Сегодня что-то происходило особенное: ему решительно не давали спокойно работать. Музыку он включать не стал, и откуда-то издалека, из-за двух стенок до него доносился детский плач. На плач ему было наплевать, пусть хоть и вообще на крик изойдут; но скоро снова позвонили — на этот раз сразу в дверь, он пошел открывать, там опять стояла Никитишна.

— Этой-то что опять нужно? — подумал он в раздражении.

— Идут, Антоша, — сказала старуха. — Сейчас уж прямо и придут.

Он кивнул, хотя глядел куда-то в сторону и думал только о работе.

— Детей-то что не кормишь, Антоша? — сказала еще старуха.

— Я кормил, — возразил тот.

— Утром, что ль? — переспросила она. — Детей чаще кормить надо, они чаще есть хотят.

— Я не понимаю, чего мне живых везут. Что мне с ними делать? — Антон говорил недовольно.

— Да разве ж это беда? Укольчик им сделаешь, вот тебе и мертвый образуется, — сказала Никитишна.

— Неужели это сразу сделать нельзя? — спросил тот.

— Так оно посвежее выходит, — говорила старуха.

Антон только головою хмуро кивнул, быть может, соглашаясь или, быть может, упрямясь.

Потом слышались шаги, старуха засуетилась, замельтешила, хотела убежать, да бежать было некуда, она тогда прижалась к стене возле входа, рассчитывая не то, чтобы совсем слиться со стеною, но уж, по крайней мере, быть как можно менее заметной. Антон же, голову опустив, стоял равнодушно и лишь, когда вошли, снова поднял голову.

Сначала вошел охранник и, оглядевшись по сторонам, не обнаружил ничего подозрительного. Потом вошел он, вошел сам Хозяин, звали его Бруно Бровцын, но заглазно обычно именовали Хозяином, стремительною походкой он пронесся мимо Антона и приблизился к столам.

— Здравствуй, здравствуй, мастер, — отвечал он только на молчаливый поклон хмурого человека.

Потом появилась Лиза, она была сзади, но держалась вполне независимо.

Хозяин стал рассматривать вскрытые тела, особенно его заинтересовал Максим с отрезанною головою.

— А у этого где голова? — спросил он. — Что это будет?

— Всадник без головы, — подсказала Лиза.

Собеседник ее удивленно вскинул свои мохнатые брови.

— А лошадь?

— Завтра доставят с ипподрома, — отвечала Лиза.

— А у лошади голова будет?

— Конечно, — сказала Лиза.

— Завтра, — проворчал еще тот. — Все завтра!..

— Процесс небыстрый, — пояснила женщина.

Хозяин подошел к мертвому Казимиру и стал придирчиво того разглядывать.

— А это? — спросил.

— Аллегория рассудительности, — ответила Лиза.

— Вы не очень-то с вашей рассудительностью!.. — сварливо сказал Бруно Бровцын. — Мыслитель у вас получился, как будто он просто по нужде присел.

— Зато Вечная Весна получилась превосходной, — сказала Лиза. — Эротично! Стильно! Изысканно!

— Пора бы уж подновить «Весну», — сказал еще Бровцын.

— Это уже поставлено в план, — согласилась Лиза.

Хозяин обошел другие столы и стал осматривать лежащих на них. Лиза приблизилась к тому с деликатным ее пояснением.

— Социальный статус этих не столь высок, чтобы создавать из них что-то эксклюзивное. Может быть, будут просто «Граждане Кале».

— Не надо слишком увлекаться символикой, — возразил он. — Нужна правда факта, эстетика простого случайного наблюдения. Как будто мы просто вышли на улицу, вышли с закрытыми глазами, потом на секунду открыли их и снова закрыли. Что мы увидим за эту секунду, что мы запомним?

— Я поняла, — тихо сказала Лиза.

— И только когда мы освоим такого рода эстетику, тогда можно уже выходить на жанровые сцены.

— Я объясню это Антону, — еще сказала Лиза.

— Вот-вот, надо всем это объяснить и хорошенько усвоить самим.

— Все будет исполнено в точности так, — сказала Лиза.

— Вот и хорошо, — сухо говорил Хозяин и снова стремительно зашагал в сторону выхода. — Кстати, гости уже собираются на праздник, а мы еще не одеты, — бросил он еще на бегу.

Лиза и охранник шагнули за Хозяином следом. Из черного дверного проема тянуло сквозняком, влажным и болезнетворным, как будто бы поблизости начинался подземный ход, длинный и путанный.

Никитишна, бледная и напуганная, отделилась от стены. Они с Антоном переглянулись, и старуха заметила на лбу и на висках у Антона тончайшие бисеринки пота. Она, впрочем, и сама выглядела не лучше. Или даже наверняка хуже; возраст проклятый! возраст ни для кого не подарок!.. Кто в нелепом и несчастном своем недомыслии считает, что возраст — подарок? Скоты, скоты!..