Глава 1. О философских картах

I

В августе 1968 года я приехал в Ленинград. На одной из экскурсий попытался разобраться в карте города, но никак не мог понять, где я. Передо мной стояло несколько огромных церквей, но на карте их не было и следа. Наконец на помощь мне пришел переводчик: «У нас церкви не наносят на карты». «Да ладно, — возразил я. — Смотрите, вот обозначен собор». «Это не действующий храм, а музей, — объяснил он. — А вот действующих церквей Вы на карте не найдете».

Что ж, подобные случаи происходили со мной и раньше. Сколько раз мне давали карты, на которых не было и намека на то, что я видел прямо перед носом! В школе и университете меня пичкали путеводителями по наукам и по жизни, в которых ни слова не говорилось о вещах, казавшихся мне необыкновенно важными для выбора правильного жизненного пути. Помню, много лет я был в полном замешательстве, и никто не приходил мне на помощь. Но однажды я перестал сомневаться в правильности своего восприятия мира и заподозрил неладное в самих путеводителях.

В них писали, что еще совсем недавно подавляющее большинство наших предков пребывали во власти абсурдных иллюзий и руководствовались в жизни безумными поверьями и нелепыми предрассудками. Даже прославленные ученые вроде Кеплера и Ньютона, по-видимому, положили немало времени и сил на бессмысленное изучение несуществующих вещей. Тысячи лет во всем мире и даже в цивилизованной Европе добытые потом и кровью блага тратились впустую на преклонение перед ничтожными вымышленными божествами. Повсеместно тысячи с виду нормальных людей накладывали на себя бессмысленные ограничения вроде поста, мучили себя сексуальным воздержанием, тратили время на паломничество, фантастические ритуалы, бесконечное повторение молитв и тому подобные нелепости. Они отвергали реальность этого мира (а некоторые так даже продолжают это делать и в наш просвещенный век), а все из-за чего? Невежества и глупости. Но вот мы сбросили с себя груз прошлых веков с их ошибками и заблуждениями, а все предрассудки сдали в музей. Надо же! Тысячи лет люди верили в реальность вещей, об иллюзорности которых сегодня известно даже младенцу. Любой школьник вам скажет, что это были выдумки. Все прошлое до самых недавних времен ни на что не годно, и нашим современникам остается с любопытством и снисхождением смотреть на странности и невежество прошлых поколений. Все, что написано нашими предками, также годно только для книгохранилищ, где историки и прочие специалисты копаются в допотопных трактатах и пишут о них книги. Истории давних времен иногда интересны и даже захватывающи, но не представляют особой практической ценности для решения современных проблем.

Этому и многому другому меня учили в школе и университете. Правда, о многом упоминали лишь вскользь, а прошлое никогда открыто не критиковали. Ведь все-таки не стоит презирать предков, при всей их отсталости и темноте. Что они могли поделать? Многие ведь изо всех сил пытались доискаться правды, а некоторые по счастливой случайности даже почти прикасались к истине. Их озабоченность религией — лишь одно из проявлений недоразвитости. Да и стоит ли этому удивляться: в то время человечество было еще молодо-зелено. Даже современный человек проявляет некоторый интерес к религии, так что взять с предков! В подходящих случаях и сегодня допускается вспомнить о Боге-Творце, хотя каждый образованный человек знает, что на самом деле Бога, а тем более Творца, нет, а все многообразие жизни, которое мы видим вокруг, произошло эволюционным путем через случайные изменения в генах и естественный отбор. К сожалению, наши предки знать не знали об эволюции, вот и напридумывали всяких сказок и мифов.

В путеводители по настоящим знаниям и по реальной жизни включали только то, что якобы можно было доказать. Похоже, философские карты составлялись по принципу: «Сомневаешься — выкинь» или сдай в музей. Однако я видел, насколько вопрос о том, что является доказательством, тонок и труден. Не лучше ли было придерживаться противоположного принципа: «Сомневаешься — напиши об этом БОЛЬШИМИ БУКВАМИ»? В конце концов, несомненные вещи в некотором смысле мертвы и неинтересны живым людям.

Любое допущение предполагает риск ошибки. Ограничиваясь вроде бы абсолютно достоверным знанием, я свожу риск ошибки на нет, но в то же время отчаянно рискую упустить, возможно, самые возвышенные, важные и стоящие вещи в жизни. Святой Фома Аквинский вслед за Аристотелем учил, что «самое приблизительное знание высшего ценнее, чем самое точное знание низшего». Противопоставление «самого приблизительного» знания «самому точному» означает неопределенность. Может быть, мир устроен так, что высшее нельзя познать с той же степенью точности, что и низшее. Тогда, ограничиваясь изучением лишь достоверных предметов и событий, я упускаю из виду самую суть вещей.

В философских путеводителях, которыми меня снабдила школа и университет, как и на карте Ленинграда, отсутствовали действующие церкви. Кроме того, в них даже не упоминались обширные области «альтернативной» теории и практики в медицине, сельском хозяйстве, психологии и общественных науках, не говоря уже об искусстве и так называемых оккультных или сверхъестественных феноменах. Одно только упоминание о них считалось знаком умственной неполноценности. В частности, все описанные в путеводителях крупные теории видели в искусстве лишь средство самовыражения или бегства от реальности. Красота природы также была случайной. Нас заставляли верить в то, что даже самые красивые формы можно объяснить их пользой в размножении, которое имеет прямое отношение к естественному отбору. И действительно, если не считать упоминания о «музеях», весь путеводитель от корки до корки был составлен с позиций утилитаризма: о существовании любой вещи упоминалось только тогда, когда человек мог ее использовать в своих целях или когда она была полезна во всеобщей борьбе за существование.

Стоит ли удивляться, что, следуя описанными маршрутами, мы все больше привыкали к окружающему пейзажу и уже не удивлялись отсутствию опущенных в путеводителе вещей, погружались в заблуждения, несчастья и цинизм. Кому-то из нас, однако, довелось испытать что-то сходное с опытом Мориса Николь:

Однажды на занятии по Новому Завету в воскресной школе я осмелился, несмотря на свое заикание, попросить нашего директора, который вел урок, объяснить значение одной метафоры. Ответ его был таким запутанным, что я испытал первый проблеск осознанности и вдруг понял, что никто ничего не знает … и начиная с этого момента начал думать сам, или по крайней мере понял, что могу думать сам… Я помню в мельчайших подробностях классную комнату, высокие окна, сделанные так, чтобы из них ничего не было видно, парты, возвышение, на котором сидел директор, его интеллигентное, худое лицо, его нервные гримасы и резкие движения рук — и вдруг это внутреннее прозрение, что никто ничего не знает — то есть ничего о том, что действительно имеет значение. Это было мое первое внутреннее освобождение от навязанных извне суждений. Начиная с этого момента, я точно знал — то есть чувствовал своим внутренним я, которое является единственным источником настоящего знания — что мое отвращение к религии в том виде, в котором нам ее преподносили, было обоснованным [99] .

Путеводители, составленные в духе современного научного материализма, оставляют без ответа самые важные вопросы. Более того, они даже не признают за этими вопросами право на существование. Во времена моей молодости, полвека назад, дела уже обстояли неважно. А сегодня — еще хуже, так как все более тщательное применение научного метода к любым предметам уничтожило, по крайней мере на Западе, последние крупицы древнего знания. Во имя научной объективности во всеуслышание заявляется, что «система ценностей — просто защитный механизм и рефлекс», что человек — «лишь сложный биохимический механизм, приводимый в движение системой сжигания топлива и управляемый компьютером с феноменальным объемом памяти, содержащей кодовую информацию». Зигмунд Фрейд даже утверждал: «Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что ценностные суждения человека формируются исключительно его стремлением к счастью, а, значит, просто являются попыткой подкрепить заблуждения аргументами».

Как устоять перед весом таких заявлений, сделанных во имя научной объективности, если только, подобно Морису Николь, вдруг не испытаешь «внутреннего прозрения», что люди, делающие такие заявления, какими бы учеными они ни были, ничего не знают о том, что действительно имеет значение? Люди просят хлеба, а им протягивают камни. Они ищут совета о том, что им «делать, чтобы спастись», а им говорят, что идея спасения — не что иное, как бред и инфантильный невроз. Они ищут путь к ответственной человеческой жизни, а им говорят, что они — машины сродни компьютерам, без воли, а значит без ответственности.

По словам необычайно здравомыслящего психиатра Виктора Франкла, «проблема не в том, что ученые не видят мир целостным, а в том, что они выдают видимую ими часть за целое… Поэтому страшно не то, что ученые специализируются, а то, что специалисты делают обобщения». Эпоха религиозного диктата канула в Лету, и вот мы уже третий век живем в условиях все усиливающегося «диктата научного». В результате люди, особенно молодежь, настолько потеряны и дезориентированы, что наша цивилизация того и гляди рассыплется в прах. «Истинный нигилизм сегодняшнего дня, — говорит д-р Франкл, — это редукционизм… Современный нигилизм не кичится словом „ничто“ и скрывается за понятием „всего лишь“. Так феномен человека сводят к мало что значащему эпифеномену».

Между тем, внутренний мир человека остается нашей реальностью, всем, что мы есть и чем мы становимся. В этой жизни мы оказываемся как будто в незнакомой стране. Ортега-и-Гассет однажды отметил, что «жизнь обрушивается на нас лавиной». Мы не можем сказать: «Подождите! Я еще не готов. Дайте мне разобраться в жизни». Приходится принимать решения, к которым мы не готовы, выбирать цели, о которых у нас лишь смутное представление. Это очень странно и, на первый взгляд, даже безумно. Создается впечатление, что человеческие существа — какие-то «недоумки». Они не только рождаются и долгое время остаются беспомощными, но и достигнув зрелости значительно уступают в уверенности и ловкости животным. Они колеблются, сомневаются, передумывают, мечутся из стороны в сторону, плохо представляют не только способы достижения желаемого, но, прежде всего, чего они хотят.

«Что мне делать?» или «Как мне спастись?» — странные вопросы, ведь речь идет о цели, а не просто о средствах. Технический ответ типа «определись с тем, чего ты хочешь, и я объясню, как этого достичь» не подходит. В том-то и дело, что я не знаю, чего хочу! Может, все, чего я хочу, это быть счастливым. Ответ «скажи, что тебе нужно для счастья, и я объясню, что для этого сделать» тоже не подходит, потому что я не знаю, что мне нужно для счастья. Кто-то скажет: «Для счастья нужна мудрость», — но какая мудрость? Или: «Счастье — в освобождении через нахождение истины», — но какой истины? И кто подскажет, где ее искать? Кто подведет меня к ней или хотя бы укажет направление, в котором идти?

В этой книге мы взглянем на мир и попытаемся увидеть его целостным. Это иногда называют философствованием, а философия — любовь к мудрости и ее поиск. Сократ говорил: «Любопытство — чувство философа, философия начинается с любопытства». И еще: «Боги — не философы. Им незачем искать мудрость, ибо они уже мудры. Невежественные тоже не ищут мудрости, ибо в том-то и порок невежества — в чувстве самодовольства, даже если ты вовсе не добр и не мудр».

Как нам охватить взглядом весь мир? Один из способов — посмотреть на карту. Карта — это схема, на которой показано, где что расположено. Конечно, на карте не обозначают все предметы, ибо тогда она стала бы непомерно большой, но самые важные ориентиры должны быть непременно на нее нанесены. Такие ориентиры настолько велики, что их невозможно пропустить. Не заметил их — считай, что сбился с пути.

Важнейший этап любого исследования — его начало. Сколько раз мы убеждались в том, что стоит исследователю встать на ложный путь или слишком легкомысленно сделать первые шаги, и даже самая прилежная последующая работа не поможет избавиться от изначальной ошибки.

Картография — эмпирическое искусство, требующее высокой степени абстрагирования и одновременно постоянного контакта с реальностью. Лозунг составителя карт — «принимай все, не отвергай ничего». Все, что есть, что в том или ином виде существует, привлекает внимание и интерес людей, должно быть обозначено на карте в надлежащем месте. Философская карта — еще не вся философия, точно так же как путеводитель по стране — не исчерпывающий трактат по географии. Карта — это просто начало, то самое начало, которого сегодня так не хватает людям, задающимся вопросами: «В чем смысл бытия?» или «Что мне делать со своей жизнью?»

На моей карте будут обозначены четыре Великие Истины, которые, как огромные колокольни, видны отовсюду, где вы только можете оказаться. Если вы о них помните, то всегда без труда определите свое местоположение, если же забыли — значит, вы потерялись.

Мой путеводитель — о том, как «человеку жить в мире». Поэтому нам необходимо рассмотреть:

Во-первых, сам «мир». Речь пойдет о видении мира как иерархической структуры с по меньшей мере четырьмя великими «Уровнями Бытия». Это и есть первая Великая Истина.

Во-вторых, мы поговорим о «человеке» и его приспособленности к жизни в этом мире — Великой Истине о принципе соответствия.

В-третьих, рассмотрим то, как человек познает мир — Великую Истину о «Четырех Сферах Познания».

В-четвертых, посмотрим, как прожить жизнь в этом мире, исходя из понимания Великой Истины о двух типах проблем — имеющих техническое решение и не имеющих такового.

Давайте сразу оговоримся и твердо усвоим, что карта не «решает» проблемы и не «раскрывает» тайны — она только помогает их распознать. Поэтому решение проблем и раскрытие тайн останется на нашей совести. Вспомним последние слова Будды: «Прилежно работай над своим спасением».

А для этого, по словам Тибетских учителей,

Необходима всеобъемлющая философия, позволяющая охватить все сферы знания.

Необходима система медитации, с помощью которой приобретается способность сосредотачиваться на любом предмете.

Необходимо вести такой образ жизни, который делает возможным использовать все способности тела, речи и ума в качестве помощников на Пути.

II

Европейские философы уже давно не составляли полных и достоверных карт. Так, Декарт (1596–1650), коему современная философия обязана столь многим, смотрел на вопрос о составлении карт совсем иначе. «Тот, кто ищет прямой путь к истине, — говорил он, — не должен обращать внимания на то, что нельзя описать с точностью арифметических и геометрических формул». Достойны внимания только те предметы, «на достоверное и несомненное знание которых способен наш ум».

Отец современного рационализма, Декарт утверждал, что «мы не должны верить ничему, что не подтверждается нашим Разумом», и подчеркивал, что речь идет именно «о нашем Разуме, а не о воображении и чувствах». Суть метода познания мира разумом в том, чтобы «шаг за шагом разложить сложные и запутанные идеи на более простые, а затем, отталкиваясь от интуитивного понимания всех элементарных, абсолютно простых идей, попытаться подняться к знанию более сложных идей через серию таких же шагов». Эта программа рождена сильным, но страшно ограниченным умом. Ограниченность такого подхода еще лучше заметна в правиле:

Если, изучая предметы, мы делаем шаг, с пониманием которого наш интеллект недостаточно хорошо справляется, надлежит немедленно остановиться. Нам не следует даже пытаться исследовать предмет дальше в этом направлении. Таким образом, мы оградим себя от лишних трудов [110] .

Декарт ограничивается точными и абсолютно достоверными знанием и идеями потому, что его главная цель — стать «хозяином и властелином природы». То, что нельзя тем или иным образом измерить, не может быть точным. Комментарии Жака Маритэна:

На самом деле математическое познание природы — не полное отражение реальности, но лишь определенная интерпретация феноменов… оставляющая без ответов главные вопросы о сути вещей. Для Декарта же математические знания раскрывают самую суть вещей. Предметы досконально анализируются на основе их геометрической протяженности и характера движения. Вся физика, то есть вся философия природы, сводится к простой геометрии.

Таким образом, картезианская философия ведет нас прямиком к механике. Она превращает природу в механизм, насилует ее, уничтожает все, что позволяет предметам символизировать дух, являться частью гения Творца, разговаривать с нами. Вселенная становится безмолвной [111] .

Где гарантия, что в этом мире несомненная истина непременно является полной истиной? Чья несомненная истина, чье понимание? Человека. Каждого человека? Все ли люди способны осознать всю истину? Как показал Декарт, человеческий ум может подвергнуть сомнению все, что не укладывается в его рамки, и некоторые люди больше склонны к сомнениям, чем другие.

Декарт порвал с традиционными знаниями, отмел весь опыт своих предшественников и решил все начать с начала и во всем разобраться сам. Подобная самонадеянность стала «стилем» европейской философии. Маритэн отмечает: «Каждый современный философ — картезианец в том смысле, что видит себя первооткрывателем, долг которого — принести человечеству новую концепцию мироздания».

Декарт заключил, что «на протяжении многих веков философию двигали вперед лучшие умы, и тем не менее в ней нет ничего бесспорного, а следовательно, все сомнительно». Он фактически «отрекся от мудрости» и сосредоточился исключительно на знании, обладающем математической или геометрической точностью и несомненностью. Такой подход уже был свойствен Фрэнсису Бэкону (1561–1626). Скептицизм, своего рода пораженчество в философии, стал основным течением европейской метафизики. С кажущейся справедливостью скептики утверждали, что возможности человеческого ума строго ограничены и нет смысла интересоваться тем, что выходит за пределы его способностей. Древняя мудрость гласила, что человеческий ум слаб, но открыт, то есть способен превзойти себя и устремиться к более высоким уровням сознания. Новое же мышление приняло как данность то, что возможности разума строго и узко ограничены, причем эти границы можно четко обозначить; но в своих пределах возможности разума практически безграничны.

С точки зрения философской картографии это означало огромную потерю: целые континенты, необыкновенно старательно описанные людьми прошлых поколений, просто исчезли с карт. Но, кроме того, произошло еще более значимое «отречение от мудрости», несказанно обеднившее философскую мысль: традиционная мудрость всегда представляла мир как трехмерную структуру (символизируемую крестом), в которой не только значимо, но и принципиально важно всегда и везде различать между «высшими» и «низшими» предметами и Уровнями Бытия. Новое мышление рьяно, если не сказать бешено, бросилось устранять вертикальное измерение. Откуда взяться ясному и точному представлению о таких качественных понятиях, как «высшее» или «низшее»? Для разума стало насущной необходимостью заменить их количественными показателями.

Да, с «математизмом» Декарт перегнул, и вот Эммануил Кант (1724–1804) вызвался начать все с начала. Но, как замечает Этьен Гилсон, несравненный знаток истории философии:

Кант перешел от математики не к философии, а к физике. Да он этого и не скрывал: «Истинный метод метафизики по своей сути ничем не отличается от метода, который Ньютон применил в естественных науках и который оказался столь плодотворным»… «Критика чистого разума» Канта — искусное описание того, какой должна быть структура человеческого ума, если исходить из существования концепции природы Ньютона и соответствия этой концепции реальности. Можно ли после этого всерьез говорить о «физическом» методе Канта как о здоровом философском методе? [114]

Математика и физика не могут переварить качественное понятие «высшего» и «низшего». Поэтому вертикальное измерение исчезло с философских карт, а философия сконцентрировалась на несколько надуманных проблемах типа «А существуют ли другие люди?» или «Могу ли я вообще что-нибудь знать?» или «Воспринимают ли другие люди этот мир так же, как я?» Так карты стали совершенно бесполезны для людей, решающих благородную задачу выбора жизненного пути.

Этьен Гилсон так сформулировал надлежащую задачу философии:

Ее непреходящая обязанность — приводить в порядок и контролировать все более широкое поле научного знания и решать все более сложные проблемы поведения человека. Ее нескончаемая задача — удерживать науки в присущих им границах и определять место и задавать границы новым наукам. Наконец, не менее важная задача: как бы ни менялись обстоятельства, удерживать все действия человека во власти разума, только благодаря которому человек и является судьей своих поступков и, после Бога, хозяином своей судьбы [115] .

Потеряв вертикальное измерение, на вопрос «Что мне делать с моей жизнью?» человек теперь мог дать лишь утилитарный ответ. Ответ эгоистичный или альтруистичный, но все же утилитарный: «Живи как можно комфортней» или «Осчастливь как можно больше людей». Кроме того, получалось, что по сути человек — только животное. «Высшее» животное? Быть может, да и то лишь в некоторых отношениях. В определенных отношениях другие животные «превосходят» человека, а значит лучше избегать расплывчатых понятий «высшего» и «низшего», если только мы не говорим в строго эволюционном смысле. В контексте эволюции «высшее» обычно можно соотнести с «позднейшим», а так как человек, несомненно, появился весьма недавно, его условно можно поставить на вершину эволюционной пирамиды.

Но ничто из этого не помогает получить вразумительный ответ на вопрос: «Что мне делать с моей жизнью?» Паскаль (1623–1662) говорил: «Человек хочет счастья и существует только для счастья. Он не может хотеть быть несчастным». Однако новые философы утверждали вместе с Кантом, что человек «не может уверенно и точно сказать, чего он действительно хочет… не может определить, что для него настоящее счастье, ведь для этого необходимо быть всезнающим». Традиционная же мудрость давала простой вдохновенный ответ: счастье человека в том, чтобы двигаться выше, развивать свои высшие способности, обрести знание высших предметов и, если возможно, «узреть Бога». Двигаясь вниз, развивая только свои низшие способности, присущие и человеку, и животным, он делает себя глубоко несчастным, вплоть до отчаяния.

Святой Фома Аквинский (1225–1274) заявлял с непоколебимой уверенностью:

По собственной воле человек склонен делать лишь то, что он знает и понимает. Поскольку высшие силы направляют человека к благам более высоких порядков, недостижимым смертным человеком в этой жизни… его уму необходимо ухватиться за что-то более высокое, чем те вещи, которыми он занят в повседневной жизни. Только получив точку опоры в высшем, человек учится стремиться и своими действиями тянуться к чему-то, превосходящему обычное состояние этой жизни … Именно по этой причине философы, желая освободить человека из плена чувственных удовольствий и обратить к добродетели, учат, что есть блага более высокого порядка, чем те, что ублажают чувства. Вкушая эти блага, тот, кто стремится к высшему в действии или в помыслах, обретает истинное блаженство [118] .

Эти учения, составляющие традиционную мудрость всех народов во всем мире, для современного человека практически потеряли смысл, хотя он по-прежнему желает как-нибудь подняться над «обычным состоянием этой жизни». Он надеется, что обретение богатства, постоянная смена обстановки и путешествия, полеты на луну и в космос позволят ему подняться над однообразием будней. Стоит еще раз послушать Святого Фому:

В человеке, как и в животных, есть желание испытывать удовольствие . Люди стремятся удовлетворить это желание, ведя жизнь, наполненную чувственными наслаждениями, и, теряя умеренность, становятся невоздержанными в еде и сексе. Между тем, в созерцании божественного заключается самое совершенное удовольствие, настолько же превосходящее чувственное удовольствие, насколько разум превосходит чувства, ибо добродетель, которую мы вкусим, превосходит все чувственные радости, глубже проникает в нас и дольше остается, к тому же это удовольствие менее подвержено примеси горечи, сожалений и волнения…

В этом мире ничто не сравнится с полным и чистым (насколько это возможно здесь, внизу) счастьем жизни тех, кто зрит истину. По этой причине философы, не сумевшие достичь полного знания этой конечной благодати, учили о высшем счастье человека в созерцании, которое возможно в этой жизни. По этой же причине в Святом Писании созерцательная жизнь ставится выше любой другой жизни: так, Господь сказал (Лк 10:42): Мария же избрала благую часть , а именно созерцание истины, которая не отнимется у нее . Ибо созерцание истины начинается в этой жизни, а завершается в жизни грядущей, в то время как суета мирской жизни исчезает с прекращением земной жизни [119] .

Большинству современных читателей будет трудно поверить в то, что абсолютное счастье достижимо при помощи методов, совершенно неизвестных нашему обществу. Между тем, здесь не стоит вопрос: верить в это или нет? Главное в том, что без качественных понятий «высшего» и «низшего» смысл жизни непременно сводится к личному или общественному утилитаризму и эгоизму, и ничему больше.

Способность видеть Великую Истину иерархической структуры мира и различать между высшими и низшими Уровнями Бытия, — одно из необходимых условий для понимания. Без нее невозможно определить должное место каждой вещи. Любой предмет или явление можно понять, только полностью принимая во внимание его Уровень Бытия. Многое из того, что истинно на низком Уровне Бытия, становится абсурдным на более высоком уровне и, конечно же, наоборот.

Поэтому теперь мы перейдем к рассмотрению иерархической структуры мира.

 

Глава 2. Уровни бытия

Перед нами стоит задача охватить взглядом весь мир и увидеть его как единое целое.

Мы видим то же, что всегда ясно видели наши предки, — великую Лестницу Бытия с четырьмя ступенями или, как их раньше называли, четырьмя «царствами»: минералами, растениями, животными и человеком. «Всего лишь сто лет назад именно такое деление было, пожалуй, самым распространенным представлением о всеобщем порядке вещей, о базовой структуре вселенной». Лестницу Бытия можно воспринимать как спускающуюся от Высшего к низшему или же восходящую от низшего к Высшему. В древности считалось, что Лестница начинается с Божественного и спускается вниз; по мере удаления от Центра существа постепенно теряют высшие свойства. Сегодня же мы, во многом под воздействием учения об эволюции, склонны начинать с неодушевленной материи и заканчивать человеком как венцом эволюции с самым широким набором полезных качеств. В данном случае направление взгляда — вверх или вниз — для нас не принципиально, и, не желая нарушать современные традиции мышления, мы начнем с низшего уровня, царства минералов, и рассмотрим, как при продвижении вверх последовательно появляются новые качества или силы.

Нетрудно распознать удивительную и таинственную разницу между живым растением и мертвым, перешедшим на низший Уровень Бытия неодушевленной материи. Какую же силу оно потеряло? Мы называем ее «жизнью». Ученые предостерегают, что не следует говорить о «жизненной силе», ибо ее существования до сих пор не обнаружено и не доказано. Но ведь разница между живым и мертвым существует. Давайте обозначим ее «х» как что-то, что мы не можем объяснить, но что надлежит отметить и изучить. Если назвать уровень минерала «m», то уровень растения можно назвать m + х. Очевидно, фактор х достоин нашего самого пристального внимания, особенно потому, что мы можем запросто его уничтожить, но создать жизнь нам совершенно не под силу. Даже если бы кто-то дал нам рецепт, набор инструкций, как создать жизнь из неодушевленной материи, х сохранил бы свою таинственную природу. Для нас всегда будет чудом, что материя, которая ничего не могла делать, теперь извлекает питание из окружающей среды, растет и воспроизводит себя «по образу и подобию». В законах, понятиях и формулах физики и химии нет ничего, что могло бы объяснить или даже описать такие способности. X — что-то совершенно новое и дополнительное. И чем пристальнее мы его рассматриваем, тем становится понятнее, что перед нами то, что можно назвать онтологическим разрывом или, проще говоря, скачком в Уровне Бытия.

При переходе от растения к животному происходит схожий скачок, схожее приобретение способностей, позволяющих обычному животному делать то, что совершенно невозможно для обычного растения. Эти способности, опять же, загадочны и, строго говоря, не имеют названия. Можно обозначить их буквой «y», что будет вернее всего, ибо любое словесное обозначение может ввести в заблуждение: люди станут думать, что это название — не просто намек на природу этих сил, но точное и полное их описание. Правда, мы не умеем говорить без слов, поэтому мне придется условно назвать эти таинственные способности сознанием. Легко распознать сознание в собаке, кошке или лошади хотя бы потому, что, получив удар по голове, они теряют сознание: жизненные процессы продолжают течь так же, как в растении, хотя животное и потеряло присущие ему способности.

Если, следуя нашей терминологии, растение можно обозначить m + x, то животное следует обозначить как m + х + у. Опять же, новое свойство «y» достойно нашего самого пристального внимания, мы можем разрушить его, но не можем создать. Все, что мы можем разрушить, но не можем создать, в некотором роде священно, и все наши попытки «объяснить» это на самом деле ничего не объясняют. Опять же, можно сказать, что у — это что-то совершенно новое и дополнительное по сравнению с уровнем «растения», еще один онтологический разрыв, еще один скачок в Уровне Бытия.

Кто станет всерьез отрицать, что при переходе с уровня животного на уровень человека возникают новые способности? В чем именно они заключаются, в наше время стало предметом оживленных споров, но то, что человек может делать — и делает — множество вещей, лежащих далеко за пределами способностей даже самых высокоразвитых животных, совершенно очевидно и никогда не отрицалось. Человек обладает силой жизни как растение, силой сознания как животное и, естественно, чем-то большим — таинственной силой «z». Что это такое? Как ее описать? Какое дать название? Сила z, несомненно, имеет прямое отношение к способности человека не только думать, но и осознавать свой мыслительный процесс. Сознание и разум как бы замыкаются сами на себя. Перед нами не просто сознательное существо, но существо, способное сознавать свою сознательность; не просто мыслитель, но мыслитель, способный созерцать и изучать свое собственное мышление. Перед нами кто-то, кто может сказать «я» и направлять сознание в соответствии со своими собственными целями, хозяин или контролер, сила более высокого уровня, чем само сознание. Эта сила z, замкнутое само на себя сознание, открывает неограниченные возможности для целеустремленного обучения, исследования, изучения и формулировки нового знания. Как назвать эту силу? Так как необходимы словесные обозначения, я назову ее осознанностью. Однако следует непременно помнить, что такое словесное обозначение — всего лишь, как говорят буддисты, «палец, указующий на луну». Сама «луна» остается полной загадкой, и если мы хотим понять что-то о месте человека во Вселенной, нам следует изучить эту «луну» с величайшим терпением и упорством.

Наш обзор четырех великих Уровней Бытия можно обобщить следующим образом:

Человека можно обозначить как m + х + у + z

Животное можно обозначить как m + х + у

Растение можно обозначить как m + х

Минерал можно обозначить как m

Лишь m видимо; х, y и z невидимы, и уловить их чрезвычайно сложно, хотя мы постоянно видим их проявления в повседневной жизни.

За отправную точку можно взять «минералы» и продвигаться вверх по Уровням Бытия путем прибавления способностей. Можно же начать прямо с высшего уровня, непосредственно нам знакомого, «человека», и спускаться к низшим Уровням Бытия, последовательно вычитая способности. Тогда можно сказать, что:

Человека можно обозначить как М

Животное можно обозначить как М — z

Растение можно обозначить как М — z — у

Минерал можно обозначить как М — z — у — х

Нам легче понять такую схему «сверху вниз» хотя бы потому, что она ближе к нашему личному опыту. Мы знаем, что все три силы — х, у и z могут ослабнуть и исчезнуть, мы даже можем намеренно их разрушить. Исчезает осознанность, но остается сознание; исчезает сознание, но жизнь продолжается; наконец, исчезает жизнь, оставляя мертвое тело. Мы можем наблюдать и даже в некотором смысле чувствовать процесс уменьшения до практически полного исчезновения осознанности, сознания и жизни. Но мы не в силах дать жизнь мертвой материи, дать сознание живой материи и, наконец, наделить осознанностью сознательные существа.

