I

   Йоко держала руку на сонной артерии Маниуса и чувствовала учащённый стук сердца. "Что делать? Что делать!?" -- думала дева, погружаясь в панику. Анэ тем временем закончила наматывать нить и надела наручь.

   -- Анэ, Маниусу плохо! -- крикнула Йоко.

   -- Я не слепая, дитя, -- спокойным голосом ответила старейшая.

   -- Как ты можешь! -- не сдержалась Темноокая. -- Он умирает!

   Старейшая выпрямилась и взялась руками за голову.

   -- Маниусу плохо! Что делать!? -- прокричала Пресветлая, пародируя тон спутницы.

   -- Мне так себя вести, дитя? -- спросила древняя после паузы. Дева на мгновение онемела, затем собралась и крикнула:

   -- Нет! Но чего же ты ждёшь!? Надо помочь!

   -- Я жду, когда ты успокоишься и сможешь вспомнить для меня всё ваше совместное прошлое, дитя. До самой ничтожной мелочи. Тогда я, возможно, смогу понять, что с ним, -- пояснила Анэ. Старейшая сняла с пояса небольшой флакон и кинула спутнице. Йоко не увидела на нём никаких надписей.

   -- Что это? -- спросила юная априка.

   -- Настойка разноэкстрактная, дитя. Снимет жар, добавит организму сил, -- информировала Пресветлая. -- Пусть сделает пять-шесть глотков. Не больше.

   Йоко сорвала крышку и поднесла горлышко к губам ромея.

   -- Пей, -- повелительным тоном произнесла дева и приподняла голову юноши. Губы изгнанника шевельнулись, Примус начал делать мелкие глотки.

   -- Вот и хорошо... -- произнесла Темноокая, затем её взгляд переместился на пресветлую. Древняя рылась в суме Маниуса, ища одежду.

   -- Укутай больного, дитя, -- сказала Анэ и бросила пенулу в руки охотницы. Дева расправила плащ, стараясь перебороть волнение. По мере того, как ромей облачался в пенулу, Йоко по крупицам возвращала себе спокойствие.

   -- Я готова, -- сказала юная априка и встретила взгляд старейшей...

   Густой лес начал редеть, наполняясь простором. Атон продолжал спускаться, провожая последними лучами спешащих путников. След мыйо всё ещё маячил впереди, и три фигуры следовали по нему, не сворачивая ни на шаг в сторону. Априки несли ромея, взвалив себе на плечи, но шагали куда быстрее, чем раньше.

   Стояла тишина. Животные не рисковали выходить из нор и укрытий, птицы отдыхали полсе долгих трелей, комары не пищали под ухом, отогнанные запахом монстра, источаемым не убранной в карман тряпкой для чистки боцьена. Только лёгкие, еле слышные шаги априк да шелест потревоженной травы под белыми сапогами нарушали молчание леса.

   Йоко ждала, когда Анэ скажет, что с Маниусом, и боялась, что юноша умрёт, так и не получив помощи. Старейшая анализировала воспоминания спутницы, ища закономерности. Она давно поняла, чем вызвана лихорадка, но в воспоминаниях Йоко имелось достаточно интересного. Девы молчали, пока не дошли до вещей Анэ, беспечно оставленных под неприметной берёзой. Темноокая нащупала пульс на руке Примуса, чувствуя слабые удары; Пресветлая подняла пиру и забросила за спину, затем снова взвалила изгнанника на плечо.

   -- Пойдём на север, дитя. В Нонию. Там проконсул велел помогать априкам, -- информировала Анэ.

   -- Ты поняла, что с ним? -- спросила Йоко.

   -- Маниус набрал себе воды из реки и выпил, потом резко заболел, -- ответила старейшая. -- Ему сейчас нужны постель, уход и покой, иначе скончается.

   -- Нас преследует мыйо, -- информировала дева.

   -- Тьма с ним, -- отмахнулась Пресветлая. -- Выйдем на дорогу: Рубиновая магистраль приведёт нас прямиком в Нонию.

   Ночь опустилась на землю, окрасив чистое небо миллионами светил. Молчание вечера сменили постоянные трески и шуршания ночи. Мыйо, вконец обнаглев, держался от априк не далее чем в сотне шагов. Йоко чувствовала близость монстра и ожидала нападение, находясь в постоянном напряжении. Вдобавок Маниус никак не помогал тащить себя. Радовала только ровная дорога, идти по которой было несравнимо легче, чем в лесной чащобе. Широко шагая, априки преодолевали один ряд кирпичей за другим, но теряющаяся за горизонтом светло-серая полоса магистрали казалась бесконечной.

   -- Ни одной деревни! -- не выдержала Йоко.

   -- Ты холодная, дитя, -- сменила тему Анэ, -- и твоя корона совсем мала. Прекрати думать о мыйо и сосредоточься на движениях.

   -- Не могу, -- ответила Темноокая.

   -- Ночью априкам полагается отдыхать, -- заметила старейшая, -- но мы спешим. Граница Нонии не близко: потеряем много света.

   -- Пусть.

   -- Мыйо устают, но не так быстро как мы, дитя.

   -- Думаешь, я не выдержу? -- смекнула Йоко. -- Мне не впервой ходить сутками. Пока Маниуса не было, я сама выслеживала мыйо...

   -- Представляю. Сколько охотишься?

   -- Уже три остановки прошло... -- припомнила дева.

   -- Редкие априки охотятся так далеко от Благой Земли, -- заметила древняя.

