Шулятьев Андрей Владимирович

 Грации солнца. Приманка для зверя

Грации солнца

 

Глава первая. Надломленная жизнь

 

Неудачная охота

I

   Гладий рассекал воздух, издавая еле слышный вой; остриё несло то влево, то вправо, открывая тело неумелого мечника. В движениях клинка читалась молодость пальцев, сжимавших рукоять, желание завершить бой одним мощным разящим ударом. За кончиком меча непрерывно следили два внимательных глаза. Они успевали сообщить ногам, когда и куда следует уклониться до того, как противник успеет претворить свои замыслы. В глазах застыл опыт прожитых лет, даривший лицу спокойствие, невозмутимость. Зрачки провожали взглядом остриё, пока разум считал количество взмахов и уколов: "Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре... Дури в нём немерено..." Мужчина крепче сжал гладий, ретируясь. Ровная поляна, усыпанная мелкой тёмно-зелёной цветущей россыпью фиолетовых точек травой, уходила вперёд, оставляя спине вьющиеся кустарники. Мужчина не забыл о них, но сделал ещё два шага назад. Под ногой хрустнула ветка; противник вздрогнул и на мгновение замер; юные руки подрагивали от усталости.

   -- Рака!

   Лёгкие мужчины освободились одновременно с выпадом; звон клинков заполнил пространство. Юноша не смог удержать рукоять; гладий отлетел в сторону, выполов пару пучков луговой травы.

   -- Мани, ты всё такой же баран! Мыйо тебя раздери! Чего машешь как попало? Бей осмысленно! Ты же умеешь! Мы, квириты, не варвары какие-нибудь: в боях берём холодным расчётом.

   -- И... Извините. Учитель. Кезо, -- выдавил юноша, переводя дыхание.

   -- Извините, -- передразнил мужчина. -- С такими махами никакой силы не хватит, а врагу достаточно держаться подальше, поймать тебя на ошибке -- и всё! -- учитель резко взмахнул мечом. Остриё пронеслось в миллиметре от глаз Маниуса; ученик отпрянул.

   -- Голова уже будет лежать на земле, -- подытожил Кезо и вернул гладий в ножны.

   -- Извините, -- повторил Маниус, поправив волосы на лбу.

   -- Ладно. Не кисни. Тебе всего семнадцать, а силы -- как у лучшего быка моих соседей-маслоделов! -- Кезо рассмеялся, перепугав звонким хохотом мелких птиц. Те хором вспорхнули с насиженных веток.

   -- Для второго дня ты машешь отлично. Подбери меч!

   Маниус вздрогнул.

   -- Сейчас.

   Юноша поднял гладий, рефлекторно вложив его в ножны. "Дури немерено. Едва не задел меня: весь в дядю. От тёти хитрости не перепало. Оно к лучшему", -- рассуждал Кезо, следя за учеником.

   -- Учитель, а что значит "рака"?

   -- Клич восточных варваров, означает "смерть", -- объяснил мужчина. Маниус тем временем взглянул на Солнце. Звезда готовилась коснуться крон западного ельника, тянущегося до предела видимости. Порыв ветра принёс с собой резкий запах гари, смешанный со свежими лесными ароматами.

   -- Где-то сосна пластает, -- обронил ученик.

   -- Пластает, -- согласился Кезо. -- Скоро смеркается: пора по домам.

   Учитель и ученик неторопливо шагали, позволяя глазам изучать всё, что только покажется им интересным. Неумелый мечник оглядывал поля, засеянные пшеницей и льном, вдыхал терпкий злаковый аромат. Лес остался за спиной, так что спутникам приходилось взирать на однообразное море желтеющих колосьев. Глаза скользили по нему, не находя ничего достойного внимания. Радовала лишь толщина зёрен.

   -- Похоже, урожай будет хороший, -- заметил Маниус.

   -- Не пристало лучшему ученику лучшего в Флумун-викусе кузнеца думать о пшенице! -- воскликнул Кезо. Маниус внимательно посмотрел в карие глаза учителя, затем на огрубевшую за годы работы физиономию да слегка оттопыренные уши, веселившие его из года в год. Взгляд юноши выразил несогласие.

   -- Почему? Вы попросите больше зерна за ваш товар...

   -- Ха! -- Кезо ударил ученика по плечу. -- Сечёшь! Если налог не увеличат... даже если и увеличат на пару камней с мешка, всё равно удастся купить зерна на две зимы, -- Кезо задумался. -- На всякий случай...

   -- Да, -- согласился ученик, -- в этом году мы куём больше, чем обычно.

   -- Сын писал, что варвары появились у восточных рубежей. Эллины натравили, чтоб их... -- пояснил Кезо без должной радости. -- Ладно хоть дела наши в гору пошли, горн и сейчас не остывает. Гляди, даже отсюда кузня дымит.

   -- Где? -- спросил юноша, ища глазами знакомую трубу.

   -- Да вон: за горизонтом. Скоро и деревня наша появится, -- ответил мужчина, указывая пальцем в низину.

   -- Точно, -- без интереса подтвердил Маниус. -- Она.

   Очерченная земляным валом деревня Флумун-викус виднелась за холмом. Вытянутая вдоль реки двумя параллельными улицами, обозначенными наставленными каждый на свой лад кирпичными домами, окружёнными бревенчатыми навесами, сараями, огородами с зеленеющими посадками, деревня ничем не отличалась от тысяч других, разве что вал вокруг насыпали немного выше. И не стоять ей здесь, если бы не каменный мост, возведённый забытым консулом для снабжения снедью рубиновых шахт.

   Не реже чем раз в месяц деревню проезжали охраняемые сотнями воинов караваны, везущие в столицу необработанные рубины. Часто гружёные сундуками телеги ставили на площади, пережидая ночь, что позволяло местным выгодно продавать свои нехитрые товары. Легионеры охотно брали свежую еду и добротное оружие, потому и население деревни, не считая рабов, состояло из фермеров, кузнецов да их семей.

   Издалека даже не зоркий глаз узнавал Флумун-викус по выбеленному двухэтажному постоялому двору и прилегающей к нему конюшне, но это -- только когда кузница Кезо, как сейчас, не дымила на всю округу.

   -- Вот что значит новая длинная труба! -- хвалился кузнец. -- Теперь жар -- хоть камень плавь! Учись у старика: мастерство в любом деле исходит из доброго сердца, умелых рук, чистого рассудка. Не имей мы этого, разве сложили бы новую трубу так ладно да споро? Никогда! А теперь? Взглянешь -- глаз радуется! Мать твоя до чего мастерица была: хлеб пекла -- объедение! Я всё своей говорил: "Учись", да она -- простофиля... -- Кезо осёкся. Он взглянул на ученика, более не разглядывавшего окрестности. Глаза Маниуса неотрывно изучали натоптанную тропу, поникшее лицо выражало лишь печаль.

   -- Прости: заболтался, -- выдавил из себя кузнец.

   -- Вал уже месяц как обвалился, -- заметил юноша.

   -- Точно, обвалился. Куда только Клодиус смотрит?

   Маниус немного ускорил шаг и пошёл вперёд, не попрощавшись. Кезо выругался про себя, но не стал догонять. На краю деревни ремесленники разошлись. Кезо направился в кузницу, Маниус -- к дяде.

II

   Дядин дом стоял на краю улицы, прилегавшей к полям. Маниусу пришлось пройти по ней, прежде чем показалась знакомая покрывшаяся трещинками оштукатуренная стена. "Очаг не разожгли. Странно..." -- пронеслось в голове, когда юноша оглядел крышу. Маниус решил сначала зайти в дровяник, а уж потом умываться. Он набрал охапку тонких сухих берёзовых дров и потащил в прихожую. Преодолев пятиступенчатый порог, Маниус немного помялся на террасе, скованный нахлынувшим чувством тревоги. Дверь была не заперта. Из комнаты доносилось слабое рычание. "Поркус опять забежал", -- решил ремесленник и ногой отворил дверь.

   -- Я принёс дрова! -- крикнул юноша. В ответ рычание обратилось в свист. "Это не Поркус! -- мысль дрожью отдалась по телу; руки охладели. -- Это..." Ответ одним прыжком оказался перед взором. Ростом в два волка, покрытая угольно-серой шкурой, черноокая тварь смотрела на жертву немигающим взглядом. Юноша остолбенел, не сводя глаз с монстра: с лап, на концах имевших похожие на человечьи, но увенчанные серебристыми когтями пальцы; с тела, повторявшего облик животного и ужасавшего выпирающими мышцами; с вытянутых челюстей, чем-то напоминавших обезьяньи; с лишённого шерсти хвоста, беззаботно вилявшего из стороны в сторону. Ужас прошёл по каждой клеточке тремя мощными сердечными ударами; нос вдохнул кислотный смрад. Ещё удар -- и к телу вернулась способность двигаться. Руки бросили в мыйо охапку, и юноша попятился, нащупывая гладий трясущейся правой рукой. Когда ноги перешагнули порог, разум осознал тщетность сопротивления и предложил бежать. Оглушительный свист, словно плеть, ударил по ушам. Перепонки разрывались под натиском высокого голоса мыйо; юноша позабыл о мече, заткнув уши ладонями. Маниус продолжал пятиться, стараясь стерпеть боль, пока не споткнулся о лестницу. Через мгновение он лежал на земле, смотря на усеянное облаками небо. Ещё мгновение -- и небо затмила морда мыйо. Отчаянье охватило естество. Юноша рванул руками, порываясь встать, но нет -- лапы твари обхватили предплечья. Ноги пытались помочь толкнуться -- безрезультатно. Мыйо издал тихий успокаивающий рык и раскрыл широкую пасть, обнажив два ряда серебристых зубов. Длинный язык монстра принялся облизывать щёки жертвы, раз за разом сдирая тоненький слой кожи. Маниус вертел головой, но чудовище не обращало на это внимания, продолжая играть. Юноша вскрикнул и рванулся что есть силы, но хватка не ослабла. Мыйо издал громкий рык и развёл челюсти. Маниус отвёл лицо к плечу и зажмурился, готовясь к худшему. Свист заполнил слух, прорываясь сквозь звон; руки освободились от хватки.

   Мгновение уходило в вечность, сменяясь следующим, а монстр будто исчез. Юные глаза раскрылись, увидев неясное мерцание. Вскоре оно обрело форму, похожую на мираж. "Я, наверное, уже мёртв", -- подумал спасённый, глядя на видение. Высокая стройная светловолосая дева, облачённая в плотный белый жилет и столь же белую, кое-где покрытую напоминающими лезвия блестящими пластинами запашную юбку и повязку, красующуюся на высоком лбу, стояла подле него, обратив взор зелёных глаз на угол дома. Прекрасное юное лицо не выражало ничего, кроме сосредоточенности, а руки непрерывно играли мечом, будто пытаясь отвлечь чей-то взгляд. В душу юноши закралась надежда; глаза заметили серую тень, мелькнувшую за спиной девы. "Сзади!" -- мысль поразила сознание, словно молния, ударившая в плоть.

   -- Сзади... -- шёпотом вымолвил Маниус, но дева не шелохнулась. Только зелёные глаза незнакомки скрылись под веками. Снова мерцание -- и лицо ремесленника накрыла огромная туша мыйо. Туша, мгновение назад лишившаяся головы. Маниус толкнул её изо всех сил -- не сдвинуть. С каждой попыткой вздоха сил оставалось всё меньше; лёгкие сжимались и сжимались. Голова кружилась, будто от удара; над глазами нависла пелена. Сознание из последних сил цеплялось за жизнь, и, когда начало казаться, что всё бесполезно, тяжесть спала, будто сама. Маниус жадно вздохнул, выдохнул, вздохнул ещё раз. Пелена рассеялась, и юноша увидел силуэт девы, идущей к валу Флумун-викуса. Сквозь частый штакетник спасённый смог разглядеть лишь светлые с платиновым отливом волосы, прячущиеся за левым плечом, да меч не виданной им длины, висевший на жилете безо всякого крепления. Он привстал и продолжил смотреть вслед светлой фигуре, с каждым шагом всё больше растворявшейся в вечерней мгле. "Она не видение, -- осознал спасённый. -- Она -- априка!" Маниус снова упал, сражённый подступившей усталостью. Веки бессильно опустились на глаза; разум провалился в забвение.

 

Клеймо отверженного

I

   Маниус почувствовал толчок, отдавшийся болью в ушибленном теле. Глаза нехотя раскрылись. Тусклый свет прогорающего факела не позволил рассмотреть ничего, кроме укутанного в шерстяной плащ деревенского наместника, чьё округлое, заплывшее жиром лицо приковало внимание юноши. Из-за спины представителя власти выглядывали солдаты, вооружённые копьями и широкими щитами. Наместник хмурился и чесал подбородок, опасливо глядя на Маниуса. Спасённый понял: кошмар ещё не позади.

   -- Пришёл в себя, -- констатировал наместник. -- Вставай!

   Власть имущий сделал шаг назад и чётким жестом отдал приказ солдатам. Воины мигом подняли ремесленника и поставили на ноги. Юноша обнаружил, что гладий больше не висит у бедра. Руки солдат крепко сжали предплечья, напомнив о лапах мыйо.

   -- Ты уцелел после встречи с мыйо, как? -- спросил наместник. Маниус не умел читать по губам, а уши отказывались работать.

   -- Не слышу, -- пробормотал спасённый, отрицательно помотав головой.

   -- Как! Ты! Уцелел!? -- повторил один из солдат, крича прямо в ухо.

   -- Что с дядей? -- в свою очередь спросил Маниус.

   -- Отвечай! -- приказал наместник.

   -- Априка, -- проговорил спасённый.

   -- Априка?! Здесь?! И никто не заметил!? Ты лжёшь! -- не поверил власть имущий. Маниусу не требовался слух, чтобы понять смысл восклицания.

   -- Тогда кто убил эту тварь? Отсёк голову с одного удара. Так могут только...

   -- Априки! Не умничай. Скажи лучше, ты отчётливо видел её? -- спросил власть имущий, глядя на солдата.

   -- Ты! Видел! Априку?! -- повторил воин.

   -- Да.

   -- Так и запишем, -- успокоился наместник. -- Что более важно, ты хорошо знаешь право?

   -- Что с моим дядей?! -- не сдержался Маниус.

   -- Съеден! -- крикнул солдат.

   -- Тётей!? -- воскликнул спасённый и подался вперёд; солдаты усилили хватку.

   -- Кончай брыкаться! Съедена она!

   Услышав слова воина, юноша поник. Руки солдат теперь помогали ему стоять.

   -- Что более важно, -- продолжил наместник, -- ты знаешь, что закон указывает делать с такими, как ты?

   Солдат прокричал реплику без изменений.

   -- Такими, как я?! -- Маниус напрягся. -- Я не преступник!

   -- Согласно закону двенадцати таблиц гражданин, не убитый, но раненый мыйо, либо преследуемый мыйо, ради безопасности других граждан считается отверженным. Мы вверим твою жизнь всемогущим богам, -- возвышенным голосом продекламировал наместник; руки власть имущего активно жестикулировали, прибавляя вес каждому слову. -- Отведите его на площадь для исполнения приговора.

   Стоило солдатам подтолкнуть отверженного, он вспомнил нужные строки закона. "Меня изгонят. Меня..." -- мысль оборвалась, сменившись отчаяньем.

   -- Ты заклеймишь меня, Клоди!? -- крикнул Примус, упираясь ногами. -- Ты прогонишь меня, а имущество дяди перейдёт твоему зятю!? Так, Клоди!

   -- Да как ты смеешь обвинять меня в корысти! -- не выдержал наместник. -- Сам знаешь! мыйо всегда возвращаются за жертвами!

   -- Ты продашь нашу землю и получишь полную суму рубинов, -- продолжил приговорённый, не разобрав ни слова из речи власть имущего, -- пока мыйо будет обсасывать мои кости? Так?!

   -- Заткните щенка! -- приказал Клодиус. Легионер ударил строптивца по голове, и отверженный повис на руках воинов. Солдаты понесли юношу к площади, браня крепкими словами всё, что попадалось на глаза. "Суров закон, но это закон", -- напомнил себе наместник, бессильно сжимая кулаки.

II

   Преступлений и других ситуаций, повлёкших изгнание, в Флумун-викусе не случалось вовсе. Во всяком случае, записи о подобном в судебной книге не было. Мыйо нападали на деревню и раньше, но жители воспринимали нападения как предания давно прошедших времён. Потому, несмотря на поздний час, на площади собрались все, кто сейчас находился в деревне, даже самые древние старики и случайные путники, до сего момента спешившие поскорее уехать из-за неотложных дел.

   Толпа, границы которой чётко очерчивались факелами, стояла напротив привязанного к двум столбам оглушённого подсудимого. Каждый считал своим долгом пожалеть Маниуса, наградить его добродетелями, которыми обычно награждали усопших, высказаться о нелёгкой доле жителей республиканских окраин.

   Наместник и палач стояли перед осуждаемым. Клодиус облачился в тогу, дав понять, что суд окончится здесь и сейчас. Палач начал методично накалять железную печать с клеймом, вертя её в жаровне, наполненной тлеющим углём. Наместник произнёс длинную речь, пересказывающую закон. Народ молчал, что в данном случае означало одобрение.

   -- Постойте! -- Кезо выбрался из толпы. -- Постойте!

   -- Говори, Стаце. Только быстро, -- разрешил наместник.

   -- Маниус Примус -- мой лучший ученик. Он никогда не нарушал закона, всегда был почтителен...

   -- Мы помним, Стаце! -- крикнули из толпы. -- Но никто не хочет быть съеденным мыйо!

   -- Но мыйо мёртв! -- парировал кузнец.

   -- Придут другие!

   -- У нас дети, Стаце!

   -- А он теперь всё равно сирота!

   -- Верно!

   -- Тебе дали слово, -- констатировал наместник. -- Теперь уйди и смирись.

   -- Так нельзя! -- крикнул Стациус. В ответ толпа неодобрительно загудела. Маниус пришёл в себя и сразу понял, что происходит. "Я не забуду, Кезо", -- подумал юноша, пробуя путы на прочность. Ухмылка палача остановила попытки отверженного -- не сбежать. Солдаты оттеснили кузнеца в толпу, где его мгновенно схватили крепкие руки.

   -- Не время идти на принцип, -- шепнул знакомый.

   -- Мы изгоним его, квириты! Все согласны?!

   Толпа промолчала. Наместник подошёл вплотную к подсудимому и прокричал в ухо:

   -- Отныне ты -- Маниус Примус Эксул! Запомни! Эксул!

   -- Я запомню! -- крикнул приговорённый. -- Всё запомню! И как вы попрятались по углам, едва заслышав свис...

   Реплику осуждённого прервали крепкие пальцы палача, втиснувшие кусок кожи между зубов строптивца. "Щенок..." -- тихо выругался Клодиус и скомандовал:

   -- Приступай!

   Палач осмотрел раскалённое клеймило и сделал шаг назад. Сирота задёргался, в последний раз пробуя путы на прочность; взгляд юноши не отрывался от раскалённого клеймила. Крепкие пальцы палача схватили челюсть юноши; строгие глаза неодобрительно мигнули. Легионер прислонил клеймо ко лбу Маниуса. Слабое шипение сгорающей кожи потонуло в говоре толпы.

   -- Был гражданин! Стал изгнанник! -- произнёс власть имущий. Палач отнял печать. На лбу осуждённого проявилась чёткая буква "Е" с чёрточкой вверху. Сначала юноша ничего не ощутил, через мгновение боль обрушилась на сознание. Маниус пытался держаться, сжимая зубами кожу, но боль и не думала отступать. Примус напряг руки и начал биться в агонии. Естество заполнила невыносимая боль; тело отчаянно дёргалось, только стягивая крепкие путы.

   -- Суд свершился! -- обратился к присутствующим Клодиус. -- Расходитесь!

   Люди виновато опустили глаза и покинули площадь.

III

   Изгнанника отвязали только утром. Каждый, кто видел полное ледяного спокойствия и застывшей ненависти лицо, ужаснулся.

   -- Мани, ты можешь взять столько своих вещей, сколько влезет в твою пиру! Не оружие! Не ножи! -- крикнул наместник. -- Не жадничай!

   На этот раз Маниус расслышал власть имущего. Он кивнул, не произнеся ни слова.

   -- Ты должен понимать, что закон оберегает остальных! Ради них прими изгнание со смирением! Как выйдешь за ворота, забудь, что жил здесь! Не смей возвращаться, иначе мы тебя казним! -- продолжил наместник. Изгнанник вновь кивнул и направился к дядиному дому.

   Пол был кем-то тщательно вымыт, комнаты -- убраны, только запах мыйо, не успевший выветриться, напоминал о вчерашней трагедии. Сирота взял крепкую походную суму и положил туда две чистые туники на случай холодов. Новый рыжеватый суконный плащ с капюшоном -- пенулу -- юноша сунул вслед за штанами. Поношенную бурую пенулу надел поверх туники. Места осталось немного: только для еды. Маниус забрал вяленую рыбу, хлебные лепёшки и немного овощей. Дядины меха кто-то наполнил свежей водой. Примус положил их на самый верх, завязал пиру и перекинул лямку через плечо. Всё. Гладий брать нельзя. Сердце сжалось от боли, когда отверженный понял, что покидает родной дом навсегда. Отчаянье заполняло душу из-за осознания собственной беспомощности.

   -- Живее! -- крикнули солдаты, стоило сироте замешкаться у порога. Изгнанника проводили до края деревни, не сказав больше ни слова. Примус подошёл к валу и обернулся. Восходящее солнце освещало всё те же две улицы. Люди начали неторопливо выходить из домов и приступать к утренним работам, будто вчера ночью ничего не произошло. Изгнанник шагнул за ветхие деревенские врата. До спины донёсся глухой удар: стражники вернули на место засов.

IV

   Когда деревня скрылась за полями, отверженный увидел человека, стоящего на дороге. Даже издалека юноша узнал силуэт учителя. "Кезо хочет что-то от меня?" -- спросил себя Маниус, но думать не получалось: начавшие чесаться щёки не давали покоя. Примус снова тронул их руками, нащупав кровавую корку. "Мыйо", -- со злобой подумал изгнанник, ускорив шаг. Кезо направился навстречу. Учитель просто шёл мимо, ничего не говоря. Когда ремесленники поравнялись, кузнец протянул юноше гладий, спрятанный в снабжённых поясом ножнах.

   -- Твой, -- сказал учитель, не остановившись.

   -- Храни тебя Юпитер, Кезо, -- ответил изгнанник. Примус остановился, опоясался мечом и побрёл дальше. "Прощай, Мани. Умри как мужчина", -- мысленно напутствовал кузнец, провожая сироту печальным взглядом.

   Пройдя с десяток шагов, Маниус огляделся. Глаза сами нашли семейное поле, за годы работы ставшее родным; невыносимая печаль заполнила душу. Примус сошёл с дороги и пал на колени, склонившись над колосьями. Он вспомнил, как весной вспахивал каждый кусочек этой земли; как следил за рабами во время посева. Как в прошлые годы вся семья дружно выходила на жатву. Как собравшись вокруг очага, они ели первый хлеб из свежепомолотой муки. Юноша посмотрел на небо, затем на землю.

   -- За что!? -- крик отчаянья вырвался из груди. Сирота обнажил гладий и направил жало меча к шее; руки изгнанника тряслись; страх перед смертью воевал с отчаяньем.

   -- Вы этого хотите!? Этого!? -- вопрошал Маниус, с трудом проглатывая воздух. Молодое тело напомнило о желаниях юности; воля к жизни начала брать верх. "Умереть в схватке с мыйо не позорно, -- решил отверженный, -- но если я выживу..."

   -- ...Я отомщу подонку Клодиусу, -- вслух закончил юноша. -- Клянусь Оркусом! Я отмщу!

   Примус взглянул на чистое небо; пара птиц вспорхнула у края леса.

   -- Так вы слышали меня, проклятые боги, -- прошептал изгнанник и поднялся с колен.

   Маниус брёл, не выбирая пути, пока живот не начал урчать, подкрепляя звуки лёгкой болью. Пришлось остановиться и оглядеться: на земле лежала мощёная дорога, и густой сосновый бор рос по обе стороны от неё. Больше ничего. Изгнанник присел на краю дороги, развязал суму и достал пару лепёшек. Поглотив пищу, Маниус продолжил идти, всё ещё не разбирая направления. Разум отверженного отказывался уходить из прошлого, а медленная поступь ног не вызывала сильную усталость.

   В бессмысленном движении прошёл день. Над лесом нависли сумерки. Примус снова сел у обочины и снова полез рукой в суму; периферийное зрение отметило шевеление в кустах. Глаза скосились; тело напряглось. Силуэт, что вырисовывался среди стеблей, нельзя было спутать ни с чем другим. "Мыйо! -- подсказало не зрение, а скорее чувство. -- Убью!" Рука выхватила меч, тело повернулось к врагу. Кусты замерли. "Не проведёшь!" -- ноги сорвались с места, десница взмахнула гладием; в уши врезался свист. Гнев, весь без остатка вложенный в удар, направил клинок в морду зверя; глаза поймали блеск когтей монстра. Когти встретились с гладием; звон; руки безвольно выпустили рукоять. Тварь встала на задние лапы, готовясь обрушиться на жертву. Сердце отчаянно сжалось. Мерцание? Нет, это был клинок, пущенный точно в шею мыйо. Тело отпрыгнуло в сторону, чтобы не встретиться с тушей; мир перед взором расплылся.

   Когда зрение сфокусировалось, изгнанник увидел светлое девичье лицо. Априка смотрела на юношу изучающим взглядом. Маниус поймал его, заворожённый незнакомкой. Зелёные глаза с окаймлёнными чёрными коронами зрачками переливались в мягком свете вечернего солнца. Внутри них была пустота и полнота, словно смотришь на огромное небо, в котором то загораются, то погасают светила, заставляя радужку переливаться вальсом перерождения. Лицо априки было мягким, но с выраженным носом и подбородком. Отливающие платиной волосы сначала прятались за уши, затем ложились на левое плечо и спадали на грудь. Очертание светлых бровей напоминало рисунок холмов с чёткой вершиной. Губы были не пухлые, но и не узкие. На них запечатлена то ли улыбка, то ли усмешка. Маниус смотрел в глаза априки, и горечь, гнев, обида, разочарование притуплялись. С каждой секундой становилось немного легче, немного спокойнее. Взгляд незнакомки активно бегал, оглядывая спасённого с головы до ног, затем надолго остановился на лбу. Вдоволь насмотревшись на клеймо, априка взглянула в карие глаза юноши, жадно сверлившие её. Губы незнакомки едва заметно шелохнулись. Дева подала сироте руку. Изгнанник сначала не отреагировал, продолжая любоваться незнакомкой, потом резко протянул свою, боясь, что она передумает. Кожа априки оказалось столь нежной и сухой, что рука Маниуса рефлекторно отпрянула. Дева сама поймала её, немного склонившись. Аккуратная ручка, как оказалось, может схватить крепче, чем лапа мыйо. Априка резко потянула спасённого вверх, помогая подняться. Вскоре Маниус встал напротив незнакомки почти вплотную; взгляд так и не смог оторваться от чёрно-зелёных глаз. Теперь они были ближе; сияние радужки завораживало бесконечно. Примус почувствовал тепло, ударившее в голову.

   -- Короткой ночи тебе, ромей, -- поздоровалась априка. -- Ты забыл свои вещи.

   Дева обернулась, оставив взгляду матовый серебристо-белый меч. Аккуратный пальчик указал на пиру юноши. Примус вздрогнул; свежие силы влились в тело из ниоткуда. Несколькими уверенными движениями изгнанник закинул суму за плечо и нашёл в траве гладий.

   -- Идём со мной, -- сказала априка, шагнув вглубь леса. Маниус слышал лишь монотонный звон, но пошёл следом.

V

   Ветер приносил свист, извергнутый устами далёкого мыйо. Звук то нарастал, то исчезал, выдерживая неясный ритм. Белая фигура маячила впереди, грациозно шагая между деревьями. Маниус старался догнать её, перебирая ногами из последних сил. Усталое тело изгнанника то и дело клонило, заставляя руки искать опору. Априка ни разу не обернулась, но замедляла шаг. Путники двигались так, пока пески времени не спрятали солнце за горизонтом, обнажив миллионы меньших светил.

   Луна скрылась за одиноким облаком, будто боясь взглянуть на дела, что творились повсеместно на Земле. Лес заполнился ночными тенями, приветствуя объятья сумрака. В одну из таких теней, бросаемых приметной сухой сосной, вошла априка. Дева села, оперевшись о ствол, и вытащила из-за дерева белую пиру. Незнакомка достала широкий белый плащ и закуталась в него, повязав шнурки у шеи красивым бантом. Изгнанник не обращал на неё внимание. Сражённый усталостью, он приземлился слева от априки, скользя спиной по широкому стволу. Тело юноши гудело от повсеместной боли, разум схлопнулся в бесконечно малую точку, стараясь перенести страдания. Отверженный тяжело дышал, поглощая из воздуха силы для спасения. Медленно, но неотвратимо боль начинала утихать, а разум -- расширяться, возвращая себе утраченные уголки сознания. Из всех сочетаний звуков в ушах -- только звон, но так проще, легче, спокойнее. Априка напомнила о себе теплом, шедшим от плеча, которого касалась рука изгнанника. Примус сконцентрировался на тепле, пытаясь согреть им не только тело, но и душу. Дева отпрянула от него и ловко накинула на голову капюшон, укрывший лицо от ночного холода, затем она снова прильнула к Маниусу, на этот раз стараясь прижаться как можно плотнее. Юноша расслабился, благодарно прислонив голову к плечу априки. Пески времени не успели пронести и пары горстей, как отогретая душа возжелала отворить уста:

   -- Ты априка? -- вопрос разнёсся по округе сухим баритоном.

   -- Ага. Вы нас так зовёте, -- звонкое сопрано заполнило пространство. Маниус слышал только звон.

   -- Ты -- априка, -- повторил изгнанник. Уста юноши закрылись, пока разум собирался с мыслями.

   -- Я -- Маниус Примус Эксул, отверженный собственным народом. Они судили меня, словно я вор или убийца.

   -- Я знаю: я наблюдала.

   -- С самого рождения боги издеваются надо мной. Хотя нет, наверное, всё-таки они выбрали меня не сразу. Сначала я рос беззаботно, словно сын патриция. Отец держал лавку в Мирнии, он продавал... я не помню. Кажется, всё-таки богатые одеяния. Он часто водил меня на рынок и покупал сладости. Мама блюла дом, следя за порядком. Она была строгой, но доброй и понимающей. Маму любили даже рабы.

   -- Мне это неинтересно.

   -- Но какая-то богиня невзлюбила её, наверное, из зависти, а может...

   -- На свете один бог, и он одинаково милостив ко всем своим созданиям.

   -- ...нет, всё-таки из зависти. Мне было семь, когда пришла чума. Её принесли эти проклятые переселенцы с востока. Мерзкие отродья! Мама болела долго. Богиня, наверное, наслаждалась её мучениями...

   -- Ты слушаешь меня?

   -- ...а потом мама умерла, и отец стал злым. Он стал часто бить меня ни за что, больше не брал меня с собой на рынок...

   -- Ты с собой разговариваешь?

   -- ...отняли и его, даже такого плохого. Я скорблю по ним и по сей день. Потом приехал дядя и забрал меня. Он продал лавку отца и на полученные камни купил участок в Флумун-викусе и с десяток крепких рабов. Ну не дурак ли, как ты думаешь?

   -- Я же сказала: мне неинтересно.

   -- Жизнь в деревне оказалось спокойной, но я даже полюбил дядин участок. Меня отдали в ученики кузнецу Кезо, и тот стал учить меня ковать мечи и бронь для солдат, но, главное, научил меня читать и писать.

   -- Ты меня слышал?

   -- Ковать оказалось интересно, и я усердно работал, желая постигнуть мастерство Кезо. Когда я вступил в возраст, мы принесли богам богатые жертвы...

   -- Тебя оглушил мыйо?

   -- ...оставили меня в покое. Им не хватило моих прошлых страданий...

   -- Точно!

   -- ...они натравили мыйо на мою семью...

   -- Ладно, говори.

   -- ...дядю с тётей, и хотел съесть меня, но тут появилась ты. Ты, наверное, служишь другим богам.

   -- Бог один.

   -- Когда мне выжгли это клеймо, -- Маниус вытянулся и указал пальцем на лоб, -- когда мне выжгли его, я болтался привязанный к столбам до рассвета. Я думал, чем я так не угодил им? За что они издеваются надо мною?! За что они меня отвергают?! За что!? Я был почтителен, не преступал закона, приносил жертвы регулярно, хотя они не помогали мне. Так за что!?

   Эхо пронесло выкрик отверженного по лесу, и ромей зарыдал, не в силах находить слова. Слёзы побежали по щекам, оставляя после себя соль, жгущую вчерашние раны. Луна избавилась от облачного одеяния, озарив юношу мягким светом. Априка не шевелилась, молча слушая рыдания юноши и свист мыйо, регулярно доносящийся издали. Взор девы обратился к светилам, что мерцали на чистом небе. Пробежав по созвездиям и приметным звёздочкам, априка остановилась на луне. Сияющее белым светом кольцо, украшавшее экватор спутника, оказалось поглощённым тенью планеты почти наполовину; моря виднелись отчётливо; деве даже показалось, что она способна разглядеть отдельные глыбы.

   -- Человек страдает. Он потерял тех, кто дорог ему. Мыйо тоже страдает сейчас. Я знаю... Он оплакивает умерших сородичей, разнося свою печальную весть остальным. Я... я тоже страдала, когда теряла дорогое. Даже между нами есть общее. Поэтому не страшно, что я спасла человека, пречистый боже? Я узнаю, когда снова увижу твой лик.

   Априка посмотрела на ромея. Юноша продолжал рыдать, не замечая ничего вокруг.

   -- Путь станет ясен с восходом, а сейчас отдыхай, Маниус Примус Эксул. Ты прошёл слишком много для человека, -- сказала охотница. Она просунула руку через разрез в плаще и приобняла изгнанника, положив ладонь на дрожащее плечо. Дева прижалась к отверженному и расслабилась. Всхлипы юноши утихли, вскоре он успокоился и заснул. Губы априки тронула лёгкая улыбка, когда до ушей донеслось усталое сопение. "Мне тоже нужно отдохнуть", -- решила дева и закрыла глаза.

 

Глава вторая. Дитя солнца

 

Хитрый противник

I

   Маниус проснулся, обнаружив себя развалившимся навзничь у сухой сосны. Затылок чесался из-за впившихся сухих иголок. Первое, что сделал юноша, -- избавился от жаркой пенулы, позволив пропотевшему телу насладиться утренней прохладой. Девы рядом не оказалось, но белая заплечная пира осталась лежать на корнях. Изгнанник потратил пару мгновений на осмотр диковинной вещи, ожидая, пока конечности окончательно пробудятся.

   Дно сумы, сделанное из плотной ткани, плавно переходило в спину и бока, позволяя пире держать форму, напоминавшую короб. На спину пиры пришиты две широкие лямки. Изгнанник развернул суму, провожая взглядом аккуратные частые стежки, выполненные полупрозрачной нитью, крепившей лямки к спинке от верхнего изгиба, после которого спина переходила в клапан, до самого дна. По бокам и на "лице" красовались карманы, снабжённые собственными клапанами. "Искусно сделано, не то что наши швеи-ротозейки", -- постучалась в сознание непрошеная мысль. Примус остерёгся заглядывать в чужую пиру, тем более что руки с ногами пришли в себя и требовали движения.

   Ромей встал, чувствуя неуёмный голод. Он нашёл свою суму, но еды там не оказалось, зато остальные вещи были аккуратно уложены. "Априка", -- решил юноша и стал вертеть головой, ища спутницу. Тут Маниус вспомнил, что наговорил вчерашним вечером и начал ругаться про себя. "...теперь она думает, что я бесхребетный, как баба", -- закончил реплику Примус; десница с досады ударила по сухому стволу. Сосна ответила болью в пальцах. Голод усиливался, заставив изгнанника вернуться к поискам. Ромей обошёл поляну и оглядел окрестности -- безрезультатно. Оставалось только крикнуть, что он и сделал:

   -- Априка! -- сухой баритон разнёсся по округе. Маниус едва смог расслышать вернувшееся эхо. "Поганые мыйо!" -- мысленно выругался отверженный.

   -- Йоко! Зови меня Йоко! -- сопрано едва проникло в сознание. Изгнанник завертел головой, пытаясь определить, откуда прилетел голос. Априки снова нигде не оказалось.

   -- Априка! -- повторил попытку Примус.

   -- Ты слышишь!? -- отозвалась Йоко.

   -- Да!

   -- Тогда зови меня Йоко!

   -- Ты где!?

   -- Я здесь!

   -- Где?!

   -- Здесь!

   Маниус снова обошёл сосну кругом. Он вглядывался в каждый ствол и ловил каждую тень, но априки не разглядел.

   -- Где ты?! -- надрывный голос отверженного выдавал раздражение.

   -- Здесь! Наверху!

   -- Наверху? -- Примус сделал несколько шагов от дерева, чтобы лучше видеть крону. Когда знакомый силуэт показался за сухими ветками, юноша восхищённо открыл рот, на мгновение позабыв обо всём.

   Озарённая восходящим солнцем обнажённая априка стояла на вершине. Она смотрела на солнце и тянула к нему руки. Ромей жадно взирал на тонкую-тонкую талию, подтянутую грудь и стройные ровные ноги, будто вросшие в срезанную макушку. Распущенные волосы колыхались, подхваченные утренним ветром; солнечные лучи играли с ними, подмигивая изгнаннику платиновыми бликами. "Йоко прекраснее любой грации", -- подумал юноша и опасливо оглянулся, спрашивая себя, не могли ли боги подслушать его мысль. Мир за спиной показался застывшей картиной. Маниус облегчённо вернул взгляд на вершину, описывая шагами дугу вокруг дерева. Априка оборачивалась постепенно; восхищение юноши нарастало, словно лавина.

   -- Я принесла тебе еду! Рядом с моей пирой! -- крикнула Йоко. Слово "еда" привело юношу в чувство. Примус быстро нашёл глазами суму и подошёл вплотную. Подле неё за ветками папоротника пряталась горсть дикой вишни, уложенная на сухие листочки. Изгнанник рванулся к ним и стал заглатывать одну за другой. Он остановился, лишь когда отправил в рот последнюю костянку. В животе появилось приятное чувство насыщения. Маниус только теперь понял, что из каждой ягоды была удалена кость. "А что, если априка рвала и себе?" -- задался вопросом отверженный, перебарывая подступивший стыд.

   -- Светлого дня тебе, ромей. Наелся? -- звонкое сопрано ударило в спину мощной волной. Изгнанник вздрогнул и резко обернулся. Йоко успела одеться и выглядела, точь-в-точь как вчера.

   Яркий свет восхода позволил Примусу разглядеть украшенный едва различимыми неясными письменами плотный жилет априки. Он точно повторял изгибы талии и поддерживал грудь, оставляя при этом глубокий вырез. Полочки жилета затягивались плетёным шнурком, скрещивающимся от самых пол, чтобы окончиться аккуратным узлом-бантом. Запашная юбка, совмещённая с широким ремнём, достигала колен. Её полы окаймлялись небольшими серебристыми металлическими треугольниками, богато украшенными разными иероглифами, нанесёнными жёлтым металлом. Ныряя остриём под треугольники, спереди и с боков юбки были навешаны небольшие ножи, отступавшие друг от друга на ширину лезвия. Отсутствие рукоятей подсказывало Маниусу, что ножи можно разве что метнуть, но почему их форма слегка отличается, Примус не смог осознать. По бокам у пояса красовались широкие карманы, в которых, по-видимому, что-то лежало. Выше них крепились один сосуд справа и два меньших слева. На ногах априки блестели высокие молочно-белые сапоги, защищавшие голень. Выше сапог едва заметные колготы на мгновение являли неясный рисунок, созданный мельчайшими аметистовыми каплями. Для полной картины не хватало только повязки.

   Юноша заметил ухмылку на губах девы, терпеливо позволявшей рассматривать себя; к лицу прилила краска, глаза переместились на сухую сосну.

   -- Как тебя звать? Маниус Примус Эксул -- слишком длинное имя, -- спросила наконец Йоко.

   -- Первым именем, -- пояснил ромей, не зная, куда себя деть.

   -- Наелся, Мани? -- переспросила априка.

   -- Да. Извини: ничего не оставил.

   Йоко улыбнулась; глаза девы сверкнули одобрением.

   -- Я уже насытилась светом. Мне не нужно есть человеческую пищу, -- информировала охотница.

   -- Светом? -- не понял изгнанник.

   -- Ага. Атон не гневается из-за тебя. Не волнуйся, -- успокоила Йоко.

   -- Атон?

   -- Атон, -- кивнула дева и указала на солнце. -- Бог.

   -- А почему он должен гневаться?

   -- Я спасла твою жизнь.

   Маниус решил не углубляться в эту тему.

   -- Значит, ты служишь Атону? -- спросил юноша. Дева кивнула.

   -- И питаешься светом?

   -- Ага. Я думала, людям об этом известно, -- в голосе Йоко звучало разочарование.

   -- Я слышал об этом, но думал, что это всё сказки для детей.

   -- Не все сказки -- ложь, -- ответила априка.

   Йоко подошла к пире и достала белую повязку -- кусок ткани, сложенный вдвое. Через пару секунд повязка оказалась на лбу охотницы. Априка достала ещё повязку, развернула ткань и согнула наоборот, чтобы спрятать письмена. Затем дева сняла с пояса небольшой флакончик и смазала его содержимым центр повязки. Примус стоял за спиной, следя за каждым движением спутницы.

   Йоко встала и повернулась к юноше. Маниус теперь смог разглядеть рисунок, что красовался в центре её повязки: жёлтый диск -- солнце, из которого исходят изогнутые лучи, оканчивающиеся руками, окружающими столь же жёлтого младенца, лежащего под диском. Весь рисунок был обрамлён чёрным квадратом. По обеим сторонам от квадрата проглядывались едва различимые неясные символы. Априка тем временем подвязала повязку у юноши на лбу. Отверженный почувствовал, как что-то влажное коснулось печати, и уже привычная боль начала отступать.

   -- Так быстрее заживёт, -- пояснила дева, снова заставив юношу покраснеть.

   -- Благодарю.

   -- А что значит это... -- дева указала пальцем на лоб юноши.

   -- Так клеймят изгнанников, -- пояснил ромей, -- есть поверие, что мыйо всегда убивают тех, кого ранили или коснулись.

   -- Это не поверие: так оно и есть, -- подтвердила Йоко, достав из кармана белоснежный платок. Априка нанесла на уголок немного мази и обработала щёки отверженного.

   -- Теперь станет легче, -- обнадёжила Йоко, убирая флакон на место. -- Пора уходить.

   -- Куда?

   -- Для начала нужно покинуть лес: мыйо преследуют нас, -- сказала дева, легко улыбнувшись.

   -- Мыйо!? -- воскликнул отверженный. -- Где!?

   -- Ещё далеко, -- успокоила Йоко. -- Чуть не забыла!

   Априка достала из кармана скатанные в шарики коричневатые волокна и протянула Маниусу.

   -- Хорошенько заткни ими уши: пробки помогут, когда мыйо начнёт свистеть.

   Маниус удивился, но уши заткнул.

   -- Ещё плотнее, -- вмешалась априка. Ромей вкрутил шарики.

   -- Вот так?

   -- Да. Достаточно.

   -- Я слышу почти как обычно, -- сухой баритон окрасился недоверием.

   -- Это сейчас, -- уверила Йоко. -- Пора.

   Дева изящным движением собрала волосы на ладони и продела в кольцо из полупрозрачной нити, пришитой к жилету чуть ниже левого плеча, затем закинула пиру за спину и поправила причёску. Априка отвернулась от юноши, выражая готовность начать движение. Под клинком охотницы качнулась неширокая надетая поверх пояса свободная пола жилета. Ромей удивлённо оглядел её, намереваясь изучить меч.

   -- Догоняй, -- сказала Йоко и пошла прочь. Примус очнулся; глаза начали искать суму.

II

   Строй сосен становился всё реже, солнце -- ярче. Вскоре сосны начали соседствовать с берёзами, а через сотню-другую шагов лес полностью преобразился. Местами кривые крупные берёзы виднелись впереди, а под ногами подстилка из листьев сменила сухие иголки.

   Маниус шагал за Йоко, ничего не говоря. Он стремился не отстать, примеряясь к широкому шагу девы. Когда ромею удалось поймать ритм априки, в сознание юноши врезалось странное ощущение на лбу. Примус смекнул, что повязка соткана из незнакомой ему материи. Изгнанник тронул повязку пальцами, почувствовав, как они скользят по поверхности, словно по шёлку. "Это не шёлк", -- сравнил ощущения ромей и покосился на спутницу.

   -- Что-то не так? -- отреагировала Йоко.

   -- Из какой ткани скроена повязка?

   -- Суна, -- просветила априка. -- Её умеем делать только мы.

   -- А из какого она растения?

   -- Растения!? -- воскликнула дева. -- Что ты такое говоришь?! Мы не делаем из растений ткани.

   -- Значит, она как шёлк?

   -- И гусениц мы не убиваем.

   -- Шёлк делают из гусениц!? -- Маниус удивлённо вскинул брови.

   -- Гусеница прядёт себе дом из шёлковой нити. Чтобы забрать нить, люди её убивают. Ты и этого не знал?

   -- Никто в республике точно не знает, как делать шёлк! Ты разбогатеешь, если расскажешь тайны восточных мастеров какому-нибудь богатому сенатору...

   -- Да? -- звонкое сопрано окрасилось наигранным удивлением. -- А насколько я разбогатею?

   -- Тебя осыпят рубинами с ног до головы. На эти деньги ты сможешь купить сто... Да нет! Пятьсот югеров земли! Пятьсот югеров(147га)! -- Примус обогнал априку и повернулся к ней лицом, распахнув руки. -- Их даже взглядом объять нельзя! И рабов! Да! Много рабов! Здоровых сильных рабов!

   -- Мне ничего этого не нужно, -- сказала Йоко, с улыбкой глядя на возбуждённого спутника.

   -- Тогда расскажи секрет мне, -- предложил ромей. -- Богатство мне не помешает.

   -- Зачем оно тебе: ты же больше не гражданин, -- напомнила охотница. Маниус мгновенно поник.

   -- Это потому что ублюдок Клодиус целый месяц не чинил вал, воруя наши налоги! -- взорвался отверженный. -- И меня осудил, чтобы весь участок перешёл в руки брата, женатого на его дочери. Может быть, он специально ждал, когда мыйо прокрадутся в деревню: хотел превратить её в свою виллу. Когда я... когда я научусь убивать мыйо, я отрежу у одного лапу и вернусь в Флумун-викус. Я влезу в дом Клодиуса ночью и оцарапаю этой лапой его жирное лицо. Тогда подонок поймёт, что значит быть изгнанным!

   -- Как ты можешь говорить такое?! Побойся Атона! -- Йоко замерла, оборвав реплику; юноша невольно замер вслед за ней.

   -- Чт... -- начал вопрос изгнанник.

   -- Мыйо близко. Двое. Брось суму! -- приказала дева. Маниус растерянно выполнил распоряжение. Рука ромея опустилась на гладий, готовясь обнажить клинок. Йоко заметила движение спутника и остановила его, смерив Примуса строгим взглядом. Изгнанник перевёл искры в зелёных глазах как "не мешай" и свесил руки, скорчив обиженную гримасу. Априка сбросила пиру на землю и достала из-за спины меч, позволив неровным лезвиям играть на солнце. Примус взглянул на клинок, с интересом отметив, что он длиннее клинка его гладия раза в два. Форма лезвия поразила подмастерье дуговыми изгибами, словно это не металл, а пламя, развивавшееся на лёгком ветру. "Как же им удалось так заточить меч и зачем?" -- спросил себя юный кузнец, понимая, что годы учения у Кезо не могут дать ответы.

   Среди деревьев промелькнули тени. Йоко отвела меч в сторону, делая замах. В уши изгнанника врезался мощный свист, но спустя мгновение ослабленный пробками звук обратился в гудение. Монстр выпрыгнул из-за стволов и полетел прямо на ромея; априка рванулась навстречу врагу. Примус отпрыгнул вбок; глаза снова увидели лишь блеск рвущегося к шее меча и полёт отделённой от тела головы, упавшей прямо к его сандалиям. Туловище мыйо свалилось набок, лапы продолжали бессмысленно дрыгаться. Тёмно-алая кровь била из артерии зверя небольшим ручьём. Маниус хотел было вздохнуть с облегчением, но сосредоточенные движения Йоко, подошедшей вплотную к нему, заставили сконцентрироваться.

   Неотличимый от прежнего свист дошёл до ушей. Ромей инстинктивно поднял голову. Мыйо помельче висел на берёзе, вонзив в неё блестящие когти. Он нависал над Маниусом и априкой, ожидая, когда они разделятся. "Он не хочет атаковать априку, но и не уходит, -- рассудил Примус. -- Целит в меня!". "Это не поверие", -- юноша вспомнил слова Йоко и убедился в справедливости своих выводов. Априка слегка толкнула Маниуса, медленно ретируясь; ромей сделал шаг назад; априка снова ретировалась, указав мечом направление отступления; ещё шаг -- снова отступление -- и так сотни шагов, каждый на грани концентрации.

   Монстр прыгал с дерева на дерево, кружа над спутниками. Он оказывался то впереди, то сбоку, то позади Маниуса; Йоко приходилось смещаться, чтобы встать между мыйо и ромеем, но направление отступления не менялось. Тварь продолжала кружить над ними, ожидая, когда жертва ошибётся, но с каждым прыжком цепляться тяжелее: новый ствол тоньше предыдущего.

   Примус не сводил глаз с ненавистного хищника, но даже мимолётное периферийное восприятие подсказало сознанию, что они выходят на луг. "Молодчина, Йоко!" -- подумал юноша и облегчённо вздохнул.

   Мыйо не рискнул сделать очередной прыжок и спустился на землю. Глаза монстра впились в априку, встретив ответный сосредоточенный взгляд. Свист усилился, выдавая ярость, поглотившую зверя. "Почему мой свист не работает? Вот, что ты думаешь, -- дева мысленно обратилась к монстру. -- Хитёр: хотел, чтобы я полезла наверх за ним, а сам целил по человеку. И сейчас ты выжидаешь, ища момент, даже несмотря на желание убить Маниуса. Атон, укрепи мой дух". Априка бросила резкий взгляд на землю, увидев луговую траву. "Вышли!" -- осознала охотница. Мгновение дева принимала решение, затем резко развернулась и взвалила юношу на плечо, придерживая левой рукой; быстрый взгляд запомнил картину луга. Охотница закрыла глаза. Наполненный светом мир исчез, позволив другим чувствам выйти на первый план. Мыйо позади стал ощущаться как нечто туманное и светящееся. Но, главное, можно оценить расстояние до твари. Ноги априки толкнулись и рванули вперёд. Шаг, ещё три шага. В спину ударил мощный торжествующий свист: мыйо решился прыгнуть следом, надеясь свалить бегущую добычу. "Уклониться, когда прыгнет!" -- не мысль, скорее, осознание захватило естество девы, пока ноги отчаянно толкались, стараясь унести тело как можно дальше. Свист оборвался; чувства обострились, крича о мыйо, начавшем резко настигать. Тело подалось вправо, пока рука помогала откинуть ромея влево; правая нога устремилась вперёд, чтобы погасить инерцию. Ноги согнулись и разогнулись, добывая энергию для следующего движения. "Мыйо близко: слева!" -- прокричал внутренний голос. Разворот и выпад. Меч разрезал воздух, желая отсечь голову монстра. Вытянутая рука достала шею; кончик вонзился в неё, но вышел слишком легко, без обычного напряжения. "Нет!" -- воскликнула душа. Глаза раскрылись; голова обернулась, провожая взглядом мыйо; ноги толкнулись, оторвав тело от земли. Мгновение. Априка снова сделала выпад, вонзая клинок в тело твари; меч вошёл по самую рукоять, проколов зверя насквозь. Монстр вздрогнул и лёг на живот. "Жизнь покидает его", -- осознал разум. Маниус виднелся за тушей, оглушённый, но живой. Йоко подбежала к спутнику и осмотрела: только ушибы. "Хвала тебе, пречистый боже!" -- выдохнула априка и легла на мягкую луговую траву.

 

Путь Атона

I

   Маниус привстал и оглядел луг. Перед ним Йоко очищала меч от крови мыйо, вокруг зеленела низкая трава, перемешанная с жёлтыми, алыми, фиолетовыми цветами, тянущими листья к парящему по чистому небосводу солнцу. Поставив меч под свет, априка внимательно оглядела его и вернула за спину.

   -- Ты цел? -- спросила дева. Ромей не услышал её, но смог разглядеть шевеление губ. Йоко показала на уши. Примус и сам успел догадаться, в чём дело. Изгнанник вынул пробки и, увидев подсказку спутницы, спрятал между складками повязки.

   -- Ты цел? -- повторила априка.

   -- Да.

   Маниус встал и размял руки.

   -- Отдохнём немного, -- сказала Йоко и опустилась на траву. Изгнанник сел напротив, разглядывая спутницу. Дева непрерывно изучала точку на листике лугового цветка. Обычно горящие глаза априки оказались захвачены пустотой, которая, словно рождаясь из тёмной короны, заполнила радужку. Охотница не выглядела уставшей, но её поза выдавала утомлённость после забега. Глаза юноши заметили морду мыйо, на которой отпечаталась ярость, смешанная со страхом и удивлением. Изгнанник брезгливо вернул взгляд на Йоко. Пустота в глазах девы медленно отступала.

   -- Йоко... -- начал ромей, но отсутствие реакции заставило юношу замолчать. Изгнанник продолжил наблюдать за лёгким ветерком, колышущим кончики светлых волос, любоваться мягкими чертами лица, на которых застыло задумчивое выражение, дивиться глазам, чей рисунок едва-едва меняется под слегка опущенными бровями. Охотница сидела не шевелясь, пока пески времени не проводили Атона до зенита, затем вскинула ресницы и пристально посмотрела на ромея. Юноша "одёрнул" взгляд, ища, за что бы им зацепиться.

   Йоко решила поделиться с Маниусом своими опасениями. Дева подняла глаза на спутника и придержала язык, чтобы ещё раз изучить его. Освещённый ярким дневным светом сидящий напротив юноша оказался чернявым плотно сложённым ромеем с немного аристократическими, но чёткими, будто намеченными куском графита, чертами. Морщинки, прорезавшие молодой лоб, сочетались с вечно нахмуренными бровями. Губы прямы; на них было проще представить грустную гримасу, нежели улыбку. Нос ни короткий, ни длинный, с едва заметной горбинкой. Щёки скрывали широкие линии из высохшей крови -- следы от языка мыйо. Кое-где корка отпала, оголяя розовую кожу. Карие глаза смотрели куда-то в сторону; в глубине взгляда едва виднелось страдание. Из туники торчали крепкие жилистые руки, больше подходящие взрослому мужчине. Картина вызвала сострадание, отдавшееся в сердце априки парой глухих ударов. "Осознаёт ли, что случилось с ним?" -- спросила себя дева, сузив глаза. Взгляд Маниуса продолжал убегать от неё. Йоко недовольно фыркнула и начала разговор:

   -- Мыйо сбиваются в группы, только когда нападают на крупные селения или стада. В лесах они ходят по одному. Сейчас мыйо могли случайно напасть вдвоём, но, я думаю, они встретились специально, чтобы убить...

   -- Меня, -- закончил Маниус. -- Тот мелкий, что скакал по берёзам, он пытался разделить нас?

   -- Верно, -- подтвердила Йоко.

   -- Значит, ты права -- это не поверие. Мыйо и правда охотятся за несъеденной... добычей, -- ромей запнулся перед последним словом. -- Ты знаешь, почему?

   Йоко увидела всплеск в карих глазах. Дева прочитала в них отчаянье, гнев, неясное стремление. "Я совсем не знаю людей", -- напомнила себе априка и ответила:

   -- Не знаю. Я не была уверена, что мыйо начнут на тебя охотиться. Они начали, -- по лицу девы пробежала удовлетворённость, которое тут же сменила сосредоточенность. -- Я больше не чувствую мыйо поблизости.

   -- А ты знаешь, почему они так хотят убить меня?

   -- Нет.

   -- Если мы убили всех, то, наверное, больше они не будут охотиться на меня? -- продолжил изгнанник.

   -- Ошибаешься. Они чуют тебя, Мани. Так они смогли найти нас. Я чувствовала: мыйо идут прямо к нам. Я поняла: они знают, где мы, не важно, пасс (1,48 м) между нами или миллиарий (1,48 км). Мыйо хотят убить тебя, Мани, хотят больше, чем я могла себе представить, -- априка остановилась, ища понимание в глазах собеседника.

   -- Почему ты так уверена? -- спросил Примус.

   -- Мыйо боятся априк. Они избегают встречи с нами, предпочитая убежать. Мы идём по следу мыйо; преследуем на расстоянии, потому что можем подкрасться близко, лишь когда мыйо спят или насыщаются, -- разъяснила Йоко, -- но даже во время насыщения не все из них теряют концентрацию, а по ночам тяжело охотиться, поэтому в лучшем случае удаётся убить одного или двух мыйо в месяц, чаще всего молодых. Мыйо чувствуют смерть друг друга, если находятся достаточно близко, и затаиваются, когда мы убиваем очередного.

   -- Насколько близко? -- перебил изгнанник.

   -- За шесть миллиариев точно чувствуют. Может и дальше, я не знаю.

   -- Шесть миллиариев! Да это целый лес по прямой!

   -- Да. Но когда мыйо умирает, почувствовавшие начинают рыдать. Их плач разносится далеко, потом его подхватывают другие мыйо, пока не передадут как можно дальше. Сегодня ночью, может быть, ты услышишь плач мыйо.

   -- Ненавижу их визг! -- воскликнул юноша. Априка продолжила:

   -- Я охотилась на них сутками напролёт и только сейчас смогла убить. Если ты дальше будешь рядом...

   -- Ты убьёшь много мыйо, -- глаза ромея блеснули. -- Я... я хочу путешествовать с тобой. Мне больше некуда идти. Я хочу отомстить мыйо за дядю. Пусть даже я сам не могу убивать их, -- брови Маниуса задрожали; юноша поправил чёлку. -- Я хочу видеть их смерть.

   -- Путешествовать со мной -- значит следовать путём нашего бога Атона. Если ты не последуешь его путём, я не смогу путешествовать с тобой, -- Йоко сузила глаза, сконцентрировавшись на взгляде юноши. В его глубине дева рассмотрела огоньки отчаянья. Мгновение ромей смотрел на Йоко, потом воскликнул:

   -- Я последую за тобой хоть в царство мёртвых! Я буду чтить твоих богов! Пойду их путём, только, -- отверженный жадно глотнул воздуха. -- Только не бросай меня, Йоко. Я... я погибну без тебя.

   Из глаз юноши вытекли две маленькие слезинки. Они блеснули и растеклись по щекам.

   -- Не брошу, -- ответила априка. -- Не позволю мыйо сожрать тебя, пока ты идёшь путём пречистого бога. Атон слышал мои слова, он будет свидетелем между нами. Пора в путь...

   Йоко подождала, пока Маниус поднимется, и встала. Дева отправилась за оставленной в чаще пирой. Ромей побрёл следом. "Отныне ты будешь моей богиней, -- решил изгнанник, сжав кулаки. -- Я не подведу тебя, Йоко".

II

   Молодые берёзки играли листьями, шелестя в унисон со спокойным ветерком. Травы под ногами межевались с грибницами, открывая глазам богатства нетронутого леса. Йоко шла неторопливо, оглядывая деревья и вдыхая ароматы цветов. Глядя на неё, Примус расслабился. Юноша заставил себя не думать ни о прошлом, ни о будущем, заставил себя жить единственным моментом. Однако покоя изгнанник не достиг: голод снова подступил к нему, напомнив о себе громким урчанием живота.

   -- Вы, люди, потребляете слишком много, -- прокомментировала урчание априка.

   -- Я не обжора. Просто уже второй день почти не ел, -- ответил Маниус. -- Мне нужно наесться хотя бы разок.

   -- Мы идём к ручью. Там полно фиолетовой костянки, -- пояснила Йоко, -- ты сможешь насытиться.

   -- Фиолетовая костянка? Никогда не пробовал. Она съедобна? -- со скептицизмом в голосе спросил отверженный. "Сейчас бы курочку или уточку", -- непрошенная мысль пришла из желудка юноши.

   -- Конечно! -- воскликнула охотница. -- Ты думаешь, я стану травить тебя?

   -- Нет, прости.

   -- Прощу, когда Атон взойдёт, -- сказала Йоко. Примус услышал фразу впервые, но остерёгся уточнять значение.

   Путники преодолевали лес, сосредоточившись на переходе, пока априка не услышала журчание воды. Дева взглянула на Маниуса, тот скосил глаза в сторону. "Наверное, ещё не услышал", -- решила охотница. Пески времени отсчитали несколько мгновений, и белоликие берёзки сменили жёлто-зелёные осины, дрожащие тонкими упругими ветвями да широкими зелёными листьями. Шум воды донёсся до ушей юноши, мерный и отчётливый. Изгнанник ускорил шаг, желая быстрее увидеть ручей. Когда Примус наконец вышел к нему, пришлось остановиться. Путники встали перед оврагом, начало которому дал маленький водопад. Ручей тёк с возвышенностей, почва которых была каменистой, и, попав на песчаник, сумел размыть добрый метр земли. По всей округе, местами заходя на склон, росла фиолетовая костянка, названная так из-за цвета ягод. Плоды костянки созрели. Покрывшись морщинками, они гроздьями по пять штук клонились к земле.

   -- Нужно сменить воду в мехах, -- информировал Маниус.

   -- Это уже слишком, -- возмутилась априка.

   -- Что не так?

   -- Я не могу достать тебе нормальную одежду, но носить воду в шкурах убитых животных я тебе не позволю, -- продолжила Йоко. Ромей посмотрел на неё непонимающим взглядом. Априка достала из рюкзака сосуд.

   -- Набери сюда, а меха выкинь, -- сказала дева, подав его Маниусу. Примус взял сосуд и начал изучать. Он оказался сделанным из чёрного стекла. Узкое, толщиной с большой палец, горлышко было закупорено выпирающей стеклянной пробкой, оканчивающейся вытянутой пирамидой. Изгнанник потянул пробку вверх, но та не поддалась.

   -- Нужно поворачивать, -- пояснила Йоко, давя усмешку. Охотница открутила десницей воображаемую пробку. Отверженный последовал примеру и вскоре откупорил горлышко.

   -- В сосуд влезет мало воды, -- пожаловался ромей.

   -- Чуть больше двух секстариев (около литра): тебе хватит, -- отмахнулась априка. -- Выкинь меха.

   Юноша подчинился, проводив привычную вещь печальным взглядом, затем спустился в овраг, предпочтя сначала омыть руки и лицо, а потом уже набирать воду.

   -- А почему нельзя держать воду в мехах? -- спросил изгнанник, опустив руку в поток.

   -- Нельзя бездумно убивать живых существ ради выгоды. Они растут и крепнут для себя, а не для нас, -- пояснила дева.

   -- Чего? -- Примус недоуменно посмотрел на Йоко. -- Но как тогда жить?

   -- А как я живу? -- парировала априка и на секунду задумалась.

   -- Пречистый бог Атон создал всё живое, -- сказала Йоко неестественным, выдававшим цитату голосом, -- дабы оно росло и славило имя его. Под светом славы Атона мы можем жить, а где нет света его, там нет жизни для нас. Все дети его равны меж собою, и нет любимых более или менее пред ликом его. Но те дети Атона, что были благословлены иметь разум, должны понимать, что убиение других детей его -- грех перед богом. Нужно смирить себя и стать послушными детьми, тогда Атон дарует нам свои блага.

   -- Значит, нельзя убивать животных? -- уточнил ромей.

   -- Да. И травы, и деревья, и всё, что растёт вокруг, -- пояснила априка. -- По крайней мере так бездумно, как вы, люди, это делаете.

   -- Но что тогда я буду есть!? -- воскликнул Примус. Йоко улыбнулась широкой тёплой улыбкой и взглянула на солнце.

   -- Неужели ты подумал, что мудрый бог оставит тебя, что Атон не даст тебе пищу в момент нужды? Поднимись сюда, и я покажу тебе, как ты будешь питаться, -- позвала априка.

   -- Подожди: воды наберу, -- ответил Маниус и окунул сосуд в прохладный поток.

III

   Йоко и Маниус сидели на корточках, устремив сосредоточенные взгляды к фиолетовой костянке. Спутники оглядели узкие тёмные листья, растущие по трое на прочном коричневом стебельке, да морщинистые толщиной с мизинец костянки, налитые спелостью. Йоко аккуратно сорвала одну и сняла с юбки небольшой нож, лезвие которого сужалось к кончику вытянутым треугольником. Дева сделала надрез и ловко удалила семя из костянки, затем достала другой нож, которым ковырнула землю. Ещё мгновение -- и семя посажено. Охотница прихлопнула землю и вручила Примусу лишённый семени плод.

   -- Видишь? Плоды существуют специально, чтобы их есть. Взамен растение просит посадить его семя. Если садить семена, то мы можем забрать съедобную мякоть плода и насыщаться ею, не гневя бога. Держи, -- охотница подала ромею нож. Юноша помялся немного, затем сорвал костянку. Изгнанник расковырял плод, с трудом удалив оттуда семя. Оно оказалось белым, как слоновая кость.

   -- Бред, -- едва слышно выругался ромей и посадил семечко несколькими резкими движениями.

   -- Ты должен садить спокойно, без злости, благодаря растение за пищу, -- вмешалась дева.

   -- Это ещё зачем? -- негодующий баритон разлетелся по поляне.

   -- Затем! Повтори: "я благодарю тебя за пищу, что даруешь ты мне".

   Маниус смолчал.

   -- Повтори!

   -- Я благодарю тебя за пищу, что даруешь ты мне, -- произнёс отверженный. -- Ты довольна?

   -- Пока достаточно, -- сказала Йоко; чёрно-зелёные глаза блеснули раздражением. -- Смири гордость внутри себя, и ты почувствуешь лёгкость, которой никогда не чувствовал. Поверь мне.

   -- Я попробую, -- пообещал ромей.

   -- Ладно, -- априка достала ещё два ножа. -- Мы посадим столько семян, сколько нужно для твоего насыщения. Потом засушим плоды впрок. Атон положит на них свои лучи, освободив от влаги. Сухость сделает ягоды съедобными надолго, не волнуйся.

   -- Хорошо, -- согласился Маниус. Юноша сорвал гроздь костянки и начал спокойно удалять её семена. Глаза Йоко одобрительно сверкнули, и априка присоединилась к нему.

   Вкус фиолетовых плодов оказался довольно противным, но только при первой пробе. После нескольких горстей юноша привык и начал получать удовольствие от пищи, смакуя мякоть во рту. Послевкусие порадовало Маниуса сладостью и лёгким оттенком свежести. Юноша без лишних слов жадно поглотил плоды, почувствовав блаженство насыщения. Глаза скосились на разложенные для засушки костянки. Примусу пришлось сделать площадки на лишённых травы песчаных склонах оврага и по совету Йоко выложить их камнями из ручья. Сама советчица мыла волосы в тёплом потоке водопада. Закончив, дева обернулась и поймала взгляд юноши, который поспешил убежать в сторону.

   -- Среди априк уклонение от прямого взгляда считается оскорблением, -- не выдержала дева.

   -- Прости: я не специально, -- скороговоркой ответил Маниус, -- просто у тебя такие глаза...

   -- Я знаю, что неправильного цвета, -- сопрано, пронизанное неутаённой горечью, достигло ушей ромея.

   -- Я хотел сказать "красивые", -- поспешил уточнить Примус и заглянул в глаза собеседницы. Мгновения спутники неотрывно смотрели друг на друга.

   -- Вот так, -- прервала молчание Йоко. -- Смотреть нужно совсем недолго, но делать это нужно обязательно. Не забудь об этом, хорошо?

   -- Не забуду, -- пообещал Маниус.

   Априка обернулась к ручью, подставив руки под холодный поток.

   -- Там, где я родилась, воды слишком мало. Мы не можем омывать ею тела: мы только утоляем жажду или орошаем растения, -- перевела тему охотница. -- Здесь есть целые реки, озёра и даже моря. Вначале я не могла наглядеться на них, а сейчас привыкла.

   -- А где ты родилась? -- поинтересовался изгнанник. -- На юге?

   -- Да. В благословенном месте, где Атон светит особенно ярко. Там всюду лишь жёлтые дюны, и вне оазисов не растёт практически ничего. Место для жизни априк, где трудно совершить прегрешение. Люди редко заходят туда, и ни один не достиг внутренних городов...

   -- Твоя родина -- пустыня?

