Фунтик в цирке
Генералу полиции
от госпожи Беладонны
В собственные руки.
Здравствуйте, господин генерал!
К сему: Беладонна с большим приветом, в прошлом миллионерша.
Не спрашивайте, как я поживаю, потому что на этот вопрос я ничего хорошего не расскажу!
С тех пор как поросёнок Фунтик связался с циркачами и убежал, дела в универмаге "Слеза ребёнка" не идут, а ползут. Покупателей мало, одни зеваки, и все с вопросами: правда ли, что этот неблагодарный здесь работал и куда он теперь исчез.
Знала бы, без полиции обошлась. Не знаю и потому надеюсь только на Вас.
Сыщики Добер и Пинчер, которым поручено это дело, сомнительные ребята, кушают хорошо, а как поросёнка искать — их нет! А если честно, руки у них коротки, чтобы ловить таких поросят! Им все "хи-хи" да "ха-ха", а мне убытки, так обеднела, что даже сны чёрно-белые вижу, потому что на цветные давно уже денег нет!
Умоляю, спасите, ведь я Вашему семейству не чужой человек. Ваш мальчик на этой неделе два раза заходил в моё заведение и пустой не ушёл. То жвачку дашь, то водички с сиропом, короче, Беладонна — всем, а Беладонне — никто! Простите за помарки, это не кляксы, а слёзы, как вспомню, каких я из-за этого разбойника денег лишилась, так реву и реву…
На Вас теперь вся надежда! Поймайте Фунтика, и тогда моей благодарности не будет начала и конца!
Госпожа Беладонна, владелица универмага «Слеза ребёнка», двух кондитерских и большого магазина игрушек, перечисляя в послании генералу свои напасти, на этот раз почти не врала: действительно, после побега Фунтика дела в её заведении шли не очень, а вернее — очень не шли!
Сначала в витрине, где когда-то трудился талантливый вымогатель, крутил ручку унылый шарманщик, потом кукла, вопившая каждые полчаса: «Мама, купи!», а ту сменила женщина с бородой, предлагавшая детям принадлежности для бритья.
Увы, все эти новшества ни детей, ни родителей не привлекли. Кассовые аппараты в зале молчали, а продавцы научились спать стоя и просыпались лишь в конце рабочего дня.
Подушки из сахарной ваты, заводные ужастики и бумажные купальные трусики почему-то вдруг перестали всех интересовать. Очередь в зале теперь была лишь за жалобной книгой, которую мадам каждый вечер лично подправляла как могла. Покупатель, например, пишет: «Я возмущён!» А Беладонна берёт резинку и ручку, и получается: «Я восхищён!» Слово «ужасный» легко переделывается в слово «прекрасный». А из унылой фразы «Учтите, мы на вас управу найдём!» получается весьма милая «Ждите, мы к вам снова зайдём!».
А ещё в книге было много про сбежавшего поросёнка… «Где?..», «Когда!..» и «Правда ли, что?!». На эти вопросы мадам отвечала просто: «Уехал на учёбу. Как только поймают — вернут!»
После работы над книгой жалоб Беладонна каждый раз пересчитывала наличность и грустно вздыхала: «Был миллион с хвостиком, а теперь обесхвостел, как фокстерьер».
«Если в ближайшее время Фунтик не будет пойман, — размышляла мадам, — в трубу вылечу… и без метлы!..»
От грустных мыслей миллионершу отвлёк телефон. Генерал был сама вежливость и разговор начал издалека:
— Издалека, мадам, сообщают, что поросёнок ваш жив-здоров и даже к вам неплохо относится… издалека…
— А вблизи?! — поинтересовалась Беладонна.
— Всё под контролем! — отчеканил генерал, меняя тон. — У полиции и без Фунтика много дел. Март-месяц: коты на крышах с ума посходили, растения распустились, а тут ещё хуже — в городке Большие Чухлы по ночам на площади конь ржёт!
— Есть просит, — предположила мадам.
— Если бы. — Генерал перешёл на шёпот. — Он железный, сто лет стоит на одном месте и, заметьте, ни разу до этого жрать не просил!
Звонок по второй линии отвлёк полицейского генерала от раздумий о странном коне.
Прошло не больше минуты, а на том конце провода уже кого-то повысили в звании, а кого-то увели заковывать в кандалы.
— Извините, мадам, — буркнул генерал, возвращаясь к беседе, — дел много, а я один! Сплю по два часа в сутки, не снимая сапог!
— А как же четверг?.. — заволновалась Беладонна.
Генерал успокоил:
— Это святое. Будем, но без дедушки — он болен, и доктор ему сладкое запретил.
— Дедушкой меньше, булочкой больше… — радовалась мадам, положив трубку, но потом огорчилась: — Эти такие — сами налопаются и для дедушки унесут.
Приёмы по четвергам требовали расходов, но польза от них тоже была. Дорогого стоит ввернуть как бы невзначай, в разговоре: «А вы знаете, ко мне вчера сам генерал забегал!»
О том, что генерал полиции по четвергам посещает дом госпожи Беладонны, знал весь городок: газета всего за две монеты напоминала об этом жителям еженедельно, а при доплате — даже утраивала перечень угощений, поданных за столом. За что, кстати, и пострадала однажды, приврав, что на приёме у Беладонны генерал объелся маринованных зябликов и заболел.
Четвергов в месяце была много — четыре штуки, а иногда — о, ужас! — даже пять! Беладонна страдала, но приёмов не отменяла. Да и то дело: в такой дом да за такой стол трубочиста не позовёшь!
— Эй, кот, — позвала Беладонна, протирая столовое серебро, — иди, бант повяжем, генерал вот-вот будет… Может, и тебе кусочек перепадёт!
«Ага, разогнался, — думал кот, не меняя позы, — что-то я своей миски не вижу на вашем столе».
Усатый в хозяйскую щедрость не верил, промышлял птичками на балконе, но, услышав, как хлопнули парадные двери, лапки на всякий случай помыл.
Так и вышло… Встречая в дверях тощую генеральшу с цветочной клумбой вместо шляпы на голове, Беладонна пошла на приступ.
