Первых русских я встретил утром, на побережье. Это были две бледные красотки с опереточными именами Алла и Полина. Юристы из Питера.

Одна говорила “спасибочки”, другая “моречко”, так я и различал их.

“Пойдемте на моречко!” Ага, это Полина.

“Ой, спасибочки” – Алла.

На пляже, где они загорали валетом, я услышал их русскую речь. Но, даже если бы они были немыми, я все равно бы не ошибся. Поскольку белесые телеса русских женщин не спутаешь.

Так или иначе, я благодарен этим девушкам, да. Потому что впервые за две недели смог поболтать по-русски. Кстати, они оказались не такими уж простушками. А довольно отчаянными авантюристками. Им, видите ли, не понравилось в Паттайе (что может понравиться в Паттайе?). И они рванули автобусом сюда, в Камбоджу. Само по себе предприятие для отпускных клерков сомнительное, одна дорога съедает часов двенадцать. Плюс мифы, что в стране исчезают люди (кто здесь не по своей воле исчез?)

После утренних купаний и завтрака – банановыми блинками и кокосовыми оладуйками – я пошел на горку, сочинять новую порцию

“Дневника Камбоджи”. Впереди, раскачивая маленькими бедрами, поднималась местная девушка. В руках у нее был большой поднос с фруктами, чайник. Лестница упиралась в мою сарайку, других тут не было. И я вообразил, что это несут комплименты от хозяев (ведь я занимал самую роскошную сарайку!).

Но я ошибся.

За моим бунгало стояло миниатюрное капище, розовый игрушечный домик.

Будде, статуэтка которого жила в домике, и предназначались бананы.

Это с ним она разговаривала, его украшала.

…После обеда поехали в город Кампот, двести километров на восток вдоль берега. Точнее, я хотел подняться в горы заповедника Бокор, гигантской камбоджийской вздутости размером в три-четыре Карадага, у моря. Тут сохранилась главная химера здешних мест, руины французской зоны отдыха (казино, гостиница, католическая церковь).

Роскошный комплекс для колониальной администрации закончили в 1925 году. Дорогу наверх прокладывали через малярийные леса. За девять месяцев от болезни погибли тысячи местных рабочих, то есть зона отдыха строилась буквально на костях.

В Москве. Вспоминая развалины загородных вилл, которые мы проезжали, я думаю, что колонисты неплохо проводили здесь время. Их протекторат имел плюсы и минусы, как любой, впрочем. И, как обычно, эти плюсы-минусы ни к чему не приравнивались. Были неразрывно связаны, взаимообусловлены. Нерешаемы. Оставаясь режимом потребления страны, протекторат давал местным образование, бытовую культуру – однако очень часто эта культура прививалась ценой жизни обычных людей. Да и революцию в Камбодже сделали кхмеры с парижскими дипломами, кстати. Это французы расчистили, расшифровали и сохранили

Ангкор, мировое сокровище и символ нации. Значение открытия трудно недооценить, это событие масштаба древнеегипетской цивилизации – или империи инков. С другой стороны, подарив нации Ангкор, они выпустили на свободу страшного джинна, демона. Поскольку с этого момента местные вожди станут числить себя преемниками того, ангкорского величия. Последний из них, Пол Пот, в 1977 году скажет ключевую фразу.

“Люди, построившие Ангкор, могут всё”.

Уменьшить население собственной страны на четверть, например.

Что касается поездки в горы, она не состоялась. Дорогу, уходившую в ущелье, перекрыл патруль. Машины не пропускали. Я просил их разрешить пешком, если нельзя на колесах. Но главный кхмер, печально глядя в стол, как троечник, забывший сделать уроки, сказал: в этом случае они не смогут гарантировать безопасности.

С тем и вернулись.