Одно слово, которое шепнул Хокс лакеям, открыло перед ним все двери. Через лабиринт ходов они прошли в маленькую ложу. Там их принял президент клуба.

— Лорд Люцифер собственной персоной! — приветствовал его Хокс. — Не соблаговолит ли ваша светлость всемилостивейше разрешить гостям доступ в этот адский рай? Они сгорают жаждой ознакомиться с его дьявольскими наслаждениями!

Лорд Люцифер кинул на принца быстрый взгляд.

— Повсюду в Англии джентльмен — желанный гость! — сказал он с легким поклоном. — Если он желает оставаться неузнанным, то ему разрешается надеть маску. Никто не досадит ему назойливым любопытством. Ничему не верить, ничему не удивляться — таковы единственные законы здешнего царства.

Принц Джордж высокомерно вскинул голову:

— Маску? К чему? Я никого не боюсь! А вот лорд Балтимор... к чему он скрывает здесь свое имя? Прежде он не старался прикрыться псевдонимом.

Лицо лорда оставалось совершенно спокойным; только на его узких губах мимолетно скользнула тонкая усмешка.

- Таинственность увеличивает очарование греха, — ответил он. — Между прочим, джентльмен выразил удивление и этим нарушил наш закон. Требую штрафные деньги! Сто фунтов!

- Черт возьми, в аду дороговато! — рассмеялся принц. — Но я не обладаю наличными деньгами, видно, его величество желает, чтобы я делал долги. Не могу ли я уплатить штраф векселем?

- Вексель — личное изобретение Люцифера, — ответил с поклоном лорд Балтимор, — а подпись джентльмена — то же золото!

Принц Джордж достал из кармана пачку вексельных бланков, заполнил один из них и подал лорду, а тот бросил вексель в сосуд, напоминавший по форме церковную кружку. Затем гостям подали красное домино. От маски принц отказался.

Каким смешным, мальчишеским казалось все это Эмме! Выспренняя речь лорда, игра в мнимую опасность, этот маскарад! Но когда Люцифер откинул полог, закрывавший выход из ложи, она невольно отшатнулась и ее охватил страх — перед нею распахнулись ворота ада.

Зал казался громадным огненным морем. Стены были искусно убраны таким образом, что казалось, будто от них исходят яркие язычки пламени. В зареве багрового огня голые мужчины и женщины носились безумным хороводом, качались над изрыгающими пламя колодцами, прижимали к обнаженной груди пламенеющие головешки. Гигантские факелы свешивались с каменных столбов, роняя шипящие капли в сосуды с водой, из которых поднимался кверху беловатый дымок. Дым факелов поднимался вверх и вытягивался замаскированными вентиляторами.

Посередине зала возвышался пурпурный трон Люцифера. Около него ползали жабы, саламандры и скорпионы, над ним раскинулось ветвистое древо познания добра и зла, отягощенное плодами, среди которых металлическим блеском отливали кольца гигантской искусительницы змеи. У подножия трона на длинном красном столе вертелось колесо счастья, на небольших столах были разбросаны карты и кости. Широкие закусочные столы гнулись под тяжестью кушаний и напитков. Пышные кровати манили коврами и шелковыми подушками к отдыху в полутемных уголках.

А среди всего этого под тихие звуки невидимой музыки носились со взвизгиваниями и смехом красные черти и дьяволицы. Соединяясь непристойными группами, они громоздились на диваны, копошились в уголках, толковали у закусочных столов, где непрерывным потоком лилась кровавая струя красного вина.

Дрожа, прижималась Эмма к мисс Келли, пока они с принцем проходили через зал. Чувственный смех женщин, страстные выкрики мужчин, раздражающая музыка действовали ей на нервы. Она предпочла бы повернуть обратно и убежать из этого ведьмина котла, где все было рассчитано на то, чтобы отуманить разум и возбудить чувства к самым необузданным капризам.