— Ну, нельзя быть такой красивой! — обнимая гостью, вопила она.
И генеральша с ней соглашалась:
— Нельзя!
Явление главное — генерал! Сказал всего лишь одно словечко: «Рад», но так, что хрусталинки в люстре задребезжали.
— А уж как я рада! — всплеснула руками мадам.
Генеральский дедушка тоже явился… Как говорится, нашёл в себе силы… Был он похож на трубача на параде, только трубу держал возле уха, поскольку была она слуховой.
— Герой! — отрекомендовал родственника генерал. — Участвовал в войне Алой и Белой розы.
— Вот как! — восхитилась Беладонна. — А на чьей стороне?
— Ни на чьей, — пояснил генерал. — Дедушка дальтоник — цвета не различает и потому воевал против всех.
— А ещё плохо слышит, — вздохнула генеральша, — в боях потерял почти всё…
«Кроме аппетита», — отметила про себя Беладонна, видя, с какой скоростью дедушка ринулся к праздничному столу.
Три девочки генерала даже в гости явились с кружевами на спицах, а между собой лопотали по-иностранному, не вынимая жевательной резинки изо рта.
— О, шарман, шарман!
Последним перед мадам предстал кудрявый ангел с голубыми глазами и множеством карманов на курточке и штанах.
Этого Беладонна боялась больше всего: что ни увидит — раз! — и в карманы… Или закатит глазки и клянчит голосом, полным страданий: «Ах, как бы я хотел это иметь!»
Ну ладно там игрушки или часы с камина, так в прошлый приход в ножку рояля вцепился, да так, что не могли оторвать!
Беладонна зажгла в канделябрах свечи и подняла шторы: «Пусть все видят, кто у неё в гостях!»
Генерал — это вам не бублик с маком, фигура значительная, одной позолоты на штанах на сто монет… И ни минуты покоя, даже на чаепитии, без конца — телефон, телефон… «Алло, Второй? А где Первый? Как на кладбище?! Ах, в засаде?! Ну, пусть лежит!..»
— Ешьте, гости дорогие, — предложила Беладонна, возвышаясь над столом. — Себе отказала, а для вас сберегла!
— Ой, — воображала генеральша, — мои детки кушают только иностранное, наше — не уговоришь!
Из иностранного на столе были лишь зубочистки, и мадам тотчас же придвинула их гостям.
Героический дедушка от кофию с булочкой отказался, лепетал что-то странное, дескать, потом, потом, я горячего подожду!
«Какое горячее! — в душе возмущалась Беладонна. — Здесь ведь не полковая кухня, а важный приём!»
Радушие давалось мадам нелегко… Не без волнения наблюдала она, как исчезают со стола джем и орешки, а с каждой булочкой в вазе лично прощалась… «Прощай, булочка, больше я тебя не увижу!»
Сначала беседа за столом шла медленно, а еда — быстро, но потом всё уравнялось.
— А что теперь в столице носят? — спросила генеральша у мадам.
Беладонна насторожилась: «Скажешь, что носят, а они сразу: а где взять?!»
— Голые ходят, — сообщила она, понижая голос, — и босиком!
— Я так и знал! — проскрежетал генерал.
— Фунтик?! — удивился ангел с карманами, увидев на стене портрет поросёнка. — Вы, что ли, с ним знакомы, мадам?
Беладонна оскорбилась.
— Не я с ним, а он со мной, — с дрожью в голосе пояснила она.
— Да, — подтвердил генерал, — поросёнок здесь сидел… То есть стоял… в витрине… лапшу на уши вешал… Дураков разводил!
— Как рыбок? — удивилась младшая.
— Как птичек! — уточнил генерал.
— А теперь крошки нам споют! — торжественно объявила генеральша, выводя румяных девочек из-за стола.
«Поют, не жуют», — сообразила Беладонна и, спугнув с крышки сонного кота, открыла рояль.
Крошки долго шушукались, решая, с какой песни начать. А выбор у них, как говорится, был.
Пению генеральских детей по воскресеньям обучал известный угонщик коров по кличке Бифштекс. Утром маэстро привозили в дом в наручниках, а в полдень в них же и увозили, забыв пригласить на обед.
Бифштекс знал множество камерных произведений и с радостью эти знания детям передавал.
— Споём песню про «Чубчик», — предложила одна из сестёр.
— Нет, — сказала вторая, — у нас дедушка лысый.
— Тогда «Прощай, тюрьма, я ночью убегаю!».
— Да? А что на это скажет папа?
— Ну тогда «За что вы, зайцы, волка невзлюбили?»…
Наконец репертуар был согласован и генеральша, не глядя в ноты, нанесла роялю первый удар.
— Песня «Про поросят», — торжественно объявила она.
— А-а-а-а… О-о-о… У-у-у…
Конечно, обычные дети в пении могут и ошибиться, слова там спутать или взять не ту ноту, но с генеральскими такого не случается никогда!
Пели девочки превосходно, пританцовывали где надо, а где не надо — жестами передавали суть драмы, которая произошла с героями песни.
Пять храбрых поросят пошли купаться в море,
Пять храбрых поросят резвились на просторе,
Один них утоп,
Ему купили гроб,
И вот вам результат: четвёрка поросят!
Четыре поросёнка по берегу ходили.
Четыре поросёнка к воде не подходили.
Но вдруг один на люк встал ножкой, и — каюк!
И вот вам результат: осталось трое поросят!
Три храбрых поросёнка звонить помчались маме.
Чтоб маме рассказать об этой страшной драме,
Но рядом с будкой жил ужасный крокодил,
И вот вам результат: осталось двое поросят!
Два храбрых поросёнка в кондитерской засели.
И там без остановки мороженое ели,
К утру один охрип,
С другим случился грипп,
И вот вам результат: нет больше поросят!
Ах! Ох! Ох! Ах! Нет больше поросят!
Ах! Ох! Ох! Ах! Нет больше поросят!!!
Первым очнулся дедушка:
— Оглушительный успех! — завопил он и, сорвав со шляпки генеральши несколько розочек, бросил их девочкам.