   -- У меня хорошо получается: мне хватает света, -- объяснила юная априка. "Света ли?" -- мысленно спросила Анэ и продолжила:

   -- Это не значит, что можно недоедать, дитя. Вылечим Маниуса и сразу отправимся отдыхать. Атон идёт на юг: скоро похолодает, -- сказала старейшая. Дева приободрилась. "Значит, она может его вылечить", -- решила дева и ускорила шаг.

   -- Чувствуешь мыйо на расстоянии, дитя? -- меццо-сопрано поймало грань между утверждением и вопросом; ноги старейшей приняли темп спутницы.

   -- Да. Поэтому я их быстро выслеживаю. Поэтому я могу...

   -- Убить самку, -- перебила Анэ.

   -- Да! И тогда... -- охотница осеклась.

   -- Чтобы убить самку, мало чувствовать мыйо, дитя, -- информировала древняя.

   -- Ты её видела!? Покажешь!? -- воскликнула Темноокая.

   -- Не торопись: сейчас нужно вылечить Маниуса, -- урезонила старейшая.

   -- Ты права... -- согласилась Йоко. "Всегда", -- мысленно добавила дева и сосредоточилась на движениях.

II

   Атон восходил, окрашивая восточное небо ярким багрянцем. Напитавшиеся водой дорожные кирпичи покрылись мелкими капельками. Лёгкие потяжелели от влаги, заполнившей воздух вместе с утренним туманом.

   Априки могли видеть едва ли на двадцать шагов вокруг, и мыйо осторожно сокращал дистанцию, надеясь на превосходство нюха. Звук когтей, царапающих камень, разносился на всю округу, раздражая слушательниц. Йоко постоянно оглядывалась, желая сверить слух и чувства со зрением, но видела лишь молочно-белую пелену, мирно висящую за спиной. Анэ шагала, не обращая на монстра никакого внимания.

   -- Сзади. В пятидесяти шагах, -- сорвалось с уст Темноокой. -- Ближе пока не подходит.

   Древняя не отреагировала.

   -- Что будем делать? -- спросила дева.

   -- Идти, дитя, -- ответила Пресветлая.

   -- А с мыйо что?

   -- Тьма с ним, дитя. Тьма.

   -- Анэ!

   -- Нония совсем рядом, а там и пограничный посёлок, -- пояснила старейшая и переменила тон на ласковый:

   -- Потерпи немного, хорошо?

   Йоко замолчала и постаралась успокоиться, но близость мыйо не позволила. Априки почувствовали небольшой уклон, будто дорога взбиралась на холм. "Рядом", -- припомнила Анэ и сбросила темп. Вскоре странницы увидели стоящую у обочины табличку, указывающую на границу Мирнии и Нонии.

   -- Видишь, дитя? Мы почти пришли, -- бодро проговорила Пресветлая.

   -- Сорок шагов. Ускорился, -- сказала дева, закрыв глаза. Несколько нервных движений, и тело молодой априки остолбенело; Маниус всем весом навалился на старейшую.

   -- Впереди. Четверо. Мчится сюда, -- информировала Йоко, избавляясь от сумы. Рука потянулась к боцьену и сняла его с жилета. Глаза закрылись. Темноокая почувствовала пульсацию крови у висков; мыйо вырисовывались отчётливее. Дева осознала: монстр за спиной остановился и более не намерен приближаться. Анэ покосилась на спутницу, но смолчала. "Сколько можно! Делай же что-нибудь!" -- кричала душа Йоко; Пресветлая аккуратно взяла Маниуса на руки и положила на самую обочину. Освободившись, десница старейшей залезла в боковой карман заплечной пиры, достав два белых керамических шара. Мыйо начал бесшумно красться к жертвам, уверенный в успехе. Темноокая почувствовала слабую дрожь; разум советовал оставить больного на Анэ и атаковать.

   -- Не вздумай нападать, дитя, -- сказала древняя, предвидев действия Йоко. -- Серенький только этого и ждёт.

   -- Я не промахнусь, -- не послушалась дева.

   -- Терпение, дитя, -- тон Анэ сменился на строгий; старейшая скинула суму на обочину.

   -- Я не дитя! -- крикнула Йоко. -- Нас окружат!

   "Сейчас!" -- ноги априки согнулись, готовясь к пружинящему прыжку. "Молодёжь..." -- пронеслось в тысячелетнем сознании. Мыйо замер, ожидая развязки. Ноги Темноокой распрямились, но крепкая ладонь старейшей, упавшая на плечо, остановила её.

   -- Успокойся! -- голос Пресветлой громом обрушился на спутницу. -- Мы на мосту: над рекой.

   Юная априка взглянула за обочину и не разглядела земли.

   -- Нас не окружат, -- добавила древняя. -- Возьми человека и встань на краю. Засвистят -- прыгай.

   -- Но...

   Анэ заглянула в глаза Йоко; от старейшей исходил мощный жар.

   -- Не спорь.

   Твёрдый голос Пресветлой заставил деву подчиниться. Темноокая вернула боцьен за плечи, затем взяла на руки изгнанника и встала на краю моста.

   -- Мыйо уже здесь. Крадутся, -- прошептала Йоко.

   Атон успел подняться чуть выше, рассеивая туман густыми лучами. Силуэты мыйо, завёрнутые в растворяющуюся пелену, стали доступны взгляду. Дева видела их; чувствовала, как внутри сильных тел пульсирует ярость. Тут сознание внезапно озарила важная мысль:

   -- Анэ, я... -- начала реплику априка.

