Уайлдвуд, штат Нью-Джерси
Среда, 1 июня
Зазвонил телефон.
– Это тот детектив из Филадельфии.
О'Шонесси взяла трубку.
– Слушаю.
– Здравствуйте, лейтенант. Говорит Джон Пейн из Филадельфии.
– Детектив Пейн? – улыбнулась она. – Что-то вас не было слышно. Как продвигается ваше дело?
– До сегодняшнего утра стояло на месте. Я послал в ФБР запрос и получил результаты баллистической экспертизы. Вы не поверите, что они нашли. Орудие убийства использовалось в 1974 году в округе Кэп-Мэй. Стреляли на углу Атлантик-авеню и Кресс-авеню.
– Что дальше?
– Жертва – Лиза Пенн, белая, семнадцати лет. Пуля извлечена из зарегистрированного на ее имя «фольксвагена» выпуска 1969 года. Надеюсь, вы еще что-нибудь скажете об этом деле.
– Было такое, да быльем поросло.
– Вот я и хочу расчистить заросли.
– Дайте мне пару часов.
Папка с делом Лизы Пенн стояла в картотеке, спущенной в подвал. Папка помятая, с наклейками «Мы за мир» и «Вступайте в торговый флот».
Осенью 1974 года Лиза Пенн училась в колледже при Питсбургском университете. Несколько дней она не приходила в общежитие, и ее обеспокоенная соседка по комнате позвонила в университетскую охрану. Занятия она тоже не посещала. Полиция составила протокол, что девушка пропала. Известили родителей.
Через две недели полицейский, следивший за порядком на общественных автостоянках, обнаружил в конце Кресс-авеню у эстакады голубой «фольксваген» 1969 года выпуска. Под дворниками торчало полдюжины уведомлений о штрафе. Первое из них выписано более месяца назад.
Полиция сбилась с ног. В Уайлдвуд прибыли родители пропавшей девушки, поселились в отеле и целые дни ходили по улицам, показывая прохожим фотографию дочери, расспрашивали патрульных, владельцев магазинов и подростков.
Через несколько недель родители Лизы Пенн потеряли всякую надежду и уехали. Машину дочери они оставили, попросив городские власти передать полученные от ее продажи деньги в какой-нибудь приют. Они старались вычеркнуть из памяти все, что напоминало им о трагедии.
Месяца через два автомобиль выставили на аукцион. Механик, готовивший ее к торгам, на полу у водительского сиденья нашел пулю, которую не заметили при первоначальном осмотре, а эксперты на порванном подлокотнике кресла обнаружили следы крови.
О'Шонесси продолжала листать страницы дела.
«Отпечатки пальцев на дверце у места водителя и следы ладоней на рулевом колесе не могут служить неопровержимыми вещественными доказательствами. В непосредственной близости от машины собраны следующие предметы: пачка сигарет без фильтра, корешок квитанции ТУУ (Транспортное управление Уайлдвуда), газовая зажигалка, пластмассовое стекло заднего фонаря с автомобиля отечественного производства».
О'Шонесси знала, что семидесятые годы являлись для полиции по всем штатам периодом полнейшей неразберихи. В то время она была еще ребенком и все же отчетливо помнила бесконечные несчастные случаи, разнообразные заболевания, отравления наркотиками. Хиппи жили под чужими фамилиями, и если кто-нибудь из них пропадал, считалось, что он (она) уехал(а) тусоваться в иное место.
Еще много лет следственные органы страны будут считать, что поиски пропавших без вести людей и возня с брошенными легковушками не входят в число их первоочередных задач.
О'Шонесси языком передвинула изжеванный «Никорет» из одного края рта в другой и стала перелистывать подмоченные когда-то страницы дела. Неожиданно она наткнулась на список. Он был написан на линованной бумаге от руки, синими чернилами.
Венэйбл, Марисса, белая, родилась 6.06.58 в Беркли, Зап. Виргиния, пропала без вести 7.07.74.
Эшли-Уэллс, Бьянка, белая, родилась 3.03.54 в Уайлдвуде, пропала без вести 27.11.74.
Мелисса, фамилия и место рождения неизвестны, приблизительно 20 лет, пропала без вести 18.02.76 вместе с ребенком.
