Атран. Кордон

Вчера была спокойная, размеренная жизнь. Всего одна ошибка — и что завтра? Постоянно контролировать себя, думать одно, говорить другое. Обдумывать каждое слово, каждый поступок... И всё — из-за минутной растерянности... Теперь жизнь делится на «до» и «после»...

Атран вернулся к куле, почесал за жабрами, слился и повёл её вверх, к самой поверхности. Нужно срочно решить жизненно важные вопросы. Но перед этим их нужно сформулировать. А в голове, как назло, крутилась только одна мысль — как удачно получилось с нижним пятном. Слейся Урена с кулой через нижнее пятно — и через мозг хищницы она точно почуяла бы, что с ним, Атраном, произошла перемена. Она и так это почуяла, но не поняла.

Поверхность сегодня была на удивление спокойной и гладкой. Где-то высоко-высоко над ней виднелись слабые огоньки. Атран улыбнулся. Сколько раз спорил с друзьями, есть они на самом деле или нет. Ночами поднимались к поверхности, но то поверхность волновалась, то огоньков не было...

Но однажды малышка Убатка растолкала их посреди ночи и повела вверх. Стояла такая же тихая ночь. Всей гурьбой они любовались огоньками, больше никто не спорил, что их нет. Кто-то не выдержал, взбаламутил поверхность, на него зашикали. Огоньки дёргались, двоились, плясали — и стало ясно, что они далеко-далеко...

Ходит древняя, как Мир, легенда, что каждый огонёк — это солнце, только очень далёкое. И у каждого солнца есть свой Мир. Сколько огоньков, столько Миров. А каждый Мир — это жизненное пространство. Много-много жизненного пространства... Красивая легенда.

Спокойствие природы передалось душе Атрана. Ничего страшного пока не произошло. Он же не потерял, а приобрёл нечто. Потерю скрыть нельзя, но приобретение — можно. Выдать звериные эмоции за убеждения, подвести под них идейную базу. Например — каждая жизнь священна. Нет, слишком всеохватывающе. Кушать-то хочется... Лучше так: жизнь любого разумного — вот высшая ценность. А неразумный вид может подняться до разумного. И тем самым подпадает под первый тезис. Если кто-то захочет оспорить — утопить в словах. Пойдёт казуистика, поднимется шум, все запутаются в аргументах и контраргументах, забудут, кто что утверждал... И вообще, спорить с генетиком о формах жизни — глупое занятие. Надо не скрывать недостаток, а выпячивать его. Сделать пунктиком. Может, будут считать чудаком или слегка повёрнутым, но никто не посчитает уродом.

Сосредоточился на образе/эмоции, которую передавала кула. Теперь, имея новые чувства, он распознал послание быстро и чётко.

— «Вокруг спокойно, а нам плохо», — пыталась сообщить кула.

Абстрактная — ну, почти абстрактная мысль, — поразился Атран. И подтвердил приём образом понимания.

— «Ты хороший/открытый», — выдала новый образ кула.

— Расслабься, малышка. А мне нужно подумать.

То, что произошло, очень похоже на инициацию. Да это и есть инициация! Повторная регрессивная инициация. Разума, к счастью, не потерял. Взрослый мозг то ли устойчивее, то ли изрядно окостенел и потерял былую гибкость. И я стал гибридом. Разумным существом с инициированной эмоциональной сферой обиженного судьбой хищника. Нужно будет разложить комплекс новых эмоций на составляющие, придумать названия — и никогда не произносить их вслух... Подобрать идеологическую байку для каждой, объясняющую выбросы в поведении. Интересно, а раньше такое случалось? Не робкие попытки приоткрыть сознание неразумному, а как со мной, в экстремальной ситуации, на грани шока? За гранью шока... Наверно, случалось. Инструкции ведь несколько тысяч лет. И появилась она не с бухты-барахты. Навести справки у Хранителей Знаний? Нет, лучше не высовываться.

Предстоящая жизнь вызывала смутную тревогу и холодок в желудке.

А как хорошо было вчера...

— Вы когда-нибудь бывали в Темноте, ганоид?

— Стыдно сознаться, но в первый раз...

Лотвич хмыкнул и скрылся в беседке. Атран напряг слух, но зелёные стены гасили голоса, превращали их в неразборчивое бурчание.

Подслушивать нехорошо. Особенно если ничего не слышно, — с досадой сказал себе Атран и отвернулся от колышущейся зелёной завесы.

— Это вы пойдёте с нами в Темноту? — прозвучал за спиной жизнерадостный, энергичный голос. — Как вас зовут?

«Берут! Меня берут!» — понял Атран, но почему-то не обрадовался. Скорее, наоборот. По спине пробежал противный предательский холодок.

— Атран. Генетик. Сейчас — турист. Вы слышали про экстремальный туризм? Вот...

— А я Мбала. Вы раньше имели дело с кулами?

— Честно говоря, нет... — Атран загляделся на девушку. Хоть и не его биологического вида, но она была красива. Сильной, дикой, энергичной красотой. В центре цивилизации такую не встретишь... Охотница!

— Урена, мальчики! Надо новенького кулам представить!

Из беседки показались остальные охотники.

— Знакомьтесь, Мбала, Урена и Аранк. А это — Атран, — представил их Лотвич.

Урена, Мбала и Лотвич принадлежали к виду охотников. Но Аранк, как и Атран — к широкомыслящим. И даже огромные, как у охотников, присоски на спине и груди не могли этого скрыть. Несколько секунд Атран любовался мускулатурой коллеги. Присоски — несомненно, результат коррекции фенотипа, но мышцы — это наживное. Результат тяжёлой, полной ежедневных опасностей жизни на границе.

Аранк в свою очередь внимательно осмотрел Атрана.

— Вы действительно собираетесь идти с нами в Темноту, ганоид? Имейте в виду, алмар зверь серьёзный, шутить не будет. Уже трое рулевых уступили место молоди.

— Да-да, я знаю. Лотвич рассказал.

— В таком случае вас ждёт много неприятных сюрпризов. Первый — знакомство с кулами, — улыбнулся Аранк. И подмигнул.

Мбала уже энергично двигалась к небольшим холмам. Держаться наравне с охотниками оказалось непросто.

— Прежде всего, ганоид, запомните: кулы — не транспорт. Они наши друзья и партнёры. А поэтому — что? Никакой фамильярности, никакого высокомерия. Убеждать, а не приказывать, ясно? — инструктировал Аранк.

— Уф-фу, — отозвался Атран.

— Что?

— Говорю, понял, где вы так накачались. Охотники всегда так носятся?

Аранк добродушно рассмеялся. Впереди раздался призывный свист. Мбала поднялась повыше и подзывала кулов.

Боковая линия предупредила Атрана о приближении хищников, но всё равно это было неожиданно и жутковато. Огромные обтекаемые тела пронеслись над охотниками мощно и стремительно. Мбала в два удара хвоста догнала последнюю кулу и с радостным криком поднырнула ей под брюхо. Другая кула описала широкую дугу и замерла перед Уреной.

— Но... Они без рулевых... — изумился Атран.

— На меня вначале это тоже сильно подействовало, — усмехнулся Аранк.

— Не положено...

— Специфика работы. Кулы — не тупые шалоты. Кулы — наши партнёры. Здесь граница, и на многие глупые формальности просто нет сил и средств.

Вот сделает партнёр «ням», от кого-то один хвост останется, — решил про себя Атран, но вслух не сказал. Аранк уже опустился на спину кула (это был самец) и слился с ним.

— Место охотника — снизу, — сообщил он.

Атран поднырнул под светлое брюхо кула, тщательно прицелился и прижался спинной присоской точно к нижнему нервному пятну кула. Несколько секунд собирался с духом перед слиянием, напряг мышцы присоски, чуть поёрзал, притирая своё нервное пятно к пятну кула — и слился.

Это было неповторимо! Словно мир сжался, усох раза в три. Одно движение хвоста — и пространство бросилось навстречу словно само собой.

— Простите... Добрый день... — смущённо передал Атран. И почувствовал в ответ весёлую иронию. А чуть в отдалении — сознание Аранка, полное той же весёлой иронии.

— «Держись, ганоид! И запоминай движения», — передал Аранк. А в следующую секунду пространство рванулось, ударило в грудь тугой волной, забурлило в жаберных щелях...

Через десять минут, отделившись от кула, Атран всё ещё не мог придти в себя. Собственное тело казалось маленьким, слабым, беспомощным. Но и кулы перестали казаться хищными и опасными.

Приблизился Лотвич со своим кулом.

— Не передумали, ганоид?

— Ни в коем разе.

— Тогда присоединяйтесь.

На этот раз Атрану досталась верхняя позиция, так как Лотвич, как и все охотники, предпочитал нижнюю. Контакт с кулом установился так же быстро. Но вместо ироничной весёлости Атран окунулся в спокойное достоинство. Где-то на заднем плане тлели заботы вожака о косяке.

Лотвич неторопливо демонстрировал приёмы движения и возможности тела кула. Иное расположение плавников, другая форма хвостовой лопасти — всё вносило неповторимый колорит. И когда урок закончился, Атран отделился от кула с явным сожалением.

— Девочки! Ваш черёд! — окликнул охотниц Лотвич.

— Как?! — изумился Атран. — У них... Они... Это же самки, а я...

— Понимаете, ганоид, в схватке всякое бывает. Каждый охотник должен быть знаком со всеми кулами, и все кулы должны знать всех охотников.

Под общий смех Атран с обречённым видом слился с кулой Мбалы. Если не считать лёгкого кокетства и заигрывания охотницы, всё оказалось не так уж страшно. Вернулась лёгкая робость перед вожаком, чувство сытости в желудке и восхитительной безответственности. Набравшись наглости, Атран попросил у Мбалы разрешения порулить — и описал несколько лихих виражей, от которых и кула, и охотница пришли в восторг.

В радостном возбуждении Атран слился с кулой Урены...

Когда, спустя несколько минут, отделился, от возбуждения не осталось и следа. Слегка мутило, было очень стыдно и страшно хотелось метать икру.

— Извините нас, — мягко проговорила Урена. — Вам досталось, но это было необходимо. Мы сейчас не в форме, а вы должны знать возможности каждого охотника...

— Не в форме? Да я чуть не разродился! — всё ещё укрощая желудок, проговорил Атран.

— Это та самая неприятность, о которой я предупреждал, — громким шёпотом сообщил Аранк под общий смех.

— Утренняя тошнота. После обеда легче будет. А через месяц мы снова в норму придём, так, моя славная? — Урена приласкала кулу плавником.

— Как хорошо быть самцом.

— Не в этом дело, — возразил Аранк. — Проблемы с размножением — это болезнь роста. Раньше кулы были не больше нас с вами. Мы с помощью отбора добились увеличения размеров, но всё в живом организме взаимосвязано. Нельзя изменить одно, не затронув другое.

— Нужна генетическая коррекция.

— Узнаю генетика! — рассмеялась Мбала. — Хватит обычной селекции. Не пройдёт и тысячи лет, как всё придёт в норму. Мы постоянно работаем над улучшением породы.

Лотвич отделился от кула и сообщил:

— Сегодня отдыхаем, а завтра с утра начинаем поиск алмара. Если разведчики найдут его раньше — хорошо. А нет — прочёсываем местность до самого Зелёного мыса. Вопросы есть?

Вопросов у Атрана были сотни. Но, собрав волю в кулак, он решил выглядеть солидно.

 

Алим. Турбаза

Алим расслабил присоску, отделился от шалота и, энергично работая хвостом, поднялся к самой поверхности. Среда была удивительно чиста и прозрачна. Внизу зеленели сады в голубой дымке. На коже шалота резвились солнечные зайчики. Захотелось выпрыгнуть из среды. И Алим выпрыгнул с разгона. Выгнувшись дугой, рухнул обратно почти без брызг. Догнал шалота описал вокруг него стремительную бочку, разминая мышцы и присосался рядом с водителем. Приятно было смотреть вперёд, в голубую дымку и воображать себя рулевым. Алим вообразил себя рулевым. Глаза выискивают приметы маршрута, уши ловят сигналы маяков, а душа радуется, что сегодня такая чистая, тёплая среда... Радуются водители чистой среде? Наверно, радуются. Ведь после шторма приходится идти в облаках мути над самым дном, внимательно следить за ориентирами...

— В первый раз у нас? Я вас раньше не видел, — спросил водитель.

— Ага, — смутился Алим. — Я сейчас в отпуске. Узнал в информатории, что в Дельте на турбазе набирают группы.

— А, экстремальный туризм, — водитель ничуть не удивился. — Давно сам собираюсь пройти маршрут, да Лоп-Лопус без меня скучать будет.

Лоп-Лопусом звали шалота. Алим уже слышал это имя на остановке. «Вы его сразу узнаете — со звёздочкой во лбу. На нём до самой Дельты и доедете. А там налево берите». Словно в другой мир попал, тихий, спокойный, доброжелательный. Здесь никто никуда не торопился, все знали всех, даже маршрутных шалотов знали по именам. На остановках никто не толкался, не галдел, а тихо и с достоинством ждал своего рейса, потому что всем хватало мест на спине и брюхе шалота. Многие здоровались с водителем и пассажирами. И водитель придерживал шалота, если кто-то хотел отделиться между остановками.

Алим понял, что поговорить с водителем тут считается в порядке вещей. Расспросил о маршруте, рассказал об университете, о жизни в кампусе.

— Прошлым рейсом трое тоже на турбазу ехали. Две девушки и парень, — сообщил водитель.

— Широкомыслящие? — с надеждой спросил Алим.

— Нет, — рассмеялся водитель. — Неутомимые и курьер.

Турбазу нашёл быстро. Женщина из вида охотников приняла его как родного. Сообщила, что зовут её Икша, что она — инструктор-проводник, что группа почти собрана — ещё двое-трое, и можно выходить на маршрут. Алим откровенно любовался её гибкой, спортивной фигурой.

В хоме их встретили радостными криками и вопросами. Видно, молодёжь засиделась без дела.

— Сегодня вечером будет шалот с Глубинок, так что готовьтесь выходить завтра, — сообщила Икша. И точно — вместе с вечерним шалотом прибыли ещё три туриста. Группа была укомплектована.

Утром Икша подняла всех ни свет, ни заря. Собрала в амфитеатре и скомандовала:

— Группа, стройся!

Туристы-экстремальщики непонимающе уставились друг на друга.

— По команде «стройся» вы должны выстроиться передо мной полукругом, чтоб я всех вас видела, — объяснила Икша. — Ещё раз: группа, стройся!

Туристы торопливо, но неумело построились. Икша начала инструктаж:

— Сразу после завтрака мы выходим на маршрут. Ешьте плотнее. Когда будем есть в следующий раз, неизвестно. Впрочем, за три месяца ещё никто из ганоидов от голода не умирал, а весь маршрут займёт вдвое меньше. Помните, маршрут высшей категории сложности. В среднем, в каждой второй группе кто-то уступает место молоди. Ещё не поздно отказаться... Никто? Молодцы! Но это ни о чём не говорит. Кто-то из вас будет вынужден сойти с маршрута. Зазорного в этом ничего нет. Просто не все переносят пресную среду...

Группа зашумела. Кто-то продекламировал негромко, но с выражением:

— Ти-хо! — возвысила голос Икша. — Да, я знаю, что говорят учёные. Но я водила сотни групп, и в каждой находилось два-три участника с ярко выраженной аллергией на пресную среду. Иногда это проявляется сразу, иногда — на вторые-третьи сутки. Скрывать это не нужно. Из-за ложного чувства стыда вы можете поставить в трудное положение всю группу. А посему! Если это случится с вами, немедленно ставьте меня в известность — и поворачивайте назад.

— Я слышала, долгое пребывание в пресной среде способствует вымыванию солей из организма, — подала голос одна из девушек.

— Да, такое наблюдается у некоторых видов. Но вымывание солей — процесс длительный, а наш маршрут — всего сорок пять суток. Ещё вопросы есть?

— Как проявляется аллергия?

— Самым различным образом. Очень часто — нервными припадками. Так что, если вам поплохеет — сразу зовите меня. И последнее. В определённые моменты я буду приказывать. Так и скажу: «Это приказ». Приказы обсуждению не подлежат и немедленно выполняются. Всё ясно?

Построившись попарно, экстремальщики бодро двинулись за Икшей. Глубина постепенно уменьшалась, а среда так же постепенно мутнела. Икша пояснила, что муть несёт река. В устье она разделяется и впадает в море тремя рукавами.

Алим наслаждался тишиной.

Неожиданно впереди потемнело. Группа вошла в тень. А через минуту показалась из дымки каменная стена.

— Что это? — воскликнула Ригла, напарница Алима.

— Суша! — Икша повела группу к поверхности. — Так вблизи выглядит суша.

Туристы, пробив поверхность, поднимали головы над средой и замирали, поражённые. Трудно сфокусировать глаза, если ты не в среде. Предметы кажутся нечёткими и размытыми. Но суровая мрачность каменной стены, заслоняющей солнце, вызвала трепет у самых отважных. Даже не столько сама стена, а невозможность подняться над ней, бросить любопытный или снисходительный взгляд сверху. Непреодолимость — вот одно слово, выражающее сущность увиденного. Можно биться о тёмный камень. Можно пойти вправо или влево. Если повезёт, удастся даже обойти скалу. Но подняться на неё невозможно. Никогда и никто не сможет рассказать коллегам, как же выглядит она сверху. Ни до, ни после Алим так остро не чувствовал своей беспомощности.

— Видите эту скалу? — окликнула туристов Икша. — Скоро мы поднимемся выше её вершины.

— Мы сможем увидеть её сверху? — с надеждой спросил Алим.

— Нет, — улыбнулась инструктор. — Мы будем далеко от этого места. А сейчас — построились и двигаемся дальше, — громко закончила она.

После минуты шумной неразберихи туристы восстановили строй, и Икша повела группу вдоль берега. Алим несколько раз оглядывался, нарушая строй, а потом убеждённо произнёс:

— Я поднимусь на тебя. Не знаю, как. Не знаю, когда. Но я увижу тебя сверху.

раздался сзади знакомый мужской голос. Ригла насмешливо выпустила стайку пузырьков.

До устья реки дошли поздним вечером, в сумерках. Лёгкая мутотень сменилась мутновой, а та, в свою очередь, мутнотой. Все сильно устали, одна Икша выглядела свежей и бодрой. За весь день встретили всего одного местного жителя. Минут пять он плыл рядом с Икшей, делясь новостями, потом свернул по своим делам.

Спали без постелей. О том, что такое хом, Икша посоветовала забыть до конца маршрута. Показала на кустики, жёсткие как кораллы, «успокоила», сообщив, что дальше и таких не будет. Но измученным экстремальщикам было не до комфорта. Алим выбрал себе место, подождал, пока остальные устроятся на ночлег, а затем поднялся к самой поверхности. Тишина... Никогда ещё он не был в таком тихом, спокойном месте. Полумрак и дымка скрадывали дальние предметы, мир казался маленьким и уютным. На самом краю видимости, метрах в пятнадцати кто-то, как и он, любовался наступлением ночи. Алим приблизился. Это была Икша. Она задумчиво смотрела вдаль и даже не оглянулась.

— Вы совсем не устали?

— Привычка. На обратном пути сегодняшний переход и вам покажется сущим пустяком.

— Удивительное место. Спокойное, тихое... Не думал, что такие ещё остались.

— Здесь биосферный заповедник. Один из крупнейших на планете.

— Вы любите свою работу?

Икша не ответила, задумавшись.

— Алим (правильно?), у меня есть к вам просьба. Видите это растение с длинными листьями? Называется морская капуста. Попробуйте его.

— Безвкусная какая-то, — отметил Алим, откусив кусочек. — А почему морская?

— Наверно, где-то есть речная... Когда я завтра предложу группе позавтракать капустой, поддержите меня. Скажите о ней что-нибудь хорошее. Для тех, кто ни разу в жизни её не ел, очень важно первое впечатление. Если кто-то скажет, что капуста — полная отрава, то её есть никто не будет.

— Хорошо. А вы сами?

— Я же охотница. Кто поверит плотоядной, жующей травку?

— Вы весь маршрут голодать будете?

— Зачем — голодать? Мы, произошедшие от хищных видов, будем есть сырое мясо. Ещё и вас, всеядных, угостим.

— Бр-р-р!

— Не всё так страшно, — улыбнулась Икша. — Это дело добровольное. Голос желудка вам подскажет, есть или не есть. Слушайтесь его, и всё будет нормально. А сейчас отдохните. Завтра будет тяжёлый переход.

Стоило забраться в кустик, как глаза сами собой закрылись, и Алим провалился в сон.

— Подъём, экстремальщики! Солнце встало, почему вы ещё спите?

С трудом разлепив один глаз, Алим выбрался из постели. Второй глаз открываться никак не хотел. А когда таки открылся, закрылся первый. Алим раскрыл пошире рот и жаберные щели, сделал энергичное движение хвостом. По-утреннему прохладная среда омыла жабры, но сон не унесла. Кто-то рядом, товарищ по несчастью, пробормотал, что лучше поздно лечь, чем рано встать. Алим поддержал и развил тему. В поход надо ходить глубокой осенью. Осенью ночи длиннее, а дни короче.

— Группа, стройся! — раздался бодрый, энергичный голос Икши.

Вяло загребая плавниками, с полузакрытыми глазами, ориентируясь больше по сигналам боковой линии, Алим двинулся на голос.

— Наступило утро, а это значит, неплохо было бы позавтракать. (Некоторое оживление) Переход сегодня будет тяжёлый, тяжелее вчерашнего. (Пара жалобных стонов) Сегодня мы войдём в реку. В пресную среду. Так что у вас последний случай подкрепиться привычной пищей.

Помня вчерашний уговор, Алим вяло шевельнул хвостом и отправился подкрепляться.

— Алим, вы куда?

— Завтракать. Я тут видел морскую капусту.

— Рыбки-ракушки! Вернитесь в строй, Алим. Я ещё не кончила.

Под шутки и смешки Алим вернулся на место.

— Двигаться придётся против течения в условиях ограниченной видимости. Поэтому держитесь ближе друг к другу и не стесняйтесь кричать, если потеряетесь. Мой клич — ауауа! Ваш должен отличаться от моего. Обычно кричат «ау». Если всё же вас угораздит потеряться — не бойтесь. Спускайтесь по течению, пока не вернётесь в солёную среду, а там держите на восход солнца. Вопросы есть?

— Расскажите о маршруте, — подал голос новичок, прибывший в последний день.

— Пять дней мы пойдём по большой реке. Это на самом деле большая, неторопливая река. Подъём до истока занял бы около трёх месяцев. У нас трёх месяцев нет, поэтому мы свернём направо, в приток. Потом ещё раз свернём в приток. Среда там значительно чище, но холоднее. За три недели поднимемся до удивительно красивого озера, в которое впадает множество ручьёв, слишком мелких для нас, отдохнём там несколько дней — и быстренько вернёмся назад. Ещё вопросы есть? Алим, покажите голодающим, где вы видели морскую капусту. Так и не проснувшись толком, Алим направился к знакомым зарослям. Выбрал растение посимпатичней — и начал неторопливо поедать с верхушки, почти не открывая глаз.

— Фу, какая пресная гадость!

Приоткрыл левый глаз — Ригла, вчерашняя соседка по строю.

— Зато питательно, — буркнул он.

— Если вместо «вкусно» мы стали говорить «питательно» — значит, мы состарились! — жизнерадостно заявил сосед справа. — Готов спорить, на обратном пути вам капуста деликатесом покажется!

Алим широко раскрыл оба глаза и поперхнулся.

— Когда я ходил по северным рекам, — продолжал незнакомец, уплетая капустный лист, — нам инструктор говорил: «Не бывает невкусной еды. Просто некоторые приступают к завтраку на двое суток раньше времени!»

Ригла фыркнула и отошла.

— Пигалица, — подмигнул Алиму сосед. — Чую, мы с ней ещё помучаемся.

Двигались, как и вчера, парами. Только строй сомкнулся плотнее, так как видимость сократилась до пяти метров. Неясная тревога наполняла всё вокруг. Запахи, многочисленные, как в саду ароматов, но не благородные, а самые различные, принесённые течением издалека, пропитывали всё.

— Прислушайтесь к себе! — крикнула Икша. — Ничего не чувствуете?

Гул взволнованных голосов был ей ответом.

— Среда пресная!

— Так вот в чём дело! — воскликнул Алим. — Я-то думал... — И покосился на соседку в ожидании колкости. Но Ригле было не до него.

— Ты слышала? Мы в пресной среде, — окликнул её Алим.

— Да-да, я слышала.

— Вот почему у меня мозги не на месте. У тебя, похоже, тоже.

— Со мной всё в порядке.

Прозвучало это жалобно. Алим вспомнил, что она отказалась от завтрака. Если ты привык есть регулярно, то первый день голодовки... Плюс физическая нагрузка, плюс пресная среда... Тут и более выносливые запаникуют, а Ригла из вида рулевых. Своим хвостом двигать не привыкла.

К вечеру Ригла совсем скисла. Во взгляде застыл испуг и какая-то обречённость. Их обогнали несколько пар, и теперь они плелись последними, рискуя отстать от группы. При видимости в пять метров это несложно.

— Я больше не могу, — простонала Ригла и остановилась. Алим тоже замер, растерянно наблюдая, как хвост впереди идущего исчезает в дымке.

— Ох ты, краб меня подери! Привыкла на других ездить. Садись на меня! — Алим зашёл снизу и подставил верхнее нервное пятно.

— Нет-нет, что вы, я сама. Только чуть-чуть отдохну.

— Быстро! — рявкнул Алим. — Отстанем ведь!

Ригла присосалась, и он бросился вперёд, ловя исчезающие вихри и потоки от хвостов впереди идущих.

— Где же они? Ау-у-у!

— Ау! Ау! Ау! — отозвалось несколько голосов впереди и чуть левее.

Работая хвостом изо всех сил, Алим догнал группу.

— «Я сейчас, я только чуть-чуть отдохну», — без конца повторяла Ригла. Но Алим чувствовал, что выложилась девочка до конца.

Очень скоро усталость сменилась какой-то чёрной, ноющей болью в мышцах. Поле зрения сузилось до хвоста впереди идущего. Ригла что-то бормотала, но слова скользили мимо сознания.

— Осторожнее, ганоид! — Алим ткнулся лицом в хвост, с которого не спускал глаз.

— Что случилось? Почему стоим?

— Кажется, привал.

— Ну и ладушки, — Алим расслабил все мышцы, закрыл глаза и опустился на дно. Какие-то голоса бубнили над ним, кажется, кто-то присосался к верхней присоске, его куда-то влекли...

Проснулся незадолго до восхода солнца. Поднялся к самой поверхности, промыл жабры и осмотрелся. Течения здесь не ощущалось. Дно покрывал мягкий слой ила. Над илом возвышались спины его спутников. Спать не в хоме, не в гостиничном руме, а прямо так — это было ново и романтично. Вот только мышцы ноют страшно. В романтических историях нет ни слова о ноющих мышцах.

Боковая линия предупредила, что кто-то приблизился сзади.

— Доброе утро, Алим. Думала, вы будете дрыхнуть до самой побудки.

— Икша, вы когда-нибудь спите?

— Бывает иногда. Алим, вы действительно влекли Риглу на себе пол дневного перехода?

Очень хотелось прихвастнуть, но чувство справедливости победило.

— Нет, только последние два-три часа.

— Вы могучий парень, Алим, но вчера геройствовали напрасно. Первые три перехода не случайно выбраны тяжёлыми. На них должны отсеяться слабые.

— Но Ригла отстала бы. Осталась одна в диком, пустынном месте.

— Ну и что?

— Как это — что? — изумился Алим.

— Послушай, экстремальщик, это устье реки, это не Темнота. Здесь нет опасных хищников. Здесь нет опасных порогов. Здесь нет ядовитых кораллов. До обитаемых мест всего один переход. Здесь нет ничего опасного. Даже если она плавником не шевельнёт, через два дня её вынесет течением в обжитой район. Уяснил?

— Кажется... А остальные что подумают?

— Остальные подумают то, что я им скажу. А я им скажу, что Ригла уступила место молоди. Группа понесла потери. Все будут напуганы и станут вдвойне осторожнее, что мне и нужно! Алим, ну что ты скуксился, как маленький, — Икша дружески толкнула его в плечо. — Вы же не простые туристы, а экстремальщики. Что за экстремальный туризм, если никакого риска? Ни вспомнить, ни перед друзьями похвастаться!

— Икша, скажите...

— Давай на ты, — перебила она его.

— ...Скажи, все несчастные случаи, о которых ты рассказывала — ну, они вроде этого?

— Нет, мальчик... Иногда на порогах гибнут по-настоящему, — погрустнела инструктор. — На этом маршруте я потеряла пятерых...

— Из ста групп?

— Ста с небольшим.

— Ты дважды произнесла это слово — пороги. Что это?

— Скоро увидишь. Мелкое, опасное место с очень сильным течением среди камней. Вроде полосы прибоя.

— А аллергия на пресную среду — она существует?

— От вас, широкомыслящих, ничего не скроешь, — улыбнулась охотница. — Кто-то слаб, кто-то испугался. Но им стыдно повернуть назад. Нужно сохранить лицо. Тут подхожу я и говорю: «У вас аллергия. Дальше вам идти нельзя, иначе будет обострение. Вплоть до потери сознания. Возвращайтесь, я не могу вести вас. Это опасно для вашего здоровья». И они возвращаются со спокойной душой. Это уже не трусость, это подчинение приказу инструктора.

— Хорошо у вас всё продумано, — улыбнулся Алим и огляделся. Окружающий мир вновь стал уютным и безопасным. Несмотря на тысячи незнакомых запахов и пресную среду.

Весь день Алим учился у Икши проводить в жизнь высокую политику. На построении обнаружилось, что пропала Реска, девушка из вида рулевых. Икша разбила туристов на пары и послала на поиски. Через пять минут Реску нашли. Напуганная непонятно чем до потери рассудка, та забилась под берег, в корни наземных растений.

— Ничего страшного, — заявила Икша. — Аллергия на пресную среду. Непривычная среда угнетающе действует на нервную систему. В солёной среде всё пройдёт без следа. Мы отправим Реску назад, на базу. Нужен доброволец для сопровождения.

Добровольцев не нашлось. Икша посмотрела на Риглу, но та испуганно залепетала что-то и спряталась за Алима. Алим подмигнул Икше, та как-то странно покосилась на него и назначила сопровождающим Корпена, хлипкого на первый взгляд парнишку из вида инфоров. Конечно, тот тоже не хотел возвращаться, но Икша суровым тоном произнесла: «Это приказ!» И парнишка смирился.

— Вы сможете присоединиться к следующей группе, — утешила его охотница.

— Но я не смогу со следующей группой... Моя работа...

Икша слилась с ним на целых пять минут. Какой информацией они менялись, неизвестно, но сразу после этого Корпен слился с Реской и повёл её вниз по течению.

Переход выдался не самым трудным, но жутко неприятным. Ныли усталые мышцы, экстремальщики были голодны и угрюмы. Алим то и дело с опаской косился на Риглу. Сегодня он при всём желании не сумел бы нести её на себе. И очень боялся, что девушка сдаст. Но Ригла отвечала ему робкой, виноватой улыбкой — и держалась.

За день он в полной мере отведал того, что напугало Реску. Голод накладывался на усталость, лишая последних сил и веры в себя. Лёгкий завтрак — и всё стало бы на свои места. Вернулись бы силы и бодрость. Алим сорвал на ходу какое-то пресноводное растение, но оно оказалось безвкусным и противным. С отвращением выплюнул, прополоскал рот и жабры. Привкус остался. Чуть позже в голову пришла идиотская навязчивая мысль, что растение могло быть ядовитым.

Икша время от времени останавливала группу и предлагала осмотреть сушу. Туристы послушно высовывали головы из среды и щурились, пытаясь хоть что-то разобрать в увиденном. Большинству не было дела до того, что там на берегу. Но остановка это отдых, в котором так нуждались тела.

Команда: «Привал, экстремальщики!» прозвучала божественной музыкой. Икша построила группу полукругом, пересчитала туристов, сообщила, что следующий переход будет легче и отпустила на отдых.

— Спасибо тебе, — стесняясь, промолвила Ригла.

— За что?

— За то, что ты был рядом. Одна, я бы ни за что не дошла. Но ты посмотришь заботливо, с тревогой и вниманием, и я знаю, что ничего страшного со мной не случится. Если совсем изнемогу, опять на закорках понесёшь, не бросишь. И новые силы откуда-то берутся.

— Алим, а на меня со вниманием не посмотришь? — ехидно спросила толстушка из вида курьеров.

— На тебя я со вниманием смотрю, — пробасил её напарник.

— А на закорках меня носить будешь? — парировала та.

Алим в пикировку не вмешивался. Он уже спал.

сквозь сон смутно услышал он. А может, приснилось...

Похихикав, туристы отбуксировали его в старицу, чтоб сонного не унесло течением.

 

Атран. Охота

А не свалял ли я дурака, — в тысячный раз спрашивал себя Атран. — Экстремальный туризм — это, конечно, круто. Но голова-то одна...

Всё сегодня было не так, как вчера. Охотники с утра обращались к нему на «ты», но хорошее на этом заканчивалось. Ни шуток, ни смеха. Суровые, серьёзные, сосредоточенные лица. Разведчик прибыл ранним утром, перекинулся парой слов с Лотвичем — и команду словно подменили. А настроение охотников моментально передалось кулам.

Атран занимал верхнюю позицию на куле Аранка, так как охотник сегодня расположился в нижней.

— Послушайте, Аранк, а что натворил этот алмар?

— Угробил троих рулевых.

— Это я слышал.

— Он работал на строительстве грота информатория. Ставили обрешётку для кораллов. Знаешь, как это делается? Кораллы заполняют ячеи обрешётки, укрепляют каркас — и через десять-пятнадцать лет грот готов. Так вот, в тот раз обрешётка рухнула и ранила рулевого. Рулевой был в контакте, и алмар испытал сильнейший болевой шок. Алмар сорвал рулевого со спины, боль исчезла, и алмар это запомнил. Следующим рулевым нужно было назначить самого опытного, отправить алмара на отдых месяца на два. Но умных на стройке не оказалось, рулевым назначили зелёного новичка и отправили алмара на расчистку стройплощадки. Видимо, алмар сделал себе бо-бо, содрал рулевого со спины — и слопал на глазах у окружающих.

— И после этого кто-то рискнул сесть на него?

— Никто не рискнул. Вызвали специалиста, который должен был отвести алмара на бойню. Тот дал животному два дня отдыха, но как только попытался слиться, зверюга его слопала. И убежала в Темноту. Теперь она наша.

— Почему он так делает?

— Видимо, обжёг нервное пятно. Когда кого-то плющит в лепёшку на твоём нервном пятне, это, видишь ли, очень больно.

— Больно ему... Сам расплющил...

— Но ведь всё равно больно. Теперь никого к пятну не подпустит.

Лотвич вёл отряд в Темноту. С каждой минутой бледнел солнечный свет, возрастало давление, холоднее становилась среда.

Кажется, я трушу, — сказал себе Атран. — Да нет, я определённо трушу.

— Аранк, что я должен делать, когда найдём алмара?

— Подняться повыше и наблюдать.

— Просто наблюдать?

— Да, если всё пойдёт нормально, просто наблюдать.

— А если нет?

— До этого не дойдёт, — сердито отозвался Аранк.

— Я, кажется, не то ляпнул.

— Да, не то.

— Скажи, Аранк, как ты оказался здесь? Ты же широкомыслящий.

— Видишь ли, мой юный друг, я очень долго занимался своим делом. А долгая однообразная работа сужает кругозор. Однажды я понял, что ничего вокруг не вижу, кроме пятачка своей работы. Тогда бросил всё — и вот я здесь.

— Здорово! У меня не хватило бы духа.

— Не расслабляйся.

Атран вздрогнул и огляделся. Собственные глаза почти ничего не видели, и он сосредоточился на чувствах кула. Глаза хищника различали предметы намного лучше. Боковая линия длиннее и не в пример чувствительнее собственной. Кул ощущал каждое движение хвоста плывущих рядом охотников. Обоняние доносило десятки запахов. Даже в саду ароматов Атран не встречал такого разнообразия. Все чувства кула обострились, проснулось даже непонятное, доставшееся от далёких предков чувство живого. Слияние — не слияние, но что-то похожее.

А вокруг умирали последние краски. Вся гамма цветов сжалась до тёмно-зелёного и коричневого. Холодало. Атран сосредоточился, закрыл свои глаза и напряг зрение кула. Бросил взгляд вправо, влево, вниз... И почувствовал доброжелательный интерес животного к своим действиям. До вчерашнего дня он не сливался с крупными неразумными. А мелкие были просто продолжением его чувств, его органов.

— «Ты зоркий/чуткий, сильный» — передал Атран самые простые образы. Словно к предразумному обращался. И чуть не сорвался, расслабив присоску, почувствовав ответ. Кул пытался что-то передать. Атран закрыл глаза, отвлёкся от шумов, запахов и движений среды. Поставил барьер образам и эмоциям Аранка, слившегося с кулом через нижнее пятно... Системы образов/понятий не совпадали. Расплывчатое радужное облако образа. Но если расслабиться, пустить кула глубже в своё сознание... Ещё чуть... Облако приобретает контуры, смысл... Теперь — сосредоточиться, сфокусировать образ. Так... «Ты новый, занятный...» Нет, не занятный. «интересный/любопытный» — это ближе. «Удовольствие/удовлетворение», но за ним «сожаление». Что это за образ? «Скользкий/склизкий». Что получилось? «Новенький, ты интересный/любопытный. С тобой хорошо. Жаль, что ты склизкий».

— «Мы общаемся с кулом! — радостно выплеснул Атран. — Он показал, что я интересный, но склизкий!»

— «Кулам не нравятся покрытые слизью, — подтвердил Аранк. — Они сами голокожие, и охотников любят голокожих. А мы с тобой — чешуйчатые, да ещё слизью чешую защищаем. Нас только пожалеть».

— Я даже представить не мог, что кулы такие умные, — вслух произнёс Атран. И вновь погрузился в чувства кула. Боковая линия сообщила, что два мощных хвоста работают справа, и один — сверху. Какая-то мелочь суетится у самого дна. Непонятный тревожный запах где-то очень далеко...

То ли глаза адаптировались, то ли стало светлее, но Атран отчётливо видел дно своими глазами. Наверняка стало светлее. Вышли ведь рано утром, а теперь солнце прямо над головой.

Хорошо там, дома. Блики весело играют, тепло, зелень кругом. На фига мне сдался этот экстремальный туризм? — уныло размышлял Атран, изучая голое песчаное дно. Путь охотников опять пошёл под уклон, в Темноту, и кул начал нервничать. Атран попытался погрузиться в чувства кула, но ничего не понял.

— «Что/почему?» — задал он вопрос.

— «Запах» — отчётливо и ясно прозвучал в мозгу ответ кула.

— Внимание, алмар близко, — тут же предупредил всех Лотвич. Кулы выстроились ромбом и поднялись над дном настолько, насколько позволяла видимость.

— «Вот он!» — передал Аранк. Где-то там, у дна замерло нечто огромное. Даже кулы по сравнению с ним смотрелись молодью.

— Действуем по обычному плану. Ты, Урена, на страховке. Отвлекай внимание, но в драку не лезь.

— А я? — встрял Атран.

— На подстраховке. Наблюдай отсюда и не приближайся. Бывает, в пылу схватки кулы остаются без партнёра — твоя задача позаботиться о них.

— Что значит — позаботиться?

— Вывести из драки и подвести к охотнику. Кулы часто увлекаются, и без охотника могут легко погибнуть. А ты — новичок, боевых приёмов не знаешь. По уставу сначала должен посмотреть на десяток схваток зрителем, ни во что не вмешиваясь, потом пройти курс тренировки вместе с кулом. Но у нас нет никого на подстраховке. Справишься?

— Можете на меня рассчитывать! — повеселел Атран.

— Главное — не суйся под щупальца. Отводи кула на безопасное расстояние, и уже потом осматривайся. Ты — не на страховке, а на подстраховке. Страхует Урена. Что ещё? Не распускай рук-ки. Схватит за рук-ку — погибнешь. И последнее. Если тебе будет больно, немедленно выходи из слияния с кулом. Не мучай партнёра.

— Всё понял!

Последнее было далеко от истины. Что такое «страховка»? Чем она отличается от «подстраховки»?

Разберусь по ходу дела, — решил Атран и успокоился.

...Это был танец. Опасный, безумно опасный танец смерти. Кулы кружились вокруг гигантского алмара то приближаясь, то удаляясь. Алмар распушил щупальца с когтями и страшными присосками, вращал огромными глазами, каждый — с голову охотника, и бочком, медленно двигался вниз по склону, пытаясь уйти в Темноту. Кула Мбалы резко ускорилась, напала на алмара сзади и вцепилась в щупальце, извиваясь всем телом. Тут же к ней устремились два других щупальца. Но были перехвачены кулами Аранка и Лотвича. Алмар дёрнулся всем телом, прогнулся ракушкой, подтягивая щупальца с охотниками к страшному клюву, но опоздал. Кулы прыснули в стороны словно стайка молоди. Вода окрасилась кровью. На дно лёг перекушенный конец щупальца. Даже оторванный от тела, он продолжал извиваться словно огромная — вдвое длиннее Атрана — пиявка. Кул Лотвича неторопливо жевал. Из жаберных щелей выхлёстывали фонтанчики окрашенной кровью среды. Аранк выкрикнул что-то радостно-возбуждённое, и вновь вокруг алмара завилась карусель стремительных серых теней.

Вторая атака, столь же стремительная, как и первая. Но и щупальца бросились на охотников все сразу. Алмар выгнулся, превратившись на секунду в шар. И в это мгновение Урена бросила в атаку свою кулу. Атран даже не понял, что произошло, серая тень лишь на мгновение коснулась беловато-рыжей туши, но та словно взорвалась! Шар вывернулся наизнанку, выпустив чёрное облако. Кулы бросились в стороны и вверх.

— Все целы? — крикнул Лотвич. — Мбала?

— У нас ни царапины.

— Аранк?

— Лёгкий ушиб. Работать можем.

— Урена?

Охотница выплюнула кусок кровавого мяса. Её кула наоборот, проглотила нечто крупное.

— Какая гадость эти переростки! Всё в порядке, командир.

— Отлично. У нас лёгкая царапина. Работать можем.

Охотники собрались вокруг Атрана, словно он был ориентиром. Мбала подмигнула ему и покосилась вниз. Чёрное облако медленно рассеивалось.

— Совсем чуть-чуть промахнулись. Буквально на полметра, — огорчённо жаловалась непонятно кому Урена.

— А куда вы целили? — не удержался Атран.

— Мы целили в глаз. Обидно, право слово. Будь мы в форме...

— Не расслабляться! — негромко скомандовал Лотвич. — Алмар разогрелся, будьте осторожны.

— Вот он! — воскликнула Урена, и схватка возобновилась. Кулы кружили вокруг алмара, атакуя при первой возможности. Они выдирали из щупалец куски мяса и тут же бросались наутёк. Кровь мутила среду. Но алмар, казалось, не замечал ран. Всё так же неторопливо, бочком, передвигался вниз по склону.

Щупальце захлестнуло хвост кула Лотвича, но тут же его атаковал Аранк. Кул Лотвича рванулся с такой силой, что охотника сорвало потоком. Кул замер в трёх десятках метров от драки и растерянно оглянулся.

— Понял! — завопил Атран и устремился к нему. С разгона довольно жёстко припечатался к верхнему нервному пятну, напряг присоску м слился. И почувствовал, как Лотвич сливается с кулом через нижнее пятно.

— «Что мне теперь делать?»

— «Ты уже здесь? — изумился охотник. — Отличная работа, юноша! Возвращайся на свой пост».

Ещё один оторванный конец щупальца лёг на дно, и два щупальца тащились по дну словно канаты. Несколько раз охотники пытались атаковать глаза, но безуспешно. Алмар успевал отбить атаку, прикрывая глаз щупальцем. В одну из таких атак Аранк сорвался с кула, увернулся от одного щупальца, другого — и вышел из драки. Его кул, потеряв партнёра, сам отошёл на безопасное расстояние и замер. Атран слился с ним и отвёл к охотнику.

— «Как впечатления?»

— «Работа — не буди сонного. Замерзаю», — отозвался Атран.

— «Радуйся. Кулы ещё в ярость не впали. Разъярятся — тогда побегаешь за ними», — порадовал охотник, проверяя состояние кула.

Схватка продолжалась. Ещё дважды кулы теряли охотников, раз щупальце обхватило кула Лотвича, и все охотники бросились ему на помощь, буквально разорвав щупальце на куски. Но кулы Мбалы и Лотвича получили раны, а Аранк — длинную глубокую царапину вдоль хвоста. Как ни странно, движения алмара становились всё стремительней. Охотники и кулы наоборот уставали. Глаза Атрана с трудом различали тела в наступающей темноте, и холод сковывал движения. Никогда ещё он не погружался так глубоко. С некоторой отрешённостью наблюдал, как внизу вскипают облака мути, окрашенной кровью. По его представлениям, алмар давно должен был ослабеть от ран и потери крови.

Как всё произошло, даже не видел. Просто из свалки вылетела серая тень и растерянно замерла.

Кул без охотника — понял Атран и устремился к нему. Причалил к верхнему пятну, слился, переключился на чувства кула и огляделся в поисках охотника. Кул оказался кулой Мбалы.

Вопль, полный смертельного ужаса ударил в уши. Словно плетью по нервам хлестнуло — кула узнала голос хозяйки. Встречный поток ударил в лицо. Атран напряг присоску, изо всех сил заработал хвостом, пытаясь удержаться. Вопль прекратился. Очень близко Атран увидел огромный клюв алмара... и то, что опускалось на дно. Переднюю половину Мбалы.

И тут закричала кула.

Отчаяние и ярость захлестнули сознание Атрана. От неожиданности он раскрылся...

Последующее помнил плохо. Яростная атака, щупальце, вкус крови, вираж, новая атака, боль раны. Именно боль пробудила ясность сознания.

«Если я сейчас начну рулить, мы точно покойники, — с невероятной ясностью понял он. — Если не начну — то же самое. Что же делать?»

Сосредоточившись, он передал в мозг кулы образ глаза. Огромного, немигающего глаза алмара. И кула поняла! Вновь танец среди щупалец, крутые виражи, вкус крови во рту. И сильный, с полного хода удар носом прямо в чёрный зрачок огромного глаза. Стремительный манёвр, удар головой о твёрдое как камень щупальце...

Атран очнулся почти сразу. И бросился наутёк, ориентируясь по сигналам боковой линии. Глаза ничего не видели. В голове звенело, желудок пытался избавиться от содержимого. Он даже не сразу понял, что кулы нет рядом, а когда понял, долго-долго не мог сообразить, что же делать. До того самого момента, когда мощное, тёплое, упругое тело подошло к нему снизу, ища слияния. Слился, всё ещё пытаясь задержать ускользающую реальность.

Зрение вернулось. Какая разница, что это зрение кулы, не своё. Во рту что-то тёплое, студенистое.

— «Что теперь? Покажи, где кусать/рвать?» — ударил в сознание вопрос кулы. Атран даже не поверил вначале, что вопрос исходит от неразумной хищницы. Настолько ясно и зримо он был передан.

— Сейчас, милая, сейчас... — пробормотал он, осматриваясь. Алмар вторично выпустил чернильную кляксу. Далеко не такую густую, как в первый раз. Охотники неторопливо кружили метрах в двадцати выше.

— «К ним», — передал Атран и заработал хвостом, не понимая даже, чьим, настолько полным было слияние. Слова, обращённые к себе, вначале тоже не понял. А когда понял, уныло ужаснулся. Он нарушил первое правило слияния с неразумными. Вместо того, чтоб овладеть телом неразумного, отдал неразумному своё тело и своё сознание. Отсюда и небывалая чёткость понятий/образов.

— Хорошая работа, юноша. Просто отличная. Оба глаза за две секунды.

— Мбала погибла...

— Я в курсе. Постарайся отвести кулу подальше и успокоить. Мы теперь быстро закончим.

Атран послушно отвёл кулу на безопасное расстояние. Хищница бомбила его сознание образом Мбалы на нижнем нервном пятне и порывалась броситься в схватку. Атран с трудом её сдерживал.

Когда всё кончилось и тушу алмара начали обгладывать глубинные рачки, к Атрану приблизилась Урена.

— Послушайте, Атран, мне очень жаль, что так получилось, но вы должны задержаться у нас. Мбала уступила место молоди. А кулы — они не разумные существа, они живут эмоциями... Кула Мбалы сейчас в шоке. Кто-то должен постоянно быть рядом с ней, понимаете?

— Я должен стать охотником?

— Нет, совсем нет. Это вовсе не обязательно... Только пока на наш кордон не прибудет охотница на место Мбалы. Две-три недели, не больше... Иначе кулу придётся отправить на бойню. Она станет опасна для общества. Как алмар... Вы понимаете...

— Я согласен.

Назад двигались медленно. Кулы были усталы и сыты. Охотники усталы и задумчивы. Ныли ушибы и раны. Атран медленно приходил в себя от шока.

«Что со мной? — в который раз спрашивал он себя. — Что это за чувство? Я на что-то напоролся — как на обломок коралла с разбега. Чёрная глубина! Я же нарушил инструкцию! Самую важную по работе с неразумными. Отдал себя неразумной в момент эмоционального пика — и заразился, вот в чём дело. Перестал быть разумным. Даже хуже — стал гибридом разумного с неразумным. Неужели навсегда? Надо скрывать это, надо вести себя как всегда, иначе... Не знаю, что, но мало не покажется. Не зря же инструкцию составили. Нужно вести себя как всегда. Никто не догадается. А смогу? Хорошо, что меня здесь почти не знают...»

Когда среда потеплела и в мир вновь вернулись краски, Лотвич прервал молчание.

— Кто видел, как алмар схватил Мбалу? Урена?

— Я в тот миг помогала тебе.

— Точно. Алмар как раз схватил нас с кулом за хвост. Аранк?

— Я был с другой стороны. Видел, как кула Мбалы уходила в сторону, потом услышал крик. Самой Мбалы не видел.

— Атран?

— Я увидел кулу без охотника, слился с ней, мы услышали крик и пошли на помощь Мбале. Только не успели. Он уже перекусил Мбалу пополам. Кула очень разозлилась, я с трудом ей управлял...

— Все действовали правильно. Атран, ты справился со своей функцией просто великолепно.

— Если мы всё делали правильно, почему Мбала уступила место молоди?

— Гибель Мбалы — профессиональный риск. Для уничтожения алмара такого размера нужно было выделить шесть или восемь охотников — чтоб каждого атакующего кто-то страховал. Будем знать на будущее. А с тобой, парень, всё в порядке?

— Честно говоря, не знаю, что считается в порядке после такой драки. Получил по черепушке, замёрз как медуза, болит царапина на хвосте, кула очень... огорчена. Но зато масса новых впечатлений.

— А, экстремальный туризм!..

— Лотвич, наверно, это глупый вопрос... А чем, собственно, помешал алмар?

— Он нарушал экологическое равновесие в нашем секторе. Слишком много кушал. Не так важно, что много, главное — не тех. С этим можно было бы смириться, если б он приносил пользу. Но расходовать ресурс просто так... Питался бы планктоном — на него б никто внимания не обратил. Но он предпочитал вершину пищевой цепочки — самых крупных неразумных. Пищевая цепочка — она как пирамида. Ты ведь знаешь, сколько лет и корма нужно, чтоб вырастить шалота или кула, сколько звеньев в их пищевой цепочке.

— Проходили...

Когда вернулись на кордон, Урена внимательно осмотрела сначала животных, потом охотников. Серьёзных ран ни у кого не было, но кул Лотвича на ночь был отправлен в лечебку.

— Сегодня уже поздно, а завтра я пойду к связистам, — сообщил Лотвич. — Надо выписать нового охотника.

— Охотницу, — поправила Урена.

— Правильно, охотницу. Атран, ты пойдёшь? Связисты работают на таких глубинах, что сегодняшняя прогулка мелководьем покажется.

Как поступил бы я вчера? — задумался Атран.

— Он ещё раздумывает, — рассмеялся Аранк. — До чего ленивый турист пошёл!

— Я бы с радостью, но боюсь надолго кулу оставлять. Ей сейчас очень нехорошо.

— А я подумал, холода испугался. Не волнуйся, кулы будут с нами. Своим ходом до связистов слишком долго добираться.

Атран попытался изобразить радость. Урена, которая внимательно наблюдала за ним, встревожилась.

— Дай-ка я проверю твою кулу.

— Пожалуйста. Только сливайтесь с ней сверху. Снизу она всё ещё Мбалу ждёт.

— Конечно, сверху, малыш. С чужой кулой не принято сливаться снизу. Нижнее пятно — для хозяина. Ты молодец, что сам разобрался в этом.

Атран поспешно освободил верхнее пятно. Минут пять Урена прислушивалась к ощущениям животного.

— Бедняжка на самом деле сильно тоскует. Но что поразительно, Атран, ты успел завоевать её симпатию.

— Знай наших, — гордо выпятил грудь Аранк и рассмеялся. — Ужинать! Всем ужинать и спать!

— Мне надо... Я хотел погулять с кулой, — промямлил Атран. — Можно?

— Нужно, юноша! Кула на полном твоём попечении. Но об ужине и сне тоже не забывай.

— Толковый парнишка, — улыбнулась Урена, когда Атран скрылся за зелёной завесой. — Из него может выйти отличный охотник.

 

Алим. Река

Шли дни. Экстремальщики втянулись в ритм. Тяжёлые переходы закалили и сплотили группу. Пройденные километры складывались в десятки, десятки в сотни... Привычными стали пресная среда и ночёвки там, где застал вечер. А на восьмой день у экстремальщиков был праздник. Корпен, парнишка-инфор, которого Икша отправила сопровождать Реску, проводил девушку до обитаемых мест и сумел догнать группу. Алим был поражён до глубины печёнки. Инфоров всегда считали ленивыми, неповоротливыми домоседами, но этот скромный, хиленький с виду парнишка совершил подвиг.

Кто-то предложил учредить переходящий титул лучшего экстремальщика дня. Идею подхватили, и тут же лучшим экстремальщиком единогласно выбрали Корпена.

Группа покинула широкую, тёплую но мутную реку, свернула в приток с прозрачной, но холодной средой и быстрым течением. Теперь, экономя силы, Икша вела группу хитрым зигзагом то вдоль одного берега, то вдоль другого, седьмым чувством выбирая водовороты и места со слабым течением.

А потом были пороги. Течение на перекате столь стремительное, что казалось, никакая сила не сможет противостоять ему. Но Икша разогналась — и пролетела перекат, до половины поднявшись над средой, оставляя за собой пенный след. Через минуту спустилась по течению, усталая но счастливая. Подозвала Корпена, слилась с ним, передавая информацию. Через минуту начался инструктаж. Экстремальщики поочерёдно сливались с Икшей или Корпеном, получали информацию о расположении камней и оптимальном маршруте, а также восторг победы и ощущение шипящей среды, обтекающей упругое, сильное тело. И шли на штурм переката. Некоторых выносило обратно. Но никого это не пугало, наоборот, возбуждало. Настолько силён был заряд бодрости и восторга, полученный от инструктора-охотницы.

Алим серьёзно волновался за Риглу. И действительно, девушку дважды вынесло течением. Но в третий раз она с боевым криком ушла в стремнину — и не вернулась. Алим выждал на всякий случай минуту. Видимо, прошла.

— Берегись!!! Яп-яп-яп-яаа!!! — завопил он и устремился вперёд.

Пройти перекат оказалось намного сложнее, чем в ощущениях Икши. Но как приятно звучали крики встречающих, тех, кто прошёл порог раньше.

Последней поднялась Икша. И тут же ошеломила группу сообщением, что они с честью преодолели первый, самый лёгкий порог, а впереди будут по-настоящему трудные.

...Отдалённый грохот наполнил среду вибрацией. Дно реки дрожало и колебалось. Вокруг донных камней поднимались неуверенные грибки мути, их сносило неторопливым течением.

— Что это? — выкрикнули сразу несколько голосов. Колонна остановилась.

— За мной! Быстро! — закричала Икша и рванула против течения. Туристы устремилась за ней. Вопросы отпали. Происходило что-то непонятное и опасное.

Икша поднялась к самой поверхности, даже ещё выше, почти полкорпуса подняв над средой.

— Делай как я! — крикнула она, и этот крик передался по цепочке.

