Быть может, зима теперь началась вопреки всем срокам и правилам, когда ее никто не ждал, когда на нее никто не надеялся, так показалось ему. Зима началась с его спины и затылка, и потом уже все больное и безвольное тело его захватила окоченением. И в уши его еще вливалось что-то неприятное и выморочное, что-то жалкое и досадное, чей-то плач или писк. С трудом он после веки разлепил и увидел, что зимы никакой нет. Ф. лежал на полу цементном в зале холодном, почти вовсе без света. Он был здесь не один, когда он только смог различать окружающее, так сразу увидел других людей, тоже лежавших, как и он, на полу и еще на стеллажах.

Шевелиться, шевелиться, двигаться, ползти, только в этом спасение, сказал себе он, но это непросто, сразу почувствовал Ф. И тогда он все же пополз, он подполз к лежавшему неподалеку человеку и хотел дотронуться до него, разбудить, быть может, растолкать… и вдруг вздрогнул. Человек был как живой, но он не был живым, его не надо было будить. Он был как восковая фигура, но он не был восковою фигурой. Ф. огляделся; такими же, должно быть, были и остальные: как будто живые, но не живые. Черт побери, не живые!.. Как будто восковые фигуры, но не восковые фигуры. Морг ли это был, склеп, анатомический театр или другое какое жуткое, невообразимое, зловещее хранилище? По углам стояли кресла, и в креслах тоже сидели неподвижные фигуры.

— Эй вы там, заткнитесь! — простонал вдруг Ф., простонал звукам, тем, что в уши его вливались мороком, вливались галлюцинацией. И, о чудо! звуки на минуту затихли, и вправду затихли. Значит звуки-то хоть были настоящими!..

Ф. наконец-то на ноги поднялся, и звуки снова взялись его изводить. Пошатываясь, он побрел на звуки, добрел до стены, потом до железной двери. Он остановился и прислушался. Это был плач, детский плач, слышал теперь Ф. Он ощупал дверь железную, но запоров на ней никаких не нашел.

— Эй! — сказал Ф.

Плач снова затих, Ф. разговаривал с этим плачем.

— Тихо, сопляки, тихо! — прикрикнул он. — Вы слышите меня?

— Слышим, слышим! — причитали дети. Потом они снова стали нюниться, каждый норовил помянуть маму, каждый хотел объяснить Ф., как ему плохо, как он хочет домой, как хорошо дома, как его любит мама. Душу Ф. саднило раздражение, но, как ни крути, дверной запор был на стороне сопляков, а потому приходилось с ними теперь ладить.

— Ну-ка, тихо! — еще раз крикнул Ф. — Так! Играем в игру под названием «Спасение атамана». Кто ваш атаман? Знаете?

Дети не знали, и Ф. объяснил:

— Я! Я — атаман! Я — лучший в мире атаман! Меня спасаем! Ищем замок! Ну! Быстро! Видим замок? Кто видит замок?

— Он высоко! Высоко! Не достать! Нам не достать! — наперебой выкрикивали из-за двери.

— Надо достать! Надо! Надо спасти атамана! А потом атаман спасет вас!

Дети совещались.

— Никак. Высоко. А надо принести что-то. Вот эту вот штуку принести, и тогда достать можно.

Что-то гремело за дверью, там происходило что-то, слышал Ф., может, путь этот и неверен, думал он, но другого пока нет.

— Нет! Нет! Никак! — говорили дети. Кажется, им уж удалось на что-то взобраться, но лишь не выходило с замком совладать, и вот щелкнуло что-то там, с другой стороны, Ф. на дверь налег, и та поддалась.

Ф. просунулся в дверь, и вмиг его окружили десятка полтора замурзанных, зареванных, чумазых детей. Они хватали его за руки, ревели опять. — А ну-ка тихо! — снова крикнул Ф. — Иначе атаман лично надает вам подзатыльников! — пригрозил он. — Вы любите получать подзатыльники?

— Нет! Не любим! Не любим, — возражали ему, впрочем, без боязни особенной. Странно, они, кажется, и впрямь признали его атаманом.

— А мы видели, как вас тащили, — сказал один мальчишка. — Вы тогда спали. А вас тащили. А мы видели…

— Правильно, — сказал Ф. — Атамана вашего заколдовали, но теперь он проснулся и из всех колдунов сделает окрошку.

— И мы пойдем к маме? — спросили его.

— Обязательно, — серьезно сказал он.

Ф. хотел обследовать помещение, где держали детей, он стал его обходить, но тут вдруг услышал звуки, неподалеку, за другой дверью.

— Тихо!.. — строго прошипел Ф. — Вы меня не видели и ничего не знаете! — приказал он и метнулся в свой зал.

Дверь железную он за собою прикрыл, но запереть ее, разумеется, не мог, он остался сразу за дверью и стоял за нею, прислушиваясь.

Что за день такой, что за ночь! Опять ему ждать теперь каких-то новых приключений!..