В нижней части страницы была запись, обведенная красным: «Пенн, Лиза, род. 13.04.56, пропала без вести 21.09.74». От записи тянулась линия, помещающая ее между фамилиями Венэйбл и Эшли.
О Мариссе Венэйбл в деле были приведены дополнительные данные.
Проживала на Версал-стрит в доме, который снимали в складчину одиннадцать человек. О том, что она пропала, сообщил мужчина, с кем она делила постель. По его словам, он последний раз видел Мариссу на пляже, где собралась группа любителей марихуаны. Утром он обнаружил, что ее нет дома. Прошло несколько дней, она не появилась, тогда он пошел в полицию заявить о пропаже подруги.
Родители Мариссы Венэйбл заявили, что четыре месяца не виделись с дочерью и не имели от нее никаких вестей. В дело были вложены две фотографии, на одной Марисса с матерью несколько лет назад, другая, снятая в Аризоне в 1971 году, с двоюродной сестрой. Девушки в солнцезащитных очках и длинных, украшенных бусами жилетках стоят перед гигантским кактусом.
Вторая пропавшая без вести, Бьянка Эшли-Уэллс, родилась и выросла в Уайлдвуде, в районе Норт-Бич, и вышла замуж за владельца компании по недвижимости. В материалах следствия говорилось, что неподалеку от загородного клуба с площадками для гольфа стоял «вольво» с поднятым капотом. Механики установили: в радиаторе произошла утечка охлаждающей жидкости, и двигатель перегрелся. Бьянка Эшли-Уэллс не доехала до клуба, где они с мужем собирались отметить шестую годовщину их брака. Один из городских ювелиров впоследствии показал, что незадолго до закрытия магазина одна женщина купила «Ролекс». Она была в приподнятом настроении и сказала, что хочет сделать подарок мужу. После этого Бьянку Эшли-Уэллс никто не видел. Полиция ее тоже не нашла. Детективы установили, что муж непричастен к ее исчезновению.
Через два года, в феврале, вместе с дочерью бесследно исчезла женщина, живущая в коттеджном поселке. На найденной фотографии была изображена темноволосая красавица. На обороте карточки – одно слово: «Мелисса».
Соседи показали, что у нее была дочь дошкольного возраста. Мелисса не упоминала ни о своем прошлом, ни об отце девочки. Друзья считали, что она приехала вроде бы с Северо-Востока.
О'Шонесси сняла трубку и набрала номер лаборатории.
– Гас? Это Келли. Ты не мог бы зайти на несколько минут? Мне нужно кое-что тебе сообщить.
* * *
– Ты что-нибудь слышал о полицейском Эндрю Марки?
– Да, – кивнул Гас. – Он был капитаном, когда я пришел в полицию. В семидесятых годах его схватили в Атлантик-Сити за вымогательство. ФБР хорошо тогда поработало. Отсидел срок где-то в северной части штата Нью-Йорк.
– У него была дочь?
– Верно.
– Месяц назад он умер. Упал с лестницы в приюте «Под вязами» и разбился насмерть. Это было первого мая. Через неделю в Филадельфии застрелили его дочь, причем застрелили профессионально, будто смертный приговор привели в исполнение. В магазин, где она работала, явился незнакомец и всадил в нее три пули. Ни изнасилования, ни ограбления, ничего. Но ее отец сдал второго человека в семейке Гамбино.
– Долго же они откладывали разборку.
– Но главное в другом. Орудие убийства, совершенного в Филадельфии, похоже на то, что фигурирует в одном нашем деле.
Гас подался вперед. Разгадывать загадки подобного рода – его специальность.
– В каком?
– В деле Лизы Пенн.
– Не помню его.
Келли улыбнулась.
– Оно произошло в 1974. Мне было три года.
– О Господи! Это то дело, что у тебя на столе?
– Да. Только оно мало что дает. А жертву так и не нашли.
– Подробнее о происшествии в Филадельфии можешь рассказать?
– Дочь Эндрю Марки приехала в Филадельфию двадцать пять лет назад. В полиции говорили, она чиста как стеклышко. Хороший муж, солидные знакомые. Регулярно посещала церковь. В Уайлдвуд больше не возвращалась и связь ни с кем оттуда не поддерживала. Даже с отцом, который уже десять лет жил в приюте «Под вязами».