— Делай как я! — в свою очередь крикнул Алим, поднимая спину над поверхностью.

Дрожь дна не уменьшалась. Но теперь по среде доносился глухой перестук камней.

Глубина резко уменьшилась, и так же резко возросла скорость течения. То и дело Алим касался грудью обросших скользким зелёным пухом камней. Работая хвостом изо всех сил, он продвигался вперёд со скоростью ленивого краба. Два раза его здорово приложило об камень — сначала хвостом, потом головой и боком, когда течение развернуло и потащило назад.

Здесь я не смогу помочь Ригле. Глубина мала, — промелькнула идиотская мысль, и Алим скосил глаз на напарницу. Девушка, как ни странно, двигалась уверенно и спокойно. Она выбрасывала вперёд рук-ки хваталась за камни и рывком преодолевала целый метр. Алим обалдело открыл рот. Использовать рук-ки для движения вместо плавников... Это была очень свежая, оригинальная мысль. Протянув вперёд обе рук-ки, он ухватился за камень и подтянулся. Получилось! Рук-ки добавили ту чуточку усилия, которую не мог уже дать хвост.

— Используйте рук-ки! Отталкивайтесь от камней рук-ками! — закричал Алим во весь голос. Сказать прямо, чтоб тащили себя рук-ками не позволил стыд.

Метров через семьсот-восемьсот река вновь обрела глубину. Течение замедлилось, а потом река и вовсе разлилась озером. Икша отвела группу в спокойную бухточку, построила и пересчитала. Как ни странно, никто не отстал и не потерялся. Экстремальщики были усталы, слегка напуганы, но радостны и возбуждены.

— Ты видел?! Рук-ками хватаешься и тянешь себя над самым дном!

— А я рук-ками за камень ухвачусь, отдохну, а потом как рвану вперёд на двадцать метров! И снова за камень схвачусь и отдыхаю, — слышалось со всех сторон.

— Эти широкомыслящие — славные парни. В самый тяжёлый момент что-нибудь да выдумают!

Алим посмотрел на свои оцарапанные ладони, стёр следы зелени и вытянул рук-ки вдоль тела, спрятав в желобки обтекателей. Восторга от того, что пришлось помогать хвосту рук-ками, не испытывал. Но тут в голову пришла новая, оригинальная мысль. Для экстремальных условий годится то, что в обычной жизни никто никогда не делает. А они — кто? Туристы-экстремальщики! Мысль показалась настолько удачной, что Алим потребовал тишины и произнёс её вслух. А потом вытолкал вперёд Риглу и объявил, что именно она — автор идеи. Смутившуюся девушку под радостные крики провозгласили лучшим экстремальщиком дня. Потом слово взяла Икша и сказала, что группа фактически достигла конечной точки маршрута. В этом озере они отдохнут неделю-другую, осмотрят достопримечательности, а потом пойдут назад. Первая экскурсия состоится через два дня. Они поднимутся по очень мелкому и холодному ручью и осмотрят чудо природы — водопад. А на эти два дня она, Икша, снимает с себя полномочия руководителя группы и назначает старшим Орчака.

Орчак оказался тем самым опытным экстремальщиком из вида неутомимых, который поддержал Алима в первый день в неприятном деле поедания морской капусты.

А помощником Орчака Икша назначила... Алима!

— Но почему я? — удивился юноша.

— Орчак — опытный турист. Знает, что делать и когда делать. А у тебя голова на плечах. Ты проявил себя как надёжный партнёр, тебе группа верит. И вообще, должность заместителя — это синекура. Работа — не буди спящего.

При упоминании спящего со всех сторон послышались смешки. За Алимом закрепилась слава любителя поспать. А чья-то подлая душа пустила от его имени крылатую фразу: «Поели? Теперь можно и поспать!», намекая на тот случай, когда он уснул, не закончив завтрак из морской капусты.

Под общее хихиканье обе кандидатуры были утверждены. Алим смотрел на группу, выстроившуюся полукругом, и не мог представить, как он, совсем ещё малёк, будет командовать взрослыми, многие из которых в несколько раз старше него.

— А не скажет ли многоуважаемый инструктор, почему водопад осматриваем не сегодня, а через два дня? — поинтересовался один из насмешников-хохмачей.

— Почему не сказать, — улыбнулась Икша. — Ваши нежные, избалованные тельца должны хоть немножко привыкнуть к холодной среде. Потому что у водопада она на самом деле холодная!

Наши тельца не избалованные! — хотел возразить Алим, но удержался. Как-никак, он теперь инструктор, а руководство должно быть едино и монолитно!

Орчак объявил два часа отдыха, а потом — первую экскурсию — вокруг озера, с осмотром всех достопримечательностей, какие только найдут туристы.

Покружив по бухте, выслушав несколько поздравлений и получив десяток дружеских тычков, Алим отправился на розыски Икши. Хотелось уточнить несколько вопросов. Нашёл Икшу в том месте, где из озера вытекала река. Слившись, она секретничала о чём-то с Орчаком.

Вот те и самый опытный турист! Как приспичило — сам за советом побежал, — с удовлетворением отметил Алим, скрывшись между камней на границе видимости. А видимость здесь была неплохая. (Для пресной среды, конечно.) Никак не меньше двадцати метров. Если б ещё среда была чуть потеплее... Алим вспомнил слова Икши, что у водопада будет холоднее, и по коже заранее побежали мурашки. Но что такое — водопад? Оба корня слова известны. А как их сопоставить? Ну да, есть дождь. Маленькие пресные капли падают сверху. Но водопад? Дожди не идут по расписанию...

Задумавшись, Алим пропустил момент, когда Икша вышла из слияния и ушла в реку.

— Ты Икшу не видел? — спросил он, оглядываясь.

— Видел, — отозвался Орчак, с непонятным выражением глядя в сторону стремнины.

— Где она?

— Ушла в пороги.

— В пороги???

— Да, в пороги. У некоторых очень странные понятия об отдыхе.

— Об отдыхе???

— Ну да... Спуститься по порогам, подняться по порогам — хороший отдых...

— Здесь что-то не так! Мне кажется, ты что-то путаешь.

— Но она действительно ушла в пороги! Чтоб мне крабом стать! Для этого и назначила нас руководить группой. Обещала завтра вернуться.

Ошеломлённый, Алим вернулся к группе.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась Ригла.

— Ты знаешь, как наша инструктор развлекается? По порогам спускается. Пять минут вниз, пятьдесят вверх. И так много раз.

— Шутишь!

— Не веришь? Орчака спроси! Орчак не даст соврать.

— Дам! — отозвался Орчак.

До вечера обошли только половину озера. Двигались не цепочкой по два, а шумной, весёлой толпой. То и дело останавливались, поднимали над средой головы и щурились, осматривая окрестности. Потом оказалось, что если подойти к самому берегу, где нет волн, то можно великолепно рассмотреть, что делается на суше. А посмотреть было на что. Во-первых, поверхность суши была не ровней морского дна. Огромные возвышенности с трёх сторон окружали озеро. Вершины их так и светились белизной. Во-вторых, удивительные наземные растения...

— Не может быть! Этого не может быть, — бормотал Корпен. — В старых архивах есть упоминания, но кто бы мог подумать...

— О чём?

— О белом. Это пресная среда в особом состоянии.

— Мы можем туда подняться? — заинтересовался Алим.

— Нет. Не можем. В архивах говорится, что это твёрдое состояние среды.

Туристы ещё раз посмотрели на твёрдое состояние среды. Помолчали.

— Чему тут удивляться, если в архивах это есть, — насмешливо выпустила струйку пузырьков Ригла. — Надо любоваться, а не удивляться.

Так это у неё красиво получалось — выпускать струйку пузырей, что Алим в очередной раз взгрустнул из-за видовой несовместимости.

продекламировал Ольян, идейный руководитель хохмачей.

— Но ведь это состояние неустойчивое! Градиент температуры... — попытался объяснить Корпен, но его никто не слушал. Туристы нашли новое чудо. Упавшее с берега наземное растение. Оно было огромно. Не менее двадцати метров длиной. То есть, высотой — на берегу оно стояло вертикально. Ствол казался твёрдым как коралл. Но ветви упруго изгибались. И самое удивительное — зелёными были только листья. Всё остальное — чёрным или тёмно-коричневым. Корпен порылся в памяти и отыскал название растения. Дерево. Алим пожевал листик. Лист оказался с горчинкой, очень тонкий и жёсткий. Если это еда, то на любителя.

До вечера встретили ещё множество диковинок. Корпен напряг память и сыпал незнакомыми, звучными терминами. Все пытались их запомнить, повторяли вслух, бубнили про себя... Даже Ригла перестала подкалывать всех и слушала Корпена раскрыв рот.

Остановились на ночлег в мелкой, хорошо прогреваемой бухточке.

Утром, когда все ещё спали, вернулась Икша. Разбудила Орчака и отвела в сторонку посекретничать. Алим проснулся чисто случайно — и подплыл к ним. Орчак выглядел смущённым и испуганным, суровая складка пролегла по переносице охотницы.

— Что случилось?

— Помнишь, что произошло перед тем, как мы вошли в пороги?

— Дно тряслось, какой-то гул, стук камней...

— Обвал отрезал нас от внешнего мира, — с грустью произнесла Икша.

— Как отрезал? Что значит — отрезал?

— Отрезал — это значит, засыпал реку, по которой мы сюда поднялись. Назад пути нет. Вы хотели опасного, экстремального туризма, Алим. Мы его получили.

 

Атран. Темнота

— Подъём! — скомандовал Лотвич над самым ухом. Атран вздрогнул и проснулся. Тело ныло и болело после вчерашнего. Присоска занемела так, что совсем ничего не чувствовала.

— Не передумал идти к связистам?

— В такую рань? — Атран со стоном потянулся, выгнул спину. — Туристы не отступают!

— Тогда отпусти кулу позавтракать, и не забудь про себя. Выходим через час.

Атран передал в мозг кулы образ/символ еды, попытался расслабить занемевшую присоску. Ничего не получилось. Дёрнулся всем телом, отделился наконец от кулы и сделал пару упражнений на растяжку. Хищница сонно и неторопливо удалилась.

— В первый раз спал в контакте, — сознался он.

— Не злоупотребляй этим. Сохраняй дистанцию и будь лидером, — предупредил охотник. — Не давай животному командовать собой. Но и не подавляй инициативу. Не преврати кулу в тупого шалота.

— И краба съешь, и панцирь не попорти, — рассмеялся Атран. — Слушаюсь, начальник!

До связистов добрались быстро. Атран слегка волновался, придёт ли кула на его зов, но на призывный свист Лотвича явились все четыре кула.

На станции связистов царил идеальный порядок. Шалотов без надзора не оставляли. По штатному расписанию на каждого шалота полагалось не меньше трёх рулевых, чем обеспечивался трёхсменный режим с восьмичасовым рабочим днём, но ночную смену за смену не считали, и рулевые стабильно выкраивали себе два-три выходных в неделю. Дальнобойщики о такой жизни могли только мечтать, но связь — не транспорт. Везде своя специфика. Близкое знакомство с Темнотой здоровья и нервов не прибавляет. А профессиональная болезнь связистов — глухота — притча во языцех.

Пожилой, сморщенный, давным-давно не омолаживавшийся связист выслушал Лотвича, перекинулся парой слов с дежурным насчёт расписания и предложил подождать немного. Через полчаса как раз уходит на смену бригада. Лотвич передал кула дежурному, а сам увлёкся какой-то сложной логической игрой со старичком. Атран пару минут понаблюдал за ходом партии, ничего не понял и отправился осматривать станцию. Нарвался на пару грозных окриков («Куда с кулой?! Вороти назад!»), забрёл в стойло шалотов, где был встречен, накормлен и обласкан практикантками («Девочки! К нам охотник! Хи-хи-хи»), полюбовался могучими телами покорителей Темноты (ничем не отличаются от обычных пассажирских, но имеют четыре нервных пятна вместо двух и раскормлены до безобразия). Кула к шалотам отнеслась равнодушно, но выдала многозначительное замечание: то ли ленивые сильно, то ли сильные, но ленивые. Может, и то, и другое вместе. Атран с ней согласился и пересказал замечание девочкам-практиканткам. («Хи-хи-хи. А можно погладить?»).

Через полчаса Лотвич заглянул в стойло. Косяк молодёжи сгрудился вокруг Атрана и его кулы.

— ...Кул — это совершенный боевой организм. Стремительный, мощный, наделённый интеллектом, почти равным нашему... Охотник и кул — единое целое. Охотник — мозг, кул — тело. Но в то же время кул способен к самостоятельным действиям. Нужно только заранее объяснить ему боевую задачу. Вчера мы...

— Атран, пора! Извините, девушки, что забираю у вас кавалера, но это для вашей пользы. Вчера он на алмара охотился, а сегодня... Угадайте, на кого сегодня.

— Хи-хи-хи.

Бригада была уже в сборе. Связист, инфор и конечно же, шалот. Здоровенный, упитанный и ленивый. Атран тут же окрестил его толстолобиком. Впрочем, связист тоже был не из худеньких, а инфор... Кто-нибудь слышал о тощем инфоре-связисте? Или, говоря высоким стилем, о худеньком Хранителе Знаний?

— Мы готовы, — сообщил Лотвич.

— Ась?!

— Мы! Готовы!

Рулевой уступил связисту место на верхнем нервном пятне шалота и отправился к дежурному — идти в Темноту он не хотел, а спать лучше в служебной зоне. Там меньше посторонних. Как бы от нечего делать, Атран описал круг вокруг шалота и внимательно его разглядел. Шалот как шалот. Крупный, конечно. Выпуклый лоб, четыре нервных пятна. И не подумаешь, что его голос можно услышать на другом конце Мира.

Инфор неспеша присосался к боковому нервному пятну, связист крикнул: «Девятый ушёл на смену», и небольшой отряд покинул станцию. Шли под самой поверхностью. Солнечные лучи ласкали кожу, блики весело играли на телах.

— Как наши девушки? — весело стрельнул глазом связист. Атран изобразил гримасу отчаяния.

— Горе мне, бедному, несчастному туристу. Такой косяк молоди — и ни одной широкомыслящей.

— Как это — ни одной? Одна как раз есть!

— Может и есть, да не про нашу честь, — намекнул Лотвич. — Мы её по дороге сюда встретили. Спешила прямиком на наш кордон.

— И я, кажется, знаю, что она там делает, — добродушно усмехнулся связист. — Это правда, что вы алмара порешили?

— Правда.

— Давно пора было! А то на смену как на подвиг идёшь. Вдруг из Темноты вынырнет, схватит... Шалот его, конечно, отгонит. Эти твари свиста боятся. А если вовремя не заметит?.. Трудно было?

— Одного охотника потеряли.

Связист поцокал языком. Атран удивился, что со слухом у парня всё наладилось. Но потом понял, что слушает тот ушами шалота.

— ...а хочешь — Атрана расспроси. Он на страховке сначала был. Всю картину видел. А под конец алмару оба глаза снёс. Такой чистой работы я давно не встречал.

Атран чуть не раздулся от гордости.

— Чего там рассказывать? Был алмар, нет алмара.

— Не скромничай. Дорога длинная, плыть долго, а ты здесь новенький. Не нарушай традицию, сократи нам путь.

— Ну, если общество настаивает... — Атран прикрыл глаза и напряг память. Как перед экзаменом. — Первой атаковала Мбала...

Стараясь быть равнодушным и беспристрастным, он принялся описывать перипетии боя. Всё, что помнил. А помнил, как оказалось, очень много. Лотвич изредка вносил дополнения. Но, когда дошёл до смерти Мбалы, вчерашнее приобретение — звериные эмоции — чуть не захлестнули сознание. Кула подхватила и усилила их. Атран замолчал, чтоб не выдать себя голосом. Но мозг учёного продолжал работу, анализируя и сравнивая. Было в эмоции нечто от скуки, но не только. Боль? Да, близко. Среднее между скукой и болью. Пусть рабочее название будет — боль утраты. Потом можно уточнить.

— Что задумался?

— Понял, почему ты отказался рассказывать. — Атран постарался произнести это ровным, чуть равнодушным голосом. — Дальше я вступил в бой — так это круговерть какая-то. Щупальце справа, я вперёд, щупальце слева, я вниз. Глаз впереди, я атакую... Неинтересно как-то звучит...

— Девушкам ты интересней рассказывал. Как там? Совершенный боевой организм...

— Так то — девушкам. А здесь байки народу не нужны.

— Почему это народу не нужны байки? — грозно поинтересовался связист, и все рассмеялись.

— Да я почти закончил. Пока алмар был в шоке, обхожу сзади, атакую второй глаз... и получаю по голове так, что я налево, кула направо, в глазах круги, ничего не вижу, ничего не понимаю, только хвостом работаю. На полсотни метров отошёл, с кулой слился, и потом уже что-то соображать начал. Кула не в духе, в бой рвётся, а алмар опять чернила выпустил. Дальше пусть Лотвич расскажет. Я был занят только тем, что кулу сдерживал.

— Ценная информация, — неожиданно густым басом произнёс инфор. Атран совсем забыл о нём. Надо же — вот так неожиданно войти в анналы истории...

Лотвич докончил рассказ, потом на слэнге охотников прокомментировал некоторые места боя. Атран ничего не понял. Что такое — крутка, почему она неэффективна, почему нельзя применять срезку, но двойная укрутка очень эффективна. Разумно и понятно прозвучало только вчерашнее замечание, что на алмара подобного размера нужно идти вшестером или ввосьмером. И работать обязательно парами.

— Идём в Темноту, — скомандовал вскоре связист. И направил шалота почти вертикально вниз. Кула занервничала и поразила Атрана очередным шедевром:

— «Будет темно/холодно/неуютно. Шалот плохой/шумный».

— «Ты была в Темноте с шалотом?» — изумился Атран. И получил подтверждающий эхо-образ.

— Зачем так глубоко погружаться? — спросил он вслух.

— На глубине около 500 метров проходит граница разделения слоёв. Верхний слой менее солёный и менее плотный. А чуть глубже 900 метров — ещё один скачок плотности, — объяснил связист. — Звуковая волна отражается от границ раздела слоёв и идёт только по среднему слою. Ни вверх, ни вниз. Поэтому энергия звука не поглощается дном и не рассеивается поверхностью. А раз так, нас слышно очень далеко.

— Так всё дело в скачках плотности?

— Да. Солёности, температуры и из-за них — плотности.

— Кто бы мог подумать?.. Э-э, а в самом деле, как это узнали?

— Не знаю, — равнодушно ответил связист. — Видимо, были какие-то исследования.

— В моей памяти тоже нет информации, — удивился инфор. — Пошлю запрос в информаторий.

Атран переключил внимание на боковую линию. Даже чуткие глаза кулы ничего не различали. Ниже и правее лениво работал хвостом шалот. Над ним по спирали шёл в глубину кул Лотвича. По ушам ударили резкие, визгливые трели. Это шалот переключился на гидролокацию. Кула под Атраном издала жалобный стон и сделала робкую попытку повернуть назад. Попытку Атран пресёк, но как мог, приласкал и успокоил хищницу.

«Как можно определить малюсенький скачок плотности? — размышлял он. — Какой организм на это способен? Мы таких не проходили. Нету такого! Разницу во вкусе среды ещё можно ощутить. Если вырастить специальное существо, которое больше ничего не умеет, можно уловить скачки солёности. Но каким могучим интеллектом нужно обладать, чтоб связать солёность, плотность и необычное распространение звуковых волн... Хорошо, что я генетик. На физика моих мозгов не хватило бы».

— «Ты занят важным/непонятным, а впереди холодно/плохо», — выдала очередной перл кула, присовокупив робкую просьбу повернуть назад. Атран в первую минуту не понял, а во вторую обругал себя самыми гнусными словами. Он опять пустил кулу в своё сознание. Задумавшись, раскрылся перед хищницей полностью. Но плохо было не это. Он понял, что всегда, когда задумывался, раскрывал сознание перед инструментом. Это вошло в привычку. И счастье, что инструменты генетиков отличаются редкостной безголовостью.

Шалот щёлкал и свистел, температура падала, давление возрастало, во рту появился неприятный привкус. Кула всё больше нервничала и просилась наверх. Атран сам нервничал, но ставил в пример Лотвича и его кула. Внезапно шалот изменил курс. А через пару минут боковая линия подсказала, что впереди кто-то есть.

— Я девятый. Со мной два охотника, — громко произнёс связист.

— Восьмой смену сдал. Привет, Таврид, — раздалось из мрака.

— Девятый принял. Радуйся, охотники алмара задрали.

— Серьёзно?

— Кто же такими вещами шутит?

— Ну молодцы, сволочи! Теперь жить будем! Всё, я исчез. Не пропусти спортивные новости!

— Счастливо!

Атран почувствовал, как мощное тело устремилось к поверхности. Через минуту только холод и тишина окружали его.

— Что теперь? — спросил он неестественно громко.

— Ждём, — отозвался связист. — Минут через десять пойдёт пакет новостей из Лагуны. Потом — с Северного Мыса. А уж потом — наша очередь передавать. Когда я скажу «ша» — полная тишина.

Атран сосредоточился на ударах своего сердца. Потом переключился на ощущения кулы. Чувства так обострились, что хищница улавливала даже биение сердца шалота. Минуты тянулись нестерпимо медленно...

— Ша, ребята! — скомандовал связист, и Атран понял, что началась передача. Напряг слух — и уловил совсем тихий прерывистый свист. Он почти не отличался от звуков, которыми шалот ощупывал дорогу, но неровный, рваный ритм наводил на мысли о специальном коде.

Минут пять шла передача, потом четверть часа ожидания — и ещё одна передача.

— Теперь наш черёд, — заявил связист, когда она кончилась. Боковой линией Атран уловил, что Лотвич отделился от кула и присосался к шалоту. Видимо, к нижнему пятну.

— Атран, ты сливаться с шалотом будешь?

— Нет.

— Тогда отведи моего кула подальше. Метров так на триста

— Как?

— Сам отойди, он пойдёт за тобой.

— А...

— Быстрей, пока передача не началась.

Ничего не понимая, Атран передал задание куле. Та обрадовалась и устремилась вперёд с такой энергией, что охотника чуть не снесло потоком. Мгновенный страх пронзил позвоночник. Кула тут же сбавила скорость.

— «Испугалась за тебя», — передала она образ-просьбу не сердиться.

— «Всё в порядке, малышка», — успокоил её Атран. И внутренне усмехнулся. Чего испугался? Ну, потерялся бы в Темноте. Пять минут вертикально вверх — и вокруг снова светло и тепло. Максимум, чем рискую — домой своим ходом добираться.

Кул Лотвича держался на полкорпуса позади, не отставая ни на метр. Атран чётко лоцировал его боковой линией. Шалот время от времени издавал короткие свистки, и это помогало выдерживать направление.

И вдруг сзади ударил оглушительный свист. Два длинных и один короткий свисток. Пауза, и ещё два длинных. Кула припустила так, словно за ней алмар гнался. Свист на секунду затих, а затем пошла передача. Тот самый неровный, прерывистый свист, но не чуть слышный, а близкий, мощный, оглушающий.

Отойдя на километр, кула успокоилась. И даже начала отвечать на заигрывания самца. А минуты через три передача кончилась. Атран выждал ещё немного и приказал куле возвращаться.

— «Куда?» — резонно спросила хищница. Атран не знал. Но тут, очень вовремя прозвучал призывный свист Лотвича. Кул Лотвича устремился к хозяину, мелко трепеща плавниками. Боковой линией Атран ощутил, что Лотвич ведёт себя точно так же.

Надо запомнить этот приём, — решил он.

— Ну как?

— Ась? — спросил Лотвич. Атран подождал, пока тот нащупает в темноте хищника, сольётся с ним и повторил вопрос.

— Рапорт послал. Через двадцать минут он дойдёт до Лагуны, завтра они ответят, — сообщил Лотвич. — А сейчас двигаем наверх.

Попрощавшись с инфором и связистом, они направили кулов к поверхности. До чего это было замечательно! Среда теплела и светлела. Исчез неприятный привкус во рту, вновь заработало обоняние. Но подняться к самой поверхности Лотвич не дал. Целый час они двигались на границе света и тьмы. Где глаза уже различают предметы, но не могут ещё определить форму.

— Почему? — удивился Атран.

— Сразу всплывать — дурная примета, — усмехнулся охотник.

Это я тоже запомню, — решил юноша.

— Я надумал дать куле имя, — заявил он на четвёртый день.

— Хм-м... Так иногда делают. Но зачем?

— Ну, во-первых, я не умею громко свистеть, как вы, — смутился Атран.

— А во-вторых?

— А во-вторых, Бала очень умная.

— Лотвич! Урена! У нас новость! Кулу Атрана зовут Бала.

— Атран, какой ты молодец! Это нужно отметить, — защебетала Урена. Лотвич тоже поздравил. Но вечером, выбрав момент, начал неприятный разговор.

— Атран, мне не нравится то, что происходит. Ты слишком... Даже не знаю, как назвать. Слишком серьёзно относишься к куле. Ты сам стал похож на кула. Так нельзя. Я знал охотников, которые чересчур увлекались слиянием. Они плохо кончили.

— Ну, мне это не грозит.

— Ошибаешься, юноша.

— Лотвич, я ведь уеду через три недели.

— Совсем забыл об этом. Ну да, конечно... Но, всё-таки, держи барьер между собой и кулой. Тем более, вы разнополые.

— Ты хочешь сказать?..

— Да. Я хочу сказать то же, что и раньше. Кулы — не мы. Ими правят чувства и эмоции. Не давай чувствам кулы зайти слишком далеко.

— Но я генетик. Я работаю с живой материей. Я должен понимать жизнь!

— Ах вот в чём дело. Но помни о главном, парень. Ты уедешь, а кула останется. Не делай ей больно.

 

Алим. Водопад

— ...Мы не сможем вернуться?

— Не знаю. — Икша старалась избегать его взгляда. — Один раз похожее случалось. Появилась новая гряда порогов, но другие пороги ушли в глубину. Маршрут закрыли на целый сезон как опасный. Мы долго расчищали тот участок, чтоб он не представлял большой опасности для группы. Но этот обвал намного серьёзнее. Даже сравнить не с чем.

— Я должен всё увидеть своими глазами.

— Не торопись, Алим, — возразил Орчак. — У нас есть ещё несколько спокойных дней. Завтра экскурсия к водопаду, потом группа неделю отдыхает, а мы можем обдумать ситуацию.

— А потом?

— А потом, когда придёт пора возвращаться, может начаться паника.

— Алим, — мягко произнесла Икша, — наверно, лучше, чтоб ты знал... Орчак — работник турбазы и теневой инструктор. Его задача — помогать мне в трудных ситуациях и руководить группой изнутри под видом опытного туриста.

— А что мне делать?

— Помогать нам. Гасить панику в зародыше. Если выбраться не сможем, со временем вы займёте моё место.

— Вот ещё! Не хочу я ничьё место занимать!

— Алим, вы с Орчаком всеядные, у вас есть шанс продержаться. Я хищница. Это озеро слишком мало, чтобы прокормить нескольких крупных хищников. Мы, скорее всего, умрём с голода.

— Ничего себе дела... Икша, вот что я думаю! Придётся вам дружно переходить на травку. Тут, как говорится, не до жиру.

— Физиология, Алим, чистая физиология. Если б дело шло о вкусах... Думаешь, сырое мясо вкусней сырой зелени? Наш кишечник не приспособлен к перевариванию растительной пищи. Он короткий. Чуть-чуть больше длины тела. А у вас, всеядных, длинней раза в четыре, а то и в шесть. Мы обречены, Алим.

Всю ночь Алим размышлял над проблемой. Икша не подумала, а может, не захотела пугать его. Голод — не единственная опасность. Есть ещё вымывание солей из организма... А даже если нет, кто захочет всю жизнь прожить в маленьком, холодном озере? Нет, надо отсюда выбираться. Любым путём.

Только под утро появилась и оформилась идея. Алим неторопясь, без спешки, со всех сторон рассмотрел её — и уснул, успокоенный и удовлетворённый.

— Проснись, Алим! Рыбки-ракушки, впервые вижу среди экстремальщиков такого соню! Помогите мне отнести его к холодным ключам.

Алим приоткрыл один глаз. Вокруг толпились и весело перешучивались туристы.

— Не надо меня к родникам. Я хороший... Я спать хочу.

— Мы к водопаду идём, — сообщила Икша. — Ты с нами?

— Конечно, с ыва-а-ами, — Алим сладко зевнул и попытался открыть второй глаз. Автоматом закрылся первый.

— Группа! В походную колонну становись! — звонко скомандовала Икша и повела экстремальщиков в ручей с очень холодной средой. Сон мигом слетел. Никогда в жизни Алим не забирался в такое мелкое место. Пришлось ползти грудью по дну, помогая себе рук-ками. Плёнка защитной слизи на спине, возвышающейся над уровнем среды, сохла и неприятно стягивала кожу. Ригла грубо, по-мужски выругалась, легла на бок и отчаянно забила хвостом. Алим страшно удивился, когда этот необычный приём себя оправдал. В облаке пузырей и брызг она промчалась мимо него словно курьерский шалот. Опрокинувшись на бок, юноша попытался скопировать стиль Риглы. Оказалось, что смотреть со стороны намного приятнее, чем самому плыть этим стилем. Но уже через минуту он вновь оказался на глубине. Икша его сосчитала, указала плавником направление и что-то произнесла. Что именно, Алим не расслышал. Озерцо наполнял гул, чем-то похожий на шум очень мощного летнего ливня. Или на гул прибоя. Заинтересованный, он поплыл на звук и вскоре обнаружил группу. Точнее, задние половины экстремальщиков, так как головы все до одного высунули из среды. И, судя по ориентации хвостов, все смотрели в одну сторону. Алим не стал отрываться от коллектива.

Водопад был фантастичен, грандиозен и невозможен. Не возникало никакого сомнения, что именно это — водопад. Откуда-то со скал обрушивался вниз, в облаке брызг, ревущий поток. Он не иссякал, длился минута за минутой, и это было самым поразительным и невероятным из всего, что видел Алим в жизни. Как такая масса пресной среды оказалась где-то высоко на скалах? Откуда она там взялась? Что её удерживает? Почему она не скатилась сразу мутным валом, словно волна прибоя? Почему поток не иссякает и не слабеет? Вопросы теснились в голове, и ни на один не было ответа.

— Не верю! Себе не верю... Смотрю — и всё равно не верю! — поражённо произнёс кто-то рядом.

— Этого просто не может быть, — поддержал Алим, вышел из ступора и заметался в поисках Корпена.

— Как?! Почему?! Откуда всё это?! — набросился он на ни в чём не повинного инфора.

— А я знаю?

прозвучало за их спинами. Дружно оглянувшись, увидели спину и хвост Ольяна. Подняв голову над поверхностью, тот любовался водопадом.

— Давай отойдём в сторонку, здесь слишком шумно.

За скалой можно было нормально говорить.

— Прежде всего — я сам не знаю, как это происходит, — с ходу осадил его Корпен. — Но я собрал кой-какие факты, а ты их обдумай. Первый факт — дождь. Такое же загадочное явление, но мы к нему привыкли. Второй факт — скопления белой среды на окружающих горах. И третий факт — сам водопад. Кстати, ты не думал, откуда берётся среда в реках?

— Подземные ключи бьют.

— А этот ручей питается от водопада.

Алим надолго задумался.

— Подземные ключи и водопады, — уточнил он. Корпен не торопил.

— Если б сейчас дождь шёл... — пробормотал Алим минут через пять.

— Но дождя нет. А водопад есть.

Полюбовавшись на прощанье водопадом, Алим отправился в обратный путь. Мелкое место миновал на удивление просто. Лёг на бок, и течение само пронесло его над самыми камнями. А среда в большом озере показалась такой тёплой и ласковой — словно всю жизнь в ней жил.

Икша построила группу, пересчитала и объявила, что снимает с себя обязанности тирана, и целую неделю все могут отдыхать кто как хочет. По пустякам её не беспокоить, потому что она тоже отдыхает. По всем вопросам обращаться к Мудрому Соне или Орчаку.

Спустя минуту до Алима дошло, что Мудрый Соня — это он.

Только после полудня юноша вспомнил про обвал. И отправился к порогам. Вошёл в реку, вытекающую из озера, прошёл первую быстрину и поразился. Там, где шумели пороги, глубина увеличилась, течение замедлилось, а вся река приобрела солидность и величие. А ещё чуть ниже по течению река вышла из берегов и подтопила заросли сухопутных растений, которые Корпен именовал лесом. Но Алим придерживался прежнего русла, пока не увидел Икшу. Охотница занималась странным делом: набрав полные горсти глины у берега плыла к насыпи, перегородившей русло и мутила среду, растирая глину в ладонях.

Зачем? — изумился Алим.

— Зачем? — спросил он вслух.

— Хочу знать, фильтруется среда через завал или вся остаётся здесь. Если муть всасывается под завал, значит, фильтруется. А иначе — нет.

— Я думаю, не фильтруется. Река глубже стала. Вот лес уже подтопила.

— Да, уже лес подтопила, — с непонятной интонацией произнесла Икша.

Алим высунулся из среды, оценивая высоту завала. Серьёзное препятствие, но не настолько, чтоб отказаться от вчерашней идеи. Но и афишировать свои знания раньше времени не стоит. Поспешишь — всех рыб насмешишь.

— Икша, знаешь, о чём я сейчас думаю? — произнёс он, чтоб отвлечь охотницу от грустных размышлений. — Лес уже начало подтапливать, скоро совсем затопит. Поверхность нашего озера увеличится в три-четыре раза!

— Ну и что?

— Как — что? Скоро в озере будет в четыре раза больше пресноводных рыб! Вам, хищным, хватит еды. И ещё нам, всеядным, останется.

— Ах, это... Да, через несколько лет здесь и на самом деле будет много еды, — как-то вяло согласилась Икша.

— Не через несколько лет, а уже этой осенью.

— Алим, ты же биолог...

— Генетик.

— Неважно. Скажи, смогут деревья, растущие на суше, жить под средой?

— Нет, наверно. А что?

— Раз не смогут, значит, умрут. А когда кто-то умирает, он начинает разлагаться и отравлять всё вокруг.

— Если весь лес умрёт... здесь невозможно будет жить! Чтоб я сдох!

— Не торопись, мальчик мой. Успеется.

— Столько мёртвой органики... Это смерть всего живого... — бормотал юноша.

Выпростав рук-ки из обтекателей, Алим ухватился за камень и рванул на себя. Камень покачнулся и съехал вниз метра на три, устроив маленький обвал. Алим столкнул ещё несколько камней и высунулся из среды, чтоб оценить объём работы.

— Жизни не хватит, — поделился с Икшей, выбрал маленький камень, подплыл к стене каньона, пробитого рекой и процарапал метку, поставив рядом ряд палочек — дату. Левая стена каньона была выше и круче правой. Именно с неё сошёл оползень в тысячи кубометров, засыпавший доверху каньон и перекрывший реку.

— Будем здесь отмечать ежедневный подъём уровня среды, — уверенно произнёс Алим.

— Зачем?

— Надо же что-то делать... — уверенности в тоне заметно поубавилось. — Я сейчас другие варианты проверю.

Не замечая удивлённого взгляда инструктора, Алим удалился, буквально обнюхивая правую стену каньона. Такой реакции Икша не ожидала. Ни тени страха, но какое-то сосредоточенное, суровое любопытство. Надо хорошо знать широкомыслящих и самого Алима, чтоб понять, что двигало парнишкой. Впервые назначенный на высокий пост помощника заместителя руководителя группы, он был до такой степени переполнен ответственностью, что не догадался испугаться за себя. А любовь широкомыслящих к умственной деятельности толкала на поиск решения. И Алим забирался во все ручьи и бухточки, надеясь найти второй выход из озера.

— Если в озеро много ручьёв втекает, значит, вытекать тоже должно много! — бормотал он, перебираясь с помощью рук-ков через завалы из камней и мелкие места, раздвигая упавшие стволы растений суши и поминутно застревая в глубокой грязи, служившей дном ручью.

Выбираясь из пятого или шестого ручья, услышал голоса:

— Переизбрать, клюв алмара, всех троих!

— А смысл?

— А смысл в том, что я не люблю, когда меня обманывают.

Алим затаился в грязи, боясь проронить хоть слово. По голосам узнал обоих. Это были Неток и Ефаль.

— ...они знают, что обвалом перекрыло реку, но скрывают это от нас. А значит, недостойны быть у власти. Пусть мы все сдохнем здесь, но я хочу знать, что меня ждёт, ясно?!

Голоса медленно удалялись. Алим вышел в озеро и растерянно растопырил плавники.

«Надо что-то делать. Так же нельзя... Как будто мы этот обвал устроили... Перегрызёмся все, а дальше что? — тоскливо размышлял он. — Думаете, руководить приятно? Сами попробуйте...»

Резко ускорившись, он бросился на розыски Орчака. Тот что-то объяснял четырём туристам.

— Три сотни каракатиц! Алим, что с тобой???

Алим изогнулся и скосил взгляд на свой хвост.

— Я хотел подняться по ручью и застрял в грязи. Пришлось вернуться. Можно тебя на два слова?

— Двое узнали про обвал, — горячо зашептал Алим, как только они остались вдвоём. — Хотят всё рассказать остальным. Хотят выбрать новое руководство.

— Днём раньше, днём позже — какая разница?

— Ты не понимаешь! Они считают, что мы всех обманываем!

— Разве это не так?

— Но мы не...

— Мы всего только скрываем правду. Большая разница, правда?

— Так ты ничего им не скажешь?

— А что я должен сказать? «Не переживайте, ребята, сдохнем все вместе»?

— Надо же что-то делать! — взвыл Алим и умчался со скоростью курьерского шалота. Опомнился только влетев в мелкую бухту. — Нельзя же так. Надо что-то делать, — бормотал он как заведённый. — Мы никого не обманываем...

Развернулся и уже целенаправленно помчался по периметру озера.

— Привет! Хорошо, что вы вдвоём... Что я вас двоих встретил.

Неток и Ефаль замолчали и рассерженно обернулись.

— Лёгок на помине...

— Пожалуйста, ничего не спрашивайте, следуйте за мной. Через полчаса отвечу на все вопросы. Это дело жизни и смерти.

— Похоже, парнишкой дно чистили. Послушаем?

— Все вопросы потом, экстремальщики. Сначала вы должны увидеть.

— Ну показывай, экстремальщик, — сердито произнёс Неток.

Алим пробил поверхность, осмотрелся и устремился к истоку реки по кратчайшему расстоянию. Ефаль и Неток с сердитым сопением едва поспевали за ним.

— Это так срочно? — не выдержала Ефаль.

— Не думаю, — резко сбросил скорость Алим. — Да чтоб я сдох, нам теперь вообще торопиться некуда! — и опять прибавил скорость. Неток с Ефалью переглянулись. Ещё раз они переглянулись, когда Алим, не снижая темпа, вошёл в реку.

Только бы Икшу не встретить, — размышлял Алим, — вот она мне точно голову снимет. А что я им скажу? Два поворота осталось...

— Вот! — произнёс он просто, указав плавником вперёд. — Скоро возвращаться, а пути нет. Будет паника, нужно, чтоб кто-то помог её погасить. Вы поможете?

Но туристы не ответили. Они смотрели, как Икша с усталой обречённостью сталкивает вниз камни.

— Придурок! — бросила Ефаль Нетку, выпростала из обтекателей рук-ки и присоединилась к Икше. Помедлив, мужчины тоже принялись за работу.

— Неток, Ефаль... Я украл у вас неделю отдыха. Простите меня...

— Глупый ты, Алим, хоть и широкомыслящий. Всё правильно, — успокоила Ефаль. — Берегись!

Все отскочили. Небольшой оползень с сухим рокотом волной прополз по склону. Пока рассеивалась муть, Алим проверил метку на стене. Уровень поднялся едва-едва.

— За двое суток на шесть метров поднялась, а сегодня за полдня — всего на пять сантиметров... — огорчился Алим.

Икша тоже взглянула на метку.

— Дальше медленней пойдёт. Раньше заполнялся каньон, а теперь затапливает берега. Зеркало водоёма резко увеличилось. Ещё метр, и уровень у завала сравняется с уровнем озера.

 

Атран. Голубые сады

Дни шли за днями, пролетая быстро и незаметно. Кула всё реже вспоминала Мбалу, повеселела и даже начала откликаться на кличку. Атран свыкся со своим новым положением, регулярно ходил в патрулирование с охотниками, изучал обязанности охотника, рельеф и границы патрулируемого участка, тренировал кулу и сам обучался боевым искусствам. Подчёркивая временность своего присутствия, сливался с кулой только через верхнее нервное пятно. Ночевал в хоме Мбалы. Ничего в обстановке менять не стал, не пересадил ни одной веточки. Хом сохранял вид девичьей кельи. Ну, не совсем девичьей. Но отсутствие постоянного спутника читалось сразу же.

Царапина на хвосте оставила хорошо заметный шрам. Атран сводить его не стал: шрам вызовет вопросы, а это в свою очередь даст повод рассказать друзьям о том, как он работал охотником.

Но вот настал день приезда охотницы. На вокзал отправились всем отрядом. Атран пытался вспомнить, как вёл бы себя месяц назад. Передал бы кулу новой хозяйке и уехал в тот же день. Но сегодня поступить так просто не мог. Ознакомившись с расписанием, вернулся к охотникам.

— Завтра я уезжаю. Сегодня в Голубые сады уже опоздал.

— Это хорошо. Смена хозяина пройдёт не так резко.

Шалот из Лагуны запаздывал. Охотники с кулами держались в стороне от массы встречающих-отъезжающих. Но присутствие кулов вызывало интерес. Диспетчер объявлял рейсы, публика постоянно менялась, а косячок любопытных вокруг охотников не иссякал.

И вот показался шалот из Лагуны. Охотница отделилась от него одной из последних, огляделась и направилась прямо к Лотвичу.

— Ганоид, вы Лотвич? Я Умбрия, прибыла заменить погибшую охотницу.

Где моя кула?

— Вот она. Её зовут Бала, — отозвался Атран.

— Кула носит имя?

Отвечать не стал. Сказанное сказано, и не новичку менять сложившееся. Охотница ему не понравилась. Пожилая, поджарая, с сухим, невыразительным голосом, не подходила она в хозяйки бесшабашной, жизнерадостной Бале.

— Будем знакомы. Аранк, Урена, Атран. А я — Лотвич, вы не ошиблись, — представил всех командир охотников.

— Вы — тот самый турист, который заботился о моей куле? Благодарю вас, можете быть свободны, — Умбрия внимательно осмотрела и ощупала хищницу. — Отличное животное.

— «Сухая/скучная» — передала кула, всё больше волнуясь. А когда Умбрия нацелилась на нижнее пятно, Атрану пришлось даже придержать Балу. Впрочем, слившись, охотница быстро и твёрдо взяла управление на себя.

— Мы кого-нибудь ещё ждём? Нет? Тогда тронулись.

Лотвич усмехнулся и повёл отряд на кордон. Атран, сведя связь с кулой до минимума, изучал в себе новую эмоцию. После долгих колебаний остановился на названии «горечь расставания». Справившись с этим делом, попробовал прощупать новую охотницу. Особой защиты она не ставила. Но оказалась холодна как Темнота.

— «Снизу холодная. Хочу с тобой. Ты добрый/понимающий» — выдала очередной шедевр кула.

— «Прости, малышка. Завтра я уйду».

— ...«Откройся/пусти/приласкай», — жалобно попросила Бала, и Атран открылся. Хотя давал слово не делать этого никогда в жизни.

В последний ведь раз, — пытался оправдать он себя.

— «С тобой хорошо, с холодной/суровой плохо».

— «Она твоя хозяйка», — Атран попытался как можно чётче сформировать этот образ.

— «Холодная/суровая меня не любит», — пожаловалась кула.

— «Слушайся её», — передал Атран и повёл кулу над зелёным ковром дна, так низко, что водоросли ласкали плавники.

— «Ты озабоченный/грустный. Почему не весёлый?»

«Короткая память — ваше счастье, — задумался юноша. — Равновесие. Одно зло уравновешивается другим».

— «Идём домой, малышка. Мне уже пора».

— «Там холодная/суровая. Боюсь её».

— «Надо».

— Атран, ты очень помог нам и действовал разумно и целесообразно. Если нужно, я могу послать об этом рапорт твоему руководству. А захочешь сменить профессию, возьму охотником и обеспечу кулом.

— Буду иметь в виду. Прощай, Лотвич.

— Да, чуть не забыл. Инфор не нашёл в информатории никаких сведений о том, кто и как узнал о слоях среды различной плотности. Но этим данным больше шести тысяч лет.

— Ух ты, ещё до открытия бессмертия? Тогда понятно. Сами знания сохранились, а кто когда открыл — забыли. Обычное дело...

— Будь счастлив, мой мальчик. И скорее найди себе подружку, — пожелала на прощание Урена.

До вокзала Атрана провожал Аранк. Кула Урены собиралась не сегодня-завтра метать икру, кул Лотвича и сами охотники не отходили от неё ни на секунду.

Отделившись от верхнего пятна кула, Атран кивнул охотнику, нашёл шалота, идущего в Голубые сады и занял место на широкой спине чуть впереди спинного плавника. Машинально поёрзал, притирая нервное пятно, но под ним была только тёплая, бугристая от присосок пассажиров кожа. Очень быстро пассажиры заняли все места. Они ехали на курорт, были веселы и возбуждены.

Диспетчер объявил отправление, шалот развернулся над вокзальной площадью и лёг на курс. Двое отставших пассажиров с весёлыми криками присосались рядом с Атраном. Рулевой, которого на пассажирских маршрутах почему-то звали водителем, поднял шалота к самой поверхности. На его коже играли солнечные блики, а молодой учёный изучал новую эмоцию, навеянную расставанием с Балой. На этот раз даже название подобрать не удалось. Только простой, до предела упрощённый и утрированный образ. Будто он направил Балу прямо под удар клюва алмара. Как и предыдущие, эмоция была крайне неприятной. Атран ещё раз проанализировал свои поступки за последний месяц. Принял участие в охоте на алмара. Принёс пользу. По просьбе охотников ухаживал за кулой, пока не прибыла новая хозяйка. Теперь оставаться на кордоне больше незачем, значит, нужно двигаться дальше. Да, Бала хотела остаться с ним. Но кула — собственность отряда охотников. И что она будет делать вдали от границы? Народ пугать? Против чего же направлена эмоция?

«Бедные зверюшки, как вы с этим живёте? — подумал Атран и хотел заняться аутотренингом. Сосредоточиться и усилием воли вытолкнуть паршивую эмоцию из головы. — Всё в прошлом, назад время не идёт, можно забыть» — внушал он себе.

Сосредоточиться не удавалось. Сосед справа без конца мурлыкал под ухом весёлый, незатейливый мотивчик.

Сейчас ты у меня замолчишь, — решил Атран, дождался конца куплета и заорал припев в полный голос:

Сосед справа заткнулся и изумлённо распахнул глаза, зато сосед слева, а за ним и все остальные пассажиры с энтузиазмом подхватили песню.

«Ну да, все едут на курорт, — вспомнил Атран и грустно рассмеялся. — Чего я там забыл?»

Однако, молчать одному среди вопящей и ликующей толпы пассажиров неинтересно, и он подхватил песню вместе со всеми. Несколько пар студенческого возраста отделились от шалота и устроили маленькое представление, выстроившись узором, красиво и синхронно перестраиваясь в такт песне. А когда поравнялись с шалотом, идущим обратным рейсом, и все дружно закричали: «Физкульт-привет!», Атран окончательно позабыл о своих горестях.

Три дня в Голубых садах прошли замечательно, а на четвёртый Атран, крайне довольный собой и отпуском, отправился домой.

 

Алим. Озеро

На следующий день Алим с утра отправился к завалу. С изумлением обнаружил, что Ефаль и Неток привели ещё двух туристов. По командам Икши все впятером пытались столкнуть вниз крупный обломок скалы. Алим бросился им на помощь, обломок пошатнулся, Икша, изогнувшись дугой, упёрлась хвостом в склон, закричала, все ещё раз дружно поднажали... и обломок покатился вниз, на дно каньона. Туристы бросились врассыпную, столкнулись, получилась куча-мала, Ефаль едва не попала под камень, но успела уйти вверх. Маленькая победа подняла настроение. Ворчание Икши насчёт осторожности и техники безопасности встретили прибаутками, но самым внимательным образом осмотрели её сбитые камнями рук-ки, ссадины на хвосте — и отстранили от работ. Всё равно, работать не мешая друг другу могли только пятеро.

Вскоре подошли ещё четыре экстремальщика. Те самые приятели-хохмочи, которых Алим меньше всего хотел видеть.

— Ни фига себе! Слышал, что инструкторы группам трудности создают, но чтоб такую кучу навалить... — изумился первый.

— Да эту груду полгода разгребать, а у нас отпуск кончается! — возмутился второй. — Икша! Икша!

— Здесь я.

— Когда вернёмся, сообщите нашему руководству, что мы задержались по не зависящим от нас причинам.

— Сообщу. Обязательно сообщу. Но юридической силы моё сообщение иметь не будет. Выход на экстремальный маршрут ведь дело добровольное.

— Пусть это вас не волнует, — повеселели парни. — А ну-ка, потеснитесь. Смена пришла!

Алим проверил вчерашнюю метку и поставил новую. За его спиной столпились туристы. Работа на некоторое время замерла. За сутки уровень поднялся меньше, чем на четверть метра. Молодёжь с разгона выпрыгивала из среды вертикально вверх, пытаясь определить высоту завала и высчитывая дни. Алим не стал уточнять, что с каждым днём уровень будет повышаться всё медленнее и медленнее.

С каждым днём всё больше туристов узнавали о завале. Но происходило это как-то буднично и просто. Новички видели, что остальные в курсе, что меры принимаются, никто не боится — и успокаивались. Икша составляла бригады — теперь работали сразу десять экстремальщиков. Пять у поверхности и пять — на четыре метра ниже. Подъём уровня продолжался, но с тех пор, как уровень у завала сравнялся с уровнем озера, не превышал трёх сантиметров в сутки. И, по расчётам Алима, должен был замедлиться до полутора-двух сантиметров. А высота завала в самой низкой точке (у правого берега) превышала три метра. И никто не мог оценить его ширину.

Отработав свою смену, Алим направлялся исследовать территорию, которая совсем недавно была сушей. Глубина в этих местах редко превышала метр, незнакомая обстановка возбуждала и тревожила, но экскурсии стоили риска. Юноша понимал, что час прогулки по затопленной территории стоит десятков часов обычных наблюдений, а такая уникальная ситуация может никогда больше не повториться. Он выделил десятки видов растений, пытался классифицировать их, понять взаимодействие. И было до слёз обидно, что нет ни одного инструмента, ни одного консерватора. Только глаза и память.

Каждый вечер он сливался с Корпеном и передавал инфору все собранные за день знания. Инфор посмеивался, но никогда не отказывал. Он выделил Алиму раздел в своей необъятной памяти и даже в свободное время проводил систематизацию и классификацию новой информации. Алим в свою очередь поражался порядку и опрятности в уме инфора.

Ежедневную передачу знаний молодой учёный считал обязательной. Ведь он, кроме прочего, изучал съедобность растений суши. Но ядовитых, на его счастье, не попадалось, и очень скоро выработалось простое эмпирическое правило: есть можно всё то, что вкусно.

Часто в экскурсиях его сопровождала Ригла. С девушкой произошла удивительная перемена. Она прикусила свой острый язычок и из ехидной насмешницы превратилась в слушателя. Алим делился с ней теориями, спорил вслух сам с собой, она слушала и не перебивала.

В день, когда группа должна была отправиться в обратный путь, Икша собрала общее собрание. Хотя все были в курсе, описала ситуацию. Предложила Алиму сделать доклад о скорости подъёма уровня среды.

— Сейчас подъём составляет три-три с половиной сантиметра в сутки. Это даёт сто суток ожидания. Но, с затоплением берегов увеличивается зеркало водоёма. А это, в свою очередь, замедляет подъём уровня. Так что ждать нам двести-двести пятьдесят суток. Если же мы пророем вдоль правого берега канал глубиной два-три метра... Сами понимаете, насколько это ускорит...

— Как-то не так я себе представлял экстремальный туризм, — заметил Ольян, один из хохмачей. — Вместо опасностей, беготни от хищников — камни с утра до вечера таскать!..

Алим надеялся, что Икша не коснётся горьких моментов. Но инструктор решила иначе. Упомянула всё. И голод, и вымывание солей, и разлагающуюся органику на затопленных берегах.

— Прошу прощения! — не вытерпел юноша. — Но растительность суши съедобна! Чем больше мы съедим, тем меньше сгниёт! Для хищных видов, конечно, травка не лучшая еда. Но если есть от пуза... Я хотел сказать, экономить не надо...

— Чем больше слопаем, тем меньше сгниёт. Ты это хотел сказать? — перебил Корпен.

— Я хотел... Разлагающаяся органика... Токсикация среды...

— Вот-вот! Среду ему жалко.

Алим окончательно смутился, а туристы захихикали.

— Но это ещё не всё, что я хотел сказать! — затараторил Алим. — Когда мы не вернёмся в срок, пошлют спасателей. Они обнаружат завал и сюда пришлют строителей с алмарами. Вы не знаете, что это за звери! Завал за неделю раскидают.

— Пока строители алмаров подгонят, мы состаримся!

Разгорелся жаркий спор. Большинство сошлось на том, что строители ничего не делают вовремя.

— ...Нет, на самом деле, это была отличная идея. Мы должны были сами придумать это, — уверенно произнёс Орчак.

— Ты хорошо всех успокоил. Теперь все уверены, что спасение — только вопрос времени, — согласилась с Орчаком Икша.

— Но в чём я не прав? — изумился Алим.

— Объясни ему, — посоветовал Орчак, отвернувшись.

— Алим, с этой стороны завала среда. А что с той стороны?

— Как что? Река...

— Сухое русло. Много-много километров сухого русла, Алим. Спасатели не смогут привести сюда алмаров.

 

Атран. Институт генетики

...Закрыть глаза, закрыть уши, отказаться от всех чувств, только инструмент, его чувства... Подождать, пока не будет полного слияния... Образец... Прохладная культура ткани... Обволочь её медузообразным телом инструмента... расслабиться, пока ещё подготовительный этап операции... Сосредоточиться на маленьком участке... Сформировать и подвести к этому участку ощущала... Так... Клетки поверхности не нужны, они раздавлены и повреждены... Растворить... Глубже, ещё глубже... Вот они, мягкие, нежные клетки внутренних тканей... Сузить поле обследования, всё, что рядом, не существует... Хорошо, получилось... Утончить ощущала... Сосредоточиться на нескольких клетках... Вот они, упругие, слипшиеся оболочками... Раздвинуть, выбрать одну... Отделить от остальных, завлечь внутрь инструмента... Об остальных забыть, их больше нет... Вот она, единственная, растёт, заполняет всё поле чувств... Мешочек с упругими стенками... Ощупать... Хороший мешочек, совсем не повреждённый... Ощущала больше не помощники, теперь подвести к мешочку жгутики... Внутрь клетки... Осторожно, нежно, не повредить... Вот он — клубочек ядра... Извлечь... Аккуратно, нежно... Забыть о клетке, есть только ядро, оно заполняет всё поле чувств... Подождать, расслабиться, соразмерить усилия и масштабы... Вот он, большой как глаз алмара... Войти жгутиками в него, ощупать... Нежно, едва касаясь, пока не обострятся чувства... Теперь распутывать, выделять петлю за петлёй, нить за нитью... Время остановилось, его нет, есть бесконечно сложный узел нежнейших переплетений... Не торопиться... Одна нить отделена, в сторону её... Теперь пойдёт легче... Вторая, третья... Клубок распадается, теперь выпрямить, распутать каждую в отдельности... Разложить в пространстве аккуратно, одну к одной... Обволочь сознанием, расслабиться, пусть инструмент ознакомится с ними, ощутит, поймёт их... Забыть об осязании... Чёрное ничто... В нём формируется туманная тень... Предвестник образа... Не торопиться... Времени нет, есть облачко, оно расплывчато, туманно, сосредоточиться на нём... Сфокусировать... Не торопиться... Отступить назад... Снова сфокусировать... Будто ощупываешь облачко ощущалами... В одних местах оно плотнее, там не трогать, в других совсем рыхлое, там нежными прикосновениями раздвинуть невесомую субстанцию, прижать к плотным узелкам... Образ формируется всё чётче... Это же цветок егия! Тот самый, что растёт у входа в грот лаборатории. Спасибо тебе, Ардина, ты славная девчонка. Или это намёк? Позднее подумаю. Сейчас выхожу из слияния с инструментом... Без спешки не травмируя и не балуя инструмент... Нити скомкать в комочек... Это тоже тренировка... Где у нас клетка?.. Вот она... Комочек в клетку... Пусть оболочка клетки восстановится... Подождать... Жгутики больше не нужны, убираем и забываем... Клетку нежно двигаем к образцу ткани... Где она была? Здесь, вроде? Ну, сюда её и вернём... Эти три раздвинем... Потеснитесь, ребята... Готово! Выводим образец ткани из инструмента... Сделано... Теперь вспоминаем, что у нас

были чувства... Слух, обоняние, осязание... С осязанием что-то не так, но это пройдёт... Можно слегка расслабиться, ослабить контакт с инструментом... Я Атран, широкомыслящий, я больше не инструмент. Хорошие здесь инструменты. Настоящие! Чуткие, отзывчивые. Не те, университетские, ленивые, огрубевшие от сотен студентов, выработавшие на студентов иммунитет и почти не поддающиеся управлению. Ехидные сволочи, одним словом. Нет, с таким инструментом работать одно удовольствие. А теперь можно попробовать приоткрыть один глаз. Мутный свет... Ну да, я сам в инструмент по самые жабры погрузился... Медленно-медленно приподнимаюсь на плавниках. Всё тело задеревенело... Инструмент, не обволакивай меня больше, отделяйся от меня... Умница... Хотя ты этого и не понимаешь. Теперь можно приоткрыть второй глаз... И выйти из слияния.

