1

С высокого берега хорошо был виден мост, тремя освещенными пролетами висевший в темноте. Синими дрожащими отблесками вспыхивала электросварка, сыпались огненные брызги и гасли, не долетая до воды. Изредка доносились металлические звуки, ослабленные расстоянием.

Игорь Голубев сидел возле чахлого деревца, смотрел на мост, на протоки реки, которые смутно угадывались в неверном свете звезд.

Днем было торжественное открытие строительного сезона. На площадке соседнего лагеря построились четыре отряда. Были приветствия, речи, студентов снимали фотокорреспонденты и телеоператоры. Потом — купание в реке, соревнования и просто ничегонеделание. Впервые за десять дней Игорь отдохнул и успокоился. А то от зари до зари беготня — достань и привези доски, гвозди, десятки других мелочей, подскажи то, разберись в этом. Сам-то Игорь не больше других понимает, однако должность обязывала, и он хорошо ли, плохо, но справился. Теперь будет легче — впереди только работа и никаких бытовых неурядиц.

Внизу, на лужку, разом вспыхнуло несколько костров. Погасли звезды, не видны стали огни моста, но красным пламенем высветился берег, луг и ближняя протока. Вдруг обнаружилось, что внизу и на берегу скопилась масса народу. Игорю даже стало чуть жутковато: такое движение началось, будто костры потревожили гигантский муравейник. Студенты роились вокруг нескольких точек, где раздавали угощение.

Голубев поднялся: пора было присоединяться к коллективу, неудобно долго быть на отшибе. Он пошел берегом. Когда он увидел веселые лица, освещенные пляшущими бликами, ему самому стало радостно и весело. Вдруг сладко кольнуло в сердце — он еще не разглядел, не узнал, но понял, что перед ним Надя Ивина. Невысокая, в обычном зеленом стройотрядовском костюме, она резко выделялась из всех. С радостным волнением он подошел к ней.

— Добрый вечер, Надя Ивина! — сказал, улыбаясь.

Ему нравилось произносить ее нежную, ласковую фамилию.

Надя подняла голову.

— А, это ты, Игорь, — сказала. — Здесь красиво, правда?

Голубеву показалось, что у нее по-особому заблестели глаза, а скорее всего это отражалось пламя костров. Вряд ли Надя обращает на него больше внимания, чем на других. Он и разговаривал с ней всего несколько раз — все некогда, а в институте не были знакомы, о чем Игорь теперь очень сожалел. Столько времени потеряно напрасно!

— Принести тебе кофе и конфет?

— Не стоит пока, народу много. Подождем.

Игорь, улыбаясь, поглядывал на ее круглое лицо. Ему нравилась Надина привычка чуть приоткрывать рот, будто она смотрела на все с детским вниманием, стараясь запомнить надолго.

— Ты похожа на маленького медвежонка.

— Да? Это хорошо или плохо?

— Конечно, хорошо. Пойдем сядем, — предложил Голубев, опасаясь, что появится кто-нибудь из их отряда нему не удастся побыть с Надей наедине.

Они расположились на траве. Внизу по-прежнему сновали ребята. Костры ярко рдели раскаленными бревнами, жар чувствовался даже наверху.

Игорь старательно занимал Надю, шутил, острил, и, наверное, удачно: Надя смеялась.

— А, вот вы где уединились! — Игорь с неудовольствием услышал голос командира отряда Володи Алешина. — Как вам нравится это зрелище?

— Немного не по себе, — сказал Игорь.

— Соскучились ребята по сладкому, — объяснил Володя. — Ну, ладно, не буду вам мешать.

Надя попросила:

— Посиди, Володя, с нами, расскажи что-нибудь.

Игоря задели ее слова: неужели ей все равно — он ее развлекает или кто-нибудь другой?

Володя присел и начал рассказывать, как ехали в «газике» зимней степью и как просидели двое суток в сугробах.

Тем временем пламя костров угасло, на малиновые угли упали недогоревшие черные остатки бревен. Стало сумрачно и невесело.

— Пойдем возьмем свою долю угощения, — предложил Игорь, когда Володя окончил повествование. — А ты, Надя, посиди, пожалуйста, здесь. Я быстро.

Минут через десять вернулся с пакетами и двумя чашками кофе.

— Какой ты милый, Игорь! — проворковала Надя.

Довольный пустяковой похвалой, Голубев промолчал.

Со стороны лагеря послышались тягучие стонущие звуки. Чудилось, будто беспомощные механические существа жалуются на свою подневольную судьбу. Это небольшой оркестрик настраивал инструменты.

— Скоро танцы начнутся, — мечтательно сказала Надя.

— Знаешь, Надя, пойдем лучше побродим. Какой интерес толкаться в толпе? Смотри, какая хорошая ночь.

— Нет, я хочу танцевать. Может быть, потом?

— А как я тебя найду?

— Ну, Игорь, это же просто! Я никуда не собираюсь уходить.

Звуки из динамиков били по ушам. Человек сто пятьдесят усиленно топтали землю, будто давили ненавистных насекомых. Над площадкой висела густая пыль. Сперва Игорь не мог разглядеть отдельных людей — перед ним была сплошная танцующая масса. Присмотревшись, стал узнавать своих ребят, различать лица, которые выражали беспредельное упоение. Иногда взвивался пронзительный вопль.

Надя, как только пришли в лагерь, исчезла, растворилась в толпе, сказав на прощание: «Я к девочкам. Если нужно будет, найдешь». Тщетно Игорь пытался ее высмотреть, хорошо еще хоть Володю Алешина да Колю Разина нашел. Они стояли в сторонке, наблюдая за танцующими, переглядывались, посмеивались. Рядом с Колей Разиным Володя казался подростком.

— Что не танцуете? — спросил Игорь.

— Если я топну ногой, земля провалится, — ответил Разин, распрямляясь. — Во мне центнер весу.

Володя улыбнулся:

— Мы в старички записались. Коля человек семейный, а мне возраст не позволяет. Смотрите, смотрите, что Паша делает!

Длинный худой парень, изгибаясь телом и работая ногами, в исступлении вытянул руки к небу и вопил, прорезая воинственным кличем музыку.

— Это я не люблю, — задумчиво сказал Коля. — Я человек солидный, отсталый… Ты мне лучше вот что, мастер, скажи — заработаем мы здесь что-нибудь или нет?

Игорь поморщился: не время и не место для прозаического разговора о деньгах.

— Давай, Коля, потом как-нибудь…

Разин возмутился:

— Я не скрываю, что приехал на БАМ денег заработать, и ничего в этом не вижу плохого. Я руками зарабатываю, а не ворую! Почему я не должен знать?

Игорь неохотно ответил:

— Трудно сказать, ведь кроме нас еще три отряда. А мы вроде незваных гостей. Правда, бетонирование кое-чего стоит.

— Да, бетонирование выгодная работа. Если хорошо пойдет, должны деньги получить…

Чтобы отвлечь Разина от меркантильных мыслей, Игорь сказал:

— А я знаю твою жену! Хочешь, скажу, в каком она была платье, когда ты улетал?

— Откуда ты знаешь? — поразился Коля. — Не верю. А ну-ка, скажи, скажи, какое на ней платье было?

— Пестрое такое, зеленого больше.

— Верно! Как же ты угадал?

— Да очень просто! — засмеялся Игорь. — Я видел, как она тебя провожала.

Коля разочарованно протянул «а-а», как будто ожидал чего-то необыкновенного. Ссутулился, шумно вздохнул:

— Да-а, она всю ночь плакала — не уезжай да не уезжай. А как тут не уедешь, если деньги нужны. Раз женился, надо, чтобы все было: холодильник, телевизор, мебель, одежда.

Игорь еще в аэропорту хорошо запомнил Колю, и потому, что тот был на голову выше остальных, и потому, что трогательно прощался с женой. Она прильнула к нему, гладила руками лицо. А Коля стоял понурившись и, кроме нее, никого вокруг не замечал.

— Не понимаю, зачем из-за всего этого мучиться? — сказал Игорь. — Есть самое необходимое, и достаточно. Разве жена не соображает, что ты студент, что тебе неоткуда денег взять?

— Я просто не могу, чтобы она себе в чем-нибудь отказывала. Мне же неудобно. Ирина зарплату получает, а я бездельничаю. Правда, зиму на кондитерской фабрике работал… Ну ладно, постою еще с вами и пойду письмо Ирине писать.

— Уже десятое? — подмигнул Володя.

Разин серьезно ответил:

— Нет, шестое. Мы договорились через день писать.

— Ничего себе! О чем же?

— Если любишь, если жена самый близкий человек, то есть о чем.

Игорю захотелось, чтобы его тоже кто-то ждал, тоскуя и считая дни. Он посмотрел на танцующих, разыскивая Надю. На несколько секунд она показалась в толпе, потом ее заслонили дергающиеся спины.

— Теряешься, Игорь! — шутливо сказал Володя.

Игорь смутился и не нашелся что ответить, но решил, как только заиграют танго, разыскать Надю и пригласить танцевать. Ждать пришлось долго. Игорь определил, где примерно должна находиться Надя, и, как только динамики перестали буйствовать и выдали томную музыку, бросился туда, расталкивая ребят и наступая на ноги.

Надя с готовностью положила ему руки на плечи. Игорь говорил какой-то вздор, чтобы только не молчать. Вдруг Надя сказала:

— А у тебя руки дрожат.

— Рядом с тобой я не могу быть спокойным, — вымучил Игорь банальную фразу, взволновался так, что губы задергались, и надолго замолчал, терзаясь беспомощностью.

Наконец выпалил:

— А все-таки, Надя, пойдем побродим. Не надоело дышать пылью?

С отчаянием подумал: «Не согласится — никогда и близко не подойду».

— Хорошо, — согласилась Надя после недолгого раздумья. — Жди меня через полчаса на дороге возле нашего лагеря.

— Надя! Зачем это? Пойдем вместе.

— Нет, так нельзя, неудобно.

— Ты боишься кого-нибудь? — ревниво спросил Игорь.

— Кого мне бояться? Если будешь допытываться, я вообще не пойду.

— Я буду ждать, — обиженно сказал Игорь и больше не произнес ни слова.

Он отправился в назначенное место, сел возле дороги на поваленную березку, жалея, что так униженно выпросил свидание. «Что за тайны? Как будто меня стесняется. Или у нее уже с кем-нибудь… роман? Или просто капризничает? Встану сейчас и уйду! Пусть тогда… Нет, нехорошо, невежливо. Она появится, а я скажу, что меня на мост вызывают. Вот пусть тогда пожалеет. Да ведь я, наверное, ей совсем безразличен, если так сказала! А вдруг наоборот — стесняется, потому что… неравнодушна?»

Иногда по дороге, шепчась, двигались парочки, слышался приглушенный смех. Видя одинокую фигуру, Игорь до рези в глазах всматривался в темноту, но всякий раз это была не Надя. Уже прошло минут сорок.

Набегал легкий ветерок, невнятно шумел листьями берез. Казалось, будто дышит небо, шелестят звезды. Взорвись сейчас галактика, погибни десяток высокоразвитых цивилизаций — все эти катастрофы не так бы задели Игоря, как Надин обман. Уже не на что было надеяться. Он встал, придумывая для нее оправдания. Словно издеваясь, застонало танго. «Вот и все, — бессмысленно шептал Игорь. — Вот и все…»

Но уйти у него не хватало решимости. «Мало ли что могло случиться. Ногу подвернула или еще что… Подожду еще пятнадцать минут, и тогда все…»

По дороге бесшумно двигалась маленькая фигурка. Игорь заторопился навстречу, не сомневаясь, что это Надя.

— Извини, я немного задержалась. Куда пойдем?

— Да все равно. Пойдем по дороге, — искоса поглядывая на нее, сказал Игорь.

Скрылись за деревьями электрические огни, потом и отсветы их растворились в темноте. Постепенно затихли механические звуки цивилизованной жизни. На черном небе влажно блестели крупные звезды, инеем расстилался Млечный Путь. В траве голубовато мерцали светлячки.

— Смотри, сколько их! — восхитилась Надя. — Поймай мне одного.

Игорь подцепил одного листком — он погас. Еще одного — то же самое. Все же изловчился, положил Наде на ладошку. И наклонился, касаясь щекой ее волос.

— А все-таки они противные, — сказала Надя и выбросила червячка на обочину. — Красивые только издалека.

Игорь почувствовал легкое раздражение оттого, что она так беззаботно обошлась с его добычей, и немножко стало жаль живое существо, погибшее из-за мимолетной прихоти.

Какое-то время молча шли между двумя колеями. Пространство было узкое, и Игорь сошел в пыльную колею, чтобы Наде было удобно.

— А здесь совсем настоящая тайга! — сказала Надя. — Даже лиственницы есть.

— Какая же это тайга! — снисходительно заметил Игорь. — Кругом дороги, поселок рядом. Вот на том берегу совсем другое дело. Наверное, лучше сохранилась.

— Уже больше десяти дней здесь, а я так ничего и не видела. Только песок да бетон. Ну и немного от лагеря отходила.

Игорь воодушевился:

— Знаешь, Надя, давай в следующий выходной съездим на тот берег, посмотрим. Туда катер иногда ходит.

— Правда? А ты не забудешь?

— Ну как можно о тебе забыть! — воскликнул Игорь и покосился на Надю.

Комплимент она приняла равнодушно или просто не заметила.

— Я нигде не была, — с сожалением сказала Надя. — Только в Ленинградской области с отрядом и в Крым с мамой ездила.

— А я кое-где побывал! — похвастался Игорь. — Отец у меня военный, так что все время с места на место переезжали.

— Завидую тебе. Мне очень хочется мир посмотреть. Расскажи, где ты был.

Игорь, сперва неохотно, потом увлекшись, начал рассказывать, как в детстве участвовал в походе по Южному Уралу, как поднимались на вершину горы Таганай, где дул холодный пронизывающий ветер и где сплошь расстилался сизый ковер низкорослой голубики. Вспомнил озеро Тургояк, вода которого настолько прозрачна, что на пятиметровой глубине просматривается каждая песчинка.

— Как интересно! — изредка восклицала Надя, и польщенный вниманием Игорь вспоминал все новые и новые подробности, пока не рассудил, что уж слишком разговорился.

— Заболтался я, — сказал виновато. — Расскажи лучше о себе.

— Что рассказывать? Окончила школу, поступила в институт, вот и все. В отряд вот едва упросила взять. Девочек вообще не брали, а со второго курса и подавно. А мне так хотелось БАМ посмотреть! Я бы даже поварихой согласилась. Хорошо, что грамота за прошлое лето была и в комитете комсомола меня знали… Как тебе наши ребята нравятся?

— Хорошие ребята, работать могут.

— Мне Илья Брегов не нравится. Грубый такой, мрачный, слова по-хорошему не скажет. Я его даже боюсь.

— Да, парень он мрачноватый, — согласился Игорь. — То ли в самом деле с ним что-то случилось, то ли напустил на себя. А вообще-то оригинальный человек. После первого курса зачем-то в армию ушел…

И они принялись вспоминать ребят из своего отряда. Игорю все равно было, о чем говорит Надя. Все ее слова представлялись интересными и значительными.

— У меня такое чувство, как будто я с тобой давным-давно знаком, — вырвалось у Игоря. — И кажется, все, что скажу тебе, ты поймешь!

— Но мы совсем не знаем друг друга, — возразила Надя.

Было прохладно. Заметно переместились созвездия. Впереди, в низине, смутно темнел лесок, как ватой укутанный поднимающимся густым туманом.

— Пора возвращаться, — тихо сказала Надя. — Я-то во вторую смену, а тебе тяжело будет работать.

Растроганный Игорь осторожно коснулся ее плеча.

Назад они дошли быстро. Неподалеку от своей палатки Надя остановилась.

— Ты доволен сегодняшним вечером?

— Конечно, — приглушенным голосом сказал Игорь.

— Я тоже. — Она подала теплую руку. — Теперь до свидания. Не надо меня провожать.

Надя неслышными шагами пошла к палатке. Игорь постоял, глядя ей вслед, но не заметил даже, как она откинула входной полог. Глубоко вздохнув, направился в штабной вагончик, где жил вместе с командиром, комиссаром и завхозом.

Все уже спали. Игорь осторожно разделся, забрался на верхние нары. Не спалось. Взбудораженный, он перебирал в памяти прошедший день, который казался очень длинным, вспоминал Надю, ее лицо, улыбку, слова. Хотелось сделать что-то особенное, думать о чем-то значительном.

Решив, что теперь долго не уснет, Игорь включил приделанную у изголовья лампочку, достал из-под подушки толстую книгу. В Ленинграде выпросил у приятеля том Платона. Запала ему в голову мысль, что все человеческие истины давным-давно открыты, а мы или не обращаем на них внимания, считая слишком простыми для нашего сложного времени, или же основательно забыли. Игорю казалось, что чем древнее истина, тем она свежее и глубже.

Игорь открыл книгу, стал читать, но то и дело отвлекался, вспоминая Надю. Скорее бы следующее воскресенье, чтобы можно было съездить в тайгу! Он воображал, как они сойдут с катера, поднимутся на сопку, какое будет у нее выражение лица. Себя видел в мечтах ловким, остроумным, находчивым. «Надя, Надя, думаешь ли ты сейчас обо мне?»

2

Игорь поднялся на железнодорожное полотно и, присев на горячие рельсы, закурил. Солнце жгло немилосердно, удушливо пахло креозотом, над шпалами струился перегретый воздух. Внизу рыбьей чешуей блестела протока, влево от нее за деревьями проглядывало крохотное озерко. Искупаться бы сейчас. Да неудобно: ребята по двенадцать часов вкалывают в этом пекле и не жалуются. Им-то и на десять минут нельзя оторваться от работы. Особенно бетонщикам. Сверху видно было, как по откосу бегали с лопатами ребята, обнаженные по пояс. Нарушение инструкции, но разве повернется язык приказать надеть рубахи? Лучше уж выговор получить.

