Виллем проснулся на рассвете и лежал просто так, вдыхая запах жасмина, сомкнув руки на большом, торчащем животе Марты. Ребенок почувствовал его ладони и толкнулся. «Будто рыбка», — смешливо подумал мужчина. Он провел губами по шее жены, и та, зевнув, потянувшись, сказала: «Ты же, наверное, есть хочешь».

— Хочу, — согласился Виллем. «Тем более, ты теперь сама готовишь — у тебя вкуснее получается, чем у мистрис Доусон».

— Хорошо, что ты придумал отправить детей на каникулы, — жена усмехнулась, и, повернувшись, поерзала, устраиваясь удобнее. «В деревне сейчас хотя бы не так сыро, как здесь. Да и мистрис Доусон за ними там присмотрит».

— Я просто хотел побыть с тобой наедине, — Виллем поцеловал ее растрепанные, мягкие волосы. «С тобой и с ребенком. А то я потом в море уйду, до Индии, сама знаешь, путь долгий. Скоро ведь уже?».

— Совсем, — розовые губы улыбнулись.

Он вдруг поднял ее за подбородок и нежно попросил: «Можно? Совершенно невозможно тебя просто так обнимать. Я очень аккуратно, обещаю».

— Сначала я, — жена усмехнулась, и, он, закрыв глаза, гладя ее по голове, застонал от счастья.

Стоя в дверях кухни, он подумал: «Ну, ведь сзади — и не скажешь, что ребенок со дня на день должен родиться».

— Не смотри, — услышал он сердитый голос жены.

— Хочу и смотрю, — отозвался Виллем, и, подойдя, шлепнул ее — нежно. «И до конца дней моих буду смотреть».

— Хотелось бы, чтобы это было подольше, — Марта сняла с треноги, что стояла в очаге, шипящую медную сковороду, и спросила: «Тут или в столовой?».

— Тут, — решительно сказал адмирал, устраиваясь за большим, выскобленным дочиста столом. «Тут теплее».

Марта разложила по тарелкам яйца, бекон и колбаски, и, открыв пиво, рассмеялась: «Мне тут на рынке какой-то овощ нахваливали, из Нового Света, в земле растет, как турнепс.

Взяла на пробу пару фунтов, посмотрим, что это такое. А на обед сегодня ягненок молодой, так что не опаздывай».

Он вдруг взял ее руку и поцеловал пальцы — один за другим. «На корабле тебя так не покормят, хоть ты и капитан, — ворчливо сказала жена.

— Зато в Индии хорошая еда, — Виллем отрезал себе хлеба и спросил: «И когда ты успела свежий купить?»

Марта рассмеялась. «Ну, ты меня на рассвете поднял, а потом спать улегся. А я к собору святого Павла прогулялась с утра, по делам, заодно и к пекарю зашла. Булочки тоже взяла, так что кофе сварю сейчас».

Виллем посмотрел на жену, и, улыбаясь, сказал: «Все-таки я тогда был неправ, а ты — права».

— Ну, — рассудительно заметила Марта, вытирая свою тарелку, — я тоже поторопилась, конечно. Надо было дать тебе подумать, а не сразу предлагать работу. Так что оба были неправы, мой дорогой адмирал. Просто, — она подперла щеку кулачком, — я, теперь хотя бы могу не беспокоиться за пряности, — ты их доставишь в целости и сохранности. Да и потом, — в торговле я разбираюсь, а вот в судостроении — нисколько, так что без тебя тут было не обойтись.

Она встала варить кофе, и Виллем ласково проговорил: «Поверь мне, всегда лучше иметь собственные корабли — надежней и спокойней».

Перед тем, как ехать на верфь, он заглянул на кухню, и спросил: «Воды принести? Скользко на дворе, и не надо тебе сейчас таскать тяжести».

Марта оторвалась от бараньей ноги, которую она шпиговала чесноком, и, покраснев, сказала: «Спасибо. Я бы и сама…»

— Ничего не сама, — Виллем поцеловал ее и она, подняв руки вверх, упершись в него животом, запротестовала: «Грязные!».

— Не страшно, — он положил ладонь пониже талии, и озабоченно сказал: «Не ворочается».

— Так и надо, — отозвалась Марта. «Значит, готов уже на свет появиться».