Отрабатываю плавниками назад и оглядываю лабораторию. Ардина о чём-то тихо беседует с профессором в другом конце грота. Неуклюже, как моллюск, шевелю одеревеневшим хвостом, выплываю в центр грота. Помещение залито бледным, рассеянным светом. То ли вечер, то ли утро.

— Сколько времени?

— Ты уже закончил? Ну, что это было?

— Выйдем наружу, я тебе такой же подарю.

Ардина смеётся приятным, жаберным смехом. Серьёзная девушка. И красивая.

— Вы, юноша, просидели в инструменте почти сутки. Солнце только что встало. Были какие-то сложности?

— Нет. Просто мы с инструментом притирались друг к дружке. Замечательный у вас инструмент. Ни в какое сравнение с учебными не идёт. Чуткий, понятливый! Очень чёткую картинку образца дал.

— А скажите мне, юноша, это был женский или мужской цветок?

Выпадаю в осадок. И честно в этом признаюсь.

— Не знаю. Я первый раз имел с ним дело.

— О чём же вы думали?

— Об Ардине...

Ардина фыркает и гневно бьёт хвостом, а профессор смеётся.

— Ну, девочка, берегись! Охотник добычу не упустит! Идите домой, юноша, сегодня-завтра отдохните, а послезавтра будете мне ассистировать.

— Что за операция?

— Рук-ки. Как всегда, рук-ки. Когда же установится единый стандарт на этот орган? Ну, иди отдыхай, а то я уже ворчать начал.

Своего хома пока не было, и Атран по-прежнему проживал в студенческом кампусе. Один в двухместном хоме. Алим до сих пор не вернулся из путешествия. Атран даже начал беспокоиться. Но с другой стороны, двухместный хом в кампусе на одного — это здорово! Далековато от работы, зато жизнь ключом бьёт!

Наскоро перекусив, он вышел на маршрут и неспешно двинулся к хому. Вскоре его догнал маршрутный шалот. Резко ускорившись, Атран сравнял скорости и присосался на свободное место позади нижнего нервного пятна шалота. Рядом дремала немолодая, добрая даже во сне особа. Это получалось у неё так сладко и заразительно, что Атран сам широко зевнул, задремал, и чуть не проспал свою остановку. Проснулся от толкотни и гомона студенческих голосов. Молодёжь облепила шалота словно пиявки. Водитель привычно обругал прицепившихся у самого хвоста, заявил, что если под хвост попадут, то так им и надо, сами виноваты. Его заверили, что все с этим согласны, и шалот под шутки и звонкие выкрики взял курс к университету.

Первым делом Атран отоспался. Потом проведал друзей-студентов. От Алима не было никаких известий. Более того, не вернулся никто из группы, с которой он отправился в путешествие. Это настораживало. Ещё две-три недели, и профессор вместо Алима возьмёт в свою группу другого выпускника, а друзья намечали устроиться в одно место.

«Нет, конечно, экстремальный туризм — спорт опасный, — размышлял Атран. — Меня запросто мог алмар скушать. Но чтоб целая группа уступила место молоди — такого не бывает...»

Думать о неприятном не хотелось, и Атран начал вспоминать Ардину. Как плавны и точны её движения, какая улыбка, как широко расставлены огромные глаза с ярко-красной радужкой, и как восхитительно она рассердилась... Надо поскорее познакомиться с ней поближе, пока Алим не вернулся. Дружба дружбой, но девушки — разговор особый!

— Итак, юноша, сегодня вы только наблюдаете. Позднее будете мне ассистировать, но сегодня — смотрите и запоминайте.

— Слушаюсь, профессор.

Атран занял позицию на верхнем нервном пятне профессора, слился и операция началась. Профессор закрыл глаза, слился с инструментом и погрузил в него голову по самые жабры. Работал он виртуозно! Делал за секунды то, на что у Атрана уходили минуты. Вскрыл икринку, в которой только-только начал формироваться зародыш, и разложил его на клетки. Начал работать сразу с сотней. Небрежно распарывал оболочку, извлекал комочек ядра, а раскладывать на нити предоставлял инструменту! Атран был поражён. Настолько доверять инструменту их в университете не учили.

— «И правильно делали, что не учили, — передал профессор. — Это рабочий материал. Настоящую работу нужно делать самому».

И вслед за этими словообразами сам разложил ядрышко на нити. Быстро, ловко, аккуратно и вместе с тем — очень нежно. Облёк нити сознанием и расслабился.

— «А вот здесь, юноша, можно отдохнуть. Нельзя торопить инструмент. Он должен понять организм. Если будем торопить, начнёт выдумывать, фантазировать...»

— «У него же нет фантазии. Нас в универе учили...»

— «Мало ли чему студентов учат».

Сфокусировал образ профессор на удивление быстро. Только что было туманное облачко, и вот уже из него сформировалось студенистое тело, в котором просвечивали кровеносные сосуды и косточки. Профессор долго и придирчиво изучал его.

— «Вот здесь, на жаберной дужке наследственный генетический дефект, — удовлетворённо сообщил он через некоторое время. — После работы подправим. Теперь смотрим, что у нас с рук-ками. У мамы с папой самый распространённый вариант. Трёхпалые, с одним противостоящим пальцем. А наследнику они хотят сделать четырёхпалые, попарно противостоящие. Ваши предложения, юноша?»

— «Продублировать кусочек нити с противостоящим пальцем».

— «Можно и так. Но будет много хлопот с кровоснабжением и сосудистой системой. Легче заменить фрагмент нити с противостоящим пальцем на фрагмент с двумя пальцами, взятыми с другой рук-ки. Кисть получится симметричной, и стыковать нужно только два крупных кровеносных сосуда. Вот так!» — профессор начал вырывать из заранее препарированных нитей кусочки и встраивать их в ту, с которой работал. Делал это лихо и самозабвенно.

— «Профессор, но этот фрагмент... Он же...»

— «Да, из плавника. А какая нам разница, откуда взят нервный ствол? Главное — на нём есть нужная нам развилка».

Покончив с левой конечностью, профессор взялся за правую. Запас препарированных заранее клеток стремительно уменьшался.

— «Ну вот, с рук-ками покончили. Что ещё надо сделать, юноша?»

— «Вы хотели исправить генетический дефект».

— «Неверно! Мы ещё не проверили обтекатели для рук-ков. Вдруг новая кисть не поместится?»

Обтекатели представляли собой две глубокие канавки вдоль боков, почти карманы, в которые рук-ки убирались во время движения. Об обтекателях Атран не подумал, и ему стало стыдно.

— ...«В данном случае рядом с обтекателем кисти располагаются мягкие жировые ткани, и в фенотипе всё сформируется само собой. Но забывать о таких вещах нельзя. Мы работаем с жизнью, юноша, помните это!»

В две минуты профессор покончил с генетическим дефектом жаберной дужки, просто отщипнув кусочек нити. Собрал нити в ядрышко, вскрыл ещё одну икринку, вылущил из неё зародыш и поместил на его место модифицированную клетку.

— «Вот так, юноша! Формально работа сделана. Но есть одно «но». Икринка ослаблена, так как часть питательной среды израсходовал зародыш. Поможем малышу?»

— «Обязательно поможем, профессор!»

— «Тогда бери управление на себя. Удали из запасной икринки зародыш. Правильно, полностью удали. Проверь, не осталось ли от него случайно клеток. Теперь слей две икринки. Края, края получше закрепи. Пусть будут наплывы. Наш богатырь сумеет из неё выбраться, когда подрастёт. И икринка приметная. С колечком. Поздравляю вас юноша, вы приложили усилия к созданию новой жизни! Может, малыша назовут в вашу честь.

Некоторое время Атран и профессор наблюдали за икринкой. Всё ли нормально, не разойдётся ли оболочка, потом отделились от инструмента и пересадили икринку в инкубатор. Инкубаторы относились к тому же виду простейших инструментов, что и консерваторы. Студенистые, прозрачные, с синими прожилками, они были далёкими потомками медуз. Что таить, почти все инструменты генетиков и врачей происходили от медуз, но вслух говорить это не принято. Неуважение какое-то.

Вечерело. Операция заняла весь рабочий день. Навалилась приятная усталость. Вышли в садик. Ардина, умница, прямо в садике приготовила лёгкие закуски.

— Как прошла операция, профессор?

— Отлично, девочка моя! — ответил профессор с набитым ртом. — Поздравь охотника с боевым крещением.

Ардина сделала кому-то знак, и к ним, стесняясь, приблизилась пара. Издали Атран принял их за широкомыслящих, но они оказались из вида неутомимых. Как и зародыш, с которым они работали.

— Это родители, — подтвердила его догадку Ардина.

— Родители — это хорошо! Вы угощайтесь, угощайтесь, — балагурил профессор. — И перестаньте волноваться. Операция закончилась успешно, будет жить! Познакомьтесь, это Атран, мой ассистент. Можете расспросить его, он принимал участие в операции, ответит на все ваши вопросы. А я пойду, проверю инкубаторы. Люблю, знаете ли, смотреть на новую жизнь!

Через полчаса Атран догадался, что профессор просто ускользнул от расспросов. Но сделал это так мягко и деликатно, что родители не обиделись и даже не догадались. Атран тоже не обиделся. Не каждый день попадаются такие благодарные слушатели. Шалот на остановку подошёл полупустой, они расположились на его спине компактной группой, а за беседой дорога пролетела незаметно.

 

Алим. Канал

Катастрофа произошла на следующий день после собрания. Только случайно обошлось без жертв. Подходило время пересменка, больше двадцати экстремальщиков собрались у оползня. Один из хохмачей высунулся из среды и вовремя заметил опасность. Что он закричал, повторить в обществе нельзя, но если перевести на литературный язык, получится: «Спасайтесь!» И сам показал пример. Экстремальщики бросились наутёк, а вокруг падали камни. Они пробивали среду, увлекая за собой множество пузырьков. К счастью, пробив четыре-пять метров среды, булыжники теряли убойную силу, но синяки и ссадины оставили самой высшей пробы.

Икша, отступавшая последней, вертелась как угорь и сумела не получить ни царапины. Жаль, этого подвига никто не видел.

В озере она тут же объявила общий сбор, дважды пересчитала туристов, ощупала и осмотрела каждого. Только после этого успокоилась. А успокоившись, поспешила назад, к завалу. Туристы нестройной толпой устремились за ней.

Муть ещё не осела, но главное все увидели: Новый оползень уничтожил недельный труд группы.

— Может, я чего-то не понял, но этот обвал подготовили мы сами, — подытожил очевидное Ольян. — Какие будут предложения?

— Продолжать. Но работать будем только по правому берегу. Правый берег — скала. Оползень сошёл с левого берега. А у правого большого оползня быть не может.

— Мы будем рыть, а следующий обвал опять всё зароет! — перебил визгливый женский голос.

— А не будем рыть — все сдохнем, когда лес гнить начнёт! — рявкнул Орчак.

Вот она, паника. Вот так она начинается, — тоскливо размышлял Алим.

— Вы же экстремальщики! — крикнул он. — Вы шли на маршрут максимальной сложности! Струсили, да? Все живы-здоровы, ничего страшного не случилось, а вы уже струсили?

— Не ори. Все спокойны.

— Вижу я, как вы спокойны.

Ольян отвёл Алима в сторону.

— Ты все берега облазал. Другим путём отсюда можно выбраться? Не обязательно в реку. Куда угодно. В любое место, где пересидеть можно, пока органика гнить не кончит.

— Нет такого места. Только озерцо у водопада. Но там жрать нечего. А когда уровень поднимется, оно с нашим сольётся.

— Значит, копать надо...

— Да. Иначе хищные умрут с голода.

— Плохо дело. Рыть канал нельзя. Завалит. И алмаров твоих завалит. Ждать надо, когда уровень поднимется. Но ждать тоже нельзя. Какие варианты остались?

Потянулись серые будни. Рытьё канала возобновилось, но работать одновременно могли только трое. Ещё трое дежурили поблизости на случай оказания помощи. Икша распорядилась рыть узкий, не шире двух метров, канал минимальной глубины. То есть, не глубже метра. Конечно, это в теории. На деле попадались и неподъёмные камни, и наоборот, мелкая щебёнка, которую сколько горстями ни таскай, результата не видно. Больше всего проблем доставляла муть. Любое движение хвоста поднимало её со дна канала, и бороться с этим невозможно. Но туристы работали теперь одну смену в двое-трое суток, и никто не роптал.

Отработав своё, Алим, устало шевеля хвостом, плыл по затопленному лесу. Икша держалась справа.

— ...Сохранить группу любой ценой.

— А если как сейчас?

— Не бывает безвыходных ситуаций, бывают бездарные инструкторы. У вас, Алим, прирождённый талант. Когда выберемся, устраивайтесь к нам на турбазу. Мир посмотрите.

— Я генетик. И, если уж начистоту, не гожусь я в лидеры. Я — второй.

— Как это?

— Ну... Исполнитель. Могу проявить массу целеустремлённости, находчивости, изобретательности и те-де, добиваясь цели. Но цель должен выбрать другой. Для этого нужен лидер. Вот мой друг Атран — он прирождённый лидер. Из него получится большой учёный.

— Он командует тобой?

— Нет. Между нами даже как бы негласное соревнование идёт. Когда он впереди, когда я... Только он всё время впереди по очкам. Может, он и не замечает, но я-то вижу. Мне нужно полное напряжение сил там, где он берёт талантом и способностями. Взять хотя бы экстремальный туризм. Это была его идея. И он не на турбазу направился, а дикарём, сам маршрут выбрал.

— Куда? По рекам?

— Нет. На границу шельфа, к охотникам. И дальше — в Темноту. А я не придумал ничего лучшего, как пойти с группой стандартным маршрутом. Он никогда бы не попал в такую глупую ситуевину. Трудно объяснить словами, но это тоже талант — не попадать в дурацкие положения.

— Понимаю, Алим. Все твои беды — от недостатка жизненного опыта и неуверенности в себе. Вернёшься к себе в университет, сделаешь одно открытие, другое, появится вера в себя — и через десять лет ты будешь смеяться над сегодняшними проблемами.

— Хорошо бы... Смотри, какой гигант!

Они с Икшей дважды обплыли вокруг ствола дерева, покрытого чёрной шершавой корой. Целый лес ветвей закрывал небо.

— Могучие растения породила суша, — восхитился Алим. — А знаешь, о чём любит рассуждать Атран? Он утверждает, что наша цивилизация неправильная. Он просто не понимает, по каким законам она развивалась. Естественное развитие цивилизации якобы должно идти другим путём. Менее логичным, но более естественным.

— Как это?

— Ну это ещё одна его теория, что максимум интеллекта в социуме проявляется на уровне группы из двух-трёх разумных. То есть, трое умнее, чем один и умнее, чем три десятка. Три десятка — это уже толпа, и каждый тянет в свою сторону.

— Выходит, наша группа — толпа?

— Нашей группой руководят как раз трое. Ну... двое руководят, и я помогаю...

— Не прибедняйся.

— А если бы руководства не было, была бы толпа. И чем больше толпа, чем больше интересов вступает в противоречие, тем ниже интеллект социума.

— Но нами руководит Совет, нас нельзя считать толпой.

— В Совете сколько членов? Около сотни. Атран говорит, что пользы от такого Совета должно быть меньше, чем от предразумного. Но он утверждает, что интеллект Совета — на уровне одной особи. Получается, как будто всем Советом управляет кто-то один.

— Или гипотеза твоего друга неверна, и в Совете заседают на самом деле умные и мудрые.

— Или так, — согласился Алим. — Я раньше смеялся над его идеей, а теперь всё больше задумываюсь...

Из информационного сообщения руководства турбазы центральному совету по экстремальному туризму.

«...в указанный срок группа не вернулась. Спустя шесть суток на маршрут вышла спасательная команда из трёх инструкторов-проводников и пяти спасателей. Пройти весь маршрут команда не смогла. Ещё при входе во второй приток проводники отметили необычайное ослабление течения. Вскоре приток обмелел до такой степени, что продвижение вперёд сделалось физически невозможным. Команда вынуждена была вернуться.

...Заключение. Считать членов группы пропавшими без вести. Раз в три месяца команда инструкторов будет контролировать ситуацию на маршруте. Если в течение года о судьбе группы не будет получено никаких известий, считать членов группы уступившими место молоди».

Собрание руководства группы. Алим регулярно приводит на планёрку Корпена. Никто не возражает. Корпен обычно молчит, но иногда извлекает из памяти старинные, забытые термины или рекомендации.

— ...Я освободила Амбузию от всех работ. Она тяжела.

— В таком состоянии выйти на маршрут экстремального туризма! О чём она думала?

— Ты не прав, Алим. По плану мы давно должны были вернуться. Но у женщины в её положении просыпаются инстинкты и эмоции. Поведение становится нелогичным и непредсказуемым.

— У неё есть разрешение на продолжение рода?

— Нет. Я спрашивала. Поэтому я боюсь срыва.

— Почему, Икша? Всё идёт как надо. Медленно, но идёт.

— Группа устала. Видишь ли, Алим, у инструкторов есть такое... понятие — не понятие, поверие — не поверие. Наблюдение, что-ли. Запас везучести, как бы. Называй как хочешь — запас везучести, оптимизма, удачливости, живучести. Не улыбайся, он есть, можешь у Орчака спросить. Пока он большой, группе ничего не страшно. Даже если кто-то погибает, все понимают, что это случайность. А когда запас живучести исчерпан, каждый пустяк приводит к трагедии. У нашей группы запас живучести опустился до нуля. Скоро начнутся смерти.

— Не набулькай.

...Мелко, мутно, песок в жабрах, песок на языке... Вперёд порожняком, обратно — с камнем в рук-ках. Мутит среду хвост впереди идущего. Справа, один за другим — встречные. Вот впередиидущий затормозил, развернулся — и стал встречным. Пора брать камень. Этот хотя бы. Теперь — назад. Болят сбитые пальцы. Камень тянет на дно, приходится отрабатывать плавниками или отталкиваться камнем ото дна. Тут-то пальцам и достаётся... Хорошо тем, кто справа. Они порожняком идут. Скоро и я пойду порожняком... Вот глубина, бросаю камень. Глухой перестук катящихся по склону камней... Разворачиваюсь. Опять туда, в этот мелкий, ненавистный канал. Метрах в четырёх от начала канала осколок скалы, над которым всего тридцать сантиметров среды. Мы не смогли его убрать, он слишком тяжёл... Если оттолкнуться от него рук-ками, можно проплыть над ним. Можно правее, но тогда надо уступать дорогу встречным. Они с грузом, им не до этикета. Ничего, уровень повышается, через неделю можно будет безопасно проплывать над обломком. Три недели назад он вообще из среды торчал...

— Берегись!!!

Резкий разворот на месте — и назад, что есть духу... В чистую среду.

— Группа, становись! — это встревоженная Икша. — Все целы?

— Ничего страшного, это маленький обвальчик в конце канала.

— Всё равно, отдохните, ребята, я сейчас проверю.

Отдых... Отдых — это хорошо. Прополоскать жабры в чистой, холодной среде...

Икша выжидает пару минут, чтоб в канале осела муть и, хлопнув Орчака по спине, уходит в канал. У неё самая опасная часть работы — она устраивает обвалы и оползни стенок. Рискует собой, чтоб остальных не завалило. Потом приходится долго разгребать завалы, углублять дно. Сейчас длина канала метров пятнадцать, глубина — метр. Спросите, почему в начале метр, когда должно быть два. Уровень ведь на метр поднялся, с тех пор, как рыть начали. А потому метр, что при крике «Берегись!» все бросают камни там, где крик услышали. Затем убирают лишь те, которые мешают.

Из канала в облаке мути вылетает Икша. Настороженно прислушивается, и опять уходит в канал. Вскоре снова появляется.

— Порядок, можете работать. Только сначала дно подравняйте.

Один за другим, выстроившись цепочкой, уходим в канал. Подравнять дно — это безопасно. Хватаешь первый попавшийся камень, который грозит выпустить тебе кишки — и назад. Туда порожняком, обратно с камнем. И так много-много раз.

Дно очистили. Теперь вновь выворачиваем камни из дальней стенки канала.

Затор и столпотворение. Двое катят особенно крупный, угловатый валун.

Снова бесконечная цепочка. Друг за другом. Обратно с камнем, туда порожняком. Мелко, мутно, песок в жабрах, песок на языке... Ноют сбитые до крови пальцы. Это называется — экстремальный туризм. Ради этого четыре десятка неглупых парней и девушек триста километров пёрлись против течения, вверх по порогам, в холодную пресную среду...

Ах, да, ещё был водопад... Тайна природы, восхищающая своей раздражающей непостижимостью. И совместная научная работа с Корпеном, в которой научно обосновывается, что из озера может вытекать только одна река. Ни мне, ни Корпену эта работа славы не сделает. Мы не геологи. Но и не помешает. Клюв алмара! Сначала отсюда надо живым выбраться...

Кто-то затягивает песню, тоскливую и тягучую.

— Прекратите петь! — кричит Икша.

— Почему? — раздаётся сразу несколько недовольных голосов.

— Группа! Все ко мне! Построились! — командует Икша. — Вы не должны петь, потому что песня отвлекает, притупляет вашу бдительность. Вы можете не заметить опасность. Продолжайте, пожалуйста, работу.

Бдительность... Какая тут бдительность?.. Устал как креветка. Мутно, мелко, песок в жабрах...

Конец смены. Алим прополоскал в чистой среде жабры и направился к стене с метками. Ещё одна полоска... С каждым днём расстояния между метками уменьшались. Подъём уровня среды замедлялся, и с этим ничего нельзя поделать. Увеличивается зеркало озера. Ещё немного, и к водопаду можно будет добраться без всякого риска.

Суша. Затопленная, и вдруг ставшая доступной аква инкогнита. Всё свободное время Алим проводил на затопленной суше. Прогуливался по лесу, забирался в самые мелкие места и любовался травами суши, трогал их жёсткие, упругие стебельки, так непохожие на привычные растения, пробовал на вкус, вдыхал запах, пока те не умерли. Травы суши очень быстро умирали, залитые средой.

— Привет, Алим.

— Привет, Ригла.

— Скажи правду, Алим. У нас есть шанс?

— Шанс всегда есть.

— Я же серьёзно спрашиваю. Не надо смеяться.

— Если серьёзно, то двигай за мной. — Алим развернулся и устало направился к окраине леса. Дерево, у которого остановился, было затоплено одним из первых. Сейчас глубина здесь превышала два метра. Алим сорвал и пожевал листик. Листик отдавал горечью. — Понюхай ствол.

Ничего не понимая, Ригла понюхала.

— Лизни.

— Горчит, — сообщила девушка.

— Всего-навсего слегка горчит. Ствол по-прежнему твёрдый и не собирается разлагаться, так?

— Та-ак, — неуверенно подтвердила Ригла.

— А это значит, у нас больше времени, чем мы думали. Намного больше.

— Вот здорово! — без особого восторга отозвалась Ригла. — Можно, я всем расскажу?

— Можно. Но не нужно.

— Почему?

— У нас времени больше. У хищных видов — инфоров, охотников — ничуть не больше, чем раньше. Им есть нечего. Сейчас как бы справедливость. Все думают, что умрут от отравления. А если ты расскажешь, это разделит всех на живых и мёртвых. Вегетарианцам как бы и канал незачем рыть. Можно год подождать — уровень сам поднимется, мы спасёмся. А хищным одним канал не вырыть. Они слабеют с каждым днём.

— Мы, если рыбу поймаем, хищным отдаём.

Алим широко раскрыл и захлопнул жаберные щели.

— Я тоже Икшу подкармливаю. Благодарит, ест. А если сама поймает, подружке Корпена несёт... Вот кого надо было назад завернуть... Смотри! Это же водное, пресноводное растение!

— Водное, — улыбнулась Ригла.

— Ещё одно! Ничего не понимаю... Тут же суша была! Это невероятно!

— Выкапываешь в одном месте, сажаешь в другом. Чего тут невероятного?

— Это ты их тут посадила?

— И я, и другие девушки. Амбузия придумала рассаживать водные растения по затопленной суше. Она агроном.

Алиму стало стыдно. Он даже не поинтересовался, чем занята освобождённая от работ на канале девушка.

— ...Если они приживутся, — продолжала Ригла, — начнут среду очищать. Быстрей смогут заменить растения суши. Теперь это, кажется, без надобности...

Глаза Алима загорелись.

— Может, в исторической перспективе и без надобности, но ты подумай о преобразующей силе разума! Необжитые пространства мы своим трудом превращаем в цветущий сад! Там, где было разложение и смерть, насаждаем новую жизнь!

— Ты головой сильно стукнулся?

— Все вы, бабы, такие, — сделал вид, что обиделся, Алим. — Не надо смеяться, не надо смеяться... А сами?

Ригла, которая до этого напряжённо думала о чём-то своём, резко развернулась к Алиму.

— Давай организуем семью.

Алим даже поперхнулся.

— Мы же разных видов!

— Но схожих. Как будто вокруг голубых мало?

— А дети?

— Много у нас шансов получить разрешение на детей? Это с нашей-то перенаселённостью? А получим — сдадим мою икру на искусственное оплодотворение.

— А жить где будем?

— У тебя. Я предложила объединиться, значит, место выбираешь ты.

— Я опоздал на распределение в институт генетики. Теперь распределят в какую-нибудь глухомань на периферию.

— Разве я спрашивала, где ты живёшь? Я на всё согласна.

— Похоже, ты это серьёзно...

— Серьёзней не бывает, — подтвердила Ригла.

Алим задумался. Брак придавал солидность и вес в обществе. Возможно, удастся получить место получше. С другой стороны, на межвидовые браки до сих пор многие смотрели косо. Хотя таких становилось всё больше и больше.

— Не торопись, Алим, — Ригла поняла его сомнения. — Всё обдумай и скажи мне, что решил.

 

Атран. Танцхом

Лучики солнца, пробиваясь сквозь крышу хома, щекотали глаза. Атран чихнул, проснулся, снова чихнул и выскочил из мягких объятий зелёной постели. Постель разрослась, пора бы подстричь, а то пол хома занимает, но зато какая она восхитительно мягкая и глубокая!

Атран описал несколько кругов, вентилируя жабры и разгоняя застоявшуюся кровь, прогнулся, пытаясь достать носом до хвостового плавника, рассмеялся и выскочил из хома. Утро началось великолепно, а день обещал пройти ещё лучше. Профессор выделил Атрану собственную тему. Заказчику нужны были светящиеся водоросли для освещения гротов и хомов. Такие уже имелись, но заказчик требовал усилить светимость в четыре-пять раз.

Собственная тема сразу после университета — об этом можно только мечтать! Да какая! С широким выходом в практику! По всему миру! Ради этого стоит жить, честное слово!

Позавтракав в студенческой столовой, Атран поспешил на остановку. Шалот подошёл почти пустой. В сторону института генетики в это время мало кто ехал. Атран присосался снизу, сразу за нижней челюстью шалота. Хоть здесь набегающий поток бил в лицо, зато обзор великолепный.

Шалот попался молодой и горячий. Двигался быстро, почти как кул. Наверняка опережал расписание. Атран не имел ничего против. Интересная работа, интересная девушка — а Ардина, без всякого сомнения, интересная девушка... Если пригласить её после работы на танцы...

Шалот резко повернул, ускорился и издал переливчатую трель. Кого-то из пассажиров сорвало потоком, он выкрикнул неразборчивое ругательство и отстал. Атран напряг присоску и взглянул вперёд. Они мчались наперерез шалоту встречного маршрута.

— Внимание! — закричал водитель. — Всем покинуть шалота! Опасность! Всем покинуть шалота!

Пассажиры прыснули в разные стороны. Встречный шалот растерянно остановился, и его пассажиры, расслабив присоски, таращились по сторонам.

— Берегись! — орал водитель, срываясь на визг.

Атран прикинул ситуацию. Можно отделиться, резко уйти вниз и вправо, чтоб не попасть под удар хвоста. Но нижнее пятно шалота всего в полутора метрах сзади и чуть левее. Изо всех сил заработав хвостом, он расслабил присоску и дал потоку снести себя назад, одновременно забирая влево. Вот пятно! Слился грубо, решительно, с ходу перехватив контроль над двигательными центрами шалота, направил того вверх, к поверхности. Жёсткими приёмами Умбрии пресёк все попытки своеволия. Огромный шалот испугался и подчинился. Атран тут же ослабил хватку, прикрыл глаза и прислушался к чувствам гиганта... Самка... Впереди самка... Хочется самку...

Вот в чём дело!

— «Не знаю, кто вы, но вас сама судьба послала, — передал водитель, постепенно успокаиваясь. — Сейчас бы они спариваться начали, пассажиров подавили. Говорил же в парке — гон у нас, нельзя нам на маршрут выходить!»

— «Всё в порядке. Я помогу довести шалота до кольца, а там вы возьмите напарника и гоните зверюгу в парк», — отозвался Атран и сосредоточился на шалоте, успокаивая его ласковыми образами.

— Прошу пассажиров занять свои места, — как ни в чём не бывало объявил водитель. — Через минуту отправляемся!

Пассажиры, кто с весёлой бранью, кто с недовольным ворчанием заняли места. Водитель послал шалота вперёд. Атран не вмешивался в управление. Он вживался в гиганта, в его чувства и ощущения, радовался жизни и гордился собой. Любой малёк правый плавник отдаст за возможность хоть на минуту слиться с шалотом. Не каким-нибудь курьерским, а огромным пассажирским шалотом, курсирующим по оживлённому маршруту.

Шалот, чувствуя радостное возбуждение нового рулевого, окончательно успокоился и раскрылся. По умственному развитию до кулов ему было далеко.

Добродушный увалень, вот ты кто, — решил Атран.

— «Парень, где ты так лихо рулить научился?» — перешёл на «ты» водитель.

— «Было время — на кордоне охотником служил», — отозвался Атран и присовокупил образ Балы.

— «Так ты кула водил? Я мог бы сразу догадаться! Вы, охотники, всегда норовите на нижнее пятно сесть. И хватка у вас железная!»

— «Чего там... Обычная. В бою не до политесов».

— «Не говори!.. Как ты шалота скрутил! Сложно служить на кордоне?»

— «Не то, чтобы сложно. Иногда опасно, иногда холодно — это когда в Темноту погружаться приходится. Беспокойно там служить. А здесь часто такие нежданчики случаются?»

— «Редко. Век бы таких не было. Но по весне бывает. Я и так две баранки гонял шалота на рысях, думал, устанет — успокоится. Но они, зверюги, в гон словно двужильные становятся».

Так, делясь воспоминаниями, закончили маршрут. Шалот больше не чудил, водитель объявлял остановки, менялись пассажиры. На кольце диспетчер и сменные водители принялись деловито спорить, с какой самкой спарить шалота, Атрана тепло поблагодарили, и даже подбросили на небольшом служебном шалоте до института генетики. Но он всё равно опоздал. Ожидал лёгкого нагоняя, но рулевой служебного шалота направился прямиком в приёмную дирекции и от службы движения города выразил официальную благодарность сотруднику института генетики Атрану. До самого обеда стайки лаборанток с хихиканьем заглядывали в лабораторию взглянуть на отважного экс-охотника. Профессор делал вид, что сердится, а Ардина... Атран поминутно ловил на себе её заинтересованный взгляд.

— ...Позволяет увеличить светимость вдвое. Но это потребует дополнительной подкормки.

— Естественно, юноша. Ничего не даётся даром. Сосредоточьте внимание на другом. Светочи не должны отмирать при уменьшении подкормки.

— Но они перестанут светиться.

— Отлично! Пусть светимость будет индикатором их состояния.

Атран смутился.

— Я считал как раз наоборот. Пусть вокруг хоть среда замерзает, но светоч должен светить. До самого конца.

— Неправильно, юноша. Подкормить растение легче, чем посадить новое. Пусть светоч усыхает, темнеет, перестаёт светиться, но только не отмирает. И ещё... Цвет излучения. Вы, юноша, не думали над изменением цвета?

— Этого нет в техзадании.

— Мало ли чего там нет. Кто лучше разбирается в живой материи? Вы или заказчик? Подумайте, как приблизить цвет свечения к солнечному.

— Профессор, это чудесная мысль! Вместо одного, салатного — несколько видов светочей, и каждый светится своим цветом! Синий, жёлтый, красный, зелёный! Я обязательно так сделаю!

— Не съел тебя босс? — поинтересовалась Ардина, когда Атран, возбуждённый и растрёпанный, выскочил из кабинет-хома.

— Напротив! Полное взаимопонимание! Ты готова?

Девушка рассмеялась приятным, жаберным смехом.

— Давно готова.

— Ну так вперёд, на танцы!

Танцхом представлял собой зелёный амфитеатр. Хор располагался с северной стороны. В этом году в моде были песни без слов. Хор свистел, чирикал, щёлкал, стрекотал и выводил рулады на три-четыре голоса. Теоретики спорили до хрипоты, что важнее — мелодия или ритм. Но любителям танцев было мало дела до споров теоретиков. А танцевала Ардина замечательно. Атран даже не подозревал, насколько она может быть гибкой. Словно морская змея. В первые секунды он растерялся. Собрался расслабиться в медленных танцах, а тут... Ну, держись, стерлядка!

Рисунок танца тут же нашёлся. Атран двигался с хищной грацией, подражая движениям кула. Боевой разворот, атака, боевой разворот... Ардина поняла его задумку с полувзмаха плавника. Зовущая и манящая, она ускользала испуганным снетком. Очень скоро танцевала только их пара. Даже сверкающая всеми цветами пара темпераментных южан освободила площадку, присоединившись к зрителям. Атаки Атрана становились всё резче и решительней. Ардина невероятно выгибалась, ускользая в последнюю секунду, а хор всё наращивал и наращивал темп. Верх и низ перепутались и уже не имели никакого значения, только это гибкое, манящее тело. И тут вдруг хор смолк. Ардина вытянулась стрункой, трепеща плавниками, и Атран повторил её движения, и оказалось, что они, грудь в грудь, в полной тишине идут вертикально вверх, к самой поверхности. Три, четыре, пять секунд тишины — и зал взорвался криками, одобрительным свистом и стрекотанием плавника о плавник. Ардина широко раскрыла рот и жаберные щели, а глаза переполнял восторг.

— Силён ты, охотник! — голос был хриплым, прерывающимся. Жаберные щели то раскрывались, то смыкались, выталкивая упругие струйки. Атран не стал отвечать, а просто улыбнулся во весь рот.

Когда покидали танцхом, половина пар, во главе с южанами, исполняли танец кула. Глаза Ардины светились восторгом и восхищением.

Какой замечательный день! Вся неделя замечательная. На двенадцать баллов по десятибалльной шкале.

...За что отвечает этот кусок нити? Где граница оперона? Вроде, здесь. А другая? Эта? Нет, дальше... Эта? Иссекаем кусок, сшиваем концы... Не стыкуется что-то... Ну, конечно! Лишнее отсёк. Берём другую нить. Вот начало, вот конец оперона... Иссекаем. Сшиваем... Теперь смотрим, что получилось... Расслабляемся... Размытое пятно... Фокусируем... Вот он, наш светоч... Боже, какая уродина получилась... Так за что же отвечает оперон? Кажется, понятно... Проверяем. Берём целую нить — и вставляем сюда подряд два оперона... Готово... Что получилось? Ух ты! Это целый лес светочей! В общем, ясно. Нам это не надо, переходим к следующему оперону... Стоп! А ведь красиво будет! Маленький, лохматенький, пушистый светоч для декоративного оформления хома. Это надо запомнить...

— «Охотник, ты не уснул? Рабочий день кончился».

— «Ардина, ты? Ты давно со мной?»

— «Только что слилась. Ты не заметил?»

— «Заработался. Смотри, красиво? Это декоративный светильник».

— «Алтус тебе плавники оборвёт. В теме нет декоративных светильников».

— «Нет — значит, будут! Не пугайся, красноглазая, лохматость — это один из путей повышения светимости. Всё по теме!»

— «Вылезай из инструмента, я жду тебя снаружи», — вышла из слияния.

Атран поспешно закончил работу, удалил из рабочей области инструмента мусор и отделился от инструмента. Сегодня он пригласил Ардину на прогулку в сад ароматов — и чуть не забыл... Точнее, полностью забыл... Другая бы обиделась, но не... А может, всё проще. Ардина давно работает с генетиками, привыкла, что все они слегка чокнутые, и о таком понятии — «рабочий день» — могут и не знать...

Сад ароматов делился на четыре сектора — сад утренних ароматов, дневных, вечерних и ночных.

— В дневной мы уже опоздали. Идём в вечерний.

— Нет, охотник. Там слишком много народа. Мы пойдём в ночной. — И поднялась над живой изгородью, разделяющей сектора.

Ночной сад только готовился к приёму посетителей. Кое-где хлопотали над кустиками садовники с крабами-секаторами на нижней присоске, архитектор парка правил декоративную коралловую арку, обламывая ненужные веточки.

— Неудобно как-то. Мешать будем.

— А мы тихонько! — рассмеялась Ардина и нырнула в ближайший куст. Атран устремился следом.

— Я любила вот так затаиться и наблюдать за посетителями. Какие они все разные, — зашептала девушка. — Бывают надутые-надутые. Плывут от цветка к цветку — и принюхиваются с важным видом, если их никто не видит. Анализируют. А если кто рядом окажется, делают вид, будто случайно здесь оказались. А я как хихикну из кустика. Так тихонько-тихонько...

Атран важно надул щёки и принялся обнюхивать нераскрывшийся ещё цветок. Ардина хихикнула. Словно пузырьки прожурчали.

— Кто здесь? — с притворным испугом принялся оглядываться он. Но девушки рядом не было.

— Пахнет самочкой, — громко заявил Атран. — Пахнет красноглазой самочкой.

— Хи-хи-хи, — донеслось из соседнего кустика.

— Кто же там хихикает? Сейчас посмотрю!

Только упругие вихри потревоженной среды и раскачивающиеся ленты цветка... И смешок где-то за спиной.

— От охотника на алмаров ещё никто не уходил! — радостно возвестил миру Атран. И устремился в погоню...

— Ушёл... — огорчённо прокомментировал он, глядя вслед шалоту. Догонять не было ни сил, ни желания. — Это последний... Значит, ты ночуешь у меня! Алим ещё не вернулся, весь хом в нашем распоряжении.

— У тебя лучше, чем в парке, — легко согласилась Ардина. — Как я устала. Далеко твой хом?

— Не очень. Хочешь, я расскажу по дороге, как мы на алмара охотились?

Путь до дома пролетел незаметно. Ардина в нужных местах ахала, в нужных ужасалась и задавала вопросы.

— ...Это там ты получил шрам на хвосте?

— Угу!

— А почему не убрал?

— Некогда было. Лечебку на ночь Лотвич со своим кулом заняли. Лотвич командир, везде первым лез, ему больше всех досталось. А позднее вроде как и не болит... Вот мы и дома!

— Какая шикарная постель! — восхитилась Ардина, скрываясь в мягких, колышущихся ветвях.

— Постой, а ужин?

— К чёрту ужин! Спать хочу... И стайкою наискосок уходят запахи и звуки...

— Ты была в Темноте?

— Ни разу в жизни... А с чего ты взял?

— Ты про запахи сказала. Что уходят...

— А-а... Это поэзия. Утром, охотник, всё утром. Угу? А сейчас — спать.

— Вставай, соня! На работу опоздаем.

Атран открыл глаза. Ардина ловила ртом самые длинные стебельки постели и откусывала верхушки.

— Почему ты не заменишь постель на новую? Эти, фильтрующие, полсотни лет как вышли из моды. Сейчас все спят в освежающих среду.

— Имущество университета, — смутился Атран.

— Обязательно смени постель на новую. Нельзя же быть таким отсталым.

— Получу свой хом — посажу самую новую. По твоему выбору.

Первый солнечный луч заглянул в хом. Атран представил, что Ардина поселилась с ним навсегда, и на душе стало удивительно тепло. Он откусил стебелёк постели и пожевал. Стебелёк оказался горько-кислым. Как она их ест? Рассмеявшись, выскочил из постели и свечкой пошёл вверх. Пробил поверхность, вылетел из среды, секунду балансировал на хвосте, но потерял равновесие и рухнул на бок, подняв тучу брызг.

Впереди отличный день!

Работа застопорилась. Удалось повысить светимость в два-два с половиной раза, и всё. При этом светимость очень сильно зависела от подкормки. Атран наизусть помнил весь геном светочей, разобрался в десятке геномов других светящихся растений, но не продвинулся ни на шаг.

Профессор посоветовал обратиться в информаторий университета. Теперь Атран просиживал там сутками. Перезнакомился со всеми инфорами третьего круга, получил доступ к инфорам четвёртого, озадачил своими запросами инфоров пятого и даже шестого круга, но ответа не получил.

С Ардиной теперь виделся нерегулярно. На место Алима взяли другого выпускника университета, но за свою девушку Атран не волновался. Однажды, вернувшись из информатория, случайно подслушал разговор между ней и Алтусом.

— ...Да, специально дал ему эту тему.

— Но...

— Никаких «но», девочка! Заказчик тему не снимал. Да, тема очень сложная. Да, на ней обломали зубы четыре десятка аспирантов. Или он с ней справится, или нет! Справится — получит имя, лабораторию, станет авторитетным учёным. Нет — останется рядовым исполнителем.

— Он — справится! — убеждённо произнесла Ардина. — Атран справится! Я знаю.

— Доброе слово и кильке приятно, — пробормотал Атран. — Но четыре десятка аспирантов...

Развернулся и отправился в малый информаторий института генетики. Раздвинув зелёную завесу, нырнул в искусственный грот. Здесь он ещё не был. Большой круглый зал покрывал решётчатый коралловый купол со световым отверстием в центре. Ячеи купола, затянутые водорослями, пропускали рассеянный зеленоватый свет. Полусущество-полурастение — нейросеть инфоров пролегала по периметру зала. Почти все места на ней были заняты инфорами, но свободных оставалось не меньше десяти. Конечно, эта одноранговая инфосеть не шла ни в какое сравнение с иерархической многоранговой сетью университета, но содержала уникальные данные по ведущимся в институте работам. Клерк выслушал просьбу и отвёл Атрана к одному из свободных инфоров.

— Что у вас, юноша? — спросил тот неожиданно густым басом.

— Я хотел...

— Нет, нет, словами не надо. Сливайтесь.

Атран привычно поёрзал, притираясь к верхнему контактному пятну инфора, и чуть было не перехватил у того двигательные функции. Проклятый автоматизм!

— «Итак?»

— «Отчёты по теме «Повышение светимости светочей». Законченные и незаконченные разработки».

— «Допустим, законченных нет. А знаете, юноша, сколько незавершёнок?»

— «Около полусотни... Я имею в виду — в нашем институте», — поспешно добавил он на всякий случай.

— «Верно. В нашем, Северо-Западном Институте Генетики — сорок три отчёта. А всего — с учётом Юго-Восточного института и филиалов — чуть больше ста шестидесяти. Вам нужны все?» — поинтересовался инфор, опросив по сети коллег.

— «Все», — обречённо поджал плавники Атран.

Анализ первого десятка отчётов занял полдня. Дальше пошло быстрее. Отчёты во многом повторялись. Атран вылущивал идеи и, заглянув в конец, смотрел, почему же сорвалась очередная разработка.

— «Вот и всё, юноша. Честно признаюсь, давно меня никто так не грузил», — сообщил инфор на очередной запрос.

— «Но...»

— «Остальные отчёты хранятся в информатории университета. Если закажете по абонементу сюда, прибудут завтра к вечеру».

— «Нет, спасибо, я завтра сам в универ зайду».

Домой вернулся в тоске. Голова гудела. Десятки умных, упорных учёных не справились с этой задачей. Что сможет сделать он там, где обломались корифеи?

На следующий день с утра отправился в информаторий университета. Студенты любили поспать, их шумный косяк появлялся позднее. Вечерний информаторий разительно отличался от утреннего, тихого и спокойного.

— Привет, Атран! — воскликнул Орель, молодой инфор третьего круга. — Тебе имя Лотвич ни о чём не говорит?

— Я знал его. Что с ним? Погиб?

— Не знаю. Но к нам поступил методический материал Атрана-Лотвича «Уничтожение алмаров крупного и особокрупного размера».

— Ух ты! — изумился Атран. — Я думал, он шутит. Мы в Темноте трепались, чтоб время убить...

— Братва! Я же говорил, что это тот самый Атран! — возвестил Орель на весь зал. Сбежались любопытные, моментально заняли все свободные гнёзда нейросети, а опоздавшие расположились на верхних и боковых нервных пятнах счастливчиков. Бесшумная суета очень поразила бывшего охотника. Атрану уступили место на верхнем пятне Ореля, и молодой инфор зачитал в сеть методичку. Неизвестный редактор сократил рассказ Атрана раза в три, убрав всё ненужное, но оставив в неприкосновенности фактическую сторону. В конце вставил чётко структурированный раздел с выводами и методическими указаниями. Результат Атрану очень понравился.

— «Всё точно!» — подтвердил он.

— Думается мне, автор заслуживает допуска в пятый круг, — произнёс чей-то очень авторитетный голос. — А теперь — за работу. Орель, составьте список адресов рассылки для этого материала. Включите в него дополнительно информатории на границе и строительные институты.

Стайка молодых инфоров быстро рассосалась. Орель поздравил с повышением и проводил в грот инфоров пятого круга. Слившись с инфором, Атран продиктовал запрос:

— «Отчёты по теме «Повышение светимости светочей», за исключением отчётов Северо-Западного Института Генетики».

А дальше началась работа. Атран мельком просматривал отчёт, делая по ходу заметки и занося данные в статистические таблицы. (Таблицы, разумеется, хранились в памяти того же инфора.) Постепенно инфор разобрался в принципах отбора информации, и дело пошло быстрее.

Анализ отчётов занял два дня. Десятки лет труда, сотни отброшенных вариантов вылились в несколько таблиц. Хроника поражений — назвал их Атран.

— «И последний запрос. Кто из моих коллег интересовался работами предшественников?»

Инфор надолго ушёл в работу.

— «Каждый четвёртый», — сообщил он минут через десять. — Об остальных просто нет информации. Думаю, все».

— «Значит, я ничего нового не придумал...»

— «Нового — ничего. Но ты первый, кто обратился к нам в начале работы, а не в конце».

— «Какая разница?..»

— «Хочешь совет? — поинтересовался инфор. За время работы они перешли на «ты». — Меняй принцип».

— «А?»

— «Так любит советовать один старик. Странные легенды о нём ходят. Знания его обширны и сумбурны, понять их непросто. Но если удаётся... В общем, попробуй».

— «Кто же он, таинственный незнакомец?»

— «Эскар».

— «Член мирового совета?»

— «Увы...»

 

Алим. Выход на сушу

— Все назад!!!

Из канала в облаке мути вылетело около десятка стремительных теней.

— Все ко мне! Построились! — закричала Икша, но Алим уже видел, что полукруг строя на этот раз слишком мал.

— Троих нет! — Икша ещё раз пересчитала строй. — Трое в канале!

Алим устремился в канал, но Орчак его опередил. Доплыв до завала, он поднялся на хвосте, опершись рук-ками о скалу правого берега. Это позволило на целый метр поднять голову над поверхностью и заглянуть через завал. Через секунду он с плеском опрокинулся на бок.

— Двое живы, откапывают третьего!

Алим в дикой спешке принялся рук-ками разгребать камни и щебень. Относить их к началу канала не было времени. Он просто отгребал их под себя. Рядом работали другие. Через несколько минут вдоль скалы, образующей правый берег канала он смог, приподнимаясь на рук-ках, пробраться к двоим парням, отрезанным обвалом. Но те не обратили на Алима внимания. Ругаясь, они торопливо отшвыривали камни, а из-под камней торчал и слабо подёргивался хвост третьего.

Через четверть часа тело откопали. Икша собрала всю группу.

— Сегодня Окун уступил место молоди. Я хочу, чтоб каждый из вас убедился, что Окун мёртв. Повторяю: чтоб каждый лично убедился. Чтоб ни у кого не осталось никаких сомнений.

Процедура не заняла много времени.

— Хищные виды, инфоры и охотники, следуйте за мной! — скомандовала Икша, взяла тело Окуна на нижнюю присоску, и печальная процессия удалилась куда-то в сторону озера Водопада. Алим дёрнулся было за ними, но Орчак остановил:

— Ты там будешь лишним. Лучше возьми пока командование на себя.

Нервно оглядываясь, Алим приблизился к застывшим в унылом молчании фигурам.

— Утренняя смена, построились в цепочку! Начинаем расчистку канала.

Экстремальщики нехотя подчинились.

— ...Они же съели его, съели! Они икру Амбузии съели, Окуна съели и всех нас съедят! Мы будем гибнуть, а они нас будут есть!

Алим поразился такой простой мысли. Конечно, Икша позвала за собой хищных есть тело Окуна. Логичное и очень правильное решение. И так в нос бьёт душок разлагающейся органики.

А ещё Алим поразился, до чего тонка корочка цивилизации, покрывающая инстинкты и эмоции. Десять тысяч лет цивилизации, шесть тысяч лет управления наследственностью — и что? Два-три месяца экстремальных условий — и всё забыто. Логика отброшена, на поверхности снова эмоции. Самые атавистические, вредные и опасные. Надо что-то делать...

— Иди к ним, они с тобой поделятся! — рявкнул Алим.

— Я? Ты хочешь, чтоб я ела Окуна? За кого ты меня принимаешь? Окун был одним из нас!

— Вот именно, был. Сейчас он — мясо. Ты когда последний раз ела? Вчера или сегодня утром? А как хищные исхудали, обратила внимание? Кожа да кости. Кишки к хребту прилипли.

— По твоему, я не права? — Ригла ударила хвостом, развернулась и поплыла куда-то, издавая бессвязные звуки, характерные для предразумных. Алим растерянно выпустил фонтанчики через жаберные щели, посмотрел направо, налево, вверх, вниз, мотнул головой — и бросился за девушкой. Догнал и с ходу причалил к её верхнему нервному пятну. Вообще-то, это была жуткая фамильярность, но Ригла не возмутилась.

— «Ты не думай, я не такая эгоистка, — передала она, оправдываясь. — Может, я не очень... Но я...» — и раскрылась полностью. Алима словно в кипяток головой по самые жабры сунули.

— «Ты мой мужчина. Я буду тебе верна, — прочитал он мысль второго плана. — Не бросай меня, мне трудно и страшно».

«Вот я и стал голубым», — печально подумал Алим, раскрывая сознание Ригле.

— Елуга!.. Она... там!

— Где?!

— На суше...

— Ох, рыбки-ракушки, — простонала Икша. — Дорогу, дорогу показывай!

Группа устремилась за Ольяном. И замерли у линии берега. Тело Елуги лежало среди травы метрах в десяти от берега. Сверкала под солнцем чешуя, краснел хвостовой плавник...

— Как же она туда...

— Как-как! Вылезла на рук-ках, вот как! — сердито бросил кто-то.

— Не надо о ней плохо... Окун и она — они с детства вместе были.

— Не надо? А давайте все так делать! Мы вкалываем на канале, а она уснуть решила. Экстремалка, мля! Икра тухлая!

— Замолчите! Пожалуйста, замолчите! — воскликнула Икша. — Нельзя же так.

Алим развернулся и поплыл к каналу.

— Надо что-то делать, — бормотал он, уткнувшись в конец канала. Развернулся и поплыл назад. — Надо что-то делать. Они верят мне. Они надеются на меня.

В ярости вывернул крупный камень из левой стенки канала. И с воплем: «Э-е-ей!» тут же бросился наутёк, заслышав шорох оползня.

— Икша меня морально уничтожит, — огорчился он, разглядывая сквозь облака мути последствия содеянного. Оползень почти перекрыл проход. Муть сносило слабым течением в дальний конец канала. — Здесь два дня расчищать.

Схватив камень, он сильно и зло толкнул его к началу канала. Рук-ка вышла из среды, камень исчез из виду, но секунду спустя вернулся в среду на несколько метров дальше. С плеском и в облаке мелких пузырьков.

— Ничего себе! — изумился Алим и повторил эксперимент. На этот раз камень улетел ещё дальше. Ещё десяток камней последовали за первым, прежде, чем юноша сумел сформулировать идею открытия. — Ну да! Это же очевидно! Среда тормозит поступательное движение. А над средой торможения нет. Камень движется свободно.

Но Алим не был бы широкомыслящим, если б на этом остановился. Следующий камень, брошенный сильной рук-кой, поднялся метров на пять и упал на плоскую каменистую площадку, образующую правый берег. И он остался там, не вернулся в среду.

— Вау! — взвыл Алим и принялся швырять камни на берег то правой, то левой рук-кой. — Да я так один десятерых заменю.

Утренняя смена застала вялого, смертельно уставшего Алима за работой.

— Смотрите новую методику, — пробормотал он, поднял со дна небольшой камень, лёг на бок, приподняв рук-ку над средой. Когда вернул рук-ку в среду, камня в ней не было.

— Ловкий фокус, — оценил Ольян. — Так в чём фишка? Где камень?

— Камень на берегу. Ах, вы же не видели... — язык его заплетался. — Поднимите головы над средой и смотрите.

Чёрный камень описал дугу и скрылся за кромкой скалы.

— А назад не вернётся? — спросил кто-то.

— Толкать надо сильнее, тогда не вернётся.

В этот день, впервые за последние два месяца, возобновили традицию выбора лучшего экстремальщика дня. Алим чуть не проспал церемонию. Впрочем, этому никто не удивился.

Скорость проходки канала значительно увеличилась. Пройдено около двадцати пяти метров, осталось десять, от силы — пятнадцать. Причём, рыть нужно не глубже двух метров — против четырёх в самом тяжёлом месте. Настроение группы поднималось с каждым днём. Вновь на лицах появились улыбки, вновь Ольян сочинял о каждом дурацкие и ехидные стишки, но почему-то на него никто не обижался. Вновь Ригла стала насмешливой и колючей. От неё доставалось всем, кроме Алима. Мужа она уважала. Над их смешанным браком никто не смеялся. Наоборот, все относились к нему бережно и трепетно. Честно говоря, Алим не понимал причин изменения психологического климата в группе. Ведь качество среды ухудшалось, болячки и ссадины заживали всё медленнее. Понос и расстройство желудка стали всеобщей напастью. Но никому, казалось, нет до этого дела. Всё чаще шли разговоры о будущем, о том, кто чем займётся после возвращения. Или, наоборот, о прошлом. Корпен читал лекции по истории, а потом начинались споры.

— ...За последние шесть тысяч лет тенденции развития нашей цивилизации ничуть не изменились. За прорывом в какой-нибудь отрасли следует почти линейный участок развития — освоение новых возможностей. Когда возможности исчерпаны и освоены, и многие уже думают, что наступил застой, следует прорыв в новой отрасли знания.

— А сейчас что? Прорыв или застой? — подал голос кто-то из слушателей.

