Он проснулся на рассвете, и, встав, распахнул маленькое окно. Комната была на чердаке постоялого двора, дешевая, но чистенькая. Мужчина высунулся наружу, и, посмотрев на гавань, вдохнул соленый, легкий ветер. Над темно-синей водой кружили чайки.

— Господи, счастье-то какое! — он тщательно умылся холодной водой, — ночи здесь, на севере были все еще зябкие, к утру кувшин остывал.

Он быстро спустился вниз и потрепал по щеке служанку. Та покраснела.

— Ты вот что, милая, — сказал он, садясь за стол, — ты мне принеси чего-нибудь посытнее.

Колбасок, яичницу пожарь с салом. А то у меня тяжелый день сегодня, надо поесть, как следует.

— Вина или пива, сударь? — девушка как уперла взгляд в пол, так и не поднимала его.

Мужчина рассмеялся и потянул ее к себе на колени — на кухне никого не было, хозяева еще не вставали.

— Ну что ты надулась? — он ласково провел пальцем по румяной щеке.

— Вы ж уезжаете, — девушка хлюпнула носом. «И не вернетесь, небось».

Вино тут было плохое, поэтому он сказал: «Ты мне пива принеси, а потом приходи в комнате убраться-то». Он чуть шлепнул девушку и с удовольствием увидел, как простенькое лицо расплывается в улыбке.

Она потерлась головой, — ровно кошка, о его плечо, — и шепнула: «Мигом все приготовлю».

Колбаски были отменные, яйца — только что из-под курицы, пиво — свежее. Он усмехнулся, отрезая кинжалом большой ломоть хлеба:

— Все же надо приласкать девчонку на прощанье, сладкая она, хоть и не умела ничего в начале. Ну ладно, — он потянулся, — теперь умеет. Пусть следующий постоялец помянет меня добрым словом».

Он провел тут месяц, — осматриваясь. Город был незнаком ему, надо было обтереться в трактирах, завести собутыльников, поговорить с ними о том, о сем.

Ему здесь нравилось — чисто, ухоженно, хотя, конечно, скучно. «Но пожить бы я тут не отказался», — думал он, сидя за кружкой пива на Рыночной площади и рассматривая прохожих.

— На старости лет осесть, — он усмехнулся. «Еще дожить до этой старости лет-то надо, не загадывай вперед, тебе хоть и сорок один, и здоров ты, и молодых за пояс заткнешь, — во многом, если не во всем, — однако же, все под Богом ходим».

Поднявшись к себе, он увидел, что девчонка уже устроилась в постели. Правда, — он оглянулся, — убралась сначала, и неплохо.

— Тебе сколько лет-то? — вдруг спросил он, раздеваясь, целуя ее — долго и нежно. «А то видишь, какой я — даже спросить забыл, ты уж прости старика».

— Ну какой же вы старик, — простонала девчонка. «Шестнадцать мне будет»

— Шестнадцать, значит, — он улыбнулся чему-то. Потом, когда девчонка уже собиралась, — он почувствовал, — закричать во весь голос, — он подсунул ей подушку, и шепнул: «Ты людей не буди-то, милая».

— Да как же, — рыдающим голосом сказала та, — хорошо-то как с вами!

После он позволил себе еще немножко понежиться в постели, гладя ее по светлым волосам.

«Там на столе подарочек, — шепнул он. «Возьми».

Увидев жемчужные бусы, девчонка ахнула и прижалась губами к его руке. «Вы приезжайте еще!», — страстно сказала она. «Я вам всегда буду рада».

В порту уже было шумно, — вернулись рыбаки. Он шел по пирсу, вдыхая запах соли и водорослей, рассматривая улов, слушая переругивание моряков.

Его бот был пришвартован в самом конце гавани. Капитан, завидев его, оскалил зубы в улыбке и сказал: «Смотрю, вы вовремя».

Он взошел на палубу и раскинул руки, подставив лицо весеннему солнцу. «Отчаливаем, — сказал он, не открывая глаз. «Работы у нас много сегодня».