Мисс Келли, улыбаясь, смотрела на нее. Спокойно и уверенно шла она через зал, ее рука крепко обвивала талию Эммы, и в глазах светилось тайное ожидание. Она знала здесь всех и каждого называла по имени, прибавляя в виде характеристики какую-нибудь странную историю.

Лорд Камптон, маленький и юркий, словно угорь, убил на четырнадцати дуэлях одиннадцать противников и трех сделал калеками. Леди Уэнтуорт, изящная и нежная, словно эльф, могла перепить любого матроса. Лорд Рокингам и лорд Оксфорд снискали бессмертную славу бегом на призы пяти гусей и пяти индюков. Мисс Пейтон, бледная и гибкая, словно лилия, дочь лорда, фрейлина королевы, имела от многих любовников троих детей и теперь собиралась повенчаться с герцогом.

Великое и малое, смешное и страшное смешалось здесь воедино; ничто не имело под собой прочной почвы, одно только беззаконие было здесь законом.

Внезапно послышались громкие крики, заставившие Эмму вздрогнуть:

— Сатанина! Да здравствует Сатанина, спутница Люцифера! Сатанина, королева ада!

Под руку с Люцифером, сопровождаемая группой молодых людей, на трон взошла молодая женщина. Костюм телесного цвета плотно обтягивал ее фигуру, словно шкурка розовой змеи. Над лицом мадонны, среди белокурых волос, изливала потоки света диадема из рубинов и бриллиантов.

— Леди Уорсли! — в восхищении крикнул принц Джордж. — Это леди Уорсли, королева нарушительниц супружеской верности!

Сатанина махнула рукой, требуя тишины. Все столпились поближе к ней. Молодые люди ее свиты расположились на ступеньках трона, а Люцифер подобострастно опустился к ее ногам. И Сатанина заговорила:

— Обитатели красного рая, почитатели света, поклонники огня, Сатанина благодарит вас! Но ее душа печальна, сердце полно огорчений. Дайте же ей высказать вам свои страдания. Что гласит закон? Ничему не верить, ничему не удивляться! По эту сторону существования — жизнь, по ту сторону — ничего! Что же требует мораль? Жить самому полной чашей и давать жить полной чашей и другим. Но женщина живет лишь в любви; в любви рождается она, для любви предназначена и в любви умирает. Разве я грешила тем, что любила? Мужчины мрачных времен, тираны души, рабы самолюбия, сочинили заповедь, гласящую, будто женщина должна принадлежать только одному мужчине. Она должна закрывать глаза, за тыкать уши, прятать руки, чтобы ни одно лицо, ни один голос, ни одно прикосновение, кроме лица, голоса и прикосновения этого единственного мужчины, не понравились ей. Но Сатанина спрашивает: разве сэр Ричард Уорсли красив?

Она немного подалась вперед и оглянулась по сторонам, словно ожидая ответа. Единственным ответом аудитории был смех.

Леди Уорсли кивнула и продолжала:

— Сэр Уорсли красив! У него лицо обезьяны, голос попугая, кожа жабы! Сатанина считает себя крайне обязанной тем, кто отдал ее еще неопытным ребенком в жены этому красавцу. Но все же у него было сердце; он не мешал ей искать у других красоты, которой она не могла найти у него. Однако однажды ему понадобились деньги. Тогда он подал в суд на того, с кем утешалась Сатанина. Посмотрите на утешителя сами и решите, имела ли Сатанина основание искать у него красоты?

Она подозвала одного из молодых людей своей свиты. Он встал и показал собравшимся пышущую силой фигуру Геркулеса.

— Дэвис! — заликовали присутствующие. — Капитан Дэвис, лучший борец старой Англии.

Сатанина нежно похлопала капитана по широкому затылку и мягко толкнула на прежнее место.

