Сегодня исполнилось двадцать лет со дня смерти Алексея Феофилактовича.
Он умер одиноким: его памяти были посвящены сдержанно-холодные некрологи, его хоронили без шумных погребальных почестей.
Хоронили писателя, «плывшего против течения», хоронили автора «Взбаламученного моря».
Память о романисте, враждовавшем с прогрессивным лагерем эпохи «великих реформ», память о публицисте, посягнувшем на «святую святых» шестидесятников, пережила память о его светлых литературных подвигах.
А были дни, когда имя Писемского произносилось с таким же уважением, как имена Тургенева или Гончарова, когда его талант считали первоклассным талантом, когда передовые литературные критики, не исключая автора «Очерков гоголевского периода русской литературы» и теоретика «мыслящего пролетариата», самым лестным образом отзывались об авторе «Тюфяка» и «Тысячи душ».
Дни его литературных подвигов – дни торжества того миросозерцания, которое было усвоено реалистами сороковых и пятидесятых годов, дни, когда это миросозерцание признавалось последним словом передовой интеллигенции.
Тогда Писемский в глазах общества был несомненным прогрессистом: тогда он играл видную роль в рядах писателей, работавших над ниспровержением романтического мировоззрения, тогда он развенчивал беспочвенных идеалистов, «лишних людей» и хищников-романтиков, следовавших примеру Печорина («Тюфяк», «М-r Батманов»), тогда он ратовал против крепостничества, тогда он шел к «народу», изучал народный быт и народную «душу», тогда он требовал трезвого отношения к действительности со стороны писателя, стремился изгнать малейшее проявление поэтической «чувствительности» и царящей в «эмпиреях» фантазии из литературного обихода, тогда он поклялся культу «здравого смысла», тогда, вслед за другими корифеями литературы, он доказывал, что принцип разумного эгоизма не представляет из себя ничего опасного и отталкивающего («Тысяча душ»), тогда он идеализировал всякого трезвого «труженика», не боясь возводить на пьедестал даже «труженика-бюрократа».
Но люди сороковых-пятидесятых годов стояли на «полдороге»: в них, по их же собственным признаниям, не переставали говорить «голоса исчезающей старины», над ними продолжало сохранять некоторую власть «наследие предков».
Отголосков старины было очень много в душе Писемского.
Он явился на поприще столичной жизни и литературной деятельности из «медвежьего» угла, из провинциальной глуши. В нем текла кровь мелких помещиков старого закала. Его воспитывало захолустье деревни и уездного города. Он «учился» жизни в провинциальных канцеляриях, среди «дикого» провинциального общества.
Культурная атмосфера, в которую он попал, явившись в столицу, вихрь идей и настроений, которыми были богаты сороковые годы, не убили в нем «провинциала». Обитатели петербургских салонов с изумлением видели, что под культурной внешностью в нем кроется «великорусский мужик».
И «великорусский мужик» еще в пятидесятых годах поражал петербургских прогрессистов парадоксальностью своих мнений: он отказывался верить в доктрину «всеобщего развития», он считал женщину лишь за вещь, принадлежавшую мужчине, он смотрел на брак глазами «Домостроя»; ко всяким поступательным шагам технического и промышленного прогресса он относился отрицательно, считая, например, железные дороги нужными лишь для «бешеных людей, не знающих на что употребить избыток своей животной силы», он не верил, наконец, в миссию народных масс: высказываясь за уничтожение крепостного права, он, тем не менее, не ожидал от освобожденного народа никаких светлых деяний, никакой розовой будущности для России.
Но все эти «парадоксальные» мнения не мешали ему принадлежать к передовому лагерю, не мешали ему исповедовать profession de foi истинного реализма. Они заставили его порвать с прогрессистами, они поставили его в «боевое положение» лишь тогда, когда новые интеллигенты, разночинцы, интеллигенты шестидесятых годов, принесли вместе со своим появлением на историческую авансцену новое миросозерцание, когда верованья сороковых годов были признаны отсталыми верованиями, когда все вообще реалисты сороковых годов отреклись от мыслящих реалистов реформенной эпохи.
Вслед за Тургеневым, Гончаровым и другими виднейшими писателями «старого» мировоззрения и Писемский поспешил предать анафеме новую интеллигенцию. Он напал на «радикализм» ее стремлений и объявил этот радикализм пустой фантазией праздных, не знающих, куда пристроиться, нравственно искалеченных людей («Взбаламученное море»). Он напал на увлечение новых интеллигентов вопросом о женской эмансипации («В водовороте»). Он напал даже на просветительные начинания шестидесятников: он осмеял устройство воскресных школ.
Он заявил, что не видит больше людей, которые бы могли заставить его надеяться на сколько-нибудь отрадное будущее. Он ударился в безграничный пессимизм.