   -- Да. Золотые дюны на юго-востоке Благой земли. Там так тепло и светло! А здесь холодно и темно, особенно зимой. Зимой я редко охочусь на мыйо: слишком мало света.

   -- А почему вы охотитесь на мыйо? -- продолжил расспрашивать ромей.

   -- Мыйо поедают всё живое. Мыйо -- враги нашего народа. Старейшие априки говорят, что они появились в местах, где света не бывает по полгода. Я не знаю, где это может быть. Кажется, где-то на севере. Как бы там ни было, мыйо добрались и до моей родины. Они нападали на внешние города, они едва... -- Йоко осеклась. Повисла пауза.

   -- Может, они и похожи на обычных хищников, но только в спокойные времена. Когда твари достаточно расплодятся, то собираются в огромные стаи и начинают сновать из места в место, охотясь крупных зверей, людей и даже априк. Нас направили сюда, чтобы предотвратить подобное, -- информировала охотница.

   -- Направили? Ваш царь или консул?

   -- Нет. Я хотела сказать: указали, куда идти. Мы сами вызвались.

   -- Почему?

   -- Кто-то должен был что-то сделать. Когда мыйо в наших землях перебили, старейшие априки успокоились, но вскоре эти твари вернулись. Тогда некоторые молодые априки отправились на север, чтобы охотиться на мыйо. Это было давно. Сейчас их численность удалось уменьшить. Но мы всё ещё не можем найти их источник.

   -- Есть источник? -- удивился отверженный.

   -- Раньше мыйо не было в этих землях: они появились будто из ниоткуда. Но так не бывает: должен быть источник. И ещё: они плодятся медленно, потому что все встреченные нами мыйо -- самцы. Нужно отыскать их самок. Старейшие хотят их уничтожения, поэтому они позволяют молодым априкам уходить на охоту.

   -- Понятно.

   Спутники замолчали, погрузившись в размышления.

   -- Мы останемся здесь, пока не высушим запасы для тебя, -- информировала дева, -- так что можешь продолжить собирать костянку.

   -- Сейчас продолжу, -- процедил сквозь зубы Маниус и потянулся. Охотница, напротив, прикрыла глаза, позволив себе расслабиться.

   Смеркалось. Примус закончил заготавливать фиолетовую костянку и расстелил свою пенулу у толстой осины, готовя место для ночлега. Йоко отошла куда-то, что заставляло ромея нервничать, но изгнанник предпочёл не звать деву раньше времени. "Плохо, что нельзя подстелить травы", -- мысль вяло проковыляла по сознанию. Юноша положил суму под пенулу, решив использовать как подушку. Запасная пенула лежала рядом. "Пойдёт вместо одеяла", -- решил юноша. Закончив обустраиваться, Маниус снова завертел головой, ища спутницу.

   -- Я здесь, -- сказала белая фигура, вышедшая из-за деревьев. -- Я искала следы мыйо.

   -- Нашла? -- спросил ромей.

   -- Нет. Похоже, мыйо давно здесь не проходили, -- ответила Йоко.

   -- Это хорошо?

   -- Как посмотреть. Нам придётся искать их самим, но пока мы можем спокойно отдохнуть, -- объяснила дева. -- Ты приготовил ночлег?

   -- Да.

   Априка скинула с себя плащ и протянула десницу к рукояти; левая рука охотницы рефлекторно ушла за спину, взявшись за свободную полу жилета. Примус услышал слабый шорох, и меч блеснул в мягком вечернем свете, указывая жалом на первые звёзды. В следующее мгновение дева опёрла оружие об осину и немного расслабила жилет.

   -- День был трудный: пора отдыхать, -- сказала априка и расправила плащ рядом с ночлегом ромея, затем достала из пиры запасной и закуталась в него. Йоко развалилась на плаще, положив голову на сумку юноши. Примус стоял рядом, ничего не делая. Глаза ремесленника изучали меч.

   -- Ложись, -- пригласила дева, -- ты вымотался сегодня.

   -- Да, -- согласился Маниус и осторожно приземлился рядом с априкой, уместившись на самом краю пенулы.

   -- Завтра мы никуда не пойдём. Атон хорошенько высушит твои плоды.

   -- Рад слышать, -- ответил изгнанник, -- я...

   Юноша замолчал, почувствовав, как рука Йоко обхватила его, прямо как в прошлую ночь. Априка пододвинула спутника к себе так, что их тела теперь касались друг друга.

   -- Я же говорила тебе, что здесь холодно, -- начала дева укоризненным тоном, -- а по ночам -- особенно. Я теряю тепло, а вместе с ним и свет Атона, -- отчитывала охотница, прижимаясь к изгнаннику всё сильнее.

   -- Так гораздо теплее, -- подытожила дева, -- неужели люди не мёрзнут?

   -- Мёрзнут, -- подтвердил ромей. Йоко выразительно выдохнула, но ничего не сказала. Маниус расслабился, чувствуя удовольствие от близости. Спутники лежали молча, пока изгнанник не скосил взгляд на меч охотницы, вонзённый лезвием в землю.

   -- Лезвие не заржавеет, если держать в земле? -- обеспокоился бывший кузнец.

   -- А? Боцьен не ржавеет, -- информировала Йоко.

   -- Не ржавеет? -- удивился Примус. -- Не может быть.

   -- Может или нет, он не ржавеет, -- настояла дева.

   -- Как вы этого добились?

   -- Боцьен ковала не я, а искусные мастера из старейших. Они не любят, когда их расспрашивают о секретах.

   -- Все мастера одинаковы, -- сказал Примус, улыбнувшись. -- Хотя чему я удивляюсь? Бо... цьен же волшебный.

   -- Волшебный? -- улыбнулась Йоко. -- А я не замечала.

   -- Как это? Он висит за спиной, будто прилепленный безо всяких ножен... да и твои фляжки тоже...

   -- А! Ты об этом, -- перебила дева.

   -- Разве это не волшебство? -- осведомился ромей.

   -- Ну, можно и так сказать, -- согласилась охотница. -- Я тебе когда-нибудь объясню. Не сейчас.

   -- А можно подержать боцьен?

   Йоко вздохнула, дав понять, что ей лень тянуться к рукояти.

   -- Всего разок. Пожалуйста, -- умолял Маниус. Априка взглянула в горящие глаза юноши и поняла, что он не скоро заснёт, если не уступить ему. Йоко привстала и дотянулась-таки до оружия, затем снова прижалась к спутнику.

   -- Только не поранься: лезвие очень острое, -- предостерегла охотница.

   Ромей аккуратно забрал боцьен из рук Йоко и начал жадно прочёсывать взглядом. Серебристо-белый матовый клинок, отливающий тёплым свечением, был украшен желтоватыми письменами, спускающимися от кончика к рукояти. Небольшая, прямая, гладкая, лишённая всяких надписей и сужающаяся к концам со скруглёнными краями гарда сделана из того же металла, что и клинок. Черен был обмотан слегка отличной по оттенку светло-серой проволокой, витки которой плотно прилегали друг к другу. Завершало рукоять навершие в форме сферы, превосходящее по толщине черен примерно на треть. Изгнанник поднёс лезвие к глазам и смог разглядеть россыпь блестящих микроскопических точек, сиявших, подобно шлейфу галактики. "Люди не знают этот металл", -- с досадой подумал Примус, представляя, как куёт сияющий гладий.

   -- А что значат письмена? -- спросил Маниус.

   -- Даровано Йоко во имя Атона. Примерно так, -- ответила дева.

   Бывший кузнец покачал боцьен в руке, оценивая вес.

   -- Три-четыре мины (около двух килограмм), -- удивился изгнанник, -- я думал -- тяжелее.

   Юноша повернул меч лезвием к глазу. Боцьен оказался неожиданно тонким, а волны вдобавок слегка расходились в разные стороны.

   -- Неровное! -- воскликнул ремесленник. -- Каждая волна уходит немного вбок!

   -- Так легче рвать шкуру мыйо, и их раны не затягиваются быстро, -- объяснила Йоко.

   -- Его, наверное, ужасно трудно точить, -- предположил Маниус.

   -- Не знаю. Боцьен не тупится.

   -- Что!?

   -- Боцьен покрыт чем-то вроде тонкого-тонкого слоя стекла, но стекло это алмазное, -- информировала Йоко.

   -- Алмазное!? Как такое возможно? Я не слышал, чтобы боги могли творить такие мечи.

   -- Потому что ваши боги ложные, -- ответила априка. -- Я не знаю, как это делается, но боцьен не тупиться, даже если ударить по камню. Хотя старейшие всё равно рекомендуют использовать его крайне аккуратно. Хватит разглядывать, а то не уснёшь. У тебя будет время, -- сказала дева, вытянувшись. Охотница забрала меч и поставила на место. Маниус не стал возражать.

   -- Ты вернул пробки в уши? -- спросила охотница.

   -- Нет.

   -- Верни.

   -- Но через них теперь ничего не слышно.

   -- Верни, -- твёрдо повторила дева. -- Они уже давно восстановилась.

   Примус покорно выполнил распоряжение; звуки природы действительно никуда не пропали.

   -- Ну что, всё слышно? -- спросила Йоко.

   -- Да.

   -- Так-то. Это волокно закрывает звук, только если встретит слишком громкий крик, потом восстанавливается. Да и уши от грязи защищает, -- объяснила спутница. -- Всегда носи пробки, а то мыйо оглушит...

   -- Я понял, -- уверил отверженный.

   -- Ладно. Пора отдыхать. Короткой ночи, -- закончила Йоко и закрыла глаза.

   Маниус действительно не смог заснуть под грузом впечатлений, накопленных за день. Он приковал взгляд к западу, куда утекал ручей, петляющий среди деревьев. Солнце выглядывало из-за ветвей, стараясь ослепить юношу, но изгнанник не отвёл взгляда от бога Йоко. Под журчание воды, далёкое пение птиц, писк комаров и шелест осин удалялся Атон, готовя землю к погружению в ночь. Последнее мгновение осталось ему пускать густые лучи, последнее мгновение пречистый бог слепил глаза изгнаннику. Ромей провожал солнце, глядя то на извилистую тропу ручья, то на дрожащие ветви осин. Изгнаннику казалось, что этот яркий свет, слабые звуки и колышущиеся ветки -- всё вокруг желает его кончины. Примус смотрел на мир и не видел своего пути в нём, не видел надежды для себя. Юноша прижался к Йоко сильнее, чувствуя тепло, исходившее от априки. "Моя грация", -- подумал Маниус и закрыл глаза; мир исчез, осталось только тепло.

   А солнце продолжило свой путь по небосклону, исчезая в ярком багрянце заката. И вот на небе загорелись первые звезды -- вестники царства ночи. Но для отверженного их не существовало. Реален был лишь сон, где он с отцом бродит по огромному купеческому кварталу, выбирая подарок для матери.

IV

   Весь следующий день спутники провели, собирая и высушивая костянку. Лишь вечером Маниусу удалось набить суму сухими плодами.

   -- Практически под завязку, -- сказала Йоко довольным тоном, -- теперь можно отправляться в путь. Как себя чувствуешь?

   -- Нормально, -- ответил Примус, но лицо юноши говорило об ином: его то и дело искажали импульсы страдания -- боль, отдававшаяся из протестующего желудка. Изгнанник тем не менее бодро взвалил суму на спину.

   -- Пару дней мы пойдём вдоль ручья, но потом отклонимся и выйдем к реке, -- рассказала маршрут Йоко. Маниус кивнул, не выказав интереса. Дева, как обычно, пошла впереди. Ромей побрёл следом за априкой, радуясь, что она не сможет увидеть страдание на его лице.

   Йоко шагала весь вечер, остановившись, только когда Атон скрылся за деревьями. Юноша в беспамятстве повалился на землю и сразу заснул. Но и утро не принесло Маниусу покоя: изгнанник был разбужен нетерпеливыми толчками спутницы.

   -- Светлого утра. Вставай! Нам пора, -- сказала дева, едва Примус открыл глаза. Живот продолжал болеть; силы медленно оставляли тело. Маниус брёл за априкой, двигая ноги одной лишь волей, но даже последняя начала иссякать. Юноша порывался снять суму и подкрепиться на ходу, надеясь заглушить боль едой, но Йоко остановила его.

   -- Скоро мы выйдем к огромной поляне, -- пояснила охотница, -- там растёт полно всего съедобного. Ты отдохнёшь и насытишься.

   -- Как скоро? -- спросил ромей.

   -- Атон не успеет достигнуть зенита, -- ответила априка.

   "Как же сложно идти... путём Атона", -- думал юноша, но продолжал шагать, скрипя зубами. Желудок отвечал жжением на каждый шаг. Маниус ругал про себя всё на свете, особенно богов, но уста отверженного оставались закрытыми, невзирая ни на какую боль. Изгнанник желал лишь дотерпеть до поляны, боялся, что силы оставят его раньше.

   Лес отступил неожиданно. Примус не сразу понял, что он посреди луга, местами поросшего дикой вишней. На земле росли разные ягоды, половину из которых он не видел даже на рынке Мирнии. Йоко остановилась. Ромей опустился на колени, отвязывая сосуд от ремня. Когда к горлу подступила тёплая вода, стало легче. Юноша достал ножи и потянулся к сочной красной костянке. Йоко обернулась и смотрела на Маниуса, улыбаясь его суетливым движениям. Когда изгнанник, наконец, закинул три плода в рот, его губы расплылись в вялом подобии улыбки.

   -- Тебе больше нравится красная, чем фиолетовая? -- спросила дева.

   -- М... -- ромей проглотил плоды. -- Я её с детства обожаю. Вкус такой приятный: с кислинкой. Она растёт вдоль полей, поэтому её часто продают на рынках. В чащу люди не ходят: боятся.

   -- И правильно делают: среди леса людям с мыйо не тягаться... -- сказала охотница и резко развернулась.

   -- Мыйо? -- спросил отверженный, выронив ножи из рук.

   -- Нет. Другое.

   Вишни шевелились, подтверждая слова априки. Вскоре Маниус услышал тихий рёв. "Медведь?" -- спросил себя юноша, заставляя разум напрячься. Фигура бурого медведя показалась из-за кустов. Вскоре косолапый вышел на поляну, приближаясь к путникам. Зверь ревел всё громче, на буром боку зияла свежая рана. Медведь продолжал идти прямо на ромея.

   -- Йоко, -- сказал юноша еле слышно.

   Дева молча скинула пиру; рука априки подрагивала, не смея браться за боцьен.

   -- Йоко, ты... -- начал отверженный, но подошедший вплотную зверь поглотил всё его внимание. Маниус трясся, глядя, как огромная морда обнюхивает его. В руках не чувствовалось силы, чтобы сопротивляться. Мокрый язык зверя коснулся носа, и Примус подумал, что сейчас раскроется пасть, но медведь одёрнул морду, жалобно зарычал и попятился. Отступив на двадцать-тридцать шагов, зверь показал спину и скрылся за деревьями.

   -- Слава Атону! -- сказала Йоко; руки девы продолжали дрожать. Изгнанник долго смотрел на априку, но так ничего и не сказал. Когда сердце успокоилось, ромей вспомнил о потребностях желудка. Он поднял ножи и продолжил насыщаться.

V

   Четырежды Атон огибал землю, чтобы скрыться за западными лесами. Четырежды его лик питал светом растения, благодарно тянущие листья к источнику жизни.

   Маниус по-прежнему брёл за априкой и по-прежнему ел лишь плоды. Изгнаннику не было дела до древнего лиственничного бора, высившегося вокруг, до следа, по которому его уже третий день вела охотница, до свиста мыйо, услышанного спутниками ночью. Голод -- вот всё, что занимало разум изгнанника в последние дни. Голод и нестерпимая боль в животе.

   -- Йоко, я хочу мяса, -- ныл юноша, плетясь следом.

   -- Терпи. Это должно пройти, -- успокаивала дева.

   -- Йоко, хотя бы курочку, -- упрашивал Маниус.

   -- Нет. Иначе мне придётся тебя покинуть, -- угрожала априка.

   -- Тебе легко говорить: ты питаешься светом. Есть тебе не хочется. Легко не убивать растения, не убивать зверей. Почему ты не бьёшь комаров, я так и не взял в толк... -- Примус запнулся, пришлось оборвать фразу. -- Но я -- человек: я должен есть, иначе я помру.

   -- Ты же ешь плоды, -- парировала Йоко. -- Твоё тело скоро привыкнет питаться только ими.

   -- Хотя бы крылышко от курочки.

   -- Нет.

   -- Пол крылышка.

   -- Нет.

   -- Лапку. Если отрубить цыплёнку лапку, он не умрёт!

   -- Мани! -- воскликнула дева и замерла, затем огляделась. Через мгновения априка сбросила пиру.

   -- Проверь пробки, -- сказала охотница. "Мыйо!" -- мысль молнией пронеслась по сознанию изгнанника, вернув способность соображать. Примус бросил пиру, нащупал пробки в ушах и покрутил; волокно плотнее прижалось к раковине. Дева достала боцьен и медленно зашагала вперёд. Маниус последовал за ней шаг в шаг. "Их трое, -- осознала Йоко, -- трое!". В уши ворвался стук сердца. Охотница бросила быстрые взгляды по сторонам и заставила себя сконцентрироваться на ощущениях. "Слева!" -- подсказал внутренний голос, и глаза, скосившиеся влево, увидели несущегося к ней монстра. Знакомый свист ударил по ушам. Априка уже приготовилась сделать привычный контрвыпад, как подсознание обрушилось с криком: "Справа! Сзади!".

   Одна песчинка протекла по сосуду времени -- Йоко стояла недвижимо, пытаясь найти выход. Упала вторая -- мыйо уже в какой-то сотне шагов; свободная рука Йоко безжалостно толкнула Маниуса: иначе спутник помешает во время замаха. Изгнанник упал на землю. Третья -- резким движением Йоко встала подле головы ромея; десница воткнула боцьен в землю. "Слева! Справа! Сзади -- отстаёт!" -- крикнуло подсознание. Дева зажмурилась. Разум поймал поток движения монстров. Решение принято. Четвёртая -- руки хватают ножи и посылают в монстров; нога с силой толкает Маниуса; мыйо обогнули деревья и прыгнули, поймав мордами по острому лезвию. Пятая -- ноги слегка согнулись в коленях; ромей продолжил катиться прочь, рука поймала боцьен и поразила им мыйо справа; меч коснулся морды, вспоров её поперёк глаз; мыйо упал перед априкой. Лезвие устремилось к мыйо слева. Шестая -- боцьен достиг шеи зверя, и ноги толкнули Йоко вперёд; к спине подобрались блестящие когти, но успели лишь оцарапать жилет. Априка перепрыгнула ромея. Седьмая -- дева развернулась и увидела, как мыйо вскакивает. Маниус продолжал лежать перед ним, не шевелясь; Йоко выбросила меч вперёд, проколов морду твари. Восьмая -- хищник яростно мотнул головой, и рукоять выскользнула из рук априки. "Нет!" -- Йоко достала ножи, глядя, как мыйо шатает из стороны в сторону; монстр качнулся и упал на сородича; изгнанник оказался прямо перед его мордой. Девятая -- мыйо дёрнул конечностями и затих. Априка вернула в руки боцьен и тремя резкими уколами пропорола лёгкие тварей, разрезав их сердца. Конец.

   Йоко облегчённо вздохнула, чувствуя, как жизнь покидает врагов. "Откуда?! Откуда здесь столько мыйо?! Старейшие говорили другое..." -- мысленный вопрос разнёсся по вселенной, так и не получив ответа. По сознанию ударила боль из уставших мышц. Дева силилась побороть её, оставив спутника лежать около туши.

   Примус ничего не понял в тех мерцающих взмахах и быстрых тенях, что мелькали перед ним после падения. Следуя наитию и толчкам спутницы, ромей либо катился по земле, либо замирал, стараясь не попасть под тяжёлые лапы. Но стоило сражению затихнуть, как изгнанник оказался лежащим у трупа мыйо. Из пасти убитого врага сочилась кровь, которая вскоре подступила к волосам юноши, смачивая прядь за прядью. Маниус не почувствовал боли от удара о землю, не почувствовал крепости сапога спутницы. Наоборот -- жжение в животе начало отступать, а разум прояснился совершенно, как никогда в жизни. Ромей встал и огляделся: боцьен торчит из брюха мыйо, а сама дева стоит на коленях, сжимая руки перед грудью, будто чувствует сильный озноб.

   -- Йоко! -- изгнанник рванулся к априке. Зелёные глаза поднялись на него, пылая радостью, смешанной с тревогой.

   -- Трое -- сложновато, -- прозвучало наполненное усталостью сопрано. -- Тебя чудом не задели. А если их будет больше?

   -- Ты убьёшь всех, Йоко, -- уверенно проговорил Маниус. -- Я... я вёл себя недостойно. Прости. Сейчас мне намного лучше: чувствую -- я смогу идти путём Атона.

   Мгновение априка оставалась в той же позе, затем встала и вынула боцьен из мёртвого врага.

   -- Прощу, когда Атон взойдёт, -- сказала дева весёлым голосом. -- Сейчас мы найдём где-нибудь воду: тебе нужно смыть кровь с лица.

   -- Обязательно, -- Примус кивнул, усиливая сказанное. Он подобрал белую пиру и подал охотнице, успевшей очистить оружие. Путники вскоре скрылись в лесу, оставив мыйо лежать среди деревьев.

 

Глава третья: Старейшая

 

По следу мыйо

I

   Тонкие пальцы коснулись примятой лапами земли, оценивая возраст монстра по длине когтей. Глаза сузились до жёлтой короны и проводили след, теряющийся среди деревьев. "Зачем свернул?" -- вопрос пролетел по сознанию, так и не сменившись ответом. Ноги сорвались с места, полные решимости продолжить погоню. Слабые лучи утреннего солнца едва освещали подстилку, но острый взгляд без труда цеплялся за след. Ноги продолжали уносить тело вперёд, огибая широкие стволы.

   Лес становился всё гуще: всё больше кустарников встречалось на пути, всё чаще поломанные или погнутые мыйо ветви чиркали о плащ. Монстр замедлялся, охотник -- нет. "Когда мыйо убегает, держится редколесья или поля. Этот -- бежит в чащу. Такое поведение -- редкость. Значит, не убегает. Или -- неумный экземпляр? Или -- стремится к сородичам? Или -- что-то новенькое!" -- губы тронула улыбка; ноги толкались всё сильнее, стараясь как можно быстрее настигнуть монстра. Следы на земле виднелись яснее. Охотница осознала: мыйо близко. Послышался свист. Затем другой, отдалённый. "Двое или больше, -- среагировал разум, -- редкость!". Новые силы влились в тело, азарт переполнил душу. Руки сжали давно приготовленное оружие: правая -- боцьен, левая -- метательное копьё. Тело наклонилось вперёд, в противовес ему меч и копьё остались за спиной. Кустарник поредел, а через десяток шагов и вовсе исчез, сменившись лиственным лесом. Сознание сконцентрировалось на руке, сжимавшей копьё. Глаза искали силуэт мыйо среди деревьев, но видели лишь сухую кору стволов.

   Лес оборвался резко, намекая, что деревья были кем-то старательно выкорчеваны. Спускающийся в низину луг оказался предтечей речушки, берега которой заросли ветвистым кустарником. Взгляд смог объять огромное расстояние и нашёл мыйо, бегущего к белому силуэту, блистающему боцьеном у края кустов. "Мыйо-одиночка охотится на априку!? Что-то новенькое!" Глаза ещё раз оглядели луг, оценивая ситуацию: рядом с априкой лежали две туши, удачливая дева стояла спиной к кустарникам и готовилась убить третьего. "Этот -- мой!" -- мысль пронеслась по сознанию, пока тело целилось в монстра. Ноги двигались всё быстрее; мышцы лихорадочно сокращались, достигнув предела напряжения. "Пятьсот шагов... четыреста шагов... триста шагов..." -- отсчитывала охотница, неумолимо приближаясь к цели. Монстр замер. "Сейчас свистнет!" -- предвидел разум и не ошибся. Уши ощутили волну высокого звука; ноги резко затормозили, помогая руке метнуть копьё. "Пока свистит, не услышит", -- мысль и улыбка, тронувшая губы, проводили копьё, влетевшее точно в череп врага. Мыйо пал. Глаза продолжали следить за тварью; десница сжала рукоять боцьена. Охотница снова ускорилась, приближаясь к твари. Монстр дёрнулся, но не смог подняться. Десница занесла боцьен и вонзила точно между рёбер животного, разрезав кончиком бьющееся сердце. Руки вынули и почистили меч. Лёгкие вздохнули свободно. Ноги неторопливо зашагали в сторону априки. "Вечная тьма! Темноокая! Здесь? Почему?" -- осколки мыслей пролетели по сознанию, когда между девами осталось несколько шагов. "Йоко, значит. Ну почему Йо до сих пор такая дура?" -- спросила вселенную априка. Глаза разглядели ромея, притаившегося в кустах ивы, изучили окрестности на предмет других сюрпризов и остановились на счастливой улыбке Темноокой, вернувшей свой боцьен за спину.

   -- Светлого дня! -- звонкое сопрано достигло ушей; чёрно-зелёные глаза незнакомки воззвали к разговору. Лёгкие глубоко вздохнули; веки на секунду скрыли глаза. Успокоившееся сердце позволило отворить уста...

   Йоко с восхищением рассматривала априку, мгновение назад убившую мыйо. "Вот это скорость! Даже старейшие так не бегали!" -- думала дева, ожидая, когда у новой знакомой нормализуется дыхание. "За капюшоном не видно ничего", -- расстроилась Йоко, силясь разглядеть лицо и повязку априки. Последняя энергично озиралась по сторонам, временами оглядываясь на убитого монстра.

   -- Светлого дня! -- сказала Йоко возвышенным голосом.

   -- Человек с тобой, дитя? -- грубоватое меццо-сопрано потребовало ответа.

   "Дитя?" -- удивилась дева, затем собралась и сказала:

   -- Да.

   -- Хорошо, -- априка в последний раз обвела взглядом окрестности. -- Побеседуем.

   Йоко увидела слабый-слабый мерцающий свет, исходящий из глаз родича. Дева мысленно сконцентрировалась на диалоге, позволяя инстинктам взять временный верх над разумом. Мгновение -- и периферия исчезла. Взор сфокусировался на мерцании в зелёных с ярко-жёлтой короной глазах собеседницы. Ещё мгновение -- и исчезли даже они. Неясные образы заполнили взор, пока, наконец, не начали появляться детали: лишённый влаги ветер, яркий-яркий пречистый бог, неспешно путешествующий по небу, и дюны, тянущиеся во все стороны до самого горизонта. Собеседница всё ещё стояла напротив, не тая улыбки превосходства, застывшей на губах. Теперь её светящийся мощью и непоколебимостью лик не скрывался под тенью капюшона. Дева увидела знак на повязке незнакомки -- тёмно-жёлтый младенец, помещённый в середину светло-жёлтого Атона.

   -- Быть не может! -- поразилась охотница. -- Это знак Пресветлой Анэ, дочери праматери. Невозможно! Но она точно старейшая. Только старейшие могут создавать такие картины...

   -- Пречистый боже! Дитя, ты совсем не умеешь контролировать мысли, -- меццо-сопрано собеседницы врезалось в уши, приходя сразу со всех сторон, будто сама пустыня пожелала вторгнуться в разговор.

   -- И почему это ты не веришь своим глазам? -- продолжила Анэ, не позволив Йоко вставить слово.

   -- Но Анэ должна быть далеко на юге, так говорили...

   -- Ты предпочла поверить своим учителям, но не собственным глазам, дитя? А ты не думала, что они могли солгать тебе? Что никакой Пресветлой Анэ, дочери праматери, не существовало вовсе? Или же ты жалеешь, что образ, который ты нарисовала себе, не совпал с реальностью? Ты можешь продолжать не верить имени на моей повязке, но моим способностям тебе придётся поверить, дитя, -- голос, идущий со всех сторон, медленно нарастал, заставляя всю сущность Йоко сжаться. Охотница постаралась сбежать куда-нибудь подальше, но старейшая не позволила ей сдвинуться с места.

   -- И всё же ты уже достаточно зрелая, Йоко, -- тон Пресветлой сменился на мягкий. -- Почему так плохо контролируешь образ?

   -- Это потому что...

   Слова стихли; декорации сменились. Просторная комната городского дома заменила пустыню. Слабые светильники -- мощные лучи пречистого бога. В комнате собралась группа детей; учителя объясняли упражнения. Юная Йоко сидела на светло-голубом полупрозрачном стеклянном полу и смотрела вокруг. Сверстницы разбились по парам и неотрывно глядели в глаза друг другу. Йоко желала присоединиться к ним, но девочку игнорировали. Даже такие же одиночки избегали её.

   -- Черноглазая! Черноглазая! -- обзывались сверстницы, когда в занятиях наступил перерыв. Лицо маленькой Йоко исказилось от обиды и страдания. Учителю удалось утихомирить детей, но заставить их взглянуть в чёрно-зелёные глаза так никто и не сумел. Девочка довольствовалась короткими беседами со взрослыми.

   Оказавшаяся внутри стены, выложенной из разноцветного стеклянного кирпича, Анэ сначала наблюдала сцену безо всяких эмоций, затем нахмурила брови; собеседницы вернулись в пустыню.

   -- Твоя мать не отличалась фантазией при выборе методик обучения, Йоко, зато смогла сотворить темноглазую дочь, -- насыщенная колкостью реплика на этот раз ударила в спину.

   Перед Пресветлой мелькнул образ, в котором зрелые априки показывают ещё маленькой Йоко место в пустыне; дюны дрогнули пережитым отчаяньем.

   -- Аха... -- выдохнула старейшая, кивнув себе.

   -- Я темноглазая не с рождения! -- очнулась дева. -- А о тебе мне не рассказывали ничего, кроме имени!

   -- Это не так уж и плохо, дитя. Сегодня познакомимся, -- отметила древняя и прошлась вокруг родича, разглядывая деву со всех сторон. Темноокая поразилась плавности движений собеседницы.

   -- Сколько остановок ты пережила? -- спросила Пресветлая.

   -- Сорок четыре, -- ответила охотница; дюны исказились от смущения.

   -- Сорок четыре? Ум Йо совсем затмился: детей на охоту посылает! -- негодовала каждая песчинка.

   -- Не святотатствуй! -- воскликнула Йоко. Декорации вокруг слегка дрогнули, но тут же восстановились.

   -- Чего?

   -- Как ты можешь думать, что у Йо затмился ум?

   -- Я давным-давно пережила грань, когда перестают считать возраст, -- пояснила Анэ, -- так что твоя Йо годится мне в дочери, а уж ты, дитя, и подавно.

   -- Я не дитя, -- обиделась Йоко. Старейшая смолчала, юная дева тоже не стала продолжать. Образ пустыни снова начал искажаться. Перед тысячелетним взором предстало недавнее прошлое собеседницы. Изменчивые, отрывочные картины поведали, что юная охотница решила при случае спасти раненого мыйо ромея, вскоре они начали сливаться, в бешеном ритме проматывая время, и остановились лишь на моменте спасения. Анэ хорошо разглядела Маниуса: его страдания во время суда, его слова и признания после. Затем воспоминания Йоко вовсе перемешались со страхами. Мыйо. Мыйо. Повсюду лишь мыйо. Монстров нужно убивать, но охота не безопасна. Твари лезли отовсюду, не давая передышки. Они даже сожрали Маниуса, потому что Йоко не успела убить всех, как бы ни старалась, что бы ни придумывала. Вдалеке каждого образа неизменно виднелся неясный силуэт -- самка мыйо. Цель.

   -- Спасла, чтобы приманивать мыйо, -- констатировала Анэ.

   -- Так само получилось. Маниус был обречён, а так... Правда, я здорово придумала?-- оправдания девы переродились в хвастовство.

   -- Спасти раненого тварью ромея -- хорошая идея, дитя, -- мысль Пресветлой лавиной спустилась в образ, развеяв его. Вокруг снова встала пустыня.

   -- Ситуация прояснилась: все последние плачи из-за вас. Я пришла в Мирнию, чтобы выяснить их причину, -- информировала старейшая.

   -- Верно. Из-за нас, -- подтвердила Йоко, не скрывая гордости, -- но...

   -- Можете пойти со мной, если пообещаешь слушать меня, дитя, -- упредила просьбу Анэ, сдержав пустыню от новых картин.

   -- Вечного света тебе! Обещаю! -- дюны снова исказились, на этот раз из-за благодарности.

   -- Расскажи, как сейчас дома у Йо, -- попросила старейшая. Собеседницы перенеслись из пустыни в город. Йоко повела родича по улочкам и проспектам, показывая недавние события и пересказывая слухи.

II

   Маниус вышел из укрытия, распоров тунику о ветви ивы. Резкие движения юноши выдавали нервозность. "Они что, в статуи превратились?" -- спросил себя юноша, предпочтя не вмешиваться. Априки по-прежнему стояли неподвижно и смотрели друг на друга, добавляя раздражения. "Что мне теперь делать?" -- подумал ромей и замер сам, не найдя адекватного ответа. Поток времени не успел пронести и горсти песчинок, как незнакомая априка двинулась и посмотрела на изгнанника. Резкий взгляд из-под капюшона заставил юношу вздрогнуть.

   -- Привет, Эксул! -- сказала Анэ по-ромейски. Меццо-спорано звучало громко и торжественно.

   -- Привет, Эксул, -- громкое эхо поддержало старейшую. Примус сначала опешил, затем крикнул:

   -- Я Маниус!

   Старейшая заглянула в сверкающие глаза изгнанника и продолжила:

   -- Йоко молода. Ей, может быть, не трудно звать тебя Маниус, Примус или как ты там хочешь...

   -- Это имя у меня с рождения! -- не выдержал отверженный.

   -- ...но я живу слишком долго, чтобы менять привычки, Эксул.

   -- Маниус! -- повторил отверженный. "Откуда она всё про меня знает!? Ей Йоко рассказала? Но когда!?" -- непрошеная мысль остановила гнев. Изгнанник продолжил смотреть на Анэ в недоумении.

   -- Ха, -- выдохнула древняя. Она несколькими плавными движениями положила боцьен на землю и сбросила плащ. Строгий взор старейшей обратился на ромея, заставив его попятиться.

   Априка напротив одеждой и телом походила на Йоко, если не принимать во внимание блестящую наручь на правом предплечье. Маниус неосознанно бросил быстрый взгляд на спутницу и сравнил: Анэ чуть выше, спокойнее, увереннее, красивее. Но было что-то неуловимое в глазах, где золотистые лучи, рождаясь из зрачков, прорезали радужку цвета сосновой иглы; в прекрасном лишённом налёта старости лице, украшенном аккуратным носом, прямыми, строго сведёнными к глазницам бровями и полными губами, гармонировавшими с выпуклой грудью; в высоком лбу, открытом убранными за спину отливающими медью волосами; в спокойной твёрдой стойке, казавшейся юноше непоколебимой. Было что-то непостижимое во всём её естестве, заставлявшее тело трепетать, а разум восхищаться.

   -- Не знаю, говорила ли тебе Йоко, но у априк принято изображать имена на лбу. К примеру, я -- Анэ, -- старейшая коснулась повязки пальцем, -- а у тебя под повязкой красуется буква "Е" с чёрточкой, что значит "Эксул", -- Пресветлая сделала паузу. -- Раз уж так тебя нарекли сородичи, то будь добр не кричать на меня. Тем более, я старше вас, даже если сложить ваши дни несколько раз.

   -- Простите, -- извинился юноша, склонив голову.

   -- Зачем ты так? -- вмешалась Темноокая. Дева использовала родной язык.

   -- Твоему другу стоит привыкнуть к своему положению, дитя: назад ему всё равно пути нет, -- пояснила Анэ. Йоко сверкнула глазами, выражая неуверенность. "О чём они?" -- подумал ромей.

   -- Вы будете охотиться со мной, так что обойдёмся без ссор, хорошо? -- нежным голосом попросила Анэ, перейдя на ромейский. Тысячелетние губы улыбнулись юноше.

   -- Х... хорошо, -- ответил отверженный, вопросительно глядя на Йоко. Чёрно-зелёные глаза выразительно блеснули, подтвердив слова древней.

   -- Будь другом, вытащи копьё. Оно застряло вон в том мыйо, -- априка указала пальцем в сторону монстра.

   -- Сейчас.

   Примус быстрым шагом направился к зверю.

   -- Знакомство удалось, -- прокомментировала Анэ.

   -- Ты могла бы быть помягче с ним, -- упрекнула Темноокая.

   -- Не могла, -- отрезала Пресветлая и склонилась к боцьену.

   Копьё никак не хотело выходить из черепа мыйо, цепляясь за пробитую кость. Изгнанник наступил на голову монстра ногой и потянул изо всех сил. Когда копьё, наконец, освободилось, юноша едва не потерял равновесие. "Прямо как дротик, только не гнётся. И древко сплошь металлическое, но и не тяжёлое", -- думал ремесленник, вертя оружие в руке. Глаза разглядывали мёртвого врага; тело наполнялось лёгкостью.

   -- Эй! Эксул! Кидай копьё сюда! -- крикнула подошедшая Анэ. Маниус рефлекторно бросил копьё старейшей, продолжая разглядывать угольно-серую шкуру мыйо. Любопытство побудило изгнанника пощупать её, и юноша медленно нагибался, пока рука не коснулась холодных, будто металлических, волосков.

   -- Замараться хочешь?! -- прикрикнула Йоко. -- Прекрати немедленно!

   Изгнанник одёрнул руку.

   -- Зачем ты так? -- спросила Анэ по--априкски. Йоко поперхнулась собственной фразой; глаза юной девы загорелись раздражением.

   -- Посмотри на пальцы, Эксул, -- сказала древняя по-ромейски. Изгнанник увидел влажное выделение пепельного цвета, проявившее рисунок отпечатков.

   -- Эта дрянь не отмывается, -- информировала старейшая. -- Иногда априки мажутся ею, чтобы мыйо чуял своего: так проще охотиться, особенно по ночам.

   -- Правда!? -- воскликнула дева.

   -- Я не лгу, -- ответила Анэ. -- Я сама мазалась ею. Потом кожа ужасно чешется.

   От слов старейшей по телу Йоко прошла дрожь. Ромей достал тряпку и потёр пальцы. Вещество не стёрлось.

   -- Оно не ядовито, -- обнадёжила древняя, -- ничего страшного.

   -- Откуда ты знаешь, ядовито ли оно для человека? -- спросил Маниус.

   -- Знаю. Проверено, -- ответила Анэ. Примус отшатнулся от старейшей; Темноокая подняла брови от удивления.

   -- Сейчас важнее забрать вещи, которые я оставила в лесу на время погони за этим шустрым мыйо, -- продолжила Пресветлая, не обращая внимания на реакцию спутников, -- так что берите свои и в путь.

   -- Хорошо, -- ответила Йоко и поймала недоумевающий взгляд Маниуса. Дева легко кивнула; юноша отправился к ивам.

   -- Я возьму твою суму тоже, -- сказал изгнанник, когда удалился на десяток шагов.

   -- Ты проверяла сама? -- спросила Йоко, сверля Анэ изучающим взглядом.

   -- Нет. Я бы так и сказала, -- уверила старейшая. -- Я расскажу тебе об этом когда-нибудь. Сейчас куда важнее вывести Эксула из этих лесов.

   -- Может, ты всё-таки будешь звать его по-другому? -- попросила Йоко.

   -- Зачем, дитя? Таково его имя.

   -- Это грубо.

   -- Не грубо. Точно.

   -- Грубо, -- твёрдо повторила охотница.

   -- Не спорь со мной, дитя, -- отмахнулась Пресветлая, -- лучше взгляни на этот... луг. Ты не находишь странным, что люди забросили столь плодородное поле?

   -- Я плохо знаю людей, -- призналась дева.

   -- Хороший ответ, дитя. Отдохнём здесь немного. Ты, наверное, тоже устала.

   -- Я всю ночь не отдыхала: ждала мыйо.

   Вместо ответа Анэ ухмыльнулась. Априки опустились на траву.

III

   Древний лес из полусухих берёз, усеянных трутовиками, покачивался, кланяясь неспешному ветру. След мыйо плутал, огибая деревья. Иногда и на стволах оставались отметины от цепких лап.

   Путники шли неторопливо, временами делая остановки. Анэ комментировала любую встреченную мелочь, раскрашивая прогулку монологами про гармонию природы. Маниус не отставал от априк. Хотя желудок ромея до сих пор не желал мириться с растительной диетой, боль поубавилась и стала привычной. Примус думал расспросить Пресветлую о мыйо, но никак не мог решиться. Тем временем взгляд ромея увлечённо рассматривал Анэ, дивясь её лёгкой, естественной походке. Апирка умудрялась безошибочно ступать на твёрдую землю, огибать ветки и приминать траву понапрасну. Казалось невозможным заставить её запнуться или оступиться. "Лес для неё второй дом", -- решил Маниус, продолжая созерцать старейшую. Когда путники зашли в густую тень, отверженный заметил на наручи априки пять горящих разноцветных точек, расположенных вдоль руки. Ближняя к плечу точка быстро сменяла десять цветов от ядовитого-красного до тёмно-фиолетового. Её соседка сменяла цвета медленнее, ожидая, пока ближняя снова заалеет. Примус сосредоточил всё внимание на наручи и вскоре оступился. Йоко схватила его за шиворот, удержав от падения.

   -- И куда это ты всё время смотришь, Эксул? -- спросила старейшая, прервав монолог. -- Смотри лучше под ноги.

   -- Что это за огоньки у вас на наручи? -- полюбопытствовал ромей, обрадованный возможностью завязать беседу. -- Какая-то магия?

   -- Это часы, Эксул.

   -- Часы! Я видел солнечные часы на форуме в Мирнии. А почему высокий огонёк постоянно мелькает?

   -- Он отсчитывает мгновения -- "Си", -- вмешалась Йоко. -- Второй -- десятки си. Третий -- сотни си. Четвёртый -- тысячи си. И пятый, ближний к ладони, -- десятки тысяч си или наши часы. Мы делим ночи и дни на пять часов, а не на двенадцать.

   -- На пять так на пять, -- Маниус пожал плечами. -- Мы в деревне знаем только восход, закат да полдень. Эти "часы" для занятых патрициев...

   Изгнанник покосился на Йоко, ища поддержки. Губы девы тронула лёгкая улыбка.

   -- Время -- мера всего, -- не согласилась Анэ. -- Ничего не происходит мгновенно: всему нужно время. Вы поймёте это, когда повзрослеете.

   "Если повзрослеете", -- мысленно добавила старейшая.

   -- Вот и нам нужно время, чтобы дойти до моих вещей. Мы не можем достигнуть их одним лишь желанием.

   -- А вы не боитесь оставлять вещи в лесу? -- сменил тему Примус.

   -- Люди не ходят по Свистящему лесу, а мыйо мои вещи незачем. Тем более, сумка пропитана смесью, отпугивающей животных, -- информировала Пресветлая.

   -- Вы с Йоко давно знакомы? -- продолжил расспрос Маниус, решив зайти издалека.

   -- Познакомились только что, прямо на твоих глазах, -- ответила Анэ.

   -- Тогда откуда ты столько про меня знаешь? Следила за нами?

   -- Нет. Видишь ли, Эксул, мы, априки, разговариваем не только голосом, но и светом...

   -- Светом? -- удивился Примус. -- Это как?

   -- Старейшие не рекомендовали говорить об этом, -- предупредила Йоко по-априкски.

   -- Тебе, дитя, -- уточнила древняя.

   Отверженный не понял ни звука в незнакомой речи; лицо юноши исказилось раздражением.

   -- Видишь ли, Эксул, -- продолжила объяснять Анэ, -- глаза априк способны вести разговор с помощью света, но для этого нужен прямой взгляд, зрачок в зрачок, как у нас с Йоко при встрече. Во время разговора светом я узнала кое-что о тебе. Объяснять дальше бесполезно: ты не поймёшь.

   -- Вы смотрели друг на друга не так уж долго, -- заметил ромей.

   -- Этого достаточно, -- не сдержалась Йоко. "Анэ не собирается скрывать, так что ничего страшного", -- успокоила себя дева.

   -- Хочешь узнать что-то ещё, Эксул? -- спросила Пресветлая.

   -- Мыйо, -- прошептал изгнанник.

   -- Это вопрос? -- поинтересовалась старейшая.

   -- Копьё вошло в череп, точно в металл... -- объяснил ученик кузнеца.

   -- Ты прав. Все кости, а также зубы и когти мыйо металлические... в первом приближении.

   -- Чего?

   -- Череп мыйо крепок, как шлем легионера; уязвимые места только у шеи и глазниц. Бить боцьеном по черепу -- только лезвие портить, поэтому мы стараемся либо отрубить голову, либо вонзить клинок между рёбер точно в сердце, либо проколоть плоть через пасть или глазницу. Пытаться отрубить лапу -- не лучший вариант, особенно человеческим оружием: кости мыйо крепки, как череп. Пробовать просто изранить плоть мыйо нецелесообразно: твари живучи.

   -- Ясно... -- Маниус задумался над услышанным.

   -- Однако металлический скелет делает их тяжёлыми, -- продолжила древняя.

   -- Это -- да, -- припомнил изгнанник.

   -- Мыйо не способны плавать, поэтому не могут преодолеть широкие реки и моря. На островах их нет: там жизнь спокойнее, если штормы не считать...

   -- Разве шторм может сравниться с мыйо?! -- воскликнул отверженный.

   -- Не разглагольствуй, о чём не знаешь, Эксул, -- посоветовала Пресветлая. -- Важно то, что соревноваться с мыйо в силе и крепости бессмысленно. Поэтому наше единственное преимущество -- скорость и точность. Тварь легко собьёт тебя с ног, если дотянется, но даже его мышцам трудно погасить силу собственного прыжка, если мыйо промахнётся, потому при сражениях с ними лучше всего уклоняться, а затем поражать слабые места.

   -- Меня так учили, -- заметила Йоко.

   -- Главное -- дистанция, -- продолжила наставлять старейшая. -- Твёрдость, которой нет в наших руках, и крепость, не подаренную костям, мы заимствуем у нашего оружия. Один точный удар чаще всего решает судьбу поединка. Сейчас смешно вспомнить, но когда-то мыйо пытались охотиться на априк.

   -- Правда? -- удивился юноша.

   -- Да. Твари жестоко пожалели. Не переживай о мыйо, Эксул, -- ободрила Анэ. -- Вдвоём мы сможем тебя защитить. "Думает, я трус", -- ромей опустил понурый взгляд на лесную подстилку; губы плотно прижались друг к другу.

IV

   Размышления шли одно за другим, временами затмеваясь воспоминаниями. Маниус оставил контроль над телом подсознанию и погружался всё глубже в себя. Рассуждения ходили по кругу: от желания отомстить к невозможности сделать это, от желания съесть что-нибудь привычное к осознанию, что так поступать не стоит. Временами он думал о красоте спутниц, сокрушался своей беспомощности и пытался заглянуть в туманное будущее.

   За размышлениями юноша не замечал дороги, по привычке шагая позади Йоко. Атон тем временем начал спускаться, даря свой свет далёким землям запада. На полог леса упали густые длинные тени, скрывая путников в сумрачной пелене. Звуки дикой природы и редкие реплики априк укутали юношу в приятное одеяло однообразия, возвращаться из которого не было никакого желания. Юноша передвигал ногами беспрерывно, пока не услышал громкий крик:

   -- Эксул, обернись!

   Ромей вздрогнул; картина реальности вновь прояснилась. Примус развернулся и посмотрел на остановившихся априк.

   -- Не заболел, Эксул? -- спросила Анэ.

   -- Всё в порядке, -- ответил Маниус, чувствуя подступившую жажду. Он развязал пиру, достал сосуд и сделал пару глотков. Жажда отступила.

   -- Мы тут задержимся. Можешь положить суму, -- сказала Темноокая. Изгнанник расслышал знакомые нотки беспокойства в голосе девы.

   -- Мыйо близко? -- осведомился юноша. Йоко кивнула, сверкнув глазами. "Ого! Чувствует мыйо!" -- обрадовалась Пресветлая, подтвердившая свои подозрения. Маниус тем временем подошёл к Йоко, кинув суму под ближайшее дерево.

   -- И когда нам ожидать серенькую зверюшку? -- уточнила старейшая.

   -- Скоро. И их двое, -- информировала дева. Древняя начала разминаться, затем достала боцьен и сделала пару размашистых замахов.

   -- С севера, -- сказала Йоко, сняв меч с жилета. Пресветлая в два прыжка встала перед ромеем, после чего сделала ещё четыре шага, прикрыв собой фронт. Старейшая обернулась. Её взгляд встретил взгляд спутницы. "Говорят светом", -- смекнул Маниус. Вскоре взгляды априк разминулись. Йоко прикрыла ромея; Анэ осталась впереди. Примус выглядывал из-за спины априки, ожидая нападения. Деревья вдалеке расплывались в тенях.

   -- Уши, -- напомнила Йоко. Ромей суетливо поправил пробки в проходах. "Когда?" -- думали Маниус и Анэ. "Совсем близко", -- почувствовала Йоко и прикрыла глаза. Мыйо остановились в одном прыжке от старейшей и затаились в высокой растительности. Их тёмные глаза настороженно глядели на древнюю, рассекающую воздух мечом. "Близко. Несомненно", -- пронеслось в голове у Анэ; губы старейшей тронула лёгкая улыбка. Априка отвела боцьен вправо и отпустила рукоять. Примус замер, охваченный ужасом; Йоко раскрыла глаза, предчувствуя действия мыйо; свободная рука девы схватила юношу.

   Монстры синхронно прыгнули, выставив когти вперёд. Старейшая ретировалась, махнув правой рукой. Боцьен вернулся в ладонь, сверкнув в луче заходящего солнца. Йоко отпрыгнула, прихватив с собой изгнанника; Пресветлая сделала глубокий замах, глядя на морды мыйо, рухнувших к её ногам. "Прощайте", -- еле слышно прошептала охотница; клинок рассёк черепа монстров поперёк глазниц. Враги ослепли. Пространство заполнил отчаянный свист; древняя присела, выбирая лучшую позицию. Десница вонзила жало боцьена в слепую морду, достав мозг; другая тварь дёрнулась, порываясь бежать, но охотница оказалась быстрее. Мыйо пали замертво, дёргая безвольными конечностями. "Глупые подростки", -- констатировала Анэ. Древняя освободила уши от пробок и достала тряпку. Спустя мгновение старейшая принялась чистить лезвие.

   -- Меч летает сам! Магия априк! -- воскликнул отверженный. Пресветлая убрала тряпку, и подошла вплотную к юноше, перехватив боцьен левой рукой. Старейшая поднесла рукоять к глазам Маниуса, и изгнанник разглядел тонкую, почти прозрачную нить, идущую от навершия к правой наручи Анэ.

   -- Магия априк! Меч-самолёт! -- передразнила древняя, продолжая держать рукоять у глаз юноши. -- Нагляделся, Эксул?

   Примус вытащил пробки из ушей. "Странно: зачем две?" -- подумал изгнанник, изучая боцьен старейшей. Широкая украшенная крохотными алмазами гарда расходилась полумесяцем; на три пальца выше красовалась малая. Плетение металла боцьена напоминало узоры меча Йоко, но отблеск немного отличался. Навершие оканчивалось сферой, на которой поселился маленький Атон. "Этот боцьен сделан куда искуснее", -- заключил ромей, когда Пресветлая вернула меч за спину, ловко освободив навершие от нити. Старейшая сняла наручь и принялась заматывать нить обратно. "Теперь торопиться некуда", -- подумала априка, наматывая виток за витком. Всё это время Йоко стояла возле мыйо, разглядывая их раны. Маниус присоединился к ней.

   -- Ловкий трюк, -- обронил юноша после пары мгновений созерцания. Глаза девы сверкнули во тьме.

   -- Я научусь, -- сказала охотница; в голосе чувствовалось возбуждение.

   -- Скоро пойдём! Приготовьтесь! -- крикнула Анэ.

   -- Успеем, -- ответила Йоко, продолжая смотреть на мыйо, -- правда ведь, Мани?

   Дева покосилась на юношу, который будто не слышал её.

   -- Мани?

   -- Холодно... -- изгнанник боролся со сковавшим тело ознобом; мыйо расплылись из-за слёз, хлынувших из глаз.

   -- Мани?!

   Руки Йоко, подхватившие обессилившее тело, почти не ощущались.

   -- Ты... -- силились сказать уста.

   -- Что случилось? Мани!?

   "...прекрасна", -- закончило сознание, и размазанное лицо спутницы сменилось пеленой. Неясные блики, отдалённые звуки, обрывки фраз поплыли перед взором, погружённом в густеющий туман. "Я умираю? Проклятые боги..." -- последняя мысль посетила юношу, прежде чем агония заполнила слабеющее естество. Реальность отступила куда-то вдаль, словно мимолётный утренний сон.

 

Дорогами людей

I

   Йоко держала руку на сонной артерии Маниуса и чувствовала учащённый стук сердца. "Что делать? Что делать!?" -- думала дева, погружаясь в панику. Анэ тем временем закончила наматывать нить и надела наручь.

   -- Анэ, Маниусу плохо! -- крикнула Йоко.

   -- Я не слепая, дитя, -- спокойным голосом ответила старейшая.

   -- Как ты можешь! -- не сдержалась Темноокая. -- Он умирает!

   Старейшая выпрямилась и взялась руками за голову.

   -- Маниусу плохо! Что делать!? -- прокричала Пресветлая, пародируя тон спутницы.

   -- Мне так себя вести, дитя? -- спросила древняя после паузы. Дева на мгновение онемела, затем собралась и крикнула:

   -- Нет! Но чего же ты ждёшь!? Надо помочь!

   -- Я жду, когда ты успокоишься и сможешь вспомнить для меня всё ваше совместное прошлое, дитя. До самой ничтожной мелочи. Тогда я, возможно, смогу понять, что с ним, -- пояснила Анэ. Старейшая сняла с пояса небольшой флакон и кинула спутнице. Йоко не увидела на нём никаких надписей.

   -- Что это? -- спросила юная априка.

   -- Настойка разноэкстрактная, дитя. Снимет жар, добавит организму сил, -- информировала Пресветлая. -- Пусть сделает пять-шесть глотков. Не больше.

   Йоко сорвала крышку и поднесла горлышко к губам ромея.

   -- Пей, -- повелительным тоном произнесла дева и приподняла голову юноши. Губы изгнанника шевельнулись, Примус начал делать мелкие глотки.

   -- Вот и хорошо... -- произнесла Темноокая, затем её взгляд переместился на пресветлую. Древняя рылась в суме Маниуса, ища одежду.

   -- Укутай больного, дитя, -- сказала Анэ и бросила пенулу в руки охотницы. Дева расправила плащ, стараясь перебороть волнение. По мере того, как ромей облачался в пенулу, Йоко по крупицам возвращала себе спокойствие.

   -- Я готова, -- сказала юная априка и встретила взгляд старейшей...

   Густой лес начал редеть, наполняясь простором. Атон продолжал спускаться, провожая последними лучами спешащих путников. След мыйо всё ещё маячил впереди, и три фигуры следовали по нему, не сворачивая ни на шаг в сторону. Априки несли ромея, взвалив себе на плечи, но шагали куда быстрее, чем раньше.

   Стояла тишина. Животные не рисковали выходить из нор и укрытий, птицы отдыхали полсе долгих трелей, комары не пищали под ухом, отогнанные запахом монстра, источаемым не убранной в карман тряпкой для чистки боцьена. Только лёгкие, еле слышные шаги априк да шелест потревоженной травы под белыми сапогами нарушали молчание леса.

   Йоко ждала, когда Анэ скажет, что с Маниусом, и боялась, что юноша умрёт, так и не получив помощи. Старейшая анализировала воспоминания спутницы, ища закономерности. Она давно поняла, чем вызвана лихорадка, но в воспоминаниях Йоко имелось достаточно интересного. Девы молчали, пока не дошли до вещей Анэ, беспечно оставленных под неприметной берёзой. Темноокая нащупала пульс на руке Примуса, чувствуя слабые удары; Пресветлая подняла пиру и забросила за спину, затем снова взвалила изгнанника на плечо.

   -- Пойдём на север, дитя. В Нонию. Там проконсул велел помогать априкам, -- информировала Анэ.

   -- Ты поняла, что с ним? -- спросила Йоко.

   -- Маниус набрал себе воды из реки и выпил, потом резко заболел, -- ответила старейшая. -- Ему сейчас нужны постель, уход и покой, иначе скончается.

   -- Нас преследует мыйо, -- информировала дева.

   -- Тьма с ним, -- отмахнулась Пресветлая. -- Выйдем на дорогу: Рубиновая магистраль приведёт нас прямиком в Нонию.

   Ночь опустилась на землю, окрасив чистое небо миллионами светил. Молчание вечера сменили постоянные трески и шуршания ночи. Мыйо, вконец обнаглев, держался от априк не далее чем в сотне шагов. Йоко чувствовала близость монстра и ожидала нападение, находясь в постоянном напряжении. Вдобавок Маниус никак не помогал тащить себя. Радовала только ровная дорога, идти по которой было несравнимо легче, чем в лесной чащобе. Широко шагая, априки преодолевали один ряд кирпичей за другим, но теряющаяся за горизонтом светло-серая полоса магистрали казалась бесконечной.

   -- Ни одной деревни! -- не выдержала Йоко.

   -- Ты холодная, дитя, -- сменила тему Анэ, -- и твоя корона совсем мала. Прекрати думать о мыйо и сосредоточься на движениях.

   -- Не могу, -- ответила Темноокая.

   -- Ночью априкам полагается отдыхать, -- заметила старейшая, -- но мы спешим. Граница Нонии не близко: потеряем много света.

   -- Пусть.

   -- Мыйо устают, но не так быстро как мы, дитя.

   -- Думаешь, я не выдержу? -- смекнула Йоко. -- Мне не впервой ходить сутками. Пока Маниуса не было, я сама выслеживала мыйо...

   -- Представляю. Сколько охотишься?

   -- Уже три остановки прошло... -- припомнила дева.

   -- Редкие априки охотятся так далеко от Благой Земли, -- заметила древняя.

   -- У меня хорошо получается: мне хватает света, -- объяснила юная априка. "Света ли?" -- мысленно спросила Анэ и продолжила:

   -- Это не значит, что можно недоедать, дитя. Вылечим Маниуса и сразу отправимся отдыхать. Атон идёт на юг: скоро похолодает, -- сказала старейшая. Дева приободрилась. "Значит, она может его вылечить", -- решила дева и ускорила шаг.

   -- Чувствуешь мыйо на расстоянии, дитя? -- меццо-сопрано поймало грань между утверждением и вопросом; ноги старейшей приняли темп спутницы.

   -- Да. Поэтому я их быстро выслеживаю. Поэтому я могу...

   -- Убить самку, -- перебила Анэ.

   -- Да! И тогда... -- охотница осеклась.

   -- Чтобы убить самку, мало чувствовать мыйо, дитя, -- информировала древняя.

   -- Ты её видела!? Покажешь!? -- воскликнула Темноокая.

   -- Не торопись: сейчас нужно вылечить Маниуса, -- урезонила старейшая.

   -- Ты права... -- согласилась Йоко. "Всегда", -- мысленно добавила дева и сосредоточилась на движениях.

II

   Атон восходил, окрашивая восточное небо ярким багрянцем. Напитавшиеся водой дорожные кирпичи покрылись мелкими капельками. Лёгкие потяжелели от влаги, заполнившей воздух вместе с утренним туманом.

   Априки могли видеть едва ли на двадцать шагов вокруг, и мыйо осторожно сокращал дистанцию, надеясь на превосходство нюха. Звук когтей, царапающих камень, разносился на всю округу, раздражая слушательниц. Йоко постоянно оглядывалась, желая сверить слух и чувства со зрением, но видела лишь молочно-белую пелену, мирно висящую за спиной. Анэ шагала, не обращая на монстра никакого внимания.

   -- Сзади. В пятидесяти шагах, -- сорвалось с уст Темноокой. -- Ближе пока не подходит.

   Древняя не отреагировала.

   -- Что будем делать? -- спросила дева.

   -- Идти, дитя, -- ответила Пресветлая.

   -- А с мыйо что?

   -- Тьма с ним, дитя. Тьма.

   -- Анэ!

   -- Нония совсем рядом, а там и пограничный посёлок, -- пояснила старейшая и переменила тон на ласковый:

   -- Потерпи немного, хорошо?

   Йоко замолчала и постаралась успокоиться, но близость мыйо не позволила. Априки почувствовали небольшой уклон, будто дорога взбиралась на холм. "Рядом", -- припомнила Анэ и сбросила темп. Вскоре странницы увидели стоящую у обочины табличку, указывающую на границу Мирнии и Нонии.

   -- Видишь, дитя? Мы почти пришли, -- бодро проговорила Пресветлая.

   -- Сорок шагов. Ускорился, -- сказала дева, закрыв глаза. Несколько нервных движений, и тело молодой априки остолбенело; Маниус всем весом навалился на старейшую.

   -- Впереди. Четверо. Мчится сюда, -- информировала Йоко, избавляясь от сумы. Рука потянулась к боцьену и сняла его с жилета. Глаза закрылись. Темноокая почувствовала пульсацию крови у висков; мыйо вырисовывались отчётливее. Дева осознала: монстр за спиной остановился и более не намерен приближаться. Анэ покосилась на спутницу, но смолчала. "Сколько можно! Делай же что-нибудь!" -- кричала душа Йоко; Пресветлая аккуратно взяла Маниуса на руки и положила на самую обочину. Освободившись, десница старейшей залезла в боковой карман заплечной пиры, достав два белых керамических шара. Мыйо начал бесшумно красться к жертвам, уверенный в успехе. Темноокая почувствовала слабую дрожь; разум советовал оставить больного на Анэ и атаковать.

   -- Не вздумай нападать, дитя, -- сказала древняя, предвидев действия Йоко. -- Серенький только этого и ждёт.

   -- Я не промахнусь, -- не послушалась дева.

   -- Терпение, дитя, -- тон Анэ сменился на строгий; старейшая скинула суму на обочину.

   -- Я не дитя! -- крикнула Йоко. -- Нас окружат!

   "Сейчас!" -- ноги априки согнулись, готовясь к пружинящему прыжку. "Молодёжь..." -- пронеслось в тысячелетнем сознании. Мыйо замер, ожидая развязки. Ноги Темноокой распрямились, но крепкая ладонь старейшей, упавшая на плечо, остановила её.

   -- Успокойся! -- голос Пресветлой громом обрушился на спутницу. -- Мы на мосту: над рекой.

   Юная априка взглянула за обочину и не разглядела земли.

   -- Нас не окружат, -- добавила древняя. -- Возьми человека и встань на краю. Засвистят -- прыгай.

   -- Но...

   Анэ заглянула в глаза Йоко; от старейшей исходил мощный жар.

   -- Не спорь.

   Твёрдый голос Пресветлой заставил деву подчиниться. Темноокая вернула боцьен за плечи, затем взяла на руки изгнанника и встала на краю моста.

   -- Мыйо уже здесь. Крадутся, -- прошептала Йоко.

   Атон успел подняться чуть выше, рассеивая туман густыми лучами. Силуэты мыйо, завёрнутые в растворяющуюся пелену, стали доступны взгляду. Дева видела их; чувствовала, как внутри сильных тел пульсирует ярость. Тут сознание внезапно озарила важная мысль:

   -- Анэ, я... -- начала реплику априка.

   -- Пора, -- старейшая толкнула спутников в воду, проводив лёгкой, светлой улыбкой; веки Пресветлой упали на глаза, коснувшись короны. Анэ ударила шарики друг о друга; из-под "скорлупы" повалил дым; до ушей дошёл хлопок спутников о воду. Руки кинули шары в разные стороны, целя в монстров; ноги резко толкнулись, устремив тело вслед за Йоко. Гром заполнил округу, перейдя в дикий свист. Анэ повисла, уцепившись за мост. Огонёк на наручи априки сменил пять цветов, и белый силуэт выскочил на дорогу, подготовив боцьен. Изрешечённые мелкой дробью мыйо в агонии бросились на обидчицу; старейшая встретила тварей острым лезвием. Боцьен, как заведённый, нёсся из стороны в сторону, разрезая встреченную плоть, пока ноги уносили тело из-под ударов монстров. Наконец древняя взметнулась ввысь, и сросшаяся с лезвием алмазная пыль настигла последнего мыйо, пропоров мускулистую шею. Априка резким жестом стряхнула кровь с клинка.

   -- Йоко! -- меццо-сопрано долетел до леса. Спутница не ответила.

   -- Йоко!!! -- оглушительный крик ударил речную долину жестокой волной. В ответ вернулось только раздражённое эхо. "Утопли", -- решила Пресветлая и прыгнула в реку.

III

   Маниус почувствовал тело одновременно с холодом, проникшим всюду, кроме губ, которые напротив пылали жаром. Юноша ощутил крепкую хватку пальцев на щеках, держащих рот открытым, и сухой воздух, раздувающий лёгкие. "Меня целуют?" -- мысль вяло проползла по сонному сознанию. Изгнанник приоткрыл глаза, удивив размазанные, но всё-таки знакомые очертания.

   -- Йоко... -- произнёс юноша, чувствуя, что сознание снова покидает его; расслабленные веки закрылись.

   -- Почти угадал, -- прозвучало в ушах, прежде чем бездна вновь охватила разум. "Анэ", -- подумал Примус и провалился в беспамятство.

   Персветлая взвалила спутников на плечи и вновь зашла на мост. Со всех троих капала вода. Старейшая аккуратно положила спутников на край обочины и пошла к разбросанным по дороге тушам мыйо.

   -- Ну что, -- сказала априка, глядя на отрезанную голову. -- Приступим к лечению.

   Старейшая вспорола брюхо ближайшего монстра, вонзила боцьен в лёгкое, оставив оружие болтаться между рёбер. Волна смрада распространилась на всю округу и, подхваченная ветром, заставляла птиц, притаившихся на пути воздушного потока, синхронно подниматься в воздух. Древняя скорчила презрительную гримасу и принялась срезать шкуру мыйо на спине: вокруг небольшого горба, скрывавшего позвоночник прямо над передними лапами. "Ещё не слишком толстая" -- оценила Анэ, вонзая нож в плоть. Потребовалось немного терпения, чтобы срезать достаточный кусок шкуры. Под курой оголдилось нечто объёмное и слизистое. Железа багровела от крови, поблёскивая едва различимыми серебристыми капельками. Старейшая обхватила орган и выдрала из тела. Слизистый кусок упал на камни.

   -- Готовься, Эксул, -- продолжила монолог старейшая и пошла к ромею. Положив железу рядом с юношей, Персветлая избавила изгнанника от одежды и принялась растирать плоть мыйо по человеческому телу.

   -- Если я правильно поняла россказни Ано, -- произнесла старейшая, -- эта дрянь тебя спасёт. А если нет, тебя уже ничто не спасёт, Эксул.

   Анэ скосила глаза в сторону Йоко; спутница дёрнула бровью, возвращаясь в сознание.

   -- Так не пойдёт, -- сказала древняя и ударила пальцем в основание шеи охотницы; юная априка расслабилась и провалилась в сон. Пресветлая ухмыльнулась, мысленно похвалив себя. Предстояло много работы...

   ...Ромей лежал, обмазанный железой с головы до ног; его стеклянная фляга покоилась рядом, тщательно промытая априкой. Йоко мирно спала, развалившись подле юноши. Немного передохнув, старейшая обратила внимание на промокшие пиры. "В шерстяной одежде могла остаться зараза", -- подумала Анэ, решив избавиться от лишней ноши. Древняя затолкала вещи юноши в пиру, пожалев лишь засушенную ягоду. Тут глаза заметили отложенный до времени гладий. Пресветлая безжалостно подобрала его, намереваясь выкинуть. Внимательный взгляд обнаружил в клейме маленькую букву "М". "Так это наш олух поиздевался над железом", -- поняла древняя, издав короткое "ха". "Подарю ему другой меч", -- решила априка. Гладий полетел на дно реки, попрощавшись с хозяином высокими брызгами. Ножны с поясом отправились вслед за одеждой. Старейшая приподняла одну из туш, положив суму Маниуса на лужу крови. "Остальное придётся нести", -- смирилась Анэ, связывая белые пиры.

VI

   Несмотря на ранний час, стражники не дремали. Их напряжённые, внимательные лица вглядывались в густой туман, поминая всех пришедших на ум богов. Свист мыйо, словно набат, поднял гарнизон по тревоге. Легионеры заняли позиции на бревенчатых стенах и у ворот, готовясь встретить монстра. Солнце тем временем поднялось над посёлком, озарив нехитрые строения: стены, квадратом окружавшие распланированное пространство, аккуратные кирпичные и неказистые деревянные домики, словно шеренги солдат поставленные ровными линиями, площадь для сборов, стоящий напротив площади богатый дом наместника, новые казармы, конюшни, кузню и прочие хозяйственные постройки. Жители ещё не проснулись, либо опасались покидать пределы жилищ. Только наместник вышел к воинам, выкрикивая резкие, неясные приказы. После каждого крика власть имущего солдаты начинали бегать и суетиться, передавая беспокойство в отдалённые уголки селения. Легионеры ждали мыйо и проклинали туман, но свист не повторялся. Вскоре туман отступил, открыв взору окрестности. Стражники южных ворот заметили движение, но, всмотревшись в неясный силуэт, задумчиво разинули рты, не зная, что докладывать.

