Питер Кроу стоял на пристани усадьбы, и, вглядываясь в широкую, сверкающую под еще теплым, осенним солнцем, Темзу — улыбался.

— Четверо, — тихо рассмеялся он, засунув руки в карманы скромного, черного камзола.

«Господи, разве я мог подумать? Тридцать лет, и уже четверо детей».

Он, прищурившись, посмотрел на здания складов «Клюге и Кроу» на противоположном берегу Темзы и опять улыбнулся. «И в Марокко мы отлично съездили, — подумал Питер.

«Конечно, надо ставить факторию в Африке, на том южном мысе, и оттуда — идти дальше. И в Сурат кого-то посылать, постоянным представителем от компании. Правильно его величество сказал — пока на индийской земле не начнут рождаться наши дети, нечего и думать о том, чтобы Индия стала нашей».

— Любуешься? — раздался сзади тихий голос.

Питер, не оборачиваясь, протянул руку и спросил: «Как там наши жены?»

— Все хорошо, — Джон потянулся, и, закинув руки за голову, добавил: «Миссис Мияко с Анитой приехали погостить, все-таки шестеро детей — не шутка, помогают. Что, нет еще миссис Марты?»

— Там адмирал наверняка Стивена за руль посадил, — усмехнулся Питер, — и сейчас рассказывает ему, как правильно держать лодку в галфвинде. Насчет твоих планов, об этом острове на Карибах..

— Это мы с тобой вечером посидим, — Джон наклонился, и, окунув руку в прохладную воду Темзы, спросил: «Уильям этой неделей отплыл?»

— Да, — Питер внимательно посмотрел на собеседника и сказал: «Джон…»

Тот, выпрямившись, положив руку на шпагу, вздохнул: «Сейчас октябрь, Питер, они давно должны были вернуться».

— Начало октября, — упрямо заметил мужчина. «И ты же сам слышал, лето было плохое, ветреное, со штормами».

Джон ничего не ответил, и, поднимаясь по каменной лестнице к дому, сказал: «Я с Джованни сейчас поработаю, он тоже — скоро на континент отправляется, а потом — к вам на обед придем».

Он посмотрел сверху на каштановую голову Питера, и, вздохнув, выйдя на двор усадьбы Кроу, подумал: «Надо самому съездить в Амстердам, привезти маленького сюда. Полтора года ему уже, пусть в семье растет».

Джон помахал рукой мистрис Мак-Дугал, что стояла на каменных ступенях крыльца, и крикнул: «Я слышал, у вас ветчина сегодня, с каштанами и яблоками?»

— И сидр свежий, мистер Джон, — отозвалась та. «Не опаздывайте!»

— Ни в коем случае, — ответил тот, и, открыв ворота, выйдя в полуденную толпу на Бишопсгейт — повернул к собору Святого Павла.

Питер подал матери руку, и та, подобрав пышные, темно-зеленые, шелковые юбки, рассмеялась: «Ну, все в порядке, окрестили новую мисс Смолл. Хорошенькая девочка, на маму похожа. И волосы темные, и глазки. Маленькая, но, миссис Стэнли говорит, крепкая.

Тессой назвали».

— Дядя Питер, — племянник выбрался на пристань, — вы ни за что не поверите, птиц столько на церковной крыше собралось, что священник сказал — никогда в жизни еще такого не видел. А одна чайка летела за нами прямо до дома, пока мы Тессу несли, и потом тоже — в саду сидела.

— Ну отчего же, поверю, — Питер помог отчиму привязать лодку и улыбнулся: «Ну, беги, Стивен, раз ты у нас теперь крестный отец, то тебе мистрис Мак-Дугал отдельный десерт приготовила, по тому рецепту марокканскому».

— Я уже не маленький, — пробурчал Стивен, и Марфа, поцеловав белокурые волосы, согласилась: «Не маленький. Поэтому отдашь мне половину».

— Бабушка! — возмущенно сказал мальчик, и они, рассмеявшись, пошли к дому.

Виллем вздохнул, и, положив руку на плечо пасынку, сказал: «Ты подожди, Питер. Может, и вернутся они еще».

— Понимаете, — горько сказал мужчина, — я Стивену в глаза не могу смотреть. Получается, ребенок теперь круглый сирота. Мы, конечно, его выучим, вырастим, но все равно, все равно, — Питер покачал головой и отчим жестко сказал: «Знаешь, Майкл поступил так, как должен был поступить мужчина. Он отправился на помощь тем, кто в беде. И вообще, — адмирал обернулся и посмотрел на Темзу, — хоть и все вы — мои дети, ты думаешь, у меня за Уильяма сердце не болит, каждый раз, когда он в море уходит?»

— Насчет Уильяма, — Питер взял отчима под руку, — я давно с вами хотел кое-что обсудить, вот, как раз перед обедом время есть.

Когда они уже шли к высоким, парадным дверям, адмирал остановился, и, встряхнув серебристо-белыми волосами, сказал: «Ты, мальчик мой, помни — опытнее Николаса мало капитанов найдется, а смелее Майкла — мало людей. И Констанца с ними — а у той ума столько, сколько у нас всех, вместе взятых — нет. Вернутся они».

— От бури, — сказал сердито Питер, проходя в переднюю, на ходу касаясь головы бога Ганеши, — ни смелость, ни ум не помогут. И опытность — тоже.

— Говорит тот, кто всю жизнь плавал пассажиром, — в сердцах отозвался адмирал, и, взглянув на прямую, изящную спину мужчины — только развел руками.

На большом столе была развернута карта Карибского моря. «Вот этот остров — сказал Джон, уперев палец в карту.

Виллем прищурился и хмыкнул: «Знаю я его. Испанцы с португальцами туда свиней завезли, а так — больше там никто и не живет. Но расположен он отлично, на востоке, и гавань там удобная».

— И очень хорошо, — Питер погладил подбородок, и, подумав, заметил: «Знаешь, если уж и основывать там колонию, то надо обрабатывать плантации. Табак, имбирь, сахарный тростник. Но, — он откинулся в кресле и выпил вина, — в этом я тебе не помощник, я не вкладываю деньги в предприятия, где трудятся рабы.

— Никто не говорит о рабах, — отозвался Джон, сворачивая карту. «Колонисты, отсюда, из Англии, будут подписывать контракт на пять лет, как мы это сейчас делаем в Джеймстауне.

Бесплатный проезд, крыша над головой, еда — все это мы предоставим. А потом они получают землю, семена и вольны основывать свои фермы».

