— Вот так, миссис Тео, — одобрительно сказал хирург «Святой Марии», мистер Мэйхью.

«Перевязывать вы уже научились, а теперь давайте поговорим о том, как обрабатывать раны». Она, было, потянулась за пером, но тут Белла, лежавшая на койке в лазарете, проснулась и, повертев головой, громко, требовательно заплакала.

— Потом продолжим, — улыбнулся Мэйхью. «Идите, миссис Тео, кормите ее, а то сейчас она на все Карибское море раскричится».

Тео села на свою кровать, — в капитанской каюте для нее была поставлена отдельная, — и, посмотрев на бодро сосущую дочь, грустно сказала: «И где же твой папа? Уже два месяца нет его, как ты родилась, сразу и отправился на сушу, и вот — ни весточки, ничего. И о Нике тоже ничего не слышно».

Она погладила темные, мягкие волосы дочери. Белла взглянула наверх, — хитрым, зеленым глазом, и постучала кулачком по груди. Тео вздохнула и переложила ее: «Ну, ешь, ешь, хорошо еще, что молока много».

«Вот тут ты и родилась», — сказала смешливо Тео девочке, оглядывая каюту. «Как брат твой, Дэниел — легко и быстро. Папа твой наверху галеоны расстреливал, а, когда сюда спустился, — у тебя уж и головка показалась. И большая же ты была, — он нежно поцеловала дочь, наклонившись, — восемь фунтов с половиной, вот как». Белла зевнула, и, посапывая, продолжила сосать — уже сонно, медленно.

Тео положила дочь в колыбель, сделанную из старого паруса, и, подойдя к ставням, открытым в солнечный, ясный день, вгляделась в горизонт. Через мгновение, она, подхватив юбку, уже взбиралась по трапу.

— Капитанская шлюпка, — улыбнулся Гринвилль, передавая ей подзорную трубу. «Господи, хоть бы там их было трое, — попросила Тео, рассматривая белую точку, что приближалась к «Святой Марии». Шлюпка была уже почти рядом, и Тео увидела, что Степан в ней — один.

Она вздохнула, и сказала первому помощнику: «Спасибо. Я внизу буду, мистер Гринвилль».

Заставив себя не плакать, она села на койку, и, опустив голову, сжав руки, проговорила: «Ну, где же вы, детки мои? Уже сколько времени вас ищут, — и ничего. Как сквозь землю провалились».

Ворон выпил рома и сказал первому помощнику. «Так. Они уже близко, надо посылать шлюпки к сэру Фрэнсису, и на «Стремление» с «Успехом», хватит им конвои перехватывать, пора делом заниматься. Там десять кораблей идет, вместе с «Желанием», и нас четверо — от этой Картахены и следа не останется. Теперь, — он легко, как в молодости улыбнулся, и помахал каким-то листком, — капитан Кроу нашелся, наконец-то.

— Слава Богу, — облегченно сказал Гринвилль.

— Оставил записку понятно где, что будет ждать там «Желание». Они завернут поближе к Порт-Роялю, и подхватят его. Корабль у него быстрый, так что, — Ворон подумал, — нагонят, ничего страшного. Что у нас?

Гринвилль подвинул ему судовой журнал. «Ну, — протянул Ворон, вчитываясь в записи, — как я вижу, вы тут времени не теряли. Сколько человек вышло из строя?

— Одиннадцать убитых и больше двух десятков раненых, — ответил первый помощник, — но все уже выздоравливают, так что туда, — он махнул рукой на юг, — подойдем почти с полным экипажем.

— И очень хорошо, — Ворон поднялся, — там нам каждый человек понадобится. Теперь пойдемте в оружейные трюмы, посмотрим, сколько нам нужно пороха и ядер, а то сейчас подойдут остальные и начнется драка — он усмехнулся, — надо сразу получить больше.

Степан добрался в каюту только вечером. Дочь спала, разметавшись на спине, раскинув ручки. Она была белокожая, пухленькая и на толстых щечках играл нежный румянец.

«Красавица моя, — прошептал Степан, склонившись над колыбелью.

Он оглянулся, — Тео лежала на своей койке, и плечи ее чуть вздрагивали. Степан опустился на пол, на вытертый, старый ковер, и тихо сказал, не трогая ее, — он не знал, можно ли: «Ну не плачь, я кое-что все-таки узнал».

Жена повернулась, — мгновенно, и в свете фонаря Степан увидел опухшие, покрасневшие глаза. Она протянула руку и улыбнулась: «Уже можно, той неделей все закончилось».

Степан с облегчением поднес ее пальцы к губам и вздохнул: «Теперь слушай».

— И после той ночи их уже никто не видел, — закончил муж. Тео посмотрела на него и сказала:

«Это Дэниел, я знаю, а вовсе не какие-то пришлые индейцы. Там что-то случилось, с Мартой, он ее защищал. Бедная моя девочка, — горько проговорила Тео, — она ведь тихая такая, ласковая, она этого и не знает ничего, она цветы любит, и птиц. Мне хоть десять лет было, как…, - он помолчала, — а Марте семь, всего семь…»

Степан привлек ее к себе и проговорил: «Может, там и не случилось ничего. Но Дэниел. ему, же восемь всего лет, и у него рука не дрогнула».

— Сын своего отца, — вздохнула Тео, — что тут еще говорить. И где их искать теперь, — она взглянула на карту Южной Америки, что висела на переборке, — там же везде джунгли.

— Найдем, — твердо сказал Степан. «Ник вон нашелся, и наших тоже — найдем».

Тео ахнула, и, оглянулась, испугавшись — Белла только зевнула и продолжала спокойно спать. «Слава Богу, — проговорила женщина.

