Ап-парк. Необъятные бархатисто-зеленые луга, прорезываемые серебристо-прозрачными, рокочущими ручьями; тенистые купы деревьев, мощеные дороги, разбегающиеся во все стороны от близкого морского берега к лесистым холмам Сассекса.

Каждый раз, когда Эмма стояла на высоком балконе замка, все открывавшееся перед ней приводило ее в восхищение. Вместе с тем вид далекого моря воскрешал в ее душе детскую тоску по необъятной, таинственной дали. Она убегала на берег, окунала босые ноги в воду, зарывалась в песок и оттуда смотрела на голубое небо или наблюдала за полетом птиц. Опьяненная воздухом и солнцем, возвращалась она обратно в замок...

Сэр Гарри вел в Ап-парке роскошный образ жизни. Рой гостей наполнял жизнью замок, парк и леса. Пиры чередовались с охотничьими прогулками, парфорсными выездами со спортивными играми и скачками, когда ставились колоссальные суммы денег. По ночам шла игра.

Эмма скоро стала царицей общества. Сам сэр Гарри учил ее ездить верхом и подарил ей лучшую верховую лошадь своей конюшни. Во главе ликующих лордов она неслась вслед за сворой собак, гнавших лису по полям и лугам. Ни одно препятствие не останавливало ее; она перелетала через самые высокие заборы и самые широкие рвы, и все это — смеясь, со сверкающим взором и разрумянившимся лицом.

Ночью она руководила пирушками. За игорными столами она проигрывала большие суммы со спокойствием лорда Балтимора и принимала участие в разговорах мужчин об охоте и спорте, как будто сама выросла в седле и провела всю свою юность на игровых полях аристократической молодежи.

Неистощима была ее изобретательность в придумывании новых увеселений. Со слов сэра Гарри она устраивала в парке представление пасторалей или неслась из леса во главе шумливой толпы, преследуемая сатирами и фавнами, которые с факелами в руках наполняли ночной воздух криками и танцевали дикие танцы. Рейнольдс с Ромни, приглашенные сэром Гарри в Ап-парк, наперебой домогались чести зарисовать Эмму в качестве «вакханки», которая казалась им символом неисчерпаемой жизнерадостности.

Слава об этих празднествах распространилась по всему Сассексу и Гемпширу. Вначале на них появлялись только молодые люди — друзья и школьные товарищи сэра Гарри, — тогда как их дамы боязливо избегали всякого соприкосновения с «Гебой Вестиной божественной кровати». Но мало-помалу их сопротивление заманчивым увеселениям стало таять, особенно когда они узнали, как строго соблюдает Эмма границы приличий. Никто никогда не мог заметить ни малейшего следа интимности в отношениях ее к сэру Гарри, и никто никогда не осмеливался приблизиться к ней иначе как с выражением величайшего почтения. А последние остатки сопротивления рассеял сам сэр Гарри, когда однажды открыто объявил, что в Эмме гости видят будущую леди Фэншо.

Когда ей сказали это, она улыбнулась: так хотела она. Сэр Гарри преклонялся перед ней и нетерпеливо считал часы, отделявшие его от того времени, когда он будет вправе назвать ее всецело своей.

И всего этого она достигла с помощью улыбающегося лица и холодного сердца, без тени лжи.

Цирцея, волшебница!

Только один из соседей сэра Гарри упорно отклонял всякое приглашение в Ап-парк. В прежнее время лорд Галифакс был самым сумасшедшим и неистовым из юных кутил графства, но в последнее время все более и более отдалялся от развлечений молодежи своего круга. Он находился всецело под влиянием своей супруги, которая так гордилась происхождением, что к ней в дом имел доступ только тот, кто мог насчитать целый ряд беспорочных предков.

Свою отчужденность лорд Галифакс объяснял тем, что леди Джейн чувствует себя слишком плохо. Сэр Гарри, казалось, верил этому, но Эмма знала лучше, где правда.

Леди Галифакс... Джейн Мидльтон...

С середины июля на большом поле около Ап-парка начались небольшие конные состязания. Здесь любители спорта тренировали лошадей, которые должны были принять участие в больших апсомских скачках. В этих упражнениях принимало участие все дворянство округи. Появлялись и дамы, которые смотрели из экипажей, затем все собирались на опушке леса на пикник, смеялись, флиртовали, забавлялись, пока солнце не скрывалось за горизонтом и не наступала пора разъезжаться по домам.