   -- Априка? -- спросил один из них, обращаясь к подошедшей фигуре. Остальные натянули луки.

   -- Априка, априка! -- громкое меццо-сопрано заполнил всю округу. -- Открывай и помоги мне!

   -- Мы слышали гром и свист, -- смущённо сказал охранник, разглядывая с ворот старейшую, несущую на плечах двух товарищей.

   -- О мыйо я уже позаботилась. Трупы валяются на Рубиновой дороге прямо на мосту у граничного столба, -- информировала Анэ. -- Открывай!

   -- Нужно доложить наместнику, -- сказал страж и исчез. Пресветлая оценила высоту укреплений, не выпуская ноши из рук, затем взглянула на крепкие дубовые ворота, прикидывая, сможет ли пронзить их боцьеном. "Для ромейского посёлка вполне сносно, даже слишком сносно... хотя и сносимо", -- удовлетворилась старейшая. Ворота приоткрылись.

   -- Заходите, -- послышался шепелявый голос. Анэ не преминула воспользоваться предложением и скрылась за воротинами.

   Торцы створ встретились; засов вернулся на место. Априка разглядывала седовласого старика, наспех накинувшего на тунику поношенный алый плащ. Освобождая руки для приветствия, старик старался откинуть его за плечи. Под плащом виднелась добрая белая туника, украшенная двумя тонкими пурпурными линиями, спадающими от начала плеч вплоть до пол. "Эквит", -- поняла априка, оценив толщину линий. Рядом с ним стояли стражники в кольчугах, шлемах и при гладиях, но без щитов. За спиной -- два раба в серых обшарпанных туниках. Наместник не выделялся ростом, а привычка сутулиться и вовсе не позволила голове подняться выше груди априки. Анэ, и без того превосходившая в росте ромеев, на фоне власть имущего казалась великаншей. Вынужденный взгляд сверху вниз только укреплял впечатление.

   -- Приветствуем вас в Непос-викусе! Я Фабиус Лутациус Като -- наместник проконсула Фламиниуса Секстуса Нониуса. Мы рады видеть априку в наших краях, -- проговорил эквит, стараясь придать голосу возвышенности. Его заспанные глаза, однако, жаловались на прерванный отдых, а лицо морщилось из-за запаха, источаемого размазанной железой мыйо.

   -- Мне нужна комната для больного, -- Пресветлая резко кивнула в сторону голого, покрытого кровавой коркой тела Маниуса, -- а её я положу на широкую крышу...

   Древняя начала оглядывать дома в поисках подходящей.

   -- Вон того каменного дома, -- продолжила старейшая, указывая на виллу наместника.

   -- Моё скромное жилище в вашем полном распоряжении, -- среагировал Фабиус, -- будьте моей гостьей.

   -- Я напомню Фортуне о вас, -- улыбнулась Анэ и пошла в сторону виллы.

   -- Долг службы обязывает меня немедленно доложить проконсулу о вашем прибытии. Как вас назвать? -- спросил власть имущий, старясь обогнать априку.

   -- Анэ, -- информировала старейшая. -- Эту несчастную априку на моём плече зовите Йоко, а неудачливый ромей... Маниус Примус, кажется.

   -- Хорошо.

   Наместник жестом скомандовал солдатам, а сам побежал к вилле. Воины подошли и предложили Анэ помощь. Старейшая вверила им Маниуса; Йоко так и осталась висеть на плече.

   -- Лучше приставьте лестницу к крыше, -- рекомендовала априка. Воины мигом ушли исполнять приказ. "Всё, -- подумала древняя, снимая с тела напряжение. -- Пока не разглядели лоб Маниуса, можно расслабиться".

   Пресветлая сидела на лишённом спинки стуле, вцепившись руками в подлокотники. Над головой по-прежнему высилось синее небо, хоть под ногами и лежал выстланный плиткой пол. "Всё-таки молодцы ромеи, что принимают гостей в комнате без крыши. Атриум -- колодец для света... и дождевой воды, -- подумала априка, проводив взглядом сливы, собиравшие воду со всей крыши, наклонённой внутрь виллы: к атриуму. -- Ну и когда же хозяин соизволит явиться? В тогу небось наряжается". Скучающий взгляд перемещался с покрытых цветочным орнаментом занавесок, скрывавших содержимое соседних комнат, к широким белым колоннам, поддерживающим свод, затем взгляд шаркал по половой плитке, стараясь разгадать значение каждого встреченного рисунка, и наконец свернул в угол, разглядев там покрывшийся пылью ткацкий станок. "Жена или живёт в городе, или уже не живёт", -- решила старейшая. В следующее мгновение до ушей донёсся звук шагов. Взгляд упал на коридор и нашёл усталое изрезанное морщинами лицо наместника, облачившегося в белоснежную тогу. Фабиус повторно поприветствовал априку, с завистью глядя на собственный стул, занятый "дорогой" гостьей. Наместник покорно встал напротив и погрузился в размышления, закатив глаза. Время от времени власть имущий начинал говорить, но останавливал себя, не произнеся даже связного слова. Анэ не торопила.

   -- Не знаю, -- сказал наконец Фабиус. -- Я помогаю вам по приказу проконсула. Но закон республики не велит помогать отверженным...

   Наместник снова задумался. Пресветлая молчала.

   -- Не знаю, -- повторил Фабиус. -- Прошу избавить нас от изгнанного. Нельзя ему помогать.

   -- Если вас, наместник, настолько волнуют законы, можете считать Маниуса Примуса одним из априк, -- сказала Анэ.

   -- Вашим рабом? -- спросил Като.

   -- Вы хотите оскорбить меня, Фаби? -- меццо-сопрано окрасилось грозными интонациями. -- Априки не имеют рабов.

   -- Простите. Не знал.

   -- Считайте, что я усыновила Маниуса, -- продолжила древняя.

   -- Но...

   -- Проконсул ближе цензора; патрон щедрей магистрата, -- напомнила Анэ, -- думаю, Фламиниус расстроится, узнав о вашем, наместник, решении. Я уже не говорю о себе...

   -- Я не гоню вас, -- поспешил перебить наместник, опасливо глядя на рукоять боцьена, -- но почему нельзя хотя бы вынести изгнанного за пределы Непос-викус?

   -- Моему сыну нужен отдых и покой, -- пояснила старейшая. -- И мне тоже. А там придётся его охранять.

   -- Но мыйо...

   -- Пока я здесь, мыйо не проблема. Если мы и уйдём за ворота, то только втроём, -- отрезала Анэ. Глаза априки блеснули, подтверждая сказанное.

   -- Значит, мне придётся оставить его, -- прошипел старик, -- тогда разрешите хотя бы помыть его?

   -- Разрешаю.

   Пресветлая встала и вышла вон из комнаты. Фабиус размял пальцами лоб и крикнул рабов.

V

   Йоко очнулась, чувствуя как прямые солнечные лучи греют тело. Дева подняла веки, улыбаясь пречистому богу. Априка ощутила под собой черепицу, давящую на спину. Юбка и жилет оказались распахнуты, боцьен лежал у правой руки. "Где я?" -- подумала дева, силясь привстать.

   -- Очнулась, напарница? -- наполненный безмятежностью голос достиг левого уха. -- Расслабься: тебе надо насытиться.

   -- Маниус! -- вспомнила Йоко. Пресветлая положила на спутницу руку, не позволяя подняться.

   -- Ему полегчало. Наверное, скоро проснётся, -- информировала древняя.

   Йоко расслабилась.

   -- Сереньких чувствуешь? -- прервала молчание Анэ. Деве снова пришлось напрячься.

   -- Нет.

   -- Отлично. Знаешь, что я поняла, дитя?

   -- Нет, -- Йоко приподнялась-таки и с интересом посмотрела на старейшую.

   -- Ты совсем не умеешь плавать, и ещё ты совсем не умеешь нырять, -- сказала Анэ тоном философа, выдвигающего новый постулат.

   -- Я пыталась сказать, -- извинилась априка, пробежав глазами по сторонам. Представший перед взором посёлок выглядел незнакомо.

   -- Где мы? -- спросила дева.

   -- На крыше, дитя. На крыше. Отдыхай. Скоро надо будет прикупить Маниусу новую одежду.

   -- На крыше... -- улыбнулась Йоко и прикрыла глаза, -- а куда пойдём, когда Маниус поправится?

   -- На запад: к морю. Придётся преодолеть сохнущий лес, где обитают зрелые мыйо, -- объяснила старейшая, зевая. -- Но лодка хранится не у моря, а у притока Тенуса, так что мы потратим трое суток на пеший переход, а потом сплавимся по реке... ещё придётся заготовить Маниусу еды про запас.

   -- А что нам делать у моря? -- уточнила дева.

   -- Не "у", а "в", дитя, -- поправила древняя. -- Мы поплывём на Птичий остров. Ромеи называют его Столбом Салации. Слышала?

   -- Нет.

   -- Географии вас сама Йо учила, что ли?

   -- Нет. А почему ты так думаешь?

   -- Не важно. На острове имеется зимний дом, -- информировала Пресветлая. -- Маниуса нельзя оставлять достигаемым для мыйо, дитя. Ты и сама это понимаешь.

   -- Ага, -- согласилась Йоко. -- Но всё-таки, почему ты вспомнила о Йо?

   -- Йо ни разу не покидала Благую Землю, дитя, -- пояснила Анэ.

   -- За столько-то остановок, -- добавила древняя.

   -- Йо ведь... самая младшая из детей праматери? -- спросила Темноокая.

   -- Это правда, -- подтвердила старейшая.

   -- А ты? -- резко сказала дева, не дав напарнице продолжить фразу.

   -- Я? -- переспросила Анэ с наигранным удивлением. -- Я -- одна из старших её дочерей.

   Йоко кивнула себе: предположения подтвердились.

   -- Но почему тогда мне о тебе не рассказывали?

   -- Думаю, Йо неприятно вспоминать о моём существовании, дитя, -- заметила Пресветлая.

   -- Зачем ты так? Йо очень добрая. Она...

   -- Знаю, знаю. Передай ей привет, когда вернёшься к семье, дитя. А пока прекратим пустой разговор: тебе всё ещё нужно насытиться, -- сказала Анэ и приготовилась дремать, поручив контроль над телом вовремя проснувшейся лени. Априки продолжили лежать, не произнося ни слова.

VI

   Атон прошёл две трети небосвода, щедро поливая землю живительными лучами. Напарницы лицезрели его путь, наслаждаясь светом.

   -- Пора, -- сказала Анэ и принялась лениво одеваться. Йоко последовала примеру старейшей, чувствуя пульсацию наполненной энергией крови в каждом кончике тела.

   -- Весь день ни облачка. Атон ясен и улыбается нам, -- сказала охотница, разминая затёкшие руки.

   -- День действительно светлый, -- согласилась старейшая. -- Спускаемся: лучше успеть до того, как купцы разбегутся.

   -- У тебя есть консульские рубины? -- удивилась Йоко.

   -- Давно таскаю на всякий случай, -- пояснила древняя, -- и вот он -- всякий случай.

   Дева взглянула на старейшую, восторженно блеснув глазами, и начала спуск по лестнице. Анэ предпочла спрыгнуть, чем сразу приковала внимание случайных прохожих. Априки направились к купцам.

   На краю площади оказалось несколько лавок. Одежду продавали в двух. Та, что дальше, была свободна. У той, что ближе, стоял с виду не примечательный ромей. Мужчина оживлённо беседовал с купцом, не забывая о жестикуляции. Априки неспешно подошли к ближней лавке; увлечённые собеседники не заметили их приближения.

   -- Я дам тебе двадцать пять камней, -- говорил купец, -- но ты вернёшь мне тридцать через год.

   -- Это грабёж, Гае! -- не соглашался мужчина. -- Двадцать семь и ни камнем больше!

   -- Как хочешь, Вете, только никто в Непос-викусе не даст тебе столько камней, -- продолжал купец. -- Уходи! Не загораживай товар!

   -- Постой... -- Ветус склонил голову. -- Я согласен.

   Лицо купца расплылось в улыбке. Гаюс хотел сказать что-то, но Анэ упредила его:

   -- Не торопись, Вете! -- громкая фраза заставила мужчин вздрогнуть. Они повернули головы, недоуменно взглянув на априк.

   -- Ты не выглядишь оборванцем, Вете. Для чего тебе столько камней? -- полюбопытствовала Анэ.

   -- Чтобы выкупить у наместника Энию, -- ответил Ветус и потупил взгляд.

   -- Зачем занимать такую сумму, если можно собрать её? -- продолжила старейшая.

   -- Послезавтра Фабиус повезёт её на рынок в Мирнию! -- взорвался Ветус. -- Мне нужны деньги сейчас!

   -- Энию, похоже, охмурила глупца, -- рассмеялся Гаюс. -- Ударим по рукам, Вете?

   -- Я дам тебе двадцать пять камней, Вете, -- предложила древняя, -- вернёшь мне столько же, когда я снова загляну сюда.

   -- Правда? -- обрадовался ромей.

   -- Правда, -- Пресветлая отвязала мешочек, предусмотрительно повешенный на поясе, и отсчитала двадцать пять рубинов. Каждый камень представлял собой помещающийся на большом пальце плоский восьмигранник, на одной стороне которого красовалась аккуратно выгравированная буква "С", на другой -- "R".

   -- Как вас зовут? Я... должен поклясться? -- спросил Ветус.

   -- Анэ. Но лучше запомни рисунок на моей повязке, -- ответила старейшая.

   -- Я клянусь Юпитером и Юноной, что верну вам камни, богиня, -- проговорил Ветус и поклонился, -- а сейчас простите: я должен бежать.

   Ромей поклонился ещё раз и побежал искать наместника. Пресветлая ухмыльнулась и посмотрела на товар.

   -- Мне нужна мужская одежда, Гае, -- сказала старейшая, обращаясь к купцу, -- туника, хорошая кожные сандалии, пояс с бронзовыми застёжками... показывай всё, что есть. Я выберу.

   -- Как скажете, светлая госпожа, -- улыбнулся Гаюс и начал раскладывать товар.

   Когда Анэ купила всё, что по её мнению было нужно Маниусу, и нагрузила покупками Йоко, купец набрался наглости и спросил:

   -- А почему вы помогли Ветусу, светлая госпожа?

   -- Помогла? -- переспросила Анэ. -- Я ему не помогала.

   -- Вы же дали глупцу двадцать пять консульских рубинов, -- напомнил Гаюс.

   -- Он вернёт столько же, Гае.

   -- Невыгодная сделка, -- заключил купец.

   -- Грабить, конечно, выгоднее, -- подтвердила Анэ.

   -- Грабить? О чём вы, госпожа? Мы, купцы, путешествуем между городами и селениями, рискуя жизнью на дорогах, чтобы привести людям товар. Мыйо, как и бандиты, знаете ли, безжалостны. И разве зазорно просить небольшое вознаграждение за свои труды?

   -- Аха... -- протянула древняя. -- Тогда понятно. Охотиться на мыйо намного опаснее, чем слоняться с товаром. Наверное, нам стоит наложить на республику дань за нашу помощь, правда, Йоко? -- спорила Анэ, кивнув в сторону спутницы. Напарница весело улыбнулась. Априки отвернулись от лавки и увидели толпу, следившую за ними в удалении. Йоко заметила хмурые взгляды, смотревшие больше на Гаюса, чем на них. Спутницы обошли толпу и направились в сторону виллы.

   -- Кто позволял тебе распускать твой поганый язык, Гае? -- донеслось до априк, не успели они пройти и десяток шагов. -- Что, если они...

   -- Люди, -- произнесла старейшая по-априкски.

   -- Странные, -- добавила Йоко.

   -- Странные? Нет. Просто люди не упускают возможности ограбить или убить друг-друга, дитя. Потому старейшие и не рекомендуют молодым априкам контактировать с ними, -- пояснила Пресветлая.

   -- Но ведь не все такие.

   -- Большинство именно такие. Удел людей -- умереть детьми.

   -- Маниус не такой.

   -- Маниус лишён свободы, дитя. Когда к нему вернётся свобода, мы узнаем, каков он на самом деле.

   "Хотя едва ли она к нему вернётся", -- мысленно закончила древняя.

   -- Может он и вспыльчив, но не станет вот так грабить, -- сказала Йоко.

   -- Видишь, дитя? И ты заметила тёмное в нём.

   -- Что с того? И на Атоне есть пятна.

   -- Но они не мешают Атону светить, дитя.

   Темноокая смолкла и задумалась.

VII

   Маниус проснулся, чувствуя лёгкость, пронизывающую всё естество. Тело оказалось чистым, расслабленным. Одеяло и подстилка -- мягкими и приятными. Примус раскрыл глаза, позволив рассеянному свету заполнить взор. Изгнанника окружала маленькая убранная слабо освещённая сквозь матерчатую занавеску комната. Кроме лежанки в ней поместился лишь широкий шкаф, хранящий глиняную посуду. Занавеска шевельнулась. Маниус скосил глаза и на мгновение захватил светлые волосы, тут же исчезнувшие за складками ткани.

   -- Йоко? Анэ? -- спросил ромей у занавески, но ответа не последовало. Вскоре, ступая бесшумно, словно забитая мышка, в комнату вошла светловолосая голубоглазая худенькая рабыня, которую толкал сгорбившийся пожилой раб. "Варвары", -- подумал отверженный, не спуская с них глаз. Рабыня молча положила около гостя поднос, на котором лежала курица, запечённая с овощами, ломоть пшеничного хлеба и глиняный стакан с водой.

   -- Поешьте, господин, -- сказал сутулый. Рабы не сводили глаз со лба юноши, но Маниус не обратил на это внимания, сражённый ударившим в нос запахом. Правая рука изгнанника схватила левую, уже готовую потянуться к курице. Впервые в жизни при взгляде на еду захотелось плакать. "Нет! Йоко меня не простит! Йоко?" -- пронеслось в голове у юноши.

   -- Где Йоко, старик!? -- крикнул изгнанник уже уходившему рабу.

   -- Априка?

   -- Да, априка. Где она?

   -- На улице, господин, -- сказал сутулый.

   -- Хорошо, -- Маниус облегчённо выдохнул. -- Скажи ей, что я проснулся.

   Раб не мешкая скрылся за дверью. Взгляд Примуса снова сосредоточился на еде. Рука потянулась к подносу, но взяла только стакан. Изгнанник сжал его и услышал треск. Хват сразу стал нежным. Ромей поднёс стакан ко рту и осушил его, затем повертел на свету, найдя трещину. "Халтура, -- решил отверженный. -- Нужно дать стимула тому, кто его сделал... Да чем я теперь лучше рабов? Погоди у меня, Клодо!". Маниус сжал руку, и стакан рассыпался. Боль от впившихся кусочков вернула разум в реальность.

   -- Унеси. Я не могу это есть, -- сказал Маниус, подняв глаза на рабыню.

   -- Но господин... -- попыталась возразить девушка.

   -- Унеси! -- крикнул Примус. Рабыня подняла руки, загородившись от ромея. Изгнанник взял поднос и протянул девушке.

   -- Унеси, -- спокойно повторил юноша. Варварша перехватила поднос и собиралась уходить, но путь преградили априки.

   -- Энию? -- спросила Анэ, глядя на рабыню. Девушка испуганно кивнула.

   -- Знаешь Ветуса? -- продолжила древняя.

   Двушка снова кивнула, сверля старейшую недоумевающим взглядом.

   -- Похоже он сегодня выкупит тебя, Энию, -- информировала Пресветлая, выбрав наречие местных племён. Рабыня сначала опешила, потом заплакала от радости.

   -- Благодарю тебя, солнечная богиня! -- ответила девушка на родном языке.

   -- Иди -- умойся и подготовься, Энию, -- рекомендовала Анэ. Рабыня выбежала. Пресветлая проводила её довольным взглядом; Маниус в последний раз прощался с курицей и ломтем хлеба. Йоко кинула на постель новую одежду, завалив юношу.

   -- Одевайся скорее, -- сказала дева. Ромей последовал слову априки.

   -- А где мои вещи? -- спросил юноша, когда натянул тунику.

   -- Я их выкинула, Эксул, -- информировала древняя, -- сушёные плоды оставила, не бойся.

   -- А гладий?

   -- Ржавеет на речном дне.

   -- На дне!? Чем мне теперь защищаться!?

   -- Этот кусок железа всё равно бесполезен против Мыйо, особенно в твоих неумелых руках, Эксул, -- просветила Анэ. -- Всё, что ты можешь, -- уклониться от хищника и ждать спасения, а для этого тебе лучше быть налегке. Радуйся, что я смогла-таки вылечить тебя и впредь не бери воду из рек, озёр и других цветущих водоёмов. В ней может быть отрава.

   -- Хорошо, -- пообещал Маниус и замолк, продолжая одеваться.

   Надев всё, что принесли априки, Примус оглядел себя. Туника была на совесть прокрашена зелёным красителем; по всему чувствовалось, что соткана старательно. Пояс из доброй кожи -- снабжён крепкой бронзовой пряжкой. Новые плотные сандалии не забыли дополнить высокими задниками, оберегавшими голень. Ромей со стороны стал похож на мелкого купца или отставного легионера, точно не на изгнанника.

   -- Последний элемент, Эксул, -- Пресветлая подала юноше знакомую белую повязку. Маниус закрыл ей лоб, скорчив печальную гримасу.

   -- А сума с пенулой? -- спросил ромей.

   -- Они тебе ни к чему, -- информировала древняя.

   -- Но...

   -- Идём, -- сказала Йоко. Изгнанник обречённо вздохнул и молча последовал за охотницами.

   Закончив экипироваться, априки и Маниус собрались покинуть Непос-викус, провожаемые большой толпой селян. Наместник лично вышел, чтобы попрощаться с ними. Фабиус прошипел долгую сбивчивую речь, но власть имущего никто не слушал.

   -- Смотри! Мечи сами висят.

   -- И копьё у главной.

   -- Говорят, их ковал сам Вулкан, -- непрерывно шептались мальчики.

   -- Какие у богинь волосы!

   -- Какая чистая кожа!

   -- А глаза! Мне бы такие глаза! -- наперебой делились впечатлениями женщины и девушки.

   Анэ и Йоко дружелюбно улыбались толпе, иногда махая селянам руками. Маниус бросил единственный хмурый взгляд на сборище жителей и отвёл глаза в сторону, предпочтя людской толпе осмотр домов. Тут взор юноши наткнулся на пару, обнимающуюся за углом очередного сарая. "Та рабыня? Неужели?" -- пронеслось в голове изгнанника. Ноги юноши продолжали неспешно вышагивать за Йоко, глаза -- следить за парой, словно прикованные. Ворота приближались, и селяне начали кричать благословения априкам, но ромей не слушал их. Примус смотрел на двух людей, коим не было дела до ухода богинь, не было дела до шумящей толпы, не было дела до туч, прилетевших проводить Атона за горизонт. Пара целовалась. Робко, осторожно, будто проверяя мир на реальность. "Пусть Фортуна и дальше помогает тебе, рабыня", -- подумал изгнанник, и влюблённых загородила воротина.

   -- Чему улыбаешься? -- спросила Йоко. Примус посмотрел в глаза спутницы и удивлённо поднял брови: лучи чёрной короны, словно по волшебству, продолжились оранжевым цветом.

   -- Так. Ничему. Рад, что снова здоров. Твои глаза?

   -- Что не так?

   -- Пожелтели.

   -- А! Они меняют цвет, когда я насыщаюсь. Твоё самочувствие?

   -- Бодр, как два быка.

   -- Хвала Атону, -- сказала Йоко и замолчала, углубившись в размышления. "Статься может, Йоко не ошиблась в тебе, Маниус Примус Эксул", -- подумала Анэ, и лёгкая-лёгкая улыбка тронула тысячелетние губы. Путники шли на запад, провожая заходящее солнце. Их след потерялся среди деревьев.

***

   Непос-викус готовился к ночи, когда стража северных ворот увидела пятерых всадников, мчавшихся во весь опор. Бывалые легионеры сразу узнали переднего, облачённого в дорогую белоснежную пенулу. Плотно сложенный с блестящей лысиной вместо волос ромей суетливо подгонял лошадь, не думая останавливаться. Сопровождающие его охранники и ухоженные греческие рабы также не признавали в воротах Непос-викус препятствия.

   -- Господин Квинтус Нониус приехал! -- крикнули с башни, и ворота спешно отворились, не собираясь задерживать бегущих коней ни на мгновение.

   -- Где априки!? -- крикнул Квинтус, обращаясь ко всем сразу.

   -- Уже час как ушли, господин, -- доложил легионер.

   -- Куда?!

   -- В сторону западного леса.

   Всадник выругался, затем взял себя в руки и взглянул на наместника, суетливо бегущего навстречу.

   -- Подготовь атриум! -- приказал Квинтус, не позволив Фабиусу приблизиться. -- Созови мужей и вызывай ко мне по одному! Женщин и рабов выслушаю всем скопом!

   -- Будет исполнено, -- сказал наместник и начал отдавать приказы ближайшим войнам. Квинтус, более не замечавший его, направил коня в сторону виллы.

   Когда Нониус удобно расположился на стуле, он потребовал занести ещё и стол для своего писца-раба. Не успели слуги выполнить распоряжение господина, как в зал зашёл первый свидетель, на вид обыкновенный провинциальный крестьянин. Ромей встал напротив сенатора и назвал своё имя.

   -- Персей, запиши поперёк папируса: "год шестьсот сорок второй от основания Города, за шесть дней до октябрьской иды (полнолунья)", -- приказал Квинтус, обращаясь к рабу. Дождавшись, когда Персей закончит, господин продолжил, обращаясь к провинциалу:

   -- Расскажи про априк. Всё, что успел заметить. Как одеты? Как обуты? Как разговаривают? Как двигаются? Какое оружие носят? -- Квинтус привстал, оперевшись рукой о подлокотник. -- Я хочу знать о них всё, что ты увидел, услышал, подумал. Всё!

 

Руслом реки, просекой огня

I

   Сумрак. Гладкие стволы деревьев впереди; закрывающие чистое небо кроны в вышине; хруст сухих веток и шуршание иголок под ногами; запах смолы в носу. Маниус оглянулся, но не увидел ничего, кроме широких стволов многолетних сосен и ровной местами поросшей папоротником подстилки из сухих иголок. Однообразие. Изгнанник считал шаги, каждый раз сбиваясь на восьмой сотне, а мир вокруг не желал меняться, будто спутники, пойманные в ловушку судьбы, путешествуют по мрачной фреске, украшающей храм подземных богов. Стоило ромею лишь на мгновение бросить взгляд в сторону, как глаза начинали лихорадочно искать априк, успевающих спрятаться за верстовой сосной. Вот два белых силуэта снова предстали перед уставшим взором; на душе полегчало. И тут, словно цунами, вынырнувшее на отмель далёкого острова, по ушам ударила волна высокого звука. Далёкий вопль успел ослабнуть, но даже в жалкой перепевке эха чувствовалось могущество существа, сумевшего его издать.

   -- Мыйо, -- выдохнул ромей и почувствовал лёгкий холодок, вместе с дрожью пробежавший по спине. На гнев или ужас просто не хватило нервов. Спутницы покосились на юношу, предпочтя смолчать. Примус не мог заставить себя заговорить, хотя вопросов накопилось не меньше, чем законов в республике. Изгнанник лишь наблюдал за движениями априк, которые, казалось, светятся посреди царства сумрака. Маниус, будто одинокий мотылёк, силился приблизиться к ним вплотную, ускоряя движение ног, но охотницы, словно по волшебству, держались от него в трёх шагах. Несмотря на то, что в желудке была лишь горсть сушёных ягод, изгнанник не чувствовал голода. Напротив, после болезни тело стало будто вполовину легче, и кровь наполняла мышцы приятной теплотой. Примус чувствовал, что достиг предела скорости шага и боролся с желанием побежать, временами ловко перепрыгивая валежник.

   Вопль повторился, развеяв однообразие, но принёс скорее успокоение, чем страх.

   -- Слышу, -- прервала молчание Анэ.

   -- Где? -- спросила Йоко.

   -- Там, -- старейшая показала рукой на северо-запад. Маниус не разглядел ничего, кроме сливающихся с тенями стволов.

   -- Что там? -- спросил юноша, щуря глаза.

   -- Река, -- информировала Темноокая. -- За ней холм...

   -- Зачем нам на холм? -- поинтересовался отверженный.

   -- На возвышенности легче обороняться, -- ответила Йоко.

   -- Это не просто холм, Эксул, -- наполненное поучительными интонациями меццо-сопрано заполнило пространство, -- а место сбора друидов, живших здесь ещё четыреста остановок назад.

   -- Друидов? Жрецов варваров? -- уточнил ромей.

   -- Именно, Эксул.

   -- А сколько это, четыреста остановок? -- поинтересовался юноша.

   -- Одна остановка происходит летом, другая -- зимой. Это здесь, на севере. В Благой Земле не бывает зим, -- пояснила Йоко.

   -- А что такое "остановка"?

   -- Пречистый бог встаёт на востоке. И плывёт на запад, даря миру свет и жизнь, -- начала дева, сбившись на вдох. -- Но Атон движется не только так. Сто восемьдесят дней он путешествует с юга на север, неся лето в самые дальние страны и земли. Затем останавливается и разворачивается, путешествуя на юг столько же дней. Затем снова останавливается и разворачивается, чтобы вернуться на север. И так повторяется его путь уже целую вечность.

   -- Правда? -- удивился изгнанник.

   -- Ты не замечал?

   -- Нет...

   -- Сколько помню себя, это так, Эксул, -- подтвердила Анэ. -- Ты и сам заметишь, если будешь наблюдать за Атоном каждый день.

   -- Я верю, верю, -- сказал Маниус и удивлённо огляделся. Вместо стройного соснового леса перед глазами росли заросли прибрежных ив. Нос изгнанника вдохнул прохладный воздух, наполненный речными запахами.

   -- Пока пойдём вдоль реки: дождёмся твёрдого дна, -- информировала Пресветлая. Странники начали двигаться к морю вместе с неспешным течением.

   Сначала реку загораживали плотные массивы кустарника, и полумрак наступающей ночи начал угнетать спутников. Маниус шёл осторожно, ощупывая землю там, где не мог опознать кочки, канавы или валежник глазом. Йоко и Анэ временами останавливались, ожидая отставшего. Примус бросал на них хмурые, тяжёлые взгляды, сокрушаясь, что ничего не может поделать. Вскоре земля стала заметно ровнее, и расслабившийся было ромей заметил, что и кустарник отступил, позволив взглядам спутников видеть рисунок, оставленный почти полной луной на излучине реки.

   -- Спускайтесь к воде, -- скомандовала Пресветлая. -- Тут мель.

   Изгнанник послушался незамедлительно. Ступившие в воду ноги нашли её тёплой и приятной. Каждый шаг заставлял поток тереться о кожу, издавая еле слышный звук. Ночные путники подняли свору комаров и прочей мошки, норовившей наказать их за столь дерзкое вторжение. Целью атак почему-то был выбран именно Маниус. Отверженный яростно махал руками, чтобы не оказаться ещё и покусанным. К счастью, под ступнями оказался твёрдый камень, потому работа рук не мешала устойчивости ног.

   -- Речной бог за что-то взъелся на меня, -- вылетело из уст изгнанника. -- Неужели не до кого больше докопаться?

   -- Речной бог... Какие всё-таки забавные у ромеев суеверия, -- прокомментировала Анэ.

   -- Дай ему насекомоотпугивающее, -- продолжила древняя по-априкски.

   -- Сейчас...

   Юная охотница сняла с пояса один из флаконов и спешно вывернула крышку.

   -- Намажь этим руки и лицо, -- Йоко вложила в руки Маниуса слизь неясного цвета. -- Это отпугнёт насекомых.

   Примус последовал совету. Вскоре комары действительно куда-то пропали, хотя пары, источавшиеся слизью, немного резали глаза.

   -- У вас и такое есть, -- изумился юноша.

   -- Охота на мыйо в этих краях идёт не первый день, Эксул. У нас большой опыт, -- объяснила Анэ. -- Хотя насекомые пытаются покусать априк только от безысходности.

   -- Тогда почему ты раньше мне её не дала? -- спросил изгнанник. -- Мошка постоянно вокруг меня роится.

   -- Это только на крайний случай: запас не бесконечный, -- ответила Йоко. "Сейчас, что, крайний случай?" -- мысленный вопрос повис в сознании юноши, но ответить на него не удалось. Успев уйти вперёд, Пресветлая окликнула спутников: пришлось поторопиться.

   Сопротивление водной стихии со временем перестало восприниматься ногами. Небо заполнилось яркими звёздами, кое-где скрывавшимися за неплотными перистыми облаками. И хотя спутники отдалились от берега на добрый десяток шагов, вода никак не желала добираться до колен. Маниусу стало интересно, будет ли русло глубже, если взять ближе к середине, но группу вела Анэ, не делившаяся ни с кем причинами такого маршрута.

   Ромей взглянул на Йоко; дева показалась спокойной и в какой-то мере довольной, однако с её лица не пропала обычная сосредоточенность. Временами юная априка дежурно осматривала окрестности и бросала беглый взгляд на юношу. В такие моменты зелёные глаза будто загорались, казались ромею яркими и живыми. Но после недолгой проверки взгляд девы неизменно гас и равнодушно осматривал водную гладь, ласкаемую мягким лунным светом.

   Сколько ни наблюдал изгнанник, Пресветлая смотрела только вперёд, что не мешало старейшей замедляться, когда Йоко с Маниусом начинали отставать, и изредка корректировать направление выразительными жестами. Стояло молчание, нарушаемое только плеском воды и вялыми звуками ночной природы. Время от времени в убаюкивающий шум врезался резкий свист. В такие минуты Примус хотел начать новый разговор, но боялся без необходимости отвлекать спутниц. Напряжение нарастало.

   -- Здесь начинаются твёрдые скалы, -- заговорила Анэ, чей белый силуэт светился в небольшом отдалении. -- Взгляните на север -- это подножье Ареморских гор.

   -- Аремория? Варварское название Нонии? -- уточнил Примус.

   -- Не совсем так, Эксул. В Ареморию входят прибрежные районы Мирнии, вся Нония, и побережье восточнее Хорридуса, включая горы.

   -- Восточнее Хорридуса, значит. За границей...

   -- Именно, Эксул.

   Маниус и Йоко недолго любовались тёмными очертаниями невысоких гор, временами межевавшихся с крупными холмами. Взгляд предпочёл речную гладь, игравшую тусклыми лучами ночных светил. Дальний берег Тенуса вовсе терялся во мгле.

   -- За холмами, если присмотреться, можно увидеть горы повыше и покруче. Ареморские горы не всегда были такими низкими и пологими. Есть следы, говорящие об их бурном прошлом. Тогда, я думаю, они высились на два, а гиганты, может, и четыре миллиария, пронзая пиками облака, -- продолжила рассказ старейшая, уводя своих спутников всё дальше от берега.

   -- Что же с ними случилось? -- поддержала беседу Йоко.

   -- Они сгорбились под натиском тепла, холода, воды, ветра и времени: состарились, как и любой...

   Реплику Анэ прервал мощный свист, источник которого находился явно ближе, чем источники предыдущих.

   -- Как далеко? -- спросила древняя.

   -- Примерно два миллиария, -- ответила Йоко.

   -- Все на юге?

   -- Кого чувствую.

   -- Ещё далеко, -- успокоился Маниус.

   -- Ничтожное расстояние, Эксул, -- не согласилась Анэ. -- Ничтожное, пока мы на южном берегу.

   -- Тогда нужно переплыть на северный берег.

   -- Гениальная идея, Эксул, -- заметила Пресветлая. -- Однако срединное течение слишком сильное: из-за груза нас снесёт далеко на запад.

   -- Срубим сосну и переправимся на ней, -- предложил изгнанник.

   -- Мани! -- воскликнула Йоко. -- Ты уже успел позабыть о своём обещании?

   -- Нет, но...

   -- То, что тебя преследует несколько серых тварей, ещё не значит, что можно вредительствовать, Эксул, -- отрезала Анэ. -- Рубить деревья мы не будем.

   -- Я не понимаю этого, -- признался отверженный.

   -- Прими как должное, Эксул, -- посоветовала древняя. -- Когда мыйо придут, отойдёшь на глубину. Надеюсь, ты умеешь плавать.

   -- Конечно.

   В ответ на реплику ромея, глаза Йоко блеснули.

   -- Постарайся шагать быстрее, Эксул, -- сказала Пресветлая, вглядываясь вдаль. Изгнанник не ответил, только начал резче передвигать ногами. Мышцы вскоре почувствовали утомление, но ободряющие слова априк заставляли держать темп.

   Вода холодела. Медленно, но неумолимо ноги начали застывать. Русло сужалось, течение не забывало усиливаться. Априкам приходилось идти всё ближе к берегу, поскольку русло неторопливо меняло глубину. Примус чувствовал, что не выдерживает дикий ритм речного перехода, однако взгляд на тёмную стену, днём именуемую лесом, заставлял Маниуса шагать из последних сил.

   -- Знакомая излучина! -- крикнула Анэ, глядя на русло реки. -- Потерпи немного, Эксул: скоро твои ноги позабудут о воде.

   -- Поправь пробки в ушах, -- произнесла Темноокая, не позволив изгнаннику обрадоваться. -- Отступай на глубину.

   Ромей без лишней суеты выполнил указание. Априки вручили сумы юноше и сняли с жилетов боцьены, выдвинувшись навстречу тёмной стене деревьев. Вскоре изгнанник увидел маленькие светящееся точки, появившееся внутри стены. Точки замерли, временами мигая во мраке. Примус отступал, пока вода не зашла за пояс. Глубже решил не спускаться -- жалко пиры.

   Априки тем временем вышли на берег; точки моментально зашевелились, устроив хаотический пляс. Девы не стали ждать, пока мыйо обступят их, и атаковали первыми. Белые фигуры двигались настолько быстро, что превращались в неясные серые линии. Маниус не мог понять, что происходит на берегу: слышался только дикий свист, который даже сквозь пробки давил на уши. Облако предательски закрыло луну, накрыв реку чёрной тенью...

   ...Примус чувствовал бешеный стук сердца, сознавая, что априки пропали где-то во тьме. Глаза напряжённо вглядывались в чёрную стену, но ничего не могли рассмотреть. Свист больше не доносился, что скорее пугало, чем успокаивало. Маниус стоял на месте, словно изваяние, решая как поступить. Внимание взгляда привлекла неясная тень, через мгновение принявшая знакомые звериные очертания. Мыйо приземлился в воду прямо перед ромеем, окатив его мощной струёй брызг. Глаза изгнанника округлились. Тварь отличалась ото всех, виденных им ранее: тварь была больше раза в полтора. А посреди ночного сумрака, окутавшего реку, мыйо казался и вовсе огромным. Бешеный свист монстра ощущался кожей; пробки не смогли сдержать его удар по ушам. Страх сковал тело изгнанника, только ноги тряслись, желая поскорее убежать. Морда хищника резкими рывками избавилась от воды, оскалив два ряда серебристых зубов. Маниус охладел от ужаса, видя, как зверь группируется, готовясь нанести удар; в уши вернулся знакомый звон. Руки выставили вперёд сумы априк, стараясь хоть как-то защитить тело. Примус замер, ожидая кночину. Сердце всё стучало и стучало, однако мыйо так и не ударил, будто окаменел. Юноша не рисковал заглянуть за пиры; с лица изгнанника стекали сначала струйки, потом мелкие капельки воды.

   А туча продолжала пересекать небосвод, глядя на сражение с мыйо столь же безразлично, как на полёт комара возле сарая далёкой варварской деревни. Лунный свет лёг на водную гладь, избавив от сумрака речные просторы.

   Когда страх оставил естество, Маниус убрал пиры и увидел торчащую из воды спину упокоенной твари. Подле него стояла Йоко, разглядывающая свой боцьен в тусклом лунном свете. Пресветлая двигалась вдоль края леса, делая призывный жест рукой.

   -- Идём! -- Темноокая хлопнула изгнанника по плечу и забрала белые пиры. Примус медленно зашагал вперёд; разум так и не смог отойти от шока.

II

   Твёрдая земля под ногами вместо обнимающей икры воды придавала движениям лёгкость. Смерть мыйо наполняла душу радостью. Если бы ещё полы туники да набедренная повязка не вымокли, Маниус мог бы назвать себя счастливым. В противовес изгнаннику, Йоко чёрной тучей шла позади группы; взгляд девы непрерывно сверлил землю. Анэ по-прежнему вела, не особенно отвлекаясь на спутников. Примус периодически оборачивался, замедляя шаг, однако дева не хотела выходить вперёд.

   -- Живее, Эксул! -- прикрикнула Анэ, заставив юношу ускориться. -- Чего тормозишь?

   -- С Йоко что-то не так, -- промямлил ромей в своё оправдание.

   -- Всё с ней в порядке, -- не согласилась Пресветлая, бросив на спутницу оценивающий взгляд. -- Просто Йоко слегка повредила лезвие боцьена.

   -- Всего-то, -- процедил сквозь зубы Маниус.

   -- Всего-то!? -- взорвалась Темноокая. -- Ты хоть понимаешь, как трудно сделать этот меч!?

   -- Он, наверное, стоил мешок камней, -- понимающе кивнул ремесленник.

   -- Да кого волнуют ваши камни?! Это дар! Что я скажу мастерам, сковавшим его для меня? А всё из-за тебя: если бы ты ушёл глубже, мне бы не пришлось бить по черепу того мыйо! -- крикнула Йоко. Примус отшатнулся от девы; настроение юноши мгновенно переродилось в паршивое.

   -- А ещё хвастал, что умеешь плавать...

   -- Замолкни, дитя, -- сказала Анэ по-априкски. Через мгновение старейшая развернулась и бросила в сторону Йоко прожигающий взгляд. Оказавшись на его пути, Маниус отпрыгнул, не желая попасть под древнюю руку. Темноокая, напротив, приняла вызов ничуть не стушевавшись.

   -- Боцьен повреждён из-за того, что ты полезла вперёд, забыв о своём беззащитном товарище, -- ровным тоном продолжила старейшая.

   -- Я не думала, что мыйо полезет в воду! -- парировала Йоко.

   -- А я просила тебя думать, дитя? -- осведомилась древняя.

   Дева смолчала.

   -- А ещё ты слишком плохо владеешь боцьеном, надеясь на силу удара. Я уже не заикаюсь о выборе позиции, -- продолжила старейшая.

   -- Мне не показывали других техник! Да и где было взять время на их изучение!? -- перебила Темноокая. Пресветлая поймала себя на мысли, что давно не слышала столь возбуждённого голоса родича, однако продолжила:

   -- Скажешь это мыйо, когда они навалятся стаей, дитя. Может тогда серенькие не сожрут Маниуса, а подождут пару остановок, пока ты не научишься правильно сражаться?

   -- Причём здесь это!?

   -- Охота на мыйо не игрушки. Здесь нет места для обидчивого ребёнка, мечтающего самоутвердиться. Жизнь человека -- тем более. Ты для чего его спасала, дитя? Чтобы всё так закончилось?

   Повисла пауза.

   -- Отвечай! -- голос Анэ, неожиданно мощный и властный, ударил собеседницу.

   -- Нет, -- сорвалось с уст Йоко.

   -- Или, дитя, ты скажешь, что без меня он остался бы в живых? -- продолжала давить старейшая, сохраняя интонацию.

   -- Нет, -- поникший сопрано предпочло поскорее раствориться в ночной тиши, так что Пресветлая едва расслышала ответ.

   -- Другими словами, боцьен сломался, потому что ты -- неумеха, -- меццо-сорано вновь зазвучало обыденно.

   -- Неумеха? Да какая априка моего возраста убила столько мыйо?

   -- Если такая искусная, зачем носишь волосы на груди?

   Молчание.

   -- Отвечай!

   -- Что в этом плохого?

   -- Боишься обрезать лезвием?

   -- Я...

   Анэ утвердительно кивнула, решив выдержать паузу; на губах древней застыла ухмылка.

   -- Твой дар чувствовать мыйо -- большая удача для охотника. Но он не заменит мастерства, -- глаза древней блеснули жалостью. -- Сколько жестокости было у старейших, пославших тебя сюда.

   -- Не говори так о них, -- попросила дева.

   -- Тебя извиняет возраст, но это не меняет факты, -- резюмировала Анэ. -- Будешь и дальше отрицать очевидное, дитя?

   -- Чего ты от меня хочешь?

   -- Делай, что я говорю, и не заставляй меня повторять всё это снова, хорошо?

   -- Хорошо...

   Йоко потупила взор, глотая обиду. "Да что она знает! Грубиянка! Ах да! Ты же у нас самая точная! Если бы я столько прожила, охотилась бы куда лучше тебя!" -- подумала юная априка и с досады надула щёки. Пресветлая вновь повела группу. Йоко пошла следом, предпочтя скрыть своё состояние от глаз ромея. Довольный ролью замыкающего Примус притворился, что не слышал перебранки: всё равно изгнанник не понял ни слова.

III

   Луна всё ещё высилась на небосводе, когда Анэ вновь повела спутников через реку, но на этот раз Маниус увидел впереди нечто похожее на чёрную тропу среди воды.

   -- Похоже, цел. Хвала Атону, -- произнесла старейшая без ноток радости в голосе.

   -- Кто цел? -- спросил изгнанник.

   -- Мост, Эксул. Деревянный. Следуйте за мной шаг в шаг, -- сказала древняя, и ступила в реку. Ноги подсказали ромею, что под ступнями действительно дерево. Вскоре спутники вышли на слегка затопленные брёвна и смогли рассмотреть мост детально.

   -- Шириной в одну телегу, -- прокомментировал Маниус, -- и зачем только его тут построили? Дороги-то нет...

   -- Это сделали местные племена ещё до прихода ромеев, -- рассказала Пресветлая.

   -- Кто, варвары? Хочешь сказать, что они умели строить мосты? -- спросил отверженный смеющимся баритоном.

   -- Думаешь, не умели? Они такие же люди, как ты, -- заметила Йоко. Примус предпочёл не отвечать.

   -- Мы идём к варварскому храму, -- сказала Анэ. -- Он на холме прямо за мостом. Там сможем отдохнуть.

   Никто не удосужился ответить на реплику старейшей. Древняя безразлично продолжила вести.

   "Испугался! Обмяк! Как баба! Чертов мыйо! Ещё Йоко меч сломала: от меня никакой пользы. Жду смерти как приманка в ловушке", -- рассуждал изгнанник, по привычке шагая вслед за белой фигурой. Какими бы доводами не вооружалось сознание, мысли неизменно возвращались к этому незамысловатому выводу. Изгнанник более не озарялся по сторонам, не интересовался, что за храм будет впереди, он просто брёл за априками, душой находясь в томительном круговороте собственных дум.

   -- Очнись, Эксул! -- меццо-сопрано, несмотря на громкость, достигло сознания только через пару мгновений. Рука старейшей хлопнула изгнанника по спине.

   -- Проснулся? -- полюбопытствовала древняя. Ромей растерянно кивнул. Теперь Примус не только видел, но и осознавал, что стоит около похожего на колонну прямоугольного камня, высившегося вверх на два-три его роста. Два таких камня поддерживали плиту, образуя подобие арки. На арку уже взобралась Йоко и теперь протянула руку вниз, ожидая остальных.

   -- Готов? -- спросила Темноокая и протянула сироте руку.

   -- Не уверен, что смогу взобраться, -- признался юноша.

   -- А мы и не будем проверять, -- успокоила Анэ и взяла изгнанника за пятки, начав медленно поднимать. Маниусу оставалось только перебирать руками, упирая их о гладкий камень. Старейшей пришлось вытянуться, чтобы юноша смог-таки поймать руку Йоко. Дева не мешкая затащила ромея на плиту. Пресветлая взобралась следом.

   -- Наконец-то можно спокойно отдохнуть, -- сказала дева. Радостные нотки звонкого сопрано заразили окружающих схожими эмоциями. Темноокая тем временем достала плащи; Анэ положила один на камень, намериваясь укутаться оставшимся.

   -- Разденься и положи одежду на плиту, Эксул: пусть сохнет. Наденешь плащ Йоко, -- поторопила Анэ. Ромей быстро исполнил указание. Полы плаща касались ступней, ткань не раздражала кожу. "Большеват", -- отметило сознание, пока руки снимали сандалии.

   -- Хорошо хоть наши пиры отталкивают воду, -- прокомментировала Йоко, -- да и юбки уже высохли.

   -- Нельзя, чтобы одежда так просто промокала, -- вмешалась Пресветлая, -- иначе каждый дождь станет трагедией. Эксул, ложись посередине. Не хватало ещё, чтобы ты расшибся после сегодняшнего... Завтра лучше заново просушить твои ягоды, а то в кармане лежали.

   Примус не стал возражать и вскоре вытянулся на плите. Априки расслабили жилеты и легли рядом, прижавшись к юноше. Получилось так, что Маниус лёг лицом к Йоко, уперевшей лоб в основание шеи ромея. Анэ накрыла всех запасными плащом и обняла правой рукой, прижав грудь к спине юноши. "Ради этого стоило идти по колено в воде", -- решил изгнанник, чувствуя тепло, исходившее от спутниц. "Кезо никогда мне не поверит", -- мысль отдалась болью, но не столь сильной, как раньше. Примус закрыл глаза и почти мгновенно сдался на милость приятной дремоте.

IV

   Веки медленно поднимались к бровям, изо всех сил сопротивляясь волевому решению разума. Солнце, даже сквозь кожу, будило изгнанника необычно ярким для осени светом. "Всё же лучше, чем дождь", -- решил Маниус, когда открыл-таки глаза и взглянул в чистое небо. Атон встретил взгляд жгучими лучами, не позволив юноше вдоволь насладиться синевой. Ромей снял скомканный плащ и ощупал прохладный камень руками; априк рядом не оказалось.

   Примус потянулся, разминая затёкшую спину. Косой взгляд подсказал юноше, что он лежит на граните. Красно-коричневые, серые, светло или матово-белые крапинки сменяли друг друга в неясной хаотической последовательности, образуя причудливый рисунок, напоминавший россыпь разноцветной гальки на земле. "Почти пасс в ширину", -- подумал изгнанник и прошёл глазами по камню, с удивлением обнаружив, что к тому под небольшим углом прилегает следующий и так далее, пока плиты не очертят полный круг. В стыках камни держали прямоугольные колонны, высеченные из того же гранита. Примус громко зевнул и встал на ноги, обойдя беглым взглядом окрестности. "Так вот что горело тогда", -- припомнил Маниус, глядя на редкие обугленные стволы, торчащие из серо-чёрной земли, кое-где успевшей покрыться островками молодой травы. Нетронутый лес стоял только с другой стороны реки. Любоваться на выжженной земле было не чем, а хищные птицы, одиночками кружащие над ней, не могли завораживать вечно своим спокойным полётом. Устав искать знаки богов в поведении пернатых, Примус переместил взгляд в центр очерченного колоннами круга и увидел белый камень, которому варвары придали правильную цилиндрическую форму. "Жертвенник, что ли? А здесь, наверное, крыша была. Потом разобрали..." -- решил изгнанник, представив косую деревянную крышу, однако более низкий, местами развалившийся каменный круг у самого подножья холма опроверг его домыслы. "Что за боги были у этих варваров, если заставили строить такое... и как мне теперь отсюда слезть?" -- спросил себя юноша и начал выискивать глазами знакомые белые силуэты. Взгляд застал априк загорающими на плитах малого круга. Прохладный ветерок остудил тело, заставив глаза найти одежду. Туника и набедренная повязка высохли, позволив юноше облачиться. Рядом с пожитками лежала горсть костянки. "Ягоды высушишь завтра", -- припомнил юноша, решив пока не беспокоить спутниц. Маниус наклонился к еде и, подкрепившись, принялся аккуратно раскладывать на граните.

   Прямые лучи нагревали кожу, наполняя тело силой. Приятное тепло растекалось по венам, находя последние не согретые точки организма. Йоко лежала расслабленно, и разум девы смог неторопливо проанализировать события вчерашней ночи.

   -- Не стоило обвинять Маниуса. В конечном счёте, боцьен на моей ответственности. Не стоило мне истерить, -- фраза улетела в направлении единственной видимой звезды.

   -- Анэ, ты... простила меня?

   Старейшая слегка потянулась и наклонила голову к спутнице.

   -- Атон уже взошёл: вчерашнее позади, -- меццо-сопрано наполнилось тёплыми нотками. -- Сегодня некому прощать тебя, кроме тебя самой, дитя.

   -- Я не понимаю...

   -- Раскаяние бесполезно, дитя, -- объяснила Пресветлая. -- Важен только опыт. К тому же этот боцьен не лучшего качества, да и не подходит для тебя.

   -- А какой подходит? -- удивилась Йоко.

   -- Хороший вопрос, -- Анэ прикрыла глаза, изображая задумчивость. -- Нужен тяжелее, это точно.

   -- Тяжелее? -- охотница прикрыла глаза вслед за старейшей. -- А я не устану?

   -- У тебя мощный удар, дитя, но до всесокрушающего ему не хватает массы, -- заключила Пресветлая.

   -- Может быть, -- согласилась дева и посмотрела в сторону большого круга. -- Маниус проснулся. Кажется, решил высушить ягоды.

   -- Похвально. Ему нужно набрать про запас для плаванья. Другой возможности не будет, -- заметила древняя.

   -- Я помогу, -- сказала Йоко.

   -- Сереньких чувствуешь? -- сменила тему старейшая.

   -- Нет. Но чувствую нечто... странное. Это не мыйо. Точно.

   -- Странное, -- протянула Анэ; выражение тысячелетнего лица не изменилось.

   -- Пойду к человеку, -- информировала Йоко и встала, начав одеваться.

   -- Со светом, -- напутствовала древняя. "Странное, но не новое, -- подумала старейшая, изучая спину спутницы, -- значит, эту "странность" ты не сегодня заметила, так ведь, Йоко?"

   Маниус разложил ягоды на плите, покосившись на белые пиры. "Анэ стоило купить запасную одежду. Хотя бы тунику. Ведь можно было взять из дешёвой ткани, зато была бы одна про запас. Да и перед кем мне наряжаться? Перед мыйо? -- Примус улыбнулся своей мысли. -- Зимой в одной тунике долго не походишь. Но можно купить и попозже". Пока разум думал, глаза смотрели на землю, ища способ спуститься.

   -- Хочешь слезть? -- мягкое сопрано прилетело со спины. Изгнанник обернулся и увидел Йоко. Лицо априки было наполнено спокойствием и сосредоточенностью, прямо как при первой встрече.

   -- Нужно набрать свежей воды: тут неподалёку есть родник. Да и ягод про запас. Как можно больше, -- сказала дева. Маниус и спросил:

   -- А куда мы идём?

   -- Туда, -- охотница указала рукой на приметную кривую гору. -- Там есть лодка.

   -- Лодка? То есть потом мы поплывём? -- спросил изгнанник радостным голосом.

   -- Ага, -- подтвердила Йоко. -- На время можно будет забыть о мыйо, так что возьми сосуд и пошли к ручью.

   -- А как отсюда спуститься? -- спросил Маниус, наклоняясь за сосудом.

   -- Это просто, -- ответила Темноокая и взяла юношу на руки. В следующее мгновение Примус уже летел к земле, крича что-то нечленораздельное. Удар оказался глухим. Гася его, охотница опустилась на колено, одновременно поставив пассажира на грунт.

   -- Вот и всё, -- констатировала дева, улыбнувшись юноше. -- Идём к ручью.

   -- Я только сбегаю по нужде, -- информировал ромей.

   -- Догонишь.

   Примус кивнул и скрылся за камнями. "Какие же люди тяжёлые..." -- подумала Йоко, медленно шагая в сторону родника.

   Студёная вода, бьющая прямо из неведомых подземных глубин, на вкус оказалась прекраснее, чем все напитки, которые Маниус пробовал до этого (хотя пробовал он только воду, дешёвое вино, соки да хлебные закваски). Примус жадно глотал, набирая в ладони новые порции.

   -- Так ты простудишься, Эксул, -- меццо-спрано прозвучало как-то лениво, не вызвав в душе изгнанника эмоций. Маниус поднял глаза на старейшую, присевшую на корточки с другой стороны родника.

   -- Это лучше, чем умереть от жажды, -- ответил юноша, тем не менее прекратив пить, -- и у этой воды чудесный вкус.

   -- Варвары верили, что она излечивает все хвори тела, -- рассказала Анэ, подставив свой сосуд под поток. -- К несчастью, они оказались правы лишь частично.

   -- Они умерли от болезни? -- осведомился изгнанник.

   -- Та же эпидемия, возможно, убила твою мать, Эксул, -- сказала старейшая, -- но болезнь пришла уже после завоевания Нонии твоими соплеменниками.

   -- Говорят, что мыйо тоже не всегда жили в наших лесах, -- осторожно спросил Маниус. В этот момент сосуд Анэ наполнился; древняя закрутила крышку.

   -- Да. Они пришли с неисследованных северных регионов.

   Пресветлая встала и мотнула головой. Длинные, спадающие до юбки волосы, собранные в хвост тремя серебристыми зажимами, легли в тысячелетние ладони. Априка раскрыла зажимы, и волосы распустились, упав в ручей. Маниус увидел, что их длина примерно равна росту Анэ, если она вытянет руки вверх.

   -- А почему вы их не стрижёте? -- сорвалось с губ отверженного.

   -- Нельзя бездумно срезать то, что растёт, Эксул, -- сказала Пресветлая, принявшись омывать волосы студёной водой. Примус стоял подле, заглядевшись на априку.

   -- Тебе пора собирать еду, Эксул, -- заметила Анэ, нагибаясь ближе к воде. -- У нас нет времени прохлаждаться здесь.

   -- Вы правы. Уже иду.

V

   Места на камнях было с избытком, но вот найти свободную землю для посадки семян оказалось не так просто. Маниус осматривал холм, вырывая у природы новые участки. Глаза то и дело оглядывались на выжженную равнину, но шагать так далеко желания не возникало. У Йоко дела шли гораздо быстрее, что заставляло ромея суетиться, затормаживая и без того вяло текущий процесс. На холме росла разная, но, как назло, мелкая костянка, потому после вырезания косточек на засушку оставалось не так и много мякоти. Выбирать было не из чего, и Атон, вальяжно поднявшийся и уже начавший неторопливый спуск, наблюдал, как одна из плит широкого круга постепенно заполнялась плодами. "Сегодня бы закончить..." -- ромей покосился на горки косточек и мякоти, образовавшиеся после очистки от ягод очередной поляны. Глаза рефлекторно искали безмятежно отдыхавшую Анэ, но первой заметили Йоко, которая быстро говорила что-то старейшей. "Опять мыйо, -- догадался Примус, -- надоели уже".

   -- Бросай всё, Эксул! -- крик Пресветлой подтвердил опасения. -- Серенькие на подходе!

   Маниус быстро подбежал к априкам; Анэ лениво потянулась и встала.

   -- Умеют же мыйо испортить день, -- пожаловалась старейшая. -- Идите к плитам.

   Йоко снова ушла вперёд и взобралась на место ночлега, затем древняя подняла ромея вверх.

   -- Около пир лежит моё копьё, Эксул. Возьми на всякий случай и не смей слазить или подходить к краю, пока я не разрешу. Когда мыйо подбегут к камням, ложись на плиту, -- наказала Анэ. Йоко спрыгнула.

   -- Понял, -- ответил Маниус и наблюдал, как априки рассредотачиваются, выходя за внешний гранитный круг. Боцьены блеснули в руках охотниц. Взгляды спутниц встретились на пару мгновений, затем снова разошлись; в душу юноши закралась тревога.

   Следуя наитию, пришедшему из глубин интуиции, глаза начали прочёсывать обугленную равнину, однако чёрно-серо-зелёная масса сливалась вдали, не позволяя разглядеть детали. Пески времени продолжали течь, но каждое мгновение казалось вечностью из-за ожидания. Косая тень арки успела немного подрасти, прежде чем изгнанник разглядел бегущие серые точки. Руки сами поправили пробки; разум вспомнил о копье, которое через пару мгновений оказалось в руках. "Подлинней бы", -- сокрушался Маниус, видя, что древко не достаёт до подбородка, однако блеск жала придал юноше уверенности. Взгляд снова переместился на долину, найдя бегущие серые точки. Спокойный стук сердца начал учащаться, пока не сменился бешеным боем. Уши отлично слышали каждый удар, усиливая панику. "Стая", -- констатировал разум, когда не смог подсчитать количество прибегающих монстров. Маниус продолжал разглядывать их, не шевелясь, словно статуя копейщика, венчающая храмовую арку.

   Йоко спокойно смотрела вперёд, встречая толпу набегающих тварей. "Какая разница, сколько вас? -- мысленно обращение, брошенное мыйо, ничуть не изменило скорость монстров. -- Пока Маниус наверху, вам его не достать. Вы все встретите здесь свою смерть". Пальцы сжали боцьен крепче, когда сознание сконцентрировалось на врагах. Йоко почувствовала силу, таившуюся в каждом мыйо; в душу постучалась неуверенность.

   -- Эти даже старше, чем те у реки. Смотри -- начинают окружать холм, -- громкое меццо-сопрано врезалось в сознание; Йоко не нашлась с ответом.

   -- Весёлая охота намечается, -- констатировала старейшая. -- Ложись!

   Дева скосила взгляд и увидела в руках старейшей чёрную сферу, испускавшую клубу серого дыма. "Вечная тьма!" -- выругалась Йоко и упала на землю, прикрыв лицо рукой. Сердце отсчитало три удара, и естество ощутило мощную волну; земля сотряслась от взрыва. Темноокая лежала ещё пару мгновений, затем вскочила и устремила взгляд к разбросанной стае. Пресветлая рванулась вперёд. Пара монстров прыгнула ей навстречу, но древняя не замедлилась, ранив их двумя точными ударами. Остальные твари проигнорировали априк, двигаясь прямо к изгнаннику. "Не беспокойся ни о ромее, ни обо мне, дитя, -- вспомнила Йоко недавнюю беседу, -- просто старайся убить или обездвижить как можно больше. Режь мышцы, если не можешь отрубить голову". "Ты просто неумеха!" -- подбросила память; рука на секунду ослабила хват. "Хочешь, чтобы Маниус умер! Неумеха!" -- ноги слегка подкосились. Глаза обратились к пречистому богу, прося решимости. "Мыйо у плиты!" -- крик подсознания ворвался душу; время будто остановилось. "Убью", -- решила дева, и тело рванулось к монстрам.

   Йоко смотрела на переливы энергии, блуждающие по плоти разъярённых тварей, но в то же время глаза оставались открытыми, позволяя видеть реальность. Мысли покинули разум, обратившись движениями тела и взмахами меча, разрубающими связи между узлами бьющей в монстрах энергии. Боцьен выл, разрывая то одну, то другую связь, а Атон лицезрел, как его грация перерубает шеи и отсекает конечности, при этом умудряясь уклоняться от когтей. Мыйо, словно миражи, приближались к Темноокой с разных сторон, неизменно получая точный удар, пока ноги ускользали от очередной атаки. Позади априки трепыхались покалеченные туши, и струи крови били из разрубленных шей. Дева не заметила, как оказалась около внутренних колонн. Пока лёгкие делали глубокий вдох, сознание разглядело кучу монстров, карабкающихся на колонну Маниуса. "Не позволю!" -- воскликнула душа охотницы, и тело снова занесло боцьен, выдвинувшись к тварям.

   Сердце медленно успокаивалось, пока глаза наблюдали за очередным мыйо, падающим после встречи с неясным бликом, коим становится боцьен во время удара. Вскоре взгляд заметил тварей, бегущих прямо под арку. Монстры прыгнули, но цели не достигли. Часть мыйо ударились о колонну, стараясь зацепиться за гранит. Изгнанник ощутил лишь слабую вибрацию камней; твари скатывались к земле, слегка оцарапав плиту. Маниус вертел головой, наблюдая то за одним, то за другим монстром, терпящем неизбежное фиаско, и стук в висках постепенно успокоился. "Тупые уроды, -- подумал юноша, пытаясь поймать взгляд бесящихся монстров. -- Досюда не достанете". Примус подошёл к краю плиты, дразня хищников. Мыйо ответили бешеным свистом, который давно не являлся сюрпризом. Звери собрались в кучу напротив колонны, все с одной стороны плиты. Твари толкались, залезая друг другу на спины, стараясь оказаться ближе к жертве. Ромей увидел подоспевших априк, начавших вырубать "края" кучи. Одни мыйо падали замертво, другие подступали к верхней плите. "Вдруг достанет?" -- согласуясь с мыслью, руки сжали копьё. Охотницы отступили от кучи; монстр на вершине прыгнул, цепляясь когтями за край плиты. Он смотрел на изгнанника немигающими чёрными глазами, отчаянно подтягивая тело вверх. Ромей понимал, что врагу не подняться выше и на палец, но руки сами занесли копьё. Где-то на периферии виднелись априки; в руках Анэ дымился очередной шар; сознание проигнорировало картину. Ярость заставила тело вонзить жало в монстра, и глаза узрели, как наконечник ушёл прямо в пасть. Мыйо расслабил лапы, но сжал зубы. Отверженный почувствовал -- тело тянет вслед за копьём. Руки успели отпустить древко.

   Удар. Тело устремилось назад; ноги отчаянно перебирали, пока не достигли края плиты. Поток времени пронёс лишь песчинку, и летящее тело Маниуса окутал странный светящийся туман, не коснувшийся лишь мыйо, которые, напротив, сияли где-то за взором. Примус не успел ничего осознать, а тело уже лежало на земле. Руки и ноги толкнулись, устремляя изгнанника прочь от хищников, стремясь к подножью холма. Тут глаза озарила новая вспышка; тело развернулось само, готовясь встречать удачливую тварь. Спина изогнулась, уклоняясь от лап, пальцы схватили разжатие челюсти, почувствовав холодные зубы, прорезающие плоть. Глаза увидели сначала рану, зияющую на боку монстра, затем тусклый свет, шедший из горла твари к пальцам: от охотника к жертве. С каждой порцией света сила в руках нарастала, и челюсти врага начали раздвигаться; мыйо моргнул и склонился к земле. Изгнанник понял, что зверь собирается ударить лапами. Отверженный навалился изо всех сил, решив разорвать челюсть врага, но та больше не сдвинулась ни не йоту; шершавый язык облизал окровавленные руки.

   Мыйо снова моргнул и рванулся вверх, занеся блестящие когти над головой ромея; сердце сжалось от безысходности. Неясный блик промелькнул перед глазами, и мыйо обмяк, повалившись на бок; тунику забрызгало тёплой кровью. Примус не увидел априку, стоящую перед умершим монстром: взор заволокло свечение, наполнившее пространство. Отрубленная морда твари тянула руки вниз, заставив пальцы отбросить её. Боль ударила в готовую разорваться голову. Ладони сжали череп, не позволяя костям расползтись. Тело шатало во все стороны; ноги суетливо перебирали, пытаясь сохранить равновесие. Маниус так и не услышал, как издал громкий истошный крик, прежде чем обморок отправил рассыпающийся разум в мир грёз. Последнее, что увидел изгнанник -- искры, посыпавшиеся в глаза из ушибленного лба, нашедшего камень среди мягкой луговой травы.

VI

   "Едва-едва", -- подумала Анэ, увидев живого изгнанника. Туша монстра, как обычно, повалилась на землю, не сумев продолжить охоту без головы. Как обычно, опыт подсказал следующие действия: тело развернулось; пальцы крепко сжали рукоять. "Дожили", -- констатировала древняя, видя тройку израненных мыйо, ковылявших к Маниусу. Тело рванулась к ближайшему, пока руки выбрасывали меч, готовясь прорезать уродливую морду. Боцьен поразил врага, ничуть не затормозив. Твёрдая рука перенацелила клинок на следующего...

   ...Боцьен устремился на последнего монстра, не дав ему повредить ромея, мирно лежавшего на земле. Глаза пробежали по холму, ища живых мыйо, но наткнулись только на Йоко, старательно добивавшую раненых тварей, уложенных кучами перед колоннами. "Филигранная работа", -- оценила старейшая, видя, скольких убила юная напарница; тысячелетние руки рефлекторно очистили боцьен и вернули за спину. "Стоило ли встретить их наверху, а потом добить оставшихся? -- спросила себя Анэ, избавляя ушные проходы от пробок. -- Возможно. Хотя этот олух загубил бы любой план". Априка наклонилась к Маниусу, осмотрев раны и нащупав стабильный пульс. Взор вновь упал на середину холма, сфокусировавшись на Йоко, устало спускавшейся к спутникам.