— «Желание» его заберет в Порт-Рояле и потом соединится с нами, — Степан поцеловал ее и добавил, чуть помрачнев: «А к известному тебе сеньору Себастьяну не подобраться, он теперь в крепость переехал, — Степан, было, хотел выругаться, но сдержался, — я не хотел рисковать, все, же, сколько у меня теперь детей, — он посчитал на пальцах, — шестеро. Не думал я, что столько будет, — он рассмеялся, поцеловал ее, и попросил: «Покорми меня чем-нибудь, а? Я последний раз в Картахене ел, и не могу сказать, чтобы это вкусно было».

Он принесла котелок и сказала: «Так на Ямайке рыбный суп варят, меня кок научил, только очень остро, ты осторожней».

— Не бывает такого, — очень остро, — буркнул муж, и, попробовав, улыбнулся: «Знаешь, что про этот суп говорят?».

— Нет, — удивленно ответила Тео, присев на ручку его кресла. Он пригнул ее голову поближе и прошептал что-то. Она сразу покраснела, и, комкая в руках салфетку, проговорила: «Я не знала, правда, я просто так его приготовила, не потому что…»

— Ну, — сказал Степан, отставляя пустой котелок, наливая себе рома, потягиваясь, — раз уж приготовила, и раз теперь все можно — до утра я тебя в покое не оставлю, мне только на рассвете вахту стоять.

Ночью она несколько раз кормила Беллу, — так и лежа в его руках, а, когда каюта уже чуть осветилась первым, еще слабым светом, Тео, засыпая, увидела, как муж, уже одевшись, стоя у раскрытых ставень, покачивая дочь, напевая ей что-то, смотрит вдаль — туда, где на горизонте уже были видны паруса приближающихся к «Святой Марии» кораблей.

Николас Кроу поднялся в рыбацкой лодке и помахал рукой. С «Желания» сбросили трап. Он, перекрестившись, погладив золоченый эфес шпаги, прошептал наядам и кентаврам:

«Видите, выбрались, я же говорил вам».

Уже взбираясь по трапу, он оглянулся на север и чуть улыбнулся: «Да не видно отсюда Флориду, дон Луис, — сказал себе капитан Кроу, — и ее тоже не видно. Забудь, — он на одно мгновение представил себе белокурые волосы, карие глаза, и грустный, тихий голос: «Если будете в наших краях, дон Луис, навестите нас». Она покрутила на плече зонтик и ушла — Николас проводил глазами ее красивую спину в скромном платье, и шагнул на палубу простого бота, который шел в Порт-Рояль с донесениями от коменданта крепости.

— Капитан Кроу, — его первый помощник, мистер Клервуд, плававший раньше юнгой у Фрэнсиса Дрейка, — на всем «Желании» не было никого старше двадцати пяти лет, — чуть наклонил голову. «Рады вас видеть».

— Пойдемте, мистер Клервуд, — велел Николас, — расскажете, что тут без меня было.

Он оглядел капитанскую каюту — небольшую, уютную, и одобрительно сказал:

«Прибирались, как я вижу».

— Ну а как же, — Клервуд подвинул ему судовой журнал, и, улыбаясь, протянул холщовый мешочек: «От известной вам мисс Кэтрин, из Плимута». Николас вдохнул запах имбиря и весело сказал: «Ну, вот не зря же я вам ее рекомендовал, мистер Клервуд. И как это вы еще печенье не съели?».

— Мне тоже с собой дали, — рассмеялся юноша. «Должен сказать, печет она отменно».

— Она все отменно делает, — Николас, сдержав улыбку, вспомнил рассохшуюся, скрипящую кровать в таверне мистера Берри. «Давайте карту, мистер Клервуд, надо рассчитать — сколько времени нам понадобится, чтобы соединиться с основными силами. И потом спустимся в трюмы — вы по пути, надеюсь, ни во что не ввязывались, ядра не тратили?».

— Удержались, — вздохнул Клервуд, — хотя было очень сложно.

— Молодцы, — одобрительно произнес Ник, — сейчас главное — Картахена, а когда разберемся с ней, — то займемся остальным.

Уже после ужина, Ник лежал на своей койке, слушая знакомый скрип корабля, — «Желание», подгоняемое устойчивым ветром, шло на юг, и вдруг вспомнил, как отец, привезя его в Плимут, шестнадцатилетним, перед тем, как отправить на корабль к Кэвендишу, строго сказал: «Я обо всем договорился, за все заплачено, так что отправляйся наверх, — они сидели в таверне у Берри, — и через два дня я тебя заберу».

Он тогда отчаянно покраснел и пробормотал: «Папа, может, не надо?»

— Надо, — сварливо отозвался отец, и подтолкнул его к лестнице. Он потрепал Ника по голове и шепнул: «Там ей пятнадцать, ну, разберетесь, я же тебе рассказывал все».

Ник потянулся за последним печеньем. «Ах, мисс Кэтрин, — он даже рассмеялся, вспомнив те два дня в маленькой комнате, выходившей окном на гавань, — и вправду — слаще вас во всем Плимуте никого не найдешь».

Капитан Кроу и сам не заметил, как заснул — под размеренное покачивание корабля, без снов, как когда-то давно, в детстве, когда мама крестила их на ночь, и он, сжимая в руке игрушечную лошадку, целуя мамину мягкую, пахнущую свежим хлебом руку, — закрывал глаза.

— Собирайся, — велел Ворон, заходя в каюту. «Отправишься на «Желание», к Нику, они уже на горизонте.

— Я никуда не поеду, — тихо сказала Тео. Она подняла голову, — жена сидела на койке, и кормила Беллу, и еще раз повторила: «Я никуда не поеду».