— Ну, тогда еще ладно, — хмыкнул Питер, и, зевнув, добавил: «Тогда я заинтересован.

Давайте, — он кивнул отчиму, — допьем бутылку, и пора уже спать. А где матушка? — спросил он у Джона.

— С Джованни в кабинете заперлась, — тот рассмеялся. «Он ведь днями уезжает».

Марфа присела на мраморный подоконник, и, посмотрев на широкую, уже темную реку, сказала: «А ты уверен, что это безопасно?»

— А что тут опасного? — Джованни улыбнулся, и, устроившись рядом, вдохнул запах жасмина.

«Меня посылают ко двору короля Сигизмунда Вазы, с официальными письмами от его величества. А уж что и у кого я там буду еще спрашивать — это дело личное. Не бойся, ты же знаешь, я очень осторожен».

— И что бы им стоило написать, — мрачно сказала женщина, качая изящной ногой в атласной туфле, сплетя тонкие пальцы. «Ну да Московская компания только следующим летом первый корабль туда отправляет, какие письма».

— Ладно, — она поднялась, — пойдем, почитаем, что доносят об этом Сигизмунде.

Джованни задержался у распахнутых ставень. Посмотрев на далекие, белеющие в сумраке, паруса, он подумал: «Нет, не верю. «Ворон» вернется, не может не вернуться». Он закрыл окно, и, чиркнув кресалом — стал зажигать свечи в массивном, бронзовом канделябре.

— Капитан, — услышал он сквозь сон тихий голос из-за двери, — Саутенд по правому борту.

— Спасибо, мистер Хантер, — Николас осторожно поднялся и стал одеваться, — иду.

В каюте пахло молоком, и немного — чем-то горьковатым, волнующим. «К маме, — раздался нежный, зевающий голос, и Николас, наклонившись над маленькой, наскоро сделанной койкой, улыбнулся: «Ну конечно, мой хороший».

Питер протянул ручки, и поморгав лазоревыми глазами, прижавшись каштановой головой к его плечу, спросил: «Дома?»

— Скоро будем, — капитан осторожно уложил его под бок к матери. Констанца дремала, прижав к себе Джордана, и Николас, увидев, как дрожат ее длинные, темные ресницы, — перекрестил их всех и вышел из каюты.

Мальчик вдохнул запах, матери и, улыбнувшись, подумал: «Как хорошо!». Он покрутился, и, зевая, погружаясь в сон, все еще улыбаясь, — тихонько засопел.

— Только так и удается, когда спит она, — смешливо подумал Николас, выходя на палубу. «Ну, хоть Джордана окрестили там, в Амстердаме, тут она согласна была. Надо будет усыновить его, официально, когда до Лондона доберемся».

Он достал подзорную трубу и сказал помощнику: «Река пустая, но вы все равно — держитесь фарватера, мало ли, кому в голову придет рано утром на рыбалку отправиться».

— Наконец-то, — услышал он сзади голос Волка.

— А ты, я смотрю, сияешь, — хмыкнул Николас, — когда мы туда, — он махнул рукой в сторону севера, — плыли, ты хуже выглядел.

Волк поднял бровь и лениво ответил: «Сплю, знаешь ли, хорошо. Давно я так не спал, дорогой капитан. И самое приятное — теперь так будет всегда. А вы что вскочили? — он обернулся к трапу.

— Ходить желаем, — улыбнулась Мэри, — а в каюте места мало. Она была в шелковом, лазоревом платье, отросшие, белокурые волосы — прикрыты большим беретом. «Шубку надень, — велел Волк, — тут ветер. Подожди, я тебе принесу».

Он спустился вниз, а Марта, цепляясь за руку матери, бойко подошла к румпелю. Николас посмотрел на бронзовые косички и сказал, улыбаясь: «Ну, скоро бабушку свою увидишь».

— Баба! — согласилась девочка, и спросила у матери: «Питер?»

— Да спит еще, — рассмеялась Мэри, и, почувствовав на своих плечах подбитую соболем, бархатную шубку, едва слышно сказала: «Спасибо».

Волк чуть заметно, быстро прикоснулся губами к белокурому виску и подумал: «Господи, как я ее люблю». «Пойдем, — он подал руку девочке, — погуляем с тобой, доченька, расскажу тебе — что тут на берегу».

Мэри проводила их глазами, и, прислонившись к борту «Ворона», вздохнув, подумала:

«Правильно все-таки, что не стали мы Энни с Джоном там, в Амстердаме венчать. Еще три недели ждать бы пришлось, и то — там сначала в ратушу надо идти, и уж потом — в церковь.

И так уже, наверное, матушка себе места не находит».

— Купят лицензию, и через неделю обвенчаются, — прервал молчание Николас. «Не они первые, не они последние».

— Это если она завтра рожать не начнет, — вздохнула Мэри. «Хотя Мирьям сказала, что все в порядке, но мало ли, — женщина пожала плечами и вдруг рассмеялась: «А ты у нас опять дядя, хорошенькая какая девочка у них родилась, на Мирьям похожа».

— Эстер, — нежно сказал Николас, — в честь мамы ее. Я ее хорошо помню, донью Эстер, — он посмотрел на паруса и крикнул: «Давайте прибавим, мистер Хантер, хочется уже быстрее на якорь встать».

— Смотри, — сказал Волк, держа на руках Марту, — вот Дептфорд. Там твоя тетя живет, и дядя Николас, и дети их, мальчики, двое. А мы тут немного побудем и в Париж поедем. Тебе там понравится, — он покачал девочку и подумал: «Нам с Мэри тоже обвенчаться надо. Ну, тихо, понятное дело. Громко, — он почувствовал, что улыбается, — это уже в Париже. Квартиру-то можно не менять, в этой места много, детскую только надо сделать».

Марта поерзала и велела: «Сама!»

— Сама, конечно, — согласился Волк и поставил ее на палубу.

— Питер, — радостно закричала девочка, увидев каштановую голову ребенка. «Питер!». Она вырвала ладошку и побежала к трапу.

— Одиннадцать месяцев, — смешливо подумал Волк, — а вон, сама уже бегает. Ничего эта девочка не боится.

— Пусть их гуляют, — Мэри подошла к Волку, и, вглядевшись в берега, сказала Констанце:

«Господи, как я по Лондону соскучилась, три года ведь прошло».

— А я, — Констанца держала на руках Джордана, который недоверчиво вертел головой, — не поверите, уже хочу обратно. Все-таки высокие широты — значительно лучше для астрономических наблюдений.

— Это когда бурана нет, — усмехнулся Волк, и, обернувшись, спросил у Джона Гудзона: «Что там Энни?»