   -- Всё ещё считаешь меня неумехой? -- спросила дева, горделивым взором осматривая равнины.

   -- Убивать мыйо ты умеешь, дитя. Я никогда этого не отрицала, -- уклончиво ответила Пресветлая.

   -- Ну, ну, а сама-то...

   -- Что "сама-то"?

   -- Взрывать каждая дура умеет, -- заметила Темноокая.

   -- Зато попадать зарядом в самую кучу мыйо далеко не каждая, -- парировала Анэ. -- Ты не умеешь, например.

   Йоко улыбнулась, но спустя мгновение юное лицо снова стало напряжённым.

   -- С нашим человеком всё в порядке, дитя, -- опередила вопрос древняя. -- Он просто решил ещё раз попутешествовать на руках. Или живых чувствуешь?

   -- Не могу: многие ещё не издохли, -- пояснила дева.

   -- Тогда не мешкая пойдём к лодке, -- решила Пресветлая. -- Собери ягоду: я подготовлю остальное.

VII

   Мелкие волны щекотали борта под крики чаек, сторожащих небеса. Вёсла то и дело опускались в воду, вызывая невысокие всплески. Маниус открыл глаза, обнаружив себя плывущим по царству Нептуна. Прямо перед взором Анэ неторопливо гребла, ведя лодку по неясному курсу. Под затёкшим телом лежали пиры априк; голова покоилась на юбке Йоко, присевшей полубоком на краешек металлической скамьи, соединявшей металлические же борта. Примус бросил взгляд на дно -- тоже металлическое. Сил удивляться, тем не менее, не нашлось.

   -- Даже не знаю, что тебе сказать, Эксул, -- необычно усталое меццо-сопрано окончательно развеяло полудрёму. -- Можешь отдыхать: всё позади. Спина болит?

   -- Спина вроде цела... что со мной случилось? -- спросил юноша, вспоминая последние мгновения перед обмороком.

   -- Забудь пока об этом, -- посоветовала Йоко. -- Сейчас бессмысленно что-либо обдумывать.

   -- Мы слишком устали, Эксул, -- информировала Пресветлая, тем не менее продолжая грести, -- и перебили достаточно мыйо, чтобы спокойно прожить пару-тройку остановок. Пока мы плывём к острову, я не стану отвечать ни на какие вопросы.

   -- Но... -- изгнанник попытался привстать. Темноокая не позволила ромею сдвинуться с места.

   -- Лежи смирно: мы в лодке, -- сказала априка, положив ладони на плечи изгнанника, -- с тобой проще, пока ты без сознания.

   Маниус улыбнулся и расслабился, смирившись с действительностью. Лёгкие волны продолжали покачивать судно, неспешно прорезавшее океанскую гладь.

 

Глава четвёртая. Спокойный остров, беспокойные дни

 

Столб Салации

I

   Атон восходил, озаряя лицо древней априки, бросившей последний взгляд на исчезающие звёзды. Спокойное море вяло играло волнами, раскачивая дрейфующее на север одинокое судёнышко. "Третье утро. Течение быстрое: должны уже доплыть", -- подумала Анэ и обернулась. На горизонте красовалось восходящее к небесам серое облако. Старейшая сняла с пояса цилиндр, выдвинула внутреннюю трубку и поднесла к глазу. Сфокусированный свет позволил рассмотреть знакомые скалистые очертания. Мгновение Пресветлая любовалась островом, затем вернула подзорную трубу на пояс. Древняя взялась за вёсла и слегка поправила курс: усилившееся течение само выносило лодку к Столбу Салации. Взгляд опустился на мирно дремавших спутников. "Интересно, почувствует или нет", -- думала древняя, не сводя глаз с Йоко. Напарница продолжала мирно лежать, лодка -- плыть. Так проходило мгновение за мгновением, пока юная априка не открыла глаза.

   -- Мыйо, -- произнесла Темноокая. В сопрано читалось больше удивления, чем тревоги.

   -- Всё в порядке, дитя, -- успокоила Анэ. -- Так и должно быть.

   -- Но откуда?

   -- Этот вопрос задашь хозяйке острова...

   Темноокая выглянула из-за древней и посмотрела на горизонт. Неясные очертания сначала показались облаком, но со временем глаза узнали в них гору, растущую из воды.

   -- Остров?

   -- Столб Салации, дитя, -- подтвердила Анэ. -- Подплываем.

   -- Столб Салации, -- повторила юная априка. -- Красивый.

   -- Салации? -- уточнил разбуженный Маниус. -- Вы говорили о Столбе Салации?

   -- Ага, -- подтвердила Йоко. -- Вон он, на горизонте.

   -- Сворачивайте быстрее! -- крикнул юноша и попытался встать. Йоко успела остановить его; лодка качнулась. Изгнанник замер.

   -- С какого перепугу нам нужно сворачивать, Эксул? -- осведомилась Пресветлая.

   -- Говорят, Нептун и Салация держат там свою непутёвую дочь. Эта злобная богиня разбивает о камни все без исключения суда, которые плывут мимо, -- информировал Примус.

   -- Забавно, -- прокомментировала Анэ. -- Мы плывём именно туда.

   -- Что!? -- воскликнул ромей. -- Ты там уже бывала?

   -- Разумеется. Морское путешествие вредит твоему рассудку, Эксул, -- заключила старейшая.

   -- А ты видела злую богиню? -- Маниус на мгновение задумался. -- Хотя постой: всё ясно.

   Реплика изгнанника заставила Йоко задавить смешок; Пресветлая тоже ухмыльнулась.

   -- Не знаю, что тебе там ясно, Эксул, но на острове действительно живёт одна строптивица. А корабли бьются из-за быстрого течения, выносящего их прямо на скалы. Нам такое не грозит.

   -- Почему? -- перебил изгнанник.

   -- Потому что мы в небольшой лодке, Эксул, -- объяснила Анэ. -- Она слишком мала, чтобы врезаться в скалы, и слишком прочна, чтобы дно пропороло простое касание.

   -- А сколько ещё плыть? -- полюбопытствовал ромей.

   -- Атон не успеет даже как следует подняться, -- обнадёжила старейшая. -- Разомни пока конечности, только аккуратно.

   Изгнанник кивнул и последовал совету.

   Скалы росли из земли крутой стеной. В вышине виднелось плато. Трещины постепенно раскалывали утёсы, грозя обрушить раздробленную породу на неосторожных путников. Примус вглядывался в рисунок скал, но не придумал ни одного способа забраться наверх. Мысль вскарабкаться по выступам казалась самоубийственной. Анэ активно гребла, не давая лодке налететь на подводные глыбы, хаотично разбросанные вокруг острова. Лодка иногда чиркала дном о камень, но на лице старейшей не было и тени тревоги. Изгнаннику стало очевидно: древняя знает, что делает. Йоко молчала; лицо девы выражало обычную сосредоточенность. С каждой минутой путники подплывали всё ближе к острову, но Пресветлая не собиралась причаливать, упрямо огибая сушу. Вскоре лодка взяла курс на небольшую окружённую скалами заводь.

   -- Нам в этот закуток? -- спросила Йоко.

   -- Угадала, -- выдохнула Анэ.

   -- Тут где-то проход? -- полюбопытствовал Маниус.

   -- Не мели чушь, Эксул. Нас уже ждут.

   Примус не ответил, скорчив обиженную гримасу.

   -- Откуда ты знаешь? -- усомнилась Темноокая.

   -- Я уверена, что нас ждут, -- уточнила древняя. -- В худшем случае я вскарабкаюсь наверх.

   -- Априка, живущая здесь, кто она? -- продолжила расспрос дева.

   -- Сложно сказать, кто такая Ано Лучезарная, -- ответила старейшая.

   -- Лучезарная априка!? -- воскликнула Йоко. Пресветлая кивнула.

   -- Правда? -- переспросила охотница. -- Я слышала о ней, когда беседовала с учителями. Значит, её имя Ано? Мне не говорили... и не показывали...

   -- Скоро увидишь Лучезарную априку своими глазами, -- перебила Анэ. "Интересно, что именно Йоко о ней рассказывали?" -- спросила себя древняя.

   -- Кто такая эта Ано? -- озвучил вопрос Маниус.

   -- Легендарная априка, остановившая жор мыйо, -- без запинки рассказала Йоко.

   -- Можно подумать, она остановила сереньких в одиночку, -- вмешалась старейшая. -- Я, между прочим, тоже участвовала в той охоте. Ано просто была выбрана предводителем, и все лавры, как всегда, достались ей.

   -- Мне и о тебе ничего не рассказывали, -- заметила дева.

   -- Хвала Атону! Йоко, если бы они показали тебе каждую априку, участвовавшую в той охоте, ты устала бы восторгаться.

   Лодка тем временем неторопливо вплывала в заводь. Анэ прекратила грести и взглянула на скалы. Свежесколотые участки являли отчётливые слои породы разных оттенков, в которые не стеснялись вкрапляться пятна отличного по фактуре камня. Именно такой скол и выбрала Ано, чтобы блестящие ступени было проще всего рассмотреть.

   -- Видите: нам уже бросили лестницу, -- сказала древняя, указывая пальцем на скалу. Пока Маниус и Йоко силились разглядеть её, старейшая вновь налегла на вёсла. Лодка подплыла к нужному выступу, но в десяти шагах от лестницы встала на мель.

   -- Приплыли, -- прокомментировала Анэ. -- Слазьте: подтащим лодку ближе к скалам.

   Априки вылезли, надели пиры и взялись за привинченные по бортам ручки. Маниус помогал, толкая судно за корму. Пресветлая заставила волочь лодку в сторону противоположную лестнице. Спутникам пришлось пройти по морской пене не один десяток шагов, прежде чем старейшая удовлетворилась местоположением судна.

   -- Размялись? -- спросила Анэ, повернув лодку в последний раз.

   -- Ага, -- подтвердила Йоко. -- Теперь можно и наверх, вот только сначала...

   Маниус почувствовал на себе два пристальных взгляда. "Опять начинается", -- успел подумать юноша, прежде чем услышал:

   -- Раздевайся: нельзя показывать тебя Ано в таком виде.

   -- А что не так? -- не послушался ромей.

   -- Всё не так, Эксул, -- заметила Пресветлая. -- Походишь в плаще. Позже Ано что-нибудь придумает. Да, и омыться не забудь.

   -- Неужели ты до сих пор не понял, как ужасно носить перепачканную овечью шерсть? -- добавила Темноокая укоризненным тоном.

   -- Понял, понял, -- выдохнул изгнанник, скинув повязку; подросшие волосы упали на лоб. Ромей недовольно тряхнул головой, поправив их.

   -- Мне подстричься бы, -- сказал юноша, стягивая тунику.

   -- Нельзя! -- прикрикнула Йоко.

   -- То, что растёт, без необходимости не срезают. Уже забыл, Эксул? -- добавила Анэ. -- На меня посмотри.

   -- Давай быстрее мойся, -- поторопила Темноокая.

   -- Сейчас, сейчас, -- смирился изгнанник, мысленно прощаясь с одеждой.

   "Раз, два. Раз, два", -- считал Примус, аккуратно перебирая руками. Снабжённые отверстиями на концах металлические трубки, в которые вплетены два тонких каната из полупрозрачной нити, оказались холодными и скользкими. Верёвочную лестницу постоянно шатало, что заставляло изгнанника лишний раз напрягать мышцы и нервы. Вдобавок, полы плаща мешали двигаться, норовя постелиться под ступни.

   -- Ты точно сможешь взобраться? -- донеслось взволнованное сопрано. -- Если устал, остановись и передохни.

   -- Всё нормально, -- ответил ромей. -- Просто неудобно с непривычки.

   Маниус посмотрел наверх. Анэ закончила подъём и встала у обрыва, ожидая спутников. Юноша перевёл дыхание и взялся за следующую трубку...

   ...Ноги подрагивали, когда десница взялась за последнюю ступень и потянула тело вверх. Перед глазами оказался ровный участок земли, поросший приземистой травой.

   -- Давай руку, -- поторопила Пресветлая. Ромей последовал слову априки и вскоре оказался на ровной земле. Взгляд остановился на железной конструкции, возведённой у самой скалы. Широкая невысокая башня-каркас из металлических прутьев с раздвоенной на конце стрелой, из которой спускались два зацепленных за лодку троса. Незнакомая априка неторопливо освобождала плавсредство от крючьев.

   -- Это Ано? -- спросил Маниус, отходя от обрыва.

   -- Она самая, Эксул. Пойду -- помогу ей. Вы пока отдыхайте, -- сказала старейшая и направилась к подъёмнику. Примус поправил плащ и опустился на землю. Йоко присела рядом.

   -- А что они делают? -- уточнил юноша.

   -- Лодку поднимают, -- пояснила дева. -- Подобные подъёмники есть в каждом городе.

   -- В городе? А зачем?

   -- Чтобы защититься от бурь, мы возвели громадные стены вокруг городов. Подъёмники нужны, чтобы поднимать на них грузы.

   Мгновение Маниус переваривал услышанное.

   -- Столько железа... -- процедил сквозь зубы бывший ремесленник, -- на острове, похоже, много руды.

   -- Думаю, подъёмник привезли на корабле, а потом собрали, -- предположила охотница.

   -- Вот как...

   Путники продолжили отдых, молча наблюдая за работающими старейшими. Стрела повисла над обрывом, и знакомая медноволосая фигура скрылась за скалой, покачиваясь на крепком тросе.

   -- Анэ неутомима, -- сорвалось с уст ромея.

   -- Априки выносливее людей. Ты, наверно, уже заметил. Но Анэ -- нечто даже по нашим меркам. Даже представить не могу, через что она прошла, чтобы достигнуть такого, -- наполненная восторгом реплика растворилась в шуме моря.

   -- Ты тоже неутомима, -- заметил отверженный. Чёрно-зелёные глаза одобрительно блеснули.

II

   Маниус смотрел на растущий перед горой лес, в котором смешивались коричневые, жёлтые, зелёные, оранжевые тона, и пытался угадать, какие деревья могут создать столь необычный вид. Априки подняли лодку на плато, найдя ей место около обрыва. Старейшие отцепили судно от тросов и перевернули. Удовлетворившись сделанным, две статные фигуры направились к отдыхающим юнцам.

   -- Нас зовут, -- сказала Йоко и поднялась с земли, закинув пиру за плечи. Ромей неохотно встал и побрёл следом, держась за спиной охотницы. Изгнаннику хотелось взглянуть на хозяйку острова, но волнение с каждым шагом всё больше охватывало его. Голые ступни, иногда натыкающиеся на острые камушки, не добавляли храбрости. "Побуду пока позади", -- решил Маниус; глаза юноши принялись изучать боцьен спутницы.

   -- И как только Йо отпустила от себя такую красавицу? -- слово сменяло слово, будто тщательно выверенная симфония. Каждый звук нёс неповторимую, и в то же время уместную тональность, отличную от тональности предыдущего на неуловимом, подсознательном уровне. Примус раньше и не думал, что на ромейском можно говорить так изысканно. Йоко остановилась, силясь подобрать ответ.

   -- Или охота настолько прельстила тебя, что ты покинула город, невзирая на её просьбы? Со мной так не получится: придётся тебе погостить здесь самое малое, пока Атон не вернёт лето в северные земли, -- мелодичный голос вплетался в шум моря. Маниус, заворожённый одним его звучанием, выглянул из-за спины девы.

   -- Светлого дня тебе, друже, -- сказала Ано, устремив взгляд на ромея. -- Надеюсь, путешествие не слишком утомило тебя?

   -- Нисколько, -- слукавил изгнанник, восторженно глядя на незнакомку. Бездонные, наполненные золотистым сиянием глаза и чистая, будто светящаяся кожа околдовывали зрение, заставляя воспринимать каждый изгиб тела или чёрточку внешности априки как нечто идеальное, совершенное. Неисчезающая с тысячелетних губ улыбка дарила видевшему состояние радости, готовой через мгновение обратиться в счастье. Жилет, юбка и даже повязка Лучезарной сияли чистым снежным светом, словно шапки на вершинах самых высоких гор. Ни за спиной, ни на поясе Ано не оказалось никакого оружия, только яркие собранные на манер Анэ волосы янтарного цвета покоились на жилете, достигая юбки. "Действительно лучезарная! -- восхитилось всё естество ромея. -- И как только у моряков хватило наглости назвать её злой? Наверно, рыбы обожрались".

   -- У вас будет время попялить на неё шары, -- слова Пресветлой вернули юных спутников в действительность. -- Сейчас идите за нами.

   -- Путь не близкий, но безопасный, -- добавила Лучезарная.

   -- Я чувствую мыйо, -- сказала Йоко по-априкски.

   -- Мыйо не стоят твоих волнений, светлая гостья: они в надёжной клетке. Я изловила молодую троицу в своё время. Для изучения, -- информировала Ано.

   -- Изловила? Как?

   -- У старейших свои методы, дитя, -- прервала диалог Анэ, -- а нам нужно наконец дойти до дома и отдохнуть. Имей терпение.

   -- Я расскажу о ловле мыйо всё, что ты захочешь узнать, но сейчас нам лучше послушать Анэ. Твоя корона слишком мала. Хорошо себя чувствуешь?

   -- Я здорова, -- ответила дева, наслаждаясь эпитетом "светлая", впервые сказанном в её адрес.

   -- В лучистой комнате ты сможешь насытиться, -- уверила Лучезарная и повела группу. "Вечно у них какие-то секреты", -- недовольно подумал Маниус, по привычке шагая следом за Йоко. Анэ немного задержалась, удовлетворившись ролью замыкающей.

   Чёрно-серо-коричневые стволы стареющих рябин окружили путников. Тяжёлые, налитые спелостью гроздья клонили гибкие ветви к земле. Широкая тропа, которой вела Ано, показалась ромею давно заброшенной. Под ногами шелестели сухие остренькие листочки и мелкие ветки, опадавшие здесь столетиями. Над головой не прекращалось щебетание птиц, пирующих за богатым столом осеннего изобилия. Иногда юноша слышал шорохи и гоготание, не напоминавшее ни одну из знакомых пернатых. Глаза бегали по округе, желая увидеть владельца столь странного голоса. Разум начал пьянеть от источаемого деревьями терпкого запаха. Весёлость сознания вскоре достигла ног, и изгнанник продолжил шагать, слегка пошатываясь и пританцовывая.

   -- Чего мельтешишь, Эксул? -- не преминула спросить Анэ. -- Иглы под ногами, или на душе повеселело?

   -- Под ногами листья с ветками, -- ответил юноша. -- Просто лес чудной какой-то. Будто кто дурман жжёт. В Мирнии ни разу не видел, чтобы рябины лесом росли.

   -- Здесь не растёт ни берёз, ни сосен, ни дубов, ни осин, -- информировала Пресветлая. -- Остров поднялся из воды, затем быстро тянулся к небу, потому семена сюда приносили птицы да морской прибой.

   -- Птиц тут и впрямь туча, -- согласился юноша, не вдаваясь в смысл услышанного.

   -- Такие острова могут походить друг на друга, как близнецы, а могут отличаться, как Благая Земля и океан, -- мягкий голос Ано заполнил пространство. -- Когда я впервые попала сюда, то была поражена здешней природой. Что там! Я и теперь не перестаю удивляться...

   -- А когда это было? -- спросил Маниус.

   -- Давно. Ещё до основания Города, -- ответила Лучезарная.

   -- До Города? Это когда же? В легендарные времена?

   -- Рому заселили не так уж давно, Эксул, -- заметила Анэ. -- Я помню одетых в шкуры людей, снующих по холмам, на которых сейчас стоит твой Город.

   -- Варваров и сейчас сколько угодно, -- уловил мысль отверженный, -- достаточно выйти за северную границу. Варвары любят ходить в шкурах и питаться сырым мясом. Они свирепы и лживы: не лучше мыйо.

   -- Я не была там, -- вмешалась Йоко, -- но не верю, что всё так, как ты рассказываешь.

   -- Эксул не совсем прав, -- подтвердила Анэ. -- Ромеи не далеко ушли от "варваров".

   -- Это ещё почему? -- возмутился изгнанник.

   -- Можно подумать, это не твои предки завоевали окрестные области? -- напомнила старейшая. -- И, разумеется, без лживости и крови с вашей стороны тоже не обошлось.

   -- Зачем вы так перевираете? -- возмутился юноша. -- Кровожадность здесь ни при чём. Мои предки мирно жили на земле, возделывали пшеницу, выпасали овец, коров, коз... Но каждый раз после сбора урожая со всех сторон приходили варвары и грабили их. Мы и сейчас помним о больших войнах. Мелкие стычки никто не считал. Потому-то мои прапрадеды и взялись за оружие: по-другому с варварами нельзя, другого языка им понять не дано!

   "Какая убеждённость", -- подумала Йоко. Маниус наполнил лёгкие воздухом, намереваясь рассказать о добродетелях квиритов; тропу пересекло странное существо цвета высушенной растительности. Оно юрко пробежало между Примусом и Йоко, позволив изгнаннику рассмотреть лишь похожую на птичью морду, снаряжённую вытянутым клювом. Юноша невольно отшатнулся.

   -- Что за тварь?! -- громкий баритон на мгновение перекричал лесных обитателей.

   -- Бескрылая птица, Эксул. Тут таких много, -- пояснила Анэ. -- Шагай давай: на острове тебе нечего бояться. Ну, кроме разве что гигантских орлов.

   "Гигантских орлов?" -- Маниус рефлекторно посмотрел на небо; Темноокая повторила движение юноши.

   -- Орлы сейчас заняты птенцами, -- вмешалась Лучезарная. -- И они не едят ни людей, ни априк. Не надо пугать гостей.

   -- Зато пчёлы здесь бешеные, -- продолжила Анэ, указывая на дупло, окружённое жужжащими точками. -- Поосторожней с ними, Эксул.

   -- Пчёлы действительно атакуют всё, что движется, но только рядом с ульем, -- уточнила Ано, -- так что любителям мёда этот остров не придётся по нраву.

   -- Можно подумать Йоко позволит... -- буркнул ромей себе под нос.

   -- Что, Йоко? -- оживилась юная дева. -- Решил попробовать отнять мёд у пчёл?

   -- Нет, нет, -- Маниус опасливо покосился на нескольких насекомых, нарезавших круги вокруг группы. -- Похоже, я и впрямь привык меньше есть.

   -- Вот видишь, -- довольным тоном произнесла охотница. -- Я же говорила...

   -- Скоро выйдем на дорогу, -- информировала Ано, слегка замедлив шаг. "Интересно, какие у априк дороги?" -- начал гадать ромей, выглядывая из-за спин спутниц.

III

   Стеклянные кирпичи цвета неба аккуратно продолжали земляной ландшафт, будто лежали здесь с мифических времён. Светясь в мягких лучах восхода, ступени поднимались выше крон деревьев.

   -- Это... дорога априк? -- спросил ромей, раскрыв рот.

   -- Безусловно, -- ответила Йоко торжествующим тоном.

   -- Красотища! Сколько стекла! Как вас только жаба не задушила... -- похвальбы щедро лились из уст изгнанника. Априки позволили гостю выговориться.

   -- В этой дороге нет ничего выдающегося, Эксул, -- заметила Анэ, поймав паузу в реплике ромея.

   -- Думаешь, я не знаю цену стекла? Эта лестница почти как золотая, -- не согласился Примус, разглядывая рельефные горки, коими, будто мелкой галькой, была усыпана каждая ступень.

   -- Если что-то и ценно здесь, то только труд родичей и воспоминания о времени, когда мы строили её, -- сказала Ано примирительным тоном. -- Не стоит нам задерживаться здесь: лучше осматривать остров сытыми и отдохнувшими.

   Не успели слова Лучезарной раствориться в лесном шуме, Анэ подошла к приступку с краю ступеней и взяла щётку. Априка принялась энергично чистить сапоги, уделив особое внимание подошве; Йоко подтолкнула Маниуса к ступеням, всучив тряпку в ладонь.

   -- Убери грязь со ступней: лестницу только что промели, -- скомандовала Темноокая.

   Ромей кивнул и задрал ногу, саркастически улыбнувшись самому себе.

   -- Как закончишь, ставь ногу на стекло, -- подсказала дева.

   -- Хорошо.

   Путники шагали по ступеням, устремив глаза к небу. Поднимались плечом к плечу, не чувствуя стеснения. Ано, тем не менее, слегка опережала остальных, будто проверяя лестницу на прочность. Так спутники оказались выше крон и смогли наблюдать изобилие рябиновых чащ свысока. Тёмно-зелёное море тянущихся к солнцу листьев окружило их, прямо как водная гладь ещё несколько часов назад. Ветер гонял по листьям волны, заставляя кроны переливаться серыми, бурыми, жёлтыми оттенками. Впереди открылся вид на крутую гору, касающуюся небосвода плоской, срезанной вершиной. Йоко и Анэ потратили пару мгновений, рассматривая пейзажи. Маниус же больше интересовался странной четырёхколёсной телегой, стоявшей посередине площадки.

   -- Мы поедем на этом? -- спросил ромей, глядя на блестящие спаренные скамьи, прикреплённые с обоих концов "повозки".

   -- Ага, -- ответила Йоко.

   -- Её толкать придётся? -- спросил юноша.

   -- Я и Ано сядем впереди, -- информировала Анэ и пошла следом за Лучезарной.

   -- Видишь железные ручки посередине... -- Йоко запнулась, силясь подобрать подходящее слово, -- меховоза... самовоза... рукоката... мехоката?

   -- Вижу. Мехокат?

   -- Какие замечательные новые слова, -- начала реплику Ано. -- Ромейскому действительно не хватает...

   -- Словоблудием займётесь в дороге, детишки, -- вмешалась Анэ. -- Живей залазьте!

   -- Сейчас.

   Йоко сняла пиру, затем боцьен и положила их под скамью, после чего торопливо запрыгнула на телегу и села на внутреннюю скамью, оказавшись спиной к старейшим.

   -- Сядь напротив. Быстрее, -- сказала дева, глядя на мешкающего спутника. Маниус прошёл по краю телеги, заметив, что колёса лежат в неглубокой колее.

   -- Хоть вбок не скатимся, -- успокоился ромей, садясь напротив Йоко. Металлические трубки, из которых была сделана скамья, передали телу порцию тепла. Посередине "мехоката" из пола выходила блестящая "мачта", к вершине которой свободно крепился слегка вогнутый металлический прут, оканчивающийся ручками аккурат напротив глаз и в досягаемости рук спутников. Со стороны Йоко к пруту крепился ещё один меньших размеров. Он уходил под пол, передавая энергию звезде. Дева взялась за ручку и начала неспешно раскачивать. Телега тронулась, неторопливо покатившись в сторону горы. Идеально подогнанные и хорошо смазанные детали не создавали лишнего шума: шорох колёс о стекло легко перебивался шелестом листьев и нескончаемыми трелями пернатых. Йоко плавно ускоряла движения рук, заставляя колёса вращаться быстрее.

   -- С ума сойти! -- прокомментировал Маниус, подавив в себе волнение. Взгляд юноши изучал конструкцию с разных сторон; тело порывалось заглянуть под колёса.

   -- Обернись, -- посоветовала Йоко. Ромей тут же оглянулся и увидел удаляющуюся башенку, на которой, как оказалось, они стояли несколько минут назад. Дорога превратилась в две параллельные колеи, подпираемые едва заметными арками. Под тенями густых крон земля казалась бездной. Стаи мелких птиц порхали над лесом, создавая нескончаемый хаос. Только облака по-прежнему неслись по небесной глади, безразлично унося влагу в неведомые регионы планеты. Восхищение изгнанника сменилось страхом, и он вернул взгляд на спутницу, ища успокоение в рисунке прекрасных глаз.

   -- Дорога почти не мешает лесу, -- сказала Йоко, продолжая двигать "самовоз", -- и к тому же идеально ровная.

   -- Можно? -- спросил Примус, ловя пальцами ручку.

   -- Конечно. На родине мне ни разу не довелось даже прокатиться на подобном "рукокате": незачем было ездить в другие города, -- рассказала Йоко, пока ромей старался поймать ритм ручки.

   -- Легче, чем меха качать, -- произнёс Примус довольным тоном. -- А в пустыне вы тоже поднимаете дороги на высоту?

   -- Естественно, -- подтвердила дева. -- Ветра же постоянно гоняют пески по Благой земле, потому дорогу на уровне дюн будет постоянно заметать. Я уж молчу о песчаных бурях... А ведь между городами может быть и сотня миллиариев.

   Примус кивнул.

   -- Получается проще один раз поставить колонны и сделать нормальную дорогу, чем всё время чистить выстланную по земле. Но дороги Благой Земли не чита этой: там несколько рядов колей, и есть тропа с перилами специально для пеших прогулок.

   Маниус не ответил, стараясь представить рассказанное спутницей. Десница тем временем начала сообщать о лёгкой утомлённости работой. Глаза изгнанника взглянули на пальцы, мерно двигающие ручку "мехоката" вверх-вниз. Быстро зажившие ранки, оставленные зубами мыйо, заставили взор сфокусироваться на себе. Юноша вспомнил, как эти пальцы держали серебристые зубы; лицо исказилось от страдания.

   -- Что случилось, когда я упал с храмового камня? -- спросил Маниус, глядя в глаза априки.

   -- Они всё тебе расскажут, -- ответила Йоко, встретив взгляд ромея. -- У меня всё равно так не получится. Потерпи.

   Юноша взглянул на старейших. Ано и Анэ сидели не шевелясь; лица априк смотрели друг на друга.

   -- Светом разговаривают, -- смекнул ромей.

   -- Ага. Наверное, как раз нас обсуждают.

   -- Придётся подождать, -- выдохнул Маниус; краешки губ меланхолично опустились к подбородку.

IV

   Анэ попыталась припомнить, в который раз они беседуют, пока лицо сестры расплывалось, сменяясь неясной картиной. Через мгновение древняя очутилась посреди скалистых образований. Беглый взгляд под ноги показал -- она парит над жерлом вулкана. Разуму потребовалось усилие, чтобы сохранить прежнее положение и отвести от себя горячие воздушные потоки. Вскоре появилась и собеседница, зависнув перед глазами. Губы Лучезарной изобразили приветливую улыбку.

   -- Так приятно снова беседовать с тобой, Пресветлая Анэ... -- начала Ано, выбрав мягкое сопрано, принадлежавшее когда-то их матери.

   -- Взаимно, сестрёнка, -- перебила Анэ усталым голосом. -- Темноокая и не съеденный человек в придачу. Надеюсь, я смогла удивить тебя?

   -- Ещё бы! -- воскликнула Ано. -- Темноокая и изменённый мыйо человек. На моём острове! Куда больше, чем я посмела бы ожидать. Только ты могла привезти сюда столь редкие сокровища нетронутыми.

   -- Не вытворяй такого при беседах с Йоко, сестрёнка, -- попросила Пресветлая, обведя глазами скалы. -- Она совершенно не способна контролировать образы.

   -- Не волнуйся: я буду беречь её, словно собственную дочь, -- пообещала Ано.

   -- А что тебе остаётся, раз уж Йо сама подтолкнула её к гибели, -- раздражённый голос древней поколебал стенки жерла.

   -- Йо не могла не знать о том, что мы остановили охоту на севере, -- согласилась хозяйка острова. -- Но куда смотрела её мать?

   -- Мать, видимо, погибла, защищая её от мыйо, -- предположила старшая сестра.

   -- Почему так думаешь?

   -- В образах её нет: будто и не существовало.

   -- Ты уверена?

   -- Уверена. Я специально её провоцировала.

   Глаза Ано понимающе блеснули. Лучезарная погрузилась в молчание, передав инициативу сестре.

   -- Где это мы? -- осведомилась старейшая, глядя на булькающую лаву. -- Я смутно припоминаю этот вулкан.

   -- Севернее самого южного скопления коралловых островов, -- подсказала Ано.

   -- А! Он выглядел иначе, -- не успели слова Анэ раствориться в пространстве, как кратер слегка сузился; на стенках появились новые пласты породы.

   -- Примерно так, -- продолжила Анэ, кивая себе.

   -- С тех пор столько света рассеялось: я попыталась смоделировать актуальное состояние, -- оправдалась Лучезарная.

   -- Планета крутиться, -- напомнила старейшая. -- Лава подмоет западный склон.

   В унисон со словами Анэ слегка обрушила пласты породы.

   -- Но ещё есть ветер, тайфуны, вероятная тектоника, восходящие пары... -- с каждым словом Ано возвращала вулкану прежний вид.

   -- Мы отвлеклись, -- сказала старейшая, создав вокруг пустыню. Ано изменила образ, воспроизведя хорошо известное обеим место.

   Небосвод окрасился ночными светилами; априки оказались между двумя крупными дюнами, чьи тёмные налитые мягким лунным светом очертания особенно радовали тысячелетние глаза. Старейших на мгновение захлестнули воспоминания. Между ними появились зрелая априка и девочка, резвящиеся у подножья дюны. Они лезли на крутой склон наперегонки, и, хотя старшая была куда проворнее младшей, она старалась опережать воспитанницу лишь на пару движений. Дюна осыпалась, и играющие покатились к подножью, весело барахтаясь в песке.

   -- Жаль, что вернуться сюда можно только так, -- вмешалась Лучезарная, развеяв воспоминания.

   -- У других нет даже этого, -- ободрила Анэ и уселась на собравшееся из песчинок кресло. Ано последовала примеру сестры.

   -- Здесь то, что Темноокая поведала мне, -- сказала Пресветлая. Склон застлал белый туман, среди которого начали вырисовываться воспоминания Йоко.

   -- Картина искажена лишними мыслями и домыслами: деталям верить нельзя, но общее направление верное, -- добавила древняя.

   Лучезарная не ответила, только сузила глаза. Анэ начала тщательно воспроизводить увиденное, выстроив отрывки в правильной хронологии. Сначала короткие сцены охоты, затем спасение Маниуса. Априка заставляла важные картины останавливаться, позволяя сестре детально рассмотреть их. Стоило языку мыйо коснуться щёк ромея, как Ано резко привстала; пустыня вокруг рассыпалась, сменившись калейдоскопом образов, слившихся в неясный хаос цветов. Анэ с трудом удалось удержать образ, но отвлекаться на эмоции сестры старейшая не захотела. Она повторяла сцену с языком, ожидая, пока хозяйка острова успокоится. Зверь ещё раз отпрыгнул от человека, и пустыня вернулась на место, будто образ никогда не исчезал. Все оставшиеся сцены прошли перед глазами Лучезарной, не вызвав в ней никаких эмоций. Анэ развеяла туман и вопросительно взглянула на сестру.

   -- Так это Йоко придумала спасти ромея, -- констатировала Ано отрешённым тоном. -- Хитрый план.

   -- И получилось же, что характерно, -- проворчала Анэ. -- Нам пришлось бы ждать такого случая сотни остановок.

   -- И Йо послала её, чтобы охоться на самку, -- продолжила хозяйка острова. Сёстры синхронно нахмурились.

   -- Глядя на такое, начинаешь думать, что мысли и впрямь материализуются, -- отвлеклась Лучезарная. -- Впрочем, её восприятие мыйо отличается от нашего, как и способность выследить их.

   -- Её восприятие мира отличается от нашего... -- осторожно поправила Анэ.

   -- Если тебе по душе такие обобщения, -- согласилась младшая сестра. -- Человек -- тоже весьма интересное явление. Я и представить не могла, что мыйо наложит на него язык. И что именно наложение языка выльется в устойчивый симбиоз.

   -- Ты поэтому так ошалело вздрогнула?

   В ответ Ано виновато опустила глаза.

   -- Ты что-то поняла?

   -- Как тебе известно, секрет выживаемости мыйо в условиях холода и изоляции на северных ледниках достаточно банален: симбиоз. Но симбиоз не с растением или, скажем, грибом, а с особой формой сферических микроорганизмов, запасающих энергию прямо из воды. Я проверяла выводы неоднократно.

   Ано встала, не скрывая волнения; перед глазами Анэ появилась сфера, сформированная тысячами меньших сфер.

   -- Не берусь судить о точности схемы... Суть в том, что данные организмы, вероятно, могут встретиться повсеместно на планете, ну, и в наших организмах, возможно, тоже, но не вступая во взаимодействие с живой материей.

   -- Снова начинаешь издалека, сестрёнка, -- пристыдила Анэ. -- Продолжай.

   -- Мыйо же приобрели специальные вещества, позволяющие наладить это самое взаимодействие. Иными словами, внутренняя среда их тел благоприятна для развития данных организмов. Хотя один пример симбиоза не с мыйо уже был, но, до сегодняшнего дня, я так и не смогла смоделировать симбиотическую реакцию. Теперь видно, что нужно тщательней искать в присосках на языке, -- Ано на мгновение прервалась. -- Похоже, процесс не ограничивается химией...

   -- Оставим детали до лучистой комнаты, сестрёнка, -- настояла Пресветлая.

   -- Как тебе угодно. Итак, мыйо способны быстро синтезировать и вводить вещества, вернее, условия, создающие подобную среду, как и порцию активных сферических телец в организмы жертв. Должно быть, чтобы заставить тех быстро размножаться внутри жертвы и упростить тем самым процесс усваивания? Или просто из гурманских соображений? Или вообще без рациональной причины?

   Ано скорчила недоумевающую гримасу.

   -- Однако в таком случае и организм жертвы начинает резко перестраиваться, приобретая способности к симбиозу. Тем самым получая источник энергии, а, после встраивания этих сферических телец в нервные клетки, и средство взаимной коммуникации. Сейчас в Маниусе, как некогда в Йоко, происходит процесс встраивания сферических телец во все возможные системы организма, что вызывает его "свечение". Поведение окрестных мыйо при этом меняется. Это уже заставило их сбиться в стаи и при имеющейся плотности особей неизбежно спровоцирует жор, как и в случае с Ато.

   -- Тогда мы не знали, что вызвало жор, сестрёнка. Когда я набрела на Темноокую, сопоставила даты и пришла к похожим выводам.

   -- Тот жор не прошёл мимо меня, -- напомнила Ано. -- Я не уверена, но Ато могла и не увязать его начало с изменениями внутри себя. Она была слишком религиозна для не предвзятого анализа.

   -- Дочери поведали, что недавно мыйо собирались вокруг стен города Йо и передохли от обезвоживания. Песок, неверное, и сейчас хранит их скелеты. Теперь понятно, почему Йо предпочла скрыть причины от остальных семей...

   -- Скучная история.

   -- Согласна. Но события до этого весьма нетипичны.

   -- Например?

   -- Как мыйо вообще смог добраться до априки с ребёнком? Трудно поверить в подобное. Что думаешь, сестрёнка?

   -- Это быстрее узнать у Йо. С другой стороны, её семья поселилась слишком близко к границе Благой земли. А количество особей на нашем континенте исчезающе мало, так что за ними давно прекратили охоту. Мыйо-одиночка вполне мог забрести туда и попробовать поохотиться. Молодая безоружная ослабленная беременностью и не готовая к нападению априка -- добыча вполне посильная, особенно для зрелой особи.

   -- Прошли мимо охотниц, будто мимо столбов, -- констатировала Анэ недовольным тоном. -- Но позже свежих следов мыйо не находили. Дочери Йо, похоже, любят гулять где не попадя. Молодёжь совсем разбаловались.

   -- А что поделать? -- улыбнулась Ано. -- Мы ведь тоже когда-то были молоды.

   -- Ты, может, и была, сестрёнка, а я, сколько себя помню, присматривала за вами...

   В ответ на ворчливый тон сестры глаза Ано благодарно блеснули.

   -- Что ты предлагаешь делать с этими двумя? -- вернулась к теме Анэ.

   -- Они помогут нам локализовать жор: он явно начнётся где-то в окрестностях Аремории.

   -- Не корми меня очевидностями, сестрёнка, -- Анэ позволила голосу принять раздражённые интонации. -- Что будем делать с ними после?

   -- Ты привезла сокровища сюда, только ради моего совета? -- вопрос прозвучал громко, без обычной мягкости. -- Если так, то я не желаю быть судьёй.

   -- Аха! -- громко выдохнула Анэ, заставив дюны содрогнуться. Повисла пауза.

   -- И это слова Ано Лучезарной, сестрёнка? -- продолжила старейшая. -- Кто осудит их, если не ты? Не ты ли изучала мыйо тщательнее кого-либо на нашей планете? Не тебе ли пришлось сокрушить первую темноокую?

   -- Ответы требуют времени и новых знаний, -- голос Ано снова стал мягким. -- Зачем задавать вопрос раньше, чем ответ может быть дан?

   -- Я не знаю, что могла узнать ты, сестрёнка, -- пояснила старейшая. -- Значит, мне не остаётся ничего, кроме отдыха.

   -- Йоко не она. А то, что тысячи остановок назад несло катастрофу молодым семьям, теперь лишь неудобство, существенное, как песчинка под жилетом. Истинная опасность видна отчётливо, только когда окажешься прямо перед ней.

   -- Однажды мы уже оказывались, -- напомнила Пресветлая. -- Много ли рассмотрели?

   -- Нельзя бояться неясных теней, ограждаясь от новых возможностей, как это сделала Йо, -- продолжила мысль Ано, не обратив внимания на реплику сестры.

   -- Значит, придётся рисковать, -- констатировала Анэ, ухмыльнувшись. -- А ты не меняешься, сестрёнка.

   -- Жизнь всегда рискует, создавая новые формы. Но такое разнообразие и по сей день мешает нам с головой окунуться в скуку. Разве это не прекрасно?

   -- Прекрасно, -- согласилась древняя.

   -- Вот мы и решили, что лучше отдыха и созерцания тут ничего не придумаешь, -- резюмировала Лучезарная. В унисон довольному тону лунный свет стал мягче.

   -- Последняя охота измотала меня сильнее, чем десятки предыдущих вместе взятые, -- призналась старейшая. -- Ты у нас специалист по воспитанию детей: я собираюсь сплавить этих двоих тебе.

   -- Верное начинание, -- поддержала Ано, -- но вот получится ли?

   Пустыня исчезла; сестры вновь видели лица друг друга. Глаза старейших без интереса оглядели островные пейзажи.

   -- На скалах нынче непривычно много гнёзд, -- поделилась Лучезарная.

   -- Хищникам будет пирушка, -- обронила Анэ, гоня прочь утомляющее беспокойство. Старейшая закрыла глаза и пересела ближе к сестре. Головы априк наклонились друг к другу. "Рукокат" продолжил приближаться к горе.

V

   Дорога окончилась широкой вымощенной площадкой, построенной прямо на склоне горы. Лес сумел забраться и на эти высоты, но плотный строй деревьев сменили отдельные кривые рябинки, то тут, то там расщеплявшие корнями молодые скалы.

   -- Стой! -- крикнула Анэ, стоило "рукокату" приблизиться к концу колеи. Старейшие спрыгнули с телеги, как только Йоко сумела остановить механизм. Примус привычно размял руки и стряхнул со лба пот, радуюсь окончанию работы; на лице юноши читалась удовлетворённость. Группу поприветствовал крутой склон, на котором выделялся отделанный тем же кирпичом фасад дома априк -- ступенчатый треугольник, высившийся на четыре человеческих роста. Кирпичи отражали действительность, превращая пейзаж в размазанную, будто нарисованную красками картину.

   -- Вот и мой дом, -- сказала Ано, осматривая вход внимательным хозяйским взглядом.

   -- Так дом внутри горы, -- констатировал Маниус.

   -- Раньше тут была пещера, Эксул: её просто адаптировали под дом, -- разъяснила Анэ.

   -- А где вход? -- спросил ромей.

   -- Вход перед тобой, друже. Под самой вершиной. Просто дверь неотличима от стены, чтобы не портить гармонию картины. -- ответила Лучезарная, кинув сестре ключ.

   -- Анэ, Йоко, ступайте внутрь и отдохните, -- мягкий голос хозяйки добавил априкам бодрости. -- Друже, наш путь ещё не окончен.

   -- Что-то не так? -- удивилась Йоко.

   -- Я хочу удостовериться, что гость здоров, -- объяснила хозяйка. Охотница успокоилась и догнала Анэ.

   -- Следуй за мной, -- позвала Ано и повернула в сторону от треугольника.

   Помимо двухколейной дроги от дома априк вели две широкие огибающие крутую гору тропы, сделанные из того же прозрачного кирпича и снабжённые простенькими стеклянными перилами. Гора в округе представляла собой отвесную скалу, подсказывая, что тропы прорубили искусственно. Примус, тем не менее, бросил лишь один быстрый взгляд под ноги и уделил оставшееся внимание открывшемуся виду. От скалистой срединной горы пейзаж "нырял" в лесистую низину, среди крон которой пытливый взгляд разглядит следы ручьёв, а даже самый невнимательный не пропустит озерцо, окаймлённое приземистыми кустарниками и поросшее островками болотной травы. Ближе к океану лес "поднялся" на холмы, чтобы на самом горизонте смениться резким переходящим в облачное небо обрывом.

   -- Остров как будто парит, -- поделился наблюдением Примус.

   -- Должно быть, ты не подымался на вершину горы, когда окрестности заволокло тучами. Кажется, будто снежная шапка растёт из белых клубов, -- поддержала разговор Ано.

   -- Вот бы взглянуть на это... -- мечтательно протянул юноша.

   -- Может статься, ещё посмотришь, друже, -- ободрила априка. -- Рабочие комнаты: уже пришли.

   Ромей оторвался от острова, переведя взгляд на широкую металлическую дверь, щедро украшенную различными письменами. Когда Ано отварила её, изгнанник увидел длинный отделанный стеклянными кирпичами коридор. Старейшая секунду постояла у порога, затем неспешно зашагала вперёд. Ромей посмотрел по сторонам; глаза с изумлением оглядели отшлифованные двери и похожие на яркие звёзды точки света, одна за другой горевшие на потолке. При близком рассмотрении кирпичи оказались не похожими на человеческие: каждый являлся точной копией предыдущего и снабжался парой шипов и пазов, что превращало кладку в прочную монолитную стену.

   -- Как себя чувствуешь? -- мелодичный голос смешался со слабым эхом.

   -- Неплохо, -- бодро ответил Маниус, -- только вот ел в последний раз вчера вечером, да и ягода закончилась

   -- Надо будет подумать о твоём питании, друже, -- подхватила Ано. -- Не хочу видеть тебя голодным.

   -- Тут, наверное, растёт куча съедобных ягод?

   -- Несомненно, -- ответила Ано и остановились около двери, потянув ручку в сторону. Дверь без лишнего скрипа и шороха заехала в стену. В нос Примуса тут же ударил терпкий аромат. Неосвещённая выбеленная комната, стены которой сплошь заставлены полками и столиками, не добавила спокойствия.

   -- Что это за запах? -- не выдержал ромей.

   -- Запах абсолютной чистоты, -- ответила априка, снимая сапоги.

   -- А зачем нам туда? -- поинтересовался изгнанник.

   -- Сними плащ: я осмотрю тебя.

   -- Зачем? -- повторил Маниус.

   -- Ты ведь падал с плиты, друже?

   Юноша кивнул.

   -- Расскажи.

   -- Я стоял и следил за мыйо. Потом меня как будто ударило. Воздух был такой жареный... как у горна. Ну, я и слетел. А потом за мною мыйо погнался: смутно помню, -- рассказал Маниус, будто история случилась с кем--то другим. Плащ тем временем был сброшен и оставлен у двери. Лучезарная перешагнула через порог и нажала пару переключателей у стола; в комнате стало светлее, так что изгнаннику пришлось щурить глаза. Примус удивлённо замотал головой, осматривая десятки угольно-чёрных либо прозрачных сосудов разных форм. Секции полок не помечались никакими письменами, но были подсвечены лучами разных цветов. На столах лежали железные инструменты и приспособления различной формы. Ромей очень смутно представил назначение лишь трети из них. Обычными были разве что табуреты, расставленные у столов.

   -- Вы и радугу разорвать можете, -- фраза отдалась едва слышным эхом.

   -- Встань сюда, -- априка выбрала случайную точку на полу. Маниус послушно закрыл её ступнёй, продолжая оглядывать комнату.

   -- Постарайся не шевелиться и не разговаривать, хорошо? Я проверю, насколько твоё тело здорово.

   -- Хорошо, -- с готовностью ответил Примус.

   Лучезарная коснулась пальцами щёк ромея и оттянула кожу вниз, осматривая глаза; априке пришлось нагнуться, чтобы нивелировать разницу в росте.

   -- Хм... -- протянула Ано, держа губы закрытыми. Затем она обошла юношу и начала медленно прощупывать пальцами позвоночник, уделяя внимание каждому сочленению.

   -- Больно? -- периодически спрашивала априка.

   -- Немного, -- признался ромей, когда пальцы старейшей опустились ниже рёбер.

   -- Твой хребет в порядке, -- успокоила Лучезарная, -- только ушиблен.

   Априка взяла Маниуса за локти и развела руки в стороны.

   -- Держи вытянутыми, -- сказала Ано. Сквозь кожу ромея можно было разглядеть каждую жилу и вену. "Трудился на износ", -- отметила Ано, когда закончила.

   -- Пальцы уже заросли. В остальном только ушибы, царапины да ссадины. К счастью, твоё тело выдержало, -- информировала старейшая. -- Ноги не беспокоят?

   -- Нисколько. Можно опускать?

   -- Пока нет.

   Примус почувствовал, как грудь опоясала лента. Скосив на неё глаза, ромей обнаружил, что та покрыта контрастными насечками, сделанными на равном расстоянии друг от друга. "Мерит меня", -- смекнул Маниус.

   -- Вдохни максимально глубоко, -- скомандовала Ано, -- теперь освободи лёгкие. Молодец.

   Лента спустилась на пояс, затем априка приложила её к рукам.

   -- Всё ясно... -- процедила Ано и спрятала ленту в карман. -- Присядь на табурет, пожалуйста, и положи руку на стол ладонью вверх.

   Маниус послушно исполнил просьбу. Ано открыла одни из бутыльков и смочила содержимым ватку. К незнакомым запахам примешался ещё один. Априка взяла указательный палец осматриваемого и протёрла его ваткой.

   -- Это зачем? -- не выдержал Примус.

   -- Я уколю палец и возьму немного твоей крови, -- пояснила Ано. "Ведьмины штучки?" -- подумал ромей, но не решился возразить. Лучезарная уколола палец специальным лезвием и быстро взяла пару капель, размазав их на стекле. К немалому удивлению обладателя, палец почти не болел и зарос мгновенно. "Это прозрачное зелье, должно быть, исцеляет раны", -- решил юноша. Ано открыла шкафчик; Маниус ощутил волну холода. Проба крови незамедлительно отправилась на полку, оставшееся стёклышко априка положила под микроскоп.

   -- Вот и всё, друже. Можешь надеть плащ, -- разрешила старейшая, плотно заперев дверцу. Маниус мигом оделся; Ано оглядела клетки его крови. "Капилляры забиты остатками тел: здесь недавно была реакция", -- отметила древняя и оторвалась от прибора.

   -- Так я здоров? -- спросил ромей, поправляя плащ.

   -- Ты более чем здоров, -- успокоила Ано. -- Для человека.

   -- Анэ уже рассказала вам? -- глухой баритон растворился в пространстве.

   -- Ты спрашиваешь о последней встрече с мыйо? -- уточнила Лучезарная.

   -- Да.

   -- Ничего больше не вспомнил?

   -- Свет, -- пояснил Маниус. -- Больше ничего. Я как будто был не я, и в то же время я. Потом стало больно. Не помню.

   Юноша мотнул головой.

   -- Я подумаю об этом, -- обнадёжила Ано. -- Сейчас нам пора идти. "Тоже молчит", -- еле слышно проворчал изгнанник.

VI

   Спутники вернулись к фасаду. Ано повела прямо к центру стеклянного "треугольника". Старейшая лишь встала напротив кирпичей, и дверь с лёгкими шорохом углубилась в стену, затем уехала в сторону, открыв путникам просторный проход. Лучезарная неторопливо вошла внутрь. Маниус зашёл следом, увидев под ногами желобки, по которым катилась дверь. За порогом спутников ждал небольшой коридор, выполненный из неотделанного прозрачного кирпича. Посреди коридора ярким узким столбом бил насыщенный красный луч. Ано прошла вперёд и встала под него; дверь вновь зашевелилась, затворившись за изгнанником. "Чудеса..." -- вяло подумал ромей: сил восторгаться не осталось. Спутники пошли дальше. "Такой же, как там, -- сравнил Маниус, разглядывая коридор, -- априки, видать, не украшают жилища..." Насмотревшись разных чудес солнечного народа, Примус был готов разочароваться, но просторный вестибюль, сменивший узкий проход через считанный десяток шагов, инвертировал спешное впечатление.

   Засыпанный жёлтыми, бежевыми, светло-коричневыми песчинками пол, переходящий в педантично воспроизведённую на стенах картину ночного пустынного пейзажа, копировал типичную равнину Благой земли. На потолке, сияя неотличимыми от звёзд точками света, красовалось ночное небо. Вечнополная луна давала "равнине" мягкое освещение, а неизвестно откуда взявшийся сухой ветерок заставлял поверить в реальность увиденного. Маниус резко обернулся, проверяя, не попал ли он ненароком в другой мир, но коридор по-прежнему виднелся за спиной. Изгнанник протянул руку к стене, желая удостовериться, что вокруг него картина, но ладонь Ано больно ударила по кисти, избавив от всякого желания пробовать снова.

   -- Не надо марать стекло, друже, -- сказала старейшая пугающим тоном, -- а то придётся просить тебя почистить стены.

   -- Так это всё-таки мираж, -- обронил изгнанник.

   -- Одна из долин Благой земли. Воспроизведена по памяти. Сейчас пейзаж там, вероятно, изменился до неузнаваемости. Я хожу здесь, когда охватывает ностальгия, -- пояснила Лучезарная. Дверь вестибюля закрылась. Мгновение спутники молча оглядывали панораму.

   -- Сейчас посмотрю, как там Йоко. Тебе, друже, лучше остаться здесь: внутри дома слишком жарко для человека... -- сказала Ано.

   -- Конечно! Побуду тут, -- согласился Маниус.

   -- Приляг на песке, друже. Стены не трогай.

   -- Хорошо.

   -- Не устал? Ведь помогал двигать "рукокат".

   -- Нисколько. Я у мехов полжизни простоял, -- хвастливым тоном информировал ромей.

   -- Если выйдешь наружу, не забудь, где дверь. Чтобы открыть изнутри встань под красный свет, как я. Когда будешь снаружи, просто подожди, пока дверь не двинется: не надо её вдавливать, хорошо?

   -- Понял: я лучше побуду здесь.

   -- Вот и прекрасно. Приятного отдыха, друже, -- закончила Ано и прошла комнату, открыв ранее незаметную дверь, вырвавшую клочок пейзажа. Дверь затворилась; пейзаж стал прежним. Ромей накинул капюшон и опустился на песок. "Так-то лучше", -- подумал Примус, сделав небольшую горку под головой. Ступни не преминули напомнить, что юноша по неосторожности их натёр. "Куда уж я уйду, без обуви-то?" -- улыбнулся изгнанник, почёсывая одну ногу другой. Разум освободился от всяких мыслей, пока глаза неспешно изучали диковинные виды. В душу вновь пробралось приятное ощущение спокойствия и безопасности, не посещавшее Маниуса, как казалось, уже целую вечность. Мышцы расслабились, вторя душевному настроению; на губах застыла едва заметная счастливая улыбка. Юноша зевнул, собираясь отдыхать так самое меньшее до следующего рассвета.

 

Искусство жизни

I

   Дом встретил Ано молчанием и спокойствием, будто сегодня никто не приплывал. Лучезарная зашла в гардеробный закуток и избавилась от обуви, затем быстро преодолела внутренние коридоры, направляясь в комнату, где должны находиться гостьи.

   Лучистая комната представляла собой ромейскую арену в миниатюре, только вместо сидений априки установили тысячи зеркал, отражавших свет пречистого бога к центру помещения. В погожий день такая комната могла быстро насытить несколько десятков априк, но сейчас Атона то и дело заслоняли небольшие тучки.

   Гостьи всё ещё сидели здесь, окутанные ярким светом. Слабое шуршание механизмов, ориентировавших зеркала в пространстве, наполняло слух монотонным шумом. Когда порог "арены" оказался за спиной, перед глазами хозяйки предстала знакомая картина, в которую добавляло новизны поведение юной гостьи. Лучезарная улыбнулась, увидев сестру, неподвижно лежавшую в самом центре комнаты. Озарённое светом тело старейшей прикрывала прозрачная накидка, правая ладонь лежала на рукояти боцьена. Облачённая в такую же накидку Йоко сидела поодаль и непрерывно наблюдала за Анэ; на лице юной девы читалось волнение. Ано не торопясь направилась к Темноокой. Дева вскоре заметила её, облегчённо вздохнув.

   -- Она сказала не подходить к ней ближе, чем на три шага, а то разрубит надвое, -- пожаловалась дева. -- С тех пор ни разу не пошевелилась.

   -- Сестра часто так делает, светлая гостья, -- успокоила хозяйка. -- Тебе не стоит волноваться.

   -- Но всё-таки.

   Ано подошла к сестре. Пресветлая слегка повернула голову, выдохнув:

   -- Аха...

   -- Я понимаю, -- ответила хозяйка и вернулась к Йоко.

   -- Нам лучше не беспокоить Анэ до рассвета, -- известила Лучезарная. -- Она в полном порядке.

   Йоко кивнула, успокоившись.

   -- Вижу, твои прекрасные глаза слегка пожелтели. Я собираюсь скроить Маниусу нормальную одежду. Составишь мне кампанию?

   -- Конечно. Давно пора, -- согласилась охотница, поднимаясь с пола.

   В отличие от жилых комнат, мастерская не предполагала лишних украшений, потому голые, снабжённые лишь светильниками стены не оставляли иного выбора, кроме как перевести взгляд на широкий покрытый белым пластиком стол либо полки, заполненные инструментом, материалом да частями одежды. Ано не мешкая достала два рулона, попросив Йоко расстелить их на столешнице. Куски ткани, один -- твёрдый и плотный, второй -- мягкий и сетчатый, легли на пластиковый лист. Через пару мгновений древняя очертила контуры будущих заготовок.

   -- Я только что взяла с него мерки, -- прокомментировала Ано, -- хотя тунику всё равно придётся шить свободной, иначе он её не напялит.

   -- Люди вообще не умеют делать одежду под размер, -- сопрано юной девы спародировало ворчливый тон Анэ, -- сколько ни видела нарядов -- вечно всё наперекосяк.

   -- Тела людей слишком сильно меняются с возрастом, -- напомнила Лучезарная. В руках хозяйки блеснул нож, с лёгким шорохом разрезавший ткань по намеченным линиям.

   -- Это-то как раз понятно, -- продолжила дева, -- но почему тогда каждая туника получается разной, если можно сделать несколько вариантов? А тога? Просто кусок шерсти, наброшенный на тело. Весь в лишних складках. Неудобно же.

   -- Традиция.

   -- От таких традиций страдают стада невинных овец. Нужно как-то привить Маниусу чувство меры.

   Хозяйка продолжила молча разрезать ткань.

   -- Извини: разговорилась. Что мне сделать?

   -- Хочу дослушать про чувство меры, -- не преминула ответить Ано, пока лезвие вырезало последнюю заготовку.

   -- Я не знаю. По-моему, он потихоньку начинает привыкать. Но часто я даже не знаю, как объяснить ему что-то. Он или спорит по пустякам, или сразу со всем соглашается, хотя ясно, что ничего не понимает... -- звонкое сопрано быстро растворилось в воздухе.

   -- Животные хорошо обучаются на доступном примере. С первого раза его всё равно не научишь: не стоит расстраиваться, -- поддержала беседу Лучезарная.

   -- Это точно, -- согласилась дева.

   Хозяйка достала нитки с иголками и жестом пригласила Темноокую помочь. Юная априка с воодушевлением взялась сшивать свою половину, но за быстрыми движениями древней не поспевала. Когда охотница смирилась с поражением в необъявленном состязании, её разум посетила иная мысль; губы плотно прикрылись, успев подавить смешок.

   -- Веселишься? -- мягкий голос старейшей наполнился озадаченными нотками. -- Или так любишь шить?

   -- Я просто подумала, -- Йоко прервалась, подавив новую волну смеха.

   -- О чём? -- на этот раз Ано подняла на гостью глаза; пальцы древней продолжали пронзать иглой ткань.

   -- Старейшая шьёт тунику для ромея, -- поделилась априка.

   -- Что только в нашей жизни ни случается, светлая гостья. Сначала охотница спасает обречённого на смерть человека, потом его привозят ко мне, и вот уже я шью для него одежду: нельзя же позволить гостю ходить в драной шерсти больной овцы или, не приведи Атон, в остатках погибших растений? К тому же, у туники простой крой: много времени не потратим, -- описала ситуацию Ано.

   -- Ага, -- согласилась охотница.

   -- Так что не стоит удивляться. В жизни всякое бывает. Тем более я воспринимаю шитьё как отдых от моих обычных занятий.

   -- А чем вы занимаетесь?

   -- Большую часть жизни я прожила как исследователь. Исследую жизнь.

   -- Вот как... -- Йоко задумалась.

   -- Что-то не так?

   -- Нет, нет. Просто не могу представить, чтобы Йо делала что-то подобное, -- поделилась Темноокая и сразу погрустнела. Закончив сшивать свою сторону, Лучезарная аккуратно забрала иглу из рук помощницы.

   -- Принеси пока пояс. Фиолетовая полка, с середины.

   -- Ага.

   Охотница нашла глазами нужную полку и отправилась за поясом. Под мягким аметистовым светом лежали нужные заготовки.

   -- Застёжку с магнитами тоже брать? -- спросила Йоко.

   -- Разумеется.

   Пространство заполнил щелчок слипшихся магнитов. Дева принесла все детали, сконфуженно взглянув на старейшую. Ано улыбнулась и положила иглу на стол, занявшись доработкой пояса.

   -- Ещё пятые слева подошвы с бирюзовой полки. И прихвати детали верха. Раз уж начали, справим сапоги и выкроим повязки да портянки, -- информировала древняя. -- Потом можешь отдыхать.

   -- А вы?

   -- Мне ещё много всего нужно переделать, светлая гостья. Я вернусь домой с закатом.

   -- Ясно, -- тихое сопрано наполнилось грустными нотками. Априки продолжили работу.

II

   Приятная полудрёма, охватившая тело, обратилась в мощный внутренний импульс. Маниус резко поднялся на ноги, ощутив дыхание за спиной. Вокруг по-прежнему сиял пейзаж застывшей пустыни, и ничего другого не наблюдалось.

   -- Прекрасная реакция, друже, -- мягкий голос достиг ушей, ощекотав затылок.

   Изгнанник дёрнулся и упал, не сумев удержать равновесие. Перед глазами появился знакомый силуэт, облачённый в привычную одежду априк. На правом плече Лучезарной покоилась охапка металлических прутиков, завёрнутая последовательно в белую и прозрачную ткани. В левой руке -- свёрток с одеждой. Насмотревшись на свёрток, Примус осторожно поднялся.

   -- Прости, что нарушила твой сон, но сейчас самое время подготовить твоё жилище, -- объяснила Ано.

   -- Я готов! Что нужно делать? -- спросил Маниус.

   -- Сначала переоденься.

   Старейшая подала юноше свёрток. Ромей деловито развернул его и не мешкая сбросил плащ. Рассмотрев новую одежду, Примус просиял; из юных уст без спросу вылетел восторженный возглас. Среди новой одежды числилась даже набедренная повязка, а ткань на ощупь оказалась столь приятной, что Маниус почувствовал себя патрицием. "Даже сенаторы такие не носят", -- удовлетворился ромей, натягивая тунику. Следующим на очереди был пояс. Юноша оглядел его и примерился к застёжкам. "Болтаться же будет", -- решил Примус, видя, что после застёжки остался добрый кусок ткани. Руки обернули пояс вокруг торса, "палец" застёжки вошёл в ухо. Рука раздосадовано проводила свободный кончик пояса, и тот прилип к светлой ткани, подобно боцьену. Юноша обрадовано взялся за кончик и потянул. Потребовалось усилие, чтобы тот вновь оказался свободным. Маниус принялся прилеплять и отлеплять кончик, увлечённо играясь с новой вещью.

   -- Пояс носится застёжкой справа, -- вмешалась Ано.

   -- А? Да, -- изгнанник поправил пояс и расправил тунику. -- Даже не знаю, как благодарить вас...

   -- Благодарить не за что, -- перебила древняя. -- Нельзя же позволить гостю ходить в чём попало.

   Изгнанник взялся за обувь. Он быстро накрутил ткань вокруг ноги и вставил в сапог. Копируя узел на обуви Ано, ромей затянул шнурки бантом и соединил металлические кончики. Как и ожидалось, последние слиплись. Второй сапог обуть не составило труда. Отверженный вернул повязку на лоб; касание о клеймо притупило радость.

   -- Последний элемент, -- Лучезарная сняла с пояса чёрный сосуд и протянула Маниусу.

   -- Носится слева. Гладкой стороной к поясу.

   Стоило Примусу поднести сосуд на место, как тот быстро прилип к белой накладке.

   -- Великолепно! -- восторженно крикнул юноша. Оцепить сосуд оказалось не в пример сложнее.

   -- Нужно тянуть к земле. Аккуратно.

   Изгнанник последовал совету.

   -- Вот оно как, -- сказал ромей, когда сумел снять сосуд.

   -- Теперь ты готов, друже. Идём со мной, -- позвала Ано; глаза старейшей хитро подмигнули.

   Стеклянная дорога спускалась всё ниже, приводя спутников к краю леса. Восторги Маниуса развеялись приятным морским ветром, и теперь он ожидал очередных диковинок, которые наверняка остались в запасе у априк. Лучезарная шла молча, что навевало на юношу тоску. Стёртые ступни не добавляли удовольствия от перехода. Тропа продолжала уводить спутников с горы; до ушей изгнанника донёсся отчётливый водный гул. Ано легко сошла с тропы, спускаясь по крутому склону как ни в чём не бывало. Маниусу же, чтобы ненароком не скатиться вниз, пришлось контролировать каждое движение.

   После утомительного спуска ромей оказался на небольшой каменистой площадке, кое-где поросшей клочьями приземистой травы. По площадке тёк шустрый ручей, старательно уносивший горные воды на равнину. Неровные границы площадки очерчивали высокие камни да валуны, которые, по-видимому, когда-то скатились сюда со склона.

   -- Прекрасное место, -- отметила Ано и положила свёрток на землю. Не промешкав и секунды, древняя начала разворачивать ткань, взяв оттуда заострённые колья и небольшую кувалду, до того прятавшуюся в середине свёртка. Лучезарная вбила в землю шесть кольев, очертив ими ровный квадрат.

   -- Помоги, пожалуйста: убери все камушки изнутри территории, пока я соберу палатку, -- попросила априка. Маниус, которому надоела роль созерцателя, взялся вычищать площадку с тщательностью ювелира, проверявшего партию нонийских рубинов на предмет трещин. Ано тем временем собрала палатку и взялась помогать юноше. Работа шла споро, и вскоре они уже любовались натянутой походной палаткой, конусом напоминавшей шатёр кочевников.

   -- Осталось присыпать камнями снизу, -- информировала хозяйка.

   -- Я сам, -- с готовностью ответил Маниус, побежав к недавно убранной гальке. Лучезарная не стала помогать, следуя слову юноши. Вместо этого древняя внимательно наблюдала за его действиями, оценивая быстроту и сообразительность человека.

   Изгнанник обсыпал палатку, любуясь на блестящие трубки и прочную плёнку. "Сколько же может стоить, всё это? Не меньше сотни рубинов! -- мысль озарила сознание, дав повод для волнения. -- Чем же мне отплатить потом?" Ромей закончил обсыпать палатку и повернулся к старейшей. Губы шевельнулись, готовясь расспросить о цене.

   -- Думаю, из тебя сможет получиться охотник на мыйо, -- опередила Ано.

   -- Правда?! -- восторженный баритон заполнил пространство. Априка кивнула, улыбнувшись.

   -- Но сейчас нужно придумать, как тебе питаться, -- нарочито недоумённый тон содержал в себе нотки паники. -- Есть идеи?

   -- Надо-то только найти ягоды, -- удивился Маниус. -- Да тут их целый лес...

   -- Для сохранения здоровья этого недостаточно, а ты у нас ещё растёшь, -- напомнила Ано.

   -- Хорошо бы немного мяса, но ведь нельзя же убивать животных? -- спросил ромей, с надеждой глядя в тысячелетние глаза.

   -- Точно, нельзя, -- подтвердила Ано. Юноша поник.

   -- Но это не значит, что нельзя добыть себе мяса, -- продолжила априка. Маниус сконцентрировал на древней всё своё внимание.

   -- Идём со мной: кое-что покажу.

