Дорога лениво выползла на вершину холма, и перед Иганом открылся вид на расстилавшуюся внизу долину. Он отпустил поводья и потянулся, громко хрустнув суставами. Его лошадь, предоставленная сама себе, тут же отошла к обочине и принялась щипать траву. Он и сам успел уже изрядно проголодаться, и вид дымков, поднимающихся от труб небольшой деревеньки впереди, заставил его живот требовательно заурчать.

Шел уже восьмой день их визита на Пракус, но пока Иган ни на йоту не приблизился к решению стоявшей перед ним задачи. Он третьи сутки странствовал по окрестным дорогам, останавливаясь то в одном поселке, то в другом, стараясь как можно лучше понять, что происходит в здешних краях, и, возможно, завязать знакомства, которые могли бы пригодиться в дальнейшем. Увы, но простолюдины не спешили откровенничать с незнакомым высокородным господином, и особого прогресса Иган пока не добился. К тому же, люди здесь отличались крайней суеверностью, и, стоило ему направить беседу в сторону преданий и мифов, как его собеседники начинали истово осенять себя защитными знамениями, хвататься за обереги и поспешно меняли тему разговора, а то и вовсе испуганно замолкали. И это все при том, что он еще ни разу не произнес вслух словосочетание «Ледяной Дьявол».

Если он все правильно понял, то лежащая впереди деревенька — Излучино. Что ж, попытаем счастья еще разок. Коли опять ничего не получится, то придется выходить на кого-нибудь более солидного, хотя излишне засвечивать свою персону Игану крайне не хотелось. Чем меньше люди знают о твоих занятиях, тем спокойнее и тебе и им.

Иган подхватил поводья и направил кобылу вниз по склону, морщась при каждом ее шаге. Его зад не привык к долгим верховым прогулкам и теперь, после трех проведенных в седле дней, представлял собой один сплошной синяк. В дополнение ко всему, лежащий в заплечном мешке контейнер с чешуйкой немилосердно холодил спину даже через подложенное под него свернутое одеяло. Иган всерьез опасался, что рано или поздно это приведет к тому, что одним прекрасным утром его поясницу так прихватит, что он не сможет подняться с постели.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, он еще раз прокрутил в памяти события последних дней.

Самое яркое впечатление у Игана осталось, конечно же, от перелета. Как выяснилось, все его предыдущие путешествия являлись не более чем неспешными прогулками по парковым дорожкам. Парвати же продемонстрировала ему столь виртуозное пилотирование, что восторженные эпитеты закончились у Зверолова в первый же день.

Начиналось все вполне обыденно и мирно — аккуратный взлет, выход на сортировочную орбиту, регистрация, заход на разгон для скачка… Первый перелет на Пусайк, являющийся одним из основных перевалочных пунктов всей Галактики, не принес никаких неожиданностей. За ним, с интервалами от нескольких минут до пары часов последовали еще несколько столь же однообразных прыжков. Последний из них привел «Сапсана» на Икшаа-Бей — независимый и своенравный мирок, незаменимый в тех случаях, когда требовалось найти товар или услугу, не одобряемую законами других систем, либо просто замести следы. Иган заподозрил неладное, когда после череды маневров и перебранок с диспетчером корабельные генераторы пронзительно взвыли на пределе своей мощности, а Парвати закрыла все иллюминаторы бронированными теплозащитными жалюзи.

— Видишь ли, — вполголоса разъяснил ему Кехшавад, — после того памятного инцидента, пятнадцать лет назад, охрану Пракуса, да и прочих карантинных планет существенно усилили. Раньше определенная сумма денег могла гарантировать, что патрули некоторое время будут смотреть в другую сторону, позволяя совершить высадку и разгрузку. Да и взлететь потом можно было практически в любой момент, главное только время согласовать — и дело в шляпе.

Теперь все гораздо сложнее. Все патрули дублированы, каждое их действие протоколируется, и никакая взятка уже не поможет открыть окошко. Приходится пользоваться крохотными и рискованными лазейками. Во-первых, необходимо выйти из скачка ниже зоны действия сторожевых сканеров, то есть, фактически, уже в атмосфере. Во-вторых, надо как можно быстрее снизиться до минимальной высоты, чтобы уйти от радаров. К счастью, они не могут непрерывно следить за всей поверхностью планеты. А потому, затратив немалые деньги и задействовав все доступные рычаги, можно, в конце концов, узнать, когда будет интервал в слежении за данным районом. Интервал короткий — несколько минут, и за это время надо успеть спуститься к поверхности и нырнуть в рельеф.

— Что-то я не пойму, — нахмурился Иган, — мы же, как я понимаю, действуем если и не при поддержке, то, по крайней мере, с ведома силовиков и спецслужб. Неужели они не могли хоть как-нибудь упростить нам данный момент? У Вас же остались какие-то старые связи.

— Ой! Тут все так запутано! — простонал адмирал, — все друг от друга чего-то хотят, но при этом упорно делают вид, что не имеют к происходящему ни малейшего отношения. Федералы и пальцем о палец не ударят, поскольку не хотят засвечивать свой интерес к Пракусу, а мы со своей стороны не особо жаждем раскрывать перед ними свои маленькие секреты. До тех пор, пока векторы наших интересов худо-бедно совпадают, нам позволяют действовать на свое усмотрение, не интересуясь особо, какими методами мы при этом пользуемся. Такое положение вещей нас вполне устраивает, но платой за предоставленную свободу действий является, в итоге, необходимость выполнять такие вот замысловатые маневры на самой грани разумного риска.

Игану стало немного не по себе. Он поерзал в кресле, проверяя, надежно ли застегнуты ремни, хотя прекрасно понимал, что они не спасут, и нужны больше для психологического успокоения. Он и без того недолюбливал дальние перелеты, требующие порой целой череды скачков от звезды к звезде, тем более что не понимал, как они происходят. Винс как-то пытался ему объяснить принцип, изображая космос при помощи большого куска поролона, а корабль заменив булавкой, но Иган оказался неважнецким учеником. Каждый раз, когда разряд импульсного реактора прорывал пространство и швырял пассажиров и груз в образовавшуюся брешь, Игану казалось, что невидимая рука сдавливает его и проталкивает сквозь узкое бутылочное горлышко.

На сей раз ситуация усугублялась еще и тем, что им предстоял не рядовой скачок, после которого можно спокойно осмотреться по сторонам, выясняя, на сколько промахнулся штурман, и скорректировать курс. Парвати предстояло превзойти самого Вильгельма Телля, точно попав с расстояния нескольких сотен световых лет даже не в яблоко, а тонюсенькую пленочку его кожуры.

— Идем по графику, — констатировала она тем временем, изучив показания приборов, — чтобы проскользнуть в наше игольное ушко, надо прыгнуть через восемнадцать минут. Можете пока сходить в туалет. В последний раз.

— Парва, прицелься как следует! — умоляюще попросил Кехшавад непривычно жалобным тоном.

— О! Спасибо, что напомнил! — фыркнула девушка, не отрывая взгляда от экранов.

— Э-э-э, простите, — встрял Иган со своим вопросом, — Вы раньше уже проделывали подобное?

— Случалось, — Парвати мотнула головой на свисавшую с потолка гирлянду разношерстных амулетов, — один отчаянный скачок — один сувенир.

— До чего же все пилоты суеверны! — буркнул адмирал, закатив глаза.

— А при выходе из скачка прямо в атмосферу корабль не развалится? При такой скорости для него это будет равноценно удару о бетонную стену.

— Этот — не развалится, — тон Парвати однозначно говорил о том, что в данной дискуссии поставлена точка, — и если вы хотите прожить дольше оставшихся до перехода нескольких минут, то не мешайте мне работать.

Потянулись бесконечные секунды молчаливого ожидания. Иган, не мигая, следил за тонкими пальцами пилота, которые подрагивали на управляющем манипуляторе, отслеживая еле ощутимые флуктуации пространства. Парвати превратилась в немой придаток «Сапсана», застывшую статую, в изваяние, на чьем лице продолжали жить лишь глаза, да сбегающие по вискам капельки пота.

Системы автопилотирования уже давно взяли на себя почти все труды по расчету траекторий и параметров пространственных прыжков, но никто бы не решился доверить им столь ответственный маневр, да еще выполняемый по координатам, записанным на клочке бумаги. Карантинные планеты тщательно оберегались от посторонних, и вся связанная с ними информация тщательно вычищалась из любых каталогов и баз данных.

— Все пристегнулись? — сквозь зубы спросила Парвати, крепко сжав штурвал правой рукой, а левую положив на клавишу, активизирующую импульсный реактор.

— Да.

— Вставные челюсти вынули? Помолились? Помочились?

— Да, да!

— Тогда понеслись!

Яхта содрогнулась от сокрушительного удара, и в следующее же мгновение экраны внешнего обзора захлестнуло ослепительное пламя атмосферы, возмущенной таким бесцеремонным вторжением. Тонкие огненные нити прочертили стыки створок защитных жалюзи, силясь протиснуться между ними и спалить все на своем пути. Корабль немилосердно затрясло. Визжащие от натуги гравикомпенсаторы приняли на себя основную тяжесть перегрузок, но не могли справиться с сумасшедшей вибрацией. Губы Парвати беззвучно шевелились, отсчитывая тягучие секунды этого падения в ад. Ни один прибор не мог сейчас помочь ей определить точное местоположение корабля, а потому оставалось полагаться только на ее везение и опыт.

Сначала осторожно, а потом все решительней Парвати потянула штурвал на себя, постепенно выводя «Сапсана» из пике. Огненная пелена на одном из экранов слегка побледнела и сквозь нее блеснула приближающаяся водная гладь.

— Стоя-я-ять! — рявкнула девушка и рванула штурвал до упора.

Амортизированные кресла дружно лязгнули, ударившись об ограничители, когда корабль, совершив кажущийся невозможным вираж, перешел в горизонтальный полет, скользя буквально в нескольких метрах над гребнями волн. На экране заднего обзора в туче пара и брызг постепенно оседала вытянутая воронка, выбитая в водной поверхности ударной волной.

— Вот мы и на месте, — констатировала Парвати, потянувшись в своем кресле. Щелкнув тумблером, она открыла жалюзи, и взорам пассажиров открылась приближающаяся темная полоса изрезанного бесчисленными фьордами берега, — с вас причитается местная безделушка в мою коллекцию.

— Уф! — смог, наконец, перевести дыхание Иган, — словно заново родился!

Он не мог не признать, что еще никогда не видел столь высококлассного пилотажа. Парвати и управляемый ею «Сапсан» нарушили, казалось, почти все правила и инструкции, что вдалбливались в головы пилотов с первых дней обучения. По всем канонам их яхте уже давно следовало рассыпаться горсткой пепла, но пробегающий за окном пейзаж неумолимо свидетельствовал об обратном.

— По-моему, Вы сумасшедшая, — сказал Иган, обращаясь к девушке, — знай я заранее, что нам предстоит, отказался бы с порога!

— И именно поэтому ты и не знал всех деталей! — вымученно улыбнулся Кехшавад. Судя по блестящему от пота лбу, адмиралу перелет также дался нелегко, — а в команде нашей сумасшедшие абсолютно все. Ты на себя-то посмотри, разве я не прав?

— Да вся наша затея — безумие чистой воды.

— Вот-вот, и только полные психи вроде нас способны с ней справиться!

Затем последовало неспешное кружение по бесчисленным заливам, когда «Сапсан», продвигаясь вдоль побережья к югу, чуть не задевал брюхом одинокие сосны на скалистых утесах. Леонард склонился над пультом связи и внимательно вслушивался в эфир, пытаясь перехватить переговоры патрульных кораблей и определить, засекли их вторжение или нет. Хотя, как заметил Кехшавад, если их и застукали, то почти наверняка сочли, что яхта разбилась — столь немыслимыми казались их маневры.

Судя по картам, здешние края отличались исключительной безлюдностью из-за капризного климата и совершенно непригодного для жизни рельефа. Игану для работы требовалось взаимодействовать с местным населением, а потому высадку и организацию лагеря следовало осуществить ближе к населенным местам. Оставалось только дождаться темноты, и они продолжали беззвучно скользить среди скал.

Ох уж это местное население! Скольких проблем удалось бы благополучно избежать, будь планета необитаема! Ан нет!

Пракус — еще один из бесчисленных осколков, оставшихся после Великой Экпансии, в своем развитии к настоящему моменту откатился в глухое средневековье. Численность его населения составляла по приблизительным оценкам всего несколько сот тысяч человек и росла очень неспешно. То ли из-за лени, то ли по причине скудности доступных природных ресурсов, техника и технология на Пракусе не получили сколь либо заметного развития. Это ставило планету несколько особняком от большинства прочих миров, где, несмотря на многовековую разрозненность и даже изоляцию, технический прогресс развивался более-менее параллельными курсами.

Во избежание культурного шока для аборигенов, а также потому, что некоторым ученым хотелось сохранить нетронутыми подобные уникальные образчики самобытной цивилизации, Пракус, равно как и другие аналогичные миры, закрыли на карантин. Посадка на его поверхность и даже вход в атмосферу находились под строгим запретом, и только редким группам специально подготовленных исследователей изредка позволялось совершать небольшие вылазки «в люди» для сбора информации и изучения данного феномена на месте

Строго говоря, остальное человечество вообще пребывало в неведении о существовании такого рода планет. Те же, кто знал, прекрасно осознавали ценность сей информации и не спешили делиться ею с окружающими, поскольку в противном случае удержать оборону под натиском турфирм, геологоразведочных компаний и просто падких до экзотики чудаков стало бы просто невозможно. Особо пронырливых даже карантин не останавливал. Взять хотя бы тех же кларкеров, которые, выдавая себя за местечковых божков, собирали с доверчивых туземцев щедрые пожертвования в обмен на простенькие фокусы, провоцируя своими действиями, порой, самые настоящие религиозные войны. Или богатых охотников, обожающих гонять эксклюзивную дичь по степям и джунглям запретных миров. На организации всего трех сафари на Пракус Иган в свое время сколотил целое состояние. И эта же планета вскоре поставила жирную точку в его карьере.

Первоначально предполагалось обустроить базовый лагерь в том же месте, где и пятнадцать лет назад. По правде говоря, Игану претило возвращаться в те края, но он не мог не согласиться, что место там удачное, и, если уж продолжать дискуссию, то логично начинать с того места, где она прервалась в прошлый раз.

К сожалению, еще издалека стало видно, что над горами в том районе бушует сильная гроза, и место для лагеря пришлось искать немного в стороне. Поиски относительно безлюдного уголка увели их довольно далеко на юг. Теперь, чтобы вернуться к намеченной точке, Игану предстояло совершить целое путешествие.

Пока они с Парвати оборудовали лагерь, устанавливали сторожевой купол и готовили снаряжение, Лева с помощью адмирала выкатил из трюма транспортный катер, и теперь они приводили его в чувство, устанавливая на место снятые на время перелета стабилизаторы и посадочные опоры. Время от времени Иган пытался оказывать девушке знаки внимания, но особых успехов на данном поприще не добился. Парвати, с головой погрузилась в работу, ну а когда катер встал на крыло, то времени на флирт попросту не осталось.

Охотники предприняли несколько разведывательных полетов для составления карт местности и выработки предварительного плана действий. Из-за опасности быть застуканными с орбиты во-первых, и не желая попадаться на глаза местным обитателям во-вторых, вылеты совершали недалеко и преимущественно ночью. Упрямая погода так и не подпустила их к месту трагедии, случившейся пятнадцать лет назад, поэтому пришлось ограничиться осмотром ближайших окрестностей.

Полеты над ярко- и даже несколько ядовито-зелеными джунглями Пракуса оставляли неизгладимое впечатление. Холмы, покрытые сплошным изумрудным ковром и несущиеся навстречу, словно исполинские волны фантастического океана, время от времени рассекаемые гребнями изъеденных ветрами рыжих скал — свидетельствами неспокойной геологической жизни недр… Гигантские черные провалы, на дне которых в какое-то мгновение вспыхивала серебристая ниточка ручья, будто свет, пробившийся с противоположной стороны планеты… Вздыбленные к небу каменные уступы, ступени, поднимающие или опускающие на сотни метров многие гектары леса, срывающиеся с них водопады, так и не достигающие земли, рассыпаясь туманной пылью, и белесыми флагами реющие над зелеными просторами…

Сказочная панорама нетронутой природы раскрывалась перед глазами Игана, впитывавшего ее красоту, казалось, каждой клеточкой своего тела. Иногда это ощущение единения с зеленью лесов, малиновым варевом облаков и лазурью океана напоминало ему долгий-долгий поцелуй прекрасной и любимой женщины после многолетней разлуки, и он даже забывал о том, что держит в руках штурвал. Только чирканье верхушек деревьев по днищу катера возвращало его к действительности, только гулкие удары сердца, выпрыгивающего из груди и падающего в разверзающиеся под катером бездны, служили мерилом времени, только резь в распахнутых до боли глазах свидетельствовала о том, что все это не сон.

Предварительная рекогносцировка заняла у них пару дней, после чего настало время поработать ногами. Лева и Кехшвад где-то раздобыли оседланную лошадь — гнедую кобылу по кличке Челка. Они не вдавались в подробности, как и где они ее достали, но и без лишних вопросов было ясно, что кобыла краденая. Кехшавад отметил только, что, по мере продвижения по своему маршруту, Иган будет только удаляться от ее прежнего владельца, так что беспокоиться нечего.

Собираясь в экспедицию, Иган заказал для себя несколько костюмов, сшитых по последней пракусской моде. Редкие вылазки ученых позволяли более-менее представлять, как одеваются местные жители. Приложив определенные усилия, Кехшавад смог даже на время заполучить привезенные ими образцы одежды. По счастью, аборигены не являлись большими модниками, и за последние несколько лет, похоже, не внесли в их фасон сколь-либо значительных изменений.

Рубаха из грубого полотна, короткая кожаная куртка, теплый плащ — даже состоятельные господа оставались здесь в первую очередь весьма практичными людьми и не увлекались ненужными декорациями и излишествами. Разница между их одеждой и одеянием простолюдина состояла по сути лишь в качестве материала и добротности пошива. Плотные штаны, сапоги, мешок за спину, меч к поясу, и Иган был готов отправляться в путь. От сотен прочих подобных ему странников его отличало только содержимое заплечного мешка, но он и не собирался никому его демонстрировать.

Зверолов поправил уже изрядно натершие плечи лямки и подбодрил Челку, желая поскорее добраться до места, где он сможет, наконец, вытянуть ноги и дать отдых измученному телу. Да и подкрепиться не мешало бы.

Через несколько минут он уже подъехал к первым домам деревни, что выстроились вдоль центральной улицы подобно связке скрюченных и заплесневелых сосисок. Игану пришлось совершить над собой натуральное насилие, чтобы сидеть в седле расслабленно и небрежно. Иначе по его напряженной позе и кислой мине кто-нибудь вполне мог догадаться, как нестерпимо ноет его сбитая задница. К счастью, трактир оказался расположен на ближнем конце деревни, и очередной пыточный день, наконец, закончился.

Перепоручив Челку заботам шустрого белобрысого мальчугана, Иган скинул с плеч рюкзак и нырнул в низкий дверной проем под вывеской «Последний ломоть».

Вопреки ожиданиям, внутри помещение выглядело чистым и ухоженным. Слева располагалась стойка, за которой, на полках из неотесанных досок, стояли батареи разношерстных бутылок. Остальное пространство занимали приземистые столики, на каждом из которых громоздилось по четыре табурета ножками вверх. Стену за ними вместо картин украшали внушительные высушенные рыбьи головы с разинутыми пастями, обнажающими прореженные на зубочистки гребенки острых зубов.

Несколько человек, сидевших за столами, метнули в сторону Игана быстрые оценивающие взгляды и вновь уткнулись в свои тарелки. Маскарад почтенного господина отрабатывал свою задачу на все сто и гарантировано избавлял Зверолова от излишнего внимания к себе со стороны окружающих. В то же время, в тех случаях, когда требовалось наладить доверительные отношения с местными жителями, он, напротив, скорее мешал, чем помогал.

Дверь в дальнем конце комнаты приоткрылась, в нее высунулся красный нос и тут же скрылся обратно. За стеной затопали ноги, послышались голоса, и, спустя несколько секунд, владелец пламенеющего носа предстал за стойкой. Одной рукой он смахивал с отполированного до зеркального блеска стола несуществующие пылинки, а другой пытался одновременно приглаживать редеющие волосы и поправлять белый фартук, наспех накинутый поверх не первой свежести рубашки.

— Добрый вечер, достопочтенный господин! — залопотал он, широко улыбаясь, — чем может Вам послужить старый Боло?

— Всех благ дому сему, — Иган прикрыл глаза и осторожно потянул носом воздух. Рыба, рыба и еще раз рыба, впрочем, сложно ожидать иного ассортимента от помещения, все стены которого увешаны рыбьими головами. Жареная, копченая, соленая (несколько видов), вяленая, а еще овощи, специи, выпечка! Иган подумал, что сейчас он, пожалуй, с готовностью съел бы все это и не подавился! — у Вас наверняка имеется свое фирменное блюдо?

— А как же! Лучшая в мире Охватка, запеченная с сыром и овощам, под моим знаменитым соусом, с жареной…

— Стоп! Довольно! — затряс головой Зверолов, — а не то я сейчас все вокруг слюной забрызгаю. Давайте ее сюда!

— Одну минуту! — Боло повернулся к двери за своей спиной и крикнул, — Майва! Одну Охватку! Быстро!

— Свободная комната у Вас найдется?

— Разумеется! — трактирщик шагнул к лестнице на второй этаж, жестом пригласив Игана следовать за ним, — идемте, я Вам покажу.

Предложенное им помещение оказалось крохотной каморкой под самой крышей. Все ее убранство состояло из кровати, столика, стула и умывальника с перекинутым через край тазика полотенцем. Впрочем, Иган большего и не ожидал. Но это все же лучше, чем ночевать под открытым небом. Хотя, позавчера Савра Молочница предоставила в его распоряжение целый этаж, а сама розовощекая хозяйка игриво намекала, что оказываемые ею услуги не исчерпываются одной лишь кормежкой. К сожалению, или к счастью, но Иган так и не воспользовался ее предложением, поскольку за день устал просто до полусмерти и заснул прежде, чем его голова коснулась подушки.

— Годится! — согласился он, — я остановлюсь на одну ночь.

— Вам подать ужин прямо сюда?

— Не надо, я спущусь вниз. А чтобы я не умер, дожидаясь, принесите кружечку пива.

— Уже несу! — трактирщик затопал вниз по лестнице.

Иган расположился за столиком у самой стены. Он счел за благо не оставлять мешок в комнате и положил его на лавку рядом с собой. Потягивая свое пиво, он осторожно рассматривал посетителей таверны поверх края кружки, пытаясь сообразить, можно ли добиться толку от кого-нибудь из них. Большинство завсегдатаев составляли обыкновенные крестьяне, заглянувшие сюда после трудового дня, дабы опрокинуть кружечку-другую пивка и перекинуться парой слов со старыми знакомыми. Иган уже понял, что от данной категории людей пользы в его деле — никакой. Одно только его присутствие уже портило им настроение, заставляя сидеть с прямыми спинами и переговариваться вполголоса, то и дело бросая опасливые взгляды через плечо.

Вскоре внимание Игана привлекли трое мужчин, занимавших стол возле камина. Казалось, что им присутствие почтенного господина абсолютно безразлично. Они играли в карты, в какую-то разновидность покера, насколько он мог судить, и предавались этому занятию с невероятным азартом, шумно препираясь и громко треща колодой при каждой сдаче. По одежде и по говору их компания отличалась от местных, возможно, они также, как и Иган, оказались в Излучино проездом и остановились у Боло на ночь. С этими ребятами, возможно, стоило попытать счастья.

Из подсобки появился Боло с подносом, на котором дымилось большое блюдо, источая вокруг чертовски аппетитные запахи, и Зверолов полностью сосредоточился на еде. Хозяин не кривил душой — столь искусно приготовленной рыбы Иган не пробовал еще никогда в жизни. Единственным ее недостатком оказался до обидного малый размер порции, которая слишком быстро закончилась. Еще одна кружка пива — и Иган заключил, что теперь он вполне счастлив и доволен жизнью.

Немного переведя дух после такого сытного ужина, он присоединился к картежникам у камина. Его приняли в компанию как своего, поставили перед носом наполненный вином стакан и, перетасовав колоду, сдали карты уже на четверых. Играли по маленькой, никто вроде бы не жульничал, большая бутыль вина ходила по кругу и очень долго не хотела заканчиваться.

За игрой их беседа кружила по самым разным темам, традиционным для мужской компании, но, как Иган ни старался, никак не хотела заворачивать в сторону охоты и всего с ней связанного. Его компаньоны оказались обычными конюхами, хотя и хорошо обеспеченными, и происходящее за пределами привычного мирка их совершенно не интересовало. В конце концов, Иган констатировал очередную неудачу, и решил просто отдохнуть и получить удовольствие от игры. Он не отличался особой страстью к азартным играм, да и выпить любил не сильно, поэтому больше делал вид, что пьет, зато истинное удовольствие ему доставляло наблюдать за одним из игроков, которого остальные звали Голаном.