– Насчет ее мужа что-нибудь известно?
– Родился и вырос в Филадельфии в состоятельной семье. Получил хорошее образование. За ним тоже ничего не числится. В Филадельфии рассчитывают, что мы им сообщим что-нибудь новенькое о Марки.
– Могу я заглянуть в дело?
О'Шонесси подала ему папку.
– Я была уверена, что ты захочешь заглянуть.
Гас положил папку на колени, погладил корешок.
– О ее матери что-нибудь известно? Филадельфийцы не упоминают о ней.
– Красивая была женщина. Через неделю после того, как мужу предъявили обвинение, она утопилась. Просто шагнула с мола в море. В полиции сообщили, что ее дочь несколько раз попадалась с наркотиками. Водилась со шпаной и сама шпаной была. Ей даже кличку дали – Стервоза Сью. Потом она исчезла, и о ней больше ничего не слышали.
О'Шонесси подумала, что детективу Пейну будет интересно услышать новую информацию, в частности узнать о связи отца Сьюзи с мафией, хотя это события давно минувших дней.
– Позвони мне, когда прочитаешь, – сказала она Гасу.
– Завтра позвоню. Сегодня мне надо подготовить Кларку материалы по вкладам и кредитам – ФБР уже наседает на него.
Четверг, 2 июня
Все утро О'Шонесси собирала информацию о Санди Лайонсе. Жил он на улице Рио-Гранде недалеко от автомагистрали. У дома стояли мотоцикл и «субару», сошедший с конвейера лет десять назад. По огороженному дворику бегал доберман-пинчер. По словам почтальона, Лайонс жил один.
Ей подготовили выписку из его дел по половым преступлениям. Келли интересовало, использовал ли Лайонс при этом скотч и увозил ли куда-нибудь свои жертвы.
Сразу после ленча к дверям ее кабинета принесли букет белых роз. Одобрительные возгласы подчиненных Келли наводили на мысль, что они наконец приняли ее в свое сообщество – или им понравилась молоденькая посыльная? Визитная карточка в букете была от Кларка – не от Тима.
Она позвонила ему, забыв, что в это время окружной прокурор выступает в суде против прекращения дела о вкладах и кредитах. Потом она позвонила девочкам, которые сегодня должны были ночевать у бабушки.
К телефону подошел Тим.
– Ты как, Келли?
– Хорошо. А ты, Тим?
«Почему он не на работе?» – подумала она и хотела уже спросить о злополучной деловой встрече, но удержалась. Они – взрослые люди. Она сама предложила им разойтись. И у нее было свидание с Кларком.
Они с Тимом поговорили о предстоящем дне рождения Регины, затем он позвал к телефону девочек.
– Мам, я принесла домой хорька! – услышала Келли возбужденный голосок Марси.
– Хорька?
– Ага. Его Альфом зовут. Мы по очереди будем брать его на неделю, если родители не против. Папа сказал, что он не против, и ты тоже не против. Ты не против, мам?
– Нет. Как твоя сестра?
– Нормально. Только Альф ее меньше любит.
– Дай мне ее.
– И еще Регина победила на школьном конкурсе по правописанию и получила билет на утренник, представляешь?
– Дай сестру! Регина, наверное, хочет сама сообщить мне об этом.
О'Шонесси с грустью вспомнила, как за ужином девчонки рассказывали о школьных приключениях. Как же это было хорошо – девочки, Тим, она! Интересно, у него действительно было свидание?
* * *
Макгир и двое его подручных задержали Билли Уикса у ломбарда и привели в отделение.
Билли умело изображал бывалого: рубашка нараспашку, всклокоченные волосы, ухмылка на лице. Задерживали его не первый раз, но с полным карманом денег и тремя пакетиками порошка застукали первый раз. Не говоря уже о других десяти пакетиках, которые легавые могут найти в бумажном стакане на крышке мусорного контейнера. Но он не испугался. Билли Уикс знал, что у них нет достаточного повода для обыска. Они не имели права задерживать его и не имеют права шарить по его карманам.
Может, адвокат сумеет даже подать на них в суд за незаконное задержание.
Комната для допросов была маленькая, почти такая же, как стенной шкаф у Билли. Стены обиты пробковым деревом, заглушающим звуки. Посередине стояли узкий стол и два стула.