Игорь посидел еще немного, прикидывая, что должен сделать до вечера, и направился в самый конец откоса, где работала бригада Ильи Брегова, которую окрестили бригадой ломовиков. Ребята срезали на откосе песок до определенного уровня, набрасывали гравий, таскали и укладывали плиты. Грубая, черная работа, но совершенно необходимая.

— Здравствуйте, ударники! — нарочито бодро крикнул Игорь.

Кто ответил, не отрываясь от дела, кто промолчал. Чувствуя себя очень неловко, Игорь спросил:

— Как дела, Илья?

Брегов приостановился, опершись на лопату, мрачно посмотрел на Игоря и недовольно ответил:

— Вот будет перекур, тогда и поговорим о деле. — Взглянул на часы. — Через час пять минут отдых.

И начал бросать песок, не обращая внимания на Игоря. Не позволяя себе обидеться, Голубев как ни в чем не бывало сказал:

— Поработаю я с вами. Что у вас тут самое трудное?

— Саша Панин, иди побросай песочек, пусть мастер таскает плиты. Ему полезно размяться.

Плиту цепляли толстыми прутьями и вчетвером несли наверх. Тяжело было шагать по гравию, по песку. Но Игорь быстро приспособился и даже почувствовал удовольствие от физической нагрузки. К чему другому, а к работе за два строительных сезона он привык, так что напрасно ехидничал Брегов насчет разминки.

Он понимал, почему Илья относится к нему неприязненно. Брегов до института работал на стройке, два года был в армии. Конечно, ему неприятно подчиняться неопытному юнцу, у которого за плечами всего-навсего три курса института. Да и нрав у Ильи тяжеловатый, властолюбивый. Своих ребят так вышколил, что без его разрешения никто и на минутку не мог остановиться. Может быть, при такой работе иначе нельзя… Хотя вряд ли. Строгость строгостью, но доброе слово всегда лучше помогает. Сам был в прошлом году бригадиром, знает.

И еще Илья мог коситься на него из-за одного случая. Когда в первый раз вышли на откос, Игорь объяснил, что нужно делать, — разбрасывать гравий и укладывать плиты. Но предупредил, что геодезисты обещали определить уровень, да так и не сделали.

— Нужно было раньше смотреть, — недовольно сказал тогда Илья. — На стройке нельзя верить словам, тереби начальство, пока не добьешься. А работать мы начнем, нельзя расхолаживать ребят.

И, конечно, пришлось переделывать — два дня работали впустую. Но это было в самом начале, когда никто ничего толком не знал, да и Брегов был виноват в не меньшей степени, чем Игорь.

«Я тебе со временем все-таки докажу, что я мастер, а не пустое место!» — упрямо думал Голубев, таская плиты.

Эти железобетонные прокладки нужно было подогнать так, чтобы уровни первой — в начале откоса — и последней — в конце — разнились всего на несколько сантиметров. А откос длиной около километра.

Специалистом по укладке был Валерка Бодров — его Игорь знал по институту, но здесь как бы увидел другими глазами. Важным стал человеком, покрикивал на ребят, считал себя полномочным представителем бригадира.

Прильнув к плите, командовал:

— Выше! Чуть влево! Выгребите гравий! Игорь, что рот разинул, приказа не слышал? Здесь ты для меня не начальник, а подчиненный.

И снова сосредоточенно щурился и с удовольствием подавал команды.

— Послушай, Валера, — не выдержал Голубев. — Здесь аптекарская точность не нужна. Сверху ляжет арматура, затем бетон. Вы напрасно теряете время.

— Мы халтурить не будем, — важно сказал Валерка, явно подражая бригадиру, и весело рассмеялся. — Бригада имени Брегова работает только со знаком качества.

«Поговорить надо с Ильей, — решил Голубев. — Зачем они напрасную работу делают?»

Вскоре Илья поднял над головой скрещенные руки. Сразу ребят как ветром сдуло — побросали лопаты, ломы и устремились к воде.

— Перекур двадцать минут, — известил Брегов. — Пять минут добавляется в честь мастера. Редко он нас балует посещениями.

— Да понимаешь, Илья, я бы рад с вами поработать, да беготня заела, — начал оправдываться Игорь.

— Я просто так, — прервал его Брегов. — Мы сами знаем, что и как делать, нас учить не надо.

— Конечно, не надо, — согласился Игорь. — И все же я хочу сказать, что вы напрасно так тщательно подгоняете плиты и разравниваете квадраты. Ведь лишнюю работу делаете.

— Разве мы не справляемся? — высокомерно спросил Брегов. — Кого-нибудь задерживаем? Нет. Будем делать как следует! Халтуру я гнать не привык.

Голубев пожал плечами:

— Дело ваше, только ни к чему все это.

«Эх, мне бы такую уверенность! Уж он-то, наверное, нигде и никогда не растеряется», — невольно позавидовал он.

Вроде и сидел Брегов не так, как другие, — плотно, основательно, как статуя. На смуглом цыганском лице с резкими чертами ни тени улыбки. Мышцы туловища словно выточены из темного дерева — каждая четко выделяется.

— Почувствовал, Игорек, как нам достается? — спросил Валерка Бодров. — У нас самая трудная работа в отряде.

— За час не очень-то почувствуешь, — улыбнулся Голубев. — Да я и так знаю, что трудная. У бетонщиков, пожалуй, не легче.

— Нет, у нас самая трудная, — упорствовал Валерка. — Смотри, весь откос в порядок привели.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Игорь. — Молодцы!

— Ну то-то, — удовлетворенно заключил Валерка. — Вот увидишь, все у нас будет «хоккей»! Потому что я везучий. Мне всю жизнь везет. Предки у меня хорошие, не вмешиваются по пустякам. «Жигули» купили, осенью пойду на курсы, получу права, пользуйтесь тогда моей добротой, приглашайте любую девушку. Ни одна перед машиной не устоит! А то, что сюда бесплатно приехал, — разве не везение? Другой за всю жизнь ни разу на Дальнем Востоке не побывает, а я, студяга, уже здесь. Лет через десять буду говорить зеленой молодежи: «Я БАМ строил!» Почет мне и уважение! Вот, Игорек, какой я везучий. О разных пустяках уж и не говорю.

Веселыми, шальными глазами уставился на Голубева, словно требуя подтверждения своей удачливости. Вскочил, побежал к воде, облился по пояс, вернулся назад.

— А ведь дождик, наверное, будет. Надоел Ташкент.

Над горизонтом застыли тяжелые лиловые облака, обещая прохладу. Надоели однообразное чистое небо и сухая жара.

Из-за дальней полоски леса раздался мощный рев, властно сотрясавший воздух. Достиг пронзительной силы и оборвался. Словно выброшенный гигантской тетивой, серебристый истребитель со скошенными крыльями в несколько мгновений пересек полнеба. За первым по очереди взлетали другие самолеты, резко заваливались набок и круто снижались, выравниваясь у самой земли. Полет был дерзок и красив.

Брегов со странным выражением следил за истребителями. Потом резко опустил голову, выругался.

— Эх, мне бы сейчас в кресле-катапульте лежать, а не в земле ковыряться!

Удивленные внезапной печалью бригадира, ребята промолчали.

— Да ладно, чего там! — Лицо Брегова приняло обычное суровое выражение. — Поговорим о наших делах. А дела наши, уважаемый мастер, вот такие. Дня через три бригада будет простаивать. Так что немедленно договаривайся, чтобы склад дали строить или еще один откос бетонировать.

— Не хотят давать, пока не закончим хоть один этап, — объяснил Игорь.

— Ты мастер, должен добиваться!

Игорь не стал спорить попусту.

— Скоро должен приехать начальник мостоотряда, тогда, думаю, добьюсь. Мужик он, говорят, замечательный.

Валерка обрадовался:

— Дави на него, Игорь! Пусть выгодную работу дает. А мы-то уж сделаем, если денег побольше подкинет.

— Все ты, Валерка, на деньги переводишь! — поморщился Игорь.

— А что? — удивился Валерка. — Деньги же всеобщий эквивалент. Начальник-то твой, наверное, на юге отдыхал, пока мы здесь вкалывали?

— Нет, он в Штатах лекции читал, — с гордостью сообщил Игорь, как будто сам причастен был к этой поездке.

— Ишь ты! — восхитился Валерка. — Как же из тайги в Америку попал?

— Делился опытом строительства вот этого моста. Крупный специалист. Придумал такое, что в мире никто не делал. Большое начальство в Москве не соглашалось. Пока там разбирались, он на свой страх и риск начал строительство. Пришел запрет, а здесь уже три опоры стоят. Не поспоришь. А по плану только готовиться должны были к строительству. Говорят, поседел немного, но своего добился.

— Вот бы мне на его место! — размечтался Бодров. — Уж я бы воспользовался возможностью! Сумел человек одним ходом славы и денег добиться!

Игорю обидно стало, что Валерка незаурядный образ низводит до своего мелкого понимания.

— Из-за корыстных соображений вряд ли он стал бы бороться за свою идею. Карьеру не так делают. Ты уж очень примитивно судишь.

— Я-то все правильно понимаю, — с загадочным видом произнес Валерка и без видимой причины резко сказал: — Ты вот Гончарову не скажешь, что он лентяй. Не хочешь, значит, рисковать?

— При чем здесь Гончаров? — удивился Игорь.

— А при том… Юрка на кафедре ассистентом пристроился, может тебе на экзамене навредить.

Голубев возмутился:

— Ты, Валерка, совсем заговариваешься! И почему это Юра лентяй?

— А потому, что или с кинокамерой бродит, или просто так прохлаждается.

— Поставил бригадира белоручку! — презрительно подал голос Брегов. — Тунеядцев разводишь! Вон видишь — на рельсах кто-то отдыхает? Наверняка Гончаров.

Смущенный Игорь промолчал — в чем-то, пожалуй, ребята правы, слишком уж Юра увлекся кинокамерой. А Игорь действительно настоял, чтобы Гончарова поставили бригадиром. Парень с пятого курса, без пяти минут инженер. — казалось, лучше человека не подобрать. Но Юра не совсем правильно понял свои обязанности. Надо было раньше с ним поговорить, да как-то повода не находилось и неудобно было.

Брегов взглянул на часы:

— Кончай трепаться. Пора.

Ребята встали и не торопясь потащились к откосу. Впрочем, Игорь заметил, что ни один не пошел позади Брегова.

Попрощавшись с Ильей, Голубев направился к бетонщикам. Подъемный кран как раз подал очередную «галошу» бетона, и ребята таскали его лопатами в верхнюю часть квадрата.

Помявшись, Игорь тихонько сказал Гончарову:

— Пойдем, Юра, надо поговорить.

Остановились в сторонке. Гончаров невозмутимо смотрел на Игоря прозрачными голубыми глазами. Он вообще держался спокойно, степенно. Только кудрявые русые волосы как-то не вязались с его солидностью. Юру легко было представить деревенским хватом-гармонистом. На голове кепчонка, из-под которой выбивается чуб, на ногах сапоги, в руках гармошка. И девушки вокруг вздыхают, а он не желает их осчастливить даже взглядом. «Какая чепуха лезет в голову, — подумал Игорь. — Он и в деревне-то вряд ли был…»

Испытывая страшную неловкость, начал:

— Знаешь, Юра, ребята обижаются… Ты слишком увлекся съемками, а бригадир должен работать наравне со всеми… Ты уж как-нибудь веди себя по-другому…

Юра спокойно смотрел голубыми глазами. Ни смущения, ни стыда Игорь на его лице не заметил. Стыдно было скорее Игорю.

«Что я мямлю, как будто оправдываюсь, как будто я в чем-нибудь виноват. При чем здесь ребята, от себя надо говорить!»

— Я, в отличие от тебя, дешевый авторитет не зарабатываю, — невозмутимо сказал Юра. — Какой толк от того, что ты час или два потаскал плиты? Никакого. К ребятам подмазываешься. А ведь ты организатор! Ты должен придумать, чтобы не было этой дикости — за пятнадцать метров таскать бетон лопатами. Это в век научно-технической революции! Ты же вместо дела занимаешься ерундой.

— Постой, постой! — запротестовал Игорь. — Я же о тебе начал говорить! Ну хорошо, объясню. Я не могу слоняться, когда люди работают. У меня есть свободное время — пойду плиты или бетон потаскаю. Никому от этого плохо не будет. Ни за каким авторитетом не гонюсь, тем более что таким способом его не заработаешь. Но ты совершенно напрасно сторонишься ребят.

— Со мной все ясно, — лениво сказал Гончаров. — Я работаю, хотя считаю, что это не работа, а издевательство. Мудрить здесь нечего — нужно поставить кран с длинной стрелой, и вся любовь! Кинокамера моя никому не мешает, сами потом будете довольны. Бригада с работой справляется, в какой-то степени это и моя заслуга. А что с ребятами не так много общаюсь, как им хотелось бы, это мое личное дело. Мне с ними не о чем говорить, у них другой уровень развития.

Игорь начал горячиться:

— Другого крана нет! Раз нет, надо обходиться лопатами. Не рассуждать о механизации, а работать!

— Все мы работаем, я тоже! — решительно заявил Юра. — Так что нам нечего обсуждать. Ты отнимаешь у меня время, а потом будешь по-дурацки упрекать. Всего тебе наилучшего!

«Ну и денек, — сокрушался Голубев, поднимаясь по песчаному откосу. — Какой я бестолковый, совсем не умею разговаривать с людьми. И зачем согласился поехать мастером! Никто меня не слушается. Конечно, у всех у них больше опыта, но можно ведь все решить спокойно, без столкновений и ссор!»

Игорь потому и согласился поехать мастером, что хотел хоть немного научиться руководить людьми. Характер у него, как он считал, мягкий, стеснительный, малоподходящий для жесткой современной жизни. А ведь он будущий инженер, в подчинение, возможно, попадут десятки людей, значит, нужны твердость, решительность, умение принять верное решение. В прошлом году, будучи бригадиром, наблюдал за своим мастером, и работа его показалась вполне посильной. Конфликтов никаких не было, знай себе думай, как студентов лучше распределить по местам. А сейчас еще раз убедился, что со стороны все кажется проще. Отступать теперь некуда, даже если бы он публично покаялся в своей непригодности — все равно его вряд ли кем-нибудь заменили.

По рельсам, предостерегающе гудя, катила мотодрезина.

Игорь посмотрел ей вслед. Вдалеке, где рельсы сливались в одну блестящую нитку, горбатилась ферма моста, на которой, едва различимые, копошились черные фигурки. Подумал: «Ссоримся мы или нет, а дело движется. Гончаров не прав, значит, со мной более или менее все в порядке».

И вприпрыжку побежал с откоса.

3

Молоденькая секретарша Верочка, сидя за машинкой, почтительно говорила тихим голосом:

— Владимир Николаевич только сегодня утром прилетел. Вещи завез домой и сразу сюда. Подождите немного, он вас примет сразу, как освободится. Владимир Николаевич никогда не заставляет ждать напрасно.

Игорь умилился: надо же, всего несколько часов назад прилетел, а уже вызвал командиров и мастеров студенческих отрядов! Значит, считает их серьезными работниками.

Контора мостоотряда помещалась в бараке. По обе стороны длинного коридора двери с фанерными табличками. Стены голые — ни плакатов, ни лозунгов. Единственное, на чем мог остановиться взгляд, — накрытый белой марлей бачок с водой. Было душно. С потолка, лениво жужжа, снимались мухи и тут же утихомиривались. Тишина и сонливость, как где-нибудь в глухом колхозе. О БАМе напоминало лишь непрерывное урчание самосвалов, которые носились к мосту и обратно. Если кто-нибудь открывал дверь, урчание превращалось в рев и в коридор набивалась только что поднятая пыль.

Обитая черным дерматином дверь открылась. Оживленно переговариваясь, вышло несколько человек. Студентов тотчас же пригласили. У входа их встретил начальник, каждому пожал руку.

— Рад вас видеть. Проходите, садитесь, где удобнее. Мебель у нас не министерская. Построим мост, двинемся дальше. Хорошую жалко было бы бросать.

Когда все расположились за длинным столом и чинно положили перед собой одинаковые черные папочки, Марков спросил:

— Значит, из Москвы, Ленинграда и Днепропетровска? Давайте познакомимся. Я — Марков Владимир Николаевич.

Студенты называли себя, вставая. Марков внимательно всматривался, делал какие-то пометки в блокноте.

— Ну вот и познакомились. Прежде чем говорить о делах, я хочу узнать, рассказали вам, что это за мост и для чего вы в такую жару бетонируете откосы?

Студенты нестройно загудели:

— Знаем, догадываемся!

Марков встал, добродушно улыбнулся:

— Конечно, и ребенку ясно: мост существует для того, чтобы по нему поезда ходили. Я хочу сказать о местных условиях. Так вот, течение у реки коварное, много водоворотов, в паводки огромный напор воды. Прежде чем добраться до скальных пород, нужно убрать сотни кубометров песка, глины, щебня. А сделать это весьма и весьма непросто. Мы применили небольшое новшество… Впрочем, новшеством это вряд ли можно назвать. Метод использовался при строительстве мостов на небольших реках, а мы решили здесь…

Пока он говорил, Игорь исподтишка его разглядывал. Ничего особенного во внешности нет. Простоватое, невыразительное лицо, стрижка под «бокс», коренастая фигура. Поношенная безрукавка — голубая с белой полоской. Встретил бы на объекте, и не только крупного руководителя в нем не признал бы, но и не подумал бы, что этот человек причастен к умственной работе.

— Я хочу подчеркнуть, что вы делаете очень важное дело, — продолжал Марков. — Ваша работа отнюдь не из второстепенных. Достаточно сказать, что в иные годы вода поднимается метров на восемь — десять. Представляете, что осталось бы от полотна, если его не забетонировать? Вы своими руками, так сказать, защищаете участок железной дороги от паводков. Это уже немало, по-моему. Но вы еще вот что учтите. Вы освобождаете квалифицированных бетонщиков, которые сейчас работают непосредственно на мосту. Значит, до зимы мы можем поставить все опоры. Надеюсь, вы не обиделись, что студентов я не отношу к разряду высококвалифицированных бетонщиков?