   -- Пора, -- старейшая толкнула спутников в воду, проводив лёгкой, светлой улыбкой; веки Пресветлой упали на глаза, коснувшись короны. Анэ ударила шарики друг о друга; из-под "скорлупы" повалил дым; до ушей дошёл хлопок спутников о воду. Руки кинули шары в разные стороны, целя в монстров; ноги резко толкнулись, устремив тело вслед за Йоко. Гром заполнил округу, перейдя в дикий свист. Анэ повисла, уцепившись за мост. Огонёк на наручи априки сменил пять цветов, и белый силуэт выскочил на дорогу, подготовив боцьен. Изрешечённые мелкой дробью мыйо в агонии бросились на обидчицу; старейшая встретила тварей острым лезвием. Боцьен, как заведённый, нёсся из стороны в сторону, разрезая встреченную плоть, пока ноги уносили тело из-под ударов монстров. Наконец древняя взметнулась ввысь, и сросшаяся с лезвием алмазная пыль настигла последнего мыйо, пропоров мускулистую шею. Априка резким жестом стряхнула кровь с клинка.

   -- Йоко! -- меццо-сопрано долетел до леса. Спутница не ответила.

   -- Йоко!!! -- оглушительный крик ударил речную долину жестокой волной. В ответ вернулось только раздражённое эхо. "Утопли", -- решила Пресветлая и прыгнула в реку.

III

   Маниус почувствовал тело одновременно с холодом, проникшим всюду, кроме губ, которые напротив пылали жаром. Юноша ощутил крепкую хватку пальцев на щеках, держащих рот открытым, и сухой воздух, раздувающий лёгкие. "Меня целуют?" -- мысль вяло проползла по сонному сознанию. Изгнанник приоткрыл глаза, удивив размазанные, но всё-таки знакомые очертания.

   -- Йоко... -- произнёс юноша, чувствуя, что сознание снова покидает его; расслабленные веки закрылись.

   -- Почти угадал, -- прозвучало в ушах, прежде чем бездна вновь охватила разум. "Анэ", -- подумал Примус и провалился в беспамятство.

   Персветлая взвалила спутников на плечи и вновь зашла на мост. Со всех троих капала вода. Старейшая аккуратно положила спутников на край обочины и пошла к разбросанным по дороге тушам мыйо.

   -- Ну что, -- сказала априка, глядя на отрезанную голову. -- Приступим к лечению.

   Старейшая вспорола брюхо ближайшего монстра, вонзила боцьен в лёгкое, оставив оружие болтаться между рёбер. Волна смрада распространилась на всю округу и, подхваченная ветром, заставляла птиц, притаившихся на пути воздушного потока, синхронно подниматься в воздух. Древняя скорчила презрительную гримасу и принялась срезать шкуру мыйо на спине: вокруг небольшого горба, скрывавшего позвоночник прямо над передними лапами. "Ещё не слишком толстая" -- оценила Анэ, вонзая нож в плоть. Потребовалось немного терпения, чтобы срезать достаточный кусок шкуры. Под курой оголдилось нечто объёмное и слизистое. Железа багровела от крови, поблёскивая едва различимыми серебристыми капельками. Старейшая обхватила орган и выдрала из тела. Слизистый кусок упал на камни.

   -- Готовься, Эксул, -- продолжила монолог старейшая и пошла к ромею. Положив железу рядом с юношей, Персветлая избавила изгнанника от одежды и принялась растирать плоть мыйо по человеческому телу.

   -- Если я правильно поняла россказни Ано, -- произнесла старейшая, -- эта дрянь тебя спасёт. А если нет, тебя уже ничто не спасёт, Эксул.

   Анэ скосила глаза в сторону Йоко; спутница дёрнула бровью, возвращаясь в сознание.

   -- Так не пойдёт, -- сказала древняя и ударила пальцем в основание шеи охотницы; юная априка расслабилась и провалилась в сон. Пресветлая ухмыльнулась, мысленно похвалив себя. Предстояло много работы...

   ...Ромей лежал, обмазанный железой с головы до ног; его стеклянная фляга покоилась рядом, тщательно промытая априкой. Йоко мирно спала, развалившись подле юноши. Немного передохнув, старейшая обратила внимание на промокшие пиры. "В шерстяной одежде могла остаться зараза", -- подумала Анэ, решив избавиться от лишней ноши. Древняя затолкала вещи юноши в пиру, пожалев лишь засушенную ягоду. Тут глаза заметили отложенный до времени гладий. Пресветлая безжалостно подобрала его, намереваясь выкинуть. Внимательный взгляд обнаружил в клейме маленькую букву "М". "Так это наш олух поиздевался над железом", -- поняла древняя, издав короткое "ха". "Подарю ему другой меч", -- решила априка. Гладий полетел на дно реки, попрощавшись с хозяином высокими брызгами. Ножны с поясом отправились вслед за одеждой. Старейшая приподняла одну из туш, положив суму Маниуса на лужу крови. "Остальное придётся нести", -- смирилась Анэ, связывая белые пиры.