— Я ее попросил пока не вставать, — Джон махнул рукой. «И так, — юноша вздохнул, — еле-еле сюда доплыли, а ведь еще венчаться».

— Ты вот что, — велел Волк, отводя его в сторону, — сразу езжай за лицензией, как отцовские деньги получишь. Ну, впрочем, они у твоего дяди Питера лежат, тут затруднений не будет. И через неделю венчайтесь.

— Я слышал, мистер Майкл, есть особая лицензия, — юноша помялся, — она хоть и дорогая, но по ней можно сразу обвенчаться, чуть ли не в тот, же день, и в любой церкви.

— Это только для членов парламента и пэров Англии, — вздохнул Волк, — ее архиепископ Кентерберийский выписывает, ну, его канцелярия в Лондоне. А мы с тобой, — он усмехнулся, — к ним не относимся. Смотри, — он перегнулся через борт, — якорь бросают. Иди, помоги Энни одеться, и сразу в лодку.

— Так, — сказала Мэри Констанце, — ты бери Джордана, а я этих — она кивнула на Питера и Марту, что медленно, держась за руки, ходили по палубе, — посажу. Багаж потом выгрузят, сейчас главное — женщина усмехнулась, — детей и тех, кто на сносях, в лодке устроить.

— Мамочка, — раздался нежный голос. Мэри обернулась, и, посмотрев на Энни, про себя вздохнула: «Господи, ну хоть бы еще неделю походила, а то потом хлопот не оберешься — дитя незаконнорожденное получится».

Девушка была в просторном, серого бархата платье. Мэри ласково поцеловала ее в лоб и сказала: «Спускайся осторожно, доченька, мы тебе тут поможем, и в лодке сразу на корму садись».

Энни неуклюже пошла к трапу, а Мэри, подхватив обоих детей на руки, глядя на панораму Лондона, весело улыбнулась: «Ну, вот мы и дома!»

— Дома! Дома! — закричали Питер и Марта, и Волк, наклонившись, забирая у нее Питера, ласково спросил: «А ты, мой дорогой, хочешь к папе?»

— Папа! — восторженно ответил мальчик, и Николас, глядя на них, тихонько вздохнул:

«Господи, да смогу ли я Питеру отца заменить? Они, конечно, будут видеться, но все равно…

— Сможешь, — твердо сказала Констанца откуда-то из-под его руки. Он поцеловал рыжий затылок и усмехнулся: «Я потом вернусь, отведу «Ворона» в Дептфорд, в сухой док. До рождества тут побудем, починимся, и отправимся дальше.

— С тобой, капитан Кроу, — она, на мгновение, поднесла к губам большую руку, — куда угодно.

Джордан протянул к нему ручки, и капитан, взяв сына, смотря в его темные, материнские глаза, рассмеялся: «А тебе, Джордан Кроу, нравится в Лондоне?»

— А! — важно сказал Джордан, широко улыбаясь, и Констанца, кивнув, глядя на шпили и крыши Сити, по правому борту корабля, согласилась: «Нравится».

Мистрис Мак-Дугал вышла на крыльцо и, крикнув: «Да зачем так стучать, все спят еще!», — заторопилась к воротам.

Тяжелые створки распахнулись и шотландка ахнула: «Капитан Кроу, мистер Майкл — вы живы!»

— Очень даже живы, — согласился Волк, и, подтолкнув вперед Мэри, улыбнулся: «А вот эту даму, мистрис Мак-Дугал, вы и не видели никогда. Как раз за ней мы во льды и ездили, и за дочкой ее — тоже».

— Вам надо лечь, — сказала озабоченно домоправительница, глядя на бледное лицо Энни.

«Вы, глядишь, тут и родите, миссис…

— Гудзон. Миссис Гудзон, — сказал Джон. «Это моя жена». Он тихонько коснулся руки Энни и сказал: «И правда, отправляйся в постель, завтрак я тебе принесу, хорошо?»

— И детей сколько, — ахнула домоправительница и спохватилась: «Да что же мы стоим, идемте, идемте, миссис де ла Марк спит еще, но я ее разбужу».

— Не надо, — раздался звонкий голос, и Марфа, подхватив широкое, утреннее платье светлого бархата, побежала к воротам.

— Шестьдесят три, — вдруг подумала Мэри, и шепнула дочери: «Это бабушка твоя, Марта».

— Баба! — девочка заворочалась на руках у Мэри и потребовала: «Сама!»

— Ты же моя сладкая, — Марфа опустилась на колени и раскрыла объятья. «Ну, иди, иди к бабушке, счастье мое».

Девочка быстро заковыляла к ней, и Марфа, оправив на ней бархатное платьице, на мгновенье застыла, прижавшись щекой к мягкой щечке ребенка.

— И верно, — Волк шепнул Мэри, — одно лицо, матушка твоя в детстве, наверное, такая же была.

Тунерк вдруг звонко залаял и от высоких, парадных дверей раздался недовольный голос:

«Что там за собака у нас появилась, мистрис Мак-Дугал? Вечером не было».

— Питер, — Мэри улыбнулась. «Братик! Мы вернулись!»

Он рассмеялся и сказал: «Да уж весь дом услышал, дорогие мои. Ну, не надо тут мерзнуть, на кухне уже очаги горят, я как раз завтракать собирался».

— Пять утра, — подумал Волк. «Ну да, впрочем, он ведь в шесть — уже на складах».

— Идите, идите, — махнула рукой Марфа, подняв внучку, — мы за вами. Она взяла дочь за руку, и, задержав ее, спросила: «Когда?».

— Тем декабрем, — Мэри помрачнела, и погладила дочь по голове. «Марте месяц как раз исполнился».

— А ты, я смотрю, в платье, — Марфа зорко взглянула на дочь и чуть улыбнулась.

— И ничего особенного, — сердито отозвалась Мэри, забирая ребенка. «Я и раньше платья носила, помните же».

Марфа поцеловала дочь в щеку: «Это тебе особенно идет, вот и все».

Женщина покраснела, и, пробормотав что-то — поднялась по ступенькам.

Марфа увидела, как Волк, наклонившись, что-то говорит Мэри, и, оказавшись рядом с ним, поднявшись на цыпочки, шепнула: «Ты, пока плавал, у тебя еще двое внуков родилось — у Дэниела сын, а у Марты дочка. Поздравляю, дедушка».