— Нет! Какие обиды!

— Правильно, но цену себе все-таки знайте, — улыбнулся Марков. Смешно почесал лоб карандашом. — Газеты называют наш мост важнейшим объектом БАМа. Не думаю, что его построить сложнее, чем проложить рельсы через тайгу или пробить туннели. Здесь все объекты важнейшие, но пусть вам будет приятно, что так считают. А работа? Что ж, работа везде работа. Правда, здесь местные условия… Спасибо, что приехали, извините за проповедь. Теперь прошу коротко рассказать, что сделано, какие претензии к администрации.

Пока говорили другие, Володя и Игорь шепотом препирались. Володя: «Докладывай! Ты лучше знаешь». Игорь: «А ты командир!» Подошел их черед. Володя толкнул Игоря в спину, и тому ничего не оставалось делать, как встать. Он стоял, сильно сутулясь. Казалось, если выпрямится, станет слишком высоким и беззащитным. От волнения начал было заикаться, но оправился, отбарабанил, сколько забетонировано, сколько подготовлено, какие работы еще сделаны.

— Что ж, потрудились неплохо, — подвел итог Марков. — А теперь выкладывайте претензии. Они у вас непременно должны быть.

Стали жаловаться — то вовремя доски не подвезли, то машина для резки арматуры сломалась и три дня не могли починить, то кран на другое место не перегнали. Марков согласно кивал головой, записывал в блокнот.

И Голубев заставил себя вставить слово:

— О самом главном забыли. Плохо подается бетон. У нас бригада часами простаивает. Вот на это, Владимир Николаевич, надо обратить самое серьезное внимание.

Не по себе стало: кого вздумал поучать!

Но Марков принял его слова как должное.

— Вы совершенно правы. Бетон — наша беда. Особенно сейчас, когда он нужен во все стороны. Проектировщики виноваты или еще кто-нибудь — сейчас это неважно. Сейчас виноваты мы. Но будем делать все, чтобы выпускать больше бетона. А это значит — не терять время на пересменке, быстрее ремонтировать бетономешалки. Они, к сожалению, часто выходят из строя, и надежды на безотказную работу нет. Что касается других недостатков, виновные будут наказаны. И еще хочу сказать, ребята. Не надейтесь на легкую жизнь. Научно-техническая революция — все это так. Но трудности есть и всегда будут. Всего вам хорошего. Как говорится, успехов в труде и счастья в личной жизни. Обращайтесь ко мне в любое время.

Ребята еще только выходили из кабинета, а Марков уже разговаривал с кем-то по телефону.

Вышли на солнцепек.

— Очень легко с ним будет работать! Замечательный человек! — восхитился Игорь.

— Это еще неизвестно, — осторожно сказал мастер днепропетровцев, великовозрастный парень. — Мягко стелет… А потом, глядишь, наряды будет срезать.

Голубев огорчился, и стало ему немного жаль осторожного человека. Побила его, наверное, жизнь, раз относится так недоверчиво. И вид у него какой-то замордованный — студенческая роба мешком висит, выражение лица постное, на лбу морщины, у рта скорбные складки. Не стал Игорь возражать, заговорил о другом.

Постояли немного, поболтали о производственных делах и разошлись. Игорь остался с Володей.

— А все-таки Марков незаурядный человек. Я чувствую.

— Посмотрим, — сказал Володя. — Ничего особенного он не пообещал. Есть недостатки, будем исправлять. Начальник как начальник. Таких много.

— Мне кажется, что он прежде всего думает о людях. Не смотрит на рабочих как на механических исполнителей. Добивается, чтобы каждый видел смысл своей работы.

— Ну-ну, не буду спорить. Может, ты и прав. Что, пойдем договариваться насчет нового откоса?

— Пойдем. Хорошо бы заполучить вот этот, прямо от дороги. Подъемный кран здесь не нужен. Подкатил самосвал, поднял кузов — и, пожалуйста, разбрасывай.

Начальник производственного отдела Тулин сидел в тесном кабинетике. Рубаха расстегнута. Отдуваясь, вытирал платком потное лицо.

— Здорово, орлы! Опять по мою душу пришли? Что на этот раз надо?

— Давайте работу, Александр Иванович, — решительно заявил Игорь. — Нашей бригаде скоро делать нечего будет. Мы бы взялись бетонировать откос от дороги до лесопилки.

— Вам не справиться.

— Александр Иванович, вы знаете, как мы работаем! — внушительно сказал Игорь. — Ни москвичам, ни днепропетровцам с нами не сравниться! Не только сделаем, а еще что-нибудь попросим. Этот откос для нас игрушка. Ширина всего два квадрата, а на том — пять.

— Ну, раз такие шустрые, берите, — легко согласился Тулин. — Оформляйте аккорд и все такое. Берите чертежи, договаривайтесь с геодезистами. Только учите: пока не сделаете, домой не поедете.

— Александр Иванович! — не удержался Игорь от упрека. — Ведь неделю назад еще можно было договориться! Зачем время теряли?

— Ишь какой быстрый! Значит, нельзя раньше было. Посмотрели, что работать вы умеете, ну и берите, не жалко.

Когда вышли из кабинета, Володя усомнился:

— А не слишком ли много взяли? Это же получается два наших плана?

— Мы же с тобой прикидывали, должны справиться. Главное — чтобы бетон шел. А это уж от нас не зависит.

— Взяли так взяли. В крайнем случае человек десять останутся доделывать.

— Пойдем геодезистов теребить, чтобы завтра же начали разметку. Да, вот еще о чем надо поговорить. Недовольны ребята Гончаровым. И от работы отлынивает, и свысока смотрит. Вряд ли они правы на сто процентов, но в отношениях что-то не ладится. Зря я, наверное, настаивал, чтобы его назначили.

— Юра не привык к тяжелой работе, — добродушно сказал Володя. — А ты здесь ни при чем, все утверждали. Ничего, притрется.

— Знаешь что? — предложил Игорь. — Поработаю вторую смену, посмотрю, что и как. Когда вместе вкалываешь, сразу видно, кто чего стоит.

— Ну, давай разомнись. А завтра поспишь до обеда, потом будем наряды составлять.

4

Когда Игорь пришел на откос, ребята сидели на досках, курили. Девушки — Надя и две Тани, Белая и Черная, — заглаживали мастерками бетон.

Игорь спросил:

— Где же Гончаров?

— Пошел узнавать насчет бетона.

— Давно бетона нет?

— Да уж час сидим.

— А что же девушкам не поможете?

— Как же, помогали, а теперь они заканчивают. Потом долго будут отдыхать.

— Эх, ребята, — с сожалением сказал Игорь. — Хорошо бы с вами посидеть, да надо идти бетон выбивать.

Он смотрел на Надю, которая и головы не подняла, будто не заметила, как он пришел. «Странно ведет себя, — отметил Игорь. — Могла бы хоть улыбнуться…»

— Возьми меня с собой, — предложил Коля Разин. — Смотри, у меня кулаки с кувалду. Я их там напугаю, сразу две машины дадут, — и крикнул вслед напутствие: — Ты с ними построже, а мы тебя поддержим.

Игорь бегом поднялся на полотно. Чувствовал он себя бодро и легко. Казалось, сейчас может добиться чего угодно.

На бетонном заводе — как гордо именовалось сооружение из двух бетономешалок — горели прожекторы, хотя было еще светло. Под бункером стояла машина, две ожидали очереди. Игорь подошел к шоферам.

— Бетономешалки сломались?

— Да, ремонтировали.

Игорь присел на бревно. Ни Гончарова не видно, ни закрепленной за бригадой машины. Чудеса какие-то! Не на прогулку же Юра укатил!

Машина появилась минут через десять. Игорь вскочил на подножку.

— Витя! Куда ты пропал?

Длинноволосый парень в ковбойке, зевая, ответил:

— А меня к днепропетровцам направили.

— Как! — возмутился Голубев. — Не выйдет! Поедем к нам!

— Мне Федорченко сказал…

— Плевать! Я отвечаю! Скажешь, что ножом тебе угрожал. Сделаем рейс, найду Федорченко.

— Да мне все равно, — согласился Виктор. — К вам еще удобнее.

Игорь сел в кабину. Подошла их очередь. В кузов свалилась тяжелая масса — машина осела. Еще одна доза, и самосвал выехал из-под бункера.

— Гони, Виктор! — возбужденно закричал Игорь. — Ребята ждут!

Вцепиться бы сейчас в руль, выжать газ до отказа и бешено нестись по воздуху.

Свет фар отбрасывал темноту. Игорь и не заметил, как стемнело. Над черными сопками ярко догорал красный закат.

Машина задним ходом осторожно подползла к «галоше» — длинному металлическому ящику.

— Ура! — завопили ребята. — Даешь БАМ! Пять — в четыре! Четыре — в три! Три — в два! Два — в один!

Коля Разин с кувалдой подбежал к самосвалу, яростно бил по кузову, выколачивая остатки бетона.

— Не появился Гончаров? — спросил Игорь, когда Разин отбросил кувалду в сторону.

— Нет, гуляет, — ответил Коля, тяжело дыша.

«Не случилось ли с ним чего-нибудь?» — обеспокоенно подумал Игорь. Порожняком шофер гнал вовсю, не тормозя на рытвинах и ухабах.

Пока ждали своей очереди, появился мастер участка Федорченко. Вскидывая голову, набросился:

— Тебе кто разрешил самоуправничать! Ты зачем нашу машину угнал?

Игорь тоже повысил голос:

— Вы угнали, а не я! Самосвал наш! Я сейчас пойду жаловаться Маркову. Он как раз полчаса назад интересовался, почему бригада простаивает. Вот я ему и скажу почему. Он обещал выделить две машины, а вы последнюю угнали.

Наверное, у Игоря был такой разъяренный и решительный вид, что Федорченко сбавил тон:

— Ну, ну, какой ершистый! Где я тебе вторую машину возьму? Одной хватит.

— А приказ Маркова для вас ничего не значит? — напирал Игорь. — Вот я сейчас записку покажу. — И полез в карман. — Ах, черт, потерял! Да завтра сами у него можете узнать.

— К москвичам два самосвала бегают, — задумчиво произнес Федорченко. — Они, правду сказать, не очень шустрят…

Игорь, чувствуя угрызения совести, уцепился за эти слова:

— Вот и прекрасно! Нам только на сегодняшнюю ночь. Мы бы как раз доделали этап, а послезавтра сдали бы.

— Ладно, — согласился Федорченко. — Берите.

Неловко Игорю стало, что накричал на него, обманул. Перед ним был сутулый человек с усталым лицом и сединой в волосах. Должно быть, у него большая семья, образования нет, и поэтому дорожит незавидной должностью. И все же Игорь был доволен своей находчивостью. «Оказывается, если заведусь, могу кое-чего добиться», — подумал весело.

— Большое спасибо вам, — сказал мягко. — Всего хорошего.

Теперь не нужно было сторожить машину, и Игорь, не ожидая, пока подойдет их очередь, пешком отправился к бетонщикам.

Юра Гончаров был уже там. Игорь спросил:

— Где, Юра, пропадал? Я уж беспокоиться начал.

— Сперва узнавал насчет машины, потом воды пошел попить. Нельзя, что ли?

— Да ничего я не имею против, только поинтересовался. — И крикнул: — Ребята, на нас будут работать две машины. Так что держитесь.

— Даешь рекорд! — крикнул кто-то.

Игорь схватил лопату.

5

— Давай, давай! — кричал Коля Разин хриплым голосом, подбадривая себя и других. — Шевелись!

Бетон шел непрерывно. Когда подходил самосвал, Коля колотил по кузову, потом направлял тросом многотонную «галошу» в нужное место и снова выбивал кувалдой остатки бетона. А ребята тем временем минуту-другую перекуривали. Ему предлагали смениться — он стряхивал пот с лица, сердито хрипел:

— Я некурящий, а вам посмолить надо. Не бойтесь, выдержу!

Все набрасывались на бетон — и он хватал лопату. Вытянутые во всю ширину откоса, метались переплетенные тени. Гигантским комаром зудел вибратор. Слышались громкие шлепки, будто охотились за въедливым насекомым. Это с размаху били лопатами по бетону, чтобы ни ямки не осталось, ни горбика. А девушки мастерками заглаживали поверхность.

Игорь на бегу поглядывал на Надю, несколько раз она устало улыбнулась ему. Видно было, что ей очень тяжело. Игорь сам бы работал за нее или хотя бы рядом, но водить мастерком считалось самым легким делом на бетоне.

Размылся край неба, тени побледнели, а вскоре прожекторы стали ненужны. Но выключить их догадались не сразу. До смены было еще больше четырех часов, однако, несмотря на безостановочную беготню, ребята повеселели: сделали уже больше чем когда-либо, а времени еще достаточно. Шуточки начались, немудрящие, но отвлекающие от монотонного движения.

«Какие отличные ребята! — восхищался Игорь. — А Коля-то Разин! Герой!»

Пока Коля Разин подает «галошу», отдыхаешь немного. Потом снова вонзаешь остроконечную лопату в плотную массу, подцепляешь небольшую на вид кучку — она к земле тянет, будто гирю несешь. Руки сохнут в запястьях, и пальцы сводит. Тысячи лопат нужно перебросать. Подумаешь — ужаснешься, покажется, что это свыше человеческих сил. А если ни о чем не думать — бегаешь, как будто это занятие и есть обычная форма твоего существования.

«Здорово мы сегодня поработали! — подстегивал себя Игорь. — Есть моя заслуга! Выбил машину!»

Вспомнил растерянного Федорченко, на которого чудотворное действие оказала фамилия Маркова, и снова стало жаль его. Жаль потому, что не может он испытать такого чувства общности с товарищами, какое сейчас испытывает Игорь. Хотелось громко крикнуть всем, какие они замечательные и как рад он с ними работать.

— Юра! Гончаров! — раздался звучный голос Коли Разина. — Гончаров! Кончай в бирюльки играть! Иди работать, разве не видишь — мы зашиваемся!

Юра часа полтора назад присоединился к девушкам, разравнивал мастерком бетон. Не такое это легкое занятие. Если бетон жидкий, более или менее сносно, а чуть погуще — бьешься, бьешься, чтобы камешки не выпирали на поверхность, а бетон все жестче и жестче. Попробуй загладить бугорки и ямки! Все тело ломит, ноги немеют, но часами, как приклеенный, сидишь на четвереньках, и нельзя переменить положение. Это — если стараешься. А Коля высмотрел-таки: взял Гончаров себе участочек шириной с ленту и елозит мастерком, будто на пляже развлекается. А до этого все командовал, словно без него не знают, куда бетон бросать.

На Колин окрик Гончаров и головы не поднял.

Игорь огорчился грубой выходкой Разина.

— Зачем ты так? — сказал укоризненно.

— А пусть, ему полезно. Здесь не богадельня, некогда нянчиться!

Сейчас не до психологических тонкостей. Может быть, Коля прав.

И снова — лопату в бетон; вверх бежишь напрягаясь, вниз — отдыхая. Все в стороне — мысли, переживания, огорчения. Стойко держится ощущение: ты сильней бетона, сильнее времени, сильнее себя.

К восьми часам было готово шестнадцать квадратов, вдвое больше, чем обычно удавалось сделать. Измотанные, осунувшиеся бетонщики то и дело поглядывали на насыпь — не покажется ли смена?

Избавители появились в половине девятого. Их будто не замечали, продолжали работать. Новоприбывшие постояли, маясь своей бесполезностью, и начали силой отбирать лопаты.

Раздались шуточки:

— Научил вас мастер работать!

— Боитесь начальства!

— Может, вторую смену отработаете?

Игорь, весело улыбаясь, отшучивался, а сам поглядывал, куда направляется Надя. Увидел, что она держится рядом с Гончаровым, и хотя понимал: Надя может общаться с кем угодно и это ничего не значит, но было неприятно, что она разговаривает с Юрой, а не с кем-нибудь другим.

Пока машина ездила за арматурой, ребята ждали на рельсах. Надя сидела с Гончаровым поодаль. «Вот и кончились наши прогулки…» — подумал Игорь. Радостное возбуждение улеглось, нахлынуло чувство опустошенности и тупой грусти. Ничего не хотелось, даже спать.

— Интересно, когда вы собираетесь снимать Гончарова? — поинтересовался Разин.

— Опять ты пристал! — разозлился Игорь. — Больше тебе думать не о чем? Никто не собирается!

— Это почему же?

— Нет оснований.

Разин вкрадчиво вел дальше:

— А то, что он плохо работает, не основание? А на коллектив плюет, нас серой массой считает — ему за это грамоту? — Коля возвысил голос: — Бригадир должен быть в первых рядах, а он где?

— Ты же комсорг бригады! Вот и обсудите на собрании. Я смотрю, один ты возмущаешься! Может быть, есть у человека недостатки — так это вовсе не значит, что его надо выгонять.

— Я один возмущаюсь! — от гнева Коля начал пришептывать. — Народ у нас смирный, всего боятся! Вот у Сережи Петрушина спроси, ему-то поверишь? Скажи, Сережа!

Петрушин смущенно сказал:

— Мне все равно, работает он или нет. Без него справимся. Просто он как-то не прижился, всегда в стороне. Не сошлись характерами, что тут поделаешь? Начальника изображает — пусть, а вот не сошлись характерами…

— Вот-вот! Начальником хочет быть! — подхватил Разин. — Уже в ассистенты на кафедре пробрался. Такие белоручки и лезут вверх, чтобы ничего не делать, а получать побольше. Кто не работает, а деньги берет, занимается воровством. Или у товарищей ворует, или у государства. Я вам скажу — если воров повыгонять, много миллионов можно сэкономить.

— Ты это говоришь, потому что сам не при кормушке.

Коля взвился:

— У меня есть стыд и совесть! У меня не голубая кровь. Я человек трудовой и не рвусь к должностям!