VI

   Несмотря на ранний час, стражники не дремали. Их напряжённые, внимательные лица вглядывались в густой туман, поминая всех пришедших на ум богов. Свист мыйо, словно набат, поднял гарнизон по тревоге. Легионеры заняли позиции на бревенчатых стенах и у ворот, готовясь встретить монстра. Солнце тем временем поднялось над посёлком, озарив нехитрые строения: стены, квадратом окружавшие распланированное пространство, аккуратные кирпичные и неказистые деревянные домики, словно шеренги солдат поставленные ровными линиями, площадь для сборов, стоящий напротив площади богатый дом наместника, новые казармы, конюшни, кузню и прочие хозяйственные постройки. Жители ещё не проснулись, либо опасались покидать пределы жилищ. Только наместник вышел к воинам, выкрикивая резкие, неясные приказы. После каждого крика власть имущего солдаты начинали бегать и суетиться, передавая беспокойство в отдалённые уголки селения. Легионеры ждали мыйо и проклинали туман, но свист не повторялся. Вскоре туман отступил, открыв взору окрестности. Стражники южных ворот заметили движение, но, всмотревшись в неясный силуэт, задумчиво разинули рты, не зная, что докладывать.

   -- Априка? -- спросил один из них, обращаясь к подошедшей фигуре. Остальные натянули луки.

   -- Априка, априка! -- громкое меццо-сопрано заполнил всю округу. -- Открывай и помоги мне!

   -- Мы слышали гром и свист, -- смущённо сказал охранник, разглядывая с ворот старейшую, несущую на плечах двух товарищей.

   -- О мыйо я уже позаботилась. Трупы валяются на Рубиновой дороге прямо на мосту у граничного столба, -- информировала Анэ. -- Открывай!

   -- Нужно доложить наместнику, -- сказал страж и исчез. Пресветлая оценила высоту укреплений, не выпуская ноши из рук, затем взглянула на крепкие дубовые ворота, прикидывая, сможет ли пронзить их боцьеном. "Для ромейского посёлка вполне сносно, даже слишком сносно... хотя и сносимо", -- удовлетворилась старейшая. Ворота приоткрылись.

   -- Заходите, -- послышался шепелявый голос. Анэ не преминула воспользоваться предложением и скрылась за воротинами.

   Торцы створ встретились; засов вернулся на место. Априка разглядывала седовласого старика, наспех накинувшего на тунику поношенный алый плащ. Освобождая руки для приветствия, старик старался откинуть его за плечи. Под плащом виднелась добрая белая туника, украшенная двумя тонкими пурпурными линиями, спадающими от начала плеч вплоть до пол. "Эквит", -- поняла априка, оценив толщину линий. Рядом с ним стояли стражники в кольчугах, шлемах и при гладиях, но без щитов. За спиной -- два раба в серых обшарпанных туниках. Наместник не выделялся ростом, а привычка сутулиться и вовсе не позволила голове подняться выше груди априки. Анэ, и без того превосходившая в росте ромеев, на фоне власть имущего казалась великаншей. Вынужденный взгляд сверху вниз только укреплял впечатление.

   -- Приветствуем вас в Непос-викусе! Я Фабиус Лутациус Като -- наместник проконсула Фламиниуса Секстуса Нониуса. Мы рады видеть априку в наших краях, -- проговорил эквит, стараясь придать голосу возвышенности. Его заспанные глаза, однако, жаловались на прерванный отдых, а лицо морщилось из-за запаха, источаемого размазанной железой мыйо.

   -- Мне нужна комната для больного, -- Пресветлая резко кивнула в сторону голого, покрытого кровавой коркой тела Маниуса, -- а её я положу на широкую крышу...

   Древняя начала оглядывать дома в поисках подходящей.

   -- Вон того каменного дома, -- продолжила старейшая, указывая на виллу наместника.

   -- Моё скромное жилище в вашем полном распоряжении, -- среагировал Фабиус, -- будьте моей гостьей.

   -- Я напомню Фортуне о вас, -- улыбнулась Анэ и пошла в сторону виллы.

   -- Долг службы обязывает меня немедленно доложить проконсулу о вашем прибытии. Как вас назвать? -- спросил власть имущий, старясь обогнать априку.

   -- Анэ, -- информировала старейшая. -- Эту несчастную априку на моём плече зовите Йоко, а неудачливый ромей... Маниус Примус, кажется.

   -- Хорошо.

   Наместник жестом скомандовал солдатам, а сам побежал к вилле. Воины подошли и предложили Анэ помощь. Старейшая вверила им Маниуса; Йоко так и осталась висеть на плече.

   -- Лучше приставьте лестницу к крыше, -- рекомендовала априка. Воины мигом ушли исполнять приказ. "Всё, -- подумала древняя, снимая с тела напряжение. -- Пока не разглядели лоб Маниуса, можно расслабиться".

   Пресветлая сидела на лишённом спинки стуле, вцепившись руками в подлокотники. Над головой по-прежнему высилось синее небо, хоть под ногами и лежал выстланный плиткой пол. "Всё-таки молодцы ромеи, что принимают гостей в комнате без крыши. Атриум -- колодец для света... и дождевой воды, -- подумала априка, проводив взглядом сливы, собиравшие воду со всей крыши, наклонённой внутрь виллы: к атриуму. -- Ну и когда же хозяин соизволит явиться? В тогу небось наряжается". Скучающий взгляд перемещался с покрытых цветочным орнаментом занавесок, скрывавших содержимое соседних комнат, к широким белым колоннам, поддерживающим свод, затем взгляд шаркал по половой плитке, стараясь разгадать значение каждого встреченного рисунка, и наконец свернул в угол, разглядев там покрывшийся пылью ткацкий станок. "Жена или живёт в городе, или уже не живёт", -- решила старейшая. В следующее мгновение до ушей донёсся звук шагов. Взгляд упал на коридор и нашёл усталое изрезанное морщинами лицо наместника, облачившегося в белоснежную тогу. Фабиус повторно поприветствовал априку, с завистью глядя на собственный стул, занятый "дорогой" гостьей. Наместник покорно встал напротив и погрузился в размышления, закатив глаза. Время от времени власть имущий начинал говорить, но останавливал себя, не произнеся даже связного слова. Анэ не торопила.