Степан вздохнул, и, опустившись рядом, положив ей голову на колени, попросил:

«Пожалуйста, Тео. Я уже одного ребенка потерял, из-за глупости своей, потащив их в экспедицию, — я не хочу и вас терять. «Желание» будет стоять сзади, у них полсотни пушек всего, они будут испанские шлюпки расстреливать, а в основной бой не сунутся. Там безопасно».

— А тут? — жена подняла зеленые, мерцающие глаза. Он не мог соврать, глядя в них, и поэтому ответил: «А тут — нет, милая, поэтому ты сейчас сложишь вещи, возьмешь Беллу и сядешь в шлюпку».

— А если что-то случится? — тоскливо спросила Тео, так и не отрывая от него взгляда.

— Ничего не случится, — бодро ответил Степан. «Я тебя заберу с «Желания», когда это все закончится, и поедем искать детей. Найдем, и отправимся в Плимут. Давай, — он поторопил ее, высунувшись наружу, — сюда уже сэра Фрэнсиса шлюпка идет, сейчас и остальные подтянутся, тут будет шумно и накурено».

Он попрощались у трапа, и Степан, оглянувшись, глубоко поцеловав ее, смешливо сказал:

«Вот Ник сейчас удивится, когда ему сестру еще одну привезут. Он нежно приложился губами к щеке спящей девочки: «Езжайте, милые мои, и ничего не бойтесь».

Тео оглянулась, стоя в шлюпке — он махал им вслед рукой, высокий, в ослепительно белой рубашке, и черном камзоле, и его волосы — густые, темного каштана, с чуть заметной сединой, — шевелил северный, легкий ветер.

— Посмотри на папу, милая, — шепнула она Белле. «Посмотри, какой он красивый».

Девочка открыла зеленые, большие глаза, и, лежа на руках у матери, повернув голову — широко улыбнулась.

Дэниел сидел, скрестив ноги, у костра, и остругивая палочку, вдруг сказал, подняв глаза на индейца: «Нам надо будет вернуться к матери. Она волнуется».

— Ну, — рассудительно заметил тот, проверяя лук, — все равно, пока твоя сестра оттуда, — он махнул рукой на вершину тепуи, — не спустится, вы никуда не пойдете.

— А ты нас проводишь до Картахены? — поинтересовался мальчик.

— Зачем? — пожал плечами индеец. «Твоя сестра теперь видит светлые сны, ты умеешь обращаться с оружием и грести, я вам дам пирогу, и отправляйтесь себе на восход. Не пройдет и луны, как вы окажетесь на этом вашем, — он чему-то рассмеялся, — море. Оно, правда, без края?

— Ну, — Дэниел полюбовался узором на палочке, — там, далеко, у него есть край, конечно. У суши тоже есть край, — мальчик улыбнулся, — я бы хотел до него дойти.

— Дойдешь, — раздался сзади веселый голос. Дэниел вскочил: «Сестричка!»

Она совсем не выросла — она стояла, — маленькая, хрупкая, в длинной юбке тонкой кожи, разукрашенной какими-то рисунками. «Я сама сделала, — гордо сказала Марта, указывая на юбку. «И это тоже, — она подергала ожерелье из сушеных ягод. «Красивое, да?».

— Очень, — Дэниел нагнулся и поцеловал ее в лоб. Темные волосы были заплетены в косы и украшены убором из разноцветных перышек. «А это я долго мастерила, — озабоченно сказала Марта, — там, — она кивнула на белое облако, — приходилось уговаривать птиц, чтобы они отдавали перья. Пойдем, — она потянула Дэниела за руку, — я все вспомнила, и папа ко мне прилетал тоже, рассказывал.

— А что там было? — спросил Дэниел, когда они укладывали провизию в пирогу.

— Было разное, — коротко ответила Марта, и чуть вздохнула. «Я никогда не буду уметь говорить с небом, вот. Я не как папа. Но, — девочка оживилась, — я могу попросить дерево, чтобы оно принесло больше плодов. И змею, — чтобы не кусала.

— Тоже полезно, — хмыкнул Дэниел, и, взяв в руки весло, оттолкнув пирогу от берега, помахал индейцу.

— Спасибо! — крикнула Марта.

Тот только поднял руку, и стоял так, — пока лодка, выйдя на середину быстрой, с темной водой реки, не пропала из виду.

В капитанской каюте «Святой Марии» было накурено так, что дым плавал слоями в воздухе.

— А что капитан Кроу не приехал? — спросил у Ворона сэр Фрэнсис Дрейк?

— А что ему тут делать? — кисло ответил тот, рассматривая карту. «У него есть свое место, он его знает — записку я послал, — пусть стоит там, и делает положенное. Нечего ему тут быть, еще надумает соваться туда, куда его не звали».

— Итак, — начал Ворон, — благодаря предыдущему рейду сэра Фрэнсиса, за который мы ему очень благодарны, все же сто тысяч золотых реалов, которые он получил в качестве выкупа, на дороге не валяются, — капитан рассмеялся, — у нас есть карта гавани. Также, — он поднял бровь, — благодаря еще кое-кому…

— Вам, сэр Стивен! — закричали сзади.

— Ну, не только мне, — Степан прервался и сказал: «Я не понимаю, почему у меня пустой бокал, я, джентльмены, не люблю разговаривать без выпивки.

— Так вот, — он одобрительно кивнул, глядя на то, как ему наливают ром, — у нас есть карта подземных ходов в крепости. Если мы заранее заложим туда порох, и вовремя его подожжем, то ничто не помешает нам высадиться на берег, очистить склады с золотом, и уйти отсюда. Так что, — он улыбнулся, — мне нужно десять человек, чтобы ночью кое-куда сплавать.

— Нет, — вдруг сказал сэр Фрэнсис.

— Что — нет? — удивился Ворон.