— Триста лет назад произошёл очередной прорыв, сравниться с которым может только программа поднятия многих видов до разумного состояния девять тысяч лет назад, освоение методики продления жизни шесть тысяч лет назад и ограничение рождаемости после освоения всех доступных территорий. Я имею в виду рук-ки! — Корпен выпростал из обтекателей рук-ки и продемонстрировал внушительные бицепсы. — Должен признаться, я даже не понимал до недавнего времени всей полезности и функциональности этих органов. Отчасти это объясняется неотработанностью конструкции. Как вы знаете, всё ещё ведутся споры насчёт количества пальцев. В первых моделях было два пальца. Сейчас у большинства из вас — три. Молодёжь носит четыре пальца, а некоторые заказывают даже кисть с пятью пальцами. Как показал наш опыт — и это будет внесено в анналы — на ладони и на подушечках пальцев чешуя не нужна. Но это всё мелкие конструктивные особенности. А посмотрите, насколько чужда организму сама форма рук-ки. — Для убедительности Корпен несколько раз согнул ру-ку в локте. — Видите? Где плавность линий и изгибов? Где обтекаемость? Где гибкость щупальца алмара? Твёрдая, негибкая кость. Сразу видна чужеродность нового органа. Локоть! Он делит рук-ку пополам. Вслушайтесь в название. Рук-ка! Слышите? Природа не могла додуматься до подобного органа. Только созидательная мощь интеллекта способна на такое!

— Он до бесконечности распинаться будет, — зашептала Ригла. — Сбежим?

Незаметно отработав назад, Алим с Риглой выбрались из рядов слушателей и отправились на прогулку к водопаду.

— Созидательная мощь интеллекта! — насмешливо пускала пузырьки Ригла. — Вот от кого ты таких слов набрался...

— Сразу — я набрался. Может, это Корпен от меня набрался, — слабо защищался Алим.

— Верю. Может, и от тебя, — серьёзно покосилась на него Ригла. — Кто первый до водопада? — и умчалась, оставив Алима в облаке пузырей и бурлящей среды.

...Громкий всплеск и резкая боль в кисти правой рук-ки. Икша выронила камень и бросилась из канала.

— Что случилось? — встревожился Орчак.

— Не смогла увернуться, — Икша, морщась от боли, осмотрела кисть. Верхний палец болтался на лоскутке кожи. Острыми зубами она перекусила этот лоскуток и выплюнула палец. — Рыбки-ракушки, больно-то как!

— Дай, я помогу, — выплыла вперёд Иранья, и, не дожидаясь разрешения, слилась через верхнее нервное пятно.

— Ты врач?

— Целительница я. Врачи тебе сейчас не помогут. Инструментов у них нет. Ты раскройся, пусти меня, я возьму твою боль.

Икша закрыла глаза. Гримаса медленно сошла с её лица. Кровотечение ослабло, и вскоре прекратилось.

— Ну вот и славно, — промолвила Иранья. — Ты рук-ку побереги, отдохни от работы недели две. А вернёмся — врачи тебе новый палец вырастят.

— Вернёмся — четырёхпалые кисти врачам закажу, — решила Икша. — Что за дела, одного пальца лишилась, и уже рук-ка не рук-ка. Алим, теперь тебе придётся провоцировать оползни. Ты уже спускал оползень, на сегодня самый опытный в этом деле.

Опустившись ко дну, она разыскала свой палец, сунула в рот и, не жуя, проглотила.

— Все покинули канал! — скомандовал Алим. Оставалось прорыть всего пять-шесть метров — и всё, свобода. В канале уже ощущалось слабое течение. Среда фильтровалась сквозь камни. Икша говорила, что это хорошо — среда должна заполнить старое русло реки. Даже когда канал будет готов, нужно выждать неделю-другую, чтоб русло заполнилось и очистилось от мути. Но левая стенка метрах в пяти от конца канала Алиму давно не нравилась. Намечался очередной оползень.

Лёгкое течение уносило муть, и это было замечательно. Выждав пару минут, Алим хлопнул Орчака по спине и отправился в канал. Выбил один опасный камень, вывернул второй... Оползень медлил. Проплыл, приглядываясь, вдоль стенки туда-сюда, взялся за третий — и услышал за спиной рокот. Ударил хвостом, уходя из-под обвала — и с трудом успел затормозить, уткнувшись в конец канала. За спиной шелестел оползень.

— Кажется, я живой! — отметил Алим. Высунул голову из среды и осмотрел результат своей работы. — И кажется, я остался без обеда...

Оползень надёжно перекрыл канал, оставив Алиму бассейн метров шесть длиной, два с половиной шириной и чуть больше метра в самом глубоком месте.

— Э-э, да тут на три дня работы, — оценил Алим, внимательно осмотрев завал.

Маленький камешек, булькнув, вошёл в среду позади него. Алим упёрся хвостом в дно и, перебирая рук-ками по скале правого берега, принял вертикальное положение. С той стороны завала кто-то тоже выполнял упражнение «стойка на хвосте». Кто — не понять. Как ни щурься, а глаза хорошо видят только в среде. Алим помахал рук-кой, тот помахал в ответ и скрылся. Алим с облегчением погрузился в среду и отдышался.

В общем-то, даже лучше, что я остался с этой стороны, — решил он. — Будем раскапывать завал с двух сторон — быстрей управимся.

Камни, один за другим, полетели на берег. Работа привычная. Вот только что-то не так... Алим огляделся. Вроде, глубже было... Точно, глубже!

— Да что же это делается! — взвыл он и с лихорадочной поспешностью принялся разгребать камни, роя узкую — только бы протиснуться — канавку. Но через четверть часа пришлось отступить. Среда уходила, фильтровалась в грунт и его канавка мелела.

— Усохну ведь! Засну на веки вечные, как Елуга, — причитал, мечась по мелеющей луже Алим. — Икша с Корпеном меня потом съедят...

Эта мысль принесла успокоение. Смерть не будет напрасной. Своей смертью он поможет товарищам. Алим представил, как Икша влечёт его тело к водопаду, как за ней печальной процессией движутся остальные хищники. Как половину его тела съедают сегодня, а половину оставляют на завтра, как благодарен ему Корпен за последний подарок... Но почему-то умирать всё равно не хотелось. А если Ригла не позволит его есть?

И тут в голову пришла новая мысль. Алим со всех сторон рассмотрел её. Собственно, ведь он ничего не теряет. Спина скоро из среды высунется. Так почему бы не рискнуть?

В самом глубоком месте оставалось всего полметра среды. Алим принялся активно вентилировать жабры. Когда закружилась голова, выпластал рук-ки из обтекателей, плотно сжал рот, прижал жаберные крышки и пошёл на штурм суши.

Рук— ки вперёд, приподняться, перетащить тело. Больно. По камням-то... Рук-ки вперёд, выгнуться, чёрт с ним, с хвостовым плавником. Не до красоты. Рук-ки вперёд. Склон какой крутой... Не отступать! На вторую попытку сил не хватит...

Алим надёжно упёрся рук-ками в камни и дёрнулся всем телом, забросив хвост на скалу правого берега. Выгнулся, перебирая рук-ками, весь выбрался на скалу, осмотрелся, развернулся и покатился по камням, мыча от боли и ссадин. В голове мутилось. Перед глазами поплыли радужные круги. Алим скорректировал курс, ещё дважды перекувырнулся, оказался на самом краю скалы — и рухнул с полутора метров на друзей, разбирающих завал.

— Берегись! — заорал кто-то, юноша получил хороший удар хвостом в челюсть, и канал опустел.

Выпучив глаза, Алим усиленно дышал. Отдышавшись, проверил себя. Три десятка ссадин, синяков и царапин, но ведь живой! Пошевелил хвостом и с гордым видом направился к выходу из канала. Метрах в десяти, у самого дна экстремальщики сбились в тесную кучу. Алим притаился за камнем.

— ...Огромное сухопутное живое существо! Бросилось на нас сверху — услышал он голос Нетока.

— На суше нет живых существ! — это Ольян.

— Много мы о суше знаем?!

— Нет, говоришь? А кому я тогда хвостом врезал? Мы тут лясы точим, а оно сейчас Алима харчит!

— Оно не может харчить Алима, — вышел из укрытия Алим. — Оно ещё два дня никого харчить не сможет. Ему хвостом челюсть свернули.

И выразительно ощупал рук-ками нижнюю челюсть.

 

Атран. Бала

— ...чудо, что она до сих пор жива! Цепочка чудес!

— Почему?

— Он ещё спрашивает, почему! Потому что горожане не знают, кто такая кула! — Лотвич стремительно перемещался по хому, резко разворачиваясь в углах. — Потому что Бала первая шла на контакт, просто приставала ко всем, подставляя верхнее нервное пятно, словно тупой шалот! Потому что ей удалось объяснить нескольким широкомыслящим, что у неё есть имя, она ищет тебя! Не охотника, а широкомыслящего! Никто не заподозрил, что она с кордона. Считали, что городская, по какой-то причине потерявшая хозяина.

— А если б заподозрили, разразился бы грандиозный скандал. Кулы на кордоне две трети времени предоставлены сами себе.

— Да, был бы грандиозный скандал.

— Что же мне теперь делать?

— А ты не понял? На бойню вести.

Атран словно в Темноту внезапно попал. Кожу обожгло холодом.

— Почему на бойню? Зачем на бойню? Она же не сделала ничего плохого!

Лотвич резко остановился перед ним, взглянул прямо в глаза и проговорил тихо-тихо:

— Нашей планете не нужны новые разумные виды. Нас и так слишком много! Тем более, полуразумные дикари-хищники, которые вчетверо превосходят нас размерами. Подумай сам, почему. Ты же широкомыслящий!

— Но кулы... Они ведь...

— Да! Пока они под контролем, они животные. Да! их мозг недостаточно развит по сравнению с нашим. У них нет языка. Но главное не в этом! Главное — они не сливаются. Мы не наделили их присосками. После твоего ухода Бала несколько раз пыталась слиться с моим кулом. Будь у них присоски, ей удалось бы слияние. А так мой кул воспринял это как оригинальное заигрывание. Иначе его тоже пришлось бы отправить на бойню. Но страшно не это. Страшно, что Бала может обучить слиянию молодь! Она больше не зверь. Она — предразумная, прошедшая частичную инициацию разума. И это с ней сделал ты! Всего за месяц!

— Но я... У неё есть хозяйка...

— Хозяйка, хозяйка... Сбросила Бала хозяйку... Ты хочешь, чтоб Бала её сожрала?! — неожиданно закричал Лотвич. — Мало тебе алмара?!

— Ничего я не хочу.

— Тогда едем со мной. Немедленно! Кул ждёт.

— Я должен предупредить начальство.

Как он радовался бы в прошлой жизни. Командир отряда охотников на глазах Ардины просил профессора отпустить Атрана для выполнения ответственной работы. Просьба эта звучала как приказ.

Как радовался бы раньше... А сейчас, рядом с Лотвичем, он играл желваками, плотно поджав жаберные щели и старался не встретиться взглядом с Ардиной.

Городская публика изумлёнными взглядами провожала кула, несущего двух охотников. Двигались стремительно, широкими виражами обгоняя транспортных шалотов. Лотвич пылал злостью и нетерпением, кул рвался на кордон охранять икринки. Безобразные, огромные, до шести сантиметров в длину, вытянутые мешочки с нитями на концах, которые даже икрой назвать язык не поворачивается. Но в образах кула эти мешочки были милыми, нежными и трогательно беззащитными.

— Умбрия возьмёт себе малька из помёта кулы Урены, — сухо прокомментировал Лотвич. — Ещё четырёх мальков возьмут на другие кордоны для обновления породы. Этот помёт давно ждали.

Кул мчался вперёд, оставляя за хвостом километр за километром. Мускулистое тёплое тело, не зная усталости, извивалось под Атраном плавно и мощно. Охотник молчал. Юноша прикрыл глаза и пытался вспомнить, как вёл бы себя в той жизни. Нет, с поступками всё ясно. Но настроение, эмоции... Представить не удалось. Дверь прошлого закрылась плотно и навсегда. Попытался представить на своём месте застрявшего неизвестно где Алима. Вот он красиво, с разворотом, садится на верхнее пятно Балы, вот залихватски причмокивает губами, посылая её вперёд... Но дальше дело не шло. Пусть его... Тогда Ардина... Как живая предстала она перед его мысленным взором. Двигается по периметру грота, погоняя краба-носильщика и распределяя между инкубаторами, инструментами и консерваторами кусочки пищи. Методично, аккуратно и равнодушно выполняет привычную работу. Профессор сказал, что она прошла уже два цикла омоложения. Какие мелочи! Женщине столько лет, на сколько она выглядит! А через три сотни лет разница в возрасте станет непринципиальна.

Атран представил, как она поворачивает к нему лицо, а лоб её покрыт возбуждающе-прекрасными жемчужными бугорками. И эти бугорки говорят, что она — его женщина. Может, не на всю жизнь, но ближайшие два-три месяца она — его. Послушная и ласковая. Хочется прикоснуться губами к этим бугоркам, ощутить их твёрдость и упругость.

За этими мыслями Атран задремал. Ардина ускользала от него, он догонял, она вновь ускользала, близкая и желанная. Но вот, в очередной раз она не рванулась вперёд, а замерла, поджидая юношу, и они слились. Не так, как сливаются с кулом или шалотом, не так, как сливаются с другом, а как делают только влюблённые — спина к спине или грудь в грудь... Атран чуть напрягал и расслаблял присоску, заигрывая и чувствуя ответное заигрывание девушки, и так они помчались вперёд, не глядя, куда, завивая свой путь немыслимой спиралью и наслаждаясь головокружением. Упругий поток пьянил, раздувал жабры...

Холодный, упругий поток раздувал жабры. Атран вздрогнул и проснулся. Вечерело. Кул всё так же ровно и мощно двигался вперёд. Но контакта с ним не ощущалось. Видимо, расслабив присоску, Атран сполз под давлением потока к хвосту.

Это даже хорошо, — подумал юноша. — Эротические сны — они не то, чем следует делиться с окружающими.

— Где мы?

— Только что прошли Размыв. Через пару часов будем на месте.

И замолчал.

Неведомо как, но Бала почуяла их задолго до прибытия. И бросилась навстречу, радостная, как малёк. Задремавшего на верхнем нервном пятне рулевого просто снесло потоком под удар хвоста. И он, оглушённый, долго вертелся на месте, ничего не понимая. А Бала налетела на Атрана, радостно ткнулась рылом (отчего тот слетел с кула и перевернулся вверх брюхом), описала стремительный круг, взбрыкивая и извиваясь словно молодой шалот. Потёрлась шершавым боком и замерла, подставляя верхнее пятно. Атран спешно присосался. Он был изрядно напуган, а на пятне — самое безопасное место.

— «Я нашла! Я нашла, я нашла янашлаянашла!» — ударил в сознание поток образов чистой, детской радости. Атран успокоился, открыл душу и дал хищнице порезвиться — спустить энергию.

И уже через секунду пожалел об этом. Потому что кула свечкой пошла вверх, пробила поверхность и вылетела из среды. А поднявшись на высоту своего роста, тяжело рухнула обратно.

— «Я рада, я рада, я радаярадаярада!»

— Полегче, милая!

Болел ободранный бок, о который кула ласково потёрлась накануне, и это мешало сосредоточиться.

...Она на самом деле неуправляема. Стабильно подчиняется только мне. Значит, на бойню. Так правильно. Это разумно. Поступать нужно разумно.

В чём же дело? Почему не исчезает перед внутренним взором клюв алмара и широко раскрытые глаза перекушенной пополам Мбалы? И ощущение, что забыл какую-то очень важную деталь.

Кула смущённо притихла, не желая беспокоить хозяина. Мысли были слишком сложны для неё, но образ уловила.

— «Мбала была хорошая», — попыталась она утешить хозяина.

— Не волнуйся, малышка, будет совсем не больно. Ты просто уснёшь.

— Она не будет волноваться, если не будешь ты, — резко произнёс Лотвич.

— Далеко ещё?

— До бойни? Не больше десяти минут.

Помолчали. Внезапно Лотвич остановил своего кула.

— Дальше двигай без меня. Моему кулу незачем это видеть.

Скоро всё кончится, — думал юноша. — Скоро обо всём этом можно будет забыть. Ещё полчаса, потом два дня на рейсовом шалоте — и родной хом. Ардина, чудо-инструменты, операции профессора, спокойная жизнь... И новое чувство — боль утраты. Бала опустится на ковёр зелёных с синевой водорослей, тысячи стрекательных клеток впрыснут снотворное — и останется только подождать, пока она уснёт. Остальное сделают рабочие. Мне нужно только положить её на ковёр.

Вспомнил! Тот образ, который не давал покоя при расставании с кулой. Будто он, Атран, направил её прямо в клюв алмара.

...Зелёный ковёр восхитителен. Слабый аромат привлекал и навевал покой. Хрустально прозрачная среда с привкусом мяты, упругие стебельки мягко колышутся вместе с течением... Это место создано для неги. Здесь приятно отдохнуть, расслабиться. Сто́ит приказать куле замереть, и она опустится на дно, прямо в нежные объятия ласковых зелёных стебельков, ведь кулы опускаются на дно без движения. Бала ни о чём не догадается, охотники так часто делают, поджидая добычу в засаде... Ей даже понравится, ведь так естественно и приятно отдохнуть минутку в этом чудесном месте...

— Молодая совсем, — придирчиво осмотрел Балу учётчик. — Неужто к нам?

— Патрулируем, — хмуро отозвался Атран и решительно развернул кулу. Вскоре увидел скучающего кула и рядом — поджидавшего его охотника.

— Лотвич, я был неправ. Признаю. Свои ошибки надо исправлять. Если я брошу институт и перейду в отряд охотников, инцидент будет исчерпан. Кула слушается меня беспрекословно.

— Ты не понял, что я вчера говорил, парень. Дело не в тебе, а в ней. Нет ничего страшного в умном животном. Но кулы не должны сливаться. Бала научит слиянию молодь, и тогда на бойню придётся вести десять животных вместо одного.

— Но я не могу отправить её на смерть!

— Всё-таки это произошло... Ну да, все симптомы налицо.

— Что произошло?

— Неважно. Придержи здесь моего кула, а я отведу Балу.

— Что произошло, Лотвич?

— Некто сказал: «Жизнь — это очередь за смертью. Но некоторые и тут лезут без очереди...» Ты слишком глубоко исследовал жизнь. Сам стал животным. Так иногда случается с охотниками. Такие гибнут чаще других. Отказываются бросить кула и гибнут вместе с ним.

— Бросить кула? Ну да! Лотвич, я должен спасти Балу любой ценой. Не пытайся меня остановить! Иначе я устрою грандиозный скандал. Всем расскажу, как кулы разгуливают без рулевых целыми сутками.

— Совсем разум потерял. А её ты куда денешь? С собой в город возьмёшь? Её же кормить надо!

— Это мои проблемы. Обещаю, что пристрою её где-нибудь и не дам контактировать с другими кулами. Слово чести! Прощай, Лотвич!

— Ну, студент, смотри, чтоб нам не пришлось отлавливать кулу в городе! — донеслось уже издали...

 

Алим. Старший по группе

Новая опасность. Канал практически закончили, среда шла уже потоком, заполняя русло реки, осталось прорыть два-три метра. Даже не прорыть, а просто дно углубить... Но в этом-то и заключалась сложность. Поток мог подхватить работающего и увлечь с собой, протащить по камням. А где-то там впереди шумел водопад. Экстремальщики слишком отклонились вправо, канал шёл по месту, которое раньше считалось берегом. А каменистый правый берег возвышался метров на шесть-семь.

— То есть, нам придётся падать с шести метров? — уточнил кто-то.

— Надо как можно круче завернуть канал влево, чтоб поток шёл по склону оползня, — отозвалась Икша.

Несмотря на опасность, все готовы были рискнуть. Настроение в группе поднималось с каждым днём. Но Икша требовала отложить выход на неделю, чтоб русло реки заполнилось средой. Алим с Корпеном что-то долго прикидывали, замеряли, вычисляли и заявили, что недели мало. Нужно дней десять, а лучше — две недели. Сейчас река ещё не река, а так, ручеёк. Алиму верили. Он теперь считался крупнейшим специалистом по вопросам суши.

декламировал Ольян. Алим не обижался. Ему очень нравилась первая строка. А у кого ещё есть титул — сухопутный экстремальщик дня? Икша на четыре дня отстранила его от работ — залечивать ссадины. Алим не терял времени даром. Облазал все уголки затопленной территории, вновь поднялся сколько мог по ручьям, и снова занялся растениями. Осторожно выкапывал из грунта, чтоб не повредить корневую систему, внимательно рассматривал, запоминал, классифицировал — и сбрасывал информацию в необъятную память Корпена.

Характер работ на канале изменился. Экстремальщики специально перегородили начало канала запрудой из крупных камней, чтоб уменьшить поступление среды. Уровень в канале снизился, и работать стало не так опасно. Хотя всё равно существовал риск, что работающего унесёт потоком прямо в водопад. Канал резко завернули влево, в сторону старого русла, а камни теперь просто бросали вперёд. Алим надеялся, что когда они уберут запруду в начале канала, поток наберёт такую силу, что сам потащит камни, расширит и углубит русло. Так выходило из их с Корпеном теории, такое наблюдалось на моделях — в руслах ручьёв.

Три дня шли сильные дожди. В первый день на это не обращали внимания, но ручьи несли грязь, и среда помутнела. Икша приказала свернуть работы, не рисковать. Алим радовался — метки на скале показывали, что в дождливые дни уровень поднимается быстрее.

Через два дня после окончания дождей муть осела. Икша перевалилась через запруду и отправилась проверить состояние канала. Поток в канале заметно усилился. Охотница развернулась против течения и, отрабатывая хвостом, позволила потоку снести себя до конца канала. Покрепче взявшись за камень, Икша упёрлась хвостом в дно и приподнялась над средой. Переливаясь через стенку канала, поток веером разливался по осыпи и скрывался за уклоном. Не было никакой возможности узнать, что там дальше.

Камень провернулся под рук-кой, Икша схватилась другой, искалеченной, но кисть пронзила острая боль, поток потащил её, переворачивая, через стенку канала, по склону насыпи, по карнизу правого берега каньона к водопаду. Но даже в эти секунды, когда тело несло и било о камни стремительное течение, Икша не забыла о долге. Обеими рук-ками, забыв про боль, она сталкивала вниз острые выступающие камни... А потом было падение, очень неудачное падение. С трёх метров, спиной об камень. Икша потеряла сознание.

Сколько прошло времени, она не знала. Тело застряло между валунов метров на двадцать ниже водопада. Тупая боль пронзила спину при попытке шевельнуться. Икша ощупала себя рук-ками и заплакала от бессилья. Позвоночник повреждён, хвост парализован и ничего не чувствует. А водопад — это отчётливо видно — разбивается об острое ребро крупного осколка скалы.

— Алим, ты же умный, головастый, придумай что-нибудь. Вы все тут покалечитесь или убьётесь, — с подвыванием стонала инструктор. — Эх, что вы можете придумать, вы же не видите водопада. Одна я вижу...

Содрогаясь от боли, Икша рук-ками вытянула тело из щели меж камней и начала ворочать булыжники, строить запруду. Запруду, которая образовала бы ниже водопада озерцо, скрыла опасный камень в глубине. Своё последнее в жизни дело. Она знала: осталось не больше нескольких суток. Три дня, может, меньше, если Алим не утерпит, поведёт группу, несмотря на риск, когда увидит, что инструктор не вернулась.

— Ничего, ребятишки, я справлюсь, — стонала она, перекатывая по дну тяжёлые валуны. — Место здесь удобное, камней в достатке... Вы только не торопитесь... Икша работу знает...

Четверть часа экстремальщики ждали её возвращения. Потом Алим, оттолкнув Орчака, бросился в канал. Сила потока поразила его. Резко развернувшись против течения, он выпростал рук-ки из обтекателей, прижался ко дну и, цепляясь за камни, спустился до самого конца канала.

Икши в канале не было.

Работая хвостом в полную силу, подтаскивая себя рук-ками, Алим сумел подняться по каналу, ободрав в очередной раз брюхо, перевалил через запруду.

— Её в канале нет...

— Она погибла?

— Не знаю. Вряд ли. Но в канале её нет, унесло в старое русло. Я помню, там были глубокие места, они наверняка заполнились средой. А мы сглупили. За эти пять дней уровень поднялся на десять сантиметров. Теперь в канале жуткое течение. Не знаю как мы теперь будем работать...

— Мы больше не будем работать. Если Икша жива, то ждёт нас там, — молвил Орчак. — И попытается дать о себе знать.

Несколько туристов опустились к самому дну, разогнались и выпрыгнули из среды. Но ничего не смогли разглядеть.

— Наверно, надо слушать, а не смотреть, — предложил Корпен. Алим, а за ним ещё трое прижались к скале.

— Ничего... — разочарованно сообщила Ефаль. — Водопад шумит...

— Да говорю тебе, этот камень торчал из среды!

— А этот был полностью в среде!

— Хорошо, хорошо! Пусть этот торчал. А как с той стороны?

Туристы высчитывали расход среды в речке до того, как её перекрыло обвалом. Для этого нужно было определить глубину старого русла и скорость течения. По всем прикидкам выходило, что расход среды в канале в шесть-восемь раз меньше.

— Тогда все наши расчёты — снетку под хвост... — сообщил очевидное Корпен. Туристы заволновались.

— Спокойно! Время работает на нас! — возвысил голос Орчак. — Ждём ещё неделю. Или вы хотите всю дорогу брюхом по камням скрести?

Последний аргумент подействовал.

И тут обнаружилось удивительное. Впереди целая неделя. И ничего не надо делать. Каникулы! Первый день неприкаянно шатались по озеру, кто в одиночку, кто парами. На второй Орчак предложил вспомнить детство золотое. Вспоминалось с трудом, ведь это было до инициации. Но до вечера играли в детские игры — догонялки, ручеёк, прятки, морская фигура замри и многие другие. Подружка Корпена знала их уйму. Устали так, как на канале не выматывались. На третий играли в туристов-новичков. Будто они только вчера поднялись в озеро. Корпен изображал экскурсовода, а остальные чинно, по четыре в ряд, следовали за ним. Вновь любовались водопадом, бродили по затопленному лесу, задавали друг другу массу нелепых вопросов.

— Держитесь плотнее, — советовал Корпен. — Не заблудитесь. А если заблудитесь, кричите «Ау!» Конечно, с десяток туристов тут же заблудились, и лес наполнился весёлыми криками.

На следующий день устроили конкурс на лучшее выпендривание. Все думали, что победит Ольян со своими стишками, высмеивающими всех и каждого. Но неожиданно появилась Иранья с куском дерева, очень похожим по форме на Корпена. Она объяснила, что три дня зубами и острым камнем придавала куску нужную форму. Туристы были поражены. А когда кусок случайно выпустили из рук-ков, тот, важно задрав нос, всплыл к поверхности — и перевернулся кверху брюхом.

— Он это правильно сделал, — заявила подружка Корпена. — Два Корпена — это слишком!

Все рассмеялись, и первое место единогласно присудили Иранье.

— Что ты такой хмурый?

— Всё больше и больше задумываюсь над гипотезой Атрана. Ну, той, что наш мир неправильный. Помнишь, я тебе говорил.

— Глупости это. Разумные всегда работали. Этим они отличаются от неразумных.

— Но мотив? Побуждающая причина работать — где она? В системе нет стабилизирующей обратной связи. А без обратной связи система неустойчива.

— Что за обратная связь? Ты ещё спроси, зачем мы канал роем.

— С каналом как раз всё ясно. Тут мотив есть. Мы его роем, чтобы не умереть. А скажи мне, зачем ты каждый день на работу ходишь?

— А что, не должна? Если никто работать не будет, цивилизация развалится.

— Вот именно, — буркнул Алим и опять задумался.

— Если развалится государство, мы расплодимся как рачки, и через триста лет начнётся голод! — Ригла победоносно взглянула на мужа.

— Верно. Через триста лет у нас появится стимул работать... Но ведь раньше ты об этом не думала. Но каждый день в одно и то же время... Да, нас так воспитали. Да, так все делают. Но почему???

— Потому что кое-кто в совете раньше тебя подумал, что будет через триста лет! — сердито откликнулась Ригла.

Приближалась дата старта, и Алим всё больше волновался. Озеро сделалось родным и знакомым, а где-то за каналом шумел водопад. Неизвестность пугала. Гипотеза о том, что мощный поток сам пробьёт себе русло, не подтверждалась. Наверно, поток был недостаточно мощным.

И вот настал час отплытия. Туристы сообща разобрали запруду в начале канала, послушали рёв потока, после чего Орчак увёл всех в глубину и открыл последнее собрание.

— Сейчас в канал уйдём я и Алим. Если на пути встретятся какие-то препятствия, мы их уберём. Вы выжидаете ровно сутки, потом спускаетесь за нами. Старшим назначаю Корпена. Корпен, ты уходишь последним. Вопросы есть? Собрание закрыто.

Всё пошло не так с самого начала. Предполагалось, что Алим будет двигаться за Орчаком в пределах видимости. Но уже в канале пришлось развернуться против течения и, отрабатывая хвостом, цепляясь за камни рук-ками, спускаться до конца канала. Здесь экстремальщики передохнули, Орчак хлопнул Алима по плечу и перевалил через стенку канала. Выждав пару минут, Алим последовал за ним. Течение потащило его по камням вниз, по скальному карнизу к ревущему водопаду...

— Живой?

— Чтоб я крабом стал! Здорово приложился, но кажется, живой. А ты?

— Аналогично. Надо Икшу разыскать.

Икшу нашли быстро. Течение било её тело о камни запруды. Высота запруды достигала метра.

— Это всё она сделала... Если б не она, мы б об тот камень...

— Мы и так об него чуть не убились. Чего ждём? Завтра группа пойдёт! — воскликнул Орчак.

Следующие сутки слились в один напряжённый момент. Они ворочали тяжёлые камни, надстраивая запруду, но среда фильтровалась сквозь щели. Они затыкали щели мелкими камнями, но среда находила новые и новые. Удалось поднять уровень едва на четверть метра.

А затем даже грохот водопада не заглушил испуганный крик. Мимо друзей, переворачиваясь вверх брюхом, проплыло тело Ефали. Алим зачарованно проводил его взглядом.

— Группа пошла! — воскликнул Орчак и устремился к водопаду. Алим перевёл взгляд на свои израненные ладони.

— Прости нас, если можешь... Мы сделали всё, что смогли.

Ефаль слабо дёрнулась и сделала неуверенную попытку перевернуться. Алим бросился ей на помощь.

— Живая! Как хорошо. Теперь всё будет хорошо. Подержись за камень, а я сейчас...

От водопада донёсся всплеск и отборная ругань. Так виртуозно ругаться умел только Ольян. Орчак лёг под струю грудью на ребро острого камня и покрепче уцепился рук-ками. Алим пристроился справа от него. Ольян похлопал глазами и лёг слева. Тут же на них рухнуло чьё-то тело.

— Шесть! — выкрикнул Алим. Орчак закашлялся, а Ольян снова выругался. Ещё одно тело, ещё и ещё... Алим сбился со счёта. Удар сбил дыхание, водопад грохотал, сверху падали тела и камни. Ольян больше не ругался. Потом Алим получил булыжником по голове, сознание поплыло, он только изо всех сил цеплялся за камень...

Кто-то массирует рук-ки, пытается выпрямить его скрюченные пальцы.

— ...Он меня в чувства привёл, говорит: «Подержись за камень, а мне туда надо». И под струю лёг. И Ольян — тоже. Вы все уже на них падали...

Алим открыл глаза. Тело скрутило рвотной судорогой. В голове пульсировала боль.

— Орчак...

— Орчак жив, но ему очень плохо. Он без сознания.

— Ригла, ты?

— Я, родной.

— Корпена позови.

— Я здесь!

— Бери командование на себя. Я не в форме, — и потерял сознание.

Очнулся уже вечером. Два экстремальщика буксировали его, придерживая за локти. Русло было слишком мелким, чтоб взять на присоску.

Второй раз очнулся ночью. Экстремальщики спали в небольшом мутном озерце. Рядом — Ригла.

— Всё нормально. Спи, — тихонько шепнула она.

Утром Алим чувствовал себя почти хорошо. Подозвал Корпена и тот с радостью сложил полномочия. Доложил, что за вчерашний день спустились километров на сорок, что все живы, но у Орчака сломана рук-ка, множественные внутренние повреждения, он кашляет кровью, и умер бы, но Иранья постоянно держится на его верхнем нервном пятне, дышит за него, заставляет биться его сердце. Сама устала, но без неё Орчак помрёт.

Алим выделил дюжину туристов для буксировки Орчака и Ираньи. Возглавил группу и повёл вниз на максимальной скорости. Ригла пристроилась слева от него.

— ...Мы никому не позволили съесть Икшу. Корпен выделил четырёх туристов, чтоб они засыпали её тело камнями. Потом они догнали группу. Мы правильно сделали?

— Конечно, правильно, — одобрил Алим. И поразился новому стилю мышления. Стилю не учёного, но руководителя. Правильно, неправильно — уже не имеет значения. Это позади. Вперёд — и не оглядываться! Важно только то, что впереди. Зачем огорчать девушек, если изменить ничего нельзя.

Этот новый стиль был по-своему логичен и правилен. Алима поразила такая простая вещь, как многовариантность логики.

А ещё он поразился, до чего тонка корочка цивилизации. Особенно у женщин. Три-четыре месяца — и поступками управляют не разум, но эмоции. Он попытался встать на точку зрения девушек. И на какое-то время это даже удалось — войти в состояние, при которой есть Икшу было неправильным и неразумным. Но наваждение быстро рассеялось.

— Многомерность логики в зависимости от стиля решения задачи...

— Что, милый?

— Название научной работы.

Алим успокоился. Эмоционализм опасен, но эффект оказался обратимым. Вернётся нормальная жизнь — и всё возвратится на круги своя. Видимо, в этом тоже есть глубокий смысл — уровень эмоционализма должен соответствовать уровню цивилизации. Какая интересная тема для научной работы! Острая! Она вызовет тысячи споров.

Алим испытывал радостное возбуждение. Цивилизация ещё далеко, но мозг работает чётко, мышление конкретно и продуктивно. Лишь состояние Орчака омрачает картину жизни.

 

Атран. Трудоустройство Балы

— Ой, что с твоим боком? — испуганно воскликнула Ардина.

Бок выглядел неважно. Сначала об него потёрлась Бала, потом целый день они без остановки двигались к городу, и набегающий поток обмывал чешую, не давал сформироваться защитному слою слизи. Но Атран спешил. Лотвич мог объявить тревогу, и тогда... Нужно опередить.

— Профессор, мне нужна ваша помощь.

— А, охотник! Как ваша командировка?

— Плохо, профессор. Об этом и речь. Выйдем в сад, я покажу.

— Юноша, ваш бок. Вам немедленно нужно заняться лечением.

— В Темноту бок! Следуйте за мной, профессор! Пожалуйста! — Атран решительно направился к выходу.

Профессор поколебался секунду, но любопытство победило. Дальше предстоял маленький спектакль. Атран специально гнал Балу весь день, чтоб она утомилась и вела себя тихо. Предстояло сыграть на знании повадок кулы и неосведомлённости профессора. Сейчас хищница отдыхала где-то среди зарослей.

— Бала! — громко позвал Атран. Кула неторопливо поднялась над водорослями и на секунду замерла, изучая окрестности. В следующую секунду она двинулась к хозяину, но Атран опередил командой:

— Ко мне, малышка! Познакомься с профессором Алтусом.

Любопытная хищница в любом случае обнюхала бы шефа, так лучше разрешить.

— Но-но! Только без этих нежностей, — запротестовал профессор, когда хищница задумала потереться об него боком.

— Иди сюда, малышка. Сольёмся, — произнёс Атран и приподнялся над грунтом. До этого он держался у самого дна, и Бала не могла подойти к нему снизу. Но, как только поднялся, сразу пошла на контакт и подставила верхнее нервное пятно.

— Юноша, это очень мило, я не понимаю только одного. Зачем вы привели в институт хищника? Это ведь хищник?!

— Да, профессор, это боевая кула по имени Бала. И в то же время это уникальный образец, на котором я исследую возможности мозга кулов. Она прошла частичную инициацию и стоит сейчас на промежуточной ступени между разумными и неразумными. Но случилось страшное. Погибли охотники, которые работали с ней, остался только я.

— Так пусть ею займутся другие охотники.

— Не всё так просто, профессор. В отряде остался всего один широкомыслящий. Его зовут Аранк. У него свой кул и своя работа. А эта кула особенная. Нельзя просто держать её в стойле. Она не должна близко контактировать с другими кулами, пока не закончится многолетний эксперимент.

— Но почему?

— Она уже не зверь, профессор. Она прошла частичную инициацию разума. И она пытается инициировать самцов. Поднять их до своего уровня. А нашей планете не нужны новые разумные виды. Нас и так слишком много. Да что я вам объясняю, вы ведь сами всё знаете... Хищные разумные кулы, которые втрое больше нас с вами — это опасно, это может стать концом нашей цивилизации.

— До чего я не люблю безответственных учёных!..

— Профессор, на свете тысячи кулов. Инициация может произойти случайно. Пусть лучше под нашим контролем. Мы должны знать, чего ждать от природы, к чему готовиться, если... — Атран запнулся. Заготовленные заранее слова разбежались, словно косяк молоди.

— Хорошо. Вы, коллега, меня убедили. Что я должен сделать во славу науки?

— Поставить кулу на довольствие института и выделить нам с ней жильё где-нибудь подальше от кампуса.

— Боитесь, что она позавтракает кем-нибудь из студентов?

— Не надо её обижать. Я боюсь не за студентов, а за неё. Студенты её замучают, и Бала убежит назад, на кордон. А там подумают, что я погиб, и отправят малышку на бойню — как обычного старого шалота.

— Слова, слова... — сонно бормотал Атран. — Одни и те же слова. Я наслушался умных слов и начал ими играть. Легко жонглировать умными словами, им можно придать любую форму, любой смысл...

Бала отвлеклась от обнюхивания и исследования стен их нового хома и прислушалась.

— ...этими словами Лотвич убедил меня, что тебе пора на бойню, а я профессора — что ты жемчужина перламутровая на чёрном песке. Ты можешь это объяснить?

Объяснить Бала не могла. Но она щёлкнула челюстями, поймала маленькую вкусную рыбку и принесла хозяину. Мбала любила есть таких.

— Умница, — Атран слился на секунду и разрешил хищнице самой съесть добычу. Он предпочитал вегетарианскую пищу. — А профессора зачем обидела?

Профессору при первом же слиянии Бала передала, что он «плохой/толстый охотник». Алтус страшно смутился.

— «Толстые икру не мечут», — добила его Бала удивительно чётким образом/понятием, чем поразила даже Атрана.

— Да-да, я знаю, жировое бесплодие, — забормотал, оправдываясь, один из крупнейших генетиков планеты.

— Чем же ты будешь заниматься, пока я работаю? Здесь ведь город... Есть одна дурацкая идея, но ты уж меня не подведи. И постарайся подружиться с Ардиной.

На следующий день, с утра пораньше Атран вместе с Балой отправился на почту. До прихода высокого начальства рассказывал клеркам анекдоты и охотничьи байки, собрал вокруг себя изрядную толпу и полностью нарушил нормальную работу.

Начальство, как известно, не опаздывает, а задерживается. Само и виновато. Приходить надо вовремя, а не удивляться, почему какая-то пигалица на огромной боевой куле с неприличными в рабочее время воплями выписывает виражи под самой поверхностью.

Впрочем, порядок был моментально восстановлен, пигалица исчезла, Атран подозвал кулу к себе, но сливаться не стал, подчёркивая разумность, самостоятельность и независимость хищницы.

— Здравствуйте. Мы пришли устраиваться на работу, — с ходу начал Атран.

— Мы — это кто?

— Познакомьтесь. Бала. Э-э... В общем, Бала стоит на довольствии в институте генетики.

— А вы?

— Я? Э-э... Я тоже... там работаю. — Атран заметил, что терпение непоседливой кулы иссякло, и, раз с ней не сливаются, сейчас она начнёт исследовать новое место.

— Погуляй пока, нам поговорить надо. Только не шали, — поспешно произнёс Атран.

— И кем хочет устроиться Бала? — начальник с тревогой следил за эволюциями хищницы.

— Курьером. Точнее, транспортом курьера. Она недостаточно разумна, чтоб сама справиться с заданием. И с речью у нас проблемы... Память короткая...

— Транспорт курьера — фин или шалот.

— Ни один шалот не сравнится в скорости и выносливости с кулом. К тому же, шалоту нужно стойло, его надо кормить. Ни стойла, ни кормёжки Бале не нужно. Сплошные преимущества!

— Хорошо, но в чём ваш интерес?

— Только не смейтесь. Гиподинамия. Нам нужно двигаться, и как можно больше. Пока мы жили на кордоне, всё было хорошо. Но сейчас эксперимент перешёл в следующую фазу, требуется наблюдение специалистов и нам нужно жить рядом с институтом генетики. И... Нам нечем заняться! Мы тоскуем. Мы, того и гляди, убежим на кордон к старым друзьям охотиться на диких алмаров. Нам нужна простая, но нужная обществу работа.

Бала подплыла и нетерпеливо подтолкнула Атрана носом.

— Уговорили. Так что вам нужно для работы?

— Один-два партнёра. Желательно, молодые, жизнерадостные девушки. Не очень обидчивые. Понимаете, Бала что думает, то и говорит. Профессору Алтусу такое сказала...

Через полчаса все формальности были улажены, девушки-курьеры познакомлены с Балой. Осталось потренировать их в приёмах управления кулой и проинструктировать на случай непредвиденных ситуаций. Это Атран собирался сделать без свидетелей. Всё-таки, заявленный им уровень интеллекта хищницы намного превосходил фактический.

— Атран, постойте, два слова! — остановил его начальник. — Что же Бала сказала профессору?

— Жрать нужно меньше, не то икры не будет! Только — тс-с... Это между нами.

На работу в этот день Атран так и не попал. Показал девушкам, где живёт, куда и во сколько нужно утром являться за Балой, где кормить, чем кормить, куда приводить её вечером, где искать его, если в хоме никого не будет.

— Ну вот, Бала, твоё будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным...

Бале вовсе не было плохо. День прошёл весело/интересно. Хозяин вёл себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Тёмные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручён. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?

 

Алим. Бирюза

Алим вёл группу на максимальной скорости. Миновали пороги, прошли мелкий приток. Вошли в более глубокий. В хорошем темпе прошли и его. Вышли в главную реку. Течение замедлилось, а с ним замедлилась скорость группы. Орчака и Иранью вели на присосках, часто меняясь, самые сильные экстремальщики. Алим запретил Иранье грести самой. Целительница вымоталась до предела и быстро слабела. Если б в группе был ещё один целитель, если б можно было дать ей хоть несколько часов сна...

Алим вывел группу на стрежень и вёл у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и огладывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши — это было новое слово в навигации.

В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришёл в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.

— Надо идти ночью, — посоветовал инфор.

— Знаю, что надо. А как направление держать?

Корпен поднапрягся и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.

— Лучше, чем ничего, — согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.

Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.

Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило ещё сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.

— Жить будет, — сообщил врач. — Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.

После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он ещё смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку...

Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придётся отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришёл вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но всё ещё была слаба. Алим пытался убедить её задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.

— Со всеми! — решительно произнесла Иранья. — В походе не сдохла, чего теперь бояться?

На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищёнными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.

— Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! — звучно скомандовал Алим. Экстремальщики чётко и красиво выполнили команду.

— Лоп-Лопуса знает, — пронёсся по толпе провожающих удивлённый шепоток.

Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.

— Неудобно как-то, — шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ёрзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места... Нехорошо получилось.

— Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! — выкрикнул Алим. — Иранья, ни с места! — добавил вполголоса.

Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели весёлую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лёг на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне, словно рыбки-лоцманы.

Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.

Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчёты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черёд специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объёмом собранного материала. Но когда дошло до деталей... «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить её не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?», выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.

— Извините, мы были несколько заняты другим делом, — вежливо сообщил ему Корпен.

Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках. Как оказалось, Корпен — тоже.

— Смотри, — шепнул он, — нас встречает Интая. Член Совета. Лоббирует развитие пресноводного туризма.

— Что делает?

— Лоббирует. Потом объясню.

Интая проводила группу в амфитеатр, представила секретарю и членам Совета. Секретарь тут же объявил заседание открытым. Алим рассчитывал выступить с обычным обзорным докладом, но сразу начался перекрёстный допрос.

— ...Вы сказали, что повышение уровня среды на восемь-десять метров вызвало увеличение площади озера в три-четыре раза?

— Ну... Где-то так...

— А если плотину увеличить ещё на десять метров, площадь поверхности опять увеличится в три-четыре раза?

— Нет. На чуть. Максимум — в полтора раза. Дело в том, что озеро расположено в долине, окружённой горами. Долина вроде чаши. Дно чаши уже почти всё затоплено, а стенки крутые.

— Понятно. А если десятиметровую плотину поставить на реке, какой будет эффект?

Алим растерянно оглянулся на Корпена.

— Посовещайтесь, а мы пока зададим несколько вопросов приглашённым на заседание биологам, — решил секретарь. — Скажите, сложно ли адаптировать разумные виды к пресной среде?

— Поскольку в природе существуют пресноводные виды рыб, совсем не сложно. Небольшая генетическая коррекция. Более того, нам известно, что некоторые виды часть жизни проводят в пресной среде, а часть в солёной. То есть, возможно длительное нормальное функционирование одного и того же организма в обоих средах.

— Спасибо. Алим, вы готовы?

Алим вышел из слияния с Корпеном.

— Видите ли, десятиметровая запруда большого эффекта не даст. Но если увеличить высоту до пятнадцати-двадцати метров... Конечно, нужно тщательно выбрать место... Но в нижнем течении река течёт по долине зигзагами. Это очень странно... Но если она затопит всю долину, скроет зигзаги, то площадь увеличится в пять, шесть, а то и в десять раз. Я имею ввиду ширину реки у плотины... Если подняться выше по течению... Река ведь течёт сверху вниз, и двадцать метров запруды — это совсем не много для такой большой реки...

— Сумбурно, но понятно. Выше по течению нужно будет ставить ещё плотину, так? — остановил секретарь.

— Так.

— И тогда мы получим ещё один участок с десятикратным увеличением зеркала поверхности.

— Извините, — влез Корпен, — но появляется проблема с подъёмом против течения на двадцать метров.

— Это инженерная проблема. Подъём на двадцать метров можно разбить на двадцать подъёмов на один метр. Или на сорок по полметра, — отмёл секретарь. Корпен смутился и замолчал.

— Чего они от нас добивались? — недоумевал Алим, когда усталые экстремальщики покинули амфитеатр Совета.

— Это и ершу понятно, — пробурчал Корпен.

— Так поделись, — поддержала мужа Ригла.

— Совет ищет новое жизненное пространство, — серьёзно просмотрел на неё Корпен.

— Но река — это же мелочь!

— Как знать, как знать... Одна река — мелочь. Но рек много.

— Всё равно, мелочь.

Корпен остановился, и группа по привычке расположилась полукругом вокруг него.

— Послушайте, всем известно, что океаны занимают половину поверхности планеты. Но! Цивилизация сосредоточена на узкой полоске, окаймляющей материки. До глубины 100–130 метров. Дальше — Темнота. Теперь рассмотрим, что планирует Совет.

— Так уж и планирует.

— Ну, пусть изучает возможность, — согласился Корпен. — Мы строим дамбы и затапливаем сушу. Реки — это только начало. Огородить дамбой и заполнить средой можно любой плоский участок суши. Такой участок называется ольдер. Подумайте, сколько жизненного пространства мы получим. Не узкую полоску шельфа, а всю площадь материка. Это грандиозный замысел перестройки целой планеты. Мы станем ольдерной цивилизацией!

— Созидающая мощь интеллекта, — фыркнула Ригла. — От мужа с утра до вечера слышу.

Но Алим видел, что даже она поражена широтой замысла. А фыркает — такой уж характер.

Волна интереса к возвращению группы спала, теперь приходилось держать ответ перед серьёзными, придирчивыми инстанциями.

— Какого алмара я тут делаю? — возмущался Алим. — Я же не работник турбазы.

— Но ты же там был, — воспитанный в духе ответственности Корпен просто не понимал возмущения Алима. — Икша назначила тебя членом совета группы, ты согласился.

— Да, но я согласился там. Я не думал, что придётся отчитываться за неё здесь.

— Ты должен рассказать им всю правду. Иначе свалят вину на Икшу, — убеждала жена. Это действовало.

— ...Скажите, это был очень опасный маршрут?

— Нет. Пока не случился обвал, маршрут был тяжёлый, но не опасный. Тяжесть маршрута создавала видимость опасности для начинающих туристов. К тому же, инструкторы хорошо разработали методику прохождения маршрута.

— В чём это выражалось?

— В мелочах, — Алим развёл плавники. — Где покажет, как порог пройти, где организует днёвку на двое суток, чтоб все к холодной среде привыкли. Покажет съедобное растение. Привал устроит так, чтоб группа перед трудным участком отдохнула. По отдельности, вроде, мелочи, но результат поразительный. За всю первую половину маршрута никто серьёзной царапины не получил.

— А после обвала?

— После мы на царапины внимания не обращали. Стало по-настоящему опасно. Просто удивительно, что погибло всего два туриста и инструктор. Икша всегда брала на себя самое опасное...

— Вы сказали, погибло только два туриста.

— Да. Окун и Елуга погибли. Орчак сейчас лечится в стационаре. А царапин и мелких ран всем хватило.

— По нашим данным, в группе была ещё одна туристка. Её звали Реска. Что с ней случилось?

— Да, действительно, была такая. Но на второй день похода выяснилось, что она не переносит пресную среду. Реска вынуждена была вернуться. Икша выделила ей сопровождающего и отправила назад.

— На турбазу она не вернулась. Кто может подтвердить ваши слова?

— Корпен. Он был сопровождающим и проводил её до обитаемых мест. А спустя несколько дней догнал группу.

— Хорошо. Теперь следующий вопрос. Одна из туристок была... тяжела.

— Член комиссии по контролю рождаемости боится сказать: «собралась метать икру»?

— А вы не смейтесь, Алим, вопрос чрезвычайно серьёзный. Что стало с икрой?

— Насколько я знаю, икра Амбузии уничтожена.

— Вы при этом присутствовали? Видели своими глазами?

— Нет. Этим занималась Икша.

— То есть, вы не знаете, что случилось с икрой? А представляете, что будет, если разумный вид начнёт размножаться в озере? Если там бесконтрольно начнут плодиться дикари? Если они потоком хлынут в наш перенаселённый мир? Мы же не можем подняться в озеро. Сколько патрулей придётся держать в реке!

Рыбки-ракушки, — лихорадочно соображал Алим. — Вот ведь незадача... Ригла говорила, икру съели. Значит, там был Корпен! Не забыть бы предупредить...

— Слушайте, ганоид, не считайте себя самым умным. Если уничтожением икры занималась Икша, значит, икра уничтожена вся, а отчёт об этом хранится в памяти Корпена! Ещё вопросы есть?

— Что вы чувствовали на суше?

— Во-первых, я здорово испугался. А так, по существу — ничего такого, чего нельзя почувствовать в среде. Представьте, что вы попали в полосу прибоя, и вас тащит боком по камням. Очень похоже.

— Чем был вызван ваш страх? Отсутствием среды?

— Вовсе нет. На суше можно безопасно находиться целую минуту. А если потренироваться задерживать дыхание, то две, три, а может даже пять минут безо всякого вреда для здоровья.

— Чего же вы тогда испугались?

— Мне нужно было подняться по осыпи почти на два метра вверх. Это очень сложно... Я понимаю, что здесь, в среде, подобное звучит нелепо. Но поверьте, там это именно так. Постоянная сила, которая давит на вас, размазывает вас по грунту. Что-то вроде сильного течения, но совсем не так. Я не знаю, как объяснить. Для этого нужно выйти на сушу.

— Эта сила вас напугала?

— Нет. К этой силе мы привыкли, пока кидали камни. Я же говорю, было очень трудно подняться по осыпи. Я лез вверх, а сила толкала меня вниз. Среда уходила, я боялся, что не успею, а от хвоста на суше пользы мало. Я потом долго думал над этими секундами. Если бы у меня было четыре рук-ки, я смог бы двигаться по суше без проблем. Я бы завёл рук-ки вперёд, потом приподнял и перенёс вперёд тело. Снова завёл вперёд рук-ки, и так далее.

— Вы хотите вырастить ещё пару конечностей только ради того, чтоб на минуту выйти на сушу?

— Нет, это чисто теоретическая разработка. Пока не будет решена проблема дыхания, хотя бы на четверть часа, на суше нам делать нечего.

— Это разумно.

— Если бы на дыхании всё кончалось. Но это только часть проблемы. Вторая — защита кожи. Слизь не годится. Она там высыхает. Третья проблема — сама кожа. Для суши нужна грубая, толстая кожа, особенно на брюхе и рук-ках. Есть ещё вопросы, но я пока не знаю, что важно, а что нет. Жёсткость скелета, например. Растения суши, особенно крупные — очень прочные и жёсткие. По аналогии, и скелеты сухопутных животных должны быть жёстче и прочнее наших...

— Спасибо. Эти проблемы мы обсудим в другой раз.

— ...Ольян, что вы можете сказать об Алиме?

— Алим — парень с головой! Умный, смелый и слегка псих. Вы слышали, как он тащил на себе Риглу? А как по суше плавал, слышали?

— Вы сказали, что он немного не в своём уме. В чём это выражается?

— Он просто фанатик суши. Облазал всю затопленную территорию. А эта свадьба? Не подумайте, я ничего не имею против Риглы. Но они разных видов...

— Когда у Алима появилась страсть к суше?

— А вы не знаете? Да он ради суши в поход пошёл. Мы только в первый раз берег увидели, а он говорит: «Я поднимусь на тебя!» Или что-то в этом роде. И ведь поднялся! Серьёзный парень. Сказал — сделал.

— Он точно заболел сушей до того, как поднимался на берег?

— Да чтоб мне крабом стать! Вы у Корпена спросите.

— Спасибо, вы нам очень помогли.

— Ребята, а к чему эти вопросы?

— У нас появились опасения, что сдвиги в его психике вызваны выходом на сушу.

— Какие сдвиги? Ребята, о чём вы? Алим учёный. У-че-ный, ясно вам? Он сушу изучает. Никто о суше больше него не знает. Даже Корпен.

(из документов Совета по экстремальному туризму)

ЧП на маршруте «Водопад»

...в результате оползня на конечном участке маршрута «Водопад» группа оказалась отрезанной от цивилизованного мира. (Связывать оползень с движением группы по маршруту нет оснований.) Инструктор группы организовала штаб из четырёх разумных, в том числе одного инфора. Таким образом, у нас имеется исчерпывающая информация о действиях группы и хронологии событий.

Группа приложила беспрецедентные усилия и сумела выбраться из западни. Работы по спасению велись на протяжении нескольких месяцев и увенчались успехом. Благодаря умелому руководству потери были сведены к минимуму, но всё же трое разумных уступили место молоди.

Высокий интеллектуальный потенциал группы позволил провести уникальные исследования географии, геологии, бентоса и растительного мира суши. Заслуживают внимания материалы по пищевой ценности различных образцов растительности суши. Материалы и методики, разработанные членами группы, особенно касающиеся использования рук-ков, исключительно важны для нашей цивилизации и требуют дальнейшего изучения и развития.

Маршрут «Водопад» интереса для туризма более не представляет. Однако рекомендуется дважды в год проверять состояние маршрута. По мнению нескольких участников группы, сильный поток среды может размыть оползень, и маршрут вновь станет проходимым.

Дело о ЧП на маршруте «Водопад» закрыто.

— ...Ты не понимаешь. Чем дольше мы здесь, в Бирюзе, тем лучше! — убеждал Неток Иранью. — На твоё место начальник наверняка кого-то принял, так? Нужно, чтоб он узнал, что ты жива. Надо дать ему время освободить твоё рабочее место? Надо! И чтоб спокойно, без спешки, без нервов...

Настала пора прощаться. Экстремальщики обменивались адресами и разъезжались. Алим и Ригла собирались заехать на турбазу, отчитаться и навестить Орчака. Корпен долго и придирчиво проверял, всё ли запомнил Алим, что должен передать инфору турбазы.

— Будь спокоен. Я запомнила, — уверила его Ригла.

Орчак им очень обрадовался. Он уже вышел из стационара, но двигался с трудом.

