1
Сам по себе литературный талант — только условие творчества. Основой же его, как это было еще раз точно определено в одной недавней дискуссии, «являются личность писателя, масштаб этой личности, напряжение его гражданской совести, глубина и мощь его гуманистических идей». И, конечно, судьба писателя, общественно значимая, полная переживаний и боли за все происходящее в мире, тесно связанная с судьбами своего и предшествующих поколений. Тогда ему не приходится жить в ожидании темы и всегда есть о чем поведать читателю-современнику.
Знакомство с дебютантами 1976 года, молодыми ленинградскими прозаиками Николаем Кузьминым, Алексеем Ларионовым, Борисом Рощиным, Валентином Соболевым, Вячеславом Усовым убеждает нас в том, что в своих произведениях они идут от жизни, стремятся запечатлеть в слове ситуации, конфликты, характеры, замеченные и выхваченные ими из нашей повседневной реальности. Почти у каждого есть яркие и самобытные герои, увлеченно живущие в водовороте буден.
Касаясь тем производственных, начинающие писатели не стремятся к буквальному, репортажному отражению трудовых процессов. Для них важна не только тема, но и судьба человека, его духовный мир, внутренняя наполненность личности.
Практически все рассказанное молодыми литераторами на страницах первых книг связано с их собственным житейским опытом, является отражением лично выстраданного, познанного, обдуманного. Хотя не редки, к сожалению, среди них и «плоды недолгой муки» — произведения чуждые и не интересные читателю. Каковы же могут и должны быть критерии осмысления критиком сочинений дебютантов? Стремление оценивать труд писателя по законам, им самим для себя определенным, верно лишь по отношению к талантам зрелым, состоявшимся. Здесь оно не подходит. И это понятно. Автору еще слишком нравится «просто сочинять», он только на пути к себе, пробует писать так и эдак. Вот почему столь часто у начинающих рядом с удачным, подлинно художественным произведением сосуществует вещь убогая, бледная. Значит, и задача критика в таком случае не столько «ругать», сколько помочь автору во множестве «я» найти подлинное лицо, тщательно и осторожно отделить зерно от плевел.
2
Свою первую книгу Алексей Ларионов назвал «Золотые ракиты» в память о тех могучих «райдах» (как называют кусты ракиты на Вологодчине), что росли возле родимого дома.
«Двенадцати лет я собрал котомку и пошел по белу свету. Я ходил так долго, видел и слышал так много, что даже забыл само слово «райда» и, когда вспоминал светящееся чудо на задворках отчего дома, не знал, как его назвать: ива, верба, ветла, ракита? Тусклые, казалось мне, неточные слова, а того забытого звонкого слова и в словарях я найти не мог!»
И собственно, вся книга рассказывает о стремлении человека доискаться «до сущности протекших дней». Особенно удачна в этом смысле первая часть книги — «Кипень из глубины». Она состоит из цикла новелл, порой всего трех-, четырехстраничных, воспроизводящих сцены детства и отрочества лирического героя. Повествование строится не на сюжетной основе, не в длину, а как бы расходится от центра, которым является сам рассказчик, по спирали вширь. Поначалу воспринимаешь эти зарисовки, сами по себе очень живые и цельные, как случайные, не связанные между собой эпизоды. Но так только кажется. Их сцепляет в единое целое своеобразный внутренний авторский монолог. Такой способ творческого мышления очень точно характеризовал В. Амлинский: автор «как бы порвал движение времени, смонтировал сегодняшнее с вчерашним, заставил лирического героя с обостренной силой вглядеться в самого себя, а через себя во множество других людей, оставшихся навсегда в памяти или незримо исчезнувших».
Рядом с героем повести «Кипень из глубины» живут и действуют его отец и мать, братья и сестры, друзья, односельчане. Особенно убедительно выписан образ сестры — деревенской комсомолки Лиды. Автор легко соединяет времена, так что чуть ли не с первых страниц мы узнаем о преждевременной гибели девушки в годы блокады, но она продолжает жить. Не только на всех последующих страницах книги, но и в нашем читательском сознании, ведь для добрых дел нет забвения. Автор убеждает нас в этом.