Все были довольны, даже ангел с карманами, ведь за время пения он трижды попал вишнёвой косточкой дедушке в слуховую трубу.
— Фурор! — подтвердила Беладонна, тиская генеральшу. — Поверьте, уж я понимаю… В искусстве не чужой человек!
Сёстры, как и подобает воспитанным девочкам, сделали книксен, а окрылённая приёмом маман достала из авоськи новую пачку нот.
— Это только цветочки! — обнадёжила слушателей она. — У нас про людоеда такая песенка есть!
— Хватит! — остановила этот порыв Беладонна. — Я на диете. Давайте лучше о Фунтике поговорим!
— Поговорим, когда надо будет, — пообещал генерал и добавил, сверля глазами мадам: — Каждому овощу — свой фрукт!
Беладонна открыла сервант и со вздохом достала вазу с бананами. «Сквозь стенки видит!» — подумала про генерала она.
— Да, — завистливо вздохнула генеральша, — всё у вас в рюшках, со вкусом, котик чёрный, рояль белый, и все десять вилочек из серебра!
— Как десять?! — заволновалась хозяйка. — Только что было двенадцать!
Однако зря мадам волновалась. Вилочки тотчас же отыскались: лежали под стулом мальчика на полу.
— Без симфоний! — предупредил генерал и пригрозил младшему пальцем.
А тот, опустив ресницы на невинные глазки, принял к сведению:
— Я понял, папа!
А в это время герой двух войн, поняв, что горячего он здесь вряд ли дождётся, попытался налить себе кофе в слуховую трубу.
Дедушку угомонили, но знамя наступления подхватил внук.
— Ах, как бы я хотел это иметь! — заявил он, снимая плакат с Фунтиком со стены. — Я, мадам, знаменитостей собираю… А Фунтика у меня нет!
— Здесь одна знаменитость, — сказала Беладонна, глядясь в зеркало, — и это… ваш отец!
— Увольте, — слабо сопротивлялся генерал. — У меня что?! Ордена да шрамы, а у вас — миллион!
— Миллион?! — не поверили детки, но мадам подтвердила:
— Да, я ведь в бизнесе с пяти лет! Начала с одного банана, но теперь кое-что собрала!
Девочки окружили Беладонну, теребя и целуя:
— Расскажите, мадам!
— Главное в жизни, дети, — начала Беладонна назидательно, — это труд! С юных лет я делала всё только за деньги: и стрекоз ловила, и в углу за других стояла. Даже засыпала только после того, как получала монету на хорошие сны. И вот однажды гуляю в парке с чужим котёнком за деньги и ем банан. Мимо едет дяденька на велосипеде, с виду — состоятельный гражданин. Едет себе и едет… И вдруг на банановой шкурке — хрясь! Сам в одну сторону, кошелёк — в другую… Вот так, можно сказать, с этого банана всё и началось.
Рассказ Беладонны генеральские девочки вознаградили восторгами, а брат их, ангел с голубыми глазами, незаметно собрал со стола банановые шкурки и спрятал в карман.
Закончив урок о трудолюбии и бережливости, Беладонна подошла к генералу в ожидании одобрений и дождалась…
— Некоторые думают, что они много думают, так вот пусть они так не думают! — произнёс генерал.
— Домой, — закомандовала генеральша, поднимая главу семейства из-за стола. — Утром у нас тревоги, погони, а может быть, и перестрелки, так что должны мы поспать!
Беладонна всегда была рада уходу гостей и потому от души целовала всех у дверей.
— В следующий четверг жду вас у себя, — напоминала она.
— Нет, уж теперь вы к нам! — возразила генеральша.
— А когда? — обнадёжилась Беладонна.
— Когда-нибудь, — уточнил генерал.
Последним залу для приёмов, посылая хозяйке воздушные поцелуи, покидал кудрявый ангелок.
— Боже, — сделала вдруг открытие Беладонна, — а ребёночек-то у генерала с хвостом!
Мадам погасила свечи, пересчитала столовое серебро, подумала и поняла: «Ребёнок — нормальный, а хвост — краденый! Этот ангел с карманами под шумок котика уволок!»
Время, чтобы остановить злоумышленника, у хозяйки было, но банановая шкурка, оставленная кем-то на лестнице, её подвела. Пересчитав все ступеньки и протаранив две двери, Беладонна ядром выкатилась на крыльцо.
Генеральское семейство уже удобнилось в автомобиле, лишь генерал задержался у дверцы, принимая телефонат.
— Ликуйте, мадам! — приказал он Беладонне, когда та пришла в себя. — Добер и Пинчер идут по следу. Завтра будем Фунтика брать!
* * *
После известных событий в Ухты-Мурликанске промчалось немало дней. Цирк дядюшки Мокуса сменил за это время несколько городков, и в каждом из них выступлениям артистов сопутствовал успех. Чаще других на поклон вызывали Фунтика, ведь маленьких на арене ценят больше всего.
От цветов и поздравлений у Фунтика однажды даже слегка поехала крыша, а говоря попросту — закружилась голова.
Как-то, расстроенный, явился он за кулисы и заявил, что в этом местечке ему не очень хочется выступать.
— Они обо мне гадости пишут, — сказал он, шмыгая пятачком, — а я выступай?!
Дядюшка Мокус взял из рук малыша газету и перечитал подчёркнутое карандашом.
— «…Известный цирковой поросёнок Фунтик вместе с другими артистами сегодня порадует публику нашего городка!»
— Ну, и где же здесь гадости? — удивился клоун.
— Как же! — возмутился Фунтик. — Да я уже месяц как очень сильно знаменитый, а они пишут обо мне всякую ерунду!
— Ай-ай-ай! — огорчился дядюшка Мокус. — Кажется, у тебя началась звёздная болезнь.
Тотчас же старый клоун на три дня отлучил Фунтика от представлений, разрешив лишь подметать на манеже опилки да клетку за кроликом убирать.
После такого урока Фунтик пошёл на поправку, понял, цирк — это не только цветы, но порою и слёзы, когда в работе что-нибудь не идёт.
