных карибских городах были у него прикормленные людишки, и он был в курсе обо всем, что творилось на суше. Он крался за испанцем через всю Атлантику, — осторожно, не высовываясь, вспоминая слова Якоба Йохансена, своего первого учителя морского дела: «Хороший капитан всегда знает, когда и кому стоит показывать свой флаг».

Воронцов загнал старую верную «Жемчужину» в уединенный залив пустынного острова и полностью переоснастил корабль. Закрашено было название, снята с носа гологрудая золотоволосая красавица, поставлены дырявые паруса. «Жемчужина», знаменитая от Дублина до Молуккских островов, преобразилась до неузнаваемости. И когда Воронцов вынырнул из густого бискайского тумана и расстрелял ничего не подозревающего флагмана флотилии почти в упор, на испанском борту уже трепетал белый флаг.

Королева Елизавета, опустив шпагу на его плечо, сказала: «Поднимись, сэр Стивен Кроу». И добавила, чуть понизи голос: «Серебро, Ворон, ты мне уже принес, а теперь отправляйся за золотом.

Сейчас он вез подарок своей королеве, такой, какого не держал в руках еще ни один человек на земле. Кроме него, Одноглазого Ворона.

Степан залпом выпил принесенный с камбуза кофе и вышел на палубу. Небо клонилось к закату, в паруса ровно дул западный ветер, вокруг — ни души. С таким ветром дней пять они будут у берегов Ирландии. Степан специально забрался далеко к северу, — с грузом, что лежал в его трюмах, не стоило маячить на привычных маршрутах.

Ох, и забегали жители Кальяо, когда «Изабелла», обогнув остров Святого Лаврентия, показалась на рейде с расчехленными пушками и дала первый залп по городу. Все военные галеоны испанцев были далеко на севере, у берегов Панамы. Помощи городу ждать было неоткуда.

Там Степан, конечно, наполнил трюмы — но главное, то, ради чего, он и затеял этот смертельно опасный рейд, ждало его в укромной бухте к северу от города. Запрятанный в холст тайный груз под покровом ночи подогнали на шлюпке к «Изабелле» и подняли на канатах. Любой неосторожный вопрос, заданный хоть из простого любопытства, карался смертью.

Королева намекала Степану, что мог он пойти и в противоположном направлении, — попробовать пробиться вдоль берега Московии в поисках неуловимого Северо-Восточного прохода, который искали Ченслор и Виллоуби той осенью, как Степан бежал из России.

Однако капитан Воронцов ненавидел холод еще с первой своей зимовки в Сент-Джонсе, где из-за мороза носа было не высунуть из каюты. С тех пор он предпочитал ласковые южные моря. Да и не тянуло его в Московию. Не то, что Петра, который, едва унаследовав торговлю после покойного Мартина Клюге, сразу засобирался на восток.

Не один, конечно — Степан не отпустил бы единственного, осьмнадцати лет, мальчишку одного. Петя ехал с английскими купцами, с патентом и привилегиями от королевы, но, зная брата, Степан был уверен, что, оказавшись в Москве, Петя первым делом побежит на Воздвиженку.

На палубу вышел Черныш и потерся спиной о мачту. Это был сын того Черныша, что Петька тащил всю дорогу из Москвы. Первый Черныш был еще бодр и гонял мышей в торговом доме «Клюге и Кроу», в лондонском Сити.

Степан поднес к глазу подзорную трубу. Про него говорили, что «Ворон одним глазом видит то, что другие двумя не замечают». Он знал это.

— С юга идет испанец, с запада — шторм. Интересно, от кого мы сбежим быстрее.

Дон Педро де Альварадо-и-Контрерас сыпал проклятиями. Чертов англичанин заметил его первым и прибавив парусов, резво уходил на северо-восток.

— Будто сам дьявол ему в паруса дует.

Старик боцман, ходивший еще под началом Магеллана, вздохнул.