Билли хорошо знал, как проходит допрос. Недаром он смотрел по телевизору «Нью-Йорк, люди в синем». Да, он выждет немного, узнает, что им известно, а потом попросит разрешения поговорить со своим адвокатом. «Где сели, там и слезут», – злорадно думал он.
Сержанту Макгиру понадобилось всего десять слов, чтобы расколоть Билли. Каким-то образом легавые выяснили, что он был последним, кто видел Трейси Йоланд живой.
Билли выложил все, что знал. Если обнаружат ее тело, на нем обязательно найдут его волосы и сперму. За одно за это баптисты-святоши упекут его в тюрьму как человека, лишившего жизни другого человека. Нет. Билли Уиксу отнюдь не улыбалось быть обвиненным в убийстве. Пусть лучше его привлекут за торговлю наркотиками.
Поэтому Билли изо всех сил старался помочь следствию.
– Ты видел листовки, которые мы раздавали прохожим и разбрасывали на эстакаде?
Видел, конечно, видел. Да, это та самая, пропавшая без вести. Но ведь это не преступление, то, что был знаком с ней, разве не так? Он решил, что она передумала и не пошла сразу домой.
Когда О'Шонесси вошла в лабораторию, Гас сидел, склонившись над большим, с тарелку, увеличительным стеклом.
– На Кларка работаешь? Вкладами и кредитами занимаешься?
– Угадала… У той дамочки были большие деньги.
– Я слышала, за четверть миллиона перевалило – и вкладов больше, чем туфель. Как ты, Гас?
– Ничего.
– Я говорю о твоих домашних делах. – Келли положила руку ему на плечо. В лаборатории никого не было. – Как дома?
– Неважно.
– Сожалею, Гас.
– Что ж тут поделаешь?
Она подумала о девочках и о Тиме. Полная неопределенность.
– Может, тебе лучше находиться при ней?
– Сидеть и ждать, когда она умрет? Нет, я лучше поработаю. Работа отвлекает. Кроме того, она целый день спит.
– Макгир сказал, что ты звонил.
Гас показал на красную папку:
– Хотел сказать, что прочитал и вспомнил те дела. Тогда у нас детективов не хватало. Впрочем, что я говорю – не хватало? Один детектив на все управление, и тот должен был следить за ломбардами и лавками, где спиртным торгуют. У патрульных своих дел по горло. В убойных делах полиция штата помогала. Ходили слухи, будто в Филадельфии и Вашингтоне, где полно сутенеров на «линкольнах» и «кадиллаках», белое рабство процветает. Нам велели записывать номера машин из других штатов. Из больших городов детективы приезжали, но ничего не нашли.
– Так оно и шло?
– Время было такое, Келли. Банка данных о пропавших без вести в семидесятых не существовало. В каждом городе полиция составляла протоколы и рассылала по телетайпу приметы жертв в другие города. Но ты представь, как по стране болтаются сотни девчонок. Такая выходит на шоссе, поднимает руку, плюхается на заднее сиденье подъехавшего автомобиля, и поминай как звали. Больше о них ни слуху ни духу. Раздолье для поставщиков порнографии, насильников, убийц.
– Что же заставило нашего фигуранта остановиться? Такие дела сами по себе не заканчиваются.
Гас пожал плечами.
– Например, он уехал в другой город. Или его арестовали. Или умер. Как говорится, возможны варианты.
О'Шонесси задумалась.
– Что же все-таки произошло с Лизой Пенн? Зачем стрелять в девчонку, если намерен похитить ее? И она сама не собирается сопротивляться. Какое уж там сопротивление под дулом пистолета?
– Может, она решила, что он шутит, а он хотел по-быстрому с ней разделаться.
– И потом все прекратилось, так?
– Последняя жертва зарегистрирована в 1976 году. – Гас постучал по папке. – Сегодня утром я позвонил в отдел по делам малолетних. Там сказали, что начиная с 1991 года, когда горничная похитила из отеля «Пан-Американ» ребенка и отвезла его в Южную Каролину, вплоть до исчезновения Энн Карлино в прошлом мае подобных случаев не зарегистрировано.
– Что ты думаешь о случившемся в Филадельфии? О сходстве оружия убийства?