Мы можем в определенной мере понять то, что способны сделать сами; однако того, что человеку создать в принципе не под силу, мы не можем постичь даже «в определенной мере». Эволюция как процесс спонтанного, случайного возникновения силы жизни, сознания и осознанности из неодушевленной материи представляется совершенно невероятной.

Однако на данном этапе незачем углубляться в эту тему. Мы твердо усвоили истину, открытую нашим глазам и чувствам: Вселенная — огромная иерархическая структура четырех явно отличных Уровней Бытия. Естественно, внутри каждого уровня есть более высокие и более низкие существа, и границы между уровнями иногда размыты и спорны, что, однако, не ставит под сомнение существование четырех царств.

Физика и химия имеют дело с низшим уровнем, «минералами». На этом уровне х, у и z — жизнь, сознание и осознанность — не существуют (или, по крайней мере, совершенно не проявлены, и, значит, неразличимы). Физике и химии абсолютно нечего сказать о них. Эти науки не имеют понятий, относящихся к таким силам, и не в состоянии описать их проявления. Где есть жизнь, есть и форма, гештальт, что воспроизводит себя снова и снова из семени или сходного начала, не обладающего гештальтом, но развивающего его в процессе роста. Ничего подобного не встретишь ни в физике, ни в химии.

Сказать, что жизнь — всего лишь свойство особых комбинаций атомов, это все равно, что сказать, что «Гамлет» Шекспира — всего лишь свойство особой комбинации букв. На самом же деле особая комбинация букв — лишь одно из свойств «Гамлета» Шекспира. Французскому или немецкому переводу пьесы «свойственны» другие комбинации букв.

Просто поразительно, что современные «науки о жизни» почти не занимаются жизнью как таковой, силой х, но уделяют бесконечно много внимания изучению и анализу физико-химического тела, являющегося носителем жизни. Очень даже возможно, что современная наука вообще не обладает методом, позволяющим ухватиться за жизнь как таковую. Но если так, то почему бы не признать это открыто? Наука не имеет никаких оснований и никакого права утверждать, что жизнь якобы сводится лишь к физике и химии.

Неоправданны и притязания науки на то, что сознание — всего лишь свойство жизни. Рассматривать животное как сложнейшую физико-химическую систему было бы допустимо, если бы при этом не терялось то, что делает животных животными. Некоторые зоологи, по крайней мере, уже отбросили эту научную нелепость и научились видеть в животных что-то большее, чем сложные машины. Однако таких ученых, к сожалению, все еще слишком мало, и с ростом «рациональности» современного образа жизни все к большему количеству животных относятся как к всего лишь «животным машинам». (Это ярчайший пример того, как даже самые нелепые и попирающие здравый смысл философские теории со временем становятся «обычной практикой» в повседневной жизни.)

Все «гуманитарные науки», в отличие от естественных наук, так или иначе, имеют дело с силой у — сознания, но редко проводят различие между сознанием (у) и осознанностью (z). В результате современная наука все больше сомневается в том, а действительно ли человек «существенно» отличается от животного. Проводится огромное количество исследований поведения животных с целью понять природу человека. Это то же самое, что изучать физику с надеждой что-то узнать о жизни (х). Естественно, человек действительно включает в себя три низших Уровня Бытия, поэтому кое-что о нем можно прояснить, изучая минералы, растения и животных. Да, таким образом можно узнать о человеке все, кроме того, что делает его человеком. Все четыре составляющих человека — m, х, у и z — достойны изучения, но, несомненно, имеют разную значимость для понимания назначения человека и выбора жизненного пути.

Эта значимость возрастает в приведенном выше порядке: m, х, y, z. В том же самом порядке убывает полнота и определенность знаний современного человека. Сталкиваясь с почти полной неопределенностью х, у и тем более z, он задается вопросом: а есть ли что-нибудь за пределами материального мира, мира молекул, атомов, электронов и бесчисленных прочих малых частиц? Или же все на свете — от самого грубого до самого тонкого — объясняется лишь сложностью сочетаний этих частиц, как тому учит современная наука? К чему тогда говорить о фундаментальной разнице между ступенями Лестницы Бытия, об «онтологических разрывах», если все, что мы видим — это разница в сложности строения материи? Но нет смысла ломать голову над вопросом, лучше ли рассматривать осязаемые и бесконечно очевидные различия между четырьмя великими Уровнями Бытия как качественные различия или различия в сложности организации материи. Необходимо лишь твердо понимать, что существуют качественные различия, а не только различия в сложности, между силами жизни, сознания и осознанности. Следы этих сил, возможно, существуют и на более низких уровнях, хотя и незаметные (или пока незамеченные человеком). Откуда берутся эти силы? Кто знает? Может, их источник лежит за пределами этого мира. Незачем строить теории о происхождении этих сил, при условии, что мы их различаем и, таким образом, никогда не забываем: они выходят за пределы всего, что под силу создать нашему интеллекту.

Разницу между живым и мертвым увидеть не так уж сложно. Отличить сознание от жизни уже сложнее, в то время как осознать, ощутить и понять разницу между сознанием и осознанностью (то есть между у и z) действительно очень трудно. Причина таких затруднений лежит на поверхности: высшее включает и, таким образом, в некоторой степени понимает низшее, но ни одно существо не способно понять что-либо более высокое, чем оно само. Человек способен изо всех сил тянуться к высшему и помогать своему росту поклонением, благоговением, восхищением тайнами мира, обожанием и имитацией. Достигнув более высокого уровня, он начинает понимать вещи, которые раньше были ему недоступны (позднее мы серьезно займемся этим вопросом). Но люди, у которых сила осознанности (z) развита плохо, не могут уловить ее отличия от сознания и склонны воспринимать ее как всего лишь некоторое продолжение сознания (у). Поэтому они считают человека всего лишь чрезвычайно умным животным с большим объемом мозга, или животным, умеющим изготавливать орудия труда, или политическим животным, или недоделанным животным, или просто голой обезьяной.

Люди, дающие такие определения, несомненно, с готовностью распространяют их и на себя, возможно, не без основания. Но другие считают такое описание человека просто нелепым. Это все равно, что выдавать собаку за лающее растение или бегающий кочан капусты. Ничто так не способствует ожесточению современного мира, как распространение от имени науки ложных и оскорбительных определений человека, таких как «голая обезьяна». Что можно ожидать от такого существа, от других «голых обезьян» и, в самом деле, от самого себя? Называя животных «машинами», люди вскоре начинают обращаться с ними соответствующим образом. Думая о людях как о голых обезьянах, они открывают двери настежь навстречу зверству.

«До чего же совершенен человек! До чего благороден! Сколь безграничны его способности!» С силой осознанности (z) его способности действительно бесконечны, они не загнаны в узкие рамки, не строго заданы, не «запрограммированы», как говорят сегодня. Вернер Джэгер выразил глубокую истину, сказав, что стоит осознать возможности человека, и они обретают существование. Человека определяют величайшие свершения лучших представителей человечества, а не среднее поведение или средние способности, и уж конечно не то, что можно вывести из наблюдения за животными. «Не каждый может быть выдающимся человеком, — говорит Катерина Робертс. — Но каждый, развивая в себе высшие человеческие качества, может понять, что значит быть человеком, и ощутить себя неотъемлемой частью бытия. Здорово стать настолько человечным, насколько ты только способен. И в этом не нужна помощь науки. Кроме того, само осознание своих возможностей может представлять шаг вперед по сравнению с прошлым».

Бесконечность возможностей — чудесное следствие присущей именно человеку силы осознанности (z), в которой, в отличие от силы жизни и сознания, нет ничего автоматического или механического. Сила осознанности по сути — скорее бесконечная потенциальность, чем реальность. Человек станет поистине человеком, личностью, только если осознает и «реализует» этот потенциал.

Я уже говорил, что человека можно обозначить как m + х + у + z.

Каждый новый элемент этой последовательности все более редок и уязвим. Материю (m) невозможно разрушить. Убить тело — значит лишить его х, у и z, но мертвая материя остается и «возвращается» в землю. По сравнению с неодушевленной материей жизнь хрупка и встречается гораздо реже; в свою очередь по сравнению с упорством вездесущей жизни сознание еще более редко и уязвимо. Осознанность — редчайшая из всех сил, в высшей степени ценная и уязвимая, высшее и обычно преходящее достижение человека, которым можно обладать в одно мгновение и столь же легко потерять мгновение спустя. Во все времена, кроме нашего, изучение фактора z было основной заботой человечества. Как можно изучать что-то столь уязвимое и непостоянное? Как возможно изучать то, что само изучает? В самом деле, как нам познать «себя», если «я» пользуется сознанием, необходимым для его изучения? Этими вопросами мы займемся в следующих главах книги. А прежде чем приняться за их рассмотрение, мы повнимательнее всмотримся в великие Уровни Бытия и разберемся, как появление дополнительных сил приводит к существенным изменениям, хотя сходства и «соответствия» остаются.

Материя (m), жизнь (х), сознание (у) и осознанность (z) — эти четыре элемента онтологически, то есть по самой своей природе, различны, несравнимы, несоизмеримы и прерывны. Только один из них напрямую поддается объективному, научному наблюдению посредством наших пяти органов чувств. Три остальные нам, тем не менее, известны, потому что каждый может проверить их существование на собственном внутреннем опыте.

Жизнь встречается нам только в виде живой материи; сознание встречается нам только в виде сознательной живой материи; и осознанность нам встречается только в виде осознанной сознательной живой материи. Онтологические различия между этими четырьмя элементами сравнимы с пропастью между разными геометрическими измерениями. Линия имеет одно измерение, и никакие усовершенствования линии, никакая утонченность ее конструкции, и никакое усложнение не превратит ее в плоскость. Равным образом никакое развитие двухмерной плоскости, никакое возрастание ее сложности, утонченности или размера, ни за что не превратит ее в объемную фигуру. Существование в физическом мире в том виде, что мы знаем, достигается только трехмерными существами. Одно- и двумерные предметы существуют только в наших умах. Схожим образом можно сказать, что только человек «по-настоящему» существует в этом мире, ибо лишь он один обладает «тремя измерениями» жизни, сознания и осознанности. В этом смысле существование животных, обладающих лишь двумя измерениями, жизнью и сознанием, призрачно, а растения, не имеющие измерений осознанности и сознания, относятся к человеческому существу так же, как линия относится к объемной фигуре. В терминах этой аналогии материя, лишенная всех трех «невидимых измерений», не более реальна, чем геометрическая точка.

Хотя с точки зрения логики эта аналогия может показаться слишком натянутой, она указывает на неизбежную экзистенциальную истину: для нас наиболее «реален» мир таких же, как мы, людей. Без них нам было бы невыносимо одиноко; да и сами мы без общения с людьми, скорее всего, растеряли бы человеческие черты. Компания животных скрашивала бы наше существование только настолько, насколько они напоминали нам, пусть даже карикатурно, человеческих существ. Мир без людей был бы странным и нереальным местом заключения; без людей и без животных же мир был бы страшной пустыней, какой бы пышной ни была его растительность. Такой мир можно было бы без преувеличения назвать одномерным. Человеческое существование в полностью неодушевленной среде было бы полной пустотой и отчаянием. Такая цепочка рассуждений может показаться абсурдной, но уж конечно она не столь абсурдна, как мировоззрение, считающее «реальной» лишь неодушевленную материю и относящееся как к «нереальным», «субъективным», а значит научно несуществующим, к невидимым измерениям жизни, сознания и осознанности.

Нам было достаточно бегло окинуть взглядом четыре великие Уровня Бытия, чтобы различить четыре их «составляющие» — материю, жизнь, сознание и осознанность. Имеет значение именно это различение, а не точное соотнесение четырех элементов с четырьмя Уровнями Бытия. Если бы естествоиспытатели пришли и сказали, что некоторых внешне совершенно несознательных существ они называют животными, мы не стали бы с ними спорить. Одно дело различение и совсем другое — распознавание. Для нас имеет значение только различение, и мы вправе выбрать для наших целей типичных и зрелых представителей каждого Уровня Бытия. Если в них совершенно явственно различимы «невидимые измерения» жизни, сознания и осознанности, эти наблюдения не теряют своей достоверности из-за каких- либо проблем с классификацией в других случаях.

Поскольку мы признали онтологические пропасти, отделяющие четыре «элемента» — m, х, у и z — один от другого, понятно, что не может быть никаких «связующих звеньев» или «переходных форм»: жизнь либо присутствует, либо отсутствует, она не может присутствовать наполовину; то же относится к сознанию и осознанности. Распознавание часто осложняется тем, что более низкие уровни как бы имитируют или подделывают более высокие уровни: точно также марионетку иногда можно принять за живое существо, а двухмерную картину — за трехмерную реальность. Но ни трудности в распознавании и разграничении, ни вероятность обмана и ошибки не могут служить аргументами против существования четырех великих Уровней Бытия с их четырьмя «элементами», которые мы назвали Материей, Жизнью, Сознанием и Осознанностью. Эти четыре «элемента» — сокровенные тайны, что требуют самого внимательного наблюдения и изучения, но не поддаются объяснению, не говоря уж об «исчерпывающем объяснении».

В иерархической структуре высшее не только обладает силами, неизвестными низшему, высшее также обладает властью над низшим, имеет власть организовывать низшее и использовать его в своих целях. Живые существа могут преобразовывать и использовать неодушевленную материю, сознательные существа могут использовать жизнь, а осознанные существа могут использовать сознание. Есть ли силы превыше осознанности? Есть ли Уровни Бытия выше человека? На этом этапе нашего исследования нам следует только отметить тот факт, что подавляющее большинство людей на протяжении всей известной истории до самых недавних времен были непоколебимо убеждены, что Лестница Бытия тянется вверх за пределы человека. Эта повсеместная уверенность человечества замечательна по своей продолжительности и силе. Мудрейшие и величайшие люди прошлого, которых мы почитаем и по сей день, не только разделяли эту веру, но и считали ее самой важной и самой глубокой из всех истин.

 

Глава 3. Продвижения

I

Проявление некоторых свойств на четырех великих Уровнях Бытия я назову продвижением. Наверное, удивительнее всего продвижение от Пассивности к Активности. На низшем уровне «минералов» или неодушевленной материи мы встречаемся с пассивностью в чистом виде. Камень полностью пассивен и являет собой чистый объект, полностью зависимый от внешних обстоятельств и условий. Он не в состоянии ничего делать, ничего устраивать, ничего использовать. Даже радиоактивное вещество пассивно.

Растение в меньшей степени пассивно. Оно уже не чистый объект и обладает ограниченными способностями приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам: оно растет к свету и тянется корнями к влаге и питательным веществам в почве. В небольшой мере растение — субъект, обладающий способностью делать, устраивать и использовать. Можно даже сказать, что в растениях есть намек на разум, конечно, не столь активный, как разум животных.

Появление сознания на уровне «животных» сопровождается резким переходом от пассивности к активности. Ускоряются жизненные процессы, деятельность становится более автономной, чему свидетельство — свободное и частое целенаправленное движение, не просто постепенный поворот к свету, но быстрое действие с целью получить пищу или избежать опасности. Способность делать, устраивать и использовать несоизмеримо больше; появляются признаки «внутренней жизни», счастья и несчастья, уверенности, страха, ожидания, разочарования и т. д. Любое существо с внутренней жизнью не может быть просто объектом, оно само субъект, даже способный обращаться с другими существами как с объектами, к примеру, как кошка обращается с мышью.

На уровне человека есть субъект, говорящий «я», личность. Это еще один заметный переход от пассивности к активности, от объекта к субъекту. Обращаться с человеком, как будто он просто объект — зло, не сказать преступление. Никакие тяготы жизни, никакие превратности судьбы не лишат его возможности самоутвердиться и подняться над обстоятельствами. Человек может достигнуть значительной власти над окружающей средой (а значит, над своей жизнью), используя предметы вокруг себя в своих собственных целях. Его способностям нет четких границ, хотя он повсеместно сталкивается с ограничениями практического характера, которые ему надлежит признавать и уважать.

Это наблюдаемое в четырех Уровнях Бытия продвижение от Пассивности к Активности поистине удивительно, но не полно. Даже самый сильный и независимый человек в большой степени пассивен. Несомненно являясь субъектом, он остается во многих отношениях объектом, несвободным и зависимым от обстоятельств. Осознавая это, человек всегда при помощи воображения или интуиции завершал продвижение, экстраполировал (как бы мы сказали сегодня) наблюдаемую закономерность до конца. Так появилось представление о Существе полностью активном, полностью свободном и независимом; о Личности превыше всех просто человеческих личностей, не-объекте, превыше всех обстоятельств и условностей, которому абсолютно все подвластно — о личностном Боге, «Недвижимом Двигателе». Таким образом, четыре Уровня Бытия воспринимаются как указание на невидимое существование Уровня (или Уровней) Бытия выше человеческого.

Интересно и полезно обратить внимание на то, что при продвижении от Пассивности к Активности изменяется источник движения. Ясно, что на уровне неодушевленной материи движение невозможно без физической причины, и существует очень тесная связь между причиной и следствием. На уровне растения причинно-следственные связи уже сложнее: физические причины действуют как и на низшем уровне — ветер качает дерево, будь оно живое или мертвое — но некоторые физические факторы действуют не просто как физическая причина, но одновременно как стимулы. Засветит солнце, и растение к нему повернется. Стоит растению наклониться слишком далеко в одну сторону, и корни с противоположной стороны укрепятся.

На уровне животного причины движения еще более сложны. Животное можно толкнуть, как камень; также можно стимулировать, как растение; но кроме того есть третий причинный фактор, исходящий изнутри — какие- то стремления, склонности и влечения совершенно нефизического рода, которые можно назвать мотивами. Собаку мотивируют, а значит, двигают, не только физические силы и стимулы из внешнего мира, но и силы, идущие из ее «внутреннего пространства»: узнав хозяина, она прыгает от радости; узнав врага, ожесточенно лает.

На уровне животного мотивирующая причина может оказать воздействие, только если она физически присутствует. На уровне человека в этом нет необходимости. С осознанностью появляется еще одна причина движения — воля, то есть способность двигаться и действовать, даже когда нет ни физического принуждения, ни физического стимула, ни мотивирующей силы. Вокруг понятия воли много споров: насколько она свободна? Мы рассмотрим этот вопрос позднее. Сейчас же нам необходимо просто признать, что на человеческом уровне возможно существование еще одного источника движения, который, похоже, отсутствует на любом низшем уровне, а именно движение на основании того, что можно назвать интуицией. Человек может перейти на другое место не потому, что существующие условия мотивируют его это сделать, но потому что он предвидит в уме определенные будущие события.

Этим новым даром, а именно способностью предвидеть то, что может произойти в будущем, бесспорно, в некоторой степени наделено каждое человеческое существо. Между тем, очевидно, что разные люди обладают этой способностью в очень разной степени и у большинства из нас она развита чрезвычайно слабо. Можно представить себе сверхчеловеческий Уровень Бытия, где интуиция присутствует в совершенном виде. Совершенное предвидение будущего поэтому можно считать божественной чертой, соотносящейся с совершенной свободой движения и совершенной свободой от пассивности. Продвижение от физического причины к стимулу, к мотиву, и, наконец, к воле тогда завершается совершенной волей, способной преодолевать все причинные силы, действующие на четырех известных нам Уровнях Бытия.

II

Продвижение от Пассивности к Активности схоже и тесно связано с продвижением от Необходимости к Свободе. Несложно заметить, что на уровне минерала присутствует лишь необходимость. Неодушевленная материя может быть только тем, чем она есть; она не имеет ни выбора, ни возможности «стать лучше» или как-либо изменить свою природу. Так называемая неопределенность на уровне ядерных частиц — лишь еще одно проявление необходимости, ибо полная необходимость означает отсутствие какого бы то ни было творческого начала. Как я уже упомянул, это аналогично нулевому измерению — ничто, в котором больше нечего определять. «Свобода» неопределенности на самом деле является прямой противоположностью свободы: это род необходимости, которую можно понять только в терминах статистической вероятности. На уровне неодушевленной материи нет «внутреннего пространства», где можно было бы собрать внутренние силы и способности. А как мы увидим, именно во «внутреннем пространстве» живет свобода.

Мало, если вообще что-нибудь известно, о «внутреннем пространстве» растений, больше — о животных и очень много — о «внутреннем пространстве» человеческого существа: пространстве личности, творчества и свободы. Внутреннее пространство создается силами жизни, сознания и осознанности; но мы непосредственно ощущаем только наше собственное «внутреннее пространство» и свободу, которую оно дает нам. При внимательном рассмотрении оказывается, что большинство из нас большую часть времени ведут себя и действуют механически, как машины. Присущая лишь человеку сила осознанности спит, а человеческое существо, как животное, действует — более или менее разумно — исключительно в ответ на различные воздействия. Человек достигает уровня личности, уровня свободы, только когда использует свою силу осознанности. В эти мгновения он живет, а не им живут. Накопленный груз необходимости все еще определяет его действия, но что-то уже произошло, направление чуть-чуть изменилось. Это перемена будет практически незаметной, но множество проблесков осознанности могут привнести много таких изменений и даже в определенный момент вывести человека на путь, противоположный тому, по которому он до этого двигался.

Спрашивать, свободен ли человек, это все равно как спрашивать, миллионер ли он. Нет, не миллионер, но может им стать. Он может поставить себе цель разбогатеть, точно так же он может поставить себе цель стать свободным. В своем «внутреннем пространстве» он может развить центр силы, так, чтобы сила его свободы превысила силу необходимости. Можно представить себе совершенное Существо, что всегда и неизменно полнейшим образом пользуется Своей силой осознанности (которая и является силой свободы), неподвластное никакой необходимости. Это — Божественное Существо, всемогущая высшая сила, совершенное Единство.

III

Мы также можем безошибочно распознавать четко выраженное продвижение к Интеграции и Целостности. Минерал не интегрирован. Неодушевленную материю можно делить и разделять без потери ее свойств и гештальта, просто потому что на этом уровне нечего терять. Даже на уровне растения внутреннее единство столь слабо, что порой части растения можно отрезать, и они продолжат жить и развиваться как отдельные существа. Животные — уже намного более целостные существа. Как биологическая система, высшее животное целостно, и его части не могут пережить отделения. Вместе с тем, интеграция на ментальном плане незначительна; другими словами, даже высшее животное достигает очень скромного уровня логичности и состоятельности, его память в целом слаба, а разум призрачен.

Очевидно, что человек наделен куда большим внутренним единством, чем любое существо ниже его, хотя интеграция, как то признает современная психология, не гарантирована ему от рождения, но остается одной из его главных задач. Как биологическая система он интегрирован самым гармоничным образом; в ментальном плане интеграция менее совершенна, но может быть значительно улучшена через обучение. Как личность, однако, как существо, наделенное силой осознанности, он обычно столь слабо интегрирован, что ощущает себя набором многих разных личностей, каждая из которых говорит «я». Классическое описание таких ощущений дано в послании Святого Павла Римлянам:

Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех [122] .

Интеграция означает создание внутреннего единства, центра силы и свободы, с тем, чтобы существо перестало быть просто объектом, которым играют внешние силы, а стало субъектом, действующим из своего «внутреннего пространства» в пространство вне себя. Одно из величайших схоластических высказываний об этом продвижении к интеграции содержится в Summa contra Gentiles Святого Фомы Аквинского:

Из всех вещей неодушевленные занимают самое низкое место, из них невозможна эманация иначе как через действие одного предмета на другой: так, огонь исходит из огня, когда внешнее тело преобразуется огнем, и обретает свойства и форму огня.

За неодушевленными предметами следуют растения, у которых эманация идет изнутри, постольку, поскольку присущие растению свойства обращаются в семя, которое, попав в почву, вырастает в растение. Таким образом, здесь мы впервые обнаруживаем жизнь, ибо живые существа — это те, которые могут подвинуть себя на действие, в то время как те, что могут двигать только внешними предметами — полностью безжизненны. Что-то внутри растений является причиной их формы — а это признак жизни. Между тем, жизнь растения несовершенна, ибо хотя эманация в нем идет изнутри, то, что исходит, проявляется очень постепенно и понемногу и в конце становится совершенно внешним. Так, сущность дерева постепенно выступает из него и со временем становится цветом, затем обретает форму плода, отличного от ветки, хоть и прикрепленного к ней, и, наконец, когда плод совершенен, он полностью отделяется от дерева и, падая на землю, производит своей семенной силой новое растение. Если внимательно разобраться в этом вопросе, то мы видим, что основной принцип этой эманации исходит извне, ибо дерево вбирает присущую ему сущность корнями из почвы, которая его питает.

Но кроме растений есть более высокая форма жизни — жизнь чувственной души, эманация которой, начинаясь вовне, заканчивается внутри. Кроме того, чем дальше идет эманация, тем глубже она проникает вглубь, ибо форма ощущаемого предмета отпечатывается на внешних чувствах, затем переходит в воображение и, еще дальше, в хранилище памяти. Но в каждом процессе такой эманации начало и конец содержатся в разных субъектах, ибо чувственное восприятие не воспринимает самое себя. Таким образом, жизнь такого рода превосходит жизнь растений, постольку, поскольку она глубже. Но и эта жизнь несовершенна, ибо эманация непременно идет от одной вещи к другой. Высшей же степенью жизни является жизнь разумная, ибо разум способен созерцать себя и может понять себя. Однако есть разные степени разумной жизни, ибо хоть человеческий ум и может познать себя, он делает первый шаг к познанию извне, ибо не может мыслить без мысленных образов внешних предметов… Соответственно разумная жизнь совершенней в ангелах, чей разум не отталкивается от чего-то внешнего, чтобы достичь познания самого себя, но знает себя самим собой. Но и их жизнь не достигает высшей степени совершенства… потому что для них понимать и быть — не одно и то же… Таким образом, совершеннейшая жизнь принадлежит Богу, чье понимание неотделимо от Его бытия [123] .

Как бы ни была непривычна форма такого рассуждения современному читателю, из этого высказывания становится совершенно ясно, что «более высокий» всегда значит и предполагает «более внутренний», «более глубокий», «более личный», в то время как «более низкий» означает и предполагает «более внешний», «более поверхностный» и «менее личный».

Чем «глубже» предмет, тем менее видимым он, скорее всего, будет. Продвижение от Видимости к Невидимости — еще одна грань великой иерархии Уровней Бытия. Нет нужды на этом долго останавливаться. Конечно же, термины «видимый» и «невидимый» относятся не только к зрению, но и всем внешним органам чувств. Силы жизни, сознания и осознанности, занимающие наше внимание при рассмотрении четырех Уровней Бытия, полностью «невидимы» — без цвета, звука, «поверхности», вкуса или запаха, а также без протяженности и без веса. Между тем, кто станет отрицать, что именно они интересуют нас более всего? Покупая пакетик семян, я хочу, чтобы они были живыми, а не мертвыми; а бессознательная кошка, будь она по-прежнему жива, все же не кажется мне настоящей кошкой, пока к ней не возвратиться сознание. «Невидимость человека» ярко описал Морис Николь:

Все мы непосредственно видим тело другого человека. Вот движутся его губы, открываются и закрываются глаза, меняются очертания рта и линии лица, а тело в целом выражает себя в движении. Но сам человек невидим…

Если бы невидимая сторона человека была столь же явственно различима, сколь и видимая сторона, мы бы жили в новом человечестве . Но мы живем в видимом человечестве, человечестве видимостей …

Все наши мысли, эмоции, чувства, воображение, мечты, сны, фантазии невидимы . Все наши задумки, планы, секреты, стремления, все надежды, страхи, сомнения, заблуждения, все привязанности, рассуждения, оценки, пустые мысли, неопределенности, все желания, страсти, склонности, ощущения, наши довольства и недовольства, симпатии и антипатии, отвращения и очарования, любовь и ненависть — сами по себе невидимы. А они и составляют «человека» [124] .

Николь отмечает, что при всей кажущейся очевидности это вовсе не очевидно: «Постичь это чрезвычайно сложно… То, что мы невидимы, для нас непостижимо. Мы не осознаем, что живем в мире невидимых людей. И не понимаем, что жизнь — это прежде всего игра видимого и невидимого». Есть внешний мир, предметы в котором видимы, то есть непосредственно доступны нашим органам чувств; и есть «внутреннее пространство», содержимое которого невидимо, то есть непосредственно недоступно нам, за исключением нашего собственного. Этой важнейшей мысли мы уделим место в одной из последующих глав.

Продвижение от полностью видимого минерала до в большей степени невидимой личности можно принять за указание на сверхчеловеческий Уровень Бытия, что совершенно невидим для наших органов чувств. Не удивительно, что большинство людей на протяжении большей части истории верили в реальность этого уровня и всегда утверждали, что точно так же, как мы можем научиться «видеть» невидимых людей вокруг нас, мы можем и развить способности «видеть» совершенно невидимые существа на более высоких, чем наш, уровнях.

(Как составитель философской карты, я обязан нанести на нее эти важные проблемы с тем, чтобы было видно, где их место и как они связаны с другими, более знакомыми нам предметами. А исследование этой области или отказ от такового — личное дело читателя, путешественника или пилигрима.)

IV

Степень интеграции, внутреннего единства и силы непосредственно соотносится с тем, в каком «мире» живут существа разных уровней. Для неодушевленной материи нет «мира». Ее полная пассивность тожественна полной пустоте ее мира. У растения — свой «мир»: немного почвы, воды, воздуха, света и, возможно, чего-то еще, — «мир», ограниченный его скромными биологическими потребностями. Мир любого высшего животного несравнимо больше и богаче, но по-прежнему определяется в основном биологическими потребностями; современные исследования психологии животных предоставили массу тому подтверждений. Однако животные обладают чем-то еще, например, любопытством, и их мир выходит за узкие биологические рамки.

Мир человека, опять же, несравнимо больше и богаче. И действительно, традиционная философия утверждает, что человек — capax universi, способный объять всю вселенную. Но то, что человек на самом деле обнимет, зависит от его Уровня Бытия. Чем «выше» человек, тем больше и богаче его или ее мир. Например, человек, прочно укоренившийся в философии материалистического наукообразия, отрицающий реальность «невидимого» и ограничивающий свое внимание только тем, что можно посчитать, измерить и взвесить, живет в очень бедном мире, столь бедном, что воспринимать его можно не иначе как бессмысленную пустыню, в которой человеку и жить нельзя. Точно так же, если человек видит мир как всего лишь случайное соединение атомов, он непременно согласится с Бертраном Расселом, говорившим, что единственное разумное отношение к жизни — это «неизбывное отчаяние».