   -- Не знаю, -- сказал наконец Фабиус. -- Я помогаю вам по приказу проконсула. Но закон республики не велит помогать отверженным...

   Наместник снова задумался. Пресветлая молчала.

   -- Не знаю, -- повторил Фабиус. -- Прошу избавить нас от изгнанного. Нельзя ему помогать.

   -- Если вас, наместник, настолько волнуют законы, можете считать Маниуса Примуса одним из априк, -- сказала Анэ.

   -- Вашим рабом? -- спросил Като.

   -- Вы хотите оскорбить меня, Фаби? -- меццо-сопрано окрасилось грозными интонациями. -- Априки не имеют рабов.

   -- Простите. Не знал.

   -- Считайте, что я усыновила Маниуса, -- продолжила древняя.

   -- Но...

   -- Проконсул ближе цензора; патрон щедрей магистрата, -- напомнила Анэ, -- думаю, Фламиниус расстроится, узнав о вашем, наместник, решении. Я уже не говорю о себе...

   -- Я не гоню вас, -- поспешил перебить наместник, опасливо глядя на рукоять боцьена, -- но почему нельзя хотя бы вынести изгнанного за пределы Непос-викус?

   -- Моему сыну нужен отдых и покой, -- пояснила старейшая. -- И мне тоже. А там придётся его охранять.

   -- Но мыйо...

   -- Пока я здесь, мыйо не проблема. Если мы и уйдём за ворота, то только втроём, -- отрезала Анэ. Глаза априки блеснули, подтверждая сказанное.

   -- Значит, мне придётся оставить его, -- прошипел старик, -- тогда разрешите хотя бы помыть его?

   -- Разрешаю.

   Пресветлая встала и вышла вон из комнаты. Фабиус размял пальцами лоб и крикнул рабов.

V

   Йоко очнулась, чувствуя как прямые солнечные лучи греют тело. Дева подняла веки, улыбаясь пречистому богу. Априка ощутила под собой черепицу, давящую на спину. Юбка и жилет оказались распахнуты, боцьен лежал у правой руки. "Где я?" -- подумала дева, силясь привстать.

   -- Очнулась, напарница? -- наполненный безмятежностью голос достиг левого уха. -- Расслабься: тебе надо насытиться.

   -- Маниус! -- вспомнила Йоко. Пресветлая положила на спутницу руку, не позволяя подняться.

   -- Ему полегчало. Наверное, скоро проснётся, -- информировала древняя.

   Йоко расслабилась.

   -- Сереньких чувствуешь? -- прервала молчание Анэ. Деве снова пришлось напрячься.

   -- Нет.

   -- Отлично. Знаешь, что я поняла, дитя?

   -- Нет, -- Йоко приподнялась-таки и с интересом посмотрела на старейшую.

   -- Ты совсем не умеешь плавать, и ещё ты совсем не умеешь нырять, -- сказала Анэ тоном философа, выдвигающего новый постулат.

   -- Я пыталась сказать, -- извинилась априка, пробежав глазами по сторонам. Представший перед взором посёлок выглядел незнакомо.

   -- Где мы? -- спросила дева.

   -- На крыше, дитя. На крыше. Отдыхай. Скоро надо будет прикупить Маниусу новую одежду.

   -- На крыше... -- улыбнулась Йоко и прикрыла глаза, -- а куда пойдём, когда Маниус поправится?

   -- На запад: к морю. Придётся преодолеть сохнущий лес, где обитают зрелые мыйо, -- объяснила старейшая, зевая. -- Но лодка хранится не у моря, а у притока Тенуса, так что мы потратим трое суток на пеший переход, а потом сплавимся по реке... ещё придётся заготовить Маниусу еды про запас.

   -- А что нам делать у моря? -- уточнила дева.

   -- Не "у", а "в", дитя, -- поправила древняя. -- Мы поплывём на Птичий остров. Ромеи называют его Столбом Салации. Слышала?

   -- Нет.

   -- Географии вас сама Йо учила, что ли?

   -- Нет. А почему ты так думаешь?

   -- Не важно. На острове имеется зимний дом, -- информировала Пресветлая. -- Маниуса нельзя оставлять достигаемым для мыйо, дитя. Ты и сама это понимаешь.

   -- Ага, -- согласилась Йоко. -- Но всё-таки, почему ты вспомнила о Йо?

   -- Йо ни разу не покидала Благую Землю, дитя, -- пояснила Анэ.

   -- За столько-то остановок, -- добавила древняя.

   -- Йо ведь... самая младшая из детей праматери? -- спросила Темноокая.

   -- Это правда, -- подтвердила старейшая.

   -- А ты? -- резко сказала дева, не дав напарнице продолжить фразу.

   -- Я? -- переспросила Анэ с наигранным удивлением. -- Я -- одна из старших её дочерей.

   Йоко кивнула себе: предположения подтвердились.

   -- Но почему тогда мне о тебе не рассказывали?

   -- Думаю, Йо неприятно вспоминать о моём существовании, дитя, -- заметила Пресветлая.

   -- Зачем ты так? Йо очень добрая. Она...