— Вы туда не пойдете, сэр Стивен, — спокойно ответил Дрейк. «У вас тут, — он показал рукой на спокойно плещущее море, — сын и дочь. И жена, у которой где-то там, — Дрейк махнул рукой на юг, — потерялось еще двое детей. Вам нельзя погибать, сэр Стивен.

— Никому нельзя погибать, — яростно ответил ему капитан. «Я и не собираюсь. У меня там, — он помолчал, — в Картахене, свои счеты».

— И про это мы тоже знаем, — Дрейк помолчал и, выбив трубку, наполнив ее свежим табаком, — закурил. «Кому бы из нас в руки не попался капитан Вискайно, — мы его к вам приведем, ну, может, он пару зубов потеряет по дороге, — сэр Фрэнсис усмехнулся, — но приведем.

— Я никогда еще…, - Ворон вдруг прервался и обвел глазами сидящих за столом. «Я никогда не бежал от опасности, джентльмены, и не собираюсь делать этого сейчас».

— Сэр Стивен, вы же сами знаете, — тихо сказал капитан «Стремления», — лучше вас на морях никто не стреляет. Все же, даже если сэру Фрэнсису удастся подорвать крепость — у них останутся пушки. Мы же считали, — моряк указал на исписанный лист бумаги, — все равно, — у нас меньше орудий. Если бы…, - он не закончил.

— Ладно, — сказал Ворон, бросив один взгляд на карту, — у них сейчас в гавани два десятка кораблей, — ну, может, с пяток еще подойдут, пока мы тут болтаемся, — но это торговые судна, я там видел от силы пять военных галеонов. Если я встану вот тут, — он показал, — где, — то я их быстро уничтожу, вместе с сэром Фрэнсисом, надеюсь, он вернется со своей маленькой, — Ворон поискал слово, — прогулки.

— Вернусь, не надейся, — ответил Дрейк, и капитаны расхохотались.

— Вот так, — весело закончил Ворон, — капитан Кроу будет следить за тем, чтобы никто не атаковал нас со стороны открытого моря, и топить их шлюпки, буде таковые появятся. И вот еще что, джентльмены, — он помолчал, — из гавани я ухожу последним. Ну, как все закончим.

— Почему? — поинтересовались у него.

— Потому что я запасливый, — Ворон поднялся, — и не трачу ядра зря. Когда вы расстреляете весь ваш запас, у меня еще останется кое-что на борту, — в подарок испанцам. Пойдемте, нам уже накрыт обед — для тех, кто не любит острую кухню…

— Тут таких нет! — рассмеялся кто-то.

— Так я и думал, — Ворон потянулся и добавил: «Ничего, следующим годом навещу Акапулько, посмотрим, как его сеньор Себастьян укрепил. И там уже, джентльмены, вы меня на корабле не удержите, понятно?».

— Какая она хорошенькая, — Ник склонился над сестрой, что лежала на койке, удивленно вертя головой. «Глаза ваши, кузина Тео, а так — на папу похожа. Мирьям тоже, — у нее глаза, как у доньи Эстер, да хранит Господь ее душу.

Тео покраснела и сказала: «Наверное, я вас стесняю, кузен Ник».

— Ну что вы, — он еще раз просмотрел записку от отца и вздохнул: «Вот, папа мне велит стоять здесь, и даже не подходить к гавани, кузина Тео, так что тут безопасно, не волнуйтесь. А я к первому помощнику своему в каюту перееду, там места хватит».

Она помяла в пальцах край шали и сказала: «Мне очень неловко, что так все получилось…, Мы с вами росли вместе, и вот».

Лазоревые глаза капитана улыбнулись: «Ну что же тут неловкого, кузина Тео? Папа счастлив, вы тоже, а у меня новая сестренка появилась, — он пощекотал девочку и та засмеялась. «Давайте, — сказал Ник, — я ее возьму, мы с ней на палубу прогуляемся, вам же, наверное, переодеться надо, а то штормить начало, платье у вас мокрое».

— Спасибо, — улыбнулась женщина.

Ник вынес сестру на палубу и ласково сказал: «Гляди, вон корабль, самый большой? Там папа твой, сэр Стивен Кроу, он там капитан».

Белла смотрела широко открытыми глазами на закатное небо, на темно-синюю, гуляющую волной морскую воду, на корабли, что строились в кильватер друг другу, и Ник, подняв голову, увидел пару альбатросов, что реяли над мачтами «Желания».

— Видишь, — сказал он сестре, — это к счастью, милая.

Ворон принял от первого помощника подзорную трубу и оглядел крепость, возвышавшуюся на холме. «Да, — пробормотал капитан, — и действительно, сеньор Вискайно, тут неплохо поработал. Вы знаете, мистер Гринвилль, что это самый сильный форт в Новом Свете? То есть был, конечно, — усмехнулся Ворон, глядя на стоящее в зените солнце.

Холм под крепостью вспучился, и пополз куда-то вбок, выбросив в прозрачное, жаркое небо столб темной пыли.

— Прекрасно, — пробормотал Ворон, и добавил: «Огонь из всех орудий, мистер Гринвилль.

Пока мы с сэром Фрэнсисом разбиваем стены, они будут стрелять в нас, а не в остальные корабли. Что нам и требуется».

Себастьян Вискайно легко взбежал на стену форта и тут же нагнулся, — английское ядро пролетело прямо у него над головой.

— Эти собаки заложили порох в подземные ходы, и оставили одного человека, который его и взорвал в полдень, — зло сказал комендант крепости. «Он хотел сбежать, но не успел, — придавило землей. Ну, — испанец показал на пушку, к дулу которой был привязан избитый моряк, — сейчас мы его отправим обратно, на его родной корабль.

Вискайно вздрогнул от мощного залпа, и отбросил носком сапога что-то кровоточащее, разорванное, что упало ему под ноги.