Он огляделся вокруг, как бы выбирая, на кого еще наброситься.

— Послушай, Коля, ты же говорил, что ни во что не будешь вмешиваться, — уводя разговор в сторону, сказал Игорь. — Как тебя понимать?

Разин во весь рот ухмыльнулся:

— Это смотря во что! Тут нельзя не вмешиваться.

— Значит, можно, если безопасно?

— Да нет, я совсем не про это, — смешался Коля. — Если уж явная несправедливость, так я полезу, не побоюсь ничего. Я говорил про то, что буду в семье, как в крепости. Выскочу оттуда, побью кого надо и назад. Там мне спокойно, там меня не достать, хоть всех благ лиши. Я про другое говорил. Семья для меня остров. Ну вот, всякие брожения сейчас, сексуальная революция, техническая. Всемирным потопом грозятся или оледенением. Или там среда загрязняется, дышать, дескать, скоро нечем будет. Люди расстраиваются. А мне на мировые потрясения наплевать, я в семье спрячусь. От ненужных мыслей.

— Никуда от них не денешься, — возразил Игорь.

Разин рассмеялся.

— Спрячусь! Глаза завяжу и уши заткну, ничего не буду читать, кроме книг по программе… А вон и машина за нами. Эх и поспим же сейчас!

Бегом спустились с насыпи, за несколько секунд расселись по скамейкам.

Игорь подождал Надю.

— Устала?

— Нет, ничего, — неохотно ответила она.

— Садись в кабину, отдохни.

— Я лучше в кузове.

Она села на переднюю скамейку рядом с Гончаровым.

6

Только что к усилителям подключили магнитофон. В столовую потянулись любители поп-музыки. Многие принесли свои записи и всячески их расхваливали. Разгорелся спор, что слушать в первую очередь. Битлзов отвергли за старомодность. Холлидея тоже сочли устаревшим. Победу одержал Пол Маккартни. Валерка Бодров уже кассету достал из кармана, но тут вклинился худой неоформившийся подросток Саша Панин, молчаливо пережидавший спор. От волнения визгливо закричал:

— Стойте! Стойте! У меня есть, что надо! Христос-суперзвезда, поп-опера! С американской пластинки переписана.

Валерка пренебрежительно бросил:

— Иди ты со своей оперой! Не мешай! — И толкнул легонько Панина.

Но тихий Саша остервенел, заслонил магнитофон своим телом, с горящими глазами кричал о серьезности сюжета и первоклассных исполнителях.

Ребята для потехи кричали:

— Давай Маккартни!

Другие заводили Сашу:

— Не хотим Маккартни, давай Христа! Держись, Панин!

— Ничего вы не понимаете! — горячо бормотал Саша. — Это шедевр, последний крик Бродвея!

— Твоему крику сколько уже лет? — напирал Бодров, но тщетно: Саша воспользовался заминкой и поставил кассету.

— Ну молодежь настырная пошла! — Валерка театрально развел руками. — Ни к чему не подпускают!

— Как дети, — заметил Коля Разин, сидевший с Голубевым и Алешиным за длинным столом. — Не все ли равно, что слушать? Лишь бы шум был.

Началась музыка. Ребята, заинтересованные названием, на несколько минут притихли, потом стали переговариваться, рассказывать анекдоты. Популярная музыка не требовала внимания — все было знакомым: мелодии, инструментовка, ритм. Один лишь Виктор Кухарев впал в транс. Глаза помутнели. Он подрыгивал ногами и раскачивался всем телом. Ребята пересмеивались, глядя на него, подталкивали друг друга:

— Смотрите, Витька кайф поймал!

А Кухарев голову на грудь опустил, рот безвольно открыл.

— Вот как может человек забыться, — с некоторой завистью сказал Игорь. Ему бы тоже сейчас отвлечься, чтобы не думать о Наде.

Коля Разин, перекрывая музыку, рявкнул:

— Хмелеуборочная машина!

Кухарев встрепенулся, посмотрел по сторонам, бессмысленно улыбнулся и вновь поник, пронизанный волнами биг-бита, великого ритма.

Игорь пытался уловить смысл песни. Но английский язык знал в пределах институтской программы и не понял ни слова. Кто-то пел грубым голосом. То ли папаша радуется, что у него чудесным образом родился смышленый ребенок, то ли взрослый Христос учит жить, а может быть, Иуда торжествует, получив за донос деньги и прописку в Иерусалиме.

Слушать стало скучно, Игорь перестал обращать на музыку внимание.

— А знаете, ребята, — сказал он, повернувшись к Разину и Алешину. — Опять мы втроем, как тогда, помните, на танцах…

— Ну, ты тогда недолго с нами был, — лукаво улыбнулся Володя. — Сегодня, наверное, тоже исчезнешь?

Игорь смутился.

— Куда мне исчезать? Дел никаких нет.

— Игорек у нас молодой, но серьезный, — поддел Коля Разин. — Интересуется только производственными делами.

Тем временем на фоне машинно-бесстрастной музыки о Христе шли приготовления к развлекательному вечеру — закрепляли занавес, расставляли круглые табуретки, сделанные из бревен. За стойкой важно стоял одетый в белую куртку бородатый Николай Киселев. В его обязанности входило выдавать кофе, печенье, конфеты и шуточки.

Игорь поднялся:

— Пойду воды попью.

Нацедил из бачка полкружки воды, через силу выпил и остался у входа в столовую. Нужно было улучить момент и сказать несколько слов Наде.

Вскоре она появилась на тропинке. Игорь едва разглядел ее в темноте. Догнал, будто бы случайно. Тихо окликнул:

— Это ты, Надя?

Надя остановилась, молча выжидая.

— Как же насчет завтрашнего дня? — спросил Игорь. — Я уже обо всем договорился. Катер на тот берег идет в десять утра, возвращается в семь вечера. Времени у нас будет достаточно.

— Извини, я не поеду, — сказала Надя.

Ни огорчения, ни сожаления в ее голосе Игорь не уловил.

— Да ты что? — искренне удивился. — Больше такой возможности не будет. Желающих много. Может быть, передумаешь?

— Нет.

— Странно. Я старался, старался. А что за причина, если не секрет?

— Никакого секрета нет, — почему-то недовольно ответила Надя. — Меня пригласили на рыбалку.

Понимая, что лучше бы сейчас же прекратить унизительный разговор, Игорь упрашивал:

— Да ты откажись! Я серьезно говорю, больше такой возможности не будет!

— Нет, не могу.

— Тогда всего хорошего, — с горечью произнес Игорь и медленно пошел к столовой, все еще надеясь, что она передумает, окликнет.

Остановился у входа, прислонился к шершавому столбу.

«Вот все и кончилось! Никогда к ней не подойду. Да кто она для меня? Случайный человек, встретились, поговорили и разошлись. Что я, жить без нее не могу? Что она, самая умная, самая красивая, добрая?»

Ведущий объявил шутовским голосом:

— А сейчас вы увидите знаменитого фокусника Ага-Угу-ибн-Сина!

Из-за марлевой занавески выскочил Юра Гончаров. Голова обмотана полотенцем, лицо разрисовано краской. Широким шагом походил туда-сюда, наклонился, пристально рассмотрел щель в полу. Ближайшие зрители, тесня друг друга, спрашивали: «Что там? Что видите?» — но ничего не обнаружили.

Довольный эффектом, Гончаров возвестил:

— Сейчас я покажу захватывающий фокус. Женщин и нервных прошу отвернуться!

«Да он компанейский парень, — подумал Игорь. — Почему же с бригадой не ладится?» Игорю хотелось бы сейчас заняться каким-нибудь захватывающим делом, но ничего, кроме составления нарядов да отчетной ведомости, не мог придумать.

Без всякого интереса смотрел, как, напрягаясь всем телом, покраснев, Юра принялся доставать белые шарики из рукавов, из воздуха, изо рта. Фокус всем понравился. Гончарову долго хлопали.

«Не Юра ли ее пригласил на рыбалку? Да какая разница! И почему она не может делать все, что хочет? Ну, увел ее с танцев, поговорили, показалась привлекательной девушкой… Да и что особенного — на рыбалку сходить? А все-таки здесь что-то не так, не то…»

— Игорек, иди сюда, мы твое место держим! — закричал Коля Разин, воспользовавшись короткой паузой.

Игорь пробрался к нему и безучастно просидел весь вечер, чувствуя только одно: Нади нет рядом.

7

В тени, конторского барака Игорь и Володя ожидали начальника производственного отдела. Хотелось пить, но сколько ни глуши теплую воду из бачка — жажду не утолишь.

— Не грусти, Игорь, — понимающе сказал Володя. — У тебя все впереди.

— А с чего мне грустить! — не принимая сочувствия, ответил Игорь. — План мы выполняем, все более или менее благополучно. Ребят вот только жаль. В такой бы день купаться и загорать. Нам здесь жарко, а на откосе каково! Хоть останавливай работу.

— Можно бы и в лагерь отпустить. Но такая жара будет до конца сезона. Ребята сами же будут недовольны, что потеряли день. Да, я разрешил Брегову взять двух ребят и порыбачить денек. Надо же попробовать местной рыбы. Да и пусть немного отвлекутся, заслужили. Извини, что с тобой не посоветовался.

— Да нет, я ничего. Пусть ловят. Еще из-за таких пустяков спорить! Боюсь только, что без Ильи работать не будут. К послушанию он их приучил, а к самостоятельности нет. Ну ладно, в случае чего вернем на руководящее место. Не проблема.

Когда Игорь подошел к бреговской бригаде, Илья перестал бросать песок. «Однако Илья хоть немного начал со мной считаться, — насмешливо подумал Игорь. — Раньше, бывало, и от лопаты не оторвется. Все-таки каждый человек любит власть, хоть маленькую. Нравится командовать, приятно, когда тебя слушаются…»

— Как дела? — спросил, хотя надобности в вопросе не было.

— У нас всегда нормально. Посмотрим, как вы с бумагами справитесь, закроете наряды.

— Ну, это не от нас зависит. — Игорь помолчал. — Нужно выделить двух-трех человек сбросить с плит песок.

— Не вижу необходимости. Пойдет дождь, его водой смоет. Соображать надо.

Игорь ожесточился:

— Соображать надо, что дождь не предвидится, что никакая вода не поможет. А пока плиты не очистим, работу у нас принимать не будут!

— Пошлю завтра, — лениво сказал Брегов. — Доволен?

— Разве это лично мне нужно?

— Ладно, замели, — примирительно произнес Илья. — А я рыбалку организую. Приходи помогать.

— Приду, конечно. А чем думаешь ловить? Сетью? Надо бы разрешение спросить…

Илья туманно ответил:

— По-разному. Во всяком случае, отряд рыбой накормим. Завтра увидишь.

— Что ж, всяких тебе благ! Пойду к бетонщикам.

«Вот и наладились отношения, — довольно думал Игорь. — Ну что нам было делить! Право, теперь мне легче будет. Странный парень, обращается с ребятами жестко, а они его слушаются и после работы даже. А вот Гончарова не любят, хоть и не покрикивает, не заставляет… Попробуй разберись, что людям надо!»

Игорь с изумлением смотрел на странное занятие: Валерка Бодров и Борис Лашевский долбили ломами иссохшую землю. Дородный, обычно неповоротливый Борис сейчас не жалел себя, молотил с яростью и азартом. На Голубева оба не обратили ни малейшего внимания, пока он не спросил:

— Что вы здесь делаете?

Валерка оторвался от своего занятия и снисходительно начал растолковывать:

— Видишь озерко? А в нем что? Рыба. Осетры, может быть. — Сбился с наставительного тона, мечтательно продолжал: — Наберем полное ведро икры, попробуем буржуйской пищи! Уху сварим, эх, век будешь вспоминать! Я же говорил, что я везучий!

Игорь недоумевал:

— Да вы-то что делаете?

Валерка снова впал в назидательность:

— Должно быть и ежу понятно. Между этой лужей и протокой разница в уровнях два метра. Мы делаем канаву, пускаем воду, ставим сети — и готовь мешки!

Игоря затрясло, он начал заикаться:

— Да вы… вы понимаете, что делаете? Это же преступление!

— Чего ты боишься? — удивился Валерка. — Не трусь, в случае чего скажем, что ты не знал. Да никто и не заметит. Мало ли для чего понадобилось воду выпускать. Здесь стройка, а не курорт.

— Разве в этом дело! Озеро ведь погибнет!

Валерка спокойно заметил:

— Подумаешь, озеро. Лужа какая-то. Тебе что, купаться там?

— При чем здесь купаться! При чем здесь мне? — закричал Игорь. — Ты подумал, что на этом месте останется сплошная грязь? Нельзя из-за дурной прихоти уничтожать природу!

— Ерунду говоришь, — снисходительно возразил Бодров. — О людях надо заботиться. Всем осточертела каша, с нее много не наработаешь. А подкормимся рыбкой, горы свернем, три плана выполним!

— О людях заботитесь! — с горечью произнес Игорь. — Из-за таких, как вы, дышать скоро нечем будет.

Массивный и волосатый Борис Лашевский, опершись на лом, прислушивался к спору и загадочно улыбался, будто доступно было ему иное, глубокое и верное, а эти мелкие распри для маленьких ребят.

— Вот Илья идет, — ехидно сказал Валерка. — Он тебе сейчас вправит мозги.

Подошел Брегов. Ноги по колено в грязи, тело исцарапано кустарниками. Но возбужден, доволен.

— Все правильно, ребята! Разница в уровнях полтора-два метра.

— Я запрещаю уничтожать озеро! — взорвался Игорь. — Прекращайте дурацкую рыбалку и возвращайтесь на откос!

Брегов с изумлением посмотрел на него:

— Ты что? На солнце перегрелся?

— Я не перегрелся! Это преступление — уничтожать природу!

Илья пожал плечами:

— Какая природа? Да ты или не выспался, или еще что… И вообще это тебя не касается. Насчет производства я, может быть, и послушался бы. Может быть! Конечно, если бы ты не нес такую чушь. А всем остальным распоряжается командир, и незачем тебе лезть не в свое дело. Покомандовать захотелось? Власть показать? Так нет у тебя никакой власти, запомни это раз навсегда!

— За такие дела тебя надо под суд! Пойду в милицию, раз не понимаешь человеческого языка!

— Попробуй только! — с холодной яростью процедил Брегов. — Посмотрю, что от тебя останется! Здесь милиции нет, и ты просто дурак!

— Я последний раз приказываю! Прекратите это свинство!

Илья презрительно усмехнулся:

— Очень-рад, что последний. Не будешь больше надоедать. Я тоже последний раз заявляю: тебе не подчиняюсь, рыбалку буду продолжать!

Игорь потерянно стоял, опустив голову.

— В самом деле, Игорь, — сочувственно сказал Валерка Бодров. — Ты же не из рыбнадзора, зачем себе нервы портишь?

— Я, Валерка, просто как человек не имею права не вмешаться. Должность тут совершенно ни при чем. Я сейчас еду в лагерь за Володей. Его-то вы обязаны послушаться.

— Езжай, езжай, — пробормотал Брегов, повернувшись спиной, — кончился базар, давайте-ка долбить.

Игорь бегом побежал на дорогу. Попутной машины долго не было. Стоять на месте он не мог и в нетерпении зашагал, поминутно оглядываясь. «Не успеют же они за час-полтора прорыть канаву… Не должны успеть. Какой я дурак! Милицией грозил! В истерику впал. Надо было сразу ехать за Володей. Или прямо к Маркову обратиться? Нет, нельзя, некрасиво… Черт, когда же машина будет?»

Только минут через тридцать его догнал многотонный «Уралец». Игорь забрался в кузов. Уверенно и ровно гудел мотор, машина своим мощным ходом как бы сглаживала выбоины дороги — ни толчка, ни тряски, как будто и нет движения, только встречный ветер прохладой овевает лицо да набегают и отскакивают придорожные деревья. Казалось, будь необходимость, эта машина, так же равнодушно урча, ринется сквозь лес, круша деревья, как спички. Ехать на ней было приятно, не то что на отрядовской трехтонке, которую основательно встряхивало на каждой колдобине.

Пока ехал, немного успокоился. «А может, я зря горячку порю? Все дела бросил, в лагерь Володе жаловаться помчался… Плюнуть надо было — подумаешь, большое дело! Смеяться будут… Нет, раз считаю, что они не правы, надо вмешаться. Эх, Брегов, как мальчишку меня высек! Нельзя мне было выходить из себя».

— Что случилось? — сразу спросил Володя, как только Голубев появился на пороге штабного вагончика.

Игорь плюхнулся на топчан.

— Ты знал, каким способом собирается Брегов ловить рыбу?

Володя удивленно посмотрел на Голубева:

— Конечно, знал. В общих чертах. Собираются канаву рыть, сетку ставить. Вряд ли получится, а вдруг?

— Как же ты мог это допустить?

— Да ничего страшного, Игорек, три человека потеряют день-другой, обойдемся.

Игорь застонал от Володиной непонятливости.

— Я же совсем о другом!

И сбивчиво повторил то, что говорил Брегову и Бодрову. Придумал, что могут быть неприятности от начальства. Настаивал, чтобы сейчас же ехать и запретить Брегову рыть канаву.

Володя, глядя на Голубева как на больного, мягко сказал:

— Успокойся, Игорек, ничего страшного не случится. Все равно эту лужицу со временем уничтожат. Неужели ты думаешь, что я бы стал рисковать, навлекать на отряд неприятности? Я уже знал, что к чему. Там собираются что-то строить. Мы даже полезное дело сделаем, дно высушим.

— Когда строить-то будут! Может, через десять лет?

— Может, и через десять.

— Значит, не прикажешь Брегову прекратить это безобразие?

— Нет, — твердо ответил Володя.

Игорь вскочил и заходил по короткому вагончику — два шага вперед, два назад. Получалось, что с разумной точки зрения он не прав. Доказать ничего невозможно, а эмоциям никто не верит… Оставалось надеяться, что не удастся прорыть канаву и озерко сохранится.