Эмма ни разу не появлялась там: она поступала, как леди Галифакс, ссылаясь на нездоровье. Но она не допускала, чтобы сэр Гарри оставался с ней; она гнала его на поле, чтобы он мог поддержать честь своей конюшни. Каждый вечер он сообщал ей о всех дневных событиях. И то, чего ждала Эмма, наконец случилось: Галифаксы появились там и обещались быть и на следующий день.

Эту ночь Эмма не могла спать. С самого раннего утра она погнала сэра Гарри на ипподром, сама же притворилась больной. Но, как только он уехал, она приказала запрячь экипаж и велела одевать себя. Она выбрала дорогое платье, словно ей предстоял прием у королевы. На ипподром она послала грума, который должен был известить ее, как только там появится леди Галифакс.

Но она успела одеться, а грума все еще не было. Эмма нетерпеливо прошлась по двору и села в готовый экипаж. Наконец грум прискакал. Задыхаясь от быстрой скачки, он мог ответить на нетерпеливый вопрос лишь кивком головы; в тот же момент кучер погнал лошадей.

Доехав до вереницы остановившихся экипажей, Эмма приказала ехать медленнее. Она направлялась вдоль экипажей, томно откинувшись на спинку и с улыбкой отвечая на поклоны знакомых; но с затаенным нетерпением она искала среди лиц, лошадей, экипажей то, зачем она сюда попала.

Наконец она заметила-таки искомые гербы. На высоких козлах рядом с кучером восседал лорд Галифакс в сером костюме; в его руках были вожжи. В глубине экипажа сидел какой-то господин. Эмма не видела его лица, да и не интересовалась им; ее сверкающие глаза уставились на изящную фигуру дамы, которая сидела рядом с этим господином и улыбалась ему.

Рядом с экипажем лорда Галифакса было свободное место. По приказанию Эммы ее кучер подъехал туда. Подъезжая, он задел колесами экипаж Галифаксов. Все обернулись к Эмме.

Гордо выпрямившись, придерживаясь за козлы, стояла Эмма в экипаже, впиваясь пламенным взором в лицо леди. Вдруг она побледнела и дрожа опустилась на свое сиденье. Она даже закрыла глаза, словно ослепленная.

Это лицо... лицо мужчины, сидевшего рядом с Джейн Мидльтон!

Шум колес вывел Эмму из оцепенения. Лорд Галифакс осадил лошадей, не дотрагиваясь до экипажа Эммы. Леди Джейн лежала, откинувшись на спинку, и весело разговаривала с Овертоном, повернувшимся спиной к Эмме. Проезжая мимо, леди Джейн безучастно скользнула взором по фигуре Эммы, словно не видя ее. На ее губах играла все та же высокомерная улыбка, с которой она однажды обращалась у миссис Беркер к Эмме с вопросами о происхождении...

Забывая все на свете, Эмма вскочила.

— С чего это вы обратились в бегство, леди Галифакс? — громко крикнула она. — Неужели вы так трусливы, что отступаете предо мной?

На неподвижных лицах седоков в экипаже Галифаксов не отразилось ничего, как будто они и не слышали слов Эммы. С прежним холодным спокойствием болтала леди Джейн, по-прежнему Овертон сидел спиной к Эмме, по-прежнему лорд Галифакс осаживал лошадей. Он проехал вдоль ряда экипажей до старта и там остановился.

Извещенный кем-то из друзей о приезде Эммы, сэр Гарри подошел, сияя радостью, чтобы приветствовать ее. Он явился в сопровождении целой свиты молодежи, осыпавшей любезностями будущую леди Фэншо.

Эмма с улыбкой слушала их болтовню и отвечала бойкими шутками. Но она сама не сознавала, что говорила; все кружилось у нее перед глазами, и, когда начались новые скачки, она бессильно упала на подушки экипажа; когда же сэр Гарри испуганно склонился к ней, она залилась слезами.

Уступая его настойчивым расспросам, она рассказала ему все. Фэншо закусил губу, гневом сверкнули его глаза; затем он влез на козлы и направил экипаж к старту. Лорд Галифакс заметил это и хотел скрыться, для чего ему пришлось выехать из ряда. Но сэр Гарри был проворнее: резко ударив лошадей бичом, он заставил их сделать скачок вперед и загородить дорогу экипажу лорда.