— Сильно пострадали бастионы? От взрыва, я имею в виду, — спросил он у коменданта.

— Если бы только взрыв, — ответил тот, — эти мерзавцы уже час стреляют, не переставая. Не знаю, насколько еще нас хватит.

— У них двести сорок пушек, а у вас — шестьсот, — взорвался Вискайно, — чего вам еще надо!

— У них есть и другие корабли, — процедил офицер, показывая на паруса, видневшиеся за громадами «Святой Марии» и «Пеликана», корабля Дрейка, что перегораживали вход в гавань.

— Эти стрелять не будут, ну, может, выпустят пару ядер, — отмахнулся Вискайно, — они тут для другого. Я же знаю Куэрво, он хитер, как лиса. Если вы потопите эти два, — он еще раз показал на гавань, — то остальные убегут, поджав хвост. Давайте, стреляйте, я — в порт.

Он шел по улицам города. Кое-какие дома уже пылали, жители, помня предыдущее нападение Дрейка, вытаскивали из домов поклажу, навьючивая ее на мулов. Тонкая струйка людей уже потекла по дороге, что вела из города на юг, в джунгли.

«Сейчас шлюпки с тех кораблей, что стоят за «Святой Марией», пользуясь паникой, проскользнут в гавань, — подумал Вискайно, — и можно прощаться с золотом и серебром, что хранится на складах».

Себастьян дошел до порта, вдыхая запах дыма, и, найдя капитана «Консепсьон», — флагманского военного галеона, — сказал: «Вот что, дон Энрике, — выводите все торговые галеоны на середину гавани и следите за берегом, — я вам отдам команду. По вам, наверное, будут стрелять,…- Вискайно не закончил.

— Я вас понял, — усмехнулся дон Энрике. «А что будут стрелять — на то и война, дон Себастьян. Смотрите, сколько чаек прилетело, — и залпов они не боятся, — указал капитан на кружащуюся в небе, огромную серо-белую стаю.

— Мертвечину чуют, — мрачно сказал Вискайно, взглянув в подзорную трубу на пробоины в орудийных палубах «Святой Марии». «Чтоб ты сдох, — процедил он, — ты ведь, даже после смерти не сдашься, собака».

— Давайте сигнал, мистер Гринвилль, — сказал Ворон, чуть побледнев от боли. «Там, — он показал окровавленной рукой на крепость, — вроде устали, да и стены мы основательно разрушили, как раз время высаживаться на берег». Гринвилль, перегнувшись через борт, замахал флагом, и два десятка шлюпок, что прятались за «Святой Марией», — стали поднимать паруса.

— И пусть остальные корабли тоже будут готовы к бою, — Степан положил руку на борт, и велел: «Ну, хорошо, мистер Мэйхью, перевязывайте меня, только быстро, мне еще корабль разворачивать».

— Зачем? — спросил Гринвилль.

— Затем, — Ворон глубоко вздохнул, сжал зубы, и продолжил, — что эта орудийная палуба у нас уже разбита вдребезги, если мы ее и дальше будет подставлять под ядра, то никуда отсюда не уйдем. Видите, «Пеликан» тоже маневрирует, — он указал на корабль Дрейка.

— Капитан, смотрите, — вгляделся Гринвилль, — их военные галеоны снимаются с якоря.

Степан взглянул на гавань, и велел: «Шлите сигнал на остальные корабли, пусть тоже начинают стрелять по крепости. А мы с вами, — он пошевелил рукой, и опять поморщился, — сейчас подойдем ближе, и отправим эти суденышки на дно морское.

«Святая Мария», заполоскав парусами, стала ложиться на другой бок, и Гринвилль тихо спросил у хирурга: «Опасная рана?».

— Это уже третья, — Мэйхью вздохнул. «Он много крови потерял, ему бы полежать сейчас».

— Ну что вы стоите, — раздраженно крикнул Ворон, — мы в хорошей позиции, пушки к бою!

— Сеньор Себастьян, английские шлюпки уже у берега! — подбежал к нему комендант порта.

Вискайно посмотрел на то, как один из военных галеонов, дымясь, погружается в море, и тихо сказал: «Ничего, пусть они только попробуют выйти из гавани. Главное — чтобы «Консепсьон» продержался до этого времени».

Прищурившись, он увидел, как ядра падают на деревянные крыши складов, что стояли в дальнем конце порта, и, вздохнув, спросил коменданта: «Сколько у нас сейчас там золота?».

— Пятьсот тысяч реалов, — ответил тот, — как раз неделю назад пришел очередной транспорт.

— Ну да, — пробормотал Себастьян и взглянул в подзорную трубу. «Там англичан человек двести высадилось, — сквозь зубы сказал Вискайно, — они уже наших всех перебили».

Груженые шлюпки стали одна за другой отходить от берега, и он заметил: «А вот теперь нас ждет интересное зрелище, сеньор комендант».

— Капитан, что они делают? — Гринвиль указал на «Консепсьон». Команда галеона сцепляла абордажными крюками пустые, со свернутыми парусами, корабли.

— Они? — ядро пролетело рядом с Вороном, и он даже не пошевелился.

— Они, мистер Гринвилль, сейчас будут блокировать нашим шлюпкам выход из гавани.

Подожгут эти дрова и поставят вон там, — Ворон махнул рукой, — их будет никак не миновать.

Ну, и, пока наши будут там болтаться — военные галеоны их прицельно расстреляют».

— Но что же…,- он услышал голос Гринвилля и ласково улыбнулся:

— Вы, пожалуйста, начните спускать шлюпки, мистер Гринвилль, — попросил Ворон, — вряд ли у нас больше ста человек в команде осталось, вместе с ранеными, так что четырех вам хватит. Отправляйте людей на «Пеликан», к сэру Фрэнсису, и передайте там, что пусть он уходит, как только все, кто высаживался на берег, — вернутся на свои корабли.