Как было сказано, «то, какую жизнь ты живешь, полностью определяется твоим Уровнем Бытия». За этим высказыванием нет мистических или ненаучных предположений. На низком Уровне Бытия мир очень беден, и подходит лишь для очень бедной жизни. Вселенная такова, какова есть, но тот, кто, хотя и capax universi, ограничивает себя ее низшими сторонами — своими биологическими потребностями, животным комфортом или случайными связями — неизбежно «притянет» жалкую жизнь. Если все, что он признает — это «борьба за существование» и «воля к власти», усиленная хитростью, его «мир» будет соответствовать описанной Гоббсом жизни человека: «одинокая, несчастная, грязная, жестокая и короткая».

Чем выше Уровень Бытия, тем больше, богаче и прекраснее мир. Если продолжить Лестницу Бытия за пределы человеческого уровня, то становится ясно, почему Божественное считалось не просто сарах universi — способным объять всю Вселенную, но уже полностью ее обнимающим, всезнающим: «Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога».

Схожая картина возникает и при рассмотрении «четвертого измерения», времени. На низшем уровне время определяется только его продолжительностью. Для существ, наделенных сознанием, время определяется опытом, но опыт ограничен настоящим, за исключением случаев, когда прошлое притягивается в настоящее памятью (того или иного рода), а будущее — предвидением (также разного рода). Чем выше Уровень Бытия, тем шире настоящее, тем больше оно охватывает то, что на более низком Уровне Бытия является прошлым или будущим. На самом высоком, что только можно представить, Уровне Бытия, должно существовать «вечное сейчас». Может, что-то подобное описывают эти строки Откровения Иоанна Богослова:

И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет [129] .

V

Уже описанные продвижения можно дополнить почти бесконечным количеством новых, но настоящая книга не для этого. Читатель и сам сможет построить продвижения, которые его более всего интересуют. Быть может, его интересует вопрос «конечной цели». Допустимо ли объяснять или даже описывать тот или иной феномен в теологических терминах, то есть как следующий к определенной цели? Нелепо отвечать на такой вопрос без упоминания Уровня Бытия, на котором этот феномен находится. Отрицать устремление к высшей цели на человеческом уровне так же глупо, как приписывать его уровню неодушевленной материи. Следовательно, нет причин предполагать, что следов или остатков устремления к высшей цели нельзя найти на уровнях между минералом и человеком.

Четыре великие Уровня Бытия можно представить себе перевернутой пирамидой, где каждый более высокий уровень включает в себя все более низкие и открыт воздействиям всех уровней выше него. Все четыре уровня присутствуют в человеке, которого, как мы видели, можно описать формулой:

Человек = m + x + y + z = минерал + жизнь + сознание + осознанность

Не удивительно, что многие учения описывают человека как имеющего четыре «тела», а именно:

физическое тело (соответствующее m)

эфирное тело (соответствующее х)

астральное тело (соответствующее у) и

«я» или Эго или Самость или Дух (соответствующее z)

В свете понимания четырех великих Уровней Бытия разобраться в таких описаниях человека как существа с четырехмерной сущностью нетрудно. В некоторых учениях m + х берутся вместе как живое тело (ибо мертвое тело вообще не представляет никакого интереса), и таким образом говорится о человеке как о трехмерном существе, состоящем из тела (m + х), души (у) и Духа (z). По мере того, как интересы человека все больше обращались к видимому миру, провести различие между душой и Духом становилось все сложнее и поэтому его все чаще вообще опускали, а человека, таким образом, представляли как существо, состоящее из тела и души. Наконец, с расцветом материалистической науки даже душа исчезла из описания человека — как может она существовать, если ее ни взвесишь, ни измеришь? — и встала в ряд странных свойств сложного соединения атомов и молекул. Почему бы не принять так называемую «душу», набор удивительных сил, за побочный продукт материи, так же как таковым признали магнетизм? И вот Вселенная предстала уже не великой иерархической структурой Лестницы Бытия, но лишь случайным сочетанием атомов, а человек, традиционно понимавшийся как микрокосм, отражающий макрокосм (то есть структуру Вселенной), перестал восприниматься как космос, как значимое, хоть и загадочное, создание.

Если великий Космос видится всего лишь хаосом частиц без цели и смысла, то и на человека должно смотреть как на всего лишь хаос частиц без цели и смысла — возможно, как на чувственный хаос, способный мучиться и испытывать боль и отчаяние, но все же хаос (нравится ему это или нет) — как на весьма досадную, ни к чему не ведущую космическую ошибку.

Такую картину рисует современная материалистическая наука. Остается лишь один вопрос: похожа ли она то, что мы испытываем на самом деле? На этот вопрос каждому придется ответить самому. Тех, кто с благоговением и восхищением, изумлением и растерянностью созерцает четыре великие Уровня Бытия, не очень-то просто убедить, что есть только большее или меньшее, то есть горизонталь. Их разум не сможет не видеть высшее или низшее, то есть вертикальную шкалу и даже разрывы в ней. Тогда, увидев, что человек выше любых, пусть даже самых сложных, структур неодушевленной материи, и выше чем животные, какими бы развитыми они ни были, они увидят, что человек распахнут вверх, и, стоя не на высочайшем уровне, все же обладает потенциалом достигнуть совершенства.

Это самое важное прозрение, вытекающее из созерцания четырех великих Уровней Бытия: на уровне человека нет различимого предела или потолка. Осознанность, отличающая человека от животного, — сила с безграничным потенциалом, что не только делает человека человеком, но и предоставляет ему возможность, даже потребность, стать сверхчеловеком. Как говорили схоласты, homo non proprie humamis sed superhumamis est, что означает: чтобы стать настоящим человеком, необходимо подняться над человеком обыденным.

 

Глава 4. Соответствие — I

Как человек познает окружающий мир? «Знание требует органа, соответствующего объекту», — говорит Плотин (ум. 270 г.). Познание невозможно без соответствующего «инструмента» в познающем мир человеке. Это Великая Истина «соответствия»: знание определяется как adaequatio rei et intellectus — понимание познающего должно соответствовать (то есть быть адекватным) познаваемому предмету.

Еще одно высказывание Плотина: «Глаз никогда не увидит солнца, если сам прежде не уподобится солнцу, и душа никогда не узрит Изначальную Красоту, если сама не станет красивой». Джон Смит Платоник (1618–1652) говорил: «Только имея живой источник святости в самих себе, мы можем узнать и правильно понять творения Бога». Добавим высказывание Святого Фомы Аквинского: «Знание возможно лишь настолько, насколько познаваемый объект находится внутри познающего».

Мы говорили, что человек как бы включает в себя четыре великие Уровня Бытия, поэтому строение человека и строение мира в некоторой степени «однородны» и соответствуют друг другу. Эту очень древнюю мысль обычно выражали, называя человека «микрокосмом», который как-то «соотносится» с «макрокосмом», то есть с миром. Как и весь окружающий мир, человек является физико-химической системой, но кроме того он обладает невидимыми и таинственными силами жизни, сознания, и осознанности, которые он замечает и в других существах вокруг себя.

Человек с его пятью органами чувств соответствует низшему Уровню Бытия — неодушевленной материи. Но органы чувств способны лишь снабдить нас массой чувственной информации, разобраться в которой мы можем только при наличии способностей и возможностей совсем иного порядка. Назовем их «органами разума». Без них невозможно узнать форму, закономерность, упорядоченность, гармонию, ритм и смысл, не говоря уже о жизни, сознании и осознанности. В то время как телесные органы чувств можно описать как относительно пассивные, просто передающие все происходящее вокруг и в большой степени управляемые умом, органы разума — это ум в действии, и их острота и широта — качества самого ума. Что до физических органов чувств, то все здоровые люди обладают очень схожими способностями, чего не скажешь о способностях умственных: ни для кого не секрет, что сила и широта ума у людей очень различна.

Поэтому совершенно нереально определить границы умственных способностей «человека» как такового, как будто человеческие существа все одинаковы, словно животные одного вида. Несмотря на свою глухоту, Бетховен обладал несравнимо большими музыкальными способностями, чем большинство слышащих людей, и разница заключается не в органах слуха, но в уме. Некоторые люди не способны услышать и оценить то или иное музыкальное произведение не потому, что страдают глухотой, а из-за недостаточного умственного соответствия. Одни обладают настолько сильными умственными способностями, что могут усвоить и запомнить целую симфонию, единожды ее прослушав или просто прочитав партитуру; способности же других настолько слабы, что они вообще не могут ни понять, ни запомнить ее, как бы часто и внимательно ни слушали. Для первых симфония так же реальна, как и для написавшего ее композитора; для последних симфонии вообще не существует — есть лишь последовательность более или менее приятных, но совершенно бессмысленных шумов. Ум первых соответствует симфонии; ум последних не соответствует, и поэтому не способен распознать существование симфонии.

То же относится и ко всему разнообразию существующего и потенциального опыта человека. Для каждого из нас «существуют» только те факты и феномены, которым мы соответствуем, а поскольку мы никак не можем полагать, что непременно соответствуем всему, всегда и в любом состоянии, мы не вправе однозначно отрицать существование чего-то, недоступного нам, и выдавать это за плод воображения других людей.

Органы чувств способны фиксировать часть физических явлений, но есть еще и не физические явления, что остаются незамеченными, если только работа органов чувств не управляется и не дополняется определенными «более высокими» способностями ума. Некоторые из этих нефизических явлений представляют «степени значимости», если использовать термин, введенный Г. Н. М. Тиррелом. Он приводит следующий пример:

Возьмем книгу. Для животного она — просто предмет определенного цвета и формы. Любое более высокое значение книги не доступно его уровню мышления. И животное не ошибается: книга действительно предмет определенного цвета и формы. Поднимемся на ступень выше: необразованный дикарь может рассматривать книгу как набор знаков на бумаге. Так выглядит книга на уровне значения большем, чем у животного, соответствующем уровню мышления дикаря. Опять же такой взгляд верен, но книга может иметь и большее значение. Она может означать набор букв, расставленных по определенным правилам. Это книга на уровне значения более высоком, чем у дикаря… Наконец, на еще более высоком уровне, книга может нести смысл [130] …

Во всех этих случаях «чувственные данные» одни и те же; глаз видит одни и те же явления. Но не глаз, а ум может определить «степень значимости». Люди говорят: «Пусть факты говорят сами за себя», — забывая, что изложение фактов реально только тогда, когда их не только слышат, но и понимают. Считается, что не сложно отличить факт от теории, восприятие от интерпретации. На самом деле это чрезвычайно трудно. Когда мы видим полную луну прямо над горизонтом за силуэтами деревьев и зданий, ее диск нам кажется столь же большим, как и у солнца; полная же луна прямо у нас над головой кажется совсем маленькой. Каковы истинные размеры диска луны, воспринимаемого нашим глазом? Абсолютно одинаковые в обоих случаях. Но даже когда вы знаете, что это так, ум не даст вам так просто увидеть два диска одинакового размера. «Восприятие определяется не только воспринимаемым объектом, — пишет Р. Л. Грегори в книге „Глаз и мозг“, — скорее это поиск наилучшей интерпретации имеющихся данных». В этом поиске используется не только информация, доставляемая органами чувств, но и другие знания и опыт, хотя, по мнению Грегори, сложно сказать, насколько сильно восприятие зависит от опыта. Короче говоря, мы «видим» не просто глазами, но, кроме того, и большей частью наших умственных способностей. Но поскольку эти умственные способности очень различаются от человека к человеку, многие вещи неизбежно «видимы» некоторым людям, но невидимы другим. Или попросту говоря, одни люди соответствуют этим вещам, а другие нет.

Когда уровень познающего не соответствует уровню (или степени значимости) познаваемого объекта, имеет место не фактическая ошибка, но что-то куда более серьезное: неадекватное и ущербное восприятие реальности. Тиррел развивает свой пример таким образом:

Предположим, книга попала в руки разумных существ, которые ровно ничего не знают о значении письма и книгопечатания, но привыкли распознавать внешние связи между предметами. Пытаясь понять «суть» книги, они будут искать правила, по которым расставлены буквы на ее страницах… Они сформулируют определенные законы внешней взаимосвязи букв и будут думать, что нашли суть книги. Им даже не придет в голову, что каждое слово и предложение выражает смысл, ибо их мышление составлено из понятий, касающихся только внешних взаимосвязей, а «объяснить» для них значит разгадать загадку этих внешних отношений… Их методы никогда не достигнут уровня значимости, содержащего понятие смысла [132] .

Мир имеет иерархическую структуру, где необходимо различать «высшее» и «низшее». Также и органы чувств, способности и другие «инструменты», при помощи которых человек воспринимает и познает мир, являются иерархической структурой «высшего» к «низшего». «Что вверху, то и внизу», — говорили в древности. Это значит, что окружающий мир каким-то образом соотносится с нашим внутренним миром. Высшие уровни в мире более редки и исключительны, чем низшие: минералы вездесущи, жизнь — лишь тонкая пленка на поверхности Земли; сознание относительно редко; а осознанность — величайшее исключение. То же относится и к человеческим способностям. Низшими способностями, такими как зрение и умение считать, обладают все нормальные люди, в то время как более высокие способности, необходимые для восприятия и уяснения более тонких аспектов реальности, встречаются тем реже, чем выше мы поднимаемся.

Одни люди «от природы» наделены большими способностями, чем другие, но эти различия, скорее всего, имеют куда меньшее значение, чем разница в интересах и в том, что Тиррел называет «стереотипами мышления». Разумные существа из его аллегории не соответствовали книге, так как основывались на предположении, что имеют значение только «внешние связи между буквами». Их следует назвать научными материалистами, верящими в то, что объективная реальность ограничена тем, что поддается непосредственному наблюдению, и движимыми неизменным нежеланием признать более высокие уровни или степени значимости.

Уровень значимости, на который пытается настроится наблюдатель или исследователь, выбирается не умом, но верой. На наблюдаемых фактах не висят ярлыки с указанием того, на каком уровне их должно рассматривать. Однако выбор несоответствующего уровня не приводит ум к фактической ошибке или логическому противоречию. Все уровни значимости вплоть до соответствующего уровня, то есть до уровня смысла в примере с книгой, одинаково достоверны, одинаково логичны, одинаково объективны, но не одинаково реальны.

Выбор уровня исследования — дело именно веры. Отсюда афоризм «Crede ut intelligam» — вера наделяет меня способностью к пониманию. Если мне не хватает веры и, следовательно, я выбираю неподобающий уровень значимости для своих исследований, никакая дальнейшая «объективность» исследования не спасет меня от непонимания сути всего этого предприятия, и я лишаю себя самой возможности понимания. Тогда я буду одним из тех, о ком было сказано: «Они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют».

Одним словом, имея дело с предметами более высокой степени значимости или Уровня Бытия, чем неодушевленная материя, наблюдатель зависит не только от соответствия собственных высоких качеств, быть может, «развитых» учением и тренировкой, но также от соответствия своей «веры» или, проще говоря, от своей системы ценностей. В этом отношении человек чаще всего заложник своего времени и культурных традиций, в которых он вырос, ведь человеческий ум оперирует мыслями, большинство из которых он просто перенял и усвоил от окружающего общества.

Критически осознать предпосылки собственного мышления чрезвычайно трудно. Глазами можно увидеть все окружающее, однако глаз, которыми мы смотрим, увидеть невозможно. Можно напрямую изучить любую мысль, кроме мысли, посредством которой мы изучаем. Требуется особое усилие, усилие осознанности — почти невозможный подвиг замыкания мысли на самой себе — почти невозможный… Это и есть сила, которая делает человека человеком и открывает для него возможности идти дальше, за пределы человеческого. Эта сила лежит в том, что Библия называет «внутренностью» человека. Как мы уже отметили, «внутреннее» соответствует «высшему», а «внешнее» — «низшему». Органы чувств — самые внешние инструменты человека; когда «они видя не видят, и слыша не слышат», проблема не в органах чувств, а во внутренности, «ибо огрубело сердце людей сих… и не уразумеют сердцем». Только через «сердце» можно соприкоснуться с более высокими степенями значимости и Уровнями Бытия.

Тот, кто погряз в современном материалистическом наукообразии, не сможет понять, что это значит. Он не верит ни во что выше человека, который, по его мнению, лишь высокоразвитое животное. Он утверждает, что истину можно обнаружить только мозгом, который в голове, а не в сердце. Поэтому «уразуметь сердцем» для него бессмысленное словосочетание. И он по-своему совершенно прав: мозга, расположенного в голове и снабжаемого информацией от органов чувств, совершенно достаточно, чтобы заниматься неодушевленной материей, низшим из четырех Уровней Бытия. И в самом деле, всяческое вмешательство «сердца» только мешало бы, а, может, и искажало бы его работу. Как ученый-материалист он верит, что жизнь, сознание и осознанность — всего лишь свойства сложных соединений неодушевленных частиц. С такой «верой» совершенно разумно полностью полагаться на органы чувств и интеллект и противостоять любому вмешательству «сил» сердца. Другими словами, более высокие уровни Реальности для него просто не существуют, потому что его вера исключает возможность их существования. Он похож на человека, который, имея радиоприемник, не хочет его включать, потому что убедил себя, что из него ничего, кроме шума помех не слышно.

Вера не противоречит разуму и не заменяет его. Вера выбирает степень значимости и Уровень Бытия, на который будет направлен поиск знания и понимания. Вера бывает как разумной, так и нет. Поиск значения и смысла на уровне неодушевленной материи — проявление веры неразумной. То же самое относится и к попыткам «объяснить» шедевры человеческого гения стремлением заработать денег или дать выражение своим сексуальным проблемам. Вера агностика (если она не напускная), пожалуй, самая неразумная из всех, потому как вопрос значения для него вообще незначим. Это все равно что сказать (возвращаясь к примеру Тиррела): «Мне безразлично, чем является книга: просто предметом определенной формы и цвета, набором знаков на бумаге, набором букв, расставленных по определенным правилам, или выражением смысла». Не удивительно, что в религиозных традициях к агностикам всегда относились с явным презрением: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих».

Вряд ли можно считать неразумной веру людей, принимающих свидетельства пророков, мудрецов и святых, что на разных языках, но практически в один голос заверяли, что книга этого мира не просто цветная форма, но выражение смысла, что есть Уровни Бытия выше человеческого, и что человек может достигнуть этих высших уровней, если позволит вере стать проводником разума. Никто не описал возможное путешествие человека к истине более ясно, чем епископ гиппонский, Святой Августин (354–430):

Первый шаг вперед — это позаботиться о том, чтобы внимание было сосредоточено на истине. Конечно же, вера не видит истину со всей ясностью, но у веры есть на истину чутье, подсказывающее ей, что верно, а что нет. Вера еще не может видеть то, во что верит, но хотя бы уже с уверенностью знает, что это, тем не менее, истинно. Именно вера поможет овладеть скрытой, но несомненной истиной, побудит ум проникнуть в нее. Тогда формула «Поверь, чтобы смочь понять» ( Crede ut intelligam ) обретет свой полный смысл [136] .

В свете разума можно видеть вещи, скрытые от органов чувств. Никто не отрицает, что именно так мы постигаем истинность математических и геометрических заключений. Доказать утверждение означает придать ему посредством анализа, упрощения или преобразования вид, в котором становится видима истина. Как только ум узрел истину, не нужны никакие другие доказательства, да и найти их не представляется возможным.

Можно ли при помощи разума видеть вещи, выходящие за пределы математики и геометрии? Опять же никто не отрицает, что мы видим смысл высказываний другого человека, даже когда он не очень ясно изъясняется. Наша повседневная речь — проявление способности видеть смысл и улавливать мысли, а это вовсе не то же самое, что мыслить и составлять мнения о чем-либо. Способность улавливать смысл ведет к проблескам понимания.

Для Святого Августина самое главное — это вера. Вера подсказывает нам, что нужно понять; она очищает сердце и тем самым делает рассуждения разума полезными; она позволяет разуму достичь понимания откровений Бога. Короче говоря, говоря о понимании, Святой Августин всегда имеет в виду плод размышления, которому вера проложила путь.

Как говорят буддисты, вера открывает «глаз истины», также называемый «Глазом Сердца» или «Глазом Души». Святой Августин утверждал, что «жизнь нам дана для того, чтобы вылечить глаз сердца, которым можно зреть Бога». Величайший суфийский поэт Персии, Руми (1207–1273), говорит о «глазе сердца, которому наши два глаза в подметки не годятся». Джон Смит Платоник утверждает: «Нам следует закрыть наши чувственные глаза и открыть ярчайший глаз понимания, глаз души. Так философ зовет силу нашего разума, что есть у каждого, но которой мало кто пользуется». Шотландский теолог, Ричард Сэйнт-Виктор (ум. 1173), говорит: «Только внешние органы чувств воспринимают видимое, и один лишь глаз сердца видит невидимое».

Сила «Глаза Сердца» рождает прозрение и значительно превосходит силу мысли, что порождает мнения. «Осознав ущербность философских мнений, — говорит Будда, — не принимая ни одно из них, добиваясь истины, я стал видеть». Процесс постепенной и как бы естественной мобилизации разных присущих человеку способностей описан в одном буддийском тексте:

Человек не может сразу обрести высочайшее знание. Только постепенными тренировками, постепенным действием, постепенным раскрытием можно достичь совершенного знания. Но как? Ведомый доверием, человек приходит; придя, присоединяется; присоединившись, слушает; слушая, получает наставление; получив наставление, запоминает его; затем исследует смысл того, что запомнил; исследуя смысл, принимает; он принял, и рождается стремление; он размышляет; размышляя, он упорно работает над собой; и, упорно работая над собой, разумом познает саму высшую истину и, проникнув в нее посредством мудрости, видит [142] .

Это процесс наработки соответствия, развития инструмента, способного видеть и таким образом понимать истину, что не просто информирует ум, но освобождает душу. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

Поскольку эти материи стали незнакомыми современному миру, может быть небесполезным процитировать современного автора, Мориса Николь:

Тогда начинает открываться мир внутреннего восприятия, отличный от внешнего восприятия. Появляется внутреннее пространство. Творение мира начинается в самом человеке . Сначала все во мраке; затем появляется свет, отдельный от мрака. В этом свете мы познаем форму сознания, по сравнению с которой наше обычное сознание — мрак. Этот свет всегда отождествлялся с истиной и свободой. Внутреннее восприятие себя, своей невидимой составляющей — это начало света. Это восприятие истины не имеет отношения к чувственному восприятию, но к восприятию истинности «идей», посредством которого, конечно же, наше чувственное восприятие очень возрастает. Путь самопознания ведет именно к этой цели, ибо невозможно познать себя, не обратившись вовнутрь… Эта борьба означает начало внутреннего роста человека, о котором по-разному (и в то же время всегда одинаково) писали на протяжении той небольшой части Истории, литература которой дошла до нас, и которую мы принимаем за всю историю человечества [144] .

Процесс «обращения внутрь» мы подробнее рассмотрим в одной из последующих глав. Здесь же необходимо просто признать, что одна только чувственная информация не ведет ни к какому прозрению или пониманию. К прозрению и пониманию приводят мысли, а мир мыслей — в нас. В истинности идей не разобраться при помощи органов чувств, но только при помощи органа, который иногда называют «Глазом Сердца», обладающим таинственной способностью узнавать истину при встрече с нею. Если назвать плоды этой способности прозрением, а плоды ощущений опытом, можно сказать, что:

1. О существовании, внешнем виде и изменениях предметов, воспринимаемых органами чувств, таких как камни, растения, животные и люди мы узнаем через опыт.

2. О значении этих предметов, о том, чем они могли бы быть и чем, возможно, им должно быть, мы узнаем через прозрение.

Наше чувственное восприятие, порождающее опыт, не дает нам соприкоснуться с более высокими степенями значимости и Уровнями Бытия, существующими в окружающем нас мире: оно не соответствует такой цели, ибо было создано только для восприятия внешних различий между существующими предметами, а не их внутреннего смысла.

Есть такая история: два монаха, заядлых курильщика, спорили, дозволительно ли курить, совершая молитву. Прийти к общему заключению им не удавалось, и они решили спросить об этом у своих настоятелей. Один монах сильно прогневал своего аббата, а другого монаха его аббат похвалил. При следующей встрече первый с некоторым подозрением спросил у второго: «Ну и что же ты спросил у своего настоятеля?» «Я спросил, можно ли молиться во время курения», — был ответ. Хотя наши внутренние чувства безотказно отметят глубокую разницу между «молитвой во время курения» и «курением во время молитвы», внешние чувства вообще не видят никакой разницы.

Высшие степени значимости и Уровни Бытия невозможно постичь без веры и без помощи высших способностей внутреннего человека. Когда этими высшими способностями не пользуются по причине их отсутствия, либо потому, что неверие не позволяет ими воспользоваться, познающему не хватает соответствия, и в результате все, что принадлежит высшим степеням значения и Уровням Бытия, от него сокрыто.

 

Глава 5. Соответствие — II

I

Согласно Великой Истине соответствия, восприятие невозможно без соответствующего органа восприятия; понимание невозможно без соответствующего органа понимания. Уровень минералов можно познать в основном при помощи пяти органов чувств, усиленных самыми замысловатыми приборами. Они регистрируют видимые явления, но «внутренность» вещей и такие основополагающие невидимые силы, как жизнь, сознание и осознанность, так и остаются скрытыми. Как можно увидеть, услышать, пощупать, понюхать или попробовать на вкус жизнь как таковую! Она не имеет ни формы, ни цвета, ни текстуры поверхности, ни вкуса, не издает особых звуков и запахов. Между тем, раз мы способны распознать жизнь, у нас должен быть для этого орган восприятия, орган более «глубокий», а это значит более «высокий», чем органы чувств. Позднее мы увидим, что этот «орган» — жизнь внутри нас, бессознательные растительные процессы и чувства нашего живого тела, сосредоточенные в основном в солнечном сплетении. Таким же образом мы непосредственно узнаем сознание нашим собственным сознанием, сконцентрированным главным образом в голове. Осознанность мы можем узнать при помощи нашей собственной осознанности, которая находится, как в символическом, так и в прямом смысле, подтверждаемом физическими ощущениями, в районе сердца, глубочайшем и таким образом «высшем» органе человеческого существа.

Поэтому ответ на вопрос «При помощи каких органов человек познает окружающий мир?» неизбежно таков: «При помощи всего, чем он обладает» — живым телом, разумом и осознанным Духом. Декарт убедил нас в том, что даже собственное существование можно распознать лишь при помощи мыслительных процессов в головном центре—«Cogito ergo sum» — я думаю, а значит, существую. Но любой ремесленник вам скажет, что его знания заключаются не только в голове, но также в разумении тела: кончики его пальцев знают то, о чем ум не имеет никакого представления. Паскаль говорил, что «в сердце есть разум, о котором ум ничего не знает». Утверждая, что человек обладает множеством органов познания, мы, пожалуй, только сбиваем себя с толку, ибо на самом деле весь человек — один орган. Но стоит ему убедить себя в том, что внимания достойны только «данные», доставляемые пятью органами чувств в «механизм обработки информации» под названием мозг, и он ограничит свое знание Уровнем Бытия, которым соответствуют эти органы, то есть в основном уровнем неодушевленной материи.

«В идеале для познания вселенной, — писал сэр Артур Эддингтон (1882–1944), — было бы достаточно лишь одного примитивнейшего зрения, не различающего даже цвета и объема». А если так, если наука пишет картину Вселенной, воспринимая ее «одним глазом, к тому же не различающим цвета», то вряд ли можно ожидать увидеть на этой картине что-то большее, чем расплывчатый, примитивный механизм. Согласно Великой Истине соответствия, отказ от использования органов познания неизбежно сужает и обедняет реальность. Вряд ли кому-то этого захочется. Тогда как объяснить то, что это все же случилось?

В поисках ответа на этот вопрос мы вновь обращаемся к отцу современного прогресса, Декарту. Самоуверенности ему было не занимать. Он писал: «В своей книге я изложил истинные принципы, при помощи которых достижима высочайшая степени мудрости, составляющая высшее благо человеческой жизни. До сих пор у человечества были лишь гипотезы, но никогда не было несомненного знания чего бы то ни было… Но теперь человек повзрослел и становится полноправным хозяином своей жизни, способным все познать при помощи интеллекта». Так Декарт заложил основы «восхитительной науки», построенной на «самых очевидных и простых идеях, что могут быть непосредственно продемонстрированы». А что же, в конце концов, наиболее очевидно, просто и может быть непосредственно продемонстрировано? Именно количественные показания приборов, столь любимые сэром Артуром Эддингтоном.

Зрением, ограниченным одним глазом, не различающим цвета, как низшим, самым внешним и поверхностным (то есть различающим лишь поверхности) органом человеческого познания, равно как и способностью считать, обладают в равной мере все нормальные люди. Стоит ли говорить, что понимание значения таким образом полученной информации требует более высоких, а значит более редких, способностей ума. Но не в этом дело. Дело же в том, что любую выдвинутую (быть может, гениальным человеком) теорию может «проверить» каждый, кто готов потратить определенное количество времени и сил. Знание, получаемое через показания приборов, таким образом, является «всеобщим достоянием», доступным каждому, точным, несомненным, легко проверяемым, легко передаваемым и, самое главное, практически неокрашенным какой бы то ни было субъективностью наблюдателя.

Я уже упоминал, что зачастую чрезвычайно сложно добраться до голых фактов, не смешанных с мыслями, исходными предположениями и установками наблюдателя. Но что может добавить ум наблюдателя к показаниям прибора, не различающего цвета и объема? Что может добавить ум к счету? Ограничиваясь этим способом наблюдения, мы действительно устраняем субъективность и достигаем объективности. Но одно ограничение влечет за собой и другое: да, мы достигаем объективности, но обрести знание объекта в его целостности нам не удается. Используемые нами инструменты выявляют только «низшие», самые поверхностные аспекты наблюдаемого предмета; все, что наполняет этот предмет смыслом, делает его значимым и интересным человеку, ускользает от нас. Не удивительно, что при таком способе наблюдения мир предстает «безжизненной пустыней», в которой человек — причудливая ошибка Космоса без всякого значения.

Декарт писал:

Я понял: мне следует начать с того же, чем занимаются математики, ибо только они сумели найти доказательства… При помощи длинных цепочек простейших и легчайших умозаключений математики приходят к самым сложным доказательствам. Это навело меня на мысль, что все предметы, доступные человеческому познанию, следуют друг за другом таким же образом и… нет предметов столь удаленных, чтобы их нельзя было достать, или столь скрытых, чтобы их нельзя было открыть [148] .