– За тридцать пять лет впервые о подобном совпадении слышу.
Дожидаясь, когда на другом конце провода возьмут трубку, О'Шонесси кинула в рот «Никорет» и устроилась в кресле поудобнее.
– Пейн слушает.
– Это О'Шонесси, детектив. Дела о малолетних уголовниках у нас в пожаре сгорели, и все же я могу сказать, что Сьюзен Пакстон, которую вы за святую выдаете, в Уайлдвуде была совсем иной. Наш начальник лаборатории помнит ее, говорит, со шпаной водилась. Ей парни даже кличку дали – Стервоза Сью.
– Неужели? – Пейн подвинул к себе блокнот. – А что с той, которую в 1974 году застрелили? С Лизой Пенн?
– «Училась в колледже в Индиане, штат Пенсильвания, – читала О'Шонесси свои записи. – Машину потерпевшей обнаружили у эстакады. На сиденье – засохшая кровь той же группы, что и у нее самой».
– Это все?
– Да. – О'Шонесси вынула изо рта жвачку, поморщилась и выкинула в мусорную корзину. – Но Лиза Пенн была тогда не единственной жертвой. За два года пропали без вести четыре девушки.
– О Господи!
– Если хотите, основные сведения о них я передам вам по факсу. – Взгляд Келли опять остановился на развешанных по стене фотографиях с места происшествия у сточной трубы, но тут будто молния сверкнула у нее в голове. – Детектив Пейн! – воскликнула она.
– Да, лейтенант?
– Машина Лизы Пенн находилась на автостоянке у эстакады.
– Ну и что?
– А то, что очень похожее похищение произошло у нас совсем недавно, первого мая. И автомобиль похищенной находился на той же стоянке, и опять кровь и никаких следов жертвы.
Несколько секунд оба молчали.
– Есть подозреваемые, лейтенант?
– Двое.
– Кто-нибудь из них мог приехать в Филадельфию и убить Сьюзен Пакстон?
– Не знаю. Один не умеет водить машину, другой пока не знает, что он подозреваемый.
Они помолчали, потом Пейн спросил:
– Лейтенант, Эндрю Марки еще в морге?
– Да, я звонила туда после нашего вчерашнего разговора.
– Хочу задать вам вопрос. Вам известно имя Черри Мур?
– Черри Мур? Нет, кажется, неизвестно.
– О ней много писали. Она помогает следственным органам раскрывать сложные дела. Она… как бы это сказать… угадывает мысли. Мысли…
– Мертвых людей? Да-да, припоминаю, – произнесла О'Шонесси. Она читала об этой женщине, когда плыла на пароме. Ее кольнуло радостно-горькое воспоминание о том, как прошлой осенью Тим неожиданно получил внеочередной отпуск…
– Лейтенант, Черри Мур – один из близких моих друзей. Я попросил ее помочь мне с делом Сьюзен Пакстон.
– Она готова читать мысли ваших жертв?
– Вроде того.
– Каждый ваш звонок заставляет меня удивляться, детектив Пейн. И что же она прочитала?
– Черри Мур увидела мужчину. Она описала его полицейскому художнику, и у меня есть его приблизительный портрет. Длинные волосы, борода. Мы показали портрет мужу, друзьям, сослуживцам. Никто такого не видел. У нас он тоже не числится.
– И теперь вы хотите узнать, не того ли человека видел Эндрю Марки?
– Угадали.
О'Шонесси посмотрела на подчиненных.
– Начальник управления не разрешит это сделать.
– А его и спрашивать не надо. Черри просто зайдет в морг на несколько минут. И еще, подскажите, где мне лучше показывать портрет. Может, убийца Сьюзен Пакстон и похититель Энн Карлино одно лицо?
– Не будем торопиться, детектив, хотя я тоже об этом думала.
– Чего вам стоит, лейтенант? Мы приедем и уедем, зато выясним, сам ли Эндрю Марки упал с лестницы или ему помогли упасть. Никому и в голову не придет, что была задействована Черри Мур.
О'Шонесси выдвинула ящик стола, достала сигарету, закурила, затянулась.
– Вы что, тоже умеете мысли читать, детектив? – сухо проговорила она.
– Я полицейский, лейтенант. Знаю, как люди реагируют на подобное.
