I

   Тонкие пальцы коснулись примятой лапами земли, оценивая возраст монстра по длине когтей. Глаза сузились до жёлтой короны и проводили след, теряющийся среди деревьев. "Зачем свернул?" -- вопрос пролетел по сознанию, так и не сменившись ответом. Ноги сорвались с места, полные решимости продолжить погоню. Слабые лучи утреннего солнца едва освещали подстилку, но острый взгляд без труда цеплялся за след. Ноги продолжали уносить тело вперёд, огибая широкие стволы.

   Лес становился всё гуще: всё больше кустарников встречалось на пути, всё чаще поломанные или погнутые мыйо ветви чиркали о плащ. Монстр замедлялся, охотник -- нет. "Когда мыйо убегает, держится редколесья или поля. Этот -- бежит в чащу. Такое поведение -- редкость. Значит, не убегает. Или -- неумный экземпляр? Или -- стремится к сородичам? Или -- что-то новенькое!" -- губы тронула улыбка; ноги толкались всё сильнее, стараясь как можно быстрее настигнуть монстра. Следы на земле виднелись яснее. Охотница осознала: мыйо близко. Послышался свист. Затем другой, отдалённый. "Двое или больше, -- среагировал разум, -- редкость!". Новые силы влились в тело, азарт переполнил душу. Руки сжали давно приготовленное оружие: правая -- боцьен, левая -- метательное копьё. Тело наклонилось вперёд, в противовес ему меч и копьё остались за спиной. Кустарник поредел, а через десяток шагов и вовсе исчез, сменившись лиственным лесом. Сознание сконцентрировалось на руке, сжимавшей копьё. Глаза искали силуэт мыйо среди деревьев, но видели лишь сухую кору стволов.

   Лес оборвался резко, намекая, что деревья были кем-то старательно выкорчеваны. Спускающийся в низину луг оказался предтечей речушки, берега которой заросли ветвистым кустарником. Взгляд смог объять огромное расстояние и нашёл мыйо, бегущего к белому силуэту, блистающему боцьеном у края кустов. "Мыйо-одиночка охотится на априку!? Что-то новенькое!" Глаза ещё раз оглядели луг, оценивая ситуацию: рядом с априкой лежали две туши, удачливая дева стояла спиной к кустарникам и готовилась убить третьего. "Этот -- мой!" -- мысль пронеслась по сознанию, пока тело целилось в монстра. Ноги двигались всё быстрее; мышцы лихорадочно сокращались, достигнув предела напряжения. "Пятьсот шагов... четыреста шагов... триста шагов..." -- отсчитывала охотница, неумолимо приближаясь к цели. Монстр замер. "Сейчас свистнет!" -- предвидел разум и не ошибся. Уши ощутили волну высокого звука; ноги резко затормозили, помогая руке метнуть копьё. "Пока свистит, не услышит", -- мысль и улыбка, тронувшая губы, проводили копьё, влетевшее точно в череп врага. Мыйо пал. Глаза продолжали следить за тварью; десница сжала рукоять боцьена. Охотница снова ускорилась, приближаясь к твари. Монстр дёрнулся, но не смог подняться. Десница занесла боцьен и вонзила точно между рёбер животного, разрезав кончиком бьющееся сердце. Руки вынули и почистили меч. Лёгкие вздохнули свободно. Ноги неторопливо зашагали в сторону априки. "Вечная тьма! Темноокая! Здесь? Почему?" -- осколки мыслей пролетели по сознанию, когда между девами осталось несколько шагов. "Йоко, значит. Ну почему Йо до сих пор такая дура?" -- спросила вселенную априка. Глаза разглядели ромея, притаившегося в кустах ивы, изучили окрестности на предмет других сюрпризов и остановились на счастливой улыбке Темноокой, вернувшей свой боцьен за спину.

   -- Светлого дня! -- звонкое сопрано достигло ушей; чёрно-зелёные глаза незнакомки воззвали к разговору. Лёгкие глубоко вздохнули; веки на секунду скрыли глаза. Успокоившееся сердце позволило отворить уста...