— С вами, — распахивая перед ней дверь, ответил Волк, — мне все равно не тягаться, Марфа Федоровна. Он оглядел увешанные шпалерами стены, и сказал: «Мы вам три шкуры белых медведей привезли, бивень нарвала, и еще всякую резьбу по кости, адмиралу понравится. А я смотрю, — он коснулся медного, чеканного блюда, — это из Марокко».

— Мы там, на охоту ездили, в пустыню, с гепардами, — раздался детский голос сверху. «Папа, милый, ты вернулся!»

Стивен, — босиком, в одной рубашке и бриджах, сбежал по лестнице и бросившись к отцу, прижавшись к нему, шепнул: «Я так скучал, так скучал!. Пойдем, — он потянул отца за руку, — я тебе все расскажу, а ты мне — про север.

— Только сначала поднимись в детскую и надень сапоги, — строго сказала Марфа, — пол на кухне каменный, холодный.

— Я сейчас, — горячо пообещал подросток, и Волк, проводив его глазами, вздохнул:

«Вытянулся-то как».

— Так есть в кого, — Марфа качнула головой и вдруг сказала: «Ты с ним поговори-то, насчет Мэри, он мальчик хороший, поймет».

— Марфа Федоровна! — изумленно сказал Волк. «Как вы…»

— Мне очки нужны, чтобы бумаги читать, — усмехнулась женщина, — а лица людские, Михайло Данилович, — это я и без очков разбираю. Опять же, — она подняла бровь, — платье на ней.

— А что платье? — мужчина почувствовал, что краснеет.

— Ничего, — пожала плечами Марфа, заворачивая под лестницу, — красивое платье, видно — кто его выбирал, тот изящные вещи любит, со вкусом человек.

— Мэри и сама…, - пробурчал Волк и пошел вслед за ней на кухню, откуда уже тянуло жареным беконом и кофе.

Джон Гудзон взял поднос и сказал: «Я тогда Энни его отнесу, посижу с ней, а потом к акушерке пойду, бабушка, сейчас же рано еще?»

— Рано, — согласилась Марфа, — и за лицензией — тоже рано ехать, канцелярия епископа в десять открывается, а то и позже. Но ты не волнуйся, — она подмигнула Волку, — мистер Майкл с тобой туда отправится, да?

Волк взял под столом маленькую, сильную руку Мэри, и ответил, глядя в изумрудные глаза тещи: «Конечно».

— А вообще, — вмешался Питер, дожевывая бекон, вытирая губы шелковой салфеткой, — раз у нас пэр Англии в родственниках, можно было бы его попросить устроить особую лицензию, он все равно уже встал, наверняка, а если еще спит — то Констанца его скоро разбудит.

— Пэр Англии? — недоуменно спросил юноша.

— Кузина твоей Энни, леди Белла Холланд, — объяснил Питер, — замужем за герцогом Экзетером. У них кстати, — он повернулся к сидящим за столом, — тоже двойня родилась.

Только девочки, — Питер лукаво улыбнулся, — у меня-то мальчики.

— Да кто бы сомневался, — смешливо сказал Николас на ухо Констанце, и громко заметил: «Но ведь он уже женат, Питер».

— Это ничему не мешает, лицензию ему выпишут, — мужчина встал, и, допивая на ходу кофе, попросил: «Матушка, вы тогда займитесь деньгами Джона, мне надо бежать, у меня три контракта сегодня обсуждаются».

— Хорошо, милый, — Марфа вздохнула. Она погладила по голове прикорнувшего на плече у отца Джордана, и сказала: «Одно лицо, милая, как будто на отца твоего смотрю».

Констанца улыбнулась, и, покачала на коленях старшего сына: «А это Питер. Питер Вулф».

— Да уж могла бы не говорить, — проворчала Марфа, опускаясь на колени, взяв маленькую ручку мальчика. «Тоже — одно лицо». Она увидела на шее у ребенка играющий алмазами, крохотный, золотой крестик, и, обернувшись к Волку, кивнула: «Правильно».

— А ваш — у Марты, матушка, — девочка зевнула и Питер, прижавшись к матери, сказал:

«Марта спать! Со мной!»

— Ах, вот как, — Марфа вздернула бровь. «Ну-ка, дорогие мои, укладывайте детей, а ты, — она повернулась к Николасу, — отгони «Ворона» на верфи, и возьми собой Майкла со Стивеном, — пусть он хоть внучку повидает, да и побудет вместе с сыном. А Джон потом за миссис Стэнли сходит, чтобы она Энни осмотрела».

— А как же лицензия? — удивился Волк.

— Об этом, — сказала Марфа, наливая себе еще кофе, — не беспокойтесь.

Уже в передней Волк повернулся к Николасу и вдруг сказал: «Интересно, она когда-нибудь опускает руки?».

— Только для того, чтобы достать кинжал, — хмыкнул капитан, и Волк, потрепав по голове спустившегося вниз сына, заметил: «Ну, как положено — в сапогах и камзоле, и даже плащ взял. Сейчас капитан Кроу нас на «Вороне» прокатит. Но, если честно, — он рассмеялся, — я, кажется, на всю оставшуюся жизнь наплавался».

— А как же Квебек, папа? — озабоченно спросил Стивен, когда они уже спустились к пристани.

«Мы же собирались туда поехать».

— И поедем, — ответил Волк, отвязывая лодку. «Но попозже, — он вскинул глаза и, увидев Мэри, что стояла у окна опочивальни, — широко, счастливо улыбнулся.

— Спит уже маленькая, — сказала Мэри, заходя в комнату к дочери, присаживаясь на кровать.

«Ты как, милая?»

— Да все хорошо, — Марфа забрала у внучки поднос. «Пусть просто полежит, устала ведь».

Она взглянула на Джона, что держал руку девушки и подумала: «Ну, он согласен будет, видно же — хороший мальчик, и любит ее».

— Я вот о чем с вами посоветоваться хотела, — Марфа вздохнула и начала говорить.

Выслушав ее, Джон горячо отозвался: «Ну конечно, бабушка! Я просто не думал, что такое возможно. Конечно, — он наклонился и поцеловал Энни в щеку, — я был бы только рад».

— Да, — Энни приподнялась и села удобнее, — но как это сделать, бабушка?

— На то, — ответила Марфа загадочно, — есть свои пути. Ну, — она поднялась, — отдыхайте, дорогие мои. Мэри, — женщина кивнула дочери, — пойдем.

— Все так же, — подумала Мэри, заходя в кабинет, — жасмином пахнет, и все бумаги убраны, ну да, впрочем, она ничего никогда на столе не оставляет.