— Знаешь, Игорек, мне кажется, ты устал. Жара, беготня, нервотрепка. Давай-ка возьми двух-трех ребят, и езжайте в воскресенье на тот берег. Тайгу посмотрите…

Алешин не успел договорить — Игорь опрометью выскочил из вагончика.

Канаву все-таки прорыли. На дне по узенькой бороздке удалось пустить ручеек. Все бреговские ребята сбежались посмотреть на чудо рук человеческих. Но чуда не произошло — вода едва сочилась. Большинство потеряло надежду на вкусную, настоящую еду. Лишь немногочисленные оптимисты рассуждали о том, куда девать огромное количество рыбы.

— Отвезем в поселок и по рублю за килограмм продадим! — решительно заявил Валерка Бодров.

— Неудобно торговлей заниматься. Сами съедим. Семьдесят человек все-таки.

Кто предлагал посолить сазанов или завялить, кто хотел угостить рабочих мостоотряда.

Но разочарованный Брегов отослал всех на работу, а сам с двумя местными мальчишками принялся таскать по мелководью гнилой бредень, который на глазах расползался и не захватывал ничего, кроме травы и мусора. Отчаявшись, он оставил бредень на мальчишек и забрасывал удочки то в одном, то в другом месте. Илья был мрачен и зол.

А тем временем ручеек набухал, ширился, набирал силу. Когда Илья пошел взглянуть на канаву, по дну несся, подымая берега, пенистый поток. Илья, царапая голое тело о кусты, бросился к откосу.

— Ребята! Сюда! Скорее!

Его подчиненные быстренько сбежали вниз.

— Пошла! Вода пошла! — коротко объяснил он, и двинулся назад.

— Ого-го! — кричал Валерка Бодров, исполняя на берегу рукотворного ручья дикий танец. — Тащи мешки, тащи сетку! Вся рыба наша!

Разделся и полез в воду.

Вбивали в землю колышки, крепили проволокой металлическую сетку, которая вскоре наглухо перекрыла ручей.

Привлеченные необычной суетой, к протоке спускались работавшие на откосе. Полюбуются минут десять — пятнадцать и с неохотой возвращаются к обыденному делу, завидуя бреговским ребятам, которые толклись возле ручья и которых Илья, захваченный строительством рыбьей ловушки, не прогонял. Лишь бетонщики были словно привязаны к машине, старались не смотреть по сторонам, чтобы не расхолаживаться, не чувствовать себя обделенными судьбой. Коля Разин ворчал:

— Нашли время для развлечения! Весь народ взбаламутили.

Когда Игорь Голубев появился у искусственной протоки, там уже шумел поток. С громким всплеском обрушивались берега. Сетку смыло, как соломинку. Печально смотрели бреговцы, как уходит на волю богатая добыча. Конечно, ни одной рыбины они не увидели в мутной воде, но предполагали, что она там. Брегов, утешая себя и других, сказал:

— Ничего, останутся лужи, наберем.

Не хотелось Игорю подходить к Брегову, но надо.

— Твои собираются сегодня работать? — спросил он, глядя в сторону.

Илья сухо ответил:

— Не беспокойся, мы все наверстаем. — Но вынужден был пресечь явный беспорядок: — А вам что здесь надо? Все идите работать. И чтобы соблюдали график: два часа работы, десять минут перекур.

С сожалением смотрел Игорь, как обрушиваются комки земли, как вода разливается по песчаному берегу протоки широким грязным веером. И безразлично ему было, что люди праздно болтаются. «Надо в самом деле ребятам хоть немного отвлечься, отдохнуть», — подумал он и пошел по тропинке между запыленными кустами. Студенты, которые попадались навстречу, смущенно отворачивались, завидев мастера, но Игорь мораль не читал, не гнал обратно, а лишь коротко говорил:

— Посмотрите и сразу назад. Нечем там любоваться.

И вдруг он словно на препятствие наткнулся — впереди была Надя. Он уступил дорогу. «Тебя еще сейчас не хватало!» — подумал зло.

— Ты почему со мной не здороваешься? — укоризненно спросила Надя.

Игорь смутился.

— Я здоровался, когда в вашу бригаду приходил.

— Так то со всеми, а не со мной.

Была она уставшая, унылая. На лице застыли капельки бетона. Жалко ее стало, и показалось, будто совершенно к ней равнодушен, и странно было, что когда-то видел в ней что-то особенное.

— Как живешь, Игорь?

— Да так, бегаю туда-сюда. Мастер — должность собачья, все время вертишься, часто без толку.

— Да я не про это. Вообще как?

— Вообще ничего, терпимо.

Надя молча постояла.

— Ну, всего тебе хорошего. Меня девочки отпустили. Пойду посмотрю, как ловят рыбу.

«И что ей от меня нужно? — недоумевал Игорь. — То в тайгу ехать отказалась, в мою сторону не смотрит, а теперь вот сама заговорила. Ничего не понимаю! Может быть, с нею надо по-другому обращаться? Бестолковый я какой-то! Ничего у меня не получается! Платона, пижон, пытаюсь читать, а не могу к девушке подход найти. И мастер из меня никудышный. Делаться-то делается все, и как будто неплохо, но я здесь при чем? Так ничего и не добился в жизни и даже не знаю, чего добиваться надо…»

Игорь поступал в университет на физический факультет, так как считал, что физика дело интересное, современное. И способности кое-какие были, да, видно, стремился маловато. На приемных экзаменах одну задачу не решил и тут же подал документы в другой институт, о котором и узнал-то случайно. Здесь тоже физика и математика, так что можно будет проявить способности, если они есть. Но уже на четвертый курс перешел, а сделал пока еще только одну маленькую работу, которую и научной-то нельзя назвать. Просто взял усидчивостью и вниманием. Правда, обещали напечатать…

В мастера попал не то чтобы случайно, а как-то по инерции. Был членом факультетского бюро комсомола, не раз ездил на стройку, вот и предложили. И Голубев согласился, потому что надо себя воспитывать. Но что-то плохо продвигается самовоспитание, даже не в состоянии остановить сегодняшний разброд, и, что хуже всего, особого желания нет, все стало безразлично. Скрыться бы сейчас из отряда, не видеть ни грубого Брегова, ни презрительно усмехающегося Гончарова, забыть о бумажках, о бестолковой суете…

По откосу спускались трое ребят. Увидев мастера, повернули назад. Игорь усмехнулся: «Ого, меня, оказывается, побаиваются! Значит, не все еще потеряно».

Он подошел к бригадиру арматурщиков.

— Иван, ты совсем распустил своих ребят! Ну что вы нашли там интересного? Канава, а по ней вода бежит…

— Они же ненадолго… Сбегают и сразу назад. Честное слово, от этого работа не страдает. Надо же хоть немного развлечься.

Игорь солидно сказал:

— Хорошо, смотрите сами. Вы люди взрослые, должны понимать, что работаете на себя. Я же не могу каждого подгонять, да и не хочу.

— Все будет в порядке, — заверил Иван.

«Все идет не так уж плохо, — убеждал себя Игорь, поднимаясь по насыпи. — Не надо впадать в панику».

Посмотрел он сверху на озерко — как будто ничего не изменилось, блестит вода, садятся на нее речные чайки. Но пройдет несколько часов, и озерка не станет. И он, Игорь Голубев, в этом виноват, потому что не сумел отстоять… Надо было идти к Маркову, даже если бы после этого испортил отношения со всем отрядом.

Всю ночь Игорь составлял наряды. Уже рассвело, а он все накручивал арифмометр, складывал, умножал, вычитал, пока не начал путаться в цифрах. Он немного поспал и решил, что имеет право чуть расслабиться, — сходил искупался, позагорал с полчаса. Еще немного посидел над нарядами и отправился к мосту. Возле бетонного завода встретился Федорченко. Ехидно улыбаясь, он сказал:

— То требовал две машины, а теперь от одной отказались! Не выдержала кишка?

— Кто отказался? Не может этого быть!

— Сейчас только послал ваш самосвал бетон на мост возить.

Игорь бросился на откос — какое несчастье могло случиться? Кран стоял с опущенной стрелой, крановщик лежал в тени. А бетонщиков — ни одного человека.

— Что случилось? — задыхаясь, спросил Игорь.

Крановщик лениво ответил:

— Пошли твои работяги рыбку половить.

Тут только Игорь обратил внимание, что озерка уже нет, а на его месте ровная грязная впадина, по которой бродят, наклонившись, студенты.

«Это же катастрофа! — в отчаянии подумал Игорь. — Все кончено, все! А я вздумал загорать!»

Сперва он старался идти по твердому грунту, потом плюнул на все и зашагал по грязи, подвернув брюки. Кое-где остались лужи, в которых студенты шарили руками; самые отчаянные, должно быть упустив добычу, падали плашмя в воду, азартно вскрикивая.

Игорь увидел Юру Гончарова, который цепко держал за жабры крупного сазана и гордо показывал его ребятам. Вид у Юры был счастливый. Когда он увидел Игоря, то повернулся к нему и, радостно улыбаясь, сказал:

— Вот, впервые в жизни поймал голыми руками!

Игорь едва удержался, чтобы не вырвать у него рыбину и не отхлестать его по лицу.

— Ты что наделал! — прошипел он сквозь зубы. — Где бригада? Почему бросили работу?

Юра перестал улыбаться, нарочито спокойно ответил:

— Там же, где и другие. Разве не видишь?

— Ты на других не ссылайся. Другие с машиной не связаны! Ты зачем отослал самосвал?

— Я отослал? — удивился Юра. — Впервые слышу. Ты лучше у своего дружка крикуна Разина спроси, чья это работа.

— Но ты бригадир и отвечаешь за работу!

Вместо ответа Гончаров громко закричал:

— Разин! Иди сюда, ты мастеру нужен.

Ребята потихоньку удалились.

От группки студентов, стоявших на сухом месте, отделился Разин и босиком зашлепал по грязи. Подошел с виноватым видом, поздоровался и опустил голову.

— Объясни, Коля, в чем дело?

Разин тяжело вздохнул:

— Что уж тут объяснять? Виноваты.

— Нет, ты уж объясни, пожалуйста. Ты в конце концов комсорг бригады.

Юра, устав держать сазана, положил его на землю. Сазан широко открывал рот, изредка бил хвостом по земле, пытаясь уползти.

Коля Разин, еще раз тяжело вздохнув, начал бормотать:

— Понимаешь, вкалываем, вкалываем, а весь народ с откоса как корова языком слизнула. По этой проклятой луже ползают. Мы держимся. Куда от бетона убежишь? А тут наш дорогой бригадир слинял. Не выдержала рыбацкая душа. Час его ждем, второй. Ну, я и взыграл. Хватит, говорю, ребята, мы тоже люди. Бригадир нас бросил, ребята по лужам развлекаются, пойдемте и мы. Одни возражают, другие соглашаются. Короче, я сказал шоферу: поработай, парень, часок на других. Вот и все.

— Да-а, — протянул Игорь. — Хороши. Особенно ты, Коля. Уж тебе это так просто не сойдет. Это дело командира, конечно, но думаю, что он отправит тебя домой.

— Домой? Меня нельзя домой, — растерялся Коля. — Я без отряда не могу.

— Это уж командир решит, — страдая за него, сказал Игорь. — Ну, а ты, Юра? Неужели не мог подождать до конца смены?

— Не мог, — коротко ответил Гончаров и снова взял в руки сазана. — Гоните меня из бригадиров, я не напрашивался. Зато вот какую рыбину голыми руками взял! А вообще это несправедливо. Другие бригады здесь второй день слоняются, а все шишки на нас.

— Других тоже по головке не погладим, — неловко сказал Игорь. — А теперь, Юра, собирай свою бригаду, бери самосвал и работайте.

— Хорошо.

Многие ребята без напоминаний потянулись к откосу. Другим Игорь коротко говорил: «Работать надо», и они уходили, с сожалением поглядывая на завлекательные лужи. Упорнее всех держались ребята из бригады Ильи Брегова. Делают вид, что послушались, а сами поблизости выжидают, надеясь, что бригадир их не отпустит. Игорю даже смешно стало: будто заблудших овец сгоняет.

Наконец он добрался до Ильи Брегова. Три человека по его указаниям обследовали большую лужу. Возле Ильи стояло ведерко, наполненное мелюзгой.

— Не рассчитали, — сказал он, криво усмехаясь. — Думали, вода будет медленно течь и мы всю рыбу прямо в мешок… Зря время потеряли. Но ты не беспокойся: упущенное мы наверстаем. Все, что можно, из ребят выжму.

— Вот сейчас и начинайте наверстывать.

Илья с хмурым видом попросил:

— Разреши двух человек оставить. Здесь еще рыба есть.

— Хорошо, двух человек оставь, а сам иди организуй работу. За эти два дня народ разболтался.

Брегов не стал спорить.

Грязная, мокрая плешь опустела. Праздник покорения природы окончился. Лишь два человека азартно обшаривали лужи.

8

— Что ж, ребята, — сказал Марков. — Сейчас у меня есть немного времени. Пойдемте посмотрим, как ваши работают. Давно собирался, да все некогда.

Втроем вышли из конторки. Марков подставил лицо солнцу.

— Хорошо! Прокалишься солнцем — никакая простуда зимой не возьмет. У нас здесь солнца больше, чем на юге.

— Как ездилось, Владимир Николаевич, по Америке? — спросил Володя.

— Впечатлений, конечно, много. В двух словах не расскажешь. Разное встречалось — и хорошее, и плохое. Кое-что у них нам кажется диким. Ну да об этом вы прочтете в любой газете. Любопытно вот что: когда рассказывал о нашей магистрали, удивлялись, некоторые даже не верили, что мы на такое способны. А ведь они тоже не лыком шиты, знают, что такое размах. И наш бескессонный метод произвел хорошее впечатление. Конечно, ничего нового в нем нет. Но на такой большой реке никогда не применялся. А вообще-то, ребята, хотите верьте, хотите нет, здорово тянуло сюда, временами прямо-таки тосковал.

— А давно вы здесь?

Марков улыбнулся:

— С самого начала, конечно. Вы тогда еще и не слышали, что такое БАМ. Тогда здесь был сплошной бурелом, а сейчас видите — и пенька нет. Со временем снесут эти бараки, новые деревья посадят.

Поднялись на откос. Марков предложил:

— Пойдемте-ка вдоль вашего участка.

Игорю сразу бросились в глаза многочисленные трещинки на бетоне. И хотя работа давным-давно была принята, он боялся, что Марков все забракует. Марков стал неразговорчив, нахмурился, как бы нехотя смотрел на бетонные квадраты. Рядом с коренастым уверенным начальником Игорь почувствовал себя излишне долговязым, каким-то легковесным. «Вот сейчас разгон даст и за бетон, и за озерко!» Но Марков взглянул в ту сторону и ничего не сказал. И трещин как будто не замечал.

Подошли к бетонщикам. Марков внимательно смотрел, как бегают ребята, и такое у него было лицо, словно он заметил что-то интересное. Новоиспеченный бригадир Виктор Рындин не обращал внимания на высокое начальство. «Не знает еще обхождения, — усмехнулся Игорь. — Должен бы подойти и давать объяснения, если потребуется».

После рыбной эпопеи провели заседание штаба, на котором здорово досталось всем бригадирам, а в первой бригаде — собрание. Все чувствовали себя виноватыми, и никто даже слова не сказал против Гончарова, да и не было в этом необходимости: понимали, что бригадиром ему нельзя оставаться. Зачем же угнетать его еще и осуждающими словами? Но когда Володя предложил отправить Колю Разина домой, бригада взбунтовалась, на что, собственно, и рассчитывал командир. Начали кричать, что он лучше всех работает, что такими кадрами разбрасываться нельзя. Решили записать ему два нерабочих дня.

После собрания счастливый Коля признался Игорю:

— Я же ведь не только из-за денег сюда приехал. В Питере мог бы неплохо заработать. Привык к отряду. А жене это не скажешь: обидится. Да и сам я толком не знал.

В конце концов неудачная рыбалка пошла на пользу Игорю: его слушались, с ним не пререкался даже Илья Брегов, дисциплина в отряде стала идеальной.

— Четко работают, — сказал Марков. — Будь я лет на пятнадцать моложе, сам бы взял лопату…

— Владимир Николаевич! — решительно обратился к нему Игорь. — Приходится делать много лишней работы. Стрела не может подать бетон на самый верх. Время теряется и силы. Сами видите, сколько делается вручную.

— Ты мне уже об этом говорил! — недовольно сказал Марков. — Лишняя работа? Да, лишняя! Ее будет достаточно, идеального порядка мы не скоро добьемся, а делать надо. Ребята молодые, им полезно для развития мускулатуры. Побегают вот так, а когда станут инженерами, будут думать о том, чтобы другие зря усилия не тратили. Вот так-то, — без улыбки заключил Марков. — Другой кран мы не можем выделить. А ты этот факт отрази в нарядах. Пограмотней так… Довольный своей хитростью, Игорь сказал:

— Я отразил, но нам срезали подноску бетона вручную. Дескать, это липа — при кране работаете. А какая же это липа? Сами видите…

— Хорошо, разберемся, — прервал его Марков. — Что ж, пора идти. Молодцы, неплохо работаете. Успеха вам!

Игорь и Володя двинулись за ним.

— Не надо меня провожать, я не министр. А впрочем, знаете что? Отвезу-ка я вас на мост! Посмотрите, что это такое.

Оба уже побывали на мосту, но не посмели отказаться: о мосте Марков говорил так, будто хотел показать любимого сына.

«Вот какое у меня положение! — с тщеславной гордостью подумал Игорь. — Куда хочу, туда иду, и не надо ни у кого отпрашиваться». И неловко было, что в это время ребята будут выкладываться на бетоне, что им некогда передохнуть. Так же неловко было, когда Юру Гончарова снимали с бригадиров. В то время как Гончаров, нарушая дисциплину, рыбачил по лужам, Игорь загорал. Но никому бы и в голову не пришло упрекнуть его за это…

Наверху Марков сказал:

— Посидим, ребята, покурим. Я с четырех утра на ногах.