   Йоко с восхищением рассматривала априку, мгновение назад убившую мыйо. "Вот это скорость! Даже старейшие так не бегали!" -- думала дева, ожидая, когда у новой знакомой нормализуется дыхание. "За капюшоном не видно ничего", -- расстроилась Йоко, силясь разглядеть лицо и повязку априки. Последняя энергично озиралась по сторонам, временами оглядываясь на убитого монстра.

   -- Светлого дня! -- сказала Йоко возвышенным голосом.

   -- Человек с тобой, дитя? -- грубоватое меццо-сопрано потребовало ответа.

   "Дитя?" -- удивилась дева, затем собралась и сказала:

   -- Да.

   -- Хорошо, -- априка в последний раз обвела взглядом окрестности. -- Побеседуем.

   Йоко увидела слабый-слабый мерцающий свет, исходящий из глаз родича. Дева мысленно сконцентрировалась на диалоге, позволяя инстинктам взять временный верх над разумом. Мгновение -- и периферия исчезла. Взор сфокусировался на мерцании в зелёных с ярко-жёлтой короной глазах собеседницы. Ещё мгновение -- и исчезли даже они. Неясные образы заполнили взор, пока, наконец, не начали появляться детали: лишённый влаги ветер, яркий-яркий пречистый бог, неспешно путешествующий по небу, и дюны, тянущиеся во все стороны до самого горизонта. Собеседница всё ещё стояла напротив, не тая улыбки превосходства, застывшей на губах. Теперь её светящийся мощью и непоколебимостью лик не скрывался под тенью капюшона. Дева увидела знак на повязке незнакомки -- тёмно-жёлтый младенец, помещённый в середину светло-жёлтого Атона.

   -- Быть не может! -- поразилась охотница. -- Это знак Пресветлой Анэ, дочери праматери. Невозможно! Но она точно старейшая. Только старейшие могут создавать такие картины...

   -- Пречистый боже! Дитя, ты совсем не умеешь контролировать мысли, -- меццо-сопрано собеседницы врезалось в уши, приходя сразу со всех сторон, будто сама пустыня пожелала вторгнуться в разговор.

   -- И почему это ты не веришь своим глазам? -- продолжила Анэ, не позволив Йоко вставить слово.

   -- Но Анэ должна быть далеко на юге, так говорили...

   -- Ты предпочла поверить своим учителям, но не собственным глазам, дитя? А ты не думала, что они могли солгать тебе? Что никакой Пресветлой Анэ, дочери праматери, не существовало вовсе? Или же ты жалеешь, что образ, который ты нарисовала себе, не совпал с реальностью? Ты можешь продолжать не верить имени на моей повязке, но моим способностям тебе придётся поверить, дитя, -- голос, идущий со всех сторон, медленно нарастал, заставляя всю сущность Йоко сжаться. Охотница постаралась сбежать куда-нибудь подальше, но старейшая не позволила ей сдвинуться с места.

   -- И всё же ты уже достаточно зрелая, Йоко, -- тон Пресветлой сменился на мягкий. -- Почему так плохо контролируешь образ?

   -- Это потому что...

   Слова стихли; декорации сменились. Просторная комната городского дома заменила пустыню. Слабые светильники -- мощные лучи пречистого бога. В комнате собралась группа детей; учителя объясняли упражнения. Юная Йоко сидела на светло-голубом полупрозрачном стеклянном полу и смотрела вокруг. Сверстницы разбились по парам и неотрывно глядели в глаза друг другу. Йоко желала присоединиться к ним, но девочку игнорировали. Даже такие же одиночки избегали её.

   -- Черноглазая! Черноглазая! -- обзывались сверстницы, когда в занятиях наступил перерыв. Лицо маленькой Йоко исказилось от обиды и страдания. Учителю удалось утихомирить детей, но заставить их взглянуть в чёрно-зелёные глаза так никто и не сумел. Девочка довольствовалась короткими беседами со взрослыми.

   Оказавшаяся внутри стены, выложенной из разноцветного стеклянного кирпича, Анэ сначала наблюдала сцену безо всяких эмоций, затем нахмурила брови; собеседницы вернулись в пустыню.

