Беглому взгляду Вильнюс кажется виденным, пройденным. Многие города Европы – и Польши в первую очередь – в нем узнаваемы. Просвечивают. Но это ощущение мнимое, первое. Оно пройдет, когда с холма в Ужуписе откроется «фирменное» вильнюсское сочетание: черепичных крыш – и низких облаков, ползущих над ними.

Этот немыслимый контрапункт – Юга и Севера, Средиземноморья и Балтики – однажды найденный, расставляет все по своим местам. И становится лейтмотивом города. Теперь его ни с чем не спутаешь – поскольку, где бы ты ни шел в этом городе, под ногами у тебя угрюмый балтийский булыжник. И между барочных фасадов сохнет бельишко в чухонских сараях.

Вильнюс вообще производит впечатление обмелевшего, опустевшего города. Кажется, что гигантские заброшенные костелы (отреставрировать которые у Церкви нет средств) велики камерному – по нынешнему духу – месту. Да и посещать эти соборы, скорее всего, будет некому.

Диссонанс объясним, если вспомнить историю Вильнюса, польского Вильно. Бывшего центром огромного региона, европейским Иерусалимом. Городом, пережившим ценой страшных потерь нацизм и коммунистов. И ставшим наконец-то самим собой.

Немного великоватым себе, но все равно – жутко симпатичным местом Европы.

О прошлой славе напоминают широченные плацы. На одном из них, Кафедральном, стоит памятник князю Миндаугасу, прозванный в народе «Ныряющим». Поскольку светлейший действительно имеет опасный наклон фигуры, стоит с протянутыми руками, и только лошадь удерживает его от прыжка в пустое озеро площади.

Композицию слепили в новое время, и она неуловимо смахивает на сцену из мультика. Что мне представляется абсолютно правильным. Поскольку героев древней истории иначе, как через мультфильм, помыслить трудно.

Сразу за памятником торчит холм с остатками Верхнего замка, откуда открывается классическая панорама. За холмом лежит речка Нярис, и вьется по кустам ее тихушный приток Вильня, над которым просидеть за чашкой можно полжизни.

А потом перейти в Ужупис – и начать новую.

Этот райончик – Ужупис – из неформальных и самых странных во всем городе. Его внутренний карман, место за подкладкой, что ли. Над ним летит медный ангел на золотом шаре, а рядом у забора церковь и древнее кладбище. Еще недавно тут не было канализации и горячей воды. И район отдали на откуп художникам, хиппи. Студентам. Поэтому самые стильные кафе – и живописные помойки – здесь, вдоль речки. Просто лет через пять их выкупят и превратят Ужупис в район дорогих богемных лофтов.

Что неизбежно после вступления в Евросоюз будет.

Пока же, гуляя по городу, проваливаешься в художественные пространства. Попадаешь на открытку. Где видел эти облупленные арки? Тщательно прорисованный булыжник? Ржавые щипцы шпилей на тучном небе?

В альбоме репродукций Добужинского, вот где.

Мстислав Валерианович имел литовские корни и отрочество провел в Вильно. Могилу его родственника я нашел на буграх кладбища Rasu. Там же, под серым, как шинель, гранитом, лежит Чюрленис.

Два этих разных художника, Чюрленис и Добужинский, составляют, на мой вкус, код национального характера. Суть «литовства». Где тоже сошлись не слишком сочетаемые вещи. Детальный, под микроскопом, реализм быта – и заоблачная мечтательность, ее муары. Где порядочный литовец проводит половину своего неспешного времени.

Знаменитая на весь мир литовская фотография тоже взялась не откуда-нибудь, а из этого сочетания. Ультрареализма с туманами фантазий, акварелями их полутонов, теней.

«Хулиганы, шпана?» – спрашиваю литовских приятелей.

«Так нет, мало опасно, – размышляет вслух Донатас, – как стал Евросоюз, наши разбойники уехали в Скандинавию».

«Почему в Скандинавию?»

«Так потому что там двери не запирают».

«Понятно».

И думаю о том, как хорошо, что наша граница закрыта.

Для Скандинавии – точно.

…Ночная жизнь Вильнюса пульсирует у дверей баров, потому что в барах Евросоюза курить запрещается. И молодые люди галдят, толкаются на пороге. Однако стоит повернуть за угол – и наваливается тишина, густая и черная, как чернозем. Непроглядная.

Самое фантасмагорическое ночное место по пятницам – кабак при Доме литераторов. Ближе к двум ночи в особняк набивается публика со следами богемной жизни на лицах. Лучшие писатели-неудачники, шалавы «с интересной судьбой», юные гении – это сюда, здесь. Сценарий вечера всегда одинаков. До полуночи набирает обороты пьянка. Потом начинаются дикие танцы под ретро-диско. А завершает вечер необычная кабацкая драка – когда творческая интеллигенция пытается бить друг другу морду.

Под утро снова пьянка, кофе.

Синяки и сопли.

Утром по пустому городу, как во сне, перемещаются кучки туристов. Это католики-поляки, приехавшие поклониться Матке Божьей – Мадонне Остробрамской над Воротами Зари. После чего скромный туристический поток стекает на улицу Пилес, где кафе и янтарные бутики.

В одном из них я купил янтарную каплю с мошкой. Сувенир был недешев, но размышлять о времени, глядя на блоху, прыгавшую по земле 5 миллионов лет назад, – это, надо сказать, дорогого стоит.

Поскольку, глядя на нее, ты физически ощущаешь сладостное бессилие разума перед такой толщей времени – и такой его наглядностью.

Что остается?

Мечтать, мечтать.