– Но чтобы все было между нами, – сказала Келли, глядя на стену. – Когда вы хотите приехать?
– В пятницу вечером – вам удобно? В субботу в морг, а в воскресенье я бы походил по городу с портретом.
– Вас устроит небольшая квартира? Одна спальня и диван в гостиной?
– Мне не хотелось бы вас беспокоить…
– Считайте, что я в заговоре с вами! – воскликнула она. – Свободных мест в отелях вы сейчас не найдете.
– Квартира, конечно, устроит.
– Хорошо, – сказала она, подумав, что пускается в авантюру. – И чтобы мисс Мур никуда не выходила и ни с кем не разговаривала. Никто не должен знать, что она в городе.
– Разумеется.
– И еще одно.
– Слушаю.
– Бушует ураган в Каролине. Если он дойдет до нас, погода будет скверная.
– Мы не загорать едем, лейтенант.
– Значит, договорились. В пятницу вечером. Я дам вам свой адрес и номер сотового телефона.
О'Шонесси знала, что устроить посещение морга нетрудно. У Гаса имеются собственные ключи.
А квартира после смерти мамы в прошлом году стоит пустая. Конечно, ее надо проветрить, но белье чистое есть.
Сайкс ехал в западном направлении, к заливу, потом свернул на Дезмонд-авеню. Ему позвонили и велели приехать за сбитой в переулке собакой.
Кварталы тут были богатые, стоимость домов доходила до миллиона. Он любил посидеть здесь на солнышке и посмотреть, как молоденькие мамаши и их дочки в коротеньких теннисных юбочках несут из своих «мерседесов» домой пакеты с покупками.
Все эти годы он провел в клетке, а эти люди жили своей жизнью: жарили мясо на лужайках за домом, пили вино, мужчины трахали соседок, мухлевали с налогами, выжимали последние соки из бедняков. Сколько раз за тюремной решеткой он думал об этих людях, читающих «Уолл-стрит джорнал», имеющих собственные бассейны, сколько раз ему чудился запах кожи «мерседесов»!
Нет, они никогда не сумеют расплатиться за это, ни за год, ни за сто лет.
На мостовой неподвижно лежал крупный ротвейлер с черной, в рыжих подпалинах, мордой. Нос у него был в крови, одно ухо порвано, задние лапы перебиты. Очевидно, пытался ползти домой, но сил не хватило.
Сайкс поставил грузовик так, чтобы он загораживал ближние дома, и вылез из кабины. Натянул резиновые перчатки, откинул задний борт и стащил на землю брезент. Едва он схватил собаку за задние лапы, как та впилась клыками в башмак. Сайкс ударил ее другой ногой по морде, но ротвейлер еще глубже вонзился зубами в башмак. Сайкс упал и несколько раз перевернулся, пока не вытащил пистолет и не выстрелил. Хватка ослабла. Сайкс встал, пошатываясь, приблизился к грузовику и вытащил монтировку. Он бил ротвейлера по голове до тех пор, пока у того не треснул череп. Переведя дух, Сайкс потащил собаку к подъемному устройству и закинул в кузов.
Нога у Сайкса была цела. Ротвейлер не прокусил толстый башмак. Вместе с ошейником, медалями и жетоном о вакцинации он бросил его в мусоросжигательную печь.
Выехав из тупика, Сайкс купил коробку с шестью банками пива, нашел выезд на Грин-роуд. Там он отыщет уютное местечко, где его никто не побеспокоит.
Сайкс сильно огорчился, узнав, что, пока он был в тюрьме, его давний враг, шеф Линч, умер от сердечного приступа. Только подумать: он столько лет ненавидел человека, которого не было в живых. Сайкс чувствовал себя так, точно его обманули. Будто этот легавый встал из гроба и отнял у него то, что принадлежало ему одному.
Вскоре Сайкс немного утешился, выяснив, что дочка Линча назначена новым начальником над городскими сыщиками и зовут ее Келли О'Шонесси. Эти имя и фамилия значились на почтовом ящике кооперативного дома, где ее родители имели квартиру, записанную на Линча. Теперь квартирой владела О'Шонесси. Кроме того, у нее на Третьей авеню в двух кварталах отсюда имелся собственный дом.
Сайкс знал, как он станет мстить Линчам.