Очевидно, что в математическую модель мира, о которой мечтал Декарт, укладываются лишь те аспекты реальности, которые можно представить в виде взаимосвязанных количественных показателей. Столь же очевидно, что хотя чистого количества не существует, количественные характеристики имеют наибольший вес на низшем Уровне Бытия. По мере продвижения вверх по Лестнице Бытия важность количества снижается, а значение качества увеличивается, и за построение математической модели приходится платить потерей качественных характеристик, имеющих наибольшее значение.

Променяв «самое приблизительное знание высшего» (Фома Аквинский) на математически точное знание низшего, на «знание самое желанное и полезное в мире» (Кристиан Хугенс, 1629–1695), западная цивилизация перешла от «науки понимания» к «науке манипуляции». Первая служила просвещению и «освобождению» человека, вторая — достижению власти. «Знание — это власть», — сказал Фрэнсис Бэкон, а Декарт пообещал, что человек станет «хозяином и властелином природы». Усложняясь и развиваясь, «наука манипуляции» почти неизбежно переходит от манипуляции природой к манипуляции человеком.

«Науку понимания» часто называли мудростью, а термином «наука» обозначали «науку манипуляции». Такое различие проводили многие философы, в том числе и Святой Августин. Этьен Гилсон так излагает его мысли:

Истинное отличие одной науки от другой заключается в природе их предметов. Предмет мудрости таков, что требует от человека проявления высших способностей разумения, и хотя бы по этой причине его нельзя использовать во зло; предмет же науки по причине своей материальности постоянно рискует попасть в когти алчности. Отсюда можно провести различие между наукой, подчиненной алчности (а это неизбежно, когда наука становится самоцелью), и наукой, служащей мудрости и направленной на достижение высшей добродетели [149] .

Это различение чрезвычайно важно. «Наука манипуляции», подчиненная мудрости, то есть «науке понимания», являет собой ценнейший инструмент, использование которого не может принести вреда. Но люди перестали стремиться к мудрости, и наука манипуляции уже давно вышла из ее подчинения. Такова история западной мысли со времен Декарта. Старая наука, «мудрость» или «наука понимания» была устремлена в основном «к высшей добродетели», то есть к Истине, Добру, Красоте, знание которых приносит счастье и спасение. Новая наука в основном направлена на достижение материальной власти. Со временем эта тенденция приобрела такой размах, что усиление политической и экономической мощи теперь считается основной задачей и главным обоснованием расходов на научную работу. Старая наука рассматривала природу как творение Бога и Мать человека; новая наука склонна смотреть на природу как на врага, которого необходимо покорить, или на ресурс, подлежащий разработке и эксплуатации.

Но самое большое и значимое отличие между двумя науками — это их взгляд на человека. «Наука понимания» видела человека созданным по образу Бога, венцом творения, и следовательно «хранителем» мира, ибо noblesse oblige. Для «науки манипуляции» человек всего лишь случайный продукт эволюции, высшее коллективное животное и предмет изучения теми же методами, которыми «объективно» изучают и другие феномены в этом мире. Мудрость — это знание, которое можно приобрести только через подключение высших и благороднейших сил разума. В «науке же манипуляции», напротив, для получения знания достаточно использовать лишь способности, доступные каждому (кроме изувеченных калек), в основном считывание показаний приборов и счет. Нет никакой надобности понимать, почему работает та или иная формула, для практических целей вполне достаточно знать, что она действительно работает.

Таким образом, эти знания являются публичными: их можно описать в точных общепринятых терминах и сделать понятными для любого человека. Если эти знания описаны правильно, то доступ к ним открыт любому. Знания, относящиеся к более высоким Уровням Бытия, не могут быть столь же доступными и «открытыми» просто потому, что их невозможно описать в терминах, которым бы соответствовал каждый. Считается, что «научными» и «объективными» можно назвать лишь знания, открытые публичной проверке на истинность; все же другие отбрасываются как «ненаучные» и «субъективные». Это совершенно ненадлежащее использование терминов «субъективный» и «объективный», ибо любое знание «субъективно», поскольку может существовать только в уме человека. Разделение же знания на «научное» и «ненаучное» только сбивает с толку, поскольку в отношении знания справедливо говорить лишь о его истинности.

С уничтожением остатков «науки понимания», или «мудрости», в западной цивилизации быстрое и постоянно ускоряющееся накопление «знания манипуляции» становится все более опасным. Теперь мы слишком умны, чтобы выжить без мудрости, и дальнейшее увеличение нашей учености не принесет никакой пользы. То, что научные интересы человека обращены почти исключительно к «науке манипуляции», имеет, по крайней мере, три очень серьезных последствия.

Во-первых, пренебрегая изучением таких «ненаучных» вопросов, как «В чем смысл и цель существования человека?» «Что — добро, и что — зло?» и «Каковы непреложные права и обязанности человека?» цивилизация неизбежно погрязает в муках, отчаянии и неволе. Здоровье и благополучие людей постоянно ухудшается, несмотря на рост уровня жизни и успехи «здравоохранения» в продлении их жизни. Дело ни много, ни мало в том, что «не хлебом единым жив человек».

Во-вторых, из-за методичного ограничения научных исследований самыми поверхностными и материальными аспектами Вселенной мир предстает столь пустым и бессмысленным, что даже тех, кто понимает ценность и необходимость «науки понимания» зачаровывает якобы научная картина мира, и они теряют желание и мужество обращаться к мудрости древних традиций человечества и пользоваться ею. Из-за методологических ограничений и систематического игнорирования более высоких уровней научные данные не содержат никаких свидетельств существования этих уровней. Круг замыкается: вместо того, чтобы воспринимать веру проводником разума к пониманию более высоких уровней, на нее смотрят как на враждебную разуму и отрицающую его, и поэтому ее саму отвергают. Все пути к спасению оказываются перекрытыми.

В-третьих, высшие способности человека, более не задействованные для получения знания и мудрости, постепенно атрофируются или вовсе отмирают. В результате все проблемы, стоящие перед обществом или отдельными людьми, становятся неразрешимыми. И чем энергичней люди берутся за решение своих проблем, тем больше неразрешенных и на первый взгляд неразрешимых проблем становится. Благосостояние и богатство продолжает расти, а «качество» самого человека идет на убыль.

II

В идеале структура человеческого знания должна соответствовать структуре реальности. Тогда на высшем уровне мы находим «знание для понимания» в его чистом виде, на низшем — «знание для манипуляции». Понимание позволяет ответить на вопрос «что делать?», а «знание для манипуляции» помогает решить, как это сделать, то есть, как эффективно действовать в материальном мире.

Чтобы действовать успешно, нужно предвидеть вероятные результаты различных направлений действия и выбрать направление, наилучшим образом подходящее для наших целей. Поэтому справедливо сказать, что на этом уровне цель знания — предвидение и управление. Наука сводится к систематическому описанию существующих феноменов и формулировке предписаний. Каждое предписание — условное предложение типа «если хочешь этого достичь — предприми такие-то шаги». Такое предложение должно быть как можно короче и четче, и не должно содержать мыслей или понятий, которые не являются строго необходимыми, а инструкции должны быть точными, и оставлять как можно меньше свободы для исполнителя. Проверка таких инструкций — дело практики: чтобы убедиться в действенности рецепта приготовления пирога, нужно его попробовать. Высшие достижения такой науки чисто практичны и объективны, то есть не зависят от характера и интересов исполнителя, их можно измерить, записать и воспроизвести. Такое знание «принадлежит народу», и дает силу каждому, кому удастся им овладеть: даже подлецы и негодяи могут использовать его для гнусных дел. (Поэтому неудивительно, что постоянно предпринимаются попытки засекретить части этого «общенародного» знания!)

На более высоких уровнях сами понятия предсказания и управления становятся все более спорными и даже нелепыми. Теолог, стремящийся к обретению знаний Уровней Бытия выше человека, ни на мгновение не задумывается о предсказании, управлении или манипуляции. Все, чего он ищет, — это понимание. Его бы несказанно удивила предсказуемость на этом уровне. Все, что предсказуемо, является таковым только по причине «постоянства природы», а чем выше Уровень Бытия, тем меньше постоянства и больше гибкости. «Богу все возможно», а свобода действия атома водорода чрезвычайно ограничена. Поэтому науки, изучающие неодушевленную материю — физика, химия, астрономия — могут достигнуть практически совершенных способностей предсказания; более того, они могут быть завершены и утверждены раз и навсегда, как это якобы произошло с механикой.

Человеческие существа легко предсказуемы как физико-химические системы, менее предсказуемы как живые организмы, еще значительно менее предсказуемы как сознательные существа и вряд ли вообще предсказуемы как осознанные личности. Причина этой непредсказуемости не в недостатке соответствия со стороны исследователя, но в природе свободы. Перед лицом свободы «знание для манипуляции» невозможно, а «знание для понимания» необходимо. Почти полное исчезновение последнего из западной цивилизации вызвано ничем иным как систематическим пренебрежением традиционной мудростью, запасы которой на Западе не меньше, чем в любой другой части света. В результате трехсот лет однобокого развития западный человек стал богат средствами, но беден целями. Иерархия его знания обезглавлена: его воля парализована, потому что он потерял всякую почву для выстраивания иерархии ценностей. Каковы его высшие ценности?

Под высшими ценностями человека понимается что-то, что хорошо само по себе и не требует никакого обоснования еще более высокими ценностями. Современное общество гордится своим «плюрализмом» и признает множество вещей «хорошими сами по себе» и являющимися целью, а не средством к достижению цели. Все они равнозначны и могут служить главным приоритетом. Если то, что не требует обоснования, назвать «абсолютом», современный мир, утверждающий, что все относительно, на самом деле молится на огромное количество «абсолютов». Всех их и не перечесть; здесь мы не станем даже пытаться это делать. Не только власть и богатство считаются хорошими сами по себе (при условии, что они мои, а не чьи-то еще), но и знание ради знания, скорость перемещения, размер рынка, стремительность перемен, объем образования, количество больниц, и проч., и проч. На самом же деле ни одна из этих священных коров прогресса не является истинной целью, все они — средства, выдаваемые за цели. «В преисподней мира знания, — говорит Этьен Гилсон, есть особое наказание за такого рода грехи — это возвращение к мифам… Мир, потерявший христианского Бога, неизбежно походит на мир, еще его не обретший. Как и эпоха Фалеса и Платона, наша современность „кишит богами“. Среди них — слепая Эволюция, ясноокий Ортогенез, великодушный Прогресс и другие, коих лучше не называть по имени. Зачем без нужды оскорблять чувства людей, поклоняющихся им сегодня? Но важно понять: человечество обречено на жизнь под чарами разрастающейся новой научной, общественной и политической мифологии, если только решительно не изгонит эти одурманивающие понятия, что оказывают ужасающее воздействие на современный мир… Ведь когда боги воюют между собой, люди гибнут.».

Когда столько богов конкурируют между собой и претендуют на главенство, но нет верховного бога, высшей добродетели или ценности, которой бы измерялось все остальное, общество неизбежно сползает в хаос. Современный мир полон людей, которых Гилсон называет «мнимыми агностиками, в ком научные познания и общественное великодушие сочетается с полным отсутствием философской культуры». Пользуясь престижем «науки манипуляции», они безжалостно разочаровывают людей, пытающихся восстановить целостность человеческого знания, заново развивая «науку понимания».

Что движет ими? Может, страх? По мнению Абрахама Маслоу, занятие наукой часто является защитой.

Возможно, это в основном стремление к безопасности, защитная система, сложный способ избежать беспокойства и упредить проблемы. Подчас научные занятия даже превращаются в бегство от жизни, в некоторого рода самозаточение [153] .

Хотя изучение психологии ученых и не входит в круг стоящих перед нами задач, необходимо отметить, что, несомненно, они упорно бегут от традиционного понимания человеческого назначения, долга и ответственности, пренебрежение которыми может быть грешно. Несмотря на весь хаос и страдания современного мира, он категорически отвергает понятие греха. Но что же такое грех? Традиционно это слово означало «промах», огреху, как в стрельбе. Это значит пройти мимо самой сути жизни человека на земле; жизни, предоставляющей уникальные возможности для развития; жизни, что являет собой огромную удачу и, как говорят буддисты, редкую привилегию. «Наука манипуляции» не способна ни подтвердить, ни опровергнуть мудрость веков; проверить ее можно только теми высшими способностями человека, которые соответствуют «науке понимания». Если за последней не признают даже права на существование и систематически отрицают все, что с ней связано, то высшие способности никогда не используются и атрофируются, и тогда исчезает сама возможность сначала понять, а потом и достичь цель жизни.

Уильяму Джеймсу (1842–1910) было ясно, что для каждого из нас этот вопрос является в основном делом воли. И в самом деле, вера традиционно считалась делом воли.

Мы сами по собственной воле решаем, иметь нам какие-либо моральные убеждения или нет. Истинны они или ложны? А, может, различий между добром и злом вообще не существует, а моральные предпочтения определяются биологическими процессами нашего тела и, следовательно, та или иная вещь хороша или плоха только для нас? Если сердце не хочет, чтобы мораль была реальностью, то уж конечно голова никогда в нее не поверит. Да и дьявольский скептицизм займет голову куда лучше самого продвинутого идеализма [154] .

Современный мир скептично смотрит на все, что требует высших способностей человека. При этом он отнюдь не скептичен по отношению к скептицизму, который и вовсе ничего не требует.

 

Глава 6. Четыре сферы познания: 1

Для составления нашей философской карты и путеводителя мы выбрали несколько ориентиров. Первым из них стала иерархическая структура мира, четыре великих Уровня Бытия, где каждый более высокий уровень обязательно заключает в себе все нижестоящие уровни.

Второй ориентир — соответствие между человеческими органами восприятия, познавательными и другими способностями с одной стороны и миром с другой. Любую часть, любой аспект вселенной можно познать, только имея и используя соответствующий орган восприятия. Если требуемый орган отсутствует или не используется, то мы не соответствуем данной части или аспекту мира и в результате для нас он просто не существует. Это Великая Истина «соответствия».

Получается, что, не пользуясь органами познания и не развивая свои познавательные способности, мы неизбежно воспринимаем мир менее значимым, богатым, интересным, чем он есть на самом деле. И наоборот: используя органы познания, которые по той или иной причине обычно дремлют, и систематически их совершенствуя, мы открываем новый смысл, новые богатства, новые интересы — ранее недоступные нам аспекты мира.

Как мы видели, в стремлении к объективности и точности современные науки крайне ограничили использование человеком инструментов познания. По выражению некоторых ученых и писателей, научное восприятие можно свести к наблюдению количественных различий, доступных не различающему цвета необъемному зрению. С такой методологией человек неизбежно видит мир ограниченным низшим проявленным уровнем, уровнем неодушевленной материи. Тогда получается, что более высокие Уровни Бытия, включая человека, — всего лишь довольно сложные соединения атомов. Давайте рассмотрим этот вопрос немного подробнее. Если современная методология рисует неполную, однобокую, и лишенную всех важнейших качеств картину, то применение каких методов позволит получить полную картину?

Мы не раз отмечали, что для каждого из нас реальность делится на две части: вот я, а вот все остальное — мир, включая других людей.

Мы рассмотрели и другую двойственность: деление на видимое и невидимое или, так сказать, на внешнюю видимость и внутренний опыт. Последний становится относительно все более значимым по мере продвижения вверх по Великой Лестнице Бытия. Хотя внутренний опыт, безусловно, существует, его нельзя наблюдать нашими обычными органами чувств.

Из этих двух пар — «Я» и «Мир» и «Внешняя Видимость» и «Внутренний Опыт» — получается четыре «сочетания», которые можно обозначить таким образом:

Это Четыре Сферы Познания, каждая из которых необыкновенно важна и представляет огромный интерес для каждого их нас. Четыре вопроса, ведущие в эти сферы познания, можно сформулировать так:

1. Что же происходит в моем внутреннем мире?

2. Что происходит во внутреннем мире других существ?

3. Как я выгляжу в глазах других существ?

4. Что же я вижу в мире вокруг меня?

Если максимально упростить эти вопросы, то получится:

1. Что чувствую я?

2. Что чувствуешь ты?

3. Как я выгляжу?

4. Как ты выглядишь?

(Нумерация этих четырех вопросов и, следовательно, Четырех Сфер Познания, конечно же, произвольна.)

Сразу бросается в глаза, что мы имеем непосредственный доступ только к двум из Четырех Сфер Познания — Сфере 1 и Сфере 4. Другими словами, я непосредственно ощущаю, что значит «быть мной», и вижу, как выглядишь ты, но не могу напрямую ощутить ни что значит «быть тобой», ни как я выгляжу со стороны. Как обрести знание сфер 2 и 3, напрямую недоступных нам, то есть как нам узнать и понять, что происходит внутри других существ (Сфера 2) и как мы выглядим снаружи, просто как объект наблюдения, как одно из множества других существ (Сфера 3)? Овладение этими двумя сферами познания — действительно один из самых интересных, а также жизненно важных вопросов.

В платоновском диалоге «Федр» Сократ говорит: «Согласно дельфийской надписи, следует сначала познать самого себя; по-моему, смешно, не зная себя самого, исследовать чужое». Давайте последуем этому примеру и начнем со Сферы Познания № 1: Что же на самом деле происходит внутри меня? Что приносит мне радость, а что — боль? Что делает меня сильнее, а что — слабее? Где я управляю жизнью, а где жизнь управляет мной? Подвластен ли мне мой ум, мои чувства, могу ли я делать то, что хочу? Каково значение самопознания для жизни?

Прежде, чем мы углубимся в эти вопросы, следует заметить, что по всему свету и во все времена были высказывания, сходные с вышеприведенным словами из «Федра» Платона. Ограничусь несколькими:

Фило Юдеус (Александрия, конец первого века до н. э.):

Прошу, не рассказывайте пустых сказок про Луну и Солнце и другие тела на небе и во вселенной, расстояние до который столь велико, а природа которых столь различна, не разобравшись сначала в себе и не поняв себя. После этого мы, может быть, и поверим вам, когда вы заговорите о других предметах; но пока вы не установили, кто вы сами, не думайте, что сможете судить или быть надежным свидетелем в других делах.

Плотин (древний Рим, 2057-270):

Погрузись в себя и смотри. И если увидишь, что ты еще не красив, то поступай как скульптор, творящий красоту: он убирает здесь, сглаживает там, делает эту линию тоньше, другую чище, до тех пор, пока из мрамора не выступит красивое лицо. Так и ты: не опускай долото и непрестанно работай над своей статуей.

Theologia Germanica (средневековая Европа, 1350 г.):

Доскональное знание себя — это прежде всего искусство, высшее из всех искусств. Если ты хорошо знаешь себя, то ты лучше и достойнее в глазах Бога, чем тот, кто, не зная себя, понимает законы неба, всех планет и звезд, свойства всех трав, строение и предпочтения всех людей и природу всех зверей — и во всем этом обладает высочайшим мастерством на небе и на земле.

Парацельс (14937-1541), один из образованнейших людей Европы своего времени, обладавший высочайшим знанием «свойств всех трав»:

Люди не знают самих себя и, следовательно, не понимают происходящее в их внутреннем мире. Каждый человек от рождения наделен божественной сутью и всей мудростью и силой мира; он обладает в равной степени всеми видами знания, и тот, кто не находит в себе то, что там есть, не может сказать, что он этим не обладает, а лишь что он плохо ищет.

Свами Рамдас (Индия, 1886–1963):

«Ищи внутри — познай себя», — эти тайные и тонкие намеки из уст святых доносятся до нас из глубины веков.

Азид ибн Мухаммед аль-Насафи (исламский мир, седьмой-восьмой век):

И Али спросил Магомета: «Что мне делать, чтобы не тратить время впустую?» «Узнай себя», — ответил пророк.

Дао Дэ Цзин Лао Цзы (Китай, 604?-531 до н. э.):

Тот, кто знает других, мудр;

Тот, кто знает себя, свят [155] .

Наконец, давайте послушаем писателя двадцатого века, П. Д. Успенского (1878–1947), излагающего свою «основополагающую мысль»:

Человек в знакомом нам виде — неполное существо . Природа развивает его до определенного уровня и затем предоставляет ему выбор: развиваться дальше, своими собственными усилиями и средствами, жить и умереть таким, каким он был рожден, или опуститься и потерять способность к развитию.

Эволюция человека означает развитие определенных внутренних качеств и черт, которые обычно остаются неразвитыми, и не могут развиться сами по себе [156] .

При всем обилии новых психологических теорий и литературы, современный мир мало что знает о самопознании. По словам Успенского, «психологию иногда называют новой наукой. Это не так. Возможно, психология — древнейшая наука и, к сожалению, в сущности наука забытая». Эта «сущность» выражалась в основном через религиозные учения, и ее исчезновение во многом объясняется упадком религии в последние века.

Традиционная психология видела в людях «пилигримов» и «путников» на этой земле, что могли взобраться на вершину горы «спасения», «просветления» или «освобождения», и в основном занималась не больными, которых нужно сделать «нормальными», но нормальными людьми, способными и, более того, призванными стать сверхнормальными. Идея «Пути» составляет основу многих великих учений: название китайского учения даосизма исходит от слова дао, «Путь»; учение Будды называют «Срединным Путем»; а Иисус Христос Сам говорил: «Я путь». Задача пилигрима — предпринять путешествие вовнутрь, которое требует некоторого героизма и непременно готовности иногда пренебрегать мелочными заботами повседневной жизни. Как показывает Джозеф Кэмпбелл в замечательном исследовании «Тысячеликий герой», традиционные учения, большая часть которых имеют форму мифов, «не считают величайшим героем просто добродетельного человека. Добродетель — всего лишь педагогическая прелюдия к вершине прозрения, идущей далеко за пределы всех противоположностей». Только идеально чистому восприятию открывается идеально ясная картина.

Не стоит полагать, что путешествие вовнутрь — только для героев. Да, оно требует внутренней целеустремленности, а любое устремление к неизвестному героично. Но такой героизм под силу каждому человеку. Очевидно, что изучение «Первой Сферы Познания» требует от человека всех его качеств, ибо только человек целостный может справиться с задачей. Одноглазый, не различающий цвета наблюдатель вряд ли продвинется далеко на этом пути. Но как задействовать человека в его целостности, как подключить высшие качества человеческого существа? Рассматривая четыре Уровня Бытия, мы признали огромное превосходство человеческого уровня над животным, и обнаружили, что «дополнительная сила» z, определяющая это превосходство, тесно связана с осознанностью. Без осознанности изучить внутренний мир человека невозможно.

Осознанность же тесно связана с силой внимания или, скорее, способностью направлять внимание. Большую часть времени мое внимание, зачастую помимо моей воли, захвачено внешними силами — формами, звуками, цветами, и т. д. — или же внутренними переживаниями — ожиданиями, страхами, волнениями, любопытством, и т. д. При этом я работаю почти как машина: не я делаю дела, они просто случаются. Однако у меня всегда есть возможность взять дело в свои руки и совершенно свободно и по своей воле направлять внимание к чему я пожелаю, к чему-то, что не захватывает меня, но что захватываю я. Разница между направленным и захваченным вниманием — такая же, как между деланием дел и пусканием всего на самотек, или между «я живу свою жизнь» и «жизнь живет меня». Нет предмета более интересного и важного для всех традиционных учений и в то же время предмета, встречающего больше пренебрежения, непонимания и извращения в мышлении современного мира, чем осознанность и контроль за своим вниманием.

В книге «Йога» Эрнест Вуд говорит о состоянии, которое он (как я понимаю, ошибочно) называет созерцанием:

Да, мы часто «забываем себя». Мы заглядываем в чей-то кабинет и, отойдя два шага от двери, шепчем друзьям: «Его там нет, он думает». Я знаю одного человека, которому часто приходилось читать лекции на глубокомысленные темы. По его словам, он приобрел способность полностью отключаться — забывать себя — в начале лекции и мысленно смотреть на свою тему как на карту, по которой он проделывал путь, в то время как поток слов свободно тек от одной рассматриваемой идеи к другой. Он говорил мне, что осознавал себя лишь пару раз за всю лекцию. К концу же лекции, садясь на стул, он удивлялся, что это он ее прочел. При этом он все прекрасно помнил [158] .

Это наглядный пример человека-машины, исполняющего написанную заранее программу. Он, программист, больше не нужен и может ментально отсутствовать. Если машина выполняет хорошую программу, то лекция удается, а если плохую программу, то нет. Возможность выполнять «программы» знакома каждому из нас: например, мы можем вести машину и вести интересный разговор в одно и то же время. Что парадоксально, мы можем вести «внимательно», осторожно и вежливо по отношению к другим, но при этом все наше истинное внимание будет сосредоточено на разговоре. А можем ли мы направить внимание на желаемый объект и удерживать его, несмотря на отвлекающие внимание факторы, столь долго, сколь мы пожелаем? Нет. Такие моменты полной свободы и осознанности чрезвычайно редки. Большую часть жизни мы проводим в каком-то рабстве; мы захвачены тем или другим, переходим из плена в плен и выполняем программы, которые были загружены в нашу машину, неизвестно как, когда и кем.

Таким образом, первый предмет изучения в Первой Сфере Познания — это внимание, что прямиком ведет нас к изучению нашей механистичности. Лучший из известных мне помощников в этом исследовании — книга П. Д. Успенского «Психология возможной эволюции человека».

Успенский отмечает, что человек всегда находится в одном из трех «состояний» или «частей себя» — механическом, эмоциональном или разумном. Это не сложно проверить на себе. Главный критерий различения этих трех «частей» — качество нашего внимания. «Если внимание отсутствует или болтается туда-сюда, мы в механической части; если внимание увлечено и удерживается предметом наблюдения или размышления, то мы в эмоциональной части; если мы управляем вниманием и усилием воли удерживаем его на предмете, мы в разумной части».

Для того же, чтобы осознавать, где наше внимание и что оно делает, нам настоятельно необходимо проснуться. Действуя, думая или чувствуя механически, как запрограммированный компьютер или другая машина, мы не бодрствуем и все делаем, думаем и чувствуем не по своей воле. Мы не выбирали, что нам делать, думать или чувствовать. Может, мы после скажем: «Я не хотел» или «Не знаю, что на меня нашло». Мы можем намереваться, обещать и даже клясться сделать много чего, но если мы в любой момент можем сделать «то, что не хотели» или увлечься тем, что «на нас нашло», то наши намерения и гроша ломаного не стоят. Когда мы не бодрствуем в своем внимании, мы уж конечно не осознанны и, следовательно, не полностью человечны и склонны беспомощно действовать в соответствии с неуправляемыми внутренними порывами или внешними обстоятельствами, как животные.

Человечество изучило эти жизненно важные явления задолго до появления современной психологии. Традиционная мудрость, включая все великие религии, всегда описывала себя как «Путь», ведущий к некоему пробуждению. Буддизм называли «Учением Пробуждения». На протяжении всего Нового Завета людей призывают бодрствовать, наблюдать, не спать. В начале «Божественной комедии» Данте оказывается в сумрачном лесу и не знает, как он там очутился: «настолько сон его опутал ложью, что он сбился с верного пути». Не физический сон — враг человека, но блуждание и инертное движение его внимания, которое делает его некомпетентным, жалким, не полностью человечным. Без осознанности, то есть сознания, сознающего себя, человек лишь воображает, будто он управляет собой, будто у него свободная воля и он способен следовать своим намерениям. На самом деле, как бы сказал Успенский, он обладает не большей свободой формулировать намерения и следовать им, чем машина. Он обладает такой свободой только в редкие мгновения осознанности, и его важнейшая задача — тем или иным способом сделать осознанность постоянной и управляемой.

В разных религиях предлагаются различные пути к этой цели. «Сердце буддийской медитации» — это сатипаттхана, или осознанность. Один из выдающихся буддийских монахов нашего времени, Ньянапоника Тхера, начинает свою книгу на эту тему такими словами:

Эта книга издается в глубоком убеждении, что систематическое развитие Должной Осознанности, которому учил Будда в Беседе о Сатипаттхане, по-прежнему указывает простейший, самый прямой, тщательный и эффективный метод тренировки ума как для решения его повседневных задач и проблем, так и для достижения его высшей цели — полного и абсолютного освобождения от Зависти, Ненависти и Невежества…

Практика этого древнего Пути Осознанности столь же применима сегодня, как и две с половиной тысячи лет назад. Она одинаково применима на Западе и Востоке, в мирской суете и в тишине монашеской кельи.

Суть развития Должной Осознанности — в росте интенсивности и качества внимания, а суть качества внимания в его чистоте .

Чистое внимание — ясное и прямое сознание того, что на самом деле происходит с нами и в нас в последовательные моменты восприятия. Его называют «чистым», потому что оно отмечает факты восприятия лишь в том виде, в котором они поступают… Внимание или осознанность удерживается в состоянии, в котором оно просто отмечает наблюдаемые факты, и не реагирует на них действием, словом или мысленным комментарием, таким как соотнесение с собой (нравится, не нравится, и т. д.), суждение или размышление. Если во время, отведенное практике Чистого Внимания, в уме возникают такие комментарии, их превращают в объекты Чистого Внимания. Не нужно ни отвергать, ни следовать им; стоит осознать их появление, и они исчезают [160] .

Из этого описания становится понятна природа метода: для достижения Чистого Внимания необходимо остановить или, если не получается, просто спокойно наблюдать «внутренний монолог». Оно выше размышления, критического рассуждения, формирования мнения — это все нужные, но вспомогательные действия, которые классифицируют, соединяют и выражают словами прозрения, полученные через практику Чистого Внимания. «С помощью этого метода, — говорит Ньянапоника, — ум возвращается к истоку всех вещей… Наблюдение возвращается к изначальной фазе процесса восприятия, когда ум пребывает в состоянии чистого восприятия, а внимание лишь отмечает объект».

Будда говорил: «В том, что видимо, должно быть только видимое; в том, что слышимо, должно быть только слышимое; в том, что ощущаемо (запах, вкус или прикосновение) должно быть только ощущаемое; в том, что мыслимо, должно быть только мыслимое».

Другими словами, Путь Осознанности Будды призван обеспечить поступление к разуму человека истинного и неискаженного материала, прежде чем он начнет размышлять. Что обычно искажает получаемый материал? Это очевидно: эгоизм человека, его привязанность к интересам, желаниям, или, словами буддистов, Жадность, Ненависть и Невежество.

Религия — это восстановление связи (re-legio) человека с реальностью, каким бы именем эту Реальность ни называли: Бог, Истина, Аллах, Сатчитананда или Нирвана.