— Врачи говорят, буду жить, — радостно сообщил он. — Я им верю. Через полгода вновь пойдём туда. Посмотрим, что от маршрута осталось. А у вас как дела? Не надумали в инструкторы пойти?

Алим рассказывал до вечера. Про заседание Совета, про геологов, биологов и въедливых ботаников.

— Представляешь, в упор не верят в сухопутный бентос. Корпен им образ червячка показывает, я объясняю, что он был живой, но в среде умер. Не верят! Говорят, это пресноводный бентос, а червячка мы нечаянно убили... Но комиссия по контролю за рождаемостью — хуже всего. Больше часа пытали, как я вёл себя на суше. И не только меня. Не пойму.

— Они искали зов суши.

— Ты веришь в эти сказки?

— Это не сказки, Алим. Это серьёзно. Очень серьёзно. Зов суши существует. Из-за него я пошёл в инструкторы на турбазе. Здесь легче его спрятать и легче с ним бороться. Поползаешь по мелководью — и отпустит.

— Орчак, я не знал... Что с тобой сделают, если узнают?

— Не знаю. Наверно, лишат права на потомство.

— От меня они не узнают. Клянусь, Орчак!

 

Атран. «Я или кула»

— ...Повтори ещё раз: «Меня зовут Бала. Я живу в институте генетики. Я работаю на почте курьером».

Бала, как могла, повторила.

— «Не гетики, а генетики. Ге-не-ти-ки! Будь умницей».

Атран упорно вдалбливал в кулу информационный блок для первого контакта с незнакомцем. Дальше, когда тот убедится, что перед ним не зверь, а предразумное существо, можно перейти на мыслеобразы. Но первые фразы должны прозвучать на мыслеречи. Бала капризничала, но постепенно училась выдавать фразы всё чётче и разборчивей. Атран собирался также связать этот набор фраз с вопросами «Кто ты?», «Ты кто?» или «Ты чья?»

— «Представь, сливается с тобой незнакомец, — передавал Атран, присовокупив образ незнакомца. Незнакомец почему-то получился удивительно похож на Ардину. — Что ты скажешь?».

— «Уйди, противная!» — чётко и ясно, голосом девчушки-курьера отозвалась Бала.

— «Не нравится она тебе. Ну почему?» — в который раз спрашивал Атран у Балы. Постоянное общение с девушками-курьерами пошло куле на пользу. Умней она не стала, но научилась удивительно точно формировать мысли-образы. Вот и сейчас ответила картинкой. Сперва Атран подумал, что видит Ардину. Но кула развернула образ. У женщины оказалось две головы. Левая, без сомнения, Ардины. Но правая — Умбрии. Холодок пробежал вдоль спины юноши.

— Так-то зачем? Ты её совсем не знаешь, — растерянно пробормотал он. — Ты её запугала, она третий день меня избегает. Слов не понимаешь? Хорошо! — сосредоточившись, Атран ответил своим образом: такая же двухголовая женщина, но правая голова не Умбрии, а Мбалы. Кула растерялась. А потом выдала целую галерею образов. В верхнем ряду Атран и кула. Во втором — под Атраном Мбала, под кулой — Умбрия, а между ними — Ардина. Образ Ардины раздвоился, одна копия слилась с Мбалой, вторая — с Умбрией.

— Понимаю тебя, милая. Для меня Ардина хорошая, для тебя — плохая. Но нужно найти какой-то компромисс.

Атран вышел из слияния, приласкал кулу плавником и нырнул в кустик постели.

— Атран, ты дома? — раздался снаружи знакомый голос.

— Заходи, Ардина. Мы с Балой как раз о тебе говорили.

— Нет, выйди ты. Я хочу говорить с тобой, а не с кулой.

Оглянувшись на Балу, Атран проскользнул сквозь зелёную завесу дверного проёма. И остолбенел. Весь лоб Ардины усеивали жемчужные бугорки. Свершилось! Прощай, холостая жизнь! Теперь он отец семейства, глава семьи. Бала поймёт и перестанет дуться.

— Ты видишь, в каком я положении, — спокойным, почти равнодушным голосом произнесла Ардина. — Я не буду устраивать сцен и скандалов. Но ты должен выбрать: я или кула. Решай, охотник.

— Бала! Фу ты, Ардина! Нельзя же так! Ты не понимаешь! Она же погибнет одна! На бойню попадёт. Я не могу её бросить. Я отвечаю за неё.

— Кула или я?

— Ты не понимаешь...

— Прощай, охотник.

— Постой, ты не можешь уйти! В таком виде не...

— Я взяла месяц отпуска. Прощай.

Атран долго смотрел ей вслед.

— Боль утраты... Вот откуда растут твои корни, боль утраты...

Кула встревоженно кружила по хому. Хотела слиться, но Атран в полной прострации лежал на дне. Не выдержав, Бала подцепила его рылом и, прогнувшись, подбросила вверх. Атран вскрикнул от неожиданности, а кула уже пыталась притереться к его нижнему нервному пятну.

— Твоя взяла, — пробормотал он, присасываясь. — «Что тебя волнует, малышка?»

— «Ты грустный/хворый. Был радостный».

— «Ардина в беде. Ардина должна быть с другом», — сосредоточился Атран на самых простых образах.

— «Не понимаю».

— Как же тебе объяснить? — задумался он. Как объяснить полуживотному, что девушка вида широкомыслящих с перламутровыми бугорками на лбу не может оставаться одна. Ей нужен партнёр. Иначе психика не выдержит, надломится. Как выразить боль одиночества простым и понятным образом?

— «У неё начался гон. Безумной станет».

— «Поняла! — радостно откликнулась кула. — Спешим, спасём!»

Так просто? Взяли да спасли? А может, в этом и есть сермяжная правда? Силой привести в хом, а там — будь что будет...

Кула расценила сомнения как сигнал к действию. Атрана чуть не снесло потоком, когда она рванула к выходу. Деловито покружила, вынюхивая след — и устремилась на юг, в сторону университета.

— «Постой, малышка, Ардина живёт не там!»

— «Куда плыть/спешить?» — охотно подчинилась хищница. Атран указал направление к хому девушки. Кула устремилась вперёд, обходя попутных шалотов, словно стоячих. Причём не просто обгоняла шалота, а, заходя с хвоста, винтом описывала вокруг него один-два круга, ловя искомый запах. Её охватило радостное возбуждение. Словно вновь в отряде охотников, справа, чуть впереди мчится кул Лотвича, над ним — Аранк, а правее Лотвича — кула Урены со своей хозяйкой. Она передала этот образ хозяину, но Атран слишком волновался за свою самочку.

Хом Ардины был пуст. Бала нашла его по запаху мгновенно, опередив подсказку Атрана. Юноша растерялся, но кула — ничуть.

— «Где ищем/настигаем теперь?» — поинтересовалась она.

— «Найдём профессора. Он может знать».

Где хом Алтуса, Атран не знал. Но профессор мог задержаться в институте. И он направил кулу туда.

Испуганно вскрикнула лаборантка, увидев боевую кулу в лаборатории, и какой-то инструмент получил сразу недельную норму пропитания. Но профессора в лаборатории не было.

— «Ищем толстого/плохого охотника?» — уточнила кула и пошла зигзагом над самым дном. Искать/выслеживать было приятно/радостно. Она соскучилась по такой работе. Толстый/главный жил где-то здесь, не дальше полутора-двух километров, и она найдёт его для хозяина. Запах становится сильнее...

Кула поймала направление и устремилась по прямой. Через две минуты они были у хома профессора, и профессор был в хоме. Довольная Бала сообщила это Атрану.

Профессор страшно удивился необычным гостям и заставил дважды пересказать историю.

— Интересно, очень интересно, юноша, — бормотал он, циркулируя из угла в угол. — Итак, вы выбрали кулу. Занятно... Это говорит о важности эксперимента. Но институт может потерять толковую лаборантку. Придётся обучать новую, а это отнимет время. С другой стороны... Ардина далеко не девочка. Я уже говорил вам, юноша, она дважды прошла омоложение. Это не первый брачный период в её жизни, далеко не первый... Психика намного стабильнее и устойчивее, чем у молоди. Думаю, она переживёт потрясение. Уверен, она тоже так считает, иначе не было бы этого беззастенчивого шантажа. Просто уверен в этом! Да... Но женщина в таком состоянии может и ошибаться. Интересно, очень интересно!

— Профессор, где её искать?

— Искать? Да, контакт с вами даст разрядку. Знак эмоций не столь важен, это подтверждают старинные хроники. Искать... Самка, потеряв партнёра, ищет уединения. Укромный уголок, в котором ожидает окончания созревания икры. Кладка остаётся неоплодотворенной, и это отрицательным образом сказывается на психике... Да, искать надо! Ищите в укромных уголках вдали от шумных мест. По-моему, так!

Поиски оказались безуспешны. Не помогло даже сверхчуткое обоняние хищницы. Бала расстроилась. Она не смогла помочь хозяину. Но всё-таки, день прошёл замечательно!

 

Алим. Юго-Восточный Институт Генетики

— ...Но прикинь, Ригла, я опоздал на распределение. В институт генетики на моё место наверняка кого-то взяли. Теперь зашлют в какую-нибудь глубинку...

— Послушай! Разве я спрашивала, где ты живёшь, когда предлагала семью организовать? Всё по правилам: если я предлагаю объединиться в семью, ты выбираешь, где жить будем.

— Мы тогда не знали, выживем ли...

— Ещё раз повторяю: куда ты, туда и я. Не вибрируй, а то на нас гуляки оглядываются. И ничего не бойся: ты не какой-нибудь фин из Темноты, у тебя несколько научных работ есть. Твой доклад на Совете обсуждали.

Так, в страхах и надеждах, Алим и Ригла двигались к деканату университета. Секретарша комиссии по распределению, молоденькая толстушка из вида инфоров, с откровенным любопытством уставилась на Алима.

— Так это вы — тот самый Алим, руководитель группы экстремалов?

— Я тот самый, — смутился Алим. — И Ригла тоже. Только мы не руководители. В смысле, мне пришлось руководить, когда Икша уступила место молоди...

— Подождите минутку! — девушка загадочно улыбнулась и исчезла в руме декана. Только зелёная завеса входа колыхнулась.

Когда Алим скрылся в руме, Риглу начала бить нервная дрожь. Она односложно отвечала на вопросы секретарши, металась из угла в угол, то и дело выпрастывала из обтекателей рук-ки, прислушивалась к бубнящим за завесой голосам...

— Ну как?

— Две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?

— С обеих.

— Дают очень хорошее место в новом филиале института генетики. Филиал только отпочковался. Великолепные перспективы роста. Если покажу себя, могут через год-два лабораторию дать.

— А плохая?

— Это филиал Юго-Восточного Института Генетики. На другом краю света. До него больше трёх месяцев добираться... А есть место здесь. Лаборантом в лаборатории при пищевом комбинате.

— Юго-Восток! — твёрдо произнесла Ригла. И поняла, как сильно надеялась остаться на Северо-Западе.

Осталось всего несколько дел — сообщить в правление кампуса, что хом освободился, дать телеграмму на работу Риглы, проститься с друзьями и... Даль зовёт, шалот не ждёт!..

Для начала Алим решил проверить жилище. Всё ли в порядке? Ригла встретила на улице знакомую, и в хом Алим нырнул один. С лёгкой грустью обвёл взглядом стены. Здесь давно никто не жил. Всё покрывал тоненький слой осадка, но гнили на зелени не было. Постель разрослась и занимала половину объёма помещения. Надо бы подстричь, но пусть это сделает новый жилец по своему вкусу.

— И пусто, и грустно, и некому... — продекламировал Алим, но постель колыхнулась, из неё выскочила девушка невиданной красоты. Сердце ухнуло, жабры сладко сжались — весь лоб незнакомки покрывали жемчужные бугорки.

— Простите меня, — испуганно воскликнула незнакомка. — Вы Алим? Я не знала, что вы вернулись. Атран говорил, вы пропали. Я сейчас уйду.

— Постойте, вам не надо никуда уходить. Я уезжаю. Заглянул проститься. Живите с Атраном спокойно, никто вас больше не потревожит.

— Вы Алим, да? Атран рассказывал о вас. Он сюда не вернётся. Он бросил меня, променял на кулу!.. — голос незнакомки драматично прервался. Жаберные крышки заколыхались.

— Не может быть. Для Атрана долг — это превыше всего. Тут какая-то ошибка, — Алим не понял, как так случилось, но рук-ки уже поглаживают и успокаивают трепещущие плавники незнакомки. Эти жемчужные бугорки... Он видел только их...

— А вот и я! Ах... Алим, почему? А как же я? — только и произнесла Ригла.

Холод водопада обрушился в сердце юноши. Узкие ладошки незнакомки интимным жестом лежащие на запястьях, обожгли кипятком.

— Послушайте, — обратилась незнакомка к Ригле, — я не знаю вас, но догадываюсь, кто вы для Алима. Будьте разумной. Вы разных видов... Вы видите, в каком я положении.

— Да, я всё понимаю, всё вижу, мы разных видов. Прощай, Алим!

Голос Риглы звенел. Резко развернувшись, так резко, что хвост хлестнул по лицу Алима, девушка прошила дверную завесу и исчезла. Закружилась в вихре оборванная ленточка.

Долгие минуты юноша анализировал слова и поступки. С виду всё правильно. Он обязан помочь незнакомке. Это разумно и целесообразно. Ригла тоже поступила разумно и правильно. Что не так? Почему так... так... горько?

До Юго-Восточного Института Генетики путь долгий. В каком-то небольшом тихом городке Алим с новой женой задержались на неделю, и Ардина сдала икру. Сделала это в специальном пункте, с соблюдением всех формальностей. Разрешения на продолжение рода у неё не было, поэтому икра осталась неоплодотворена. Алим исполнил свой мужской долг в другом гроте над небольшим осьминожком, после бодиформинга успешно изображавшим кладку икры. Психологически это было неприятно, но организм успокоился.

Три дня после этого отдыхали в профилактории, отсыпались, прогуливались над садом ароматов, беседовали, затем вновь заняли места на рейсовом шалоте. Ардина находилась в мрачном, подавленном настроении. Как вывести её из состояния регрессивного эмоционализма, Алим не знал. По примеру Амбузии он догадывался, что лучше всего подошла бы напряжённая физическая работа. А тут — прямо противоположное. Целыми днями бездельничать да лениво таращиться на проплывающий мимо пейзаж. Затекла нижняя присоска — сняться со спины шалота, перебраться под брюхо. Затекла верхняя — вернуться на спину. И так — три-четыре раза в день. Вот и всё развлечения в дальнем рейсе.

Но Ардину заботили совсем не те печали, о которых подозревал Алим. Она мучительно размышляла о собственном будущем, о своём импульсивном поступке, о рухнувших честолюбивых планах на старом месте, строила новые. Вспоминала Атрана. Охотника со шрамом, полученным в схватке с гигантским алмаром, героя, остановившего неуправляемого шалота, хозяина боевой кулы с границы и перспективного учёного. Сравнивала с новым мужем, бугрящимся мышцами, покрытым шрамами, имеющим несколько научных работ и благодарность совета по экстремальному туризму. Эти двое разумных стоили друг друга. Но сильная личность часто самодостаточна. Её трудно контролировать. Профессор Алтус не обращал на неё внимания, Атран без колебаний променял на кулу. Как поведёт себя этот парнишка? Что ждёт их на новом месте?

На новом месте ждал бардак. Юго-Восточный Институт Генетики напоминал встревоженный косяк молоди. Институт переезжал и расширялся. Никто не знал нового штатного расписания и размещения лабораторий. Всех волновало, перенесут ли дорогу инструменты, или на новом месте нужно выращивать и тренировать новые с нуля.

Но Ардину руководство института знало. И директор, и ведущие специалисты в своё время начинали под руководством профессора Алтуса. Ардина в то время была молодой, подающей надежды стажёркой, за которой косяком носилась добрая треть лаборантов.

— Шум глубин! Кого я вижу?! Ардина, никак это вы? — встретил их Азан, замдиректора по научной части. — Ничуть не изменилась!

— Напротив, Азан. Себя не узнаю. Остепенилась, вышла замуж. Алим, познакомься, мой старый друг Азан.

— Очень приятно, — смутился Алим. Такого он не ожидал. Ардина откровенно кокетничала с Азаном, и все в приёмной глазели на них.

— Надо понимать, вас к нам направил Алтус? — Азан откровенно, не стесняясь, рассматривал юношу. — Чем вы занимались?

— Всё перечислять?

— Конечно всё! Я должен вписать вашу тему в план института.

— В последние несколько месяцев мы работали... в пресном водоёме. Это вообще-то не в тему, произошло непредвиденное. Мы оказались отрезаны от мира. В общем... Не знаю, с чего начать.

— С начала.

— Если с начала, то изображали из себя строительных алмаров. Рыли канал через сушу. Сотни кубометров грунта — и всё своими рук-ками...

— Дорогой, Азана интересует наука и только наука, — перебила мужа Ардина, строя глазки Азану.

— Да-да, — согласился тот. — Сначала о науке. Остальное — потом.

— Ну, если о науке, то будет про геологию... У нас с Корпеном есть небольшая работа на стыке географии и геологии, но это побочно. Здесь, в институте генетики, абсолютно не по профилю. А там я изучал флору суши. Есть наблюдения по сухопутному бентосу. Но они незакончены...

— Вы хотели сказать, пресноводную флору, коллега?

— Нет, именно флору суши. Мы изучали её на затопленных участках. Методика заведомо ущербна, много нерешённых специфических моментов... Растения суши быстро погибают в среде. А бентос — ещё быстрее. Его просто невозможно изучать в естественных условиях. Это досадное препятствие, проблема... Есть пара мыслей на тему... Но полная фантастика. Потом была интересная работа по переносу пресноводных растений на свежезатопленные участки суши.

— Эту работу тоже вы вели?

— В нашей группе была агроном Амбузия. Пересадками занимались девушки под её руководством. Совет заинтересовался результатами в плане затопления и заселения новых территорий...

— Коллега, я тороплюсь на новое место. Если хотите, идём туда вместе.

— Конечно, хочу! Далеко это?

— Пятьдесят километров. Мы заказали у транспортников шалота на два дня. Он уже прибыл. По дороге расскажете мне о вашей экспедиции. А прибудем на место, сразу присмотрим для вас лабораторию, — последнее Азан произнёс уже на ходу.

— Как, сразу лабораторию? А... — тут Ардина резко дёрнула его за плавник.

— Вас что-то беспокоит, коллега? — обернулся Азан.

Алим вопросительно посмотрел на жену.

— Азан, дайте нам пять минут посекретничать, — улыбнулась Ардина и легла на верхнее пятно Алима. — «Дорогой, не вздумай отказываться от лаборатории, — торопливо передала она. — Азан принял тебя за учёного со стажем. Не разубеждай его».

— Но я никого здесь не знаю, — вслух ответил Алим. — Кто будет работать в моей лаборатории?

— У тебя есть я! Уже двое, — и мыслеречью: «Ты ещё не понял? Выпускники университета прибыли несколько месяцев назад. Сейчас не сезон для студентов. Поэтому Азан принял тебя за учёного. Не огорчай его, ты же достоин лаборатории».

— «Не нравится мне это — начинать с обмана».

— «Разве я прошу обманывать? Говори правду и только правду. Но не заостряй внимания на чём не нужно. Будь гибким, пользуйся моментом. Иначе на сто лет в аспирантах застрянешь».

— Есть проблемы? — поинтересовался Азан.

— Решаем кадровые вопросы, — гордо улыбнулась Ардина. — Набираем персонал лаборатории.

— Узнаю деловую хватку Алтуса. Шёпот глубин! Вы, наверно, устали с дороги. А я вас тащу куда-то.

— Мы устали как кильки, голодны как кулы, провели четыре сотни часов на спине шалота, но сейчас едем смотреть лабораторию, — с театральным пафосом произнесла Ардина. — Вперёд, обед не ждёт. Ой... В смысле, шалот не ждёт.

Алим рассмеялся и устремился за женой. Такой он Ардину ещё не видел. Понятно, что она играет. Прикидывается жизнерадостной, энергичной. Ещё час назад была раздражённой и издёрганной. Что бы это значило?

Дорога заняла три часа. Шалот шёл ходко. На его спине разместилось полтора десятка любопытных, и ещё десяток на брюхе. Алим поведал коллегам о злоключениях туристской группы. О необъяснимой загадке водопада, о гибели Окуна и самоубийстве Елуги, самоотверженности Икши и Орчака. Рассказал и о своём выходе на сушу. Говорил чистую правду. По настоянию Ардины умолчал только об одной детали. Не сказал, что группа, отрезанная от мира на несколько месяцев, состояла из туристов-экстремальщиков. У всех сложилось впечатление, что Алим участвовал, а потом возглавлял научную экспедицию.

Новое место Алиму понравилось. Чистая, прозрачная среда, глубина около сорока метров, живописные пейзажи. Строители на гигантских алмарах кончали строить просторные гроты из коралловых решёток.

Грот для лаборатории выбрала Ардина. Алим просто поразился, сколько факторов она учла. Подальше от начальства. Но поближе к информаторию — там все сплетни сходятся. Не очень глубоко — там темно. Не очень мелко — в шторм на мелком месте муть поднимается. Чуть на отшибе — чтоб в любое время ускользнуть можно было. («От кого? Если я тут буду за главного?» — «Найдётся, от кого!») И ещё множество обстоятельств.

 

Атран. Член Совета Эскар

Атран работал с решимостью обречённого. Тысячи экспериментов, сотни образцов. Десятки растений освещают грот лаборатории. И всё напрасно. Крепнет уверенность, что проблема не имеет решения.

О возвращении пропавшей группы туристов-экстремальщиков Атран услышал случайно от девушек-курьеров. Навёл справки в информатории университета и помчался в кампус. В их хоме наводили порядок две первокурсницы. Совсем ещё кильки бестолковые. Атран развернулся и помчался в деканат. Да, Алим был здесь, сообщила секретарша. Да, ознакомился с назначением и отбыл с молодой женой на постоянное место жительства. Куда? В Юго-Восточный Институт Генетики.

Не попрощался... — угрюмо размышлял Атран. — А собственно, с чего я взял, что он должен был зайти ко мне попрощаться? Разве это рационально? Я заразился от Балы эмоционализмом и перестаю мыслить разумно. Зачем Алиму прощаться со мной? Надо быть осторожнее. Я выдам себя словом или поступком, если не буду взвешивать каждое действие на весах логики.

Стало совсем тоскливо.

Бала очень огорчилась, почувствовав тоску хозяина. Пришлось поведать ей о злоключениях группы. Это оказалось совсем непросто. Ведь Бала мыслила не символами, а образами. Как, например, передать понятие «Алим — руководитель группы». Однако, удалось. Бала склеила образ Алима, переданный Атраном, с образом Лотвича, командира охотников. Атран подтвердил, что всё так. Но с понятием «суша» вышел полный провал. Два слога «су-ша» ни о чём не говорят предразумному. У Балы сложилось впечатление, что суша — это огромная отмель, на которой не больше двух сантиметров среды. Лучше объяснить Атран не смог. Он сам никогда не видел суши. Бала поместила на эту отмель образы трепыхающихся разумных, добавила к ним Артана, себя и перепугалась. Атрану пришлось успокаивать хищницу.

Лаборантка с небольшим осьминогом-корзинкой на нижней присоске двигалась вдоль стендов и аккуратно распределяла подкормку. Она только поступила в институт и работала очень старательно. Светочи заполняли всё свободное пространство. Синие, жёлтые, красные, зелёные, оранжевые, фиолетовые, голубые. Большие, с широкими листьями, маленькие лохматые, длинные узкие, наподобие дверных завес, и наоборот, шарики с колючими листочками

— Какое разнообразие! Но зачем вам столько? — поражался Алтус, переходя от кустика к кустику. — И не забывайте, основное направление — повышение светимости светочей.

— Профессор, это изобилие нужно не мне, а вам. Чтоб поразить учёный совет, чтоб не закрыли тему, пока я буду в командировке.

— Вы собираетесь в командировку?

— Да, профессор. Я в тупике. Стандартными приёмами проблему решить нельзя. Я изучил все отчёты, собрал здесь всё лучшее, полученное предшественниками. Это тупик. Методика себя исчерпала. Нужен свежий взгляд на проблему, иной принцип...

— Собственно говоря, коллега, ради свежего взгляда вам и получили разработку этой темы.

— У меня нет свежего взгляда. Я получил классическое традиционное образование. Но в информатории уверены, что нужные сведения может знать Эскар.

— Профессор Эскар из Юго-Восточного института?

— Нет, член Мирового Совета Эскар.

— Член Совета Эскар... — Алтус задумчиво развёл плавники. — А знаете, юноша, я пробью вам командировку в Бирюзу, и дам рекомендации института. Но захочет ли Эскар уделить вам время — тут ничего гарантировать не могу.

— Спасибо, профессор.

— Ещё вопрос, коллега. На кого вы оставите свою кулу? Я, знаете ли, её побаиваюсь...

— Я возьму кулу с собой. Она обгонит любого рейсового шалота. И не бойтесь Балу, профессор. Вы для неё член моего косяка. Личность неприкосновенная. Кулы — стайные хищники и разбираются в иерархии не хуже нашего учёного совета.

— Ну, допустим, стайными они стали после генной коррекции. Дикие кулы — одиночки. Но одиночкой невозможно управлять, у него нет инстинкта подчинения вожаку. Пять тысяч лет назад было очень много споров насчёт введения стайного инстинкта. С одной стороны, это давало возможность приручить кулов, но, с другой стороны, дикая стая чрезвычайно опасна.

— Я не знал, профессор...

На следующее утро Атран отправился на почту. Сообщил, что институт командировал его в Бирюзу для консультаций с членом Совета Эскаром. Известное имя произвело впечатление, девчушки-курьеры получили двухнедельный отпуск, а юноша слился с кулой, описал два круга над почтой и лёг на курс.

— «Мы сегодня вместе. Идём/спешим охотиться?» — радостно передала образ кула.

— «Мы вместе патрулируем. Далеко идём. Ищем/найдём следопыта/разведчика. Потом вернёмся назад, — Алим старательно подбирал понятные образы. — Тебе нравится/хорошо на почте?»

— «Озабоченные далёким добрые/весёлые. Много патрулируют, но совсем не охотятся».

— «Как ты их назвала? — поразился Алим. — Озабоченные далёким? Как точно!»

Бала, обрадованная похвалой хозяина, начала резвиться. Атран не мешал ей. Дорога долгая, утомится — перестанет. А пока можно откинуть на время все заботы. Он и сам радовался вместе с хищницей. До чего же приятно мчаться вперёд в тёплой, чистой среде, ловить всем телом упругие вихри, любоваться солнечными бликами...

Где—то далеко впереди Бала уловила мерные толчки мощного хвоста шалота.

— «Догоним его, малышка?»

Кула резко ускорилась и передала образ свистящих и улюлюкающих девушек-курьеров.

— «Так вот как вы почту развозили», — улыбнулся Атран и сам засвистел, заулюлюкал, заработал хвостом. Пассажиры шалота оживились, молодые тоже заработали хвостами, подталкивая неторопливого шалота, кто-то предлагал дружно поднажать, показать этому выскочке. И лишь водитель да старый, видавший всякое шалот остались невозмутимы. Даже плавником не повели.

Бала ещё поднажала и обошла шалота как стоячего.

— Увидимся в Бирюзе-е-е! — крикнул Атран.

Глупо! Наверно, глупо надеяться, что можно так просто поговорить с членом Мирового Совета. Отвлечь от государственных дел...

Атран нервничал, и волнение передавалось куле. Три клерка совета уже побеседовали с ним, сливались по его предложению с кулой, и Бала по тайному знаку обрушивала на клерков блок мыслеречи первого знакомства. От волнения речь её была неразборчива, но железная убеждённость, что хозяин всегда прав, убеждала клерков, не знакомых с предразумными.

Атран описывал круги на месте и с каждым кругом терял уверенность в себе. В институте казалось, что главное — добраться до Бирюзы, а там всё решится само собой. Но вот он здесь, ждёт окончания заседания совета, и что? Да, велели подождать. Но ведь не сказали, что Эскар захочет побеседовать. Может, он сейчас удаляется в неизвестном направлении... Мало ли какие мысли у кулы?

— Я Эскар. Надо понимать, это вы — юноша, который хочет меня видеть, и кула, которая утверждает, что работает в институте гетики?

— Да, уважаемый Эскар, это мы. — Робость охватила Атрана. Он смотрел на самого старого члена Совета и не мог унять нервную дрожь. Потом вдруг понял, что дрожь передаётся ему от Балы. Он опять полностью открылся хищнице. — Вы знаете, моя кула вас боится.

— Это должно быть любопытно. Почему?

Атран попытался отделить свои мысли от ощущений хищницы. Эскар настолько стар, что уже не понять, к какому виду он принадлежит. Похож на все разумные виды сразу. То ли за последние шесть тысяч лет вид Эскара изменился до неузнаваемости, то ли изменение черт явилось результатом сотен омоложений. Но кулу пугало не это.

— Бала говорит, что вы живой камень, — смущённо передал юноша.

— Неверно, но в пределах её системы понятий и образов, — серьёзно прокомментировал Эскар. — Следующий вопрос: что за институт гетики, и где он расположен?

— Это Северо-Западный Институт Генетики. У Балы сложности с мыслеречью.

— Поправка принята. С какого времени в институте ведутся работы по поднятию интеллекта кулов?

— «Живой/каменный страшный/опасный! Надо/хочется уйти/спрятаться», — сумбурно и неразборчиво передала Бала. Атран, как мог, успокоил кулу.

— В институте не ведётся таких работ. Бала случайно прошла частичную инициацию разума, и в институте ведётся изучение результатов этого незапланированного эксперимента.

— Юноша, у вас все так говорят или вы доклад по памяти читаете?

— Простите.

— Принято. Информационное равновесие восстановлено. О чём вы хотели со мной поговорить?

— О светочах. Я веду в институте тему «Увеличение светимости светочей». Но работа застопорилась, и работники информатория посоветовали обратиться к вам. Сказали, что вы знаете иной принцип светоиспускания.

— С какой целью ведутся работы по повышению светимости?

— Если поднять светимость светочей, мы сможем использовать их для освещения! Представляете? Не декоративно, а функционально!

— Представляю, юноша. Освещение в темноте и в тёмное время суток.

— В Темноте? Да-да! В Темноте! — Атран чуть не задохнулся, осознав грандиозность открывшихся перспектив. Эскар, не замечая восторга юноши, задумчиво изучал камешки на дне.

— Да, это увеличит процент соответствия, — ответил он на какие-то свои внутренние мысли. — Здесь недалеко сад размышлений, там и побеседуем. Я объясню принцип индуцированного излучения света. Может, вам удастся создать источник света на основе биолазера. Оставьте кулу, разговор будет долгим.

— Мы не будем сливаться?

— Нет. Параметры моего контактного пятна не соответствуют вашему, юноша. Я обожгу вашу нервную систему. Если мы сольёмся, вы потом некоторое время не сможете управлять кулой. Поэтому будем общаться голосом. Начнём с природы света. Свет — это волна. Запомните это, юноша.

— Вроде акустической волны?

— Да, вроде. Но это электромагнитная волна. Вы видели молнию?

— Да. Когда я был мальком, молния ударила в среду недалеко от меня. Я чуть не умер.

— Отлично! Значит, в реальности явления вас убеждать не нужно. Вы испытали удар электрического тока. Электрический ток — это движение заряженных частиц...

Бала нервничала. Хозяин так долго гуляет со страшным/каменным. Бала несколько раз хотела унести хозяина в безопасность/вдаль, но хозяин сливался на минутку, уверял, что ему хорошо/интересно, он охотится на что-то непонятное, просил погулять/отдохнуть. Бала удалялась до предела видимости, кружила вокруг и внимательно следила за страшным/каменным. Если страшный бросится на хозяина, она придёт на помощь, порвёт, защитит. Пусть ей страшно, но хозяина она не бросит, она будет дежурить/патрулировать, она знает, как это делать, она будет внимательна.

Назад возвращались радостные. Бала ликовала. Было страшно, а страшно бывает только на опасной охоте. Хозяин охотился. Она была рядом, она не дала обидеть хозяина. Теперь хозяин радостный/довольный, охота была удачной, и они спешат домой. Хозяину не терпится поделиться с другими охотниками, и Бала плывёт быстро, очень быстро, как только она умеет. Хозяин гордится Балой!

— Первым делом, Бала, мы заедем — угадай куда? — к инфорам! Пока я ничего не забыл. Они все в осадок выпадут! Столько забытых знаний! Ты просто не представляешь, Бала, как нам обрадуются! Какие мы молодцы!

 

Алим. Конвой

— ...Следующий вопрос — об инструментах. Выращивание новых займёт не меньше трёх лет. Дрессировка потребует ещё пять-десять лет. В то же время транспортники уверяют, что перевозку переживёт едва ли один из четырёх. Причём погибнут самые крупные и обученные инструменты. Мелочь вроде консерваторов отлично перенесёт поездку. Строители сдают объект через два месяца. Какие будут предложения?

— А почему нельзя перевести крупных по одному на шалотах? — спросил Алим.

— Инструменты нельзя везти в закрытом грузовом отсеке. Они сожгут кожу шалоту и отравятся сами. Если же шалот не закроет отсек полностью, их порвёт встречным потоком.

— Это я понимаю. Но мы посадим на шалота строительного алмара. Алмар будет прикрывать инструмент своим телом. И пустим шалота самым тихим ходом...

По хому учёного совета пробежал шумок. В нескольких местах разгорелись споры. Но все сошлись на том, что никакие рулевые не смогут удерживать в течение десяти часов таких природных врагов, как шалоты и алмары. И первыми пострадают инструменты.

— Гнать сволочей своим ходом! — в сердцах брякнул Алим. В хоме наступила тишина.

— Простите, что вы сказали? — повернулся к нему Азан. Алим похолодел. То, что простительно студенту, недопустимо для руководителя лаборатории на учёном совете. Но отступать поздно. Алим приподнялся над дном.

— Я предлагаю транспортировать крупные инструменты своим ходом.

— Несерьёзно. Это займёт полгода.

— Выращивание и воспитание новых займёт десять лет, — возразил Алим.

— Да их сожрут по дороге.

— Это вопрос охраны. Нужно вызвать с кордона отряд охотников с боевыми кулами, — вступилась за проект мужа Ардина.

— И как вы себе это представляете?

Вопрос был чисто риторическим, но Алим решил ответить. На карту был поставлен его авторитет. Или он несдержанный мальчишка, или перспективный учёный, предложивший дерзкое, необычное решение. Даже если это решение будет отвергнуто советом. Эх, проклятый длинный язык...

— Инструменты перегоняем компактной группой. Движение идёт без остановок круглые сутки, поэтому для каждого инструмента формируется бригада рулевых из четырёх-пяти разумных, — фантазировал он на ходу. — Отдел снабжения организует непрерывный подвоз пищи для инструментов. Для этого можно использовать шалотов из управления городских перевозок. Охрану, также посменно, ведёт отряд охотников с кордона. Им помогают лаборанты. Всё равно в институте делать им будет нечего. На случай непредвиденных препятствий группе придаётся два-три строительных алмара с рулевыми. Я сказал.

— Четыре десятка инструментов и двести рулевых. Два десятка кулов, четыре десятка охотников. Сотня охранников. Пять шалотов снабжения и два десятка водителей. Три алмара и шесть-десять строителей-рулевых. Всё это не на день-два, а на полгода. Я ничего не упустил? — поинтересовался Азан.

— В первом приближении всё, — важно согласился Алим.

— У вас, северян, мания гигантизма, — пробурчал зам по научной работе.

Но разговор пошёл серьёзный. По-прежнему спорили, и спорили яростно, но уже о деталях. Алим нервничал. Ардина гордо озирала хом. Алим вообще не понимал, что она здесь делает. Почему никто вежливо не предложил ей удалиться? На учёный совет Ардину никто не звал. Она сама себя пригласила. И вела себя так, будто присутствие на учёном совете — неотъемлемое право любого лаборанта.

Через полчаса учёные сошлись на том, что нужно провести эксперимент. И незачем откладывать дело в долгий ящик. Самым большим инструментом в институте считался стационар. Учёные, как простые студенты, гурьбой повалили в медицинский грот. Окружили толпой огромную медузу стационара, разметили дистанцию «забега» — пятнадцать метров до противоположной стенки грота. Очистили дно и вытолкали вперёд Алима. Именно ему, автору идеи, предлагалось вести стационар. Алим не представлял, как управлять медузой. Он в жизни не сливался со стационаром, но пути к отступлению не было. Наполовину погрузившись в студенистое тело, слился с контактным пятном и просто передал желание быть в другом конце грота. Нет, не желание, а жизненную необходимость!

Стационар долго не понимал, что от него требуется. Пока Алим не запаниковал. Панику гигантская медуза поняла. Напряглась, приподнялась, затрепетала бахромой — и двинулась! Медленно, почти незаметно, возвращая Алиму усиленную эмоцию страха и оставляя за собой студенистый след...

Пятнадцать метров прошли за двадцать две минуты. Кто-то тут же высчитал, что это даёт приблизительно километр в сутки, и весь путь до нового института займёт меньше двух месяцев. Учёные ликовали. Усталый Алим вышел из слияния. Он не стал говорить о том, что гнал медузу изо всех сил, что она напугана, растеряна, обессилена, испытывает сильнейшую боль, её раздражает свет, и вряд ли она сможет пройти за день даже сто метров...

— Ты был великолепен, — поделилась Ардина. — Несерьёзный с виду выкрик, за которым стоит не пустое буль-буль, а продуманный в деталях план.

— Авантюра это, а не план, — пожаловался Алим. — Стационар выдохся на десяти метрах.

— А это как раз не важно. Важно то, что ты запомнился учёному совету.

Алим только жабры поджал. Ардина обладала острым умом, безупречно логическим мышлением, не замутнённым эмоционализмом, великолепной, почти как у инфоров, памятью. Но иногда он её просто не понимал.

В хом общежития вернулся усталым, но довольным. Закончили разметку трассы перегона. Обговорили со строителями детали, согласовали сроки выделения алмаров и рулевых. Ардина оказывала неоценимую помощь. Она представлялась референтом Алима, устанавливала контакты, согласовывала вопросы, сводила вместе руководителей различных служб, гасила шуткой и лёгким флиртом споры и конфликты. По её совету Алим завёл трёх заместителей: по снабжению, по охране, по движению.

— Ты ничего не должен делать сам, — внушала она мужу. — Хороший начальник сам не работает. На это есть заместители. Твоя задача — руководство.

— Я плохой начальник, — огорчённо оправдывался Алим и во главе косяка лаборантов лично мчался на трассу измерять скорости течений. Течения ставили под угрозу судьбу проекта. Но строители обещали на самых опасных участках поставить временные барьеры.

— Ты справишься. Я верю в тебя, — подбадривала Ардина.

Наступил день старта. Охотники на кулах кружили над институтом. Под самой поверхностью замерли шалоты транспортной службы. Беспокойно вертелись у входов в гроты лаборанты службы питания с осьминогами-корзинками на нижней присоске. Стайками сновали любопытные. Алим в последний раз проинструктировал водителей.

Старт был раздельным. Институт раскинулся на большой площади, поэтому Алим лично вымерял расстояния и высчитывал время старта, чтоб к выходу на трассу инструменты собрались компактной группой. Всего набралось сорок семь инструментов, из-за особо крупных размеров не подлежащих транспортировке на шалотах. Алим намеревался выстроить их в пять-шесть колонн и пустить колонны параллельными курсами.

— Старт! — скомандовал он, ворвавшись в самый удалённый грот — лабораторию генетической классификации. Водитель, пожилой генетик, погрузился в инструмент по самые жабры. Несколько минут ничего не происходило. Толпа любопытных беспокойно сновала у входа в грот.

— Не вышло, — учёный вышел из слияния. — Инструмент напуган шумом и просто не понимает, что от него требуется.

— Все покиньте территорию, — распорядилась Ардина. — Вы пугаете инструмент! Алим, не гневайся, покажи личным примером.

Алим был далёк от того, чтоб гневаться. Он паниковал. Никто не гарантировал, что все инструменты смогут самостоятельно перемещаться. Но за три недели подготовки можно было проверить... Опытный руководитель начал бы с проверки. Прокол, если не провал всей операции.

Полный страха и нехороших предчувствий, он слился с инструментом. И, подчиняясь голосу интуиции, раскрылся. Инструмент затрепетал бахромой и сжался в приплюснутый шар.

— «Не то, — передал ему Алим на самом низком, животном уровне. — Вперёд, туда, вперёд. Там хорошо/нестрашно».

И инструмент двинулся. С болью сорвавшись с насиженного места, он в панике бежал от неведомой опасности.

— Профессор, слейтесь со мной и перенимайте опыт, — позвал Алим и через секунду почувствовал присоску на верхнем контактном пятне.

— «Что вы делаете?! Вы же пугаете его! Ему больно! Прекратите немедленно!»

— «Могу прекратить, но как вы пытались его сдвинуть?»

— «Я обещал ему подкормку. Много вкусной подкормки».

— «Когда он последний раз получал подкормку?»

— «Три дня назад».

— «А кормите их раз в две недели, так? Думаете, подкормка может его соблазнить?»

— «Но так, как вы делаете, нельзя!»

— «Скоро он привыкнет к движению и перестанет бояться. Хорошо, берите управление. Делайте что хотите, но через полчаса инструмент должен быть у выхода из грота». — Алим осторожно вышел из слияния с инструментом и, не оглядываясь, покинул грот. Поднялся к поверхности, сориентировался и устремился ко второй стартовой точке. Оглянувшись, увидел, что косяком за ним следует свита — Ардина и заместители.

Второй инструмент должен был начать движение спустя полчаса после первого. Водитель первой смены, молодой аспирант из широкомыслящих, ждал своей очереди, лёжа на грунте. Лишь хвост нервно подрагивал. Алим лёг рядом с ним.

— Первый инструмент стартовал, — сообщил он. — Опять удалось сдвинуть с места только сильным испугом.

— У меня то же самое, — уныло подтвердил водитель. — Ему больно двигаться.

— Вы пробовали его стронуть?

— Да. Сдвинул на метр.

— Ну тогда за вас я спокоен, — обрадовался Алим и устремился к следующей точке.

Через полчаса Алим проинструктировал шестерых водителей и вернулся к первому инструменту. Тот прошёл лишь половину расстояния до выхода, но двигался ровно и уверенно.

— Хорошо. Просто великолепно, профессор. Не торопите его, — подбодрил он водителя.

К концу дня начали движение все инструменты. Одни — по графику, другие — ради выяснения возможности их самостоятельного перемещения. Но ни один инструмент не преодолел намеченного расстояния. Предвидя трудности, Алим запланировал всего триста метров для первого инструмента. Но тот не прошёл и двухсот. После чего водитель вышел из слияния и заявил, что дальше инструмент не пойдёт! Алим распорядился остановить движение и задать инструментам щедрую подкормку. Всех водителей пригласил на общее собрание.

— Что можете сказать?

— Это было ужасно!

— Я больше не хочу издеваться над инструментом.

— Ни один из них не переживёт дороги!

— Они погибнут через десять дней такого движения.

Алим поморщился.

— А если до предела замедлить скорость?

— Продлить агонию, — буркнул кто-то.

— Послушайте, — выдвинулся вперёд один из водителей. — Я вёл малый стационар из отделения коррекции фенотипа. Сначала всё было просто ужасно. Но потом мы с малым стационаром вышли на слизистый след большого стационара. И через некоторое время я почувствовал, что двигаться стало намного легче. Может, я не прав, но...

— Будем считать, что вы правы. Завтра узнаем наверняка. Все свободны, собрание закрыто.

Алим в тяжёлом раздумье проводил их взглядом.

— Ты назначил водителями тех, кто работал на этих инструментах. Это было ошибкой, — произнесла Ардина.

— Нет. Это было правильно. Видишь — они направились не домой, а к инструментам.

— Они не смогут гнать инструменты.

Алим промолчал.

 

Атран. Информаторий высшего круга

— ...Очень плохо, юноша.

Атран был ошарашен.

— Но я пересказал всё, что услышал от Эскара.

— Всё, что вы запомнили. А пересказали нам так, как поняли. И то, что поняли. Что не поняли, упустили в пересказе.

Атран растерянно обвёл взглядом инфоров. Среди них не было ни одного рангом ниже седьмого круга.

— Знаете, юноша, если б это была курсовая работа, вы заслужили б самую высокую оценку. Но сейчас вы носитель уникальной информации. У нас имеются методики извлечения информации из памяти. Вы готовы представить свою память в наше распоряжение?

Вот я и пропал, — понял Атран. — Что же делать?

— Вас что-то смущает? Есть нечто в вашей памяти, чем вы не хотите делиться ни с кем? — поинтересовался незнакомый инфор.

— Да, — машинально ляпнул Атран. — Бала, её эмоции... — И осёкся.

— Бала — это ваша кула? Понимаю.

— Вы не понимаете, но это не важно.

— Это действительно неважно, юноша. Если кула не имеет отношения к беседе с Эскаром, поставьте на эту тему мыслеблок. Мы же не будем ломиться сквозь него. Ну как, готовы к слиянию?

Если б я ещё знал, как мыслеблок ставится, — обречённо подумал Атран, притирая нижнее пятно к пятну нейросети. На верхнее пятно тут же опустился инфор, а остальные заняли свободные места сети.

— «Меня зовут Угор. Прежде всего расслабьтесь, — передал инфор. От него веяло симпатией, дружеским участием, лёгкой усталостью и приятной истомой. — А ведь, кажется, я о вас слышал. Два охотника на огромных кулах на станции связистов. Вас до сих пор там с благодарностью вспоминают».

— «С благодарностью?» — удивился Атран.

— «Вы же их от алмара избавили. Знаете, как страшно на дежурство идти, когда алмар рядом?»

Почему-то Атран почувствовал благодарность и доверие к этому незнакомому инфору. Или это отражённое сетью эхо его эмоций?

— «Уже начали?» — спросил кто-то.

— «Тишина в сети. Ещё слово, и кто-то будет ждать снаружи», — строго прервал Угор. Сеть притихла. Атран напрягся и сосредоточился.

— «Напрягаться не надо. Прикройте глаза, расслабьтесь и слушайте мой голос. Только мой голос», — передал инфор на мыслеречи, незаметно и как-то по-дружески перехватывая у Атрана двигательные центры. Тело залила приятная истома, словно инфор поделился своей. Волны тепла помогли расслабить напряжённые мышцы. — «Слушайте мой голос. Только мой голос. Ничего больше нет. Вы в саду размышлений. Рядом с вами Эскар. Вы чувствуете его движения боковой линией. Вспоминайте, что он говорит, вспоминайте, что вы видите. У вас перед глазами сад размышлений...»

Атран словно вновь очутился в парке. Неторопливая прогулка над зелёным ковром, такая же неторопливая беседа, голос Эскара с чуть заметным древним акцентом. Взвешенные, выверенные фразы Эскара, тест-вопросы, которыми он проверял, хорошо ли Атран усвоил информацию. Повторное подробное объяснение непонятных мест. В Эскаре пропадал гениальный преподаватель. Но его загадочные, непонятные оговорки, оставшиеся без объяснений...

Когда очнулся, инфоры вовсю спорили, перебрасывая друг другу куски воспоминаний.

— «Видимость пятнадцать-двадцать метров, так? Значит, до этого камня десять метров. Это больше пятнадцати секунд. Здесь лакуна. Юноша, вы проснулись? Отлично! Вы мыслеблок не ставили?»

— «Н-нет...»

— «Тогда что было после этого?» — инфор передал удивительно чёткий образ. Атран напрягся — и вспомнил!

— «Вот видите, юноша, это совсем несложно, — одобрил инфор. — И запомните на будущее. Когда говорите о чём-то важном, двигайтесь над самым дном. Тогда воспоминания можно будет связать с рельефом местности. Словно вы расставляете слова на дне. А потом двигаетесь тем же путём и подбираете их».

— «Я запомню», — пообещал Атран.

Допрос продолжался больше двух часов. Инфоры восстановили каждый метр прогулки, каждую секунду разговора. После чего поблагодарили Атрана и отпустили на все четыре стороны.

— Узнали ещё что-нибудь важное?

— Да. Эскар убеждён, что первым разумным видом были широкомыслящие. Я был уверен, что инфоры, но точно мы не знали. Сколько знаний утеряно...

Атран припомнил, что Эскар на самом деле упоминал этот факт, но не придал значения. А инфоры, оказывается, не знали. Может, нужно выделить кого-то из молодых, чтоб ходили косяком за Эскаром, смотрели в рот и ловили каждое слово?

— «Ты вялый/усталый, но довольный. Удачно поохотился?» — спросила Бала.

— «Очень удачно, — передал Атран, присовокупив образ спорящих инфоров. — Накормил/насытил их всех!»

— Очень любопытно... Чрезвычайно любопытно... Живой камень... Как это... образно. Камни — они почти вечны, — размышлял вслух Алтус. — Ваша кула каким-то образом уловила возраст Эскара. И это её напугало. Очень интересно!

— Я тоже чувствовал, что Эскар не такой, как мы. Но не знал, какими словами выразить. А Бала, не задумываясь — камень! Эскар потом подтвердил, что не может с молодёжью сливаться.

— Знаете что, коллега. Мы организуем на следующей неделе семинар, и вы сделаете доклад о командировке в Бирюзу. Я уверен, членам учёного совета просто необходимо иметь широкий кругозор. Да и лаборантам не вредно. Семинар назовём: «Тонкое строение материи». И подзаголовок: «Забытые знания древних».

— Хорошо, профессор.

— Индуцированное излучение света... Свет сам себя усиливает... Вы были правы, коллега, это свежий, оригинальный подход. Я даже не знаю, какие рекомендации вам дать. Вы вышли на передовые рубежи науки, вы впереди всех. Поэтому не буду строить из себя самого умного, а просто выделю ещё одного лаборанта, — Алтус обвёл взглядом ряды светочей. — Чтоб разгрузить от всего этого. Работайте и ни о чём не беспокойтесь. Все разговоры с учёным советом я беру на себя.

— Спасибо, профессор!

— Что-нибудь ещё?

— Я всё думаю, как древние получили эти знания? И не нахожу ответа. Ведь нужны какие-то инструменты...

— Действительно любопытно. Видимо, началось всё с изучения обычного электрического ската.

— Точно! Эскар начал рассказ с описания удара электрическим током! Правы инфоры, в науке нет несущественных деталей. Каждая фраза — ключ к чему-то.

— Расскажите об этом подробней, коллега!

До глубокой ночи Атран беседовал с профессором, они строили фантастические планы и сами смеялись над ними, Алтус делился историями из жизни института, Атран рассказал о жизни охотничьего кордона, о связистах, о погружении в Темноту. Он даже мелко затрепетал плавниками, показывая, как Лотвич подзывал в Темноте своего кула, и на этот сигнал тут же явилась Бала. В лаборатории ей было тесно, ей хотелось порезвиться. Но её с шутливой руганью вытолкали наружу. Бала не огорчилась, она чувствовала, что хозяин не сердится, а радуется ей. Ведь он сам позвал её. Толстый/плохой охотник тоже не сердится, он вышел наружу вместе с хозяином.

— Однако стемнело. Пора спать, коллеги.

Атран с Балой подвезли профессора до дома, затем порезвились немного перед сном, гоняя косяк мелочи. Бала ощущала трепетание их хвостиков, это было так забавно, когда они испуганно прыскали в разные стороны.

А со следующего дня началась работа. Дни сливались в один, Атран сутками не вылезал из инструмента. Успехи чередовались с неудачами и вновь сменялись успехами. Образцы гибли десятками. От отравления, от истощения, от разрушения оболочек клеток в зоне накачки, от перерождения питающей системы области накачки. Атран двигался вперёд, но страшно медленно. Несмотря на это, работа захватила его полностью.

Первый крупный успех пришёл, когда Атран использовал для зоны накачки клетчатку хрусталика глаза разумных. Геном значительно усложнился, увеличилась вероятность мутаций, но результат оправдывал всё.

Бала волновалась. Хозяин вечно занят. Хозяин худеет. Но хозяин охотится/радуется охоте. Бала тревожилась. Она делилась тревогой с подружками-курьерами. Девушки успокаивали/утешали Балу, но если хозяин охотится, Бала должна быть рядом.

Однажды Бала встретила толстого охотника, узнала и подставила верхнее пятно. Толстый охотник слился, и Бала обрушила на него свои тревоги/заботы. Охотник похвалил Балу, но объяснил, что тревожиться не надо. У хозяина не простая охота, а охота и гон. Гон — это хорошо/приятно. Толстый охотник позвал хозяина, они слились с Балой. Хозяин подтвердил, что у него гон, и Бала успокоилась. Она не совсем понимала, почему у хозяина такой странный гон/охота, но главное, что хозяин радуется/делится радостью с Балой. Странно, что рядом с хозяином нет самки, раз у хозяина гон. Но ведь она — самка хозяина. Хозяин — её самец, он заботится о Бале, он доволен Балой. Он решает, куда плыть/охотиться.

Что-то было не так, но слишком сложно, чтоб Бала могла понять. А раз так — Бала передаст заботу хозяину. Хозяин успокоит Балу, он рядом, он спокойный/уверенный. Бала хочет быть рядом/подчиняться хозяину, она охраняет его радость.

 

Алим. Трасса

Конвой уверенно двигался вперёд. Метры сливались в десятки, десятки в сотни, сотни в тысячи. Менялись водители, менялись подкормщики и охранники, но конвой двигался круглосуточно. Алим выстроил инструменты в цепочку с интервалами в двадцать метров, и цепочка эта растянулась на километр. Через равные промежутки времени под самой поверхностью тенью проносились боевые кулы с охотниками на нижнем пятне. Справа от колонны — по ходу движения, слева — против. Строительные алмары двигались перед колонной и выравнивали трассу, убирая камни, кораллы, растительность и иные препятствия. Каждые пятьдесят метров инструмент, возглавляющий колонну, сворачивал в сторону и замирал, восстанавливая силы. К нему тут же спешили подкормщики. Инструмент, идущий вторым, на пятьдесят метров становился головным. Головному доставалась самая тяжёлая задача — прокладывать след. Остальные двигались по слизистой дорожке, проложенной лидером. Подкормщики равномерно посыпали эту дорожку подкормкой. В удачные дни конвой проходил до семисот метров. Чуть меньше, чем первоначально намечалось, но вполне приемлемо.

Алим хотел спать. Мучительно и постоянно. Поспать удавалось урывками и не больше трёх-четырёх часов в сутки. Заместители не справлялись, и Алим приказал им подобрать дублёров. Но заместители, как правило, утрясали дела где-то далеко. Пробивали заказы на пищевом комбинате, обеспечивали бесперебойный график движения шалотов, давили на строителей... Алим неотрывно находился при конвое. Если б не Ардина, он сломался бы. У любого есть предел прочности. Жена в очередной раз открылась с неизвестной стороны. Нельзя сказать, что она уклонялась от работы. Но предпочитала умственную физической, и не скорбела по отсутствию. Сейчас же с усталой обречённостью бралась за любую. Нужно — раздавала подкормку, нужно — дежурила в оцеплении, не подпуская к инструментам шалотов и любопытных. Один раз целую смену вела инструмент. А когда она на пару часов подменила охотника и управляла боевым кулом, Алим был просто поражён. Такая перемена в характере требовала осмысления, но Алим слишком устал. Как только выдавалась свободная минутка, он ложился прямо на дно и засыпал, поражая окружающих непосредственностью и неприхотливостью.

— ...Трассу нужно пустить по ложбине!

— Но проект!.. Всё сделано по проекту.

— Я знаю проект. Я сам его составлял! Вы чувствуете, какое здесь течение? Инструменты не смогут двигаться против течения.

— Тогда почему в проект заложили?.. — Прораб — широкомыслящий с огромной мозолистой присоской на груди и маленькой, почти заросшей чешуёй на спине, был очень недоволен.

— Почему-почему! Когда составляли проект, волны шли на северо-восток. А сейчас — на юг. При южном волнении здесь возникает глубинное компенсирующее течение, понятно? Слушайте, чего мы спорим? Вам всего-то кусок дна очистить, а нам эти лишние триста метров — полдня пути! Даю два дня, не уложитесь — торможу конвой. Действуйте!

Прораб развернулся и удалился, недовольно булькая под нос.

— До чего тяжело со строителями, — пожаловался Алим. — Вот увидишь, завтра придётся ругаться с охотниками. Им, видите ли, надоело кружить без дела.