В самом деле, как забыть человека, который помог почувствовать тепло родной земли («Чем солнышко пахнет») и рассказал о революции («Вечерние демонстрации»), раскрыл тайну знаний («1 мая 1185 года») и отыскал «прародительницу» своей семьи («Подарение бабушки из неолита»). Лида воплощает в себе самые светлые, самые высокие черты личности — твердой, целеустремленной, жизнестойкой, — и в то же время она выписана удивительно живо и зримо, без хрестоматийного глянца. Это, пожалуй, наиболее запоминающийся герой на всем протяжении книги. Вот она совсем еще девочка, разыскивает следы древнего человека; вот — в осажденном Ленинграде, сражаясь с голодом и бомбежками, находит силы на письма брату, полные мужества и оптимизма.
Вся первая часть книги написана сочным, естественно-простонародным языком. В некоторых новеллах автор поражает нас своим умением коротко сказать о многом. Так, в четырех-страничной миниатюре «Небо над Большим лугом» он органично соединил, казалось бы, несоединимые эпохи. Рассказывая об игре деревенских ребятишек в Куликовскую битву, вдруг приводит читателя на подлинное поле брани. В нескольких очень точных абзацах дает выпуклое, по-хорошему кинематографическое изображение одного из мгновений великой битвы у реки Непрядвы. Затем без каких бы то ни было пояснений возвращается к «потешному» сражению.
«Белозерская дружина в лице одного черноусого Мишки отбивалась от трех десятков татар. В ливне стрел черной молнией сверкала Мишкина голова».
Но вот он все же повержен. Однако, благодаря его упорству, односельчане, выскочившие из засады, погнали противника — ребят из соседнего села — в поле. Побежденный, по условиям игры, должен лежать. Сознание автора пронзает боль за Мишку, он ведь знает, что произойдет несколько лет спустя.
«Я думаю о своем брате Михаиле, удалом белозерце. Где, в каком бою, на каком поле, играючи, разметал он свору фашистов и сам упал, порезанный пулей? И что ему виделось в его последний час? Не высокое ли небо над Большим лугом?»
Меня поразило умение А. Ларионова сплетать время в такой тугой узел: день нынешний и минувший, хотя бы на мгновение увидеть Куликовскую битву и — пусть на единый миг — Великую Отечественную войну.
Большим содержанием насыщена и другая новелла — «Подарение бабушки из неолита». В ней повествуется о том, как ученые раскопали неподалеку от родной деревни рассказчика поселение древнего человека, по найденному черепу реконструировали портрет первобытной женщины.
В деревне и находка, и портрет вызвали интерес. И вот Лида — опять она, живая душа! — приносит от учителя фотографию с портрета «модлонской» красавицы. Все домочадцы с удивлением признают ее сходство с бабушкой: «Природа — вся наша! Знамо дело — сродница!» Чтобы иметь в доме портрет «прародительницы», мать не без колебаний отдает бумажную иконку, на обороте которой дочь срисовывает фотографию.
Лида и ее брат увлеклись археологией, начали самодеятельные раскопки. Однажды они нашли черепок, в котором было несколько семян льна. Ребята вырастили их, дождались цветения, хотя в деревне никто не верил в древнее происхождение «лазоревых» цветочков. Но оказывается, и ученые находили в их краях семена льна, тоже пытались вырастить, как бы мимоходом сообщает автор и завершает новеллу такими словами:
«Как цвел древний лен, видели только мы. Бабушка из неолита проявила к нам большую доброжелательность. Видно, и впрямь она — наша сродница».
Что и говорить, очень точная и эффектная концовка.
Я так подробно говорил об этих двух новеллах потому, что в них нашли воплощение все самые сильные стороны дарования Ларионова-рассказчика: богатство языка и мастерское владение формой. Можно было бы назвать еще целый ряд удачных миниатюр, и среди них: «Одноглазый мукомол» и «Голубое поле», «Полюстровские источники» и «Заветное желание». Но они все же уступают по содержанию и художественному впечатлению двум рассмотренным мною новеллам.