Например, репетируешь сальто в два оборота, а получается в полтора. Лежишь после этого носом в опилках и думаешь: какое это всё-таки трудное дело — цирк!
— …Дём… Околом… Меерб ортсыб… — читал Фунтик городские вывески, высовываясь из автомобильного окна.
— Не по-нашему, — удивилась Триолина. — Наверное, заграница.
— Да нет, — пояснил Бамбино, — это Фунтик читает вывески задом наперёд.
Затея понравилась, и все стали читать вывески задом наперёд.
— Риткарт…
— Отолоз…
— Дом мод…
— Ого! — обрадовался Бамбино. — Редкая мне попалась — читается одинаково с обеих сторон!
— И я такую видел, — приврал Фунтик, — в городе Ухты-Мурликанске. Надеюсь, вы помните, что я сидел там в тюрьме!
И, пошарив в карманах, Фунтик показал друзьям карту, полученную в этом городе от пирата.
— Не хочу тебя расстраивать, — опустила глаза Триолина, — но скорее всего это не карта с кладом, а счёт из бара «Остров сокровищ», в котором был пират «Рваная Майка».
— Я так и думал! — вздохнул Фунтик и, скомкав карту, решил расстаться с ней навсегда.
— Не торопись! — остановил дядюшка Мокус, перехватывая листок. — «Остров сокровищ» — это, скорее всего, место, возле которого клад зарыт. Виски «Чёрная ночь» — время… А вот эта дырка — не дырка вовсе, а точка, где нужно копать!
— А что означает «итого»? — спросил Бегемот, заглядывая в листок через плечо.
— Ну, это уж совсем просто, — пояснил клоун. — Пираты после налёта всегда считают добычу, пьют ром, а потом вопят от радости: «И — то - го!»
— Кажется, подъезжаем, — сказал Мокус, заглянув уже в свою карту. — За этой площадью будет базарная, на ней мы и поставим наше шапито.
За окнами автомобиля проплыл сквер с конной статуей в центре, а потом и бар с большой бочкой у входа на железной цепи.
— Бар «Остров сокровищ»? — не поверил своим глазам Фунтик. — Это здесь! — завопил он, намереваясь выпрыгнуть в окно.
Но дядюшка Мокус его удержал.
— Днём, — сказал он, — работают только землекопы… А кладоискатели — исключительно по ночам.
* * *
Бронзовый рыцарь на площади городка Большие Чухлы с давних пор пользовался благосклонностью горожан. Более того, им гордились! В других городах что находится в центре — клумба или фонтан, а тут — всадник, и, заметьте, зелёный не только летом.
Ну, конечно, время есть время, против него даже бронзе не устоять. Так от надписи на постаменте до наших дней сохранились лишь два слова: «… Карлу… от благодарных…» А остальное, как говорится, история унесла.
Ладно, стоит себе памятник и стоит, есть не просит, променадам не мешает… Так нет же, по ночам вдруг конь ржать начал, а всадник — трубить!
Слухи о загадочных событиях в городке в конце концов дошли до генерала полиции Прибамбаса, и тот принял ряд срочных мер: во-первых, с коня сняли отпечатки копыт, а всадника с помощью пожарных отмыли от птичьего беспредела, а во-вторых, на разгадку тайны бросили лучшую группу агентов в составе трёх человек!
— Виновный будет трубить в другом месте! — пообещал суровый полицейский генерал жителям городка.
Две странные цыганки появились в городке на площади возле конной статуи под вечер и, не привлекая внимания прохожих, принялись петь и плясать.
— Эй, черноглазый, — окликнула одна их них бегущего мимо слепого, — позолоти ручку, всю правду скажу!
— Я вам сейчас морды позолочу! — пообещал слепой, глядя поверх очков. — Почему не в форме? Откуда карты? Где пистолет?!
— Маскировка… — доложил старший сыщик с дипломом, узнав начальство. — Мы — цыганки, гадаем здесь и поём.
Ой, да зазнобило сердце, зазнобило,
Будто в горле тает снежный ком,
Будто я ботинки износила,
И иду по снегу босиком…
У Пинчера был в запасе ещё куплет и хорошая подтанцовка, но начальник не оценил.
— Не до песен… — проворчал он. — Сам генерал вот-вот будет здесь! Если что — я в баре напротив, там тоже не всё в порядке… С утра обнаружился недолив.
Сказав это, фальшивый слепой удалился, а сыщики принялись за работу — гадали всем, кто попросит, судьбу предсказывали и даже лечили как могли.
— Ты болен! Тебя червяк точит! Выбрось свой кошелёк в урну и уходи!
Или:
— Гуляешь? Судьбы не знаешь? А у тебя дома кран с водой не закрыт!
После того как ручеёк прохожих поистощился, сыщики принялись играть в карты «на носы».
В основном доставалось Доберу, потому что Пинчер, пользуясь правом старшего, выгребал себе из колоды всех козырей.
К вечеру, когда сквер совсем обезлюдел, Добер-младший попытался решить загадку с помощью полицейского справочника и увеличительного стекла.
— Папа Карло… Карловы Вары… Карл у Клары украл кораллы… Ага, горячо!
С особенной тщательностью исследовал сыщик пространство под хвостом бронзового коня. И не зря: утром бдительные горожане нашли там пирамидку, похожую на бильярдные шары.
Ночь приближалась, и сыщики решили замаскироваться. Пинчер в урне, удобнясь, долго шуршал бумагами, а Добер на коне, за спиной железного рыцаря, сразу же захрапел.
Ему снилась битва при Ватерлоо.
— Ура-а!
Дикий рёв неведомого существа среди ночи выбил младшего сыщика из седла. Упав на что-то мягкое, но живое, Добер тотчас дал волю рукам.
А в это время Пинчер-старший, выбираясь из урны, вопил что есть силы:
— Окружай его, я иду!
Через минуту владелец гостиницы «Три дороги» господин Дурилло, а это был именно он, вместе с трубой — геликоном был как мозаика впечатан в траву.
«Пропал! — понял Дурилло. — Сейчас убьют, а то и того хуже — денежки отберут!»