— Сэр Стивен, — прошептал Гринвилль.

— Идите, выполняйте приказание, — велел Ворон. «И быстрее, потому что, когда я начну поджигать трюмы с порохом, здесь не должно остаться ни одного человека».

— Я сам пойду, — выпрямился Гринвилль. «В трюмы. Вам надо будет корабль вести».

Ворон смерил его взглядом, — с головы до ног, и тихо проговорил: «Да что там вести, мистер Гринвилль, они же рядом тут».

— Все равно, — упрямо сказал помощник, — вы уже три раза ранены были, и я вас младше. Вам тяжело будет в трюмы спускаться, сэр Стивен.

— Спасибо, мистер Гринвилль, — устало сказал Ворон.

Первый помощник чуть наклонил голову и пошел спускать шлюпки.

— Дайте мне подзорную трубу, мистер Клервуд, — приказал Николас. Он поднес ее к глазам, и, застыв на одно мгновение, увидев, как от разбитых бортов «Святой Марии» отрываются груженые людьми лодки, велел: «Посадите миссис Тео и мою сестру в шлюпку, мистер Клервуд, и отведите ее подальше».

— А вы, капитан? — спросил юноша.

— А я, — обернулся Ник, — нарушу волю своего отца. Он поднял голову и закричал: «Прибавить парусов, мы идем в гавань!».

— А куда капитан Кроу отправился? — спросила Тео, приподнимаясь со дна шлюпки, придерживая спящую Беллу. «Желание», на полных парусах, торопилось к входу в гавань — там, где «Пеликан» начал принимать на борт экипаж «Святой Марии».

Клервуд посмотрел на бледное, испуганное лицо женщины и тихо сказал: «Не волнуйтесь, миссис Тео, он скоро вернется».

— Куда он? — повторила Тео. Увидев, как «Желание» подходит к искалеченной «Святой Марии», она прошептала: «Господи, пожалуйста, Господи, убереги их от всякого зла».

Ник вскарабкался по сброшенному трапу и оглянулся — корабль дрейфовал прямо на стоящий у выхода из гавани «Консепсьон». Он уклонился от разбившего борт ядра и крикнул:

«Папа!».

— Пошел вон немедленно, — раздался жесткий голос «Ворона». «Я надеюсь, у тебя хватило ума не швартовать сюда «Желание»?

— Нет, — растерянно ответил Ник, — я плыл, они на безопасном расстоянии, и кузину Тео с Беллой я на шлюпку высадил, они там, далеко, — он махнул рукой.

— Ну, вот и возвращайся туда, — велел отец. Он стоял у румпеля, в окровавленной рубашке, придерживая правой рукой левую, — перебитую в локте, замотанную тряпками.

— Папа, — прошептал Ник, — что ты делаешь?

— Подвожу корабль совсем близко, — усмехнулся Ворон, — принимаю огонь на себя, не видишь, что ли? Глянь, там шлюпки наши уже все из гавани ушли?

Ник свесился вниз и ответил: «Да, корабли поднимают людей на борт»

— Ну и славно, — пробормотал Ворон. «Иди, мальчик, мистер Гринвилль сейчас подожжет порох в трюмах, я врежусь в эту кучу дров, — он махнул рукой на торговые галеоны, что стояли у входа в гавань, — и тогда отсюда уже долго никто не выйдет. Спокойно себе отправитесь обратно.

— Папа! — Ник потряс его за плечо. «Пойдем, ты доплывешь!».

Он посмотрел на алое пятно, что расплывалось по рубашке, и тихо сказал: «Прости».

— Я своего моряка не брошу, — Ворон вздохнул. «Да и вообще — я же капитан, сыночек. А ты лети, — он на мгновение привлек к себе Ника и поцеловал в висок, — лети, Ворон. Все, уходи, мы уже рядом, сейчас тут будет жарко. Позаботься о Тео и сестрах, — велел отец и Ник почувствовал, как палуба проваливается у него под ногами.

— Папа! — крикнул он.

Отец повернулся и, улыбаясь, сказал: «Передай Майклу, что я всегда любил вас обоих — одинаково».

Снизу раздался громкий взрыв, и Ник, прыгая за борт, еще успел увидеть, как отец — не дрогнувшей рукой, — направляет пылающую «Святую Марию» прямо в борт испанскому флагману.

Он вынырнул, стирая с лица слезы и морскую воду. «Теплая, какая она теплая, — подумал Ник. Корабли у входа в гавань горели, и капитан Кроу увидел, как кружатся над ним птицы.

Белый альбатрос оторвался от стаи и сел на медленно погружающуюся в море фок-мачту «Святой Марии».

— Папа! — сжав зубы, сказал Ник. Альбатрос так и не оторвался от мачты — только когда она скрылась под водой, птица, распустив крылья, ушла высоко в небо. Ник протянул руку и, почувствовав рядом с собой шершавые доски «Желания» — заплакал.

Поднявшись на палубу, он хмуро велел: «Становимся остальным в кильватер, забираем мистера Клервуда и уходим отсюда».

— Капитан, — сказал кто-то, глядя на огромный, поднимающийся к небу столб дыма. «Ваш отец, сэр Стивен …

— Спас нас всех, да, — сухо ответил Ник. «Прибавьте парусов, я не хочу отставать от эскадры».

— Уходят, — комендант крепости перекрестился. «Господи, спасибо тебе». Он вдруг нахмурился и потянулся за подзорной трубой: «Что это там? Шлюпка какая-то еще, английская, судя по всему».

— Она как раз у нас на прицеле, сеньор, — отозвался кто-то из пушкарей. «Велите стрелять?».