Сели на рельсы, закурили. И Володя за компанию взял сигарету.

— Владимир Николаевич, а трудно было настоять, чтобы строить мост по новому способу? — решил использовать подходящий момент Игорь.

— Жить вообще трудно, — ушел от ответа Марков. — Ничто легко не достается.

— Ведь вы, Владимир Николаевич, многим рисковали… Могло же и не получиться.

Марков нахмурился:

— Вот, вот… Риск, рисковали. Это многие серьезные люди говорят и пишут. Как будто мы авантюристы, а не инженеры. Все было рассчитано и взвешено. Не на удачу надежда была, а на расчет. И сейчас еще кое-кто рассуждает, что нам просто повезло, а победителей, дескать, не судят…

— Но ведь вас могли снять с работы, — продолжал настаивать Игорь. — Ради чего вы все это затеяли? Без разрешения взять и начать строить…

Марков засмеялся:

— Вот прицепился, как репей. Во-первых, не я один придумал, нас было много. И не так это на самом деле было: дескать, Марков махнул рукой — валяй, ребята, строй. И согласовывали, и увязывали, и сомневались. В очень даже высоких сферах беседовали. Какой же толковый инженер откажется от заманчивой идеи — сроки строительства сократить раза в полтора и уменьшить трудоемкость? Вот и стучались. А насчет должности — как видишь, не сняли. А сняли бы, так безработным не остался бы… Вот так, брат Игорь, за должностью не гонись, она сама тебя найдет. Или даже вернее: если не будешь за ней гнаться, быстрей найдет. С должностью, как с женщиной…

Послышался слабый жалобный свисток.

— Владимир Николаевич, — сказал Алешин. — Дрезина. Может, на ней и доберемся к мосту?

— Нет, на ней людей запрещено перевозить. Справедливо скажут: почему это Маркову можно прокатиться, а Иванову нельзя? У нас правила для всех одинаковые. Поедемте на «газике». Или у вас срочные дела? Нет? Ну, тогда не пожалеете, что потеряете время.

Спустились к конторе, сели в запыленную машину. Марков шоферил сам. Володя и Игорь устроились на заднем сиденье. Начальник уверенно вел «газик», не сбавляя скорости перед встречными самосвалами, хотя пыль прямо сыпалась с ветрового стекла.

— Я здесь сотни раз ездил, с закрытыми глазами могу, — по-мальчишечьи похвастался Марков.

«Все-таки это удивительный человек, — подумал Игорь. — Далеко не каждый решится пойти наперекор общепринятому».

Сам он за всю свою жизнь один-единственный раз проявил самостоятельность, в десятом классе, когда нужно было писать сочинение «За что я люблю Маяковского». Игорь, обозлившись, что кто-то ему навязывает свою точку зрения, взял да и написал: «За что я не люблю Маяковского». Поднялся шум, Игоря вызвали к директору, который назвал его хулиганом. Целую неделю Игорь ходил гордый, а потом сочинение все-таки переписал: стало жаль пожилую учительницу литературы.

«Вот так и приходится на каждом шагу поступаться своим, пусть неправильным, мнением. Все мы мудрые: знаем, что положено делать, а что нельзя. А Марков, должно быть, и в мелочах не такой…» — с завистью думал Игорь.

Машина остановилась на берегу реки возле дощатого сарая. Круто вверх поднималась насыпь, и люди наверху казались крошечными. Мирно и незаметно текла мимо широкая река, и только по тому, как возле опор возникали водовороты, чувствовалась мощь и несокрушимая сила. Снизу мост представлялся громадой, и казалось чудом, что сравнительно тонкие опоры выдерживают эту чудовищную тяжесть. Половина четвертого пролета повисла над водой, не дойдя до следующей опоры. И тоже казалось чудом, что эта половина не отламывается.

— Вот, ребята, наш мост, — с гордостью сказал Марков. — Все трудное позади, все опоры стоят. Теперь, как говорится, обычные трудовые будни. Впрочем, всякое случается, не всегда спокойно спишь. Сейчас я вас передам Матвею Петровичу. Он вас проводит вон туда, на самый верх фермы. Не были там?

— Не были.

— А сегодня будете, — и весело рассмеялся.

Матвей Петрович, высокий худощавый мужчина, молча принес две оранжевые каски и первым начал подниматься к мосту по деревянной лестнице. Пока добрались до верха, Игорь запыхался. Остановились отдышаться.

— И каждый раз нужно так взбираться? — поинтересовался Игорь.

— Мы-то что, — неохотно ответил Матвей Петрович. — А Марков раз по пять-шесть в день бегает. Как спортсмен. Ну что, полезли на ферму? Без моего разрешения никуда ни шагу.

Теперь он поднимался последним.

Сперва Игорь поглядывал вниз — на рельсы, на воду, но начала кружиться голова, и он стал смотреть только вверх, на ступеньки ржавой металлической лесенки.

Наконец добрались до ровной дощатой дорожки. Матвей Петрович сказал:

— Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. Остановились у металлического ограждения, осмотрелись.

Отсюда все казалось незнакомым. Темными букашками виднелись на откосе люди, сгладился безобразный вид бараков и производственных строений — отсюда они казались серыми, чуждыми кубиками среди небольших водоемов и деревьев. Зато тайга и река словно стали ближе. Рельсы на левом берегу блестящей нитью уходили в темнеющий лесок и там пропадали, и только до самого горизонта угадывалась просека. На реке под тонким слоем воды гигантскими рыбинами просматривались песчаные отмели.

Многочисленные протоки слепили глаза отраженным светом.

— А вон смотри, где наш лагерь! — Володя показал рукой в сторону березовой рощицы.

Палатки были едва различимы. Дальше, за березовой рощицей, река делала изгиб и терялась среди тайги. Куда-то туда они ездили на сенокос.

Несколько дней назад Игорю приказали выделить двадцать человек для шефской помощи колхозу. Он попытался использовать старый прием: пригрозил, что пожалуется Маркову. «Он-то и приказал студентов отправить», — осадили его. Пришлось подчиниться. Игорь решил дать возможность бетонщикам отдохнуть. Снял полбригады, на их место поставил других ребят. И сам поехал, поскольку не было срочного дела, а хотелось посмотреть, новые места.

Обратно возвращались вечером. Ребята вначале спорили, как всегда, о чем придется, а как стемнело, притихли — кто задремал, кто задумался. Игорь стоял на носу катера, смотрел на одинокие огоньки, печально мигавшие на сопках, слушал, как хлюпает вода. Ему было хорошо и грустно. Весь день он старательно не замечал Надю, но внутренне вздрагивал, когда она смеялась чьей-нибудь шутке, и обижался, что ей весело без него. «Красиво, правда?» — вдруг услышал ее голос. У Игоря дыхание перехватило от счастья. Снова Надя стала дорогой и близкой. «Сама подошла, умница», — подумал растроганно. Они тихонько разговаривали, а катер все шел и шел против течения, и казалось, что никого сейчас в мире нет, кроме его и Нади да воды, слабо отражавшей свет гаснущего неба. А до моста было еще часа два ходу, и все это время принадлежало Игорю. Но подошел какой-то пожилой мужчина в форме речника, сказал: «Надя, хватит тебе мерзнуть, я тебя в каюту устрою». Пока Игорь размышлял — отшить его или промолчать, Надя поблагодарила и, не прощаясь, пошла. «Что это такое! — чуть не закричал Игорь. — Какое-то издевательство!» Бежать бы прочь с этого катера, скорее бы добраться до моста, но неповоротливая посудина двигалась еле-еле… Игорь то бегал по палубе, то ненадолго присаживался и снова вскакивал. Подул пронизывающий ветер, от холода начало трясти. Он спрятался возле стеклянной рубки. Окончательно стемнело, не было видно даже воды, но небо еще не погасло, багровел над черными сопками поздний закатный свет, тяжело действовавший почему-то на Игоря.

Настроение было — хоть в воду бросайся… В стекло постучали. Игорь обернулся и увидел улыбающееся лицо Нади. Она знаками показала, что заперта. Игорь снова ожил, мысленно отругал себя за психованность. Они стояли, разделенные стеклом, пытались разговаривать, но ничего не было слышно. Игорь пальцем показывал то на небо, то на воду, сообщая, что звезды отражаются в реке. Надя согласно закивала головой. Игорь недоумевал: если хотела с ним быть, зачем пошла в каюту? Но не отходил. Чтобы не стоять истуканом, улыбался так, что вскоре начало сводить скулы. За поворотом сразу открылся освещенный мост, отраженные огни которого протянулись, казалось, до самого катера. Надя заулыбалась, махнула рукой на дверь: дескать, скоро выйду… В машине она села рядом…

— Хватит, насмотрелись, — сказал Матвей Петрович. — Пора спускаться.

— Надо сюда экскурсию организовать, — предложил Игорь. — А то ребята так ничего и не увидят.

Он представил, как они с Надей будут здесь стоять и любоваться рекой. Жизнь была прекрасна — казалось, прыгни сейчас с моста, и начнешь парить в воздухе.

— Организуем, — согласился Володя. — Я поговорю с Марковым.

9

Бригаде Ильи Брегова досталось нудное и, по-видимому, безнадежное дело. Нужно было на новом откосе снять грунт сантиметров на сорок — пятьдесят, а в иных местах и побольше. Попробуй-ка тройной переброской избавиться от сотен тонн песка! Бились два дня, подготовили участок длиной метров в пять, а впереди немногим меньше полукилометра.

Игорь прикинул — при такой скорости и до конца сезона не справиться. А нужно еще плиты уложить, разбросать гравий, закрепить арматуру, а потом уже бетонировать. Перестарались те, кто намывал на полотно речной песок. Возможно, и проектировщики немного ошиблись. Во всяком случае, положение трудное: на старом откосе бетонируются последние метры, арматурщикам по своей специальности делать нечего, бросают песок. Нужно искать выход, но какой?

Чтобы легче думалось, решил взяться за лопату. На откос пришел во время перекура.

— Не получается? — участливо спросил.

Брегов зло ответил:

— Побросай сам этот проклятый песок — узнаешь, что это такое!

— Я за этим и пришел, — кротко ответил Игорь.

— А я придумал, что надо делать! — воскликнул сосредоточенно молчавший Валерка Бодров. — Сколотить салазки, положить через ров доску и таскать. Не надо будет три раза перебрасывать песок с места на место. Выделяй, Игорь, премию из фонда мастера!

Илья подумал и согласился:

— Даю четыре часа сроку, действуй. В помощники возьми… да вот Сашу Панина.

Валерка, не дожидаясь конца перекура, побежал искать инструмент.

— Будем выкладываться полностью! — приказал Илья. — Работаем до темноты. Если кто после смены будет держаться на ногах, тот лентяй! За лопаты! Два с половиной часа работы — десять минут перекур.

«Нет, это не способ, — думал Игорь, бросая песок. — Люди измотаются, а толку никакого. Что же придумать? Бульдозер здесь не поможет… Пока единственная надежда на Валеркину тележку. Надо что-то придумать!»

Ничего важнее песка сейчас не было. Если решит проблему — значит, чего-то стоит как мастер.

Игорь работал с удовольствием. Приятно чувствовать, что у тебя хорошее здоровье, крепкие мышцы. Вонзаешь острую лопату в плотный песок, слегка замахиваешься, и вот срывается с лопаты песок в виде символического сердца, теряет первоначальные очертания и бесформенной россыпью падает за канавой. Чисто физическая работа, не требующая никаких умственных усилий. Неплохая работка для отдыха головы. Неплохая, если бы не была досадной помехой, созданной по чьей-то небрежности. Бросаешь, бросаешь, как хорошо отлаженная машина, а следов работы не видно. Вязнут усилия в песке.

Часа через два Игорь устал, начал поглядывать на Брегова — не объявит ли перекур. Но Илья невозмутимо кидал песок и еще успевал следить, как кто работает. Особенно часто подгонял он гиганта Бориса Лашевского. Игоря тоже раздражал этот медлительный парень. Разворачивался он неторопливо, как экскаватор. Успевал за ухом почесать, пот с лица стряхнуть. Он любил работу большую, выигрышную — взвалить на плечо бревно, поднять на пари тяжелую плиту или подтолкнуть застрявший грузовик. А на мелочи ленился себя растрачивать.

— Борис! — сердито крикнул Брегов. — Ты вкалывай, рекорды будешь дома ставить.

Лашевский нехотя поднял голову, скривился, будто комар в губу укусил, потом уж взглянул на бригадира.

— Я за тобой пять минут слежу. Ты за минуту бросаешь четырнадцать лопат, другие по двадцать три.

— А-а, — меланхолически протянул Борис. — А что?

— Шевелиться, говорю, надо! Скипидаром тебя намазать, что ли? Даже мастер лучше тебя работает!

«Ничего себе комплимент»! — подумал Игорь, нисколько, впрочем, не обидевшись.

Он уже устал, так и подмывало подойти к Валерке Бодрову, на правах мастера поинтересоваться, как дела с салазками. Но знал, что ни за что этого не сделает. Нужно втянуться в работу, не думать о времени, о песке, пусть руки действуют как бы сами собой. «Физический труд оздоравливает психику, — подумал с усмешкой. — Вот так бы и жить здоровой, простой жизнью. Так нет же, тянет еще к чему-то!»

— Бригадир, а бригадир! — закричал Валерка Бодров. — Общественный контроль докладывает: перекурить пора!

Илья взглянул на часы, поднял над головой скрещенные руки. Расположились кто на брезентовых куртках, кто на дощечках, кто прямо на песке. Сразу же начали обсуждать, что делать с песком. Выдвигались самые фантастические предложения. Илья не препятствовал, но предупредил: «Перекур — личное время каждого! Делайте что хотите. Можете меня ругать, если не боитесь. Но во время работы никаких споров, разговоров и тому подобного».

Борис Лашевский начал бубнить, что, дескать, так работать нельзя, что времена египетских фараонов, когда все делали вручную, давным-давно прошли. Его одернули:

— Есть мысль?

— Нет, но я…

— Раз нет — помалкивай!

— О чем спор, — лениво вмешался Валерка Бодров. — Головой надо работать! После перекура начнем испытывать нашу механизацию. Учитесь, пока я жив!

Валерка пощипывал старательно выращиваемые усики, весело блестел глазами и, казалось, радовался даже тому, что с песком никакого сладу нет. Никогда Игорь не видел его грустным, расстроенным, даже просто огорченным. Какой-то у него тупой, животный оптимизм! «Нет, не хотел бы я быть таким, как он», — подумал Игорь.

Ничего особенного Валерка не придумал, сколотил обыкновенный ящик, прибил веревку — вот и все изобретение. Бросили в ящик три лопаты песку, потащили по доске. Еле справились вчетвером. Нарастили борта, по-иному закрепили веревку, доверху набросали, поволокли и застряли на полдороге.

— Все ясно, — сказал Илья. — Бросай механизацию. За лопаты!

— Илья! Подожди! — Валерка вскипел энтузиазмом. — Все получится! Нужно ролики приделать, тогда легко пойдет!

— Ты бы еще самосвал сконструировал!

Валерка вздохнул и поплелся за лопатами.

— Полумерами здесь не обойтись, — задумчиво сказал Игорь. — Есть одна идея. Надо с Марковым посоветоваться.

Маркова в конторе не было. Игорь решил ждать его хоть до ночи. «Он должен понять, помочь! — убеждал себя Игорь. — Он человек смелый! На такое крупное дело решился, а здесь сущий пустяк».

Он слонялся по коридору, сидел на крыльце, ходил по дороге, поминутно оглядываясь, чтобы не пропустить начальника. «Куда же он пропал? Не мог посидеть на месте!»

Наконец Марков появился возле конторы, и его сразу же окружило несколько человек. Игорь подошел поближе. Теперь он Маркова ни за что не отпустит, даже если придется за рукав держать. Но люди не собирались расходиться, а ждать больше не было терпения — решалась судьба отряда. Он протиснулся вплотную к Маркову, отчаянно закричал, оборвав его на полуслове:

— Владимир Николаевич! Вы меня извините! Нужно срочно поговорить! Совершенно неотложное дело.

Марков с удивлением посмотрел на расстроенного, взъерошенного Игоря, развел руками.

— Извините, товарищи, придется заняться молодежью. Молодым, как говорится, у нас дорога. — И обратился к Игорю: — Подожди меня, сейчас я приду к себе. Но учти, на пять минут, не больше. Чтоб все ясно было, четко, коротко.

Игорь остановился у входа в кабинетик Маркова, да так и не сдвинулся с места за те пятнадцать — двадцать минут, что ждал его.

— Пойдем побеседуем, раз такая срочность, — сказал появившийся Марков.

Игорь примостился на краешке стула.

— Владимир Николаевич, дело такое… На откосе надо снимать песок слоем до полуметра. Бригада работает по четырнадцать часов, а подготовлено всего несколько метров.

— Что предлагаешь?

— Единственный выход — сантиметров на двадцать завысить уровень откоса. Иначе мы ничего не сделаем.

— Так, так, — Марков медленно постучал карандашом по столу и насмешливо посмотрел на Игоря. — Предлагаешь, значит, от проекта отступить… Если бы все так делали, ле-егкая бы жизнь настала!

— Владимир Николаевич! — вскричал Игорь. — Зачем делать совершенно ненужную работу? Ну, перестарались гидронамывщики, так за них машины работали. А сейчас их ошибку люди вручную исправляют! Ведь в конечном счете ничего не изменится, если оставить слой песка. Забетонируем как положено. Пустяковое дело!

— Не изменится ничего, говоришь… Пустяковое дело… Так, извини, зачем же ты меня из-за пустяков беспокоишь?

Игорь растерялся.

— Я… мне нужно ваше разрешение.

— Разрешение на нарушение? — Марков лукаво посмотрел на него. — Ты ведь будущий инженер, руководитель… Должен уметь рассчитывать, предвидеть, ну и отвечать в конце концов за свои действия.