Вторая часть книги — «Степной пожар» — рассказывает о том, как одно из подразделений железнодорожных войск прокладывает у восточных рубежей страны узкоколейку. В повести запечатлены важные черты быта военных лет. С интересом следишь за судьбой главного героя, его товарищей — сержанта Василия Лебедева и ефрейтора Проньки Осипова. Вместе с ними вслушиваешься в тревожные сводки Совинформбюро, радуешься письмам родных, грустишь над похоронками… И все-таки нет в ней того художественного проникновения, которым наполнены лучшие страницы первой части книги. Пожалуй, одна из причин в том, что «Степной пожар» сделан как дневник — в форме не только традиционной, но и в известном смысле «сухой», предполагающей лишь фиксацию происходящего.
Третья часть — «Над Шексною белы снеги» — хоть и написана неплохо, резко выпадает из общего строя книги и представляется вовсе лишней. Если в первых двух повестях А. Ларионов сумел выразить свою любовь к родному краю, то здесь он как бы решил проиллюстрировать некоторые свои задушевные думы на современном материале. Писатель дает нам примеры того, как вологодская земля «привораживает» к себе приезжих. Сама по себе эта мысль не чужда истине и правомерна, но «иллюстрации» банальны, лубочны. Герой одной из картинок, южанин Валерка, как ни любит «чистенький родительский дом» под Краснодаром, к тому же «пропахший сушеными фруктами», все же отдает предпочтение «кособокой избушке» на Вологодчине.
Другой — Вадька — родился и вырос в городе. Мать и отец «старательно оберегали» его от влияния бабушки, «чтоб не набирался он от нее деревенских речений». Но он, конечно, делает все наоборот. Более того, едет в родные места своих предков. Едва он зашел в один из домов деревни, как «появилась в брючном костюме Ленка — тоненькая длинноногая вологодская Ярославна с иконописным лицом». Вскоре «образовалось застолье, и после первого глотка рябиновой настойки Вадька почувствовал себя своим в этой деревенской компании и, когда пришло время, лихо отплясывал «барыню» с Ярославной, а под вечер вместе со всей молодежью ходил вдоль деревни, пел под гармошку озорные частушки…». Трудно здесь понять автора. И поверить, что этой «развесистой клюквой» он хотел подкрепить и без того ярко выраженное в первых частях книги святое чувство преданности Родине.
3
Тем не менее мысль о «земле обетованной» показалась чрезвычайно привлекательной и другому дебютанту — Николаю Кузьмину. Герой его повести «Житейское» Павел Бухалов много странствовал по свету, «но нигде, ни в каких причудливых и привольных землях, не находила покоя его отпетая натура, не екало сердце эхом на гостеприимный зов тех земель». Но вот завернул Павел в Карелию, «только песни ради», и вдруг понял, что уезжать отсюда не хочет. Почему так получилось? Что же заставляло его бродить по белу свету, а потом неожиданно почувствовать себя дома в далеком леспромхозовском поселке? К сожалению, автор не дает нам даже намека на объяснение. А жаль. Проблема миграции населения одна из важнейших сегодня, она-то и могла стать подлинным центром повести. Впрочем, Н. Кузьмину еще остается возможность отличиться. Его герой знакомится в поселке с мальчуганом, полностью брошенным на произвол судьбы его нерадивой матерью.
Между Бухаловым и шестилетним Кораблевым возникает дружба. И хотя в этом уже есть известная натяжка — особенно она очевидна, когда узнаешь содержание их бесед, — ее можно простить, принимая во внимание серьезность и актуальность темы. Ведь «безотцовщина» — воистину наболевшая проблема времени. Сколько мальчишек, и девчонок страдает без отеческой ласки, сколько одиноких женщин мечтает создать полноценную семью! Но автор как будто сам пугается серьезности ситуации, тут же отступает, переводит все в мелодраму. Нежданно-негаданно в дом Кораблевых возвращается беглый муж и отец. Павел больше не нужен. И опять он, неприкаянный, бежит от себя.