— Адмирал спит еще, — Марфа понизила голос и кивнула на дверь, что вела в опочивальню, — они вчера с Джоном и Питером сидели долго, новые колонии обсуждали, не хочу его будить.

Она порылась в изящном, орехового дерева книжном шкафу и протянула дочери переплетенный в черную кожу томик.

— Некоторые наблюдения за природой северных широт, с приложением эскизов наиболее распространенных животных и птиц, — прочитала Мэри и подняла глаза: «Матушка!»

— Поздравляю, дорогой мистер М.Г., - мать поцеловала Мэри в щеку и вдруг сказала: «Ну, продолжение тебе уже в Париже придется выпускать».

— Мама! — Мэри прижала книгу к груди. «Откуда вы…»

— Да все видно, — Марфа открыла искусно встроенный в стену гардероб и велела: «Помоги мне переодеться».

— А маленький Питер с Констанцей и Николасом будет жить? — спросила Марфа, когда дочь зашнуровывала ей корсет.

— Угу, — кивнула Мэри и, зевнув, добавила: «Констанца сказала, — как проснется, пойдет домой — у нее там, наверняка, гора писем. Я за детьми присмотрю, я же Марту кормлю еще».

— У нее не только гора писем, у нее две брошюры вышло — Марфа надела уличные, мягкой кожи туфли, и, приняв из рук дочери парчовую накидку, обняв ее, шепнула: «Я за тебя очень, очень счастлива, доченька».

Мэри постояла, вдыхая знакомый запах, чувствуя щекой, крепкое плечо матери и улыбнулась: «Пойду, лягу и буду читать о белых медведях».

— Сколько убила-то? — спросила Марфа, запирая двери кабинета.

Дочь посчитала на пальцах и рассмеялась: «Как раз десяток, матушка». Марфа проводила глазами белокурую голову, и, шепнув: «Сияет-то как, — постучала в дверь соседней опочивальни.

— Еще даже семи нет! — раздался возмущенный, сонный голос Джованни.

— Я тебя жду внизу, — тихо сказала Марфа, приблизив губы к замочной скважине. «И шпагу не забудь».

Она пила кофе, стоя, когда Джованни, зайдя на кухню, приняв от мистрис Мак-Дугал серебряную чашку, ворчливо сказал: «Обычно в Лондоне я ношу шпагу только в одном месте».

— Вот туда, — Марфа натянула отделанные кружевами перчатки, — мы и едем, дорогой мистер ди Амальфи.

В саду дома Смоллов еще цвели розы. Марта, укачивая дочь, сидя на ступеньках крыльца, вдруг, грустно сказала: «Папа, так жалко, что вы уедете».

— Ну, не скоро еще, — Волк ласково коснулся укрытой меховым одеяльцем девочки. «Не раньше, как вы у нас в Париже погостите, милая. Вот весной и ждем вас, Тесса уже к тому времени подрастет, легче будет, — он посмотрел на чайку, что сидела на заборе и улыбнулся: «Не улетает?»

— И не улетит, — отозвалась Марта, прижавшись щекой к его руке. «Да, приедем, папа, я ведь следующей осенью уже в школу вернусь, скучаю я без девочек».

— Ты у меня молодец, — серьезно сказал Волк. Маленькая Тесса открыла темные, неожиданно ясные глаза, и Волк проследил за ее взглядом — девочка смотрела на поникший, сухой цветок, что рос у крыльца.

Лепестки стали медленно подниматься вверх, и Марта, чуть улыбнувшись, вздохнула: «Как ей с этим жить, папа?»

— Так же, как и тебе, — Волк потянулся и поцеловал смуглый, высокий лоб. «Так, чтобы вокруг все цвело, дочка».

Марта посмотрела на птиц, что, перекликаясь, плыли в осеннем небе. «Да. Ну, я помогу ей, папа. Вы, — она помолчала, — поговорите со Стивеном, как Николас их с верфей приведет. Я за вас очень, очень рада, — она легонько улыбнулась, — я ведь знаю, папа, что такое одиночество.

— Ну, — Волк рассмеялся и взял ее руку, — ты тогда совсем девочкой была, милая. И я знаю, — он чуть пожал длинные, ловкие пальцы, — что ты ради нас готова была собой пожертвовать.

Слава Богу, — он перекрестился, — что все по-другому сложилось. Я тебя очень люблю, дочка, — внезапно добавил он.

— Я тоже, папа, — женщина прижалась укрытой бархатным чепцом головой к его плечу и они, так и, держась за руки, улыбаясь, смотрели, как дитя, чуть позевывая, дрожа ресницами — засыпает.

Они медленно шли по берегу Темзы. Стивен посмотрел на отца и вдруг спросил: «Папа, а ты маму всегда любил?»

— А как же, — Волк усмехнулся, — с первого взгляда, ну, да я рассказывал тебе, как мы с ней на лошадях катались, там, в Сибири. А потом я ее стрелять учил.

— Ну, — присвистнул подросток, — тетю Мэри не надо учить стрелять, она сама — кого угодно научит. Надо было тебе на ней жениться еще тогда, — он махнул рукой в сторону реки, — как ты на Москву ездил.

— Надо было, — согласился Волк, и, сняв плащ, расстелив его на берегу, сказал: «Садись-ка.

Видишь, сглупил я тогда, со мной тоже такое бывает».

Стивен подпер подбородок кулаком и вдруг, радостно сказал: «Значит, теперь можно самому не готовить. Не то, что бы я не любил готовить… — спохватился мальчик.

— Отчего же, — возразил Волк, — Мэри тоже будет при дворе, у нее не всегда будет время заниматься хозяйством, дорогой мой. Так что, — он поцеловал белокурую голову, — можешь продолжать делать свои завтраки, они у тебя отлично получаются.

— Значит, теперь у меня есть маленькая сестра. Это здорово, — Стивен улыбнулся, — еще одна Марта.

— Надо сказать, — подумал Волк, искоса взглянув на сына. «Он уже большой мальчик, поймет».

Мужчина поднял какую-то палочку, и, бросив ее в Темзу, глубоко вздохнул: «У тебя и маленький брат есть».

Стивен, молча, слушал, а потом спросил: «Но как, же так, папа? Я думал, — мальчик покраснел, — что, ну, надо жениться…

— Надо, — согласился Волк, — и я, конечно, женился бы, — он развел руками, — если бы мать Питера этого захотела. Просто, — он помолчал, — я тебе этого еще не говорил, но сейчас скажу — мы оба сделали ошибку, но ребенок, — Волк улыбнулся, — Питер — он, ни в чем не виноват. И он каждый год будет с нами, следующим летом — в Париже, а потом — его будут привозить в Квебек. Так бывает, — он посмотрел в зеленые глаза сына и осторожно сказал:

«Я не горжусь тем, что случилось, сыночек, но Питер — он такой, же ребенок мне, как и ты.