Бот распустил паруса и, круто повернув, вышел в синий, чуть волнующийся простор Зунда.

— Ты обещал, — сказал Ворон сухо, не садясь. «Ты обещал, Джон, что то, дело, в Испании, будет первым и последним для меня в Старом Свете. Тем более на суше».

— Это не на суше, — придешь с моря и уйдешь в море. Правда, — у меня нет никого под рукой сейчас, кто знает немецкий и может ходить под парусом. А тебе те места знакомы, как свои пять пальцев, ты же там еще юношей плавал, — разведчик достал карту.

— Замок я этот знаю, Кроген, он в самом узком месте пролива выстроен, — Степан указал кончиком пера на мыс. «Корабли там зундскую пошлину платят, очень оживленное место».

— Легко затеряться, — Джон вдруг улыбнулся. «Тем более, что тебе в сам Зунд не надо. Тебе в замок надо».

— А нельзя просто выкупить этого датчанина у короля Фредерика, и дело с концом? Зачем он тебе вообще нужен, этот Роде? — поинтересовался Степан.

Разведчик помрачнел. «Фредерик уперся. Роде уже шестой год в тюрьме, король даже перевел его три года назад из замка Гааль, где условия содержания были вполне приличными, — в Кроген. А там его в кандалы заковали.

Видишь ли, Роде так хорошо поохотился на купеческие суда, что торговля на Балтике упала, и пошлины в датскую казну уменьшились. Ну, вот Фредерик и не хочет, чтобы Роде возвращался на море.

А нужен он нам вот для чего, — разведчик помедлил. «Знаешь же ты Московскую Компанию?»

— Ну да, — ответил Степан. «У Питера там доля есть, и у меня тоже — деньги приносит».

— Так вот такую же, — Джон улыбнулся, — сейчас хотят делать для торговли с Балтикой. Дания, Швеция, Норвегия. Будет называться «Восточная Компания» — купцы из Йорка послали прошение Ее Величеству.

Хватит уже Ганзе все под себя подгребать, наши торговцы должны на тот рынок серьезно выходить.

А Роде нам нужен, чтобы обеспечивать безопасность наших торговых судов — лучше его те моря никто не знает. В Ливонии, как не крути, все же война до сих пор — мало ли что придет в голову царю Ивану, учитывая, что Роде был у него на службе».

— А не случится так, что царь сам пошлет кого-то, чтобы освободить Роде? — поинтересовался Степан.

— Может и случиться, — разведчик улыбнулся. «Для того ты там и нужен — потому что Роде должен быть на нашей стороне, а не в Московии».

В Грейт-Ярмуте его ждал рыбацкий бот. «Незачем привлекать к себе внимание, — сказал Джон. «Дело небольшое, быстрое, не надо туда целый корабль гонять. Сделаешь — и в Плимут, поднимай якоря «Изабеллы» и отправляйся с Богом.

Когда Ворон ушел, Джон еще раз перечитал полученную утром почту из Италии и улыбнулся:

«Надо съездить туда летом. Джованни с Мартой молодцы, да и Вероника, — он нежно погладил пахнущий лавандой листок, — тоже. Если удастся, до родов там побуду».

— Вот он, Кроген, — показал капитан на вздымающуюся над горизонтом серую громаду.

Мужчина присвистнул. «Неплохо, — протянул он. «Ты вот что, — он обернулся к датчанину, — под пушками замка нам болтаться не след, пришвартуйся в том заливчике, что мы с собой выбрали, и жди меня. Я к вечеру вернусь».

— Наверное, — подумал мужчина и тут же отогнал эти мысли. «Ерунда, — он улыбнулся. «Все подготовлено, все сделано — приходи, забирай Роде, грузи его на бот, — и в море. Отсюда — на Борнхольм, а там датчанин найдет каких-нибудь знакомцев, и в Нарву. А из Нарвы — уже домой. Соскучился я что-то».