   -- Знаю, знаю. Передай ей привет, когда вернёшься к семье, дитя. А пока прекратим пустой разговор: тебе всё ещё нужно насытиться, -- сказала Анэ и приготовилась дремать, поручив контроль над телом вовремя проснувшейся лени. Априки продолжили лежать, не произнося ни слова.

VI

   Атон прошёл две трети небосвода, щедро поливая землю живительными лучами. Напарницы лицезрели его путь, наслаждаясь светом.

   -- Пора, -- сказала Анэ и принялась лениво одеваться. Йоко последовала примеру старейшей, чувствуя пульсацию наполненной энергией крови в каждом кончике тела.

   -- Весь день ни облачка. Атон ясен и улыбается нам, -- сказала охотница, разминая затёкшие руки.

   -- День действительно светлый, -- согласилась старейшая. -- Спускаемся: лучше успеть до того, как купцы разбегутся.

   -- У тебя есть консульские рубины? -- удивилась Йоко.

   -- Давно таскаю на всякий случай, -- пояснила древняя, -- и вот он -- всякий случай.

   Дева взглянула на старейшую, восторженно блеснув глазами, и начала спуск по лестнице. Анэ предпочла спрыгнуть, чем сразу приковала внимание случайных прохожих. Априки направились к купцам.

   На краю площади оказалось несколько лавок. Одежду продавали в двух. Та, что дальше, была свободна. У той, что ближе, стоял с виду не примечательный ромей. Мужчина оживлённо беседовал с купцом, не забывая о жестикуляции. Априки неспешно подошли к ближней лавке; увлечённые собеседники не заметили их приближения.

   -- Я дам тебе двадцать пять камней, -- говорил купец, -- но ты вернёшь мне тридцать через год.

   -- Это грабёж, Гае! -- не соглашался мужчина. -- Двадцать семь и ни камнем больше!

   -- Как хочешь, Вете, только никто в Непос-викусе не даст тебе столько камней, -- продолжал купец. -- Уходи! Не загораживай товар!

   -- Постой... -- Ветус склонил голову. -- Я согласен.

   Лицо купца расплылось в улыбке. Гаюс хотел сказать что-то, но Анэ упредила его:

   -- Не торопись, Вете! -- громкая фраза заставила мужчин вздрогнуть. Они повернули головы, недоуменно взглянув на априк.

   -- Ты не выглядишь оборванцем, Вете. Для чего тебе столько камней? -- полюбопытствовала Анэ.

   -- Чтобы выкупить у наместника Энию, -- ответил Ветус и потупил взгляд.

   -- Зачем занимать такую сумму, если можно собрать её? -- продолжила старейшая.

   -- Послезавтра Фабиус повезёт её на рынок в Мирнию! -- взорвался Ветус. -- Мне нужны деньги сейчас!

   -- Энию, похоже, охмурила глупца, -- рассмеялся Гаюс. -- Ударим по рукам, Вете?

   -- Я дам тебе двадцать пять камней, Вете, -- предложила древняя, -- вернёшь мне столько же, когда я снова загляну сюда.

   -- Правда? -- обрадовался ромей.

   -- Правда, -- Пресветлая отвязала мешочек, предусмотрительно повешенный на поясе, и отсчитала двадцать пять рубинов. Каждый камень представлял собой помещающийся на большом пальце плоский восьмигранник, на одной стороне которого красовалась аккуратно выгравированная буква "С", на другой -- "R".

   -- Как вас зовут? Я... должен поклясться? -- спросил Ветус.

   -- Анэ. Но лучше запомни рисунок на моей повязке, -- ответила старейшая.

   -- Я клянусь Юпитером и Юноной, что верну вам камни, богиня, -- проговорил Ветус и поклонился, -- а сейчас простите: я должен бежать.

   Ромей поклонился ещё раз и побежал искать наместника. Пресветлая ухмыльнулась и посмотрела на товар.

   -- Мне нужна мужская одежда, Гае, -- сказала старейшая, обращаясь к купцу, -- туника, хорошая кожные сандалии, пояс с бронзовыми застёжками... показывай всё, что есть. Я выберу.

   -- Как скажете, светлая госпожа, -- улыбнулся Гаюс и начал раскладывать товар.

   Когда Анэ купила всё, что по её мнению было нужно Маниусу, и нагрузила покупками Йоко, купец набрался наглости и спросил:

   -- А почему вы помогли Ветусу, светлая госпожа?

   -- Помогла? -- переспросила Анэ. -- Я ему не помогала.

   -- Вы же дали глупцу двадцать пять консульских рубинов, -- напомнил Гаюс.

   -- Он вернёт столько же, Гае.

   -- Невыгодная сделка, -- заключил купец.

   -- Грабить, конечно, выгоднее, -- подтвердила Анэ.

   -- Грабить? О чём вы, госпожа? Мы, купцы, путешествуем между городами и селениями, рискуя жизнью на дорогах, чтобы привести людям товар. Мыйо, как и бандиты, знаете ли, безжалостны. И разве зазорно просить небольшое вознаграждение за свои труды?

   -- Аха... -- протянула древняя. -- Тогда понятно. Охотиться на мыйо намного опаснее, чем слоняться с товаром. Наверное, нам стоит наложить на республику дань за нашу помощь, правда, Йоко? -- спорила Анэ, кивнув в сторону спутницы. Напарница весело улыбнулась. Априки отвернулись от лавки и увидели толпу, следившую за ними в удалении. Йоко заметила хмурые взгляды, смотревшие больше на Гаюса, чем на них. Спутницы обошли толпу и направились в сторону виллы.