Как Дэниел. Как вы все, — он указал в сторону черепичных крыш Дептфорда.

— Да, — Стивен взял его руку, — я понимаю, папа. Ну, — мальчик улыбнулся, — значит и младший брат, и младшая сестра. Хорошо.

— Иди-ка сюда, — Волк обнял его, и Стивен вдруг спросил: «Папа, а там, на севере — красиво?»

— Очень, — он закрыл глаза, вспоминая темно-синюю воду и белые, блестящие, режущие глаз айсберги.

— Я бы хотел, — серьезно сказал мальчик, — открывать новые земли.

— О, — Волк похлопал его по плечу, — тогда мы едем в нужное место, сыночек. Потому что там, — мужчина потянулся, — перед тобой будет целый континент. Как Сибирь, — добавил он, и внезапно увидел перед собой уходящие ввысь, могучие горы со снежными вершинами.

— Где я только с тех пор не был, — подумал Волк, — а их — никогда не забуду. И Москву тоже, жаль, конечно, что уже не вернуться туда.

Он чуть слышно вздохнул и услышал голос сына: «Тогда я буду тем, кто пойдет дальше, папа».

— Ну, уж нет, — Волк поднялся и подал ему руку, — это мы с тобой вместе сделаем, мой дорогой. Пошли, — он улыбнулся, — пора нам обедать, Марта, наверное, уже и на стол накрыла.

— Рошадка! — мальчик застыл на пороге комнаты и страстно повторил: «Рошадка!»

— Иди, конечно, дорогой, — Джон подтолкнул племянника. Констанца оглядела свою бывшую студию и улыбнулась: «Даже невозможно представить, что тут когда-то стоял телескоп».

— Телескоп я им поставлю, — Джон взял у нее второго сына. «Попозже, когда подрастут.

Видишь, — он указал на детскую, — глобус уже есть, это твой, старый».

Женщина посмотрела на большой глобус на дубовом постаменте и вспомнила ласковый голос: «Правильно, милая. Это Англия, а вот Италия. А это — Рим».

— В Риме мой папа, — сказала маленькая, рыженькая девочка и, добавив: «В тюрьме», — прижалась щекой к сухой, сильной, совсем не стариковской руке.

— Скучаю по отцу, — вдруг сказала Констанца и чуть вздохнула. Ноги утопали в персидском ковре, маленькие, резного дерева кроватки под кружевными балдахинами стояли рядом, в кедровых сундуках — Констанца приподняла крышку, — лежали деревянные куклы. «И домик тоже есть, — она улыбнулась и присев, заглянула в полукруглое окно под крышей кукольного домика. «Джон, — удивилась женщина, — это же моя студия. И я тоже там».

— Ну конечно, — мужчина погладил племянника по голове. «А ты качайся, Питер, сколько угодно».

— Ага, — тот рассмеялся и продолжил. «А это «Ворон», — Констанца прикоснулась к модели корабля, что стояла на полке. «И на палубе мы с Николасом, и Тунерк, — она погладила рыжую шерсть маленькой собаки.

— Это чтобы твои племянницы знали — где вы, — просто сказал Джон и, принюхавшись, добавил: «Пойдем, дорогой Джордан, помоемся и переоденемся».

— Да я сама, — запротестовала Констанца, но брат уже открывал дверь в умывальную — выложенную мрамором, с серебряными тазами, шелковыми салфетками и рядом хрустальных флаконов на изящном столе.

— Я, — обернулся он, — отец двоих детей, дорогая сестра, так что доверься мне, — он стал ловко разворачивать сверток с Джорданом. «Чистые пеленки там, — он кивнул на расписанный картинками диковинных животных итальянский комод. «А присыпка там, — он указал на эмалевую шкатулку. «Миссис Стэнли в переписке с какой-то итальянской акушеркой, та рекомендует тальк, и правда, — он стал мыть Джордана, — очень удобно».

— Джон, — сказала Констанца, рассматривая флаконы, — зачем Веронике и Джо ароматические эссенции? Им семь месяцев!»

— Пригодятся когда-нибудь, — он запеленал Джордана и протянул сестре. «Пошли, поедим, я Питера покормлю, а ты, — он кивнул на смуглое личико племянника, что не сводил с него темных, пытливых глаз, — вот этого».

— Я хочу написать учебник, — сказала Констанца, придерживая на коленях заснувшего сына, одной рукой орудуя серебряной вилкой. «Мы тут до Рождества, потом пойдем в Амстердам, мне надо поработать с тамошними мастерами. Как раз время есть. Для детей, по математике. Я, еще, когда в школе преподавала, поняла — нужен простой, а то все эти руководства, что сейчас есть, — женщина махнула рукой, — неинтересные. С задачами, которые будут понятны детям».

— Вот и напиши, — Джон поглядел на племянника и заметил: «Правильно, старина, вот так и едят ложкой, а мясо я тебе разрежу. Напиши, и мы его издадим. Да, и вот еще, — он порылся в кожаной папке, что лежала рядом, и протянул Констанце какую-то бумагу: «Читай».

Она пробежала глазами ровные строки и подняла на брата глаза: «Джон…»

— Николас, я думаю, будет согласен, — он усмехнулся, — в конце концов, вот это, — он указал на документ, — избавляет вас от бумажной волокиты.

— Потомственное дворянство, — Констанца откашлялась. «Всем детям сэра Николаса Кроу и леди Констанцы Холланд».

— У этого мальчика, — Джон погладил Питера по каштановым кудрям, — уже есть французское, а у этого, — он наклонился и нежно коснулся щечки спящего Джордана, — теперь есть английское. Сэр Джордан Кроу.

— Но как? — все не унималась Констанца.

— Фу! — громко сказал Питер и отставил тарелку. «Это фу!»

— А я съем, — Джон забрал у него кусочек мяса, и добавил: «Твоя мама тоже — терпеть не могла печенку, старина. Как? — светло-голубые глаза усмехнулись. «Видишь ли, Яков скряга в отношении денег или земли, а титулы, — мужчина пожал плечами, — это проще. Ну и потом, за твои инструменты и спасение экспедиции Гудзона, — это весьма малая цена».

Он прожевал и добавил, вытирая губы салфеткой: «Может быть, ты хочешь в поместье поехать, пока вы здесь? Там тихо, как раз удобно писать».