— Разнесите ее в щепки, — зло велел комендант. Ядра стали уходить в небо. «И по ним тоже постреляйте, — вдруг кого-то зацепим, напоследок».

— Вот и они, — капитан Кроу перегнулся через борт и замахал: «Мистер Клервуд! Сюда!». Он внезапно пригнул голову — испанские ядра с шипением пронеслись над кораблем, и Ник с ужасом увидел, как на месте шлюпки поднимается столб воды.

— Кузина Тео…, - прошептал он. «Господи…».

— Спустить лодку, капитан? — спросили сзади. Ник обернулся и увидел, как ядро падает на шканцы «Желания». Он, было, хотел приказать лечь в дрейф, но тут что-то огромное, горячее ударило его в грудь, и мир вокруг потемнел.

— Тихо, — услышал он, — тихо, тихо, мальчик.

Ник открыл глаза — он лежал в незнакомой, большой каюте. В открытые ставни доносился плеск вечернего моря. Он, было, попытался приподняться, но сэр Фрэнсис уложил его на место. «Выпей, — Дрейк поднес к его губам теплое вино с пряностями.

Ник взял бокал, и охнул — дышать, и двигать руками было тяжело. «Ребра, — усмехнулся Дрейк. «У тебя там, на «Желании» все шканцы разворочены, тебя обломком доски ударило.

Но ничего, мы сейчас пришвартуемся в одном уединенном месте, его еще во время оно я и твой отец покойный нашли, и будем чиниться».

— Папа, — пробормотал Ник. «Сэр Фрэнсис, ну как же это…»

Дрейк отпил из своего бокала и вздохнул: «Господь не каждому дает так умереть, капитан Кроу, а только лучшим из нас. Не надо, — он посмотрел на юношу, и, достав платок, сказал:

«Дай-ка, Ворон».

Николас прижался щекой к его сильной, совсем не стариковской руке и заплакал. Сэр Фрэнсис погладил его по голове и шепнул: «Ну вот, теперь тебе летать, так ты уж не подведи нас, ладно?».

Капитан Кроу сжал зубы, вытер лицо и сказал: «Я не вернусь в Англию, пока не отомщу за них — за всех, сэр Фрэнсис. И за кузину Тео и мою сестру тоже. Не вернусь, слышите?».

Дрейк помолчал и велел: «Пошлешь весточку своей семье с теми кораблями, что везут золото в Плимут. И давай, не залеживайся, как только починимся — идем дальше, нам предстоит еще атаковать Сан-Хуан, будешь там командовать теми, кто на берег пойдет, крепость подрывать».

Капитан Кроу кивнул, и, закрыл глаза: «Спасибо, сэр Фрэнсис».

— Отдыхай, Ворон, — мягко ответил Дрейк, и, закрыл за собой дверь капитанской каюты «Пеликана».

Констанца проснулась на излете ночи, и позвала: «Мирьям, Мирьям, ты где?» Она приподнялась на своей кровати и оглядела детскую — огромный глобус на ковре, стол, заваленный ее тетрадями, шкафы с книгами.

Старшая девочка сидела на обитой бархатом кушетке у большого окна, выходящего на крыши Сити. На востоке, над портом и верфями вставал неверный, слабый зимний закат.

Констанца вскочила, и, подбежав к подруге, потрясла ее: «Что с тобой?».

Мирьям натянула на колени длинную рубашку, свернулась в клубочек и сказала, всхлипывая: «У меня нет больше папы».

— Ты не можешь этого знать, — яростно зашипела Констанца, и повторила: «Ты не можешь этого знать!».

— Дай руку, — попросила Мирьям. Она прижала к щеке тонкие пальцы девочки и грустно проговорила: «Ты счастливая, у тебя остался отец. А у меня больше никого, никого нет, — Мирьям заплакала, раскачиваясь, и Констанца, положив голову подруги себе на плечо, вытирая ей слезы, долго смотрела на то, как всходит над Лондоном маленькое, едва заметное в сером тумане солнце.

Она подняла разбитую, гудящую голову и услышала сверху птичьи клики. Огромный альбатрос развернул крылья и, нырнув вниз, сел на обломок шлюпки. «Девочка, — подумала Тео, — Белла, наша девочка». Младенец так и лежал в ее руках. Женщина взглянула на безжизненное, синеватое личико, и, вдруг вспомнила, как матушка заставляла ее дышать во время пожара — давно, еще в детстве.

Тео положила Беллу на спину, и, прижавшись ртом к ее губам, вдыхая воздух в горло дочери, приказала: «Живи!». Она нежно, аккуратно нажала руками на маленькое тельце, и Белла, открыв ротик, выплюнув морскую воду, выгнулась и зарыдала — отчаянно, громко.

«Господи, спасибо тебе!», — прошептала Тео и дала девочке грудь. Обломок медленно дрейфовал к берегу, и Тео, оглянувшись, увидела, как гавань заволакивает черный, густой дым пожара. «Святая Мария», — прошептала она, — Господи, что с ним! Что с Ником?». Она тихо плакала, гладя Беллу по мокрой голове, а та только жадно, не отрываясь от матери, сосала.

— Вон какая-то английская сучка! — услышала она голос со шлюпки, что, проскользнув между загромождавшими вход в гавань остатками кораблей, вышла в море. «Стреляйте, надо и ее отправить на дно морское!»

— Я — сеньора Вискайно, — сжав зубы, крикнула она. «Жена капитана Себастьяна Вискайно! А это наша дочь, Изабелла! Немедленно поднимите меня на шлюпку!».

Она сидела, завернувшись в одеяло, на разбитой ядрами набережной порта, и, укачивая Беллу, смотрела вдаль. На горизонте, потрескивая, догорая, погружались в море корабли.