Он оказался прирожденным артистом. Блефовал Голан просто великолепно и корчил такие рожи, то глубоко задумчивые, то обиженные и разочарованные до глубины души, то счастливые как у удачно схулиганившего пацана, что выигранные им деньги вполне можно было считать честно заработанными. Голан нещадно теребил свою соломенного цвета шевелюру, закусывал губу, высовывал от усердия язык, нетерпеливо топал под столом ногами — диапазон средств и приемов казался просто безграничным.

Время пролетело незаметно. Боло пожелал игрокам спокойной ночи и ушел спать, а вскоре разошлись и остальные, поблагодарив Игана за компанию и прихватив с собой бутыль с плескавшимися на донышке остатками вина. К этому моменту его кошелек уже успел немного облегчиться, но сию потерю он счел незначительной на фоне полученного от игры удовольствия.

Он еще немного посидел в одиночестве, вытянув ноги и наслаждаясь покоем, но, когда в камине погас последний язычок пламени, и струящийся из-под неплотно закрытой двери ночной холод начал расползаться по помещению, Иган тоже решил отправиться на боковую и встал из-за стола…

У-у-ух! Голова у него резко опустела, словно мозги остались там, на лавке, и изрезанная столешница начала стремительно приближаться. Иган крякнул и, схватившись за ушибленный нос, сполз обратно. Он помотал головой, сделал несколько глубоких вдохов и, крепко схватившись руками за стол, снова поднялся на ноги. Перед глазами у него все плыло, пол раскачивался как палуба корабля в штормовую погоду. Попытавшись подхватить свой мешок он промахнулся и с грохотом повалился на пол.

— Что за черт!? — Иган сел, прислонившись спиной к стене, и попытался прийти в себя. Что случилось!? Он же почти не пил! Голова оставалась ясной, но глаза застилала темная пелена, и конечности, словно налитые свинцом, еле поддавались контролю. Он подтянул к себе мешок и перебросил его через плечо. Затем, соблюдая осторожность, медленно поднялся, хватаясь за лавку и край стола. Все вокруг заволокла чернота, и торопливое гулкое буханье его сердца оставалось единственным звуком, который он слышал. Опираясь о стену, Иган медленно двинулся к лестнице. Через каждые два шага он останавливался, чтобы немного передохнуть.

Подъем в комнату высосал из него все силы. Он рухнул на кровать и даже не мог поднять руку, чтобы вытереть заливающий глаза пот. Постепенно гул крови в ушах немного поутих, и сквозь него проступили, наконец, некоторые соображения.

— Меня отравили, — констатировал Зверолов сиплым шепотом и, переведя дух, сформулировал еще одно откровение, — идиот!

Иган открыл мешок и нашарил в нем портативный диагност. Он приложил его к запястью, чтобы проверить свое состояние. В первый момент он решил, что прибор неисправен, поскольку выданные им показания выглядели просто нереально, но постепенно понял, что дело и вправду обстоит совсем неважно. И, если Иган не хотел прямо сейчас же отправиться к праотцам, то выход из положения требовалось найти немедленно. Он сдвинул большим пальцем колпачок на торце диагноста и нажал кнопку экстренного лечения. В его руку впилась тонкая игла с рассчитанной дозой требуемых препаратов, и в ту же секунду по венам Игана словно хлынул жидкий огонь.

Его скрутило болезненной судорогой, руки выронили прибор и лихорадочно задергались, хватая застежки на груди. Казалось, что от охватившего все тело жара на нем сейчас вспыхнет одежда. Корчащийся Иган сполз с кровати на пол и, извиваясь как эпилептическая гусеница, подобрался к умывальнику, где взбунтовавшийся желудок исторг из себя весь сегодняшний ужин.

У него ушло еще около десяти минут, чтобы вернуться к кровати и вскарабкаться на нее. Багровый туман вокруг постепенно рассеивался, но действие стимулятора, вколотого ему среди всего прочего, еще не началось. Иган совершенно обессилел. Дрожащей рукой он вытащил из кармана гарнитуру и нацепил ее на ухо.

— Саир, — еле слышно прошептал он, дождавшись ответа на другом конце, — меня отравили.

— Кто!? Когда!? — обеспокоено воскликнул тот, — как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно, но жить вроде бы буду.

— Ты где находишься?

— В Излучино, в таверне.

— Что ты предпринял?

— Прочистился при помощи диагноста, теперь еле передвигаюсь. Глаза слипаются.

— Ты отлежись там денек-другой, что ли, отоспись.

— Неудачная мысль.

— Почему?

— Те, кто мне яд подбросил, как пить дать вскоре заявятся меня проведать, чтобы пошарить по карманам, — Иган машинально подтянул рюкзак поближе к себе, — нельзя мне сейчас расслабляться!

— Черт! Какой же я олух! — воскликнул Кехшавад, — мы постараемся добраться до тебя как можно скорее. Ты сможешь продержаться эту ночь?

— Нет. Я уже засыпаю.

— Игги, подожди, продержись еще немного, мы что-нибудь придумаем!

— Все без толку. Я в любом случае сейчас и пальцем пошевелить не могу. Даже ставни закрыть сил нет.

— Что же делать!?

— Ты будешь моими глазами.

— Я? Как?

— Я включу камеру на гарнитуре и буду оставаться на связи, — еле слышно объяснил Иган, — а ты смотри в оба. Если что заметишь — ори мне в ухо. Будем надеяться, что вдвоем мы справимся.

— Хорошо, я…

— Тогда все, я уже отключаюсь.

— Подожди, меч достань!

— Я его уже… — Иган провалился в бездонную черноту забытья.

…Вся таверна ходила ходуном, столы со скрипом ездили по полу. Иган поймал пытавшийся проскочить мимо него табурет и сел.

— У нас самая лучшая запеченная Охватка в округе, — пояснил Боло и поставил на стол поднос, — мы разводим рыбу прямо здесь, в доме, поэтому все время немного штормит,

— Никаких проблем, — Зверолов посмотрел в тарелку. По белоснежному фаянсу противно скребла когтями серая чешуйчатая лапа.

— Эрамонт — это местный деликатес, не побрезгуйте, — улыбка Боло стала еще шире, уже приближаясь к его ушам.

— Игги! Игги!!!

Лапа увернулась от попытки ткнуть в нее вилкой и, спрыгнув с блюда, засеменила по столу, направляясь к Игану. За когтистой кистью потянулось предплечье…

— ИГГИ!!!

Зверолов вздрогнул и открыл глаза. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, где он находится, и что с ним случилось. Возле окна, еле заметным в свете звезд силуэтом виднелась неподвижная широкоплечая фигура с протянутой к Игану рукой. Незнакомец скользнул за пазуху, и в его ладони блеснуло лезвие ножа.

— Ты перестал храпеть, — прошептал Кехшавад.

Иган всхлипнул, почмокал губами и возобновил соответствующие звуки. Подождав еще немного, темная фигура крадучись двинулась вперед. Еле различимая в темноте рука потянулась за рюкзаком.

У Игана не было желания выяснять, чем все закончится. Он рывком вскочил с постели, выставив ножны с мечом перед собой как дубинку. От резкого движения голова пошла кругом, а глаза снова заволокла темнота. Незваный гость растерялся лишь на долю секунды. В следующее же мгновение он взмахнул ножом и бросился вперед, но одурманенный Иган пошатнулся, и лезвие прошло мимо, лишь порезав бок плаща. Нападавший потерял равновесие, и удар ножен по шее отправил его в угол, где стоял умывальник.

До этого момента все происходило в полной тишине. Грохот упавшего на пол таза словно взорвал всю таверну. С улицы послышались крики, чьи-то ноги загрохотали по лестнице, и входную дверь сотряс мощный удар.

— Ловкий, что там у тебя происходит!? — Иган узнал голос Голана. Как он и предполагал, вся шайка действовала сообща по заранее согласованному и отработанному плану. Церемониться с ним они, похоже, не собирались, а помощи ждать неоткуда. Судя по всему, даже у Боло в разворачивающемся действе также имелась своя небольшая роль.

— Сашка, открой! — снова заколотили в дверь. Хлипкие доски затрещали под яростным напором.

У Игана оставался только один путь к отступлению, он перешагнул через постанывающее тело на полу и, пригнувшись, выпрыгнул через распахнутое окно на крышу.

Здесь его подстерегал еще один охотник до легкой наживы, но он явно не ожидал, что одурманенный подсыпанным ядом человек сможет демонстрировать такую прыть. Иган буквально врезался в него, сбив с ног, и они, сцепившись, покатились под уклон, пока, оторвав кусок вывески, не соскользнули с края крыши.

Приземлились они прямо на спину чьей-то лошади, которая громко заржала и, взвившись на дыбы, разбросала их в разные стороны. Иган, оглушенный, полуслепой, без рюкзака и гарнитуры, которая соскочила еще где-то в полете, пошатываясь, поднялся на ноги. Судя по доносившимся с разных сторон крикам, веселье только начиналось.

Он перехватил ножны и, держа их наготове перед собой, двинулся вдоль стены в сторону конюшни. С разных сторон доносился шум суеты и топот множества ног. Иган вполне справедливо полагал, что до лошади ему добраться не удастся.

Не успел он додумать эту мысль, как за его спиной послышался грохот чьих-то бегущих по крыше подкованных сапог, и на землю спрыгнул Голан. Бледный свет предрассветных сумерек обострил черты его лица, на котором не осталось и следа от его былой рассеянности и несуразности. Весь его вид выражал угрюмую решимость и сосредоточенность. В отставленной в сторону руке он держал обнаженный меч.

Итак, шутки кончились. Иган с шелестом выдернул из ножен собственный клинок, одновременно продолжая пятиться к воротам конюшни. Ремешок ножен он намотал на левую руку — еще одно оружие, пусть даже импровизированное, всегда кстати.

Когда Голан бросился на него, Иган отвел в сторону первый удар и, одновременно, вскинул вверх левую руку. Тяжелые, богато украшенные ножны описали в воздухе широкую дугу и с глухим стуком ударили налетчика в висок. Тот повалился на землю, не успев даже охнуть.

Успех приободрил Зверолова, хотя его глаза продолжала застилать красная дымка, а этот, даже столь скоротечный бой уже почти лишил его сил. Оглушенный Голан еще не успел упасть, а по крыше уже топотал кто-то еще, за спиной у Игана хлопнула распахнувшаяся дверь, и с противоположной стороны улицы в его сторону мчались темные тени.

«Только бы не пролить крови!» — подумал он, поворачиваясь к ближайшему нападающему и раскручивая ножны над головой.

А после для раздумий просто не осталось времени. Так и не оправившийся до конца от дурмана головной мозг передал все бразды правления мозгу спинному, который теперь спешно выуживал из запасников памяти отработанные движения и приемы. Земля извивалась и корчилась под ногами, так и норовя ударить по голове, разноцветные круги, плавающие перед глазами, мешали толком разглядеть, что происходит вокруг. Желтые пятна факелов, да росчерки кружащихся вокруг звезд, все остальное — безликие тени. Временами приходилось ориентироваться исключительно на слух.

Тяжелое сопение справа — скользнуть в сторону, отвести мечом возможную атаку… Лязгнула сталь, значит атака действительно имела место. Чуть скорректировать орбиту ножен, с гудением рассекающих воздух над головой… Есть попадание! Еще одним противником меньше! Главное, не задумываться о том, сколько их еще осталось.

За спиной скрипнул борт телеги, стоящей у края дороги. Иган крутнулся на месте, рывком запустив ножны снизу вверх, навстречу прыгнувшему на него бандиту. Ох! От меткого удара тот еще в полете сложился пополам и покатился в пыли комком боли, хватая ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе.

«Когда же вы угомонитесь?» — подумал Иган, пытаясь совладать с дыханием, больше похожим на судороги свалившегося под откос паровоза.

— Рукавчик! — крикнул кто-то с противоположной стороны улицы, — где тебя черти носят, когда ты так нужен!?

— Разберись же, наконец, с этим сумасшедшим! — подхватил еще один, чуть поскуливающий голос неподалеку.

Помотав головой, Иган смог немного рассеять туман перед глазами и увидел рослого детину, широким шагом приближавшегося к нему. Он был одет в потрепанную рубаху с обрезанными рукавами, поскольку иначе в них попросту не поместились бы его мощные руки, сжимавшие большой и рябой от бесчисленных зазубрин меч.

Зверолов нырнул вбок так, чтобы его предыдущий, уже слегка оглушенный противник оказался между ним и Рукавчиком, и толкнул того навстречу здоровяку. Движение мощного плеча — и несчастный отлетел в сторону как тряпичная кукла. Рукавчик поднял свой длинный меч.

«Ну вот и все! — мысленно вздохнул Иган, — игра окончена!»

Тем не менее, от первого удара он сумел увернуться, ускользнул и от второго. Рукавчик продолжал надвигаться с неотвратимостью горной лавины. Парировать его не очень быстрые, но сокрушительные выпады не представлялось возможным, кроме того, его тяжелый двуручный меч оказался существенно длиннее, чем клинок Игана, что не позволяло приблизиться к Рукавчику для контратаки. Оставалось только вертеться волчком, непрерывно отступая и стараясь не споткнуться об кого-нибудь из ранее поверженных налетчиков.

Иган попытался достать врага своими ножнами, но в первый раз он замедлил продвижение Рукавчика лишь на секунду, пока тот утирал проступившую на разбитой губе кровь, а после второй попытки в руке Зверолова остался лишь обрывок ремешка. Несмотря на кажущуюся громоздкость, Рукавчик обладал отменной реакцией и при необходимости мог двигаться очень быстро.

Неизбежный исход схватки представлялся лишь вопросом времени.

Что-то твердое уткнулось Игану в спину, и он еле успел отскочить в сторону, прежде чем тяжелый меч его противника прорубил дыру в дощатом боку телеги позади него. Зверолов попятился, обходя повозку, но слишком поздно понял, что тем самым сузил свое пространство для маневра. Рукавчик шагнул следом, стараясь прижать Игана к борту, и снова обрушил на него свой меч. Места для отступления уже не осталось, и Иган вскинул свой клинок навстречу, пытаясь отвести удар.

Усталость, жгучей болью терзавшая его мышцы, помешала поставить защиту должным образом. Мощный рывок едва не вырвал оружие у него из рук, но смертоносное лезвие пролетело мимо, отбросив вбок меч Игана и глубоко вогнав его в обод деревянного колеса. Иган рванул меч обратно, но силы окончательно изменили ему.

Рукавчик выбросил вперед ногу, и в воздухе разнесся короткий металлический звон, оставив Игану лишь рукоятку с коротким обломком лезвия. Словно в замедленной съемке он наблюдал, как сжимавшие тяжелый зазубренный меч руки совершили одно короткое и лаконичное движение, мгновенно окрасившее окружающий мир в ослепительно алый цвет боли.

Ноги Зверолова подкосились и он рухнул на колени, а затем медленно завалился набок. В нос ему ударил резкий стальной запах крови. Его собственной, ручейками струящейся между пальцев крови.

Рукавчик подошел к нему ближе и кончиком меча аккуратно сдернул у Игана с пояса кошель с деньгами.

— Гвардейцы! — донесся издалека чей-то крик, — уходим!

Здоровяк никак на это не отреагировал. Он засунул кошель себе за пазуху и еще раз ощупал разбитую губу. На его лице проскользнула легкая тень досады.

— Рукавчик! Делай ноги! Быстрее! — звонко хлестнули поводья, и послышался быстро удаляющийся стук копыт взявшей с места в галоп лошади.

Тот снова пропустил предупреждение мимо ушей и, шутливо отдав Игану честь, высоко поднял меч, держа его вниз лезвием. Иган понимал, что это конец, но не мог пошевелить даже пальцем. «Вот и все!» — только и смог подумать он.

Неожиданно раздался короткий свистящий звук, и Рукавчик судорожно дернулся. Он опустил взгляд и немного удивленно уставился на оперение стрелы, торчащей у него из груди. Секундой позже вторая стрела пробила его горло. Величественно и неторопливо, как подкошенное взрывом многоэтажное здание, здоровяк рухнул в пыль. Он умер молча, так и не издав за весь бой ни единого звука.

Выроненный Рукавчиком меч воткнулся в землю рядом с головой Игана, поцарапав ему щеку. И это было последнее, что он почувствовал перед тем, как все вокруг поглотила тьма.

* * *

Входная дверь, скрипнув, впустила в холл госпиталя двух широкоплечих мужчин в запыленной дорожной одежде. Тем не менее, пыль не могла скрыть накинутые на их плечи крепкие и добротные плащи, а начищенные шпоры ярко блестели даже под слоем грязи, что выдавало в посетителях людей состоятельных.

— Доброе утро! Чем могу вам помочь? — худая светловолосая дежурная сестра одарила гостей дежурной же улыбкой, одновременно прикидывая свои шансы на успех. Взгляд на нахмуренные лица вошедших мгновенно установил, что они равны нулю.

Один из мужчин, чуть ниже ростом, подошел к ее столу. В его движениях чувствовалась уверенность и властность.

— Два дня назад к вам принесли раненого в уличной потасовке человека, — заговорил он, не тратя времени на приветствие и прочие банальности, — мы его друзья и хотели бы проведать нашего товарища.

— Два дня… — протянула сестра, водя пальчиком по исписанным страницам журнала, — да, это… э-э-э… было такое, но…

— Что-то не так?

— Об этом Вам лучше поговорить со старшей сестрой, — заметив, что человек пытается рассмотреть ее записи, дежурная быстрым движением захлопнула журнал.

— Как нам ее найти? — ее собеседник сделал вид, будто ничего не заметил.

— Для начала вам надо сдать оружие. Проход с ним в госпиталь строго запрещен.

— Хм, ладно, куда сдавать?

— Можете отдать на хранение нашему охраннику, — девушка указала на поднявшегося с кресла в углу полного пожилого мужчину в кожаной жилетке, которая на его животе натянулась чуть ли не до звона, — будете уходить, заберете обратно.

— Хорошо, — посетитель снял перевязь с коротким мечом и положил на стол, — Лева, оставь здесь свои железки.

Избавление его коллеги от смертоносной ноши заняло заметно больше времени, образовав на столе внушительную груду из двух тяжелых клинков и нескольких метательных ножей.

— Идемте, я покажу, — сестра провела их по коридору и постучалась в одну из дверей, — Изаро, это к Вам, по поводу того раненого из восьмой палаты.

— Заходите, — ответил из-за двери чуть хрипловатый голос, и гости прошли в кабинет.

Падающий из окна свет оставлял от сидящей в кресле за столом фигуры только силуэт, но вскоре глаза несколько пообвыклись. Из тени постепенно проступили тонкие, недовольно поджатые губы, намекающие на затаенную стервозность, строгий взгляд холодных серых глаз и стянутые в тугой пучок на затылке уже начинающие седеть темные волосы.

— Что Вам угодно? — рот приоткрылся ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель смогли просочиться недовольство и раздражение.

— Сестра Изаро, я полагаю? — осведомился невысокий.

— Старшая сестра Изаро. Что у Вас за вопрос?

— Мы хотели бы повидать нашего друга, раненого два дня назад. В «Последнем ломте» нам сказали, что его отнесли в Ваш госпиталь.

— Могли бы сказать и остальное! — фыркнула сестра.

— Что именно?

— Он умер. Вчера ночью.

— Как!? Не может быть! — человек отшатнулся как от удара.

— Могу показать запись в больничном журнале. Инспектор засвидетельствовал смерть в восемь утра, — и, хотя регулярное общение с подобными посетителями вымыло из голоса Изаро даже малейший намек на сочувствие, она добавила, — я сожалею.

— А… тело?

— В соответствии с правилами, все неопознанные тела сжигаются. На тот случай, если объявятся родственники или знакомые, мы некоторое время храним оставшиеся от них вещи.

— Вы позволите нам на них взглянуть?

— Если желаете, — сестра поднялась из-за стола, — подождите здесь, я принесу.

— Мне очень жаль, Саир, — Леонард ободряюще похлопал по спине своего босса, застывшего, сгорбившись у края стола, — я сожалею, что все так неудачно вышло…

— Она лжет, — голос Кехшавада оставался холоден и сух. Он поднял глаза, в которых не сквозило и следа горя или страдания, только злость, — Иган жив, и им об этом прекрасно известно.

— Почему ты так считаешь?! — удивился Лео.

— Это моя работа, мне не впервой общаться с людьми, которые так и норовят что-нибудь утаить. Поверь мне, я прекрасно вижу, когда человек говорит неправду. Да, мы потеряли сигнал с его медбраслета, но это еще ни о чем не говорит. А Изаро откровенно лжет и, кроме этого, еще и здорово напугана.

— Чем же он их напугал? И… если Иган жив… — недоумевал Лео, — зачем им это от нас скрывать!?

— Хотел бы я знать! — хмыкнул Кехшавад, — вот если бы он и вправду умер, тогда действительно, скрывать было бы нечего. А так… кто знает? — заслышав шаги в коридоре, адмирал снова поник, изображая бездонную скорбь, — со старшей сестрой надо поговорить с пристрастием. Только тихо.

— Ясно.

Изаро бочком протиснулась в дверь, неся в руках охапку вещей, которые она вывалила на стол и с выражением легкой досады на лице принялась вытирать платком руки и свое слегка испачкавшееся строгое черное платье. Кехшавад подошел поближе и разложил все перед собой. Штаны, покрытые коркой засохшей грязи, рассеченная почти пополам кожаная куртка, заскорузлая от запекшейся на ней крови, рубашка, перчатки…

— У него при себе был еще вещевой мешок, — адмирал поднял взгляд на сестру, — где он?

— Понятия не имею, — равнодушно пожала плечами та, — здесь вся его одежда, больше у нас ничего нет.

— А меч?

— Мы не принимаем пациентов с оружием. Меч, а точнее то, что от него осталось, я отдала гвардейцам, которые его к нам принесли, — Изаро закончила приводить себя в порядок и вопросительно посмотрела на посетителей, — что-нибудь еще?

— Да, пожалуй, — еле заметное движение глаз, и Лео, шагнув к ней за спину, быстрым движением схватил ее, одной рукой крепко прижав ее руки к телу, а другой зажав не успевший даже открыться рот.

Старшая сестра замычала и отчаянно задергалась, но все это походило на тщетные попытки вывернуться из железобетонной трубы. Лео слегка приподнял женщину и отошел на пару шагов от стола, чтобы ее брыкающиеся ноги ничего не задели и не наделали шума.

— Госпожа Изаро, — вкрадчивым голосом заговорил Кехшавад, — мы сэкономим массу времени, если Вы прекратите крутиться и послушаете, что я Вам скажу. Это в Ваших же интересах.

Осознав бесполезность всех попыток высвободиться, Изаро, наконец, угомонилась и вперила в адмирала взгляд испуганных глаз. Приятно, что ни говори, слегка сбить спесь с зазнавшейся чинуши, но, что самое главное, он смог завладеть ее вниманием. Для большего эффекта требовалось еще немного подразнить ее воображение.

— Я бы сразу хотел обрисовать Вам ситуацию, в которой Вы оказались, — Кехщавад со скучающим видом принялся перекладывать с места на место разложенные перед ним на столе вещи, — моему молчаливому другу достаточно лишь шевельнуть рукой, чтобы свернуть Вам шею. Ему это не впервой. И, заверяю Вас, он это сделает, если Вы будете вести себя неразумно. Вздумав позвать на помощь, Вы только создадите совершенно ненужные проблемы другим людям. Вас это в любом случае не спасет, Вы умрете раньше, чем кто-то успеет прибежать. Я доступно излагаю?

Изаро потрясла головой, изображая согласие.

— Хорошо, — Кехшавад удовлетворенно кивнул, — все, что мне требуется — это ответы на некоторые вопросы. Подчеркиваю, правдивые ответы. Лгать мне неразумно, Вашу судьбу в противном случае я уже обрисовал. Вам понятно?

Женщина снова кивнула.

— Сейчас мой друг Вас отпустит, и мы просто немного поговорим. И выбросьте из головы любые мысли о геройстве, оно Вам не удастся. Даже если Вам безразлична собственная жизнь, то подумайте о тех, кто прибежит сюда на Ваш крик. У них ведь есть родные, семья… То, что я у Вас прошу, не стоит таких жертв.

Адмирал подошел к зажатой в железных лапах Леонарда сестре и посмотрел ей в глаза.

— Ну что, договорились? — она кивнула, — Лева, отпусти ее.

— Что вы себе позволяете!? — яростно зашипела Изаро, как только обрела такую возможность. Создавалось впечатление, что все это время Лео левой ладонью зажимал баллон со сжатым воздухом, который теперь вырвался на свободу, — вам это так с рук не сойдет!

— Давайте наше наказание обсудим как-нибудь в другой раз, — Кехшавад поднял перед собой руку, прерывая ее гневную тираду, — у нас есть вопросы поважнее. Сядьте!

Он толкнул к ней стул, и Лео мягко, но решительно, усадил Изаро на него, встав у нее за спиной и положив руки ей на плечи.

— Что Вам от меня нужно!?

— Мы хотим найти нашего товарища, — Кехщавад вновь предостерегающе вскинул руку, — я знаю, что он жив. Подчеркиваю: я не надеюсь, не предполагаю, я это абсолютно точно знаю! Поэтому я хочу услышать от Вас подробный рассказ о том, что у вас здесь произошло. Правдивый рассказ.

— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, — глаза старшей сестры, тем не менее, выдавали ее сомнения в том, что она поступает правильно, произнося эти слова. Лео держал женщину аккуратно, но крепко, и ее первоначальный задор стремительно таял, — я доложила вам все как есть. Можете проверить записи в больничном журнале.

— Жаль, — сокрушенно покачал головой адмирал, — придется поискать кого-нибудь более благоразумного. Было приятно познакомиться… Лева, стой!

Схватившая худой женский подбородок рука замерла, так и не успев совершить смертоносный рывок.

— Вы хотели что-то добавить? — вопрос был чисто риторическим. На бледном как простыня лице Изаро предельно ясно читалось, что теперь она с готовностью расскажет все, лишь бы получить шанс на спасение, — говорите.

Кехшавад придвинул себе еще один стул и сел на него верхом, облокотившись на спинку.

— Инспектор меня убьет! — сестра говорила так тихо, что с трудом удавалось разобрать, о чем речь.

— Не убьет, если ничего не узнает. Мы, во всяком случае, ничего сообщать ему не собираемся. Кроме того, в данной ситуации, Вам в первую очередь следует опасаться не его гнева, а моего. Инспектор — где он, а я — здесь, перед Вами, и уже начинаю терять терпение. Рассказывайте!

— Гвардейцы принесли его к нам позавчера перед самым рассветом. Сказали, что в «Последнем ломте» случилась потасовка — его ограбили ребята из банды Гуна Криворукого. Он выглядел совсем плохо — ударом меча ему поранили руку и распороли живот, — Изаро провела рукой поперек туловища, показывая, где располагалась рана, — шансов выжить у него практически не оставалось, слишком серьезные повреждения, большая потеря крови. Мы иногда заключаем пари, доживет ли пациент до утра или нет… знаете, жизнь в госпитале такая однообразная. Но здесь не получилось — все проявили редкое единодушие, сойдясь во мнении, что следующего дня ему не видать. Тем не менее, мы сделали все, что могли — промыли раны, наложили швы, сделали перевязку.

Надо сказать, мы все немало удивились, когда наутро он еще дышал. Одной ногой на Том Берегу, конечно, но пока жив. В таком состоянии он пребывал весь день — пульс ударов тридцать, не больше, дыхание обнаруживается только зеркальцем. Но раньше люди и с более легкими ранениями отдавали концы уже через несколько часов, мы никогда прежде не сталкивались с подобной живучестью. В нас даже проснулся некоторый азарт, желание перехитрить судьбу. Никто особо не верил в успешный исход, но втайне надеялись все.

— Что случилось следующей ночью? — подтолкнул замершее повествование Кехшавад, — что вас так обеспокоило и вызвало столь пристальное внимание инспектора?

— Пациент исчез.

— Сбежал!?

— Невозможно. В том состоянии, в котором он находился, он мог убежать максимум на полметра, да и то по вертикали — с койки на пол. Тут высказывалось множество версий произошедшего, но данную я отметаю сразу.

— Куда же он подевался?

— Поверьте мне, я желаю это выяснить не менее страстно, чем Вы.

— Тогда расскажите поподробнее, как вы обнаружили пропажу. Кто именно обнаружил, когда и каким образом? Быть может, мы вместе нащупаем что-то, что ранее от Вас ускользало.

— Все бессмысленно, Вам это ничем не поможет.

— Вы, так уж и быть, рассказывайте, а я как-нибудь сам соображу, что мне поможет, а что — нет, — недовольно поморщился адмирал, — не отвлекайтесь. Кто обнаружил, что пациент исчез?

— Дежурная сестра, — Изаро обречено вздохнула и уставилась в пол.

— Когда?

— Во время очередного обхода, в два часа ночи или чуть раньше. Ей не терпелось проведать нашего необычного героя. Она сразу пошла в его палату, и я услышала ее крик.

— Что она кричала?

— Ничего особенного, просто звала меня.

— Вы сразу поднялись к ней?

— Да, конечно.

— И что же Вы увидели?

— Пустую койку. И никаких следов.

— Ни следов борьбы, ни пятен крови?

— Абсолютно ничего. Да там и не с кем было бороться. Такое впечатление, что человек проснулся, встал, расправил за собой одеяло на кровати, вышел за дверь и испарился.

— Пусть мое предположение чисто гипотетическое, но допустим он и вправду встал и вышел, — Кехшавад поддел старшую сестру под подбородок и настойчиво заглянул ей в глаза, — он мог незаметно покинуть здание?

— Исключено.

— Где расположена эта палата?

— На втором этаже, третья дверь по левую руку, — будучи отпущенной, голова Изаро снова безвольно упала на грудь, — спуститься оттуда можно только по лестнице, которая проходит мимо стола дежурной сестры. Пройти по ней и остаться незамеченным невозможно.

— Но дежурная могла задремать или куда-нибудь отойти.

— Нет. В промежутке между обходами она никуда не отлучалась и не спала. Я сидела здесь, в кабинете, я часто задерживаюсь допоздна. Моя дверь оставалась открыта, и мы постоянно переговаривались. Кроме того, в холле дежурит стражник, он тоже не спал.

— Хорошо, по лестнице он уйти не мог, но что если он выбрался другим путем, через окно, например?

— Я Вам уже в десятый раз объясняю, — накопившееся раздражение немного оживило сестру, на ее щеках даже проступил легкий румянец, — этот пациент своим ходом никуда уйти не мог!

— Ладно, ладно, — отмахнулся Кехшавад, — пусть будет по-Вашему. Тогда давайте предположим, что его похитили. Могли ли злоумышленники проникнуть в палату через окно и этим же путем уйти обратно?

— На ночь ставни на всех окнах закрываются. Мы их проверили — все были заперты. Изнутри.

— Сообщник? Мог ли к этому приложить руку кто-то из тех, кто находился в здании?

— Кто?

— Ну, я не знаю, кто-нибудь из пациентов?

— Пф-ф! На втором этаже у нас всего два пациента. Один полностью парализован, а другой лежит с обеими сломанными ногами, так что в сообщники они не годятся. Кроме того, пол в коридоре второго этажа жутко скрипучий, и мы обязательно бы услышали, вздумай там кто-то разгуливать.

— Но не мог же он просто так взять и исчезнуть!

— Выходит, Вы недостаточно хорошо знали своего друга.

— Проклятье! — адмирал ударил кулаком по спинке стула, — что же мы упустили?

— Послушайте, — почти примирительно заговорила Изаро, — инспектор задавал нам те же самые вопросы, он здесь все вверх дном перевернул, но никаких зацепок так и не нашел. Он подозревал и, я полагаю, продолжает подозревать всех нас, даже парализованного из второй палаты. Думаете, я испытываю огромное удовольствие от того, что в моем госпитале творятся подобные вещи?

— Должно же быть рациональное объяснение!

— Я тоже так считаю… считала, но факты — упрямая вещь.

— Ладно, вернемся к началу, — адмирал в задумчивости потер лоб, — когда Вы вызвали инспектора?

— Сразу же, как только обнаружила пропажу.

— Вы сами его вызвали?

— Да. Я оставила дежурную меня дожидаться, наказав ей запереть за мной дверь и ничего в мое отсутствие не предпринимать, а сама помчалась прямо к Натану домой.

— Почему Вы не послали за инспектором дежурную сестру?

— Ее бессвязное лопотание вряд ли произвело бы на него впечатление, а меня он знает давно, поэтому я только сказала ему, что случилось ЧП, и он тут же, не задавая лишних вопросов, отправился со мной в госпиталь.

— А что охранник?

— Ему запрещается покидать свой пост, он остался вместе с дежурной. Тем более что ей в тот момент не помешала бы чья-нибудь поддержка. Девушка очень суеверна, и то, что случилось, произвело на нее сильное впечатление.

— Что предпринял инспектор, когда прибыл на место?

— Все то же, что он обычно делает, оказавшись на месте преступления: все обшаривал, обнюхивал, задавал кучу вопросов. Потом послал меня за своим помощником, и они насели на нас уже вдвоем, — Изаро помассировала пальцами виски, пытаясь унять головную боль, вызванную воспоминаниями о той ночи, — терзали до самого утра. То один, то другой пытались поймать нас на нестыковках, уличить во лжи. Я уже и не помню толком, о чем именно они расспрашивали, все происходило как во сне, но в итоге Натан признал, что мы говорим правду.

— Почему же он запретил Вам говорить эту правду другим людям?

— Потому что это не принесло бы ему ничего, кроме неприятностей. Так же, как и нам самим.

— Отчего так?

— Да Вы сами посудите, — старшая сестра с укором посмотрела на собеседника, — что хорошего светит персоналу госпиталя, в котором бесследно пропадают пациенты? И что ждет инспектора, в чьем городе расположен сей госпиталь? А? Слухи, домыслы, всевозможные обвинения, начиная от профессиональной непригодности и жульничества, вплоть до занятий каннибализмом. За решетку, может, и не упекут, но крови попортят изрядно.

— М-да, понятно, — кивнул Кехшавад, — что же в итоге?

— Разожгли на заднем дворе костер побольше и в журнале записали, что безымянный пациент ночью скончался. Тело предано огню. Вот, собственно, и все. А потом явились Вы и все испортили!

— Не беспокойтесь, от нас никто ничего не узнает, заверяю Вас!

— Хотелось бы верить.

— И… Вы не возражаете, если мы осмотрим палату, где лежал наш друг?

— Не вижу смысла. Вчера там все убрали, помыли, заменили постельное белье. Если и оставались хоть какие-то следы, то теперь они уничтожены, кроме того… — Изаро нахмурилась, — дежурная хоть и простушка, но не дура. Мы и так с вами беседуем чересчур долго, а если я еще и поведу вас осматривать пустую палату, то это вызовет у нее подозрения. Ни мне, ни вам лишние сплетни ни к чему, так что наверх мы с вами не пойдем, извините.

— Что ж, разумно, — адмирал вздохнул, — спасибо, что все нам так подробно рассказали. Жаль лишь, что никаких наводок ваш рассказ не оставил. Прошу прощения за доставленное беспокойство.

— Сожалею, но это все, что мне известно.

— Ладно, понятно, — Кехшавад встал и, подойдя к столу, еще раз поворошил разложенную на нем одежду, — вещевого мешка, говорите, при нем не было?

— Нет.

— А куда он мог подеваться, не знаете? В «Последнем ломте» никаких вещей не осталось.

— Я же сказала, вашего друга ограбили мерзавцы Гуна Криворукого. Скорее всего, они его мешок и забрали.

— Гуна Криворукого? Спасибо за подсказку! — Кехшавад приподнял бровь, — а как нам его найти?

В конечном итоге, Изаро оказалась права, с кривой ухмылкой заявив, что обычно неприятности сами находят человека, когда сочтут нужным. Несмотря на то, что на Пракусе еще не изобрели ни телеграфа, ни радиосвязи, новости о двух чудаках, ищущих встречи с самим Гуном, бежали впереди Кехшавада и Лео. В следующей же деревне, в ответ на туманные намеки, им, опять же не без ухмылки, посоветовали отправиться на север. Для полноты картины этот совет еще сопроводили рекомендацией передвигаться по ночам и держаться безлюдных мест.

Последнее, впрочем, оказалось излишним. Их перехватили прямо посреди белого дня, на перекрестке буквально в пяти минутах ходьбы от ближайшего поселка.

Адмирал еще издалека приметил человека, сидевшего на бревне у обочины, определенно кого-то поджидая. При их приближении он поднялся и вышел на дорогу, преградив им путь. Профессионально подозрительный Леонард подъехал поближе к своему боссу, прикрывая того с тыла и внимательно всматриваясь в окружающий лес.

— День добрый, почтенные господа! — вежливо приветствовал их незнакомец, хотя в его устах подобные слова звучали удивительно чужеродно, словно он одолжил их на время и еще не успел толком разобраться, как правильно их произносить, — что ищете вы в наших лесах?

Остановив лошадь, Кехшавад окинул взглядом стоящего перед ним человека и кивнул собственным мыслям. От него не укрылась ни манера собеседника постоянно держать правую руку у пояса, ни топорщащийся рукав, ни цепкий взгляд прищуренных глаз.

— Мы ищем своего друга, пропавшего после драки у «Последнего ломтя», — ответил он, — и будем признательны за любую помощь.

— Мне кажется, я знаю человека, который мог бы вам кое-что рассказать.

— Отведите нас к нему. Мы заплатим.

— Вот в этом я нисколько не сомневаюсь! — незнакомец взмахнул рукой.

Лео за спиной только негромко хмыкнул, когда из-за деревьев на дорогу вышли около десяти вооруженных людей, окружив путников со всех сторон.

— Если вы не хотите неприятностей, то сдайте все оружие.

— Хорошо, — Кехшавад послушно снял с плеча перевязь с мечом и протянул ее ближайшему из бандитов. Он не испытывал ни малейшего беспокойства. Если Лео рядом, пусть даже безоружный, то за безопасность можно не волноваться.

— Следуйте за мной, — их проводник взлетел в седло своей лошади, — и без фокусов!

Далеко ехать не понадобилось. Вся кавалькада двинулась прямо к поселку, и через пару минут уже подъехала к местному трактиру. По дороге адмирал отметил, что деревня словно вымерла. Несмотря на то, что все дома выглядели жилыми, на улице им не встретилось ни единой живой души. Только занавески на одном из окон колыхнулись, приоткрыв чье-то лицо, тут же скрывшееся при их приближении.

Из-за приоткрытой двери трактира, напротив, доносился шум и гвалт. У крыльца топтались около двух десятков разномастных лошадей, увешанных оружием. Судя по всему, Кехшавад и Лео попали по нужному адресу. Когда они спрыгнули на землю, их тщательно обыскали и только после этого разрешили войти.

После дневного света глаза не сразу привыкли к душному полумраку заведения, но вот холод отточенной стали, прикоснувшейся к шее, оба они ощутили совершенно отчетливо. Гул голосов на секунду стих, и их проводник сказал:

— Дальше пойдет кто-то один. Решайте кто, только быстро.

— Лева, подожди меня здесь.

— Хорошо, — кивнул Леонард, — не беспокойся за меня.

— Я больше за себя беспокоюсь! — пробормотал Кехшавад и осторожно, чтобы не поранить шею, кивнул провожатому, — говорить буду я.

Острие меча скользнуло в сторону, освобождая ему дорогу. Обернувшись, Кехшавад увидел, что Лео окружен четырьмя бандитами с обнаженными клинками в руках. Вздумай он дернуться, как они его тут же прикончат, не задавая лишних вопросов.

Под любопытными взглядами окружающих адмирала подвели к столу, расположенному в дальнем углу зала. Здесь его встретила пестрая компания — двое мужчин, комплекцией и выражением лиц напоминавших баобаб, две женщины, чей яркий и аляповатый макияж говорил сам за себя, и буквально зажатый между ними седоватый мужичок. Он не отличался высоким ростом или особо крепким телосложением, его худую левую руку скрючил паралич, но за телесную ущербность вдоволь отыгрывались его глаза, ледяные и бесстрастные как у акулы. В их взгляде ощущалась такая сила и власть, что спина у Кехшавада против его воли попыталась согнуться в подобострастном поклоне. Никаких сомнений в том, кто именно сидит перед ним, более не оставалось.

— Присаживайтесь, — пригласил его Гун, указав на свободный стул, и, когда адмирал сел, продолжил, — нечасто встретишь людей, добровольно ищущих встречи со мной. Рассказывайте.

Он говорил совсем негромко, но его мягкий голос каким-то образом умудрялся перекрывать стоящий вокруг жуткий шум.

— Мы — друзья Игана Шустрого, которого тяжело ранили в драке с Вашими людьми у таверны «Последний ломоть» где-то дня четыре назад.

— Ах, вы мести жаждете! — радостно воскликнул Гун, словно осененный блестящей догадкой, — так бы сразу и сказали!

От Кехшавада не укрылось, что настороженность во взгляде главаря никуда не исчезла. Весь его вид излучал с трудом сдерживаемое нетерпение. Гун ждал продолжения.

— Месть подождет, — мотнул головой адмирал, — сейчас меня интересует другое.

— Что именно?

— Мы хотим его найти.

— Найти? Но почему Вы спрашиваете об этом у меня? — удивился Гун, — поищите в госпитале… или на кладбище.

— Мы искали, но он исчез из госпиталя.

— Сбежал?

— Нет, именно исчез, причем бесследно.

— Вот как? — посерьезнел Гун, — любопытно. Смею Вас заверить, что ни я, ни мои люди не имеем к этому никакого отношения. Тут я Вам ничем помочь не могу.

— Тогда, возможно, Вы подскажете, где найти вещи нашего друга? Во время драки у него утащили вещевой мешок, содержимое которого очень важно для меня, и я хотел бы получить его обратно. Я хорошо заплачу.

— Вы предлагаете деньги мне? — Гун презрительно сморщился, — фу! Лучше скажите, что находилось в том мешке такого важного, что ради его вызволения Вы даже не побоялись заявиться с визитом в гости ко мне?

— Кое-какие личные вещи, представляющие для меня определенную ценность. Для Вас они абсолютно бесполезны.

— Нельзя ли поподробнее? Опишите искомое, чтобы мои люди поняли, о чем именно идет речь.

— В первую очередь меня интересует небольшой металлический футляр, — Кехшавад руками показал примерные размеры контейнера, — черного цвета, со сложным замком.

— Что в футляре?

— Вы его открывали!?

— Сначала ответьте на мой вопрос! — Гун начал проявлять нетерпение, чувствовалось, что обсуждаемая тема к настоящему времени уже успела изрядно попортить ему кровь.

— Этого я Вам сказать не могу, — в помещении вдруг стало удивительно тихо. Все внимательно прислушивались к их разговору, и напряженные лица свидетельствовали о том, что здесь дело не ограничивается банальным любопытством.

— Вот как? То есть Вы ищете что-то весьма для Вас ценное, но, при этом, не можете даже внятно объяснить, что именно?

Адмирал оглянулся по сторонам. Все, кто набился в таверну, оторвались от своих дел и теперь впитывали каждое их слово. Судя по всему, обсуждаемая тема чем-то их обеспокоила, и довольно сильно.

— Давайте сделаем так, — он положил руки на стол ладонями вверх, — Вы расскажете мне, что есть у Вас на этот счет (по реакции Ваших коллег я вижу, что дело серьезно), а я посмотрю, какой информацией могу поделиться с Вами. Возможно, мы смогли бы помочь друг другу.

— Отчаянный Вы человек! — констатировал Гун после некоторого раздумья и повернулся к одному из бандитов, сидевших с ним за столом, — Чак, принеси господину то, что осталось от Ловкого.

Молча кивнув, тот встал и вышел из зала. За время его отсутствия Гун с адмиралом не перекинулись ни единым словом, буравя друг друга взглядами. Буквально через минуту Чак вернулся и бросил на стол охапку искореженного железа. Присмотревшись внимательнее, Кехшавад сообразил, что некогда этот металлолом был доспехами, причем весьма недешевыми. Теперь же они выглядели так, словно кто-то пропустил их через большую хлеборезку.

— Той ночью я потерял четверых, — голос Гуна вывел его из оцепенения, — Рукавчика застрелили гвардейцы Куратора, но меня больше интересует, кто разделался с остальными.

— А что с ними случилось?

— А Вы что, сами не видите? — Гун указал на искромсанный нагрудник, — людей порубили на гуляш, иначе и не скажешь. Причем сделали очень быстро и не оставили никаких следов. А мои ребята, надо сказать, числились в отряде не самыми плохими бойцами.

Главарь взял со стола кружку и снова откинулся назад. По взмаху его скрюченной руки перед Кехшавадом поставили такую же.

— Выпейте, думаю, это Вам сейчас не помешает, — предложил Гун.

Кехшавад, не глядя, поднес кружку ко рту и сделал изрядный глоток. Огненное пойло обожгло ему глотку, и он закашлялся, утирая проступившие на глазах слезы. Странно, но сей казус почему-то не вызвал у окружающих вполне естественного в подобной ситуации взрыва оглушительного хохота.

— Мои коллеги напуганы, — продолжил Гун, — никто из них никогда не видел ничего подобного. Они не произносят этого вслух, но по их взглядам и перешептываниям я вижу, о чем они думают. Они полагают, что погибшие навлекли на себя гнев Ледяного Дьявола, и приманкой для него послужило что-то из вещей Вашего товарища. У Вас есть, что на это ответить?

— Хм-м-м, — протянул адмирал, глядя на железки, в то время как мозг его лихорадочно работал, перебирая различные версии и отбрасывая несостоятельные. Число вариантов стремительно сокращалось, неуклонно стремясь к одному единственному. Тому самому, который озвучил Гун.

— Что заставляет Вас предполагать, что причиной был именно рюкзак Игана?

— Убегая от гвардейцев, ребята разделились, чтобы сбить преследователей со следа. И смерть настигла именно тех, кто унес с собой этот мешок. Другая группа добралась до места без приключений.

— А что если это просто совпадение?

— Совпадение!? Не городите ерунду! — огрызнулся Гун, — трое человек ехали через безлюдный лес и везли с собой Нечто. Вскоре они погибли, причем странным и жутким образом. Нечто исчезло. Вы считаете, что это совпадение?

— Мешок исчез!? — нахмурился Кехшавад.

— Вы что, глухой? — Гун в сердцах швырнул на стол пустую кружку, — исчез. Бесследно. Как и Ваш приятель. И пока Вы не объясните мне, кто вы такие, что здесь делаете, и что скрывалось в этом футляре, не сдвинетесь с места.

— Мне нечего добавить к тому, что я уже Вам рассказал. Мы ищем нашего друга, и нам нужна ваша помощь, а о цене мы договоримся.

— Я же сказал, ваши деньги меня не интересуют! И на вашего друга мне наплевать! Я хочу только знать, кто и как расправился с моими людьми. Выкладывайте все, да побыстрее, или я отдам вас в обработку своим ребятам.

— Это угроза?

— Черт возьми, да!

— Весьма неразумно, — Кехшавад сокрушенно покачал головой, — Вы ведь нас совсем не знаете и даже не выслушали мое предложение…

— Условия здесь диктую я! — Гун ударил кулаком по столу, — а вы слишком долго испытывали мое терпение. А потому я предлагаю вам следующий выбор: будете артачиться — умрете прямо здесь, расскажете мне все — останетесь живы.

При слове «живы» главарь почему-то косо ухмыльнулся, а в зале кто-то сдавленно прыснул. Не требовалось иметь юридического образования, чтобы догадаться, что второй вариант допускает весьма вольное толкование, и отнюдь не в их с Лео пользу. Похоже, что поиск дипломатических путей решения проблемы зашел в тупик.

— Думаю, что смогу предложить Вам вариант получше, — Кехшавад лениво потянулся за своей недопитой кружкой, — так сказать, взглянуть на ситуацию с другой стороны.

Он откинулся на спинку стула и помахал левой рукой:

— Лева, подойди сюда!

— Никуда он не пойдет! — рявкнул Гун и ткнул иссохшей рукой в сторону Леонарда, — стой где стоишь и не дергайся, если хочешь сохранить свою шкуру!

— Увы, но Лева подчиняется только моим приказам, — почти извиняющимся тоном пояснил адмирал, — и он сейчас к нам подойдет.

Он поднял вверх руку и звонко щелкнул пальцами.

Леонард располагал было более чем достаточным количеством времени, чтобы внимательнейшим образом изучить обстановку, оценить каждого из присутствующих, составить его психологический портрет и просчитать его возможные действия в той или иной ситуации. Вся банда теперь представляла для него открытую книгу, которую он мог читать даже с закрытыми глазами, поскольку, переворачивая ее очередную страницу, он уже знал, что там будет написано.

Глухой удар, тут же еще один, лязг упавшего на пол ножа, крики со всех сторон…

Кехшаваду чертовски хотелось обернуться, чтобы посмотреть, что там происходит, но он сдержался, изучая реакцию Гуна. Главарь подался вперед, вцепившись руками в край стола, по его лицу последовательно пронеслись ярость, раздражение, удивление и, наконец, испуг. Адмирал прекрасно знал, что за каждым ударом, за каждым скупым и выверенным до миллиметра движением Лео стоит Смерть. И, приближаясь к их столу, он оставлял за собой дорожку из трупов, двигаясь так, словно на его пути никого и не стояло. Словно люди вокруг него умирали сами собой и падали бездыханные ему под ноги.

В какой-то момент Гун перевел взгляд на Кехшавада, и тот, воспользовавшись моментом, изобразил на лице полное безразличие к происходящему и с демонстративной неторопливостью отхлебнул из своей кружки.

Телохранители тоже вскочили на ноги, наблюдая за побоищем. Один из них выхватил из-за пояса нож и метнул его в Лео, но почти тут же его нож вернулся обратно, по самую рукоять войдя своему хозяину в глаз. Бандит рухнул на стол, опрокидывая кружки, и сполз на пол в сопровождении черепков разбитой посуды. Мощный удар отправил туда же и его коллегу, а когда он попытался подняться, хватаясь за стол, острый осколок тарелки пригвоздил его ладонь к столешнице.

— Ты звал меня, Саир?

Тишина.