Вспомнив слухи о том, что цыгане воруют детей, бедняга окончательно затосковал.
— Вы ошиблись, — лепетал он, икая от страха, — я не мальчик, мне уже тридцать три!
— Нет! — поправила его одна из цыганок. — Тебе уж сорок три. Ты — Дурилло. У тебя — гостиница «Три дороги», а в ней за обедом ты выдаёшь тушёного зайца за глухаря!
«Всё знают, — охнул пленник. — Откуда? Ведь я же переодет!»
Дурилло стойко перенёс несколько зуботычин, но, когда рука мучителя нащупала в его левом носке кошелёк, заплакал, как дитя.
— Так это вы?! — изумился Дурилло после того, как сыщики скинули цветные платки.
— Да! — подтвердил младший сыщик без диплома. — А вот ваше имя, Дурилло, нам сейчас нужно установить!
— Добер, — приказал Пинчер, — объясните задержанному его права.
— Нет у него прав, — доложил Добер, — одни обязанности, да ещё труба.
— Ну труба так труба, — развёл руками сыщик с дипломом, — будем начальника вызывать.
— Не надо! — взмолился Дурилло. — Расскажу добровольно!.. Дело в том, что этот рыцарь — мой родственник. По линии сестры матери мой двоюродный прапрадед! Таким образом, во мне течёт королевская кровь!
— Так уж и королевская? — выразил сомнение Пинчер.
— Да, — подтвердил Дурилло, — так что по носу осторожней, международные осложнения могут произойти!
— Ладно, — успокоил беднягу Добер, — будем только по голове.
— За что? — взмолился задержанный. — Я что, не имею права покойному родственнику сыграть колыбельную на трубе?
— А тебе не кажется, Добер, — произнёс Пинчер, — что господин Дурилло держит нас с тобою за дураков?
— Держит, — подтвердил Добер, — двумя руками, так, что без пролития королевской крови не обойтись!
— Понял, — сказал Дурилло, — беру назад показания… Начну с другой стороны! — И начал: — В одном городке башня уже сто лет падает… никак не может упасть. Зато от туристов отбоя нет, говорят, в отелях в одной кровати по пятеро спят! А у нас что падает? Ничего… только доходы… Вот мы и подумали: пусть и у нас что - нибудь таинственное для привлечения туристов произойдёт.
— Кто это «мы»? — уточнил Пинчер, занося показания задержанного в протокол.
— Мы — это я и госпожа Беладонна, одна из её кондитерских вот за этим углом… Кстати, она первая обратила внимание на моё поразительное сходство с Карлом Великим… А потом и документ, что мы родственники, в музее нашла. Да что говорить, вглядитесь — одно и то же лицо!
— Да, — подтвердил Добер, — только у тебя денег больше, а у него — ума.
— Вот что, — решил Пинчер, — ты за чужой миллион не прячься, преступил закон — отвечай! Вот учёная книга, смотри! «…Нарушение тишины в общественном месте — пять суток ареста. То же деяние, совершённое в ночное время неоднократно, влечёт за собой наказание в виде казни через…»
— Может, договоримся? — взмолился Дурилло, доставая из носка кошелёк.
Взятка мелкой монетой потрясла сыщика с дипломом до глубины души.
— Нет, вы полюбуйтесь, — завопил он, обращаясь к всаднику и коню, — какую мелочь этот подлец нам суёт!
— Нам можно… — поддержал начальника Добер. — Мы ведь не от Карлов произошли!
Пинчер-старший посчитал, что Дурилло нанёс ему душевную травму, и потребовал для её лечения пятьдесят монет.
— Может, сорок? — принялся торговаться Дурилло.
— Нет, — стоял на своём Пинчер, — пятьдесят, да и то эта сумма только на время заглушит боль!
Приковав задержанного наручниками к чугунной скамье, сыщики направились в бар, дабы доложить начальству об окончании операции, а заодно и на себя потратить пару лишних монет.
* * *
В каждом городке с вечера Фунтик, Триолина, Бамбино и Бегемот расклеивали афишки, сообщающие о времени представления и месте, где оно произойдёт.
На этот раз, выходя из дома, друзья тайно от дядюшки Мокуса прихватили с собой лопату, лестницу и фонарь.
Афиши уже кончались, а цель, к которой шли ночные путешественники, всё ещё была далека.
— Стоп! — наконец-то скомандовал Фунтик. — Кажется, пришли!
— Да, — подтвердила Триолина. — Вон он, дяденька на коне.
— В случае чего, мы незнакомы! — шёпотом предупредил Фунтик друзей.
— Верно, — подтвердил Бамбино, — встретились случайно, ночью, на кладбище, а теперь возвращаемся домой.
— А почему на кладбище? — поёжилась Триолина.
— Да потому, что у нас лопата! — догадался Бегемот.
Владелец гостиницы «Три дороги» господин Дурилло страдал, уткнувшись носом в траву, и мысленно прощался с остатками кошелька.
А в это время судьба готовила ему новое испытание, о котором бедняга даже не подозревал.
Неизвестные, подсвечивая себе дорогу слабеньким фонарём, появились вдруг в сквере и принялись копать яму в пяти шагах от того места, где пленник лежал.
— Всё, — понял Дурилло, — это мой смертный час!
Звяканье заступа и тени от фонаря подтверждали худшие предположения, а обрывки фраз неизвестных, доносимые ветром, лишали последних надежд.
— Отроем, потом — зароем! — произнёс один из неизвестных.
— И концы в воду! — добавил басом второй.
А третий как закричит вдруг тонюсеньким голосочком:
— Хватайте его, он здесь!
Дурилло, едва живой от страха, повернул нос в сторону говорящих и обомлел.
В пяти шагах от него стоял поросёнок Фунтик, держа перед собою добытый из-под земли сундучок. Бегемот и Бамбино маячили рядом с копательными инструментами в руках, а неблагодарная девчонка Триолина освещала эту компанию керосиновым фонарём.
— Мне страшно, — сказала она, — там, где находят клады, встречаются и… мертвецы.