Вообще для повестей Н. Кузьмина чрезвычайно характерна фигура неприкаянного героя. Такова и водитель автолавки Валентина, с которой мы знакомимся на страницах повести «Ее дорога». Эта женщина, как и Павел Бухалов, тяжело страдает от выпавшего на ее долю одиночества. Но в то же время она боится продешевить. Ее мечта — «первосортные люди», к которым она причисляет лишь генералов, актеров, ученых. И вот долгожданная встреча состоялась, Валя без утайки рассказала профессору Николаю Тихоновичу свою жизнь. Ученый муж «слушал вдумчиво», с пониманием, а потом заговорил сам:
«— Да, парадокс… То есть я хочу вам напомнить, Валя, что подавляющее число явлений и понятий нашего мира — палка о двух концах. Жизнь, понимаете ли, неистощима на такие… э-э… фокусы. Собственно говоря, чего вы требуете? Безмятежного счастья? Покоя? Нет, Валя! Невозможно вообразить палку с одним концом, это — точка. А жизнь, как вы знаете, — движение, бесконечная совокупность точек. И потому… э-э…
Он подхватился с места, стал разгуливать по комнате, энергично размахивая руками. Валентину даже ошеломил этакий бурный перескок из внимательного слушателя в бойкого пропагандиста. Улыбаясь про себя, она зорко следила, как он ловит в дыму нужные слова, как рискованно пробегает допустимые размером комнаты четыре шага. Однако ничего не грохнулось, не разбилось, и сам профессор не стукнулся ни обо что… На всякий случай Валентина все же отодвинула подальше от края стола его очки…
Когда разговор перекинулся от всеобщего к более конкретным вещам, профессор и тут не подкачал, не уронил достигнутого в ее глазах могущества. Валентина пожаловалась, что хамоватая шоферня беззастенчиво при ней сквернословит, вообще охальничает напропалую, мешая жить в чистоте. И на это услышала:
— Простите, Валя, но… э-э… каждый получает то, чего он заслуживает».
Если бы автор стремился разоблачить мещанское представление Вали о счастье, о «первосортных людях», то все вышесказанное профессором — проповедником «палочной теории» — можно было бы принять за пародию. Но вся беда в том, что Н. Кузьмин сохраняет серьезность. Приведенный отрывок позволяет не только почувствовать известную ущербность героев молодого прозаика, но и неумелое обращение со словом. Воистину: язык мой — враг мой.
Не избежал художественных просчетов Н. Кузьмин и в своей главной повести «Первый курс», давшей название всей книге. Поначалу читатель будет весьма удивлен тем обстоятельством, что Виктора, героя повести, приехавшего работать в леспромхоз, жители с ходу приняли за тунеядца. Ведь сам-то он говорит всем, что хочет просто на квартиру заработать. Вместе с тем, присмотревшись к нему, приобщившись к его думам, соглашаешься с общественным мнением. Да, это произведение, написанное, кстати сказать, от первого лица, не что иное, как исповедь бывшего тунеядца, история его трудового перевоспитания.
Впрочем, судите сами. В первый же выходной он, единственный из всей бригады, напивается. Он постоянно всем хамит, всех презирает. Об одном из новых товарищей, который обеспечивал едой, сушил мокрую одежду, всячески оберегал его, новичка, Виктор цинично говорит: «Однако общение с ним не льстило самолюбию, принижало…» А вот еще несколько откровений героя Н. Кузьмина:
«Где те мудрые, кряжистые таежники, соль земли, которых я надеялся встретить? Нету их. Все одинаково краснорожи, сутулы, невыразительны, все — точно доски в заборе, друг от друга не отличишь».
«Хоть один здесь не дурак!..»
«Передо мной стояли трое, родные братья плакатных: мордастые, косолапые, только не синей, а бурой окраски».
«Посетил библиотеку, где несколько худосочных энтузиастов копошились в небогатом фонде, выискивая что-то неординарное. Заглянул еще в две комнаты. В одной из них окаменевшие от усердия девицы распевали: «Ой, Днипро, Днипро…» В другой комнате трое дюжих парней воистину рвали на части казенные гармошки…»
Добавлять к этим выпискам нечего. Они достаточно полно раскрывают внутренний мир Виктора. И вот это бездуховное, ничтожное существо с болезненным самомнением попадает на лесоповал. Читатель может легко догадаться о том, сколько проклятий этому тяжелому труду сыплется из уст героя, сколько раз он порывается отсюда бежать. Из-за того, что автор самоустранился, обо всем происходящем с Виктором мы можем судить только с его слов. И поэтому уже никогда не узнаем, что же произвело переворот в его сознании. Под влиянием ли товарищей по бригаде, любви, тяжелого мужского труда в душе парня начинается пересмотр жизненной позиции. Медленно «оттаивает» эгоистическое сердце Виктора. И постепенно он приходит к более трезвой оценке самого себя, начинает уважать окружающих его людей.