— Это Ворон. У него новый корабль, тот, что обстреливал Кальяо.

— Старый знакомец, — процедил дон Педро. — Но откуда он в Перу?

— Проливом Всех Святых и потом на север, — пожал плечами боцман.

— Зимой? Он что, безумец? — Контрерас нервно заходил по палубе «Святой Магдалены».

— На то он и Куэрво. — Старик назвал Воронцова испанским прозвищем. — Видать, в трюмах есть у него что-то, иначе он нас уже вызвал на бой.

— Сейчас посмотрим, кто быстрее. — Контрерас выкрутил штурвал до отказа.

Степан спустился в каюту, здесь было как на «Клариссе» и «Жемчужине» — потертый ковер, на котором вперемешку висели шпаги и кинжалы, обитая кожей шкатулка для пистолетов, шкатулка черного дерева с корабельными бумагами, карты на стенах и просторном столе.

Воронцов открыл шкатулку и достал письма Изабеллы, пожелтевшие, с выцветшими чернилами. Он сунул их под рубашку, поднес к губам жемчужину, которую дала ему Белла перед смертью.

Обречены на скитания.

— Капитан, — постучали в дверь. — Шторм по левому борту.

Степан взбежал на палубу. Испанца видно не было, кишка тонка, ехидно подумал Воронцов, но на горизонте вырастала черная, низкая туча.

— Уйдем? — спросил помощник.

— Навряд ли. — Воронцов приказал убавить парусов, ветер с запада дул такой, что и на половинном оснащении они будто летели по волнам.

— Да что за черт! — взорвался Контрерас. — Когда мы его догоним?

— Он Куэрво, — боцман суеверно скрестил пальцы. — Сейчас он нас заманит в бурю, а сам улизнет, сколько раз уж так бывало.

— Ну уж нет, — испанец приказал добавить парусов. Они шли за «Изабеллой» в самое сердце урагана.

Воронцов спустился в трюм, где лежал подарок для Елизаветы. Он осторожно коснулся внушительного холщового свертка. Его несли через джунгли и ущелья, спускали в пропасти и сплавляли по рекам. Ворон, прослышав, что есть такое диво на свете, не жалея денег, построил лучший на свете корабль, набрал бывалых моряков и прошел туда, куда до него не ступала нога англичанина. И все ради того, чтобы королева посмотрела на него так, как тем сырым весенним вечером в Гринвиче, ради того, чтобы увидеть улыбку на ее устах.

Он сорвал холст и, как и в первый раз, благоговейно застыл перед огромным изумрудом, сиявшим в глыбе породы.

«Изабеллу» тряхнуло. Корабль, кренясь на правый борт, взбирался на злые свинцовые волны. Испанцы были уже совсем рядом, можно было разглядеть развевающийся на корме королевский стяг и имя корабля. «Святая Магдалена».

— Не будет он стрелять, — рассмеялся Степан. — Побоится.

— А мы? — с опаской спросил помощник.

— А мы будем. — Воронцов отдал команду пушкарям. Он сам встал к оружию — в стрельбе ему равных было поискать. Ядро, выпущенное из капитанской пушки, переломило фок-мачту испанца пополам.

Контрерас едва удержал сразу охромевший корабль. Только такой безумец, как этот Куэрво, мог затеять сражение посреди серьезного шторма. Грянули пушки «Магдалены», но лишь одно ядро долетело до «Изабеллы», врезавшись в деревянную обшивку кормы.

Беспрерывно чертыхаясь, Контрерас велел еще прибавить парусов.

«Изабелла» взобралась на огромную волну, и, перекатившись через нее, пропала с глаз.

— Уйдет, — простонал Контрерас.

— Никто не уйдет, — обреченно ответил боцман.

— Это еще почему?

«Магдалена», мотаясь из стороны в сторону, тяжело шла на гребень высокого вала.

— Потому что там смерть. — Старик, склонив голову, перекрестился.