Мертвая, благоговейная тишина после невообразимого гвалта почти оглушала. На лице Гуна застыла невообразимая смесь из всех тех чувств, что он испытывал. Выдвинутая вперед челюсть говорила о клокочущей внутри ярости, а округлившиеся глаза выдавали страх. В то же время, весь вид его приятельниц буквально дышал благоговением — они еще никогда не видели ничего подобного. Лео в один момент взлетел на самую вершину в их табели о рангах, расшвыряв всех конкурентов. Что ж, они будут ему еще одним дополнительным и приятным бонусом.

Адмирал отставил в сторону пустую кружку и неторопливо поднялся. Обернувшись, он окинул взглядом погром, учиненный его напарником. На полу он насчитал пять трупов. Еще троих смерть настигла прямо за столами — должно быть, на взгляд Лео, они представляли наибольшую опасность. На лицах тех, кто остался в живых читалось все то же благоговение. После увиденного никто из них даже не пытался что-то предпринять, включая пришпиленного к столу охранника, который вскоре перестал скулить и дергаться. Все молча ждали.

— Ты в порядке? — спросил он у Лео.

— Как всегда.

— Отлично! — Кехшавад снова повернулся к Гуну, — итак, мы договорились?

— О чем? — главарь явно пребывал в замешательстве, но не собирался так быстро сдавать свои позиции.

— Я же говорил Вам, — в голосе Кехшавада послышалась обида, — мы ищем нашего друга. А у Вас есть опытные люди и длинные руки — вряд ли кто-то другой сможет справиться с такой задачей лучше вас. Мы, со своей стороны, в долгу не останемся, чем сможем — поможем, — он многозначительно кивнул в сторону Леонарда.

— Мы не какие-то мальчики на побегушках! — к Гуну начала возвращаться уверенность. Как бы то ни было, его слово еще имело вес, и окончательное решение оставалось за ним, — с чего вы взяли, что мы будем по первому вашему капризу срываться с места и носиться по округе как ошпаренные?

— Вы все еще полагаете, что у вас есть выбор?

— Выбор всегда есть, — осклабился Гун, — даже у вас. Как вы хотите умереть: быстро или интересно?

— Пф-ф-ф! — фыркнул Кехшавад.

Он наклонился и выдернул нож из окровавленной глазницы мертвого бандита, что валялся под столом. Держа его двумя пальцами, он выпрямился и рукояткой вперед протянул нож Лео.

— Ты что-то надумал? — поинтересовался тот.

— Знаешь, есть одна теория, — вполголоса пробормотал адмирал, повернувшись к столу спиной, — предполагается, что если человеку отрубить голову и на ее место очень быстро приставить другую, то тело даже ничего не заметит. Я хочу ее проверить.

— Эй! Прикончите же, наконец, этих уродов! — крикнул Гун. Он явно начинал беспокоиться, — не стойте как истуканы!

Никто не сдвинулся с места. Все как зачарованные следили за тем, как Лео, примеряясь, подбрасывает нож в руке.

— Вы что, все оглохли!? — голос главаря почти сорвался на визг.

— Лева, он мне надоел, — не оборачиваясь, бросил Кехшавад.

Мгновение спустя за его спиной раздался глухой удар, вслед за которым полтора десятка ртов испустили дружный вздох. Адмирал шагнул на середину помещения и лучезарно улыбнулся.

— Я рад, что смог, наконец, привлечь ваше внимание! Позвольте представиться…

* * *

Темнота… Хотя нет, точнее будет так — ТЕМНОТА.

Сверху, снизу, справа, слева — со всех сторон давило, обволакивало нечто, чему нет, и не может быть названия в человеческом языке. Не просто отсутствие света, а что-то большее, голодное и жадное, стремящееся удушить все, что попадает в его холодные объятия. Густая, вязкая темень словно вливалась прямо в распахнутые глаза и текла дальше, глубже, заполняя собой все тело, оставляя цепенеющий разум крохотным бумажным корабликом беспомощно кружиться в своих тягучих маслянистых водоворотах.

Холод… Опять неверно — ХОЛОД.

Ха! Где-то там, бесконечно далеко, ученые мужи безуспешно бьются, пытаясь приблизиться к абсолютному нулю еще на ничтожную долю градуса, в то время как здесь этот рубеж уже давным-давно преодолен. Само понятие температуры утратило свой смысл, рассыпавшись в пыль под яростным, леденящим душу натиском. Даже время застыло, будучи не в силах сдвинуться с места хоть на секунду. Замерз и остановился свет. Обратившиеся в иней звуки безмолвно порхают вокруг черными снежинками.

…Дождь, хмарь. В душном тумане противоположных ворот почти не видно. Внезапно крики трибун взлетают на новую высоту. Прямо к воротам, оторвавшись от преследователей, бежит футболист с мячом. Один на один! Время на исходе, вот-вот прозвучит финальный свисток, и он, не останавливаясь, пробивает прямо от границы штрафной площадки. Бросок! Кончики пальцев смогли лишь чиркнуть по мячу, но этого оказалось достаточно, чтобы отправить его в штангу. Свисток! Сорванные с рук вратарские перчатки летят высоко в воздух. Слезы счастья текут по щекам, смешиваясь с грязью. Мы победили! Черт побери, мы победили!..

Боль! Боль! Боль, с которой не способно сравниться никакое телесное терзание. Бледный осколок, исполненный радости, гордости и упоения короткой славой тает во мраке, оставляя после себя пустоту, неторопливо заполняемую волной ледяной тьмы.

…Крохотная Машенька, в топорщащемся новом платьице, смешно переваливаясь, ковыляет по садовой дорожке. Еле удерживающаяся на нескольких жиденьких волосках яркая заколка болтается из стороны в сторону на каждом шагу. Малышка протягивает вперед пухленькие ручонки. Она еще не умеет говорить, а потому просто радостно смеется…

Снова боль, рвущая душу на части! Тускло мерцая, прочь неспешно уплывает еще одна хрупкая льдинка, на гранях которой мелькают отсветы последнего воспоминания — улыбки, детский смех, переполняющая сердце любовь. Миг — и ненасытная тьма поглощает трепетное видение, окатив взамен новой студеной волной. Хочется закричать: «Нет! Верните! Это же моя жизнь! Это мое! Это же Я!», но как кричать, не имея рта!?

Второй осколок, за ним третий, четвертый… Сознание захлестывает ужас от осознания своего полнейшего бессилия, от невозможности противостоять этому неторопливому расщеплению. Последние остатки разума захлебываются в накатывающей панике…

Вдалеке забрезжил бледный свет, или показалось? Нет, не показалось. Словно солнечные лучи пытаются пробиться сквозь толщу воды, мерцают, дробятся на отдельные лениво перемещающиеся фосфоресцирующие колонны. Вверх, вверх, к поверхности! Несуществующие руки загребают густой вязкий холод, отсутствующие ноги молотят темноту, отгоняя ее прочь. Выше, выше, на свет!

Окружающий мир вдруг содрогнулся. Толчок, рывок, за которым последовало тошнотворное ощущение падения в бездну. Движение все ускоряется, но… свет отдаляется, мы летим в противоположном направлении! Эй! Что происходит?

Быстрее, быстрее! Мимо проносятся световые года и целые световые тысячелетия. Пятнышко света стремительно уменьшается и, сжавшись в крохотную точку, исчезает совсем. Еще быстрее! В конце концов, возникает чувство, будто невидимые руки просто растягивают попавшуюся в них жертву как резинку в рогатке. И, в миг максимального напряжения, что-то беззвучно лопается, и жуткие видения коллапсируют в ничто.

…А если пофантазировать, то можно увидеть криво умыляющееся стариковское лицо. Вот этот сучок — правый глаз, трещина — левый, прищуренный, а вниз тянется дли-и-инная борода. Хм, какая-то недобрая у него ухмылка получается, лучше вернемся к девушке с длинными волосами. Сучок тогда будет серьгой в ухе.

Иган не знал, сколько времени уже изучает потемневшие от времени потолочные доски, да и не хотел знать. Не хотелось вообще ничего. Даже думать. Как при пробуждении после ударной вечеринки — начнешь размышлять и нечаянно вспомнишь что-нибудь эдакое. Например, что свисающие с люстры трусы определенно не твои, или что вчера вечером на руке красовались солидные золотые часы, а не дешевые пластиковые, и пошло-поехало. Достаточно только начать.

Одно было ясно точно — он не дома.

Иган уже осмотрел все, что попадало в поле его зрения, поворачивая голову вправо и влево. Скромно, но не без изящества обставленная небольшая комната. Плотные шторы на окнах создавали густой полумрак, мешая разглядеть подробности, но, судя по всему, он находился в спальне, причем женской. Об этом свидетельствовали и несколько флакончиков на столике перед зеркалом, и длинное платье, оставленное на спинке стула.

Интересно, что за вечеринка случилась вчера вечером, и почему он ничего не помнит?

Нещадно зачесался нос. Игану жутко не хотелось шевелиться, и он некоторое время терпел, но, в конце концов, не выдержал. Он вытащил из-под одеяла руку и уставился на повязку, закрывающую почти все предплечье. Так, похоже, гулянка накануне удалась на славу. Вспомнить бы подробности… или все-таки не стоит?

Так или иначе, но лежа на кровати он по любому ничего не выяснит, поэтому придется вставать.

Иган попытался сесть, то тут же чуть не вскрикнул от резкой боли пронзившей живот. Тяжело дыша, он упал обратно на подушки. Перед глазами плясали красные круги. Что за чертовщина!?

Немного отдышавшись, он отбросил одеяло.

Вот те раз! — подумал Иган, глядя на бинты, плотно обвивавшие его тело от груди до низа живота. Чем же таким мы вчера занимались? И, кстати, где вся одежда? Кроме этих повязок на нем не было ничего.

Столько вопросов, и ни одного ответа.

Наученный горьким опытом, теперь Иган действовал осторожнее. Помогая себе руками, он перекатился на правый бок и сел, спустив ноги с кровати. Голые ступни защекотал жесткий ворс расстеленной на полу звериной шкуры. Такое несложное вроде бы действие отняло почти все его силы, вдобавок, в животе снова проснулась боль. В ушах у Игана гулко колотилось сердце, лоб покрылся испариной, но ничего, надо только немного передохнуть.

Когда комната перестала кружиться перед глазами, он ухватился рукой за столбик, поддерживавший полог над постелью и поднялся на ноги.

Последнее, что он видел — стремительно приближавшиеся белые ромбики вышитого на покрывале узора…

Так. Снова ухмыляющийся старик. Мерзкое ощущение, что ты видишь сон, который никак не закончится, вновь и вновь возвращаясь в одну и ту же исходную точку. И, чем быстрее пытаешься бежать, тем сильнее вязнут ноги.

Иган помнил, как собирался встать с кровати, но никак не мог понять, почему снова оказался под одеялом. На этом месте в памяти обнаружился провал. Как будто кто-то и впрямь перемотал пленку немного назад к моменту пробуждения. Впрочем, если присмотреться повнимательней, то можно обнаружить и некоторые отличия. В комнате стало заметно светлей — видимо, кто-то отдернул шторы с одного из окон. Ладно, уговорили, это ему не приснилось.

То ли в качестве компенсации за некоторые упущения, то ли в отместку, его память теперь смогла восстановить череду событий, предшествовавших попаданию в чужую спальню. Отравленное вино, драка, зажатый в руке обломок меча… Игана передернуло. Ему еще крупно повезло, что, несмотря на все его глупости, небу было угодно сохранить ему жизнь.

Иган попытался повернуться на бок, но обнаружил, что не может пошевелиться. Откинув одеяло, он с удивлением увидел, что привязан к кровати двумя широкими крепкими ремнями, один из которых охватывал его поперек груди, а другой — на уровне пояса. Не имея под рукой никаких режущих предметов, высвободиться из их объятий не представлялось возможным.

— Это сделано для твоего же собственного блага, — послышался голос из-за изголовья кровати. Неприятный голос, сухой и холодный, хоть и женский. Спохватившись, Иган торопливо натянул одеяло до подбородка.

— Больно уж ты прыткий, — продолжал голос, — не успел выбраться из могилы, как тут же пустился в пляс. Нос вот себе расквасил.

— Где я? — спросил Иган, точнее попытался спросить, поскольку вместо слов из его рта донеслось лишь еле слышное шипение. Он закашлялся, и тут же чуть не потерял сознание от пронзившей его тело резкой боли. Свежие раны не прощали столь фамильярного с собой обращения. Только сейчас он понял, сколь самонадеян был, когда попытался встать.

— Ну-ну, — заметила его таинственная собеседница, — лежи уж, не дергайся. У тебя еще будет возможность высказаться, мало не покажется.

— Где я? — смог, наконец, выдавить Иган.

— Вопросы здесь буду задавать я! — холодно отрезал голос, — а тебе настоятельно рекомендую дать на них подробные и исчерпывающие ответы.

— Это что, допрос? Я в тюрьме?

— Можно сказать и так.

— А у Вас тут довольно симпатично, — Иган покрутил головой по сторонам, — чистенько, уютненько. О раненых заключенных неплохо заботятся, ухаживают, перевязывают.

— Увы, в моем доме нет специальных клеток для содержания преступников. Для таких как ты у меня припасена плаха на заднем дворе. Просто сначала я хочу получить от тебя кое-какую информацию, — послышался скрип стула, когда его тюремщица переменила позу, — будешь вести себя хорошо — умрешь потом быстро и легко.

— В таком случае мне, возможно, стоит немного поупрямиться, чтобы продлить удовольствие?

— Не советую. Я знаю массу способов развязывания упрямых языков. Большинство из них довольно болезненные.

— О! — Иган с трудом удержался от смешка, — за свою жизнь я успел узнать о боли столько, что вряд ли Вы сможете рассказать мне что-то новое.

— Я буду стараться.

— Меня будут искать.

— Не найдут, даже не надейся.

— Ладно, посмотрим, — Иган прикрыл глаза. Даже столь непродолжительная беседа уже порядком утомила его, — что вы хотите знать?

— Кто ты такой и откуда взялся?

— Я — Иган Шустрый, охотник. Родом из Южного Предела, с побережья. Приехал в ваши края поохотиться на местную дичь, — Иган вздохнул, — я не делал из этого секрета, можете спросить у Боло, трактирщика.

— Он уже рассказал мне все, что мог, — сквозь голос послышалась недобрая ухмылка, — он и рад был бы рассказать еще что-нибудь, да только знал он до обидного мало. Воплей много, а толку — ноль. Теперь рассказывай ты.

— Так я Вам и рассказываю, — раздраженно огрызнулся Иган, — я охотник, приехал в Ваши края…

— Так, — оборвал его голос, — похоже, мне все-таки придется сходить в подвал за инструментами, — послышался печальный вздох, — эту песню ты пел всем, кого встречал на своем пути, но все, что ты сказал — ложь. Вторая попытка?

— Не сегодня, — сонно пробормотал Иган, — я устал.

— Я сейчас вспорю парочку швов на твоем брюхе, это тебя немного взбодрит! — стул снова заскрипел, послышался стук каблуков по дощатому полу, — отвечай!

Иган повернул голову набок, и в поле его зрения появилась рослая женская фигура в кожаной куртке. Перед глазами все плыло и двоилось, он смог разглядеть только спадающие на плечи иссиня-черные волосы и направленный на него взведенный арбалет.

— Вы тоже лжете, — прошептал он.

— Что!?

— Стали бы Вы, столь состоятельная и уважаемая дама, сами возиться с преступником, которого впереди ждет лишь плаха? Размещать его в собственной спальне, собственноручно обрабатывать и перевязывать его раны, менять простыни? — Иган откинулся обратно на подушку и закрыл глаза, — я Вам нужен. Живой и невредимый. А потому все Ваши запугивания — блеф.

— С чего ты это взял!?

— Мои повязки хранят запах Ваших рук, — он приподнял правую забинтованную руку и снова уронил ее на одеяло, — так что приходите завтра, и мы с Вами еще поговорим, только без пустых угроз, ладно? А сейчас прошу меня извинить, я устал…

Женщина еще немного постояла, недовольно поджав губы и глядя на тут же уснувшего Игана, потом опустила арбалет и вышла из комнаты, осторожно притворив за собой дверь.

Следующее утро выдалось ясным и солнечным. Проснувшись, Иган долго лежал неподвижно, наблюдая за пылинками, танцующими в лучах льющегося из окон света. Ремни с него сняли, но ему все равно, не то что вставать, даже шевелиться не хотелось.

— Доброе утро! — послышался уже знакомый голос, только на сей раз металла в нем было заметно меньше.

Иган скосил взгляд направо. Его тюремщица сидела в кресле у стола. Ее лицо скрывала тень, в отличие от заряженного арбалета, который она держала у себя на коленях. Его отполированные металлические части ярко блестели на солнце, отбрасывая блики на стены и потолок.

— Ты проспал почти сутки. Как ты теперь себя чувствуешь, лучше?

— Более-менее, — Иган осторожно потянулся, — продолжим допрос?

— Непременно, но чуть позже.

— А что сейчас?

Вместо ответа женщина взяла со стола бронзовый колокольчик и позвонила в него. Почти сразу же в дверях возникла молоденькая служанка в накрахмаленном переднике. Посмотрев на Игана, она коротко кивнула и куда-то ушла, но менее чем через минуту вернулась, неся в руках дымящуюся чашку с бульоном. Девушка поставила чашку на прикроватную тумбочку и помогла Игану сесть в постели, подложив ему под спину еще пару подушек.

Когда служанка ушла, Иган взял чашку в руки и начал маленькими глотками пить бульон, наслаждаясь ощущением того, как горячая жидкость сбегает в желудок, согревая тело. Он обратил внимание, что все это время кончик арбалетной стрелы оставался направлен прямо на него.

— Так все же, — заговорил Иган, с сожалением отставляя опустевшую чашку, — давайте разберемся: я Ваш пленник? Или гость?

— Я тебя к себе не приглашала, — заметила женщина, — но и формального приказа о твоем аресте у меня тоже нет.

— Тогда зачем Вам арбалет?

— Необходимая мера предосторожности. Ты же Шустрый, не так ли?

— Неужели вы всерьез полагаете, что в моем теперешнем состоянии я способен на побег?

— Кто знает, кто знает, — его собеседница качнула головой, — я еще никогда не видела, чтобы человек, которому вспороли живот, остался в живых, да еще пытался встать с койки уже через три дня после ранения. От тебя чего угодно ожидать можно. Я же хочу немного подстраховаться. Думаю, какой бы прыткий ты ни был, случись что, я все же успею всадить тебе стрелу в глаз.

— Очень мило. А что, если я дам Вам обещание, что не буду пытаться убежать?

— Я тебе не поверю.

— Не хотите — не надо, — хмыкнул Иган, — вот только на какую откровенность с моей стороны Вы рассчитываете, удерживая меня под прицелом? Я, знаете ли, чувствую себя крайне неуютно.

— Не беспокойся, у меня по утрам руки не трясутся. Не нервируй меня попусту, и все будет хорошо.

— А вот этого я пообещать не могу. Ведь мои ответы Вам почему-то не нравятся.

— Ложь, как правило, никому не нравится. Что приятного в том, что тебя держат за дурачка?

— Почему Вы считаете, что я лгу?

Женщина некоторое время размышляла, подперев подбородок свободной рукой, потом, придя к какому-то решению, вздохнула и поднялась с кресла.

— Ладно, будем играть в открытую, — она пододвинула к кровати стул и села на него, повернувшись лицом к Игану, — разрешите представиться — Орана Суровая, Куратор Восточного Предела.

Теперь он смог разглядеть ее как следует. С такой внешностью ей вряд ли удалось бы затеряться в толпе. Создавалось впечатление, что, создавая Орану, Природа долго не могла решить, кто именно должен получиться: мальчик или девочка. А когда определилась, некоторые вещи менять было уже поздно.

Широкие плечи, тяжелый подбородок, острые скулы — все это казалось на пару размеров больше, чем следовало. Тем не менее, ее фигура не выглядела грузной, скорее немного нескладной, а лицо было не некрасивым, нет, просто… необычным. В любом случае, немалый рост и исходящая от Ораны властность говорили о том, что обсуждать вслух ее внешность крайне неразумно.

— Моя работа и вправду не предполагает обилия смеха и счастливых улыбок, — продолжала она, — но я не жалуюсь. Я не желала такой участи, она досталась мне в наследство от отца, и я стараюсь справляться с ней в меру своих возможностей. Без ложной скромности могу сказать, что у меня это получается неплохо. Во всяком случае, я постоянно нахожусь в курсе всех событий, что происходят в радиусе трех дней пути от моего дома. И не могу не беспокоиться, когда буквально у меня под носом, без моего ведома, происходит что-то, чему я не могу найти объяснения.

— Что именно Вас беспокоит?

— Ты.

— Чем же я Вам не угодил?

— Странно, на дурака ты вроде бы не похож…

— Благодарю за комплимент!

— …только дурак мог собрать столь внушительную коллекцию шрамов, но так, в итоге, ничему и не научиться, — Орана недовольно поджала губы, — или я ошибаюсь?

— Попробуйте проверить.

— Хорошо, — кивнула она, — я изложу тебе факты, и мы посмотрим, как ты сможешь из них выкрутиться.

— Начинайте, — Иган откинулся на подушку и прикрыл глаза. Общение с Ораной слегка забавляло его, несмотря на то, что его положение выглядело откровенно незавидным. Он не сомневался, что благодушие Куратора, скорее всего, напускное, да и наконечник арбалетной стрелы, застывший в каком-то метре от лица Игана, не способствовал созданию непринужденной атмосферы. Оставалось только плыть по течению.

— По твоим же собственным словам ты родом из Южного Предела, так?

— Угу.

— Тогда тебе несомненно известно, что Куратором там служит мой кузен, Юлис Щедрый. Я регулярно его навещаю и знаю в тех краях всех, кто того заслуживает. Во всяком случае, я знакома со всеми, кто может себе позволить иметь столь дорогой меч как у тебя.

— Ах да, меч! — оживился Иган, — где он?

— Точнее то, что от него осталось, — уточнила Орана, — в полицейском участке. Поскольку официально ты мертв, все твои вещи, если не объявятся твои близкие родственники, переходят в собственность местной казны.

— Я мертв!? Как интересно! А не расскажете поподробней, как именно я умер?

— Тебя смертельно ранили в уличной драке. Вечером следующего дня ты умер. Твое тело было сожжено на заднем дворе госпиталя. В больничном журнале есть соответствующая запись. Так что, — на лице Куратора промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее сочувствие, — если тебя и будут искать, то найдут лишь эту запись. И в случае, если мне придется убить тебя еще раз, то это не причинит мне ни этических, ни юридических неудобств. Я всего лишь приведу реальность в должное соответствие с документами.

— Быстро Вы свой суд вершите!

— Свое второе имя я не за красивые глаза получила.

Крыть Игану было нечем. Лишенный средств связи, он никак не мог дать знать остальным членам экспедиции, что еще жив. Медицинский браслет с его забинтованного запястья куда-то исчез. По-видимому, его срезало мечом Рукавчика. Кехшавад и Лео, конечно, будут его разыскивать. Но распознают ли они обман? Успеют ли найти его раньше, нежели общество Игана наскучит Оране?

— Все Ваши махинации с моей мнимой смертью делались людскими руками, а людям свойственно болтать. Наверняка, если поискать хорошенько, где-нибудь да найдутся торчащие белые нитки.

— На это не рассчитывай, — по лицу женщины читалось, что она и вправду ничуть не беспокоится о возможных утечках, — самый убедительный лгун — тот, кто искренне верит в то, что говорит. Хоть на дыбу наматывай. Медсестры вот считают, что ты — ни что иное, как воплощенный дьявольский дух, поскольку смог бесследно исчезнуть из запертой палаты. Ты напугал бедняжек до полусмерти, а потом еще я немного добавила. Теперь их надо очень хорошенько потрясти, чтобы выбить признание, которое все равно никуда не приведет. Ты испарился.

— Прямо-таки бесследно?

— Мои гвардейцы знают свое дело, — Орана чуть заметно улыбнулась, — двери и окна остались заперты изнутри и никаких следов!

— Они могут проговориться.

— Исключено. Их семьи служат нашему роду уже несколько поколений. Они скорее съедят собственный язык, чем выдадут мои секреты.

— Понятно, — Иган снова опустился на подушку.

— Продолжим?

Вместо ответа он только тяжко вздохнул.

— Так вот, как я сказала, в Южном Пределе, да и во всех других сопредельных провинциях я знакома со всеми знатными, уважаемыми и просто состоятельными людьми. И они, в свою очередь, прекрасно знакомы со мной. С тобой же мы встречаемся впервые. Так откуда ты на самом деле?

— Издалека.

— Вот это уже честный ответ, хотя и абсолютно бесполезный, — кивнула Орана, — и каким путем ты прибыл в наши края?

— Обыкновенным, верхом на лошади.

— Ой-ой-ой! — Куратор недовольно поморщилась, — только мне показалось, что дело пошло на лад, как ты опять взялся за старое. Почему снова лжешь?

— Что не так на этот раз? Изложите свою версию, коли моя Вам не подходит.