Констанца разрезала яблочный пирог и улыбнулась: «От мистрис Доусон, узнаю. Она в него корицу добавляет. Нет, — она положила брату кусок, — я тут побуду, пока Энни не родит, а потом Николас хочет меня в усадьбу отвезти. Там Рэйчел, Белла, дети — Питеру, — она кивнула на сына, — веселее будет. А пишу я и так, — женщина улыбнулась, — по ночам, когда все спят. И ты, — она вдруг, ласково, взглянула на брата, — навещать нас будешь, Джон».

— А как же, — он потянулся и закинул руки за голову. «Восемь детей, разве вы там справитесь, без меня?»

— И действительно, — задумчиво ответила Констанца, — кто еще их будет подмывать?

Он взял смуглую, сильную руку сестры и, поцеловав ее, сказал: «Спасибо. Так хорошо, когда все вы тут».

Констанца поднялась, и, удерживая сына, одной рукой обняв брата за плечи, ответила: «Мне тоже».

— Что, мистер Вулф, — священник церкви Святой Елены отложил лицензии, подняв на него глаза, — вам оптом дешевле вышло?

— Да не сказал бы, святой отец, — рассмеялся Волк. «Вы простите, что мы так внезапно…»

— Что, — преподобный отец окинул взглядом Джона Гудзона, — вы, может быть, еще и венчаться вместе будете?

— Нет, нет, — торопливо ответил Волк, я и моя невеста, — он почувствовал, что краснеет, — можем и попозже обвенчаться, а вот мистер Гудзон… — он указал на юношу.

Священник недовольно покрутил головой и встал: «Вы не торопитесь, а я тороплюсь, раз уж озаботились особыми лицензиями, так венчайтесь в тот же день, незачем меня еще раз с места срывать». Он поднял бумагу и прочитал: «Мистер Джон Гудзон и леди Анна Пули. Вот вы и будете первыми. Кольцо есть у вас или тоже — преподобный усмехнулся, — одно на двоих?

Джон покраснел и сердито ответил: «У меня свое, святой отец, конечно же».

— А Дэниела другой священник венчал, — подумал Волк, выходя из ризницы. Он поймал взгляд Мэри, что стояла рядом с дочерью у алтаря, и, незаметно подняв руку, указал на свой палец.

Лазоревые глаза женщины засверкали смехом и Волк, разведя руками, тихо сказал священнику: «Ваше преподобие, может, обряд быстрее провести, ну, раз мы тут одни, только вы и причетник».

— Проведу, как положено, — буркнул священник, и, взглянув на Энни, усмехнувшись, подумал:

«Ну, надеюсь, акушерку не придется звать».

— Мамочка, болит, — испуганно шепнула девушка на ухо Мэри.

— Ну, потерпи, пожалуйста, — Мэри сжала ее руку и вздохнула про себя: «Господи, скорей бы уже все закончилось, бедная девочка проснулась от схваток. Хорошо еще, миссис Стэнли не на вызове была, сразу пришла».

Джон взял за руку Энни и помог ей опуститься на бархатную подушку перед алтарем.

— Я тебя люблю, — еле слышно шепнул он, глядя на бледную, покрытую испариной щеку. Энни глубоко вздохнула, и, попытавшись улыбнуться, ответила: «Я тоже, милый. Только будь со мной, — она скосила глаза на живот.

— От начала и до конца, — твердо ответил Джон.

— Уже, — розовые губы внезапно, широко, улыбнулись, — все началось, Джон Гудзон. Еще на рассвете, — серые глаза ласково посмотрели на него, и Джон подумал: «Все будет хорошо».

— Мы следующие, — шепнул Волк Мэри, слушая знакомые слова. «Да, — подумал мужчина, — глядя на беленые, простые стены, на деревянное распятие, — Марта тут венчалась, потом — Дэниел, Тео тут крестили. А Юджинию в деревне отпевали. Надо бы кому-нибудь в той церкви, в Мейденхеде повенчаться, а то все могилы и могилы. И Мэри тут венчалась, два раза. Господи, думал ли я…

— Я тоже не думала, — шепнула женщина. «Констанца сказала — покормит детей, если я задержусь».

— А с чего это ты вдруг должна была задержаться? — хмыкнул Волк.

Мэри потянулась к его уху и ответила: «Это новый священник, матушка говорила, он все по правилам делает».

— Смотри, — Волк указал в сторону алтаря, — Джон уже ей кольцо надевает. Хорошо, что я тоже его с собой взял, — он подмигнул Мэри, и та потребовала: «Покажи».

— Ну, уж нет, — поднял бровь Волк, — только там. Вон, поднимаются. Беги, зови матушку, — Мэри выскочила на крыльцо, а мужчина, поцеловав Энни в лоб, сказал: «Ну, поздравляю, миссис Анна Гудзон».

— Спасибо, мистер Майкл, — измучено прошептала девушка и Волк, пожав руку Джона, добавил: «Веди ее скорее домой, бабушка во дворе церкви ждет».

Он подал руку вернувшейся Мэри и усмехнулся: «Ну, я же тебе еще во льдах говорил, мадам Мари — не ожидал я, что все так скоро случится».

— Я тебя люблю, — просто сказала женщина, оглянувшись, на мгновение, прижавшись щекой к его ладони. «Люблю и пойду за тобой куда угодно. Ну, или, — на ее губах заиграла улыбка, — ты за мной».

Он взглянул на тонкие морщинки вокруг больших, лазоревых глаз и серьезно ответил, кивая на алтарь: «Пойдем вместе».

Джон посмотрел на закрытую дверь опочивальни, и, прислонившись к стене, сжав руки, вдруг услышал мягкий голос: «Пойдем».

Питер стоял, чуть усмехаясь, и, положив руку ему на плечо, велел: «Давай, давай, я там, в кабинете все тебе подготовил, посчитаем твои деньги, и адмирал ждет, — он тебе посоветует насчет корабля».

— Как он может, — подумал юноша, спускаясь вниз, глядя на прямую спину дяди. «Там же Энни, ей больно, я должен быть с ней…»

— И будешь, — не поворачивая головы, проговорил Питер. «Я тоже так стоял, — он усмехнулся, — с первыми своими. А их двое сразу было, а у тебя — один. Или одна. Как придет время, матушка тебя позовет, или Мэри. Не волнуйся».

— Дядя Питер, — робко спросил юноша, когда они уже остановились перед кабинетом, — а как миссис Марте вообще удалось получить этот указ? Ну, насчет титула нашему старшему сыну?