— Там, может, их двое еще, — нахмурился адмирал.

— Миссис Стэнли говорит, что вроде один. Или одна — со значением ответила Марта.

— У меня такие падчерицы, что если к ним еще и дочь прибавится, то я, пожалуй, так в Индии и осяду — смешливо сказал адмирал, наклоняясь, целуя ее в губы.

— Скучно, — сказала Мэри, сидя на подоконнике, не глядя, завязывая и развязывая морские узлы на бечевке.

— Вот, смотри — сестра подозвала ее к столу. «Ну как?».

— Полезное умение, — присвистнула Мэри, вглядываясь в два листа бумаги. «И не отличить, вообще. У меня бы так никогда в жизни не получилось, я неаккуратная. А ты одним только почерком можешь?

— Я, — улыбнулась Полли, протягивая сестре перо, — могу, каким хочешь. Вот, распишись, например.

Мэри размашисто расписалась, и сестра, быстро, внимательно взглянув на бумагу, повторила подпись — росчерк в росчерк.

— Виллем рассказывал, — задумчиво проговорила Мэри, — что есть люди, которые делают фальшивые деньги. Они бы тебя с руками оторвали.

— А еще, — Полли развернула тетрадь, — вот, смотри.

Мэри задумалась, разглядывая ряды цифр. «Вот так, просто, я не смогу, — печально проговорила она, — мне надо для этого Кардано почитать, Ars Magna, а она в библиотеке.

— А в библиотеке Питер, — Полли закатила глаза. «Почему-то, когда мы занимаемся, он спокойно там появляется, а когда он читает — все должны ходить мимо, на цыпочках».

— Давай на лошадях прокатимся, — предложила сестра, — до деревни и обратно. Как приедем, так он и закончит уже.

— Мистрис Доусон не отпустит, — скривила губы Полли, и смахнула со смуглого лба темную, волнистую прядь волос.

— А мы спросим, не надо ли ей чего в деревне купить, — хитро улыбнулась Мэри. «А то дорога скользкая, женщина она пожилая…»

— Только платье надень, — велела Полли. «Мы же на женских седлах поедем».

Мэри вздохнула, посмотрев на свои бриджи темной шерсти, и кожаный камзол. «А как было удобно, — пробормотала она.

— Ты в детстве, помню, говорила, что будешь, как девочка, — напомнила ей сестра.

— Я и есть девочка, — сердито ответила Мэри. «Мне просто платья не нравятся, вот и все. И не командуй, ты меня на полчаса старше всего лишь».

— Слушай, — сказала Полли, когда они уже переодевались в своей маленькой гардеробной, — мне мистрис Доусон рассказала, что леди Мэри, ну первая жена сэра Стивена, — она, оказывается, умерла в ту же ночь, как мы родились. И дочка ее умерла, их вместе похоронили, помнишь, их могила рядом с папиной.

— Ужас, — поежилась Мэри и замерла: «Это что у тебя?».

— Грудь, что, — сердито сказала сестра. «Растет».

Мэри опустила голову и посмотрела на свою грудь — плоскую, будто у мальчишки. «А вы не растите, — велела она.

— Вот так они тебя и послушали, — ухмыльнулась Полли. «Уже и крови пойдут скоро, наверное. Интересно, Лиза замуж за Федю-то вышла или так, и выдали ее — за этого Шуйского князя?»

— Лиза по Феде всегда вздыхала, — Мэри натянула простое серое платье, и повела плечами:

«Ну, я же говорю — неудобно. И не побегаешь, и не покувыркаешься».

— Девочки не бегают, — в точности повторив интонации старшей сестры, произнесла Полли, и обе скисли от смеха.

Уже выводя свою белую кобылку с конюшни, Полли вдруг остановилась: «Вернемся, у матушки и дитя уже новое будет, интересно, кто?»

— Я, когда миссис Стэнли приезжала в последний раз, слуховую трубку сделала, — сказала Мэри, садясь в седло. «Как адмирал рассказывал, в Японии такие устройства есть. Ну и опробовала, у матушкиной опочивальни».

— И что? — Полли потянулась открыть ворота усадьбы.

Мэри поджала и без того тонкие губы. «Миссис Стэнли сказала, что матушке лет уже немало, и что это опасно может быть. Ну, роды».