- Хэлло, сэр Фэншо! — крикнул лорд Галифакс. — Вам угодно шутить, что ли? Или вы не господин над своими лошадьми?

- Господин над ними и собой! — ответил сэр Гарри, слезая с козел и помогая Эмме выбраться из экипажа. — Только не хочу упустить возможность представить миледи свою невесту в лице мисс Эммы Харт и надеюсь, что известная доброта миледи обеспечит мисс Харт ласковый прием!

Он подвел Эмму к дверце экипажа и церемонно поклонился леди Джейн, не спуская с нее твердого взора.

Но она не обратила на него внимания. Глядя в упор на Эмму, она откинулась на подушки экипажа и рассеянно вертела носовым платком. Вдруг этот платок выпал из ее рук и упал на песок к ногам Эммы. Только тогда леди Галифакс с изумлением посмотрела на мужа.

— Мисс Эмма Харт? Не кажется ли вам, Август, что ее звали прежде иначе? Разве вы не помните хорошенькую служанку, которая несла за нами индюка в Гавардене? Я еще подарила ей шиллинг!

— Миледи! — глухо вырвалось из груди сэра Гарри.

Леди Джейн с улыбкой кивнула ему, как бы только теперь заметив его.

— Ах, сэр Гарри, здравствуйте! Как поживает леди Фэншо, ваша уважаемая матушка? — И, не дожидаясь ответа, она обратилась к сидевшему рядом с ней господину: — Не знаете ли, Гренвилль, куда запропастился мой носовой платок? Ах, да ведь он упал! Вот он лежит там, около этой девушки. Да подымите же его, Эмма! — И она вытянула по направлению к нему руку, указывая на платок и поблескивая недобрым взглядом.

Сэр Гарри грозно посмотрел на лорда Галифакса, выпустил руку Эммы, поднял платок и подал его Джейн.

— Разрешите мне сделать это вместо служанки! — сказал он с ледяным достоинством, а затем дал знак кучеру отвести лошадей в сторону. — Милорд Галифакс, дорога свободна!

«Гренвилль? Почему Джейн назвала его так?» — задумалась Эмма.

Сэр Гарри еще минутку поговорил с одним из своих друзей и затем отвез Эмму обратно в Ап-парк. Всю недолгую дорогу они молча сидели рядом; только раз он прервал свои думы вопросом:

— Она подарила вам шиллинг? Не могу ли я узнать, что это значит?

Эмма сама не знала, что ответила ему. Какое дело было ей до шиллинга, до Джейн Мидльтон?

- «Гренвилль! Почему Джейн назвала его так?» Она сама испугалась, когда услыхала свой голос. Неужели она высказала вслух свои думы?

- Гренвилль? — повторил сэр Гарри. — Почему вы спрашиваете?

- Мне казалось... Разве прежде он не назывался иначе? — растерянно пробормотала она. — Ведь его звали Овертоном, кажется?

Фэншо покачал головой:

— Насколько я знаю, никогда! Гренвилль — сын покойного лорда Брукса, первого графа Уорвика. По материнской линии он внук лорда Арчибальда Гамильтона, губернатора Ямайки. Его дядя, сэр Уильям Гамильтон, состоит посланником при неаполитанском дворе. Таким образом, Гренвилль происходит из очень аристократической семьи, но как младший сын он беден. Он, как говорят, ищет богатую невесту. У лорда Галифакса он гостит несколько дней. Злые языки уверяют, будто он ухаживает за леди Джейн, но мало ли что готовы плести люди!

«Он любит Джейн Мидльтон».

Что за туман застилал глаза Эмме? Она едва могла разглядеть руку, которую предложил ей сэр Гарри, и, в то время как она шла к себе в комнату, ей казалось, будто стены, ступени лестницы, двери — все убегало от нее. Смертельно усталая, упала она, не раздеваясь, на кровать.

Среди ночи она вдруг вскочила со страшным криком.

Ромео... Тут, на ее коленях, лежала его голова... его лицо было призрачно-бледно... его глаза с мертвенной неподвижностью смотрели на нее... Ромео был мертв.