Степан увидел вход в Зунд и улыбнулся — во время оно, на «Клариссе» он помотался этими проливами немало. «Хорошо, что я согласился, — подумал Ворон, ощущая на своем лице весеннее солнце.

— А то на такой громадине, как «Изабелла», и с парусами как обращаться — забываешь.

Двести человек под началом, шутка ли. А тут все сам, сам, — он вытянул руку и посмотрел, как играют мускулы под рукавом рубашки. «Хоть и сорок один уже, а молодые со мной не сравнятся. Ни в чем, — Степан усмехнулся, вспомнив последнюю ночь в Лондоне.

После разговора с Джоном он даже не стал заезжать домой — послав Маше записку с гонцом, он отправился сначала к Фрэнсису, а потом, как следует, выпив с другом — в Боро, на южный берег реки.

Посмотрев на травлю медведей, они потом закатились к «гусыням». Там для щедро платящих джентльменов всегда держали девственниц — свеженьких, хорошеньких, только что из деревни.

— Надо научить мальчишек под парусом ходить, — подумал Степан. «Осенью вернусь — поеду с ними в Ярмут на недельку, выйду в море. Пусть привыкают».

— Вот сюда, — указал он помощнику, и повернул румпель. «В этот залив. Вы тут бросьте якорь и ждите меня. К вечеру буду».

— Резидент наш в Копенгагене все подготовит, — сказал тогда Джон. «Тебе надо будет просто сойти на берег, забрать Роде, и взойти обратно на борт. Все».

— Может, мне и шпагу тогда не брать? — ядовито спросил Степан. «Раз все так просто»

— Нет, — усмехнулся разведчик, — шпагу ты, пожалуй, все же не забудь. Так, на всякий случай».

Лошадь, — невидная, деревенская, — была привязана к дереву — как он и договаривался.

Мужчина ласково потрепал ее по холке, и вспомнил, как учил его покойный батюшка: «Коли конь тебе доверяет, он тебя из огня вынесет. А чтобы доверял он, надо к нему с нежностью подходить, а не с плетью».

— Ну, — он вскочил в седло, — поехали, конек. Ты негордый, да и я негордый — вместе-то мы гордых людей, и обставим.

Он был одет торговцем мелкого пошиба — потрепанно, но чистенько. Кинжал и пистолет были хорошо спрятаны. Шпагу мужчина не взял. «Да и если все хорошо пройдет, она мне не понадобится, — пробормотал он сейчас. «А если все плохо, то и шпага не поможет, — добавил он мысленно.

В воротах замка его остановили и обыскали — солдаты, как ему и сказали в трактире в городке неподалеку, — назывался Эльсинор, — были ленивы, и только вытряхнули все из его сумы. Там был товар, что он взял в Копенгагене — игральные карты аугсбурской печати, маленькие зеркальца, — как раз для бритья, и кое-какие картинки.

Себе он тоже купил кое-что — из-под прилавка, — презанятную книжку. Сюда, он, конечно, тащить ее не стал, оставил на боте. Гравюрки были топорные — копенгагенский торговец развел руками: «Что вы хотите, оба тиража были уничтожены по приказу римского папы. Это венецианская копия, другой не найдете».

Итальянского языка, на котором были написаны стихи под гравюрками, мужчина не знал.

Торговец сказал, что называются они «Похотливые сонеты» и написаны неким Аретино, знаменитым поэтом.

Мужчина усмехнулся — стихи стихами, а и гравюрок хватило, чтобы девчонка с постоялого двора заалела. «Нет, нет, милая, — сказал он ей тогда серьезно, — все досмотрим до конца и все попробуем».

Во дворе замка он привязал конька и, разложив товар, стал ждать. За последние несколько лет он даже полюбил это занятие — можно было спокойно подумать о том, о сем, прищурившись, закинув голову, посмотреть в небо — нежной, весенней голубизны.

Даже солдаты, что шумно торговались с ним, и с другими купцами, которых раз в неделю пускали внутрь замка, ему не мешали — он отвечал, брал деньги, отсчитывал сдачу — и все это улыбаясь красивыми, тонкими губами.