Мелко работая хвостом, Ардина семенила на полкорпуса сзади. Почему-то она считала, что такое поведение способствует росту авторитета мужа.

— Вечером прибудет новая смена студентов. Их надо распределить и проинструктировать, — напомнила она.

— Угу... Кто бросил корзинку на трассе?! Немедленно уберите! — взревел Алим. Студентка-практикантка стрелой пересекла трассу и ловко подхватила осьминога-корзинку на нижнюю присоску.

— Не носись так рядом с инструментами, чудо пресноводное. Им же больно, — огорчился Алим, выпростал рук-ки из обтекателей и заровнял ямку, в которую хотел зарыться осьминожек. Набрал в ладонь слизи и разгладил сверху.

— Начальник! Подкормки на три часа осталось.

— Разыщи завхоза.

— Он говорит, транспортники сегодня только двух грузовых шалотов дали.

— Пусть возьмёт трёх пассажирских.

— Вонять ведь будут.

— Это проблемы транспортников. В следующий раз не будут тормозить наши заявки. Действуй!

— Это уже второй раз, — напомнила Ардина.

— Тогда распорядись, чтоб завхоз увеличил запас подкормки на трассе до суточного.

Ардина исчезла. Алим устало огляделся.

— Водитель генного хирурга, сбавь скорость. Ты сейчас уткнёшься в корректор фенотипа.

— Это фенотип тормозит, — отозвался тот.

— С водителем фенотипа разберусь я. А твоя задача — держать дистанцию двадцать метров.

— Уберите кула! Не смейте приближаться к инструменту на куле! Ему больно и страшно, — донеслось откуда-то с хвоста конвоя. — Отодвиньте алмара от консерватора! Он изуродует мой инструмент! — вторил ему кто-то из головы колонны. Алим повертелся на месте — и устремился на первый голос.

Однажды Ардина разбудила его и шепнула:

— Инфор из города. Ты должен это услышать.

— Почему это я должен всех слушать? — недовольно пробурчал Алим, но поплёлся за женой.

Инфор выстроил полукругом свободных от вахты охотников и строителей и зачитывал какой-то методический материал об охоте на диких алмаров.

— Знаешь, кто автор этой методички? — громко спросила Ардина. — Твой друг Атран.

Охотники заинтересованно покосились на Алима, а инфор сердито повысил голос.

— Не может быть! Атран никогда не был охотником.

— Был. Пока ты осваивал сушу, он служил на кордоне. Однажды за ним в институт прибыл охотник с границы. Что-то серьёзное случилось на кордоне. А через неделю он вернулся на огромной боевой куле по имени Бала.

Теперь уже не только охотники, но и инфор с интересом слушал рассказ Ардины.

— Что же произошло на кордоне?

— Не знаю. Атран не хотел рассказывать. Слышала, там кто-то погиб, сорвалась научная программа, в которой участвовал Атран, а Бала не из тех зверюг, которые подпускают к себе кого попало. Меня кое-как терпела, но некоторых просто сбрасывала.

В моём материале упоминается кула по имени Бала, — подтвердил инфор.

Почему-то после этого случая авторитет Алима среди охотников значительно возрос.

Беда пришла неожиданно. Конвой прошёл уже треть пути и двигался через обширный луг. Высокие изумрудного оттенка водоросли фильтровали среду, и видимость была великолепная. Даль исчезала в голубой дымке. Из этой дымки и появился шалот с городским советом в полном составе.

— ...Трудностей много, но непреодолимых нет, — вещал Алим четверть часа спустя, проводя экскурсию в двадцати метрах над грунтом. Кристально чистая среда позволяла разглядеть каждую травинку, каждую ракушку. — Главная трудность — сама проблема перемещения. Тысячи лет инструменты готовили к растительному образу существования. Функция движения стала атавизмом. Высокая плотность не позволяет им подняться над грунтом. Но страшно не это. Вы видели слизистый след. Беда в том, что это не слизь. Это ободранное об грунт вещество их организмов. Идущий первым буквально размазывает себя по грунту.

— Вы не боитесь, что инструменты полностью размажутся по дну?

— Тяжело первому. Остальным легче. Поэтому ведущие так часто меняются. Мы пытаемся компенсировать убыль обильной подкормкой, но инструменты потеряли до десяти процентов массы.

— Какие ещё опасности их ожидают?

Алим поморщился. Главной опасностью он считал саму экскурсию.

— Инструменты не выносят вихрей среды. Они очень нежные существа. Когда кто-то рядом энергично работает хвостом, вихри деформируют его ткани, и инструменту больно. Сильный вихрь может даже порвать его тело. Оставленный без присмотра рулевого алмар охотно полакомится инструментом. Поэтому мы стараемся держать строителей в отдалении.

— Извините, уважаемые члены совета, у меня срочное сообщение, — Ардина торопливо причалила к нижнему пятну Алима.

— Это мой референт Ардина, — представил её Алим, пытаясь загладить неловкость.

— «Алим, у нас беда, — передала Ардина. — На ведущего напали карасюки». — И присовокупила зримый образ.

— Извините, у нас проблема, — торопливо бросил Алим и помчался в голову колонны, даже не выйдя из слияния с Ардиной.

Карасюки — небольшие, с ладонь, рыбки-падальщики. Едят всё. Не брезгуют и медузами. Некоторые биологи утверждают, что именно в ходе эволюционного соревнования с карасюками медузы приобрели стрекательные клетки. Инструменты, лишённые стрекательных клеток, были абсолютно беззащитны.

Карасюки — скрытные рыбки. При появлении более крупных представителей фауны предпочитают прятаться в кораллах, водорослях, между камней. Но иногда сбиваются в огромные косяки.

Малый реаниматор хирургического отделения прошёл свои пятьдесят метров в качестве ведущего и свернул на специально расчищенную площадку для отдыха. Это было утром. А днём из леса водорослей спокойно выплыл карасюк, откусил кусок студнеобразного тела реаниматора и скрылся в зелени. Через некоторое время атака повторилась.

На первый укус рулевой не обратил внимания. Но после двадцатого поднял тревогу. Ардина, находившаяся в этот момент поблизости, подозвала четырёх охранников-студентов и велела им охранять инструмент. Поначалу это помогло. Присутствие разумных отпугнуло падальщиков. Но под прикрытием зелени их скапливалось всё больше и больше. Выкрики «кыш» и резкое движение плавником больше не спасали. Выбрав момент, особо наглый карасюк бросался к инструменту, набивал полный рот и исчезал в зарослях. Ардина испугалась и позвала Алима.

— Охотники! Опуститесь к самым зарослям и прибавьте ходу. Так, чтоб среда дрожала! — первым делом скомандовал Алим. — Пусть эта нечисть чувствует присутствие кулов.

Опять помогло. Но Алим чувствовал, что ненадолго. И созвал совет биологов. Сверху было видно, что заросли водорослей так и кишат карасюками.

— Что сюда привлекает карасюков и как их можно отпугнуть?

— Привлекают феромоны, выделяемые при обильной еде. Отпугивают феромоны, выделяемые при опасности, — сообщил замдекана из учебного сектора.

— Синтезатор у нас в колонне третий от конца. Вы можете организовать синтез феромонов.

— Могу. Но не раньше, чем через неделю-две. И, разумеется, не на ходу.

В этот момент начались нападения карасюков на колонну.

— Собрать всех!!! — завопил Алим. — Окружите инструменты живым кольцом. Ардина, возьми охотника с кулом, мчись в институт, приведи всех сюда. Абсолютно всех! Вопрос жизни и смерти! Быстрей!!!

Ардина умчалась.

— Продолжаем совет. Какие у карасюков естественные враги?

— Мурены, например.

— Ещё? Нет, нереально. Как мы их здесь удержим? Разбегутся моментом. Что же делать?

Ситуация сложилась критическая. Разумные разбились на группы и окружили каждый инструмент живым кольцом. Но покусывания продолжались. Юркие тени бросались к инструменту, выкусывали кусок и исчезали в зарослях.

— Да сделайте же что-нибудь, — закричал водитель стационара. — Нам больно!

Студент-охранник из вида охотников лязгнул челюстями и перекусил пополам карасюка.

— Какая гадость!

— Нет, не так! — обрадовался идее профессор рядом с Алимом. — Не убивайте. Хвосты откусывайте! Пусть им будет больно и страшно. Это отпугнёт остальных.

Алим закричал, чтоб передали идею по цепочке. Но поймать юркую мелкоту было не так-то просто. Это удавалось только охотникам да курьерам.

От запаха крови и общего возбуждения начали нервничать кулы. Охотники подняли их повыше. Но вскоре вернулась Ардина и привела с собой триста разумных. Атаки прекратились. Алим получил возможность осмотреть колонну. Пострадали все инструменты, но серьёзно — только двое. Приблизился давно не проходивший омоложение профессор. Тот самый, который предложил откусывать хвосты.

— Ночью нам всем конец. Разумным надо когда-то спать, а карасюки ночью даже более активны, чем днём.

Алим согласился. Даже шесть сотен разумных не смогут защитить в темноте полсотни инструментов.

— Так хорошо всё начиналось. Что же делать?

— Вызови строителей. Пусть расширят трассу, уберут водоросли с обеих сторон, — посоветовала Ардина.

— Полоса отчуждения! Точно! Карасюки прячутся в водорослях. Не будет водорослей — не будет карасюков. Но строителей с алмарами звать нельзя. Мы сами уберём заросли.

— Как? У нас всего четыре краба-секатора?

— Рук-ками, вот как! — Алим выпростал рук-ки из обтекателей и принялся рвать водоросли. Нарвав целую охапку, отнёс подальше от колонны и оглянулся.

— Слушайте все! Передайте по цепочке! Расширяем полосу отчуждения с трёх метров до двадцати с обеих сторон трассы. Рвите водоросли рук-ками и относите подальше... Почему вы стоите?

— Но так никто не делает, — выразила словами общее недоуменное молчание Ардина. — Рук-ки не для этого...

— Если никто не делает, значит, мы будем первыми! Начинайте!

И сам показал пример.

К заходу солнца ситуация была под контролем. Глаза и жабры щипало от сока растений. Ладони горели. Это натруженные, покрытые мозолями ладони Алима. А что с нежными девичьими, он даже спрашивать боялся. Но видел, как многие трясут рук-ками, пытаясь унять боль.

Карасюки исчезли. Массовое уничтожение флоры они восприняли как природный катаклизм, а инстинкт рекомендует держаться подальше от таких мест.

— За эту сорокаметровую просеку экологи нам плавники с мясом выдерут, — ворчал профессор, бережно заводя кисти рук-ков в обтекатели.

— Не нам, — поправила его Ардина. — Директору института.

Конвой подходил к новому научному городку. Алим лихорадочно метался над гротами, размечая оптимальные маршруты инструментов. В начале маршрута понадобилась неделя, чтоб собрать инструменты в колонну. Теперь он вынашивал честолюбивые планы управиться за пять дней.

Три месяца весь институт, да что там институт — весь город наблюдал за беспрецедентным рейдом. Конвой потерял всего два инструмента. Ещё три, сильно пострадавших, Алим вынужден был бросить, чтоб не тормозить конвой. Экипажи наотрез отказались покинуть подопечных, и Алим нашёл компромисс. Поскольку колонна из трёх инструментов продвигалась всего на 70–80 метров в сутки, он поручил экипажам восстанавливать порушенную экологию — засевать полосы отчуждения быстрорастущими растениями. Это позволило во всех докладах именовать конвой из трёх инструментов отрядом зачистки и выбить для него пропитание, охрану и транспорт на ближайшие полтора года. А заодно успокоить экологов и защитников окружающей среды.

Больше половины постоянных членов конвоя ночевали теперь вместе с Алимом прямо на природе. И с каждым днём таких становилось всё больше. Мало приятного тратить на дорогу домой/из дома два с половиной часа. Просыпаясь и приподнимаясь над грунтом, Алим видел не меньше десятка тёмных спин вокруг.

Пересечение границы научного городка руководство института обставило как праздник. Провели финишную черту, девушки сплели арку из гибких водорослей, украсили её цветами. Собралась многотысячная толпа. Десятки зрителей замеряли скорость движения конвоя, считали оставшиеся метры и вычисляли время начала праздника. Алим посмеивался. Дело в том, что в десяти метрах перед аркой идущий первым ранний диагност должен был свернуть налево, на площадку реабилитации, и уступить дорогу идущему вторым анабиотору. Пересечение финишной черты откладывалось на час.

Ардина нервничала. Металась в толпе встречающих, утрясала какие-то вопросы с руководством, кого-то разыскивала, с кем-то ругалась. Звонко покрикивала на студентов, чтоб не приближались к инструментам. В общем, тратила массу энергии на пустые хлопоты. Где это видано, чтоб студенты младших курсов, и абитуриенты в особенности, не пытались дотронуться до инструмента?

Алим и большинство водителей не считали праздник праздником. Водители были злы и озабочены. Предстояло развести инструменты по гротам, а это означало десятки и сотни метров движения в одиночку по грунту. Охотники решили, что их миссия закончена и собирались домой, на кордон.

— ...Хорошо! Может твой кул поймать карасюка? — устав спорить, спросил Алим. — Если поймает живого, я сегодня же отпущу половину охотников.

Командир посовещался о чём-то со своим отрядом, и все, бросив кулов, скрылись среди недостроенных хомов кампуса. Кулы затеяли возню, и Алим, опасливо косясь на хищников, отодвинулся подальше.

Вскоре охотники вернулись. Один, сжав челюсти, удерживал за хвост трепыхающегося карасюка, остальные вертелись вокруг него со смехом и весёлой руганью, поздравляли, щекотали, ехидничали и давали советы. Кулы тут же приняли участие в общем веселье. Карасюка упустили, но тут же поймали вновь.

— Следуйте за мной, — хмуро произнёс Алим. — Нет, не все. Вы один. Не упустите аргумент.

Декана нашли быстро.

— Здравствуйте! Вы видите это? — Алим выпростал рук-ку из обтекателя и сжал в кулаке карасюка. Охотник наконец-то смог разжать челюсти.

— Я вас внимательно слушаю.

Алим разжал кулак и проследил взглядом зигзаги испуганной рыбки.

— Этого карасюка мы поймали здесь. Научный городок почти не заселён, карасюков много, а Кулы против них неэффективны. К тому же колонна разбивается на отдельные группы. Кулы не смогут быть везде сразу. Я собираюсь отпустить половину охотников, но мне нужна замена...

— Говорите, говорите.

— Сорок два инструмента, для охраны каждого нужно десять разумных. Итого — дополнительно требуется триста разумных. Срок — неделя максимум.

— Где я вам возьму триста разумных?

— Пообещайте абитуриентам льготы при поступлении, — услышал Алим за спиной голос Ардины. — Всего один дополнительный балл на вступительных экзаменах — и у нас не будет отбоя от помощников.

— Что должны будут делать охранники?

— Отпугивать карасюков своим присутствием.

— И всё?

— Круглосуточно...

— Хорошо. Можете сделать объявление перед студентами. А я проинструктирую приёмную комиссию. Если каждый абитуриент получит по дополнительному баллу, на результате это не скажется.

В отдалении раздался взрыв радостных криков. Алим развернулся к финишной арке.

— Как?! Почему?!

Водитель диагноста не захотел уступать честь анабиотору, прошёл десять лишних метров и первым пересёк финишную черту.

— Холод глубин!!! — взвыл Алим. — Когда здесь будет дисциплина?

Восемь дней спустя последний инструмент занял постоянное место. Аплодисментов и криков не было. Была тихая радость и смертельная усталость. Водитель вышел из слияния, поморщился и осмотрел инструмент.

Было от чего морщиться. Инструменты потеряли до тридцати процентов массы. Прозрачные тела помутнели, в них просвечивали какие-то жгуты, тёмные комки, непонятные включения.

— Говорят, в третьей лаборатории инструмент сам заполз в самый тёмный угол.

— А в пятой жаловались, что капризничать начал. Работать разучился, доброго отношения не понимает...

— Всё наладится, ребята. Всё наладится, дайте срок, — устало произнёс хозяин лаборатории. — Ардина, что с тобой?

— Алим, тебя декан вызывает. — Ардина и не старалась скрыть испуг. Ворвалась в грот, покружила и выскочила. Алим выплыл следом.

— Арас что-то узнал. Он говорил с курьером-инфором из Бирюзы. Говорили о тебе, — затараторила Ардина, как только они остались вдвоём.

— Думаешь, я расстроюсь, если меня вышвырнут? Как бы не так. Сыт по горло этой руководящей работой. Устроюсь скромным лаборантом. Никакой ответственности, никакой головной боли.

— Ты только о себе думаешь! — обиделась Ардина.

Секретаря-референта не было. Видимо, Арас послал её с поручением в старый научный городок. Сам он делал разнос молодому инфору, который вылетел из рума с кислой миной.

— Здравствуйте, Алим. Ардина, подождите нас в приёмной, — приветствовал их декан.

Алим осмотрел просторный рум декана. Очень плотные стены зелени, аккуратно подстриженный ковёр на полу, несколько светочей в шахматном порядке у южной стены. Надо же — даже скромный кустик постели в тёмном уголке. Лёгкий аромат «коралловой веточки». Все просто и вместе с тем официально... если б не постель.

— Я три месяца наблюдал за вами, Алим. Кстати, разводка инструментов закончена?

— Да, только что.

— С первого дня вы вели себя вызывающе. Гипертрофированная мускулатура, шрамы по всему телу. Почему вы носите эти вызывающие шрамы?

— Не было времени свести.

— А привычка спать где попало — не было времени добраться до постели?

— В пресной среде не растут постели.

— Хвататься рук-ками за всё подряд вы тоже научились в пресной среде?

Можно ли объяснить кабинетному работнику, никогда не видевшему порогов, для чего нужны рук-ки? — тоскливо размышлял Алим. — Да он просто не поймёт. Они рук-ками только девушек лапают, для них рук-ки — интимный орган. Им стыдно их из обтекателей показывать... Ну что ж, ты сам это просил.

Алим выпростал рук-ки, осмотрел мозолистые ладони, словно видел в первый раз, вытянул вперёд, чуть ли не в лицо Арасу.

— Мы в пресной среде перемещались с помощью рук-ков, — медленно и с особым цинизмом начал описывать он. — На катадромных участках маршрута... Вы знаете, что такое катадромный участок? Это когда течение катит вам навстречу намного быстрее, чем вы можете плыть. Но вам почему-то очень надо подняться. Выбрасываешь вперёд рук-ку, ощупываешь и оглаживаешь камень потяжелее, цепляешься за него и подтягиваешь тело. Выбрасываешь вторую рук-ку, цепляешься за следующий камень. И так много-много раз. Очень важно ощупать камень. Чтоб ладонь потом не соскочила, чтоб камень под рук-кой не провернулся. Если устал, обхватываешь камень двумя рук-ками, словно девушку, вот так сцепляешь пальцы и отдыхаешь. А ещё мы работали рук-ками. Брали в рук-ку камень и...

— Прекратите!

Алим послушно замолчал.

— Вы специально изливаете на меня непристойности?

— Вы спросили, я ответил. То, что в одном месте непристойность, в другом — норма поведения, — мрачно возразил Алим.

— Спорно. Но ладно. Я узнал о вас удивительные вещи, Алим. Вы только в этом году закончили университет. И направлены к нам по распределению. Хотите что-то добавить?

— Нет. Всё правильно.

Вот и вся карьера, — устало подумал он. Но огорчения почему-то не испытал.

— Тогда я навёл справки об экспедиции к водопаду, о которой вы столько трезвонили. Выяснилось, что это не научная экспедиция, а туристская группа. Это так?

— Так...

— Вы отлично понимали, что лабораторию вам предложили возглавить по ошибке. Но не отказались. Так?

Холод глубин, что я здесь делаю? — тоскливо размышлял Алим.

— Всё так, уважаемый Арас. Что дальше?

— А дальше начинается самое интересное. Я ознакомился с вашей монографией по сухопутной флоре, с трудами по сравнительной пищевой ценности пресноводной флоры, по сухопутному бентосу, с работами по определению солёности дождевой среды...

— Нам не удалось обнаружить солей в дождевой среде.

— Но вы значительно повысили точность измерений. Отрицательный результат в науке — тоже результат.

— Уважаемый Арас...

— Не перебивайте, юноша. Вы задумали, спланировали и провели уникальную транспортную операцию. В ходе операции потеряли всего пять инструментов из сорока семи, хотя трижды могли потерять всех. Это была бы невосполнимая потеря для института.

— Кому мне сдать дела по лаборатории?

— У вас уже завелись дела по лаборатории? Когда вы всё успеваете? Впрочем, не в этом суть. Я не хочу, чтоб вы сдавали дела.

— Не понял? Я не... Вы не...

— Формально вы ничего не нарушили. Прибыли к нам по распределению, получили заведование и не посмели отказаться от предложенной работы. Теперь я хотел бы ознакомиться с тематикой работ. Вы, надеюсь, обдумали, чем будет заниматься ваша лаборатория?

— Да, да, уважаемый Арас, я над этим много думал. Но, кроме лаборатории, нужен полигон...

Декан словно средой подавился.

— Послушайте, юноша, внутренний голос мне говорит, что вас легче уволить, чем удовлетворить. Вам уже мало лаборатории?

— Нет, но... Такая тема без выхода в практику... Она ничего не будет стоить... Когда мы с Корпеном делали доклад перед Советом планеты, мы поняли, что Совет готовит большое наступление на сушу. Понимаете? Мы можем возводить дамбы и отхватывать у суши кусок за куском. Ольдеры покроют всю поверхность суши, и жизненное пространство увеличится во много раз! Но нам нужны строители — алмары и разумные, которые смогут хотя бы на короткое время покидать среду. Нам нужны насосы, которые смогут заполнять ольдеры средой. Нам нужны опреснители, потому что иначе концентрация солей в среде ольдеров будет нарастать. Наверняка мы встретим много неизвестных ещё проблем. Этим я и намечал заняться. Мы должны быть готовы к тому моменту, когда Совет объявит наступление на сушу.

— А вы уверены, что Совет объявит такое наступление?

Алим смутился.

— Простите за некорректный вопрос, — смутился в свою очередь Арас. — бессмысленно задавать его вам.

Ардина нервничала и металась по приёмной, проклинала себя, свою загубленную жизнь, Алима и Атрана. Но лишь через полчаса сообразила, что уволить сотрудника можно намного быстрее. Если Алим второй час беседует с деканом, значит, есть надежда...

Сообразив это, она опустилась на ковёр и... заснула! Сказалось длительное переутомление. Так, спящей на ковре, её и обнаружил Арас, выйдя из рума.

— Вы очень странное семейство, Алим, — пробормотал он. — Всё-таки сведите эти шрамы. Мышцы, шрамы — мальчишество какое-то. Сорви-голова — покоритель Темноты... Несолидно. Наша сила в интеллекте.

Алим бережно, стараясь не разбудить, подхватил жену на нижнюю присоску.

— Это ты, милый? — сонно пробормотала она.

— Я. Ты спи, всё хорошо. Всё путём.

 

* * *

Унец был охотником. Не только по видовому названию. Он родился хищником — и остался им после инициации. Лишь изменил точку приложения инстинкта. Унец любил схватки, любил борьбу, любил побеждать. Он отлично управлял кулом. Не раз на границах лично возглавлял операции по устранению хищников. Умел и любил управлять и алмаром и шалотом. Его привлекала мощь и сила огромных животных.

Унец ставил перед собой цель — и добивался её, сметая препятствия. Всегда добивался. Поначалу карьера не стояла в списке его целей. Но если высокий пост облегчал путь к цели, Унец занимал его. А добившись своего, без сожаления покидал. Окружающие считали это широтой натуры и жаждой нового. Унец называл охотой.

Постепенно карьера стала основной целью его охоты. Добившись одного руководящего поста, он ставил перед собой цель добиться следующего. И добивался, пусть иногда на это уходили годы.

Унец понимал, что его уникальность — плод чьей-то ошибки, либо небрежности. Но не тяготился этим — наоборот, гордился собственной исключительностью. Он коллекционировал факты, подтверждающие полезность для вида и прогресса случайных отклонений. Он выработал на эту тему несколько теорий, но, разумеется, держал их при себе.

Унец был умён. Он не боялся отступать, не боялся признавать ошибки, смело жертвовал второстепенным во имя главного. Он вёл свою игру сотни лет — и не устал от неё. Часто, ошибившись в предполагаемой реакции кого-то на цепочку своих рассуждений и аргументов, встретив резкое сопротивление, он затихал на пару дней. А потом, как бы случайно встречался с оппонентом, извинялся, утверждал, что был неправ, ещё раз обдумал позиции и начинал сыпать аргументами как за, так и против своей позиции. Случалось, оппонент, поражённый таким напором, из противника становился сторонником. А за Унцом закрепилась репутация думающего, в высшей степени разумного руководителя, никогда не считающего свою позицию догмой.

Постепенно акцент охоты сместился в политику. Достаточно быстро Унец достиг поста члена Совета. Цель достигнута. Но что дальше? Отступить? Бросить политику? Возможно, другой так бы и сделал. Но Унец поставил иную цель — подчинить Совет себе. Новая, захватывающая охота. Ради этого стоит жить.

Как этого добиться? В общих чертах план ясен. Раз можно манипулировать одним разумным, то можно и сотней. Да, члены Совета умнее многих. Но это лишь делает охоту интересней. Унец начал изучать членов совета, прикидывать варианты, мысленно разбивать всех на группы по убеждениям, по характеру, по внушаемости. Подозрение зародилось не сразу. Унец долго не мог поверить Он оказался вторым. Кто-то опередил его, кто-то уже управлял Советом. И этот кто-то настолько превосходил классом Унца, что влияние его было почти незаметно. Он манипулировал Советом, оставаясь в тени. Он легко разваливал фракции, созданные Унцом, блокировал одни решения и пробивал другие, и при этом оставался неизвестным. Это был талант, у которого стоило учиться.

Унец вычислил его. И поразился очевидности результата. Старейший член Совета Эскар. Мудрый Эскар, рождённый более шести тысяч лет назад, ещё до эпохи бессмертия. Эскар, прошедший сотни омоложений, воспитавший сотни учеников — именно он незримо управлял Советом.

Эскар стал целью охоты Унца. Неглавной целью. Он занимал место, выбранное Унцом для себя.

Унец начал охоту. Прямая атака исключалась. Эскар слишком опытен. Атака должна быть направлена совсем в другую сторону, но вторая, а лучше третья, неожиданная, но точно рассчитанная волна должна выбросить Эскара из мирового Совета. Эта волна должна иметь силу и неотвратимость цунами.

Унец не торопился. Готовил атаку тщательно и незаметно. Он умел ждать и знал, что шанса повторить атаку не будет. Он вёл самую увлекательную охоту в жизни. Впрочем, последняя охота всегда кажется самой увлекательной.

Секретарь в очередной раз пересчитал собравшихся и недовольно поджал жаберные щели. Не хватало двоих членов совета. Акрела от широкомыслящих и Унца от охотников.

— Ждём ещё две минуты и начинаем, — вынужден был сказать он.

— Унца и Акрела ждать не нужно. Их сегодня не будет, — тут же отозвался кто-то из членов совета.

— Что с ними?

— Давайте начнём заседание, и я сделаю сообщение на эту тему.

На этот раз секретарь засёк, что говорит старейший из членов Совета — уважаемый Эскар.

— Хорошо... Властью, доверенной мне Советом, объявляю заседание открытым. Слово для краткого сообщения предоставляется уважаемому Эскару.

Эскар наполовину выдвинулся из салатного цвета водорослей своего рума.

— Хочу уточнить. Сообщение моё будет кратким, но дебаты после него — долгими и шумными. Напомню, о чём шла речь на прошлом заседании. Унец и Акрел выдвинули законопроект, по которому предлагалось ограничить время жизни разумных. Иными словами, прожил свой срок — уступи место молоди. Так вот, я убил Акрела и Унца. Какие будут вопросы?

Амфитеатр ошеломлённо замер. Первым опомнился секретарь.

— Вы хотите сказать, что нарушили закон и убили двух членов Совета?

— Я убил двух членов совета, но не нарушал закона. Право на самозащиту — неотъемлемое право каждого разумного, закреплено законом. Предложенный законопроект угрожал моей жизни. Будь он принят на прошлом заседании, я должен был бы подчиниться ему. Но так как закон не был утверждён, я принял необходимые меры самозащиты, что нарушением закона не является.

— Вы убили двух членов Совета, чтоб заблокировать закон, несмотря на всё ценное, что он нёс с собой?! — выкрикнул кто-то с другого конца амфитеатра.

— Вовсе не из-за этого. Я убил их чтобы создать прецедент. В последнее время члены совета всё меньше задумываются над последствиями предлагаемых законопроектов. Хорошо изучаются и афишируются положительные аспекты. Но отрицательные или не изучаются вовсе, или замалчиваются. Подобная безответственность грозит катастрофой. Думаю, пример этих двух недоумков заставит задуматься остальных.

Поднялся страшный шум. Четыре раза секретарь оглушительно свистел, прежде чем присутствующие успокоились.

— Какие отрицательные аспекты вы видите в этом законопроекте, уважаемый Эскар?

— Прежде всего — Хранители Знаний. Наибольший процент долгожителей, которых коснулся бы этот закон, именно среди них. Иными словами, мы лишились бы каждого восьмого Хранителя старшего круга.

— У Хранителей есть ученики. Вопрос передачи знаний — чисто организационное мероприятие.

— Вот пример той безответственности, о которой я говорил! — провозгласил Эскар. — Вы, секретарь, судите о предмете, в котором не разбираетесь! Невозможна передача информации без потерь. Мозг Хранителя выдаёт информацию в ответ на внешний запрос. Нет запроса — нет информации. Как может ученик сформулировать запрос, если не имеет никакого представления о предмете?

— Иными словами, вы утверждаете, что вместе с Хранителями погибнут знания.

— Да, именно так.

— Но можно внести в закон поправку, выводящую Хранителей из-под его действия.

— Хранители — лишь один наиболее наглядный пример непродуманности закона. Таких примеров десятки. Но суть не в этом. Равенство. Все равны, пока нет более и менее равных перед законом. Как только среди прочих появились более равные, закон превращается в собственное отрицание. Нужно объяснять, почему?

— Нет, не нужно. Вы убедили всех, что законопроект несовершенен. Но остаются причины, вызвавшие его появление. Наша цивилизация стареет. Нужно место для молоди.

— Вот теперь мы подошли к самому главному. Для развития цивилизации требуется жизненное пространство...

...Два крупнейших генетика планеты. Полной неожиданностью для нас оказалось, что длительное время они контактировали. Учились в университете в одной группе и даже проживали в одном хоме. У обоих полностью или практически полностью разблокирована эмоциональная сфера. Предположительно, раньше потерял блокировку Атран. Об этом свидетельствует тот факт, что он быстро, практически моментально вступал в контакт с предразумными (кулы, шалоты) и мгновенно получал их полное доверие ещё в то время, когда в поведении Алима отклонений не наблюдалось. Известно, что Атран воспрепятствовал уничтожению кулы по кличке Бала и содержал её при себе до естественной смерти хищницы.

Обстоятельства разблокировки эмоциональной сферы Алима известны достаточно хорошо. Это произошло на пике длительной эмоциональной и физической нагрузки. Туристская группа, в которую входил Алим, оказалась на длительное время отрезана от большого мира. Алим был выбран в руководители группы, а позднее возглавил группу, приняв на себя всю ответственность. К счастью, в группу входил инфор Корпен, от которого мы получили исчерпывающую информацию.

Алим, как и Атран, успешно контактировал с неразумными видами. Проведённый под его руководством перегон инструментов вошёл в историю. Надо заметить, что Алим возглавлял ещё три успешных перегона, хоть и не таких крупных. А пять перегонов, проведённых без его участия, закончились полным или частичным провалом.

Заключение.

1. Связь между активизацией творческих способностей и разблокировкой эмоциональной сферы кажется несомненной. Однако наша группа категорически рекомендует воздержаться от экспериментов по разблокировке эмоциональной сферы. Как показало негласное тестирование, оба наблюдаемых знают о своей уникальности и постоянно держат строжайший эмоциональный контроль. При отсутствии такого контроля поведение индивидуума может стать непредсказуемым и даже опасным для общества.

2. Повторная блокировка эмоциональной сферы наблюдаемых нежелательна и с большой степенью вероятности невозможна. В любом случае, попытка блокировки может привести к потере уникальных способностей наблюдаемых.

3. Нет причин связывать разблокировку эмоциональной сферы с генетическим предрасположением. Иными словами, оба наблюдаемых могут получить разрешение на продолжение рода на общих основаниях.

 

Алим. Полигон

Солнце едва-едва выглянуло из-за горизонта, когда Алим появился в лаборатории. Он любил эти тихие утренние часы. Потом появятся сотрудники, заполнят пространство шумом и разговорами. А пока можно подумать.

Выпростал рук-ку из обтекателя и сжал упругое грушеобразное утолщение у основания светоча. Сок, густой как сироп, устремился к листьям, и те засветились, постепенно наращивая яркость. Приятный, чуть зеленоватый свет залил лабораторию. Свечение набирало силу около минуты, изгоняя тени все дальше и дальше. Пройдёт часа два прежде, чем оно начнёт угасать, но к тому времени поднимется солнце. Алим подождал, пока не станут видны мельчайшие детали, прошёлся вдоль ряда малых инкубаторов. Икринки развивались нормально. Скоро можно будет закладывать следующую серию опытов.

— Доброе утро, профессор!

— Доброе, доброе. Не спится?

Инога, молодой инфор, секретарша Алима, смутилась. Смущалась она всегда. По поводу и без. Но дело своё знала. Ардина, хоть и числилась по-прежнему референтом Алима, на кафедре появлялась редко. Она выбрала карьеру общественного деятеля. Именно она организовала несколько лет назад студенческий хор. И то, что в этом году хор занял первое место по району — её заслуга. Теперь Ардина пробивала разрешение на организацию сада ароматов. «Ни один уважающий себя научный городок не может обойтись без сада ароматов, — утверждала она. — Наука наукой, но пришла пора думать о культуре отдыха!».

— Что у нас на сегодня?

— Первая половина дня свободна, а во второй показательная операция для студентов. Рук-ки по Алиму, экстремально-декоративные.

— Рук-ки... Опять рук-ки...

— Опять, — мило смутилась Инога.

Рук-ки по Алиму — это пятипалые кисти с двумя противолежащими пальцами. По покрову они делились на обычные (мелкая чешуя) и экстремальные (кожа без чешуи от запястий до кончиков пальцев). Совсем недавно появилась мода на экстремально-декоративные — с пятью крупными чешуйками на тыльной стороне кончиков пальцев. Почему-то эту моду связывали с именем Эскара, но проверить слухи никак не удавалось.

— Почему все считают, что рук-ки по Алиму лучше всего делает Алим?

— Но ведь во всём мире утверждён именно ваш стандарт пятипалой кисти. Ваша иерархия доминантных признаков кисти для поддержания видовой совместимости...

— Если моя, то откуда взялись эти экстремально-декоративные пальчики? Ну хорошо. Передайте лаборантам, чтоб не кормили до операции инструмент.

— Передам, — Инога поскорей юркнула в свой закуток. Резко отрицательное отношение Алима к декоративным чешуйкам было всем известно. Также было известно, что мода на них набирает силу.

Рабочий настрой исчез. Алим прошёлся ещё раз вдоль строя инкубаторов, механически поправляя что-то. С какого момента жизнь пошла не так? Кто в этом виноват? Ардина? Нет, она в высшей степени разумная самка. Почему-то с ней Алим никогда не чувствовал такого полного слияния, как с Риглой. Но она всегда была надёжным союзником. Холодным, расчётливым, не забывающим о своих интересах, но надёжным. По каким-то своим, непонятным Алиму мотивам, Ардина всегда держала его сторону. Таскала его по концертам и торжественным сборищам, знакомила с городским начальством и академическими светилами. Она была прирождённым политиком. Задумывала и гениально претворяла в жизнь многоходовые комбинации. Алим восхищался её талантом, но не понимал, как можно в этом находить интерес.

Вот в чём дело! Ригла была другом, не союзником. То есть, союзником тоже, но кем-то ещё, для чего и слова в языке не имелось. Чтоб понять это, надо пройти маршрут к Водопаду, голодать, вместе рисковать жизнью...

Память унесла Алима ещё дальше. Студенческие годы, Атран, хом на двоих в университетском кампусе. С Атраном кризиса среднего возраста в принципе не могло случиться. Он всегда видел цель и умел её добиваться. Через год после института получил лабораторию. Не по нелепой случайности, а заслуженно, открыв новое направление в биологии.

Алим покосился на ослепительно сияющие листья светоча. Как ждали они в институте первые образцы новых растений. Как быстро вошли светочи в быт. С каким жадным интересом по десять раз заставляли инфора повторять доклад Эскара в редакции Атрана «О тонком строении вещества».

А таинственные вызовы с границы, огромная боевая кула, которую Атран привёл с кордона и поставил на довольствие в институте. Кто бы позволил Алиму сделать подобное? А методический материал «Об охоте на алмаров крупного и особокрупного размеров»? Благодарность от городской транспортной службы, о которой рассказывала Ардина... За что бы ни брался Атран, он во всём добивался успеха. Это даже не талант, это стиль жизни — добиваться успеха в любом деле. Талант у него в другом — избегать безвыходных положений. Или это одно и то же?

Тут мысль Алима сделала зигзаг. Атран отказался от Ардины! Сама Ардина никогда не рассказывала подробности, но факт есть факт. Атран отказался от союзника, надёжно прикрывавшего тыл. Всё взвесил и отказался. Нет, взвешивать не в его стиле. Он действует по наитию, по интуиции. Разве можно проанализировать интуицию? Но всё же?..

— Профессор, вы не заняты?

— Да?

— Студенты спрашивают, вам нужны в это лето помощники на полигон?

— Нет, Инога. Только пять лаборантов. Причём, самых толковых, чтоб не лезли в прибой. Хватит нам несчастных случаев.

— Профессор, я просто не знаю, как им это сказать. Они так ждут экспедиции...

— А вы скажите, что никто не запрещает им провести летние каникулы в районе полигона.

— Гениально профессор. Как я сама не догадалась?

— Что мне нравится, вы всегда знаете, когда нужно догадаться, а когда нет, — Алим вогнал секретаршу в смущение, и настроение несколько поднялось.

Каким-то чудом студенты узнали, когда шалот отправляется на полигон. Правда, Алим подозревал, что это чудо зовут Инога, но секретарша всё отрицала.

— Все сели? — спросил водитель. Алим расслабил присоску, покинул место справа от водителя и описал вокруг шалота петлю. Пересчитал пассажиров. Шалот был маленьким, десятиместным. И два места ещё оставались свободными. А совсем недавно на полигон отправлялись три больших шалота. Да, лучшие годы полигона позади...

— Отправляемся!

Шалот пронзительно свистнул и лёг на курс. Студенты с шумом и гамом устремились вдогонку.

— Не гоните, — попросил Алим и выразительно скосил глаз на студентов.

— Так ведь за сутки не уложимся, — усмехнулся водитель, но скорость сбавил.

— А вы куда-нибудь торопитесь?

Вскоре дно резко ушло вниз. Ярко светило солнце, попутное волнение навевало дрёму, и даже Темнота прикидывалась синевато-голубоватой дымкой. Загадочной, но совсем не страшной.

Как можно ориентироваться в бескрайнем океане, Алим не понимал. Однажды на полигоне он спросил об этом водителя, тот хмыкнул, развёл в задумчивости плавники, потом слился и обрушил на Алима лавину ощущений. Наполовину своих, наполовину шалота. Тут были эхосигналы и запахи, цвет и вкус среды, высота солнца над горизонтом, недоступные разумным ощущения шалота, и просто бесконечная уверенность в себе. Алим понял, что ему не дано...

— Не унывайте, — утешил водитель. — Потеряетесь — держите всё время на восход солнца. Не пройдёт и трёх суток, как попадёте в населённые места.

Волны становились крупнее. Местами на них появлялись барашки. Студенты в кильватере шалота притихли и сбились тесной стайкой. Алим заработал хвостом, отделился от шалота и поднялся к самой поверхности.

— Эй, молодёжь, кто умеет на волнах кататься?

Выбрал волну покруче, пробил поверхность у самого гребня — и заскользил вниз, выставив спину из среды, словно по бесконечному гребню переката.

Студенты с радостью подхватили идею. Кто отставал от волны, кого волна подхватывала и переворачивала светлым брюшком кверху, и тогда раздавался визг и взрывы смеха. Они ещё не знали, что требуются десятки часов тренировки, чтоб скользить, не уставая, часами. А поначалу сил уходит даже больше, чем на движение своим ходом. Что завтра у них будут болеть все мышцы. Но страх перед Темнотой ушёл. А именно этого и добивался Алим. Заметив, что три девушки начали отставать, Алим усадил их на Шалота. Через полтора часа выбились из сил ещё четыре студентки. Три отдохнувшие и умница-Инога уступили им места. У молодёжи появился повод к веселью — всем косяком обучали Иногу скользить по гребню волны. Инфоры редко отличались ловкостью. Инога то отставала от волны, то испуганно взвизгивала, скатываясь к подошве волны и теряя скорость.

Лаборанты, вначале ехидничавшие, под конец захотели принять участие в общем веселье. Но тут Алим был непреклонен. Шесть лаборантов прикрывали своими телами трёх осьминогов-корзинок. А в корзинках находились молоденькие инструменты. Инструментами Алим рисковать не мог.

Так, меняясь и отдыхая на шалоте, двигались весь день и всю ночь. На полигон прибыли утром второго дня, и отнюдь не ранним. Алим проследил, чтоб инструменты разместили в гротах, и отпустил всех отдыхать.

На следующий день двигаться могли только лаборанты. У серфингистов ныли все мышцы.

— Профессор, надо подбодрить молодёжь, — Инога морщилась при каждом движении плавника.

— Дай мне умереть спокойно! — простонал Алим. Но долг пересилил.

По общежитию разносились стоны.

— Теперь, парни, вы знаете, что такое экстремальный туризм, — скривившись, объяснял студентам Алим. — Ох, где мои былые годы? Икша сняла бы нас всех с маршрута...

— Кто такая Икша, профессор?

— Одна моя старая знакомая. Она бы назвала вчерашний день прогулкой выходного дня. Да я бы сам назвал... О, моя спина...

Полигон представлял собой атолл, выросший на вершине давно потухшего вулкана. Когда-то с ним связывали большие надежды. Атолл должен был представлять праобраз ольдерной цивилизации. Считалось, что место выбрано крайне удачно. Стоит только перегородить узкий вход в лагуну — и ольдер готов. Предполагалось поднять уровень среды в ольдере на три метра выше уровня океана. Пригнали строительных алмаров, соорудили три дамбы. Алим разместил в технологических проёмах насосы, и начали подъём уровня. Насосы гнали воду и жрали планктон тоннами. Уровень не поднимался. Попытались провести обратный эксперимент. Понизить уровень в лагуне. Тот же результат. Лучшие математики института кружили по лагуне, вычисляя площадь зеркала, лично проверяли производительность насосов — и никак не могли поверить в ту простую истину, которую давно понял Алим. Среда фильтровалась сквозь грунт и возвращалась в океан.

Понимание пришло после шторма. Колоссальной силы шторм прокатился над атоллом и заполнил ольдер до проектной отметки в три метра. Ликованию не было предела. Но уже через двое суток уровень опустился до обычного. Математики получили цифру — скорость фильтрования среды. И строили математические модели умопомрачительной сложности.

Полигон не закрыли только потому, что он придавал вес институту. Сюда отправляли на стажировку студентов, здесь, вдали от жилой зоны, проводили чистые эксперименты. Но постепенно полигон хирел. Зимой от бескормицы сдохли насосы, и это даже никого не озаботило. Можно было бы переориентировать полигон под другую научную программу, но слишком далеко от жилой зоны он располагался. Давно шторма размыли дамбы, давно опустели шумные студенческие общежития. Только фанатики науки — аспиранты жили здесь круглогодично ради невиданной свободой доступа к инструментам в опустевших лабораториях.

На второй день к вечеру Алим нашёл в себе силы проверить инструменты. Консерватор хоть и помутнел от стресса, но дело своё знал твёрдо: ни один из зародышей не погиб. Генетический анализатор и формирователь фенотипа пока ещё были слишком молоды, чтоб работать. Только через год придёт пора дрессировать их.

Аспиранты столпились за спиной.

— Профессор, что это?

— Разумеется, последнее слово науки, — добродушно усмехнулся Алим. — Скоро всё увидите. Как у вас дела?

— Неважно, профессор. Жабры сохнут без среды. И с этим ничего не сделать. Мы прорабатываем системы внутреннего орошения.

— Очень интересно, — Алим с ходу понял суть идеи. — Для хранения запаса среды предполагаете использовать желудок или специальную полость?

— Думаем над обоими вариантами. Но это так всё усложняет... А как ваши системы передвижения?

— Терпение, ещё раз терпение. Икра должна развиться.

Профессор, я правильно понял, вы хотите, чтоб жабры работали там, где нет среды? На суше? — робко поинтересовался студент.

— Абсолютно правильно!

— Но там же нет... среды!

Алим окинул взглядом физиономии ехидно улыбающихся аспирантов и усмехнулся про себя. Три года назад они задавали те же вопросы.

— Вот что. Собери всех в конференц-гроте. Прочту вам вводную лекцию факультативного курса «Теория суши».

Уже через четверть часа собрались все. Даже аспиранты и лаборанты. Алим кончил отчищать большую, специально выращенную прозрачную раковину.

— Просторы суши необъятны — начал он. — Ольдеры позволят нам расширить жизненное пространство в сотни раз. Но суша враждебна. Стоит разрушиться дамбе, и сотни разумных уступят место молоди. Мы не можем жить под постоянным страхом. Какой из этого вывод? Самый простой! Научиться дышать вне среды. Свести катастрофу до уровня стихийного бедствия. Пусть страшно, опасно, кто-то даже уступит место молоди, но большинство уцелеет и сможет добраться до среды.

Многие из вас спросят: «Чем дышать там, где нет среды?» Показываю. Следуйте за мной.

Выпростав рук-ки, Алим взял раковину и прямо через световое отверстие поднялся к поверхности. Подождал, пока шумная стайка студентов не сгруппируется вокруг, и поднял раковину над средой. Переждав, пока кончится бурление, с усилием втянул раковину в среду и, энергично работая хвостом, пошёл вниз. Чем глубже, тем слабее рвалась наверх раковина. Аспиранты помогли пристроить её в неровностях потолка.

— Смотрите, — подозвал студентов. — Видите, среда заполнила раковину не до конца. Какая-то субстанция занимает половину объёма раковины.

— Это пузыри, — подал голос кто-то.

— Правильно. А из чего состоят пузыри?

Тишина. Алим оглядел притихшую аудиторию. Каждый с детства знаком с пузырями. Они до того привычны, что никто не задумывается об их сущности.

— Назовём субстанцию, из которой состоят пузыри, воздушной средой! — громко и отчётливо произнёс Алим. — Исследования показали, что воздушная среда по сравнению с обычной разрежена в несколько сот раз. Приблизительно от пятисот до тысячи. Воздушная среда линейно упруго сжимается. Если мы погрузимся на десять метров, она сожмётся в два раза. Если погрузимся на двадцать метров — в три раза. О чём это говорит?

— Слой воздушной среды над поверхностью десять метров, — подал голос кто-то из студентов.

— Вы на верном пути, коллега, но допустили небольшую ошибку. Слой воздушной среды по весу равен десятиметровому слою обычной среды. Но она разрежена во много раз.

— Десять метров умножить на семьсот пятьдесят — будет семь с половиной километров, — тут же подсчитал кто-то.

— А что там, над поверхностью воздушной среды?

— Никто не знает, — развёл плавниками Алим. — Мудрейший Эскар называет это безвоздушным пространством, космической пустотой. Она так же не изучена и загадочна, как Темнота. Единственное, что мы знаем о ней — там плавает наше Солнце и много других звёзд. Эскар считает, что звёзды во всём похожи на наше Солнце, но только очень далеко.

— Профессор, откуда вы всё это знаете? — поинтересовалась после лекции Инога.

— В основном, из работы Эскара «О тонком строении вещества». А кое-что уточнили на этом полигоне.

Инога растопырила плавники, прикрыла веки и замерла, перебирая воспоминания, на долгую минуту.

— Я не слышала о такой работе...

— Она вышла ещё до вашего рождения. Обязательно познакомьтесь. Основываясь на ней, Атран вывел светочи.

Хотя с виду на полигоне было всё как всегда, нетерпение нарастало с каждым днём. Вот-вот из икры должны были появиться мальки. Какие они будут, знал один Алим. Возможно, ещё Инога. Поэтому все без исключения подолгу толпились у инкубатора, пытаясь рассмотреть мальков в тёмных шариках икринок. Алим, посмеиваясь, прогонял их. Но через четверть часа у инкубатора скапливался новый косячок любопытных.

Место для появления мальков на свет выбрали давно. Скальный выход внутри лагуны, где соседствовали глубины и мелкие тёплые лужицы, где почти не было волн. Студенты облазали весь атолл изнутри и снаружи и согласились, что лучше места просто нет.

Наконец икринки проклюнулись.

— Смотрите! У них рук-ки! Да как много! — воскликнула Инога.

— Не рук-ки, совсем не рук-ки. Будем называть их «лапки», — поправил Алим.

— А в чём разница, профессор?

— Во-первых, их четыре. Во-вторых, они не убираются в обтекатели. Обтекателей вообще нет. И, наконец, на лапках нет пальцев.

— Но почему, профессор? Это же уменьшает их функциональные возможности.

— Именно поэтому, юноша, — важно произнёс Алим. — Нужно учитывать историческую перспективу. Кто там хихикает? Подобные существа могут освоить территории, на которых мы не сможем их контролировать. Там их эволюция пойдёт быстро и бесконтрольно! Нужны нам в будущем конкурирующие виды?

Праобраз конкурирующего вида тем временем учился плавать и охотиться на проплывающие перед носом кусочки пищи.

— Смотрите, он лапками загребает! — радовались студенты.

Шли дни. Мальки подрастали. Но не выказывали никакого желания вылезать на сушу. Алим волновался и нервничал. Студенты строили планы.

— Может, их напугать?

— Уже пробовали. Они нас не боятся. Мы же их кормим.

— А если поймать и на берег посадить?

— Не годится, юноша, — возразил Алим. — Процесс должен идти естественно.

— А как у вас было, профессор?

— Я попал в лужу, которая быстро мелела.

— Так повторим с мальками?

План Алиму не нравился, но лучшего варианта не придумали. Выбрали камень с чашеобразным углублением, выкатили на мелкое место, чтоб верхушка возвышалась над уровнем среды, заполнили углубление. Поймать малька не составило труда. Студенты подобрались без комплексов, и активно использовали рук-ки. Через минуту малька загнали в пустую раковину, Алим выполнил полузабытое упражнение «стойка на хвосте» и осторожно выплеснул малька в лужицу. Малёк заметался. Новое место ему не понравилось. Лужица оказалась слишком мелкой. Алим щурился изо всех сил, пытаясь навести глаза на резкость. Жабрам недоставало среды, голова кружилась, но он продолжал наблюдать.

Всё произошло очень быстро. Малёк, извиваясь всем телом, выбрался из лужицы, смешно передвигая лапки переместился на край камня и бултыхнулся в среду. Алим оттолкнулся от камня рук-ками, опрокинулся на спину и долго не мог отдышаться.

— Ну как, профессор?

— Он неправильно двигался, — произнёс наконец Алим. Выпростал рук-ки из обтекателей и начал показывать, как должен был двигаться малёк.

Молодёжь каталась на волнах прибоя. Алим уже жалел, что обучил их. Где самые высокие, крутые волны? Правильно, там где мелко. Там, где из кораллового песка словно зубы выступают скалы. Но скорость, азарт, чувство опасности и собственной силы — что можно противопоставить этому? Работу? Они не отказываются от работы. Восстановили несколько хомов общежития, навели там идеальную чистоту и порядок. Исправно кормят инструменты, ухаживают за пополнением в семействе осьминожков-манипуляторов.

А когда вечером Алим увидел в волнах прибоя среди молодёжи свою секретаршу, не выдержал, отозвал в сторонку и отчитал:

— Инога, ты мне нужна живая. Живая, а не размазанная по камням. В твоей голове все наработки нашей лаборатории. Понимаешь, чем ты отличаешься от этих охламонов?

— Понимаю, профессор, — покорно согласилась девушка. — Я, жертва науки, обязана сидеть в глубине библиотек и беречь свою бесценную головку.

Приближался день отъезда. Мальки подросли, привыкли, что их по десять раз в день сажают на выступающие из воды камни. Но по своей воле среду не покидали.

— По схеме перемещения Алима движение осуществляется прерывисто, — спорили студенты. — Это нерационально. Всё время чередуются циклы ускорения-торможения. Мальки нашли более рациональную схему непрерывного движения.

— Но на двух лапках невозможно удержать равновесие. Ты думаешь так, будто находишься в среде. А надо думать так, будто ты на суше. Надо учитывать силу тяжести. Она опрокинет малька на бок.

— Почему? Они же передвигают одновременно лапки, расположенные по диагонали, с разных сторон тела.

— Потому что устойчиво стоять можно только на трёх точках. И передвигать лапки надо по одной. На двух точках опоры малёк потеряет равновесие.

— А компенсирующее движение хвостом?

Алим в споры студентов не вмешивался. Мальки уверенно двигались, и этот факт делал споры бессмысленными. Алим спорил с аспирантами по серьёзным вопросам.

— Зрение — вот первопричина, по которой мальки боятся суши, — внушал он аспирантам. — Поднимите головы над средой и попробуйте разглядеть удалённые предметы.

Аспиранты послушно поднимались к поверхности.

— А проблема жабр?

— Эту проблему мальки ещё не успевают ощутить. За те несколько секунд, что они находятся вне среды, жабры не успевают пересохнуть. И третья проблема — кожные покровы. Чешуя не годится. Не знаю, почему, но не годится для суши чешуя. Мне сердце-вещун говорит — не годится.

И начинались жаркие споры. Это было прекрасно. Инога внимательно слушала, уютно устроившись в уголке грота и смотрела на спорщиков огромными загадочными глазами. Ради этих споров, ради этих глаз хотелось жить.

Пришёл пассажирский шалот. На этот раз деканат послал большого, тридцатиместного шалота.

Знаешь, Инога, я не хочу возвращаться, — поделился Алим. — Здесь солнце играет на камнях, здесь чистая среда, здесь тихие вечера. А там... Там шумно и душно.

Через год мы сюда вернёмся, профессор.

 

Атран. Кафедра

Атран вернулся с работы усталый. Две операции в день — это много. Пусть даже таких отработанных, как экстремальные рук-ки по Алиму.

Большой грот его хома погрузился в вечерний полумрак. Но зажигать светочи не хотелось. После смерти Балы хом казался слишком пустым.

Пусто, — подумал он

— Пусто, — повторил вслух. — Регрессивная эмоциональная сфера...

Когда это началось? Когда жизнь пошла не так? И гадать не нужно. В день гибели Мбалы. Когда он раскрылся перед кулой.

— Зависть — регрессивная эмоция. С Алимом такое бы не случилось, — вслух произнёс Атран и прислушался к собственному голосу. — Не надо себя обманывать. Я завидую Алиму.

Надо признать, повод для зависти имелся. Ещё до окончания университета Алим принял участие в экстремальном турпоходе, превратившемся в уникальную научную экспедицию. По результатам экспедиции он, по-существу ещё студент, получил лабораторию. А перегон инструментов? А грандиозный полигон, выделенный для исследований по программе освоения суши Алима.

И, под конец, именно к Алиму ушла Ардина. Атран давно уже не был наивным юнцом. Он понимал: Ардина искала мужа с карьерой. И каким-то женским чутьём определила, что Алим перспективней.

— Алим настоящий учёный. Упорный и трудолюбивый. Я ему вовсе не завидую. — Прозвучало это не очень убедительно. Описав несколько кругов по хому, Атран замер у входа. Последнее время эта эмоция возвращалась всё чаще. Её нужно проанализировать и, если получится, деактивировать. Для начала — проименовать.

Сосредоточившись, Атран вспомнил, что Бала не раз пыталась передать ему это состояние после долгой разлуки. Почему-то хищнице казалось важным сообщить не новости, а эмоциональное состояние.

Отсутствие партнёра... Тоска по партнёру — вот как я её назову! — решил Атран и немного успокоился. Можно завести нового партнёра. Не такого вызывающе огромного, как кул или шалот, а наоборот, маленького и неприхотливого. Или сменить образ жизни — устроиться водителем шалота. Радикальное решение. Партнёр будет всегда рядом. Но — не то это...