— Что не так? — фыркнула Орана, — да хотя бы некоторые части твоего тела, о которых не принято говорить вслух в приличном обществе. Когда ты попал к нам, их состояние весьма наглядно свидетельствовало о том, что к верховой езде они не приучены. Какой же ты охотник после этого? — Иган промолчал, и она продолжила, — хочешь услышать мою версию — пожалуйста. Только у меня не выдумки, а факты.

— Факты, так факты.

— В Излучино ты действительно прибыл с юга. Днем раньше ты останавливался в «Румяном боку», что в Загорках. Еще раньше тебя видели в Кузнечном поселке — там ты ночевал в доме у Савры Молочницы. Туда ты приехал по дороге, ведущей из Заречной, но в самой Заречной тебя никто не припоминает. Дорога та единственная, и на всем пути от Заречной до Кузнечного на ней нет ни единой развилки. Ты возник из ниоткуда прямо посреди дремучего леса.

— У Вас что, соглядатаи на каждом углу?

— Почему такой укор? Я с полным основанием могу гордиться тем, что у меня не только стены, но и некоторые деревья имеют глаза и уши. Именно поэтому я своевременно узнала и о твоем появлении и о том, что твоей персоной заинтересовались Саша Ловкий и Голан Шелковый. Твое счастье, что в тот вечер мои гвардейцы подоспели вовремя, иначе твоя смерть оказалась бы отнюдь не мнимой, а самой что ни на есть настоящей.

— Что ж, спасибо.

— Пока не за что. Я еще не решила, как с тобой поступить.

— Может, вернемся к фактам, — предложил Иган, — я что, не имею права прогуляться по нехоженому лесу, а потом выйти на дорогу и двинуться дальше по ней?

— Имеешь, — кивнула Орана, — но только не с этой лошадью.

— Э-э-э, но почему? — Иган почувствовал, как вокруг его шеи затягивается почти осязаемая петля.

— Потому, что лошадь эта — краденая. И между моментом ее кражи и твоим появлением с ней на полдороги между Заречной и Кузнечным — всего несколько часов и, одновременно, почти два дня пути! — Орана удовлетворенно улыбнулась, наслаждаясь произведенным эффектом, — вижу, что ты не ожидал такого поворота. Я же говорила, что нахожусь в курсе всего, что происходит в моих владениях. Теперь давай, выкручивайся.

— Что с Челкой?

— Ее вернули законному владельцу. Не отвлекайся, отвечай. Откуда ты прибыл? Каким образом? Зачем? Кто будет тебя искать?

— Мне надо подумать.

— Ах, подумать! — по-видимому, Орана к этому моменту исчерпала свой запас благосклонности. Маска рассеянного любопытства внезапно слетела с ее лица, уступив место неприкрытой ненависти, — будешь мне новые байки сочинять, да!? Ничего у тебя не выйдет! Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь! Отец предупреждал меня о таких, как ты. О тех, что приходят из ниоткуда и скрываются в никуда, не оставляя за собой следов. Он гонялся за вашим братом всю свою жизнь! Он видел и ваши железные повозки, и ваших огромных птиц, что переносят вас по небу, и раненых зверей, пронзенных невидимыми огненными стрелами. Он многое видел и многое мне рассказал.

«Добром это не кончится!» — говорил он и был прав. Именно вы навлекли проклятье на нашу землю. Да, вы поплатились за это, Ледяной Дьявол забрал жалкие душонки тех, кто осмелился потревожить его покой, но почему из-за вас должен страдать мой народ, моя земля!?

Мой отец и мой брат считали, что вы больше никогда не вернетесь, но, как я погляжу, они ошиблись. Они отдали свои жизни, пытаясь избавиться от гнета этого проклятья, а вы теперь снова здесь, и, как ни в чем не бывало, топчете наши дороги, уверенные в собственной безнаказанности! Довольно! Если понадобится, я тоже отдам свою жизнь ради того, чтобы избавиться от проклятья и от вас навсегда. А коли ради этого избавления мне придется убить и тебя, то поверь мне, я сделаю это с радостью.

Теперь можешь начинать думать, — Орана поднялась со стула. Ее щеки пылали, рука, удерживающая арбалет, напряглась, словно ей приходилось бороться с самой собой, — на сегодня наша беседа закончена. Продолжим завтра, а пока наслаждайся жизнью, тебе уже недолго осталось.

Когда дверь с грохотом захлопнулась за Куратором, Иган без сил упал на подушки и с шумом выпустил воздух. Он только сейчас обнаружил, что не дышал на протяжении всей выданной Ораной тирады. Да уж, пищей для размышлений его теперь обеспечили в избытке.

На следующий день пробуждение Игана оказалось совсем неласковым. Не успел он разлепить веки, как ему в шею больно уткнулось что-то острое.

— Не дергайся! — прозвучал над ухом голос Ораны, снова холодный и сухой.

Иган скосил вниз глаза и обнаружил, что ему в подбородок упирается наконечник арбалетной стрелы.

— Учти, если мне только померещится, что ты собираешься совершить какую-нибудь глупость, моя рука может дрогнуть и… — Куратор на секунду запнулась, недовольно поджав губы, — а, ладно, дырку в стене я потом гобеленом завешу. Понятно?

— Угу, — только и смог промычать Иган.

— Отлично! — Орана позвонила в колокольчик, вызывая служанку.

Бульона на сей раз та, впрочем, не принесла, только тазик с водой. Подойдя к кровати, она откинула в сторону одеяло и принялась менять Игану повязки. Орана тем временем продолжала держать его под прицелом, одним глазом наблюдая за работой служанки. Вспомнив, что на нем кроме бинтов нет никакой одежды, Иган неожиданно для себя начал заливаться краской.

Сняв повязки, служанка стала осторожно промывать раны.

— Госпожа! — раздался ее удивленный вздох.

— Я вижу, Кара, продолжай.

Наложив новые повязки, девушка снова накрыла Игана одеялом и, подхватив тазик, скрылась за дверью.

— Ну что, продолжим наши беседы? — Орана, наконец, отняла арбалет от его шеи и села на стул, — как спалось? Как размышлялось?

Иган повернул голову и посмотрел на куратора. Сегодня она заплела волосы в короткую тугую косу и облачилась в простое серо-зеленое длинное платье, все украшения которого сводились к тонкому поясу и двум карманам по бокам. Тем не менее эта лаконичная простота замечательно гармонировала с нахмуренным лицом Ораны, да и со взведенным арбалетом сочеталась неплохо. Окружавшая женщину аура властности не нуждалась в кружевных оборках.

— Что это Вы так недружелюбно настроены сегодня? — Иган попытался улыбнуться, но расцарапанную острым наконечником шею так саднило, что вместо улыбки получилось лишь болезненно сморщиться, — и что вы там у меня на животе высматривали?

— Твои раны уже зарубцевались, меньше чем за неделю! — Орана раздраженно тряхнула головой, — до тебя все, кто получал аналогичные ранения, отдавал Богу душу в тот же вечер. А ты жив, и через пару деньков, если дело и дальше так пойдет, будешь как новенький! Мне приходится соблюдать необходимые меры предосторожности.

— Я же сказал Вам, что никуда убегать не собираюсь. Мне попросту некуда бежать! Вы мне не верите?

— Разумеется нет!

— Так мы с Вами никогда не выберемся из тупика, в котором оказались.

— Почему же? Давай попытаемся! Я буду задавать вопросы, ты будешь давать на них правдивые и исчерпывающие ответы — глядишь, шаг за шагом и выкарабкаемся.

— Но Вы же мне не верите!

— Только если ты мне лжешь. Поверь, я это вижу, глаз у меня наметанный, — Орана немного помолчала, испытующе глядя на Игана, — ну так как, попробуем?

Не в силах более выдерживать ее пристальный взгляд, Иган отвернулся и уставился в потолок.

Общение с Куратором вызывало в нем странное замешательство. То, каким спокойным и ровным голосом она произносила свои угрозы, то, как уверенно обращалась с оружием — все говорило о том, что Орана — человек хладнокровный и расчетливый, да и убивать ей случалось уже неоднократно. От этого Игану становилось, прямо скажем, не по себе. Но за ее холодными глазами, за ее неожиданными переменами настроения от любезности до неприкрытой ненависти сквозило что-то еще, какая-то трещинка в маске безразличия, не дававшая ей покоя. Кроме того, как с любым умным и неординарным человеком, с ней было просто интересно общаться. Хотя общение это временами напоминало игру в «Русскую рулетку».

— Попробуем, — обречено вздохнул он.

— Хорошо, начнем с простого. Кто ты такой?

— Человек, — угрюмо буркнул Иган, — и только попробуйте сказать, что я опять Вам лгу!

— Так-так, — Орана задумчиво побарабанила длинными пальцами по подлокотнику. Совершенно некстати у Игана в голове вдруг промелькнула мысль, что с такими руками Куратор могла бы очень недурно играть на скрипке, — я знаю одно верное средство от неуместных проявлений чувства юмора. За каждый подобный остроумный ответ я буду отрезать от твоих пальцев по одной фаланге. Когда руки закончатся, займемся ногами. Впрочем, обычно до этого не доходит — лекарство чертовски действенное, болезнь бесследно проходит уже после двух-трех сеансов. Желаешь попробовать или поверишь мне на слово?

Проклятье! Опять это ледяное равнодушие в голосе! Иган почувствовал, что покрывается холодным потом. Куратор умела говорить убедительно. Даже не вдаваясь в технические подробности.

— Я Вам верю.

— Замечательно! И наперед имей в виду — ты действительно интересен мне живой, но насчет твоей невредимости я ничего тебе обещать не могу. Я повторяю свой вопрос: кто ты такой?

— О боги! Но что именно Вы хотите знать!? — на Игана вдруг накатила волна отчаяния с легким привкусом паники, — мое имя? Профессию? Место рождения? Послужной список? Что!? С какого места мне начинать?

— Я хочу знать все, — голос Ораны оставался все таким же невозмутимым, никак не отреагировав на его вспышку, — поэтому можешь начинать с самого начала.

— Ха! Это займет некоторое время.

— Я потерплю.

— У Вас что, других дел нет, при такой должности-то?

— Ты — мое основное дело на сегодня.

— Боюсь, за один день мы не управимся.

— Ничего страшного, я буду допрашивать тебя столько, сколько потребуется. Пока не выясню все, что хочу знать.

— А потом Вы скажете, что весь мой рассказ — брехня от начала до конца и прости-прощай!?

— Это уже от тебя зависит, — Орана пожала плечами, — говори правду, и все будет в порядке.

— Даже если правда эта окажется совершенно невероятной?

— Мой отец любил говорить, что не существует невозможных вещей, бывают ограниченные люди. Я уж попытаюсь как-нибудь совладать со своей интеллектуальной убогостью, а ты, давай, рассказывай.

Иган задумался. Профессиональная хватка Куратора не оставляла сомнений в том, что Орана незамедлительно разоблачит любую предложенную Иганом легенду. Сказочник из него получался никудышный. И, с весьма высокой вероятностью, за разоблачением вполне могли последовать весьма неприятные ощущения. Вплоть до неторопливого и обстоятельного членовредительства.

С другой стороны, а что будет, если рассказать все как есть? И что, собственно говоря, мешает Игану так и поступить? Наложенный на Пракус карантин? Он его уже нарушил. Запрет на контакты с местным населением? Тоже проехали. Вмешательство в культуру и технологическое развитие туземцев? Допустим, и что с того?

Все, кто мог Игану что-то подобное запретить, а, тем более, взыскать с него за совершенные нарушения, остались очень и очень далеко. Иногда даже хотелось, чтобы они оказались где-нибудь поблизости, поскольку на стуле у кровати сидел человек, способный, не моргнув глазом, его, Игана, пристрелить, не спрашивая ничьего на то разрешения.

— А как Вы поступите со мной, если мой рассказ Вам все же не угодит? — осторожно поинтересовался он.

— Задний двор. Плаха. Погребальный костер, — хмыкнула Орана, — с конокрадами у нас разговор короткий. Так что постарайся меня заинтересовать. Как Шахерезада.

— На тысячу ночей меня, пожалуй, не хватит.

— Главное начать, а там — видно будет.

— Что ж, — Иган откинулся на подушку и смежил веки, — тогда начать, пожалуй, следует с того, что тот мир, который Вы знаете — далеко не единственный…

В тот день он рассказывал до самого вечера с непродолжительным перерывом на обед. То пристальное внимание, с которым Орана слушала его, делало ее похожей на жадно впитывающую информацию губку. Она не пропускала ни единого слова, ни единого знака препинания. Иган ждал, что женщина хоть как-то отреагирует на сведения, что должны были перевернуть ее привычные представления с ног на голову, но так ничего и не дождался. По бесстрастному лицу Куратора он так и не смог определить, что она думает о его россказнях, в результате чего повествование у Игана становилось все более сумбурным и бессистемным. Он скакал от космологии до физики элементарных частиц, от истории до экономической политики. Вконец запутавшись в хитросплетениях собственных мыслей, он был вынужден остановиться и только сейчас обнаружил, что за окном уже давно стемнело.

Орана молча поднялась со стула и встала у кровати, глядя на Игана, который с тревогой ожидал вынесения вердикта. Наконечник стрелы взведенного арбалета по-прежнему смотрел ему точно в глаз.

— Продолжим завтра, — произнесла, наконец, Куратор и, не проронив больше ни слова, вышла за дверь.

Иган с шумом выдохнул. В присутствии этой женщины он по-прежнему чувствовал себя крайне неуютно. Но, по крайней мере, сегодня он выторговал себе еще один день жизни.

Следующее утро Иган провел в компании Кары, которая принесла ему завтрак, и сопровождающего ее рослого гвардейца, вооруженного до зубов и не сводящего глаз с подозрительного пациента. Ни та, ни другой не были расположены к задушевным беседам, а потому Игану пришлось вариться в собственных подозрениях и страхах.

Орана объявилась только после обеда. Сжимая в руке неизменный арбалет, она быстрым шагом вошла в комнату и буквально рухнула на подставленный Карой стул. Вместе с ней в комнату ворвался порыв ветра, пропитанного запахами дорожной пыли и конского пота. Несколько темных прядей прилипли ко лбу, а на шее Куратора еще краснел след, оставленный ремешком шлема.

— Ну что, продолжим? — спросила она, едва переведя дух.

— А я думал, Вы меня уже казнить собрались, — Иган был приятно удивлен тем фактом, что его бессвязный лепет таки смог привлечь ее внимание.

— Это зачем же? — Орана недоуменно вскинула брови, — вещи ты рассказываешь любопытные, некоторые замшелые легенды и предания теперь заиграли для меня новыми красками, вот только я хотела бы уточнить некоторые моменты.

— Что ж, спрашивайте.

И вот тут-то женщина удивила Игана по-настоящему. Она не только не запуталась в ворохе высыпанных им фактов, но смогла их осмыслить, рассортировать и систематизировать, после чего обрушила на него целый залп вопросов, уточняющих и проверяющих изложенные им сведения. Многие из них предназначались для того, чтобы поймать Зверолова на лжи, но сделано это было столь аккуратно и ненавязчиво, что Иган понял это лишь много позже. И это при том, что зачастую речь шла о вещах, в коих Орана ничего не должна смыслить в принципе.

Таким образом, до самого позднего вечера Иган оказался полностью избавлен от необходимости что-либо сочинять, поскольку весь его дальнейший рассказ целиком и полностью состоял из ответов и разъяснений.

Когда его глаза уже начали закрываться сами собой, Орана, наконец, сжалилась над ним и с явным сожалением прекратила допрос. Задув стоявшую на столике свечу, она, впервые за все время их общения, сухо пожелала Игану спокойной ночи и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

Оставшись один в темноте, Иган вспоминал подробности их долгой беседы и не переставал удивляться, насколько гибким и цепким умом обладала Куратор. Даром что женщина. Он вдруг подумал, что Оране, пожалуй, не особо везет в общении с противоположным полом. С ее нестандартной внешностью еще можно как-то свыкнуться, но ни один нормальный мужик не потерпит рядом с собой бабу, что много умнее него самого. Иган еще успел удивиться неожиданному зигзагу собственных мыслей и провалился в сон.

Так проходил день за днем. Почти ежедневно Орана навещала своего не то пациента, не то пленника, чтобы перекинуться с ним хоть парой слов. Арбалет она больше с собой не приносила, но определенные меры предосторожности соблюдать не забывала. Она не демонстрировала открытой враждебности, но и особым дружелюбием их беседы не отличались. При каждом удобном случае Куратор напоминала Игану, что его дальнейшая судьба по-прежнему висит на волоске, и как она сложится еще окончательно не решено. Она последовательно и систематично вытрясала из него нужную информацию, упорно игнорируя его собственные вопросы и пресекая все попытки увести разговор в сторону. После этих сеансов он чувствовал себя как выжатый лимон.

Вскоре, как Орана и предполагала, Иган встал с постели. Кара принесла ему одежду — просторную белую рубашку, холщовые штаны и короткую кожаную куртку. Первое время он осторожно перемещался по выделенной ему комнате, стараясь не отходить далеко от стен — после двух недель постельного режима голова кружилась чуть ли не от каждого движения. Когда Иган немного окреп, ему позволили перемещаться по дому и даже выходить во внутренний двор, но при этом за ним как тень неотступно следовал приставленный к нему дюжий гвардеец. Звали его Чеплок, и своей разговорчивостью он вполне мог потягаться с каменной глыбой. Если он и открывал рот, то лишь для того, чтобы Игану что-нибудь запретить.

В одну из таких прогулок Иган обнаружил во дворе группу солдат, упражнявшихся в рукопашном бою и фехтовании на мечах. На него они не обращали ни малейшего внимания. Обнаженные по пояс, блестящие от пота мускулистые мужчины ловко мутузили друг друга замотанными в бинты кулаками и швыряли на землю. Но, когда Иган перевел взгляд на фехтующую пару, его глазам предстало воистину удручающее зрелище.

Судя по всему, искусство владения мечом пребывало на Пракусе в откровенно плачевном, зачаточном состоянии. Иган отнюдь не относил себя к выдающимся мастерам клинка и рукопашного боя, но, тем не менее, в достаточной мере владел всеми базовыми навыками, чтобы с удивлением отметить, насколько бестолково тренировались солдаты. Они тупо размахивали учебными прутами, либо пытаясь с наскока огреть противника, либо блокируя ответные удары. Дуэлянты практически не перемещались, чтобы уходить от атак и выискивать более удобную позицию. Все их движения распадались на отдельные выпады, между которыми они стояли на месте, собираясь с силами для нового броска и оказываясь в этот момент совершенно беззащитными.

Припомнив драку у таверны, Иган отметил, что и тогда действия его врагов не отличались особыми изысками, благодаря чему он, хоть и одурманенный, отбивался от них без особого труда, пока не подоспел Рукавчик. Тот буквально снес Игана своим бешеным напором, хотя, если бы не яд…

Его размышления прервал лязг открывающихся ворот. Во двор вступил конный отряд запыленных гвардейцев, во главе с Ораной. Заметив Игана, она спрыгнула с лошади и, дав остальным всадникам знак следовать дальше, подошла к ним с Чеплоком. Если бы Иган не знал, то вполне мог бы принять Куратора с ее рослой широкоплечей фигурой за мужчину. В тяжелой кирасе, с мечом на поясе и арбалетом за спиной она выглядела грозно и внушительно. При приближении начальницы солдаты прекратили свои упражнения и замерли в ожидании ее распоряжений.

Орана сняла с головы шлем и остановилась, переводя взгляд с Игана на вытянувшихся по струнке гвардейцев и обратно.

— Говорят, ты в одиночку отбивался от всей шайки Голана, — произнесла она, наконец, и, не дожидаясь его ответа, приказала, — дайте ему учебный меч!

Один из солдат приблизился и протянул Игану плоский железный прут с обмотанной кожей рукоятью.

— Госпожа! — Иган с сомнением покосился на оружие, — я еле-еле ноги переставляю!

— Тогда ты тоже находился не в лучшей форме, верно? Если я не ошибаюсь, тебя предварительно одурманили. Так что, давай, бери меч. Воспроизведем все так, как было.

— По-моему это неудачная идея…

— Бери меч! — рявкнула Орана. Коротко скрипнула натягиваемая тетива, — вставай в центр! Или я тебя продырявлю!

— Вы выстрелите мне в спину? — Иган нехотя взялся за кожаную рукоять.

— Не в спину. Ниже. Шагай!

Иган побрел в центр площадки, взвешивая прут в руке. Таким «мечом» при всем желании не получится кого-либо зарубить или зарезать, но он вполне мог пробить череп или переломать ребра. По крайней мере, колющих и режущих ударов можно не опасаться.

— Так, ребята, — скомандовала Орана, — атаковать будете по очереди. Играем всерьез. Если поцарапаете нашего гостя, сильно не переживайте, он живучий.

— Эй, Вы что затеяли!? — воскликнул Иган, увидев, что солдаты отложили в сторону учебные дубинки и вынимают из ножен боевые клинки, — Вы что, предлагаете мне отбиваться от них этой кочергой!? Или Вы все же решили избавиться от меня таким вот образом?

— Я хочу лишить тебя возможности схалтурить, хочу, чтобы все было достоверно. Как тогда, у таверны Боло.

— Тогда и у меня был настоящий меч!

— Извини, но я дорожу своими людьми.

— А мной!?

— Посмотрим, — Куратор взмахнула рукой, — начинайте!

Игану пришлось умолкнуть, поскольку на него уже несся высокий темноволосый солдат с занесенным над головой длинным тяжелым мечом. Увернуться от его медленного и абсолютно предсказуемого удара не составило труда. Иган нырнул влево, предоставив противнику, увлекаемому вперед собственным клинком, пролететь мимо. Не оборачиваясь, он описал прутом короткую дугу и легонько толкнул им уже падающего на землю солдата в спину.

За первым гвардейцем последовал второй, третий… После того, как каждый из них повалялся в пыли, снисходительно-насмешливое выражение слетело с их лиц, уступив место сосредоточенности. Атаки стали жестче, движения осторожнее. Иган крутился как уж на сковородке, уклоняясь, парируя выпады и делая бесконечные финты. Он уже весь взмок от пота, свежий шрам на животе при каждом движении вспыхивал все более яркой болью.

Он с опозданием осознал, что этот поединок по определению ничем хорошим для него кончиться не мог. И тот факт, что в руках он сжимал всего лишь простую дубинку, не делал этот бой учебным. Своим противникам Иган лишь отвешивал тумаки, обозначал смертельные уколы, но не наносил их, и солдаты, поднявшись на ноги, снова бросались в атаку. А их мечи и наносимые ими удары были самыми что ни на есть настоящими. Рано или поздно, но чья-то кровь должна обагрить этот песок. Скорее всего, его собственная.

Всерьез, так всерьез! В сложившейся ситуации терять Игану все равно было нечего, и он решил действовать.

Очередной нападающий, упав на землю, уже не поднялся, а так и остался лежать, скорчившись пополам и хватая ртом воздух. Следом за ним, получив удар тяжелой рукояткой по затылку, рухнул еще один. Иган бросился навстречу третьему. Его прут лязгнул по клинку и заскользил по нему вниз. Отводя удар в сторону, Иган подступил к солдату вплотную. Тот сдавленно вскрикнул, когда рукоять меча выскользнула из его заломленной руки.

С коротким свистом лезвие рассекло воздух и опустилось гвардейцу на шею. Глядя на внезапно побелевшее лицо несчастного, Иган не без злорадства медленно потянул меч на себя. Солдат испуганно вскинул руку, из под его пальцев на грудь побежала тонкая красная змейка.

— Довольно! — раздался резкий окрик Ораны.

Иган повернулся к Куратору, сжимая в левой руке учебный прут, а в правой — добытый в бою меч. Он тяжело дышал и двигался крайне осторожно, но не по причине усталости, а потому как что-то в голосе женщины говорило ему, что стоит лишь дернуться, как получишь стрелу. Причем, уже не ниже спины, а точно в глаз.

И он не ошибся.

— Довольна ли Ваша Светлость представлением? — Иган слегка поклонился.

— Брось меч!

— Почему Вам так не терпится сжить меня со света? — поинтересовался он, бросив оружие на песок перед собой и утирая пот со лба.

— Отнюдь! Я всего лишь хотела проверить дошедшие до меня слухи, в правдивости которых испытывала некоторые сомнения.

— И что теперь?

— Я предлагаю тебе сделку.

— Вот как? — Иган удивленно приподнял бровь, — и какую же?

— Я хочу, чтобы ты научил так же обращаться с оружием моих людей.

— Что я получу взамен?

— Жизнь.

— Хм, щедро, ничего не скажешь. Вы и своих солдат на таком же коротком поводке держите?

— Нас с ними связывают доверие и преданность, хотя, боюсь, тебе этого не понять. От тебя же мне достаточно простого послушания.

— А как насчет сотрудничества? Я помогу Вам, Вы поможете мне.

— Беда в том, что я тебе по-прежнему не доверяю. Ни на йоту.

— А Вы попробуйте.

— Каким же образом?

— Для начала уберите арбалет, которым Вы постоянно в меня тычете. На запугивании доверия не построишь.

Орана некоторое время размышляла, задумчиво глядя на Игана поверх блестящего наконечника, потом усмехнулась и, отведя руку в сторону, спустила курок. Стрела с глухим стуком глубоко вонзилась в бревенчатую стену конюшни.