Я не буду пересказывать всего содержания этой повести, скажу только о том, что в конце концов, набравшись ума-разума, герой Н. Кузьмина становится хорошим работником. Трудный хлеб не согнул его, а помог выпрямиться, стать человеком.
Несмотря на оптимистический финал повести, читатель может спросить писателя: почему он дает право голоса такому персонажу, именно от его лица ведет рассказ? Нам ли, людям 70-х годов, умиляться тому, что какой-то отщепенец снизошел до «труда со всеми сообща»? Пожалуй, в этом упреке есть доля истины. Хотя нельзя забывать и о том, что Виктор, как бы плох он ни был, — наш современник. И поэтому его судьба не может быть нам безразлична. Больше того, писатель как бы доказывает нам, что он не потерян для общества, его можно и нужно поддержать, помочь стать другим.
Иное дело — и здесь Н. Кузьмин заслуживает сурового упрека, — что он слишком много места отдал рассуждениям своего героя, которые оскорбительны для рабочего человека, что в повести не нашла отражения собственная авторская позиция, из-за чего и произошло некоторое смещение акцентов. И это в свою очередь отразилось на художественной убедительности произведения.
4
О Борисе Рощине как о многообещающем прозаике заговорили сразу после его успешного дебюта в периодике. Повести «Грузчики», «Тревога» с первого прочтения привлекали прямотой авторской позиции и глубоким знанием изображаемой действительности.
В прошлом году молодой литератор выпустил сразу две книги. Одна из них — «По родному краю с миноискателем и фотоаппаратом» — не что иное, как бесхитростные записки бывалого человека, другая — «Мужские будни» — сборник художественных произведений. Сюда вошли уже названные повести и большой цикл «Рассказы сапера».
Разговор о творчестве Б. Рощина стоит начать с книги «По родному краю с миноискателем и фотоаппаратом». Она возникла из очерков, корреспонденции, заметок, опубликованных в армейских «дивизионках» в те годы, когда их автор был еще военнослужащим. Собранные вместе, обработанные и дополненные уже не сапером, не журналистом, а писателем — хоть и начинающим, — они стали динамичным, связным повествованием о благородной работе подвижной группы разминирования. Ведь и сегодня, как тридцать лет назад, саперы на передовой. Они сражаются за спокойную, безопасную жизнь своих сограждан: выявляют и обезвреживают «ржавую смерть», как называет автор неразорвавшиеся мины, бомбы, снаряды…
Не попугать, а привлечь читателя к высоким и важным нравственным проблемам — вот задача Б. Рощина.. Буквально в каждом рассказанном эпизоде он еще и еще раз напоминает об ответственности человека за содеянное, требует от читателя общественной активности.
С большой теплотой и уважением рассказывает Б. Рощин о своих бывших сослуживцах, которые с риском для себя, но добросовестно и бесстрашно выполняют поставленную задачу. Он показывает нелегкий труд сапера с большой тонкостью, даже скрупулезностью, как бы стараясь во всей полноте запечатлеть каждодневный подвиг простых двадцатилетних парней, рядовых Советской Армии. И нельзя не согласиться с мнением писателя Василия Субботина: эти записки «содержат единственные в своем роде подробности труда и жизни сапера».
Но не только этим, не одной лишь остротой материала интересна книга «По родному краю…». На ее документальных страницах зафиксирован тот мир, который стал для начинающего прозаика первоосновой творчества, фундаментом его будущих произведений. «Все это должно было стать частью собственной биографии, прежде чем сделаться единым художественным целым, воплотиться в литературные образы». Вот почему именно от «записок» теперь уже легко протянуть нить к «Рассказам сапера», нашедшим свое заметное место во второй книге Б. Рощина.