— Тео! — он растолкал всех, и, опустившись рядом с ней на колени, — обнял ее, — сильно, ласково. «Господи, счастье мое, мы тебя похоронили уже!»

— Дон Мигель ссадил меня на шлюпку, перед атакой, — рыдая, сказала Тео. «Прости, что я поехала морем — я так торопилась к вам, так скучала, так хотела тебе сказать…, - она не закончила, и, сглотнув, добавила: «Когда ты уезжал, я еще не была уверена, Себастьян…».

— Счастье мое, — муж заплакал, и нежно, осторожно, коснулся темных волос Беллы. «Господи, моя доченька…»

— Я ее Изабеллой назвала, четыре месяца ей, — прошептала Тео. «Меня потом нашли англичане, «Желание», назывался их корабль, но они меня не трогали — хотели взять выкуп, поэтому сюда и привезли. Прости меня, милый…

— Мы его расстреляли, это «Желание», — баюкая ее, сказал Себастьян. «И «Святая Мария» тоже погибла, эта собака Куэрво поджег пороховые трюмы, и бросил ее на наши корабли.

Но, ничего, ничего, милая, мы опять вместе, и теперь все, все будет хорошо».

— Дэниел и Марта с тобой? — спросила Тео, когда он помог ей подняться. Она увидела в голубых глазах мужа тоску. «Марта потерялась в джунглях, — тихо ответил Себастьян, — Дэниел пошел за ней, и тоже не вернулся. Я их ищу, милая, все это время ищу — может быть, они у индейцев. Я их найду, обещаю».

Белла проснулась, и, повертев головой, протянула ручки к Себастьяну. «Можно? — робко спросил муж, и Тео, кивнув головой, передала ему дочь.

— Девочка моя, — сказал Вискайно, укачивая ее. «Какая же ты красивая, на маму похожа, и глаза у тебя такие же. Ну, все, все кончилось, моя Изабелла, мое счастье».

Ночью Тео проснулась от плача дочери. Их дом не был разбит, — в огромной опочивальне стояла кровать резного дуба, и пахло свежими, срезанными вечером цветами.

— Лежи, лежи, — шепнул муж. Потянувшись, он взял Беллу, спавшую в центре кровати, между ними.

— Надо завтра же засадить кого-то из индейцев делать колыбель, — рассмеялся Себастьян.

«И нянек взять — столько, сколько нужно, хоть целую дюжину». Он ласково поцеловал Тео в смуглую щеку и шепнул: «Ты корми, отдыхай, и ни о чем не думай, пожалуйста, — я потерплю, правда. Я так скучал по тебе, так скучал, любовь моя».

Тео взяла его руку, и прижалась губами к шраму на месте большого пальца.

— Как дымом пахнет, — хмуро сказал Дэниел. «И смотри, сколько птиц». Он задрал голову и указал сестре на кружащуюся в небе стаю чаек. На них оглядывались — у мальчика за спиной был лук, а темные волосы девочки были украшены белыми цветами.

Дэниел взглянул на свежие пробоины в стенах домов, на индейцев, что чинили набережную, и спросил: «Теперь куда?».

Марта молчала, стоя на месте, вслушиваясь в звон колокола. «Туда, — улыбнулась она, показывая на огромного, снежно-белого альбатроса. «Он все знает, он сам туда летит».

— Зачем это еще, — пробормотал Дэниел и вдруг мрачно сказал: «Марта, я не смогу. Я не могу теперь называть его отцом. Он стрелял в меня, он твоего отца убил. Я его убью, как того, — мальчик кивнул головой на запад.

Сестра взяла тонкими, нежными пальцами его руку и велела: «Ради мамочки, Дэниел. Она ведь, как мы раньше — все забыла. Мы вспомнили, и она тоже вспомнит, когда-нибудь.

Пожалуйста. Она ведь его любит».

Мальчик, было, хотел что-то сказать, но только кивнул головой, вздохнув. Удары колокола плыли над Картахеной, над гаванью, над веселым, блестящим морем, и птицы толкались на проломленной крыше собора — десятки, сотни птиц.

«Что-то радостное, — вспомнила Марта. «И грустное тоже».

Они встали у входа, у чаши со святой водой, и священник, что держал Изабеллу над купелью, наклонившись к Себастьяну, сказал: «Сеньор Вискайно, смотрите!».

Тео уже бежала по проходу, шурша юбками, протягивая к ним руки, люди вставали со своих мест, вглядываясь в лица детей.

— Мамочка! — заплакала Марта. Женщина обняла их обоих, прижав к себе, целуя. «Милые мои! — шептала Тео. «Господи, как я тебе благодарна, Господи!»

— А кто это, мамочка? — спросил Дэниел, указывая на девочку, что спокойно лежала на руках у святого отца.

— Это ваша сестричка, Белла, — всхлипнула Тео. «Пойдемте, посмотрите на нее».

Себастьян опустился на колени и, перекрестившись, прошептал: «Спасибо тебе». Он положил руку на крепкое плечо сына и сказал: «Вот, это наша доченька».

— Какая красивая, — восторженно сказала Марта. «Можно нам ее, папа — мы очень осторожно».

— Конечно, — Вискайно передал младенца детям. «Она на маму похожа, — одобрительно заметил Дэниел.

Марта подняла голову вверх — белый альбатрос кружил в ослепительно голубом небе. «Ты не волнуйся, — велела ему Марта, — все будет хорошо. Только ведь…, - она улыбнулась и одними губами прошептала: «Ну да, конечно. Дочь Ворона».

Она не знала, что значат эти слова, но еще раз повторила их, — просто, чтобы запомнить.

«Дочь Ворона», — подумала Марта, и увидела, как Белла, повернув голову, следит за улетающим вдаль альбатросом.