— Разве Сатанина не должна была защищать эту красоту против уродства, эту любовь против того эгоизма? Так она и сделала. Она выступила с доказательством, что сэр Уорсли отлично знал, что она искала красоты у других и что он наметил этого одного только затем, чтобы вымогательством достать денег. Тридцать пять живых доказательств вызвала она в суд, тридцать пять патентованных красавцев. И двадцать восемь из них пришли и поклялись. Сэр Уорсли, муж насилия, был обвинен, а капитан Дэвис, муж избрания, был оправдан. Еще существуют судьи в Англии! Вы же, вы, двадцать восемь мужей правды, светочи истины... Сатанина очень благодарит вас! Слава ваша не умрет до тех пор, пока хоть единая женская душа будет стремиться к красоте! Обнимитесь и дайте человечеству блистательный пример истинной нравственности и истинной свободы!

Она вытянула вперед руки, как бы благословляя. Двадцать восемь юношей встали и принялись обниматься и целоваться между собой, в то время как весь зал разразился бурными возгласами одобрения.

—И все-таки душа Сатанины печальна и сердце полно огорчений. Тридцать пять человек были вызваны, только двадцать восемь явились! Семеро отсутствовали. Семеро отклонили меч истины. Этих семерых Сатанина призывает к ответу. Их имена записаны на этом листке. Обитатели красного рая, Сатанина спрашивает вас: какая кара должна постигнуть этих семерых предателей?

Люцифер медленно поднялся и протянул руку за листком.

—Да будут они исключены из кружка посвященных! Да обратятся в пепел их имена! Да развеется на все четыре стороны память о них!

Он зажег листок, подождал, пока он сгорел, и развеял золу по воздуху. Дикие крики зрителей выражали ему ободрение. Затем он подал Сатанине руку, музыка заиграла шумный марш, и началось всеобщее шествие.

Не сошли ли с ума все эти люди?

Эмма безмолвно дала мисс Келли увлечь себя в общий поток. Шествие направилось вдоль стен зала и остановилось около стола, где вращалось громадное колесо счастья.

Лорд Балтимор занял место посередине стола, выложил перед собой кучу ассигнаций и золота и схватил колоду карт.

— Кто хочет отдаться любви, пусть последует за Сатаниной! — крикнул он резким голосом. — Кто же желает отдаться величайшему дару рая — игре, пусть подойдет сюда. Но будьте верны нашей заповеди, души красного пламени: выигрыш или проигрыш, пусть ничто не удивляет вас!

Ответом ему был иронический смех. Из толпы пробрался худой мужчина и уселся напротив него. Ему было не более двадцати пяти лет, но его маленький, угловатый череп был совершенно оголен; худые руки, впалая грудь и глубоко запавшие глаза придавали ему вид мертвеца.

- Это сэр Уотфорд! — шепнула мисс Келли Эмме. — Самый отчаянный игрок во всем Лондоне и личный враг лорда Балтимора.

- Ничему не удивляться? — язвительно сказал сэр Уотфорд. — Ты хвастаешься, как и всегда, Люцифер! Но я заставлю тебя нарушить собственную заповедь. Ты удивишься, удивишься!

Он стукнул сухой, костлявой рукой по столу. Лорд Балтимор остался совершенно равнодушным.

- Ты уже не раз пытался искусить меня, Асмодей! — насмешливо сказал он. — Только это тебе никогда не удавалось! Но сегодня я добьюсь своего. Я нашел средство для этого. Ты будешь низвергнут со своего трона и уступишь место мне! — И, обращаясь к окружающим, Уотфорд крикнул: — Кто держит пари за Асмодея против Люцифера?

- А кто за Люцифера против Асмодея? — сказал Балтимор, язвительно смеясь.

Это послужило сигналом. Громкие голоса выкрикивали разные суммы пари. Образовались две партии, окружившие лорда Балтимора и сэра Уотфорда, причем на всех лицах одинаково сверкало напряженное, почти сладострастное любопытство, которое наблюдала Эмма на гаварденских ярмарках у крестьян, ставивших свои шиллинги на того или иного борца.

Стол усеялся золотом и банкнотами. Игра началась.

— Как дрожат ваши руки, Джордж, — насмешливо сказала принцу мисс Келли. — Вы не можете дождаться того момента, когда вам можно будет тоже ринуться в игру! Но вы не знаете, как вам быть с нами? Ну так я покажу Эмме еще некоторые светлые стороны этого веселого ада. Не беспокойтесь, пожалуйста!