— Ох… — произнёс Бегемот, роняя лопату.
— Уходим, — сказал Бамбино.
— Да что там?.. — возразил было Фунтик, но тотчас передумал: — Бежим!
Подгоняемые страхом, циркачи прошли в шаге от господина Дурилло, а на смену появились ещё более возбуждённые Добер, Пинчер и начальник полиции Фокстрот.
Борьба с недоливом в баре «Остров сокровищ» далась начальнику нелегко, он буквально с ног валился, и сыщики услужливо поддерживали его с обеих сторон.
— Ну, здравствуй, Карл! — произнёс радостно Фокстрот, пожимая задержанному ухо вместо руки. — Кораллы у Клары ты слямзил?
— Нет, — испуганно замотал головой Дурилло.
— А ржал?
Дурилло потупился:
— Я!
От шаров под хвостом лошади Дурилло тоже отказался, припомнив, что по утрам на этом месте крестьянин с осликом торгуют кефиром и молоком.
— А помнишь ли ты, Карлуша, — продолжил начальник полиции, — что твой железный прапрадедушка задолжал моему в карты сотню монет?
— Как сейчас помню! — вздохнул Дурилло и полез в кошелёк.
— Считай быстрей, — поторопил Пинчер-старший, — видишь, господин начальник устали, валятся с ног!
Дурилло приободрился:
— Да вы сейчас сами с ног упадёте после того, как услышите новость, которую я сообщу: государственный преступник Фунтик только что был здесь!
— Кто?! — не поверил своим ушам Фокстрот.
— Фунтик! — подтвердил, торжествуя, Дурилло. — Клянусь вам остатками кудрявых волос! Только что он и его шайка во-от такой сундучище с во-от такими деньжищами из этой ямы достали и унесли!
Начальник полиции Фокстрот приблизился к Дурилло и со всего маху… беднягу расцеловал.
— Воистину, — сказал он, — пришла ночь удач! Поросёнок-то не простой оказался, с секретом. Клады… знает… Да и то верно: за простым госпожа Беладонна не стала бы в болото нырять!
И Фокстрот, словно на крыльях, помчался в бар звонить генералу, а Дурилло понял: «Жить буду, хоть и без кошелька!»
— У меня ещё десять монет осталось, — сказал он со вздохом, — можно я на эти деньги историческую справедливость восстановлю?
— Вообще-то, — сказал Пинчер-старший, — это стоит пятнадцать… Но… десять так десять, давай — я честно их поделю.
Восстановленная справедливость на камне под лошадью теперь выглядела так:
Карлу Великому
от благодарного господина Дурилло,
владельца гостиницы "Три дороги"
(хорошая кухня, удобные комнаты, умеренная цена.
Принимаем с любыми животными, кроме поросят).
О многом ещё хотел написать господин Дурилло на собственные средства, восстанавливая памятник старины, но мел кончился, терпение сыщиков тоже, да и водитель кареты с решётками на окнах завредничал ждать.
* * *
В цирке, прошмыгнув на цыпочках мимо спящего Мокуса, Фунтик, Триолина, Бамбино и Бегемот, дрожа от нетерпения, вскрыли найденный сундучок.
Ящик был старый и даже пах плесенью, но содержимое в нём сохранилось, как будто уложили его сюда только вчера. Конфеты в старинной коробке были очень даже съедобны, пиратский пистолет пах порохом, а брошь, сразу же приглянувшаяся Триолине, сияла, как маленькая звезда.
А ещё там были матроска для Фунтика, гантели для Бегемота, а для Бамбино книжка про африканские леса.
В эту ночь друзья долго не спали, шушукались, заново переживая приключения, которые им довелось испытать.
А дядюшка Мокус, не слыша их, спал как убитый, ведь всем известно: прятать клады труднее, чем находить!
* * *
Госпожа Беладонна, предупреждённая генералом Прибамбасом, примчалась в городок Большие Чухлы ранним утром и теперь пила чай в собственной кондитерской под названием «Восточные сладости», или «гадости», как это заведение за глаза окрестили местные шутники.
Чашка с чаем мадам была на столе, а торт — на стене. Какой-то скандалист ворвался в магазин час назад и, утверждая, что это не «молоко», а что-то птичье, но совсем другое, запустил тортом в мадам.
— Ну хорошо в стену! — возмущалась Беладонна. — А если бы в глаз?! Клеветник!! — не успокаивалась хозяйка. — А ещё за профессора себя выдаёт!
— Ешьте, — угощала она Фокстрота, — да, не сладкий, зато не полнит.
Начальник полиции ел стоя.
— Вкус необыкновенный! — хвалил он, подлизываясь к мадам.
Чаепитие это только с виду таковым было, на самом деле шёл военный совет.
— Значит, берём?
— Да.
— До или после?
— После. Билеты всё равно куплены… Да и помидоры, хоть и гнилые, достались не просто так. Будет семья генерала, собачий парикмахер, мясник — такой чудак: даже в гости с топором ходит, и ещё несколько полезных людей.
— Мокуса брать? — уточнял Фокстрот, прихлёбывая из блюдца.
— Нет, — решила Беладонна, — только поросёнка, а остальных — помидорами. После такого позора они смогут только на помойке свои фокусы вытворять! Пора ехать, — приказала она и, переодевшись в продавщицу сахарной ваты, набила залежалым товаром лоток. От бронежилета, чёрных очков и накладных усов отказалась. — Без советов! — урезонила она. — Я в гриме кое-что понимаю, сама в молодости отдала сцене четыре дня. Эй, бездельники, — позвала Беладонна в дверях служащих, прячущихся по углам. — За работу! И муху, кстати, поймайте: она только с виду маленькая, а жрёт ой-ёй-ёй!
* * *
Ах, если бы неприятности, прежде чем свалиться на чью-то голову, имели совесть и предупреждали… Так, мол, и так… Завтра свалимся… Готовьтесь… Увы!
Они всегда вероломны, как сосулька с крыши, червяк в яблоке или гвоздь в башмаке!