   -- Кто позволял тебе распускать твой поганый язык, Гае? -- донеслось до априк, не успели они пройти и десяток шагов. -- Что, если они...

   -- Люди, -- произнесла старейшая по-априкски.

   -- Странные, -- добавила Йоко.

   -- Странные? Нет. Просто люди не упускают возможности ограбить или убить друг-друга, дитя. Потому старейшие и не рекомендуют молодым априкам контактировать с ними, -- пояснила Пресветлая.

   -- Но ведь не все такие.

   -- Большинство именно такие. Удел людей -- умереть детьми.

   -- Маниус не такой.

   -- Маниус лишён свободы, дитя. Когда к нему вернётся свобода, мы узнаем, каков он на самом деле.

   "Хотя едва ли она к нему вернётся", -- мысленно закончила древняя.

   -- Может он и вспыльчив, но не станет вот так грабить, -- сказала Йоко.

   -- Видишь, дитя? И ты заметила тёмное в нём.

   -- Что с того? И на Атоне есть пятна.

   -- Но они не мешают Атону светить, дитя.

   Темноокая смолкла и задумалась.

VII

   Маниус проснулся, чувствуя лёгкость, пронизывающую всё естество. Тело оказалось чистым, расслабленным. Одеяло и подстилка -- мягкими и приятными. Примус раскрыл глаза, позволив рассеянному свету заполнить взор. Изгнанника окружала маленькая убранная слабо освещённая сквозь матерчатую занавеску комната. Кроме лежанки в ней поместился лишь широкий шкаф, хранящий глиняную посуду. Занавеска шевельнулась. Маниус скосил глаза и на мгновение захватил светлые волосы, тут же исчезнувшие за складками ткани.

   -- Йоко? Анэ? -- спросил ромей у занавески, но ответа не последовало. Вскоре, ступая бесшумно, словно забитая мышка, в комнату вошла светловолосая голубоглазая худенькая рабыня, которую толкал сгорбившийся пожилой раб. "Варвары", -- подумал отверженный, не спуская с них глаз. Рабыня молча положила около гостя поднос, на котором лежала курица, запечённая с овощами, ломоть пшеничного хлеба и глиняный стакан с водой.

   -- Поешьте, господин, -- сказал сутулый. Рабы не сводили глаз со лба юноши, но Маниус не обратил на это внимания, сражённый ударившим в нос запахом. Правая рука изгнанника схватила левую, уже готовую потянуться к курице. Впервые в жизни при взгляде на еду захотелось плакать. "Нет! Йоко меня не простит! Йоко?" -- пронеслось в голове у юноши.

   -- Где Йоко, старик!? -- крикнул изгнанник уже уходившему рабу.

   -- Априка?

   -- Да, априка. Где она?

   -- На улице, господин, -- сказал сутулый.

   -- Хорошо, -- Маниус облегчённо выдохнул. -- Скажи ей, что я проснулся.

   Раб не мешкая скрылся за дверью. Взгляд Примуса снова сосредоточился на еде. Рука потянулась к подносу, но взяла только стакан. Изгнанник сжал его и услышал треск. Хват сразу стал нежным. Ромей поднёс стакан ко рту и осушил его, затем повертел на свету, найдя трещину. "Халтура, -- решил отверженный. -- Нужно дать стимула тому, кто его сделал... Да чем я теперь лучше рабов? Погоди у меня, Клодо!". Маниус сжал руку, и стакан рассыпался. Боль от впившихся кусочков вернула разум в реальность.

   -- Унеси. Я не могу это есть, -- сказал Маниус, подняв глаза на рабыню.

   -- Но господин... -- попыталась возразить девушка.

   -- Унеси! -- крикнул Примус. Рабыня подняла руки, загородившись от ромея. Изгнанник взял поднос и протянул девушке.

   -- Унеси, -- спокойно повторил юноша. Варварша перехватила поднос и собиралась уходить, но путь преградили априки.

   -- Энию? -- спросила Анэ, глядя на рабыню. Девушка испуганно кивнула.

   -- Знаешь Ветуса? -- продолжила древняя.

   Двушка снова кивнула, сверля старейшую недоумевающим взглядом.

   -- Похоже он сегодня выкупит тебя, Энию, -- информировала Пресветлая, выбрав наречие местных племён. Рабыня сначала опешила, потом заплакала от радости.

   -- Благодарю тебя, солнечная богиня! -- ответила девушка на родном языке.

   -- Иди -- умойся и подготовься, Энию, -- рекомендовала Анэ. Рабыня выбежала. Пресветлая проводила её довольным взглядом; Маниус в последний раз прощался с курицей и ломтем хлеба. Йоко кинула на постель новую одежду, завалив юношу.

   -- Одевайся скорее, -- сказала дева. Ромей последовал слову априки.

   -- А где мои вещи? -- спросил юноша, когда натянул тунику.

   -- Я их выкинула, Эксул, -- информировала древняя, -- сушёные плоды оставила, не бойся.

   -- А гладий?

   -- Ржавеет на речном дне.

   -- На дне!? Чем мне теперь защищаться!?

   -- Этот кусок железа всё равно бесполезен против Мыйо, особенно в твоих неумелых руках, Эксул, -- просветила Анэ. -- Всё, что ты можешь, -- уклониться от хищника и ждать спасения, а для этого тебе лучше быть налегке. Радуйся, что я смогла-таки вылечить тебя и впредь не бери воду из рек, озёр и других цветущих водоёмов. В ней может быть отрава.