Методы, выросшие в христианской традиции, облечены, что неудивительно, в совершенно отличную терминологию, но тем не менее сводятся к тому же самому. Человек ничего не достигнет, пока на его пути стоит маленькое эгоистичное «я» (или даже много маленьких эгоцентричных и довольно разобщенных «я»); чтобы убежать от «я», необходимо обратиться к «Богу» с «чистым намерением», о котором говорится в известном классическом английском трактате «Облако забвения»: «Чистого намерения, направленного к Богу и только к нему, совершенно достаточно». Врагом здесь становится вмешательство мысли.

На любую возникающую мысль, что навязчиво стоит между тобой и темнотой и вопрошает, чего ты ищешь, чего ты хочешь, отвечай, что ты хочешь Бога: «Его я жажду, его ищу, и ничего, кроме него»… Очень возможно, что мысль принесет в твой ум множество приятных и прекрасных мыслей о его доброте… Они будут все больше и больше болтать, и твой ум будет очень далеко и вернется к своему старому пристанищу. Не успеешь ты понять, где ты, как тебя растащат на части так, что и вообразить нельзя! А все отчего? Просто оттого, что ты по своей воле стал слушать ту мысль, ответил на нее, принял ее, предоставил ей свою голову.

Дело здесь не в том, хороша или плоха сама мысль. Реальность, Истину, Бога, Нирвану не найти мыслью, потому что мысль принадлежит Уровню Бытия, задаваемому сознанием, а не более высокому Уровню, определяемому осознанностью. На уровне же осознанности мысль занимает свое должное место, подчиненное и вспомогательное. Мысли не могут привести к пробуждению, потому что весь смысл как раз в том, чтобы проснуться от мыслей и «узреть». Мысль может поднять любое количество вопросов; но какими бы интересными они ни были, ответы на них никак не помогают нам проснуться. В буддизме их называют «напрасными мыслями»: «Это называют тупиком мнений, пропастью мнений, колючим кустом мнений, чащей мнений, сетью мнений». «Мнение, о ученики, это болезнь; мнение — это опухоль; мнение — это рана. Того, кто преодолел все мнения, о ученики, называют святым, тем, кто знает».

Что такое йога? По словам величайшего учителя йоги, Патанджали (300 до н. э.), «Йога — это управление мыслями в уме». То, в каком мире мы живем, определяется не столько жизненными обстоятельствами, с которыми мы сталкиваемся, сколько мыслями в нашем уме. Невозможно обрести власть над обстоятельствами, сперва не подчинив себе свои мысли. Поэтому любая религия непременно предупреждает, что випассану (если использовать буддийский термин), ясность видения, может достичь только тот, кто сумеет поставить свою «мыслительную функцию» на ее место, так, чтобы она сохраняла молчание, когда ей прикажут молчать, и действовала, только когда ей дадут совершенно определенную задачу. Вот еще одна цитата из «Облака забвения»:

Поэтому энергичную работу твоего воображения, которое всегда столь активно… нужно постоянно подавлять. Если ты ее не подавишь, она подавит тебя [165] .

В центре индийского метода стоит йога, а в центре христианского — молитва. Просьба помощи у Бога, благодарение Его, восхваление Его — законные задачи христианской молитвы, но суть молитвы более глубока. Христианина призывают «молиться не переставая». Иисус «сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать». На протяжении многих веков эта заповедь обращала на себя серьезное внимание христиан. Возможно, самый известный отрывок о ней содержится в «Искренних рассказах странника своему духовному отцу», анонимном шедевре мировой литературы, впервые опубликованном в России в 1884 году.

Было прочитано Послание Святого Павла фессалоникийцам. В нем нас призывают, среди прочего, молиться непрестанно, и эти слова запали мне в душу. Я начал раздумывать, возможно ли молиться не переставая, ведь каждый должен заниматься и другими вещами, необходимыми для поддержания жизни… «Что же мне делать? — бормотал я в раздумье. — Где найти кого-нибудь, кто объяснит мне это?» [167]

Затем странник обретает «Филокалию», которая «включает полные и детальные знания о непрестанной внутренней молитве, изложенные двадцатью пятью Святыми Отцами».

Эту внутреннюю молитву также называют «молитвой сердца». Хотя она, конечно же, известна на Западе, ее довели до совершенства в основном в Греческой и Русской православной церквях. Суть ее в том, чтобы «стоять перед Богом с умом в сердце»:

Термин «сердце» имеет особое значение в православном учении о человеке. Когда на западе сегодня люди говорят о сердце, обычно они имеют в виду эмоции и нежные чувства. Но в Библии, как и в большинстве аскетических текстов Православной церкви, сердце имеет куда большее значение. Это, прежде всего, орган человеческого естества, физического и духовного; центр жизни, основополагающий принцип всех наших действий и чаяний. Как таковое, сердце, конечно же, включает эмоции и нежные чувства, но также и многое другое: и действительно, оно охватывает все, что составляет то, что мы называем «личностью» [169] .

Личность же отличается от других существ таинственной силой осознанности, и эта сила, как мы уже отмечали, сидит в сердце, где, кстати, ее можно ощутить как особое тепло. Молитва сердца, обычно молитва Иисусова (состоящая на русском языке из слов: «Иисус Христос, Сын Божий, помилуй меня, грешника») бесконечно повторяется умом в сердце, и это наделяет силами, формирует и преобразует всего человека. Один из великих учителей этой практики, Феофан Затворник (1815–1894) объясняет:

Чтобы удержать ум на одном предмете при помощи короткой молитвы, необходимо поддерживать внимание и направить ум в сердце, ибо пока ум остается в голове, где толкутся мысли, он не успевает сосредоточиться на одном предмете. Но когда внимание снисходит в сердце, оно собирает в нем воедино все силы души и тела. Эта концентрация всей жизни человека в одной точке немедленно вызывает в сердце особое ощущение, что есть начало будущего тепла. Это ощущение вначале слабо, но постепенно становится сильнее, устойчивее и глубже. Сначала оно лишь тепловато, но затем перерастает в теплое чувство, на котором концентрируется внимание. Вот и получается, что на первом этапе внимание удерживается в сердце силой воли, а со временем сила этого внимания порождает тепло в сердце, и это тепло уже удерживает внимание без специального усилия. Начиная с этого момента они поддерживают друг друга и становятся неразлучны, ибо рассеивание внимания охлаждает тепло, а уменьшение тепла ослабляет внимание [170] .

Утверждение, что бесконечное повторение про себя короткой последовательности слов ведет к духовному результату, действительно проявляющемуся в физическом ощущении духовного тепла, настолько странно для современного склада мышления, что обычно его отвергают как полную чушь. С нашим прагматизмом и любовью к фактам, которыми мы так гордимся, не так-то просто попробовать такой способ. Но почему бы и нет? Потому что такие попытки ведут к некоторым прозрениям и определенного рода знаниям, и однажды открывшись для них, мы будем всегда носить их в своем сердце; они поставят перед нами своего рода ультиматум: или ты изменяешься, или гибнешь. Современный мир любит вещи-игрушки, а с результатами непосредственного изучения и развития осознанности уже не поиграешь.

Другими словами, Первая Сфера Познания — минное поле для всякого, кто никак не может понять, что на человеческом Уровне Бытия невидимое бесконечно сильнее и значимее видимого. Обучением этой основополагающей истине традиционно занималась религия, и поскольку западная цивилизация забросила религию, передать это учение больше некому. В результате западная цивилизация потеряла способность решать настоящие проблемы жизни на человеческом Уровне Бытия. От мощи ее способностей на более низких уровнях захватывает дух; но в том, что касается по-настоящему человеческих проблем, она невежественна и некомпетентна. Без мудрости и учений подлинной религии Первая Сфера Познания остается заброшенным пустырем, поросшим сорняками, многие из которых ядовиты. Здоровые и полезные растения здесь еще можно встретить только по счастливой случайности. Без осознанности (в полном смысле «фактора z») человек действует, говорит, учится, реагирует механически, как машина, на основе случайно, ненароком, механически приобретенных программ. Он не знает, что действует в соответствии с программами; поэтому перепрограммировать его не составляет труда: можно заставить его думать и действовать совсем не так, как он думал и действовал раньше, — лишь бы только новая программа его не разбудила. Ибо в бодрствующем состоянии никто не в силах запрограммировать его: он программирует себя сам.

Это древнее учение, которое я лишь излагаю современным языком, предполагает наличие двух составных частей вместо одной: программиста и компьютера. Последний может прекрасно работать без всякого внимания со стороны программиста — просто как машина. Сознание, «фактор у», может прекрасно работать в отсутствии осознанности, «фактора z», пример чему — все высшие животные. Все великие религии утверждают, что целостность человеческого «ума» не сводится к одной составляющей. Это утверждение теперь подтверждается и результатами новейших научных исследований. Незадолго до своей смерти в возрасте восьмидесяти четырех лет Уайлдер Пенфилд, всемирно известный невролог и нейрохирург, обобщил свой опыт в книге «Загадки разума»:

На протяжении своей научной карьеры я, как и другие ученые, силился доказать, что разум сводится к мозгу. Но, возможно, теперь пришло время непредвзято взглянуть на факты и задаться вопросом: а правда ли разум сводится к механике мозга ? Можно ли объяснить разум тем, что мы знаем теперь о мозге? И если нет, которая из двух возможных гипотез более разумна: что человеческое существо основано на одном элементе или на двух? [171]

Доктор Пенфилд приходит к заключению, что «разум, похоже, действует независимо от мозга наподобие того, как программист действует независимо от своего компьютера, при всей его зависимости от функционирования компьютера для достижения некоторых целей». Далее он объясняет:

Я уверен, что никто никогда не сможет объяснить разум на основе действия нейронов в мозге. Мне кажется, что разум самостоятельно развивается и достигает зрелости на протяжении жизни индивида как ведущий элемент. Компьютером (коим является мозг) должна управлять сила, способная на независимое понимание. По этим причинам я склонен выбрать предположение, что наше существо необходимо объяснять на основе двух фундаментальных элементов [172] .

Очевидно, что программист «выше» компьютера, точно так же как осознанность «выше» сознания. Изучение Первой Сферы Познания предполагает систематическое развитие этого «высшего» элемента. Нельзя научить программиста, просто ускорив и улучшив работу компьютера. Ему требуется не просто знание фактов и теорий, но понимание или прозрение. Не удивительно, что процесс обретения понимания весьма отличен от процесса обретения знания фактов. Многие люди не видят разницы между знанием и пониманием и поэтому воспринимают методы тренировки типа сатипаттханы, йоги или безустанной молитвы как какой-то суеверный вздор. Такое отношение, конечно же, не имеет никакого веса и просто указывает на отсутствие соответствия. Любые систематические усилия приводят к некоторому результату.

Молитва Иисусова служит постоянным напоминанием человеку смотреть внутрь непрестанно , осознать свои бегущие мысли, внезапные эмоции и даже движения с тем, чтобы он смог попробовать подчинить их себе… Тщательно исследуя и наблюдая свое собственное внутреннее существо, он все лучше узнает свою никчемность, и это знание может повергнуть его в отчаяние… Это родовые схватки духа и стоны просыпающейся в человеке духовности… Молитву Иисусову советуют повторять в «тишине»… Под тишиной здесь понимается и внутренняя тишина, тишина своего ума, отключение воображения от бурного нескончаемого потока мыслей, слов, впечатлений, картинок и мечтаний, что держат человека во сне. Это не просто, так как ум работает почти автономно [173] .

Мало кто из современных западных философов уделял серьезное внимание методам изучения Первой Сферы Познания. Редкое исключение — это В. Т. Стэйс, около двадцати пяти лет, начиная с 1935 года, бывший профессором философии Принстонского Университета. В своей книге «Мистицизм и философия» он ставит давно назревший вопрос: «Имеет ли отношение так называемый „мистический опыт“ к важнейшим вопросам философии? И если да, то какое?» Его исследования привели его к «направленному внутрь мистическому опыту» и таким образом к методам, используемым теми, кто ищет такого опыта. Быть может, жаль, что профессор Стэйс использует слово «мистический», которое обрело довольно «мистическое» значение, хотя на самом деле речь идет ни о чем другом как внимательном исследовании человеком своего внутреннего мира. Однако это не умаляет значимости его наблюдений.

Он отмечает, что без всякого сомнения основные психологические факты этого «направленного внутрь опыта» по сути «универсальны и одинаковы во всех культурах, религиях, во всех странах и во все времена». Профессор Стэйс пишет как философ и не претендует на то, что он лично имел подобный опыт. Поэтому он находит его поистине странным. По его словам, «эти переживания столь необычайны и парадоксальны, что в них трудно будет поверить любому неподготовленному к ним человеку, на которого они внезапно обрушатся». Затем он излагает «факты словами мистиков, без комментариев и замечаний». Хотя на самом деле мистики никогда не использовали такие термины, его изложение столь ясно, что его стоит здесь привести:

Представьте, что человек пытается отключить органы чувств и сконцентрировать все ощущения на сознании… A priori нет причины, по которой человек, взявшийся за решение этой задачи, не мог бы, обретя достаточную сосредоточенность и контроль над умственными процессами, устранить все физические ощущения из своего сознания.

Представьте, что, избавившись ото всех ощущений, человек продолжает убирать из сознания все чувственные образы и абстрактные мысли, размышления, желания и остальное его содержимое. Что тогда останется от сознания? В нем больше не будет какого бы то ни было ментального содержимого, но лишь полная пустота, вакуум, ничто [174] .

Именно к этому и стремятся те, кто желает изучить свой внутренний мир, — к устранению всех беспокоящих влияний, исходящих от чувств или от «мыслительной функции». Однако профессор Стэйс оказывается в глубоком замешательстве:

Казалось бы, можно a priori предположить, что тогда сознание полностью исчезнет, и человек заснет или потеряет сознание. Но обращающиеся внутрь мистики, тысячи мистиков по всему миру, в один голос утверждают, что они достигли этого полного отсутствия ментального содержания, но то, что происходит потом, совершенно отлично от провала в бессознательное. Напротив, возникает состояние чистого сознания, «чистого» в том смысле, что это не сознавание какого-то эмпирического предмета. Оно не имеет содержания кроме себя самого [175] .

В ранее использованных нами терминах можно сказать: появляется программист, который, конечно же, не обладает никаким «содержимым» компьютера; или, другими словами: фактор z, осознанность, по-настоящему появляется только тогда, когда фактор у, сознание, ретируется.

Профессор Стэйс продолжает: «Парадокс в том, что можно иметь реальный опыт без реального содержания, опыт, что одновременно что-то и ничто». Но нет ничего парадоксального в том, что «более высокая» сила сменяет силу «более низкую» в опыте, что является чем-то, но ничем. Парадокс существует только для тех, кто упорно верит в то, что ничто не может быть «выше» их будничного сознания и опыта. Как можно в такое верить? Ведь у всех в жизни были моменты, имевшие большее значение, большую яркость и остроту переживаний, чем повседневная жизнь. Такие мгновения — указатели, проблески нереализованного потенциала, вспышки осознанности.

Профессор Стэйс далее пишет:

В обычном состоянии наше сознание всегда заполнено объектами, образами или нашими собственными чувствами и мыслями, воспринимаемыми изнутри. Представьте, что мы устраняем все объекты — физические и ментальные. Когда самость человека не занята восприятием объектов, она осознает себя . И возникает сама самость… Также можно сказать, что мистик избавляется от эмпирического эго, а чистое эго, что обычно скрыто, выходит на свет. Эмпирическое эго — это поток сознания. Чистое эго — это целостность, держащая разнородный поток вместе [176] .

Примечательно, что эти взгляды по сути тожественны взглядам Уайлдера Пенфилда. Оба подтверждают основное учение великих религий, которые, на множестве языков и разными способами призывают человека открыться для «чистого эго», «Себя», «Пустоты» или «Божественной силы», что заключена в нем; проснуться и перейти от состояния компьютера в состояние программиста; шагнуть из сознания в осознанность. Только вырвавшись из плена чувств и мыслительного процесса — слуг, а не хозяев — путем переноса внимания с видимых предметов на предметы невидимые можно достичь «пробуждения». «Мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно».

Можно было бы еще очень много написать об этом величайшем искусстве, искусстве обретения знания о себе путем изучения Первой Сферы Познания. Но нам будет полезнее обратиться теперь ко Второй Сфере Познания, то есть познанию нами внутреннего опыта других существ. Одно несомненно: по-видимому, мы не имеем прямого доступа к такому знанию. Как же тогда проникнуть в эту сферу? Возможно ли это?

 

Глава 7. Четыре сферы познания: 2

Чем выше Уровень Бытия, тем большее значение имеет внутренний опыт, то есть «внутренний мир», по сравнению с внешнем видом, то есть таким непосредственно наблюдаемым и измеряемым свойствам, как размер, вес, цвет, движение и т. д. Кроме того, чем выше Уровень Бытия, тем с большей вероятностью мы можем познать «внутренний мир» других существ, по крайней мере, вплоть до человеческого уровня. Мы уверены, что знаем кое-что о внутреннем опыте других людей, немного даже о внутреннем мире животных, почти ничего — о внутреннем мире растений и уж, конечно, вовсе ничего о внутреннем мире камней и прочих неодушевленных предметов. Когда Апостол Павел говорит: «Ибо знаем, что все творение совокупно стенает и мучится доныне», — можно примерно догадаться, что он имеет в виду в отношении человека и, возможно, животных, но когда речь идет о растениях и минералах, мы сталкиваемся с огромными трудностями.

Поэтому давайте сначала разберемся, как мы познаем внутренний опыт других людей. Ранее я говорил, что мы живем в мире людей невидимых. Многие вообще не хотят открывать свой внутренний мир для чужих глаз; они говорят: «Не лезь ко мне в душу, оставь меня в покое, не суй нос не в свое дело». Но даже желая «открыться», человек понимает, насколько это сложно: он не умеет объясниться и, при всем своем старании рассказать чистую правду, между тем, обычно говорит множество небылиц. В отчаянии он может попытаться общаться без слов — жестами, знаками, прикосновениями, криком, плачем и даже насилием. Все мы знаем (пусть иногда об этом очень хочется забыть), что благополучие в огромной степени зависит от наших отношений с людьми. Никакое богатство, здоровье, слава или власть не спасет нас от жалкого существования, если отношений с окружающими испортились. Отношения же между людьми определяются нашей способностью понять других, и их способностью понять нас.

Похоже, большинство людей считают, что общение сводится к выслушиванию собеседника и наблюдению движений его тела. Другими словами, подразумевается, что видимые сигналы другого человека точно передают его невидимые мысли, чувства, намерения и т. д. Увы! все не так просто. Предположим, что один человек искренне желает донести свою мысль до другого (то есть устраним всякую возможность намеренного обмана) и шаг за шагом рассмотрим то, что для этого нужно.

Во-первых, тот, кто передает мысль, должен примерно знать, какую мысль он хочет передать.

Во-вторых, он должен найти видимые (и слышимые) символы — жесты, движения тела, слова, интонацию и т. д. — которые, по его мнению, станут наиболее точным «внешним» выражением его «внутренней» мысли. Это можно назвать «первым превращением».

В-третьих, слушатель должен безупречно улавливать эти видимые (и прочие) символы; ему необходимо не только точно слышать, что говорится, но и внимательно следить за невербальными символами (такими как жесты и интонация).

В-четвертых, слушатель должен затем собрать множество полученных им символов воедино и превратить их снова в мысль. Это можно назвать «вторым превращением».

Несложно заметить, что на каждом из четырех этапов этого процесса могут возникнуть ошибки, особенно с двумя «превращениями». Можно даже прийти к выводу, что надежная и точная передача мыслей и вовсе невозможна. Даже если передающий мысль, совершенно ясно понимает, какую мысль он хочет донести, выбор символов — жестов, сочетаний слов, интонации — крайне индивидуален; и даже если слушатель идеально слушает и наблюдает, где гарантия, что он правильно истолкует полученные символы? Эти сомнения и вопросы совершенно обоснованы. Описанный процесс чрезвычайно трудоемок и при этом ненадежен, даже когда огромное количество времени и усилий тратится на формулировку определений и на объяснение исключений, оговорок и условий. Сразу приходят на ум юридические или дипломатические документы. Казалось бы, это случай общения между двумя «компьютерами»: все должно быть сведено к чистой логике — или, или. Вот воплощенная мечта Декарта: в расчет берутся только точные, ясные и абсолютно достоверные представления.

Но вот загадка! В реальной жизни точная передача мыслей возможна и не так уж и редка. При этом люди обходятся без сложных определений, условий и оговорок. Порой собеседник даже говорит: «Я бы выразил это совсем по-другому, но я согласен с тем, что вы имеете в виду». Это очень важно. Может произойти «встреча умов», для которой слова и жесты — не более чем приглашение. Слова, жесты, интонация могут быть двух видов (или даже чем-то средним): языком программирования или приглашением к встрече для двух «программистов».

Если нам не удается достигнуть настоящей «встречи умов» с людьми, с которыми мы общаемся чаще всего в повседневной жизни, наше существование становится сплошным кошмаром. Чтобы достичь «встречи умов», мне необходимо узнать, что значит быть «тобой», а «тебе» нужно узнать, что значит быть мной. Оба должны хорошо разбираться в том, что я называю Второй Сферой Познания. Известно, что большинству из нас очень мало знаний даются «бесплатно»: чаще всего приобретение знаний требует определенных усилий. Поэтому неизбежно встает вопрос: «Как мне узнать и понять внутренний мир людей, с которыми я живу?»

Примечательно, что все традиционные учения дают на этот вопрос один и тот же ответ: «Понять других можно только настолько, насколько ты знаешь самого себя». Естественно, необходимо тщательно наблюдать и внимательно слушать; но дело в том, что даже идеальное наблюдение и слушание ни к чему не ведут, если полученные данные затем подвергаются неправильному толкованию; для правильного понимания я непременно должен знать себя, иметь собственный внутренний опыт. Другими словами, должно быть соответствие по каждому пункту. Человек, который никогда не испытывал боли в теле, вряд ли знает что-нибудь о боли, испытываемой другими. Он, конечно, заметит внешние проявления боли — звуки, движения, слезы — но для правильного понимания необходимо соответствие. Человек же, не знавший боли, такого соответствия не имеет. Несомненно, он попытается дать проявлениям боли какие-то объяснения; он может счесть их забавными, устрашающими или просто непостижимыми. Невидимая составляющая другого существа — в данном случае внутреннее ощущение боли — останется скрытой от него.

Я оставлю на откуп читателю исследование огромного разнообразия внутренних ощущений, наполняющих человеческую жизнь. Как я отмечал выше, все они невидимы, недоступны внешнему наблюдению. Пример с физической болью столь показателен именно потому, что в нем нет ничего сверхъестественного. Мало кто сомневается в реальности боли. Подумать только: боль, принимаемая всеми как реальная, настоящая, как одно из огромных «неизбежных зол» человеческого существования, при этом невидима для внешних органов чувств! Если реальным, «объективным», признаваемым наукой считать только то, что доступно наблюдению нашими внешними органами чувств, боль должны отвергать как нереальную, «субъективную» и ненаучную. То же самое относится ко всему, что касается наших внутренних чувств: любви и ненависти, радости и печали, надежды, страха, тоски и т. д. Если все эти силы или движения внутри меня не реальны, то не стоит принимать их всерьез, а если я не принимаю их всерьез в себе, как я могу считать их реальными и воспринимать их всерьез в другом существе? Как удобно думать, что другие существа по-настоящему не страдают, как мы, и на самом деле не обладают столь же сложной, тонкой и уязвимой внутренней жизнью, как наша собственная! И правда, на протяжении многих веков человек не раз демонстрировал недюжинные способности стойко и спокойно сносить страдания других. Более того, как тонко подметил Дж. Г. Беннетт, мы видим себя в основном в свете своих намерений, невидимых для других, в то время как других воспринимаем в основном в свете видимых нам действий. Так мы оказываемся в положении, где непонимание и несправедливость являются нормой.

Выйти из этого положения можно только путем упорного систематического развития Первой Сферы Познания, ведь только через нее мы обретаем прозрения, необходимые для развития Второй Сферы Познания — знания внутреннего опыта других существ.

К внутреннему миру ближнего можно относиться серьезно при условии серьезного отношения к собственному внутреннему миру. Что это значит? Это значит, что я должен войти в состояние, в котором могу по-настоящему наблюдать происходящее, и понимать то, что я наблюдаю. В наше время считается, что человек — существо социальное, что «человек не остров, затерянный посреди океана» (Джон Дон, 1571–1631). Поэтому звучит немало призывов если уж не любить, то, по крайней мере, не ненавидеть своего ближнего, и относиться к нему с терпимостью, состраданием и пониманием. В то же время до самопознания почти никому и дела нет, за исключением случаев, в которых оно активно подавляется. Невозможно полюбить ближнего, не полюбив себя; нельзя понять ближнего, не поняв себя; нельзя узнать «невидимого человека» в другом, кроме как через самопознание — об этих фундаментальных истинах забыли даже многие служители мировых религий.

Следовательно, призывы ни к чему не приведут. Истинное понимание ближнего своего сменилось сентиментальностью, от которой, разумеется, не остается и следа, как только личные интересы оказываются под угрозой и по отношению к соседу возникают какие-либо опасения. Достоверное знание уступает место предположениям, пустым теориям и домыслам. Огромная популярность самых грубых и низких психологических и экономических учений, якобы «объясняющих» действия и мотивы других людей (но ни в коем случае не нас самих!), свидетельствует о катастрофических последствиях современного невежества во Второй Сфере Познания, которое, в свою очередь, напрямую обусловлено отказом заниматься Первой Сферой Познания, самопознанием.

Стоит кому-то открыто отправиться в путешествие внутрь себя, оставить бесконечную суету повседневной жизни и заняться сатипаттханой, йогой, молитвой Иисусовой или схожей практикой, без которой истинное самопознание недостижимо, его тут же обвинят в эгоизме и пренебрежении своими общественными обязанностями. Между тем, по мере того, как в мире растет число неразрешимых проблем, все жалуются на недостаток или даже полное отсутствие «мудрых» людей, бескорыстных руководителей, надежных советчиков и т. д. Вряд ли разумно ожидать таких высоких качеств от людей, что никогда в жизни не занимались никакой внутренней работой и даже не понимают значения этих слов. Они могут считать себя добропорядочными, законопослушными людьми и хорошими гражданами; возможно «гуманистами» или даже «верующими». Их мнение о себе не имеет никакого значения. Как шарманка, они играют механическую музыку; как компьютеры они выполняют когда-то написанные программы. Программист же спит.

Важная часть современной «программы» — отвержение религии как приторного нравоучения, устаревшего, ритуального догматизма. Таким образом, отбрасывается именно та сила, возможно единственная, что могла бы пробудить нас и поднять на истинно человеческий уровень, уровень осознанности, самоконтроля, знания себя и, таким образом, знания и понимания других, и что наделила бы нас способностью помогать им, когда это необходимо.

Говорят, что все дело в общении. Не спорю. Но общение, как мы видели, подразумевает два «превращения» — измысли в символ и затем обратно, из символа в мысль. Символы не понять как математическую формулу, необходимо ощутить их значение внутри. Распознать их должным образом может не сознание, но лишь осознанность. Так, жест невозможно понять рациональным мышлением; необходимо осознать его значение внутри себя, в большей степени телом, чем головой. Иногда понять настроение или чувства другого человека можно только имитируя его позу, жесты и мимику. Существует странная и таинственная связь между внутренним-невидимым и внешним-видимым. Уильям Джэймс, интересовавшийся телесным выражением эмоций, выдвинул теорию, что испытываемая нами эмоция — всего лишь ощущение некоторых телесных изменений:

В соответствии со здравым смыслом, теряя большие деньги, мы расстраиваемся и плачем; наталкиваясь в лесу на медведя, мы пугаемся и убегаем; а в ответ на оскорбления соперника мы злимся и даже лезем драться. Я же исхожу из того, что эта последовательность неверна и что разумнее сказать, что мы печалимся оттого, что плачем, злимся оттого, что ударили, боимся оттого, что дрожим (а не плачем, ударяем или дрожим от печали, злости или страха) [180] .

Хотя эта гипотеза замечательна скорее своей оригинальностью, нежели истинностью, она ярко подчеркивает тесную связь между внутренними чувствами и их телесным выражением; указывает на таинственный мост, перекинутый от невидимого к видимому и обозначает тело как инструмент познания. Я не сомневаюсь, что ребенок многое узнает об эмоциях своей матери, подражая ее позе и мимике и затем определяя, какие чувства связаны с этими телесными выражениями.

Именно по этим причинам все методы самопознания (Сфера 1), уделяют огромное внимание положениям тела и жестам, ибо установление контроля над телом является, по меньшей мере, первым шагом к установлению контроля над мышлением. Неуправляемое лихорадочное движение тела неизбежно порождает неуправляемое лихорадочное движение мыслей, а такое состояние препятствует всякому серьезному изучению своего внутреннего мира.

С достижением изрядного внутреннего спокойствия и тишины «компьютер» исчезает и на первый план выходит сам «программист». Буддисты называют это випассаной, «ясностью зрения». Христиане говорят, что происходит некая встреча с Уровнем Бытия более высоким, чем человеческий. Естественно, люди, никогда не стоявшие на более высоком уровне, не могут даже вообразить, что это такое; и язык тех, кто пытается рассказать о нем либо ничего для нас не значит, либо мы воспринимаем их как чудаков или даже сумасшедших. Отличить дочеловеческое «помешательство» от сверхчеловеческого не так-то просто. Но можно посмотреть на жизнь этого человека в целом и если она свидетельствует о незаурядных умственных и организаторских способностях, мудрости и влиятельности, можно быть достаточно уверенным, когда мы не понимаем его, что

Никто не соответствует тому, что выше него. Однако всегда можно найти зачатки готовых открыться возможностей и вдохновиться на истинное усилие к пробуждению.