Есть второй проверенный метод — с головой уйти в работу. Погрузиться в неё как в Темноту... Начать новую, перспективную тему... А почему бы и нет?

— Атран, вы не заняты? У вас такой задумчивый, сосредоточенный вид.

— Рад видеть вас, Алтус! Будьте как дома! — Атран торопливо активировал несколько светочей. Профессор Алтус слеповато прищурился.

— Слышали новость, коллега? Опять ужесточили правила получения разрешения на потомство. Теперь вводится максимальная численность населения в области.

— Раньше была — в районе. В чём разница?

— В том, коллега, что если в каком-то районе идёт превышение, избыток усредняется на соседние районы. И там тоже перестают выдавать разрешения. Теперь завести потомство можно только на периферии, в глубинке.

— Нам нужно жизненное пространство, профессор. А оно есть. Его много. Но там темно... Давайте пробьём у начальства новую тему. Например, мобильный светоч.

— Мобильный — это с хвостиком? — хихикнул Алтус. Атран тоже рассмеялся.

— А почему бы и нет? Представьте, профессор, днём светочи поднимаются к поверхности и запасают энергию. А ночью опускаются в Темноту и освещают посёлки глубинников.

— А сколько времени они подниматься-опускаться будут? А течением их никуда не унесёт?

— Унесёт, — признал Атран. — Без хвостиков никак. А с хвостиком — это уже рыба, а не растение.

Обсудили ещё несколько вариантов, посмеялись. В общем, вечер прошёл замечательно, хотя ничего путного не придумали. Алтус пообещал зайти на следующий день.

Но на следующий день именно Атран ворвался в лабораторию Алтуса.

— Профессор, мне в голову пришла гениальная мысль! Помните наш вчерашний разговор? Скажите, много ли света нам надо от природы?

— Ну-у... Чтоб видеть окружающее...

— Правильно, профессор! Даже в самой чистой среде сложно рассмотреть что-то на расстоянии больше сорока метров. А обычно мы довольствуемся двадцатью, так?

— Так.

— И свет нам нужен только там, куда мы смотрим! Со стороны хвоста свет не нужен!

— Всё так, коллега.

— Так почему бы нам самим не обзавестись светочами? Представьте — маленький светоч на носу, глаза повышенной чувствительности, как у глубинных рыб, эхолокатор для дальних расстояний — и вот вам житель глубин!

— Это уже три генных коррекции, коллега. Мы потеряем совместимость с жителями глубин.

— Но зато жизненное пространство! Сколько угодно жизненного пространства! В сотни раз больше, чем сейчас!

— Коллега, вы или гений, или сумасшедший. Или и то, и другое вместе. Надо всё ещё раз обдумать и проверить. Глаза — это просто. Эхолокатор — это есть у финов и шалотов. Потребуется изменение формы черепа... Но реально. Светящийся орган — такого в природе нет. С этого и надо начинать. Справимся, коллега?

— А куда мы денемся, профессор? Давление жизни раздвигает горизонты!

— Очень любопытно! Давайте обсудим, как представить ваш проект начальству. И что стребовать с начальства в первую очередь.

Началась работа. Атран атаковал проблему по всему фронту, закладывал сотни опытов. Постоянно возникали непредвиденные сложности, и опыт создания светочей не помогал.

Зона накачки должна обильно снабжаться кровью. Но кровь не сок растений. Она не прозрачна. Атран справился с этой проблемой.

Светящийся орган должен быть небольшим. Атран увеличил интенсивность излучения света, и ткани начали отмирать. Не сразу он определил причину — перегрев тканей. Ещё увеличить приток крови?

Атран вынес орган за пределы обводов тела. Да, внешний вид пострадал. Да, обтекаемость не улучшилась. Но с этими неприятностями можно справиться потом. Главное — светляк охлаждается средой со всех сторон. Особенно эффективно внешнее охлаждение при движении. Даже при самом медленном.

Крупные и мелкие проблемы возникали десятками. Хуже всего, что инструменты не понимали, что такое светляк. Для них это был просто фрагмент генокода, описывающий кусок мяса необычной формы. Светимость, интенсивность нагрева — всё на интуиции.

Атран просиживал в инструменте сутками. Пока глаза не слипались, пока обнаглевшая лаборантка с подвыванием и причитаниями чуть ли не за хвост вытаскивала его из инструмента, разорвав контакт, сорвав опыт и, взяв на нижнюю присоску, буксировала в хом. Атран ей всё прощал. Он был счастлив. Он творил жизнь! Создавал новое, невиданное!

Часто к нему заглядывал утомлённый Алтус. Близоруко щурился, жаловался на годы, на усталость.

— Закончим эту тему, обязательно пройду омоложение, — непонятно на кого сердился он. — Сколько можно тянуть!

Атран знал, что у Алтуса те же проблемы. Инструменты не были натасканы на особые свойства организмов глубин. Образцы в хранилище кончались. Требовалась экспедиция в Темноту за новым генетическим материалом.

— Знаете, что я узнал в информатории, коллега? Из Темноты нельзя быстро подниматься к поверхности. При резком изменении давления в крови могут образоваться пузырьки. Или разбухнут стенки сосудов. В общем, произойдёт закупорка сосудов.

— Меня предупреждали об этом связисты, — припомнил Атран.

— Всё-то вы знаете, ничем вас не удивить! — притворился огорчённым Алтус, но не выдержал и рассмеялся. — Идёмте, полюбуемся вашим питомником.

Питомник располагался в старом гроте. Коралловая обрешётка там так разрослась, что почти не пропускала света. Но обитателям питомника свет был не нужен. Они светились сами. Кто поярче, кто тусклее, кто целиком, а у кого лишь лопасть хвоста или плавники. Маленькие, меньше пальца, они гонялись друг за другом, то вспыхивая, то притухая, озаряли грот неверным, колеблющимся светом. Сюда лаборантка Атрана переселяла отработанные образцы.

Атран подозревал, что у неё частично разблокирована эмоциональная сфера на почве невозможности завести потомство, и делал вид, что не замечает, куда исчезает запас подкормки инструментов. А иногда даже слегка поощрял, помогая отловить резвящийся фейерверк — подросший результат очередной серии опытов.

Но Атран даже представить не мог, что о гроте знало начальство института. Нередко сюда приводили гостей и туманно намекали, что здесь можно увидеть праобраз города будущего — города в Темноте.

— Свершилось! Коллега, свершилось! — Алтус ворвался в лабораторию в радостном возбуждении и даже описал несколько пируэтов под самым сводом. На профессора это было совсем не похоже.

— Нам дали разрешение на создание нового разумного вида?

— Нам дадут разрешение на всё! Совет наконец-то осознал необходимость расширения жизненного пространства. Объявлен конкурс проектов. Победа гарантирована, мы получим неограниченные возможности. Вплоть до создания полигона в Темноте и отряда добровольцев-испытателей!

— Добровольцы нам не годятся. Наши испытатели должны родиться с генетическими изменениями...

— Всё, что угодно, Атран! Победитель конкурса получит неограниченные полномочия и квоту рождений разумных. У нас просто нет конкурентов!

— Как не вовремя!.. — Атран выпростал из обтекателей рук-ки и в отчаянии сжал кулаки.

— Что с вами, коллега? Полигон в Темноте — это ваша мечта.

— У нас есть конкурент, профессор. И на сегодня его проект выглядит привлекательней нашего. Нам надо хотя бы год! Через год мы представим неоспоримые доказательства преимущества нашей темы. У нас будут образцы. Но сегодня он впереди...

— Да о ком вы говорите?

— Об Алиме и его проекте ольдерной цивилизации.

Алтус смутился и погрустнел.

— Да, коллега. Я совсем упустил его из вида... Но время есть. Срок подачи заявок заканчивается через полгода. Месяц-другой комиссия будет изучать и сравнивать проекты. Лучшие пройдут во второй тур... Время ещё есть!

 

Алим. Симпозиум

— Инога, я гений! Веришь?

Девушка скептически изогнула хвостик.

— Я только что решил проблему зрения на суше. Прозрачные веки! Помнишь, на прошлой неделе в информатории был обзорный доклад об оптике.

— По воспоминаниям Эскара?

— Да-да! Там говорилось о линзах и хрусталике глаза. Прозрачное веко будет корректирующей линзой для воздушной среды. Правда, гениально по простоте?

— Профессор... но как мы будем спать?

— Спать? Причём здесь это? А-а, понял! Спать с открытыми глазами... Я не подумал. Да, действительно...

— Мой муж здесь? — озабоченная Ардина ворвалась в аудиторию прямо через световое отверстие в потолке и закружила, напряжённо вглядываясь в тёмные спины студентов. На днях пронёсся шторм, и среда ещё не очистилась от мутотени.

— Здесь я, — откликнулся Алим. — Надо подменить кого-то из лекторов?

— Нет. Только что пришла депеша от Совета планеты. Инога, душечка, хорошо, что вы тут. Дуйте на почту и принесите полный текст. Совет планеты объявил конкурс на лучший проект поиска дополнительного жизненного пространства. Девиз конкурса — «Шельф — это ещё не всё».

— Ах! — пискнула Инога, и только хвостик сверкнул серебром. Ардина проводила её взглядом и строго взглянула на мужа.

— Это твой звёздный час.

— Но мы ещё не готовы... — Алим зачем-то выпростал рук-ки из обтекателей и посмотрел на ладони. — Ещё столько предстоит сделать...

— Так делай. Но скорее. У тебя не больше полугода. Главное — помни, это не твой персональный проект. Это дело политическое, и за тобой — честь и перспективы даже не института, но всего Юго-Востока. Нам нужна, просто необходима твоя победа.

— Мой проект нужен не Юго-Востоку, а всей цивилизации!

— Тем более! — не стала спорить Ардина. Она знала, что в политике её муж не разбирается абсолютно. — По существу, у нас только один серьёзный конкурент — Северо-Западный Институт Генетики.

— Атран? Ну да, я слышал о проекте Атрана-Алтуса. Что-то об освещении Темноты светочами. Мобильные светочи, да?

— Не думай о светочах. Поиском слабых мест в его проекте займутся другие специалисты нашего института. Работай над своим проектом ольдерной цивилизации, а дискредитацию проекта Атрана обеспечат другие.

— Но я сейчас работаю не над ольдерной цивилизацией. Мы пошли дальше! Ольдеры — вчерашний день. Подожди, что ты сказала о дискредитации?

— Бездонные глубины! Неужели ты думаешь, что Атран сам выложит перед Советом все недостатки своего проекта? Найти слабые стороны его проекта — наша задача. Не волнуйся, на той стороне найдутся специалисты, которые пройдутся по недостаткам твоего плана.

— Много они найдут, если даже наше начальство думает, что мы ольдерами занимаемся... — пробурчал под нос Алим. Но Ардина услышала.

— Не вздумай их в этом разубеждать! Твоя победа нужна всему региону. Иначе мы так и останемся провинцией.

Огромный амфитеатр, такой большой, что даже в кристально чистой среде противоположный край терялся в голубой дымке, был переполнен. Инфоры и широкомыслящие составляли большинство, но и представителей других видов набралось немало. Сейчас зал шумел. Ничего подобного Алим не видел, и даже представить не мог. Это было грандиозно, за подобным форумом чувствовалась мощь и сила цивилизации. Куда ни брось взгляд, везде серебрятся, темнеют, синеют, золотятся и сереют тела разумных. Боковая линия зудит от обилия сигналов и ничего не может подсказать. Алим поднялся к самой поверхности, и теперь видел море тёмных спин. Ардина куда-то ускользнула по своим неведомым закулисным делам, Инога, наоборот, держалась на расстоянии вытянутого плавника. Несмотря на испуг, застывший на мордашке, она была полна решимости выполнить свой долг — всё увидеть, запомнить и передать потомкам.

— Я никогда такого не видела. Столько проектов. Столько разумных. Наверно, я похожа на испуганного малька?

— А что ты думаешь о повороте тёплых течений в полярные области?

— Это даст нам больше тридцати тысяч километров береговой линии. Площадь обитаемого шельфа увеличится на...

— Цифры я помню. Ты думаешь, это возможно?

— Дамбы из генетически изменённых водорослей? Да, а что?

— Мне кажется, я потерял чувство реальности. Мы такие всесильные! Поворачиваем течения, скапываем материки и засыпаем океанские впадины... Я чувствую себя могучим шалотом! Думал, только у нас с Атраном стоящие проекты, а их десятки.

— Но мы никогда не сможем скопать материки. Это чистая фантастика. И я вовсе не хочу, чтоб тела разумных уменьшали в два раза.

— Зато какая смелость идеи! Я неделю словно пьяный, — улыбнулся Алим.

— Перерыв закончен! Перерыв закончен, опускайтесь на свои места! — Курьеры с громкими криками пронзали косяк по всем направлениям, и постепенно шум стихал. Алим не без труда разыскал свой ряд. Откуда-то вынырнула Ардина и сходу причалила к верхнему нервному пятну.

— «Эксперты считают, что у проекта Атрана шансов больше, — торопливо сообщила она мыслеречью. — Твой слишком шокирует сознание. Мы допустили ошибку. Надо было заранее приучить аудиторию к мысли, что выход на сушу возможен».

— «Что же теперь делать?»

— «Добиться пересмотра проектов через полгода. Но это ещё не всё. Я выяснила, что старейший Эскар фактически является организатором конкурса проектов. А он не раз и не два консультировал Атрана. Сам подумай, за кого он будет голосовать?»

— «Значит, мы проиграли?»

— «Тсс-с...»

Над президиумом поднялась тёмная фигура.

— Прошу внимания, — разнёсся над амфитеатром мощный голос. — Мы хотели получить грандиозные проекты — и мы их получили. Много! Но я остановлюсь на двух. Это не значит, что остальные будут отброшены. Мы изучим их самым внимательным образом, отберём лучшее из каждого. Я почти уверен, что методика поворота морских течений будет использована на практике. Но сейчас я говорю о двух проектах, лидерах конкурса. Оба проекта требуют создания новых разумных видов. Нам, старикам, не будет дороги в новое будущее. Но только так, отбрасывая устаревшее прошлое, можно двигаться вперёд. Мы это знали, когда формулировали цель конкурса.

На сегодня оба проекта находятся на самой ранней стадии разработки. Но, несмотря на это, уже доказана практическая осуществимость обоих направлений. Все мои знания, весь жизненный опыт говорят, что и Темнота, и Суша могут быть освоены и заселены.

Сейчас вы все решаете, какой проект отвергнуть, а на какой бросить силы научных институтов. Темнота или Суша? Я предлагаю третий вариант — и Темнота, и Суша. Прошу не забывать, что эти проекты не являются антагонистами. Мы можем реализовать оба. И выигрыш получим двойной! Только реализовав оба проекта, мы сможем освоить всю поверхность планеты. И только история рассудит, какой путь был правильный. Я сказал.

Алим без сил опустился на дно. Предстояло голосование, но после речи доминатора это выглядело пустой формальностью. Ещё в момент обсуждения проектов пришло необычайное чувство всемогущества. Каждый казался себе богатырём, вершащим судьбы мира, и весь вопрос — с уборки какой горы начать чистку планеты. Какой материк сравнять с уровнем среды, чтоб засыпать Темноту и увеличить площадь шельфа.

Отказаться от одного чуда, когда можно получить оба? Да ни за что и никогда!

Теперь же Алим чувствовал себя так, будто только что разгладил гору.

— Алим, ты ничуть не изменился!

— Корпен! Сто морей, сто штормов, неужто это ты?! — обрадовался Алим, вглядываясь в солидного, начинающего приобретать брюшко инфора. — Откуда ты здесь?

— Как это «откуда», если я это всё организую! — радостно выпалил Корпен. — Я теперь важная фигура — инфор шестого круга информатория Совета.

— Ух ты. Поздравляю!

— Да особенно не с чем. Рутина страшная. Справки, сводки, циркуляры — голова пухнет. А кто это за твоим хвостом прячется?

Алим скосил глаз.

— Познакомься. Инога, это Корпен. Корпен, это Инога. Моя секретарша. Притворяется трусихой и скромницей, но не верь. Экстремалка — не хуже нас в молодости. Не так давно сутки за шалотом своим ходом шла.

Экстремалка от таких похвал и присутствия инфора шестого круга была готова выпасть в обморок и перевернуться вверх брюшком. Заикаясь, она пролепетала что-то в ответ. Корпен окинул её от носа до хвоста озорным ехидным взором и, не отрывая взгляда, спросил Алима:

— Возьмёшь меня в свою команду?

— Какую команду?

— Ты выиграл конкурс. Тебе дают пол института. Надо будет набрать большую команду. Возьмёшь меня?

— Но это понижение для тебя. Ты опустишься до пятого круга...

— Да хоть до четвёртого! Зато займусь настоящим делом. А ради этих круглых глаз я готов опуститься до второго!

— Ах, — пролепетала Инога.

— Послушай, Корпен, ты серьёзно насчёт половины института?

— Серьёзней некуда. Предполагается выделить из Юго-Восточного Института Генетики институт Суши. У тебя карт-бланш на набор сотрудников, выбор места для полигона и прочая и прочая и прочая...

— Полигон у нас уже есть. Далековато, правда, но это специально. Чтоб образцы по всему свету не разбежались. Команда... Помнишь Иранью?

— Целительницу? У неё же образования нет.

— Образование — тьфу! Дело наживное. А талант — врождённое. Ещё бы Орчака найти... Из него неплохой испытатель бы вышел.

— Алим, у тебя есть я! И я пока инфор Совета. Диктуй список имён и ни о чём не беспокойся. Разыскать их — моя забота.

— Тогда хорошо бы ещё Амбузию...

— Замётано!

Тут Алим заметил подплывающую Ардину.

— Как ты вовремя! Корпен, знакомься, моя жена Ардина.

Корпен как-то странно булькнул.

— Уже знакомы, — хмуро отозвалась Ардина.

— Э-э, я чего-то не знаю?

— Ну, поскольку мы в одной команде... Твоя половинка опасней дикой кулы, — ухмыльнулся Корпен. — Но сегодня мы были свидетелями потрясающего зрелища. Ардина нарвалась на противника, превосходящего её классом. Их словесная дуэль длилась чуть ли не полчаса. Они выпустили друг в друга столько колкостей, игл и ядовитых шипов, что я значительно пополнил копилку знаний. И всё под видом интеллигентной беседы.

— Кто же это?

— Твой старый знакомый Атран. — созналась Ардина. — И хватит об этом!

— Я хотел его поздравить, — огорчился Алим. — А теперь — что?

— Теперь тем более нельзя откладывать. Двигай за мной!

Усталая Ригла возвращалась домой. Завершился скучный, хлопотный день. Такой же скучный и хлопотный, как предыдущий, как череда дней в несложившейся жизни. Первичная дрессировка молодых шалотов. Поддержание породы. Селекция. Не успеешь привыкнуть — следующая группа. Каждого четвёртого надо отправлять на бойню. Селекция... Попробуй, выбери из этих озорных ласковых телят, кто вырастет послушным, а кто так и останется неуправляемым хулиганом, медлительным и ленивым.

Вот и роешься в памяти инфоров-учётчиков, строишь родословные телят до седьмого колена. А потом, после работы, разыскиваешь водителей, выспрашиваешь и выпытываешь, как вели себя шалоты-родители. И конечно, надо вводить поправку на давность воспоминаний. Известно ведь, что раньше всё было лучше. Среда чище и теплее, шалоты послушней и быстрее...

А впереди ждёт пустой, неприбранный хом. Не сложилась семейная жизнь. И не сложится... Разве можно в метрополии разрешение на потомство получить? Здесь плотность населения втрое превышает норму.

продекламировала Ригла песенку-выручалочку. Завернула за угол и остановилась. У входа в её хом суетился целый косяк. Солидный инфор, крупный неутомимый, явная секретарша-инфор, широкомыслящая и ещё кто-то, не разобрать за спинами.

Неужели контрольная комиссия решила, что слишком много телят на бойню отправляем? — ужаснулась Ригла. Захотелось спрятаться, лечь на дно, зарыться в ил, исчезнуть, раствориться.

— Рыбки-ракушки, здесь полгода не промывали, — из хома показалось смутно знакомое лицо. Иранья! Точно, Иранья-целительница. А широкомыслящая — это же Амбузия.

Неутомимый развернулся, и Ригла узнала Орчака.

— Вот она, скромница! — закричал Орчак, и весь косяк устремился к ней, закружил в весёлом водовороте.

— Знакомься, Инога, это Ригла, лучший селекционер питомника, — провозгласил солидный инфор. Только по голосу да знакомым ехидным интонациям Ригла узнала Корпена.

— Очень приятно, а я вас хорошо знаю, — пробормотала секретарша и смутилась. — Алим вас очень часто вспоминает.

— Алим? Вы работаете с Алимом?

— Скажу больше. Не пройдёт и двух дней, как ты тоже будешь работать с Алимом, — сообщил Корпен. — Алим получил карт-бланш, набирает команду и угадай, о ком первом вспомнил? О нас, экстремальщиках! Э-э, что-то не так? — Корпен внимательно посмотрел на Риглу. — По этим вопрошающим круглым глазам делаю вывод, что ты не в курсе. Инога, введи коллегу в курс дел.

Девушка-инфор описала дугу и присосалась к верхнему контактному пятну.

— Извините, — пробормотала она и обрушила на Риглу лавину информации.

— Нельзя здесь конвой провести, — убеждал Алим. — Не в расстоянии дело, а в течениях. Двадцать километров по мелководью — это тридцать дней пути. Не бывает тридцати дней тихой погоды.

— Но ты же несколько конвоев провёл, — хмуро возразил Атран.

— Я провёл четыре конвоя, а в трёх случаях отказался. Там, где я отказался, всё равно повели конвои. Все инструменты в двух конвоях погибли. Я берусь вести конвой только тогда, когда знаю, что доведу.

— Мне нужны лаборатории на границе с Темнотой, — упрямо повторил Атран.

— Течение...

— Но ведь это очень слабое попутное течение. Если просто расслабиться, оно донесёт до места за два дня.

— Если отдаться на волю течению, движение среды ощущаться не будет, — задумался Алим. — Нет, слишком рискованно...

— Что?

— Да нет, бред. Если придать инструментам дополнительную плавучесть... Чистый бред! К поверхности подниматься нельзя, там волны. Если б пузыри могли держаться на заданной глубине...

Назад Алим возвращался в глубокой печали и растерянности. Повод для соперничества исчез. Он честно пытался помочь старому другу. Месяц потратил на поиск трассы для перегона инструментов. Не его беда, что трассы не нашлось. Так откуда печаль? Логический анализ ситуации говорит, что всё идёт хорошо.

Алим заработал хвостом, расслабил присоску, отделился от шалота и пошёл в глубину. Почти скрылся в ковре водорослей, затормозил и молча смотрел, как в высоте проплывает чёрная тень шалота. Некоторое время ловил боковой линией движение мощного хвоста. А потом просто лежал на дне, пытаясь понять себя, свой нелепый поступок.

В хом Атрана ворвался поздним вечером, усталый и злой. Но хом был пуст. Тускло, по ночному, желтели по углам светочи. Алим покружил, выругался вслух и... нырнул в постель.

Проснулся поздно. Чихнул, шевельнул хвостом. По телу расползлась волна тупой боли.

— Грохот водопада! — выругался вслух. — Всего полдня своим ходом...

— Силён спать, экстремальщик, — раздался из-за спины знакомый басок Атрана. — Откуда ты взялся? Я же тебя лично на шалота посадил.

— Атран, это глупо, но я не мог так уехать. Не знаю почему, но это было бы неправильно.

— Ты придумал, как провести конвой?

— Нет, но...

— Значит, это случилось и с тобой... — огорчился Атран.

— Что?

— Скажи, ты не раскрывался предразумному в минуту эмоционального кризиса? Шалоту, кулу, алмару, ещё кому-то.

— Шалоту? Не было там шалота, только разумные... Погоди, Ардина рассказывала, что у тебя была кула! Так вот, значит, как у тебя это произошло!..

— Что произошло?

— Переключение на альтернативную логику. Я хотел подготовить статью на эту тему, но потом передумал.

— Какая логика? Активизация регрессивной эмоциональной сферы. Какая может быть логика там, где правят эмоции?

— Может! Ещё как может! Ситуационно зависимая, вот какая! Сейчас я тебе расскажу.

— Подожди! Ты считаешь, что в альтернативной логике твой поступок логичен и правилен, так?

— Точно!!! Ситуационно зависимая модель логики. Логика обычной жизни даёт сбои в экстремальной ситуации.

Словно и не было долгих лет разлуки. Словно вновь вернулись студенческие годы. Полдня друзья сравнивали воспоминания, спорили до хрипоты, выдвигали гипотезы — и тут же разносили их в чешую... А потом спешили на вокзал, продолжая спор, и только чудом Алим успел на шалота. А Атран ещё некоторое время держался рядом, завершая построение логической цепочки. И это было совсем как в студенческие годы.

Конечно, Атран был не прав. Алим это чувствовал, потому что на этот раз уезжал без тяжести в душе. Атран сам поймёт, что не прав, надо лишь дать ему время...

 

Атран. Голубой транссексуал

Ситуационно зависимая логика, — размышлял Атран, присосавшись верхней присоской к брюху шалота. — Если Алим прав... Какая логика соответствует жизни в Темноте? Будет ли она отлична от нашей? Эх, Бала, не было у тебя логики. Одни чувства. Как ты радоваться умела. А как двигалась быстро!

— «Сравнил тоже! Шалот вам не кула, ганоид!» — услышал он мыслеголос. Как-то незаметно Атран сполз к хвосту и попал как раз на контактное пятно.

— Простите, я случайно сел на пятно.

— Да ничего. А я вас сразу узнал, — отозвался водитель. — Помните, помогли мне шалота укротить. У него ещё гон был, а мы на линию вышли.

Теперь Атран тоже узнал водителя.

— А как же! Отлично помню. Как он? Жив ещё?

— Жив, налимий хвост. Состарился сильно, теперь на пригородных рейсах на коротком плече работает. А мне нового дали. Но этот тихоня. А как ваша кула?

— Балой её звали, — погрустнел Атран. — Кулы долго не живут. Я её уже взрослой на кордоне застал. Потом она на почте курьером работала, сколько могла.

— Крупная кула со светлым брюхом, а при ней две наглые кильки.

— Так вы её знали?!

— Эту троицу весь город знает. Вроде местной достопримечательности. Мы ещё удивлялись, куда они пропали. А вы сказали, она умерла... Сейчас за новой едете?

— Нет. Еду на тот кордон, но не за кулой. Новый институт открываем. Надо всё ещё раз проверить, с охотниками договориться, чтоб под охрану взяли, со строителями планы согласовать.

— А что за институт?

— Институт освоения Темноты.

— Что забавно, ганоид, сейчас мы говорим и понимаем друг друга. А когда вы о своём размышляли, я ничего не понимал. Слова вроде знакомые, а вместе — непонятно.

— Это потому что мне самому пока не всё понятно, — рассмеялся Атран. — Мой друг Алим новое слово в науке сказал. Я третий день над этим словом голову ломаю, переварить пытаюсь. Если в двух словах, то нет правды на все случаи жизни. Взять законы. Вроде бы одни для всех. Но это только потому, что живём мы в одинаковых условиях. А когда одни в пресной среде жить будут, другие — в Темноте, у них и законы, и обычаи свои появятся.

— Ганоид, так бы сразу и сказали. Закон один, а правда у каждого своя, это любая самка скажет, — перебил водитель. — А то логика ситуационная... Я и слова такого не понимаю!

— Учёные много слов выдумали, чтоб умнее казаться, — улыбнулся Атран.

За беседой километры проплывали незаметно. Шалот маршрут знал хорошо, и водитель доверился ему, лишь иногда поторапливал. Атран рассказал о светочах, об экстремальных и декоративно-экстремальных рук-ках. О проекте и задачах нового института. Водитель познакомил с шалотом и дал порулить. Шалот оказался ленивым увальнем, и как только водитель ослабил контакт, сбавил ход. Атран решил подбодрить и раззадорить гиганта. Передал ему образ упругой, несущейся навстречу среды, плавные мощные колебания тела кулы. Кулой шалот слегка заинтересовался. Не уточняя внешнего вида, Атран транслировал ощущения тела, «вид изнутри», подтвердил, что Бала — самка.

— «Пусть/здесь покормится. Тёплый, густой, вкусный планктон», — с заботливостью вожака косяка передал образ шалот. Не так изящно, как делала это Бала, но чётко и понятно. Атран в восторге широко раскрыл рот и жаберные щели. А потом поделился образом с водителем.

— Знай наших! — радостно откликнулся водитель.

Отделился от шалота задолго до Размыва. Решил ещё раз осмотреть будущую стройплощадку, проверить течения, выбрать места для пограничных кордонов. Чтоб не очень далеко, но в то же время не в Темноте. Всё время жить в Темноте кулам не понравится. Нервничать будут, задирать друг друга. Сотрудники нового института тоже захотят жить поближе к солнышку. Незачем им встречаться с кулами без рулевых.

А ведь точно! — ударила в голову запоздалая мысль. — Жилую зону научного городка придётся строить на границе Темноты. И пустить рейсовых шалотов утром и вечером. Не захотят лаборанты да завхозы всё время в Темноте жить. Я сам не захочу.

Путь предстоял немалый. Но, воодушевляя себя воспоминаниями о рассказах Алима, Атран бодро работал хвостом. Среда поражала чистотой и прозрачностью, даль размывалась синей дымкой, а жабры раздувал упругий поток. Хорошо!

На второй час бодрости поубавилось.

Ещё через пару часов Атран уже вслух проклинал свою затею и экстремальщиков всех видов и направлений. Глубина возросла, температура упала, а света едва хватало, чтоб различить дно.

Когда боковая линия сообщила, что где-то рядом работают мощные хвосты кулов, Атран даже обрадовался. Развернулся и пошёл им наперерез. Вскоре различил шесть, а потом ещё два силуэта.

Но кулы были без рулевых.

Атран призывно засвистел, опытным глазом выделил вожака и прицелился на верхнее пятно. Пятна не было! Более того, верхний плавник располагался так неудачно, что на спине просто невозможно было закрепиться. Артан выпростал рук-ку из обтекателя и ухватил кула за нос, чтоб хоть как-то удержаться. Кул недовольно дёрнул головой, ударил хвостом и ушёл вниз. Вот те раз... — подумал Атран, догнал кула, поднырнул под брюхо и прицелился на нижнее пятно. Нижнего пятна тоже не было!

Дикие кулы! Сейчас сожрут, — отрешённо подумал учёный, косясь на приблизившихся хищников. Страха не было. Только усталость и злость. Кулы почему-то не нападали. Атран, словно рыбка-лоцман, держался под брюхом вожака. Постепенно комизм ситуации начал доходить до него. Сейчас остальные считали его добычей вожака. Почему не трогал вожак — непонятно. Наверно, на самом деле принял за лоцмана-переростка. Или был сыт. Или не ощутил запаха страха — добыча ведь должна излучать запах страха, чтоб предупредить об опасности свой косяк.

Долго я на такой скорости не продержусь, — размышлял Атран. — А как отстану — порвут. Вот если б продержаться подольше, пока ко мне привыкнут, за своего примут... Что я, ваших повадок не знаю?

Атран растопырил плавники в стороны и чуть вниз, до боли в мышцах выгнул вперёд, чтоб концы стали острыми, как у кулов, и начал подражать движениям и повадкам хищников. Плавное, всем телом, с оттяжкой, движение хвоста, чуть заметное рысканье головой. Он просто кожей чувствовал удивление кулов. Добыча превратилась в детёныша. Пусть из чужого косяка, но схожего вида. Да ещё под защитой вожака...

Первыми потеряли интерес самки. Самцы ещё некоторое время приглядывались. А Атран спешно вспоминал, как вела себя Бала, встречая его, возвращающегося с работы. Как, взбрыкивая хвостом, плела весёлый танец. Попробовал повторить. Реакция последовала незамедлительно. Самцы ещё больше заинтересовались, а одна из самок, принимая устрашающие позы, перешла в атаку. Нет, это не настоящая атака. Это был вариант брачного танца. Выражение недовольства соперницей. Стоило вожаку сердито дёрнуть хвостом, и она смирилась бы с конкуренткой. Но вожак недовольства не высказал. Атран резко взял вниз, пропустил кулу над собой и снова занял позицию под самым брюхом вожака. Кула развернулась и повторила атаку. На этот раз Атран взял влево и вверх, укрылся за корпусом вожака. А когда кула прошла под ним, показал ей вслед угрожающую позу. Самцы тоже возбудились. Второй после вожака решил напомнить молодым, кто есть кто. То ли ради профилактики, то ли взять Атрана себе, раз боссу тот не нужен.

Вот те раз, — сказал себе учёный. — Кажется, меня приняли в косяк, и начинаются подвижки на иерархической лестнице. Короче, будут бить...

И точно! Ещё одна самка, резко ускорившись, напала справа. Атран по крутой дуге обогнул вожака сверху и спрятался за его левым боком. А когда приблизилась третья, совсем молоденькая самка, позволил себя отогнать. Сбавил ход и вовсе отстал от косяка.

— Я транссексуал, — вслух произнёс он, не зная, смеяться или сердиться. Нервный смех булькал в горле. — Я голубой транссексуал... Но я живой голубой транссексуал!

Рассмеялся, резко развернулся и, энергично работая хвостом, направился к берегу.

Лотвич встретил его хмуро.

— Что скажешь, экстремал?

— Бала умерла от старости, и я был с ней до конца, ты это хотел услышать, охотник?

Из хома показались Урена, Аранк и незнакомая широкомыслящая.

— Здравствуйте. Вы и есть тот экстремал, который с нашего кордона лучшую кулу увёл? — поздоровалась незнакомка.

Атран непонимающе взглянул на Лотвича, но тот сердито отвернулся.

— У шефа тогда были крупные неприятности, — пояснил Аранк. — Начальству пришлось выбирать между ним и Умбрией. Кончилось тем, что Умбрию выперли с треском. А потом до нас начали доходить слухи о говорящей куле, которая носится по городу в сопровождении двух малолеток, распугивает шалотов и прохожих. Да, познакомься, моя подруга Амса.

— Очень приятно, — пробормотал Атран. — Так что там с говорящей кулой?

— О, это в двух словах не передать, — оживился Аранк. — В Управлении как услышали, что кула пугает прохожих, так принялись выяснять, чья кула. Для начала сняли чешую с Лотвича. Чисто для профилактики. Потом послали комиссию из трёх охотников к вам. Те встретили кулу, пообщались с ней, и тут начинаются настоящие чудеса. Все три инспектора клянутся, что кула общалась с ними на мыслеречи, рассказала, что работает с подружками на почте курьером, что её самец работает в институте гетики, охотится на непонятное-неизвестное, что вечером она будет помогать-охранять его, а он обрадуется ей. В общем, кула сыта, ухожена, контактна, жизнерадостна, и при ней трое рулевых. Все инструкции по содержанию животных выполняются, вмешательство не требуется.

— А года три назад с почты прибыли два курьера, просили выделить им молодую кулу для доставки срочных сообщений. Управление отказало.

— Три года назад Бала умерла, — подтвердил Атран. — А у вас как?

— Из тех, кого ты знал, только моя кула осталась, — вступила в разговор Урена. — Но она совсем старушка, патрулировать не может.

— Самцы у нас из её помёта, и до сих пор её за старшую признают, — пояснил Аранк. — Просто матриархат какой-то.

— Хватит лирики, зачем пожаловал? — прервал Лотвич. Атран подтянулся, принял официальный вид.

— Я руководитель вновь организуемого института освоения Темноты.

— Большим начальником стал, — угрюмо прокомментировал Лотвич.

— Очень большим, — серьёзно подтвердил Атран. — Через несколько лет, наверно, стану самым большим начальником в этом регионе.

— Так что требуется большому начальнику от нас?

Атран смущённо развёл плавники.

— Институту будет нужна охрана. Требуется выбрать места для кордонов, маршруты патрулирования, найти район с наилучшей слышимостью для узла связи и так далее. По старой памяти решил сначала проконсультироваться с вами.

— А где будете строить институт? — поинтересовалась Амса. Атран подробно описал.

— Ты поосторожнее там, — посоветовал Аранк. — Недавно десяток кулов в том районе пассажирский шалот скрадывали. Водитель толковый попался. Шалота на дно положил, пассажиров под бока загнал, а кулов свистом отогнал. Ты слышал, как шалот в полный голос свистит?

— Слышал. Полдня потом оглохший ходил. И косяк этот вчера встретил. Четыре самца и четыре самки. Одна совсем молоденькая.

— Пассажиры говорили, их десять было.

— Восемь. У страха глаза велики. А я их как тебя видел.

— Ты видел диких кулов с двух метров — и остался живой? — заинтересовался Лотвич.

— Я не знал, что они дикие, — сознался Атран. — Устал зверски, хотел взять одного напрокат, до вас доехать. А у них контактного пятна нет...

— Как же они тебя не съели?

— У них аллергия на высокое начальство, — усмехнулся Атран. — А если честно, я кулой прикинулся и вожака домогаться начал. Самки на меня обиделись и прогнали из косяка.

Рассказ пришлось повторить с подробностями несколько раз. Потом Лотвич послал Урену за инфором в управление. Приказал гнать кулу на максимальной скорости.

— Мой приём так важен? — изумился Атран.

— Твой приём интересен, но важно не это. Дикие кулы не ходят косяком. Ты встретил гибрид домашних и диких кулов. Если кулы начнут сбиваться в косяки, им ничто не сможет противостоять. Они одолеют даже шалотов.

Вскоре прибыл инфор. Атран слился с ним и передал отчёт, структурировав его на два раздела. Первый — наличие у диких кулов стадного инстинкта, характерного для домашних животных. Второй — приёмы выживания при встрече с дикими кулами. Приёмы были разделены на две группы — общие и характерные только для одичавших кулов. Инфор поразился чёткости изложения и структурированности информации. Лотвич, наблюдавший за записью отчёта, слившись с инфором через нижнее пятно, добавил несколько замечаний и поставил гриф максимальной срочности. Когда он вышел из слияния, Атран добавил свой гриф «Срочно, важно», подкрепив его титулом директора института. И вышел из слияния.

Назад инфор возвращался на куле Амсы. Лотвич решил, что кула Урены могла утомиться.

— Что теперь? — поинтересовался Атран.

— Соберём большой отряд, уничтожим косяк, который ты встретил, а потом будем искать, откуда пришла к нам эта зараза. — Лотвич с подозрением покосился на учёного. — Нет, не проси! Кула я тебе не дам!!!

 

Алим. Зрение суши

Алим сосредоточился на внутренних прозрачных веках. Ничего не получилось. Опять опустились не только внутренние, но и внешние, непрозрачные.

— Не выходит, — пожаловался он Иранье. Выпластал рук-ки из обтекателей и пальцами поднял внешние веки. Мир стал мутным и расплывчатым, а все предметы увеличились на треть. Алим поспешно отпустил веки и поморгал. — Страшно... Словно близоруким стал.

Иранья описала дугу и села на его верхнее пятно.

— Расслабься, пусти меня внутрь и прислушайся к мышцам.

Алим так и сделал. Раскрылся полностью. В конце концов, именно она управляла и стационаром, и его сонным организмом всю последнюю неделю, пока выращивала ему вторые веки. Иранья мягко, но решительно перехватила двигательные центры, и веки Алима стали опускаться и подниматься как бы сами собой.

— Прислушайся к мышцам. Это — верхние веки. А это — нижние. Чувствуешь разницу?

— Чувствую...

— Теперь сам попробуй.

Алим попробовал — и получилось!

— Поднимемся над поверхностью.

Дружно пошли вверх. Алим высунул голову из среды, опустил прозрачные веки, чуть напряг мышцы глаз...

— Невероятно... Ты должна это сама увидеть! Садись на нижнее пятно.

Огромные крутые волны катили куда-то на север. В затянутом тучами небе чётко виднелись отдельные облака — словно в спокойную погоду смотришь вверх через тонкий-тонкий слой среды. А когда волна поднимала Алима на гребень, он видел далеко-далеко. До самого горизонта. И до самого горизонта над серыми волнами белели барашки.

— «Этого ещё никто не видел!» — передал Алим мыслеречью.

— «Расслабь глаза, — попросила Иранья. — Так и есть. С первого раза не получилось. Придётся тебе ещё в стационаре полежать».

— «Зачем? Я всё чётко вижу».

— «Ты глаза напрягаешь. А должен чётко видеть без всякого напряжения. Как в среде».

Алим вынужден был согласиться. Почему-то ему казалось, что напряжение глаз — это плата за возможность видеть вне среды.

Каким-то образом слух об испытании сухопутного зрения пробежал по институту. Появились первые стайки любопытных. Приставать к начальнику стеснялись, держались в отдалении.

— Ты снова утёр нос Северо-Западу, — с весёлой злостью воскликнула Ардина. Никто не заметил, когда она появилась. — Но они сделают всё, чтоб нас обогнать.

— Какая разница! Мы на два корпуса впереди, — беззаботно отмахнулся Алим. — Я вижу! Вижу в воздушной среде! Атран в Темноте не видит. Ни глазами, ни сонаром. Он только начал перевозить инструменты. А я вижу!

Разумеется, все захотели посмотреть его глазами. Алим не заставил себя упрашивать, а возглавил косяк любопытных и повёл к берегу. Ему самому не терпелось взглянуть на сушу.

Демонстрация невиданной остроты зрения продолжалась до самого вечера. Алим наглотался воздушной среды и иссушил жабры. Но показал сушу всем желающим. Вплоть до лаборантов и студентов. Сеансы проводил драматично: Поднимал голову над средой, несколько секунд жмурился на мутную полоску берега, а затем опускал прозрачные веки и наслаждался восхищёнными охами и ахами.

Вернулся домой поздно. Солнце ещё не село, но хом погрузился в красноватый полумрак. Зажёг светоч. Из пушистого кустика постели тут же вынырнула Ардина.

— Сегодня, дорогой, ты был великолепен. Я уплываю ночным шалотом в центр, надо застолбить наш приоритет. Если получится, сумею выбить разрешение на генетически модифицированных разумных испытателей.

— Ты торопишься. Мы ещё долго будем работать с фенотипически модифицированными испытателями.

— Стратегия, дорогой. Разрешение срока давности не имеет. Легче получить его на модификацию глаз, чем на вторую пару рук-ков. Да, тебя искала старая подружка из экстремалок. Та самая, которая меня боится.

— Ригла?

— Точно, Ригла. Никак не могу запомнить её имя.

Алим вышел проводить и долго задумчиво смотрел ей вслед. Как всегда, Ардина была права. Не разбираясь в науке, она отлично знала правила административных игр, умела видеть перспективу, и в этом качестве была незаменима.

Но её отношения с Риглой... В то, что Ардина не помнит имени Риглы, Алим не верил. Отлично помнит! И то, что Ригла её боится, тоже не случайность. Между женщинами что-то произошло. Ни одна не хотела говорить, что. По примеру Атрана, Алим решил подобрать название для ситуации, но кроме банального «борьба за партнёра», ничего не придумал. Термин не отражал оттенков ситуации.

Из коралловых кустиков вынырнула Ригла.

— Ардина ушла надолго?

— На несколько дней.

— Я не знаю, нужно ли это говорить... Ты, наверно, сам всё понимаешь. Она хочет поссорить тебя с Атраном.

Алим обдумал эту мысль, поиграл с ней, осмотрел со всех сторон.

— Через пару дней я вновь ложусь на коррекцию.

Это опасно?

— Нет. Подкорректировать форму прозрачных век.

— Покажи мне даль. Пожалуйста.

Алим взял её за рук-ку и повёл к поверхности. Солнце опустилось к самой линии раздела сред.

— Смотри! Оно круглое! — восхитилась Ригла.

— Так и должно быть, — авторитетно заявил Алим, хотя сам был изрядно удивлён. В среде заходящее солнце казалось приплюснутым овалом. — Ты не смотрела на берег вместе со всеми?

— Там была Ардина... Алим, это правда, что она о тебе говорит?

— Что?

— Ну, то, что ты очень правильно сделал, что первым на коррекцию фенотипа лёг. Первому авторитет, слава, и абсолютно безопасно. Не то, что вторая пара рук-ков. Опасно, и никакой славы...

— Кому она это говорила?

— Мне. Мол, ты разумный, расчётливый, и вообще, я зря бросила питомник.

— А ещё что она говорила?

— Что мы разных видов, что у меня никогда не будет жемчужных бугорков на лбу... И это всё правда.

— А она говорила, что я два года оговаривался и называл её Риглой?.. И это тоже правда! — Алим рассмеялся, выпростал рук-ки из обтекателей, интимным и даже грубым жестом просунул ладонь в её обтекатель, нащупал ладошку, крепко сжал и повлёк за собой.

— Ой! Что ты делаешь? Куда ты меня тащишь?

— Хорошая ночь сегодня. Идём, я научу тебя на волнах кататься.

— Ночью? В темноте? А коралловые рифы? Мне страшно!

— Не бойся, экстремальщица. Я все мели здесь знаю.

Вновь на полигоне кипела работа. Было решено значительно увеличить площадь суши, засыпав всю лагуну. Для контроля новую сушу рассекала геометрическая сеть мелких каналов. Сновали грузовые шалоты, поднимали муть строительные алмары, а два соседних коралловых островка таяли прямо на глазах. Алим же курировал следующий этап — завоз на полигон растений суши. Тему с красивым названием «Зелёная суша» вела Амбузия. Она утверждала, что необходимо сначала создать на суше слой органики — почвы. И все свободные студенты под её руководством рвали водоросли, везли в лагуну и швыряли на сушу. Десятки и сотни килограммов водорослей. Потом туда же отправлялись образцы сухопутных растений и их семена.

Для наблюдения за всходами Амбузия потребовала, чтоб ей тоже вырастили прозрачные веки — и стала третьей двояковидящей. После Алима и Орчака. Все три коррекции прошли без осложнений, что подтвердила специальная комиссия научного центра. И было дано разрешение на модификацию генотипа с целью оснащения испытателей суши внутренними прозрачными веками. Орчак же готовился к серии сложных операций коррекции фенотипа. Но коррекции всё откладывались. Ардина тоже потребовала себе прозрачные веки.

— Ты пойми, я — ваше лицо, — убеждала она. — Можно произнести тысячу слов об успехах института, а можно слиться, подняться к поверхности и показать сушу.

Убедила. Коррекцию отложили ещё на две недели, а Иранье Алим посоветовал выбрать ученицу из студенток-практиканток. Целительница только грустно посмотрела на него — разве можно обучить таланту?

Параллельно заканчивалась работа над первым видом Хозяев Суши — маленьких живых существ, оснащённых лапками и системой дыхания, годной как для среды, так и для суши. Для краткости их назвали двоякодышащими. А для безопасности за основу взяли травоядный вид.

Приближался срок созревания икры, а у Амбузии дело не ладилось. Она утверждала, что виноват во всём избыток соли.

— Растения суши по природе своей пресноводные, — утверждала она. — На настоящей суше нет соли! Ты же помнишь, там даже дожди пресные. А на нашей — есть! На нашей весь песок насквозь просолен.

Ещё очень сложно было добыть и перевезти образцы сухопутных растений. За трое суток транспортировки они погибали в солёной среде. Алим посоветовал Амбузии перевозить их в молодом, ещё необученном консерваторе, и дело пошло. Правда, дорога теперь занимала не три дня, а целых десять. Половина консерваторов гибла в пути, но кого это интересовало? Вторая половина ведь тоже гибла. Их — вместе с семенами — выбрасывали на берег. Студенистые тела высыхали на солнце, превращаясь в питательную среду для семян. Нерационально, неэкономично, да просто варварство — так обращаться с инструментами! Но важнее всего результат.

И результат был получен! Однажды Амбузия, смущаясь, позвала Алима на опытный участок. Пришлось долго пробираться по узким, мелким, мутным каналам к нужной делянке. Застойная среда отдавала гниющей органикой. А потом Амбузия упёрлась рук-ками в мелкое дно и подняла голову над средой. Алим повторил её стойку и долго осматривал кучи гниющих водорослей.

— Что ты хотела показать? — удивлённо спросил он.

— Зелёные стебельки на дальней куче. Ты их видишь?

Алим вновь высунулся из среды.

— Вижу.

— Их не было! Это растения суши. Я назвала их «травка». Просто травка.

Алим хотел видеть на своём полигоне совсем не такие растения. А высокие и могучие, которые росли на берегах озера. С твёрдыми как камень стволами и овальными листьями. Но огорчать Амбузию не стал. Травка — так травка. Лиха беда начала...

— Теперь лапчатые найдут, чем закусить на берегу, — пошутил он.

— Да-да! — обрадовалась Амбузия. — Травка разрастётся, покроет весь остров, и у них всегда будет много еды. Обильный корм — это хороший стимул для выхода на сушу.

Алим ещё раз высунул голову, осмотрел стебельки и скептически хмыкнул. Сколько же их надо, чтоб покрыть остров? Миллионы? Десятки миллионов? Сотни?

— Думаю, тебе надо устроить большой праздник для своего отдела, — сказал он Амбузии. — Нет, для всего научного городка. Три праздничных дня с песнями, танцами, спортивными играми. У?

Амбузия мило смутилась.

— Я думала, тебе не понравилось. Ты так скептически хмыкал...

 

Атран. Перевоз

Шалот был огромен, очень стар, почти слеп и практически парализован. Обширный инсульт. Атран не рискнул сесть на нижнее пятно. Если эта туша ляжет на дно — раздавит. А боковых пятен у шалота не было. Такая роскошь, как четыре пятна, имелась только у шалотов связистов. Поэтому Атран сел на верхнее пятно рулевого. Сдержанно и даже сердито извинился. Студенты с гомоном и шутками неорганизованной толпой облепили бока. Алтус навёл среди них порядок, кого-то пересадил на другой бок, кого-то передвинул и дал сигнал к отправлению.

— «Спинные мышцы у нас совсем не работают, — передал мыслеречью водитель. — Я не смогу захлопнуть грузовой отсек».

— «Это и не требуется. Инструменту нужен слабый, но постоянный приток свежей среды. В идеале шалот вообще не должен шевелиться. Нам нужна платформа с нулевой плавучестью. И всё. Вы сможете это обеспечить?»

— «Запросто. Что мне делать сейчас?»

— «Поднимайте шалота!» — дал команду Атран. Водитель поднатужился, заставил шалота разогреть плавательный мешок. Нагреваясь, спермацет в мешке расширился, плавучесть возросла, и вся компания под шутки и выкрики студентов начала всплывать. Когда поднялись на три-четыре метра, Атран громко скомандовал:

— Малый вперёд!

Заработали десятки хвостов. Медленно, страшно медленно шалот сдвинулся с места. Студенты загомонили. Кто-то кому-то попал хвостом по лицу, кто-то сорвался, кто-то искал место покомфортнее. Атран выждал пару минут, чтоб все успокоились, и дал следующую команду:

— Левый бок стоп!

Шалот неторопливо начал разворачиваться. Атран подождал, пока не легли на нужный курс, и скомандовал:

— Оба бока, дружно вместе!

— «А мне что делать?» — поинтересовался водитель.

— «Успокаивать шалота», — также мыслеречью ответил Атран. И присовокупил ощущение тёплой среды и густого, вкусного планктона. Водитель передал образ шалоту.

— «Никак, вы с шалотами работали?»

— «Больше с кулами», — отозвался Атран, пристально всматриваясь в зеленоватую даль.

— «Прямо по курсу будет университет, — подсказал водитель. — А институт чуть правее и дальше».

— Правый бок! Вполсилы гребём! — выкрикнул Атран. — Хо-орошо! Снова в полную.

Шалот двигался медленно, но верно. Через час прошли над студенческим кампусом. Алтус то заплывал вперёд, то крутился вокруг шалота подбадривая студентов. Резервная команда плотным косячком держалась с правого бока. Когда впереди показался шумный, оживлённый маршрут, Алтус направил дюжину студентов перекрыть магистраль, направив шалотов в обход. Старый шалот, почувствовав знакомые места, попытался сам работать хвостом, но водитель его мягко успокоил.

Через три часа показались лаборатории института. Студенты устали уже до такой степени, что новость вызвала лишь слабое оживление. Атран подвёл шалота к лаборатории генетики, и началось сложное маневрирование. Алтус ещё раз осмотрел заранее расчищенную площадку перед входом в грот лаборатории и дал добро на посадку. Водитель заставил шалота охладить плавательный мешок, и туша плавно опустилась на дно. Затем студенты развернулись лицом к хвосту шалота и осторожно ввели его заднюю часть внутрь лаборатории. Вошла приблизительно треть. Шалот занервничал, но водитель его успокоил, а лаборантка Атрана оттянула гиганту верхнюю губу и угостила подкормкой для инструментов. Подкормка шалоту очень понравилась, и Атран распорядился принести как можно больше.

— Генеральная репетиция прошла успешно, — поделился Атран с водителем. — Мы можем перемещать шалота.

Алтус тем временем руководил беспокойной стайкой студентов и лаборантов.

— Ровней укладывайте! Лист к листу, с перекрытием! Не должно быть видно ни одного кусочка кожи. Молодцы! Теперь — второй слой.

Студенты стелили огромные листы специально выращенных водорослей на плоскую часть спины шалота. Тщательно выстилали чашеобразное грузовое углубление. Работать рук-ками для них было ново и необычно. Но осьминожки-манипуляторы на нижней присоске с весом листа просто не справлялись.

А профессор Алтус уже распекал аспиранта, охранявшего инструмент. Накануне он лично вывел инструмент из грота лаборатории и поручил двум аспирантам охранять его круглосуточно. Сейчас в наличии имелся только один лоботряс. Атран подумал, что этого-то как раз можно и похвалить. Но вмешиваться не стал.

Вскоре Алтус успокоился, погрузился по самые жабры в инструмент и повёл его на крышу грота лаборатории. Целая команда помощников суетилась вокруг. Одни выравнивали дорожку, другие устилали путь инструмента широкими листьями, посыпали подкормкой. Когда инструмент проходил часть пути, покрытые слизью листья, по которым он уже прошёл, заносили вперёд. Этот приём изобрёл Атран, чем очень гордился. Разумеется, он проконсультировался с Алимом. В ответной телеграмме тот горячо поддержал идею. Но теория без практики мертва, и первое испытание есть первое испытание.

В назначенное время прибыл Лотвич с тремя охотниками на боевых кулах. Студенты притихли и, на всякий случай, опустились на дно, а Атран отогнал охотников подальше от шалота.

— Мы не опоздали? поинтересовался Лотвич. Атран оглянулся, оценил расстояние, пройденное инструментом.

— Вы вовремя. А мы тормозим. До старта почти час.

— Есть проблемы?

— Нет, всё идёт как надо. Только чуть медленнее.

Наступил самый ответственный момент. Инструмент переползал с козырька над входом на спину шалота. Студенты столпились вокруг, Атран тоже приблизился. Однако всё прошло спокойно. Тело шалота слегка опустилось под весом инструмента, но подстилка из листьев выдержала. Опасной щели между козырьком и спиной шалота не образовалось.

Через несколько минут инструмент занял нужную позицию в центре грузового углубления на спине шалота. Расплылся в блин, став почти плоским. Атран опустился на верхнее пятно Алтуса.

— «Всё в порядке, профессор?»

— «Да. Но нам больно, мы растеряны и напуганы. Отложи старт на четверть часа».

— «Хорошо, профессор». — Атран вышел из слияния и поднялся над шалотом. — Всем внимание! Стартуем через четверть часа. Первая смена — приготовьтесь.

Вытащить заднюю часть шалота из грота оказалось намного проще, чем задвинуть в него. Водитель заставил шалота чуть всплыть, восемь студентов присосались к бокам, по команде энергично заработали хвостами, поднимая со дна песок и муть. «Что вы делаете?! Немедленно прекратите!» — в ужасе закричал Алтус. Студенты охотно прекратили. Но тело шалота уже получило импульс, медленно и величественно пошло вперёд и вверх.

— Хвост опускается! Поднимите хвост, мы сейчас соскользнём! — закричал Алтус. Студенты растерялись, но Атран поднырнул под шалота, упёрся головой и рук-ками в брюхо гиганта, хвостом — в песок, напрягся изо всех сил, так, что в глазах пошли цветные пятна — и тело шалота выровнялось.