   На этот раз идти по тропе пришлось намного дальше. Маниус понял, что они слегка обогнули гору, спускаясь всё ниже к лесу. Вскоре кирпичи под ногами сменил твёрдый грунт, но юношу это только порадовало. В воздухе всё громче слышалось непрерывное гоготанье, карканье и чириканье. Любопытный взгляд обнаружил источник шума -- ровную отвесную скалу, сплошь усеянную гнёздами. Ано вела именно к ней.

   Атон подбирался к горизонту, готовя землю к очередному закату. Подножье "птичьей" скалы приближалось с каждым шагом. Забираясь на очередной крупный камень, Маниус заметил в небе силуэт орла, неторопливо нарезавшего круги прямо над гнездовьями. Априка выбрала подходящий камень и опустилась на корточки, пригласив порядком отставшего ромея присесть рядом.

   -- Красивая скала, не правда ли? -- спросила Ано, когда Примус удобно расположился на валуне.

   -- Скала-то может и да, но тут шумно и птицами воняет, -- ответил Примус.

   -- С непривычки запах действительно сильный, -- согласилась Лучезарная.

   -- Но как можно взять мясо не убивая? -- не вытерпел ромей. Птицы загоготали громче, будто разделяли его любопытство.

   -- Смотри за орлом, -- посоветовала древняя. Юноша отыскал хищника взглядом.

   Прошло несколько мгновений, и орёл вошёл в пике, поймав на лету сорвавшегося с утёса птенца.

   -- Ну и что? -- спросил изгнанник, уверенный, что Ано тоже проследила за хищником.

   -- Некоторые срываются и достигают земли. Орлы собирают лишь половину. Иногда больше, иногда меньше. Некоторых поедают бескрылые птицы. Остальных ты можешь забрать для пропитания: бедняги всё равно погибают.

   Договорив, Ано встала и побежала к самому краю утёса. Маниус рванулся за ней, но так ловко прыгать по камням оказалось непросто. Когда изгнанник догнал Лучезарную, априка успела собрать нескольких птенцов и положить в неизвестно откуда взявшуюся сетчатую сумку, связанную из полупрозрачной нити. Априка продолжила искать, не обращая внимания на спутника, но найти получилось лишь ещё одного мёртвого птенца.

   -- Сухой хворост за тобой, друже, -- сообщила древняя довольным тоном.

   -- Сейчас!

   Маниус завертел головой, выбирая удачное направление. Спустя мгновение юноша скрылся между камней.

   Атон уже начал закатываться, озаряя палатку красным багрянцем. Ано подставила под последние густые лучи небольшую лупу и зажгла пучок травы, быстро подложив его под сухие ветви. Маниус смотрел на Лучезарную без обычного интереса, но с нетерпеливым ожиданием. Временами ромей поднимал взгляд на априку, вопрошая, когда же он сможет подставить уже давно ощипанную и нанизанную на сухую ветку тушку под алые языки пламени.

   -- Терпение, друже, -- сказала Ано в очередной раз, -- дай пламени разгореться.

   -- Да, да, -- отговорился ромей и продолжил ждать.

   Вскоре алые языки прекратили расти, и Лучезарная разрешила готовку лёгким одобрительным кивком. Тушка тут же оказалась над костром; старейшая в свою очередь принялась ощипывать очередного птенца. Запах готового мяса, дошедший до носа юноши, раззадорил аппетит.

   -- Не торопись: дай огню хорошенько прожарить, -- советовала Ано, сидевшая напротив ромея.

   -- А вы едите птиц? -- спросил Маниус, глядя на пламя.

   -- Мясо не едим, хотя априки могут питаться и им, -- ответила Лучезарная.

   -- Откуда тогда вы знаете, как его готовить?

   -- Я же старейшая, -- напомнила Ано. Изгнанник улыбнулся.

   -- Вы с Анэ знаете всё на свете...

   -- Всё? Я никогда с этим не соглашусь. Просто нам посчастливилось жить немного дольше, чем другим, -- мягкое сопрано показалось ромею грустным.

   -- А дольше, это сколько?

   -- Много.

   -- Ну а сколько лет?

   -- Я давно перестала считать.

   Ано улыбнулась.

   -- Вы ведь были ещё до Города? -- уточнил Примус.

   -- Это так, -- подтвердила априка.

   "Немного дольше..." -- мысленно оценил Примус, сказав:

   -- Значит, много веков назад вы уже жили. Наверное, видели войны богов?

   -- Нет. Мы же тогда жили в пустыне.

   -- Точно.

   -- Сейчас можно, друже, -- информировала Ано, вращая в пламени своего птенца. Юноша накинулся на еду, обжигая губы об обуглившуюся тушку.

   -- Два месяца уже не ел мяса, -- поделился изгнанник, когда проглотил первую порцию, -- вкуснятина.

   -- Косточки кидай в костёр, -- посоветовала Ано. Ромей кивнул и продолжил жевать.

   Восьмой птенец оказался последним, но желудок не просил больше, передавая телу приятное чувство насыщения. Ано давно перестала подкидывать топливо в костёр, и тот обратился в груду раскалённых углей, светящихся приятным ало-оранжевым светом.

   -- А вы вообще едите? -- спросил Маниус, потянувшись. -- Я видел, как Йоко пила, но ни разу, чтобы ела.

   -- Когда растём, беременеем и кормим детей, мы пьём питательные соки и иногда едим плоды, -- информировала Ано, поднявшись. -- В остальное время обходимся соками.

   -- Сегодня нужно ещё что-то сделать? -- спросил Примус.

   -- Нет, нет, друже. Отдыхай. Завтра я покажу тебе лучшие плоды -- любимую пищу априк, -- наметила Лучезарная, потянувшись.

   -- Простите, госпожа! -- взволнованно начал изгнанник. -- Я не знаю цены одежды и крова, но когда-нибудь я отплачу вам...

   -- Если ты ещё раз назовёшь меня госпожой, я обижусь, -- мелодичный голос прозвучал без обычной мягкости; по спине юноши пробежал холодок. -- Имени вполне достаточно.

   -- Простите, -- повторил отверженный.

   -- И не беспокойся об оплате, друже. Априки ничего не продают и не покупают. Подобно щедрому Солнцу, дарящему нам жизнь, мы дарим вещи друг другу, не требуя ничего взамен, -- мягкое сопрано разлетелось по округе. Древняя привстала, намереваясь уйти.

   -- Но разве грех взять достойную цену за свою работу? -- спросил бывший ремесленник.

   -- Всё, что мы делаем, принадлежит Атону, друже. Ведь из его света появляется наша плоть, кровь, душа. Из его света появляется вся жизнь вокруг. А время, которое тратится на бесконечные раздоры из-за цены, полезней употребить в дело.

   Ано затушила костёр и попрощалась с ромеем, оставив его провожать солнце в одиночестве. Маниус залез в палатку и лёг на подстилку из белоснежной ткани. Прозрачный тент позволял рассматривать металлический каркас и всё, что творилось вокруг. Примус опасливо посмотрел на продолжавшего кружить орла; десница коснулась пояса, нежно погладив искусную работу. "Всего лишь птица. И никаких мыйо", -- расслабился ромей. Руки аккуратно сняли пояс и подложили его под голову. "Главное, видно всё", -- успокоил себя юноша, разглядывая вечерние звёзды.

III

   Небольшое помещение, чьи стены и потолок украшены исключительно видом бескрайнего космоса, а пол устлан мягкими пружинящими подушками, оказалось единственной комнатой отдыха. Лучезарная развалилась на полу, пригласив Йоко присоединится к ней. Дева охотно легла рядом, наслаждаясь мягкостью ткани, повторившей все изгибы её тела. Взгляд на стены заставлял поверить, будто априки парят где-то на краю вселенной. Рисунок звёзд, не напоминавший ни одно созвездие, усиливал впечатление. Но главным были не комфорт и красота, а сама возможность запросто войти в личные покои старейшей. "А Йо я видела только издалека", -- с грустью сравнила дева.

   -- Надеюсь, тебе удобно, светлая гостья, -- сказала Ано, наклонив голову к Йоко.

   -- Очень, -- призналась юная априка. -- А где сейчас ваши дети?

   -- Далеко на юге. Одни изучают прибрежную флору. Другие разбросаны по Благой земле, в основном у гор. Многие помогают детям Анэ перерабатывать ископаемые. Иногда они навещают меня, и мы делимся всем увиденным и познанным. В последние сто остановок особенно велики успехи в горном деле. Ты гостила на Большом хребте?

   -- Нет. Йо запретила молодым ходить на юг.

   -- Вот как... -- протянула Ано. -- Даже в молодости я редко встречалась с Йо, чего уж говорить о недавнем прошлом. Надеюсь, у неё всё хорошо?

   -- Семь остановок назад достроили новый храм в честь пречистого бога, -- рассказала темноокая. -- Йо теперь живёт там. С тех пор я её не видела.

   -- А у твоей мамы всё в порядке? -- спросила Лучезарная. Лицо гостьи исказилось от страдания.

   -- Неужели погибла?

   -- Я... я не знаю, -- призналась Йоко. -- Мне сказали -- она погибла от лап мыйо, когда я была ещё маленькая. Потому я так стремилась стать охотницей, но, -- дева с сомнением посмотрела на Ано. Тёплый взгляд хозяйки острова добавил храбрости.

   -- Когда я начала охотиться, то перестала верить старшим, даже старейшим, -- шёпотом призналась Йоко.

   -- Как же априка могла проиграть мыйо? Один на один, -- озвучила Лучезарная.

   -- Вот именно! -- воскликнула охотница. -- Тем более опытная. Среди благой земли! Анэ вон даже в тумане убивала их не напрягаясь. Мы даже Маниуса сюда привезли. А мама ведь должна была быть при оружии.

   -- Это действительно странно, -- согласилась древняя.

   -- Я думаю, когда я стала темноокой, она... отказалась от меня: не захотела быть моей мамой, -- переполненное страданием сопрано растворилось в воздухе. Йоко тяжело вздохнула, не в силах продолжать.

   -- Но я ведь не виновата. Я...

   -- Ты произносишь "темноокая" так, будто это болезнь или проклятье, -- заметила старейшая. -- Не нужно стыдиться себя.

   -- Но они все стыдятся.

   -- Они немного боятся тебя. Дай им время, хорошо?

   -- Я не виновата, -- повторила дева.

   -- Не виновата, -- согласилась Ано, обняв гостью. Лучезарная начала напевать тихую мелодию, пришедшую из глубин памяти: таким пением она успокаивала собственных дочерей. Молодая априка благодарно прижалась к древней. Хозяйка нежно гладила волосы гостьи, продолжая напевать.

   -- Люди хотя бы могут поплакать. Даже мыйо свистят от горя, -- пожаловалась дева.

   -- Мы не созданы для слёз, -- сказала древняя, освободив Темноокую от объятий. -- Нам остаётся только принять это.

   -- Ага, -- согласилась Йоко, развалившись на полу. -- Анэ права -- я всё ещё дитя.

   "Анэ редко ошибается", -- подумала Лучезарная, и тысячелетние глаза блеснули, прежде чем скрыться под веками. Дева последовала её примеру.

IV

   Влажный прохладный воздух приятно обволакивал сонное тело. Разум вторил плоти, не желая пробуждаться. Маниус всё же заставил себя открыть глаза, но синевы неба не разглядел. Серая туча, несущая влагу на просторы материка, закрыла небосвод от края до края. "Надо добыть еды", -- напомнил себе Примус, борясь с ленью. Ноги и руки неохотно помогли юноше выползти из палатки. Изгнанник встал, потянулся и принялся надевать пояс, пока разум вспоминал, как дойти до утёса. Туманная дымка, скрывавшая островные пейзажи, не позволила с уверенностью определить направление. "Подождём", -- решил Ромей, неторопливо прогуливаясь вокруг палатки.

   -- Мани! Ты тут?! -- знакомое сопрано заполнило пространство. "А вот и Йоко!" -- воскликнул разум, удивившись собственной радости.

   -- Я здесь, -- сдержанно ответил юноша. Вскоре из тумана вышли две априки.

   -- Как спалось, друже? Не слишком холодно? -- обеспокоилась Ано.

   -- В палатке теплынь, -- поделился ромей.

   -- Сегодня сходим к местному саду, -- сказала охотница.

   -- Но прежде тебе стоит омыть тело и набрать свежей воды, -- добавила Лучезарная. -- Идём с нами.

   Маниус успел трижды пожалеть, что не остался у палатки. "Неужели нельзя было найти речку в низине?" -- ныло сознание каждый раз, когда руки тянули тело вверх. Априк, казалось, не волновал подъём, они постоянно останавливались, ожидая отстающего ромея. Йоко иногда бросала на юношу недовольные взгляды, но предпочитала молчать. Ано разглядывала виды острова, не уделяя спутникам особенного внимания. Со временем тело жителя равнин пообвыкло к крутизне скал, а разум удовлетворился возможностью не отставать от априк. И, как это обычно случается, восхождение закончилось. Перед глазами ромея предстал небольшой шумный водопад, крутивший колесо, поблёскивающее отполированным металлом.

   -- А что оно тут делает? -- спросил Примус.

   -- Мы забираем силу воды, -- ответила Ано. Ромей кивнул, проводив глазами ось, уходящую внутрь скалы.

   -- Мы проверим колесо, а ты пока искупайся, -- сказала Йоко. Маниус подошёл к воде и попробовал рукой. "Сойдёт", -- решил юноша, смирившись с прохладой. Ромей покосился на априк, затем суетливо разделся и окунулся в холодный поток. Разогретое тело поначалу пронзил лёгкий озноб, но после неторопливого заплыва кожа пообвыкла. Вблизи водопада течение оказалось не слишком быстрым, но обилие водоворотов оттолкнуло юношу к берегу.

   -- Мани! Омой волосы и заканчивай, -- достигло ушей знакомое сопрано. "Только ведь залез", -- расстроился Примус, решив напоследок нырнуть на глубину.

   После освежающего купания Маниус желал разогреться, потому путь до плодоносящих деревьев показался сущим пустяком. Вид толстых невысоких покрытых трещинами коричневых стволов, из вершины которых во все стороны росли напоминавшие гигантские перья длинные листья да гнущиеся под крупными гроздями красновато-коричневых плодов ветви, удивил изгнанника не меньше, чем строения априк. Удивил и тем, что деревья росли чёткими параллельными рядами, словно когорта ветеранов в разомкнутом строю, а вокруг, до самой низины, лежали только камни. Мгновение юноша просто оглядывал пальмы, затем спросил:

   -- Вы их специально посадили?

   -- Да. Я попыталась приучить южные деревья к холодному климату, -- уточнила Ано. -- Результат перед вами. Попробуй плоды, друже. Люди на юге зовут их финиками.

   -- Финики... -- попытался вспомнить Маниус, осторожно срывая плод. Разделив его, Примус обнаружил внутри единственную крупную вытянутую кость и белую мякоть, тянущуюся от кончика к кончику тонкими волокнами.

   -- Попробуй, попробуй, -- не вытерпела Йоко. Изгнанник осторожно оторвал кусочек и отправил в рот. Палитра разных вкусов, среди которых доминировала сладость, заставила лицо расплыться от наслаждения.

   -- М... -- протянул ромей, благодарно глядя на априк. -- Вы знаете толк в еде.

   -- Ещё бы, -- довольным тоном подтвердила дева.

   Примус тем временем запихнул в рот остатки финика, с воодушевлением смакуя вкус.

   -- Семена тоже квадратами высаживать? -- спросила Темноокая.

   -- Нет, нет, -- хозяйка острова отрицательно покачала головой. -- Садите где-нибудь в долине: я не планирую расширять здешний сад.

   -- Хорошо. Мани, можешь съесть ещё три-четыре финика, потом пойдём за птенцами.

   -- М... м... -- ответил юноша. Руки сами потянулись за следующим плодом.

   Знакомый утёс гудел голосами тысяч птенцов и взрослых пернатых, затеявших непрерывную перекличку. Ано объяснила Йоко, как себя вести, и показала все опасности острова. Вскоре старейшая удалилась по своим делам, оставив спутников добывать пропитание. Вернее, добывал его исключительно Маниус. Йоко лишь наблюдала, чтобы юноша не начал хитрить.

   Крупный плоский камень, выбранный спутниками как наблюдательный пункт, давал неплохой обзор всей территории. С него Примус разглядел нового соперника -- серопёрых бескрылых птиц, притаившихся в тенях крупных глыб. Большую часть времени глаза прочёсывали утёс, надеясь увидеть случайное падение. Терпение постепенно подтачивалось, вторя желавшим действия ногам...

   ...Птенчик сорвался с гнезда и кубарем рухнул на землю. Маниус спрыгнул с камня и побежал за желанной добычей. Но стоило ему приблизиться к тушке, как знакомая серушка взяла птенца в клюв.

   -- Стой! -- крикнул юноша, но бескрылая предпочла убежать. Попытка преследования закончилась на ближайшем мелком камушке, об который неизбежно поскользнулись сапоги. Примус приземлился на ладони, выкрикнув пару крепких ругательств.

   -- Бегать за ними бесполезно! -- крикнула Йоко. -- Да и отбирать у птиц еду я тебе не позволю!

   -- Не позволю, -- тихо передразнил ромей.

   -- Чего? -- не расслышала Йоко.

   -- Может лучше фиников набрать? -- предложил изгнанник.

   -- Нет. Ано сказала добывать еду именно так. Мани, неужели ты не понимаешь, что это -- начало твоих тренировок?

   -- И что же я тренирую?

   -- Терпение -- самое важное для охотника.

   "И самое важное для априки", -- мысленно добавила Йоко. Ромей кивнул и обернулся. Внимательный взгляд ещё раз прочесал скалу.

   -- Имеет смысл, -- сухой баритон прозвучал твёрдо. -- Стоит ещё раз попробовать.

   Светлое пятно среди белых туч вскоре сменилось ярким пречистым богом, щедро поливавшим утёс густыми полуденными лучами. Маниус сидел неподвижно; глаза не отрывались от скалы, стараясь объять взглядом хотя бы четверть гнездовий. Подле него лежала сетка с двумя подобранными птенцами. "Ещё одного пропустил", -- подметила Йоко, поражаясь слабости человеческого зрения. Корона в её глазах окаймлялась и жёлтыми лучами, потому априка оценивала работу юноши, наслаждаясь безмятежной сытостью. Ромей сбегал за очередным птенцом, гордо неся трофей в руках. Юноша успел получить ещё пару ссадин, но Йоко они мало волновали.

   -- Этот покрупнее, -- хвастался изгнанник. Априка кивнула и улыбнулась. Периферийное зрение заметило гигантского орла; брови девы напряжённо сдвинулись. Хищник завис над горой, пользуясь восходящим ветром. Круглые глаза орла, как показалось Йоко, искали кого-то около их камня. "Может ли он атаковать нас?" -- подумала охотница; рука сама потянулась к ножам. Ромей продолжал следить за утёсом, не заметив хищника. Вскоре он рванулся за новым прыгуном. "Чтоб тебя!" -- выругался юноша, увидев бескрылую соперницу. "Пикирует!" -- разглядела Темноокая. Огромная тень заставила Маниуса пригнуться; волосы потрепал лёгкий ветерок. Примус поднял глаза и увидел бело-серого гиганта, накрывшего бескрылую птицу. Украшенная светлыми перьями голова орла достигала груди ромея; крылья вовсе казались необъятными. Гигант обернулся к человеку и раскрыл перьевую корону, окаймлявшую лоб птицы. Рука Примуса суетливо подобрала ближайший камень, собираясь кинуть его в хищника. Орёл пригнул голову и издал противный писк.

   -- Отступай, -- спокойное сопрано донеслось со спины. Изгнанник начал ретироваться, следуя совету девы. Орёл раскачивал головой и продолжал пищать, расправив широкие крылья.

   -- Он не возьмёт твою добычу, -- сказала Йоко, обращаясь к птице. -- Улетай.

   Когда Маниус отступил за камень, хищник успокоился. Он с трудом разогнался и поднялся ввысь, оставив спутникам пару старых перьев. Ромей провожал орла взглядом, пока тот не скрылся за скалой.

   -- Понёс птенцам, -- объяснила Йоко. -- Здесь всего несколько гнёзд. Ано говорит, что им тяжело взлетать, потому такие орлы могут жить лишь у крутых гор, да и то если рядом нет больших кошек или мыйо. Бедолага ещё совсем молодой, оттого пугливый.

   -- Страшная птица. Здоровая... -- описал Маниус и выкинул камень. Изгнанник дошёл-таки до места, куда упал птенец. Среди камней лежала нетронутая коричневая тушка.

V

   Отделанные прозрачным стеклом коридоры вели в глубину горы. Каждый шаг тысячелетних ног обозначался еле слышным глухим эхо. Две статные фигуры торопливо преодолевали метр за метром, не желая терять секунды на любование рисунком пород. Вскоре априки свернули в рукав, подойдя к матовой металлической двери. Ано с усилием потянула ручку вниз; раздался тихий щелчок. Старейшие синхронно навалились на дверь, и та с лёгким шорохом поползла внутрь.

   Перед глазами априк предстала камера, отделанная стальными листами. Справа от входа стоял закрытый на защёлки шкаф. В глубине помещения, за толстыми прутьями мирно почивали трое монстров: две серые твари и одна с шерстинками, покрытыми серебристым металлом.

   -- Значит, это они стали агрессивнее? -- пустота комнаты наполнила меццо-сопрано лёгкой дрожью.

   -- Внезапно, -- подтвердила Ано. -- Я наконец смогла изучить их метаболизм во время жора.

   Хозяйка кивнула.

   -- Когда вы подплывали, мыйо подняли такой шум, что пришлось их срочно успокоить, -- информировала Лучезарная. -- Я успела пожалеть, что дети спроектировали общую вентиляцию...

   -- Слышала бы ты, как свистели свободные зрелые особи, сестрёнка, -- поделилась Анэ. -- Эксул делает сереньких слегка сумасшедшими.

   -- И потому мыйо начнут жор в известном регионе: охота становится ещё проще, -- закончила Ано.

   Сестра легко кивнула, не сводя глаз с мыйо.

   -- Йоко случайно открыла элементарное решение, -- сказала Анэ.

   -- Йоко? Она олицетворяет это самое решение. Плохо, что в первый раз появление темноокой не соотнесли с жором, иначе бы...

   -- Не напоминай.

   Старейшие молча разглядывали монстров несколько мгновений.

   -- Я думаю обучить Йоко, -- информировала Лучезарная.

   -- Считаешь, она примет наш взгляд на вещи, сестрёнка?

   -- Не думаю, что у неё остаётся другой выбор. Удача, что Йо не учила её лично: молодая априка, как правило, стремится подражать первой старейшей, удосужившейся явить ей накопленный опыт...

   -- Намекаешь, что я за неё ответственна, -- меццо-сопрано прозвучало утвердительно. Самка мыйо слегка шелохнулась, затем снова притихла.

   -- Что более важно, у нас нет времени на полное обучение Йоко, -- продолжила Анэ.

   -- До жора ещё остановка-полторы, -- уточнила Ано.

   -- Этого времени слишком мало, сестрёнка, -- констатировала древняя.

   Априки снова смолкли.

   -- Я смогу ускорить процесс, -- уверила Лучезарная.

   Глаза Анэ вспыхнули; взгляд перепрыгнул на лицо сестры. Ано приняла вызов.

   -- Хочешь вторгнуться в её разум, Лучезарная? -- меццо-сопрано вобрало в себя всю возможную строгость.

   -- Если она не может контролировать образ, это будет несложно, -- констатировала Ано. -- Я не пойду против её воли, не беспокойся.

   Пески времени уносили мгновения в вечность, а Анэ продолжала неотрывно смотреть на светлое лицо родича. Сестры стояли неподвижно, пока самка мыйо не царапнула когтями пол. Анэ выдохнула раздражённое "ха" и вернула взгляд на хищников.

   -- Нет у неё никакой воли: Йоко ещё совсем неопытное дитя. Я не одобряю такие методы, сестрёнка, но лучшего решения не вижу.

   -- Тьма в её глазах -- сила, способная найти себя в созидании. Она должна найти себя в созидании. Мне больно смотреть на Йоко и думать, что одной из нас придётся упокоить её, если она применит симбиоз для роста хаоса и разрушений, как это сделала Ато, -- голос Лучезарной дрогнул; эхо ещё секунду гуляло между стен, повторяя последние слова. Хозяйка повернулась к мыйо.

   -- Нам давно не хватает такой априки, -- согласилась Анэ. -- Сейчас слишком поздно пускать всё на самотёк. Но вот с человеком ты процесс ускорить не сможешь, сестрёнка. Разумно обучить его жёстким методом. В первую очередь умению уклоняться.

   -- Я держу мыйо в клетке, -- отвлеклась Ано, -- но, если задуматься, их сородичи держат в клетке нас. Стоит ещё одному крупному метеору рухнуть на планету, все наши труды могут пойти прахом. Тогда, возможно, этот толком неизученный симбиоз станет единственным выходом...

   -- Согласна, -- кивнула Анэ. -- Хоть и маловероятно, что до этого дойдёт.

   -- Надеюсь, у нас получится покончить с мыйо, не тратя лишних ресурсов...

   -- Этот жор -- прекрасный шанс для моей непутёвой дочери испытать своё новое поделие, -- вспомнила Пресветлая. -- Так что с ресурсами проблем не будет.

   -- Жаль, но я не думаю, что успею продолжать исследования до жора, -- Ано выдохнула. -- Хотя такая короткая передышка не существенна.

   -- Мы болтаем так, будто решили замещать Атона, -- заметила Анэ.

   -- Великолепно подмечено, -- сопрано вновь наполнилось мягкостью и безмятежностью. -- Нам, наверное, стоит поучиться у Маниуса искусству жизни безо всякого планирования.

   -- О! -- развеселилась Пресветлая. -- В этом искусстве Йоко даст ему остановку форы, сестрёнка. Уверяю тебя.

VI

   С каждым днём в сетке Маниуса увеличивалось количество тушек, но ромей не спешил останавливаться на достигнутом. Уже привычные забеги за птенцами с каждым разом давались всё легче, а внимательные глаза Йоко всегда заблаговременно узнавали о приближении гигантских орлов. Дневной "улов" большей частью ощипывался и шёл в глубокую пещеру-холодильник, где Ано хранила некоторые из своих бесценных образцов. Со временем к добыче птиц прибавилась заготовка фиников, вкус которых не переставал радовать открывшего в себе сладкоежку ромея. Иногда Ано звала изгнанника в выбеленную комнату, где снова брала его кровь и проверяла здоровье тела. Так, в каждодневном изматывающем труде, прошло тридцать дней, за которые запасы не охочего до еды Примуса позволяли не задумываться о пропитании на зимнее время. Всё чаще Маниус смотрел на последние ряды украшенных слегка переспелыми плодами пальм, всё чаще понимал, что успевших опериться птенцов сегодня падает немного меньше. Изгнанник то и дело оглядывался, ища глазами хозяйку острова, в последнее время дежурно навещавшую их раз или два в день. Иногда ему хотелось повидаться с исчезнувшей куда-то Анэ и расспросить о жизни охотника. Ветер тем временем приносил с запада тяжёлые тучи, возвещая о начале ноября. Ромей чувствовал, что вскоре в его жизни грядут изменения, но всё так же выходил на зов спутницы, уделяя дневное время заготовке пищи.

   -- Отдохнём сегодня, -- говорила Йоко, когда мощные ливни не позволяли юноше высунуть нос из палатки, -- скоро у нас не будет такой возможности...

 

Жёсткий метод

I

   Ступень сменяла ступень, уводя спутников всё глубже под землю. С каждым шагом ноги всё больше утомлялись, то и дело норовя соскользнуть со стекла. Маниус смотрел на ровные кирпичи, с нескрываемым раздражением осознавая, что вскоре ему придётся подниматься наверх. Йоко шла позади, не испытывая неудовольствия спуском. Деву больше волновал мешок сушёных фиников, пошатывающийся на плече уставшего спутника. "Правильно ли, что я перестала помогать ему? Хоть Ано и не рекомендовала, но всё же..." -- мысль оборвалась, когда нога ромея неудачно опустилась на очередную ступень. Изгнанник удержал равновесие, ругаясь себе под нос.

   -- Я всё слышала, -- информировала априка недовольным тоном. -- Будь повнимательнее.

   -- Да знаю я, знаю. Уже полдня мешки таскаем, -- оправдывался Примус. -- Если их всё равно пришлось спускать в морозный зал, можно было и заранее предупредить. Ладно хоть последний мешок... Ано специально это подстроила, что ли?

   -- Ано ничего просто так не делает, Эксул, -- меццо-сопрано донеслось из глубины коридора. -- Пора бы уже это понять.

   Голос Анэ, не слышимый Маниусом со дня прибытия на Столб Салации, вызвал в душе скорее радость, чем раздражение. Юноша почувствовал облегчение, которое вскоре развеялось усталостью. Остаток лестницы он прошёл молча, иногда жестами реагируя на подсказки Йоко.

   Стены, пол и потолок морозного зала были выстланы металлическими листами. На полу лежали ровные груды льда, неизвестно как оказавшегося внутри горы. Реактивы и образцы Ано занимали лишь крошечный уголок "холодильника", разделанные птичьи тушки и высушенные финики, напротив, сразу бросались в глаза. Но ни Йоко, ни Маниус не обратили на морозный зал никакого внимания. Превосходящий в длине и ширине боцьен и при этом вместо лезвий имевший закруглённые грани меч, покачивающийся в руках Анэ, захватил внимание спутников. "Учебный, -- поняла Йоко. -- Для меня, наверное". "Как таким вообще сражаться можно?" -- удивился Маниус.

   -- Ано хочет тебя видеть, дитя, -- сказала старейшая по-априкски. -- Иди.

   -- Но...

   -- Я тут сама разберусь, -- поспешила перебить Анэ. Темноокая покорно развернулась и вышла из зала. Примус высыпал финики и аккуратно распределил по площади пола; руки юноши успели охладеть.

   -- Устал, Эксул? -- спросила Анэ; из лёгких старейшей вырвался сухой горячий воздух.

   -- Ноги гудят, -- ответил изгнанник, потирая ладони. -- До места сушки добрых пол миллиария ходу. Ладно хоть последний мешок.

   -- Запасы еды ты себе сделал, Эксул, -- резюмировала Анэ, обведя глазами морозный зал. -- Теперь можно приступить к тренировкам.

   -- Вы научите меня владеть боцьеном? -- радостно спросил ромей.

   -- Не сейчас, Эксул. Сейчас просто послушай меня. Мешок положи у фиников.

   Маниус покорно выполнил распоряжение. Анэ продолжила:

   -- Боцьен -- это всего лишь инструмент, Эксул. Инструмент очень точный и эффективный. Но, как и всякий инструмент, он накладывает на владельца свои требования.

   -- Ясно. Значит, мне нужно развить мускулатуру...

   -- Причём тут мускулатура, Эксул? Махать мечом тебя и сейчас можно научить, благо боцьен не так уж тяжёл, -- сказала Анэ; уши старейший улавливали затихающие звуки шагов Йоко.

   -- А что тогда?

   -- Твой разум не достаточно развит, Эксул. Точнее, ты очень плохо знаешь себя: свои способности. Ты не способен сказать, сколько чего можешь сделать, прежде чем повалишься с ног от истощения.

   Строгий тон голоса древней не принимал возражений. Пресветлая ещё раз оглядела ученика, глубоко дыша; Маниус почувствовал, что замерзает.

   -- Урок первый. Сила противника всегда складывается из двух видов компонентов: явных и неявных. Явные описывать не стоит -- это длина меча или рост, например. А вот такие вещи как усталость, сытость, настроение, болезни противника или наличие неизвестных предметов в карманах, невозможно быстро определить. Сереньких, например, проще убить сразу после их трапезы или когда они истощены. Однако, насколько тот или иной мыйо сыт, с первого взгляда распознать сложно. Часто противник в полной мере не осознаёт собственных возможностей. В том лесу, например, мыйо бросились на меня, стоило откинуть боцьен. Их обезьяньи мозги со временем соотнесли смерти сородичей с мечом, игнорируя владелиц оружия. Фатальная ошибка. Так что первое, что тебе нужно сделать, Эксул, -- это узнать собственный предел и выходить на охоту, будучи максимально к ней готовым.

   Анэ ещё раз прислушалась к шагам. Ни одного звука расслышать не удалось.

   -- А как узнать свой предел? -- спросил ромей.

   -- С этим-то я и хочу тебе помочь, Эксул, -- информировала старейшая, занося учебный меч над головой. -- Скоро ты откроешь его, если, конечно, выживешь...

   "Что?!" -- успел подумать Примус с ужасом отскакивая в сторону. Меч с громом вошёл в лёд; по глыбе пошла глубокая трещина. Ромей поскользнулся и рухнул на пол.

   -- Беги, человечишко! -- крикнула Анэ, вынимая меч изо льда. Маниус с ужасом попытался встать, но сапоги предательски заскользили. Клинок тем временем со свистом полетел вниз, задев плоскостью плечо пятившегося ромея. Маниус упал набок; по льду пошла новая трещина.

   -- Приятно было познакомиться, -- попрощалась Анэ, занося меч. Примус на четвереньках кинулся в сторону двери; клинок снова прорубил лёд. По телу изгнанника ударили осколки глыбы. "Расшевелился", -- констатировала Анэ, готовясь к следующему удару. Уставшее заторможенное холодом тело ромея неслось к лестнице, игнорируя боль; мысли обрывками летали по разуму, останавливаясь на желании жить. Ладони уже тянулись к ступени, когда плоскость клинка настигла другое плечо. Юноша с трудом удержался, толкаясь от стекла. Дрожащие ноги подняли тело; позади послышался хлопок: Анэ закрыла дверь в морозный зал.

   -- Беги! -- меццо-сопрано наполнилось угрожающими интонациями. Маниус и без того нёсся наверх, растрачивая последние силы. Ступень за ступенью он толкался, старясь уклоняться от ударов. Анэ то догоняла ромея, то снова отступала; клинок задевал руки или ноги, заставляя ромея спотыкаться. Лёгкие прерывисто дышали, желая взять у воздуха больше энергии; разум очистился от мыслей, освобождая место инстинктам...

   ...Примус рывком прыгнул вверх, силясь убежать. Клинок обрушился на спину, ударив чуть выше лопатки. Маниус выставил ладони вперёд, стараясь спасти голову. Мгновение -- и пространство стало ярче, прямо как при встрече с мыйо у гранитного храма. Тело наполнилось лёгкостью; руки играючи оттолкнулись от ступени; ноги перестали дрожать. Следующий удар клинка пришёлся по руке, но изгнанник умудрился слегка отклонить его, нивелируя последствия. "Оно! Сила мыйо!" -- пронеслось в сознании старейшей. Анэ продолжила преследование, уделяя больше времени прицеливанию. Ромей бежал всё быстрее, предвидя скорый конец лестницы. Разум стал чист и ясен; реакции ускорились. Когда ноги вынесли юношу в коридор, он начал маневрировать, стараясь запутать преследовательницу. Древняя ответила несколькими точными ударами, намекая, что изгнанник зря тратит силы...

   ...Коридоры оборвались, сменившись горной дорогой. Свежий воздух добавил юноше сил, но ноги постепенно становились ватными, приближая неизбежную развязку. Глаза успевали мельком оглядываться, выбирая лучший маршрут; разум сосредоточенно искал какой-нибудь выход. Тут левая нога подкосилась, и ромей упал на край обочины. Руки схватили первый попавшийся камень, отчаянно метнув его в обидчицу. "Уже недурно", -- оценила Анэ, уклонившись от камня. Маниус продолжил отползать, бормоча:

   -- Пощади, пощади. Не надо...

   -- Ну вот и всё, Эксул, -- сказала Анэ, последний раз взмахнув мечом. Примус успел заметить клинок, с воем летящий к его лбу. Провожаемый фейерверком из искр, разум юноши отправился в забвение.

II

   Йоко вышла на тропу и отправилась к Ано. В душе девы нарастало беспокойство, заставлявшее ноги замедлятся. Вскоре уши уловили какофонию быстрых шагов, изредка прерываемую звоном меча. Дева обернулась и увидела Маниуса, со всех ног мчавшегося подальше от пещер. Анэ преследовала ромея без видимых затруднений. "Бегут в другую сторону", -- поняла охотница, заставляя себя уйти. Развязка "забега" оказалась слишком скоротечной. "Ложная смерть?!" -- мысль озарилась яркой вспышкой сомнения, но склонившаяся над оглушённым ромеем старейшая развеяла их. Анэ осмотрела Маниуса, затем взяла на руки и понесла к палатке. Темноокая успокоилась, решив побыстрее найти Лучезарную.

   Ано встретила гостью в прихожей, чей неизменный пустынный пейзаж располагал к неторопливому диалогу. Для удобства древняя принесла два глубоких раскладных кресла с высокой спинкой. "Мы ведь ещё не беседовали. Интересно, Ано создаст пустыню как Анэ, или что-нибудь другое?" -- спросила себя Темноокая. Лучезарная жестом указала гостьи на кресло. Принимая приглашение, охотница села напротив старейшей; глаза Ано сразу же начали мерцать, прося как можно скорее начать беседу. Дева не возражала. После мгновения размазанных картин, априки вернулись в тот же пейзаж.

   -- Не получилось!? -- удивлённо воскликнула Йоко, привстав с кресла.

   -- Нет, нет, светлая гостья. Я просто воспроизвела тот же ландшафт, -- поспешила успокоить Ано; пустыня развеялась, обратившись в ночную степь.

   -- Так лучше? -- спросила Лучезарная.

   -- Здорово! -- оценила дева. -- Анэ так не делала.

   Вместо ответа старейшая пристально взглянула на кольцо, мерцавшее у экватора Луны. Невольно посмотрев туда же, гостья увидела, как кольцо стало будто прозрачным, а потом и вовсе исчезло, оставив после себя лишь пару блестящих точек.

   -- Тебе рассказывали историю априк? -- спросила Ано. От неожиданности дева не сразу сформулировала ответ:

   -- Да. Мне рассказывали...

   -- Перескажи мне, -- попросила Лучезарная.

   -- Но вы и так всё знаете.

   Густой ковыль задрожал, передавая волнение юной девы.

   -- Прошу тебя, -- настояла древняя. Йоко сдалась.

   Перед глазами старейшей начали сменяться образы, неизменно подкреплённые точными, явно заученными датами и несколькими ёмкими описательными репликами. Каждый такой образ, будь то строительство нового города, незначительное открытие или полезное изобретение, оставался неясным, расплывчатым. Далёкое прошлое и вовсе преподносилось в виде туманной легенды, напоминавшей человеческие эпосы. Ано не перебивала, только за спиной Йоко вдруг образовались два смерча, пустившиеся в пляс по бескрайней степи, затем небо заволокло тучами, которые принимали формы различных геометрических фигур, либо же знакомых Ано предметов. Иногда, вторя рассказу гостьи, клубы пара воспроизводили сцены из тысячелетней памяти. Лучезарная мгновенно перемещала их в отдельную ленту, создавая собственную "линию времени".

   -- Недавно построили храм в честь пречистого бога. Я уже рассказывала... -- закончила Йоко.

   -- Большая часть истории творилась при моём участии, -- констатировала Ано; облака рассеялись, открыв взору звёзды.

   -- Я же говорила, -- оправдалась дева.

   -- Тебе правда так мало рассказали о ранней истории априк? Неужели понадеялись на память старейших?

   -- Ага. А что тогда случилось? -- спросила Темноокая; звёзды на мгновение вспыхнули.

   -- Априки пережили две великие трагедии. Первая -- Великая тьма. Вторая -- мыйо.

   Йоко кивнула.

   -- Старейшие говорили тебе многое о последствиях трагедий, но ничего об их причинах.

   -- Причинах?

   -- Да. Великая тьма произошла не сама по себе: Атон ведь никуда не исчезал.

   -- Но ведь Великая тьма случилась ещё до вашего рождения?

   -- Конечно! -- мягкое сопрано наполнилось радостью. -- Я не настолько древняя.

   -- А что тогда случилось?

   -- Метеоритный дождь. Примерно шестнадцать тысяч двести остановок назад в Луну врезалась комета. Её обломки частью образовали кольцо, которое мы можем видеть каждую ночь, частью пробили огромный кратер на обратной стороне, как мы предполагаем, -- Ано сымитировала вдох. -- Но некоторые тяжёлые куски обрушились на Землю: в северное полушарие, это уже подкреплено свидетельствами. Да и расчётами.

   -- Значит, комета вызвала Великую тьму? -- уточнила Йоко.

   -- Да. Одновременно упало слишком много камней. Пыль, поднятая ими, затмила свет пречистого бога. Затем начали извергаться несколько крупных вулканов. Как ты понимаешь, это лишь усугубило проблему.

   -- Много животных погибло...

   -- К сожалению, все виды-солнцеяды, кроме нашего. Выжила лишь праматерь и одна старейшая.

   Дева кивнула.

   -- А как им удалось спастись?

   -- Их спасла первая лучистая комната, -- глаза Ано блеснули грустью. Мысли Йоко вызвали образ двух априк, ютящихся в единственной лучистой комнате посреди кромешной тьмы. Лучезарная добавила в образ реализма, приведя комнату к нужным размерам и заменив зеркала на кустарные.

   -- Так грустно, -- сказала Темноокая; собеседницы вернулись в степь.

   -- К тому времени старейшая уже вышла из детородного возраста, потому у нас одна праматерь, -- разъяснила Ано. -- Историю о мыйо ты знаешь.

   -- Случилось шесть холодных остановок, север покрылся ледяными корками. На седьмую остановку пришли мыйо. Они шли на юг огромным стадом, убивая всё, что жило и двигалось. В первый раз старейшим пришлось бежать, но потом они всё-таки перебили много мыйо. Второй жор был ужасен, поскольку монстры пришли огромным числом, но ценой многих жертв их удалось остановить. В хаосе тех битв погибла праматерь, -- пересказала дева.

   -- В общих чертах верно. Конечно, сейчас ни новая Великая тьма, ни мыйо не способны остановить наше развитие по отдельности. Но ударят они -- затмись Атон ещё раз -- именно вместе. Это, без сомнения, вызовет ещё одну, третью трагедию. Потому охотницы уходят всё дальше от родных дюн. Потому я лично занимаюсь изучением мыйо.

   Йоко молчала, переваривая сказанное Ано.

   -- Регуляция численности мыйо не главное, чем должна заниматься охотница. Скорее, это последняя из её обязанностей. Главное -- всестороннее исследование мыйо. И северных земель.

   -- Почему? Мне об этом не говорили, -- заметила охотница.

   -- На севере есть что-то, что простимулировало появление мыйо. Статься может, мыйо всё и ограничится, но желательно знать наверняка...

   -- Я могла бы попробовать сходить туда летом, -- перебила дева.

   -- Не торопись, светлая гостья. Летом почти наверняка случится новый жор мыйо.

   -- Правда!? -- юный голос громом прокатился по равнине; звёзды вспыхнули, на мгновение заполнив светом небо.

   -- Анэ думает так же. Опытные охотницы из дочерей того же мнения.

   -- Я увижу самку? -- спросила охотница, встав с кресла.

   -- Несомненно, -- подтвердила Лучезарная. -- И не одну.

   -- Надо подготовиться, -- дева обвела взглядом равнину, будто ища там что-нибудь полезное. -- Но у меня даже боцьен с трещиной.

   -- Я могу помочь тебе, светлая гостья, -- продолжила Ано, -- поделиться своими техниками здесь, внутри образа.

   -- Я готова!

   -- Для этого мне придётся коснуться твоего разума, -- добавила Ано.

   -- Я готова. Я не возражаю. Если это поможет мне стать настоящей охотницей...

   -- Ты уже настоящая охотница, -- сказала Ано, встав напротив. -- И при других обстоятельствах я никогда бы не решилась на это. Так что... прости меня.

   Слова стихли, и степь исчезла, унося с собой даже образ старейшей. Йоко оказалась посреди кромешной тьмы; разум захватил страх. Вскоре на неё обрушилась волна, крошащая разум на куски, подобно бесконечному потоку лезвий. Йоко ощутила, как её сердце вырывается из груди, а порывы тела гасятся чужой, подавляющей волей. Память начала нестись перед взором. И своя, знакомая, и иная, всё длившаяся и длившаяся: почти нескончаемая. Памяти начали смешиваться, игнорируя импульсы боли, бьющие в мозг. Йоко ощутила, почувствовала, пережила тысячи ударов и взмахов боцьеном. За несколько сокращений сердца разум впитал часы тренировок, превосходящие всю её жизнь. Сердце тем временем устало от стука и затихло. Разум увидел тусклый-тусклый свет где-то вдалеке.

   Ано встала и быстрым ударом по рычагу превратила кресло собеседницы в кушетку. Руки сорвали с пояса шприц; тонкая игла спешно пронзила грудь гостьи, достигнув сердца. Ано вдавливала препарат медленно, тщательно контролируя давление на шприц. Цилиндр опустошился, затем поднялся немного вверх, захватив кровь, и игла покинула тело; старейшая взялась массировать сердце, наполняя воздухом лёгкие Темноокой. С третьей попытки дева зашевелилась; глаза гостьи наполнились ужасом.

   -- Прости меня, -- повторила Ано, обняв Йоко. -- По-другому это сделать невозможно.

   -- Когда... Атон... взойдёт, -- ответила дева, пытаясь обнять Лучезарную дрожащими руками.

   -- Я отнесу тебя в лучистую комнату, светлая гостья. Боль должна вскоре пройти, вот увидишь, -- прошептала Ано и взяла охотницу на руки. "Ложная смерть бывает и такая", -- осознала Йоко, безвольно глядя в потолок.

III

   Тонкая пелена высоких облаков скрывала луну и звёзды, превращая небо в блёклую довлеющую на землю серую твердь. Редкие переклички ночных птиц и постоянный пищащий гул насекомых, шедший из сокрытого туманной дымкой леса, наполнял пространство ещё большей меланхолией.

   Маниус мог чувствовать настроение ночи лишь мгновение, пока на проснувшийся разум не обрушилась боль, осязаемая всеми частями тела. Каждое, даже самое ничтожное движение усиливало страдания, но оставаться неподвижным становилось невыносимо. Изгнанник вспомнил скруглённый кончик меча, которым Анэ оглушила его. "А может, я уже в царстве мёртвых?" -- спросил себя юноша, силясь привстать. Импульс боли вернул тело назад; Примус издал тихий стон.

   -- Лучше не шевелись без необходимости, -- знакомое сопрано звучало отстранённо. Маниус повернул голову и увидел Йоко, лежащую справа от него. Глаза девы непрерывно изучали сочленения каркаса палатки; лицо не выражало эмоций, подчёркивая отстранённость голоса.

   -- Ложная смерть -- это всегда тяжело, -- подбодрила дева. -- Ушибы заживут, не переживай.

   -- Ложная смерть, -- повторил ромей. -- Так это называется?

   -- Да. Ложная смерть даёт опыт страха, возможность контролировать его, -- объяснила Йоко. -- показывает ученику его беспомощность и важность обучения.

   -- Ты тоже прошла через это?

   -- Конечно. Все молодые охотники через это проходят. Обычно после вводных тренировок.

   -- Анэ мне всё тело отбила, -- пожаловался отверженный. -- Я даже встать не могу. Говорить и то больно. Как взобрался по лестнице, думал -- убегу. А потом ноги чувствоваться перестали. Тут Анэ меня и подловила. Думал -- она меня совсем кончает.

   -- В этом-то и суть, -- разъяснила Темноокая. Дева протянула юноше сосуд с питательным соком.

   -- Выпей всё: тебе нужно восстановить силы. Завтра будет трудный день.

   -- Завтра я не встану, -- информировал Примус.

   -- Мани! -- прикрикнула Йоко. -- Подкрепись и утоли жажду, даже через силу. А завтра ты встанешь. Поверь мне, завтра тебе придётся встать. Уже летом мыйо устроят жор, и если к тому времени ты не обучишься...

   -- Жор? -- переспросил изгнанник.

   -- Ага. Мыйо пройдутся несметным стадом по северным землям.

   "Что будет с родиной!?" -- взорвалось сознание юноши.

   -- Ты нужен, чтобы заманить их в известное место, иначе их придётся ловить месяцами, -- продолжила охотница, будто услышав его мысль. -- Так что пей и готовься к завтрашним тренировкам.

   Априка вложила сосуд в руки ромея. Маниус со стонами зашевелил конечностями и начал неторопливо глотать густой горько-сладкий сок. Боль не утихла, но близость спутницы помогала превозмогать её.

   Йоко продолжала изучать строение палатки, временами переводя взгляд на серый небосвод; в уши врезался надоедливый писк. Глаза быстро отыскали источник -- нашедший щёлочку в палатке комар нарезал круги вокруг спутников, намереваясь запастись кровью Маниуса. Темноокая поморщилась и решила поймать непрошеного гостя. Стоило импульсу воли достигнуть руки, как та молниеносно схватила насекомое, зажав его между трёх пальцев. Стараясь выбраться, комар продолжал шевелить лапками, крыльями и хоботком, но пальцы держали его твёрдо и в то же время нежно, не оставляя шансов для побега. "Это я схватила его? -- спросила себя дева. -- Или это Ано схватила его?" "Я не чувствую, что изменилась: я и была такой. Но мои руки, ноги, реакции... разве не об этом я мечтала? Почему теперь мне так противно? Почему?" -- круговорот мыслей не прекращался, пока разуму не наскучило безрезультатное напряжение. Йоко изучила насекомое, заглянув в миниатюрные сетчатые глаза и оценив цепкость лап. "Пей птичью кровь", -- мысленно сказала дева и отползла к выходу, намереваясь выпустить комара.

   -- Останься, если не трудно, -- тихий баритон растворился в палатке. -- Мне страшно одному...

   -- Останусь, -- успокоила Йоко, плотно прикрывая вход. -- Я всё равно не хочу видеть их до рассвета.

   Априка снова легла подле ромея.

   -- У меня сегодня тоже была "тренировка", -- поделилась охотница.

   -- И тебя не жалеют, -- посочувствовал изгнанник. Чёрно-зелёные глаза одобрительно сверкнули.

   -- Есть будешь?

   -- Пару фиников...

IV

   Туман обволакивал островную долину, не позволяя априкам насытиться светом Атона. Йоко, вопреки привычке, пришлось встречать рассвет одетой, однако лицезрение пречистого бога заставляло забыть вчерашние обиды и сосредоточиться на новом дне. Априка решила немного пройтись по стеклянным дорожкам, готовя затёкшие за ночь ноги к тренировкам, но прогулка закончилась уже на пятой сотне шагов. Анэ торопливо шла навстречу, держа на плече учебный меч. "Наверное, решила потренировать Маниуса", -- решила дева и сказала:

   -- Светлого утра тебе, Анэ.

   -- Светлого утра и тебе, дитя, -- поздоровалась старейшая. -- Идём: пора начинать тренировки.

   -- Я? -- удивилась Йоко.

   -- Кажется, только ты у нас дитя, -- подтвердила старейшая и кинула деве меч. Пользуясь новыми умениями, охотница без труда поймала рукоять.

   -- Я думала, ты будешь учить Маниуса, -- сказала охотница, следуя за Анэ.

   -- Человеком займётся Ано: у меня просто не хватит на него терпения, -- информировала древняя. -- Поторопись.

   Преодолев четверть миллиария по склону, априки взобрались на протяжённую площадку, усыпанную мелким камнем. Хотя сама площадка неторопливо поднималась вверх, склон до и после неё рос заметно быстрее. Сквозь сапоги ощущалась рыхлость, ненадёжность почвы. Вокруг не было видно ни одного дерева и даже мало-мальски крепкого кустика, только редкая бледно-зелёная трава.

   -- Это место подойдёт, -- сказала Анэ, кивая себе.

   -- А что мы будем тренировать? -- спросила Йоко.

   -- Реакции. Ано передала тебе часть своих навыков, осталось только закрепить их. Я буду швырять в тебя камнями, а ты постарайся уклоняться от них, поняла?

   -- Да.

   Йоко расставила ноги и сосредоточилась. Анэ неторопливо набрала горсть камней и примерилась к местности, проигрывая тренировку в голове. "Посмотрим, чего стоили усилия сестры", -- подумала старейшая и бросила первый камень. Темноокая уклонилась без видимых усилий.

   -- Постарайся перемещать весь корпус, а не нагибаться, -- подсказывала Анэ, стараясь забросать ученицу. -- Стойка должна оставаться надёжной.

   "Знаю", -- подумала Йоко, уклоняясь от очередного камушка. Рыхлая почва под ногами заставляла мышцы работать без передышек. Первую серию бросков Анэ запустила в левый бок охотницы, вторую -- в правый. Собрав третью порцию, старейшая приблизилась, начав метать камни хаотически, временами целя куда-нибудь в сторону от ученицы. Йоко начала уклоняться от всё быстрее летящих камней, выписывая ногами резкий танец. Древняя продолжала приближаться; камни всё чаще летели под движение ученицы. Охотница нехотя отступала, ставя ноги на непознанную почву. Камушки выскальзывали из-под каблуков, всё сильнее выматывая разогретые мышцы. Использовав все "снаряды", Анэ не мешкая набирала новую горсть.

   Обстрел продолжался. Древняя неторопливо смещалась, описывая круг вокруг ученицы. Йоко приходилось уклоняться от ударов со всех возможных сторон. Из-за наклона горы одну из ног приходилось подгибать, но охотница ловко меняла позиции, согласуясь с неровностями почвы. "Весь день ты так не потанцуешь", -- подумала Анэ, глядя на слишком мощные толчки ученицы.

   Развеяв утренний туман, Атон мерно перекатывался через середину небесной сферы. Сильные лучи заставляли склон светиться, лишь редкие крупные камни бросали под себя густую чёрную тень. Купаясь в ярком полуденном свете, априки продолжали тренировку. Йоко уклонялась от летящих камней, с трудом держа равновесие на разрыхлённой её же сапогами земле. Анэ видела, как ученица медленно теряет концентрацию и взяла в руки два камня, целясь сразу в оба плеча девы. Юная априка разглядела первый, резким шагом уйдя в сторону; второй неожиданно оказался перед глазами; рефлекс вовремя сместил лезвие меча; уши услышали щелчок одновременно с пришедшим осознанием.

   -- Недурно, дитя, -- похвалила Анэ, вторя мысленному восхищению ученицы. -- Будем тренироваться, пока ты не выдохнешься.

   Подкашиваясь от усталости, ноги едва двигались, передавая рукам заботу о спасении тела. Последние непрерывно работали мечом, отражая всё новые камни, теперь сыпавшееся исключительно по двое. Старейшая вошла во вкус, подходя всё ближе к ученице. Вскоре Йоко стала не успевать за "снарядами", пропуская больные удары. Уставший разум требовал отдыха, тело -- немного воды.

   -- На сегодня довольно, дитя, -- сказала Анэ, сняв с пояса стеклянную флягу; Йоко опустила учебный меч и опёрлась на него.

   -- Выпей.

   -- У меня есть вода, -- отказалась Йоко.

   -- У тебя вода, дитя. А это -- питательный сок. Пить воду, когда нужно пополнять запасы организма, слишком опрометчиво.

   -- Вечного света... -- поблагодарила Йоко и сделала пару глотков.

   -- До заката ещё есть время, -- констатировала Анэ, взглянув на наручь. -- Идём: пора наконец насытиться.

V

   Яркий слепящий свет, бьющий в центр лучистой комнаты, прогрел уставшее тело; перенапрягшийся от концентрации разум наслаждался покоем.

   Повторяя первый вечер на острове, Йоко неотрывно смотрела на Анэ, но сегодня старейшая не выказывала и тени враждебности. Анэ поворачивалась то спиной, то лицом к солнцу, непрерывно разминая правую руку. "Тоже вымоталась", -- решила дева, повторяя движения древней.

   -- Больно было? -- меццо-сопрано звучало скорее твёрдо, чем вопросительно.

   -- Не особо. Я ведь почти все камни отразила, -- поспешила ответить Йоко.

   -- Я про твой разговор с Ано, дитя. Злишься на неё?

   -- Не могу: я ведь сама попросила, -- ответила Йоко. -- Скажи она, что всё случится именно так, я бы не отказалась.

   -- Много ли может поведать беседа? Даже в образе, -- отмахнулась Анэ. -- Ано всегда была мастером таких бесед. Она способна видеть в тебе то, чего ты сама никогда не осознаешь. Она способна проникать в самую суть сквозь едва различимые детали. Когда-то я способствовала росту её умения: я и сама жизнь, дитя. Её глаза светят куда ярче, чем у других априк...

   -- Я не...

   -- Но это не значит, что ты должна презирать или бояться её, дитя, -- Анэ заговорила тёплым тоном, которым обычно матери рассказывают о любимых дочерях. -- Ано действительно талантливая и светлая априка, действительно Лучезарная.

   -- У меня и в мыслях не было...

   -- Вот и хорошо. Я не одобряю того, что Ано сделала с тобой, но другого выхода не вижу. Твои способности ценны, дитя, но в равной степени опасны. Весть о твоём появлении уже вызвала волнение среди старейших.

   -- Обо мне? Но почему? -- удивилась Йоко. -- Разве раньше старейшие обо мне не знали?

   -- Семьи живут достаточно обособленно, чтобы такие новости не достигали чужих глаз, -- информировала Анэ. -- Думаю, Йо запретила распространяться о тебе, дитя. Встретить темноокую априку среди северного леса -- честно говоря, я такого не ожидала. Ано так вообще пришла в восторг.

   -- Всё потому, что я -- темноокая? -- осторожно спросила Йоко.

   -- Цвет твоих глаз последнее, что их волнует, дитя. Твоя способность чувствовать мыйо означает ещё и то, что мыйо в равной степени могут воздействовать на тебя. Старейшие боятся, что со временем ты пропитаешься симпатией к монстрам.

   -- А!? -- глаза девы округлились от удивления.

   -- И используешь свои способности против родичей, -- закончила Анэ.

   -- Почему они так плохо обо мне думают? -- возмутилась Темноокая. -- Не знают меня, а думают.

   -- У нас веские основания так полагать. Ты -- не первая темноокая в истории априк, -- информировала старейшая. Йоко замерла и потеряла дар речи; глаза Анэ потребовали беседы.

   Мир расплылся и сразу померк, обернувшись бушующей песчаной бурей. Посреди мчащихся песчинок виднелся блеск боцьенов; истошный свист монстров вкраплялся в непрерывный шум трущихся песчинок. Йоко взирала на битву, оставаясь внутри воображаемой сферы, оберегавшей её от воздействия стихии.

   -- Перед тобой решающая битва второго жора, дитя. Смотри! -- древняя указала перстом на дальний силуэт мыйо; вскоре он приблизился к зрительницам, позволив рассмотреть априку, сидящую на спине животного.

   -- Не может быть! -- крик Йоко заставил картину дрогнуть. -- Это же не праматерь?

   Вместо ответа Анэ остановила картину. Пречистый бог, песчинки и даже колебания звука замерли вокруг них.

   -- Подойди и убедись, -- посоветовала Анэ. -- И внимательно осмотри её глаза.

   Йоко сделала робкий шаг вперёд. Песчинки вошли в неё, словно созданные из пустоты. Йоко сделала пару шагов и обернулась: образ так и остался застывшим.

   -- Ха... -- выдохнула Анэ и переместила образ праматери поближе к Йоко. Охотница взглянула на глаза с густой чёрной короной, лучами доходившей до краёв радужки. Стать и самоуверенность фигуры подчёркивалась строгим властным взглядом, в котором безошибочно читалось удивление. Лицо праматери скрывала ткань; символ её имени -- чёрное и красное солнце, красовались на лбу.

   -- Праматерь, как и ты, стала темноокой, только будучи уже старейшей.

   -- А как становятся темноокими?

   -- Предположительно, нужен контакт языка мыйо с жертвой, дитя. Ну, и чтобы жертва выжила после этого.

   Йоко понимающе кивнула.

   -- Что здесь происходит? Почему? -- продолжила расспросы дева.

   -- Главная трагедия всей нашей истории, дитя. Почему? Это долго объяснять.

   -- Я хочу знать.

   -- Хорошо. Я начну.

   Картина битвы сменилась ярким пустынным днём.

   -- После Великой тьмы априки были заняты лишь увеличением собственной численности. После появления пятого поколения уже невозможно было жить около высыхающих внутренних оазисов, пришлось переселиться на границу Благой земли. Так мы и жили, неторопливо строя селения и без труда добывая пропитание для новых детей. То время считается временем спокойного детства нашего народа.

   В унисон словам древней перед Йоко сменялись картины простеньких построек, созданных из любых подручных материалов, да крики детворы, среди которой терялись немногие взрослые априки.

   -- Приход мыйо изменил всё, -- продолжила Анэ. -- Нам нечего было противопоставить их числу, потому пришлось просто бежать под защиту Благой земли. Тебе говорили, что мы смогли остановить первый жор, дитя?

   Глаза Йоко блеснули утвердительно.

   -- В действительности он сам себя исчерпал: мыйо сожрали большую часть животных на континенте, но углубиться в Благую землю не смогли физически. Однако, обилие хищников закрыло нам доступ к старым оазисам и грозило настоящей катастрофой, тогда-то мы и начали готовить отряды охотниц. Оружие, которое тогда удалось сделать, просто ужасно...

   Анэ показала стальной двуручный меч с прямым лезвием и несколько широких топоров.

   -- Но для старейших и этого оказалось достаточно. Мы вернулись на границы и начали методично вычищать земли от рассеявшихся мыйо. То было время пробуждения априк: роста знаний и производства, создания первых укреплённых поселений.

   Анэ показала Йоко первые города, сделанные из тщательно обработанных каменных блоков. Внутри них непрерывно горели кузни и стучали инструменты иных ремесленных домов, занимавших подветренную половину города. Сотни работающих априк ходили по мостовой, перенося готовые изделия или сырьё. В центре высилась неказистая (на взгляд Йоко) сигнальная башня.

   -- Но пробуждение было омрачено потерянной свободой, правда тогда мы этого не замечали...

   -- Я не понимаю, -- призналась дева.

   -- Тут нечего понимать, дитя. Праматерь принуждала дочерей к постоянной работе. Строгая иерархия нужна была для большей отдачи: как-никак нам пришлось освоить много новых ремёсел. Но со временем, когда мыйо начали отступать, старшие дочери, включая меня, перестали терпеть её деспотию.

   -- Вы пошли против матери? -- удивилась Йоко.

   -- Ни одна априка не может управлять другой без взаимного согласия, дитя, -- напомнила Анэ. -- Это -- нерушимый принцип. Мы не "шли против", мы просто пошли своей дорогой, но затем случилось нечто неожиданное: с очередной охоты праматерь вернулась с тёмными глазами. Мы были удивлены и озадачены, но времени на выяснения не оставалось: вскоре начался очередной жор.

   Анэ показала Йоко стаи мыйо, обступившие древний город.

   -- Но теперь мы были готовы...

   Картина сменилась на виды дюн, усеянных трупами монстров.

   -- После отражения жора она с головой ушла в охоту, более не пытаясь управлять нами. Тогда я думала, что конфликт на этом завершится, но в один тёмный день она вернулась с охоты не одна...

   Йоко увидела огромное стадо мыйо, во главе которого ехала праматерь.

   -- С тех пор её деспотия обрушилась на нас с новой силой. Праматерь выделила каждой семье территорию и закрыла доступ к воде и оазисам, определив каждой семье свой лимит. Стоит ли говорить, что самые многочисленные семьи старших дочерей оказались ущемлены и высланы на не обжитый Большой хребет? Мыйо в её руках проявляли весь свой разрушительный потенциал и были ужасным бедствием, дитя. Никто не мог ей сопротивляться.

   -- Я не верю... быть того не может... мне не рассказывали такого.

   Воля Йоко всеми силами пыталась убрать стада тварей, обходивших патрулём крупный оазис. Анэ настойчиво продолжала держать образ.

   -- Не верю, -- повторила Йоко.

   -- Тогда закончим беседу, дитя, -- отступила Анэ. Видение рассеялось. Перед глазами возникла реальность.

VI

   Хмурое утро сменилось погожим днём, а Маниус так и продолжал отдыхать в одиночестве. Он уже успел переделать все утренние дела, набить желудок финиками и теперь спокойно сидел в тени старой рябины, временами шевеля ноющими конечностями. "Отпускает... вроде бы", -- думал Примус, глядя на мощёную дорожку. Ожидание постепенно сменялось лёгким волнением, переросшим в удовлетворённость. Юноша начал подозревать, что о нём забыли, и готовился спокойно отдыхать весь день, но силуэт априки, вышедшей из-за поворота, развеял тлеющую надежду.

   -- Светлого дня тебе, друже! -- приветствовала Ано. -- Сегодня у тебя простая тренировка. Убедись, что наполнил водой сосуд.

   -- Я наполнил, -- уверил Маниус. -- А что это будет за тренировка?

   -- Так как ты не успел восстановиться после ложной смерти, мы просто пойдём по лесу до края острова, -- информировала Ано. -- И ты понесёшь эту суму.

   Ромей с трудом поймал пиру априки за лямки. Внутри звякнуло что-то тяжёлое.

   -- Это обыкновенный вес, который носит на себе априка-охотница, -- поспешила объяснить лучезарная. Изгнанник кинул лямки на плечи и пошёл следом за старейшей. Спустившись со склона, путники вошли в густой рябиновый лес, встретивший гостей чёрными тенями и высокой травой, растущей на освещаемых клочках сухой подстилки. Терпкий запах снова ударил в нос ромея, заставляя на время забыть об ушибленном теле. Дурман слегка вскружил голову, позволяя мыслям свободно летать, где им только заблагорассудится.

   -- А почему вы не учите меня владеть боцьеном? -- спросил Маниус, набравшись храбрости. -- Анэ сказала -- я себя не знаю... Я её не понял.

   -- Проблема даже не в знаниях, друже.

   -- Тогда в чём?

   -- Сколько, по-твоему, времени жизни охотника уходит на битву со зверем?

   Примус замолк, обдумывая ответ.

   -- Ну, два--три раза в неделю, наверное. Может и чаще...

   -- В сравнении с остальным временем -- ничтожный миг, -- пояснила Ано. -- Так почему же тебя должны учить владеть боцьеном в первую очередь?

   -- Но ведь это -- самое главное, -- ромей упрямо стоял на своём.

   -- Охотник должен уметь находить себе пропитание, выбирать лучший маршрут, ориентироваться по солнцу и звёздам, терпеть боль, знать след и повадки зверя, а уже потом в совершенстве владеть своим оружием. Умеющий только фехтовать неизбежно заблудится в большом лесу или будет вынужден воровать либо отбирать пищу у селян. Ещё он может стать наёмником или легионером, но никак не охотником, -- Ано прервалась на вдох; изгнанник молчал.

   -- А ещё нужно уметь чинить одежду, читать карты и много другого, о чём нет смысла сейчас рассказывать, -- добавила Ано.

   -- Читать карты... -- процедил ромей.

   -- Я понимаю тебя, друже. Когда люди говорят об охоте, то представляют, как валят очередного зверя. Но так позволено думать только далёким от охоты людям. А ты ведь уже не так далёк от неё, правда?

   Маниус задумчиво кивнул, перешагивая очередной валежник.

   -- Как только подтянем твою выносливость и поставим работу ног, займёмся фехтованием, -- ободрила Ано.

   -- А сейчас я учусь терпеть боль, -- добавил изгнанник.

   -- Точно подмечено. И скоро начнётся болото. Их лучше обходить, если, конечно, враги не преследуют. Я покажу, как отличать твёрдую землю от заболоченной, а потом мы выйдем к обрыву.

   -- Хорошо, -- ромей собрался и немного ускорил шаг.

   Монотонные пояснения Ано о травах, произрастающих на твёрдых и влажных почвах, а также о пузырях и других признаках топей шли в голову не сразу. Изгнанник успел пару раз соскользнуть в тину, едва не намокнув. К счастью, болото оказалось не слишком длинным, да и априка предпочла как можно быстрее уйти с ненадёжной земли. Лес вокруг постепенно редел, превращаясь в светлую полустепь. Крики птиц, стрекот и писк насекомых, а также непрерывный шелест листьев доминировали над другими звуками, но со временем Примус смог расслышать слабый шум прибоя.

   -- Скоро обрыв, -- проронил Маниус, косясь на спутницу.

   -- Молодец, -- похвалила хозяйка острова, -- догадался.

   Изгнанник посмотрел вперёд, но конца леса не увидел; ноги слегка подкашивались от усталости.

   -- А какова длина у острова? -- сорвался с губ невольный вопрос. Ано задумалась, разглядывая спешащие куда-то облака.

   -- От края до края более восьми тысяч пассов, -- наконец ответила Лучезарная.

   -- Восемь миллиариев... -- попробовал осознать Маниус.

   -- Более восьми тысяч пассов -- это не восемь миллиариев, друже, -- уточнила Ано. -- Ты говоришь так, будто способен преодолеть Столб Салации по прямой.

   -- Конечно нет...

   -- Также с любой другой местностью. Нужно знать, сколько ты прошагаешь, а не как быстро её померит твоя мысль.