Лейтенант Юрий Ткачик после окончания военного училища прибывает на место службы. Такова завязка «Рассказов сапера». О его вхождении в полковой коллектив, о трудностях и радостях армейской жизни говорит молодой прозаик. Юный комвзвода попадает в «штрафное» подразделение, как в шутку однополчане называют саперов из-за суровости их начальника капитана Селиванова. Да и сам Ткачик сначала так считает. Многое ему кажется странным и непонятным, а то и просто чудачеством в первом своем командире. Например, то, что капитан «коллекционирует биографии своих солдат». Лишь годы службы убеждают Юрия в правильности поступков Селиванова. Тогда он начинает понимать главное: чтобы командовать взводом, надо любить и уважать каждого солдата, знать его внутренний мир и даже биографию.
Все миниатюры написаны динамично, увлекательно читаются. Б. Рощин знает материал, и потому в книге почти не встречается надуманных ситуаций, где бы писателю изменили вкус и чувство меры. В «Рассказах сапера» нет эпизодов, которые бы повторяли документальную книгу, но связь между ними несомненна. Тот же тон повествования — очень доверительный, полный человеческого тепла.
Видимо, кому-то больше понравятся те новеллы, где даны подробности армейского быта сегодняшних молодых солдат («Письмоносец», «Урок воспитания»). Другим — окрашенные в светлые, порой даже с юмористическим и авантюрным оттенком, «Первый спуск» и «Тайна раскрыта», рассказы о курьезном разминировании разорвавшейся тридцать лет назад бомбы. Мне показался наиболее ярким и удачным «Старый марш». Рассказ написан очень просто, сжато и вместе с тем крепко берет за сердце. Здесь нет головокружительного сюжета, речь идет, о том, как саперы капитана Селиванова участвуют в полковом смотре. Много ли можно сказать о тех минутах, когда, печатая шаг, маршируют на плацу солдаты? Но «рыдающие» звуки «Прощания славянки», под которые шагают саперы, наводят автора на лирические размышления о солдатских строевых песнях, позволяют рассказать о судьбе старого генерала, инспектирующего полк. Б. Рощину удалось передать высокое чувство гордости советского человека за нашу армию, ее боевое прошлое. Я думаю, «Старый марш» никого не оставит равнодушным, он стал своеобразной кульминацией «Рассказов сапера».
Повесть «Тревога» тоже об армии, но в ней молодой прозаик поднимает другую проблему. Он говорит о необходимости соответствия человека занимаемой должности.
В тот день, когда мы знакомимся с капитаном Варфоломеевым, он узнает, что в штаб пришла телефонограмма о его увольнении в запас. Давно уже с тревогой в сердце ждал и готовился к этому часу Василий Варфоломеев. И все же тяжело. Вместе с ним мы переживаем это известие, нам даже кажется оно несправедливым. Так думает и автор. Он любит своего героя и пытается его защищать. И все же, верный жизненной правде, Б. Рощин, сам, может быть, того не желая, доказывает, почему капитан должен уйти.
Писатель ставит очень важный вопрос о соответствии человека интересам дела и всем развитием образа Варфоломеева доказывает бесспорность этого требования жизни: несмотря на прошлые заслуги и огромное желание быть в строю, Варфоломеев в силу причин, от него уже не зависящих, угнаться за временем не может. По-человечески жаль расставаться с Василием, но это неизбежно. Он найдет себе новое поприще, не менее нужное людям. Найдет сам, ибо человек он крепкий. Вот почему кажется несколько поспешным поиск самим автором счастливого конца. Открытый финал более точно определил бы ситуацию, заставил бы читателя глубже воспринять логику событий, соотнести опыт жизни Варфоломеева с собственным.
«Чувство локтя» — важнейшее правило жизни не только армии, но и всего нашего общества. Вот почему Б. Рощин так много внимания уделяет взаимоотношениям людей в коллективе, воинском подразделении или бригаде, с удовольствием пишет о крепкой мужской дружбе. Все герои его произведений не только сослуживцы, между собой их связывают, как правило, и духовные узы. Другой характерной особенностью повестей Б. Рощина является атмосфера деловитости, увлечения своим ремеслом практически каждого персонажа. Перед нами — галерея тружеников, людей, верно служащих избранному делу.