   -- Твоя мать не отличалась фантазией при выборе методик обучения, Йоко, зато смогла сотворить темноглазую дочь, -- насыщенная колкостью реплика на этот раз ударила в спину.

   Перед Пресветлой мелькнул образ, в котором зрелые априки показывают ещё маленькой Йоко место в пустыне; дюны дрогнули пережитым отчаяньем.

   -- Аха... -- выдохнула старейшая, кивнув себе.

   -- Я темноглазая не с рождения! -- очнулась дева. -- А о тебе мне не рассказывали ничего, кроме имени!

   -- Это не так уж и плохо, дитя. Сегодня познакомимся, -- отметила древняя и прошлась вокруг родича, разглядывая деву со всех сторон. Темноокая поразилась плавности движений собеседницы.

   -- Сколько остановок ты пережила? -- спросила Пресветлая.

   -- Сорок четыре, -- ответила охотница; дюны исказились от смущения.

   -- Сорок четыре? Ум Йо совсем затмился: детей на охоту посылает! -- негодовала каждая песчинка.

   -- Не святотатствуй! -- воскликнула Йоко. Декорации вокруг слегка дрогнули, но тут же восстановились.

   -- Чего?

   -- Как ты можешь думать, что у Йо затмился ум?

   -- Я давным-давно пережила грань, когда перестают считать возраст, -- пояснила Анэ, -- так что твоя Йо годится мне в дочери, а уж ты, дитя, и подавно.

   -- Я не дитя, -- обиделась Йоко. Старейшая смолчала, юная дева тоже не стала продолжать. Образ пустыни снова начал искажаться. Перед тысячелетним взором предстало недавнее прошлое собеседницы. Изменчивые, отрывочные картины поведали, что юная охотница решила при случае спасти раненого мыйо ромея, вскоре они начали сливаться, в бешеном ритме проматывая время, и остановились лишь на моменте спасения. Анэ хорошо разглядела Маниуса: его страдания во время суда, его слова и признания после. Затем воспоминания Йоко вовсе перемешались со страхами. Мыйо. Мыйо. Повсюду лишь мыйо. Монстров нужно убивать, но охота не безопасна. Твари лезли отовсюду, не давая передышки. Они даже сожрали Маниуса, потому что Йоко не успела убить всех, как бы ни старалась, что бы ни придумывала. Вдалеке каждого образа неизменно виднелся неясный силуэт -- самка мыйо. Цель.

   -- Спасла, чтобы приманивать мыйо, -- констатировала Анэ.

   -- Так само получилось. Маниус был обречён, а так... Правда, я здорово придумала?-- оправдания девы переродились в хвастовство.

   -- Спасти раненого тварью ромея -- хорошая идея, дитя, -- мысль Пресветлой лавиной спустилась в образ, развеяв его. Вокруг снова встала пустыня.

   -- Ситуация прояснилась: все последние плачи из-за вас. Я пришла в Мирнию, чтобы выяснить их причину, -- информировала старейшая.

   -- Верно. Из-за нас, -- подтвердила Йоко, не скрывая гордости, -- но...

   -- Можете пойти со мной, если пообещаешь слушать меня, дитя, -- упредила просьбу Анэ, сдержав пустыню от новых картин.

   -- Вечного света тебе! Обещаю! -- дюны снова исказились, на этот раз из-за благодарности.

   -- Расскажи, как сейчас дома у Йо, -- попросила старейшая. Собеседницы перенеслись из пустыни в город. Йоко повела родича по улочкам и проспектам, показывая недавние события и пересказывая слухи.

II

   Маниус вышел из укрытия, распоров тунику о ветви ивы. Резкие движения юноши выдавали нервозность. "Они что, в статуи превратились?" -- спросил себя юноша, предпочтя не вмешиваться. Априки по-прежнему стояли неподвижно и смотрели друг на друга, добавляя раздражения. "Что мне теперь делать?" -- подумал ромей и замер сам, не найдя адекватного ответа. Поток времени не успел пронести и горсти песчинок, как незнакомая априка двинулась и посмотрела на изгнанника. Резкий взгляд из-под капюшона заставил юношу вздрогнуть.