— Так что же делать, Владимир Николаевич? — взмолился Игорь.

— Как что? Работать. Во всяком случае, забетонировать откос вы должны строго по проекту.

И пододвинул к себе папку, давая понять, что разговаривать больше не о чем.

Из кабинета начальника Игорь вышел обескураженный и расстроенный.

«Боязливый стал Марков, — думал с обидой. — Вот так всегда: один раз в жизни человек решится на смелый шаг, а потом осторожничает. Такую ерунду не мог разрешить! Теперь мы, конечно, не справимся. Опозорились!»

Не хотелось никуда идти. Как теперь смотреть в глаза ребятам? Никто вроде не виноват, но от этого не легче. Нужно было как-то иначе разговаривать с Марковым, настойчивей, убедительней. Расчеты сделать, чертежи… Теперь уже поздно сожалеть. «Эх и растяпа я! — ругал себя Игорь. — А ведь Марков как-то неопределенно себя вел, — вдруг вспомнил он. — Намекал, что важен конечный результат… Так разрешил он или нет чуть изменить технологию? «Надо уметь рассчитывать, предвидеть, отвечать…» Попробуй пойми, что он этим хотел сказать».

Игорь сел на бревно. Достал блокнот и карандаш, нарисовал профиль откоса, изобразил слой гравия, слой бетона. И так и этак прикидывал — получалось нормально, нужно только чуть передвинуть верхний «зуб» да слегка утопить плиты. Ни ширина дороги не изменится, ни угол откоса. Почему же Марков не поддержал его? Кажется, все ясно. Маленькое усовершенствование, а какая экономия времени, труда! Но не снять тридцать сантиметров песка? Страшно! «Надо завысить первоначальный уровень! — убеждал себя Игорь. — Но ведь если ошибусь, не я один пострадаю, а весь отряд!» Он уже сожалел, что сунулся со своим предложением к Маркову. Шло бы дело само по себе — что смогли бы, то и сделали. И не надо было бы терзаться…

Ничего не решив, Игорь пошел на откос, чтобы отвлечься грубой физической работой. До завтрашнего утра есть время посоветоваться и решить.

— Как твоя идея? — поинтересовался Брегов.

— Пока неизвестно. Боюсь, что ничего не получится.

— Никакие идеи не помогут, — с сожалением сказал Илья. — Надо рогами упираться.

— Посмотрим… Лопата найдется?

— Решил личный вклад сделать? Давай-давай.

Время тянулось медленно. Росла гора песку внизу, а весь откос был изрыт глубокими траншеями, лишь небольшой клочок радовал глаз ровной поверхностью.

На перекурах ребята уже не шутили, не выдвигали проекты. Ложились или садились прямо на песок, сберегая каждую минуту отдыха. Лишь неугомонный Валерка Бодров трещал без умолку, но потом и он затих.

Уже начало темнеть, зажглись фонари на бетонном заводе, а Брегов все не отпускал ребят. Машина пришла. Бетонщики и арматурщики сидели в кузове, а Илья все так же невозмутимо бросал лопату за лопатой, как будто время для него остановилось. «Оригинальничает, хочет показать, что он жертва! — злился Игорь. — И брюки на коленях продраны, как будто нельзя зашить». Наконец, видя, что Брегов не намеревается снимать бригаду, Игорь крикнул:

— Все! На сегодня хватит! Не будем машину задерживать.

Брегов остановился.

— Прячьте лопаты и домой.

Уставшие, молча забирались в машину. Игорю показалось, что все заметно похудели. «Нет, так дело не пойдет! — решительно подумал Игорь. — Ребята окончательно выдохнутся. И я буду виноват. Надо завысить уровень, а там будь что будет!»

Он рассказал Алешину о своем разговоре с Марковым.

— Не знаю, — нерешительно сказал Володя. — Если не разрешает, так, по-моему, не стоит рисковать…

— Надо рисковать! — резко произнес Игорь. — Иначе полнейший завал!

— Смотри сам. Ты — мастер.

Игорь вскипел:

— Ты хороший парень, Володя, но любишь спокойную жизнь, боишься ответственности!

— Я боюсь ответственности? — удивился Володя. — Ведь в случае чего мне достанется больше всех. А в этих сантиметрах я не разбираюсь и не считаю нужным разбираться.

— Значит, решено: повышаем уровень на… двадцать пять сантиметров! И давай еще раз как следует просчитаем…

Утром Игорь пришел в бригаду Ильи до начала работы, отозвал его в сторонку.

— Прекращайте эту волынку! Поднимем уровень на двадцать пять сантиметров. Вон от того колышка почти ничего не придется снимать. А здесь, где много срезали, побольше гравия насыпайте, и вся любовь!

Илья, глядя в сторону, угрюмо заявил:

— Я не буду гнать халтуру! Как делали, так и будем делать, пока мне официальную бумажку не принесешь.

Игорь с веселым изумлением посмотрел на Брегова.

— Какая халтура! Все нормально и, как говорится, технически обоснованно! Ни о какой бумажке и речи быть не может. Тебе вполне достаточно моего устного распоряжения. А-а, я понимаю, тебе нравится, когда хвалят за тщательность подготовки откоса, другим в пример ставят… Так не бойся, ругать не будут. У тебя репутация установилась твердо.

Брегов был изумлен неожиданной развязностью и натиском Игоря, пробормотал: «Ну и ну!», но настаивал на своем:

— Сказал, не буду делать — значит, не буду!

Игорь, ни секунды не сомневаясь, что Брегов ему подчинится, сказал:

— Будешь делать так, как решено! Это приказ, если угодно. Давай-ка прекратим базар, наши пререкания выглядят смешно. И вот еще что. Кончай ты это искусство для искусства — подгонять плиты до миллиметра. Никому не нужная тщательность. Времени потеряно много, и не стоит его тратить на пустую работу. А сейчас пойдем уровень прикинем, ребята пусть пока отдохнут.

Растерянно усмехаясь, Илья спросил:

— Что это ты стал таким шустрым?

— Нужда заставит! — весело сказал Игорь, хотя на душе кошки скребли.

10

Володя Алешин постучал по столу пустой консервной банкой.

— Начинаем собрание. Сегодня нужно обсудить, как оплачивать больным. У штаба есть предложение — три дня оплачивать по пятьдесят процентов, потом — ничего.

Загомонили, заспорили все разом. Из общего шума взвился звонкий голос Валерки Бодрова:

— Жирно будет! Завтра ложусь в лазарет, никто меня не поднимет! Долой штаб!

Володя, улыбаясь, переждал гвалт и, не напрягая голоса, сказал:

— Пошумели, и хватит. Давайте по-деловому обсудим, иначе на сон времени не хватит. Валерка, не надрывай горло, пригодится. Выступайте по порядку.

Но Валерка в восторге вскочил со скамейки, завопил:

— Хороший порядок! Я буду работать, а кто-то пользоваться! Коммунизм раньше времени хотят установить!

— Какое у тебя предложение? — невозмутимо спросил Володя.

— Какое? Это и ежу понятно! Конечно, не оплачивать.

Валерка победоносно огляделся и, довольный, плюхнулся на лавку. Он любил, когда взбаламучиваются общественные страсти, кипят мнения и люди наскакивают друг на друга.

«Да он, оказывается, еще и корыстолюбив! — с неприязнью подумал Игорь. — Потому и всех в этом грехе подозревает». Вспомнил, как Валерка недавно высказывался о Володе Алешине, который сам едва держался на ногах, но ухаживал за больными — лекарство готовил, еду подавал. Валерка и в этом нашел корыстные мотивы: дескать, хочет втереться в доверие к ребятам, чтобы премию получить. И не со зла это Валерка заявил, а просто о других стимулах не ведал.

Несколько голосов подхватили:

— Правильно! Правильно! Ничего не оплачивать!

Володя, рассердившись, застучал консервной банкой, громко закричал:

— Прекратите шум! Закрою собрание!

Затихли: Володю редко видели в гневе.

Вскочила Надя Ивина.

— Это неправильно! Это подло! — Голос сорвался, она закашлялась. — Это же наши товарищи! Разве они виноваты, что заболели! Неужели из-за лишней десятки совесть будем продавать? Больным и здоровым нужно платить одинаково, по-другому нельзя!

— А ты отдай мне эту десятку! — предложил Валерка. — Я за твое здоровье в кабак схожу.

Надины слова вызвали ответные реплики, и началась словесная перепалка.

«Молодец Надя!» — растроганно подумал Игорь. На заседании штаба он тоже предложил платить всем одинаково, но вынужден был согласиться с доводами командира. Чувства чувствами, а расчет расчетом. Ребята, которым приходилось работать за двоих, по справедливости должны иметь больше. Так что не о чем спорить, и в конце концов собрание согласится с мнением штаба, а просто все хотят покричать, высказать свое несогласие по пустякам. А до серьезного дойдет — рта не откроют. «Какой все же ерундой занимаемся! — с сожалением подумал Игорь. — Спорим, грыземся из-за ничтожного материального преимущества. И к несчастью, оно имеет кое-какое значение, для многих даже решающее».

Володя снова призвал собрание к порядку и спокойно убеждал:

— Я должен сказать, что оплачивать полностью — вряд ли реально. Если б это был единичный случай… Надо и о здоровых подумать.

Разговор пошел по организованному руслу. Попросил слова Сережа Петрушин, тихо заговорил:

— Я хочу сказать: кто в первую очередь болеет? Те, кто работают по-настоящему. Они на работе слабеют, организм не сопротивляется. По-моему, больным нужно оплачивать не три дня, а все время, пока болеют. Никто лишнего не пролежит, совесть мы еще не потеряли. А другого я ничего не могу придумать.

«Вот из кого выйдет хороший человек, — подумал Игорь. — Да почему выйдет? Уже есть!»

— Предлагаю больным премию давать! — выкрикнул Валерка.

Игорь не сдержался:

— Бодров! Прекрати балаган! Если ничего не соображаешь, так помолчи!

— Председатель! Мастеру слова не давали. Почему ругается?

— А как считают сами больные? — спросил кто-то.

Володя попросил:

— Зовите их сюда. Тех, кто может ходить.

Наступило затишье. Ребята повернули головы, со странным любопытством уставились на фигуры, вышедшие на свет. Среди больных Игорь увидел Колю Разина, и его кольнуло раскаяние: замотался со своими делами и ни разу Колю не навестил…

— Как жизнь на курорте? — спросили Колю.

— Завтра на работу пойду. Не могу больше лежать, совестно.

На него закричали:

— Ты что, с ума сошел? Лежи, ты и пустую лопату не поднимешь! Без тебя справимся.

Коля потерянно улыбнулся, тронутый чуткостью.

— Ну что, болящие, скажете? Как вам оплачивать? — спросил командир.

Толкнули Разина — говори, дескать, ты самый голосистый и задиристый. Но Коля сказал слабым голосом нерешительные слова:

— Нам неудобно. Разбирайтесь сами. Конечно, всем хочется побольше денег привезти, но надо, чтобы никому не обидно. И вообще пусть только здоровые решают.

— А много ли среди нас тех, кто ни разу не болел? — спохватился Володя. — Поднимите руки.

Оказалось, не так уж много. Неизвестно, кого больше.

— Нет, решать надо всем вместе. Зачем же больных исключать из общества? Кто еще хочет сказать?

Слова попросил Илья Брегов:

— Упустили самое важное. Оплата, оплата… Не подумали, как работать будем. Как ни плати, главное, чтобы человек работал. Если он болеет и на работу ходит, какой от него толк? Он отмечается, а силы нет работать. Мне такие не нужны. Заболел — отдыхай. Значит, больным надо платить. Не полностью, конечно.

— Бригадиры должны выявлять больных и направлять в лагерь.

— Кто там будет разбирать, больной или у него психология…

Поднялся Юра Гончаров.

— Не понимаю, о чем спор? Мы живем при социализме. Как известно, принцип нашего общества — от каждого по способностям, каждому по труду. — Он развел руками, как бы извиняясь, что приходится повторять столь очевидную истину. — Какой же труд, какая польза обществу от тех, кто болеет? Никакой. За что же, спрашивается, платить? У нас, как вы знаете, профсоюза нет. Конечно, жалко ребят. Но почему должны другие страдать? Я, например, не скрываю, что сюда приехал заработать денег, пожертвовал отдыхом, как и любой из нас. Так о чем спорить? Мы все в равном положении. Так что давайте голосовать и будем отдыхать.

Доказательная речь Юры Гончарова произвела хорошее впечатление. Раздались возгласы:

— Правильно! Молодец! Давайте голосовать.

— Итак, будем голосовать, — сказал Алеша. — Поступило три предложения…

— Два, — поправил кто-то.

Несколько минут шумно разбирались, сколько же предложений. Установили, что все-таки три. Большинство проголосовало за оплату трех дней по пятьдесят процентов. «Стоило из-за этого полтора часа терять, — презрительно подумал Игорь. — Теперь стыдно будет смотреть в глаза друг другу». Он подождал, пока все разойдутся, и медленно пошел по тропинке, надеясь встретить Надю. В стороне на лавочке, врытой в землю, кто-то сидел.

— А я и не знала, что ты такой… делец! — Игорь узнал Надин голос.

«С кем же она так? — ревниво подумал Игорь. — Снова какие-то тайны…»

— Я делец? Ты меня с кем-то путаешь!

«Гончаров… Значит, она с ним. Этого следовало ожидать. Но зачем она тогда ко мне подходит, разговаривает, улыбается?»

— Не знала, что ты только о деньгах и думаешь!

Не таясь, Юра громко и гневно произнес:

— Во-первых, я добивался справедливости. А во-вторых, что ты можешь понимать, маменькина дочка! Тебя папа с мамой кормят, а моя мать получает сорок рублей пенсии. Тебе это понятно?

«Вон оно что…» — подумал Игорь.

Он опустил голову, смущенный, как будто нарочно подслушал чужую тайну, и поспешно зашагал прочь.

11

Обедали в недостроенном складе. Ни скамеек, ни столов не было. Устраивались кто как — на бетонных плитах, на кирпичах, на подножках автомашин.

Игорь, пришедший позже всех, более или менее удобно примостился на доске. Был он в угнетенном настроении: уже начали бетонировать, а из техотдела так никто и не пришел для проверки. Ему представлялась страшная картина — гремят взрывы, летят во все стороны куски бетона. Остатки ребята скалывают ломами. А бетон крепок, как железо, и не поддается. Ребята проклинают легкомыслие Игоря… Никакой зарплаты не хватит оплатить брак.

— Игорь, нам не хотят раствор возить!

Над ним стоял, наклонившись, Сережа Петрушин, звеньевой каменщиков, возводивших стены этого склада.

— Сейчас поем и пойду на бетонный завод.

— Да ты не торопись, — просительно сказал Сергей, видимо стесняясь, что вынужден беспокоить человека. — Нам еще часа на три хватит. Я хотел заранее тебя предупредить.

«Если бы все такими были!» — растроганно подумал Игорь, глядя ему вслед, и нечаянно заметил Надю, сидевшую у противоположной стены. Она глядела на него задумчиво и печально. «Ерунда! Это ко мне не относится». На всякий случай он даже оглянулся — за ним никто не сидел. «Что было, то прошло, — горько подумал он. — Хотя ничего и не было, а все равно прошло. Переживем! Более важные есть заботы. Пойти к Маркову? И так ему разными пустяками надоел. Почему техотдел не проверяет? Спохватятся, да поздно будет! Самому к ним сходить? А что скажу?»

— Можно возле тебя присесть?

Игорь вздрогнул: этого он ожидал меньше всего. Надя выжидающе смотрела. Игорь смутился, поспешно отодвинулся, хотя места было много. Надя села, и тогда он запоздало пробормотал:

— Садись, конечно, садись.

Поставил миску на бетонную плиту. Надя сказала:

— Ты ешь, не обращай на меня внимания.

— Я… не хочу, нет аппетита.

Ему стало невыносимо жарко и показалось, будто все на него смотрят — кто насмешливо, кто сочувственно. «Что она, хочет свою власть проверить? — зло подумал он. — Так нет у нее никакой власти! Нет, и все! Встать и уйти?»

— Ты меня как будто избегаешь, — тихо говорила Надя. — А мне хочется знать, как ты живешь, как себя чувствуешь…

— Ты уже когда-то об этом спрашивала, а я тебе отвечал! И я не совсем понимаю, к чему этот разговор. У тебя свои дела и заботы. Они ко мне не имеют никакого отношения…

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе лучше знать, — уклончиво ответил Игорь, страдая от вынужденной грубости. — Извини, мне нужно на бетонный завод.

— Сегодня я там работаю! — как будто обрадовалась Надя. — Пойдем вместе.

Игорь поднялся отнести миску. Неловко выскреб остатки, положил миску в ящик.

— Игорь, а компот пить не будешь? — громко спросила повариха.

Чувствуя, что краснеет, Игорь не своим голосом ответил:

— Я воды напился.

Он подал Наде руку, и они по доске вышли через окно склада — так было ближе.

Некоторое время шли молча.

— Ты на что-то обиделся? — спросила Надя.

— Нет, на что мне обижаться?

— А почему же такой хмурый?

Игорь усмехнулся:

— Что ж, у меня разве неприятностей не может быть?

— Конечно, могут быть, — протянула Надя. — Но… ты просто не в духе сегодня.

Игорь промолчал.

— Помнишь, ты предлагал съездить на тот берег? Так вот… ходят ли еще катера?

— Значит, можешь съездить? — насмешливо спросил Игорь. — Тогда не могла, а теперь можешь? Что же такое случилось?

Надя серьезно ответила:

— Если угодно, у меня был душевный кризис.

— А теперь прошел?

— Теперь прошел.

— Знаешь, это становится интересным. Пойдем немного посидим, еще есть время.

Игорь положил на ржавую трубу дощечку. Сели. Вокруг валялись прутья, мотки толстой проволоки, стояли высокие железобетонные цилиндры. «Подходящее место для объяснений! Представим, что это цветы и деревья, а пыль на дороге — река».