Полли только вздохнула, и, посмотрев на серую, унылую равнину вокруг, твердо сказала:

«Нет, все будет хорошо. Много женщин после сорока рожают».

Мэри перегнулась в седле и прошептала что-то сестре.

— Ну конечно, — рассмеялась та. «Они каждую ночь в одной постели спят, понятно, что они не только о делах там разговаривают».

— Ему уже почти пятьдесят лет! — ахнула Мэри. «Он ведь старик уже».

— Он весной на Молуккские острова три корабля ведет, — заметила Полли. «Так что никакой он не старик, а вовсе даже — молодой еще. Вон королева, мы же видели ее, ей почти шестьдесят, разве старуха она?»

— Нет, — пробормотала Мэри, вспомнив высокое, стройное видение в белом атласе и расшитым серебром кружевах, — совсем нет.

— Ну вот, — рассудительно закончила Полли и пришпорила свою лошадь.

В большой столовой усадьбы Клюге горели свечи. Марта наклонилась к сидящему справа от нее Исааку Кардозо и тихо сказала: «Вы не волнуйтесь, мистер Кардозо, тарелки и все остальное у вас — новое, и рыбу для вас я готовила на новом противне. Мне ваша жена все рассказала».

— Я уж и не знаю, как вас благодарить, миссис Марта, — так же тихо ответил купец.

— Ну что вы, — она принялась за ягненка, — раз уж мы с вами теперь одно дело затеяли, то часто будем друг у друга обедать, надо привыкать.

— Вина вам налить? — спросил Кардозо, грея в руках стакан с можжевеловой водкой.

— Это хорошая, дон Исаак, — рассмеялся адмирал, — наша, из Голландии. Тут, в Лондоне, такой не найдешь.

— Разве что немножко, — улыбнулась Марта, положив руку на свой живот, — это бургундское мой брат прислал, из Парижа, а он в винах разбирается. Жаль, что мне теперь его и нельзя почти, и не скоро будет можно, — она чуть вздохнула.

— Жена все хочет в Амстердам съездить, — ласково проговорил Кардозо, — на дочку Эстер посмотреть. Все же Мирьям нам как внучка почти, заодно и с отцом ее познакомимся. Он же тоже ваш родственник?

— Брат троюродный, — Марта отложила серебряную, с рукояткой слоновой кости вилку, и громко сказала: «А вот это, джентльмены, вокруг ягненка — это овощ из Нового Света. Ешьте, он вкусный, лучше турнепса».

— Не опасно ли? — пробормотал кто-то из купцов. «Мало ли что там, в Америках, растет, может быть, оно для нас и не подходит».

— Положи-ка мне, дорогая, — Виллем протянул тарелку. «Я чувствую, что надо подать пример нашим гостям».

За столом воцарилось молчание. «Очень вкусно, — наконец, сказал адмирал. «Вообще, — он смешливо обвел глазами стол, если вы, джентльмены, не поторопитесь — я вам ничего не оставлю».

— Да, действительно, — пробормотал кто-то, жуя. «А что, его прямо из Нового Света привезли?»

Марта расхохоталась. «Нет, конечно, он и тут прекрасно растет. Жалко только, что крестьяне — люди косные, его редко кто пока сажает».

— Ну, — заметил Кардозо, накладывая себе овощи с отдельного блюда, — то же самое было и с табаком. Я помню времена, когда на курящих людей оглядывались, а теперь вон — на Лондонском мосте каждый второй — с трубкой. Так что и для этого овоща придет время славы».

Когда Марта убрала со стола, и, принеся кофейник, сказала: «Вот теперь можете курить», — адмирал развернул на столе большую карту Индийского океана.

— Ну что, джентльмены, — Марта опустилась в кресло и сцепила тонкие пальцы, — у «Клюге и Кроу» есть к вам деловое предложение. Я рада вам сообщить, что ее Величество разрешила нашему торговому дому отправить собственную экспедицию в Индию и на Молуккские острова, — из трех кораблей, которые сейчас строятся в Дептфорде, под командованием мистера де ла Марка, что сидит здесь.

Она взглянула в карие глаза Виллема и, улыбаясь, продолжила: «Все знают о Московской компании и о компании Восточных Земель, что торгует со Скандинавией. Мой покойный муж, да хранит Господь Бог его душу, перед смертью ездил с двумя торговыми миссиями в Персию.