   -- Привет, Эксул! -- сказала Анэ по-ромейски. Меццо-спорано звучало громко и торжественно.

   -- Привет, Эксул, -- громкое эхо поддержало старейшую. Примус сначала опешил, затем крикнул:

   -- Я Маниус!

   Старейшая заглянула в сверкающие глаза изгнанника и продолжила:

   -- Йоко молода. Ей, может быть, не трудно звать тебя Маниус, Примус или как ты там хочешь...

   -- Это имя у меня с рождения! -- не выдержал отверженный.

   -- ...но я живу слишком долго, чтобы менять привычки, Эксул.

   -- Маниус! -- повторил отверженный. "Откуда она всё про меня знает!? Ей Йоко рассказала? Но когда!?" -- непрошеная мысль остановила гнев. Изгнанник продолжил смотреть на Анэ в недоумении.

   -- Ха, -- выдохнула древняя. Она несколькими плавными движениями положила боцьен на землю и сбросила плащ. Строгий взор старейшей обратился на ромея, заставив его попятиться.

   Априка напротив одеждой и телом походила на Йоко, если не принимать во внимание блестящую наручь на правом предплечье. Маниус неосознанно бросил быстрый взгляд на спутницу и сравнил: Анэ чуть выше, спокойнее, увереннее, красивее. Но было что-то неуловимое в глазах, где золотистые лучи, рождаясь из зрачков, прорезали радужку цвета сосновой иглы; в прекрасном лишённом налёта старости лице, украшенном аккуратным носом, прямыми, строго сведёнными к глазницам бровями и полными губами, гармонировавшими с выпуклой грудью; в высоком лбу, открытом убранными за спину отливающими медью волосами; в спокойной твёрдой стойке, казавшейся юноше непоколебимой. Было что-то непостижимое во всём её естестве, заставлявшее тело трепетать, а разум восхищаться.

   -- Не знаю, говорила ли тебе Йоко, но у априк принято изображать имена на лбу. К примеру, я -- Анэ, -- старейшая коснулась повязки пальцем, -- а у тебя под повязкой красуется буква "Е" с чёрточкой, что значит "Эксул", -- Пресветлая сделала паузу. -- Раз уж так тебя нарекли сородичи, то будь добр не кричать на меня. Тем более, я старше вас, даже если сложить ваши дни несколько раз.

   -- Простите, -- извинился юноша, склонив голову.

   -- Зачем ты так? -- вмешалась Темноокая. Дева использовала родной язык.

   -- Твоему другу стоит привыкнуть к своему положению, дитя: назад ему всё равно пути нет, -- пояснила Анэ. Йоко сверкнула глазами, выражая неуверенность. "О чём они?" -- подумал ромей.

   -- Вы будете охотиться со мной, так что обойдёмся без ссор, хорошо? -- нежным голосом попросила Анэ, перейдя на ромейский. Тысячелетние губы улыбнулись юноше.

   -- Х... хорошо, -- ответил отверженный, вопросительно глядя на Йоко. Чёрно-зелёные глаза выразительно блеснули, подтвердив слова древней.

   -- Будь другом, вытащи копьё. Оно застряло вон в том мыйо, -- априка указала пальцем в сторону монстра.

   -- Сейчас.

   Примус быстрым шагом направился к зверю.

   -- Знакомство удалось, -- прокомментировала Анэ.

   -- Ты могла бы быть помягче с ним, -- упрекнула Темноокая.

   -- Не могла, -- отрезала Пресветлая и склонилась к боцьену.

   Копьё никак не хотело выходить из черепа мыйо, цепляясь за пробитую кость. Изгнанник наступил на голову монстра ногой и потянул изо всех сил. Когда копьё, наконец, освободилось, юноша едва не потерял равновесие. "Прямо как дротик, только не гнётся. И древко сплошь металлическое, но и не тяжёлое", -- думал ремесленник, вертя оружие в руке. Глаза разглядывали мёртвого врага; тело наполнялось лёгкостью.