— Хорошо, что дальше?

— Видите, это совсем несложно, — Иган сделал несколько шагов и остановился прямо перед Куратором, обнаружив, что она почти такого же роста, как и он сам, — нужно только захотеть…

Если бы у него имелась хоть доля секунды на размышление, то он никогда бы не сделал того, что произошло в следующее мгновение. Его правая рука, словно сама собой взлетела вверх и отвесила женщине звонкую пощечину. По двору разнесся общий вздох, вслед за которым зашелестели вынимаемые из ножен мечи.

— Нет! — все замерли на месте, повинуясь властному окрику.

Орана несколько секунд сверлила Зверолова полным бешенства взглядом. Ей пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов, сдерживая клокочущую внутри бурю. На левой щеке женщины постепенно проступал красный отпечаток пятерни. Иган вдруг со всей очевидностью понял, что если у него и оставался призрачный шанс выбраться из этой передряги живым, то он только что его безвозвратно утопил.

И вдруг Орана рассмеялась.

— Ты определенно сумасшедший! — она ткнула Игана в грудь пальцем в кожаной перчатке, — но это, по крайней мере, было действительно искренне.

— Джентльмены! — обратилась она к своим гвардейцам, в нерешительности переминавшимся с ноги на ногу поодаль, — познакомьтесь в вашим новым учителем! Вы все имели возможность познакомиться с его мастерством, и ваша задача — его перенять. Занятия начнем прямо с завтрашнего утра, — а потом добавила, но уже тише, — я же свой первый урок уже получила.

С этого момента жизнь Игана в доме Ораны резко изменилась. На смену подчеркнутому игнорированию пришло уважение, смешанное с любопытством. На следующее же утро Чеплок вытащил его из постели еще затемно и отправил во двор, где его уже ожидали гвардейцы Куратора. Обратно Иган вернулся лишь поздно ночью, еле передвигая ноги, и таким стал его режим на все последующие дни.

В обмен, Орана рассказала ему все, что ее людям удалось узнать о событиях, что происходили после его ранения. Действительно, вскоре после того памятного вечера, в таверне объявились два незнакомца, в которых Иган опознал Кехшавада и Лео. Также как и он, их парочка появилась из ниоткуда, не оставив никаких следов, и, после визита в госпиталь, так же бесследно испарилась. За прошедшие несколько недель информаторы Ораны ни разу не сообщали о каких-либо необъяснимых явлениях, бесследных исчезновениях или возникающих из ниоткуда подозрительных чужаках. Все свидетельствовало о том, что его партнеры поверили в легенду о его смерти и, судя по всему, решили свернуть операцию.

У Игана еще оставалась зыбкая надежда, что Саир и Лео объявятся, но он предпочел на этой мысли особо не зацикливаться, хотя и попросил Куратора держать его в курсе дел. Он продолжал тренировать солдат, мало-помалу свыкаясь с перспективой, что на Пракусе ему придется задержаться надолго, а то и провести здесь весь остаток своей жизни.

Сама Орана также брала у него уроки. Из-за ее плотного рабочего графика занятия получались нерегулярными, а потому, чтобы добиться их максимальной эффективности, они устраивали выездные занятия только для нее и командного состава в лице Чеплока и еще двух офицеров.

Остальным солдатам стоило бы поучиться тому, с каким остервенением тренировалась их начальница, натирая порой руки до кровавых мозолей. Зная, как она любит во все вникать, докапываясь до самой сути, Иган старался больше напирать не на выработку рефлексов, а на понимание того, что они делают, и почему они делают это именно так, а не иначе. И, несмотря на то, что занималась Орана много меньше своих подчиненных, она быстро их опередила и с каждым уроком увеличивала отрыв.

Возвращаясь домой, куратор часто подъезжала на своей лошади поближе к Игану, чтобы задать еще пару-тройку вопросов. Эти редкие минуты усталого покачивания в седле, укутавшись в плащ от вечернего холода, остались для них теперь, по сути, единственной возможностью поговорить. Почти все свое время Иган проводил во дворе с солдатами.

Поскольку он считался теперь не пленником Ораны, а вполне равноправным партнером, то и сам использовал любую возможность, чтобы побольше разузнать об особенностях местной жизни. Однажды, когда сопровождавшие их гвардейцы малость поотстали, он решился задать вопрос, который мучил его уже давно, но подходящего момента никак не выдавалось.

— Моя госпожа, — нерешительно начал он, — однажды Вы упомянули некое проклятие, которое навлекли на Вашу землю подобные мне охотники из другого мира. Что Вы имели в виду?

— Лучше не напоминай, — поморщилась Орана, — это одна из причин, почему мне до сих пор иногда хочется пустить тебе кровь.

— За что?

— Лично против тебя я ничего не имею, — Иган поймал взгляд женщины, в котором промелькнуло что-то похожее на извинение, — я ненавижу всех вас, кто без спроса сваливается нам на голову, а потом испаряется, оставляя нас разбираться с оставленным бардаком. Но твои коллеги, надумавшие поиграть с древним злом, стоят отдельной строкой в моем Списке Ненависти.

— Вы о Ледяном Дьяволе?

— О да! Тогда твои приятели получили по заслугам.

— Что же они такого натворили?

— Я не знаю зачем, но они вызвали Его из Царства Мертвых, — Орана фыркнула, — а Он, пройдя сквозь открытую ими дверь в наш мир, забрал все их гнусные душонки. Я очень надеюсь, что перед смертью они страдали.

— Откуда в Вас столько злобы? — удивился Иган, — Что они Вам-то плохого сделали?

— Что они сделали? — переспросила Куратор, цедя слова сквозь стиснутые зубы, — призванный ими Ледяной Дьявол оставил там, в Столовых горах рядом со Вдовиной Щелью свое Семя Проклятья, и источаемая им скверна отравляет все вокруг. Те земли полностью опустошены, из них ушли все звери и птицы, люди бежали из своих домов, побросав все добро. Там вечный сумрак, вечный дождь и вечная гроза. Вся округа, некогда цветущая и богатая, превратилась в зловонное болото, пропитанное разложением и смертью. Те, кто осмеливается вступить в Гнилые Земли, рано или поздно сходят с ума, либо просто не возвращаются.

Она вытянула правую руку, указывая на темную полосу облаков, нависающую над горным хребтом далеко на севере.

— Вон там, видишь? Три дня пути — и ты в Гнилых Землях.

— Похоже не грозовой фронт — предположил Иган, глядя в указанном направлении.

— Эти тучи висят там постоянно. Все пятнадцать лет, что прошли с тех пор.

Иган вспомнил, как долго кружила Парвати вокруг того района, ожидая, когда рассеется густая облачность, и. в конце концов, приземлилась в другом месте. Но он и не подозревал, что все обстоит куда более серьезно. Их выходка, казавшаяся невинной шалостью, обернулась страданиями сотен и тысяч людей. Однажды Кехшавад продемонстрировал ему воздействие чешуйки Эрамонта на погоду, но Иган только сейчас в полной мере осознал, насколько оно сильное, и невольно поежился.

— Ледяной Дьявол — что это за тварь такая, и откуда он взялся? — осторожно поинтересовался он.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь и этого? — Орана с неподдельным удивлением посмотрела на Игана, — чему тебя только учили?

— Все больше разным практическим вещам, — он надеялся, что Куратор не заметит проступившей у него на лбу испарины, — мифология не является у нас основным предметом.

— Я уже говорила тебе, это — не мифология, а основы мироздания, — женщина говорила как терпеливый педагог, вдалбливающий в бестолковые головы учеников очевидный факт, что дважды два — всегда четыре, — Он Хранитель Путей Мертвых, обитающий по ту сторону Студеных Вод. Он встречает всех, кто выходит на Другой Берег, но никого не выпускает обратно. Он один из стражей порядка, лежащего в основании нашего мира.

Закончив декламировать, Орана повернулась и посмотрела на Игана.

— Ну да, Генеалогию Демонов ты тоже не учил.

— Увы! Только я не понимаю, если он обитает в Мире Мертвых, то каким же образом он попал сюда?

— Я не знаю. Возможно, кто-то оказался достаточно умен, чтобы найти способ выманить Ледяного Дьявола в наш мир, и достаточно безумен, чтобы проделать это. Все нечестивцы погибли, поскольку Жизнь и Смерть несовместимы, но проделанный ими пролом в стене между мирами остался открыт, и теперь сквозь него сюда струится могильный холод с оборотной стороны бытия. Царство Мертвых мало-помалу завоевывает наш мир, и сам Ледяной Дьявол, говорят, иногда наведывается в те края. Непрекращающаяся гроза рвет там молниями самую ткань мироздания, и небо отвечает ей вечным плачем дождя. В тех местах умерло все, и Гнилые Земли продолжают расширяться. Эта огромная язва на нашей земле постоянно сочится ядом, отравляя сами души всех, кто живет поблизости. В заброшенных деревнях облюбовал себе место всякий сброд — бандиты, воры, беглые преступники. Если ничего не изменится, то Восточный Предел может обезлюдеть окончательно. Мой отец, бывший тогда Куратором, и мой брат пытались хоть что-то предпринять, но…

— Они хотели убить Ледяного Дьявола?

— Как можно убить того, кто и так обитает в Царстве Мертвых?

— Тогда… что?

Иган надеялся, что Орана не заметит, как дрожит его голос, и как по его вискам сбегают предательские капли холодного пота. Его обуял ужас от постепенного осознания степени безумия, свершенного ими пятнадцать лет назад. Кто мог подумать, что те события повлекут за собой целый шлейф последствий, отдававших самой настоящей мистикой. Он отчаянно стремился удержаться в рамках рациональных объяснений, но, сопоставляя изложенные Ораной факты с теми, что были известны ему самому, понимал, что у него это вряд ли получится. А если Куратор вдруг прознает, что Иган входил в число тех охотников, что навлекли беду на ее земли, то убьет его на месте. Удавит голыми руками.

— Они хотели найти Семя Проклятья и, если не уничтожить его, то хотя бы отвезти его подальше в степи, чтобы очистить наш Предел, — негромко заговорила женщина, глядя в одну точку перед собой, — надеялись, что тогда Дьявол оставит нас в покое.

— И что? — спросил Иган, когда Орана вдруг умолкла.

— Я не знаю, — Орана приподняла и снова уронила плечи, — они так и не вернулись. Тогда мне самой пришлось стать Куратором Восточного Предела.

— Мне очень жаль, — Игану хотелось протянуть руку и ободряюще коснуться ее плеча, но он не решился. Ему подумалось, что в данной ситуации его жест отдавал бы лицемерием.

— Это было давно, — Орана тряхнула головой и, пришпорив лошадь, поскакала вперед, к открывающимся воротам.

Несколькими днями позже Иган, измотанный, как обычно, до предела, поднимался поздно вечером в свою комнату, как вдруг его слуха коснулся странный звук. Кто-то играл на гитаре. Услышать такое среди холодных стен армейского гарнизона он никак не ожидал, и поэтому Игану потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что это — не галлюцинация.

Музыка доносилась из спальни Ораны, что было неожиданно вдвойне. Стараясь ступать как можно тише, заинтригованный Иган на цыпочках двинулся вперед.

Он находился буквально в двух шагах от приоткрытой двери, из которой в коридор протянулась тускло освещенная неверным светом полоса, когда мелодия вдруг оборвалась. Иган застыл как вкопанный, стараясь даже не дышать. Он только сейчас задумался о том, как он будет выглядеть, если его вдруг здесь застукают. Впрочем, он все равно не имел возможности для какого-либо маневра, а потому ему оставалось только стоять и терпеливо ждать, что будет дальше.

Пальцы пробежали по струнам, и Орана негромко запела. Иган был настолько поражен, что, почти забыв об осторожности, подошел к самой двери. У куратора оказался удивительно приятный бархатистый голос, который резко контрастировал с тем холодным, металлическим тембром, которым она отдавала распоряжения и приказы. Игану даже захотелось заглянуть внутрь, чтобы убедиться, что поет именно она, а не кто-то другой. Ему стоило немалых усилий побороть этот соблазн и просто стоять и слушать ее неспешный распев:

Голос Ораны взлетел на октаву вверх, зазвенев с надрывом и горечью:

Последний аккорд повис в воздухе, постепенно затихая.

— Иган, я знаю, что ты подслушиваешь, — Орана вздохнула, — кончай прятаться, заходи.

Смущенно кашлянув, он переступил порог. Куратор сидела в кресле у окна, рассеянно перебирая струны старой потертой гитары. Она была одета в легкое платье ее излюбленного серо-зеленого цвета, длинный подол которого сбегал с ее коленей и растекался по полу. Колеблемое ветром пламя стоящей на столе свечи отбрасывало на лицо женщины глубокие черные тени.

— Ты хотел что-то спросить?

— Нет, я просто шел к себе и услышал, как Вы играете, — Иган сделал неопределенный жест рукой, — я и не предполагал, что Вы…

— Почему же?

— Я, как правило, вижу Вас с мечом или арбалетом в руках. Мне казалось, что Вы бесконечно далеки от романтических утонченностей. Тем удивительней для меня было обнаружить, сколь многогранны Ваши скрытые таланты.

— Не забывай, я родилась и выросла в благородной семье, где женщинам с детства уготована вполне определенная роль. Наряды, балы, изысканные манеры. В свое время я получила неплохую подготовку для будущей роли цемента, скрепляющего межродовые союзы. Мне даже будущего мужа уже подобрали. Но все пошло прахом, когда мой отец и брат погибли, — Орана вздохнула и помассировала левую кисть, — теперь мои руки покрыты мозолями от рукояти меча, но, стоит мне взять всего несколько аккордов, как пальцы уже начинают болеть, да и голос уже не тот.

— Что Вы! — воскликнул Иган, — у Вас прекрасный, очень теплый и душевный вокал!

— Благодарю! — Орана чуть склонила голову, — если ты не возражаешь, то я еще немного пошалю. Присаживайся, если хочешь.

— Да, конечно! — перекинув снятую куртку через спинку стула, Иган сел рядом, — сыграйте еще что-нибудь.

— Попытаюсь, — пальцы, скрипнув, скользнули по струнам.

— Черт! — недовольно крякнув, Орана попыталась еще раз взять непослушный аккорд, но упрямые струны вновь ускользнули от нее. Третья попытка также не увенчалась успехом.

— Совсем разучилась! — констатировала она и принялась тереть покрасневшие подушечки пальцев, — практики не хватает, да и песня не под настроение. Может, что-нибудь другое? Поспокойнее?

— Тут Вы хозяйка — Вам и решать! — заверил ее Иган, — но, если Вам тяжело, то не надо, не мучайте себя. Как-нибудь в другой раз…

— Ладно, уговорил, — Орана перехватила гитару поудобнее, — еще одну, последнюю на сегодня.

По комнате заструился неторопливый ритм вальса. Иган закрыл глаза, полностью обратившись в слух.

Иган открыл глаза, с неохотой расставаясь с усыпляющей магией музыки. Орана осторожно поставила гитару в угол. Поймав ее взгляд, он увидел в нем скрытую боль, словно окончившаяся песня все еще продолжала звучать в ее душе.

В этот миг порыв ветра ворвался в приоткрытое окно и громко хлопнул входной дверью, загасив оплывший огарок. Иган торопливо зашарил рукой по столу.

— Что ты ищешь? — Орана подошла и остановилась прямо перед ним.

— Огниво.

— Зачем?

— Зажечь свечу, — Иган медленно повернулся к едва различимой в темноте женщине. Его лица коснулось легкое дуновение воздуха, когда ее платье с тихим шелестом упало на пол.

— Зачем?

На небе зажглись первые звезды, и сверчки уже затянули свою заунывную песню, а во дворе, при свете факелов, несколько взмыленных гвардейцев продолжали истово отрабатывать новые упражнения и приемы. Две недели занятий буквально перевернули все их представления о фехтовании с ног на голову. Зато теперь, когда в их головах будто прорвало старую дамбу, и в них проснулось понимание, постоянные тренировки стали для солдат куратора чуть ли не самым важным делом в жизни. Тем более, что продолжительность этой самой жизни находилась в прямой зависимости от их усердия. Лязг мечей порой не стихал даже ночью.

На увитый густым плющом балкон второго этажа, еле различимая в тенях, шагнула рослая широкоплечая фигура.

— Госпожа?

— Да, Чеп, я слушаю, — стоящая у парапета Орана даже не пошевелилась, глядя вниз сквозь листья.

— Йелс идет на поправку, скоро он снова встанет в строй.

— Прекрасно! А что с Колеском?

— С ним сложнее, но сестры говорят, что его жизни ничто не угрожает, хотя поваляться ему придется изрядно.

— Хорошо. Что еще?

— В остальном все как обычно: мечи наточены, лошади накормлены.

— Спасибо, Чеп. Можешь идти.

— Госпожа?

— Что?

— Говорят, что вчера, во время налета на Бадейкин Ров, среди людей Криворукого опять видели тех двух незнакомцев, и они расспрашивали всех об одном человеке. Судя по описанию, речь шла о нашем госте.

— Я знаю.

Чеплок подошел ближе и тоже посмотрел вниз, на Игана, который, сидя ни табурете, наблюдал за тренирующимися солдатами и время от времени делал им замечания, подкрепляя свои слова длинной хлесткой хворостиной.

— Почему Вы не скажете ему, что его разыскивают?

— Я не хочу, чтобы он сбежал. Он очень ценен для нас.

— Вам не кажется, что его присутствие, точнее, его поиски тоже обходятся нам очень и очень недешево? Криворуковцы осмелели и, похоже, собираются разграбить всю округу. Если так пойдет и дальше, то рано или поздно они и к нам на порог заявятся.

— Они не посмеют.

— Мне бы Вашу уверенность, — покачал головой Чеплок, — в их рейдах чувствуется система. Они его ищут, и круг их поисков неуклонно сжимается вокруг Кабаньего Холма.

— Почему ты считаешь, что, получив желаемое, они угомонятся?

— Я не утверждаю, но такой исход представляется мне вполне вероятным. Можно поговорить с Иганом, чтобы он сам попробовал их убедить.

— Криворуковцев словами не остановишь. Они вошли во вкус, а, утратив цель, они начнут атаковать хаотично, как прежде. Лучше не станет. А вот от Игана есть вполне ощутимая польза. Этого, надеюсь, ты отрицать не станешь?

— Что есть, того не отнять. За последнее время наши потери сократились в разы. Ребята, особенно новички, теперь чувствуют себя гораздо уверенней.

— И это после всего пары недель тренировок! Я же говорю, сейчас он крайне ценен для нас!

— Для нас или для Вас?

— Что ты хочешь сказать? — Орана повернулась к солдату. На ее укрытом тенью лице холодно поблескивали глаза, — давай, выкладывай.

— Боюсь, что я и так сказал слишком много, — потупился Чеплок, — мне нечего добавить.

— Не стесняйся, мы же с тобой в детстве на одном горшке сидели, говори.

— Я не могу это сформулировать… все на уровне ощущений, интуиции…

— И?

— Мне кажется, что Вы слишком уж сильно… ну… привязались к Игану.

— С чего ты взял?

— Вы столько времени проводите с ним вместе — на тренировках, на охоте. Завтракаете за одним столом. Мне Вы такой чести не оказываете.

— Извини, Чеп, но ты — мой подчиненный, а Иган — мой гость.

— Вы не находите, что для гостя он иногда слишком много себе позволяет.

— Дело в том, что для него я не командир, не сюзерен, не политический союзник. Я для него — никто, а потому Иган может думать обо мне все, что хочет, и высказывать мне все, что думает. С другой стороны, он — единственный, с кем и я могу свободно говорить на отвлеченные темы, не приправляя свои слова скрытым смыслом и не отыскивая второе дно в его рассуждениях. Согласись, в нашем непростом мире такая возможность представляется нечасто.

— Но еще ни одному из своих гостей Вы прежде не позволяли безнаказанно бить себя по лицу перед всем отрядом.

— Просто ни одному из моих гостей не хватило для этого смелости. Желающих-то, поди, было предостаточно.

— Иган не знал Вас так хорошо, как знали они.

— Ошибаешься! — Орана отвернулась и облокотилась на парапет, — иногда мне кажется, что еще никто не понимал меня лучше, чем он.

* * *

— Не-е-ет! — Иган изогнулся дугой, вырываясь из цепких объятий сна. Тело еще жгло воспоминание о рвущих плоть ледяных лезвиях, — нет!!!

Рядом в темноте заворочалась сонная Орана.

— Нет, нет!!! — слова с трудом прорывались сквозь судорожное, захлебывающееся дыхание, — только не это, только не сейчас!

— Что с тобой, милый? — Игана коснулись обжигающе теплые женские руки, — тебе что-то приснилось… ай!

Орана отпрянула, вздрогнув как от удара электротоком.

— О, нет! — прошептал Иган еще раз.

Послышался лязг кресала, и комнату осветило колеблющееся пламя. В его свете каждый вздох Зверолова таял облачком искрящегося тумана.

— Что происходит? — ладонь Ораны скользнула по его блестящему от пота лбу, — ты холоден как лед!

— Это сон, просто сон, — опровергая свои же собственные слова, Иган заскрипел зубами и вцепился в одеяло скрюченными от боли пальцами, словно желая загнать обратно рвущийся наружу призрак прошлого, — это… сон…

Быстрым движением Орана буквально вырвала у него скомканное одеяло и отбросила в сторону. Даже в неверном свете свечи было видно, как она вдруг побледнела. Протянув дрожащую руку, она коснулась его груди кончиками пальцев и тут же отшатнулась с испуганным вскриком. Свеча выпала из ее руки и погасла, обрызгав левую щеку Игана каплями горячего воска. В широко распахнутых от ужаса женских глазах отпечаталось отражение ненавистного шрама на его груди, покрытого коркой сверкающего инея.

— Итак, давай еще раз попробуем расставить все по местам, — Орана поплотнее запахнулась в халат, безуспешно пытаясь унять бьющую ее дрожь. Воздух был буквально пропитан запахом бушевавшего в ее крови адреналина — запахом страха.

Вместо ответа Иган, сидевший на краю кровати в одних штанах, только пожал плечами. Отобранный у Куратора незаряженный арбалет он положил на подушку рядом с собой, но все равно продолжал ощущать себя как под прицелом. Сбегающие по животу холодные капли талой воды неприятно щекотали кожу.

Сидя друг напротив друга в бледном свете зачинающегося рассвета, они, растеряв в одночасье все с таким трудом наработанное доверие, словно вернулись почти на месяц назад, к самому началу.

— Кто ты такой, черт тебя подери? Опять скажешь, что человек?

— Конечно! Или после всего, что между нами было, ты мне по-прежнему не веришь?

— После того, что было… — рефреном повторила Орана и зажмурилась. От воспоминания о холоде, которого она коснулась, ее руки покрылись мурашками, — я хочу понять, с кем… провела в постели эти четыре ночи, какое чудовище в человеческом обличье покрывало поцелуями мое… тело, какому… монстру отдала я свою любовь?

Женщине требовались поистине титанические усилия, чтобы проталкивать горькие слова через схваченную спазмом глотку и непослушные трясущиеся губы.

— Сколько раз мне нужно повторять одно и то же!? — вскричал Иган, — я — Человек!!!

— Хорошо, ладно, человек так человек, — еле слышно проговорила Орана не открывая глаз и неожиданно зашла совсем с другой стороны, — ты ведь уже бывал в наших краях, верно?

— Да.

— И тогда, пятнадцать лет назад, ты тоже был здесь?

— Да, — изворачиваться не имело смысла, да и сколько можно лгать!

— Мой отец считал, что в ту ночь Ледяной Дьявол забрал души всех нечестивцев, что посмели потревожить его покой. Я тоже так считала, потому и не спрашивала об этом раньше, но, как я погляжу, мы с ним ошибались.

— Да, — был вынужден признать Иган, — ошибались.

Его страшило то ледяное спокойствие, что обрел вдруг голос Ораны. По собственному опыту он знал, что лишь тончайшая, как стенка мыльного пузыря, грань отделяет ее от взрыва ярости. Иган словно оказался в обманчивой тиши глаза набирающего силу шторма. Что бы он ни сделал, что бы ни сказал — дальше будет только хуже.

— Интересно, как же тебе удалось остаться в живых?

— Я не знаю.

— Что за сделку ты заключил с Ледяным Дьяволом?

— Какую еще сделку?!

— Чем ты смог откупиться от Него? Своей бессмертной душой?

— Послушай, я не…

— Или ты всего лишь инструмент в Его руках? — Орана словно не слышала Игана, — слепое орудие для реализации Его планов?

— Что за чушь ты несешь!?

— Как тебе удалось выжить после прикосновения его смертоносных когтей? Как тебе удалось из них вырваться?

— Я сбежал.

— Сбежал? Пф-ф! Разве возможно убежать от Смерти?

— Возможно, невозможно, но это так.

— Что ж, допустим, — Орана расцепила руки и неторопливо опустила их на подлокотники кресла, — пусть ты позорно убежал. Но зачем же ты в таком случае вернулся? Прогуляться по местам боевой славы? Полюбоваться на дело рук своих?

— Да я понятия не имел о том, что здесь произошло после! — затряс головой Иган, — я полгода на койке провалялся, а потом еще почти двенадцать лет за решеткой отсидел!