Принц нерешительно обернулся:

- Ты хочешь повести ее к Сатанине?

- Чтобы отдаться там любви? Не беспокойтесь, друг мой, мы не изменим вам! Играйте спокойно, пока мы не зайдем за вами!

Она, смеясь, подтолкнула принца к столу, на котором вертелось колесо счастья, а затем схватила Эмму за руку и увела ее прочь.

—Любовь и игра! — пренебрежительно сказала она. — Опьянение для заурядного человека. Я знаю нечто лучшее. Это грезить, в сладких фантазиях унестись далеко прочь от всей этой пошлости!

Она откинула портьеру двери, за которой открылось маленькое помещение. Стены были обиты подушками, и, когда дверь закрылась, сразу смолк весь шум оргии. Воцарилась глухая тишина.

Тяжелый ковер покрывал пол. Вокруг лежали мягкие звериные шкуры, шелковые подушки, цветные покрывала. Треножник поддерживал большую чашу, в которой горел древесный уголь. Из лампады струился мягкий зеленый свет, который произвел благотворное впечатление на Эмму после яркого красного освещения зала.

Мисс Келли показала рукой на маленький мех, лежащий около чаши с углем.

— Раздуй огонь, милочка! Здесь холодно! А я пока приготовлю ложе.

В то время как Эмма молча повиновалась, мисс Келли собрала подушки, шкуры и покрывала в пышное ложе. Затем из угла она достала низенький столик, на котором лежали маленькие серебряные коробочки и странного вида трубочки. В хрустальном подсвечнике горела восковая свеча, а в низенькой коробочке сверкали острые иглы.

Мисс Келли взяла из коробочки табак и набила две трубки.

—Курила ли ты когда-нибудь, Эмми? — спросила она.— И доставляло ли это тебе удовольствие?

Она, смеясь, выслушала, как Эмма рассказывала ей о своем единственном опыте. Однажды Том соблазнил ее, но резкий дым вызвал у нее отвращение.

- Еще бы!.. Махорка моряка! — сказала мисс Келли, пожимая плечами. — Но когда ты попробуешь этот турецкий табак, ты будешь другого мнения. Знаешь ли ты, что такое чанду?

- Чанду?

- Открой вот эту серебряную коробочку. То, что ты там видишь, — это чанду. Положи один маленький кусочек его в табак, закури, вдохни сладкий аромат, и ты сразу станешь другим человеком. Все, что заставляет тебя страдать, исчезает; сладостные грезы овевают тебя; все радости, все блаженство, когда-либо испытанные тобой, снова нисходят к тебе. Магомет опьянялся чанду, когда грезил о райских прелестях, и запрещал правоверным вино. К чему животное опьянение, когда дым чанду способен вознести в селения блаженных?

- Кури, Эмма! Грезы... грезы! — И она подала Эмме одну из набитых трубочек.

Эмма с отвращением оттолкнула трубку от себя и решительно заявила:

- Не хочу! Ничто извне не должно иметь власти над моей душой!

- Ты так недоверчива? Может быть, ты и права! Чанду расслабляет. Он опускается на тебя свинцом, когда опьянение проходит: все суставы разбиты, сердце перестает биться. В первый раз, когда Джордж нашел меня в таком виде, он думал, что я умерла. Крук не было. Она знает, что нужно делать, когда на меня нападает столбняк; она бьет меня, катает, дергает за волосы, пока пульс снова не забьется. Не сделаешь ли этого ты за нее сегодня? Будь добра, милочка, прошу тебя! Ну согласись!

Ее голос звучал мягко, глаза молили с нежной печалью. В Эмме отвращение боролось с любопытством.

— К чему ты делаешь это, если потом становишься несчастной? Разве не бессмысленно подвергаться без нужды такой опасности?