Ворон слышал про такое от старых моряков — Йохансен, понизив голос, рассказывал ему о местах, где «Господь играет в ладоши». А когда Степан, еще совсем юный, приставал к капитану с расспросами, тот лишь отмахивался: «Из тех, кто видел это, не выжил никто!»

Здесь было глубокое, синее небо. Ветра не было. Громадные изумрудные валы сталкивались с оглушительным ревом, крутились, выстраивались в круг. «Изабелла» скользила, беспомощная, с повисшими парусами, по краю водоворота, а вслед за ней, так же бессильно вертелась «Святая Магдалена».

Сорокапушечные корабли казались тут детскими игрушками. «Изабелла» стояла на стене воды уже почти вертикально, носом вниз, и Степан вдруг вспомнил, что перед отплытием, он, как обычно, оставил у «Клюге и Кроу» подробное письмо с росписью всех своих земных дел. Только в этот раз к нему прилагалось еще и карта. Ппосле недавнего рейда на панамское побережье, Степан оставил команду гулять в кабаках, а сам взял шлюпку и не сказав никому ни слова, сплавал в известное лишь ему одному место.

«Того, что там зарыто, хватит на три поколения вперед», — подумал Ворон и закрыл глаза.

«Изабеллу» с бешеной скоростью тянуло вниз. «Даже если и пройду долиной смертной тени, не убоюсь я, ибо Ты со мной». Потрескивала под ногами палуба, летела рядом с ними вниз, из уменьшающегося кружка голубого неба «Магдалена». Испанский корабль тонул в мешанине обломков, в бьющихся парусах, в заглушаемых ревом волн человеческих воплях.

Перед смертью Контрерас еще не раз успел пожалеть о том, что никто и никогда не узнает, как он догнал великого Куэрво.

Степан невероятным усилием поднялся на ноги и встал к штурвалу. «Я обещал, — сказал он себе, чувствуя, как стихия подчиняется его силе и воле. — Я обещал ей вернуться.».

«Изабелла», словно по волшебству, нашла ветер и стала выбираться наверх, к далекому, еле видному диску солнца. «Добавить парусов!»

Когда они перевалили через гребень последней волны и перед ними открылось спокойное море, Степан передал штурвал помощнику и, привалившись к борту корабля, сразу заснул.

«Изабелла» — новая, с иголочки, только с верфи, стояла у незнакомой пристани. Вокруг были низкие, топкие берега, между которыми катила свои воды могучая, расходящаяся рукавами река, острова без числа, над головой еле пробивалось хилое северное солнце.

На мачте развевался незнакомый Степану флаг — белый, с косым голубым крестом святого Андрея. На палубе стояла Белла, маленькая, легкая, рыжеволосая. Она держала на руках Вороненка — верткого, темноголового и зеленоглазого мальчишечку. «Вырос-то как», — умилился Степан и вдруг увидел тех, кого и не чаял увидеть. Рядом с Беллой стояла Марья, его синеокая смешливая сестренка.

— А ты, братец, не утопишь нас? — задорно крикнула она.

— Будешь болтать — ссажу на берег, — шутливо пригрозил Воронцов и улыбнулся отцу с матерью, ровно такие, какими он помнил их, молодые и красивые.

Петька отчаянно махал им рукой с пристани.

— Попутного ветра, Степа!

Воронцов успокоенно вздохнул и мягко, как учил Йохансен, повернул штурвал.

— Капитан!

— А? Что? Где? — Непонимающе ворохнулся он, щуря заспанные глаза.

— Светает, ваша вахта, — помощник сочувственно улыбнулся.

— Пусть кофе принесут, если на камбузе еще живые остались. — отряхиваясь от сна, приказал Степан и погладил нагретое осенним солнцем дерево штурвала. — Спасибо, девонька, — шепнул он то ли кораблю, то ли еще кому-то.

«Изабелла» шла на восток, туда, где в золотом сиянии восхода лежала Англия.