Сегодня много говорят о достижении «высших состояний сознания». К сожалению, эти устремления в большинстве случаев вытекают не из глубокого уважения к великим и мудрым традициям человечества, мировым религиям, а из таких фантастических понятий как «астральные путешествия» или «эволюция сознания» и обычно связаны с полной неспособностью отличить духовное от оккультного. Создается впечатление, что истинная цель этих движений — испытать новые сильные ощущения, овладеть магией и чудодействиями, чтобы таким образом скрасить скуку существования. Все знатоки внутреннего мира человека советуют не искать оккультного опыта и не придавать ему никакого значения, если он случается (а он почти неизбежно появляется, когда предпринимается интенсивная внутренняя работа). Великий учитель буддийской Медитации Сатипаттхана, достопочтенный Махаши Саядав (1904–1955) предупреждает ученика, что тот столкнется со всякими необычными явлениями:

И увидит он блистающий свет. Одному он явится как свет фонаря, другому как вспышка молнии или как сияние луны или солнца, и так далее. У одного это может продолжаться лишь мгновение, у другого — дольше… Также возникает восторг … спокойствие ума… очень тонкое чувство счастья … Испытав этот восторг и счастье вместе с «искрящимся светом»… медитирующий думает: «Видно, вот я и достиг Небесного Пути и пожал его плоды! Теперь задача медитации выполнена». Так он принимает за Путь то, что Путем не является. Именно описанным выше образом происходит искажение Понимания… Заметив эти и другие проявления Блистающего Света, или оставив их вовсе без внимания, тот, кто истинно ищет, идет дальше, как и раньше… Он преодолевает соблазны сияющего света, восторга, спокойствия, счастья, привязанности и т. д. [181]

Христианские святые столь же ясно высказывались по этому поводу. Приведем в качестве типичного примера слова Святого Иоанна (1542–1591):

Духовные люди могут столкнуться (и обычно сталкиваются) с сверхъестественными явлениями и предметами, воспринимаемыми всеми органами чувств…

Должно знать, что хотя все это может случиться с органами чувств по воле Божьей, нам ни в коем случае не следует полагаться на них или принимать их , но бежать от них, не пытаясь определить, добро это или зло… ибо органы чувств еще более некомпетентны в духовных вещах, чем звери в делах разума.

Тот же, кто принимает такие вещи, совершает грубейшую ошибку и на беду свою может впасть в глубочайшее заблуждение , в любом случае достичь духовности ему будет совершенно невозможно [182] .

Измененные состояния сознания, о которых столько сегодня говорят, не помогут нам справиться с трудностями и лишь усугубят общую неразбериху, если только они не вырастают из искреннего стремления к самопознанию (Первая Сфера Познания) и не переходят к столь же искреннему исследованию внутреннего мира других существ (Вторая Сфера Познания), а также Третьей Сферы Познания (которую мы рассмотрим позднее). Если Новое Сознание ведет лишь к увлечению оккультными явлениями, оно принадлежит Четвертой Сфере Познания (что также будет рассмотрена ниже), и никак не улучшит наше понимание себя и других существ.

Работа над собой, или йога самых разных видов — вовсе не диковинка Востока, но стержень всех истинных религий. Ее называли «прикладной психологией религии» и следует отметить, что религия без прикладной психологии совершенно никчемна. «Мало просто верить в правдивость религии и умом принимать ее постулаты и учение о божественном. Если не убедиться в ее истинности при помощи научного метода йоги, то получается, что слепой ведет слепого», — говорит У. И. Эванс-Вентц, проведший большую часть своей жизни «редактируя» священные тексты Тибета и публикуя их на Западе. Он отмечает:

Доколе на Западе люди будут довольствоваться изучением внешнего мира и не познавать самих себя? Если… восточный мудрец может научить нас, жителей Запада, методу научного познания скрытой природы человека, не будет ли с нашей стороны безрассудством отказываться дать этому методу беспристрастную научную оценку?

К сожалению, прикладные науки у нас ограничены химией, экономической теорией, математикой, механикой, физикой, физиологией и т. п., а антропология и психология как прикладные науки (в том смысле, в котором это понимается в йоге ) почти всеми западными учеными воспринимаются как пустые мечтания непрактичных мистиков. Однако не думаю, чтобы эта ошибочная точка зрения протянула долгое время [185] .

«Прикладные науки в том смысле, в котором это понимается в йоге» означают науку, предмет изучения которой находится не во внешних проявлениях других существ, но во внутреннем мире самого ученого. Конечно же, нет смысла изучать внутренний мир, если это беспросветный хаос. Из такого внутреннего мира ничего не почерпнешь. Методы западной науки применимы каждым их изучившим. Научные же методы йоги могут действенно применяться только теми, кто готов сначала навести порядок в собственном доме через дисциплинированность и систематическую работу над собой.

Самопознание — непременное условие понимания не только других людей, но и, в некоторой степени, внутреннего мира существ более низкого уровня — животных и даже растений. С животными умел общаться Святой Франциск, а также другие люди, достигшие исключительного знания себя и владения собой. Пользуясь нашим сравнением, можно сказать, что такое общение не под силу компьютеру, но только программисту. Он обладает способностями, не ограниченными ни временем, ни пространством. Такие способности превосходят все, знакомые нам из повседневной жизни.

Эрнест Е. Вуд, несомненно обладавший йогическим опытом, говорит: «Хотелось бы предостеречь новичка от двух опасностей: не следует давать себе оценку и не следует ставить себе цели. Нужно открыться и довериться тем высшим силам, которые проявляются и действуют в вас». Поэтому нет нужды и даже нежелательно подробно рассматривать эти вопросы. Те, кому по-настоящему интересно не приобретение сверхъестественных способностей, но саморазвитие, изучат жизнь и труды людей, доверившихся руководству «Высшего Разума» и таким образом вырвавшихся из обычных границ времени и пространства. Перед нами немало примеров из разных времен и уголков мира. Для наших целей достаточно будет рассмотреть три недавних случая, в которых высшие способности человеческого существа проявили себя почти что на наших глазах.

Первый пример — Якоб Лорбер, родившийся в австрийской провинции Штирии в 1800 году. Его отец владел двумя небольшими виноградниками, что приносили семье скудный доход, а также умел играть практически на всех инструментах и подрабатывал как дирижер. Его старший сын, Якоб, обладал недюжинными музыкальными способностями, выучился играть на органе, фортепиано и скрипке, но лишь в сорок лет получил работу, дававшую большие возможности для приложения своих талантов. Он уже собирался покинуть Грац и перебраться в Триест, чтобы занять свою новую должность, как вдруг совершенно явственно услышал внутри себя голос, приказавший ему: «Встань, возьми перо, пиши». Это произошло 15 марта 1840 года, и Якоб Лорбер так и остался в Граце и записывал то, что ему диктовал внутренний голос, до самой своей смерти в возрасте шестидесяти четырех лет, 24 августа 1864 года. За эти двадцать четыре года он написал монументальное «Новое откровение» — двадцать пять томов в четыреста страниц каждый. Его рукописи сохранились и являют собой совершенно ровное письмо почти без исправлений. Многие видные люди того времени были близкими друзьями Лорбера, и некоторые из них помогали ему продуктами и деньгами на протяжении многих лет его писательской деятельности, которая почти не оставляла ему времени, чтобы зарабатывать на жизнь. Несколько его друзей записали свои впечатления об этом чрезвычайно скромном человеке, который жил в бедности и для которого писательские обязанности часто становились очень тяжелым бременем.

Центральное место в писаниях Лорбера занимает «Новое Евангелие от Иоанна» в десяти толстых томах. Я не буду даже пытаться описать или как-то охарактеризовать этот труд, написанный от первого лица: «Я, Иисус Христос, говорю». В нем можно найти много странных вещей, неприемлемых для современного мышления, но вместе с тем он наполнен столь высокой мудростью и прозрениями, что сложно было бы найти что-либо подобное во всей мировой литературе. В то же время книги Лорбера полны научных высказываний, прямо противоречащих науке его времени и предупреждающих большую часть современной физики и астрономии. Никто никогда не сомневался, что рукописи появились в 1840–1864 годах и были написаны исключительно Якобом Лорбером. Также нет логического объяснения их широте, глубине и точности. Лорбер и сам всегда уверял и в конце концов убедил своих друзей, что ничто из записанного им не являлось плодом его мысли и что он первый более всего поражался тому, что писал.

Пример Эдгара Кэйси, возможно, еще более поразителен. Он жил в Соединенных Штатах с 1877 по 1945 год и оставил более четырнадцати тысяч стенограмм высказываний, сделанных им в состоянии некоторого сна, когда он отвечал на конкретные вопросы более шести тысяч разных людей на протяжении сорока трех лет. Эти высказывания являют собой «одно из величайших и самых впечатляющих собраний записей о психическом восприятии, когда-либо составленных одним человеком. Записи, переписка и отчеты были упорядочены, по ним был составлен каталог с перекрестными ссылками под тысячами предметных заголовков. Сегодня все больше психологов, ученых, писателей и исследователей интересуются ими».

Как и Якоб Лорбер, Эдгар Кэйси жил скромно, даже бедно, многие годы своей жизни, и уж конечно никогда не пользовался своей огромной славой. Его дар был сопряжен с напряженной работой, ложившейся на его плечи часто тяжким бременем; но даже имея вспыльчивый характер, он при этом всегда оставался скромным и простым. Тысячи людей обращались к нему за медицинской помощью. Входя в некий транс, он ставил в целом точный диагноз болезни совершенно незнакомым ему людям, жившим за сотни или даже тысячи миль. «Сдается мне, — говорил он, — что я один из немногих людей, кому удалось сбросить с себя индивидуальность настолько, что душа может настроиться на вселенский источник знания, но я вовсе не желаю хвастаться этим… Я уверен, что люди даже не знают, какими огромными способностями обладает каждый из нас. Чтобы проявить эти способности, достаточно забыть о своих личных интересах. Хотелось бы вам, пусть раз в году полностью сбросить с себя вашу индивидуальность?»

И совсем недавний пример: Тереза Нойман, также известная как Тереза из Коннерсройта, жившая на юге Германии с 1898 по 1962 год. Многое можно рассказать о внутренних переживаниях Терезы и их необыкновенных внешних проявлениях, но, возможно, наибольшего внимания достойна такая ее черта: эта крепкая, жизнерадостная, необыкновенно здравомыслящая крестьянка на протяжении тридцати пяти лет ничего не ела и не пила, кроме ежедневной евхаристии. Это отнюдь не древняя легенда из далеких стран; все произошло на наших глазах, и множество людей были тому свидетелями. Феномен Терезы Нойман почти непрерывно изучали на протяжении всех этих тридцати пяти лет в Коннерсройте, в американской оккупационной зоне Западной Германии.

Якоб Лорбер, Эдгар Кэйси и Тереза Нойман были чрезвычайно набожными людьми и непрестанно утверждали, что все их знания и способности исходили от «Иисуса Христа» — с уровня неизмеримо выше нашего. На этом сверхчеловеческом уровне каждый из них нашел, по-своему, освобождение от ограничений, действующих на обычном человеческом уровне, — ограничений, накладываемых пространством и временем, потребностями тела и мраком неосознанного ума. Все три примера иллюстрируют парадоксальную истину: человек не может обрести «высшие способности» штурмом. Только когда стремление к «способностям» полностью исчезло, и на смену ему пришла тоска по чему-то высшему, часто называемая любовью к Богу, их, возможно, «даруют тебе» (а может, и нет).

 

Глава 8. Четыре сферы познания: 3

Сталкиваясь с феноменальными способностями Якоба Лорбера, Эдгара Кэйси, Терезы Нойман и множества других людей, современный мир забывает о своей непредвзятости, которой он так гордится, и делает вид, что их просто не существует, ибо он на дух не переносит все, что относится к Уровню Бытия более высокому, чем обыденная серая жизнь.

Кроме того, современная цивилизация боится всего, что не поддается логическому объяснению. Самопознание же действительно сопряжено с опасностями, и это приводит нас к рассмотрению Третьей Сферы Познания. Систематическое изучение своего внутреннего мира (Сфера 1) и мира других существ (Сфера 2) должно быть обязательно уравновешено и дополнено столь же систематическим изучением себя как объективного феномена. Здоровое и целостное самопознание непременно должно состоять из двух элементов: изучения моего внутреннего мира (Сфера 1) и «изучения того, как я выгляжу со стороны» (Сфера 3). Первый элемент без последнего может привести к серьезным и опасным заблуждениям.

Мы имеем прямой доступ к Сфере 1, но не к Сфере 3. В результате наши намерения обычно куда более реальны для нас, чем наши действия, что может привести к глубоким разногласиям с окружающими, для которых наши действия куда более реальны, чем наши намерения. Если мое представление о себе складывается исключительно из Сферы 1, моего внутреннего опыта, я неизбежно буду представлять себя пупом земли: все вращается вокруг меня; я закрываю глаза — мир исчезает; я страдаю — мир полон тоски и печали; я счастлив — мир становится раем. Приходит на ум отрывок из дневников Геббельса, одного из титанов гитлеровской Германии: «Если погибнем мы, то погибнет весь мир». Но можно обратиться и не к таким уж мрачным примерам. Многие безобидные и благодушные философы всерьез задаются вопросом, будет ли дерево, на которое они смотрят, по-прежнему существовать, если на него никто смотреть не будет. Они затерялись в Сфере 1 и так и не достигли Сферы 3.

В Сфере 3 требуется полностью отрешенное, объективное наблюдение. Стоит принять желаемое за действительное, и все усилия пойдут насмарку. Что я наблюдаю на самом деле? Или, скорее: что бы я увидел, если бы наблюдал себя со стороны? Достигнуть такой объективности очень трудно, но без нее гармоничные отношения с другими людьми невозможны. Выражение «поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» имеет смысл, только если мне известно, как окружающие воспринимают мое поведение по отношению к ним.

Как-то раз я прочитал историю о человеке, что умер и попал в загробный мир. Там он встретил множество людей. В некоторых он узнал своих старых добрых знакомых, в других — своих давних недругов. Но один незнакомец был просто невыносим. Его слова, манеры поведения, привычки, леность, лицемерие, ужимки — все приводило нашего героя в ярость и вызывало глубочайшее отвращение. Кроме того, ему были известны все мысли этого человека, его чувства, тайны и фактически вся его жизнь. Он спросил у знакомых, кто этот несчастный зануда. Ему ответили: «Знаешь, у нас здесь все видится не так как на земле. Этот зануда есть ты сам». Представим себе, что вам пришлось жить с человеком, который есть вы сами. Возможно, вашим близким приходится делать то же самое. Конечно, если вы не привыкли наблюдать за собой, то, наверное, воображаете себя сущим ангелом. И вздыхаете: «Ах, если бы все люди были похожи на меня, жизнь на свете была бы по-настоящему счастливой». Тщеславию и самодовольству нет пределов. Ставя же себя в положение другого человека, вы тем самым принимаете его точку зрения: как он видит вас, слышит вас, и ощущает ваше повседневное поведение. Вы видите себя его глазами [190] .

Это яркое и точное описание того, что означает познание Сферы 3. Кроме того, из него становится ясно, что знание Сферы 1 очень отлично от знания Сферы 3 и что первое без второго бесполезно, не сказать хуже.

Интересно, как мы выглядим со стороны, как звучит наш голос, и какое впечатление мы производим на других? Это любопытство совершенно естественно. Но мы не обладаем восприятием себя со стороны (как в той истории о загробном мире), и, возможно, это великая милость по отношению к нам. Увиденное вызвало бы у нас шок столь сильный, что еще неизвестно, смогли бы мы от него оправиться. Всегда тяжело осознавать, что мы далеко не ангелы, поэтому нас снабдили множеством механизмов, защищающих от этого открытия. Вот и получается, что наше природное любопытство не так-то далеко продвигает нас в познании Сферы 3, и мы слишком легко переключаемся с изучения своих недостатков на недостатки других. Морис Николь напоминает нам слова Евангелия: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» Он отмечает, что «на греческом слово, которое перевели как сучок, означает видеть, а слово, что перевели как бревно в своем глазу, означает „замечать, обнаруживать, обретать знание чего-либо, узнавать о чем-то, учиться, наблюдать, понимать“. Получается: „Вот ты смотришь и видишь брата своего, но не ведаешь, как сам выглядишь в его глазах“. Очевидно, имеется в виду что-то намного более сложное, чем просто видение недостатков другого человека: посмотреть на себя со стороны так трудно».

Как же нам справиться с этой задачей, решение которой столь важно для гармоничной жизни с другими людьми? Методология приводится в писаниях традиционных религий, но в разрозненном виде. Быть может, самое полезное руководство в этой области можно найти в книге Николя «Психологические комментарии к учению Гурджиева и Успенского», из которой я цитировал выше. Он советует «наблюдать со стороны», ставя себя на место другого человека. Это требует очень высокой степени внутренней честности и свободы. Этому не научишься за день, и добрые намерения не приведут к успеху без продолжительных усилий.

Какого рода усилий? В этом деле не обойтись без осознанности. Чтобы войти в положение другого человека, я должен выйти из своего. Обыденное сознание на это не способно: ему не выйти за пределы моего внутреннего опыта. Компьютер лишь выполняет заданную программу, и не более того. Только программист способен изменить что-то по-настоящему, например, «поставить себя на место другого». Другими словами, требуемое качество или сила — это не просто сознание, которое мы назвали «фактором y», делающим живое существо животным, но осознанность, «фактор z», превращающий животное в человека. По словам Николя, «наблюдение себя со стороны — работа очень полезная. Суть ее не в том, чтобы определить, прав я или сосед, но в развитии сознательности», и я бы добавил: «до уровня осознанности».

Есть одна вещь, которую мы в себе практически не осознаем. Это «колебания нашего маятника». Наши противоречия, скрытые от наших глаз, ясно видимы для окружающих. Познание Сферы 3 позволяет нам увидеть себя со стороны и тем самым осознать свои противоречия. Позже мы поймем, насколько это важно. Дело не в том, что кажущиеся противоречия обязательно свидетельствуют об ошибке: скорее, они говорят об Истине. Реальность полна противоположностей, но на уровне разума противоположности с трудом уживаются друг с другом. Окружающие явственно видят колебания нашего маятника от одной крайности к другой, равно как и мы явственно видим колебания их маятника. Именно эта задача и стоит перед нами в Сфере 3: полное осознание колебания своего маятника, осознание того, что нам свойственна смена одного мнения на противоположное, причем нам следует не просто отметить эту перемену, но отметить ее некритично, не осуждая и не оправдывая. Познание Сферы 3 основывается на некритичном самонаблюдении с целью получения ясной, объективной картины того, что происходит в реальности, а не картины, «подретушированной» нашими сегодняшними представлениями о том, что правильно, а что нет.

Один из способов изучения Сферы 3 — это «сфотографировать» себя. В результате мы сможем хоть краешком глаза увидеть себя такими, какими мы есть на самом деле. Так иногда бывает, когда мы не осознаем, что смотрим на себя. Николь дает следующее описание:

Возьмем альбом хороших «фотографий», сделанных путем продолжительного самонаблюдения. Перевернув лишь несколько страниц, мы найдем в себе то, что нам так не нравится в других. Тогда мы сможем поставить себя на место другого, понять, что в нем есть то, что мы заметили в себе; у него, как и у нас, существуют немало внутренних проблем, и так далее.

Чем меньше в вас тщеславия и чем больше вы наблюдаете за собой со стороны, тем менее значимым вы предстанете в собственных глазах [193] .

Столь необходимое изучение Сферы 1 может усиливать ощущение собственной значимости, но в противовес ему изучение Сферы 3 должно привести к осознанию своей ничтожности. Что я в огромной, бесконечной Вселенной? Кто я? Лишь один из четырех миллиардов маленьких муравьев, что населяют эту крохотную Землю! Как говорил Паскаль, «человек — всего лишь травинка, слабейшее существо в природе, но при этом травинка мыслящая», то есть обладающая осознанностью. В этом и есть бесконечная ценность человека, пусть даже большую часть времени его осознанность дремлет.

Наша социальность — огромное подспорье в изучении Сферы 3. Мы живем не в одиночестве, но среди себе подобных. И окружающие нас люди становятся своего рода зеркалом, отражающем нас такими, какими мы есть на самом деле, а не какими мы себя воображаем. Таким образом, лучший способ обрести требуемые знания о себе — это наблюдать и стараться понять потребности, заблуждения и проблемы других людей, ставя себя на их место. Со временем это может у нас получиться столь совершенно, что нас, маленьких «я» с собственными потребностями, заблуждениями и проблемами, вообще не будет видно. Столь полное отсутствие эго означало бы, что мы достигли полной объективности.

Христианство учит «любить ближнего своего как самого себя». Что это значит? Когда человек любит себя, ничто не стоит между дающим и получающим любовь. Но когда он любит ближнего своего, его собственное маленькое «я» обычно стоит между ними. Таким образом, любить ближнего своего как самого себя означает любить без всякого вмешательства своего собственного эго, означает достижение полного альтруизма и устранение всяких следов эгоизма.

Сострадание — необходимое условие изучения Второй Сферы Познания, альтруизм же — необходимое условие изучения Третьей.

Как мы отмечали ранее, эти две Сферы недоступны нашему непосредственному наблюдению. И только высшие качества сострадания и альтруизма помогают нам познать.

 

Глава 9. Четыре сферы познания: 4

I

Теперь мы обращаемся к Четвертой Сфере Познания, «внешнему виду» окружающего нас мира. Под «внешним видом» я понимаю все, что доступно нашим органам чувств. Ключевой вопрос при изучении Четвертой Сферы Познания — «что я наблюдаю?» Для ответа на него необходимо избавиться от допущений, представлений, предубеждений касательно всего (включая причины наблюдаемых явлений), что нельзя проверить при помощи органов чувств. Таким образом, Сфера 4 — истинный рай для всякого рода бихевиоризма, ибо здесь нас интересует только непосредственно наблюдаемое поведение. Все науки занимаются именно этой сферой, и немало людей уверены в том, что лишь в ней сосредоточено истинное знание.

В качестве примера можно процитировать Вильфреда Парето (1848–1923), чей Trattato di Sociologia Generate превозносили как «величайший и благороднейший труд, утверждающий объективное мышление без всяких сантиментов и развивающий методы, что способствуют воспитанию рационального состояния ума». Парето, как и многие другие, утверждал, что «научный подход» возможен лишь в Сфере 4:

В своих исследованиях мы прибегаем лишь к непосредственному наблюдению и опыту. Речь идет вовсе не о так называемом «внутреннем» или «христианском» опыте, но лишь об опыте и наблюдении, необходимом для изучения таких естественных наук, как астрономия, химия, физиология, и т. д. [195] .

Другими словами, Парето основывается только на «опыте и наблюдении», то есть на фактах, регистрируемых — в соответствии с теоретическими установками — исключительно физическими органами чувств, вооруженными приборами. Таким образом, он исключает любой внутренний опыт: любовь и ненависть, надежду и страх, радость и тоску, и даже боль. По его мнению, это единственный возможный рациональный подход и залог истинного успеха:

История науки до самого недавнего времени являлась историей борьбы против методов изучения человеком своего «внутреннего» опыта и священных текстов… Современные физические науки развиваются столь успешно именно благодаря искоренению этих методов, которые все еще хозяйничают в политической экономии и нагло заправляют социологией. Чтобы успешно развиваться, гуманитарные науки должны следовать примеру естественных наук [196] .

Совершенно ясно, что Парето не желает или просто не может провести различия между разными Уровнями Бытия. Одно дело изгнать «внутреннее» знание из науки о неодушевленной природе, о низшем из четырех Уровней Бытия. Насколько нам известно, на этом уровне «внутренний мир» не существует, и все подчиняется лишь внешним факторам. Следовательно, человек может досконально изучить материю при помощи своих «внешних» органов чувств. Совсем другое дело отказаться от внутреннего знания в науке о человеческой природе и поведении, на высшем из четырех Уровней Бытия. На этом уровне значимость внешних факторов по сравнению с внутренним опытом ничтожна.

При рассмотрении Второй Сферы Познания (изучение внутреннего мира других существ) мы обнаружили, что наибольшее знание достижимо в отношении высоких уровней, и напротив, внутренний мир неодушевленной материи остается для нас загадкой. В Четвертой Сфере Познания все наоборот: в изучении неодушевленной материи можно достичь огромных высот, однако, знания о человеке будут ограничены поверхностными внешними аспектами.

По мнению Парето, «закономерности экономической и общественной жизни ни капли не отличаются от закономерностей, выявленных естественными науками». Перед нами типичный пример мыслителя, который отказывается признать иерархию Уровней Бытия; для него человек отличается от камня лишь своей «сложностью»:

Наблюдаемые отличия в основном обусловлены большей или меньшей сложностью взаимодействия различных законов…

Еще одно отличие законов общественных наук от законов естественных наук заключается в возможности выявить их действие путем эксперимента… В одних науках опыты получили широкое применение. В других использование опытов ограничено. В третьих же, например, в общественных науках, они практически не применимы [197] .

Действительно, неодушевленную материю можно подвергнуть любым экспериментам. Никакое вмешательство не уничтожит в ней жизнь и не исказит ее внутренний мир, ведь она не обладает ни тем, ни другим.

Эксперимент является достоверным и правомерным методом исследования лишь тогда, когда в ходе опыта исследуемый предмет не разрушается. Неодушевленная материя не поддается разрушению, но лишь преобразованию. С другой стороны, жизнь, сознание и осознанность очень уязвимы и почти неизбежно разрушаются, когда над ними ставят опыты, то есть когда исследователь исходит из того, что элемента свободы, присущего этим трем силам, не существует.

Применение эксперимента на более высоких Уровнях Бытия становится недостоверным не только из-за сложности исследуемого объекта. Дело в том, что причинно-следственные связи, являющиеся верховным законом на уровне неодушевленной материи, на более высоких уровнях занимают подчиненное положение и используются высшими способностями в целях, неизвестных на уровне физики и химии. (Вспомним продвижение «физическая причина — стимул — мотив — воля» из третьей главы.)

Непонимание этого факта и попытки втиснуть все науки в рамки методов физики, действительно, приводят к некоторым «достижениям»; но накапливаемые знания, скорее всего, станут препятствием к пониманию и даже проклятием, снять которое потом будет очень сложно. Высшее заменяется низшим. Представьте себе ученого, который при изучении шедевров Рафаэля ограничился бы химическим анализом холста и красок.

По всеобщему убеждению, естественные науки, включая химию и астрономию, наиболее развиты и совершенны. Науки о жизни, общественные науки и так называемые гуманитарные науки считаются менее совершенными, так как в них присутствует куда большая доля неопределенности. С точки зрения «совершенства» науки получается, что чем более совершенен предмет изучения, тем менее совершенна наука, его изучающая. Действительно, человек куда более совершенен, чем кусок минерала.

Если материю мы обозначили как m, то человека должно обозначить как m + х + у + z.

Тогда неудивительно, что о минерале мы приобрели более определенное знание (при этом лишь знание некоторого рода), чем о человеке. Физика имеет дело лишь с «m», причем, как мы уже видели, крайне ограниченным способом. Она может досконально исследовать материю и в этом достичь совершенства. Точно так же механика достигла совершенства в объяснении действия физических сил при определенных условиях. Но, без всякого сомнения, нам никогда досконально не исследовать «х», «y» и «z».

Давайте разберемся, чем же все-таки занимаются различные науки в Сфере 4. Их можно условно разделить на две группы: одни заняты описанием явлений, воспринимаемых органами чувств, другие в основном изучают работу различных систем и делают предписания по их использованию для получения предсказуемых результатов. Примером первой может служить ботаника, примером второй — химия. Различие между науками этих двух видов редко принимают во внимание. Философия науки занимается лишь предписательными науками, как будто описательных наук вообще не существует. Вопреки расхожему мнению, разница между «описанием» и «предписанием» не имеет отношения к «зрелости» науки: совершенно неправильно будет сказать, что описательная наука менее совершенна, чем предписательная. Ф. С. С. Нортроп утверждает, что «любая нормально развивающаяся эмпирическая наука начинается с обобщения большого количества частных фактов; затем на основе сделанных обобщений формулируется теория, подчиненная законам формальной логики и математики». Это совершенно верно в отношении предписательной науки, скажем, геометрии и физики. Но описательные науки, такие как ботаника, зоология, география, не говоря уже об истории, развиваются совершенно отличным образом.

Различие между описательными и предписательными науками в чем-то похоже на различие между «науками понимания» и «науками манипуляции», которые мы рассмотрели ранее. Достоверное описание отвечает на вопрос: «Что же я вижу (или ощущаю другими органами чувств)?» Действенное предписание отвечает на совершенно другой вопрос: «Что мне сделать для получения определенного результата?» Совершенно очевидно, что ни описательные, ни предписательные науки не являются беспорядочным нагромождением полученных извне фактов; в обоих случаях факты «очищаются» от случайностей, обобщаются; формулируются понятия, выдвигаются теории. Однако для достоверного описания необходимо полное отражение действительности, то есть сбор и отражение всех факторов. Действенное же предписание требует упоминания лишь строго необходимых и значимых факторов. По сути, необходимо отбросить все, что напрямую не связано с получением результатов. Поэтому можно сказать, что описательная наука занимается (или должна заниматься) в основном всей истиной, а предписательная наука занимается в основном только теми частями или аспектами истины, манипуляция которыми полезна. В обоих случаях я говорю «в основном», потому что разница между ними не абсолютна и не может быть абсолютной.

Действенные предписания обязательно ясны, точны, несомненны и непротиворечивы. Предписание типа «возьми немного теплой воды» не подходит. Оно может сойти для стряпни, но не для точной науки. Нам нужно точно знать, сколько воды и какой температуры, и свести на нет возможность «субъективной» интерпретации. Поэтому предписательная наука стремится все перевести на язык формул и цифр, а качества (например, красный цвет) отбрасываются, если только они не соотносятся с каким-либо измеряемым феноменом (таким как световые волны определенной частоты). Так логика и математика выходят на первый план.

С развитием логики и математики было обнаружено, что физические явления подчиняются чудесному математическому порядку. Осознав это, одни из самых вдумчивых физиков современности отошли от грубого материализма естественных наук девятнадцатого века и признали существование реальности, выходящей за пределы непосредственно наблюдаемых явлений. Избегая терминологии традиционных религий, приписывающих «царство, власть и славу» Богу, они все же не могли не отметить, что строение и законы Вселенной пронизаны высшей математической гармонией. Так естественные науки сделали чрезвычайно важный шаг навстречу религии. Теперь одни из самых продвинутых физиков современности признают, что «вся природа — не более чем символ трансцендентных реальностей».

Некоторые физики видят в Боге великого математика. Это лишнее доказательство того, что «предписательная наука» имеет дело только с неодушевленным аспектом Вселенной. Ведь по сути математика далека от жизни. При всей своей красоте и элегантности (возможно, даже свидетельствующей об Истинности) математические построения холодны и лишены присущего жизни беспорядка роста и разложения, надежды и отчаяния, радости и страдания. Поэтому непременно нужно иметь в виду: нацеленные на достижение предсказуемых результатов физика и другие предписательные науки неизбежно ограничиваются безжизненной стороной реальности. Ведь жизнь и в еще большей степени сознание и осознанность плохо поддаются манипуляции; они обладают собственной волей, что является признаком совершенства.