— На мой взгляд, с тобой обошлись слишком мягко.

— Пусть так, но я готов нести всю ответственность за содеянное. Если бы я только мог что-то изменить или хоть как-нибудь помочь…

— Ты ради этого вернулся?

— Честно говоря…

— Тогда зачем?

Иган молча встал и подошел к окну. Он чувствовал себя стоящим на краю пропасти. Он очень долго бежал, не разбирая дороги, и теперь ему предстояло сделать очередной шаг, к которому вела его неумолимая судьба, но под занесенной ногой разверзлась бездна. Однажды он уже шагнул в нее по собственной воле, но жизнь, словно издеваясь, вновь поставила его перед этим непростым выбором.

— Я — профессиональный Зверолов, и Ледяной Дьявол — мой последний контракт, я должен изловить его и посадить на цепь, — его тихие слова упали в колодец молчания, глубина которого увеличивалась с каждой секундой, — прости.

Орана медленно покачала головой и с явным трудом разлепила губы.

— Ты или дурак или снова лжешь. Я уже говорила, что это невозможно. Мертвым нет места среди живых.

— Но я должен хотя бы попытаться.

— Ради чего? — Куратор говорила пустым, лишенным каких-либо интонаций голосом, глядя в одну точку перед собой, — чтобы разнести эту заразу по другим… мирам? Или ради денег? Ради славы?

— Я давно уже вышел из того возраста, когда эти слова что-то значат. Да, мне отвалили кучу денег, но я согласился не из-за них, — не зная, куда деть руки, Иган теребил мокрые завязки штанов, — дело во мне самом.

— Это в любом случае самоубийство. Почему ты так настойчиво ищешь смерти?

— Я ищу ответы, — Иган в отчаянии ударил кулаками по подоконнику, — после того, как Он меня коснулся, вся моя жизнь полетела в тартарары. Я потерял все. Он отравил мое тело, мою душу, заставив возненавидеть самого себя. Да, я действительно устал от этой жизни, но, напоследок, я хочу еще раз взглянуть Ему в глаза. Какая-то Его часть, сидящая глубоко внутри меня требует этого, и я не в силах противостоять ее зову. Я тоже хочу избавиться от своего собственного проклятья раз и навсегда. Целый месяц оно не напоминало о себе, и я уже начал надеяться, что освободился от него, но этой ночью все пошло прахом.

— Я сплю, — Орана с мольбой посмотрела на Игана, — скажи мне, что я сплю, и все происходящее мне снится.

— Прости, — вздохнул он, — но, боюсь, это не сон.

— Мне не за что прощать тебя. В том, что злой рок избрал именно тебя для последнего удара по моей семье, нет твоей вины. Фамильные гербы не лгут, их проклятья всегда сбываются, — женщина закусила губу, было видно, как влажно блестят ее глаза, — все, чего касается Ледяной Дьявол, оборачивается кошмаром. Я пыталась быть сильной, пыталась противиться судьбе, но все бесполезно. Он и меня лишил отца и брата, лишил беззаботной юности, против воли заставил взять в руки оружие и отправил убивать. Я не хотела этого, видит Бог, не хотела, но у меня не оставалось выбора.

Но какие бы усилия я ни прилагала, ситуация только ухудшается. Язва Гнилых Земель разрастается с каждым годом, весь Восточный Предел захлестнула волна грабежей и разбоя, я теряю людей почти каждый день. Я словно борюсь с многоглавой гидрой, у которой взамен одной отрубленной головы вырастают две новых. Я чувствовала, что до конца уже недалеко, но даже не предполагала, сколь изощренно жестоким окажется последний удар.

В тот самый миг, когда мне показалось, что жизнь начала разворачиваться ко мне светлой стороной, когда впереди забрезжил лучик надежды на снисхождение небес, ты выдернул эту последнюю опору из-под моих ног. Это что, судьба?

— Это судьба, — покачал головой Иган.

— И ты спокойно отдашь меня ей на растерзание?

— Увы, но я ничего не могу поделать.

— Останься.

— Что? — опешил Зверолов. Он ожидал чего угодно, но только не такого поворота, — ведь я…

— Мне все равно, — Орана встала с кресла и подошла к Игану, обвив руками его шею, — я приму тебя таким, какой ты есть. А остальные… никто ничего не узнает. Вдвоем мы сумеем победить обстоятельства, что как бессловесную скотину гонят нас на убой. Мы сумеем…

— Я не могу.

— Но почему, почему? Разве я многого прошу? — черты Ораны вдруг поплыли, как восковая маска, не выдержавшая жара пылающего внутри огня. Губы ее задрожали, и по щекам покатились первые соленые капли слез, — без тебя моя жизнь окончательно утратит смысл. Я устала казаться сильной, а рядом с тобой я не боюсь быть слабой и зависимой. Ты — единственный, кто дал мне почувствовать себя женщиной, любимой и желанной. Ты — та самая дверь, которую я искала всю свою жизнь. Ты для меня как наркотик, помогающий вытерпеть боль окружающей повседневности. Пусть я слепая эгоистка, но я не хочу расставаться с тобой, кем бы ты ни был.

— Я не могу, — повторил Иган, — скрывающийся во мне яд разъедает все, с чем соприкасается. Я не хочу, чтобы он отравил и тебя.

— Я это выдержу, ради тебя я все выдержу! — Орана трясущимися руками гладила его жесткие волосы, — я окружу тебя своей любовью и лаской, укрою заботой и теплом. Я утолю твою боль, сделаю все, чтобы ты забыл о своих страхах. Только не уходи!

— Ты не понимаешь. Это сильнее меня.

— Так будь же сильным и ты! — вскричала Орана, — почему сдаешься без боя!? Почему даже не пытаешься бороться!?

— Я боролся с собой все пятнадцать лет. И каждый день терпел поражение. Только здесь, рядом с тобой, я смог на время забыть о таящемся внутри меня монстре, но теперь, после месяца спячки, он снова проснулся. Пробудись он раньше, мне ничего не стоило бы одним лишь усилием мысли свести в могилу и тебя и всех твоих домочадцев. Сейчас я не желаю вам зла, но мне порой бывает очень трудно удерживать моего демона в узде. Мне нельзя более оставаться в твоем доме. Я не хочу подвергать тебя опасности.

— Я не боюсь!

— Дело не в этом. Страшно мне самому, — Иган взял женщину за руки и попытался отстраниться, но Орана только крепче в него вцепилась, — пойми, я никогда не прощу себе, если из-за меня с тобой что-нибудь случится.

— Тогда… — Орана судорожно сглотнула, — тогда уходи. Улетай. Возвращайся в свой далекий дом, но молю, заклинаю тебя — не ищи встречи с Ледяным Дьяволом! Ты погибнешь!

Уж лучше ты будешь где-то далеко, но живой, чем здесь, рядом, но мертвый. По ночам я буду смотреть на звездное небо, думать о тебе и надеяться, что когда-нибудь ты вернешься, и мы с тобой все же откроем эту счастливую дверь нашей жизни.

— Ты все еще не понимаешь, — у Игана защипало в глазах, ему было мучительно больно оттого, что он заставлял страдать других людей, но, по-видимому, оставался только один способ объяснить Оране весь кошмар того, с чем она столкнулась. Он закрыл глаза и мысленно распахнул настежь ворота плотины, что возводил в своей душе долгие годы.

Сбегавшая по его щеке слеза в одно мгновение застыла сверкающей льдинкой. Орана в его объятиях дернулась как от удара, и в ту же секунду со двора донесся пронзительный собачий визг, лошади в конюшне громко заржали, колотя копытами по дощатому полу, с деревьев в воздух взлетели тучи испуганно галдящих птиц. Хлесткая волна иррационального, безымянного и леденящего душу ужаса прокатилась по окрестностям, заставив вздрогнуть и затрепетать от страха сердца всех живых существ.

— Это не та дверь, что ты думаешь, — Иган осторожно перевел дух, чувствуя, как оттаявшая слезинка покатилась дальше, — за ней нет ничего для тебя. Только смерть.

Бессильно обмякшая Орана медленно осела на пол. В ее широко открытых глазах застыла невыразимая боль. Запрокинув назад голову, она издала какой-то тоскливый звериный вой, полный отчаяния и скорби.

Она все поняла.

— Госпожа?

— Да, Чеплок, входи.

Стараясь ступать как можно тише, рослый сержант вошел в кабинет и остановился около стола. Обхватив руками голову, Куратор сидела перед расстеленной картой Восточного Предела. Несмотря на то, что утренний свет еле пробивался через плотные шторы, от Чеплока не укрылось, какие покрасневшие и опухшие у нее глаза.

— Вы совсем не спали?

— Не могу заснуть, — Орана шмыгнула носом. Прямо перед ней на карте темнели мокрые пятна.

Поднимаясь сюда, Чеплок видел Игана, одиноко сидящего в пустой столовой, и не мог не сделать из увиденного соответствующих выводов. Он нахмурился, озабоченно поджав губы.

— Знаете что, моя госпожа, — произнес солдат после некоторого раздумья, — я рискую навлечь на себя Ваш гнев, но считаю, что Вам следует знать мое мнение.

— Да? — Орана даже не пошевелилась.

— Ваше… увлечение нам слишком дорого обходится, — Чеплок перевел дух и торопливо заговорил снова, словно спеша выложить все, что накипело у него на душе, до того, как его четвертуют, — Вы не подумайте, в моих словах нет ревности. Да, я люблю Вас… как командира, и меня не могут не беспокоить происходящие с Вами перемены. Вы пренебрегаете своими прямыми обязанностями, свалив на меня решение почти всех вопросов. Вы больше проводите время в обществе Игана, нежели со своими солдатами, тогда как сейчас это было бы совсем нелишне. Криворуковцы совсем осатанели и, если дело так пойдет и дальше, они весь Предел разнесут по кирпичику. Вы же, госпожа, проявляете совершенно нехарактерную для Вас пассивность, в то время как ситуация требует решительных действий.

— Что ты предлагаешь, Чеп?

— Возможно, нам следует попросить подкрепления у Вашего кузена и провести с его помощью несколько массированных облав. В ключевых точках, в первую очередь около мостов надо оборудовать укрепленные заставы, рассечь Предел на районы и максимально осложнить бандитам перемещение между ними. Активизировать работу с информаторами, сетью которых Вы всегда так гордились, — Чеплок подался вперед, опершись на стол руками, — я могу предложить еще дюжину мероприятий, но в первую очередь надо сделать другое.

— Что?

— Нужно отпустить Игана, отдать криворуковцам человека, которого они разыскивают, вне зависимости от того, зачем он им нужен. Я уверен, что вся нынешняя каша заварилась именно из-за него. Решать, конечно, Вам, только помните, что эмоции — плохой советчик. Я понимаю, что…

— Человека? Ты сказал — Человека? — Орана, наконец, подняла взгляд на гвардейца. Уголок ее рта чуть подрагивал он невыносимого желания сорваться в истерический хохот, — о, Боги! Ты даже не представляешь себе, Чеп, КТО все это время находился с нами под одной крышей!

Знакомый стук каблуков по лестнице оторвал Игана от невеселых дум. В столовую быстрым шагом вошла Куратор, держа в руках большой мешок. Она бросила его на стол перед Звероловом.

— Что это? — он поднял на нее глаза. На осунувшемся лице Ораны уже не осталось никаких следов ночных переживаний, оно было сосредоточенным и решительным.

— Вещи в дорогу: одежда, запас провизии, посуда, огниво… Должно хватить дней на пять. Вот тебе немного денег, — рядом с мешком с глухим звоном упал пухлый кошель.

— Ты… Вы отпускаете меня?

— Мы уже сказали друг другу все, что хотели, нам больше не о чем говорить, — окаменевшее лицо Ораны напоминало фарфоровую маску, — Карла уже оседлана и ждет тебя во дворе.

— Но куда я поеду?

— Смотри сюда, — женщина расстелила на столе карту и стала давать Игану пояснения, используя в качестве указки вынутый из ножен на поясе тонкий кинжал, — мы находимся вот здесь, на Кабаньем Холме. Спустишься вниз до перекрестка и повернешь направо. Потом едешь вот тут, тут, переправляешься по мосту через Сизый Ручей, а дальше все время прямо до Агапина Бора. Это около двух дней пути, если нигде не задерживаться.

Орана сняла с пальца перстень и положила его на карту.

— Вот тебе универсальный пропуск по всему Восточному Пределу. Если встретишь патруль — покажи им перстень, и солдаты выполнят любую твою просьбу. В Агапином Бору на заставе попроси кого-нибудь показать тебе дорогу до моего охотничьего домика, — рядом с перстнем легла связка ключей, — там на чердаке стоит сундук, в котором ты найдешь все свои вещи.

— Мои вещи?

— Все, что забрали у тебя люди Рукавчика.

— Где вы их нашли?

— После стычки у таверны Боло твои приятели очень торопились унести ноги, и моим гвардейцам удалось догнать их только на границе Гнилых Земель.

— Что они с ними сделали? Убили?

— Не успели. Кто-то расправился с твоими обидчиками раньше, да так тщательно, что мои люди даже не смогли толком определить, сколько всего человек там полегло. Я все недоумевала, кто бы это мог быть, но теперь догадываюсь… — Орана умолкла.

— Почему Вы мне ничего об это мне говорили?

— Теперь это уже не важно, — женщина тряхнула головой, словно очнувшись, — езжай, забирай свое барахло.

— И что мне делать потом?

— Решай сам, — Орана пожала плечами, — иди куда хочешь, делай что хочешь, но запомни: даже близко не подходи к Гнилым Землям! — острие кинжала процарапало бумагу вокруг скалистого отрога с вытекающей из него речушкой в левом верхнем углу карты, — своим патрулям в том районе я отдала приказ стрелять без предупреждения. И они не промахнутся! Вы уже и без того принесли в наши земли достаточно зла. Я более никому не позволю играть в игры с Запретными Легендами! Ледяной Демон и его Семя Проклятья — мой личный рок, и я разберусь с ним сама!!!

Сдерживаемые ею эмоции, в конце концов, дали о себе знать, и в конце своей тирады Куратор с громким стуком всадила кинжал в самую середину запретной территории.

— Убирайся с моих глаз! Исчезни из моей жизни! — она выбросила руку в сторону выхода, — и никогда, слышишь, никогда больше сюда не возвращайся!!! Появишься на моем пороге — пристрелю!!!

Не в силах больше сдерживаться, Орана резко развернулась и буквально выбежала из столовой.

Отбрасываемая ее кинжалом длинная черная тень медленно двигалась по карте вслед за восходящим солнцем, постепенно наползая на Кабаний Холм.

* * *

Сопровождавший Игана патрульный отдал честь и, развернув лошадь, скрылся в утреннем тумане. Зверолов тронул пятками бока Карлы, пустив ее вперед неспешным шагом. Деревья, выплывающие навстречу из белой дымки, расступились, и тропа вышла на лесную поляну. Еще через некоторое время впереди замаячило большое темное пятно, постепенно принимающее очертания дома. Поначалу он показался Игану огромным, но вскоре он сообразил, что это густой туман так играет с его зрением.

В действительности охотничий домик оказался приземистым строением с пристроенной сбоку конюшней и поленницей, заботливо уложенной рядом с крыльцом. Подъехав ближе, Иган обратил внимание, что дрова местами уже начали обрастать мхом, а войдя внутрь только убедился в правильности своей догадки. Домом не пользовались уже много лет.

Внутри царили пыль и запустение, затхлый, пропахший плесенью воздух лениво покачивал свисавшие с потолка лохмотья паутины. Все подоконники были усеяны дохлыми мухами. Остановившись посередине единственной комнаты, Иган окинул ее взглядом. Две большие, небрежно застеленные кровати, шкаф с выстроившимися на полках книгами, заваленный бумагами письменный стол и очаг, давно позабывший, что такое жар огня. На вешалке висела коричневая куртка и пустая перевязь, в углу сиротливо стояли чьи-то кожаные сапоги. Если бы не пыль и паутина, то вполне можно было подумать, что хозяин отошел лишь на минутку и скоро вернется.

На кухне наблюдалась примерно такая же картина, а вот на ведущей на чердак лестнице обнаружились относительно свежие следы. В покрывавшей перила пыли кто-то оставил темные полосы, когда хватался за них руками. Поначалу Иган несколько насторожился, но обнаруженный им на одной из ступенек комочек засохшей грязи с прилипшей пожухлой травой рассеял его опасения. Оставленным следам было около месяца. Примерно столько же, сколько он провел у Куратора в доме. Пока все сходилось.

Поднявшись по скрипучим ступеням, Иган откинул крышку ведущего на чердак люка. Цепочка четких следов вела к стоящему под скатом крыши старому, обитому железом сундуку. Воспользовавшись вторым ключом, что дала ему Орана, он открыл тяжелый висячий замок и поднял крышку.

Орана не обманула его. В сундуке действительно лежали вещи из похищенного у Игана рюкзака. На самом верху валялся контейнер, в котором хранилась чешуйка Эрамонта. Зверолов протянул руку и откинул его изрубленную и покореженную крышку, издавшую при этом тонкий жалобный скрип.

Контейнер был пуст.

Сидя на краешке кровати, Зверолов невидящим взглядом смотрел на лежавший на полу посреди комнаты мешок, в который он свалил содержимое сундука. Его угловатая груда напомнила ему, как в детстве он разбил вазу и, собрав ее осколки в узел, наспех сделанный из старой футболки, никак не мог решить, что делать дальше. То ли сразу выкинуть, то ли спрятать, и при удобном случае попытаться вазу склеить. С одной стороны, выкидывать было жалко, но, с другой, было очевидно, что, как ни старайся, восстановить ее в прежнем виде невозможно. И, точно так же, он сидел перед бесформенным узлом, топорщащимся острыми углами осколков, и не знал, что делать дальше.

Говорят, что у кошки девять жизней. А сколько жизней у него, у Игана? Сколько их он уже разбил? И сколько у него еще осталось в запасе?

Первую свою жизнь Иган потерял после встречи с Эрамонтом, лишившись почти всего, что имел. Семья, друзья, работа — от тех времен даже осколков-то не осталось, одни лишь воспоминания.

Вторую жизнь он посеял где-то на пыльном дворе таверны Боло. Странно, но вот о ней он как раз совсем не жалел.

Третью, только-только начинавшую налаживаться жизнь, он вдребезги разнес позавчера всего за одну ночь. Оставленные этим ударом трещины в его душе нестерпимо ныли, не давая толком заснуть вторые сутки подряд.

А теперь этот мешок. Не то издевка, не то индульгенция, предлагающая вернуться назад и попробовать еще раз. Попробовать склеить то, что было когда-то разбито. Вот только возвращаться в эту жизнь у Игана не было ни малейшего желания.

Кехшавад со своей командой, скорее всего, давно уже улетел восвояси, он не тот человек, что стал бы надеяться на чудо, тем более так долго. Ну и черт с ним! Будь проклят и он и Серго с их дурацкой затеей! С досады на самого себя Иган в сердцах плюнул на пол. Был бы умнее — отказался бы сразу! Прожил пятнадцать лет с этой пиявкой в душе, и ничего — замечательно прожил бы еще столько же! Чего ему недоставало? Худо-бедно, но у него было все, что он только мог пожелать, даже несмотря на условный срок. Дом, яхта, деньги, женщины… а что теперь? Ничего, абсолютно ничего, только перстень на пальце.

Иган поднял руку и посмотрел на потемневшую от времени серебряную печатку. Надо бы ее при случае вернуть хозяйке. Орана, кажется, обещала пристрелить его, если он вдруг заявится? Интересная мысль! Возможно, он и воспользуется этой возможностью, когда станет совсем уж невмоготу.

Наклонившись вперед, Иган подтянул мешок к себе. Он отыскал в нем гарнитуру и нацепил ее на ухо, нажав пару раз кнопку вызова. Как и следовало ожидать, эфир отозвался лишь шипением помех и треском далеких грозовых разрядов. Сняв наушник, Иган бросил его на стол и поднялся с кровати. Раз уж ему позволено идти куда угодно и делать что угодно, то он вполне может несколько дней пожить здесь, в охотничьем домике Ораны. Иган решил немного осмотреться.

Всего полчаса — и дом буквально ожил. В конюшне Карла шуршала соломой и время от времени стучала копытами по полу. В очаге весело потрескивали поленья, а грязная посуда отмокала в ведре с водой (колодец обнаружился сразу за домом). Вооружившись веником, Иган быстро одержал победу над паутиной. Борьба с покрывающей все вокруг пылью отняла несколько больше времени главным образом потому, что, протирая книжные полки, Иган не мог удержаться, чтобы не заглянуть в некоторые из стоявших на них фолиантов.

Покончив с уборкой, Зверолов заварил себе крепкого чаю и, с чашкой в одной руке и тарелкой с бутербродами в другой, переместился за письменный стол, дабы разобраться с ворохом застилавших его бумаг.

Довольно скоро он выяснил, что все эти карты, чертежи и записи касались подготовки одной-единственной охоты. Той самой охоты, что стала последней для отца Ораны и ее брата. Настроение у Игана снова испортилось, но он все же продолжил изучать оказавшиеся в его распоряжении документы.

Постепенно, шаг за шагом, начал вырисовываться план, по которому собирались действовать охотники. Сначала требовалось проникнуть в самое сердце Гнилых Земель и раздобыть Семя Проклятья. Судя по заметкам на полях карт и хаотично разбросанным по другим бумагам заметкам, они и сами толком не знали, что Оно из себя представляет.

Далее намеченный по карте маршрут вел к тропе, уходящей в горы несколько восточнее. Туда, на узкий каменный карниз, миновать или обойти который не представлялось возможным, предполагалось заманить Ледяного Дьявола, привлеченного Семенем, а после завалить тропу камнями, чтобы Он уже не смог по ней вернуться обратно в Восточный Предел, навсегда оставшись в безлюдных Восточных степях.

Иган продолжил просматривать бумаги и обнаружил под ними толстую потрепанную книгу. Он не сразу смог разобраться в хитросплетении витиеватых букв на ее обложке, но, в конце концов, прочитал: «Генеалогия демонов».

Что ж, вот мы и свиделись. Пусть поздно, но ему, наверное, следует ознакомиться, наконец, и с первоисточником.

Иган вздохнул и наугад открыл книгу. Его руки вздрогнули, когда перед глазами неожиданно оказались те самые строки, которые цитировала когда-то Орана. Если чуть поразмыслить, то становилось понятно, почему именно эта страница открылась, словно сама собой, ведь именно ее штудировал старый Куратор, собираясь на свою последнюю охоту, охоту на миф. Тем не менее, жутковатое совпадение заставило зашевелиться волосы на голове у Игана. Нервно сглотнув, он начал читать.

Вскоре стемнело, и он зажег стоявшую на столе свечу, чей подсвечник покрывала развесистая борода из восковых потеков. В этом доме, определенно любили посидеть над бумагами. Одолев несколько страниц тяжеловесного и мрачного стиха, Иган решил вернуться в самое начало книги, чтобы лучше уяснить основы местной мифологии. Странно, но он совсем не воспринимал «Генеалогию» как своеобразную сказку для взрослых, скорее как справочник по чужеземной фауне одной из обитаемых планет.

Иногда он ловил себя на мысли, что здесь, на Пракусе, миф и реальность, возможно, переплелись гораздо теснее, нежели он привык считать. Какая тонкая грань отделяет их друг от друга, и существует ли такая грань вообще? Насколько ничтожен Человек, возомнивший себя Царем природы и осмелившийся бросить вызов ее богам! Не окажется ли, что вся наша технологическая цивилизация — лишь маленький ребенок, самозабвенно играющий в куличики посреди огромной стройплощадки, на которой орудуют огромные экскаваторы и бульдозеры, способные в один миг раскатать его в тонкий блин, даже не замедлив хода. В такие моменты Игану становилось откровенно жутко, его спину покрывали холодные мурашки, и он подбрасывал в огонь еще пару поленьев или просто неподвижно застывал, глядя в черноту окна и представляя себе чудовищ, что бродят там, в темноте.

Негромкий, но настырный писк выдернул его из бездонных объятий сна. Несколько секунд Иган вообще не мог сообразить, где он находится. Льющийся в окна бледный утренний свет освещал разбросанные вокруг бумаги и раскрытую книгу перед ним. Он, похоже, заснул прямо посередине недочитанного предложения. Но что это за звук? Понимание пришло с заметной задержкой, и электрическим разрядом обожгло позвоночник, заставив Игана подпрыгнуть на стуле.

Гарнитура!

Невероятно, но кто-то вызывал его на связь!

Он начал лихорадочно копаться в картах, разыскивая закопанный под ними передатчик. Вот! Иган так разволновался, что наушник выскользнул у него из рук и упал на пол. Он, чертыхаясь, зашарил рукой под столом, ловя тревожно пищащее устройство. Ухватив гарнитуру, он трясущейся рукой насадил ее на ухо, даже не отряхнув от прилипших к ней прядей паутины.

— Да, да! Я слушаю! Кто это!?

— Черт!!! Иган, это ты!? — возбужденный крик Кехшавада чуть не оглушил его, — слава Богу! Мы уже и не надеялись… Ты в порядке?