Вот и герои повести «Грузчики» показаны прежде всего в горячке буден, в работе. И как показаны! Никогда бы не подумал, что можно так вдохновенно рассказать о столь обычном, рядовом, казалось бы, труде: разгрузке вагонов! Но как ловко, с каким азартом работают Антоныч и его товарищи по бригаде и как это красочно сумел запечатлеть в слове Б. Рощин.
«Уже после десятой ходки Антоныч почувствовал, как теплом задышала спина, заиграла колючими мурашками, будто в парной с холоду. Он перенес тяжесть тройников на правый бок, ускорил шаг, потом на левый, пошел быстрее. Так, разминаясь, бригадир не забывал поглядывать за новичком. Пока новичок ничем не выделялся среди грузчиков. Пристроился он за бригадиром, не отставал ни на шаг. И еще приметил Антоныч, что Рыжий в точности копирует его приемы в работе. То на животе тройник несет, то на боку тащит…
Бригадир вдруг пружинисто присел, легко рванул тройник на плечо и побежал. И сразу оторвался от Рыжего. Обгоняя бригадира, держа, как и он, ящики на плече, помчался по эстакаде Пряник, Степа и даже мешковатый Кулик-Ремезов. Грузчики начали шустрить.
Рыжий растерялся. Он попробовал бежать, но тройник сполз у него с живота на колени, бежать не давал. Рыжий попытался взять его на плечо, но ящики вдруг стали рассыпаться, заломили ему руку, поползли за спину…
В вагоне, когда наклонился Рыжий за грузом, бригадир буркнул: «На плечо бери» — и шлепком поправил его руку на ящиках. Затем у штабеля посоветовал: «Наверх с тройника бросай. Подложь, подложь, говорю, тройник-то под ноги-то».
Несколько ходок, и, под присмотром бригадира, новичок выправился, догнал Антоныча, пошел за ним след в след».
Столь точного описания труда не может быть у того, кто только со стороны знает работу грузчика. Б. Рощин сам постигал эту науку, когда был заочником Литературного института.
Но описание, пусть даже очень удачное, не главное в повести. Ее основа — серьезный нравственный конфликт. Грузчики помогли Саше Михееву приобрести навыки работы, а он преподал им урок иного порядка. После ночи разгрузки платформы с мерзлым песком он отказывается от заработанных денег, бросает их в лицо проходимцу, «тянувшему с рабочих по пятерке» за выгодный наряд. Назвав вещи своими именами, Рыжий уходит из бригады.
Грузчики понимают теперь оскорбительность своего смирения и пытаются доискаться до причин этого аморального положения, в силу которого они безропотно подчиняются прихоти жулика. Причины оказываются в них самих. Чтобы быть гордыми каждый день, как говорит один из них, иметь смелость отказаться от наглых притязаний, надо и самим подтянуться — не опаздывать и не прогуливать, не мелочиться, не стремиться только к выгодным нарядам.
Центральная фигура повести — Антоныч, бригадир грузчиков. Это человек трудной судьбы. В прежние времена он не всегда мог удержаться на высоте, но все же в конце концов отстоял себя. Он любит свою работу, и это помогает ему в самых сложных, критических ситуациях. Образ Антоныча чрезвычайно привлекателен. Мы буквально видим этого человека. На наших глазах он развивается, движется. Ему не безразлично, с кем завтра придется бок о бок трудиться. Вот почему, подхлестнутый «уроком» Рыжего, он вступает в борьбу за своих товарищей, и это в свою очередь помогает ему преодолеть слабость в самом себе.
Знакомство с героями повестей Б. Рощина помогает нам войти в круг важных нравственных проблем, стоящих перед сегодняшними людьми в быту и на производстве. И то, как решает их автор, сочувствие и вера в добрые силы своих героев не оставляют читателя равнодушным.
5
В одном обзоре нет возможности рассмотреть все первые книги молодых, вышедшие из печати в 1976 году. Коротко скажу еще о двух дебютах.
Валентин Соболев выпустил добротную книгу о моряках торгового флота. В повести есть определенный накал страстей и событий, увлекательная интрига. С первых глав становится очевидным, что писатель обладает подлинным знанием материала. Именно поэтому с интересом следишь за судьбой капитана Загорина. Вызывает симпатию его твердый, подлинно мужской характер. И то, что этот волевой человек, неожиданно став капитаном, преодолевает все сложности необычного для него рейса, воспринимаешь как должное.