Так вот, его мечтой было основать новую компанию, которая называлась бы: «Компания купцов Лондона, торгующих в Ост-Индиях». Об этом, джентльмены, мы бы и хотели с вами поговорить.

Питер открыл калитку, и, поежившись, засунув руки в карманы, подошел к простой серой плите. Высеченные буквы были покрыты легкой изморозью. «Я есмь воскресение и жизнь», — прочел мальчик и тихо сказал: «Здравствуй, папа».

Он присел рядом и погладил камень ладонью. «Все хорошо, — сказал Питер. «Я вот задачи все решил, все, что мне учитель перед каникулами дал. Мы пока по книге Сакробоско занимаемся, но скоро дальше пойдем. С языками у меня тоже отлично, так что ты не волнуйся.

Утром я на складе работаю, с рассвета, ну там, принеси-подай, — мальчик усмехнулся, — а после обеда — занимаюсь. Матушка говорит, что еще пару лет — и меня можно будет в лавку пустить, ну тоже, на побегушках сначала, а потом и к покупателям приставить. Так что все будет в порядке, папа, — он на мгновение прервался, и, помолчав, стерев рукавом слезу, продолжил, — ты за дело не бойся, я на твое место встану.

Питер поднялся, и, перекрестившись, прошептал: «Дай ему, Господи, покой во владениях Твоих. И другу моему, Митеньке, тоже».

Мальчик вдруг вспомнил, как после возвращения в Лондон он боялся спать один в своей детской — как только он закрывал глаза, он видел ту, залитую солнцем, площадь в Угличе, и маленькое тело на ней.

Виллем тогда перебрался к нему, и каждый вечер рассказывал Питеру об Индии и Африке, о Молуккских островах, Японии и Китае — пока мальчик не засыпал. Ночью отчим держал его руку в своей, — большой и теплой. Когда Питер просыпался, Виллем пел ему смешную немецкую колыбельную, про сны, которые падают с дерева.

— До свидания, папа, — нежно сказал Питер, — все хорошо, помни».

Он вышел с кладбища и увидел на дороге сестер, которые ехали медленным шагом.

— Подвезете? — смешливо крикнул мальчик.

Полли остановилась и подсадила его в седло. Откуда-то пахло выпечкой, и мальчик, оглянувшись, потребовал: «Где моя булочка?».

Сестра ухмыльнулась и протянула ему мешочек со свежим печеньем. «Миндаль, — одобрительно заметил Питер, — от мистрис Доусон такого не дождешься».

— Скорей бы уж домой, — вздохнула Мэри, — тут хорошо, конечно, но даже фехтовать не с кем, только с тобой, Полли, а ты поддаешься, так не интересно».

— Да уж на днях и поедем, думаю, — отозвался сквозь набитый рот младший брат, — а то я по занятиям уже соскучился.

Марта поставила вымытую посуду сушиться на стол, и, поднявшись наверх, заглянув в библиотеку, сказала: «Я тут рядом, как обычно».

— Ты же знаешь, — не отрываясь от каких-то расчетов, отозвался Виллем, — я тебя к нему ревную, и давно уже.

Женщина только рассмеялась, и, завернувшись в короткую соболью накидку, взяв запечатанный пакет из своего кабинета, вышла из дома.

Она на мгновение остановилась, и, вдохнув холодный воздух, — к вечеру подморозило, — посмотрела на огненный закат, перечеркнутый черными линиями труб на черепичных крышах Сити.

В гостиной у Джона было жарко натоплено. Констанца сидела на полу, возясь с большой деревянной куклой, поворачивая ее так и сяк.

— Уж не ходила бы, скользко на улице, — проворчал разведчик. «Я бы сам завтра с утра заглянул»

— Завтра с утра, я может, рожать начну, — рассмеялась Марта и присела на ковер рядом с девочкой.

— Кукла красивая, — восторженно сказала девочка. «Как вы».

Джон распечатал конверт и быстро проглядел бумаги. «Какая ты молодец! — сказал он. «Вот как всегда — толково, четко и по делу. С такими отчетами не стыдно приходить к ее Величеству, а то, пока я был в Италии, тут какие только ереси не писали, до сих пор разгребаю. Что Виллем, волнуется?».