Мисс Келли устало покачала головой:

- Грешить так сладко! Чем хуже чувствуешь себя, чем глубже ненавидишь жизнь, тем сладостнее твои грезы. Разве мало людей самовольно бегут от жизни, когда она становится им не под силу? Вот так и я спасаюсь чанду! Это — мое единственное утешение. Что ты так смотришь на меня? Я внушаю тебе страх? Нет, нет, я не собираюсь уговаривать тебя, только останься со мной! Не оставляй меня! Ах, если бы ты знала, как я тебя люблю!

- Любишь? — спросила Эмма. — Там, в Дыгольфе, ты говорила мне то же самое! Но тогда ты меня совершенно не знала. Как могу я верить тебе?

- У тебя жестокое сердце и холодные глаза. Разве ты стала бы иначе спрашивать, почему человек любит? Я ничего не знала о тебе и все-таки любила... полюбила, как только увидела... Ты так похожа на одну... Когда она держала меня за руку, вся печаль покидала меня. Когда она целовала меня... о, как умели целовать ее губы!.. На меня обрушивалось блаженство неба... я была счастлива... счастлива!

- Ты была счастлива? — резко повторила Эмма. — Почему же она не осталась с тобой? Где она?

Лицо мисс Келли вдруг смертельно побледнело.

—Ты жестока! — простонала она. — К чему ты заставляешь меня вспоминать об этом? Я схожу с ума, как только подумаю об этом. И все-таки... Хоть раз в жизни поговорить об этом с человеком... Хоть раз в жизни свалить с души тяжесть... Чанду! Чанду! Мы вдыхали ароматный дым, витали в сладких грезах, нежно обнявшись... Грудь с грудью, уста к устам... Красива была Лавиния, молода, полна силы... Но когда я проснулась, она все еще лежала на моей груди, на моих устах... Но как холодна была она!.. А глаза... О, эти красивые, большие мертвые глаза!..

Она, рыдая, всхлипнула и закрыла лицо руками. Наступило тяжелое молчание. Эмма сидела не шелохнувшись. Сострадание и ужас терзали ее.

—Теперь ты понимаешь, почему я не могу отвыкнуть от чанду? — снова заговорила мисс Келли. — Когда я не сплю, вечно предо мной Лавиния, такая, какой она мертвая лежала в моих объятиях. Но когда я засыпаю, она просыпается; ее глаза смеются, ее сердце бьется около моего сердца, ее уста приникают к моим. Мы счастливы... счастливы... счастливы...

Словно в бреду повторяла мисс Келли это слово. Вдруг она сорвалась с места, схватила одну из трубок и закурила ее. Потом она нетерпеливо взяла металлическую иглу, надела на ее конец кусочек чанду и провела его через пламя свечи. Послышался легкий треск, и по комнате пронесся сладковатый аромат.

Затем мисс Келли схватила Эмму за руку и притянула к себе на подушки.

— Приди, возлюбленная моя! — прошептала она. — Останься со мной! Не отнимай своей руки. Я должна чувствовать тебя... Юный, сильный ток исходит от тебя... Пусть он пройдет через мои жилы... ах ты... возлюбленная... возлюбленная!..

Стиснув руку Эммы, она упала на подушки, и по мере того, как она вдыхала дым, ее бледное лицо розовело, легкая улыбка заиграла около губ, глаза начали блестеть. В то же время Эмма чувствовала, как ожил пульс в руке, которую она держала.

Затем трубка выскользнула изо рта мисс Келли, ее голос замер в долгом, нежном вздохе, глаза закрылись, и красавица заснула.

Эмма смотрела на нее. Опять перед ней всплыл образ Овертона, опять протянулись к ней его губы, и в ней вспыхнуло пламенное желание поцеловать их. Но она собрала все силы, чтобы устоять перед искушением, так как чувствовала, что погибнет, если отдастся демоническим чарам этой женщины. Став рабой губительной страсти, она, подобно мисс Келли, начнет курить чанду и погибнет, как та юная Лавиния.

Решимость назревала в ней. Она высвободила руку и ушла не оборачиваясь.