Вот и сегодняшний день начинался вроде бы безмятежно: каша не подгорела, билеты шли бойко, а Фунтик за завтраком не лез в сахарницу рукой…
А тучи меж тем сгущались, хотя на небе их не было ни одной.
Сразу же после завтрака за кулисами появился подозрительный человек в крагах в красном грубой вязки шарфе и тыквой вместо головы.
Делая вид, что в поисках кассы он слегка заблудился, незнакомец сперва что-то вынюхивал, а потом подобрался к дядюшке Мокусу и предложил ему поменять Фунтика на дрессированного слона.
— Я представлять здесь известный вам цирк Борелли, — отрекомендовался он, коверкая слова. — Мы искать звезда аттракциона… А у вас такой дырявый шапито!
— Нет, — сказал дядюшка Мокус, — друзья не почтовые марки и обмену не подлежат.
— А за большие деньги? — искушал тыквоголовый, демонстрируя увесистый кошелёк.
— Тем более!
В общем, торга не получилось. Гремучую змею толстяк покупать отказался, а на просьбу показать сальто, которые в цирке Борелли делает даже собачка, притворился глухонемым. Вдобавок ко всему бедняга, уходя, перепутал шляпы, вместо своей схватил цирковую, заряженную для трюка. И тотчас же яичные желтки потекли по его возмущённому лицу.
— Ну, ничего… — прошипел он на прощание уже без акцента, — вам недолго осталось… часы сочтены…
Далее до самого представления ничего значительного не случилось. Начали вовремя и успешно, а после антракта даже опробовали новые номера. Дети в зале были довольны, хлопали, не жалея ладошек, а торговцы сладостями богатели прямо на глазах.
И всё-таки Мокус, на минуту отлучившийся из манежа, вдруг сказал неожиданно:
— Чувствую сердцем, что-то произойдёт!
— И я! — заявил Бамбино.
— Да?! — удивился Мокус. — А какие симптомы?
— Разные, — сказал Бамбино, — но главных — три. Во - первых, полицейские с крыши соседней лавки подглядывают за цирком в подзорную трубу; во-вторых, продавцы цветов все с усами, а в-третьих, в антракте возле цирка поставили уборную с табличкой — «только для генерала», а мальчикам и девочкам в неё вход запрещён!
— Всё, — понял Мокус, — мы окружены!
И как бы в доказательство этих слов у служебного входа вдруг нарисовались две знакомые фигуры в пожарных касках и плащах.
— Что за кулисами делают посторонние? — спросил Мокус строго.
— Пожарные, — доложил Пинчер-старший, пряча нос в каску, — охраняют цирк от огня!
— Вы, что ли, пожарные? — засомневался Фунтик, но дядюшка Мокус тотчас вытолкал его на манеж.
— Не забудь в конце номера упасть носом в опилки! — предупредил он.
— Странные дети, — заметила Триолина, — сидят у нас в первом ряду. Смеются лишь три девочки да мальчик с кудрявыми волосами, а остальные молчат.
— Увы, — сказал Мокус, — это не дети, а переодетые полицейские, а на работе им смеяться запрещено.
— Да, — подтвердил Бамбино шёпотом, — мы окружены!
— Ой, — схватилась за сердце Триолина, — пора задувать свечи!
Пока друзья за кулисами думали да гадали, что предпринять, Фунтик на арене творил чудеса.
На трость, которую он, балансируя, удерживал на пятачке, Фунтик ловко забросил горшочек с цветами, а потом и бабочку, и не одну!
Зрители были в восторге, особенно продавщица сахарной ваты…
— Самородок, — шептала она, — талант!
— Фунтик, — спросил Мокус у поросёнка, когда тот вернулся с букетом, — ты храбрый?
— Да, не без этого, — скромно потупился поросёнок, — а что?
— А то, — сообщил Мокус, — мы окружены! Так что мы останемся, а ты улетишь сквозь дырку в куполе на воздушных шарах!
— Нет, — сказал Фунтик, — честно-честно, один я не полечу! Я хочу… с вами… я… вас… люблю!
— Если ты хочешь быть с нами, — твёрдо сказал Мокус, — то полетишь один! Беладонне не нужны Бамбино, Триолина, Мокус и Бегемот. Ей нужен Фунтик… А вот тебя как раз мы ей и не отдадим!
— Всё! — радовался Пинчер-старший за дверью. — Через пять минут мы их схватим, и я получу медаль!
— А я, — мечтал Добер-младший, — попрошу в награду щенка… В Ухты-Мурликанске у одного полицейского такой есть. Способный! Нищего на улице видит — цап шляпу с деньгами — и домой!
Триолина и Фунтик рыдали. Бегемот надувал шарики, а Мокус, прихватив большой барабан, отправился на манеж.
Мой барабан давно простужен,
И я сменить его Спешу…
Я нынче съем его на ужин
И колотушкой закушу,
Я спать пойду, напившись чаю,
Но рявкнет кожаный диван:
«Уйди, тебя я презираю
За то, что съел ты барабан!»
В моём куплете нет морали,
Кроме совета одного,
Чтоб вас однажды не сожрали,
Не ешьте сами никого!
Допев куплет, Мокус со слезами стал просить прощения у барабана, а тот не прощал: бил себя в грудь колотушкой и отъезжал всякий раз, как только клоун делал в его сторону шаг.
Наконец примирение состоялось, и зрители в зале затопали и засвистели, радуясь тому, что клоун прощён.
И тут дядюшка Мокус поднялся с колен и попросил тишины.
— Наш скромный цирк, — сообщил он торжественно, — почтили своим присутствием важные господа!
Дети, услышав такое, принялись вертеться и даже под лавки заглядывали в поисках важных господ, а Мокус меж тем продолжил свою торжественную речь.
— Прежде всего, — сказал он, — я хочу вам представить крошек в первом ряду. Грустные мордашки и одинаковые жёлтые ботиночки говорят нам, что это дети из одного сиротского дома. Поприветствуем их, друзья! «Сирот» поприветствовали, а Мокус меж тем продолжил парад-алле:
— Господин Дурилло — владелец гостиницы «Три дороги» — фокусник, каких мало… За обедом вместо рябчика подаёт постояльцам ворону, а при расчётах превращает её в гуся. И наконец, — продолжил клоун под барабанную дробь, — гвоздь программы — владелица универмага «Слеза ребёнка», двух кондитерских и большого магазина игрушек госпожа Беладонна и её дрессированный миллион.