— Ты, наверное, думаешь, что у меня с Юрой Гончаровым что-то такое?.. — внезапно спросила Надя и не нашла слов продолжить.

— Об этом все знают!

Надя возмутилась:

— А почему никто не подумал, что у нас просто дружеские отношения? Разве это невозможно? Ты скажи, разве этого не может быть?

— Конечно, может быть, — неохотно согласился Игорь.

— Все его бросили, а потом эта дурацкая история с рыбалкой… И вообще у меня не только с ним, но и со всеми ребятами хорошие отношения.

— И чтобы отношения не портить, ты со мной как-то… украдкой разговаривала? — съязвил Игорь.

— Игорь! — с обидой воскликнула Надя. — Ты на меня смотришь как на свою собственность!

Игорь растерялся:

— Какая собственность! При чем здесь собственность?

— При том! Как ты со мной разговариваешь?

— Как могу.

— Нет, ты сегодня не в настроении. Проводи меня, перерыв уже кончился.

«Не так я с ней разговаривал, — сокрушался Игорь. — Не в ту сторону занесло. Ведь я никакого права не имею ее упрекать».

С трудом выдавил из себя:

— Извини, если я что-нибудь не так сказал. У меня действительно неприятности. А насчет поездки я узнаю.

— Игорь, пойми меня правильно… — сказала Надя и замялась. — Я хочу сказать… ты подумаешь, что я напрашиваюсь. Я бы поехала на тот берег с кем угодно. Если бы пригласили. Но никто не приглашает… А у тебя возможностей больше, чем у других.

— Спасибо, обрадовала! — упавшим голосом произнес Игорь. — А я думал, ты без всякой корысти…

Надя спохватилась:

— Ты неправильно меня понял, я неточно выразилась. Сейчас мне некогда, надо идти работать, а потом я тебе все-все объясню. Не обижайся, — сказала она просительно. — Я совсем другое имела в виду. До свидания. Мы еще поговорим…

«Загадочное существо! — тоскливо подумал Игорь. — С самого начала не понимал ее поведение, а сейчас тем более ничего не понятно. А, лучше заниматься бетоном. О ней совсем не надо думать. Не надо думать, а вот думаю же! Неужели она от всех хочет выгоду иметь?»

Почетное дело — выравнять гравий в последнем квадрате — случайно выпало Валерке Бодрову. Он действовал лопатой, остальные стояли и смотрели, бросая реплики:

— Внимание! Исторический момент!

— Здесь будет поставлен памятник! В историю войдешь!

— Где кинохроника? Где Гончаров? Пусть увековечит!

— Валера! Как же ты просмотрел? Сгоняй за ним, уговори. Теперь вы ближайшие друзья, оба экономисты, оба хотели на больных в рай въехать.

Валерка остановился. Хоть льстило ему всеобщее внимание, но такого поклепа стерпеть не мог. Неловко ухмыльнулся:

— Я же не для себя старался, для общества. Мне лично ничего не нужно.

— Слыхали? Валерка стал общественником! Альтруист и гуманист!

— Ну ладно, чего прицепились, — смущенно бормотал Бодров. — Шуток не понимаете?

«Всегда так: чем больше человек гребет себе, тем громче кричит об интересах общества», — обобщил Игорь незначительный факт.

Его потянуло на откос, своими глазами посмотреть, что песчаная история закончилась навсегда. Всю неделю он ходил сам не свой. Наконец не выдержал, обратился к Маркову с просьбой устроить самую строгую проверку. Марков сказал: «Ты думаешь, я так и позволил бы нарушать проект? Я давно уже сам проверил. Извини, что бросил тебя, как щенка в воду. Но, честное слово, нужно вас приучать к самостоятельности. Многие ведь и шаг боятся ступить без согласия начальства. Какие из них работники!» Игорь, конечно, был доволен, что все обошлось благополучно, но особой радости не испытывал. А раньше казалось — если уладится с откосом, будет самым счастливым человеком.

Зрелище надоело. Ребята закричали:

— Кончай икебану наводить! Не танцплощадку строишь!

— Достаточно. Абзац, — сказал Илья и по привычке поднял над головой скрещенные руки. — Большой перекур. Полчаса. Потом видно будет, что делать. Мастер без работы не оставит.

— Все. Никогда, наверное, в жизни не придется таскать плиты и бросать песок, — сказал Валерка. — Вроде грустно как-то…

— Нашел о чем грустить! Радоваться надо. А если грустно, вон плиты лежат, таскай на здоровье с места на место.

— Бесчувственные вы люди! — сокрушенно вздохнул Валерка.

С востока быстро надвигалась темная туча. Глухо погромыхивало. Запахло свежестью. Побелели электрические провода, ослепительно светился видный с откоса клочок реки, праздничный вид приобрели жалкие производственные строения. Извилистой трещиной дернулась по туче белая молния.

— Вот ударит скоро! Хорошо! Надоела жара.

— Вовремя закончили.

Игорь с томительным восторгом смотрел на тучу, которая уже подбиралась к солнцу, светившему особенно ярко. Гроза всегда вызывала в нем беспокойство, острое желание перемен и в жизни, и в себе самом. Хотелось, чтобы рядом находился все понимающий человек, а этим человеком могла быть только девушка. Способна ли Надя понять такое состояние, когда кажется, что вот-вот откроется загадка природы, жизни, его самого?

Лохматые клубящиеся щупальцы захватили солнце. Веером брызнули по туче белесые лучи, и солнце скрылось. Сразу все вокруг помрачнело, отяжелело. Ударил влажный ветер, закружил мелким песком. Неуклюжими птицами взметнулись клочки бумаги. Первые тяжелые капли зашлепали по иссохшей земле, оставляя темные круглые отметины. А через несколько минут с шипением хлынули косые сплошные струи.

Бригада спряталась в поваленном железобетонном цилиндре. Игорь примостился на дощечке рядом с Бреговым. Илья был грустен, задумчив. Никогда еще Игорь не видел его таким.

— Куда теперь нас пошлешь? — спросил Брегов.

— Там видно будет, — уклончиво ответил Игорь.

Больше Илья не произнес ни слова. Наверное, и ему не хотелось разговаривать. Сидел, уперев руки в подбородок, весь уйдя в себя.

Ветер сбоку хлестал дождем, всем не хватило защищенного места. Ребята удивленно поглядывали на Брегова: почему не указывает, не приказывает? Наконец смекнули сами — притащили железный лист, закрепили с наветренной стороны. Костерок разложили. Не тот вольный костерок, что в лесу, — высохшие доски потеряли лесной запах, отдавали мазутом, креозотом и еще каким-то промышленным зловонием. Но был огонь, и было тепло. Дым и чадное пламя крутило в разные стороны, ребята перемещались в зависимости от обстановки. Лишь Брегов не менял места, не обращая внимания на искры и пламя. Даже лица не отворачивал, как будто не желая поддаваться ни большим, ни малым обстоятельствам. «Что это с ним сегодня такое? — удивился Игорь. — Заболел, что ли?»

— Тихо! — дурашливо крикнул Валерка Бодров. — Бригадир думает.

Илья и головы не повернул. Непривычно было, что Брегов отстранился от всех дел. Правда, дел никаких не было, но раньше и во время перекуров, и в лагере всегда находил повод вмешаться в жизнь бригады…

Валерке надоело молчание.

— Здорово мы, ребята, откос кинули, а? Хочешь не хочешь, а надо мастера благодарить. Без него мы бы еще и до середины не дошли. Сводил, кого надо, в кабак, а, Игорь?

— Отстань! Ты опять за свое?

— А что? Я жизнь знаю, понимаю, что к чему.

— Ты просто трепло, — беззлобно сказал Игорь. — Прикидываешься худшим, чем есть на самом деле.

Довольный Валерка начал подкручивать усы. Не сиделось ему на месте, надо кого-то задирать, а тут Игорь подвернулся.

— Вот скажи, Игорь, — заговорил он вкрадчиво. — Видел я у тебя философскую книгу. Это ты для пижонства привез, чтобы перед девицами выпендриваться? Или в самом деле читаешь?

Игорь неохотно ответил:

— Немного читал.

— Ну и что вычитал?

— Да разве в двух словах расскажешь…

— Вот я и говорю, — перебил его Валерка. — Ничего интересного не вычитаешь. Незачем ерундой заниматься. Не современный ты человек, не деловой, хотя и помог нам откос сделать. Жить надо просто и весело, не засорять мозги. От абстрактных идей нет никакой пользы. Дело нужно. Понял? Вот железную дорогу построят, повезут лес, руду, уголь. Вот это польза!

— Все это только средство для поддержания биологического существования. Раньше наивно считали, будто техника сама собой все улучшит. А ничего она не изменит, во всяком случае в лучшую сторону. Неважно — передвигается человек на персональной колеснице или на личном самолете. Главное — какой он есть.

— Да ты идеалист! — весело воскликнул Бодров. — Чему тебя в школе учили? Вкалывай изо всех сил, а потом живи на всю катушку и ни о чем не беспокойся. Научно-техническая революция! Понял? За тебя пусть машины думают, а ты живи.

— Нет, я уж лучше сам по себе, — пробормотал Игорь, жалея, что ввязался в напрасный спор: все равно ничего ему не докажешь, ни в чем не переубедишь.

— А знаете, ребята, — заговорил Борис Лашевский, до этого со снисходительной улыбочкой слушавший словопрения. — Белинский часто прогуливался возле железной дороги. Смотрел на паровозы и радовался, думая, что железные дороги всю жизнь изменят. А дорога-то была только до Павловска. Говорил, что никогда в вагонах не повезут дрова, что будут грузить только нечто ценное…

— Ну и что? — спросил Валерка.

— Да так. Умный человек был, а элементарных вещей не мог предвидеть.

Брегов поднял голову:

— Как там? Не кончился дождь? Взгляни-ка, Валерка!

— Льет, — сообщил Бодров, не поленившийся выйти из укрытия. — Домой бы нас, что ли, отпустил? Как, Игорь, смотришь на это дело?

— Я не возражаю, — сказал Игорь. — Отдыхайте в честь праздника.

— Какой еще праздник?

— Откос закончили, дождь пошел…

Брегов взглянул на часы.

— Нет, домой не поедем. Через двадцать минут сменим бетонщиков.

— Дело, конечно, ваше, — согласился Игорь.

— Да им самим делать нечего, — заныл Валерка. — Машина редко ходит.

— Они промокли, сушиться пойдут. Все, разговор окончен.

Когда вышли из цилиндра, дождь кончился. Влажно лоснилось железо, на дороге блестели лужи, возле кучи металлолома весело прыгали воробьи.

Брегов и Игорь, поотстав, медленно шли к откосу.

— Вот и кончилось мое бригадирство, — задумчиво сказал Илья.

— Почему кончилось? До конца сезона будешь бригадиром.

— Но уже на чужой работе, — и, криво усмехнувшись, добавил: — Милое дело — песок бросать. Тренировка для тела и для души. А, все равно, чем заниматься! На все здоровья хватит. А вот на самое главное не хватило. Нашли какое-то расширение сердца… Я ведь, Игорь, собирался стать космонавтом. Добился бы, а комиссия даже до училища не допустила… Единственное стоящее дело сейчас — космос осваивать. Остальное — труха.

Игорь промолчал: любые слова здесь неуместны.

— Зря я тебе, наверное, сказал… Да все равно.

— Это останется между нами, — заверил Игорь.

— Все равно. Я не делаю из этого тайны.

«Да я по сравнению с ним просто счастливый человек!» — подумал Игорь, и как-то неловко стало за свое благополучие.

12

Гирлянда электрических лампочек слабо высвечивала небольшое пространство откоса. Но скудость освещения не мешала работать.

Подъезжал самосвал, медленно поднимал кузов, бетон нехотя сползал в металлический желоб. Тяжелая масса чуть продвигалась по нему и замирала. Студенты муравьями набрасывались на бетон, без передышки сновали туда-сюда. Когда желоб на несколько метров продвигали вперед, за ним оставалась ровная, упорядоченная поверхность бетона.

— Игорь, где нам взять лопаты?

Голубев оглянулся, увидел Сережу Петрушина и пятерых его каменщиков. Все они в оранжевых защитных касках, за которые получили прозвище «подосиновики».

— Как вы здесь очутились? — удивился Игорь. — Смена ведь давно кончилась.

— Мы стену доканчивали. Раствор был, кирпичи тоже. Закончили кладку, пришли вам помочь. Все равно домой сейчас не доехать, а пешком неохота.

— Лопаты спросите у бригадира. Молодцы, что пришли!

Подкатил очередной самосвал. Бетон плюхнулся в желоб, да так и не продвинулся ни на метр.

— Так дело не пойдет, — сказал Игорь оказавшемуся рядом Брегову. — Не выношу, когда делают лишнюю работу!

— Что тут придумаешь? Таскать надо. Можно только попросить, чтобы бетон пожиже замешивали.

— Постой-ка, — задумался Игорь. — Вспомнил. Где-то слышал: солярки надо плеснуть. Сейчас попробуем.

Илья усомнился:

— Вряд ли будет толк, да и где солярку найдешь?

— Постараюсь. Все обегаю.

— Давай, давай, рационализатор, — улыбнулся Брегов.

В механическом цехе было темно, дверь заперта. В кузнице тоже пусто. Игорь расстроился. Оставалась слабая надежда, что в гараже кто-нибудь есть.

Возле ворот тускло горели лампочки, освещая темные пятна мазута, расплющенные гусеницами брусья и доски. Угрюмыми животными чернело поодаль скопище тракторов и грузовиков. Как-то не по себе стало Игорю в этом безлюдном царстве уснувших механизмов.

Игорь постоял, прислушиваясь, — ни звука, ни движения. Однако нужно было искать солярку. Он пошел в темноту, споткнулся. Задребезжало пустое ведро. На всякий случай поднял его.

— Кто тут бродит? — раздался слабый стариковский голос. — Что надо?

К Игорю подошел сторож с одностволкой через плечо. Игорь вежливо поздоровался. Сознание, что он может облегчить труд многих людей, прибавило ему уверенности.

— Дедушка, надо срочно ведро солярки! — сказал твердо.

— Это не могу. Для этого начальство есть. Я охраняю. Иди-ка, парень, своей дорогой.

Игорь горячо убеждал, что без ведра солярки никак не обойтись, что лично Марков приказал сегодня ночью закончить работу.

— Пойдем, — недовольно сказал старичок. — Покою от них нет. И все колготятся и колготятся.

Он показал пальцем на черную бочку.

— Наливай, а я тебе не помощник.

Игорь обхватил грязную бочку; с напряжением удерживая ее, наполнил ведро.

— Спасибо, дедушка, — сказал Игорь, довольный, что удалось преодолеть сопротивление чужого человека. — А покоя не будет, покой нам только снится.

— С вами выспишься… — пробурчал сторож.

«Неужели всегда будет так: чтобы чего-нибудь добиться, надо давить и давить на человека? — думал Игорь, идя к откосу. — Разве нельзя без этого понять друг друга? Все борьба и борьба, даже по пустякам…»

Как раз подъехала машина. Игорь плеснул солярки, самосвал поднял кузов, бетон проскользнул до самого основания желоба.

— Соображаешь, — одобрил Брегов.

И снова — беспорядочное движение. Метались по откосу длинные тени, слышался шорох шагов и скрежет лопат по металлу. «Надо не томиться ожиданием, а действовать, действовать», — азартно думал Игорь, таская тяжелую лопату.

— Игорь, — обратился к нему Петрушин. — Если сейчас не уедем, до утра машины не будет.

Игорь удивился:

— Так быстро прошло время?

Вместе с каменщиками он пошел к конторе.

— Хорошо поработали! — сказал он восторженно.

— Да, неплохо, — согласился Петрушин. — Народу много…

— Дело не в этом. Главное, что у всех настроение бодрое. Никого погонять не надо!

Расселись на ступеньках крыльца и молчали. Игорь думал, что это оттого, что о пустяках говорить не хочется, а для значительного не находится слов. А может быть, ребята просто устали.

Возбуждение улеглось. Игорь бездумно глядел на черные сопки, горбатившиеся за рекой. Небо над ними странно желтело.

— Ребята, наверное, пожар. Тайга горит! — обеспокоился Игорь.

Все посмотрели в ту сторону, недоумевая: жилья там нет…

— Надо кому-нибудь сообщить. Должно быть, в самом деле пожар!

А через несколько минут высунулся краешек луны, и вскоре она всплыла вся — огромная, мрачная.

Игорю почудилось, что где-то он видел, как такая же луна висела мутно-оранжевым разбухшим апельсином. Но где это было и когда? Вообразился треск цикад, дурманный запах южной ночи. Побережье Черного моря, где Игорь отдыхал несколько лет назад? Похоже. И вдруг почему-то представилось совсем другое время и место. Возле окошка стоит Сократ, в последний раз слушает ночь, смотрит на такую же угрюмую, враждебную луну. Через несколько минут он выпьет чашу с ядом. Он печально усмехнется. Не потому, что скоро умрет, а потому, что знает: через какое-то время люди пожалеют, что умертвили его, станут гневно осуждать тех, кто его не понял, осудил на смерть…

«Найдется ли у меня хоть сотая доля той стойкости? Или буду послушно плыть по течению, не имея ничего за душой?» — подумал Игорь.

Побрякивая незакрепленными бортовыми цепями, подкатила машина.

— Я вас подброшу только до поселка, — сказал шофер, высунувшись из кабины. — А до лагеря пойдете пешком. Там недалеко, прогуляетесь.

Ребята забрались в обширный кузов. Торопясь домой, шофер гнал вовсю, изредка притормаживая перед большими выбоинами. Тогда поднятая пыль настигала машину, застилала бледнеющий диск луны, набивалась в рот и нос. Рывок — и густой пыльный хвост оставался позади.

Мощно рокотал мотор. И казалось: еще небольшое усилие, и машина взлетит и понесется над темным леском, над железнодорожной насыпью и над рекой, которая все сильнее блестела в набирающем силу лунном свете.