— Видишь ли, — мужчина улыбнулся, — это у его Величества больное место. После смерти принца Генри остался у нас один Чарльз в наследниках престола, ну и, конечно, сыновья принцессы Элизабет, если, — дядя поднял бровь, — они родятся. Не зря мы с французами сто лет из-за этого воевали, — чтобы наследование не только по мужской линии шло, — Питер вздохнул и заключил:

— Так что король не мог отказать, да и фамилия древняя, известная, со времен короля Ричарда они в Нортумберленде обосновались. Главное, — что земли уже есть, — он поднял голову и сказал: «Кто-то по лестнице бежит, слышишь?»

Марфа перегнулась через перила и крикнула: «Джон! А ну быстрей сюда! А то не успеешь!

— Иди, иди, — подтолкнул его Питер, — и помни, — если дочка, то мальчик у вас еще будет, обязательно!

Джон перекрестился, и, поспешив вслед за Марфой, на ходу спросил: «Бабушка, а почему так внезапно?»

— Дети не спрашивают, дорогой мой, — бросила через плечо женщина. «Но все хорошо, все хорошо, не волнуйся».

Он толкнул дверь и, увидев распущенные по спине, светлые волосы, бросился к ней. «Ты тут, — выдохнула Энни, и, вцепившись в его руку, — до боли, — простонала: «Матушка!»

— Ну, еще чуть-чуть, милая, — Мэри подняла голову и Джон подумал: «Вместо свадебного обеда вот что получилось».

— Я здесь, я с тобой, — шептал он жене, обнимая ее, держа за плечи, зажмурив глаза.

Энни закричала, — отчаянно, протяжно и он услышал какой-то другой голос — жадный, захлебывающийся, сильный.

— Молодец, — миссис Стэнли завернула ребенка в салфетку. «Ну, откройте глаза-то, муж с женой, посмотрите, кто у вас родился».

— Мальчик, — сказала Энни, плача. «Сэр Роберт Пули. Бабушка, мама — мальчик». Джон, едва дыша, принял сына — он был светловолосый, красненький, со сморщенным, недовольным лицом. Мальчик поерзал, и, оказавшись в руках у матери, еще покричав — вдруг успокоился».

— Иди, милый, — Мэри обняла его. «Иди, Джон Гудзон, у вас сын — здоровый и крепкий». Он поцеловал жену в щеку, шепнув: «Я люблю тебя», и, не видя, куда идет, шатаясь, — нажал на бронзовую ручку двери.

— Выпей-ка, — раздался голос дяди. Джон взял серебряный бокал, и, выпив залпом обжигающую жидкость, закашлявшись, спросил: «Это что?»

— Женевер, от адмирала, — Питер подтолкнул его к лестнице. «Пошли, там дядя Джованни из дворца вернулся — расскажет тебе, как они с матушкой титул для вашего сына получили. И вообще, — он посмотрел на Джона, — мы там бутылку бургундского распиваем, так что — милости прошу, капитан Джон».

— Я еще не капитан, — смущенно сказал юноша.

— Ну, значит, скоро будешь, — отозвался Питер, легко сбегая вниз по лестнице.

Марфа приняла поднос из рук миссис Стэнли и тихо спросила: «Как они там?»

— Джон ее бульоном с ложечки кормит, — так же тихо отозвалась акушерка. «А Роберт лежит на кровати, спит, и они все время повторяют: «Какой хорошенький!»

— Ну, пусть одни пока побудут, — рассмеялась Марфа, и, отдав поднос домоправительнице, попросила: «Майкл, открой-ка еще бутылку, а то две свадьбы и роды, и все в один и тот же день — даже для меня многовато».

— Какой это правнук, матушка? — рассмеялась Мэри. Виллем потянулся за лежащей на столе Библией и ответил: «Вот, записали только что. Восьмой. А внуков — он прищурился, — семнадцать».

— Чтобы восемнадцатый был следующим летом, — шепнула Марфа на ухо дочери. Та только покраснела, и, накладывая себе устриц, сказала: «Так хорошо, когда дети спят. А дядя Джованни, когда Констанцу и Николаса в усадьбу отвезет — сразу на корабль после этого?»

— Да, в Данциг, а оттуда — в Варшаву, ко двору короля Сигизмунда, — ответила мать, вздохнув.

«Может, хоть что-то о Теодоре с Лизой узнать удастся».

— Ну, как мой новый внучатый племянник? — раздался из передней голос Питера. «Не ешьте все устрицы, я сейчас помою руки и сяду ужинать».

— Так тут две сотни, мистер Питер, — отозвалась мистрис Мак-Дугал, — на всех хватит. Белого вам налить?

— А как же, — мужчина зашел в столовую, и, вытирая руки шелковой салфеткой, достал из-за камзола письмо: «Вам, матушка, сегодня в контору пришло, из Амстердама. Только рука не Мирьям, незнакомая какая-то, — он нахмурился. «Не от штатгальтера ли?»

— Штатгальтер, — ядовито сказала Марфа, потянувшись за конвертом, — вряд ли станет слать почту в контору «Клюге и Кроу», дорогой мой. У нас с ним другие способы переписки.

Она бросила один взгляд на конверт и, распечатав его, не глядя, положила руку поверх руки Виллема. «Я ее один раз такой видел, — вспомнил адмирал, — там, в Угличе, ночью, когда она в меня из пистолета целилась. Господи, какая она бледная».

Марфа отложила листок и тихо сказала, вскинув прозрачные, зеленые глаза: «Теодор и Лиза в Амстердаме, с детьми. Господи, — женщина перекрестилась, — спасибо тебе».

За столом повисло молчание, и Питер вдруг подумал: «Он меня на санках катал, там в Угличе. И снежную крепость со мной и Митенькой строил».

Он поднялся и сказал: «Я тогда вернусь в контору, велю, чтобы вам оставили каюты на первом завтрашнем корабле, матушка. Вы и Виллем?»

— Мы тоже поедем, — Волк допил вино. «Все равно — уже в Париж надо. Мэри, ты тогда собирайся, — сказал он жене. Та кивнула и попросила: «Питер, ты тут тогда за Джоном и Энни присмотри, пусть после Рождества, как дитя подрастет, в Нортумберленд едут».

Виллем посмотрел на жену, и, поднеся ее руку к губам, тихо сказал: «Видишь, я же говорил тебе — дети возвращаются домой. Все закончилось».

— О нет, — Марфа взглянула на сумрачное, серое, осеннее небо Лондона. «Все только начинается, Виллем, поверь мне».