   -- Эй! Эксул! Кидай копьё сюда! -- крикнула подошедшая Анэ. Маниус рефлекторно бросил копьё старейшей, продолжая разглядывать угольно-серую шкуру мыйо. Любопытство побудило изгнанника пощупать её, и юноша медленно нагибался, пока рука не коснулась холодных, будто металлических, волосков.

   -- Замараться хочешь?! -- прикрикнула Йоко. -- Прекрати немедленно!

   Изгнанник одёрнул руку.

   -- Зачем ты так? -- спросила Анэ по--априкски. Йоко поперхнулась собственной фразой; глаза юной девы загорелись раздражением.

   -- Посмотри на пальцы, Эксул, -- сказала древняя по-ромейски. Изгнанник увидел влажное выделение пепельного цвета, проявившее рисунок отпечатков.

   -- Эта дрянь не отмывается, -- информировала старейшая. -- Иногда априки мажутся ею, чтобы мыйо чуял своего: так проще охотиться, особенно по ночам.

   -- Правда!? -- воскликнула дева.

   -- Я не лгу, -- ответила Анэ. -- Я сама мазалась ею. Потом кожа ужасно чешется.

   От слов старейшей по телу Йоко прошла дрожь. Ромей достал тряпку и потёр пальцы. Вещество не стёрлось.

   -- Оно не ядовито, -- обнадёжила древняя, -- ничего страшного.

   -- Откуда ты знаешь, ядовито ли оно для человека? -- спросил Маниус.

   -- Знаю. Проверено, -- ответила Анэ. Примус отшатнулся от старейшей; Темноокая подняла брови от удивления.

   -- Сейчас важнее забрать вещи, которые я оставила в лесу на время погони за этим шустрым мыйо, -- продолжила Пресветлая, не обращая внимания на реакцию спутников, -- так что берите свои и в путь.

   -- Хорошо, -- ответила Йоко и поймала недоумевающий взгляд Маниуса. Дева легко кивнула; юноша отправился к ивам.

   -- Я возьму твою суму тоже, -- сказал изгнанник, когда удалился на десяток шагов.

   -- Ты проверяла сама? -- спросила Йоко, сверля Анэ изучающим взглядом.

   -- Нет. Я бы так и сказала, -- уверила старейшая. -- Я расскажу тебе об этом когда-нибудь. Сейчас куда важнее вывести Эксула из этих лесов.

   -- Может, ты всё-таки будешь звать его по-другому? -- попросила Йоко.

   -- Зачем, дитя? Таково его имя.

   -- Это грубо.

   -- Не грубо. Точно.

   -- Грубо, -- твёрдо повторила охотница.

   -- Не спорь со мной, дитя, -- отмахнулась Пресветлая, -- лучше взгляни на этот... луг. Ты не находишь странным, что люди забросили столь плодородное поле?

   -- Я плохо знаю людей, -- призналась дева.

   -- Хороший ответ, дитя. Отдохнём здесь немного. Ты, наверное, тоже устала.

   -- Я всю ночь не отдыхала: ждала мыйо.

   Вместо ответа Анэ ухмыльнулась. Априки опустились на траву.

III

   Древний лес из полусухих берёз, усеянных трутовиками, покачивался, кланяясь неспешному ветру. След мыйо плутал, огибая деревья. Иногда и на стволах оставались отметины от цепких лап.

   Путники шли неторопливо, временами делая остановки. Анэ комментировала любую встреченную мелочь, раскрашивая прогулку монологами про гармонию природы. Маниус не отставал от априк. Хотя желудок ромея до сих пор не желал мириться с растительной диетой, боль поубавилась и стала привычной. Примус думал расспросить Пресветлую о мыйо, но никак не мог решиться. Тем временем взгляд ромея увлечённо рассматривал Анэ, дивясь её лёгкой, естественной походке. Апирка умудрялась безошибочно ступать на твёрдую землю, огибать ветки и приминать траву понапрасну. Казалось невозможным заставить её запнуться или оступиться. "Лес для неё второй дом", -- решил Маниус, продолжая созерцать старейшую. Когда путники зашли в густую тень, отверженный заметил на наручи априки пять горящих разноцветных точек, расположенных вдоль руки. Ближняя к плечу точка быстро сменяла десять цветов от ядовитого-красного до тёмно-фиолетового. Её соседка сменяла цвета медленнее, ожидая, пока ближняя снова заалеет. Примус сосредоточил всё внимание на наручи и вскоре оступился. Йоко схватила его за шиворот, удержав от падения.