Давайте теперь отметим на нашей карте познания важнейший вывод: поскольку физика и другие предписательные науки основаны на изучении неживой природы, они не могут научить нас смыслу жизни. Физики девятнадцатого века утверждали, что жизнь — бессмысленная космическая случайность. Лучшие физики двадцатого века забирают слова своих предшественников обратно и соглашаются, что их наука имеет дело только с функционированием строго изолированных систем и эти знания никоим образом не могут (и не должны) приводить к общефилософским выводам.

Предписательные науки не в состоянии ответить на вопрос: «в чем смысл жизни и что с ней делать?», однако созданные с их помощью технологии формируют наш образ жизни и тем самым чрезвычайно сильно влияют на нашу жизнь. Но используются созданные ею технологии во благо или во вред, науки уже не касается. Пожалуй, будет справедливо сказать, что с этической точки зрения эти науки нейтральны. Между тем, не бывает науки без ученых. Даже если вопросы добра и зла не волнуют науку, они непременно должны волновать ученых. Сегодня без преувеличения можно говорить о кризисе предписательной науки. Оставаясь бесконтрольной разрушительной силой, она порождает по отношению к себе недовольство и отторжение, которое может привести и к насилию.

Поскольку предписательные науки занимаются не всей истиной, но лишь теми ее аспектами, с помощью которых можно добиться практических результатов, судить о том, насколько науки полезны или вредны, следует исключительно по их результатам.

По всеобщему убеждению наука порождает Истину, то есть точное, непоколебимое, надежное, «научно доказанное» знание. Эта уникальная способность науки ставит ее выше всех других занятий человека. Весь престиж науки основан на этом утверждении, и поэтому оно заслуживает нашего пристального внимания. Во-первых, что значит «научно доказанное»? Можно выдвинуть множество теорий, но на всякую ли найдется доказательство? Очевидно, можно с легкостью «доказать» предписание, имеющее такой вид: «сделайте Х и получите Y». Если это не сработало, что ж, это предписание никуда не годится; если сработало — значит, оно «доказано». Прагматизм — философия, меряющая истину одним единственным критерием: работает — значит истинно. Прагматик никогда не скажет: «Истинная идея работает», — он утверждает: «Работающая идея истинна». Однако в чистом виде прагматизм относительно безобиден: это просто метод проб и ошибок, в котором любой вывод относится лишь к наблюдаемому случаю. А какие только предписания ни работают, если рассматривать их в отдельности! Но чтобы расширить сферу предписательного знания, непременно нужно вывести принцип или «закон», из-за которого данная система работает.

Таким образом, понятие доказательства, а вместе с ним и понятие истины в предписательных науках предполагает две вещи: предписание должно работать, то есть приводить к обещанным результатам, а также должно укладываться в рамки научной парадигмы. Непостижимые в этом смысле феномены для предписательной науки попросту бесполезны и, следовательно, ее не интересуют. Поэтому методология предписательных наук требует не обращать на такие феномены внимания. Не позволим необъяснимому ставить под сомнение устоявшиеся научные принципы, это не прагматично!

Предписательным наукам нужна лишь та частица истины, что необходима для обеспечения эффективности и надежности их инструкций. Следовательно, и доказательство здесь обладает теми же ограничениями: оно устанавливает, что набор предписаний работает и что лежащие в их основе научные принципы достаточно верны, чтобы эти предписания работали. Но это вовсе не значит, что не будут работать другие предписания и что действенность предписаний нельзя объяснить совершенно другим набором научных принципов. Как известно, инструкции по расчету движения небесных тел солнечной системы, основанные на теории, что солнце вращается вокруг земли, долгое время давали куда более точные результаты, чем инструкции Коперника и его последователей.

А что является доказательством в описательных науках? Ответ очевиден: мы можем составлять классификации, выявлять закономерности, строить домыслы, формулировать теоремы различной правдоподобности, но доказать что бы то ни было здесь совершенно невозможно. Научное доказательство имеет место только в предписательной науке (и то лишь с выше описанными ограничениями), поскольку доказать можно лишь то, что сделано нашим умом или руками. Нашим умам по силам геометрия, математика и логика; поэтому мы можем составлять работающие предписания и таким образом установить доказательство. Точно так же наши руки способны осуществить самые разнообразные преобразования с материей; поэтому мы можем составить предписания, как достигнуть ожидаемых результатов и тем самым установить доказательство. Без «действия» на основе предписаний доказательство невозможно.

В рамках предписательных наук спорить с прагматизмом невозможно. Напротив, именно здесь его должное место на «карте познания». Не должно вызывать нареканий и сведение понятия истины к постижимым феноменам, что предполагает игнорирование непостижимых вещей, и к теориям, имеющим эвристическую ценность, что предполагает отбрасывание «бесплодных» теорий, не ведущих к расширению предписательного знания. Строгое соблюдение этих методологических требований и ведет к «прогрессу», то есть к росту прикладных знаний человека и его способности использовать природные процессы в своих целях.

Но беда в том, что методологию предписательных наук принимают за универсальную научную методологию. Применение методологических требований предписательных наук к описательным наукам порождает ошибочную методологию, ведь ограничение прагматизмом, эвристикой и лаконичностью несовместимы с достоверным описанием. (Я еще раз сделаю это важное замечание, когда мы дойдем до Учения об Эволюции.)

Физика и смежные предписательные науки имеют дело с неодушевленной материей, которая, насколько известно, не обладает ни жизнью, ни сознанием, ни осознанностью. Минералы обладают лишь «внешним видом», но не «внутренним опытом»; на этом Уровне Бытия нас интересуют лишь доступные наблюдению факты. Естественно, ничего кроме фактов здесь и быть не может, ведь под фактами мы понимаем то, что доступно наблюдению при помощи наших органов чувств. Факты, не распознанные (и тем более нераспознаваемые) внешними органами чувств, в теории физики не могут и не должны играть никакой роли. Поэтому на этом уровне совершенно непродуктивно делать различие между тем, что мы можем познать и тем, что действительно существует, то есть между эпистемологией и онтологией. Современные физики порой заявляют: «Рано или поздно в наших экспериментах мы сталкиваемся сами с собой». В этом нет ничего таинственного, и было бы совершенно неправильно заключить, что при этом исчезает разница между наблюдателем и наблюдаемым. Просто результаты эксперимента зависят, не полностью, но в большой степени, от вопроса, на который физик желает ответить, ставя этот опыт. Философы-схоласты выразили это очень просто: per modum cognoscentis — всякое знание соответствует познавательным способностям познающего.

Различение между эпистемологией и онтологией, или между тем, что поддается нашему познанию и тем, что действительно существует, обретает смысл только при изучении более высоких Уровней Бытия. Возьмем в качестве примера феномен жизни. Мы в состоянии распознать жизнь, поэтому люди говорили о «витализме», о жизненной силе и утверждали, что «во всех живых существах присутствует внутренняя сила, — неуловимая, неописуемая и неизмеримая, — активирующая жизнь». Но эта здравая точка зрения неприемлема для предписательных наук. Утверждается, что Эрнест Нагель, философ науки, «положил конец витализму» в 1951 году, заявив, что вопрос с «жизненной силой» закрыт, «поскольку витализм оказался бесполезен в биологических исследованиях, а альтернативные подходы имеют большую эвристическую ценность».

Примечательно, что в этом заявлении против витализма речь идет не о его истинности, но о его пользе. Смешение этих двух понятий — очень распространенная и вредоносная ошибка. Понятием «польза» — совершенно легитимным методологическим принципом — подменяют понятие истинности и раздувают из него теорию, претендующую на универсальную правдивость. Как отметил Карл Штерн, «метод становится менталитетом».

Предположение считается ложным не потому, что оно не соответствует наблюдаемым нами фактам, а потому, что им нельзя руководствоваться в исследованиях и оно не имеет эвристической ценности. С другой стороны, как бы неправдоподобно ни выглядела теория с позиций здравого смысла, она считается истинной просто вследствие ее «высокой эвристической ценности».

Задача описательных наук — это описание. Ученые, занимающиеся этими науками, знают, что мир полон чудес, по сравнению с которыми все человеческие планы, теории и другие измышления кажутся детским лепетом. Поэтому многие из них обладают научной скромностью и, в отличие от Декарта, вовсе не считают своим призванием стать «хозяевами и властителями природы». Однако достоверное описание должно быть не только точным, но и доступным восприятию человеческим умом, а ум не может переварить бесконечное скопление фактов. Поэтому совершенно необходимы классификации, обобщения и объяснения, — другими словами, теории, предлагающие некоторые соображения касательно того, как «увязать воедино» факты. Такие теории не могут быть «научно доказаны». Чем шире охват теории в описательных науках, тем больше приходится принимать ее на веру.

Универсальные теории в описательных науках можно разделить на две категории: одни видят в описываемых фактах смысл и работу разума, другие — лишь игру случайности и необходимости. Ясно, что ни первое, ни второе нельзя «увидеть», то есть воспринять человеческими органами чувств. В Четвертой Сфере Познания мы наблюдаем лишь материальные явления, а стоящие за ними смысл и назначение, разум или случайность, свобода или необходимость, так же как жизнь, сознание и осознанность, недоступны восприятию органами чувств. Мы находим и видим лишь «знаки» и выбираем степень их значимости. Истолковывать эти знаки как случайность или необходимость так же «антинаучно», как и заявлять, что они — проявления сверхчеловеческого разума: первое является таким же актом веры, как и второе. Это не значит, что все объяснения знаков одинаково истинны или ложны при любой степени значимости или на любом Уровне Бытия; это лишь значит, что истинность или ложность таких объяснений определяется на основе не научного доказательства, но здравого смысла, который настолько же выше простой логики, насколько ум программиста выше компьютера.

II

Обсуждаемые различия имеют поистине глобальное историческое значение, когда речь заходит о, возможно, самом влиятельном современном учении, Учении об Эволюции. Понятно, что это учение никак не предписательное, а описательное. Поэтому встает вопрос: «Что же оно описывает?»

Джулиан Хаксли определяет эволюцию как «используемое в биологии универсальное понятие без четких границ, применяемое в отношении любого изменения, происходящего в строении животных и растений…» То, что с течением времени физический облик животных и растений действительно менялся, подтверждается многочисленными находками их окаменевших останков в земной коре. При помощи радиоактивного датирования ученые очень точно определили возраст этих окаменелостей и расположили их в исторической последовательности. По этой и другим причинам можно считать, что эволюция, как обобщение в рамках описательной науки изменения форм жизни, установлена с полной достоверностью.

Однако Учение об Эволюции — совсем другое дело. Не желая ограничиваться системным описанием изменения форм жизни, оно будто бы доказывает и объясняет это изменение, словно речь идет о предписательной науке. Это философская ошибка с катастрофическими последствиями.

Нам говорят: «Дарвин сделал две вещи: показал, что эволюция действительно противоречит библейской легенде о творении мира и что причина эволюции, естественный отбор, действует автоматически и не оставляет места божественному промыслу». Каждому, кто способен к философскому мышлению, должно быть ясно, что научное наблюдение как таковое не в состоянии сделать эти «две вещи». «Творение» и «божественный промысел» никак не поддаются научному наблюдению. Любой селекционер знает наверняка, что отбор, включая «естественный отбор» приводит к изменению форм животных или растений. Поэтому с научной точки зрения корректно будет сказать, что «естественный отбор является одним из средств эволюционного изменения». Мы даже можем доказать это на практике. Но кто вправе заявлять, будто тем самым доказано, что «естественный отбор действует автоматически и не оставляет места божественному промыслу»? Можно доказать, что люди находят деньги на улице, но это вовсе не означает, что находки на улице составляют единственный источник доходов человека.

Все начинается с невинного объяснения изменений в строении живых существ; затем ни с того ни с сего утверждается, что это учение якобы также объясняет развитие сознания, осознанности, языка, общественных институтов и даже происхождение самой жизни. Нам внушают, будто «все биологи принимают существование процесса эволюции; они также признают, что причина ее — естественный отбор». Поскольку появление жизни считается «значительным эволюционным событием», нам предлагается поверить в то, что даже неодушевленная материя — ловкий участник естественного отбора. Создается впечатление, что для Эволюционного Учения даже самая малая вероятность какого-либо события принимается как научное доказательство того, что это событие действительно произошло:

Под воздействием электрических разрядов и ультрафиолета в атмосфере из водорода, паров воды, аммиака и метана было получено большое количество органических соединений. Это доказывает, что синтез сложных соединений мог происходить до возникновения жизни [207] .

И на этом основании мы должны поверить в то, что живые существа возникли совершенно случайно и, появившись, смогли выжить во всеобщем хаосе:

Разумно предположить, что жизнь зародилась в водянистом «супе» добиологических органических соединений и что позднее какая-то часть этих соединений была ограничена мембранами. Так появились «клетки» — первые живые организмы. Обычно это считают отправным пунктом органической («дарвиновской») эволюции [208] .

Все так просто! Вот органические соединения объединяются, окружают себя мембранами — что могло быть проще для этих чудо-соединений — и ба! вот вам и клетка. А коль скоро возникла клетка, ничто не мешает ей превратиться в Шекспира, пусть даже, ясное дело, на это потребуется некоторое время. Поэтому зачем твердить о чудесах или признаваться, что мы чего-то не знаем? Один из величайших парадоксов нашего века в том, что люди, претендующие на гордое звание «ученых», осмеливаются выдавать столь несуразные и наглые измышления за новые научные знания и что это им сходит с рук.

Необычайно проницательный психиатр Карл Штерн комментировал это так:

Если сформулировать теорию эволюции строго научным образом, то получится что-то наподобие следующего: «В определенный момент времени температура Земли стала наиболее благоприятной для объединения атомов углерода и кислорода с азотно-водородными соединениями. Из случайно возникших сложных соединений появились молекулы, структура которых наилучшим образом подходила для возникновения жизни. С тех пор на протяжении многих миллионов лет жизнь постоянно развивалась, пока путем естественного отбора наконец не возникло существо, способное предпочитать любовь ненависти и справедливость несправедливости, способное писать стихи как Данте, сочинять музыку как Моцарт и рисовать как Леонардо да Винчи». Конечно же, такая космогония безумна. Причем слово безумный я употребляю не как ругательство, но скорее как технический термин, означающий психическое расстройство. Такой взгляд на мир имеет много общего с некоторыми аспектами мышления шизофреника [209] .

Между тем, такое мышление по-прежнему преподносится как объективная наука не только биологам, но всякому, кто стремится разобраться в происхождении, значении и цели человеческого существования на Земле. Более того, подобную идеологию внушают практически всем детям по всему миру.

В задачу науки входит беспристрастное наблюдение и описание наблюдений. Ей вредно постулировать существование первопричины, будь то Творец, разум или что-то еще, ведь такая первопричина совершенно недоступна прямому наблюдению. «Давайте попытаемся объяснить наблюдаемые феномены причинами, доступными наблюдению» — вот чрезвычайно разумный и, кроме того, плодотворный методологический принцип. Эволюционизм же превращает методологию в веру, которая исключает, ех hypothesi , саму возможность существования более высоких степеней значимости. Вся природа, включая, естественно, и человека, считается продуктом случая и необходимости, и ничего больше; в ней нет ни смысла, ни цели, ни разума — «сказка в пересказе глупца, и ничего не значит». Это Вера, и все противоречащие наблюдения либо игнорируются, либо истолковываются не в ущерб Вере.

Современный эволюционизм не имеет научного основания. Его можно охарактеризовать как причудливую выродившуюся религию. Многие из ее высших жрецов даже не верят в то, что они проповедуют. Несмотря на широкое неприятие этой веры, пропагандисты учения продолжают беспрепятственно утверждать, что научные открытия эволюции не оставляют места никакой более высокой вере. Контраргументы же просто игнорируются. Статья об эволюции в «Новой британской энциклопедии» 1975 года завершается пунктом под названием «Победное шествие эволюции». В нем утверждается, что «против идей эволюции выступали служители церкви и, некоторое время, отдельные государственные деятели». Кто бы мог подумать, что самые веские возражения были выдвинуты многочисленными биологами и другими учеными с безупречной репутацией? Видно, упоминание о них считается неуместным, и такие книги, как «Иллюзия трансформизма» Дугласа Девара, в которой эволюционизм наголову разгромлен с чисто научных позиций, даже не включаются в список литературы по этому вопросу.

Эволюционизм — это не наука; это научная фантастика, даже можно сказать мистификация. Это обман, который слишком хорошо удался; в результате современный человек застрял в якобы непримиримом конфликте между «наукой» и «религией». Учение об Эволюции разрушило веру, устремлявшую человечество вверх, и заменило ее верой, что тянет человечество вниз. «Nil admirari». Да, случай, необходимость и утилитарный механизм естественного отбора подчас предоставляют нашему вниманию любопытные, невероятные или жестокие вещи, но все они случайны, а значит бессмысленно восхищаться ими, видеть в них свершение — ведь никто не станет восхищаться достоинствами человека, случайно выигравшего приз в лотерее. Здесь нет «высшего» или «низшего», есть только большее или меньшее, пусть даже одно случайным образом оказалось сложнее другого. Эволюционизм, претендующий на объяснение всего и вся исключительно естественным отбором для адаптации и выживания, — самое крайнее проявление материалистического утилитаризма девятнадцатого века. Современная мысль так и не смогла выпутаться из этого обмана, что грозит катастрофой, чреватой крахом всей западной цивилизации. Ибо цивилизация не может выжить без веры в смысл и ценности, выходящие за пределы утилитаризма комфорта и выживания, другими словами, без религиозной веры.

«Не вызывает сомнения», — отмечает Мартин Лингс, — что в современном мире первой причиной потери религиозной веры стала теория эволюции. Удивительно, что многие люди все еще умудряются строить свою жизнь на скользкой и опасной комбинации религии и эволюционизма. Но логически мыслящим людям приходится непременно выбирать то или другое — то есть либо учение о падении человека, либо «учение» о его восхождении — и полностью отвергнуть то, которое они не выбрали…

Миллионы наших современников выбрали эволюционизм на том основании, что эволюция — «научно доказанная истина», как тому их учили в школе. Пропасть между ними и религией становится еще глубже из-за того, что религиозный человек, если только он не ученый, не может найти общий с ними язык, не может выдвинуть правильных научных аргументов против эволюционизма [215] .

«Ненаучный аргумент» освищут и забьют «всяким научным жаргоном». На самом же деле изначальный аргумент должен быть не научным, но философским. Он очень прост: если описательная наука пускается в теоретические обобщения и объяснения, которые не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты опытом, она становится ненаучной и необоснованной. Такие теории являют собой не «науку», а «веру».

III

На этом этапе нашего исследования мы можем сказать, что невозможно прийти к настоящей ВЕРЕ, основываясь на изучении исключительно Четвертой Сферы Познания, которая касается всего лишь наблюдения внешних проявлений.

Но, между тем, следствием все более точного, скрупулезного, осознанного и изобретательного наблюдения внешних проявлений, которым занимаются лучшие современные ученые, становится появление все большего количества данных, полностью противоречащих материальному утилитаризму девятнадцатого века. Здесь я не стану подробно излагать эти открытия. Могу лишь еще раз упомянуть выводы, к которым пришел Уайлдер Пенфилд и которые удивительным образом подтверждаются исследованиями Хэрольда Сакстона Бурра, бывшего профессора анатомии Школы медицины Йельского университета. Его «путешествие в науку» началось в 1935 году и продолжалось сорок лет. Он искал таинственный фактор «х», который превращает неодушевленную материю в живой организм и затем поддерживает его. В человеческом теле идет постоянный распад и синтез молекул и клеток. «К примеру, период „оборота“ белка человеческого тела составляет шесть месяцев, а в некоторых органах, таких, как печень, и того меньше. Когда мы встречаем друга, которого не видели шесть месяцев, в его лице нет ни одной молекулы, что были там при последней встрече». Профессор Бурр и его коллеги открыли, что

человек и все живые существа упорядочивается и управляется электродинамическими полями, поддающимися точному измерению и изображению…

При всей своей сложности «поля жизни» имеют ту же природу и подчиняются тем же законам, что и более простые поля, известные современной физике. Как и физические поля, они являются частью структуры Вселенной и испытывают влияние могущественных космических сил. Так же, как и физические поля, они способны упорядочивать и управлять, что было подтверждено многими тысячами опытов.

Структурирование и управление предполагают цель, а, значит, они прямо противоположны случайности. Поэтому поля жизни являются поддающимся научному наблюдению подтверждением того, что человек — не случайность. Напротив, он неотъемлемая часть Космоса, включенная во все его всесильные поля, подпадающая под его непреложные законы и участвующая в судьбе и цели Вселенной [217] .

На этом фоне мысль о том, что все чудеса живой природы сводятся лишь к сложным химическим соединениям, появившимся благодаря естественному отбору, выглядит совершенно несостоятельной, пусть даже упорядочивающая сила полей по-прежнему остается загадкой. Профессор Бурр развенчал химию, а вместе с ней и биохимию со всей ее мифологией о служащих информационными системами молекулах ДНК и тем самым сделал важнейший шаг в правильном направлении. Однако при этом Бурр не отрицал значимость химии:

Это топливо, приводящее машину в движение, и не более того. Химия живого организма не предопределяет его функциональные качества, точно так же, как марка бензина не предопределяет, является ли машина Фордом или Роллс-Ройсом. Химические процессы снабжают организм энергией, но направление течения энергии внутри живой системы задается именно электродинамическим полем, без которого понять механизм роста и развития всех живых существ невозможно [218] .

Примечательно, что по мере приобретения описательной наукой все большей утонченности и точности, грубые утилитарно-материалистические учения девятнадцатого века одно за другим рассыпаются в прах. И это несмотря на то, что большинство ученых ограничиваются в своей работе Четвертой Сферой Познания, а поэтому методично исключают все свидетельства проявлений сил, исходящих с более высоких Уровней Бытия, и ограничиваются рассмотрением неодушевленного аспекта Вселенной. Такое методическое самоограничение вполне оправданно в предписательных науках хотя бы потому, что высшие силы — жизнь, сознание и осознанность — выше «предписаний», ибо предписывают они сами. Но в описательных науках такой подход не оправдан. Кому нужны описания, где опущены наиболее интересные свойства и черты объектов? К счастью, сегодня немало ученых, таких как зоолог Адольф Портман и ботаник Генрих Золлер, осмелившихся вырваться из картезианских застенков и показать нам Вселенную, таинственную, царственную, могущественную и славную.

IV

Ранее мы разделили целостное знание на Четыре Сферы Познания. Мы это сделали с тем, чтобы показать целостность знания во всей ее полноте. Вот несколько примеров того, что исследование Четырех Сфер Познания позволяет нам понять:

1. Целостность знания нарушается в случае остановки развития одной или нескольких Сфер Познания или же если развитие одной Сферы происходит при помощи средств и методологий, подходящих для другой Сферы.

2. Для обретения ясного понимания Реальности необходимо соотнести Четыре Сферы Познания с четырьмя Уровнями Бытия. Мы уже касались этого вопроса ранее. И действительно, что можно узнать о человеческой природе, ограничивая исследования Четвертой Сферой Познания, сферой внешних проявлений? Аналогично, что узнаешь о царстве минералов, изучая свой внутренний опыт, если только у человека не открылись некоторые высшие способности, как в случае с Лорбером, Кэйси и Терезой Нойман?

3. Предписательным наукам следует направить свое внимание исключительно на Сферу 4, поскольку математическая точность достижима только в этой сфере внешних проявлений. С другой стороны, описательные науки не выполняют своего назначения, пытаясь по примеру предписательных наук ограничиться наблюдением внешних проявлений. Если же описательная наука не в состоянии проникнуть в смысл и назначение, познаваемые только через внутренний опыт (Сферы 1 и 2), то такая наука остается бесплодной, а ее знания можно употребить лишь для составления «описей», а это вряд ли достойно благородного звания науки.

4. Самопознание, превозносимое как высшая ценность, становится не только бесполезным, но и вредным, если оно основывается исключительно на изучении Сферы 1, своего внутреннего опыта. Изучение Сферы 1 непременно должно дополняться столь же усердным изучением Сферы 3, посредством которой мы учимся видеть себя со стороны. Этот важнейший момент частенько остается незамеченным из-за неумения отличить Сферу 1 от Сферы 3.

5. Наконец, существуют социальные знания, необходимые для налаживания гармоничных отношений между людьми. Поскольку Сфера 2, внутренний опыт других существ, нам непосредственно недоступна, то важнейшей задачей человека как социального существа является поиск опосредованного доступа с ней. Это опосредованное понимание приобретается только через самопознание, поэтому обвинение человека, стремящегося к самопознанию, в «пренебрежении обществом» является совершенно несостоятельным. Наоборот: человек, пренебрегающий самопознанием, опасен для общества, ибо он склонен неправильно истолковывать слова и действия других людей, а также не имеет никакого представления о воздействии своего поведения на окружающих.

 

Глава 10. Два вида проблем

I

Сначала мы рассмотрели «Мир» с его четырьмя Уровнями Бытия; затем «Человека» с его способностями к восприятию мира и степень соответствия этих способностей миру. И, наконец, мы говорили о «Четырех Сферах Познания» — о познании мира и себя самого. А теперь давайте задумаемся, что же значит жить в этом мире?

Жить — значит бороться и приспосабливаться к различным зачастую сложным обстоятельствам. Сложные обстоятельства представляют собой проблемы, и можно сказать, что жить — значит, помимо всего прочего, постоянно решать проблемы.

Не берусь судить о наших далеких предках, но у наших современников нерешенные проблемы часто порождают мировоззренческий кризис и переживания. Но у современного человека есть мощное оружие против экзистенциальных мук, а именно картезианский подход к решению проблем: «работай только с тем, что очевидно и отчетливо, точно и не подлежит никакому сомнению, и поэтому полагайся на геометрию, математику, числа, измерения и на точные наблюдения». Вот способ, и как нам говорили, единственный способ решения проблем; только он приведет нас к прогрессу. Не будьте сентиментальными, забудьте о всяких чудесах и необъяснимых явлениях, и тогда все проблемы могут быть и будут решены. Мы живем во времена правления Количества. Говорят, что количественные методы и анализ, основанный на сравнении издержек и выгод, смогут справиться с большинством, если не со всеми нашими проблемами. Остается лишь собрать достаточное количество данных и их проанализировать. На это потребуется еще какое-то время, ведь мы имеем дело с довольно сложными существами — людьми — и системами — человеческим обществом. Западная цивилизация считает себя уникальным специалистом в решении проблем. Сегодня в мире упорно трудятся больше ученых и людей, применяющих «научные» методы, чем за всю предыдущую историю человечества. Они не теряют время на созерцание чудес Вселенной и на самоизучение, они решают проблемы. (Кто-то, возможно, взволнованно воскликнет: «Ну раз так, то скоро мы будем жить без проблем?» Поспешу обнадежить: во все прежние времена перед человечеством не стояло так много сложных и острых проблем, включая проблему выживания.)

Такая неординарная ситуация заставляет задуматься о природе «проблем». Мы знаем, что существуют решенные и нерешенные проблемы. Понятно, что первые больше не заслуживают нашего внимания, что же касается вторых, то здесь встает вопрос: а не могут ли среди них оказаться не просто нерешенные проблемы, но неразрешимые?

Сначала рассмотрим решенные проблемы. Возьмем техническую проблему, к примеру, как сделать двухколесное средство передвижения, работающее от мышечной силы человека? Выдвигается множество решений, которые постепенно все больше сходятся к одному: в конце концов, появляется конструкция, ставшая ответом на поставленную проблему — велосипед. Поразительно, но это изобретение не теряет своей актуальности на протяжении длительного времени. Почему же оно до сих пор актуально? Просто потому, что это решение проблемы согласуется с законами Вселенной — законами уровня неживой природы.

Я предлагаю называть этот тип проблем сходящимися. Чем глубже вы (кем бы вы ни были) вникаете в суть задачи, тем больше сходятся решения. Эту группу проблем можно разделить на «решенные сходящиеся проблемы» и «пока не решенные сходящиеся проблемы». Здесь важно слово «пока», так как нет причин, по которым в принципе эта проблема не будет однажды разрешена. На все нужно время, и значит просто не прошло достаточно времени, чтобы найти решение этой проблеме. Итак, для решения пока нерешенной сходящейся проблемы нужно время, больше инвестиций в исследования (НИОКР) и, может быть, больше таланта.

Однако, случается, что ряд талантливых и способных людей начинают изучать проблему и приходят к противоречащим друг другу решениям. Эти решения не сходятся. Наоборот, чем больше логически разрабатывают эти решения, тем больше они расходятся, пока одни не станут полной противоположностью другим. Например, большинство из нас рано или поздно сталкивается с серьезной проблемой — не технической проблемой создания двухколесного транспорта, а с чисто человеческой проблемой обучения своих детей. Эта проблема неизбежна и требует к себе внимания. Мы начинаем просить совета у толковых и знающих людей. Одни не задумываясь нам скажут: «Образование — это процесс передачи существующей культуры от старшего поколения к младшему. Тот, кто обладает (или считается, что обладает) знаниями и опытом становится учителем, а тот, у кого этих знаний и опыта нет, становится учеником. Чтобы обучение было эффективным, нужно установить дисциплину и непреложный авторитет учителя». Все просто, четко, логично и справедливо. Для обучения нужен авторитет учителя и дисциплина и послушание учеников.

Другие же, старательно изучив проблему, скажут: «Образование — не больше и не меньше, как обеспечение благоприятных условий. Учитель, наподобие хорошего садовника, подготавливает здоровую, плодородную почву, где молодое растение сможет пустить крепкие корни, через которые будет извлекать необходимые для жизни вещества. Юное растение развивается по своим законам, столь тонким и сложным, что не поддаются человеческому воображению. Дайте растению полную свободу брать из почвы нужные вещества, и оно разовьется в полную мощь». Другими словами, для обучения в этом случае нужны не дисциплина и послушание, а свобода, полная и неограниченная свобода.

Если правы первые, и дисциплина и послушание — это хорошо, тогда по законам логики, чем больше хорошего, тем лучше. И было бы просто великолепно, если бы дисциплина и послушание стали идеальными… и школа превратилась в тюрьму.

Вторые, в свою очередь, утверждают, что свобода — это хорошо. И опять же по принципу «чем больше хорошего, тем лучше», идеальный вариант для обучения — это полнейшая свобода. Тогда школа станет джунглями или даже психиатрической лечебницей.

Свобода и дисциплина (послушание) здесь — пара противоположностей. И никаких компромиссов. Или «делай, что хочешь», или «делай, что говорят».

Логика здесь не помощник, так как по правилам логики если верно А, то противоположное этому (-А) не может быть верно в одно и то же время. Также логика утверждает, что если это хорошо, то чем больше этого хорошего, тем лучше. Проблема с обучением — одна из типичных и фундаментальных проблем, которые я называю расходящимися. Такие проблемы не поддаются обычной прямолинейной логике, они демонстрируют нам, что жизнь выходит далеко за рамки логики.