После этих слов крошки из первого ряда стоя поприветствовали продавщицу сахарной ваты, а Дурилло, дважды упав по дороге, даже поднёс ей цветы.
Беладонна раскланивалась, кисло улыбаясь, — а что ещё оставалось делать, — но Дурилле всё же шепнула:
— Да, ты Великий, но не Карл, а болван!
И тут Бамбино под звуки хриплого граммофона объявил заключительный номер программы — иллюзионный аттракцион.
— Перепиливание без боли, — пояснил Мокус, вынося из-за кулис деревянный ящик с дырками и ржавую пилу. — Нужны помощники. Надеюсь, в зале есть храбрецы?
— Есть! — заявила Беладонна и, расталкивая зрителей лотком, двинулась на манеж.
Зал визгом приветствовал отважную бабушку: мальчишки — о, ужас! — полезли в башмаках на сиденья, а девочки от страха закрыли глаза.
— А где Фунтик? — спросила Беладонна, с трудом втискиваясь в ящик. — Он пилить будет?
— Да, — успокоил мадам Мокус, — и пилить, и колоть…
И тотчас на арену из-за кулис вышли Фунтик, Триолина и Бегемот с большой связкой цветных шаров.
Зал замер, оркестр в составе Бамбино приканчивал барабан.
— Не спеши, пили ровнее, — командовал Мокус, — возьми себя в руки, не плачь.
— А я и не плачу, — возразил Фунтик, — я реву-у-у-у-у!
— Куда это он? — насторожилась Беладонна, видя, что поросёнок уходит, но Мокус успокоил её:
— За топором!
А Фунтик меж тем поднялся в оркестровую ложу и, приняв из рук Бегемота связку воздушных шаров, неожиданно для всех полетел.
— Летит! — удивились дети. А взрослые, сидящие с ними рядом, подтвердили:
— Летит!
— Надувательство! — завопила Беладонна. — Циркачи надули шары!
— Ну, все! — понял Добер. — Теперь и мы полетим…
— И без шаров, — подтвердил Пинчер и, сняв с себя каску, запустил ею под купол цирка.
— Огонь! — на свою голову скомандовала Беладонна. И тотчас же град гнилых помидоров превратил ящик на арене в большой овощной салат.
Мгновенно цирк опустел. Вслед за полицией зал покинули дети и их родители.
— Летит! Летит! — доносились в зал сквозь брезент звонкие голоса.
В шапито теперь остались лишь двое: Беладонна (голова её торчала из ящика, как роза из салата) и генеральский сынок — ангел с голубыми глазами.
— Спасибо, мальчик, — произнесла Беладонна, глотая слезу умиления, — ты единственный, кто не бросил меня в беде!
А в это время совсем иные чувства переполняли сердце генеральского малыша.
Во-первых, сегодня он впервые в жизни посетил цирк и конечно же был потрясён, а во-вторых, влюбился в цирковую девочку Триолину и решил на ней пожениться, а эта противная бабушка взяла и испортила праздник, и не ему одному!
— Чья бы корова мычала, — произнёс ангел, затыкая мадам рот гнилым помидором, и добавил: — Если с Фунтиком что случится, я вас, как Полкан грелку, на мелкие куски разорву.
«Ужас! — приходила в себя Беладонна, переваривая услышанное. — Ну, простые дети, понятно, на них, как говорится, среда влияет, а на этого что? Четверг?»
Конечно же Беладонна не знала, что учитель пения по кличке Бифштекс давно уже, всего лишь за три напильника и моток верёвки, обучил генеральского мальчика многим нехорошим словам.
Такие обычно в книжках не пишут, а ставят вместо них точки. Как это, например….. Или вот это….. А уж про это…. и говорить нечего — омерзительное словцо!
По улицам городка в окружении полицейских идут Мокус, Бамбино, Триолина и Бегемот. Процессию возглавляет Фокстрот с саблей наголо. Следом Добер и Пинчер несли на носилках Беладонну в томатном соусе со счетами в руках.
— Вы мне за всё заплатите! — грозит мадам. — Джем ели? Ели! В болоте меня топили? Топили! Да и перепиливать себя бесплатно я тоже никому не разрешу!
А Фунтик в это время на шарах в небе выводит своё.
— Не верьте Беладонне! Не заходите в её магазины, в них одна дрянь!
— Ох, — хватается за сердце Беладонна, — этот клеветник меня разорит!
— Ветер, мадам, — разводит руками Фокстрот.
— Так остановите ветер, — требует мадам, — я заплачу!
— Дядюшка Мокус, — шёпотом спрашивает Триолина, — а что такое тюрьма?
— Ничего страшного, — успокаивает её клоун, — это как зоопарк, только без мороженого и детей.
— Мерзкое место! — ёжится Бегемот.
Дождинка падает на лицо Мокуса, а меж тем в небе нет ни единого облачка…
— Не плачь, Фунтик! — кричит Мокус, помахивая рукой. — Встретимся в условленном месте!
И тут Добер и Пинчер, засмотревшись на Фунтика в небе, налетают носилками на афишную тумбу, да так, что у несчастной мадам костяшки от счёт сыпятся во все стороны, как искры из глаз.
— Бедная бабушка! — вздыхает Мокус. — Друзья, поддержим её морально?
— А материально? — тотчас же интересуется Беладонна, прикладывая к глазу пятак.
Вместо ответа старый клоун достаёт из кармана цветные шарики и принимается жонглировать ими прямо на ходу. Бамбино идёт колесом, а Бегемот вспоминает про свой барабан.
Дети, сопровождавшие циркачей от самой площади, приободряются: артисты поют, а значит, всё не так грустно, ведь с ними дядюшка Мокус — известный хитрец! Цирк вернётся! Так уже было! И так будет всегда!