   -- И куда это ты всё время смотришь, Эксул? -- спросила старейшая, прервав монолог. -- Смотри лучше под ноги.

   -- Что это за огоньки у вас на наручи? -- полюбопытствовал ромей, обрадованный возможностью завязать беседу. -- Какая-то магия?

   -- Это часы, Эксул.

   -- Часы! Я видел солнечные часы на форуме в Мирнии. А почему высокий огонёк постоянно мелькает?

   -- Он отсчитывает мгновения -- "Си", -- вмешалась Йоко. -- Второй -- десятки си. Третий -- сотни си. Четвёртый -- тысячи си. И пятый, ближний к ладони, -- десятки тысяч си или наши часы. Мы делим ночи и дни на пять часов, а не на двенадцать.

   -- На пять так на пять, -- Маниус пожал плечами. -- Мы в деревне знаем только восход, закат да полдень. Эти "часы" для занятых патрициев...

   Изгнанник покосился на Йоко, ища поддержки. Губы девы тронула лёгкая улыбка.

   -- Время -- мера всего, -- не согласилась Анэ. -- Ничего не происходит мгновенно: всему нужно время. Вы поймёте это, когда повзрослеете.

   "Если повзрослеете", -- мысленно добавила старейшая.

   -- Вот и нам нужно время, чтобы дойти до моих вещей. Мы не можем достигнуть их одним лишь желанием.

   -- А вы не боитесь оставлять вещи в лесу? -- сменил тему Примус.

   -- Люди не ходят по Свистящему лесу, а мыйо мои вещи незачем. Тем более, сумка пропитана смесью, отпугивающей животных, -- информировала Пресветлая.

   -- Вы с Йоко давно знакомы? -- продолжил расспрос Маниус, решив зайти издалека.

   -- Познакомились только что, прямо на твоих глазах, -- ответила Анэ.

   -- Тогда откуда ты столько про меня знаешь? Следила за нами?

   -- Нет. Видишь ли, Эксул, мы, априки, разговариваем не только голосом, но и светом...

   -- Светом? -- удивился Примус. -- Это как?

   -- Старейшие не рекомендовали говорить об этом, -- предупредила Йоко по-априкски.

   -- Тебе, дитя, -- уточнила древняя.

   Отверженный не понял ни звука в незнакомой речи; лицо юноши исказилось раздражением.

   -- Видишь ли, Эксул, -- продолжила объяснять Анэ, -- глаза априк способны вести разговор с помощью света, но для этого нужен прямой взгляд, зрачок в зрачок, как у нас с Йоко при встрече. Во время разговора светом я узнала кое-что о тебе. Объяснять дальше бесполезно: ты не поймёшь.

   -- Вы смотрели друг на друга не так уж долго, -- заметил ромей.

   -- Этого достаточно, -- не сдержалась Йоко. "Анэ не собирается скрывать, так что ничего страшного", -- успокоила себя дева.

   -- Хочешь узнать что-то ещё, Эксул? -- спросила Пресветлая.

   -- Мыйо, -- прошептал изгнанник.

   -- Это вопрос? -- поинтересовалась старейшая.

   -- Копьё вошло в череп, точно в металл... -- объяснил ученик кузнеца.

   -- Ты прав. Все кости, а также зубы и когти мыйо металлические... в первом приближении.

   -- Чего?

   -- Череп мыйо крепок, как шлем легионера; уязвимые места только у шеи и глазниц. Бить боцьеном по черепу -- только лезвие портить, поэтому мы стараемся либо отрубить голову, либо вонзить клинок между рёбер точно в сердце, либо проколоть плоть через пасть или глазницу. Пытаться отрубить лапу -- не лучший вариант, особенно человеческим оружием: кости мыйо крепки, как череп. Пробовать просто изранить плоть мыйо нецелесообразно: твари живучи.