Проблема «какой метод обучения лучше» являет собой расходящуюся проблему в чистом виде. Решения проблемы расходятся, и чем более логичны и обоснованы эти решения, тем больше расхождение между ними. «Свобода» или же «дисциплина и послушание»? Выхода из этого противостояния нет. Но как же получается, что одним учителям обучение детей удается лучше, чем другим? Можно спросить у них самих. Но если с ними поделиться нашими философскими изысканиями, столь разумный, казалось бы, подход может вызвать раздражение. Возможно, они прервут нас: «Послушайте, это для меня слишком сложно. Поймите одну простую вещь: этих маленьких сорванцов нужно просто полюбить». Любовь, сочувствие, соучастие, понимание, сострадание — это качества высшего порядка, более высокого, чем тот, который нужен для установления дисциплины или свободы. Для пробуждения высших качеств, которые бы служили человеку постоянно, а не от случая к случаю, нужен высокий уровень осознанности, и именно это отличает талантливого учителя.

Классическим примером расходящейся проблемы является не только обучение, но и, безусловно, политика, где «свобода» и «равенство» — самая часто встречающаяся пара противоположностей, что на самом деле значит свобода или равенство. Стоит все пустить на самотек, и сильный процветает, а слабый страдает; здесь нет и намека на равенство. С другой стороны, установление равенства означает ограничение свободы — да, это так, пока не вмешаются силы высшего порядка.

Не знаю, кто придумал девиз французской революции, но в любом случае это был удивительно проницательный человек. К паре логически непримиримых противоположностей Свобода (Liberte) и Равенство (Egalite) он добавил третий фактор — Братство (Fraternite), силу высшего порядка. Как отличить ее от двух других? Свободу или равенство можно установить насильно в законодательном порядке, но братство — человеческое качество, неподвластное государству и церкви, им невозможно манипулировать. Его можно достичь строго индивидуально путем напряжения и мобилизации собственных высших качеств и сил, одним словом, для этого нужно измениться внутренне в лучшую сторону. «Как же заставить людей меняться в лучшую сторону?» Подобный вопрос звучит столь часто, что становится ясно: суть вопроса постоянно теряется из виду. Заставить людей стать лучше значит манипулировать ими, манипуляция же относится к тому уровню, где существуют противоположности, примирить которые невозможно.

Итак, мы поняли, что существует два разных вида проблем, которые могут встречаться на нашем жизненном пути: «сходящиеся» и «расходящиеся». В этой связи возникают интересные вопросы:

Как распознать, к какому виду относится та или иная проблема?

В чем различие этих видов?

Что является решением для проблем каждого из видов?

Существует ли «прогресс»?

Можно ли решения накапливать и передавать будущим поколениям?

Пытаясь разобраться в этих вопросах, мы неизбежно углубляемся в дальнейшие размышления.

Начнем с вопроса о распознавании вида проблемы. Как мы уже упоминали, если проблема сходящаяся, то предлагаемые решения постепенно сходятся, становятся все более точными, и в конце концов они могут быть записаны в виде инструкции.

Как только решение найдено, проблема более не представляет интерес: решенная проблема — мертвая проблема. Чтобы претворить решение проблемы в жизнь, не требуются высшие качества и способности — задача решена, и работа сделана. Кто бы ни пользовался в дальнейшем этим решением, он может оставаться относительно пассивным, всего лишь принимая готовое решение и не тратя на него никаких усилий. Сходящиеся проблемы относятся к неодушевленной стороне Вселенной, где манипуляция не встречает никаких препятствий и где человек — «хозяин и повелитель», так как тонкие высшие силы, к которым мы отнесли жизнь, сознание и осознанность, не осложняют ситуацию своим присутствием. Но там, где серьезно замешаны высшие силы, проблема перестает быть сходящейся. Можно сказать, что проблема сходится в том случае, если нет жизни, сознания и осознанности. Такие проблемы могут возникать в областях естественных наук: физики, химии, астрономии, а также в таких абстрактных науках, как геометрия и математика, или играх типа шахмат.

Но если в проблему вовлечены высшие Уровни Бытия, она становится расходящейся, так как в ней участвуют, может быть, почти незаметно, свобода и внутренний опыт. Такие проблемы заключают в себе наиболее универсальные противоположности, составляющие суть Жизни: рост и разрушение. Рост процветает в условиях свободы (я имею в виду здоровый рост; патологический рост — это на самом деле одна из форм разрушения), тогда как силы разрушения и распада можно сдержать только некоторым порядком. Эти основные пары противоположностей —

Рост или же Разрушение и

Свобода или же Порядок

можно наблюдать везде, где есть жизнь, сознание и осознанность. Как мы уже поняли, именно противоположности создают расходящуюся проблему, тогда как в отсутствии таких фундаментальных противоположностей проблема непременно сходится.

Современную методологию решения проблем можно смело сравнить с «лабораторным подходом», суть которого в том, чтобы устранить все не поддающиеся контролю и точным измерениям факторы. То, что остается после такой чистки, уже трудно назвать жизнью со всей ее неопределенностью; оставшееся скорее напоминает изолированную систему в стерильных условиях, где все проблемы сходятся, а значит, в принципе, поддаются решению. Решение сходящихся проблем доказывает что-то в этой изолированной системе, но это доказательство никоим образом не распространяется за ее пределы.

Решить проблему — значит убить проблему. Можно спокойно «убивать» сходящиеся проблемы, ведь они относятся к «неодушевленному» Уровню Бытия без жизни, сознания и осознанности. Но можно и нужно ли «убивать» расходящиеся проблемы? (Слова «окончательное решение» для людей моего поколения все еще имеют ужасный смысл.)

Расходящуюся проблему невозможно убить, так как она не поддается решению в виде пошаговой инструкции. Однако можно стать выше расходящейся проблемы. Свобода и порядок — противоположности только на уровне обыденной жизни, но на более высоком уровне, где человек, обладая должной осознанностью, становится Человеком, они перестают быть противоположностями. И тогда высшие силы: любовь, сострадание, понимание и сочувствие не просто просыпаются время от времени, как это происходит на низших уровнях, а становятся мощной постоянной силой. Противоположности мирно сосуществуют вместе, словно лев и ягненок с известного изображения святого Джерома (который собой являет «высший уровень») руки Альбрехта Дюрера.

Почему же при вмешательстве «высших сил» противоположности перестают быть таковыми? Почему свобода и равенство в присутствии братства прекращают вражду и подают друг другу руку дружбы? С точки зрения логики на эти вопросы ответов не существует. Это вопросы экзистенциальные. Экзистенциализм же требует, как отмечалось, чтобы внутреннее переживание принимали как доказательство. Это предполагает, что нет доказательства без личного внутреннего опыта. То, что противоположности преодолеваются, когда вмешиваются «высшие силы», такие как любовь и сострадание, не докажешь логикой— это необходимо испытать своим существом (слово «экзистенциализм» идет от «экзистенции», то есть существования). Возьмем семью с четырьмя детьми: двумя старшими сыновьями и двумя младшими дочерями, где царят свободные порядки. Однако же эта свобода не уничтожает равенства среди членов семьи, ведь братство не позволяет старшим братьям пользоваться тем, что они сильнее. Очень важно осознать сосуществование этих противоположностей. Наш логический ум их не очень-то жалует; он привык работать по принципам компьютера: «или-или» либо «да-нет». Поэтому наш ум всегда пытается выбрать из пары противоположностей что-нибудь одно, что еще дальше уводит от реальности и ведет к полной утрате сути вещей. Тогда ум, часто совершенно незаметно для себя, обращается к другой противоположности. Он мечется из крайности в крайность, словно маятник; и в каждой крайней точке ему кажется, что он «нашел свежее решение», либо ум становится закостенелым и безжизненным, залипает на одну из противоположностей и думает, что «проблема решена».

Противоположности, основными из которых являются порядок и свобода и рост и разрушение, создают в мире трение, обостряющее чувствительность и повышающее осознанность человека. Вряд ли можно достичь настоящего понимания без осознания существования этих противоположностей, присутствующих во всех делах человека.

В жизни человеческого общества необходимы и справедливое наказание, и милостивое прощение. Как говорил Фома Аквинский, «наказание без прощения превращается в жестокость, а прощение без справедливой кары — в разрушение». Его слова — прекрасная иллюстрация расходящейся проблемы. Справедливость — отрицание прощения, а прощение — отрицание справедливости. Примирить их может только высшая сила — мудрость. Проблему невозможно решить, но с помощью мудрости можно встать над проблемой. Аналогично, обществу нужны стабильность и перемены, традиции и новшества, уважение общественных интересов и уважение личных интересов, планирование и свобода предпринимательства, порядок и свобода, рост и разрушение. Здоровье общества зависит от одновременного достижения взаимно противоположных целей и осуществления противоположных видов деятельности. Но залипание на чем-нибудь одном, другими словами окончательное решение для человеческого общества все равно, что смертный приговор, и несет с собой либо жестокость, либо разрушение, а обычно и то, и другое.

Расходящиеся проблемы для логического ума — пища трудноперевариваемая. Ему бы хотелось устранить трение и встать на какую-нибудь сторону. Но противоположности подхлестывают, побуждают и обостряют у человека способности высшего порядка, без которых человек всего лишь умное животное. Если человек упрямо отказывается признать, что расходящиеся проблемы не имеют окончательного решения, то его высшие способности так и не просыпаются, а то и просто атрофируются, а когда это происходит, «умное животное» скорее всего, уничтожает себя.

Таким образом, жизнь человека — это череда расходящихся проблем, они неизбежны и требуют к себе внимания. На них не действует простая логика и мечущийся из крайности в крайность разум. Расходящиеся проблемы можно назвать силовым тренажером для развития Человека Целостного и его высших качеств, стоящих над логикой. Во всех традиционных культурах жизнь считалась для человека лучшей школой.

II

На этом этапе наших рассуждений необходимо упомянуть искусство. Сегодня, пожалуй, за искусство может сойти все, что угодно. Кто посмеет осуждать то, что претендует на «искусство, опережающее свое время»? Но не стоит стесняться. Мы можем сформировать свое отношение к тому или иному произведению искусства, определив, как оно влияет на человека, его чувства, мысли и волю. Если цель искусства — это воздействие на чувства человека, то его можно смело назвать развлечением, если искусство воздействует на волю человека — то это уже пропаганда. Пропаганда и развлечение являются противоположностями, и нам нетрудно почувствовать, что в каждой из них чего- то не хватает. Нельзя сказать, что великие мастера искусства чуждались в своих произведениях развлечения и пропаганды, однако они никогда не ограничивались только ими. Они постоянно стремились отобразить истину, передать ее силу, взывая к высшим человеческим качествам, разумности, которые по своей природе выше логики. Развлечение и пропаганда не дают нам никакой силы, наоборот, они подавляют нас. Но когда в развлечение и пропаганду привносится стремление к передаче Истины, тогда противостояние преодолевается, и искусство служит развитию высших человеческих качеств.

Искусство может претендовать на истинную ценность, как говорит Ананда К. Кумарасвами, если оно стремится питать лучшие человеческие качества и способствовать их росту, если оно для человека то же, что плодородная питательная почва для растения. Оно должно вести к пониманию, а не к утонченным чувственным переживаниям. С одной стороны, публика права в своем желании узнать, «о чем» данное произведение искусства… Так давайте откроем им горькую правду: большинство великих произведений искусства — о Боге, которого не принято упоминать в образованном обществе. Так давайте признаемся себе в том, что воспитание может соответствовать глубочайшей природе и красноречию этих великих произведений искусства, только если это будет воспитание не чувственное, но воспитание философское, в том смысле, который вкладывали в слово «философия» Платон и Аристотель, для которых она означает онтологию, теологию, карту жизни и мудрость, что должна быть применена к повседневного жизни.

Все великие произведения искусства говорят «о Боге» в том смысле, что они указуют заблудшим путь, дорогу вверх и являются Картой для Заблудившихся. Можно снова вспомнить «Божественную комедию» Данте, которая стала одним из величайших примеров такого искусства. Данте писал для обычных людей, а не для тех, кто достаточно богат, чтобы в основном интересоваться утонченными чувствами. «Я проделал эту работу, — писал Данте, — не в умозрительных, но в практических целях… главная цель ее — вытащить живущих в этом мире из ямы страданий и привести их к храму блаженства». Герой Комедии, пилигрим, странник в поисках истинны — сам Данте — пребывая на вершине славы и успеха в обществе, вдруг осознал, что он вовсе не на вершине, а напротив «очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь».

И он совершенно не помнит, как вообще попал туда,

Но, очнувшись, Данте взглянул вверх на гору и увидел,

Он увидел ту самую гору, на которую собирался взойти. Тогда, передохнув, Данте направился вверх, но обнаружил, что его путь преградили три зверя: во-первых,

И вот, внизу крутого косогора,

Проворная и вьющаяся рысь,

Вся в ярких пятнах пестрого узора.

Она, кружа, мне преграждала высь,

И я не раз на крутизне опасной

Возвратным следом помышлял спастись .

Проворная, вьющаяся, «с шерстью прихотливой», рысь символизирует все приятные соблазны жизни, которым он привык уступать. Но дальше — больше: дорогу преграждали лев, страшный в своей свирепости, и волчица,

Но с высоты рая за ним наблюдает Беатриче, которой захотелось помочь Данте. Сама она помочь ему уже не может, так как он пал слишком низко, чтобы религия могла протянуть ему руку помощи. Тогда Беатриче просит Искусство, в лице Вергилия, вывести его из этой «долины темной». Искусство — посредник между человеческой заурядностью и его высшими способностями. И Данте принимает помощь Вергилия:

Только Истина может служить учителем, вождем и господином. И как заблуждаются те, кто ценит искусство ради искусства, ради красоты. Истинное назначение искусства — наполнить человека стремлением «продолжить путь начатый» вверх, на самую вершину горы. На самом деле мы действительно хотим взобраться на вершину, правда, постоянно забываем об этом нашем желании возвратиться к «прежней воле».

Темой всех великих литературных произведений были расходящиеся проблемы. Если вы читаете такую литературу (пусть даже Библию!) просто как «чтиво», ради наслаждения поэзией, ярким сюжетом и образами, хорошим стилем и удачными сравнениями, то вы низводите тонкое и возвышенное до уровня посредственности.

III

В настоящее время многие твердят о необходимости новых моральных устоев и этических норм для общества. Говоря о «новом» они, похоже, забывают, что имеют дело с проблемой расходящейся, которая требует не очередного изобретения, а развития высших человеческих качеств и их применения на практике. В пьесе «Мера за меру» Шекспира есть такие слова: «Одни на грехе вознесутся, а другие и на добродетели падут», которые означают, что важно не просто решить, что добродетель — благо, а зло — порок (что так и есть на самом деле!), гораздо важнее возвышение человека и пробуждение его высших качеств. Обычно человек возвышается через добродетель, но если он совершает добрые дела автоматически, не вкладывая в них свои лучшие качества, то основной мотив такой добродетели — самодовольство, и возвышения человека не происходит. Аналогично, то, что по обычным меркам считается грехом, может вызвать этот важнейший процесс развития, если грех пробуждает в человеке потенциал его высших качеств. Здесь можно процитировать восточный трактат Куланава Тантра: «Человек на чем падет, на том и вознестись может».

Традиционная мудрость, столь яркими представителями которой являются Шекспир и Данте, стоит выше обыденной расчетливой логики и определяет «Благо» как то, что помогает нам стать Человеком с большой буквы и развить наши высшие качества, которые являются необходимым условием и частью осознанности. Без них нет человечности, которая отличает человека от животного, без них «Благо» сводится к дарвиновским проблемам приспособления и выживания, а также к утилитарному «чем больше имеешь, тем более счастлив», где счастье — ничего больше, чем комфорт и чувственное удовольствие.

На самом деле человек с трудом принимает такое упрощение. Даже хорошо устроившись в жизни, обеспечив себя максимальным комфортом и имея все тридцать три удовольствия, он тем не менее он по-прежнему задается вопросами: «Что такое Добро? Что такое Счастье? Что есть Зло? Что есть Грех? Как вести достойную человека жизнь?»

Этика — чуть ли не единственная область философии, в которой царит полная неразбериха. Спросите у профессора этики совета о надлежащем поведении, и он расскажет вам, кто, когда и что сказал по этому поводу. За редким исключением преподаватели углубляются в вопросы этики без предварительного разъяснения цели человеческого существования на Земле. Но как можно однозначно сказать, что есть добро, а что зло, что правильно и что неправильно, что хорошо, а что плохо, не определив цели: а хорошо для чего и для кого? Вопрос о цели и назначении добродетели назвали «натуралистическим заблуждением» — у добродетели не может быть цели; добродетель — это цель в себе. Вряд ли кто-нибудь из великих духовных учителей человечества удовлетворился бы таким ответом. Если говорят, что это хорошо, но никто не может объяснить, для чего и почему это хорошо, то не стоит ожидать, что это, даже якобы хорошее, заинтересует хоть кого-нибудь. Если на нашей Карте Жизни с комментариями не нанесено местонахождения «Добра» и не обозначено как до него добраться, то какой прок в такой Карте?

Давайте подведем итоги. Мы обсудили, в чем заключается первая Великая Истина: структура мира иерархична. Иерархия состоит, по крайней мере, из четырех Уровней Бытия, и чем выше по Лестнице Бытия, тем больше новых качеств прибавляется на каждом последующем Уровне. Очевидно, что Уровень человека не окончательно сформирован. Для человека нет обозримых пределов для совершенства; как говорили древние, человек — сарах universi, то есть обладает неограниченными, вселенскими возможностями; а великое достижение пусть одного единственного человека, даже если никто так и не смог добиться того же, будет гореть звездой во мраке и напоминать остальным о великих способностях Человека. Очевидно, что даже взрослый зрелый человек — это далеко не завершенный продукт, хотя люди, несомненно, находятся на разных уровнях «завершенности». У большинства людей присущая только человеку способность к осознанию так и остается до конца жизни в зачаточном состоянии, активизируется крайне редко и то на короткие мгновения. Это поистине «талант», который, согласно традиционным учениям, мы должны усердно развивать и культивировать и ни в коем случае не зарывать в землю.

Мы лишь поверхностно рассмотрели различные «продвижения», которые можно выделить на различных Уровнях Бытия: от неодушевленного минерала до человека, обладающего осознанностью и далее до совершенной, абсолютно целостной, просветленной, свободной Сущности. Эта экстраполяция необходима не только для понимания того, что имели в виду наши предки, когда говорили о Боге, но и для осознания единственного пути развития человека на Земле, если, конечно, он хочет, чтобы жизнь его имела цель и смысл.

Вторая Великая Истина заключается в соответствии — всему окружающему нас в этом мире должен как бы соответствовать какой-либо орган чувств, способность или сила внутри нас; в противном случае мы даже не будем знать о существовании какого-либо объекта или явления. Таким образом, внутри нас существует иерархия способностей, и неудивительно, что к чем более высокому уровню относится способность, тем реже она встречается и тем больше усилий требуется для ее развития. Чтобы достичь уровня Человека, нам необходим образ жизни, который бы способствовал такому развитию. Это значит, что наша низшая составляющая должна получать от нас ровно столько внимания, сколько ей необходимо, оставшуюся большую часть свободного времени и внимания нужно посвятить развитию нашей высшей составляющей.

Центральное место в этом развитии занимает работа в Четырех Сферах Познания. Наше понимание главным образом зависит от того, насколько беспристрастно, объективно и усердно мы учимся познавать себя — то, что внутри нас (Сфера 1), и как мы предстаем в глазах окружающих (Сфера 3). Традиционные религиозные учения сосредотачивали свои усилия в основном на этих двух видах самопознания, но на Западе на протяжении веков самопознанию не уделяется практически никакого внимания. Вот почему мы не доверяем друг другу, вот почему большинство живет в постоянной суете и тревоге, вот почему, несмотря на наши высокие технологии, общение между нами становится все труднее и труднее, вот почему нам нужно и дальше развивать систему социальной поддержки, которая бы залатала дыры в нашем дезинтегрированном обществе. Христианские (и другие) святые так хорошо познали себя, что могли «видеть насквозь» и других. Современному человеку, который так запустил область самопознания, что теперь с трудом находит общий язык с женой, конечно, тяжело поверить, что Святой Франциск мог общаться с животными, птицами и даже цветами.

«Внутренний мир» (Сферы 1 и 2) — это мир свободы, «окружающий мир» (Сферы 3 и 4) — это мир необходимости. Между этими двумя полюсами свободы и необходимости и распределены все наши серьезные жизненные проблемы.

Эти проблемы расходящиеся, и решений не существует. Наше неуемное стремление к решению проблем проистекает из-за недостатка самопознания, в результате чего развивается что-то вроде экзистенциальной тоски. У Кьеркегора, например, она носила особенно выраженный характер. В стремлении решить все проблемы, мы сосредоточили все интеллектуальные усилия на изучении сходящихся проблем.

Более того, добровольное ограничение необъятного Разума и сведение его к «искусству решения проблем» даже стало предметом гордости. «Хорошие ученые, — говорит П. Б. Медавар, — изучают самые серьезные проблемы, которые по их мнению, они только способны решить. В конце концов, именно решение проблем, а не просто их изучение и понимание — профессиональный долг ученого». Что ж, это вполне справедливо, и в то же время демонстрирует нам, что «хорошие ученые» могут работать лишь с неодушевленной, мертвой частью Вселенной. Но истинные проблемы жизни приходится изучать и понимать. Повторяя слова Фомы Аквинского: «Самое приблизительное знание высшего более ценно, чем самое точное знание низшего», а «изучение и понимание» при помощи самого приблизительного знания и составляет истинную суть жизни, в то время как решение проблем (которые, чтобы быть решаемыми, должны быть сходящимися) при помощи «самого точного знания низшего» — просто одно из многих полезных и совершенно достойных человеческих занятий, призванных снизить затраты труда.

Логический ум ненавидит расходящиеся проблемы и норовит избежать их. Высшие же способности человека принимают вызовы жизни такими, какие они есть, без всяких жалоб, ибо знают, что когда все необыкновенно противоречиво, абсурдно, сложно и досадно, тогда и только тогда жизнь действительно имеет смысл: это механизм, толкающий и даже практически заставляющий нас расти к более высоким Уровням Бытия. Весь вопрос заключается в вере, в выборе нашей собственной «степени значимости». Наш обычный ум постоянно пытается убедить нас, что мы всего лишь желуди, и наше высшее счастье — быть побольше, пожирнее и получше блестеть; но это интересно только свиньям. Наша вера открывает знание куда лучшей участи: мы можем стать дубами.

Что такое добродетель и что такое зло? Все зависит от нашей веры. Ориентируясь по четырем Великим Истинам, рассмотренным в этой книге, и изучая взаимосвязи между этими четырьмя ориентирами на нашей «карте», мы без труда различаем, в чем состоит истинное развитие человека:

1. Первая задача человека — учиться у общества и «традиции» и обрести временное счастье, следуя внешним указаниям.

2. Вторая задача человека — усвоить обретенные знания, сделать их «своими»: просеять их, разобраться в них, оставить хорошее и выбросить плохое. Этот процесс можно назвать «индивидуализацией», превращением в самоуправляемое существо.

3. С третьей задачей человеку не справиться, пока не выполнены первые две, и для ее выполнения ему необходима лучшая помощь, которую только можно найти. Последняя задача — смерть собственного эго, устранение предпочтений, остановка суетной жизни. В той степени, в которой это человеку удается, он перестает быть управляемым извне, а также перестает управлять собой сам. Тогда человек обретает свободу или, можно сказать, становится ведомым Богом. Христианин надеется достичь именно этого.

Если такова троякая задача, стоящая перед каждым человеком, мы можем сказать, что «хорошо» то, что помогает мне и другим в этом путешествии к освобождению. Меня призывают «любить ближнего своего как самого себя», но я вообще не могу любить его (кроме как чувственно или сентиментально), если только не любил себя достаточно для того, чтобы отправиться в такое путешествие саморазвития. Как я могу любить его и помочь ему, если вслед за апостолом Павлом говорю: «Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю»? Чтобы обрести способность любить ближнего своего и помогать ему, а также любить себя и помогать себе, меня призывают «любить Бога», то есть усердно, терпеливо, изо всех сил тянуться умом к высшему, к Уровням Бытия выше моего собственного. Только в них заключено для меня Благо.

 

Эпилог

В самом начале «Божественной комедии» Данте «проснулся» и обнаружил, что оказался вдруг в страшном лесу, темном и дремучем. Он в ужасе пытается взойти на гору, но это ему никак не удается. Тогда Данте пришлось спуститься в ад, где он осознал всю реальность греховности. Сегодня людей, понимающих, что современный мир — это самый настоящий ад, принято обзывать в лучшем случае пессимистами. Дороти Сэйерс, прекрасно разбирающаяся в Данте и в проблемах современного общества, отмечала следующее:

Никто не станет отрицать, что ад Данте — это картина погрязшего в пороках и морально разложившегося человеческого общества. Совершенно ясно, что общество сбилось с верного пути и движется к самоуничтожению и сегодня в окружающем мире не трудно увидеть все степени деградации человека вплоть до полного разложения. Никчемность человека, потеря живой веры, распущенные нравы, жадное потребление все большего количества товаров, финансовая безответственность и не сдерживаемые отрицательные эмоции, самодурство и ярый индивидуализм, насилие, бесплодность, отсутствие уважения к жизни и собственности, чужой и своей, злоупотребление сексом, испорченный рекламой и пропагандой язык, превращение религии в бизнес, потворство суевериям и зомбирование умов людей массовой истерией и самыми разнообразными «заклинаниями», продажность марионеточной государственной власти, лицемерие, мошенничество в делах материальных, «научная» ложь, разжигание межклассовой и межнациональной вражды в корыстных целях, вырождение способности общаться, эксплуатация самых низменных и глупых стадных чувств, разложение основ отношений в семье, в государстве, с друзьями и клятвопреступления — все это до боли знакомые проявления разложения и деградации общества и угасания всяких цивилизованных отношений [227] .

Какое обилие расходящихся проблем! Между тем люди продолжают требовать «решений». Они выходят из себя, когда слышат, что обновление общества должно идти изнутри, а никак не извне. Этот отрывок был написан двадцать пять лет назад. С тех пор мы продолжаем катиться в пропасть, а картины ада становится все более знакомыми.

Но есть и перемены к лучшему: слова о том, что обновление должно прийти изнутри уже не вызывают такой злобы и отторжения; а свято верующих в то, что все сводится к «политике» и что для спасения цивилизации достаточно перестройки «системы», заметно поубавилось. Во всем мире находятся люди, что меняют свой образ жизни и отказываются от излишеств западного общества потребления; убывает наглая самоуверенность материалистической «науки» и иногда даже в образованном обществе позволительно говорить о Боге.

Не спорю, что некоторые перемены взглядов проистекают не от духовных прозрений, но от материалистического страха, порождаемого экологическим и энергетическим кризисом, угрозой продовольственного кризиса и серьезного ослабления здоровья целых наций. Сталкиваясь с этими и многими другими угрозами, большинство людей по-прежнему свято верят во всемогущество науки и техники. Стоит нам обуздать энергию ядерного синтеза, говорят они, и проблема недостатка топлива отпадет раз и навсегда; стоит наловчиться перерабатывать нефть в съедобные белки, и мир забудет о голоде и нехватке продовольствия; а новейшие лекарства обязательно решат проблемы со здоровьем… и так далее.

Как бы то ни было, вера во всемогущество современного человека тает на глазах. Даже если бы наука и техника решила все современные проблемы, атмосфера никчемности, беспорядка и духовного разложения никуда не делась бы. Она сформировалась еще до возникновения глобальных современных проблем, и не исчезнет сама по себе. Все больше людей начинают сознавать, что «эксперимент нового времени» провалился. Он начался с так называемой картезианской революции, что неумолимой логикой отделила человека от Высших Уровней, а ведь только одни способны поддерживать его человечность. Человек захлопнул для себя врата Неба и с необычайной энергией и изобретательностью попытался ограничиться Землей. Теперь он открывает, что Земля — лишь переходное состояние, и отказ от стремления к Небу означает невольное погружение в Преисподнюю.

Человек может обойтись без церквей, но не может обойтись без религии, то есть без систематической работы по установлению и поддержанию контакта с Уровнями Бытия более высокими, чем уровень «обыденной жизни» со всеми ее удовольствиями или болью, чувствами, удовлетворенностью, утонченностью или грубостью — с чем бы то ни было. Современные попытки безбожной жизни провалились, и как только мы это осознаем, мы также осознаем задачи, стоящие перед нами в будущем. Замечательно, что немало молодых людей самого разного возраста уже смотрят в правильном направлении. Они чувствуют нутром, что сосредоточение только на успешном решении сходящихся проблем зачастую мешает решению расходящихся проблем, которые и составляют живой материал настоящей жизни.

Искусство жить — это умение плохое превратить в хорошее. Только осознав, что мы уже давно спустились в преисподнюю, где нас ждет лишь «разложение и деградация общества и угасание всяких цивилизованных отношений», мы можем набраться смелости и воображения для устремления к высшему. Тогда мир предстанет в новом свете, как благодатное место, где задачи, которые современный человек без устали себе ставит, но никак не решит, могут быть решены. Щедрость матушки Земли позволяет нам обеспечить пищей все человечество; мы достаточно хорошо разбираемся в экологии, чтобы постоянно поддерживать здоровье Земли. На Земле хватает места и материалов, чтобы у каждого была крыша над головой; мы обладаем всеми необходимыми знаниями, чтобы производить достаточное количество предметов первой необходимости и уничтожить нищету. А главное, мы увидим, что экономическая проблема — сходящаяся и уже решена: мы знаем, как обеспечить достаток, и для достижения этого не нуждаемся в насильственных, бесчеловечных, агрессивных технологиях. Экономических проблем не существует и, можно сказать, никогда не существовало. Но есть проблемы этические, а они не сходятся, их невозможно решить раз и навсегда, так, чтобы будущие поколения уже никогда не задумывались над ними. Нет, это расходящиеся проблемы, которые требуют понимания. А тот, кто понял, поднимается над ними.

А вы уверены, что люди захотят устремиться к высшему и их будет достаточно много, чтобы спасти современный мир? Этот вопрос задают очень часто, но каков бы ни был ответ, он лишь собьет с толку. Ответ «да» приведет к самоуспокоению, ответ «нет» — к отчаянию. И мы не станем мучительно искать ответ на этот вопрос, а лучше примемся за дело.