— Ну конечно, — пожала плечами Марта. «Все же первый ребенок для него, сам понимаешь».

— У меня книжка, — гордо сказала Констанца и протянула ее Марте. «Там картинки и буквы, тоже».

Марта приняла книгу, и, посмотрев на искусные рисунки, на четко выписанные слова, вдруг почувствовала, что у нее перехватило горло.

— Это мне папа сделал, — девочка прижала книгу к щеке. «Папа в тюрьме».

Женщина наклонилась, и, прижав к себе ребенка, поцеловала ее рыженькую макушку — нежно.

— И ничего не удается? — спросила она Джона, уже стоя на пороге.

— Мы пытаемся, — хмуро ответил разведчик. «Там много людей работает, но ты, же знаешь Фагота — он все хочет убедить трибунал Святой Инквизиции в множественности обитаемых миров».

Марта только вздохнула и, пожав руку разведчику, пошла домой. От заката остались одни отсветы, и она, закинув голову, глядя на еще бледные звезды, прошептала: «Каждая лодка на реке, — будто звезда в небе. Они идут своим курсом, повинуясь воле человека, а нам, тем, кто стоит на берегу, остается только следить за ними».

— Да, вот тут мы и стояли, — она оглянулась. «Тут я ему сказала, что его еще полюбят за то, что он — это он. А Джордано потом попросил у меня рукопись книги, потому, что хотел ее дополнить. И за Петей отправился — там он ее и встретил. Господи, дай ей вечный покой, — Марта перекрестилась, — как же любила она его».

Марта вдруг чуть слышно охнула, и, склонившись, сжав зубы, попросила: «Дай мне хоть до усадьбы дойти, а?».

Миссис Стэнли вышла из опочивальни, и, увидев лицо Виллема, улыбнулась: «Да все хорошо. Дитя лежит правильно, большое только, — она окинула взглядом адмирала, — оно и понятно, — почему. За восемь фунтов будет. Уже скоро и родится. Она не девочка, конечно, но справится.

Виллем попросил: «А можно мне туда? Я мешать не буду, просто за руку ее подержу, и все».

— Идите, конечно, — миссис Стэнли подтолкнула его к двери.

Бронзовые волосы были рассыпаны по подушке. «Я уж и ходила, — Марта слабо улыбнулась, — находилась так, что ноги болят».

— Головка близко уже, — миссис Стэнли посмотрела на роженицу. «Давайте, миссис де ла Марк, еще немного осталось. Потуги хорошие, сами видите».

Виллем вдруг подумал, что ему еще никогда так не сжимали руку — до синяков.

Жена часто-часто задышала, и, застонав, спросила у акушерки: «Прорезалась, да? Жжет очень сильно».

— Волосы ваши, — усмехнулась миссис Стэнли, — сейчас посмотрим, кто это.

Адмирал вдруг поцеловал жену в мягкую щеку и тихо проговорил: «Совсем чуть-чуть потерпи, любовь моя».

— Вот, — акушерка быстро сняла пуповину с шеи ребенка, — давайте, плечики родим, а там уже все и закончится.

— Все только начнется, — пробормотала Марта и, застонав, еще сильнее уцепившись за руку Виллема, услышала мощный, обиженный рев.

— Мальчик, — миссис Стэнли быстро вытерла его, и, завернув в пеленку, подала матери. «И большой какой, здоровый. Молодец вы, миссис де ла Марк!».

— Я старалась, — выдохнула Марта, и приложила ребенка к груди. Тот повертел головой и мать рассмеялась: «Уже любопытно тебе, Уильям?».

— Волосы твои, и, правда, — тихо сказал Виллем, прикасаясь к голове ребенка. «Господи, Марта, как же я люблю тебя».

— А вот глаза твои, — отозвалась Марфа, — карие, посмотри. Помнишь, что ты мне в Мон-Сен-Мартене говорил, у камина?

— Больше всего на свете я мечтаю увидеть, как ты кормишь нашего ребенка, — шепнул ей адмирал, и попросил: «Можно мне его? Я очень осторожно».

Он взял ребенка, подивившись тому, как удобно он лежит, и Уильям затих, чувствуя уверенные, спокойные руки отца. «Ну, здравствуй, Уильям де ла Марк, — адмирал нежно покачал его, — добро пожаловать в этот мир».