Резидент и вправду все подготовил, как надо — лошадь его уже ждала, а из одной бойницы свешивалась веревочная лестница. Степан, даже не раздеваясь, — незачем было на это время тратить, — переплыл ров и стал подниматься вверх.

Мужчина оглянулся — солдаты ушли обедать. Он аккуратно сложил непроданный товар, и чуть насвистывая, нырнул в темные глубины замка.

План ему нарисовали в трактире — пива в этого солдата он влил достаточно, чтобы наполнить им Зунд от края до края.

— Вот сюда, — пробормотал мужчина, и завернул за угол. Кандалы с Роде должны были снять как раз за день до его прихода — деньги, как он еще раз убедился, могут купить все.

Датчанин оскалил крепкие — несмотря на шесть лет в темнице, зубы, и наклонился к решетке, вделанной в деревянную дверь.

— Не забыл царь Иван обо мне, как я посмотрю, — усмехнулся рыжебородый моряк.

Мужчине пришло на память то письмо, что государь посылал Фредерику:

— Лет пять или более послали мы на море Карстена Роде на кораблях с воинскими людьми для разбойников, которые разбивали из Гданска на море наших гостей. И тот Карстен Роде на море тех разбойников громил, 22 корабля поимал, да и приехал к Борнгольму, и тут его съехали свейского короля люди. И те корабли, которые он поймал, да и наши корабли у него поймали, а цена тем кораблям и товару пятьсот тысяч ефимков. И тот Карстен Роде, надеясь на наше с тобой согласие, от свейских людей убежал в Копногов. И ты велел его, поймав, посадить в тюрьму. И мы тому весьма поудивилися…

— Согласие, как же, — выматерился тогда Иван Васильевич. «Эта сука даже ответа не прислал.

В общем, поезжай-ка ты туда, и привези нам Роде — будем опять на Балтику выходить, и для войны хорошо, и нам прибыль».

— Не забыл, не забыл, — мужчина улыбнулся и стал открывать дверь — ключи он стянул у того же солдата, напоив его вусмерть — здешняя водка была не слабее московской.

— Пошли, — шепнул он Роде. «Надо быстрее, пока солдаты за трапезой. Конь у меня есть, бот уже ждет, в заливе».

— Черт, свобода, — вдруг улыбнулся датчанин. «Не верю».

Степан увидел кого-то у входа в камеру Роде и застыл, прижавшись к стене. «Солдаты же едят, — вспомнил он донесения резидента, что, вместе с планом замка и слепком ключей, передал ему Джон. «Кто это? — он вгляделся и похолодел.

Мужчина вдруг почувствовал руку у себя на плече и застыл. «Обернись, — сказал давно забытый голос. «Мерзавец, — подумал мужчина, — как вымахал-то, а плечи какие — медведь медведем». Единственный глаз, — синий будто Зунд, — оглядел его.

Мужчина было потянулся за пистолетом, но почувствовал холод клинка, что коснулся его груди.

— Оставь, — сказал Степан по-русски, и лениво улыбнулся. «Помнишь же, я еще мальчишкой сильнее тебя был».

«Но не быстрее, — подумал мужчина и одним, легким движением вонзил кинжал в бок противнику. Тот откинулся назад, но, сцепив, зубы, устоял на ногах, и сделал выпад клинком.

Шпага вошла в тело, будто в масло, и пригвоздила мужчину к деревянной двери. Кровь хлынула сразу — алая, быстрая. «Как река, — успел подумать мужчина.

Ворон, наклоняясь к нему, зажимая рану рукой, шепнул: «Гори в аду, Матвей Федорович».

Роде посмотрел на судорожно дергающегося человека и спросил изумленно: «А мы куда?».

— А мы в Англию, герр Карстен, и побыстрее, — ответил Степан, морщась от боли. «Ее Величество королева Елизавета предлагает вам работу».