   -- Я понял, -- уверил ромей.

   -- Прекрасно. Как дойдём до обрыва, хорошенько отдохни: назад вернёмся уже ночью.

   "Ночью полагается спать", -- мысленно возразил изгнанник, но не стал спорить. Примусу хотелось сесть у первой встречной рябины. Только желание стать охотником помогало преодолеть усталость.

   Тьма, поселившаяся под кронами деревьев, не позволяла взглянуть на шаг дальше глаз. Тучи, сокрывшие луну и половину звёзд, откровенно подыгрывали ей, предоставляя Маниусу видеть только насыщенную чернотой бездну. Бесконечные писки и шорохи доносились отовсюду; шум колышущихся листьев служил фоном ночной суете. Примус сделал несколько робких шагов и замер, пытаясь определить направление. Ано подошла к нему и открыла карман пиры, достав оттуда небольшой предмет. Ромей услышал тихое шипение; из предмета полился чистый белый свет, залив собою ровный круг на земле.

   -- Как видишь, друже, и сейчас боцьен нам бы не помог, -- сказала Ано успокаивающим тоном. -- Иди за мной.

   Маниус попытался рассмотреть источник света, но тот прятался в ладони хозяйки острова.

   -- У меня в руках тот же факел, только вместо пламени он "горит" чистым светом. Но, подобно факелу, он обязательно перегорит, правда нескоро.

   -- А орлы не охотятся ночью? -- уточнил изгнанник, опасливо глядя на чёрное небо. -- Нас теперь хорошо видно.

   -- Раньше я такого не видела, но априки редко ходят по ночам, -- ответила Лучезарная. Примус ничуть не успокоился. Он шаг в шаг шёл за априкой, постоянно оглядываясь по сторонам.

   -- Прекрати мучить свои глаза, друже. Доверься слуху -- посоветовала Ано. Маниус постарался следовать совету древней, но сковывающий страх не позволял расслабиться.

   -- Мы шли ночью только однажды, когда искали варварский храм. Но тогда луна светила довольно ярко, -- рассказал ученик.

   -- Это когда шли по Тенусу? -- уточнила древняя.

   -- Да, -- подтвердил ромей. -- Нас вела Анэ.

   Издалека донеслось мощное клокотание.

   -- Это бескрылая птица. Ростом всего с ладонь.

   -- А орёт как два петуха, -- сказал Маниус успокоившимся тоном. Уловив изменения голоса юноши, Ано погасила "факел".

   -- Перегорело? -- спросил Примус.

   -- Придётся идти во тьме, -- сказала Лучезарная.

   -- Вы ведь знаете путь?

   -- Конечно. Но вести нас будешь ты, друже.

   -- Я?! -- воскликнул ученик. -- Но как?

   -- Я не знаю, -- мягкое сопрано наполнилось недоумением. Ано потянулась и присела под деревом. Маниус растерянно огляделся, стараясь придумать решение.

   -- Ближе к восходу придёт шторм: лучше поторопись, если не хочешь намокнуть, -- добавила априка, расслабленно прикрыв глаза.

   Руки отчаянно цеплялись за ветки, находя в себе последние силы. Ствол рябины покачивался с лёгким хрустом, заставляя сердце замирать при каждом громком треске. Примус потянулся ещё раз и рассмотрел чёрный силуэт горы. "Опять я сбился!" -- укорил себя юноша, аккуратно ощупывая ствол. Ано беззвучно стояла внизу, думая о чём-то своём. Маниус обнял рябину и медленно сполз вниз, рухнув на влажную землю. Руки сразу же начали шарить в округе, ища пиру. "Восемь тысяч пассов", -- подумал изгнанник, заставляя себя подняться.

   -- Нам туда, -- сказал ученик, указывая маршрут.

   -- Идём, -- ответила Ано, встав за спиной ромея.

   "Буду залазить через каждые пятьсот шагов, чтобы не сбиваться, -- решил Примус, обходя очередное дерево. -- Лишь бы успеть до дождя". В нос ударил знакомый запах гниения. Ромей выругался про себя и обронил:

   -- Болото.

   -- Что будешь делать?

   -- Возьму левее. Правильно?

   Лучезарная не ответила. Маниус снова выругался и повёл влево...

   Первые капли дождя ударили по листьям; завывания ветра играли кронами. Спокойный ветерок грозил обратиться в ураган. Ученик прошёл мимо очередной рябины и почувствовал под ногами стекло. Мышцы расслабились, позволив телу завалиться набок. Ано быстро подхватила юношу и мягко положила на кирпичи.

   -- Вот мы и вышли, друже, -- сказала старейшая довольным тоном. -- Можешь снять пиру.

   -- Благода... -- голос ромея заглушил раскат грома. Лучезарная помогла юноше избавиться от пиры и подняться, оперев выдохшегося ученика на плечо.

   -- Ты слишком редко делал передышки, -- начало Ано укоризненным тоном. -- Слишком часто лазал на деревья. Потому истратил все силы и шёл слишком медленно. И вот теперь мы под дождём... -- вторя словам Лучезарной, капли начали бить по голове ромея, смачивая густые волосы. Вскоре дождь усилился, обращаясь в ливень. Туника не намокала, отталкивая от себя каждую упавшую каплю. Ано похвалила Маниуса за усердие и молча помогла дойти до палатки. Ромей повалился на белую лежанку и сразу вырубился, найдя покой в сладких фантазиях скоротечных снов.

VII

   Йоко вышла на ровную каменистую землю, держа на плече учебный меч. В голове всё ещё стояли картины, виденные во время последней беседы с Анэ. Безэмоциональный взгляд старейшей, становящейся напротив, только добавлял раздражения. "Стоит ли мне узнать у неё больше? -- спросила себя дева, встав в стойку. -- Или..."

   -- Не спи, дитя, -- одёрнула Анэ. -- Время не ждёт.

   Йоко замахнулась и обрушила меч на старейшую. Пресветлая без видимых усилий отклонила клинок в сторону, остановив свой у шеи Йоко.

   -- Ну и что это было? -- меццо-сопрано наполнилось раздражением. -- Замах самоубийцы?

   Вместо ответа дева вернулась в стойку.

   -- Ещё раз так ударишь, я тебя крепко огрею, дитя. Не обижайся потом, -- предупредила старейшая. Темноокая отвела меч к земле и немного назад, намереваясь бить вверх. "Точно огрею!" -- решила старейшая. Глаза Анэ раздражённо блеснули; тело рванулось вперёд. Старейшая поймала меч ученицы на замахе; пальцы левой руки сжались в кулак, достигший щеки Йоко. Дева пошатнулась, но смогла устоять. Во рту появился привкус крови, сочившейся из порезанной о зуб щеки. Рана быстро закрылась; обида только начинала нарастать. "Из-за той беседы я не могу сосредоточиться! Это ты виновата!" -- мысленно крикнула дева. Анэ прочитала всё во взгляде ученицы.

   -- Какую дурь теперь выкинешь, дитя? -- спросила древняя. В ответ Йоко моргнула. Мир вокруг неё стал ярче, и клинок с диким воем полетел к обидчице. Анэ отпрянула и сделала быстрый выпад, но Йоко смогла блокировать его, пользуясь памятью Ано. Клинки сошлись, издав мощный звон. Ученица толкнула наставницу, надеясь пошатнуть. "Это уже что-то, -- подумала Пресветлая, ретируясь, -- теперь можно начать учить её..." Старейшая дождалась оплошности среди мощных махов ученицы и достала до плеча Темноокой, "уколов" его скруглённым остриём.

   -- Зачем пытаешься рубить?! Я не мыйо! -- крикнула Анэ. -- Быстрого противника так не достать, дитя. Куда интересней сделать пару точных уколов.

   Древняя прекратила отступать и направила острие на Йоко. Ученица сосредоточилась, отбросив ненужные мысли. "Будет тебе пара уколов", -- решила дева, отведя рукоять поближе к груди. Старейшая встретила лавину ударов, приходивших с совершенно разных сторон и позиций. В некоторых узнавалась техника сестры, другие были неумелыми и глупыми, но скорость и сила, которыми Йоко наделяла каждое без исключения движение меча, не оставляли места для расслабленности. Древняя спешно уклонялась либо отбивала, приняв ритм и скорость ученицы. Со стороны тренировка стала напоминать танец мелькавших мечей и тел, погружающихся в дымку из поднятой пыли. Щедрые солнечные лучи, озарявшие каждое мгновение битвы, не успевали передать точные формы стоек и ударов, превращая картину в размазанное сочетание быстрых действий, чередующихся с краткими остановками. Со временем ученица начала уставать. Замедлялась и Анэ, чьё сердце тоже стучало учащённо. Старейшая продолжала терпеливо ловить и наносить одинаковые удары, стараясь донести до ученицы их суть. Когда древняя заметила, что Йоко совсем выдохлась, она снова нанесла серию мощных и точных уколов. Пошатнувшейся ученице не оставалось ничего, кроме как принять меч наставницы на больное плечо. Следующий укол Анэ безжалостно направила в лоб. Темноокая рухнула навзничь, с трудом самортизировав удар руками. Лёгкие ученицы отчаянно работали, стараясь почерпнуть новые силы для тренировки.

   -- На сегодня с тебя достаточно, дитя. В целом ты машешь неплохо, -- сказала Анэ, кинув подопечной сосуд с питательным сиропом. -- Выпей весь до восхода, поняла?

   -- Зачем столько жестокости? -- спросила дева; лицо охотницы искажало страдание.

   -- Жестоко посылать на смерть необученных детей, -- возразила Анэ. -- Я же всего лишь преподаю тебе уроки фехтования. Жёстко, но эффективно.

   Старейшая отвернулась, посмотрев в сторону дома.

   -- В своё время я встретила только одного наставника, достаточно доброго, чтобы хоть чему-то меня научить, дитя. Не отвергай так бездумно открывшиеся возможности, -- меццо-сопрано наполнилось теплотой, звучавшей в каждом звуке. Древняя покинула ученицу, отправившись в лучистую комнату. Йоко долго смотрела ей вслед.

 

Навык охотника

I

   Глаза открылись, не дождавшись дремлющего разума. Затёкшее тело заявило, что не может больше спать. Но во взоре вместо утреннего тумана или ярких лучей светила отпечатались звёзды. "Мы же перенесли палатку в прихожую из-за холодов", -- припомнил юноша. Он потянулся и начал вылезать из убежища. Облачившись, юноша немного размял конечности, осматривая пустую комнату. "Финики кончились", -- заметил Примус и отправился к выходу.

   "Интересно, что сегодня устроит Ано? Может просто здоровье проверит? Или снова возьмёт моей крови? Обычно она будит меня с утра..." -- подумал юноша, стоя перед стеклянным треугольником. Дверь, как обычно, раскрылась. За коридором показалась прихожая. Внутри, развалившись на оббитых белой тканью креслах, отдыхали три априки. Рядом стояло ещё одно кресло. Пустая спинка будто приглашала юношу присоединиться. Ромей улыбнулся и поздоровался со всеми. После ответных приветствий Маниус осторожно спросил:

   -- Вы ждёте гостей?

   -- Нет, нет, друже. Это кресло для тебя, -- поторопилась разъяснить хозяйка. -- Присаживайся, пожалуйста.

   -- Сегодня началась остановка. Три дня не будет никаких тренировок, только отдых и покой, -- информировала Йоко.

   -- Три дня? -- переспросил изгнанник, не веря своему счастью.

   -- Три дня, Эксул, -- подтвердила Пресветлая. -- Чего тут непонятного?

   Примус с удовольствием рухнул в кресло и расслабил спину. Глаза начали рассматривать дальние дюны на стене.

   -- Пищу принимай вне дома. А то намусоришь, -- добавила Темноокая.

   -- Я поел по дороге. Думал, сразу отправлюсь к обрыву. А вы каждый год празднуете остановки?

   -- Раз в полгода: летом и зимой, -- напомнила дева. -- Когда бог останавливается, мы тоже отдыхаем. Ты уже забыл?

   -- Точно, -- вспомнил отверженный. -- Ты же рассказывала в том лесу. А у априк есть другие праздники?

   -- Больше нет. Или я не знаю... -- охотница покосилась на старейших.

   -- Нет, -- хором ответили сёстры.

   -- Но этот праздник очень древний, светлые гости, -- добавила Ано.

   -- А у нас много праздников. Хотя днём всё равно приходится работать. Мы собираемся ближе к вечеру, даём жертвы богам и садимся ужинать. Богам обычно жертвуют хороших овец или быков: мясо очень вкусное. И вино замечательное. И кампания добрая, -- с ностальгией рассказал юноша; сердце изгнанника сжалось от боли.

   -- Сейчас, наверно, у вас празднуют Сатурналии, -- добавила Лучезарная.

   -- Точно, я и забыл.

   Перед глазами юноши встали картины шествий на прошлых праздниках. Он вспомнил родные улицы, наполненные пляшущими людьми и огромный общий стол, где сидели все без исключения жители деревни. "Погоди у меня, Клоди!" -- проснулась затаённая ненависть.

   -- Эти три дня мы просто отдыхаем и собираемся с мыслями. Планируем дела до следующей остановки Атона, -- поддержала беседу Йоко.

   -- Вот именно. И поэтому эти три дня проводят в молчании, -- добавила Анэ.

   -- Отдыхать тоже иногда надо, -- согласился Маниус, погружаясь в тяжёлые раздумья. Априки хором прикрыли глаза.

II

   Зимнее солнце не слишком расщедрилось на яркие лучи. Лёгкие перистые тучки, неторопливо путешествовавшие по небосводу, и вовсе старались скрыть даже скудный свет от земных обитателей. И это -- только когда штормы не проходили сквозь Столб Салации, останавливая всякую деятельность вне дома априк.

   Но невзирая ни на какие трудности, тренировки Йоко продолжались. Дева упорно проводила спарринги с Анэ, получая порцию ушибов после каждого из них. Со временем тело юной охотницы отточило приобретённые рефлексы, а разум научился не замечать усталость и боль. Только воспоминания о древней истории априк будоражили чувства, и никакой самоконтроль не мог усмирить их.

   Йоко вспоминала то, чему учили её старшие ещё в городе, поначалу отметая всякую возможность правоты Анэ. Но со временем из их слов стали вспоминаться только нестыковки и умалчивания, что тяготило разум, желавший докопаться до истины. В конце каждого спарринга Темноокая поднимала на старейшую просящий взгляд, но её уста оставались запечатанными из-за боли и усталости. Так повторялось раз за разом, пока тело охотницы не впитало фехтовальные навыки Ано без остатка. И вот в один прохладный зимний день ученице удалось-таки не пропустить ни одного серьёзного удара наставницы. Дева вновь подняла на Анэ просящий взгляд, на этот раз подкрепив его решимостью.

   -- Неплохой бой, дитя -- по обыкновению прокомментировала старейшая, -- но ты всё ещё слишком дёрганая.

   -- Это потому что я не дослушала тогда, -- поспешила ответить Йоко.

   -- Решила больше не уклоняться от бесед, -- констатировала старейшая. -- Похвально.

   -- Я хочу понять...

   -- Этого я не обещаю, дитя, -- перебила Анэ. -- Но попробую разъяснить всё максимально доходчиво. Идём: глупо стоять на морозе.

   Усаживаясь на удобное кресло, Йоко невольно занервничала. Память услужливо показала прошлые беседы с Ано, возвращая в мысли неуверенность. Мгновение дева пересиливала себя, затем подняла глаза на Анэ. Лучистая комната сразу померкла, сменившись пустынным ландшафтом.

   -- Всякое решение происходит из знания и незнания, дитя, -- начала старейшая. -- Знание показывает его необходимость, незнание возбуждает страх перед последствиями. Далее я расскажу тебе лишь факты.

   Пустыня вокруг пришла в движение. Высокие горы, едва виднеющиеся на горизонте, начали неторопливо расти.

   -- Вода -- не только необходимое условие жизни. Вода ещё и важная техническая жидкость. Если наши организмы требуют всего пару глотков между восходами, то производство готово осушить целые озёра. Потому, сослав две старшие семьи к Большому хребту, праматерь надеялась остановить всякое их развитие...

   -- А почему она так вас невзлюбила? Только потому, что вы ей не подчинялись? -- спросила Темноокая; пейзаж продолжал неторопливо плыть.

   -- Правильно спросить, почему она больше любила младших дочерей, дитя, -- уточнила Анэ. -- Начнём с того, что я -- её первая дочь. Потому меня воспитывала не она, а старейшая. Старейшая и нарекла меня. Собственным именем. Казалось бы незначительная мелочь, но впоследствии она внесла значительную лепту в раздор среди дочерей.

   Картина на миг сменилась сценами работы по обустройству небольшого обветшавшего дома, оставшегося от априк, живших до Великой тьмы.

   -- Детство я провела рядом со старейшей Анэ. Она понемногу учила меня, но больше мы просто упорно работали, стараясь подготовить всё для других детей. Через шестьдесят с половиной остановок родилась Ано.

   -- Так долго? Тяжёлые первые роды? -- спросила ученица.

   -- Она упустила время, пока была Великая тьма, дитя.

   Пустыня слегка исказилась: Йоко сумела сдержать свою мысль.

   -- Ано родилась здоровым ребёнком, а праматерь слишком быстро забеременела новым, так что воспитывать Ано пришлось мне, -- Анэ не удержалась и показала собеседнице малютку, ловящую пальцы воспитательницы крохотными ручонками. -- Следующих детей праматерь рожала с большими перерывами, потому могла уделять достаточно внимания каждому. Не в пример ей, я и Ано рожали по очереди через каждые десять остановок, потому вскоре численность нашей совместной семьи превысила численность остальных.

   -- А сколько у вас детей?

   Старейшая сменила картину, показав ей толпу похожих друг на друга априк.

   -- У меня тридцать, у Ано -- тридцать два. Известный мне рекорд, кажется, тридцать восемь. Теперь у нас рожают всего по пять-десять...

   Образ исказился восхищением Йоко.

   -- Пока старейшая была жива, всё шло хорошо, но потом пришли мыйо.

   -- И она погибла, -- добавила Темноокая.

   -- Да. То, что связывало нас воедино, исчезло, тогда-то противоречия и взяли верх...

   Анэ показала пару громких споров, на которых срывались на крик все, кроме Ано; показала несколько злых взглядов младших сестёр; показала разобщённость семей во время первых сражений.

   -- Из-за всего этого мы даже стали бояться давать дочерям разные имена, -- добавила древняя.

   -- Теперь я понимаю, -- Йоко кивнула сама себе. -- Но как вы выжили у Большого хребта?

   -- Нас загнали в самый угол, дитя. А загнанные в угол либо смиряются, либо до конца ищут путь к спасению. Я и Ано не те, кто смиряется, дитя.

   Дева улыбнулась.

   -- Мы начали тщательные поиски воды, пока наконец не нашли её на горных пиках.

   Вторя словам старейшей, образ обратился в горную вершину. Вокруг собеседниц лёг твёрдый местами прозрачный ледник, едва плавившийся под лучами Атона. Йоко ощутила озноб, переходящий в ужасный пронизывающий холод.

   -- Забраться на такую высоту очень тяжело. Доставить лёд вниз -- тем более, потому мы поселились на подножьях и прорубили русло. К счастью, тогда же мы нашли в пустыне и мёртвую кровь (нефть), потому у нас хватало горючего для обогрева. В те остановки ремёсла и науки развивались очень быстро, а работали мы дружно и слаженно, -- голос Пресветлой выдавал ностальгию; образы являли усталых, но довольных априк, делающих разную работу от восхода до заката.

   -- Затем мы нашли воду под землёй и начали добывать металлы. Ано к тому времени научилась выращивать финики у гор. Наши семьи быстро множились: мы построили первый стеклянный город. От праматери уже нельзя было ничего скрыть...

   Перед априками вновь возникла картина битвы.

   -- Прознав обо всём, праматерь повела на нас мыйо. Мы не хотели бессмысленной войны, но она сказала, что покарает зарвавшихся детей. Ради защиты семей нам пришлось обороняться.

   -- Но ведь тогда вас не должно было быть так много: как вы победили орду мыйо? -- спросила Йоко с сомнением в голосе.

   -- Мы заложили в песок заряды и пропустили только "голову" орды, в которой и ехала праматерь. Оставшихся добили боцьенами... Это был план, разработанный Ано. Она же и решилась на беседу с праматерью...

   Видения дрогнули под потоком эмоций Йоко. Дева живо представила, как разум праматери разрушился на куски.

   -- Праматерь действительно пала замертво после двух дней беседы, дитя. Ано не любит об этом рассказывать.

   -- Но почему?

   -- Иного пути у нас не было, дитя. Праматерь могла собрать и большую орду, раздавить наши молодые семьи, -- меццо-сопрано наполнилось твёрдостью.

   -- Вы -- убийцы! -- воскликнула каждая точка пустыни. Темноокая посмотрела на Анэ с ужасом в глазах. Видения продолжили искажаться, теперь уже из-за её страха. Вскоре неясные миражи, возникающие в сознании юной девы, обратились в связный поток образов: память, подаренная Ано, отворилась, среагировав на эмоции Йоко. Юная априка увидела перед собой образ праматери, помещённый в кромешную тьму.

   -- ...Пустые отговорки. Я знала, что из вас ничего хорошего не вырастет. А ты самая непутёвая, самая бесполезная моя дочь! -- кричала праматерь. Её строгий взгляд и воинственная поза излучали враждебность.

   -- Почему ты до сих пор не хочешь отпустить нас, мама? -- надрывный, наполненный горечью голос Ано пронзил тьму.

   -- Думаешь, я не понимаю ваших мыслей?! Вы хотите уничтожить меня и остальных дочерей!

   -- Это не так! Мы лишь хотим идти своим путём. Это наше право. Так нас учила старейшая Анэ.

   -- Не желаю слышать этого имени! Не желаю видеть и знать вас! По праву матери, я упокою тебя в этой тьме.

   Йоко снова ощутила, как её разум разрывают на куски. Боль снова охватила все частички сознания. Анэ нахмурила брови и прервала видения. Глаза априк увидели лица друг друга. Дева тяжело дышала, стараясь унять волнение. Древняя подошла к ней и положила руки на плечи. Тысячелетние пальцы начали разминать кожу ученицы, успокаивая торопящееся сердце.

   -- Теперь ты видишь, какова правда, дитя. Правда ещё и в том, что с её смертью остальные семьи тоже вздохнули с облегчением. С тех самых пор до нашей встречи семьи никогда не враждовали. Но мы так и не наладили тесного диалога. Я не могу их винить, дитя. Надеюсь только, эта трагедия больше не повторится.

   -- Почему всё так ужасно? -- спросила Йоко.

   -- Такова судьба, дитя.

   -- Почему?! -- крикнула дева, глядя на Атона. Зимнее солнце продолжило путешествие по небу.

III

   Ано сидела на обитом резиной стуле, внимательно вслушиваясь в шум и стрекотание, шедшие из наушников. Перед ней, расположившись один на другом, стояли прямоугольные приёмник и передатчик. Все ручки были давно настроены; схема неустанно отправляла в эфир сигнал вызова, прося откликнуться далёких собеседников. "Ну и когда же А?нэко соизволит ответить?" -- не успела Лучезарная задать себе вопрос, как в наушниках прозвучала знакомая мелодия.

   -- Я у аппарата, -- донёсся искажённый, но хорошо знакомый голос. -- Как слышно?

   -- Чётко. Рада снова говорить с тобой, светлая Анэко...

   -- Взаимно, -- перебила собеседница. -- Говорят, там у вас весело. А мы боялись, что ты там совсем истомишься со скуки...

   -- Разве Анэ позволит кому-то скучать?

   -- Точно подмечено. Зачем позвала именно меня? Ладно хоть я была недалеко...

   "Всего час ждала", -- пронеслось в тысячелетнем сознании; в эфир же Ано сказала:

   -- У меня просьба к тебе...

   -- Снова гору разрыть, что ли? В эту остановку мыйо вроде ещё не ждём.

   -- Всё изменилось, светлая Анэко. Перед остановкой мыйо начнут жор на западе северного континента...

   -- Звери всё-таки зашевелились? Да это не просьба, это подарок. Отличный шанс испытать его! До новой остановки мы обязательно его дособираем, клянусь протезом. А подходящий груз я уже нашла: всё будет в лучшем виде, не переживай.

   -- Светлые новости, -- удовлетворилась Лучезарная.

   -- Я сегодня же начну искать желающих поохотиться. Молодых можно брать или только проверенных?

   -- Лучше проверенных: жор будет особенным.

   -- Из-за новой темноокой? Она не рядом?

   -- К сожалению, она занята с Анэ. Но нужно выделить ей место и подготовить бронекостюм, -- Лучезарная продиктовала размеры Йоко. -- Рисунок магнита возьми мой, боцьен тоже.

   -- Ладно, сделаем. А с ней поговорю, когда прибуду. У вас там всё хорошо? Механизмы не шуршат? После жора я обязательно проверю.

   -- Спасибо за заботу: механизмы работаю тихо, вулкан пока спокоен.

   -- Вот и отлично. Светлых дней.

   -- Светлых дней и тебе, Анэко, -- ответила Ано сигналу разрыва связи. "Как всегда торопливая", -- подумала Лучезарная, улыбнувшись. Старейшая встала и вышла из комнатки.

   В коридоре Ано встретилась Йоко, широким шагом преодолевавшая кирпичные ряды. Увидев хозяйку, юная априка замерла и отвела взгляд.

   -- Так Анэ открыла тебе нашу историю, светлая гостья, -- мягкое сопрано пронеслось по коридору. Йоко заставила себя посмотреть в глаза старейшей. Взгляд Ано оказался тёплым и приветливым.

   -- У меня хорошие новости: нет никаких препятствий для пресечения жора, осталось только подучить Маниуса, -- информировала Ано, приблизившись к Темноокой.

   -- Как? -- спросила дева. Ано вопросительно подняла брови.

   -- Уцелела. Когда она... -- выжала из себя охотница.

   -- Среди всех детей Атона мой свет самый яркий. Потому я Ано Лучезарная. Потому мне проще видеть чужие образы. Потому мне проще оградить себя. Она не знала этого. В тот тёмный день она впервые беседовала со мной, -- старейшая замолчала.

   -- У неё не получилось, -- поняла Йоко.

   -- Она пыталась, пока у неё не остановилось сердце, -- добавила Лучезарная. -- Прервать такой контакт очень тяжело.

   -- Но почему?

   -- Разве Анэ не объяснила тебе? У нас...

   -- Почему ты не спасла её, как меня?! -- звонкое сопрано ударило по ушам собеседницы; Ано удержала улыбку на лице.

   -- Я подумала о собственных дочерях. О тех, что жили тогда. О тех, что ещё не родились. Нельзя было подвергать их опасности, потому я не стала спасать её, хоть я и не думаю, что смогла бы. Осуждаешь меня?

   -- Не могу, -- призналась дева поникшим голосом. -- Ты теперь часть меня, или я часть тебя...

   -- И то, и то, сокровище моё, -- мягкое сопрано наполнилось нотками благодарности.

   -- Что мне теперь делать?

   -- От неё я не узнала ничего о твоих способностях. Прости: у меня тогда не хватило сил...

   -- Не говори так. Я просто не могу сейчас продолжать тренировки...

   -- Тогда почему пока не поучить человека? А я подберу ему боцьен из старых запасов.

   -- Наверное...

   -- Я полностью согласна, сестрёнка, -- меццо-сопрано донеслось из конца коридора. -- Всё равно к нам приближается очередной шторм.

IV

   Ноги бодро толкались, шаг за шагом унося тело всё дальше от обрыва. Руки ловили стволы рябин, на лету корректируя направление.

   Маниус бежал к дому априк, возбуждённый от лёгкости, с которой ему начали даваться переходы по лесистым равнинам. "Теперь поем и отдохну, если Ано, конечно, не придумает ничего нового..." -- подумал юноша, когда стопы ощутили под собой стеклянные кирпичи. Вскоре показался знакомый вход, и ромей привычным движением толкнул дверь, скрывшись в коридоре.

   На время зимних штормов палатку Маниуса перенесли в прихожую, и теперь изгнаннику каждую ночь приходилось разглядывать бессменный пустынный пейзаж. Вот и сегодня он не обратил на комнату никакого внимания, сразу отправившись к мешку с финиками. "Туча чернющая шла: птичку не согреешь", -- расстроился юноша, затолкав в рот сушёный плод. Зубы привычно пережевали его, раскрыв утаённую сладость. Ромей проглотил финик и сел на оставленное априками кресло. "Пока штормы, хоть высплюсь", -- сказал себе Примус, заглатывая очередной плод. Уши поймали лёгкое шуршание. Дверь во внутренние коридоры раскрылась, в проходе появилась Йоко. Дева несла на левом плече маток верёвок с пряжками; в правой руке держала небольшой свёрток из белой ткани. Априка не торопясь подошла ближе, встретившись с юношей глазами. Взгляд охотницы, всё такой же сосредоточенный, обжёг Маниуса едва различимой горечью. "Что они с ней сделали?" -- спросил себя Примус, заставив лицо изобразить спокойствие.

   -- Светлого дня тебе, Йоко, -- неуверенно поздоровался ромей.

   -- И тебе, Мани, -- ответила дева. -- Только что с прогулки?

   -- Да, -- кивнул изгнанник. -- Я уже исходил все окрестности горы.

   -- Тогда ладно. Проведём вводную тренировку. Встань возле меня.

   Темноокая положила свитки на песок и начала распутывать верёвки; Маниус покорно выполнил распоряжение.

   -- Ноги поставь шире, колени согни, -- продолжила указывать охотница. -- Вот так.

   Априка начала обвивать тело юноши верёвкой, попутно корректируя стойку. Примус ощутил колкие иглы, норовившие воткнуться в кожу при каждом его движении.

   -- Я так и пошевелиться не смогу, -- пожаловался ромей.

   -- Конечно, не сможешь, -- подтвердила Йоко. -- Это же оковы боли. Твоё тело должно запомнить правильную стойку, потом сможем тренироваться с мечом.

   Руки охотницы продолжали затягивать узлы. Через пару минут изгнанник оказался связанным. Любое движение вызывало колкую боль; отсутствие движения -- раздражающий зуд.

   -- И сколько так стоять? -- уточнил Примус, чувствуя лёгкую дрожь в ногах.

   -- Пока я не решу, что достаточно, -- ответила Темноокая. -- Мы будем повторять, пока тело не запомнит стойку, так что поторопи его.

   -- Я постараюсь, -- ответил юноша, собираясь с силами.

   Пот крупными каплями стекал с искажённого страданием лица, а дрожь мышц невозможно было унять, когда Йоко освободила Маниуса от оков. Юноша сразу же рухнул на песок, стараясь отдышаться.

   -- Когда сердце успокоится, попей воды и садись на кресло, -- сказала наставница, глядя на разбитого ученика. -- Следующий урок будет безболезненным, не волнуйся.

   Дева подняла свёрток с песка и развернула. Изгнанник понял, что кусок ткани вообще-то свиток, на котором нанесены непонятные надписи. Охотница пододвинула свободное кресло ближе к ромею и положила свиток на колени. Примус разглядел чёткие серые границы, синеющие извивающиеся линии, и плавно сменяющие друг друга области разной тональности. Также он заметил похожую на паутину блёклую сетку, нанесённую на всю поверхность.

   -- Это карта? -- спросил Маниус.

   -- Ага, -- подтвердила Йоко довольным тоном. -- Вот Столб Салации.

   Дева указала на западный край карты, затем палец переместился на восток.

   -- Это Тенус. Выше -- город Нония. Большие селения людей показаны как крестик. Наши -- кругами. Видишь?

   Ромей кивнул.

   -- Вот эта серая полоса -- рубиновая магистраль. Она идёт до Мирнии и дальше вплоть до самой Ромы.

   Йоко указала пальцем на столицу, уйдя далеко на юго-восток.

   -- Восточнее -- Эллада. А те города на южном континенте -- Благая Земля. Вот, -- Йоко указала она один из северо-восточных городов априк. -- Здесь я родилась.

   -- Тут весь мир нарисован? -- спросил Ромей, гуляя по карте глазами.

   -- Нет, нет. Только наш район. Мир огромен...

   -- А у вас есть карта всего мира?

   -- Только центра. Северные земли плохо изучены: там слишком холодно.

   -- А что это за волнистая штриховка?

   -- Места, где много мыйо.

   -- Тут же и наши города...

   -- Ага. Мыйо проще охотиться за стадами или за людьми. Что более важно, Ано уже обучила тебя определять направление по звёздам?

   -- Да.

   -- Тогда запомни, что север всегда сверху карты, запад -- слева, восток -- справа, а юг, очевидно, снизу.

   -- Я понял.

   Йоко достала небольшую линейку.

   -- Каждая насечка -- один миллиарий, -- пояснила априка. -- Я специально для тебя сделала. Чем темнее область, тем она выше. Синеватое -- это море. Чем светлее синеватое, тем море глубже, уяснил.

   -- Да, -- кивнул изгнанник.

   -- Тогда приложи линейку и определи расстояние.

   Руки юноши сами потянулись к Столбу Салации. Остров слегка вылезал из восьми делений.

   -- Более восьми тысяч пассов... -- промямлил отверженный.

   -- Верно, -- подтвердила Темноокая. -- А от берега континента до его края всего девять миллиариев. А отсюда до твоей деревни будут все сорок пять. Вот она.

   Йоко без промедления указала на точку пересечения дороги и маленькой речушки.

   -- Здесь.

   "Быстро!" -- удивился Примус.

   -- А вот здесь, -- дева показала на излучину Тенуса, -- стоит языческий храм, где мы отбивались от мыйо.

   -- Так ты всё запомнила, -- восторженно сказала юноша.

   -- А как же, -- подтвердила Йоко. -- Мы обычно запоминаем карту. Такую берём на всякий случай, и чтобы что-нибудь нанести для других охотниц...

   -- Вот оно как, -- осознал юноша, чувствуя, что настроение спутницы возвращается в норму.

   -- А теперь снова пройдёмся по обозначениям, -- продолжила априка. -- Белая земля -- это от уровня моря до половины миллиария, та, что серее -- примерно от половины до двух третей миллиария...

   "Кажется, у неё всё хорошо", -- успокоился Маниус, отвлёкшись от лекции; глаза мгновение изучали сосредоточенное лицо девы.

   -- ...Самая чёрная -- заоблачные высоты. Выше шести миллиариев. Такие горы -- редкость, но как ориентиры очень полезны. Серые линии делят карту на квадраты для удобства измерений. Понял?

   -- А эти линии? -- проснулся ромей.

   -- Болота. Ничегошеньки ты не понял. Я буду повторять, пока не уяснишь.

   -- Хорошо.

   -- Всё сначала: белая земля -- уровень...

V

   Глаза внимательно вглядывались в охлаждённые клетки Йоко, констатируя их активность. Тысячелетние руки привычным движением взяли пробу и вернули в шкаф. Следующими были клетки Маниуса. "Холод переносят лучше, чем мои, -- отметила Ано, когда закончила осмотр. -- Симбиоз с человеком и априкой на порядок эффективнее, чем с мыйо". Лучезарная взяла небольшую книжку и записала результаты опытов. "На сегодня прервусь, -- решила древняя. --Посмотрим, сколько они продержатся при такой температуре". Старейшая встала и потянулась. После разминки мысли пробежались по списку текущих дел, определяя их наилучшую последовательность. "Сначала проведаю мыйо, -- решила Лучезарная, -- потом зайду на склад боцьенов. Всё равно по пути".

   Две особи, самец и самка, мирно почивали в клетке. Третья лежала прямо перед старейшей, закованная в специальные кандалы. Ано достала шприц и неторопливо ввела ей питательную смесь. "Набирает вес... -- отметила старейшая, осмотрев монстра, -- уже приемлемый для тренировки". Лучезарная ещё раз обошла вокруг зверя, осматривая его атрофированное тело, затем положила слева и справа от пасти две небольшие таблетки. Мыйо принюхался, открыл глаза и с трудом пододвинул тело к левой таблетке. Язык сразу слизал её; мыйо потянулся к правой. Ано повторила опыт ещё трижды, каждый раз увеличивая дистанцию до левой таблетки; мыйо неизменно подползал именно к ней. "Так вас привлекает и его живая кровь", -- констатировала древняя. Лучезарная показала зверю спину и пошла прочь.

   К немалому удивлению хозяйки, дверь склада была широко распахнута. Изнутри донёсся резкий звук взмаха. "Сестра что-то задумала?" -- спросила себя древняя, неторопливо подходя к порогу.

   -- Куда ты переложила те, что лежали на второй правой сиреневой, сестрёнка? -- раздражённое меццо-сопрано наполнило пространство.

   -- Я переложила на нижнюю зелёную. Это в другом углу.

   -- Аха... -- выдохнула Анэ. Лучезарная проводила её весёлым взглядам и подошла к полке, заполненной половинками рукоятей.

   -- А для кого собираем боцьен? -- поинтересовалась Ано.

   -- Этот для человека. Йоко тоже не помешало бы взять запасной, но она отказывается. Думаю подарить ему тот небольшой клинок, который я сделала ради облегчения носимого груза. Он покороче обычных: человеку в самый раз, -- пояснила Анэ.

   -- А что же ты сама до сих пор носишь этот исполин? -- поинтересовалась Лучезарная; руки априки тем временем перебирали половинки.

   -- Облегчённая экипировка мне не нравится, сестрёнка: рубить исполином как-то сподручнее, -- разъяснила древняя, найдя на полке короткий клинок.

   -- Пригодился, -- еле слышно проговорила древняя. Старейшая взялась за хвостовик клинка и сделала пару взмахов.

   -- Ему в самый раз, -- убедилась Анэ.

   -- Вот и настало время вверить такое оружие человеку... -- начала Ано, взяв подходящие части.

   -- Не мудурствуй лишнего, сестрёнка, -- оборвала Анэ. -- С человеческим оружием он всё равно что мишень. К тому же я выкинула его гладий. Хоть называть гладий оружием и преувеличение, Эксул сам его выковал.

   -- Понятно, -- перебила Лучезарная. -- Ты дашь ему свой рисунок магнита?

   -- Старый рисунок, сестрёнка. И новую надпись на клинок нанесу. Ты могла бы помочь Йоко с его экипировкой: ей явно недостаёт швейной практики.

   -- Я поделилась с ней и этими навыками, не беспокойся. Что-то случилось? Ты нервная.

   -- "Вы -- убийцы". Так она сказала.

   -- Вот как...

   -- Хотя бы Йоко хватило духу сказать мне это в лицо. Мне уже давно надоело ловить презрительные взгляды нашей желторотой молодёжи.

   -- Потому мы вечно вне городов, -- сказала Ано, склонив голову в знак согласия.

   -- Ну, не только поэтому.

   -- Они светлы и чисты. Но их чистота замешана на крови, которую пролили другие. Со временем все это понимают. Поймёт и Йоко. Спасибо, что выслушала её вместо меня.

   -- Не стоит.

   Ано передала сестре рукоять, затем подошла к полке с центрующими "шариками" и взяла три с середины.

   -- Для Йоко? -- спросила Анэ.

   -- Центровка её боцьена не для моего стиля, -- подтвердила хозяйка и вышла в коридор.

   "Не повезло тебе, Эксул, -- подумала древняя, примеряя части боцьена друг к другу. -- Из всех твоих имён это -- самое короткое".

VI

   Суровый ветер клонил рябины к земле, норовя окатить островных обитателей северным холодом. Каждая травинка и птичка ожидала южных ветров, предчувствуя скорое избавление от оков морозной влаги. Маниус, напротив, радовался блестящим краскам инея, в который на несколько рассветных часов одевался лес. С детским восторгом изгнанник ловил редкие снежинки и вдыхал морозный воздух. Йоко, с недавних пор сопровождавшая ромея во время утренних прогулок, была не столь обрадована холоду. Её удовлетворяло лишь упорство, с которым юноша старался усвоить все преподаваемые уроки. "Не каждый человек смог бы так быстро прогрессировать", -- осознала дева, наблюдая за быстрыми и уверенными движениями карабкающегося вверх ученика. Сама охотница одела под обычный наряд утеплённые колготы и тонкий обтягивающий свитер с длинным рукавом; руки защитили перчатки; лицо осталось открытым.

   -- Всё! -- крикнул Примус, забравшись на площадку. Юноша быстро нашёл и подобрал тренировочный меч.

   -- Мыйо чаще всего атакуют прыжком. Перед прыжком они приседают к земле и слегка дёргаются. Когда зверь дёрнется, нужно уклоняться, -- повторила основы Темноокая, выставив перед собой тренировочный меч; Маниус приготовился. Дева атаковала ученика, заставив поспешно уклоняться, затем ромей скопировал действия наставницы.

   -- Равновесие! -- крикнула априка. -- Следи за равновесием!

   -- Под ногами оледенело всё, -- тихо проворчал изгнанник, наблюдая за клинком девы. Йоко резко присела и рванулась вперёд, имитируя выпад мыйо; ромей отпрыгнул вбок, нанося заученный удар по воображаемой шее. Априка без труда блокировала его.

   -- Нормально. Можно ещё целить по лапам, чтобы не убежал, или проколоть сердце. Главное, держи дистанцию в три-четыре шага, а то не успеешь отпрыгнуть.

   -- Я понял.

   Йоко подняла меч вверх, знаменуя начало отработки приёмов. Маниус отступил и сосредоточился. Наставница нанесла несколько замедленных ударов, показывая направления атаки; ромей повторил уклонение и контрвыпад. Меч девы рванулся вперёд; Примус отпрыгнул, готовясь ударить собственным. Тело ощутило знакомый страх; глаза скосились в сторону. Йоко не мешкая поразила ноги изгнанника, заставив его упасть навзничь.

   -- В облаках летаешь? -- разозлилась наставница, замахиваясь.

   -- Я как будто мыйо почувствовал... -- поспешил оправдаться Примус. Брови Йоко на мгновение поднялись вверх. Дева опустила меч и сказала:

   -- Вставай. Продолжим.

   -- Тут и правда есть мыйо? -- спросил Маниус.

   -- Да. Ано их изучает, -- подтвердила охотница, подав ученику руку.

   -- Изучает!? -- воскликнул юноша. -- Твари же могут сбежать!

   -- Они в клетке: не волнуйся, -- сказала охотница и потянула юношу вверх. Примус встал и постарался успокоиться. Темноокая отступила от ученика, затем снова подняла меч.

   -- Тебе нужно тренироваться, Мани, -- сказала априка твёрдым тоном. -- Продолжим отработку уклонений.

   Ученик не ответил; в неуверенных движениях читалась растерянность. "Ано говорила, что это тоже часть тренировки", -- припомнила дева, встретив отстранённый взгляд ученика.

   -- Хочешь посмотреть на этих мыйо? -- спросила наставница, слегка прикрыв глаза под сверкающими инеем ресницами.

   -- Да.

   -- Тогда идём.

   Йоко положила меч и отправилась к пещерам. Изгнанник без промедления последовал за ней.

   Мыйо приподнял голову и шевельнул конечностями, изо всех сил стараясь встать. Силы оставили животное через пару мгновений, и монстр снова прислонил голову к полу, издав тихий продолжительный свист. Маниус неотрывно смотрел на серую беззащитную тварь, лежащую в полушаге от него. Йоко же больше интересовала самка, которая за всё время их пребывания у клетки так и не пошевелилась.

   -- Насмотрелись на мыйо, светлые гости? -- спросила Ано.

   -- Никогда не видел их спящими, -- признался изгнанник. -- Я рассматривал уже мёртвых.

   -- Как впечатления? -- спросила Лучезарная.

   -- Кажется, он сейчас проснётся и нападёт, -- поделился ромей.

   -- Это исключено, -- уверила старейшая. Лучезарная подошла ближе и показала на точку на груди.

   -- Между третьим и четвёртым ребром проще всего попасть по сердцу. Шею можешь разрезать в любом месте: боцьен сам найдёт сочленение. Остальное тело атаковать нет особого смысла: мыйо продолжит двигаться.

   Маниус кивнул, запоминая место атаки.

   -- Вы говорили, что самок охраняет стадо самцов, -- сказала Йоко по-априкски.

   -- Верно, -- подтвердила древняя. -- Тебя это беспокоит?

   -- Почему... почему тогда мене говорили убить самку? Это же нереально?

   "Как сказать ей, что её отправили на смерть?" -- пронеслось в тысячелетнем сознании.

   -- И бессмысленно... -- добавила Темноокая.

   -- Может, их постоянно охраняют самцы только во время жора, а так у каждой есть своя стая. А стаи зверей, как известно, соперничают между собой за территории. Если убить самку, то плодиться мыйо будут медленнее. А мыйо начинают жор, только когда численность стай будет огромной, -- закончила охотница.

   -- Всё верно, сокровище моё, -- слукавила Лучезарная.

   -- А этот мыйо почему серебристый? -- вмешался Маниус.

   -- Это самка, -- слаженно ответили априки.

   -- Самка... -- протянул ромей. -- Можно ещё немного посмотреть на них?

   -- Конечно, друже, -- разрешила Ано, -- только не забывай о тренировках.

   -- Ваша правда, -- согласился Примус. -- Я только запомню, куда бить, и тут же уйду.

VII

   Первые дни весны не принесли ожидаемого облегчения: мощные ветра регулярно приносили на Солб Салации холод и дожди. Серые тучи наводили тоску на небо, заставляя даже самых упрямых птиц пережидать ненастье на скалистых склонах.

   Маниус, тем не менее, упрямо продолжал тренировки, надеясь вскорости овладеть всеми нужными навыками. Вес меча и серии упражнений больше не казались юноше сложными, а "оковы боли" помогли выучить все положенные стойки. Только тренировки во время грозовых бурь по-прежнему вызывали в душе трепет.

   На фоне безвременной непогоды возвращение в дом априк казалось мгновенным путешествием на просторы огромного южного континента, точные размеры которого Маниус постоянно забывал спросить. Невзирая на царящий по всему острову холод, в прихожей поддерживалось приятное тепло, позволявшее найти здесь покой и расслабление.

   Примус подкрепился и сел отдыхать, собираясь вздремнуть после тренировки. Но сон не приходил: мысли о близости мыйо каждый раз обрывали начавшуюся было полудрёму. Юноша встал с кресла и отправился к палатке, когда шуршание механизмов заставило приковать внимание к ведущей во внутренние комнаты двери. Из коридора вышли три априки. Успевшая скинуть колготы, перчатки и жилет Йоко несла большой белый свёрток; в руках Анэ покачивался небольшой боцьен; хозяйка острова взяла и новую суму, закинув лямки за правое плечо.

   -- Эти вещи -- твоя экипировка, Эксул, -- пояснила Анэ.

   -- Боцьен тоже?! -- от волнения баритон сорвался на конце фразы.

   -- Боцьен тоже, -- подтвердила Йоко. -- Переодевайся скорее.

   Маниус сорвался и побежал навстречу априкам. Достигнув Йоко, он вырвал из её рук новую одежду.

   -- Сначала нужно раздеться, Эксул, -- напомнила Анэ. Изгнанник не мешкая скинул тунику...

   ...Опоясавшись, Маниус восторженно оглядел себя. Тело ласкала мягкая ткань новой удобной туники, снабжённой карманами у боков и уплотнёнными вдоль колен полами. Магнитными "пуговицами" к тунике крепились два рукава, переходящие в крепкие перчатки (в пире имелись и штаны). На тунику лёг плотный жилет, визуально увеличивавший грудь и плечи. Подобно жилету априк, он точно по фигуре стягивался нитью. Примус удивлённо обнаружил, что внутренняя ткань жилета немного "ходит" у груди, позволяя сохранять глубокое дыхание. Пояс практически не отличался от старого; плащ одевать не было нужды. Главное, юноше дадут острейший боцьен (который остался в руках Анэ). Даже чёткая надпись "Exsul" на клинке не могла уменьшить радость ромея. Четыре ножа, висевшие на полах туники, лишь усиливали чувство уверенности. Новая повязка, чей рисунок копировал клеймо, да фляга с водой, "прилепленная" к поясу, завершили экипировку.

   -- В столь благородном облачении не стыдно показаться в любом городе, -- похвалила Ано. -- Впервые вижу опрятно одетого человека.

   -- И правда, -- согласилась Темноокая. -- Куда как лучше шерстяного рванья.

   -- Теперь ты похож на охотника, Эксул, -- информировала Анэ, -- осталось только стать им. С этого момента начинается самая интересная тренировка. Я не разрешаю тебе пользоваться боцьеном, пока ты не научишься вытаскивать его из-за спины и возвращать обратно. Йоко покажет тебе упражнение. Ты повторишь его, -- Анэ на мгновение задумалась, -- хотя бы одиннадцать тысяч раз...

   -- Я готов! -- уверил Примус.

   -- И по две тысячи упражнений для ножей на каждую руку, -- закончила древняя, передав боцьен Йоко. Дева поднесла его клинком к спине ромея, и юноша почувствовал, как меч прилип к жилету.

   -- Возьмись за рукоять правой рукой, -- начала пояснять охотница. -- Левую веди под свободный кусок ткани, пришитый к твоему жилету. Аккуратно! О лезвие не порежься!

   Маниус сжал рукоять и начал медленно искать рукой свободный кусок.

   -- Ты одел его под пояс, -- заметила спутница. Юноша тут же расстегнул пояс; наставница вытащила кусок наружу.

   -- Пробуй, -- сказала дева. Примус нащупал висевшую ткань и нырнул под неё пальцами; над тканью ощущался боцьен.

   -- Ручку нашёл? -- спросила дева. Вместо ответа Маниус шуршал пальцами о ткань.

   -- Нашёл.

   -- Возьмись за неё.

   -- Взялся.

   Йоко положила ладонь на рукоять, сжав ею ладонь ромея.

   -- Держи снизу, -- сказала дева и медленно потащила меч вверх. Маниус ощутил сопротивление клинка, старавшегося вернуться на место, затем сопротивление сменилось резким толчком от спины. Темноокая быстро отвела боцьен вбок и отпустила рукоять. Маниус выставил меч перед собой, любуясь узором лезвия. Сердце изгнанника замирало от восторга.

   -- Этот ещё легче твоего, -- восторженный баритон напомнил прихожую. Юноша сделал пару взмахов, без труда рассёкши воздух.

   -- И идёт так легко, словно пёрышко.

   -- Главное, не коснись им волос или уха, Эксул, а то не заметишь, как отрежешь, -- напутствовала Анэ, уходя.

   -- Теперь вернём боцьен за спину, -- продолжила урок Йоко, снова взявшись за рукоять. Клинок аккуратно ушёл за правый бок, затем быстро прилип к спине, самостоятельно найдя своё место.

   -- Восхитительно! -- оценил ромей, не убирая руки с рукояти. -- А я всё хотел узнать, как вы его так прилепляете.

   -- Теперь снова вытащим, -- не дала расслабиться охотница.

   -- Продолжим, -- уверенно произнёс юноша.

   Маниус разминал ноющую десницу; Темноокая забрала у него боцьен и скрылась во внутренних коридорах. "Всего триста десять раз, -- мысленно резюмировал ромей. -- Пятьдесят три не засчитала... неправильно". Примус быстро достал нож левой рукой и повертел в руке. "Этим мыйо не зарежешь, -- сказал себе юноша, возвратив оружие на место. -- Лучше быстрее закончить с боцьеном".

VIII

   -- Одиннадцать тысяч! -- крикнул ромей, победно махая боцьеном. -- Одиннадцать тысяч, чтоб мне провалиться в царство мёртвых! Йоко, ты видела?!

   -- Меня в своё время заставили сделать пятьдесят тысяч раз, -- равнодушное сопрано не разделило восторгов Маниуса. -- Правда, я закончила быстрее тебя.

   Примус на мгновение поник, но вскоре продолжил махать боцьеном, отрабатывая заученные движения.

   -- Этот боцьен и правда чудо, -- хвалил ромей, делая махи. -- Нашим мастерам такого никогда не сковать.

   -- Чудо, чудо, -- подтвердила дева, с улыбкой глядя на резвящегося спутника. -- Бей немного резче.

   -- Хорошо.

   Изгнанник продолжил рассекать воздух, ускоряясь с каждым движением. Остриё то описывало дуги, то выстреливало вперёд, то на мгновение замирало, дожидаясь перегруппировки тела.

   Дверь во внутренние коридоры отворилась, явив спутникам силуэт Лучезарной.

   -- Отдохни немного, друже, -- сказала Ано, легко кивнув Йоко. -- Потом пройдёмся со мной.

   Весна вторглась на Птичий остров, покрыв половину его растений соцветиями. Рои пчёл, ос, шмелей, бабочек и других насекомых кружили над ними, становясь лёгкой добычей пирующих птиц. Просохшие после зимних штормов дорожки и тропы радовали твёрдой плотной почвой, в которой уже не вязли сапоги.

   Маниус вдыхал терпкий рябиновый запах и радовался буйству красок возрождающегося леса, как и все живущие на острове. Ано шла бок о бок с ним, молча оглядывая округу. Вскоре к радости примешалось знакомое чувство тревоги. Ещё через мгновение оно начало нарастать, затмевая остальные впечатления. "Мыйо... Это же мыйо!" -- осознал Примус повернувшись к горе.

   -- Вы не будили мыйо? -- спросил ромей, оборачиваясь к Ано. Априка исчезла, будто растворившись среди деревьев. Изгнанник секунду мешкал, затем десница опустилась на рукоять. Боцьен привычным движением оказался перед глазами; ноги пригнулись, готовясь отражать нападение. Левая рука залезла в повязку и нащупала пробки; спустя мгновение они оказались в ушах. Сердце начало громкий перестук, загоняя кровь в самые дальние кончики пальцев. Птицы взметнулись в небеса, заполнив их громким чириканьем и гоготанием. "Мыйо рядом!" -- пронеслось в голове у ромея, пока глаза искали Лучезарную.

   -- Ано! Мыйо сорвался! -- крикнул изгнанник, надрывая связки; глаза впились в ближайшие стволы. Тёмный силуэт вскоре появился между ними. Он нёсся быстро, ни на секунду не останавливая бег. По ушам ударил свист. Маниус унял волнение; руки привычно сжали рукоять.

   Мыйо прыгнул, и ноги юноши унесли тело вбок, как и сотни раз до этого на тренировках. Боцьен взметнулся ввысь и полетел к шее монстра. Примус сам не успел ничего понять, как клинок оказался в земле. Взор сфокусировался на струйках крови, льющейся из разрубленной шеи. Маниус отдёрнул меч и шагнул назад; свободная рука избавила уши от пробок.

   -- Прекрасная охота, друже, -- похвалила Ано, выходя из-за деревьев. Старейшая положила руку на плечо изгнанника, помогая юноше прийти в себя.

   -- Я. Стал. Охотником? -- спросил Маниус, переводя дыхание.

   -- Конечно, друже. Ты стал охотником. А теперь не мог бы ты помочь мне освежевать тушу и вынуть органы?

   -- Я. Помогу. Вам, -- согласился ромей, не сводя глаз с монстра. Ано улыбнулась и взялась за ножи.

 

Глава пятая. Порыв гнева

 

Достигая земли

I

   Весна вернула Столбу Салации буйство красок, возобновив фестиваль жизни в каждом его уголке. Первые дни лета вознамерились продолжить фестиваль в более спокойном, лишённом суеты ритме. Лес скрыл плато за зелёным лиственным морем. Высокая трава заполнила открытые участки земли, сдавшись только безжизненным скалам и снежной шапке на самой вершине горы. Редкие луга покрылись благоухающими цветами. Местные пернатые вывели птенцов, которые начали первые робкие полёты. На земле их поджидали бескрылые птицы, набиравшие вес после голодной зимы. В воздухе роились насекомые. Ветер приносил запах бескрайнего моря.

   Дом априк, напротив, превратился в место непрерывной спешки, по большей части создаваемой хозяйкой. Ано ходила то в лабораторию, то в склады, то к передатчику, стараясь как можно лучше подготовиться к охоте. Пресветлая не замечала стараний сестры, изо дня в день тренируя Йоко. Только когда Лучезарная собралась уходить, Анэ встретила её в пустом коридоре.

   -- Всё-таки хочешь увидеть всё лично, сестрёнка? -- спросила старейшая, заглянув в золотистые глаза хозяйки.

   -- Что делать с человеком после? -- напомнила Ано. -- Я думаю найти ответ на твой вопрос.

   Лучезарная свернула в одну из комнат. Яркие светильники со всех сторон освещали разложенные на полках либо развешанные одеяния. Под полками лежали ящики с зарядами, переговорными устройствами и прочими нужными в походе вещами.

   -- Это для человека? -- уточнила Анэ, заметив дыхательную маску, совмещённую с защитой для глаз.

   -- Да. Нужно же защитить его лёгкие во время охоты.

   -- Суму ещё не собирала?

   -- Нет.

   Взгляды старейших остановились на полном бронекостюме, лежавшем особняком справа от входа. Обтянутый такой же тканью, как юбки или плащи априк, он лежал на полке, разделённый на несколько отдельных деталей.

   -- Давно же я его не носила, да и надевала только для проверки, -- припомнила Ано.

   -- Вещам полагается работать, а не лежать. Только мне не по душе, что ты идёшь одна.

   -- Со мной будет Маниус, да и дочери встретят в Нонии, -- не согласилась хозяйка.

   -- Аха, -- меццо-сопрано быстро стихло, выдавая раздражение Пресветлой. Ано надела полную защиту ног, скрывавшую тело от ступней до пояса. Настала очередь защиты торса. Анэ помогла сестре, избавив её волосы от обычных зажимов.

   -- А что если вы встретите крупное стадо, идущее на север? -- не успокоилась Пресветлая. Древняя не торопясь расчесала янтарные пряди рукой и, расправив их по ширине спины, зафиксировала мягкими заколками. Затем она расчёской направила волосы вверх и приколола у начала шеи, повторив так, пока все пряди не легли на спину. Лишь одни зажим остался у самой головы.

   -- Нечего ответить? -- спросила старшая сестра.

   -- У меня хорошее предчувствие. Я рискну.

   -- Предчувствие, -- передразнила собеседница.

   -- Я не передумаю, -- настояла Лучезарная. -- Да и взрыв-приманки будут со мной. На всякий случай. Маниус теперь не влияет на их эффективность: я проверила на подопытном мыйо.

   -- Знаю, -- меццо-сопрано пропиталось ещё большим раздражением.

   Ано сняла с вешалки плотный, снабжённый широкими наплечниками жилет и надела его через голову. Руки априки соединили половинки с левого, затем с правого бока; жилет точно повторил каждый изгиб торса и сцепился со "штанами" у пояса. Лучезарная закрыла пояс широкой запашной юбкой, затем надела рукава и перчатки, стянув их наручами.

   Последним элементом стал обтянутый белой тканью шлем, полностью скрывавший голову. Он плотно крепился к жилету ниже шеи, сцепляясь с ним напротив позвоночника. Лицо априки заменило сужающееся у носа стекло, длиной от виска до виска, шириной от бровей до щёк; и дыхательная система, напоминавшая вытянутую челюсть животного.

   Как и на одежде Ано, на костюме не было ни одной надписи или украшения.

   Лучезарная нажала на правую наручь, и часть металла обратилась в крышку, явив взору несколько кнопок. Палец старейшей надавил на крайнюю; послышалось несколько щелчков. "Замки сработали", -- пронеслось в тысячелетнем сознании. Средняя кнопка зажгла огни на шлеме априки, озарив комнату ярким белым светом. Третья кнопка заставила доспех светиться изнутри. Древняя быстро отключила её, чтобы не тратить заряд.

   -- Всё замечательно, -- сказала Ано. Десница нашла боцьен и прикрепила за спину. Сёстры не мешкая собрали пиру.

   -- Со светом, -- напутствовала Анэ. "Уже давно не маленькая: справится", -- подумала старейшая, возвращая в душу спокойствие.

II

   Маниус потянулся, встречая новое утро сладкой зевотой. Вернув разуму ясность, ромей начал одеваться. Закончив облачение, изгнанник принялся оглядывать окрестности, попутно уплетая финики. Взгляд сам нашёл восходящего пречистого бога: нашёл восток. "Когда же я вернусь на родину? -- спросил себя юноша, погружаясь в беспокойство, -- скоро ведь жор". Желудок тем временем наполнился, Примус вернул еду в пиру. Взгляд переместился на тропу, ожидая априк.

   -- Светлого дня тебе, друже, -- издалека поздоровалась Лучезарная.

   -- Светлого дня и Вам, Ано, -- ответил Примус, шагая навстречу. -- Сегодня опять пойдём сквозь остров?

   -- Нет, -- пропела хозяйка. -- Ветра наконец-то сопутствуют нам. Пора в путь.

   -- В путь? -- спросил изгнанник.

   -- В путь, -- подтвердила Лучезарная. -- Навестим континент.

   Глаза юноши рассмотрели облачение охотницы. "Это доспех? -- задумался ученик кузнеца.-- Похоже на доспех". Боцьен, пира и шлем, висевшие за спиной априки, убедили изгнанника.

   -- Слава Юн... Атону! -- воскликнул Маниус. -- Я готов.

   -- Запас еды взял?

   -- Он всегда со мной, как вы учили.

   -- Позавтракал?

   Изгнанник кивнул.

   -- Тогда идём, друже. Прокатимся на "рукокате".

   Преодолев стеклянную дорогу, путники вышли к скалистым берегам. Маниус мгновение любовался лазурной гладью царства Нептуна, затем посмотрел по сторонам, ища глазами Йоко или Анэ; априк рядом не оказалось.

   -- А Йоко разве не поедет с нами? -- удивился ромей.

   -- Йоко и Анэ присоединятся к охоте позже, -- объяснила Лучезарная. -- Сейчас будет лучше, если они останутся здесь. Поможешь мне с лодкой, хорошо?

   Вместо ответа Примус отправился к подъёмнику. Недалеко от стрелы по-прежнему лежали две лодки. В первой, маленькой, узнавалась та, на которой юноша плыл к Столбу Салации. Вторая -- раза в три-четыре большая, как он понял, принадлежала Ано. С каждого борта большей лодки, удаляясь на два шага от корпуса, крепилось по "лыже", по форме и размерам напоминавшей лишённую плавников и хвоста акулу. Острый нос судна был оборудован высокой палубой; на самом его конце виднелось кольцо. Посреди судна лежала снабжённая единственной реей мачта. Лучезарная направилась к плавсредству и показала изгнаннику кольца, к которым нужно цеплять крючья тросов. Юноша оглядел чёрные круги, вычерченные по бортам, и поднялся на палубу. Глаза сразу разглядели парус, намотанный на рею.

   -- Грести не придётся, -- обрадовался Маниус.

   -- Конечно, друже, -- отреагировала Ано. -- Мы поднимем мачту, когда спустим судно на воду. Я пойду -- разверну подъёмник. Ты лови крючья, хорошо?

   -- Поймаем, -- уверил ромей. Ано подала юноше пиру.

   -- А внизу разве не мелко? -- обеспокоился изгнанник, найдя суме априки место у борта; руки отверженного потянулись к лямкам на плечах.

   -- Вы прибыли в отлив, -- заметила Лучезарная. Юноша непонимающе моргнул.

   -- К тому же, там специально сделана глубокая заводь. Не волнуйся, -- успокоила древняя. Примус положил пиры вместе и кивнул. Ано отошла к подъёмнику.

   Механизм начал двигаться, перемещая стрелу под лодку. Маниус подцепил крючья, и судно дёрнулось, начав подниматься вверх. Спустя пару мгновений ромей оказался в воздухе.

   -- Не качай лодку! Я начну спускать! -- крикнула Ано, разворачивая стрелу.

   -- А как же вы?!

   -- Спущусь по тросу! Сиди смирно!

   -- Хорошо!

   Изгнанник лёг на палубу; взор юноши начал гулять по стреле. Тросы слегка потрескивали; лодка неторопливо опускалась. Каждое слабое качание вызывало в душе ромея беспокойство. Примус лежал, переводя глаза от одного троса к другому. Только гулкое касание дна о воду позволило вздохнуть с облегчением. Вскоре, шурша перчатками и подошвами о металл, к нему присоединилась Ано. Лучезарная избавилась от крючьев, открыла один из люков и уложила туда пиры. Рядом с сумками положили и боцьены. Настала очередь мачты. Спутники без труда поставили её и натянули нужные верёвки. Полупрозрачный треугольный парус наполнился неторопливым ветерком; судно едва заметно поплыло в сторону восхода.

   Ромей проводил Столб Салации весёлой ухмылкой: на одном из выступов болталась прицепленная штормом догнивающая туника.

III

   Волнистая рябь, порождаемая упрямым ветром, обнимала дно судна, несущегося к континенту. Маниус держал рулевое весло обеими руками, изо всех сил стараясь удержать курс. Лучезарная невозмутимо поправляла парус, подставляя его под порывы. Капли воды то и дело падали на шлем априки, заставляя её протирать стекло.

   -- Держи кормило крепче! -- крикнула Ано, поворачивая рею. -- Скоро ударит!

   Вторя словам старейшей, на судно бросился мощный ветер. Маниус впился руками в руль; ноги опёрлись о дно. Парус натянулся, издавая слабый треск; судно качнуло. Примус почувствовал, как тело хладеет от ужаса. Лодка снова пошла ровно. Древняя продолжила ловить ветер, крича о новых порывах. С каждым пережитым ударом страх ромея перерождался в возбуждение. Он начал смотреть на серое небо и тёмные волны взглядом победителя.

   -- Скоро ударит! -- снова крикнула древняя.

   -- Сдюжим! -- уверил изгнанник, лишь чуть сильнее сжав кормило.

   Парус снова склонился, кланяясь ветру. Ано села у мачты и осмотрела верёвки.

   -- Лучше бы на вёслах шли! -- прокричал юноша.

   -- Нет, нет, друже! -- возразила Лучезарная, оборачиваясь к изгнаннику. -- Нас бы снесло течением далеко на север!

   -- Течением?! -- переспросил ромей.

   -- Да!

   -- Оно что, такое быстрое!? -- удивился Маниус.

   -- Это как река внутри моря, -- объяснила старейшая. -- Осенью вы плыли по нему, потому быстро достигли острова!

   -- Понял! -- громкий баритон потерялся в потоке ветра; лодку снова качнуло. Ано пересела к юноше и поправила курс.

   -- Я всё хотел спросить! -- начал Примус оглядывая парус.

   -- Нет! Шторма не будет! -- информировала априка.

   -- Да нет! Я ещё у Йоко хотел спросить! Вот вы три -- солнечные женщины. А где тогда солнечные мужчины?!

   -- Их нет! -- ответила Ано, помогая изгнаннику держать руль.

   -- Как нет?! -- удивился отверженный.

   -- С нашим долголетием два пола не нужны! Женщинами нас называть неправильно! Априка -- хорошее слово!

   -- А как вы тогда беременеете?! -- поинтересовался отверженный.

   -- В этом нам помогает пречистый бог! -- информировала древняя.

   -- Умный бог!

   Лицо Маниуса искривилось в ухмылке. Новый порыв достиг лодки; руки априки крепче сжали кормило, немного сменив курс.

   -- Отдыхай! Будем держать по очереди! -- мягкое сопрано прозвучало громче обычного.

   -- А сколько будет так дуть!? -- спросил Маниус, немного расслабившись.

   -- Надеюсь, до самого заката!

   "Выдержу!" -- подумал Примус, пробуя на прочность ручку; металл ничуть не согнулся под силой жилистых рук.

IV

   Атон закатился за море, оставив после себя лёгкий ветерок. Ромей развалился на дне лодки и крепко заснул, провалявшись так до следующего утра. Пробудившиеся глаза встретили преломлённый бегущим паром свет; нос вдохнул позабытый аромат хвои; тело сообщило, что успело затечь. Примус потянулся и нашёл глазами Ано. Объятая густым туманом Лучезарная правила курсом.

   -- Светлого утра, -- выговорил Маниус и принялся искать сосуд.

   -- Светлого, друже. Пока ты спал, мы подплыли к устью Тенуса. На море, как видишь, почти полный штиль.

   -- Далеко не уплывём, -- подытожил юноша, потягиваясь.

   -- Да, не уплывём, -- согласилась Ано. -- Придётся нам пристать здесь и дальше идти пешком.

   -- Пешком... -- протянул изгнанник. -- А где мы оставим лодку?

   -- На берегу.

   -- На берегу? Вытащим что ли?

   -- Да.

   -- А её не украдут?

   -- Не должны. Люди здесь давно не появлялись.

   "Поди -- пойми их..." -- мысленно сокрушался ромей. Ано встала и подошла к люку у носа. Вскоре пиры и боцьены оказались на палубе.

   -- Позавтракай, -- сказала древняя. Лучезарная подошла к другому люку, начав неторопливо что-то вытаскивать. Нашарив в пире пару сушёных фиников, ромей положил один в рот и принялся жевать, разглядывая длинную верёвку, которую аккуратно расстилала априка. Ано подошла к носу лодки и обвязала верёвку за кольцо. Покончив с верёвкой, древняя открыла небольшой люк и что-то с силой повернула. Взгляды спутников устремились в сторону суши; сквозь туманную дымку едва виднелся материк.