   -- Ясно... -- Маниус задумался над услышанным.

   -- Однако металлический скелет делает их тяжёлыми, -- продолжила древняя.

   -- Это -- да, -- припомнил изгнанник.

   -- Мыйо не способны плавать, поэтому не могут преодолеть широкие реки и моря. На островах их нет: там жизнь спокойнее, если штормы не считать...

   -- Разве шторм может сравниться с мыйо?! -- воскликнул отверженный.

   -- Не разглагольствуй, о чём не знаешь, Эксул, -- посоветовала Пресветлая. -- Важно то, что соревноваться с мыйо в силе и крепости бессмысленно. Поэтому наше единственное преимущество -- скорость и точность. Тварь легко собьёт тебя с ног, если дотянется, но даже его мышцам трудно погасить силу собственного прыжка, если мыйо промахнётся, потому при сражениях с ними лучше всего уклоняться, а затем поражать слабые места.

   -- Меня так учили, -- заметила Йоко.

   -- Главное -- дистанция, -- продолжила наставлять старейшая. -- Твёрдость, которой нет в наших руках, и крепость, не подаренную костям, мы заимствуем у нашего оружия. Один точный удар чаще всего решает судьбу поединка. Сейчас смешно вспомнить, но когда-то мыйо пытались охотиться на априк.

   -- Правда? -- удивился юноша.

   -- Да. Твари жестоко пожалели. Не переживай о мыйо, Эксул, -- ободрила Анэ. -- Вдвоём мы сможем тебя защитить. "Думает, я трус", -- ромей опустил понурый взгляд на лесную подстилку; губы плотно прижались друг к другу.

IV

   Размышления шли одно за другим, временами затмеваясь воспоминаниями. Маниус оставил контроль над телом подсознанию и погружался всё глубже в себя. Рассуждения ходили по кругу: от желания отомстить к невозможности сделать это, от желания съесть что-нибудь привычное к осознанию, что так поступать не стоит. Временами он думал о красоте спутниц, сокрушался своей беспомощности и пытался заглянуть в туманное будущее.

   За размышлениями юноша не замечал дороги, по привычке шагая позади Йоко. Атон тем временем начал спускаться, даря свой свет далёким землям запада. На полог леса упали густые длинные тени, скрывая путников в сумрачной пелене. Звуки дикой природы и редкие реплики априк укутали юношу в приятное одеяло однообразия, возвращаться из которого не было никакого желания. Юноша передвигал ногами беспрерывно, пока не услышал громкий крик:

   -- Эксул, обернись!

   Ромей вздрогнул; картина реальности вновь прояснилась. Примус развернулся и посмотрел на остановившихся априк.

   -- Не заболел, Эксул? -- спросила Анэ.

   -- Всё в порядке, -- ответил Маниус, чувствуя подступившую жажду. Он развязал пиру, достал сосуд и сделал пару глотков. Жажда отступила.

   -- Мы тут задержимся. Можешь положить суму, -- сказала Темноокая. Изгнанник расслышал знакомые нотки беспокойства в голосе девы.

   -- Мыйо близко? -- осведомился юноша. Йоко кивнула, сверкнув глазами. "Ого! Чувствует мыйо!" -- обрадовалась Пресветлая, подтвердившая свои подозрения. Маниус тем временем подошёл к Йоко, кинув суму под ближайшее дерево.

   -- И когда нам ожидать серенькую зверюшку? -- уточнила старейшая.

   -- Скоро. И их двое, -- информировала дева. Древняя начала разминаться, затем достала боцьен и сделала пару размашистых замахов.

   -- С севера, -- сказала Йоко, сняв меч с жилета. Пресветлая в два прыжка встала перед ромеем, после чего сделала ещё четыре шага, прикрыв собой фронт. Старейшая обернулась. Её взгляд встретил взгляд спутницы. "Говорят светом", -- смекнул Маниус. Вскоре взгляды априк разминулись. Йоко прикрыла ромея; Анэ осталась впереди. Примус выглядывал из-за спины априки, ожидая нападения. Деревья вдалеке расплывались в тенях.