Постепенно перед читателем раскрывается сложный духовный мир Загорина, его житейские дела. Случилось так, чта этот щепетильный в вопросах чести человек вторгся в чужую семью, полюбил замужнюю женщину. Чувство оказалось подлинным и взаимным. И потому вместе с радостью оно принесло непереносимую муку лжи. Надо сделать решительный шаг, но это нелегко. Ведь развод может отразиться на служебном положении Загорина, бросить тень на его репутацию. И это теперь, после первого долгожданного самостоятельного рейса. Ситуация сложная, но очень жизненная и поучительная. А с точки зрения литературной весьма выигрышная, потому что дает автору возможность с достоверностью и глубиной обнажить характеры. Но В. Соболев, как и Н. Кузьмин в своих повестях, словно испугавшись за своего героя, сам начинает распутывать этот болезненный узел. Вот почему заседание парткома, где решалась судьба Загорина — эта своеобразная кульминация повести, — передано скороговоркой, сбивчиво. Жаль, материал повести давал ее автору большие возможности для художественного воплощения действительности.
Но если произведение В. Соболева сделано умело и читается с интересом, то повесть Вячеслава Усова «Вид с холма» написана излишне сухо, полна напускной многозначительности. Неумение автора глубоко проникать в суть явлений приводит к тому, что он излишне сгущает краски, окружает свои персонажи Монбланом псевдопроблем. Когда читаешь эту повесть, кажется, что время остановилось. С трудом пробираешься сквозь умозаключения инженера Игоря Барскова, который все никак не может решить, чью сторону занять в служебном конфликте, как держаться, чтобы привлечь к себе и внимание, и расположение руководства института. Произведение В. Усова перенасыщено мелочами, чаще всего чисто производственными, ничем не дополняющими облик героя. Кроме того, встречается много неестественных, даже просто нелепых ситуаций. Особенно в изображении взаимоотношений Игоря и Вероники. Поражает умозрительность и рассудочность молодого автора и его героя Барскова.
Читая «Вид с холма», не сомневаешься в подлинности материала, легшего в основу повести, но при этом лишний раз убеждаешься, что факт жизни, даже и значительный, далеко не всегда становится явлением литературным. Когда-нибудь — хочется верить, — овладев профессиональным мастерством, «расписавшись», В. Усов еще возвратится к этому произведению, художественно его переосмыслит.
В связи с этим вспоминается эпизод из творческой биографии Сергея Воронина. Он также, по горячим следам своей работы на изысканиях, засел за роман. Но сколько ни мучился, роман не получился. Восемь экспедиционных лет, двадцать тетрадок дневника работали вхолостую. Но прошли годы, материал «отлежался», очистился временем от мелочей и стал основой широко известного теперь романа «Две жизни».
Из небольших произведений В. Усова заслуживает особого внимания рассказ «Кактусы». Он написан удивительно хорошо, с блеском. Автор не только сумел увидеть в жизни бухгалтера Евдокию Порфирьевну, он дал ее подлинно художественный портрет. Изображая ее мелочные козни, нашел точные слова и создал емкий, врезающийся в память образ.
Закончить разговор о первых книгах молодых ленинградских прозаиков хочу одним общим замечанием.
Вполне естественно, что каждый из них пишет о том, что ему ближе, лично его задевает и волнует. Но порой, вчитываясь в иные «откровения» и даже находя в том или ином произведении удачные эпизоды и верные наблюдения, все же приходишь к мысли о том, что автор преподносит по сути азбучные истины. Хотелось бы, чтобы молодые писатели более строго относились к отобранному материалу, не забывали и не боялись время от времени задать себе вопрос: а так ли ново то, что я решил рассказать читателю?
В одной из своих новелл Алексей Ларионов рассказывает о родниках, которые не давали строителям возводить дом, ибо сколько бы те ни «перекрывали жилу», родники столько же раз прорывались и заливали округу своей светлой водой. Эта подлинная история похожа на притчу о силе подлинного таланта. Верю в то, что родники души каждого из дебютировавших прозаиков еще не раз неожиданно и мощно запоют, заявят о себе на страницах новых произведений.