   -- Вот мы и приплыли, друже, -- сказала старейшая.

   Берег континента начинался с ровного каменистого пляжа, переходящего в густой сосновый лес. Вдалеке виднелись округлые приземистые горы. Повсюду слышался непрерывный шум воды. "Родина..." -- подумал юноша; душу заполнили полные боли воспоминания. Примус нахмурился, погрузившись в прошлое; тело тем временем помогало Ано вытаскивать лодку на камни.

   -- Раз, два. Раз, два, -- командовала Лучезарная, и лодка неумолимо скользила по пляжу. Ноги упирались в гладкие камни, с трудом находя опору. Вскоре нос судна вышел из воды; на дне показались колёсики.

   -- Навались! -- крикнула Ано, добавляя спутнику бодрости. Примус использовал силу, полученную от мыйо; судно, наконец, поскользило по земле.

   -- Ещё, ещё, ещё... стой! Держи.

   Ано не мешкая взобралась на борт и начала поворачивать ту же ручку; колёсики медленно уходили внутрь судна. Как только дно село на камни, ромей повалился на землю. После нескольких глотков воздуха сердце успокоилось. Уши изгнанника напряглись, стараясь уловить мелодию прибоя. В шум воды врезалось знакомое шипение; ромей сумел развеять тяжёлые думы. Старейшая принесла пиры и присела рядом, разглядывая узоры на лежащих под ногами ракушках.

   -- А что так шумит? Водопад? -- спросил изгнанник, бросив взгляд в сторону звука.

   -- Не совсем. В устье Тенуса сотни крошечных водопадов: вместе они образуют длинный порог, -- рассказала Лучезарная.

   -- Вот оно как. А куда мы пойдём?

   -- Сначала я хотела бы заглянуть на вершину ближайшей...

   -- Мыйо! -- крикнул Маниус, повернувшись к порогу. -- Там!

   -- Встретим их чуть ближе к лесу, -- сказала Ано, надевая шлем.

   Отверженный рефлекторно проверил пробки в ушах. Пальцы Лучезарной потянулись к поясу и взяли из подсумка горсть синеватых "таблеток". Изгнанник снял боцьен и осторожно зашагал вперёд; глаза юноши старались уловить каждое движение леса. Вороны сорвались с веток, начав громко каркать.

   Старейшая остановилась, ожидая тварей. Она сделала глубокий вдох и выдохнула, стараясь расшевелить спокойное сердце. Сердце юноши, напротив, само забилось учащённо; разум едва сдерживал волнение. Из леса донёсся хруст валежника. Вскоре появились монстры.

   "Шестеро. Все взрослые", -- оценила априка. Глаза Ано впились в них, пока мозг предугадывал действия врагов. Старейшая встала и приготовилась. Ромей крепче сжал рукоять, намереваясь уклоняться. Мыйо приблизились на расстояние прыжка; Маниус подогнул колени; Ано метнула приманки. Один мыйо прыгнул; Примус с силой толкнулся вбок. Остальные замешкались, опустив носы к приманкам. Маниус уклонился, готовясь поразить монстра; взор ромея окрасился светом. "Кушайте, кушайте", -- мысль Лучезарной, сопровождённая ухмылкой, проводила таблетки, слизанные языками тварей. Клинок юноши достиг шеи хищника; чувства сообщили об опасности. Маниус рванулся вбок, наугад взмахнув мечом. Пять громких хлопков прозвучали почти одновременно; пять челюстей разлетелись по сторонам. Уцелевший мыйо приземлился неподалёку; на боку монстра зияла глубокая рана. "Убью!" -- разъярился ромей и кинулся к зверю; боцьен прорезал переднюю лапу, распоров мышцы. Тварь рванулась к изгнаннику, но не смогла поразить. Отверженный продолжал резать тварь и уклоняться; мыйо покрылся ранами.

   -- Сдохни! -- крикнул юноша и отрубил-таки голову твари. Лучезарная бросила на него быстрый взгляд, затем рассмотрела убитых мыйо. "С юга", -- определила древняя. Маниус припал на колено, оперевшись на меч. Перед глазами, смешиваясь с опьянением победы, проплыла первая встреча с мыйо; проплыли и унижения, терпимые им после. Юноша вспомнил о клятве, данной после изгнания: вспомнил о клятве мести.

   -- Держись теперь, Клоди, -- прошептал отверженный. Боцьен блеснул в лучах восхода и отсёк у монстра треть лапы. Примус почистил меч и вернул его за спину, затем омыл лапу в спокойном море. Пальцы изгнанника вынули пробки уз ушей.

   -- Я пойду во Флумун-викус, накажу мерзавца Клодиуса, -- сказал ромей и подобрал пиру.

   -- Я догоню, друже, -- отпустила старейшая. -- Всё рано по пути.

   Маниус неторопливо побрёл в сторону леса.

   -- Ну вот, лодку придётся закреплять одной, -- выдохнула Ано, возвращаясь к судну.

 

Отложенная месть

I

   Шаг, лёгкий рывок, и очередная обугленная сосна осталась позади. Перед глазами раскинулась зелёная, наполненная свежей травой и молодыми деревцами равнина, лишь изредка обнажающая обгорелые ветви. В вышине -- белеющее, лишённое туч небо и пречистый бог, сушащий землю жаркими лучами.

   Маниус преодолел ещё несколько препятствий, затем скинул пиру и сел на очередной обгорелый ствол. Лёгкие вдыхали свежий воздух, наполняясь как можно полнее. Изгнанник порылся в суме и достал карту. Взгляд упал на тонкие линии, найдя нужный участок. "Если буду идти вверх по Тенусу, -- рассуждал охотник, -- выйду к магистрали, а там поворот я знаю". Юноша убрал карту и достал финик. Приятная сладость наполнила рот. "Нужно ещё проникнуть незаметно: солдат там бывает многовато, -- напомнил себе юноша и взглянул на Атона. -- Жара: идти придётся ночью".

   Вечер ещё не успел принести земле прохладу, а Примус уже двигался вверх по реке, стараясь огибать густые заросли. Душа изгнанника наполнилась спокойствием. Разум оставался незамутнённым и думал лишь о том, как бы побыстрее преодолеть маршрут. Ноги не торопились уставать, отдавая дань пережитым тренировкам. Глаза блестели во тьме.

   Первая прохлада принесла с собой тучу мошки, к которой позже присоединились комары; пришлось намазаться "зельем" априк. Маниус взглянул под ноги, обнаружив там признаки болота. "Лучше сделать крюк", -- подсказал опыт. Ноги послушно свернули от Тенуса, выражая готовность к новому переходу. Примус вспомнил, как брёл от деревни неизвестно куда. Сердце отдалось гулким ударом, когда в памяти всплыл образ Йоко. Отверженный тут же развеял его, возвратившись ещё немного в прошлое; ноги слегка ускорились, стараясь приблизить час возмездия. Атон коснулся горизонта: наступил сумрак.

   Чистая луна поливала равнину мягким светом; под ногами по-прежнему шелестела молодая трава. Маниус уверенно преодолевал пасс за пассом. С осознанием, что расстояние неумолимо сокращается, приходила удовлетворённость. Взор стал немного ярче; сила мыйо добавила движениям свежести. Копошение мелких зверьков юношу не беспокоило; монстров он не чувствовал.

   "Тенус рядом: всё правильно", -- думал ромей, оставляя за спиной очередную сотню пассов. До ушей долетел лёгкий рык. Взгляд быстро отыскал владельца голоса. Среди травы маленький лисёнок пытался разорвать шкуру мёртвой ящерицы. Маниус шагнул к животному. Лис скрылся в траве. Изгнанник наклонился и поднял ящерицу. Рептилия оказалась длиной в полтора локтя. Желудок поспешил напомнить, что хочет свежего мяса. Глаза сразу отыскали подгорелые ветки для костра. Юноша внимательно оглядел ящерицу, потом взял обеими руками и рванул. Туша послушно разделилась. Изгнанник кинул половинки на землю.

   -- Совсем оголодал, наверно, -- сказал отверженный, обращаясь к лису. -- Терпи: скоро мышата подрастут.

   "После пожарищ с пищей туго: тяжко зверью..." -- подумал Маниус и побрёл в сторону восхода. Атон обещал появиться нескоро.

   После заросших берегов Тенуса дорога показалась божественным подарком. Привыкшие к густой траве ноги слегка подскакивали, удивляясь лёгкости перехода. Глаза изгнанника смотрели на обочины, боясь пропустить очередной знак. "Когда же..." -- думал Примус, ища глазам знакомый поворот. "Когда же..." -- вторила ненависть, готовая в любую секунду выплеснуться наружу.

   По дороге юноша шёл почти полные сутки, отдыхая лишь в самый зной и глубокой ночью. Иногда ромею встречались запряжённые мулами повозки, неторопливо везущие в сторону столицы людей с нехитрым скарбом. Изредка позади повозок рабы вели немного скотины. Бывшие соотечественники с ужасом смотрели на отверженного, не находя в себе сил заговорить с ним. И даже когда редкий храбрец окликивал его, Маниус молча проходил мимо, будто был нем.

   -- Неужели из мужей априк? -- переговаривались люди.

   -- Да вроде наш. А кто его разберёт?

   -- Наверно, за мыйо пришёл.

   -- За мыйо? Хвала Юноне!

   -- Да что он сделает один? Все мы отправимся в гости к Оркусу...

   И голоса отдалялись, со временем полностью затихая. Охотник же продолжал идти, сворачивая с магистрали, лишь когда заслышит громкую поступь солдатских сандалий либо быстрый конский топот.

   Знакомая развилка встретила Маниуса с очередным закатом. На западе появились небольшие тучки -- вестники скорого возвращения дождей. "Идти осталось два дня: ночью отосплюсь", -- решил отверженный, сворачивая в родные леса. Мыйо так и не появились.

II

   Блеск выбеленных стен постоялого двора успел потускнеть. Кузня Кезо не дымила.

   Примус сжал ветку десницей, справляясь с очередным порывом. Даже издалека ромей разглядел скопившихся на площади солдат. "Ночью..." -- подсказала ненависть, и разум стих, предлагая остальную работу телу. Маниус не помнил, как преодолел остатки миллиария. Не помнил, как сбросил суму в исхоженном лесе. Не помнил, как прополз по полю, подобравшись к валу. Он думал лишь о том, как незаметно очутиться в вилле Клодиуса: думал лишь о мести.

   Вечер сменился ночью. Густая туча закрыла луну, оставив глазам лишь тусклый свет факелов. Изгнанник подкрался к валу, найдя хорошо знакомый участок. "Зря ты заставлял нас чинить его, Клоди", -- припомнил отверженный, когда руки нащупали вбитые им колья. Взор окрасился яркой вспышкой; сила мыйо помогла рвануть тело вверх. Несколько осторожных прыжков, и ромей в деревне. Теперь нужно проскользнуть в виллу.

   Маниус прислушался: легионеры делят что-то на площади. Огляделся: близко никого. Примус согнулся и гуськом прошёл в тени домов и заборов. Факелы, зажжённые у входа в виллу, заставили остановиться. Напротив виллы гудела толпа солдат; слышались громкие выкрики. Среди голосов изгнанник расслышал и Клодиуса. Перед взором промелькнула знакомая тога. Примус коснулся лапы мыйо, заткнутой за пояс. "Скоро..." -- пробудилась ненависть. Отверженный увидел, что ссора на площади переросла в драку. Он осторожно, словно кошка перед прыжком, начал подкрадываться к входу. Крики и ругань продолжали нарастать; стража у дома неуверенно переминалась, опасаясь покинуть пост у дверей. Отверженный замер, не находя решения. Гнев начал бороться с разумом, порываясь поразить наместника уже сейчас; тело оставалось неподвижным, страшась смерти.

   В дверях виллы появилась тонкая женская фигура. Мгновение она стояла неподвижно, затем побежала в сторону толпы, зовя Клодиуса. "Клавдия", -- узнал Маниус. Вслед за хозяйкой на площадь выбежали рабы. Стража сорвалась с места и догнала Клавдию, намереваясь вернуть её в дом. "Сейчас!" -- пронеслось по естеству отверженного. Он в несколько прыжков оказался у входа и скрылся в вестибюле. Ноги по памяти нашли атриум; глаза выбрали густую тень. Тело снова замерло, ожидая. Взор без устали гулял между проходами. Пески времени проносились вперёд, но Клодиус не возвращался. "Мимо не пройдёт", -- уверял себя Примус, слегка подёргивая уставшими ногами.

   -- ...Не говори. Теперь сын каждой городской шлюхи идёт в легионеры, а последний провинциальный дурак -- "гражданин". Ещё этот юнец трибун не может поддерживать дисциплину. Толку-то, что сын пропретора... -- слова Клодиуса врезались в уши, разъярив охотника.

   -- Столько шуму подняли из-за какой-то кучки камней, -- поддакнула жена.

   -- Хватит о плебеях, дорогая, -- перевёл тему наместник. -- Твой муж уже валится с ног.

   -- Постели давно готовы.

   Вслед за голосом в атриум зашли супруги. Отверженный приготовился, ища подходящий момент; взор заполнило сияние. Супруги сделали ещё три шага, и Маниус рванулся вперёд, десницей оттолкнув Клавдию; левая рука впилась в шею обидчика.

   -- Клоди... -- выдохнул Маниус, повалив власть имущего. Десница выдернула из пояса лапу мыйо. Туча открыла луну, и перед глазами охотника предстало заплывшее жиром лицо обидчика. Лицо, полное страха и отчаянья. Клодиус прошипел что-то похожее на "пощади"; руки наместника тщетно пытались освободиться. "Что я делаю?" -- подумал Примус, когда воспоминания последних месяцев пронеслись перед ним. Власть имущий теперь выглядел жалким, беззащитным. Месть -- пустой и бессмысленной. Лёгкие юноши сделали три глубоких вздоха; в уши врезался крик Клавдии.

   -- Живи, -- сказал отверженный и расслабил руки; лапа мыйо упала на мозаику. Звук сбитых железом сандалий пронёсся по атриуму. Охотник отпрыгнул в тень, готовясь обороняться.

   -- Выходи, ничтожный!

   -- Окружай, -- кричали солдаты, обнажив гладии. Пальцы Маниуса опустились на ножи. Воины осторожно двинулись к изгнаннику. Взор осмотрел стену, ища выход. "Придётся сражаться", -- осознал разум; пальцы схватили рукояти ножей и потянули к земле. Легионер метнул пилум; юноша рванулся вбок; копьё отскочило от стены.

   -- Не стоит этого делать! -- громкое сопрано заполнило атриум. -- Этот ромей под защитой априк!

   Легионеры обернулись, увидев Лучезарную. Мягкий свет озарил строгое лицо априки; в деснице древней лежал длинный нож, готовый через мгновение умертвить врагов; левая рука сжимала смертоносный шар. Воины переглянулись, оценивая ситуацию.

   -- Уберите мечи! -- надорванный голос, донёсшийся из вестибюля, заставил солдат замереть.

   -- Уберите! -- повторил ромей, входя в атриум, -- Всё хорошо.

   Воины повиновались. Ано в свою очередь убрала оружие и прошла мимо легионеров, встав подле Маниуса.

   -- Верное решение, друже -- похвалила априка.

   -- Простите меня, -- сказал Примус, заглянув в сияющие золотом глаза. -- Я вёл себя недостойно.

   Охотник вернул ножи на место и опустил голову.

   -- Когда Атон взойдёт, -- сказала старейшая и повернулась к незнакомцу.

   Юное округлое ухоженное лицо ромея сочеталось с покрытым оловом блестящим анатомическим нагрудником. Ниже нагрудника молодой мужчина носил юбку, сделанную из лежащих в два ряда и окрашенных в алый цвет кожаных полос, украшенных по краям золотистой тесьмой. Большой палец десницы ромея выделяло золотое кольцо. Широкий, лишённый капюшона красный плащ, откинутый за плечи, два дорогих перекрещенных пояса, на которые крепились спрятанные в инкрустированные серебром медные ножны гладий и кинжал, да единственная воинская награда, красующаяся на груди, выдавали офицерский чин. Мужчина поднял руку в знак приветствия и немного склонил голову.

   -- Я Титус Туллиус, трибун восьмого мирнийского легиона. По приказу легата легиона Квинтуса Нониуса я собираю здесь части восьмой и девятой когорт, которые были выделены для охраны рудников. Могу я узнать ваше имя?

   -- Я Ано. Приятно познакомиться. Вы, должно быть, сын Аппиуса, наместника Мирнии?

   Услышав слова старейшей, Титус покраснел.

   -- Да, я его младший сын... Априки, приходившие в Нонию, предупреждали о вас, -- скороговоркой информировал трибун. -- Но мы ожидали, что вы приведёте войско.

   -- Войско уже в пути, -- уверила Лучезарная. -- Я прибыла раньше как посланник. И чтобы лично оценить ситуацию.

   -- Всё понятно, тогда...

   -- Сейчас всем нам должно отдохнуть, а утром у меня будет дело к вам, -- перебила Ано.

   -- Но время не ждёт, -- возразил трибун.

   -- Априки ведут дела только под светом солнца, -- настояла древняя.

   Туллиус не сумел подобрать достойный ответ, предпочтя выразительно кивнуть. Солдаты расступились, уступая спутникам дорогу. Лучезарная немедля покинула виллу. Маниус поспешил за Ано.

 

Глава шестая: Под сенью гроз

 

Неизбежные встречи

I

   Первая крупная капля упала на голову, смочив густые русые волосы. Молния светлой вспышкой озарила небо; на краю леса показалась оставленная пира. Пара мгновений, и проливной дождь залил во всю мощь. Ромей перешёл на бег.

   Маниус суетливо закутался в плащ и обернулся, ища глазами Лучезарную. Априка стояла неподалёку.

   -- Переночуем у Кезо, -- предложил юноша. -- А то прозябнем за ночь...

   -- Веди, друже, -- согласилась Ано. Спутники повернули к деревне.

   Мощный ливень успел разогнать людей по домам и палаткам. Резкие крики солдат сменил мерный стук капель. Длинные улицы наполнились пустотой и казались безжизненными.

   Примус свернул ближе к реке, идя хорошо знакомой дорогой. Вскоре спутники обогнули кузню и оказались около порога доброго каменного дома. Ано скрылась в тени крыши. Маниус немедля постучал. Из-за двери крикнули:

   -- Убирайся! Здесь нет места!

   "Это ещё кто?" -- подумал ромей.

   -- Мне нужен Кезо Стациус! Хозяин кузни! -- пояснил юноша, стараясь перекричать ливень.

   -- По какому делу!?

   -- Скажи, что Маниус Примус... Эксул вернулся!

   -- Эксул!?

   -- Эксул?

   -- Преступник заявился, что ли?

   -- Какой там! Голос-то молокососа.

   -- Туре, проучи-ка его, -- донеслись грубые солдатские голоса. Дверь отворилась. На пороге появился рослый легионер. Увидев путника в диковинных одеждах, солдат поначалу стушевался, но хмель в голове и бодрые окрики товарищей добавили ему храбрости. Мужчина сделал шаг назад, чтобы не намокнуть.

   -- Ты, желторотик, вижу, нездешний, -- промямлил легионер. -- Шёл бы ты восвояси, пока я добрый.

   Маниус почувствовал, как его накрывает волна гнева, но воля помогла сдержать её.

   -- Мне нужен Стациус, хозяин этого дома, -- объяснил Примус.

   -- Стациус... -- повторил солдат и замахнулся. Рука легионера оказалась не слишком быстрой: Маниус легко уклонился. Кулак юноши достиг челюсти обидчика.

   -- Кезо!!! -- крикнул изгнанник, более не обращая внимания на поваленного мужчину. От толпы отделилась знакомая фигура; в руках кузнеца блестел гладий.

   -- Кого ещё притащило?! -- крикнул кузнец. -- Здесь нет места!

   Маниус сбросил капюшон.

   -- Это я, Кезо, -- спокойно произнёс ромей.

   -- Мани? -- Стациус удивлённо вгляделся в знакомое лицо.

   -- Наглый щенок! -- крикнул поднявшийся легионер.

   -- А ну в дом, Туре! -- одёрнул Кезо. -- Не то выкину под дождь!

   Кузнец пинком втолкнул Туруса за порог и подбежал к изгнаннику. Охотник оказался в крепких объятиях ремесленника.

   -- Слава Вулкану! Слава Юпитеру! Мани! Живой! А мы давно похоронили тебя...

   -- Меня спасла априка, Кезо, -- ответил ромей, выглянув из-за кузнеца.

   -- У тебя и правда полный дом гостей...

   -- Ерунда! Тебе и твоим друзьям я всегда рад. Кто это с тобой? -- Кезо всмотрелся в сокрытое тенью лицо.

   -- Я Ано. Из априк, -- представилась Лучезарная, обнажив голову. -- Я надеюсь, мы не слишком стесним вас, если переночуем здесь?

   -- Нисколько! -- Кезо растерянно убрал гладий в ножны. Молния яркой вспышкой пронеслась по небу. Грянул гром.

   -- Скорей, скорей, -- поторопил хозяин. -- Проходите.

   Гости зашли вслед за Стациусом и сразу попали в плотную толпу солдат.

   -- Посторонитесь! Дармоеды! -- кричал кузнец, расталкивая воинов. -- Я дам вам своего вина в честь встречи с другом!

   Говор оживился, но тут же стих, смешавшись с боем капель. Солдаты не сводили глаз с априки. Редкие факелы и пара масляных ламп, освещавшие комнату, давали густые тени, часто скрывавшие понурые, усталые либо наполненные хмельной радостью лица. Многие легионеры были при гладиях. Единицы не сняли кольчуги. В комнате царили духота и запах кислого вина.

   Кезо провёл спутников через атриум и попросил пройти за занавеску. Гости оказались в каморке, заставленной инструментом и другими ценностями. В углу, у алтаря, ютились жена Кезо с двумя дочерьми. Приклонив колени, они смотрели на алтарь, в котором стояли глиняные кумиры богов рода, лар, и тихо шептали молитвы. Увидев путников, девочки сначала прижались к матери, но когда в тусклом пламени лучины разглядели знакомое лицо, успокоились и начали с интересом рассматривать пришедших.

   -- Короткой и спокойной ночи вам, светлые хозяйки, -- сказала Ано, входя.

   -- Короткой ночи, Нерия, -- поздоровался ромей. Жена Кезо растерянно кивнула.

   -- Короткой ночи, Стации, -- охотник улыбнулся дочерям. Ответ девушек смешался с новым раскатом. Повисло молчание. Ано ловко сбросила пиру, затем сняла боцьен и поставила вещи рядом с веретеном. Маниус последовал примеру старейшей. Путники опустились на грубый половик, располагаясь у небольшого очага.

   -- Рада видеть тебя невредимым, Мани, -- нежным тоном заговорила хозяйка. -- Я уж думала повидаться с тобой в царстве мёртвых.

   -- Меня спасла априка, -- информировал юноша.

   -- Благодарю вас, госпожа, -- сказала Нерия, обращаясь к Лучезарной.

   -- Пожалуйста, зовите меня Ано. И Маниуса спасла Йоко, а не я, -- мягкое сопрано заполнило комнатку. Хозяйка на мгновение потерялась, дивясь обаянию старейшей.

   -- Что же я? Вы наверное, голодны? -- спросила хозяйка, начав хлопотать.

   -- Ничего не надо, -- поспешил остановить Примус. -- Априки не едят человеческой еды, да и мне теперь тоже нельзя обычную пищу...

   -- Что же это? Даже хлебушка моего не испробуешь?

   -- Мне нельзя. Бог априк не разрешает, -- отговорился ромей. "И славно: хлеб-то у тебя ужасный", -- мысленно добавил юноша.

   -- Неужели это правда? -- удивилась Нерия, глядя на древнюю. Ано утвердительно кивнула. Из-за занавески появился Кезо с кувшином вина. Спутникам пришлось повторно отказываться от угощения.

   -- Строгий же у вас бог, -- сказал Стациус, когда устал уговаривать.

   -- Ничего. Я привычный, -- пояснил гость.

   -- Осенью твой брат приезжал. Он сразу продал землю Клодиусу за пол цены, -- рассказал кузнец. -- Я предлагал ему полную цену за югер у кузни, но он ни в какую.

   -- Я так и думал, -- сухой баритон звучал спокойнее, чем раньше. -- Теперь это уже неважно.

   -- И то правда, -- согласился Стациус.

   -- Это всё козни его жены, Клодии, -- вставила слово Нерия. -- Она всегда любила отца больше, чем мужа.

   -- Расскажите нам, что происходит в республике, -- попросила Ано.

   Повисло молчание.

   -- Мыйо собрались огромной стаей на севере, -- начал Кезо, угрюмо глядя на догорающие угли. Отдалённый гром снова проник в комнату. -- Все боятся, что они пересекут Хорридус. Сейчас мужчин собирают в новые легионы и посылают на помощь проконсулу. С нашего края собрали охранников ближайших рудников да ветеранов из местных. Завтра мы тоже выходим в Мирнию...

   Стация вздохнула. Кезо продолжил:

   -- Там мы пополним восьмой легион и двинемся в Нонию. Жили же мыйо в лесах и жили бы. А тут на тебе! В стаю собрались... -- уныло проговорил Кезо.

   "Жор из-за меня?" -- мысль невольно закралась в голову охотника.

   -- Вы не знаете, где сам Фламиниус? -- спросила Ано.

   -- Как же не знаю? В Нонии. Роет канавы и строит валы. Легионы в Мирнии собирает его брат Квинтус. По слухам, он больше философ, чем солдат, -- Стациус презрительно сплюнул.

   -- А сколько будет легионов? -- продолжила расспрос старейшая.

   -- Этого не знаю. Надеюсь только, сенат направит нам помощь. Если пришлют пятый, хоть с сыном повидаюсь... -- Кезо вздохнул. -- Все, кто мог, уже сбежали на юг. Я тоже хотел отправить семью к брату, за стену, но у меня не осталось камней. А всё из-за проклятой кузни! Только выплатил долг за трубу!

   -- Не беспокойтесь. Мыйо не дойдут сюда, -- ободрила Лучезарная.

   -- Априки нам помогут? -- спросил кузнец.

   -- Да. Мои сородичи уже в пути, -- уверила Ано.

   -- Слава богам! -- обрадовался Стациус.

   -- Мы будем молиться Всеблагому Юпитеру, чтобы они успели вовремя, -- сказала хозяйка. "Столько бед из-за меня", -- продолжил переживать Примус. Занавеска отдёрнулась. Из-за неё показался солдат, завёрнутый в мокрый плащ.

   -- Трибун Титус Фабиус просит априку и её спутника переночевать в вилле наместника. Для вас уже приготовлена комната, -- сообщил легионер.

   -- Придётся идти, друже, -- сказала старейшая, потягиваясь.

   -- Дармоеды сообщили, -- буркнул Стациус. Маниус поднялся и потянулся к боцьену.

II

   Капли неустанно били по черепице, собираясь в ручейки. Ручьи стекали с крыши, попадая в желоба. "Столько бед из-за меня", -- не переставал переживать изгнанник, глядя на журчащую воду, скапливающуюся в сосуде по центру комнаты. От атриума, в котором Примус едва не придушил Клодиуса, веяло враждебностью.

   -- Выпей хотя бы вина, -- предложил Туллиус, подавая гостю глиняный стакан. -- У тебя лицо, будто ты только из пыточной.

   Маниус огляделся. Кроме него и трибуна в атриуме никого не было. Ано, как и обещала, не стала разговаривать с трибуном ночью. Она, не сняв брони, отдыхала в соседней комнате. Хозяин виллы с женой куда-то пропали. Рабы и солдаты тоже предпочли не высовываться.

   -- Не будешь? -- переспросил Титус.

   -- Я же сказал, мне нельзя есть обычную пищу. Такова воля бога априк.

   -- А какую можно?

   -- Только особую, разрешённую. Здесь такой всё равно не найти.

   -- Давай забудем о том, что тебя изгнали, о том, что мой род стар и знатен, -- голос трибуна выдавал нетерпение. -- Я хочу говорить с тобой как с равным.

   -- Такое не забывается, -- напомнил Маниус. -- Что ты хотел узнать?

   -- Априки. Они действительно могут остановить мыйо?

   В ответ охотник ухмыльнулся. Глаза нобеля раздражённо сверкнули, но Фабиус сдержал себя.

   -- Если ты увидел её и не понял сам, то мне нечего сказать, -- озвучил изгнанник. -- Априки не бросают слов на ветер.

   Титус скрючился, провалившись в размышления. Пальцы трибуна начали мять тогу. Примус молча смотрел на него, чувствуя сонливость. Вода продолжала наполнять сосуд, аристократ -- размышлять. Изгнанник почувствовал, как тяжелеют веки. Наконец нобель осушил стакан с вином. "Трусит, колеблется", -- понял охотник, наблюдая за игрой теней на лице собеседника. Нобель сунул руку в тогу.

   -- Марк, -- негромко позвал Туллиус. За спиной аристократа появился легионер.

   -- Отправь отцу это письмо, -- сказал трибун, достав свиток из-за пазухи. Легионер забрал свиток и сразу исчез.

   -- Ты ведь носишь их меч? -- продолжил расспрос Титус.

   -- Боцьен, -- поправил юноша.

   -- Боцьен... Ты убивал мыйо?

   -- Я убил всего двух, -- информировал Маниус. -- На моих глазах две априки убили больше сотни.

   -- Это хорошо, хорошо.

   В глазах юного нобеля загорелись огни; спина вновь стала ровной, поза -- уверенной.

   -- У меня просьба к тебе, Мани, -- продолжил трибун вульгарным тоном. -- Завтра, когда когорты отправятся в переход, будь рядом со мной. Люди должны видеть, что мы договорились с априками.

   -- Хорошо, -- согласился Маниус. -- Если Ано позволит.

   -- И всё-таки зря ты отказался от вина, -- сказал Туллиус и осушил ещё стакан. -- Отец брал его по три откормленных вола за бутылку...

III

   Дорога слегка подрагивала, уступая синхронному удару сотен стоп. Подвешенные через правое плечо шлемы легионеров играли лёгким матовым блеском в едва пронзавших тучи лучах рассветного солнца. Широкие серые плащи защищали от сырости надетые доспехи; кожные чехлы -- прицепленные слева щиты.

   Левой -- правой, левой -- правой. С каждым шагом когорты удалялись в сторону Мирнии. С каждым шагом легионеры приближались к месту сбора.

   Дождь снова заморосил туманом мелких капель; солдаты на ходу прикрыли головы. Хмурые лица воинов были обращены куда-то в неизвестность. Негромкие разговоры обрывались так же резко, как и завязывались. Позади когорт двигались одетые как придётся новобранцы. В хвосте плёлся запряжённый мулами обоз. Всадники скакали далеко впереди колонны, разведывая дорогу. Лишь небольшая горстка лошадей следовала в голове, но их хозяевам пришлось спешиться, чтобы уважить высокую гостью. Две белые фигуры хорошо выделялись среди алых офицерских плащей и украшенных конскими хвостами шлемов. Старейшая вела непрерывную беседу; Маниус непрерывно молчал. Так, в ритме марша, прошло хмурое утро. Примус рассчитывал провести так же и остаток дня, но у Лучезарной были другие планы.

   -- Мы покинем вас ненадолго, уважаемый трибун. Я не рекомендую вам посылать за нами шпионов, как в деревне, -- нежное сопрано заставило спину Титуса охладеть.

   -- Я не посмел бы шпионить, госпожа, -- Туллиус виновато склонил голову. -- Я приказывал следить за вами только ради вашей безопасности.

   -- Я не сомневаюсь в этом, -- успокоила Лучезарная, сворачивая в сторону леса. Маниус взглянул на трибуна вопросительным взглядом. Обрадованный ответом априки Титус лишь улыбнулся.

   Запах хвои окутал путников. Хруст сухих иголок и тонких веток заставил вспомнить блуждания у Тенуса. Оказавшись среди стройных сосен, изгнанник начал успокаиваться, а после пары сотен шагов бодрость духа и вовсе вернулась к нему. Ано уверенно вела куда-то в чащу, не сворачивая с выбранного направления. Сквозь бор разносился прерывистый перестук нескольких дятлов.

   Деревья становились всё выше, окутывая путников густым сумраком. "Здесь даже замахнуться сложно", -- отметил изгнанник, оглядывая покрытые шелушащимся лишайником стволы. Память нарисовала свисающего с дерева мыйо; разум наполнился новым беспокойством.

   -- А куда мы идём? -- невольно спросил юноша.

   -- Дорога здесь огибает высокие лесистые холмы, -- заметила древняя. -- Нам как раз нужно на возвышенность. Заодно и срежем.

   "По дороге идти проще... и безопаснее", -- пронеслось в юной голове, но возражать Примус не осмелился.

   -- Мыйо не нападут, не беспокойся, -- продолжила древняя.

   -- Вы и мысли читать умеете? -- удивился ромей.

   -- Вовсе нет, друже. Всё написано на твоём лице.

   Маниус ухмыльнулся. Ноги продолжили нести путников к вершине холма.

   Сумрак всё больше окутывал бор. Охотник старался увидеть Атона сквозь высокие кроны, но смог разглядеть лишь белеющую бледную точку. "С мыйо мне тут не тягаться", -- расстроился ромей. Примус решил сосредоточиться на переходе и ускорил шаг. Априка по обыкновению приняла темп юноши.

   Деревья начали быстрее проходить перед взором; ноги чуть утомились, прося передышки. Всё чаще попадались сухие, подгнившие сосны. Сквозь их кроны на подстилку падал слабый свет, давая жизнь островку папоротников. Около одного такого островка и остановилась Ано. Древняя сбросила пиру и принялась энергично рыться в ней. Маниус опустился на подстилку, ожидая указаний. Вскоре Лучезарная достала из пиры небольшой железный ящик. Открыв крышку, старейшая взяла снабжённую ручкой округлую коробочку, соединённую с основным ящиком двумя блестящими серебристыми проводами. Затем Ано вытянула другой провод и соединила его со шлемом. В последнюю очередь априка принялась неторопливо вытягивать длинную раздвижную антенну, цветом напоминавшую провода. Юноша с интересом наблюдал за ней, не решаясь отвлекать вопросами.

   -- Всё, друже, -- сказала Лучезарная, когда закончила. -- Теперь остаётся только ждать.

   -- Ждать чего? -- поинтересовался юноша.

   -- Нужного часа. Эта коробка служит для связи голосом сквозь расстояние. Она связывает априк с помощью особого, невидимого света, -- информировала древняя.

   -- Значит, свет бывает невидимым... -- процедил Маниус.

   -- Да.

   -- А как вы тогда узнали о нём?

   -- Боцьен крепится к твоей спине с помощью похожего невидимого света. Хоть его нельзя увидеть, но следы его существования заметны отчётливо.

   -- Так это магия... И некоторая руда липнет к железному камню тоже из-за него?

   -- Да. И янтарь тоже.

   -- Я видел янтарь только издалека, -- сказал Маниус извиняющимся тоном.

   -- И мыйо ты чувствуешь тоже из-за него, -- добавила Ано. -- Сядем спинами друг к другу, так теплее.

   Повисло молчание. Ано уселась на пиру Мануса; изгнанник сел, как сказала древняя, подогнув колени к рукам. Cпина юноши ощутила тепло. Охотник не двигался, пытаясь зацепить взгляд за точку в сумраке. Утренние переживания вскоре снова захлестнули его.

   -- Давно я не гуляла по северным землям. Привыкла жить в светлом тёплом доме, -- поделилась Лучезарная. Из уст отверженного вырвалась пара смешков.

   -- Вы же мёрзните здесь. Йоко говорила... Я забыл.

   -- Йоко переносит холод куда лучше меня. Йоко -- наше бесценное сокровище, друже. Береги её, хорошо?

   -- Я обещал себе, что не подведу её, -- твёрдый баритон развеялся среди леса. -- Я обязан ей всем.

   -- Благодарю тебя.

   Снова молчание. Уши спутников уловили отдалённые крики птиц. Изгнанник вспомнил, как пернатые вспархивали в небо, когда чуяли приближение мыйо.

   -- Этот жор ведь из-за меня, -- тихо вымолвил Примус.

   -- Это так, друже, -- подтвердила старейшая.

   -- Значит, все эти беды...

   -- Не беды, а счастье, -- перебила Лучезарная. -- Счастье, что мы можем остановить жор в зародыше. Йоко или Анэ рассказывали тебе, как происходит обычный жор?

   -- Нет.

   -- Мыйо сначала собираются в одном месте, потом разделяются на стада численностью особей в сто-двести. Похожее стадо напало на вас у храма, помнишь?

   -- Конечно.

   -- Они разбредаются по обширной территории, зачищая её от людей и зверей. В кучи сбиваются только у мест, где много добычи. Обычный жор пришлось бы останавливать не одну остановку, а учитывая зимы, Мирния и Нония, да и весь остальной север были бы обречены.

   -- А этот пройдёт не так?

   -- Все мыйо придут за тобой, друже. Придут в одно место. Там-то мы их и перебьём. Так ты спасёшь тысячи жизней. Можно сказать, спасёшь свою родину. Ты уже можешь начинать гордиться собой.

   -- Нечем тут гордиться, -- возразил ромей. -- Я же ничего не сделал.

   -- Ты сделал достаточно для человека. Не стоит равняться на априк. Тем более старейших... Вот и пришло время.

   Ано встала, опустилась над коробкой с ручкой и начала крутить; воздух заполнил лёгкий треск; на ящике появилась маленькая красная точка.

   -- Поможешь мне, дурже? -- попросила Лучезарная.

   -- Конечно.

   Маниус пересел поближе и принялся энергично вращать ручку. Вторя движениям юноши, точка то горела ярче, то погасала. Лучезарная одела шлем и принялась повторять одинаковые слова. "Зовёт, наверное", -- подумал охотник, стараясь крутить быстрее. Вскоре до ушей Ано дошёл неестественный, но в то же время отчётливый голос априки, шедший из шлема.

   -- Мыйо собираются, как и было спрогнозировано. Никаких аномалий не заметили. А у тебя как?

   -- Всё прекрасно. Иду на встречу с лидерами людей. Буду просить их следовать моим советам.

   -- Ясно. Светлых дней.

   -- Светлых.

   Ано сняла шлем и вернула провода на место.

   -- Спасибо, друже, -- сказала древняя, когда собрала коробки. -- Отдохни.

   Примус откинулся на спину, наблюдая за убирающей рацию старейшей. "Чего только они не навыдумывали", -- мысль заставила губы сложиться в улыбку. Лучезарная закрыла пиру и встала: поход следовало продолжить.

   Дорога успела немного подсохнуть, когда на неё снова ступили белые сапоги. Лес вокруг оставался безжизненным. Охотник припал ухом к камням и прислушался. Вибрация солдатского марша доносилась со стороны Флумун-викуса.

   -- Они ещё далеко. Мы и правда нехило срезали, -- обрадовался Маниус. -- Можно отдохнуть.

   -- Подождём их тут, друже, -- согласилась Ано. -- Торопиться сейчас не следует.

   Путники сбросили пиры и потянулись, затем сели на сумы, намериваясь устроить привал.

   -- Как думаете, сколько им до нас идти? -- спросил охотник.

   -- Ваш час. Не более, -- выдохнула древняя. -- Конники могут прискакать быстрее. Отдыхай.

   Маниус надвинул на глаза капюшон и прижался к старейшей. Вскоре сладкая дремота захватила юный разум.

IV

   Мощный раскат грома заставил охотника вздрогнуть. Видения сна мгновенно растворились, явив взору сумрачную дорогу.

   -- Передохнул, друже? -- пропела Лучезарная. -- Колонна уже на подходе.

   -- Вроде поспал, -- ответил Маниус, давя зевоту. Путники встали и нацепили пиры; из-за поворота появились конные воины.

   -- Априка здесь! -- крикнул солдат, едва завидев Ано.

   -- Априка здесь!

   -- Априка здесь! -- повторили несколько громких голосов. Всадники зашевелились. Часть отделилась от группы и поскакала назад. Остальные обступили путников. Простые кожаные доспехи и варварские одеяния выдавали воинов поддержки.

   -- С востока вроде, -- сказал Маниус, когда разглядел луки. Вскоре к спутникам подъехал офицер-ромей.

   -- Легат прибыл, когда вы отсутствовали, -- доложил старший. -- Сейчас он во главе колонны с трибуном.

   -- Светлые новости, -- удовлетворилась древняя. -- Мы подождём здесь.

   Атон не успел заметно подняться, когда из-за поворота появилась группа всадников. Группу вёл офицер, закутанный в алый плащ. Высокий красный гребень на шлеме и прикреплённая к седлу коня связка розг с топором выдавали в нём легата. Не доскакав до Ано десятка шагов, офицер спешился, затем обнажил лысую голову. За откинутым плащом показалась плохо сидящая на хозяине украшенная серебром бронзовая анатомическая кираса. Пояс легата был неумело надет на окаймлённую позолоченными пластинками белую юбку, сшитую из двух рядов кожаных полос. Легат двигался неуклюже, вскрывая непривычность к военной одежде; шлем болтался в его руке, словно скользкий угорь.

   На лицах охранников, трибуна и даже Маниуса застыл стыд за сенатора. Ано приветственно улыбнулась. Только два раба военачальника, нёсшие письменные принадлежности, остались безучастными к происходящему.

   -- Наконец-то Фортуна улыбнулась мне! -- крикнул сенатор, позабыв о приличиях. -- Наконец я могу лицезреть вас воочию! Я... Квинтус Нониус, скромный сын республики. Я рад, что в эти тёмные дни вы не позабыли о нас.

   Раб быстро записал слова господина. Глаза собравшихся устремились на старейшую.

   -- Светлого дня вам, уважаемый легат. Я Ано. Из априк. Я здесь, чтобы скоординировать наши действия. Счастлива встретить вас, -- мягкое сопрано звучало успокаивающе. Улыбка старейшей выражала дружелюбие.

   -- Мой брат, проконсул Нонии Фламиниус Нониус, уже получил известие и прибудет, как только позволит время, -- уверил Легат. -- Что же привело вас в этот закуток Мирнии?

   -- Во Флумун-викусе были дела у моего спутника, -- объяснила древняя. -- Значит, сенат передал вам восьмой легион?

   -- Да. Сейчас мы располагаем девятым, восьмым, а также пятым и четвёртым. Они сегодня на заре дошли до Мирнии. Сенат не может прислать большей помощи из-за проклятых эллинов.

   Квинтус покосился на рабов. Те продолжили записывать.

   -- Также мы набираем вспомогательные войска из местных жителей. Брат купил много оружия из личных средств семьи, так что к приходу мыйо мы выставим значительные силы... Тысяч тридцать, я думаю. Но боеспособны только четыре легиона, остальные для количества.

   Ано шагнула в сторону города. Квинтус пошёл рядом.

   -- Солдаты должны помочь при строительстве укреплений, -- напомнила Лучезарная. -- Вас предупредили об инженерах?

   -- Да. Как и говорила... Аноко, я привёз из Ромеи много специалистов. Они уже сейчас возводят новый вал. Все работоспособные мужи Нонии заняты на стройке.

   -- Вы принесли светлые вести, легат, -- неторопливо проговорила Ано.

   -- Трибун Аквилиус сказал, что помощь априк задерживается...

   -- Мои сёстры прибудут вовремя, не беспокойтесь.

   -- Я и не беспокоюсь. Я, напротив, обрадован, что мыйо помогли мне повстречать априк. Скажите, кем приходятся вам те девять априк, что прошли на север сквозь Нонию?

   -- Дочерьми.

   -- Дочерьми? Все девять?

   -- Я говорю дочерьми, имея в виду внучек, правнучек, праправнучек и так далее, -- разъяснила древняя.

   -- Вот оно как, -- Квинтус покосился на рабов. Те продолжали усердно записывать.

   -- Но среди них есть одна моя дочь в человеческом понимании.

   -- Это та, которая говорила?

   -- Нет, нет. Говорила, скорее всего, прапраправнучка. Дочь обычно немногословна.

   -- А кто возглавляет поход на мыйо?

   -- Моя сестра Анэ. Статься может, вы увидитесь с нею.

   -- Значит, Анэ наподобие нашего легата, а вы -- посла?

   -- Только на время похода.

   -- А кто назначил её командиром?

   -- Она была выбрана всеми воинами. Вернее сказать, каждым воином, кто пошёл в поход.

   -- Каждым воином! Удивительно! Персей! Пиши чётче! -- окрикнул Квинтус. -- А кто тогда послал вас в поход?

   -- Это, опять же, личное решение каждой. Правда, молодых на охоту не взяли.

   -- Значит, ваша армия полностью добровольная? Прямо как наша в старые времена?

   -- Верно. Такова давняя традиция Априк...

   Оказавшись среди солдат, Маниус сначала следил за речью легата, затем его внимание переместилось на воинов. Взгляд сам нашёл в толпе трибуна. Тот подозвал юношу к себе.

   -- Скажи, Мани, тебе приходилось самому убивать мыйо? -- спросил Титус. "К чему переспрашивать?" -- удивился охотник. Туллиус едва заметно подмигнул.

   -- Да. Я убил двух тварей моим боцьеном, -- сказал охотник, указав рукой на меч.

   Всадники вокруг оживлённо заговорили.

   -- Слышали, квириты! -- крикнул Аквилиус. -- Мы тоже можем убивать проклятых мыйо!

   Примус саркастически ухмыльнулся.

   -- Расскажи, как ты их умертвил? -- продолжил трибун.

   Изгнанник произнёс несколько кратких реплик, в общих чертах описав сражение. Всадники молча слушали его.

   -- Если заткнуть уши, то сложно будет приказывать, -- сказал трибун, найдя перерыв в речи охотника. -- Тяжёлая будет битва.

   -- А эта Анэ опытный полководец? -- спросил кто-то из солдат.

   -- Она родилась ещё до основания Города, -- ответил Примус.

   -- До Города?

   -- Быть не может.

   -- Брехня! -- заговорили наездники.

   -- Солгала она или нет, но мыйо Анэ убивает играючи, -- продолжил охотник, всё больше хмурясь. -- Будто просто веселиться или тренируется.

   -- Ты думаешь, они остановят стадо? -- продолжил расспросы трибун.

   -- Остановят, -- твёрдо произнёс изгнанник. Разум наполнил об усилившемся звуке шагов за спиной. Маниус обернулся, видя, как пехотинцы приблизились к конным, начиная теснить их.

   -- Извините, мне нужно вернуться к госпоже, -- тихо проговорил отверженный и ускорился. После трёх десятков длинных шагов он догнал Ано.

V

   Украшенные медными узорами дубовые врата Мирнии распахнулись с лёгким скрипом. На увенчанных знамёнами деревянных башнях вострубили легионеры-музыканты. За стены города вышел лысый коренастый старик -- наместник провинции Аппиус Туллиус. За ним -- шествие "лучших" граждан и жрецов. Белые тоги сенаторов и эквитов разбавлялись небольшой группой разноцветных одеяний хранителей веры. Позади "лучших" граждан виднелась огромная толпа выстроившихся солдат. За солдатами прятались граждане победнее. Позади бедняков -- провинциалы.

   -- Вот же он, мой брат Фламиниус! -- воскликнул Квинтус, указывая на мужчину, шедшего чуть позади наместника. -- Вскоре мы сможем всё обсудить.

   -- Светлые новости, -- удовлетворилась априка, рассматривая пурпурную полосу, окаймлявшую полу тоги проконсула.

   Маниус шёл рядом с Ано, стараясь вернуть себе присутствие духа. Наместник продекламировал длинную приветственную речь, поблагодарив априк от лица сената и народа. Затем спутники отправились к вилле. Стоило процессии ступить на широкую главную улицу, как солдаты начали выкрикивать слова приветствия и благодарности, заполнив воздух города непрерывным шумом.

   Маниусу стало неуютно среди огромной толпы; в душу закралось желание сбежать в ближайший лес. Охотник взглянул на старейшую. Ано мило улыбалась жителям и махала рукой. Юноша скукожился, чувствуя на себе взгляды сотен любопытных глаз; рука Лучезарной одобряюще упала на плечо.

   -- Видишь, сколько народу приветствует нас, -- пропело мягкое сопрано. -- Гляди, друже: девушки смотрят на тебя.

   Вслед за пальцем старейшей, взгляд Маниуса нацелился на второй этаж одного из многоквартирных домов. Занавески его окон тут же захлопнулись.

   -- Думаю, они смотрели на вас, -- не согласился охотник, слегка покраснев.

   -- И на тебя тоже, -- не уступила древняя. Звук голоса Ано растворился в новом приветствии легионеров. Примус погрузился в молчание, ожидая конца процессии.

   Хаотичный шум не успевшей разойтись толпы почти не проникал сквозь толстые стены виллы. Украшенный богатой мозаикой пол просторного атриума едва озарялся тусклым светом пречистого бога. Колонны бросали на стены лёгкие тени, закрывая изображения римских воинов, преследовавших и режущих бегущих варваров. Под сводом поставили широкую жаровню, в которой покоились тлеющие угли. Подле неё -- столик с едой и напитками. Вокруг жаровни разметили пять низких стульев: три для представителей республики, два для посланников априк.

   Маниус и Ано оставили вещи и боцьены в вестибюле. Лучезрная прихватила с собой свиток. Острые лезвия продолжали украшать юбку древней. Сенаторы рассматривали оружие априки с нескрываемыми интересом и опаской, затем переглянулись и кивками выбрали оратора.

   -- Мыйо собрались огромной стаей в восточной Аремории, на восточном берегу Хорридуса, -- начал Фламиниус, тяжело вздыхая. Грубое, отмеченное крупным шрамом лицо проконсула не выражало определённых эмоций; низкий голос наполняла усталость. -- Как и говорила Аноко, мы построили сигнальные башни, чтобы сразу узнать о выдвижении тварей.

   Фламиниус потеребил не сбритую щетину.

   -- Всё это известно мне, светлый проконсул, -- заметила Ано. -- Мне неизвестно только точное количество ваших войск.

   -- Четыре легиона и несколько вспомогательных отрядов. Всего двадцать девять тысяч и четыре сотни человек не считая рабов и мобилизованных на работы.

   Лучезарная кивнула.

   -- Я почти достроил второй вал с северной стороны города. На третий не хватает времени... если ваши сёстры не ошиблись.

   -- Они не ошиблись, будьте уверены, -- перебила Ано. -- Что более важно, я могу попросить вас сделать всё в точности так, как здесь написано?

   Закончив говорить, Лучезарная подала проконсулу свиток. Нониус развернул ткань; глаза нобелей забегали по строчкам.

   -- У вас идеальный почерк, -- заметил Квинтус. Лучезарная предпочла не реагировать. Маниус всмотрелся в напряжённые лица знатных людей, затем взглянул на безмятежное лицо старейшей. "Я лишний здесь", -- решил юноша, не зная, куда себя деть.

   Строчка свитка сменяла строчку, и проконсул развернул окончание документа. С каждым предложением лица нобелей всё сильнее краснели. Наконец свиток кончился. Проконусул передал его рабу, сказав:

   -- Сделай копию.

   -- Две, -- добавил Квинтус.

   -- Это немыслимо! -- воскликнул наместник Мирнии, глядя в глаза Априки. -- Даже если и исполнить ваши слова, то получается, что мы самовольно передали вам империум...

   -- Консулы могут и призвать нас к ответу за такое, -- тихо добавил Квинтус. -- Но мой легион исполнит вашу просьбу, не беспокойтесь.

   -- Благодарю вас, уважаемый легат, -- улыбнулась Ано. Проконсул смерил брата строгим взглядом.

   -- Мы никогда раньше не отражали стаи мыйо, -- начал Квинтус в своё оправдание. -- У нас совсем нет опыта даже охоты на них. Как солдаты будут биться с ними?

   -- А как они обычно сражаются? -- парировал Фламиниус.

   -- Когда мыйо засвистят, слушать приказы уже не получится, -- добавил легат.

   -- Я и сам подумал о командах флагами, Квинте, -- отмахнулся проконсул.

   -- А кожу тварей ты тоже научился пробивать? Или излечил своих людей от трусости?

   -- Империум или нет, но написанное здесь -- это условие безопасности ромейских городов, -- мягкое сопрано прозвучало громко и чётко; Маниус почувствовал, как по спине пробежал холодок. -- Мы придём за мыйо несмотря на ваше желание или нежелание сотрудничать с нами. Если вы не выполните мои просьбы, я не смогу гарантировать безопасность ромейских граждан и ваших солдат.

   Ано смолкла.

   -- Мы ещё не видели вашей "помощи", -- не успокоился Туллиус. -- Может вашей "армии" и вовсе не...

   Фламинус положил ладонь на плечо наместника, выразительным взглядом прося замолчать.

   -- Помощь придёт. Я гарантирую это, -- твёрдым тоном уверила Лучезарная. -- Мне думается, здесь больше нечего обсуждать.

   Атриум заполнила тишина. Маниус и наместник непрерывно смотрели на Фламиниуса. Квинтус изучал одеяние Лучезарной.

   -- Я передам ваши слова сенату и исполню вашу... просьбу, -- выдавил из себя Фламиниус и удалился. Квинтус вышел следом.

   -- Если вас прогневали мои слова, то накажите меня, -- угрюмо проговорил Аквилиус. -- Я уже стар: говорю то, что думаю.

   -- Я и не думала гневаться, -- успокоила Лучезарная.

   -- Здесь всё решает сенат, потом проконсул. Дать империум вам -- это немыслимо. Без их разрешения он не может пойти на такое. По крайней мере, официально.

   -- Это мелочи, -- заметила старейшая.

   -- Мыйо ведь пойдут по большим городам, -- продолжил наместник, разминая лоб. Ано кивнула.

   -- Я хотел бы, чтобы вы остановили их у ворот Нонии, иначе они рано или поздно придут сюда. Не знаю известно ли вам это...

   Мгновение старик колебался. Затем взял серебряный стакан и пригубил вина.

   -- Сенаторы уже собрали свои богатства и перевезли на острова. Эквиты, кто мог, тоже сбежали. Кто не забыл о чести, собирается оборонять стену Фабиусов, так что помощи больше не будет... Мои жена и дочери сейчас тоже за морем. Нониусы боятся потерять свои рубины: им проще умереть на стенах Нонии, чем терпеть унижения после бегства...

   Аппиус прервался ради нового глотка.

   -- Я уже стар. Я прожил десять счастливых лет в Мирнии и не хочу никуда уезжать. Если на то воля Юпитера, я умру здесь, на стенах города. Мой младший сын ведь встретил вас в деревне? Я вверяю его и легион Фламиниусу. Выживет ли? То только боги знают, -- старик тяжело вздохнул.

   -- Вы ещё очень молоды, -- сказала Ано и улыбнулась власть имущему. Наместник расхохотался.

 

Металлорукая

I

   Каменистые склоны Столба Салации казались Йоко роднее, чем изменчивые южные пустыни. Изматывающие тренировки, которые раз за разом придумывала Анэ, -- не более чем привычной обязанностью. Тяжёлая туча, от края до края занявшая небо, пригласила на землю сумрак. Редкие капли дождя грозили обратиться ливнем. Темноокая бежала по склону, кидая заряды точно в расчерченные на земле цели. Старейшая следила за ученицей с возвышенности.

   Дева обозревала окрестности, чтобы увидеть следующий ориентир бега, и продолжала искать пометки, пока руки доставали очередные белые шарики. Охотница бросила заряды в цели; тело упало на землю; ладони прикрыли лицо. Раздались мощные хлопки; земля и воздух сотрясались; пробки защитили уши от удара. Йоко вскочила и продолжила бежать, петляя среди камней. Шары падали точно на очередные метки. "Мани, Ано, -- думала дева, представляя одиноких путников среди леса. -- Всё ли хорошо с вами?" Темноокая понимала, что только она может почувствовать мыйо заблаговременно; беспокойство проникало в сознание всякий раз, когда дева вспоминала об этом. "Чего это я? Ано же старейшая", -- успокоила себя априка; руки шарили в кармане юбки, тщетно ища заряды.

   Охотница сама не успела заметить, как цели закончились. Одинокие капли переродились в дождь. "Вся измаралась", -- расстроилась ученица. Йоко вынула пробки из ушей и опустилась на траву. Пресветлая неторопливо прошла маршрут бега, осмотрев неглубокие воронки.

   -- Твой навык можно считать удовлетворительным, дитя, -- сообщила древняя, разглядывая смуглое небо. -- Времени на тренировки всё равно не осталось.

   -- Почему Ано не свяжется с нами? -- спросила Йоко, подняв глаза на наставницу.

   -- У неё сейчас полно других проблем, дитя. Может, хватит докучать мне одним и тем же вопросом? -- раздражённое меццо-сопрано улетело в сторону неба. Туча ответила яркой вспышкой у горизонта.

   -- Корабль прибудет завтра. Иди -- отдыхай, -- добавила Анэ и пошла в сторону складов.

   -- Я помогу тебе со сборами, -- предложила Темноокая.

   -- Ступай в лучистую комнату, дитя. Не покидай её до завтра! -- прикрикнула старейшая. -- С тебя уже довольно инициативы.

   Дождь обратился в ливень; ветер приносил с моря глухие раскаты грома. Охотница накинула плащ и поторопилась домой.

   Частые капли били о прозрачную крышу, стекая в сторону склона крошечными ручейками. Тусклого света Атона едва хватало, чтобы подогреть пол. Йоко лежала, пытаясь представить корабль старших семей, но фантазия непрерывно рисовала человеческую трирему. "Ну не может быть, чтобы дочери Анэ гребли вёслами", -- сказала себе Темноокая. Фантазия тут же нарисовала толпу априк, похожих на Анэ. Старейшая появилась в комнате спустя мгновение. Она опустила небольшой рычаг у входа, и "арену" залили лучи, испущенные десятками светильников.

   -- Сама не могла догадаться включить, дитя? Или ты думаешь, что можно питаться таким тусклым светом? Мы должны полностью насытиться перед охотой, -- закончив наставлять, Пресветлая рухнула подле охотницы. "Сама-то вся на нервах, -- подумала дева, приглашая в душу тревогу. -- Видимо, у них что-то не ладится с охотой".

   -- Насчёт Ано или Маниуса волноваться не стоит, -- продолжила древняя. -- Волнуйся лучше за себя. Ты просто не видела, что такое стадо мыйо, несущихся к тебе. Никакие образы тут не помогут. Тебе нужно подготовиться как можно лучше.

   -- И как после таких слов мне не волноваться? -- осведомилась Йоко.

   -- С Ано будут девять её дочерей, дитя. Они уже наблюдают за мыйо. В крайнем случае они успеют отступить.

   -- Вот как. А сколько будет на корабле?

   -- Четыреста -- пятьсот опытных охотниц, -- сообщила старейшая. -- Вполне достаточно.

   -- Четыреста... -- повторила дева. Анэ уловила в голосе ученицы неосознанный страх.

   -- Не волнуйся так, дитя. -- успокоила древняя. -- Они не обидят тебя.

   -- Я знаю, -- уверила охотница. -- Старейшие никогда так не поступали... Корабль, на котором приплывут твои дети, какой он? Похож на лодку Ано?

   -- Я сама его ни разу не видела, дитя, но на лодку он точно не похож. Хотя бы потому, что он не плавает, а летает.

   -- Летает? -- Йоко удивлённо вскинула брови. -- И может перевести пятьсот априк?

   -- Верно, дитя. А теперь давай молча насытимся. Грядущий день будет тяжёлым, -- договорив, старейшая перевернулась на живот. Темноокая замолчала. Воображение девы продолжило рисовать новые корабли.

II

   Ливень обрушил на землю косую стену тяжёлых капель. Ветви островных рябин прогибались под их ударами, издавая непрерывный громкий гул. Иногда в этот гул врывались близкие раскаты грома; иногда -- треск ветвей, тревожимых мощными порывами.

   Закутавшись в плащ, Йоко двигала ручку рукоката. Сидящая напротив Анэ помогала ей. Дева норовила ускорить движение, но Пресветлая тут же притормаживала, выдерживая ровный неторопливый ритм.

   -- Нет смысла просто стоять там и ждать корабль, дитя. Пусть лучше корабль подождёт нас, -- меццо-сопрано потерялось среди гула.

   -- Но ведь нам нужно спешить, -- не согласилась дева. -- Мыйо могут напасть в любой момент...

   -- Знаю, -- перебила Анэ. -- Но мы и так выехали заранее.

   Темноокая обернулась, кинув пристальный взгляд на гору.

   -- Переживаешь из-за боцьена, дитя? -- спросила древняя. -- Отсюда он никуда не денется.

   -- Мне его ещё возвращать, да и я привыкла носить его с собой, -- поделилась Йоко.

   -- У бронекостюма всё равно другой рисунок, -- напомнила Пресветлая, -- так что забудь.

   -- Я постараюсь, -- угрюмо сказала дева, снова оглянувшись на гору.

   Йоко припомнила день, когда она впервые ступила на стеклянную дорогу. Улыбка посетила юные губы, стоило памяти восстановить удивление Маниуса. Сейчас, разглядывая швы уложенных на кирпичи пир, охотница чувствовала лёгкую ностальгию по дням, прожитым на острове. "Или же это память Ано?" -- подумала дева, осознав своё состояние.

   -- Вот и корабль, -- информировала Анэ, указывая на небо. Темноокая тут же осмотрела тучу, но увидела только серовато-белые клубы.

   -- Где? -- уточнила охотница.

   -- Сейчас появится.

   Туча слегка сменила форму, и из пара начал спускаться блестящий металлический корабль. "Гигант..." -- пронеслось по естеству девы; стук взволнованного сердца отдался в висках. Корабль тем временем медленно приближался к земле, освобождаясь от паровой дымки. Почуяв его приближение, взволнованные птицы вспорхнули ввысь.

   Судно полностью освободилось от пара, и Йоко разглядела лишь пару небольших крыльев, расходящихся в стороны от корпуса. "Что же держит его в воздухе?! Волшебство?" -- задалась вопросом дева, с сомнением глядя в небо. Вскоре облако обнажило десятки тросов и белое дно огромного шара. Охотница облегчённо выдохнула.

   -- Это ваши семьи построили? -- восхитилась Йоко, оборачиваясь к Анэ.

   -- А кому ещё такое по силам, дитя?

   Охотница кивнула и одела суму. Судно медленно маневрировало, нависая над априками. Пространство заполнил гул пропеллеров. Плащи априк начал трепать резкий меняющий направления ветер; в лица били холодные капли. Огонёк на наручи Пресветлой продолжал мигать, и вскоре корабль бросил на лес серую тень, приближаясь к охотницам острым носом. Верёвочная лестница, дополненная прикреплённым к концу стальным блином, спустились на кирпичи, приглашая априк на борт. Спутницы без промедления начали взбираться; лестницу потянуло вверх.

   -- Просто держись! -- крикнула Анэ. -- Лестница сама подымет нас.

   Темноокая вцепилась в ступень и посмотрела вниз. Казалось, остров проваливается в синюю бездну, становясь всё меньше и меньше. "Высоко..." -- подумала Йоко; испуганные глаза изучали удаляющийся лес.

   -- Смотри на корабль! -- звонкий голос старейшей вернул самообладание. Дева подняла голову. Прохладный влажный воздух даже сквозь жилет заставлял тело мёрзнуть. Йоко сжимала ступень, сосредоточенно глядя на приближающийся люк. "Скоро поднимемся: скоро я встречусь со старейшими", -- осознала охотница. Естество заполнил непреодолимый страх; разум погрузился в смятение. Пески времени отсчитали несколько мгновений, и спутницы очутились под кораблём.

   Всё вокруг заволокло паром. Перед газами что-то сверкнуло. Сердце глухо ударило, и это что-то обрело форму металлической руки. Холодная "ладонь" поймала перчатку девы; Йоко одёрнула руку, поддавшись испугу. Спустя мгновение охотница вновь поймала ступень; по охладевшему телу прошла дрожь. Блестящая рука спряталась за туманом, сменившись обычной.

   -- Не бойся, дочка! -- прозвучало мощное бодрое сопрано. Априка вновь схватила руку Темноокой и с силой потянула на себя. Тело Йоко вскоре оказалось на плотном полу.

   -- Ну, теперь никуда не денешься. Сиди, сиди. Отдыхай, -- успокаивала априка, стягивая с гостьи пиру. Среди тумана было невозможно рассмотреть лицо незнакомки. Дева видела лишь глаза, светящиеся, словно изумруды в золотом море, и металлическую руку, будто бы своевольно летавшую среди водных капель.

   -- Ты её до паралича перепугала, дочь моя, -- пристыдила Анэ. -- Йоко и сама бы взобралась. Зачем было встревать?

   -- Я боялась, зацепится пирой. Как ни как, первый раз в облаках, -- оправдалась Анэко.

   -- Аха... -- выдохнула Пресветлая, закрывая люк. Туман тем временем начал рассеиваться, позволив априкам чётко видеть друг-друга. "Анэко, -- прочла Йоко на повязке, -- девятнадцатая дочь Анэ. Так похожа на мать, только рука другая..."

   -- Светлого дня, Анэко, -- поздоровалась Йоко.

   -- Светлого. Хотя над облаками дни всегда светлые, если не считать затмений. Да, и не стоит впредь так одёргивать руки. Мы уже набрали приличную высоту.

   -- Высоту... -- повторила Темноокая, не отрывая взгляда от протеза собеседницы.

   -- Ну, где-то три килоцы (1046м) над уровнем моря, -- пояснила Анэко. Глаза охотницы округлились от удивления.

   -- Нет, нет, цы у нас вот столько, -- априка отмерила между ладонями чуть менее тридцати пяти сантиметров. -- А у Йо до сих пор по старинке мерят?

   Древняя раскинула руки, показывая старую меру. Йоко неуверенно кивнула.

   -- Ну и захолустье у вас там. Ладно хоть полетаешь на корабле... Повезло тебе, дочка. Добро пожаловать.

   -- Спаси вас Атон, -- поблагодарила Йоко, продолжая смотреть на протез. Направление взгляда девы не ушло от внимания Анэко; матовые пальцы сжались и разжались, издав лёгкий звон.

   -- Все зовут меня Металлорукой, потому что я ношу протез из металла. Я руководила конструированием этого красавца. Сейчас за старшего пилота. Это уже мой пятый воздушный корабль. Я нарекла его Облачный след. А ты и правда темноокая. Я-то думала, это такой оборот речи, -- Анэко закончила реплику и подарила деве широкую улыбку. Йоко улыбнулась в ответ, затем поднялась с пола и огляделась.

   Вокруг был вытянутый продуваемый отсек, сделанный из тонкого прочного отливающего алюминиевой белизной сплава. На потолке, словно маленькие солнца, сияли частые светильники. По центру пола покоились расположенные в один ряд люки. Над головой нависали подъёмники. В углу отсека крепился рупор; ниже стояло единственное кресло, оборудованное средствами связи.

   -- Этот отсек служит для высадки небольших групп, -- объяснила Анэко. -- Всего их три: у носа и в хвосте и посередине. Когда открыты люки, здесь постоянный сквозняк.

   -- Идёмте уже в кабину, -- поторопила Анэ.

   -- Действительно, -- согласилась Анэко. -- Остальные тоже хотят увидеть Йоко.

III

   Анэко взялась за ручку и потянула дверь на себя. В первое мгновение Йоко видела только яркий свет Атона, бивший через широкие стеклянные окна, заполнявшие треть потолка и стен отсека. Посередине кабины, перед дверью, располагалась широкая приборная панель. На ней рядами располагались индикаторы, но нельзя было отыскать ни одного рычага или кнопки. За панелью, под стеклянным участком пола, лежала большая карта. Два ярких красных луча медленно двигались чуть-чуть выше неё, создавая в месте пересечения заметное пятно. Полукругом, от стёкл и до самого пола, стояло несколько приборных панелей, за которыми на удобных креслах расположилось с десяток априк. Они хором обернулись и поприветствовали Анэ, затем Йоко. Лица априк выражали спокойствие и дружелюбие. "Одни старейшие", -- поняла охотница, чувствуя стеснение.

   -- Светлого дня вам, Анэко, Аноко, -- неуверенно произнесла дева.

   Главный пилот подошла к пульту и взяла с подставки лишённый пальцев протез. Два быстрых движения -- и он заменил предыдущий. Анэко села на кресло и вставила протез в трубу у подлокотника. Послышалась серия щелчков; индикаторы тут же засветились, выдавая изменения в показаниях.

   -- Уже повернули на Нонию? -- спросила Анэко.

   -- Да.

   Щелчок; напротив индикатора связи загорелся огонёк.

   -- Ветер?

   -- Восточный. Пять -- семь, -- послышался голос из рупора. -- Выше -- до одиннадцати.

   -- Поднимемся на два килоцы.

   Операторы неторопливо нажали на рычаги; корабль склонило немного вверх.

   -- Сядь вон там, дочка, -- сказала Анэко, указывая на пустующее место. -- Нельзя стоять, когда корабль маневрирует.