   -- Уши, -- напомнила Йоко. Ромей суетливо поправил пробки в проходах. "Когда?" -- думали Маниус и Анэ. "Совсем близко", -- почувствовала Йоко и прикрыла глаза. Мыйо остановились в одном прыжке от старейшей и затаились в высокой растительности. Их тёмные глаза настороженно глядели на древнюю, рассекающую воздух мечом. "Близко. Несомненно", -- пронеслось в голове у Анэ; губы старейшей тронула лёгкая улыбка. Априка отвела боцьен вправо и отпустила рукоять. Примус замер, охваченный ужасом; Йоко раскрыла глаза, предчувствуя действия мыйо; свободная рука девы схватила юношу.

   Монстры синхронно прыгнули, выставив когти вперёд. Старейшая ретировалась, махнув правой рукой. Боцьен вернулся в ладонь, сверкнув в луче заходящего солнца. Йоко отпрыгнула, прихватив с собой изгнанника; Пресветлая сделала глубокий замах, глядя на морды мыйо, рухнувших к её ногам. "Прощайте", -- еле слышно прошептала охотница; клинок рассёк черепа монстров поперёк глазниц. Враги ослепли. Пространство заполнил отчаянный свист; древняя присела, выбирая лучшую позицию. Десница вонзила жало боцьена в слепую морду, достав мозг; другая тварь дёрнулась, порываясь бежать, но охотница оказалась быстрее. Мыйо пали замертво, дёргая безвольными конечностями. "Глупые подростки", -- констатировала Анэ. Древняя освободила уши от пробок и достала тряпку. Спустя мгновение старейшая принялась чистить лезвие.

   -- Меч летает сам! Магия априк! -- воскликнул отверженный. Пресветлая убрала тряпку, и подошла вплотную к юноше, перехватив боцьен левой рукой. Старейшая поднесла рукоять к глазам Маниуса, и изгнанник разглядел тонкую, почти прозрачную нить, идущую от навершия к правой наручи Анэ.

   -- Магия априк! Меч-самолёт! -- передразнила древняя, продолжая держать рукоять у глаз юноши. -- Нагляделся, Эксул?

   Примус вытащил пробки из ушей. "Странно: зачем две?" -- подумал изгнанник, изучая боцьен старейшей. Широкая украшенная крохотными алмазами гарда расходилась полумесяцем; на три пальца выше красовалась малая. Плетение металла боцьена напоминало узоры меча Йоко, но отблеск немного отличался. Навершие оканчивалось сферой, на которой поселился маленький Атон. "Этот боцьен сделан куда искуснее", -- заключил ромей, когда Пресветлая вернула меч за спину, ловко освободив навершие от нити. Старейшая сняла наручь и принялась заматывать нить обратно. "Теперь торопиться некуда", -- подумала априка, наматывая виток за витком. Всё это время Йоко стояла возле мыйо, разглядывая их раны. Маниус присоединился к ней.

   -- Ловкий трюк, -- обронил юноша после пары мгновений созерцания. Глаза девы сверкнули во тьме.

   -- Я научусь, -- сказала охотница; в голосе чувствовалось возбуждение.

   -- Скоро пойдём! Приготовьтесь! -- крикнула Анэ.

   -- Успеем, -- ответила Йоко, продолжая смотреть на мыйо, -- правда ведь, Мани?

   Дева покосилась на юношу, который будто не слышал её.

   -- Мани?

   -- Холодно... -- изгнанник боролся со сковавшим тело ознобом; мыйо расплылись из-за слёз, хлынувших из глаз.

   -- Мани?!

   Руки Йоко, подхватившие обессилившее тело, почти не ощущались.

   -- Ты... -- силились сказать уста.

   -- Что случилось? Мани!?

   "...прекрасна", -- закончило сознание, и размазанное лицо спутницы сменилось пеленой. Неясные блики, отдалённые звуки, обрывки фраз поплыли перед взором, погружённом в густеющий туман. "Я умираю? Проклятые боги..." -- последняя мысль посетила юношу, прежде чем агония заполнила слабеющее естество. Реальность отступила куда-то вдаль, словно мимолётный утренний сон.