— Да, у меня все нормально, — Иган еще не до конца отошел после сна и никак не мог запрыгнуть на подножку стремительно ускоряющейся действительности, — я думал, что вы уже давным-давно улетели!

— Ты что! Как мы могли! Мы чуть с ног не сбились, разыскивая тебя, всю округу вверх дном перевернули! Ты где пропадал все это время?

— Я… гостил у местного начальства.

— У Куратора? — удивился адмирал, — ты был в плену у этой стервы? И остался жив? Ох, черт, я точно говорю, рано или поздно, но она допрыгается!

— С чего Вы так взъелись? — Иган немного опешил, — мы с ней неплохо ладили. И, в конце концов, именно Орана и ее люди спасли мне жизнь.

— Ага, и после этого старательно убеждали всех, будто ты умер! Эта чертовка, видать, дьявольски хитра и изобретательна. Мы больше месяца носились по окрестностям, но так и не нашли ни малейшего твоего следа. Ни тебя, ни твоих вещей, ничего! Хорошо она тебя упрятала!

— Вы что, действительно искали меня? — недоуменно переспросил Иган.

— Не то слово! Чуть ли не каждый дом обшарили!

— Но… но почему я ничего об этом не знал?

— Ты что, все это время в лежку провалялся?

— Да нет, я уже давно на ногах. Я даже специально просил сообщать мне, если мной кто-то будет интересоваться, но мне говорили, что все тихо.

— Ну, что я могу сказать, — Кехшавад вздохнул, — тебя водили за нос как слепого котенка. Мягко стелили, но держали на коротком поводке. Чем ты этой бабе приглянулся-то? Что она с тебя поимела?… Черт, подожди, не говори! Я все понял! Черт, черт, черт! Каким же очевидным кажется решение, когда оно уже известно! Ребята все жаловались, что в последнее время стражники стали драться гораздо лучше, чем прежде, что изменилась тактика их действий. Ты что, инструктором подрабатывал? Я угадал?

— Такова была плата за сохраненную мне жизнь, — тень подозрения заставила Игана нахмуриться, — а Вы каких ребят имеете в виду?

— Это неважно, — Кехшавад поспешил сменить тему, — главное, что ты нашелся! Но нам теперь надо поторопиться! Мы и так уже столько времени потеряли! Где ты сейчас?

— Поторопиться? — не понял Иган, — Вы о чем?

— Об Эрамонте, о чем же еще? У нас осталось чуть больше недели на все про все. Потом на орбитальную вахту заступает другая смена, и нам уже не удастся выскользнуть с Пракуса незамеченными. У тебя уже есть какие-нибудь соображения?

Решение пришло мгновенно. Игану даже не пришлось ничего обдумывать, взвешивать за и против. Его губы, которые, похоже, лучше знали его истинные мысли, чем он сам, самостоятельно произнесли нужные слова.

— Я отказываюсь.

— Что?! — в наушнике послышалось приглушенное проклятие, — как это отказываешься? Почему?

— Эрамонт — нечто гораздо большее, чем мы себе представляли раньше. Он нам не по зубам.

— Еще недавно ты считал иначе. Какая муха тебя укусила?

— У меня была возможность подробно изучить предмет нашего обсуждения, и теперь я знаю достаточно, чтобы понимать, что наша затея неосуществима.

— Какой дряни ты там начитался… или наглотался? Местных сказок? — адмирал начал заводиться, — выбрось всю эту чушь из головы, что взять с неграмотных аборигенов?

— Сказок, говорите? — Иган в волнении встал из-за стола и начал мерить комнату размашистыми шагами, — а Гнилые Земли? Вы вообще, знаете, что они — результат нашего заигрывания с Эрамонтом пятнадцать лет назад? Мы, сами того не желая, стронули с места камушек, за которым вниз покатился целый камнепад! Своим безрассудством мы половину Восточного Предела в вонючее болото превратили! Лучшее, что мы могли бы сделать в этих условиях — отыскать Семя Проклятья и вывезти его с планеты. А еще лучше — уничтожить его, чтобы окончательно запечатать ту брешь, через которую Ледяной Дьявол проходит в этот мир.

— Я т-те дам запечатать! Не болтай глупостей! Нам его поймать надо, а не выгнать!

— Нет, Вы все-таки не понимаете, с чем мы имеем тут дело, — Иган все еще надеялся убедить адмирала доводами разума, — Вы же помните, что люди умирали, только прикоснувшись к чешуйке Эрамонта? Весь Восточный Предел страдает от заразы, источаемой небольшим осколком его брони, а представьте, насколько мощный смертоносный заряд несет он сам! Одно его присутствие вполне способно отравить целую планету…! Или именно это Вам и требуется?

— Да мне наплевать и на Восточный Предел и на весь Пракус! У нас есть своя задача, и мы должны ее выполнить. Остальное тебя волновать не должно.

— А мне — не наплевать! Здесь живут люди, судьба которых мне небезразлична. Они и так уже натерпелись от нас, и я не хочу усугублять ситуацию. И уж тем более не горю желанием давать Вам в руки столь смертоносное… оружие.

— Пф-ф! Это тебя твоя баба, Куратор так разжалобила, что ли?

— Оставьте Орану в покое! — рявкнул Иган, сжимая кулаки.

— О-о-о! — понимающе протянул Кехшавад, — как все, оказывается, далеко зашло! Вы с ней, похоже, и вправду неплохо поладили.

— Заткнитесь!

— Ладно, ладно, не кипятись. Я просто хочу тебе напомнить, что у нас был уговор, и ты уже получил за эту работу хорошие деньги. Так что не валяй дурака и делай то, на что подписался!

— Я верну аванс! С процентами!

— Деньги — дерьмо! Нам нужен результат!

— Я отказываюсь! — повторил Иган, — и делайте, что хотите!

— Мы уже миновали точку возврата, пути назад нет! Делай то, что обещал!

— Нет!

— Слушай, мы никуда не улетим с этой планеты без Эрамонта, ты это понимаешь или нет!?

— Ради Бога! Такой вариант меня вполне устраивает.

— Иган, — голос Кехшавада стал чуть ли не вкрадчивым, — ты даже не представляешь себе, сколь высоки ставки в той игре, в которую ты ввязался. И я не остановлюсь ни перед чем, чтобы добиться поставленной цели. Ни перед чем, ясно? Не искушай судьбу!

— Это как раз Вы не понимаете, с чем имеете дело! И я не понимал до недавнего времени. Мы замахнулись на вещи, находящиеся за пределами нашего разумения.

— Повторяю — мне наплевать! Ты должен Его поймать, и ты Его поймаешь. Если ты не сделаешь этого добровольно, мне придется изыскать способ тебя заставить, — адмирал вздохнул, — Иган, пожалуйста, не упрямься, не вынуждай меня прибегать к крайним мерам. Я тебя очень прошу!

— С равным успехом Вы можете умолять меня совершить самоубийство — я этого делать не буду!

— Ладно, — после непродолжительно паузы на другом конце линии вновь послышался тяжкий вздох, — ладно, похоже, мне опять придется все делать самому.

Связь оборвалась, а Иган так и остался стоять столбом посреди комнаты. Какая-то пружинка в его мозгу со щелчком встала на свое место, и теперь он лихорадочно соображал, кусая с досады губы.

В его голове набатом грохотали слова Огюста, предупреждавшего Зверолова о пристрастии Кехшавада к силовым методам решения проблем. И не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, в какое именно уязвимое место Игана он может нанести свой удар.

Сам того не желая, Зверолов снова навлек беду на голову Ораны. Необходимо как можно скорее предупредить Куратора об опасности, которая может ей грозить! С помощью Лео Кехшавад вполне может взять ее в заложники, подкараулив где-нибудь на лесной дороге. С сопровождающими ее гвардейцами они справятся без особых проблем. Какое-то время ей следует соблюдать осторожность, а еще лучше и вовсе не покидать стен своего замка, пока Иган не утрясет все вопросы с неугомонным адмиралом. Да, Орана будет в бешенстве и, быть может, даже его пристрелит, но он должен ей все рассказать!

Иган заметался по дому, хватая и снова бросая разные вещи, словно на какое-то время он вдруг полностью утратил способность мыслить трезво. Но через пару минут первая волна возбуждения схлынула, и его действия обрели, наконец, некоторую осмысленность. Он собрал в мешок запас продуктов, отобрал самое необходимое снаряжение, не забыл деньги, карту и сверху на все это бросил «Генеалогию демонов», хотя и сам не знал, зачем. Да и когда теперь ему удастся ее почитать?

Отдохнувшая и накормленная Карла встретила Зверолова нетерпеливым ржанием, словно чувствовала его настроение. Уже через пять минут он был в седле и, выехав на дорогу, пустил лошадь в галоп. Он очень боялся опоздать.

…И все-таки он опоздал.

Когда Карла выехала на опушку окружавшего Кабаний Холм леса, Иган так резко рванул поводья, что поднял лошадь на дыбы.

Над усадьбой поднимался столб сизого дыма. У распахнутых настежь ворот толпились люди. В большинстве своем то были крестьяне из ближайшей деревни, поспешно расступившиеся при его приближении, но, когда Иган спрыгнул на землю, перед ним вдруг выросли два решительно настроенных солдата. Он никогда не встречал их раньше. Судя по нашивкам, они служили в обычной страже, и не состояли в личной гвардии Куратора. Их правые руки лежали на рукоятях мечей.

— Что угодно почтенному господину? — спросил один из солдат.

Вместо ответа Иган сунул ему под нос сжатую в кулак руку с перстнем, завидев который, оба стражника немедленно вытянулись по стойке "смирно".

— Что здесь произошло?

— Ночью на резиденцию напали Криворуковцы.

— Криворуковцы? — непонимающе нахмурился Иган, — Кто это?

Солдат удивленно посмотрел на него, но, тем не менее, ответил:

— Банда Гуна Криворукого, хотя, говорят, сейчас всеми делами там заправляет уже не он.

— Что с Ораной?

— С Куратором? Я не знаю.

— Как это не знаешь!?

— Наш отряд подняли по тревоге и отправили сюда, — пожав плечами, объяснил солдат, — нас с Марсом поставили охранять ворота. Мы не имеем ни малейшего понятия о положении дел внутри. Но, судя по тому, что нам видно отсюда, криворуковцы убили всех.

В груди у Игана что-то оборвалось. Он мчался сюда, чтобы предупредить Орану о грозящей ей опасности, но удар пришел совсем с другой стороны, откуда он его не ожидал. Отстранив стражников, Зверолов на негнущихся ногах вошел во двор. В ноздри ему ударил запах пожарища и горелого мяса, но их почти полностью заглушал пронзительный, сладковатый, почти липкий аромат свежей крови.

Стиснув зубы, он обошел лежащую прямо у ворот мертвую лошадь, обожженный бок которой влажно блестел на солнце, и почти на ощупь двинулся сквозь застилавший все вокруг дым. Откуда-то слева доносились отдаваемые зычным голосом команды, мимо него промелькнули тени людей с ведрами в руках, но Иган ничего этого не замечал. Его разум словно отпочковался от окружающей действительности и теперь плавал в отделенном от мира формалиновом пузыре отчаяния.

Ноги сами привели Игана к крыльцу дома, механически переступив по дороге через несколько трупов. Он знал этих ребят, бился с ними на тренировках, охаживал их спины хворостиной, когда они что-то делали не так. А теперь он, зажав нос, просто перешагивал через их тела, стараясь не вдохнуть случайно запах их хлюпающей под сапогами крови.

Он уже собирался войти внутрь, когда порыв ветра разорвал дымную завесу над его головой. Иган поднял взгляд вверх и застыл словно оглушенный. Пожар уничтожил зеленое покрывало плюща, оплетавшего фасад здания, оставив только обугленные остатки балконных перил, за которые тот раньше цеплялся. И теперь, над центральным входом стал виден скрытый ранее от посторонних глаз слегка закопченный герб Кураторов Восточного Предела.

Губы Игана сами собой задвигались, шепча молитвы богам, в которых он никогда не верил. Проклятья родовых гербов всегда сбываются! Всегда! Иногда их трудно расшифровать, и скрытый смысл их иносказаний становится ясен лишь после. Герб рода Венье, например, изображал броненосца, сторожащего колыбель с младенцем. Его страшное значение Иган понял только много позже, когда узнал, причем, совершенно случайно, что после плевка Кетозавра Огюст вместе со зрением потерял и способность иметь детей. Старик был обречен сойти в могилу, так и не оставив наследников.

Герб Бросковцов с черным рыцарем и занесенным над его головой белым мечом допускал тысячи разных трактовок, а потому Иган никогда не забивал свою голову пустопорожними размышлениями.

Но герб Ораны… Он не намекал, не загадывал загадок, он просто кричал, вопил о том, чему суждено случиться, и, как Иган внезапно понял, уже очень скоро. На нем был изображен дракон, держащий в своих лапах мертвую темноволосую девушку в развевающемся зеленом платье.

Закусив губу, Иган, чувствуя, как у него вдруг защипало в глазах, и уже совсем не от дыма, отвернулся от герба и поднялся на крыльцо.

Внутри царил полный разгром. Обломки мебели, разбитая посуда, мертвые тела и отдельные их части смешались в невообразимую кашу, пробираться через которую удавалось с изрядным трудом. Здесь чаще попадались трупы нападавших, нежели защитников. Почти все погибшие гвардейцы были в доспехах и при полной экипировке. По-видимому, они успели забаррикадироваться в здании и организовать оборону.

Иган добрался до лестницы и начал подниматься по ней, то и дело поскальзываясь в темноте на мокрых не то от воды, не то от вездесущей крови ступенях. Все, кто попадался ему навстречу, спешили отступить в сторону, пугаясь одного только выражения его лица.

Перед дверями личного кабинета Куратора царило некоторое оживление. Несколько человек вполголоса о чем-то спорили, но при появлении Игана немедленно умолкли и замерли, выжидательно глядя на него. Он долю секунды помедлил, поскольку боялся увидеть самое страшное, после чего вздохнул и шагнул за порог.

Сразу за дверью проход перегораживала целая куча мертвых бандитов. На самом ее верху лежал разбойник с торчащим из глазницы древком стрелы. Орана не промахнулась. Чуть дальше, на полпути к столу, лежал, раскинув руки в стороны, бездыханный Чеплок, до последнего мгновения защищавший свою госпожу. Его правая рука продолжала сжимать рукоять покрытого бурыми потеками меча. Тяжелая арбалетная стрела пробила его кирасу насквозь, оставив снаружи только оперение. Иган осторожно, словно опасаясь кого-то вспугнуть, двинулся дальше.

Шаг, еще шаг… Зверолов затаил дыхание. В поле его зрения медленно вплыл опрокинутый стул, затем незаряженный арбалет, россыпь стрел и… все. Ни следов борьбы, ни пятен крови, ни Ораны, ничего.

— Где Куратор? — Иган развернулся к людям, что толклись в дверях, — что с ней?

— Ее забрали криворуковцы, — отозвался кто-то из задних рядов.

— Куда?

— Мы понятия не имеем!

— Они взяли ее почти без борьбы, как им это удалось?

— Мы не знаем! — почти в отчаянии воскликнул один из солдат, — у нас самих произошедшее в голове не укладывается! Слишком много вопросов! Слишком много неясного! Все это как-то… неправильно, что ли.

Иган остановился посередине кабинета и, закрыв глаза, сделал несколько глубоких вдохов через рот. «Тише, спокойнее! — сказал он мысленно сам себе, — надо немного успокоиться, сосредоточиться. Суета делу не поможет. Орана, по-видимому, еще жива, но чтобы найти ее, необходимо для начала выяснить, что именно здесь произошло?»

Он снова открыл глаза. «Неправильно» — сказал стражник и имел на то все основания. Части мозаики упорно отказывались соединяться в цельную картину. Каким образом толпа разношерстного сброда смогла ворваться в укрепленный замок и одолеть прекрасно вооруженный и обученный гарнизон? Какую цель они преследовали? Зачем им потребовалось, невзирая на потери, непременно взять Орану в плен живой? И почему именно сейчас? Или тут кроется нечто большее, нежели простое совпадение?

Иган невольно передернулся, отгоняя безумную догадку, что его осенила. Не этих ли «ребят» упоминал Кехшавад при их последнем разговоре? Нет, вряд ли, разве возможна столь запредельная циничность, попытался урезонить он сам себя, но интуиция продолжала нашептывать ему в уши. Проклятье! Чтобы ее угомонить теперь потребуются довольно веские аргументы. Иган еще раз окинул комнату взглядом, потом сделал пару шагов и остановился около мертвого Чеплока.

Странно, ни у одного из нападавших он не встретил арбалета. Мечи, ножи, топоры, но не арбалеты. Это оружие смертоносное, но удручающе неторопливое, совершенно непригодное для стремительной атаки, каковая обрушилась на дом Куратора. Кто же тогда стрелял? Иган внимательно осмотрел торчащее из груди гвардейца оперение, затем столь же пристально изучил стрелу, пронзившую глаз бандита. Напоследок он подошел к столу и подобрал с пола одну из высыпавшихся из колчана стрел Ораны. Все три стрелы оказались идентичны. Каждый стрелок метил оперение своих стрел, чтобы отличать их при стрельбе по мишеням, и две ярко-красных полоски недвусмысленно говорили о том, что и бандита и Чеплока поразили стрелы из одного оружия — из арбалета Ораны.

Нет! Нет! — Иган обхватил гудящую голову руками, — это слишком очевидно и слишком абсурдно, чтобы быть правдой! Надо мыслить трезво, мыслить логически! Но колотящееся в груди сердце постоянно сбивало мысли, не давая толком сосредоточиться. Пусть так, пусть, неважно, почему она это сделала, но каким образом ей удалось провернуть столь замысловатую комбинацию?

Провожаемый любопытными взглядами, Иган снова вскочил на ноги, осматривая побоище.

Мертвый бандит лежал спиной к двери. Все верно — он поймал стрелу в глаз от Ораны, укрывшейся за столом. Там арбалет и лежал сейчас. Но каким образом ей тогда удалось всадить еще одну стрелу в грудь Чеплоку, который стоял в тот момент к ней спиной? Кроме того, если выпущенная из ее арбалета стрела смогла пробить тяжелую стальную кирасу, то голову незадачливого разбойника она прошила бы навылет, а этого не произошло. Почему?

Обежав еще несколько раз вокруг разбросанных по полу мертвых тел, прицеливаясь из воображаемого арбалета с разных позиций, Иган так и не смог прийти к какому-то заключению. Картинка по-прежнему не сходилась. Может, попробовать выстрелить еще разок в мертвого Чеплока? Ему-то уже все равно, а Иган хотел убедиться, что стрела сможет пробить стальной лист, не размозжившись при этом в щепки!

Он снова присел на корточки рядом с гвардейцем и осторожно потянул за оперение убившей его стрелы. Она неожиданно легко выскользнула из раны и оказалась в его руках — целая и невредимая.

Где-то глубоко в груди тоненьким голоском зазвенел колокольчик подозрения, но он был еще слишком слаб, чтобы разобрать, о чем именно он трезвонит. Иган схватил один из валявшихся на полу листов бумаги и протер им дырку в кирасе, после чего аккуратно вставил стрелу обратно. Так и есть — она оказалась немного тоньше, чем отверстие. Вопль сумасшедшей догадки почти оглушил Игана, и ему даже пришлось зажать ладонями уши. Он не хотел его слышать, он не хотел верить, что все обстоит именно так. Необходимо найти другие, более убедительные доказательства!

Опустившись на четвереньки, он принялся осматривать все закоулки кабинета, заглядывая под шкафы и кресла, но не нашел ничего, кроме пыли и пары закатившихся пуговиц. Иган переместился дальше и приподнял край покрывала, свисавшего со стоящей в углу кушетки. Его внимание привлек небольшой тускло поблескивающий предмет возле дальней левой ножки. Моля небеса о том, чтобы это оказалась какая-нибудь безделушка, он лег на пол и запустил под кушетку руку. Его пальцы нашарили предмет и извлекли его на свет.

В душе Игана на несколько секунд воцарилась полная тишина и спокойствие. Такой штиль обычно случается перед ударом сокрушительной бури. Все подозрения и версии были отброшены за ненадобностью, поскольку теперь их место заняли факты.

На его ладони покачивалась свеженькая стреляная гильза.

Спелые колосья хрустели под копытами мчащейся галопом Карлы и хлестали Игана по ногам, но он гнал лошадь все быстрее и быстрее. Вспугнутые им птицы вылетали из-под самого носа, словно выпущенные из пращи камни. Когда Кабаний Холм позади уже почти растаял в полуденном мареве, он, наконец, рванул поводья и остановился. Вынув из кармана гарнитуру, он нацепил ее на ухо и нажал кнопку вызова.

Здесь, посреди неспешно колышущегося пшеничного поля, ничто не напоминало о произошедшей совсем недалеко трагедии. Лишь бледная ленточка дыма поднималась над крышами темнеющего вдалеке замка Ораны. Тишину нарушали только трели неразличимых в небе жаворонков и фырканье разгоряченной скачкой Карлы. И тем сильнее был контраст с бурей ярости, клокочущей у Игана в груди.

— Я слушаю, — раздался в ухе спокойный голос Кехшавада.

— Где она!? — зубы Зверолова скрипнули от еле сдерживаемого гнева.

— Что?… — адмирал запнулся, — О! А ты быстро соображаешь!

— Где она!? — повторил вопрос Иган.

— Не беспокойся, госпожа Куратор в полном порядке. И… я рад, что не ошибся в тебе.

— Где она!?

— Не торопись, всему свое время. Ты с ней обязательно увидишься, но сперва мы должны разобраться с нашими делами.

— Отпусти ее немедленно, не то я с тобой так разберусь, что родная мать не узнает!!!

— Я уже сказал — всему свое время! Не горячись, ты не в том положении, чтобы диктовать мне условия. Все козыри у меня, — в наушнике послышался сдавленный женский вскрик, а затем отчаянные ругательства. Иган мгновенно покрылся холодным потом, он узнал голос Ораны, — будь хорошим мальчиком!

— Саир, если хоть один волос упадет с ее головы…

— Сделай то, что должен, и никто не пострадает.

— «Никто не пострадает»!? — воскликнул Иган, — ты сколько народу уже угробил, сволочь!?

— Не бери в голову, у нас есть дела поважнее.

— Чего ты от меня хочешь?

— Все того же — питомца для зоопарка.

— Я же объяснял тебе — это невозможно!

— Когда ты соглашался на участие в этой затее, ты рассуждал иначе.

— Тогда я многого не знал!

— Да ты и сейчас по большому счету ни черта не знаешь! Но что это меняет? Не получится, так не получится, но ты ведь даже не пытаешься!

— Саир, первая же попытка окончится для меня могилой, я чувствую это. И я боюсь, то будет еще не самое страшное ее последствие. Мы же всю планету так сгноить можем!

— Значит так, — оборвал его адмирал, — у нас мало времени. Я не сторонник насилия, но если ты до завтра не определишься, то утром получишь по почте очаровательное женское ушко. Или я дам тебе послушать, как будут гоготать ребята, когда я приглашу их немного развлечься с нашей гостьей. Чего ты страшишься больше?

Зверолову захотелось заплакать от осознания собственного бессилия. Обстоятельства вновь ухватили его за шиворот и поволокли вперед, к грохочущим мельничным жерновам и пылающему в печи огню, чтобы в очередной раз перемолоть его гордость и слепить, испечь из нее все, что пожелаешь. Иган сам взрастил свою болевую точку, надавив на которую, Кехшавад теперь мог крутить им как угодно, не ведая жалости или сострадания.

Все клыки, когти и ядовитые шипы, что когда-либо терзали его плоть, не могли причинить такого страдания, какое обрушилось на него на сей раз. Да, юношеская влюбленность пылает сильней и ярче, а чувства, которые испытывал Иган к Оране, отличались меньшей остротой и не побуждали к совершению безумных поступков. Они не вспыхивали ослепительным искрящимся фейерверком, а согревали ласковым теплом очага. Не взвивались ввысь побегами скороспелого бамбука, а неспешно произрастали из глубин богатого жизненного опыта как могучий раскидистый дуб, не сводя с ума, но придавая сил и наполняя жизнь смыслом.

И если юная страсть яростно бьет наотмашь, оставляя на сердце кровавые раны, то Иган чувствовал себя сейчас так, словно из него просто выдернули позвоночник.

Он снова проиграл.

— Пожалуйста, — еле слышно прошептал он, — не причиняй ей вреда.

— Ни один волос…

— Какие ты можешь дать гарантии?

— Увы, я не страховой агент и не торгую гарантиями, но я даю тебе больше — я даю тебе Надежду. Что на это скажешь?

— Ты — мразь, Саир.

— Таковы правила игры в нашем жестоком и несовершенном мире. Итак, каков твой ответ?

— Ладно, хорошо, я сделаю то, о чем ты просишь, — Игану приходилось буквально выдавливать из себя слова, — но потом я приду по твою душу, слышишь!? Я приду за тобой!!! — заорал он вдруг, словно взорвавшись. Перепуганные птицы вспорхнули из травы, оглашая окрестности тревожными трелями, — я найду тебя, где бы ты ни был, и тогда, обещаю, твоей надеждой, твоей мечтой станет сам Ад!!!