   -- Сейчас.

   Йоко огляделась: Анэ куда-то ушла. Стеснение усилилось. Осторожными шагами Темноокая добралась до кресла. Старейшая по соседству ещё раз поприветствовала её. Дева посмотрела на приборы. Во взоре отпечатались индикаторы давления.

   -- Это газ в шаре. Это -- четыре вспомогательных баллона. Это -- в главном компрессоре... -- рассказала старейшая, указывая на приборы. -- Видишь? Мы добавляем газ в баллоны, чтобы подняться выше.

   -- Учителя рассказывали о таких кораблях. Лёгкий горячий воздух выталкивается более холодным вокруг.

   -- У Йо делают такие корабли? -- спросила собеседница.

   -- Я видела два маленьких.

   -- О! Удивительно, -- мощное бодрое сопрано заполнило кабину. -- Этот почти такой же, только вместо нагретого воздуха в шар закачан подогретый водород.

   -- Водород!? -- Йоко удивлённо обернулась на Анэко.

   -- Водород, -- подтвердила древняя. -- А что? Есть возражения?

   -- Но это же опасно, -- констатировала дева.

   -- Поэтому шар и закреплён тросами. Всё рассчитано: не переживай.

   -- Но почему именно водород?

   -- Самый лёгкий газ, -- хором сказали несколько старейших.

   -- Гелий и тот в два раза тяжелее: пустая трата объёма, -- добавила Анэко.

   -- Мне говорили, что он взрывается.

   -- Это только если допустить к нему воздух. Наш шарик уже триста двадцать вторую остановку летает, так что не беспокойся. Смешение водорода с воздухом маловероятно.

   -- Маловероятно? -- переспросила Йоко.

   -- Шар, если не считать клапана, спроектирован полностью герметичным. Его форму поддерживает внешний каркас. Здесь, над морем, прошить его сможет разве что осколок от метеорита. Но разве в таком случае не всё равно, водород в шаре или какой-нибудь другой газ? Тем более, все жилые отсеки и кабина находятся на планере, который в случае опасности отстрелится от корабля.

   -- Вот как... -- Йоко немного успокоилась.

   -- Всё надёжно, -- настояла главный пилот.

   -- А что это за красный крестик над картой? -- полюбопытствовала охотница.

   -- Твои догадки? -- спросила Металлорукая. Дева ещё раз взглянула на карту. Пятно парило восточнее очертаний Столба Салации.

   -- Это место, где мы находимся?

   -- Точно, -- подтвердила оператор. -- Тут же видно и нашу высоту.

   -- Правда? Здорово! -- не сдержала восторгов Темноокая. -- А как это работает?

   -- Там стоят гироскопы и другие хитрые изделия: долго объяснять, -- отговорилась Металлорукая. -- Лучше расскажи, как это тебя угораздило наткнуться на Анэ? Зачем ты отправилась охотиться на север?

   -- Да, да.

   -- Расскажи, -- поддержали остальные априки.

   -- Дочери Инэ высадили меня на юге северного материка, на Ромейском полуострове. Но до стены Фабиусов я нашла только старые следы мыйо.

   -- Что за стена? -- спросила одна из операторов. -- Я недавно, остановок девятьсот назад, охотилась там. Не помню никакой стены.

   "Недавно", -- пронеслось в сознании Йоко.

   -- Стена ещё новая, -- ответила охотница.

   -- Ну и чем там заняты люди? -- поддержала беседу Анэко.

   -- Ну, до стены у них огромные пшеничные поля и угодья для выпаса скота. Где-нибудь у дороги стоит один приметный каменный домишко и много деревянных навесов вокруг. Одни люди, одетые в бесформенные шерстяные тоги, важно расхаживают, заставляя работать людей в грязных туниках. Я не подходила близко к таким домам, хотя, когда важные люди замечали меня, то всеми силами пытались пригласить. А в горах домики и поля маленькие, но люди покрепче и, кажется, живут дружнее. За стеной поля тоже меньше. Там видно, что все работают сообща. И там уже можно наткнуться на мыйо. Но лучше всё-таки идти на северо-запад. Чем севернее, тем мыйо больше, но и холоднее, и людей меньше. А ещё севернее, наверное, вообще пустыня... заполненная мыйо...

   -- Вероятно, -- перебила Анэко. -- А ты храбрая, дочка, раз забралась так далеко.

   -- Вовсе нет, -- сконфуженное сопрано поспешило раствориться в воздухе.

   -- А что это за человек, которого ты спасла? -- перевела тему одна из операторов. Йоко глубоко вздохнула и начала рассказ о Маниусе.

IV

   Вечернее солнце в последний раз озарило мир багряными лучами, известив о начале ночи. Серое облачное море обратилось тёмным океаном. Синеву неба сменили звёзды. Яркого Атона -- едва заметный лунный серп.

   В кабину пришла смена, и Йоко вместе с остальными отправилась в комнату отдыха. Быстро преодолев небольшой коридор, спутницы достигли полностью заставленного сиденьями широкого помещения. Похожие на маленькие домики, они окружали тела априк, оставляя видимыми только головы. Изнутри сидений шло непрерывное свечение; за спинками крепились бронекостюмы. "Снова одни старейшие", -- подумала дева, здороваясь с окружающими.

   -- Короткой ночи тебе, Йоко, -- тёплыми голосами приветствовали априки.

   -- Твоё место рядом с моим, дочка, -- информировала Металлорукая. -- Присядь. Хочу побеседовать с тобой.

   Следуя примеру старейших, Темноокая разделась, села поудобнее и захлопнула переднюю дверцу. Тело тут же озарил приятный тёплый свет.

   -- У десницы есть рычажок, он поворачивает кресло, -- объяснила Анэко, повернувшись к охотнице.

   -- Вот он, -- нашла дева. Сиденье неторопливо двинулось в сторону Металлорукой. Дева опустила рычаг; взгляды априк встретились.

   Мир угас, сменившись полной тьмой. Вопреки обыкновению, Йоко не увидела никакого образа, кроме стоящей во весь рост собеседницы. Лик и очертания тела Металлорукой теперь ещё более напоминали Анэ, но юная априка не чувствовала ореола величия, сопровождавшего Пресветлую. Анэко, напротив, казалась простой и открытой, будто была одногодкой Йоко.

   -- Обычная рука! -- не сдержалась охотница, оглядывая Анэко. Собеседница пошевелила десницей, тепло улыбнувшись Темноокой.

   Полную тьму сменила белая комната; рядом со старейшей появилась броня.

   -- Ты ведь не носила такого раньше? -- спросила древняя. -- Давай я поучу тебя здесь, потом потренируешься с настоящей.

   -- Хорошо, -- ответила Йоко; белый мир исказился любопытством девы. Металлорукая быстро показала собеседнице, как и что надевается. Охотница облачилась в бронекостюм, затем сняла его; всё получалось гораздо быстрее, чем предполагали обе.

   -- Быстро схватываешь, дочка, -- похвалила Анэко.

   -- Это память Ано, -- обронила Йоко.

   -- Вот оно как. Повезло тебе. Но схватываешь ты быстро не поэтому.

   Бодрое сопрано заставило Йоко улыбнуться. Белый мир сменился на окружённый лесом луг; Металлорукая мгновенно облачилась в доспех; в каждой руке древней оказалось по боцьену.

   -- Потренируемся, -- предложила Анэко. Охотница кивнула и начала облачаться.

   Сбросив броню, Йоко легла среди луга. Скорость движений древней, отклонявшей любой её удар, не выходила из головы.

   -- Вы читаете мои движения как книгу, -- восхитилась дева.

   -- Это только в образе, -- объяснила Анэко. -- В жизни я посредственный фехтовальщик.

   -- Что-то не верится, -- не согласилась Йоко и вспомнила про протез собеседницы. Мысли юной априки не ушли от внимания древней.

   -- Тебе интересно, как я потеряла руку? -- спросила старейшая.

   -- Извините, -- волнение девы исказило луг.

   -- За что это? -- удивилась Анэко. -- Я обожаю любопытных дочерей. Я и сама такая.

   Луг и лес сменились узором сверкающих пород; воздух стал затхлым. Пещера освещалась огнями нескольких ламп, наполненных очищенной нефтью.

   -- Мы прорыли эту шахту для добычи алмазов и других минералов, -- начала рассказ Анэко. -- Тогда мы ещё не умели получать искусственные, а алмазный порошок был необходим для обработки самых разных материалов... Я думала, что свод безопасен, но просчиталась.

   Вторя словам старейшей, сверху посыпались камни. Йоко опасливо пригнула голову; куски породы прошли сквозь тело.

   -- Я успела укрыться в углублении, но руку завалило.

   Древняя показала собеседнице себя, скованную со всех сторон сверкающей породой. Ещё юная Анэко медленно погружалась в обморок.

   -- Хвала Атону, Ано смогла спасти меня. Но не всю, -- задумчивое сопрано пролетело по пещере, сменив её идеально белым пространством.

   -- Через пару остановок у меня уже был нормальный протез. А ещё через десять я напридумывала всяких разных приспособлений. Так что теперь не знаю, как обходиться без них, -- сказала априка, улыбаясь.

   -- Тяжело, наверное. Все смотрят... -- предположила дева. Пространство наполнилось детскими воспоминаниями.

   -- Ну, это только поначалу. -- бодрое сопрано не позволило Темноокой погрузиться в грусть. -- Потом все привыкают к тебе, а ты -- к тому, что все смотрят. Зато меня сразу узнают: можно ходить и без повязки. Видела бы ты лица сестёр, когда дочери кричали мне "мама" с другого конца улицы, -- Анэко показала Йоко пару весёлых образов. -- Смотри, как завидуют.

   -- И правда.

   -- Так что узнаваемой быть довольно удобно. А в твоём случае, вероятно, и дети будут Темноокими.

   -- Вы думаете?! -- удивилась дева.

   -- Да. У нас Ано главный спец в этом вопросе. Не забудь потом её спросить. Меня больше занимает создание разных механизмов. Показать тебе, как устроен наш корабль?

   -- Да. Конечно!

   Мир исказился от любопытства.

   -- Замечательно, -- удовлетворилась старейшая. Перед газами собеседниц появилось висящее на тросах судно размером с рост априки.

   -- Как видишь, шар спроектирован полностью автономным. Его моторы только управляются с корабля. Это сделано, чтобы можно было легко заменить корабль, если возникнет такая потребность, -- начала Анэко. -- Раньше этот шар поднимал грузовой корабль, который возил земляную кровь. Этот корабль предназначен для перевоза пассажиров и массивных твёрдых грузов. Мы двигаем его электромоторами и турбинами. Топливом является водород. Обычно, его получают из подземного газа, хотя можно и из воды...

   -- Это в месторождениях южнее Большого хребта?

   -- Нет. Это в тех, что у моря. Там сразу построили завод. Уже оттуда газ развозят по всей Благой земле. Водород горит и создаёт воду, что приятно, но проказник любит смешиваться с металлами и проникать в любые дырочки. Из-за этого было трудно сделать надёжный шар...

   Анэко продолжала говорить, то "раздевая" шар послойно, то располовинивая работающую турбину, то увеличивая материалы, показывая их глубокую, недоступную глазу структуру, то удаляя корабль от себя и помещая его в ураганные ветры. Йоко, как могла, старалась понять слова и образы, обрушенные старейшей на юное сознание. Дева полностью забылась, оставив на потом все свои страхи и переживания.

 

Северная твердыня

I

   Атон неспешно подымался по небосводу, озарив Мирнию яркими летними лучами. Плотные тучи, ещё вчера закрывавшие небо, обратились лёгкими редкими облаками. Возбуждённые толпы горожан сновали с места на место, выслушивая новости и сплетни. Громкий топот сандалий возвещал о перемещениях солдат. Жрецы собрались в доме наместника, прося разрешения начать обряды. Толпы слуг и рабов заканчивали приготовления к жертвоприношениям. И только ветер, как и прежде, гулял между домов, да воробьи беззаботно чирикали, перелетая с ветки на ветку.

   Вскоре, повинуясь крикам глашатаев, человеческий хаос медленно оборотился несколькими плотными группами. Граждане обступили площадь и улицы, оставив проход для длинной процессии. Голос десятков флейт возвестил о начале жертвоприношения.

   Процессия двинулась от главных ворот и неторопливо приближалась к храмам. Во главе её, сопровождаемые толпой жрецов, шли самые видные жители города. Позади них слуги тянули целое стадо разных животных. Первыми плелись природной белой масти, либо выбеленные волы -- дар царю богов Юпитеру. За ними вереницей тянулись волы разных мастей, запряжённые телегами. Многие везли разных птиц, свиней, коз и других водящихся в Мирнии животных. На некоторых стояли фигурки диковинных львов, антилоп, гиен и даже мыйо. То были жертвы многим и многим богам. Жертвы, приносимые дабы умилостивить их. Позади нагруженных телег шагали просто одетые окружённые несколькими помощниками граждане -- главы местных семейств. Каждый взял с собой по нескольку животных "своим" богам и вылепленные либо связанные фигурки для остальных.

   Так река человеческих и животных тел достигла храмов. На главном из них, сверяясь с древними книгами, жрецы тихо произносили молитву. Пропретор и другие власть имущие уже громко, во всеуслышание, повторяли её, за ними, стараясь не путать слова, молитву подхватывала толпа.

   Вот один юный патриций ошибся звуком, и церемонию прервали, решив начать всё сначала. Мужчина поймал на себе сотни недоброжелательных взглядов и поспешил скрыться за спинами родственников. Жрецы вновь принялись шептать, а пропретор -- громко, напевно повторять слова.

   Когда молитва стихла, на алтарь завели животных. Жрецы ещё раз показали, как надо резать волов, и власть имущие со слугами точно повторили ритуал, окропив алтари ручьями крови. Жрецы осмотрели внутренности животных, ища в них знаки богов. Посовещавшись, они громко возвестили о добрых знаках. По толпе прошёл радостный гул. Люди обнимались и поздравляли друг друга, будто опасность уже прошла мимо их домов. Органы и кишки животных положили на жертвенные огни. Мясо же оставили себе, чтобы всем вместе насытиться после обрядов...

II

   Среди городской суеты только две фигуры недвижимо лежали на крыше. Ано наслаждалась ярким солнцем, сбросив верхнюю одежду. Маниус тоже разделся, накинув лишь плащ. Он радовался освежающему ветерку, рассматривая процессию. Временами юноша проваливался в приятную дремоту, прерываемую резким криком либо истошным стоном умерщвляемых зверей.

   С крыши виллы пропретора были видны далеко не все храмы. Но даже отсюда перед взглядом юноши предстало множество интересных сцен. От мелких стычек из-за места в очереди до серьёзных препираний целых толп горожан. Примус смотрел на тёмные клубы дыма, шедшие от алтарей и священных мест; вдыхал вкусный запах обгорелого мяса; ловил глазами контуры птичьих полётов, пытаясь, подобно жрецам-авгурам, прозреть в них будущее. Всматривался он и в силуэты людей, чьи спины сгибались перед храмами, отдавая богам дань уважения. Охотник глядел на священнодействие, но душу его, как часто бывало раньше, не тронул даже лёгкий трепет. Со стороны обряды казались огромной смешной глупостью, в которую почему-то все верят. Маниус повернул голову к Ано. Старейшая продолжала лежать, прикрыв глаза под тяжёлыми веками. "Не буду мешать", -- решил изгнанник, тяжело вздохнув.

   -- Что-то не так, друже? -- оживилась старейшая.

   -- Боги, кажется, хорошо приняли жертвы, -- ответил юноша.

   -- Светлые новости, -- пропела древняя. -- И нам никто не помешал.

   -- Я могу спросить...

   -- Конечно, друже. Что тебя тревожит?

   -- А все эти жертвы, они правда доходят до богов? Когда получат жертву, боги правда помогают нам? Я не видел, чтобы вы приносили жертвы Атону...

   Ано отрицательно покачала головой.

   -- Насколько я могу судить, боги не помогают людям, -- сказала Лучезарная. Маниус резко привстал, сжав пальцы в кулаки.

   -- Я так и знал! -- воскликнул Примус. -- Так и знал! Сколько волов зря извели! И свиней! И цыплят!

   Охотник проревел что-то нечленораздельное и взялся руками за голову.

   -- Люди приносят в жертву животных или просто фигурки, но хотят получить взамен что-то намного, намного большее. Ты не находишь это странным, друже? -- осведомилась Ано, разглядывая очертания храмов. -- Это всё равно что купить доброго вола за медный асс. Это же грабёж, обман.

   -- Значит, вы не приносите жертвы Атону?

   -- Никогда. День за днём Атон даёт жизнь каждому существу на земле. Разве можем мы предложить ему что-то, хотя бы немного заметное на фоне его огромной силы? Для него все мы кажемся одинаковыми, неотличимыми крохами. Лишь слабым отражением его бескрайнего могущества. Потому мы можем надеяться лишь на ту частичку его силы, что досталась нам. Это и есть то, что уже подарил нам Пречистый бог.

   -- Лишь на свои силы, -- повторил юноша, сжав кулаки ещё крепче. -- Но зачем тогда всё это?

   -- Думаю, так люди успокаивают себя. Заражают себя слепой верой, что боги благотворят им.

   -- Вот оно как...

   У Маниуса осталось много вопросов к Лучезарной, но априка закрыла глаза. "Вы правы: нужно отдыхать", -- подумал ромей. Тело юноши развалилось на крыше.

III

   Обряды и празднества закончились ближе к полуночи. Многолюдный город утих перед рассветом. С вечера до самого утра небо оставалось чистым, подмигивая смотрящему яркими бликами далёких звёзд. Но стоило первому лучику показаться на востоке, как западный горизонт заволокли тяжёлые мерцавшие яркими вспышками тучи.

   Легионы собрались на поле за стенами и оговорённым порядком двинулись на север. Вереница из центурий заполнила всю ширину дороги, так что редким встречным повозкам приходилось сворачивать на обочину и терпеливо ждать, пока последние воины пройдут мимо.

   Маниус и Ано не стали сопровождать солдат. Попрощавшись с военачальниками, они скрылись в глубине Свистящего леса. Оказавшись среди высоких сосен, Примус успокоился и расправил плечи. Отдохнувшие ноги бодро вышагивали по земле. Уставшие от человеческих лиц глаза искали усладу среди клочьев шелушащейся сосновой коры. "Как спокойно..." -- радовалось всё естество ромея.

   -- Как спокойно, -- поспешил повторить неторопливый баритон.

   -- Прекрасное наблюдение, друже. С тех пор, как мыйо ушли, лес будто переменился, -- пропела Лучезарная. Априка продолжила вести ромея, переступая через волнистые грибные шляпки.

   -- Мыйо ушли... -- повторил изгнанник. -- Вот почему так спокойно?

   -- Да. Всё живое дышит свободнее. Может статься, и тебе полегчало?

   -- Наверное. Я устал за эти дни.

   -- Естественно. Ты же прошёл с десяток миллиариев.

   -- Да. Но больше я устал разговаривать со всеми этими нобелями. Я привык быть с Вами, Йоко или Анэ, -- невольно признался юноша. -- Всё-таки Эксулу нет места среди граждан.

   -- Время покажет, -- не согласилась древняя. -- Думаю, сенаторы вновь сделают тебя гражданином.

   -- Разве такое возможно? -- усомнился охотник.

   -- Почему нет?

   -- Они же нарушат священный закон! -- сухой баритон окрасился негодованием.

   -- Всё, что написано человеком, человек может переписать, -- заметила Лучезарная. Примус нахмурил брови.

   -- А у априк есть законы? -- полюбопытствовал Маниус.

   -- Нет. До сих пор в них не было нужды.

   -- А как вы тогда решаете споры? -- удивился изгнанник.

   -- Для этого есть старейшие.

   -- А если спор между старейшими?

   -- Тогда они спрашивают совета у уважаемых родичей или матерей семейства.

   -- А если спор между матерями семейств?

   -- А если спор между матерями семейств... -- ласковый тон Ано переменился на пугающий. -- То законы тут не помогут.

   Древняя строго сдвинула брови, поддавшись воспоминаниям из далёкого прошлого. Юноша смолк, не решаясь расспрашивать дальше. Сосны вокруг немного поредели.

   Лучезарная остановилась и огляделась вокруг. Глаза нашли на ровной подстилке небольшую кочку. Априка стряхнула с неё сухие иголки, обнажив серый булыжник. Стоявший позади охотник разглядел на камне несколько неясных явно нацарапанных чёрточек.

   -- Ещё далеко, -- выдохнула древняя.

   -- Этот камень вы положили? -- спросил ромей.

   -- Нет. Его положили племена, жившие тут давным-давно. Видишь, сосны здесь растут реже, чем по сторонам. В старые времена здесь проходила дорога. Нония тоже стоит на руинах их города.

   Примус осмотрел лес, подтвердив слова априки. Ано пошла вперёд.

   -- А что случилось с этим народом? -- спросил ромей, когда поравнялся со старейшей.

   -- Их съели мыйо во время жора, -- информировала Лучезарная. Сердце Маниуса замерло; ноги едва не споткнулись.

   -- Но сейчас... сейчас вы сможете остановить мыйо? -- выдавил из себя изгнанник.

   -- Что ты, друже. Конечно, сможем, -- мягкое сопрано успокоило охотника. -- А всё благодаря Йоко и тебе.

   Априка снова остановилась и всмотрелась в темнеющее небо. В редких незакрытых кронами участках невозможно было разглядеть ни одной звезды.

   -- Ночь не будет лунной, -- констатировала Ано. -- Придётся остановиться.

   Сосны поредели, будучи не в силах найти место на крутом, лишённом стойкой почвы склоне. Мощные вековые корни расщепляли скалы, оставляя на них широкие трещины. В низине росла высокая, местами засохшая трава.

   Маниус аккуратно спускался вниз, держась ладонями о камни. Ано внимательно наблюдала за ним, готовая подстраховать неопытного спутника. Время от времени Примус видел на земле отпечатки звериных лап; иногда попадались глубокие следы когтей мыйо.

   -- Это последний склон, -- подбодрила Лучезарная. -- Вскоре ты увидишь Нонию.

   -- Было бы неплохо, -- ответил ромей. -- Надеюсь, мыйо не появятся.

   -- Волноваться не о чем, друже. Мыйо сейчас на севере, немного выше устья Хорридуса.

   -- Откуда вы знаете?

   -- Так говорят мои дочери.

   Маниус припомнил разговоры древней через странное устройство и замолк. О большем спрашивать не хотелось.

   Склон становился пологим. Почва под ногами -- более плотной. Зрелые деревья начинали соседствовать с густыми зарослями молодняка, внутри которого иногда попадались остатки древних домов, натоптанных троп и насыпей. Напоминая о недавнем дожде, в воздухе стояла влага.

   Юноша боязливо озирался, боясь тревожить духов вымершего края. Ано чаще смотрела на небо, лицезря плывущего Атона. Огоньки на наручи априки отметили полдень, и путники вышли на рубиновую магистраль. Примус взглянул на серые кирпичи и облегчённо выдохнул. Ноги широким шагом понесли его к северной твердыне. По обеим сторонам дороги рос густой лес, бросавший на кирпичи слабую тень. По небосводу всё ещё бродили мелкие тучки, но дождь не спешил возвращаться.

   -- За поворотом будет видна Нония, -- нарушила молчание Лучезарная.

   -- Наконец-то, -- обрадовался изгнанник.

   Старейшая огляделась по сторонам, затем подошла к лужицам у обочины.

   -- Мы перепачкались, пока спускались, -- сказала априка, опередив вопрос Маниуса.

   Ромей быстро оглядел себя. К плащу налипла куча влажных мёртвых листочков. Охотник сбросил пиру, затем снял плащ, готовясь очистить его. В деснице спутницы уже лежала широкая щётка. Древняя быстро сметала с доспеха лишнюю грязь. "Точно! У меня тоже есть щётки", -- вспомнил юноша; тело наклонилось к суме...

   Примус водил щёткой по луже, убирая со щетины последнюю грязь. Глаза любовались матовым блеском белых сапог. Лучезарная терпеливо дожидалась юношу.

   -- Теперь не стыдно показаться на глаза дочерям, -- сказала древняя, когда охотник убрал щётку в пиру.

   -- Да... -- ответил изгнанник. Путники отправились к Нонии.

   -- Я не слышу марша. Легионы нас опередили? -- удивился ромей.

   -- Думаю, наоборот. Мы ведь шли быстро и напрямую.

   -- Наверное, -- пожал плечами Маниус. -- А сколько мы срезали?

   Старейшая задумалась.

   -- Чуть меньше пяти тысяч пассов.

   -- Пять тысяч пассов, -- задумчиво повторил изгнанник. -- Немало.

   -- Ты успел отдохнуть от разговоров с нобелями, друже? -- обеспокоилась априка. -- Скоро нам снова придётся беседовать с ними.

   -- Да, -- уверил Примус. -- Я буду там же, где и Вы.

IV

   Возвышаясь над холмистой долиной, словно выросшая из передвинутой богами скалы, у неустанно журчащей реки стояла великая северная твердыня Нония. Во всей провинции больше не было ни одного города, кроме пепелищ, оставленных ромейскими легионами, да покинутых после буйства чумы мёртвых селений. В крепостях, построенных у рудников, самовольно никто не селился.

   Высокие каменные стены вырастали из скалы, будто передвинутой сюда могущественными богами. За стенами стояли хранилища для провизии, оружия и добываемых на севере богатств; располагались общественные здания, храм Марсу-завователю и казармы местных элитных когорт. Остальной город довольствовался невысоким усиленным деревянным ограждением валом да постоянным присутствием солдат, неустанно следивших за порядком.

   От Нонии, словно щупальца моллюска, расходились натоптанные дороги, ведущие к богатым металлами либо камнями шахтам. И лишь одна каменная магистраль вела на юг -- к столице республики. Огромные богатства перевозились по ней в летние и осенние месяцы. Вереницы купцов ездили на север, в надежде обогатиться на желаниях легионеров. Так было до появления орд мыйо около устья Хорридуса.

   Торговая площадь ныне опустела. Богатые дельцы бросили дома и сбежали на юг. Остальные неустанно трудились, укрепляя защиту города.

   Таким серым и угнетённым местом встретила Нония одетых в белое спутников. Таким серым и угнетённым местом твердыня собиралась сдержать подступавших тварей.

   Путники услышали конский топот уже около ворот города. Обернувшись, они увидели легата Нониуса, окружённого охраной. Стражники поторопились открыть ворота, и Ано с Маниусом вошли в город, сопровождаемые конным отрядом. Вместо огромной толпы гостей встретил начальник стражи. Вместо гула людских голосов до ушей доносились короткие удары инструментов да скрип колёс. Улицы города казались пустынными. Деревянные дома -- заброшенными.

   -- Легионы идут за мной. Скоро будут здесь, -- сообщил легат после приветствий.

   -- А где сейчас проконсул? -- поинтересовалась Ано.

   -- Брат, наверное, у себя. Руководит работами, -- предположил Квинтус, жестом отпуская охрану. -- Думаю, ров уже закончили. Сейчас укрепляют вал.

   -- Дай то Атон, -- поддержала беседу априка. -- Я смогу осмотреть работы со стены?

   -- Разумеется. Никто не посмеет препятствовать вам. В городе мало мест, достойных ваших глаз. Однако я сумел-таки уговорить брата построить для меня небольшую библиотеку. Я храню там переписанные греческие сочинения, предания достойных предков и даже плиты с варварскими письменами, которые хранились на этом месте до возведения Нонии. Если желаете, можете заглянуть в неё.

   -- Если позволит время, я непременно загляну, уважаемый легат, -- обнадёжила Лучезарная.

   -- В центре крепости есть прекрасный храм в честь Марса. Солдаты будут рады, если вы...

   Легат прервался, глядя на Маниуса. Тот потерял равновесие, удержавшись только благодаря Ано.

   -- Что с тобой, друже? -- спросила древняя.

   -- Мыйо... Почувствовал, будто ошпарило... -- постарался объяснить ромей; ноги юноши снова нашли опору.

   -- Поспешим, -- сказала Лучезарная. -- Нужно связаться с родичами.

   Путники направились к стене.

   Ано закончила разговор и убрала средство связи. С высоты открывался прекрасный вид на долину, окружённую дряхлыми приземистыми горами. Взгляд изгнанника неторопливо гладил злаковые и льняные поля, широкие и узкие дороги, крыши близких и далёких домов, крошечные силуэты людей, волов и лошадей. Но самое интересное творилось около стены.

   На двадцать пассов дальше фундамента крепости, у подножья скалистого холма, тысячи людей, влекомые единой волей, горсть за горстью насыпали высокий вал. Вереница из телег, гружёных землёй, подходила к насыпи; пустые телеги возвращались к землекопам. Перемешанную с глиной землю брали из почти дорытого за будущим валом рва да холмов поблизости.

   В удалении от рабочих, на большом поле, тренировались солдаты. Целый легион разбивался на группы, учась читать команды со флажков разного цвета и формы. Центурионы также общались с легионерами выразительными жестами, тяготясь невозможностью вставить крепкое слово.

   Не меньший интерес представляли кузни, где по совету Ано непрерывно ковались тяжёлые пилумы. Оттуда доносились мерный перестук молотов и редкие громкие крики мастеров. Десятки смертоносных копий бегом укладывались в телеги и отправлялись по центуриям или в склады.

   Маниус, живо представлявший происходящее у горнов, сердцем порывался присоединиться к кузнецам, но чувство преданности не позволяло ему даже в мыслях покинуть Лучезарную. Отверженный отвёл взгляд от ремесленников, вглядевшись в северные облака, частыми перьями заволокшие небо. Там, за непроглядной небесной далью, он почувствовал направленную против него волю. Примус погрузился в беспокойство. Ему стало казаться, будто мыйо вот-вот появятся в долине. Но горизонт оставался чистым, а северное небо -- спокойным.

   -- Мы встанем на той башне, -- объяснила Ано, кивая налево. Подчиняясь форме холма, стены здесь углом примыкали к башне.

   -- Мыйо пойдут прямо на нас, и солдаты смогут забросать их пилумами со стен, -- продолжила древняя. -- В случае опасности перейдём на соседнюю башню.

   -- Кажется, работы уже заканчивают, -- спокойным тоном сказал ромей. -- Да и стены выше, чем я думал.

   -- Высота сама по себе мыйо не остановит, -- заметила Лучезарная. -- Но помощь должна скоро прибыть. А с ними и Анэ с Йоко.

   -- Это здорово, -- просиял Маниус.

   -- Прекрасные слова, друже, -- древняя ещё раз осмотрела строительные работы, затем скосила глаза на канаты, привязанные к бойницам через одну.

   -- Похоже, мне не придётся вмешиваться в приготовления проконсула. Он делает всё точь-в-точь, как я написала в свитке.

   -- Вы заглянете в библиотеку? -- напомнил Примус.

   -- Пожалуй, так и сделаем, друже. Идём.

   Ано отправилась в сторону лестницы. "Если она хочет читать наши свитки, значит, всё и впрямь хорошо", -- решил изгнанник, улыбаясь затылку старейшей. Беспокойство на миг отступило от юноши.

V

   Старейшая склонилась над свитками, бегло проглядывая один за другим. Рабы греческой наружности неторопливо подносили всё новые и новые папирусы, стараясь расположить их в ведомой только им последовательности. Древняя сидела за небольшим столом. Стены комнаты были заставлены полками. Над потолком висело несколько масляных ламп, бивших на стол ярким жёлтым светом. Маниус стоял неподалёку, пытаясь уловить смысл в нагромождении непонятных букв, но вместо понимания приобретал лишь усиливающуюся головную боль. "И как она только разбирает эти каракули?" -- дивился ромей, глядя на быстрый бег тысячелетних глаз.

   -- Думаю, мы перескочили через один свиток, -- сказала Ано, когда ей заменили папирус.

   -- Он был утерян на полпути сюда, -- извинился раб. -- Господин Квинтус нечаянно сжёг его вместе со старыми письмами.

   Лучезарная не ответила, только взяла новый свиток.

   -- Здесь учат знатных детей? -- тихо спросил изгнанник.

   -- И знатных и незнатных. Господин Квинтус открыл школу для всех желающих. Он содержит её за личный счёт, -- ответил раб. "Для всех? Сколько же Нониусы имеют с рубиновых шахт?" -- спросил себя юноша, ухмыльнувшись.

   -- Господин Квинтус очень сведущ в философии и риторике, -- заметил раб, обеляя своего хозяина.

   -- Для ромея, -- добавил его престарелый помощник.

   -- Ты на что намекаешь, носатое чучело? -- взорвался Примус и тут же одёрнул себя, покосившись на Ано. Глаза старейшей продолжали бегать по свиткам, только краешки губ слегка сдвинулись, выразив неудовольствие.

   -- Простите меня, -- извинился юноша.

   -- Когда Атон взойдёт. Тебе следует когда-нибудь обучиться эллинскому... -- задумчивое сопрано поспешило раствориться в воздухе. Древняя отставила папирус и собиралась взять в руки следующий, но голова Ано резко обернулась ко входу. Повторив её движение, Маниус услышал быстрые шаги. Дверь отворилась; в проёме показался белый силуэт. "Йоко!" -- обрадовался Примус, но, приглядевшись, понял, что эта априка незнакома ему. Вслед за ней вошли ещё две.

   -- Светлого дня вам, любимые дочери, -- на априкском поздоровалась Ано.

   -- Светлого дня... -- начал Маниус.

   -- Аноко, -- подсказала Лучезарная. -- У всех одно имя.

   -- Аноко, -- закончил охотник, слегка склонив голову.

   -- Светлого дня, мама -- ответили априки на родном языке, затем поприветствовали людей.

   -- Сколько времени осталось? -- спросила Лучезарная. Стоявшая дальше всех дочь показала матери наручь. Второй ряд огоньков на ней медленно шёл назад.

   -- Вы связались с кораблём?

   -- Ты нас опередила. Но как ты узнала?

   -- Мой спутник предупредил меня.

   Мгновение старейшие смотрели на Маниуса.

   -- Друже, мыйо будут здесь завтра на рассвете. Ты не мог бы предупредить проконсула? -- сказала Ано по-ромейски.

   -- Сейчас, -- кивнул Маниус и сорвался с места.

   -- А всё-таки мыйо оказалось больше, чем мы ожидали. Наше понимание об их расселении почему-то ошибочно. Но что мы не учли? Я не понимаю, -- сквозь зубы процедила Аноко.

   -- Это лишь значит, что на севере есть что-то, о чём мы ещё не знаем, -- мягкое сопрано слегка окрасилось возбуждением. -- Но сейчас нам лучше подготовится к жору.

   -- Наш корабль недалеко. Мы сможем эвакуироваться в любой момент.

   -- Светлые новости, но этого не потребуется.

 

Глава седьмая. Ярость хаоса

 

Чёрная река

   I

   Край горизонта, освещённый тусклым утренним светом, расплывался в неясное серое марево. Прикрытый редкими облаками синий небосвод нависал над невысокими горами. Разгоревшиеся костры неустанно пылали на башнях, озаряя доспехи ютящихся на стенах легионеров. Влажный воздух пронизывало напряжение.

   Маниус стоял у бойницы, чувствуя жар костра за спиной. Уши не улавливали ни звука, кроме треска перегорающих сосновых дров и мерного ворчания горящих углей. В душе изгнанника неумолимо нарастало беспокойство; глаза непрерывно изучали горизонт, силясь рассмотреть наступающих врагов. Ромей почувствовал резкий поток студёного ветра; дрожь пробежала по юному телу. На плечо упала рука Ано. Отверженный взглянул на полное безмятежности тысячелетнее лицо.

   -- Коснись камня, друже, -- пропела Лучезарная обыденным мягким голосом. Примус положил пальцы на бойницу, ощутив лёгкую вибрацию.

   -- Это стадо мыйо несётся сюда, -- объяснила древняя. -- Скоро мы их услышим.

   Дочери Ано не шелохнулись, продолжая рассматривать северный край неба. Всего на башне стояло девять априк.

   -- Уже скоро, -- процедил сквозь зубы охотник. "Наконец-то! Надоело!" -- постучалась в сознание непрошенная мысль. Огоньки на наручах старейших продолжали мигать, и в неясном сером мареве появился лёгкий тёмный налёт. Этот налёт густел, заставляя часть горизонта темнеть. Вскоре из чёрной области вырос отросток, будто голова змеи, спускающийся в долину. "Змея" всё вытягивалась и ширилась, огибая скалистые холмы, словно русло полноводной реки. Птицы вспорхнули с насиженных гнёзд, уносясь подальше от города. Даже крысы покидали обжитые амбары, ища спасения в широких полях.

   До ушей солдат дошёл неприятный гул; тела уже были не в силах игнорировать вибрацию. Разговоры стихли, и сотни человеческих глаз с плохо скрываемым страхом наблюдали за неудержимым разливом "реки" звериных тел. За разливом "реки", наполнявшей холмы непроглядной чёрной тьмой.

   -- Обычно они больше разбредаются, -- обронила одна из дочерей, обратившись ко всем остальным.

   -- Как ни посмотри, сейчас абсолютно нетипичный случай, -- согласилась другая. Тысячелетние глаза априк созерцали бегущих тварей, поблёскивая лёгким любопытством; лишь одна, вооружившись подзорной трубой, непрерывно изучала небо.

   Маниус неподвижно стоял, ошарашено глядя перед собой. Картина рвущихся к нему монстров не доходила до разума, уже сокрушённого другими органами чувств. Изгнанник будто ощущал стремление мыйо сожрать его, и каждая мельчайшая частичка юного тела приходила в ужас от осознания количества врагов. Рука Ано сдавила плечо отверженного.

   -- Скоро начнётся, друже. Поправь пробки, -- отозвалось в голове изгнанника. Пальцы рефлекторно потянулись к ушам.

II

   Мыйо налетели на вал, не утруждая себя попытками обогнуть препятствие. Тела монстров жались друг к другу; задние толкали вперёд передних. Так первый вал был перескочен, окропившись кровью нескольких затоптанных тварей. Мыйо побежали по улицам, огибая дома; воздух непрерывно сжимался от переливов высокого звука. Защитники слышали раскаты свиста даже сквозь заткнутые уши; души воинов наполнялись ужасом.

   Первые из монстров достигли второго вала; центурионы подняли флаги, разрешая метать. Выстроенные цепью солдаты передавали пилумы на стены. Легионеры умело метали их вниз, целя в замешкавшихся у рва монстров. Острые наконечники копий достигали звериных тел, застревая в широких спинах, но мыйо продолжали наседать, заполняя ров ранеными тушами. Город всё наполнялся и наполнялся монстрами; всякая улица, всякое свободное место уже было занято зверьми, но поток тварей не думал иссякать.

   Маниус ощутил дрожь в ногах и с ужасом взглянул в глаза Ано. На лице древней не было и следа беспокойства. Лучезарная слегка наклонилась к нему; губы древней сложились в улыбку. "Всё будет хорошо", -- прочитал ромей в золотистых очах, но страх не отступил. Охладевшие руки коснулись бойницы, ощутив непроходящую вибрацию. "Не сбежать..." -- мысленно смерился отмеченный, приклонив голову.

   -- Не сбежать, -- вслух повторил отверженный и опустил руки. И тут душа окрасилась юркой вспышкой; перед глазами возник образ спасительницы. "Мани!" -- звонкое сопрано застыло в юных ушах.

   -- Йоко!? -- крикнул изгнанник и посмотрел по сторонам. Подле него стояли всё те же старейшие и незнакомые солдаты. "Йоко", -- шёпотом повторил Маниус; пальцы юноши сложились в кулаки. Он облегчённо выдохнул, начав бороться со страхом.

   Мыйо подошли к стене, ища способ уцепиться за неё, но их тяжёлые тела не могли взобраться и на пасс. Дочери Ано достали зелёные шарики; умелые руки метнули их во врагов. Под стенами и у рва начали появляться облака зелёного газа. Попав в них, мыйо замедлялись либо вовсе падали. Твари позади безжалостно затаптывали их, чтобы самим быть затоптанными следующей "волной". Так, падая под градом пилумов и травясь зелёным газом, монстры продолжали наседать. Каждая тварь стремилась достигнуть единственной башни: стремилась добраться до отмеченного человека. И несмотря ни на какие жертвы, звери продолжали лезть вверх по груде тел собственных сородичей. Груде, постепенно обращавшейся в живую насыпь. Пилумы легионеров настигали новых тварей, но чёрной реке не было конца. Даже зелёный газ не мог сдерживать их вечно. Мыйо вязли в телах друг друга, иногда утопая в серой груде, но то один, то другой пробирались всё ближе к стене. Медленно, но неумолимо "насыпь" росла, достигая вершины башни.

   Дрожащей рукой Примус потянулся к боцьену. Рука Ано на мгновение сжала плечо юноши, удерживая от необдуманных поступков. Старейшая подала изгнаннику маску. Маниус не раздумывая надел её. Глаза Лучезарной покосились на дочь с подзорной трубой. Та продолжала неподвижно разглядывать небо.

   -- Опаздываете, -- еле слышно произнесла древняя и повела охотника по стене. Отмеченный встречал полные отчаянья взгляды уступавших путь легионеров. "Где же подмога?! Где же ваше чудо?!" -- читал он на каждом лице, неизменно опуская глаза. Маниус сжимал кулаки, борясь со страхом и стыдом. Притягиваемые неясным магнетизмом мыйо устремились под стену точно напротив него.

   -- Эта стена не бесконечная, -- выдохнула Ано, наблюдая, как монстры возводят новую "насыпь". Взгляд старейшей опустился на наручь.

III

   Солнечный диск показался на востоке и тут же скрылся за тяжёлым облаком. Северная стена Нонии подпиралась огромной насыпью из полуживых животных. Мыйо теперь лезли на восточную башню, напирая со всех сторон. Исчерпав зелёные шарики, дочери Ано накинули шлемы и сняли со спин боцьены. Вскоре "насыпь" достигла бойницы; из зелёного облака появлялись твари. С трудом ковыляя по телам сородичей, они достигали старейших, чтобы тут же погибнуть от точного удара. Дочери Ано, поддерживаемые градом пилумов, продолжали сдерживать зверей.

   "Насыпь" выросла выше башни. Но мыйо всё прибывали, будто появлялись из рога изобилия. Априки продолжали работать мечами, но число медленно гнуло силу; запас пилумов начал иссякать. Ано ещё раз посмотрела на небо.

   -- Опаздываете... -- сорвалось с тысячелетних губ, и Лучезарная подняла широкий флаг. Она водрузила его на подготовленное место, взяла за руку Маниуса и отступила к канатам. Вскоре спутники уже стояли на улице за стеной. Через несколько секунд к ним присоединились дочери. Последними стену медленно покидали легионеры.

   Примус не сводил глаз с оставленной башни. Тварь за тварью, мыйо собрались на ней, нацелив на него чёрные глаза. Вскоре хищники облепили и стену, разрываясь между двумя инстинктами. Новые монстры отталкивали их к самому краю; зверям стало не за что цепляться. Один за другим, они начали срываться, разбиваясь о каменную мостовую.

   Априки обступили Маниуса. Ано позволила ему снять боцьен; меч Лучезарной продолжал висеть за спиной. "Неужели мы встретим смерть здесь?" -- спросил себя Примус; в душе отверженного что-то перевернулось. "Жить!" -- приказал себе юноша, и мир вокруг снова посветлел. Охотник отчётливо увидел, как "чёрная река" начала переваливать через стену. Удачно упавшие мыйо вставали; глаза монстров неизменно нацеливались на него. Легионеры ощетинились копьями и выставили щиты. Осколки гордости в купе с безысходностью не позволяли отступать. Ближайшие мыйо прыгали на отмеченного, но Маниус успевал уклоняться и бить по тяжёлым телам. В унисон с его неточным ударом всегда следовал точный одной из старейших. "Жить!!" -- кричало естество юноши, когда он в очередной раз уклонялся, чувствуя неумолимое приближение смерти. Мыйо раскидали солдат, готовясь обступить априк; навстречу зверям полетели белые шары. Примус выставил вперёд боцьен, надеясь забрать с собой как можно больше обидчиков. Дочь Ано откинула от глаза подзорную трубу и повалила изгнанника на землю. В одно мгновение всё сотряслось. Юноша рванулся, желая встать; глаза заметили яркую точку в небе. Старейшая снова прижала охотника к земле. Удар... и мир в один миг наполнился мраком.

 

Сияние

I

   Искусственный свет питал кожу, лаская тело приятным теплом. Успокоившийся разум провалился в приятную дремоту. Йоко вспоминала, как ещё ребёнком играла со сверстницами среди золотистого песка. Руки вновь ощутили жар родных дюн; в душу вернулся задор от погони за ловкой ящеркой. В ушах стояли похвальбы старейших и завистливые взгляды сверстниц, когда Темноокая приносила богатый улов. Йоко ещё раз, теперь в воображении, отпустила напуганных рептилий. Воспоминания сменились мечтами.

   После пресечения жора охотница возвращается в родной город. Широкие улицы наполняются огромной, доброжелательной толпой. Вот и сама Йо выходит из огромного храма, чтобы приветствовать удачливую дочь; остальные априки встречают её тёплыми улыбками. Дева со смирением возвращает Йо боцьен. Рука старшей матери ложится на платиновые волосы, намериваясь погладить дочь. Мягкие пальцы обращаются острыми когтями; в уши врезается мощный свист...

   Тело охотницы поразил внезапный удар, будто кожу ошпарил горячий поток воды. Йоко резко рванулась в кресле; губы промямлили что-то невнятное.

   -- Случилось чего, дитя? -- поторопилась узнать Анэ.

   -- Что-то с мыйо, -- ответила Темноокая. -- Раньше я такого не чувствовала.

   Ближайшая к переговорному устройству априка дотянулась до кнопок.

   -- Слушаю, -- раздался голос Металлорукой.

   -- Жор начался, -- информировала априка. Остальные продолжили отдыхать, не шелохнувшись.

   -- Но я не уверена... -- сказала дева, удивлённо оглядывая старейших.

   -- Ты почти наверняка восприняла начало жора. В любом случае, лучше исходить из этого, -- пояснила дочь Анэ.

   -- Мы слишком далеко от мыйо, чтобы ты смогла почувствовать что-то иное, дитя, -- согласилась Пресветлая.

   -- Жор, как правило, начинается мгновенно, будто щелчком. До этого момента мыйо собираются вместе и мирно пасутся, подобно стаду травоядных, -- продолжила априка.

   -- Понятно, -- кивнула Йоко.

   -- Теперь они перейдут Хорридус и отправятся к Нонии. Ано считает именно так.

   -- Но Хорридус слишком глубок... -- Темноокая осеклась. -- У этой реки широкая дельта. Там, наверное, мелководье.

   -- Так и есть, -- подтвердила Анэ.

   Тело Йоко начало вжиматься в кресло. Кожа ощутила слабую вибрацию. "Поднимаемся", -- поняла охотница и снова огляделась вокруг. Старейшие продолжали отдыхать.

   -- Разве нам не пора готовиться к охоте? -- удивилась дева.

   -- Мы будем на месте самое быстрое через четыре часа, дитя (априканский час -- 2ч 15мин), -- информировала Пресветлая.

   -- Мы не успеем?! -- воскликнула дева.

   -- Мыйо тоже нужно время, чтобы добежать до Нонии, -- успокоила Анэ. -- Так что постарайся отдохнуть.

   -- Хорошо.

   Йоко попробовала задремать, но беспокойство не позволило сомкнуть глаз. Мгновения тянулись мучительно долго; воспалённое воображение рисовало ужасающие картины. Охотница моргнула, чтобы прогнать их, но разодранное тело Маниуса вновь появилось перед глазами. Молчание старейших, их спокойные, невозмутимые лица только усиливали беспокойство. Взгляд зацепился за пустующее кресло Металлорукой. Темноокая встала и одела броню. Старейшие предпочли бездействие.

   -- Я пойду в кабину, -- сообщила охотница, направляясь к люку.

   -- Со светом, -- напутствовали априки.

   -- Хороший ребёнок, -- сказала одна из древних, когда шаги Йоко стихли. Отсек вновь наполнился молчанием.

II

   Турбины жалобно ревели, прося Металлорукую помиловать их. Корпус заметно подрагивал, советуя априкам забыть о ровном полёте. На пультах управления непрерывно мигали огоньки, сообщая опытным операторам о перегрузках во всех основных системах. Внимательные глаза то и дело останавливались на индикаторах, готовясь в любой момент пресечь возможную аварию.

   Металлорукая продолжала невозмутимо направлять судно, иногда советуясь с остальными. Золотистый протез прятался внутри главной панели, изнутри которой доносилось постоянное шуршание. Йоко стояла за её спиной, стараясь не мешать. Взгляд охотницы сфокусировался на перекрестье, зависшем над большой картой. Дева ждала, когда перекрестье коснётся границы материка.

   -- Успеем, дочка, успеем, -- успокоила главный пилот, когда посмотрела на Йоко. -- Мы поймали сильный попутный ветер.

   -- Но мыйо гораздо ближе, -- беспокойное сопрано растворилось среди кабины.

   -- Там Ано, -- обронила одна из операторов; уверенный тон поведал Темноокой больше, чем слова. "Там Ано, -- повторила про себя дева, расслабляя нервы. -- Она справится".

   В отсеке вновь воцарилось молчание. Спокойные движения операторов и лёгкие щелчки главного пульта позволяли Йоко слышать даже размеренное дыхание априк. Именно в повторяющейся череде вдохов и выдохов охотница уловила мощное, почти осязаемое напряжение, которым наполнились тысячелетние тела. "Они тоже взволнованы", -- отметила про себя дева, стараясь не шевелиться. Старейшие продолжали молчаливо управлять судном, заставляя его лететь всё быстрее и быстрее. Перекрестье на карте неумолимо приближалось к материку; шум турбин непрерывно давил на уши. "Они стараются... и Ано тоже, -- напомнила себе Йоко, -- но здесь я ничем помочь не смогу". Охотница нахмурилась. Перед глазами искрой пронеслась картина тренировки, пришедшей из памяти Ано. "Это поможет успокоиться", -- решила дева и отправилась в грузовой отсек.

   -- Вернёшься к сёстрам? -- спросила Анэко, заметив движение Темноокой.

   -- Пойду, потренируюсь.

   -- Я скажу, когда мы сбросим груз, -- предупредила Металлорукая. -- Осторожней там.

   -- Хорошо.

   -- Со светом, -- попрощались операторы.

III

   Сетчатый пол и лишённые иллюминаторов стены ограничивали широкое пустое пространство. Под ногами бурел огромный кусок скалы, удерживаемый на месте массивными цепями. "Эта глыба принесёт смерть мыйо", -- прошептала Темноокая и начала неторопливо разминать конечности. Непривыкшее к броне тело беспокоило охотницу ложной усталостью, но всё более быстрые и точные движения заставили его смириться с грузом защиты. Йоко тренировала замахи и удары, держа в руках воображаемый боцьен. Дева то и дело уклонялась или перекатывалась, учась держать координацию внутри неспокойного корабля. Конечности априки всё увереннее повторяли заученные удары и приёмы. С каждым новым выпадом чувство стеснения по крупице оставляло её; отвлёкшаяся душа решила украдкой заглянуть на восток.

   Пока тело продолжало непрерывно двигаться, разум всё настырнее и настырнее прорезал пространство, стремясь соединиться с единственным близким человеком. Шаг, выпад, удар. Шаг, выпад, удар -- и Йоко будто видит Маниуса, стоящего перед огромной стаей мыйо. Шаг, выпад, удар -- и учащённо бьющее сердце готово поверить в реальность увиденной картины. Темноокая легла на спину и сконцентрировалась.

   -- Мани! -- крикнула дева, силясь дотянуться до далёкого спутника.

   -- Мани! -- не преминуло ответить громкое эхо. Темноокая пролежала недвижимо ещё несколько мгновений и почувствовала слабую-слабую вибрацию, звучащую как "Йоко", будто бы изгнанник смог услышать её. Губы девы тронула тёплая улыбка; глаза одобрительно сверкнули. "Можно отдохнуть", -- сказала себе априка, глубоко вздохнув. Под ней так же недвижимо покоилась гигантская глыба.

IV

   Мягкие шаги лишь слегка волновали пол; лёгкая вибрация оставалась неощутимой. Йоко продолжала неподвижно лежать, пока перед взором не склонилась голова Анэ. Темноокая удивлённо оглядела Пресветлую, обнаружив на ней такую же броню.

   -- Время, дитя, -- сказала старейшая, подавая деве руку. -- Пора готовиться к охоте.

   -- Наконец-то, -- приободрилась дева, поднимаясь с решётки. Древняя повела за собой.

   Ещё недавно просторный предназначенный для высадки отсек оказался довольно тесным. Каждая априка без лишней суеты готовила снаряжение. Анэ привела Йоко и указала на полку подле себя. Темноокая взяла с полки боцьен и осмотрела его. Боцьен превосходил в длине и весе оставленный девой на острове. Обликом он копировал меч Анэ, отличаясь лишь отсутствием меньшей гарды. На боцьене красовалось имя мастера и место изготовления, но ни слова о его владелице.

   -- Он ничейный, что ли? -- спросила Йоко, покосившись на Пресветлую.

   -- Очевидно, что это боцьен Ано, -- информировала древняя.

   -- Точно, -- согласилась Йоко, убрав меч за спину. -- А почему она нигде не пишет своё имя?

   -- Таково наказание за убийство сородича, дитя. Убийцу лишают имени. Детей убийцы распределяют среди старших. Ано сама наложила на себя это наказание. В твоей семье избегают произносить и моё имя, ведь так?

   -- Да, -- Йоко задумчиво кивнула. "Так вот в чём причина..." -- пронеслось в юном сознании.

   -- Но ведь она защищалась, -- поникшим голосом сказала охотница.

   -- Это не меняет факты, дитя. Нужно было найти выход, чтобы все остались живы.

   -- Почему... -- Темноокая хотела продолжить расспрос, но осеклась, заметив на себе сотни тяжёлых взглядов.

   -- Стоит ли сейчас ворошить прошлое? -- спросила одна из охотниц. -- Не лучше ли в первую очередь позаботиться о мыйо?

   -- Извините, -- уступила дева, беря с полки подсумок.

   -- Даже своим присутствиям ты пробуждаешь тяжёлые воспоминания в самых древних из нас, -- продолжила та же охотница. -- Не лучше ли отложить тёмные беседы до светлых дней?

   -- Извините, -- повторила Йоко и смолкла. Боцьен "прилип" к броне охотницы.

   -- Повернись, дитя, -- скомандовала старейшая и оглядела деву.

   -- У тебя только двенадцать зарядов. Без необходимости не используй, -- напомнила Анэ. Глаза Йоко выразили согласие.

   -- Через тридцать си сбрасываем груз! -- раздалось из рупора бодрое сопрано. Априки взялись за поручни.

   Дно корабля неторопливо раскрылось, впустив в "большой" отсек разряженный воздух. Массивные цепи, державшие кусок плотной породы, натужно напряглись. Пару мгновений, пока турбины корабля поднимали сопла вверх, скала оставалась без движения. Но стоило кораблю начать снижаться, как прозвучал мощный хлопок. Звенья у скалы синхронно разорвались; огромный камень понёсся навстречу земле. Вскоре от скалы пробежала волна грома; камень тут же обогнал её, всё ускоряясь и ускоряясь. Поверхность скалы начала краснеть, разогревая породу. Мелкие частички сплавлялись, отдавая атмосфере жар и свет в виде подношения. Кусочки отделялись от него, тут же перегорая. Облака вокруг поспешили разойтись; показалась земля.

   Мыйо успели лишь поднять головы, и глыба встретилась с почвой. Долину смяло и развеяло; ударная волна устремилась во все стороны. Она крошила на щепки дома, ломала деревья, подхватывала мыйо, перемалывая их с мелкими камнями. Едва переступив миллиарий, волна встретила стены Нонии, обрушив на них жгучую смесь пыли и горячих осколков. Живую насыпь поразил удар; немногих монстров перебросило за стену. Над землёй навис сумрак.

   А в небесах корабль освобождал шар от водорода, стремясь как можно быстрее достигнуть земли. Воздух уже не желал толкать его вверх, поддавшись нараставшему весу судна. Жор мыйо, едва успев начаться, близился к завершению.

V

   Тело Йоко дрожало от нетерпения; душа чувствовала агонию мыйо. Корабль продолжал спускаться, приближая априк к оставшимся тварям. Старейшие начали неторопливую разминку, готовя мускулы к охоте.

   -- Когда откроют трап, держись рядом, дитя, -- меццо-сопрано прозвучало чётко и доходчиво. -- Мы окружим их широким кольцом.

   -- Разве мыйо собьются в одну стаю? -- удивилась Темноокая.

   -- Скоро сама всё увидишь, -- отговорилась Анэ. -- Это не первая наша охота: сюрпризов больше не предвидится.

   "Больше", -- мысленно повторила дева, подёргивая руками от нетерпения.

   -- Приземляемся! -- бодрое сопрано донеслось из рупора; трап начал неторопливо открываться. В отсек устремилась пыльная взвесь; априки надели шлемы.

   -- Слышишь, дитя? -- немного изменённый голос Пресветлой ударил по ушам.

   -- Слышу, -- машинально ответила Йоко.

   -- Держись рядом, -- повторила древняя.

   Судно немного качнуло; трап коснулся земли. Априки устремились вниз, растекаясь по долине. Не осевшая пыль пригласила на землю полумрак. Охотницы зажги яркие огни на шлемах. Йоко повторила за ними и прислушалась к чувствам. Мыйо осознавались как одно сплошное движущееся к ней сияние. Темноокая сосредоточилась и сняла боцьен со спины.

   -- Ты чувствуешь их, дитя? -- спросила Анэ.

   -- Там, -- Йоко указала направление боцьеном. -- Стая.

   -- Одна стая?

   -- Да.

   -- Веди, -- послышалось сразу несколько голосов.

   -- И убери пока боцьен, -- добавила Пресветлая.

   Априки двинулись навстречу тварям, постепенно выстраиваясь в линию. Вскоре мыйо показались вдалеке, сбитые в одну плотную груду. Глаза тварей слезились и моргали, едва терпя едкую пыль; из лёгких монстров отхаркивалась чёрная слизь. Но мыйо брели, оберегая в центре стаи высокие белые фигуры; мыйо всеми силами стремились вывести их из пыли.

   -- В центре стаи прячутся самки, дитя -- информировала Пресветлая, беря в руки заряд; Йоко повторила её движение. Априки синхронно метнули шары и рухнули на землю. Раздались десятки хлопков. Стая остановилась, потеряв несколько тварей. Брони дев не пропустили бешеный свист. Охотницы быстро рассредоточились, охватывая монстров кольцом; в ход пошли шарики с газом. Мыйо попятились, всё больше прижимаясь друг к другу; зелёное кольцо неумолимо охватывало остатки огромной стаи.

   Кольцо замкнулось, и воздух снова сотрясли хлопки. Серии взрывов повторялись раз за разом, выдерживая строгий ритм. Йоко брала один шар за другим и метала вслед за наставницей. Вскоре пальцы обнаружили лишь пустоту внутри подсумка; десница взялась за рукоять меча. "Тускнеют", -- пронеслось по сознанию девы, пока ноги осторожно шагали навстречу мыйо. Кольцо вокруг стаи неумолимо смыкалось.

   Охотницы устремились вперёд, занеся острые клинки. Измученные отравленные твари отчаянно бросались на них, но априки ловко уклонялись, нанося мощные и точные уколы. Древние работали спокойно, оставляя друг другу достаточно простора. Их боцьены поражали сердца, либо шеи врагов чёткими своевременными ударами. Йоко разила направо и налево мощными махами. Мыйо, раненые или мёртвые, один за другим падали подле неё. "Самка... -- думала дева, уклоняясь от массивных лап. -- Где?" Боцьен Темноокой сокрушал очередного монстра; ноги спасали тело от цепких когтей.

   Огоньки на наручах априк отсчитывали очередной длительный час; сердца дев постепенно наращивали ритм, а изнурённые твари падали одна за другой, отдавая жизнь за жизнью удачливым охотницам. Белые фигуры всё сужали кольцо, уже сражаясь попеременно. Сапоги априк с трудом находили опору среди звериных трупов. За чёрными спинами самцов виднелось несколько крупных серебристых самок. Старейшие отступили, предпочтя добить врагов зарядами.

   Взрывы снова сотрясли землю; самки запачкались кровью сородичей. Ещё волна гранат, и серебристые мыйо валяться с ног, не в силах выдержать ранения. Только самая крупная самка продолжила гордо стоять, озираясь на априк бешеными глазами. Несколько старейших аккуратно двинулись к ней, намериваясь добить. Из-за их спин, опьянённая азартом охоты, показалась Йоко. "Самка, -- повисло в сознании девы. -- Убью".

   -- Позвольте ей, -- меццо-сопрано ударило по ушам старейших. Априки остановились, готовые в любой момент прийти на помощь. Серебристая тварь остановила взгляд на Йоко. Огромное измученное взрывами, пылью и газом тело уже не могло бить с былой мощью. Лишь ярость кипела в бурой крови; инстинкты требовали защищать себя. Темноокая выпрыгнула вперёд, метя в глаза самки. Самка отвела голову, позволив охотнице распороть кончик носа; огромная лапа нависла над априкой. Дева заметила её и решила уклониться; вес доспеха не позволил ускользнуть. Клинок нёсся к шее; покрытые металлом волоски помешали лезвию вонзиться глубоко. "Как?" -- удивилась Йоко, грудью приняв удар. Бронекостюм выдержал; дева упала навзничь. Нависнув над априкой, тварь раскрыла широкую пасть. Из глубин памяти Ано пришло решение. Темноокая рефлекторно рванулась вверх, направив жало меча в пасть самки. Ещё шесть боцьенов вонзились в тело твари, прерывая затянувшуюся жизнь. Самка повалилась на брюхо, испустив дух. Йоко выбралась из-под неё и собралась с мыслями. Радость переполнила естество, вливая в тело новые силы.

   -- Ты не ранена, Йоко? -- повис в ушах взволнованный голос.

   -- Ничуть, -- уверила Темноокая. -- Я цела.

   -- Хвала Атону.

   Слова старейшей вернули деву в чувство. Чёрно-зелёные глаза закрылись; разум сконцентрировался на сиянии. Всюду свечение было тусклым, и лишь вдалеке, у Нонии, охотница увидела яркий след. "Мыйо!" -- поняла дева и рванулась навстречу.

VI

   Тяжёлый, заполненный жгучей пылью воздух заставил легионеров спрятать лица под тряпками. Многие солдаты припадали к земле, не переставая кашлять. Мыйо обратились в бегство, силясь перескочить через изрезанную трещинами стену. Сквозь плотную маску Маниус едва мог видеть убегающих тварей; чувства сообщали о них куда точнее. На шлемах априк загорелись огни; пространство перед ними стало проглядываться.

   -- Уходят к самкам, как и было запланировано, -- сказала Ано, подойдя к изгнаннику.

   -- Продолжим охоту, -- отозвалась одна из дочерей.

   Примус покосился на Лучезарную. Старейшая легко кивнула; тысячелетняя рука дважды хлопнула по юному плечу. Отверженный не мешкая снял со спины боцьен. Лишь меч Лучезарной продолжил мирно покоиться на доспехе.

   Априки выдвинулись вперёд, настигая пойманных тварей. Мыйо искали выход из города, но находили лишь острые лезвия. Маниус не отставал. Пока чутьё подсказывало направление, руки уже заносили боцьен, а ноги неудержимо приближали к цели. Охотник замахивался, разил, снова замахивался, разрубая плоть ненавистных врагов. Удар за ударом, шаг за шагом, его душа всё больше наслаждалась упоением битвы. Примус метался из места в место, обрушивая всю мощь своей ненависти на очередного монстра. Вскоре чутьё перестало подсказывать направление. "Где?!" -- взорвался разум, пока голова суетливо оглядывалась. Глаза нашли априку. Та указала на лестницу. Маниус рванулся к лестнице и сразу начал подъём; боцьен пришлось вернуть за спину.

   Не успели сапоги охотника оказаться на стене, как сразу же начали спуск по телам умирающих тварей. Конечности мыйо подрагивали, заставляя ноги спотыкаться. Примус упал, встал, прыгнул к земле. Через несколько прыжков подошвы встретились с твёрдой почвой. Десница потянулась за боцьеном; ноги настигли мыйо, ковыляющих в сторону от города.

   Монстры даже не пытались атаковать отмеченного. Они, словно слепые детёныши, стремились в ведомое им одним место. Отверженный замахивался и разил, перерубая толстые шеи. Сердца тварей замирали, досчитав последние мгновения звериных жизней. Лёгкие ромея часто дышали; засорившиеся фильтры с трудом пропускали очищенный воздух. Примус, не ведая усталости, продолжал метаться по равнине, поражая очередного врага.

   И снова чутьё замолкло; глаза начали искать тварей. Руки убрали пыль со стекла; естество сосредоточилось. Где-то вдалеке Маниус увидел сияние, бегущее прямо на него. С каждым мгновением сияние разгоралось, затмевая в голове всё остальное. "Мыйо!" -- крикнула душа отверженного; ноги сорвались с места. Примус занёс боцьен над головой и помчался навстречу врагу.

VII

   Каждый шаг и прыжок сталкивал их друг с другом. Пасс за пассом белые силуэты всё ускоряли и ускоряли бег. "Мыйо, -- отпечаталось в опьянённых охотой разумах. -- Убью!".

   Слабый ветер немного развеял пыль. Глаза Темноокой уже могли узреть белую фигуру, но чувства заполнили взор сиянием.

   -- Йоко, остановись! Йоко! -- звучало в ушах девы. Мозг априки игнорировал шум. Охотница приготовилась ударить, толкнувшись ногой немного вбок; глаза с удивлением заметили летящий на неё боцьен. Рефлекс сработал моментально; клинок противника был отбит. Темноокая повторно занесла меч.

   -- Остановись! -- снова отдалось в ушах. "Остановись?" -- подумала дева, но руки уже направили боцьен. Остриё встретило твёрдый металл и замерло перед лицом противника. Глаза девы освободились от пелены, увидев Лучезарную перед собой. Боцьен Ано блокировал клинок Темноокой, не позволив ей поразить Маниуса.

   -- Йоко, -- не веря себе промолвил изгнанник. Юноша прильнул к априке, заключив её в крепкие объятия. Сияние обратилось в прекрасную деву, излучающую тёплую, наполняющую счастьем ауру.

   -- Мы победили, Йоко! -- крикнул изгнанник, позволив слезинкам покатиться по щекам. Дева не могла слышать его голос, но слова изгнанника повисли в её голове. Ано забрала боцьен из рук охотницы. Йоко обняла ромея.

   -- Я убила самку, Мани, -- похвасталась охотница. -- А старейшие остановили жор. Теперь всё будет хорошо.

   -- Хорошо, -- повторил юноша, стараясь сильнее прижаться к Йоко.

   -- Всё хорошо, -- повторила априка. -- Ты не ранен?

   -- Нет.

   -- Слава Атону. Теперь мы можем отдохнуть.

VIII

   Радостное Солнце вдосталь поливало землю мощными лучами. Ветер неторопливо уносил пыль. Широкая равнина обратилась в глубокую воронку; огромная стая мыйо -- в груду разбросанных туш. Априки сняли шлемы, подпуская к телу свежий воздух. Часть неторопливо побрела на корабль, другие осматривали убитых или вязали раненых зверей. Йоко сидела подле Маниуса и слушала сбивчивый рассказ об "осаде" Нонии. Чёрно-зелёные глаза излучали счастье. Из города доносились радостные крики солдат. Легионеры забрались на уцелевшие стены и, сменяя друг друга, глазели то на шар, то на априк.

   Лишь две первые сестры бродили по полю безо всякого явного дела. Лучезарная что-то непрерывно рассказывала. Пресветлая слушала, редко вставляя короткие фразы. Они неторопливо обходили место охоты, меняя тему за темой.

   -- Так каково твоё суждение, сестрёнка? -- спросила Анэ, поймав паузу в реплике сестры.

   -- Разве я не высказала его, когда остановила удар Йоко? -- ответила Ано слегка удивлённым голосом.

   -- Аха... -- выдохнула Пресветлая.

   -- Матери! -- донёсся отдалённый крик.

   -- И чего она там нашла, что нужно так орать? -- спросила вселенную Анэ, неторопливо шагая на голос. Древние подошли к одинокой туше мыйо, окружённой другими априками. Дочери расступились, позволив глазам матерей увидеть явно выжженное волнистое клеймо, украшавшее спину твари.

   -- Так вот откуда взялась такая численность: кто-то на севере начал разводить мыйо, -- озвучила Лучезарная. -- Сколько же ещё проблем нам доставит великая тьма?

   -- Существа с зачатками разума всё же лучше, чем звериный хаос, сестрёнка, -- вмешалась Пресветлая.

   -- Светлые слова, -- согласилась Ано. -- Порядок куда проще разрушить