   -- Хорошо, -- пообещал Маниус и замолк, продолжая одеваться.

   Надев всё, что принесли априки, Примус оглядел себя. Туника была на совесть прокрашена зелёным красителем; по всему чувствовалось, что соткана старательно. Пояс из доброй кожи -- снабжён крепкой бронзовой пряжкой. Новые плотные сандалии не забыли дополнить высокими задниками, оберегавшими голень. Ромей со стороны стал похож на мелкого купца или отставного легионера, точно не на изгнанника.

   -- Последний элемент, Эксул, -- Пресветлая подала юноше знакомую белую повязку. Маниус закрыл ей лоб, скорчив печальную гримасу.

   -- А сума с пенулой? -- спросил ромей.

   -- Они тебе ни к чему, -- информировала древняя.

   -- Но...

   -- Идём, -- сказала Йоко. Изгнанник обречённо вздохнул и молча последовал за охотницами.

   Закончив экипироваться, априки и Маниус собрались покинуть Непос-викус, провожаемые большой толпой селян. Наместник лично вышел, чтобы попрощаться с ними. Фабиус прошипел долгую сбивчивую речь, но власть имущего никто не слушал.

   -- Смотри! Мечи сами висят.

   -- И копьё у главной.

   -- Говорят, их ковал сам Вулкан, -- непрерывно шептались мальчики.

   -- Какие у богинь волосы!

   -- Какая чистая кожа!

   -- А глаза! Мне бы такие глаза! -- наперебой делились впечатлениями женщины и девушки.

   Анэ и Йоко дружелюбно улыбались толпе, иногда махая селянам руками. Маниус бросил единственный хмурый взгляд на сборище жителей и отвёл глаза в сторону, предпочтя людской толпе осмотр домов. Тут взор юноши наткнулся на пару, обнимающуюся за углом очередного сарая. "Та рабыня? Неужели?" -- пронеслось в голове изгнанника. Ноги юноши продолжали неспешно вышагивать за Йоко, глаза -- следить за парой, словно прикованные. Ворота приближались, и селяне начали кричать благословения априкам, но ромей не слушал их. Примус смотрел на двух людей, коим не было дела до ухода богинь, не было дела до шумящей толпы, не было дела до туч, прилетевших проводить Атона за горизонт. Пара целовалась. Робко, осторожно, будто проверяя мир на реальность. "Пусть Фортуна и дальше помогает тебе, рабыня", -- подумал изгнанник, и влюблённых загородила воротина.

   -- Чему улыбаешься? -- спросила Йоко. Примус посмотрел в глаза спутницы и удивлённо поднял брови: лучи чёрной короны, словно по волшебству, продолжились оранжевым цветом.

   -- Так. Ничему. Рад, что снова здоров. Твои глаза?

   -- Что не так?

   -- Пожелтели.

   -- А! Они меняют цвет, когда я насыщаюсь. Твоё самочувствие?

   -- Бодр, как два быка.

   -- Хвала Атону, -- сказала Йоко и замолчала, углубившись в размышления. "Статься может, Йоко не ошиблась в тебе, Маниус Примус Эксул", -- подумала Анэ, и лёгкая-лёгкая улыбка тронула тысячелетние губы. Путники шли на запад, провожая заходящее солнце. Их след потерялся среди деревьев.

***

   Непос-викус готовился к ночи, когда стража северных ворот увидела пятерых всадников, мчавшихся во весь опор. Бывалые легионеры сразу узнали переднего, облачённого в дорогую белоснежную пенулу. Плотно сложенный с блестящей лысиной вместо волос ромей суетливо подгонял лошадь, не думая останавливаться. Сопровождающие его охранники и ухоженные греческие рабы также не признавали в воротах Непос-викус препятствия.

   -- Господин Квинтус Нониус приехал! -- крикнули с башни, и ворота спешно отворились, не собираясь задерживать бегущих коней ни на мгновение.

   -- Где априки!? -- крикнул Квинтус, обращаясь ко всем сразу.

   -- Уже час как ушли, господин, -- доложил легионер.

   -- Куда?!

   -- В сторону западного леса.

   Всадник выругался, затем взял себя в руки и взглянул на наместника, суетливо бегущего навстречу.

   -- Подготовь атриум! -- приказал Квинтус, не позволив Фабиусу приблизиться. -- Созови мужей и вызывай ко мне по одному! Женщин и рабов выслушаю всем скопом!

   -- Будет исполнено, -- сказал наместник и начал отдавать приказы ближайшим войнам. Квинтус, более не замечавший его, направил коня в сторону виллы.

   Когда Нониус удобно расположился на стуле, он потребовал занести ещё и стол для своего писца-раба. Не успели слуги выполнить распоряжение господина, как в зал зашёл первый свидетель, на вид обыкновенный провинциальный крестьянин. Ромей встал напротив сенатора и назвал своё имя.

   -- Персей, запиши поперёк папируса: "год шестьсот сорок второй от основания Города, за шесть дней до октябрьской иды (полнолунья)", -- приказал Квинтус, обращаясь к рабу. Дождавшись, когда Персей закончит, господин продолжил, обращаясь к провинциалу:

   -- Расскажи про априк. Всё, что успел заметить. Как одеты? Как обуты? Как разговаривают? Как двигаются? Какое оружие носят? -- Квинтус привстал, оперевшись рукой о подлокотник. -- Я хочу знать о них всё, что ты увидел, услышал, подумал. Всё!