И этот пессимизм принял особенно мрачный оттенок, когда Писемский заметил на общественном горизонте появление новой общественной силы… Человек «старого закала», «провинциал» сороковых годов, он ужаснулся облику русского «буржуа» и встретил нарождающееся «мещанство» негодующей, проникнутой юношеским задором сатирой («Мещане»).
Вера в будущее была окончательно потеряна. Писемский почувствовал себя совершено одиноким в круговороте современности, чуждым всех интересов текущей минуты и чужим «всему миру». Лишь в видениях прошлого, далекого прошлого, он мог найти для себя некоторое утешение: безумным интеллигентам и хищным мещанам он противопоставил ряд образов нравственно чистых и сильных духом, ряд богатырей «провинциальной, помещичьей» старины («Масоны»).
Это была его лебединая песнь. Вскоре надломленный физическими и душевными страданиями он сошел в могилу.
Курьер. 1901. № 21.
– Писемский Алексей Феофилактович (1821–1881) – русский писатель. Талант его характеризуется чрезвычайной выпуклостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости «возвышенных» чувствований, а также превосходным языком. Общественные идеи сороковых годов и представители обоих противоположных направлений, западничества и славянофильства, оказались равно чужды ему. Писемский был скорее сторонником теории «искусства для искусства». Кроме того, ему было свойственно резко отрицательное отношение к празднословию, не переходящему в дело. Возможно, это послужило тому, что в идеях и той и другой группы Писемский был склонен видеть слабые стороны, дающие ему повод для насмешки. В 1857–1860 совместно с А.В. Дружининым, а в 1860–1863 единолично редактировал журнал «Библиотека для чтения».
– Погребение Писемского представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского.
– В конце 1861 г. в журнале «Библиотека для чтения» появился ряд фельетонов за подписью «Старая фельетонная кляча Никита Безрылов», автором которых был Писемский. Первый фельетон осмеивал, в частности, литературные вечера и воскресные школы. Этого было достаточно, чтобы печать разразилась бурей негодования. В журнале «Искра» была напечатана яростная статья о Безрылове, а авторитетная редакция журнала «Современник» объявила себя солидарной с этой позицией. Все это привело к тому, что Писемский порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь появился его новый роман «Взбаламученное море» (1863), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Установилось общепринятое мнение о романе как о произведении грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном. Современная роману критика видела в нем «брань молодого поколения», «личную желчь, желание оскорбленного автора отомстить противникам, не признававшим его таланта».
– Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) – философ-утопист, революционер, редактор, литературный критик, публицист и писатель. В обзоре литературы за 1855 год назвал повесть «Виновата ли она?» Писемского лучшим произведением всего года.
– Писарев Дмитрий Иванович (1840–1968) – публицист и литературный критик, революционный демократ. Видел в Писемском автора, в первую очередь разоблачающего и уничтожающего тот тип людей, которых Писарев назвал «фразерами». Объективность его произведений он ценит настолько высоко, что называет Гончарова «лириком в сравнении с Писемским» («Стоячая вода», 1861), а Тургенева ставит ниже «по жизненной полноте … творений», поскольку Писемский «глубже … захватывает … явления, изображает их более густыми красками» («Писемский, Тургенев и Гончаров», 1861)
– «Тюфяк» (1850), «M-r Батманов» (1852) – повести Писемского. Вторая была изначально задумана как роман под названием «Москвич в Гарольдовом плаще» (отвергнут цензурой), главная мысль романа, по словам самого Писемского, – «великая личность Печорина, сведенная с ходуль на землю»
– «Тысяча душ» (1858) – центральное произведение Писемского, обозначившее усиление в его творчестве открыто тенденциозного, порою памфлетного начала, горько обличающего «убыль сердца» в современном обществе, зараженном антиромантическим практицизмом и на место идеала поставившем нового «идола» – комфорт.
– А.Ф. Писемский родился в с. Раменье Чухломского уезда Костромской губ. в семье патриархального уклада.
– «Домострой» – русский литературный памятник XVI в. Представляет собой тщательно разработанный свод правил общественного, религиозного и в особенности семейно-бытового поведения.
– «В водовороте» (1871) – роман, в котором Писемский пытался «представить нигилизм, осуществляемый в общественной среде».
– «Мещане» (1877) – роман, посвященный изобличению культа материального благополучия, противополагаемого стародворянскому культу условного благородства, красоты и тонкого вкуса.
– «Масоны» (1880) – последний роман Писемского. Прототипом полковника Мареина послужил двоюродный брат матери, известный масон Ю.Н. Бартенев.
Комментарий О. Петровой, 2008.
Исповедание веры (фр.) – кредо, изложение убеждений.