Водитель, тонко играя плавательным мешком шалота, замедлил подъём до едва заметного. Когда поднялись метров на пять, Атран почувствовал себя более уверенно. Обошёл кругом шалота, ещё раз проинструктировал студентов, напомнил, чтоб ни в коем случае не направляли струю от хвоста на инструмент, и присосался на нижнее пятно.

— «Я вот что сказать хотел, — тут же связался с ним водитель. — Ваша девушка шалота покормила чуть-чуть. Теперь в нём голод проснулся. Он же последние две недели, как удар хватил, толком не кормился».

Атран и сам уже чувствовал голод гиганта. Чтоб насытиться, шалоту нужно двигаться, нужно профильтровать десятки тонн среды. Парализованный шалот обречён на голодную смерть. Если б не особые обстоятельства, этот ещё неделю назад попал бы на бойню.

— «Ему понравилась подкормка инструментов?» — спросил Атран.

— «Понравилась — не то слово! — отозвался водитель. — Он в жизни не ел ничего вкуснее».

— «Что-нибудь придумаем», — Атран вышел из слияния и подозвал лаборантку.

— Возьми как можно больше подкормки и корми шалота, — проинструктировал он её. — Не помногу, но постоянно. По горсточке, чтоб у шалота всё время был вкус подкормки на языке. Справишься?

— Пока есть, чем кормить, справлюсь. А потом — нет, — с серьёзной миной отозвалась девушка. Атран раздул жабры в улыбке и устремился на поиски самого толкового аспиранта.

— Двигай в хозяйственный отдел, жабры всмятку, но выбей грузового шалота! На всё время перегона, понял? Грузи подкормкой и догоняй нас.

— На шалота разрешение нужно.

— У тебя не разрешение, а мой приказ. Так и говори, я приказал. И вали все грехи на меня. Мол, перегон под угрозой, инструмент в опасности. Не предвидели, недодумали, не усмотрели, а если тянуть будут, рявкни на них, что уволены моим приказом за несоответствие. За гибель инструмента. Формальности — по моему возвращению. Но сначала попробуй по-хорошему.

— По-хорошему — это как?

Атран растопырил плавники и задумался.

— В хозяйственном отделе сидят не титаны мысли, так? Значит, надо всё разжевать до уровня детского лепета. Шалот проголодался и хочет кушать. Шалоты кушают во время быстрого движения. Если наш шалот начнёт быстро двигаться, инструмент с его спины смоет потоком. Поэтому шалота надо накормить. Для этого нужна подкормка. Чётко, ясно, поймёт и дурак.

— Но наш шалот парализован. Он не может двигаться...

— Если ты им это скажешь, я тебя самого на подкормку пущу!

— Понял! — непонятно чему обрадовался аспирант. И умчался. Атран вернулся к шалоту. Лаборантка с огромным осьминогом-корзинкой на присоске висела, уцепившись рук-кой за нижнюю губу шалота. Инструмент расплылся в овальный блин, покрыв собой всё дно чаши грузового отсека, и по бахроме пробегали нервные волны. Но Алтус был спокоен. Атран вновь сел на нижнее нервное пятно.

— «Не надо так нервничать, — передал водитель. — А то мы тоже нервничать начинаем».

— «Хорошо вам! — послал ответную мысль Атран. — Если этот инструмент не доедет до места живым и здоровым, весь проект освоения Темноты затормозится лет на десять».

— «Так серьёзно?» — удивился водитель.

— «Если не сумеем перевезти взрослых, придётся везти маленьких и ждать, пока они не подрастут на месте», — пояснил Атран.

Шалот тем временем поднялся уже метров на двадцать. Слабое течение совсем не ощущалось, но грот лаборатории медленно уплывал на юго-запад.

— «Будем держаться на этой глубине», — передал Атран водителю, вышел из слияния и поднялся к самой поверхности. Волны двигались в нужную сторону. Они были крупными и пенистыми.

Если так пойдёт и дальше, — прикинул Атран, — доберёмся до морского течения меньше, чем за два дня. Два дня вдоль берега, день своим ходом — и мы в Темноте. Морское течение не подведёт.

Проведал охотников. Те кружили неподалёку. Опытным глазом Атран определил, что молодые кулы просто резвятся, гоняясь друг за другом, наездники в управление не вмешиваются. Заметив Атрана, Лотвич придержал кула. Но учёный сделал жест охотников «всё хорошо», и круговерть тел возобновилась. Со стороны эти игры смотрелись жутковато, хотя Атран помнил, как любила их Бала. Описать спираль вокруг идущего полным ходом шалота, пробить поверхность и выпрыгнуть из среды, а потом в фонтане брызг и пузырьков вернуться обратно... Атран разогнался, работая всем телом, ощущая упругую силу мышц. Пробил гребень волны и вылетел из среды. Полёт оказался на удивление высоким и долгим. Он чувствительно приложился брюхом о поверхность. Расслабился, оценивая ощущения. Но тут волна догнала, подняла на гребень, перевернула и обрушила вниз, в шипение бурлящих пузырьков. Атран извернулся и поспешно заработал хвостом, уходя вертикально вниз, в спокойную глубину. На ходу прочистил жабры и спешно принял солидный вид.

— А спорим, я тоже так могу, — завопил кто-то из студентов, и вся стайка устремилась к поверхности. Среда наполнилась визгом, свистом и весёлыми воплями.

— Мне кажется, коллега, вы показали дурной пример, — озабоченно сообщил Алтус. — А если они покалечатся?

— Пусть спустят энергию. Впереди пять скучных дней. Как наш инструмент?

— Всё ещё встревожен. Его беспокоит яркий свет и тепло тела шалота. Но постепенно успокаивается.

— Когда захотите размяться, профессор, я вас сменю.

Ночью всех разбудили крики профессора Алтуса:

— Опустите шалота! Я убедительно требую, немедленно опустите шалота! Нам больно!

Оказывается, пока все спали, шалот поднялся к самой поверхности. И волны ощутимо колебали инструмент.

— Разобрались по бокам! — громовым басом рявкнул Атран, как только сориентировался в обстановке. — Хвосты вверх, головы вниз. Начинаем по моей команде. Три-четыре!

Студенты заработали хвостами, и шалот начал опускаться. Атран внимательно следил за креном и дифферентом.

— Левый бок — стоп! Правый бок — стоп! — скомандовал он, когда волнение перестало ощущаться. Кто-то перепутал спросонья, на каком боку он присосался, но это было уже неважно. Атран поспешно сел на верхнее пятно Алтуса.

— «Мы здорово перепугались, — сообщил профессор мыслеречью. — Собственно, отделались лёгким испугом. Надо организовать ночные дежурства».

Днём кончилась подкормка. Атран переговорил с Лотвичем — и отправил на помощь аспиранту подругу Аранка и пару студентов. Если Амса и её кула не произведут нужного впечатления на снабженцев, придётся и на самом деле кого-то уволить.

Но Амса вернулась очень быстро. Шалот с подкормкой вышел рано утром, просто водитель не мог найти экспедицию. Так и ходил галсами не далее, чем в трёх-пяти километрах. Атран прилюдно объявил благодарность аспиранту, а его лаборантка тем временем, ворчливо браня губошлёпов, принялась заполнять подкормкой осьминога-корзинку. Закончив речь, Атран послал ей в помощь двух студентов.

К вечеру волны изменили направление. Водитель забеспокоился и сообщил, что таким курсом они попадут не в то течение.

— Как — не в то? — изумился Атран. — Здесь всего одно. Я со старейшими инфорами университета консультировался.

— Не знаю, что говорят инфоры, но этим маршрутом я пять лет ходил. Если волны идут как сейчас, то течение нас вынесет прямиком на Три скалы. А нам туда надо? — горячился водитель.

— Компенсационное течение, — понял Атран. — Что же теперь делать?

— Что-что? Самим грести.

Гребли всю ночь. К утру устали до изнеможения, но вошли в струю вдольберегового течения. Водитель сказал, что теперь можно расслабиться. Студенты расположились на спине шалота и заснули. Атран пересчитал их и обнаружил, что не хватает лаборантки, кормившей шалота. После короткого совещания Лотвич отрядил на поиски Урену и Аранка.

— Не метайся, — сказал он Атрану. — Не путай второстепенную задачу с главной. Ты руководитель. Твоя цель — шалота довести.

К полудню охотники вернулись. Урена сидела на верхнем пятне кулы, а на нижнем, всё ещё удерживая осьминога-корзинку, висела лаборантка.

— Я две ночи не спала, — принялась оправдываться та. — Вот уснула и сорвалась... А с этим мешком вас разве догонишь?

— Устала — значит, надо позвать сменщика, — веско произнёс Атран. — Сдавай инвентарь и немедленно спать!

Подцепил корзину на нижнюю присоску и, помогая себе рук-ками, поплыл к голове шалота.

Пока устраивался по примеру лаборантки на нижней губе, заметил странное: все охотники пересели на верхние пятна своих кулов. Минут через десять понял — те же двое суток не выходили из слияния. Присоски устали, затекли и просто ничего не чувствовали.

Плохой из меня руководитель, — самокритично подумал он. — Алим полсотни инструментов за раз вёл, а таких проколов у него не было. О подкормке не подумали, шалот заблудился, с курса сбились, ночные дежурства не организовали. О сменной бригаде охотников не подумали. Да ещё лаборантку по дороге потеряли. И всё за двое суток. Алим бы со смеху помер...

Конец перевоза прошёл спокойно. Все устали до такой степени, что даже браниться не было сил. Надо было грести, и гребли. Чисто механически, с трудом и не сразу понимая команды рулевого. Даже профессор Алтус вышел из слияния со своим драгоценным инструментом и грёб вместе со всеми. Впрочем, инструмент как раз чувствовал себя отлично. Распластался по ложбинке для грузов на спине шалота и лопал подкормку.

На финише, как и было оговорено, их встречали строители с двумя строительными алмарами. Прораб начал ругаться, что рабочие уже два дня простаивают, что некоторые думают, будто строителям делать нечего...

— Ещё слово — и я вас уволю! — рявкнул на него Атран. — Будете ждать столько, сколько я скажу. Хоть полгода.

— А научный городок сами строить будете? — уже другим тоном поинтересовался прораб. Ругаться не хотелось. К тому же экспедиция и на самом деле пришла с опозданием на сутки. Атран подвёл прораба к шалоту.

— Видите инструмент? Он стоит больше десяти ваших алмаров. Всё, что вы здесь строите, — для него и из-за него. А сейчас мы ляжем спать. Разгрузка — ответственный этап, а вся моя команда не спала несколько дней.

На следующее утро у всех болели спины и бока. Но настроение было отличное. Завели шалота в траншею, заранее вырытую перед входом в лабораторию. Когда шалот лёг на дно, его спина всего на метр возвышалась над уровнем площадки. Строители подогнали алмаров. Шалот забеспокоился, когда алмары начали засыпать траншею, окапывать его бока. Водитель его с трудом успокоил. Все знают, в дикой природе шалоты и алмары — враги. Через пару часов строители подготовили пологий спуск для инструмента. ещё четверть часа подождали, чтоб осела муть. И начался заключительный этап транспортной операции — перегон инструмента своим ходом со спины шалота в лабораторию. Предстояло пройти не более полусотни метров, и Алтус намеревался управиться до полудня.

Неприятности начались сразу же. За шесть дней пути широкие листья водорослей, которыми устилали дорогу инструменту, сгнили до полного непотребства. Их невозможно было поднять, они рвались на лоскутки с ладонь величиной. Но лучше это, чем ничего, — решил Атран. И работа закипела.

Инструмент неохотно покинул обжитое место — и открылась вторая неприятность. Листья под ним тоже сгнили. А спина шалота покрылась крупными язвами. Водитель посоветовал ничего не трогать, пока инструмент не удалится на безопасное расстояние: пока шалот боли не чувствовал.

Первая половина маршрута — до входа в грот лаборатории — прошла более-менее спокойно. Потом листья кончились, а по песку инструмент двигаться отказался.

— Закритический испуг, — горячился Атран. — Алим много раз повторял, инструменты двигаются только в состоянии закритического испуга, паники.

— Но я не могу так мучить инструмент, — протестовал Алтус. — Он не должен меня бояться. Мне с ним ещё работать и работать. Лучше, коллега, пошлите шалота за свежими листьями. Двигаться по органике инструмент не боится.

Атран сдался. В конце концов, днём раньше, днём позже — какая разница? Сутки инструмент может провести и на пороге лаборатории. Вернулся к водителю и сообщил, что перегон закончен, можно откапывать шалота. Сейчас подойдут строительные алмары...

— Не надо алмаров, — повеселел водитель. — Откопаемся мы сами. Спермацет я уже разогрел. Вы бы отошли, ганоид...

Тело шалота прогнулось раз, другой, хвост лёг на дно, напрягся... И в облаках мути шалот пошёл вверх. Несколько ударов могучего хвостового плавника — Атрана подхватило, закружило и перевернуло потоком. Лишь обрывки водорослей да облака мути кружатся там, где только что был шалот.

— Ничего себе — парализованный! — изумился Атран. Бросил строителям: — Зарывайте котлован! — и устремился в погоню. Догнал с трудом.

— Вы же говорили, что шалот парализован.

— Он — да. Но я-то нет! — рассмеялся водитель. — Вы же кула водили. Разве никогда не перехватывали двигательные центры?

Атран обозвал себя морским ежом.

— Меня к вам направили, потому что раньше я целителем работал, — продолжал хвастаться водитель. — Разогреть спермацет в плавательном мешке простому водителю не под силу.

— Мы двое суток шалота тащили, корячились как раки-отшельники, а вам стоило только хвостом шевельнуть...

— ...Как ваш инструмент по хвостовой лопасти и размазало бы. Вы же в заказе скорость указали. Не умеют шалоты так медленно ходить. Хоть по своей воле, хоть под моим чутким руководством.

— Что-то я сегодня плохо соображаю, — согласился Атран. — Не выспался, видно. Слушайте, бросайте вашу контору, переходите к нам! Нам целители во как нужны! И шалота на довольство поставим. Ещё много инструментов перевезти надо. А что спину зверю попортили — больше не повторится. Будем подстилку каждый день менять.

— Я бы пошёл к вам, да образованием не вышел, — смутился водитель.

— Натаскаем! — радостно воскликнул Атран. — Образование таланта не заменит. А институт ещё год-два раскачиваться будет. Пока инструменты возим, пока хомы ставим, пока светочи насаживаем... Я лично научу вас на инструментах работать.

Несколько часов водитель кормил шалота. Атран, сидя на нижнем пятне, перенимал опыт. Шалот нервничал и сердился. Он никак не мог понять, почему хвост и плавники работают не так, как положено. Водитель же развлекался. Направлял гиганта именно туда, куда тот и сам хотел. Но вписаться в моторику полностью не мог. Шалоту казалось, что его хвост вновь ожил и послушен, но временами ведёт себя слишком самостоятельно.

Когда вернулись, алмары заканчивали выравнивать площадку. Облако мути оседало, но видимость не превышала трёх-пяти метров. Над гротом кружились кулы без охотников.

— Не порвали бы моего, — обеспокоился водитель.

— Не тронут. Мы же вместе неделю шли, — успокоил Атран. Но на всякий случай, мелко трепеща плавниками, подозвал кула Лотвича, сел на верхнее пятно, передал образ шалота и приказ-настроение «Охранять/защищать».

— «Большой/толстый/спокойный — наш детёныш», — не очень чётким образом/понятием отозвался кул. Атран похвалил его и направился ко входу в лабораторию.

Инструмента в проходе не было. Внутри клубилась мутная темнота, и из этой темноты доносились возбуждённые голоса. Полный самых нехороших предчувствий, Атран устремился на звук.

— Осторожней, коллега! Мы забыли взять ростки светочей. Первым делом здесь надо насадить плантацию светочей.

— Где инструмент?

— На постоянном месте. Перегон блестяще закончен. И никакого запредельного испуга, коллега. Наоборот, я указал ему путь к спокойствию и безопасности. И он понял!

— А кто его напугал?

— Шалот и алмары. Колебания среды от хвоста шалота и облака мути, поднятые алмарами.

Атран постепенно адаптировался к сумраку. В гроте лаборатории собралась вся команда. Студенты под самым сводом обучали лаборантку новым танцевальным па. Профессор Алтус, собрав вокруг себя старшее поколение — аспирантов и охотников — рассказывал анекдоты времён своей молодости: «...Нет, голову нельзя. Давайте оторвём ему хвост. — Ладно, пускай хвост. Но по самые жабры!!!» Дружный хохот подтверждал, что новое — это хорошо забытое старое. Собравшись тесным кружком, водители и строители, растопырив плавники и раздувая жабры, горланили песенку сомнительного содержания. В самом дальнем уголке испуганно трепетал бахромой забытый всеми инструмент.

Выбрав минуту, Урена отвела Атрана в сторонку.

— Ты всё ещё один? Не собираешься завести семью?

Атран помрачнел.

— Думай, экстремальщик, — улыбнулась Урена. — Только присмотрись внимательно к своей лаборантке. Верная девушка. За тобой хоть на сушу пойдёт.

 

Алим. Интеллект головоногих

Высунув голову из среды, Алим любовался восходом солнца. Оно было красное, круглое и совсем не слепящее. И от него по поверхности среды бежала красная дорожка. До сих пор никто об этой дорожке не рассказывал. Алим решил, что дорожка очень красивая. Надо увековечить это открытие в памяти инфоров. После нескольких суток напряжённой работы в голову лезли странные, нелепые, нелогичные идеи.

— Шеф, ты очень занят? — донёсся снизу голос Корпена. — Инога извелась совсем. Три дня дожидается, когда любимый начальник от анализатора отцепится.

— Что-то срочное? — Алим поспешно опустился.

— На мой взгляд — нет. Но там говорится о тебе, поэтому Инога считает, что да.

Секретарша совсем смутилась и спряталась за Корпена. Ей очень нравилось прятаться за Корпена.

— В библиотеку поступил ежеквартальный бюллетень Северо-Западного Института Генетики «Научные течения». Там сенсационное интервью с Атраном: «Скоростной перегон инструментов: Шесть дней вместо трёх месяцев». Я зачитаю?

— Начало опусти, — посоветовал Корпен.

— Хорошо. Вот отсюда:

Корр:  — Чем отличается этот перегон от предыдущих?

Атран:  — Прежде всего тем, что перегон по старой схеме просто не мог состояться в наших условиях. Алим, автор метода и крупнейший специалист по перегону инструментов, лично проверил маршрут и пришёл к выводу, что при данном рельефе дна и структуре течений перегон невозможен. Ничего не оставалось, как разработать новый метод. И вот — первый инструмент доставлен в новый научный городок.

Корр:  — Всего за шесть дней! Вы утёрли нос Юго-Востоку!

Атран:  — В корне неверно. Хотя бы потому, что проект перегона разработан при участии Алима. Последний раз мы с ним уточняли детали буквально накануне старта. Кроме того, эти два метода просто нельзя сравнивать. Они дополняют друг друга. Перегон Алима — это долгая и дорогостоящая операция. Мы сделали ставку на скорость и дешевизну. Но Алим перегнал полсотни инструментов, мы же — только один.

Корр:  — Вы довольны результатом?

Атран:  — И да, и нет. Перегон закончился успешно. Но, несмотря на тщательное планирование, мы допустили несколько серьёзных ошибок. Жизнь инструмента подвергалась реальной опасности. Разумеется, в следующий раз будем мудрее. Теперь перегоны станут безопасными для инструментов.

— Он на самом деле утёр тебе нос, — сухо заметила Ардина. Никто не заметил, когда она появилась.

— Это неважно, — беззаботно отмахнулся Алим. — Всё равно мы впереди. Мы скоро выйдем на сушу, а он только обустроился.

И в самом чудесном настроении отправился проведать Орчака. Первый испытатель института вторую неделю не выходил из тяжёлой депрессии. Он перенёс несколько сложнейших операций по изменению фенотипа, похудел, осунулся. Операции проводила Иранья. Последняя длилась без малого две недели. На самом важном этапе Алим присутствовал, пока Иранья не выгнала. Поддерживал друга, нервничал и нервировал целительниц. Ему страшно было смотреть. Орчак, полностью погружённый в инструмент, переведённый на внешнее жизнеподдержание, напоминал диковинное анатомическое пособие. Кожа и мышцы на боках растворены до прозрачности, видны рёбра и внутренности. Задний плечевой пояс Иранья сформировала в ходе предыдущей операции, а в эту планировала перенести на него рук-ки. Позднее, в ходе следующей операции, намечала вырастить вторую пару там, где полагается.

— Зачем так сложно? — допытывался Алим. — Почему сразу не вырастить пару рук-ков сзади?

— Потому что рук-ки из хвоста не растут! — сердилась Иранья. — Не требуй от меня невозможного. Передвинуть — могу. Вырастить — нет!

Теперь Алим пришёл навестить выздоравливающего приятеля.

— Как дела? — фальшиво бодрым голосом осведомился он.

— Уйди, — донеслось из кустика постели.

— А я сюрприз подготовил.

— Очень мило, — буркнул Орчак и ещё глубже зарылся в постель.

— Стажёр прибыл из Северо-Западного, по обмену опытом. Балбес балбесом, но рассказчик... Заслушаешься!

Мнение Орчака о стажёрах не услышал, потому что явились Иранья с помощницей, бесцеремонно вытащили неутомимого из постели и уложили на камень, покрытый толстым слоем губки. Рук-ки Орчака вывалились из обтекателей и бессильно болтались, словно диковинные водоросли. Растущие из хвоста рук-ки — это было нелепое и жутковатое зрелище. Впрочем, Иранья и сама смотрелась жутко. Исхудавшая, тощая, кишки к позвоночнику прилипли, но возбуждённая и решительная — она тут же начала массировать и растирать рук-ку Орчака. Помощница взялась за другую рук-ку. Но работала медленнее и осторожнее. Жертва прогресса, испытатель нового тела слабо трепыхался и бранил обеих. Время от времени то одна, то другая целительница садилась на его верхнее пятно и обменивалась с напарницей непонятными фразами.

Через час экзекуция кончилась. Иранья бережно заправила рук-ки в обтекатели, и целительницы удалились.

— Зря ты на них так, — заступился за девушек Алим.

— Всё равно через три часа явятся, — хмуро отозвался Орчак. — Четыре раза в день мне бока мнут, а пользы ноль!

— Как ноль?

— Я не чувствую рук-ков. Хочешь — сам убедись.

Не дожидаясь повторного приглашения, Алим устроился на верхнем пятне, закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Рук-ки Орчака чувствовались чётко и ясно. Почему-то они растопырились в стороны. Левая чесалась.

— Но...

— Это фантомные, — буркнул Орчак. — Ты на хвосте сосредоточься.

— На хвосте не чувствую, — Алим безрезультатно пытался пошевелить теми, которые чувствовал. — А как настоящие.

— Они и были настоящими, пока на задницу не переехали... Не так я себе это представлял, — сознался Орчак. — Думал, самое страшное — это в инструмент лечь. Ты даже не представляешь, как часто мы в быту рук-ками пользуемся... Мы просто не замечаем этого. А я даже светоч не могу зажечь! Я в урода превратился. Из хома не могу выйти. Они из гнёзд вываливаются, цепляются за всё. Краба из постели прогнать не могу.

— А что Иранья говорит?

— Что говорит, что говорит... Через год, говорит, нервы прорастут. Если тренироваться буду — смогу ими пользоваться. Не выдержу я год.

— Есть идея! — сообщил Алим после долгого раздумья. И выскочил из хома.

— Мог бы хоть «до свидания» сказать, — пробурчал Орчак.

Через полчаса Алим вернулся. И не один. На нижней присоске болтался очень крупный и весьма недовольный лабораторный осьминог-манипулятор.

— Потренируйся с ним, — Алим расслабил присоску и сбросил осьминога прямо на Орчака. — Рук-ков он, конечно, не заменит. Но всё же...

Орчак никогда не работал с инструментами сложнее краба-секатора. Сесть на пятно испуганного осьминога без помощи рук-ков тоже оказалось не так-то просто. В общем, следующий час прошёл в весёлой возне. Орчак гонялся за манипулятором, подцеплял его на присоску, пытаясь угодить на контактное пятно, осьминог скручивался клубком и ускользал. А Алим, сидя на верхнем пятне Орчака, выкрикивал советы и удерживал рук-ки неутомимого в обтекателях. За этим занятием их и застали целительницы.

— Справа заходи! В угол зажимай! Привет, Иранья.

— Виделись, — хмыкнула целительница. — Как думаешь, подруга, у них получится что-нибудь?

— Раздавят осьминожку... Или замучают. Самцы...

— Больной... Больно-о-ой! Перестань мучить самочку! Что вы с ней хотите сделать?

— Это самочка? — удивился Орчак. — Я хочу взять её на присоску.

— Вот так? — Иранья выпростала рук-ки, пощекотала осьминожку и ловко посадила на свою нижнюю присоску. — Не бойся, милая. Эти два бездельника вовсе не хотели тебя съесть.

Её напарница тем временем начала сооружать осьминожье гнездо в углу хома.

— Иранья, ты объясни ей, чтоб от меня не убегала, — пожаловался Орчак.

— Сам объяснишь. А теперь — на массажный стол.

Орчак расположился на камне, покрытом губкой, а Алим незаметно ускользнул. Нужно будет объяснить Амбузии, куда делся из её лаборатории самый крупный манипулятор. Ворчать начнёт...

Алим выписал из центрального госпиталя лучшего нейрокорректора. Светило мирового масштаба. О светиле ходили противоречивые слухи. Говорили, именно оно организовало госпиталь много-много лет назад, говорили, термин «нейрокорректор» оно выдумало само, так как слово «целитель» ему не нравилось. От «целителя» шарлатанством веет. Светило оказалось недавно омолодившимся неутомимым.

Здорово, организмы! — ворвался он в хом. — Кто тут у вас четверорук земноводный?

Орчак и Алим недовольно обернулись. Только что они заключили пари, что Ракушка (Так Орчак назвал самочку-осьминожку) самостоятельно сумеет разложить белые и чёрные камешки в разные кучки. Об интеллекте осьминогов в научном мире говорить было не принято. Считалось, что они дрессировке не поддаются. У них даже не вырабатываются условные рефлексы. Орчак же утверждал, что Ракушка всё понимает, только говорить не может. И вот, когда опыт был в самом разгаре, Ракушка передвинула белый камешек в одну сторону, чёрный в другую, взяла следующий и надолго задумалась, кто-то врывается в хом с громким криком! Разумеется, осьминожка испугалась и спряталась под брюхом Орчака. Может, у осьминогов и не вырабатываются условные рефлексы, но что самое безопасное место в мире — на нижней присоске Орчака, она усвоила.

— Не подсказывать! — возмутился Алим — А вы кто, уважаемый?

— Я Убан. Разрешите узнать, чем вы занимаетесь?

— Проводим тест на память и интеллект головоногих, — объяснил Орчак. — Я закладываю в память моллюска программу действий, а она должна самостоятельно её выполнить.

За время, проведённое на полигоне, Орчак успел нахвататься заумных терминов.

— В «Научных течениях» сообщалось, что осьминоги очень умны для моллюсков, — произнёс Убан. — Но я, кажется, сорвал вам опыт.

— Мы сейчас повторим, — Алим выпростал рук-ки, отобрал у Ракушки камешек и вернул в общую кучу. — Запускай, Орчак.

Когда подошло время массажа и в хом ворвались целительницы, эксперимент был в самом разгаре. Мужчины окружили осьминожку и азартно комментировали каждое движение. Ракушка, робко косясь на экспериментаторов, неуверенно протягивала к кучкам то одно щупальце, то другое, то третье. В кучках скопилось уже по десятку камешков, и всего три ошибки! Вот осьминожка положила белый камешек в кучку чёрных, но тут же подобрала его другим щупальцем, подтянула к себе.

— Что тут происходит? — поинтересовалась Иранья. На неё зашикали, объяснили шёпотом. Пару минут Иранья присматривалась, потом рассмеялась, выпростала рук-ки, пощекотала осьминожке брюшко. Ракушка бросила камешки и потянулась всеми щупальцами к целительнице. Иранья посадила её на нижнюю присоску, прислушалась.

— Орчак, ты избаловал её до безобразия. Разве так можно?

— Я её не баловал. Я её дрессировал по новейшей системе дрессуры. Только положительные подкрепления. Никакого принуждения, никаких наказаний.

— Амбузия тебе плавники с мясом вырвет. Ты испортил лучший инструмент. Манипулятор должен быть ленивым и безынициативным. А Ракушка? Она энергична и самостоятельна.

— Если честно, не хочу я её отдавать. Амбузии не говори пока. Алим, пересчитай, пожалуйста, камни. Надо вычислить процент ошибок.

— Двадцать один камень, из них три ошибочных. Это будет... около четырнадцати процентов! Случайное распределение дало бы пятьдесят!

— Не хотелось бы вас огорчать, разумные, но ваш опыт блестяще провалился.

— Как?! Почему?! — хором возмутились экспериментаторы.

— Разве вы не видите? Ракушке всё равно, какого цвета камень. Она наблюдает вашу реакцию и старается угодить вам.

— Чтоб мне крабом стать. Ей это удалось, — согласился Убан.

— Хватит разговоров. Больной, на ложе пыток.

Орчак всплыл, повилял всем телом, вытряхивая рук-ки из обтекателей.

— Ну надо же! — изумился Убан. — У вас это от рождения?

— У меня это от глупости.

— Орчак станет первым разумным сушеходящим, — вступился за друга Алим. — Надежда нашего проекта. Для перемещения по суше ему надо две пары рук-ков.

— Убан, вы два часа провели вместе со своим пациентом. Чем вы занимались? — изумилась Иранья.

— Мы были заняты, — откликнулся нейрокорректор, восхищённо рассматривая Орчака со всех сторон. — А куда делись передние рук-ки.

— Вы их и видите. Мы вырастили задний плечевой пояс, перенесли на него рук-ки. Но после переноса они потеряли чувствительность. Когда Орчак вновь научится ими управлять, регенерируем переднюю пару.

— А какова моя задача?

— Восстановить функциональность задних рук-ков.

— Легко сказать — восстановить, — пробурчал Убан. — Если б вы с ними родились... Ни у одного разумного никогда не было хвостовых рук-ков. У нас в мозгу даже нет области, управляющей хвостовыми рук-ками. Дайте-ка я изнутри взгляну.

Он сел на верхнее контактное пятно Орчака. Иранья тут же пристроилась на его верхнее пятно. А напарница ираньи — на нижнее пятно Орчака. Алим полюбовался минуту этим четырехслойным бутербродом, пощекотал брюшко Ракушке и тихо, незаметно удалился.

— Нет, это фантомные, — неслось ему вслед. — Не надо их гасить. Ни в коем случае. После регенерации передних они вновь станут истинными...

 

Атран. Институт Темноты.

Атран вышел из хома через световое отверстие и задумался: Для чего здесь, на границе Темноты в помещениях оставляют световые отверстия? Инерция мышления, застарелые инструкции или всё же есть какой-то смысл? Хомы и гроты ведь всё равно освещаются светочами.

— Коллега, вы здесь?

— Да-да, — поспешно откликнулся Атран и вернулся тем же путём. Обошёл хом по периметру, зажигая спокойные светло-зелёные светочи. Розовые, жёлтые и голубоватые трогать не стал. Они хороши для утра.

— Я только что с почты, — спешил поделиться Алтус. — Вы слышали об очередном грандиозном празднике, который устроил ваш друг Алим?

— Нет... Скажите, коллега, зачем в наших хомах световые отверстия?

— Как зачем? Для вентиляции.

— Я не подумал... Так что там с праздником?

— Три дня подряд, в честь крупных практических достижений! Игры, олимпиады, спортивные состязания, катание на волнах! Пресса, любопытные! Будем честны, коллега, они нас обогнали.

— Не так уж сильно. Давайте сравним.

— Они переоборудовали свой атолл в полигон Суши. Навезли песок и засыпали всю лагуну.

— Грандиозно. Но мы построили научный городок. Перевезли инструменты.

— Инструменты они вырастили десять лет назад. Сейчас выращивают уже второе поколение местных. А городок обустроили давным-давно. Ладно, пусть по этому параметру мы наравне. Их программа «Зелёная суша»!

— «Светлая глубина», профессор! Наши студенты засевают светочами все улицы, все трассы. Скоро весь городок будет иллюминирован. Наравне идём.

— Они решили проблему зрения на суше.

— Вы, профессор, практически решили проблему эхолокации.

— Эхолокация — не зрение. Это ориентировка в пространстве. Сопоставим её с их системой дыхания на суше. А их система перемещения по суше? Вы слышали о лапках? Нам противопоставить нечего...

— Да, пока нечего...

— Они получили разрешение на генетическую модификацию разумных испытателей.

— Мы опять отстаём. Но профессор, в этом мы сами виноваты. Подавайте заявку на испытателей системы эхолокации.

— Не рано ли, коллега? Переход к испытаниям на разумных — это организация детских учреждений, инкубаторы, селектарии, площадка молоди, школа, эмиссары службы инициации разума... Не нравятся мне их методы. Две инициации, после каждой шестьдесят процентов отсева.

— Надо же! Я не знал. Думал, после первой инициации отсева больше нет...

— А об этом только специалисты знают. Об отсеве икры и мальков все слышали. Ну, допустим, первую инициацию вы и не могли помнить. Вы разумным только после неё стали. А о второй что-нибудь помните?

— Ничего. До неё в детском садке был, а после в школу определили. В мой класс из нашего садка только двое попали. Ещё нескольких видел в параллельных классах.

— Воспоминания о сеансе инициации специально блокируются. Считается, что они могут вызвать негативные регрессивные эмоции. Я думаю, наоборот. Раз мы прошли селекцию, значит, мы лучшие. Это должно вызывать гордость и уверенность в собственных силах! Но специалистам виднее.

— Вот как! — Атран почувствовал давно забытый холодок страха. — Ну, селекционеры икры и мальков наших модифицированных без нужды не трогают. А почему вам не нравятся эмиссары?

— Селекция нужна, коллега, с этим никто не спорит. Недаром женщины мечут в сотни раз больше икры, чем нужно для поддержания вида. Но кто проводит селекцию? По каким параметрам? Кто проверяет квалификацию селекционеров? Да и просто обидно... Может, я лично этому мальку целый день экстремально-декоративные рук-ки делал, а эмиссары его — в отсев. Мол, эмоциональный слишком... Мне жалко своего труда, да, жалко! И вообще, надо ложиться на омоложение! Сколько можно тянуть! — непонятно на кого рассердился Алтус.

— А вы правы, коллега, — поддержал его Атран. — Запускайте заявку на разумных испытателей и, действительно, ложитесь на омоложение! Пока заявка по инстанциям идёт... Сейчас как раз затишье — самое время!

На следующий день, едва просветлелось, Атран направился в лабораторный сектор. За последние полгода ориентироваться стало намного проще. Цепочки светящихся кустиков протянулись вдоль главных магистралей.

Студенты-практиканты уже трудились, сажая светочи вокруг кампуса. Садовых инструментов — осьминогов и крабов-секаторов было всего четыре, поэтому большинство работало рук-ками, изображая экстремальщиков. Атран присоединился и посадил несколько кустиков. В полумраке студенты его не узнали, и в разговорах не стеснялись. Обсуждали, новости с Юго-Востока и собственное начальство. Кто-то высказал идею, что Атран с Алтусом играют в доброго и злого начальников. Алтус, конечно, был добрым... Атран сообщил, что Алтус вскоре ложится на омоложение. Публика ненадолго погрустнела, но девушки сбились в стайку и захихикали. Не приударить ли за помолодевшим профессором?

— А почему бы и нам праздник не организовать? Чем мы хуже Юго-Востока? — высказал идею молодой, ершистый парень.

— Отстаём мы от Юго-Востока, — сообщил ему Атран, — Поэтому и праздников нет.

И, не касаясь имён, пересказал вчерашний разговор с Алтусом. Студенты бросили дела, и начался спор по поводу очков и приоритетов. Спорили долго и жарко. Кто-то утверждал, что не учтены светочи. Надо обязательно учесть светочи! Они по важности превосходят лапки...

Атран не стал дожидаться конца спора. Прикопал свой саженец и отправился дальше.

В лаборатории Алтуса было шумно. Лаборантки и аспирантки безуспешно пытались выгнать из грота свистунов и пискунов — два генетически изменённых вида, на которых Алтус отрабатывал эхолокацию. Пискуны были поменьше — с ладонь, и сонар их работал на грани слышимости. Свистуны — втрое крупнее, с плавник. И у них имелось нервное пятно для контроля эксперимента. Свистели часто, резко и пронзительно. Атран пару минут молча удивлялся своей распущенности — сравнивать образцы с ладонью! Интимным органом. Но вспомнил студентов, рук-ками прикапывающих кустики, и решил, что изменение норм поведения — это издержки прогресса.

— И так — каждое утро, — жаловался Алтус. — Ошибка вышла. Надо было с ними работать в отдельном гроте. Теперь они привыкли, что здесь их все ласкают да подкармливают — не выгнать!

— Да, проблема, — согласился Атран. — Попробуйте прикармливать их у входа в грот. А потом — всё дальше и дальше от грота.

— Вы правильно мыслите, коллега! — обрадовался Алтус и проинструктировал лаборанток. Понаблюдав за суетой, Атран подумал, что мысль, может, и правильная, но ничего из неё не выйдет: у лаборанток имелись любимчики, и ничего с этим не поделать. Прикармливали — и будут прикармливать.

Обговорили основные положения заявки и отправились в информаторий. Орель раскритиковал всё в чешую, припомнил кучу параграфов по ведению документооборота и начал — предложение за предложением — переводить текст на язык канцелярита.

— Несолидно, — заявил Атран, выслушав результат. — Нет учёта психологии.

— Это как? — обиделся Орель.

— Надо, чтоб виза на этом документе казалась мелочью по сравнению с остальным объёмом работ.

— Но так оно и есть.

— Да! Но из документа не видно! Добавим приложения! План научного городка с указанием размещения новых служб — инкубаторий, детский садок, отделение эмиссариата, учебный сектор. Всё это — подробно, детально, с датами сдачи заказчику, то есть, мне!

— Это по почте уже не передать... Это с курьером надо... — огорчился Орель.

— Мы в тебя верим, — подтолкнул приятеля Атран. — Мы на тебя надеемся. Мы тобой гордимся!

— Хорошо тебе! А на кого я информаторий оставлю? У меня молодёжь одна. Ничего не знают, ничего не умеют. Только что из института.

 

Алим. Крупный успех большого коллектива

Прошло полтора года. Орчак отрастил передние рук-ки, с грехом пополам научился работать задними и избаловал до безобразия Ракушку. Манипулятор должен сидеть в своём гнезде и ждать, пока в нём возникнет потребность. Ракушка же таскалась за хозяином повсюду. Таскалась — не игра слов. Двигаться со скоростью неутомимого не могла, поэтому цеплялась щупальцами за рук-ку, и Орчак её буксировал.

Наступил решающий момент. Для того, чтоб учиться передвигаться по суше, выбрали мелкий пляж и день без волнения. Но всё равно, Ракушка была очень недовольна. Особенно стайкой любопытных студентов. Студентам Алим приказал не приближаться ближе шести метров, и осминожка боялась: кружат как кулы вокруг. А вдруг нападут?

Орчак выбрал мелкое место, выпустил передние рук-ки, отжался ото дна и осмотрелся. Атран тоже упёрся рук-ками в дно, поднял голову над средой, опустил на глаза вторые веки. На небе — ни облачка, в полусотне метров на берегу зеленеют несколько кустиков травки. Ветер дует с берега, волн нет. Идеальные условия для исторического момента. Так и сказал Орчаку.

— Если исторический момент, нужно позвать инфоров, — раздался за спиной сердитый голос. Алим обернулся. Запыхавшиеся Корпен и Инога с распахнутыми ртами и жабрами никак не могли отдышаться.

— Мы вас не нашли.

Инога, вместо того, чтоб смутиться, выпустила рук-ку и сунула ладошку в обтекатель Корпена. Тот не возражал.

— Понятно, — усмехнулся Алим. — Решил оставить меня без секретарши. Шутки в сторону, начинаем.

Инфоры опустили на глаза прозрачные веки, выставили головы из воды и тоже осмотрелись. Орчак выпростал из обтекателей задние рук-ки, развёл пошире, упёрся в дно. Задняя пара не отличалась ни ловкостью, ни мускулатурой. Когда он приподнял корпус над средой, локти дрожали от напряжения. Постоял минуту, погрузился в среду, отдышался.

— Очень необычное ощущение.

— Не страшно?

— Нет, совсем нет. Ведь если я расслаблюсь или потеряю сознание, вернусь в среду обитания. Но такое впечатление, что очень сильное течение давит на спину.

Орчак опять поднялся над средой и, по одной, рывками переставляя рук-ки, сделал несколько шагов.

— Впечатление номер два. Надо долго и упорно тренировать мышцы.

В третий раз он разогнул локти не полностью. Так, что только часть тела вышла из среды. И, переставляя рук-ки, направился вдоль берега. Ракушка бросилась к хозяину, намереваясь сесть на нижнюю присоску, но Инога её вовремя перехватила.

— Ты куда, глупенькая? Он же тебя раздавит, когда опустится.

Против знакомых рук-ков осьминожка не возражала. Орчак прошёл метров двадцать, развернулся и двинулся обратно, забрав поглубже. Теперь он шёл на вытянутых рук-ках, а над средой возвышалась только часть спины.

— Попробуй ходить как лапчатые, — посоветовал Алим. — Передвигай одновременно переднюю и заднюю рук-ки.

Орчак попробовал. Через некоторое время получилось. Скорость заметно возросла. Неуёмные студенты выпустили рук-ки и пристроились следом. Отсутствие задней пары их не смущало. Ракушка снова забеспокоилась и даже выпустила небольшую чернильную кляксу.

Через час Орчак сдался:

— Всё, не могу больше. Рук-ки не держат.

Возвращались, возбуждённо обсуждая, на сколько нужно увеличить мышечную массу конечностей. Алим в эти споры не вмешивался. Он знал! Достаточно взглянуть на хвост, потом мысленно поделить его мышцы между четырьмя рук-ками. Но ему было интересно, найдут ли правильный ответ остальные?

Тренировались долго, полтора месяца. Рук-ки Орчака набрали мышечную массу и ловкость. Попутно подтвердились опасения Алима насчёт кожных покровов: слизистое покрытие сохло на солнце, спина покрывалась роговой коркой, эта корка чесалась и трескалась. Трещины зудели. Верхнее контактное пятно грубело, теряло чувствительность. Постепенно Орчак перенёс тренировки на вечерние, утренние и ночные часы. А днём отсыпался.

Первый выход на сушу состоялся поздним вечером при большом стечении народа. Орчак вышел на берег, перешёл полосу мокрого песка, оставил цепочку следов на сухом, потрогал ладонью зелёный кустик травки. Но вместо того, чтоб вернуться, помахал наблюдателям рук-кой и скрылся на суше. Алим испугался, разозлился и задержал дыхание. Когда перед глазами пошли красные круги, над песчаным гребнем показалась спина, а потом и голова Орчака. Испытатель сорвал стебелёк травки, зажал губами и быстрыми шагами направился к линии берега. Он вовсе не выглядел утомлённым или запыхавшимся.

— Рассказывай, — попросил за всех Алим. Отругать испытателя он решил наедине. Орчак вынул изо рта травинку, передал Амбузии.

— Я вышел из среды. Мокрый песок очень плотный, плотнее, чем на дне. Идти по нему легко. Легче, чем по мелкой среде. Сухой песок рыхлый. Даже более рыхлый, чем в среде. Из-за этого идти немного сложнее. И он очень тёплый. Почти горячий. Там, за песчаным мысом, проходит канал. Я спустился в канал, отдышался и пошёл назад. У канала берега крутые, выйти на сушу было сложнее, чем здесь. Я даже один раз не удержался на рук-ках, лёг грудью на песок.

— Это опасно?

— Нет. Я плотно закрыл жабры. Но песок показался мне колким. И сухой песок прилипает к коже. Но в среде отстаёт. Травка тоже показалась мне более жёсткой, чем водоросли или те кустики травки, которые попали в среду.

На этом доклад кончился, потому что испытателем завладели инфоры. Корпен и Инога под локотки оттащили его на глубину и сели на контактные пятна. Один сверху, другая снизу. Возмущённые таким коротким докладом слушатели обернулись к Алиму, но тот только плавниками развёл:

— Орчак теперь принадлежит не нам, а истории...

Ближайший бюллетень «Научные течения» опубликовал сенсационный материал: «Разумный впервые пересёк сушу».

— ...Послушай, мы-то знаем, что первым был ты! Но они...

— Забудь. Это я велел инфорам дать такой заголовок. И потом, я полез на сушу не от хорошей жизни. Жить хотел, вот и полез. А ты — сам, обдуманно и добровольно. Есть разница?

— Не вижу никакой разницы. Первый есть первый. Я знал, что меня ждёт. Знал, что суша меня не убьёт! Потому что ты вернулся с суши живым.

— Ладно, была ещё причина. Ты сейчас — лицо нашего проекта, престиж института. В нас вложили огромные ресурсы. А выход? Простой, наглядный выход, который можно рук-ками пощупать — где он? Ты наш выход! Мы тобой утёрли нос Северо-Западу!

— Не надо меня рук-ками щупать. Я тебе не девушка. И вообще, следи за речью. Ты как Ардина заговорил. «Престиж института, огромные ресурсы». Чем, кстати, твоя благоверная занимается?

— Пробивает в Совете поправку в геном. Сухопутное зрение для всех. Молодёжь требует экстремальные веки.

— А ты?

— Я не против. Несложно, безопасно... Опять же, престиж института. Здесь уже мелко. Начнём?

Орчак лёг на дно, для устойчивости упёрся в песок всеми четырьмя рук-ками. Алим сел на его верхнее пятно, напряг присоску.

— Поднимай.

Медленно-медленно Орчак начал распрямлять рук-ки. Когда тело Алима на треть поднялось из воды, держать вертикаль стало очень сложно. Лёгкий прибой раскачивал тела, хвост не мог найти опору, и вскоре друзья повалились на бок.

— Попробуй рук-ками за мои бока удерживаться, — посоветовал Орчак. Алим попробовал. И рук-ками, и плавниками, и лопастью хвоста. Прибой раз за разом валил их на бок.

— Жабры! Жабры не зажимай!!!

— Надо искать другое решение, — высказался Алим, опрокинувшись очередной раз. Присоски ныли от рывков и нагрузок.

— Ага... Вырасти лапки грузовому шалоту и на нём по суше плавай.

— Можно, я попробую? Я лёгонькая.

— Ригла? Ты как здесь оказалась?

Девушка хихикнула.

— Иранья сказала, что вы опять что-то затеваете. И вот я тут. Ну так как? Дадите мне попробовать?

Друзья переглянулись.

— В среде это безопасно, — высказал Орчак. Алим кивнул.

— Но только в среде.

Первые две попытки закончились как и у Алима. Кувырк — и оба кверху брюхом. Но в третий раз Ригла схватилась рук-ками за локти Орчака — и получила три точки опоры. Картина сразу изменилась. Орчак поднял спину над средой и уверенно зашагал вдоль берега, неся на себе девушку. Прошёл метров двадцать, прежде, чем Ригла сама разжала рук-ки, расслабила присоску и плюхнулась в среду.

— Ты что, задушить меня хочешь? — долго не могла отдышаться.

— Получилось, получилось! — кругами взбивал вокруг них пену Алим. — Я же говорил, всё получится. Главное — методика!

— Ну да. Ещё месяц тренировок — и можно попробовать выйти на сушу вдвоём.

— Как — месяц? А почему не сейчас?

— Тебе надо тренироваться задерживать дыхание. А мне — таскать на рук-ках нас двоих.

— Но у меня нет месяца. Мне надо проект двигать, кожу для суши отлаживать.

— Если ты там с меня свалишься, тебя никто не спасёт, — Орчак был неумолим.

— Экстремальщики... Экстремальщики!!! — Ригла выпустила рук-ки и дёрнула обоих за плавники. — Да послушайте же вы меня! Я лёгкая, я ещё сброшу вес, я буду тренироваться задерживать дыхание. Моя работа по суше бегает, мне за ней наблюдать надо. Но мне нужно сухопутное зрение! Алим, ты меня слушаешь?

Скандал вышел изрядный. Тренировки скрыть не удалось, и вскоре весь институт знал, что Алим собирается выйти на сушу. Его отговаривали, его упрашивали, ему ставили на вид, взывали к его совести и сознательности. В конце концов на полигон прибыло высокое начальство и в приказном порядке запретило Алиму покидать среду. Заодно вкатило выговор за безответственное поведение, ставящее под угрозу судьбу всего проекта. Алим впал в чёрную меланхолию, а Ригла легла в стационар отращивать вторые веки.

Орчаком завладела Амбузия. Теперь он выходил на сушу по шесть, а то и по восемь раз в день. Приносил образцы, доставлял на сушу, в указанные места груды водорослей, пересаживал растения с места на место. И просто работал глазами агрономов в тех местах, куда они не могли заглянуть. Проект «Зелёная суша» развивался успешно. Амбузия утверждала, что не пройдёт и ста лет, как весь остров покроется многолетними сухопутными растениями.

Пару раз Орчак уезжал в дальние командировки. Нужно было помочь строителям — разведать, из каких пород сложен берег. И на сколько он поднимается над уровнем среды. Можно ли, прорыв канал, сократить длинный обходной маршрут. Алим был против рискованных предприятий, но Ардина настояла. Престиж института, выход в практику, и прочие словеса. (Ради престижа и выхода в практику в институте оснастили вторыми веками нескольких строителей-мелководников и одного строительного алмара.)

Впрочем, Орчак оба раза вернулся очень довольный. И подробно рассказывал Алиму, как поднимался по мелким пресноводным ручьям, отдыхая в заводях, на многие километры вглубь суши. Как выбирался на берег и, обхватив передними рук-ками ствол дерева, делал «стойку на хвосте», с высоты своего роста осматривая окрестности. А потом передавал картинки местности проектировщикам и инфорам.

Позднее Алим узнал, что одна гигантская стройка так и не пошла, а на второй случился казус: Строители столкнулись с нерешаемой проблемой. Когда канал углубился в сушу метров на сто пятьдесят и стены канала возвышались уже на пять-шесть метров над средой, работать стало крайне опасно. Щупальца алмаров не могли больше сгребать грунт с берега. В торце канала образовалась вертикальная стена. Подкапывать её опасно — может обвалиться и задавить. Но сама собой обваливаться не желает. Работы чрезвычайно замедлились, почти остановились. Волны и дожди постепенно размывали откос, но так медленно, что строительство обещало затянуться на века.

 

Атран. Полигон Суши.

— Осторожнее!

— Скорей! Он умирает.

— Разыщите Иранью! — крикнул Алим. — Быстро! — Выпростал рук-ки, подцепил пальцами судорожно сведённые крышки жаберных щелей. — Помогите отбуксировать в клинику.

Кто-то подхватил его на присоску, потащил, работая хвостом сильно, но мягко. Тока среды через жабры Алим не ощутил.

— Раскройте ему рот.

— Как?

— Пальцами!

Рядом промелькнула Амбузия, растолкала бестолковых студентов, разжала пострадавшему губы. Алим ощутил наконец-то ток среды, омывающей жабры. Второй пострадавший, с кровоточащим боком, выглядел лучше. Двигался сам. Рядом с ним суетились Ригла и два студента. В Ригле Алим не сомневался.

— Что случилось? — выкрикнул незнакомый инфор.

— Экстремальщики, акулий хвост! На волнах катались. Соревнование у них. Кто первый от рифов отвернёт, тот тухлая икра. Вот и доигрались оба.

Парень, которого вёл Алим, выглядел как кусок жёваного мяса. Волны выбросили его на коралловый риф, катали и били об острые выступы. Сейчас он был в шоке. Алим сомневался, что Иранья даже с помощью реаниматора сумеет вытащить его.

Но Иранья была другого мнения.

— Этого в стационар, второго в реаниматор, — решительно скомандовала она.

— Часто у вас здесь такое? — раздался за спиной давно забытый басок. Алим резко развернулся.

— Атран? Каким штормом тебя сюда занесло?

— Захотел посмотреть на сушу твоими глазами. Познакомься, это Орель, главный инфор нашего института.

— В другое время сказал бы, что очень приятно. Подождите, я сейчас за Корпеном пошлю, — Алим направился к выходу из грота.

— Не торопись, успеем. Сначала полигон покажи. Разговор есть, — добавил он тихо. Алим насторожился, выкинул из головы пострадавших студентов и сопоставил факты. Не станет один руководитель крупнейшего института планеты огибать полмира ради того, чтоб взглянуть на садик другого. Видимо, разговор на самом деле будет серьёзным. Из тех, что меняют судьбу планеты.

«Ардину бы сюда. Интриги — это по её части», — промелькнула шальная мысль. Вслух он сказал другое:

— Иногу позвать? Это мой секретарь, в курсе всего, что у нас делается.

На этот раз ответил Орель.

— Лучше попозже. Когда мы ознакомим вас с информацией, вы сами решите, в каком ключе её подать.

Двигались молча. Алим осмотрел порезы на пальцах, смыл чужую слизь. Острые края жаберных крышек оставили неглубокие, но многочисленные и болезненные порезы. Лучше бы не соваться с такими рук-ками в гнилую, застойную воду полигона. Засунул кисти поглубже в обтекатели и повернулся к Атрану.

— До полигона ещё десять минут хода, но можешь начинать.

— Ты никогда не задумывался над историей нашей цивилизации, — тут же откликнулся Атран. Словно продолжил разговор, начатый полчаса назад.

— Отсутствие побудительного мотива к труду? — напряг память Алим. — Мы много спорили о твоей гипотезе, когда были заперты в пресном озере.

— Нет, на этот раз другой аспект. Тайные знания. Тайными я называю знания, которые у нас есть, но источник которых неизвестен. И особенно те, которые мы не можем получить при данном уровне развития научной мысли, — пояснил он. — Ты напомнил об озере. Слышал, что в пресной среде кальций из костей вымывается?

— Да.

— А что такое кальций?

— Ну... — Алим смущённо развёл плавниками. — Какое-то вещество, придающее костям прочность.

— Во-во. Поинтересуйся у инфоров. Если очень повезёт, узнаешь, что кальций — это химический элемент. А что такое химический элемент?

— Мельчайшая частица, невидимая глазу, из которых состоит всё, что нас окружает.

— Чувствуешь провал в знаниях? Кальций — не единственный элемент. Он всего-навсего один из. Древние знали об элементах намного больше. До нас дошли какие-то обрывки, почти легенды. Последние годы мы с Орелем строили модель развития нашей цивилизации. Сопоставляли всё — рост площадей освоенных территорий, численность населения, время возникновения различных видов разумных, время появления различных изобретений и социальных структур. Вывод один — наша цивилизация развивается линейно, по чётко составленному плану.

— Но так и должно быть! — удивился Алим. — Зачем же тогда Мировой Совет?

— С виду всё так. Но это против природы. По природе, когда плывёшь в мутной среде, сначала налетишь рылом на скалу, потом уже отвернёшь. Нас же словно кто-то ведёт на нижней присоске. Кто-то, кто очень хорошо знает дорогу. Мы обнаружили десятки случаев в истории, когда совет заранее отворачивал от опасности. Словно через годы видел тупик в линейной тактике развития. Понимаешь? Никто из прогностов ещё не подозревал об опасности, никаких симптомов катастрофы, но Совет менял курс. Мы с Орелем нашли множество случаев, но они звучат неубедительно. Надо быть специалистом, чтоб понять — так идти было нельзя. Надо уметь видеть ситуацию не только из будущего, когда всё ясно и очевидно, но и из прошлого, когда будущее скрыто в мутной дымке.

— Бухта Прозрачная, — подсказал Орель.

— Да, бухта Прозрачная! — обрадовался Атран. — Это пример совсем из другой области, не из культурологии, а из прогностики. Но зато он простой и наглядный! Четыре тысячи лет назад Совет приказал населению покинуть огромный плодородный район. Через полсотни лет там открылся вулкан. Выбросы серных соединений отравили среду, и из немногих оставшихся спастись удалось единицам. Кстати, сера — тоже химический элемент.

Повторяю, мы слишком много знаем. Раньше это списывалось на постепенную потерю знаний до изобретения бессмертия. Считалось, что при смене поколений инфоров старшие передавали младшим наиболее ценное — сами знания, но не методы их получения или имена первооткрывателей. Мы установили, что это не так.

Сейчас в институте Темноты сложились идеальные условия для проведения расследования. При институте создаётся крупнейший информаторий. Орель набирает в штат молодых инфоров, определяет их будущую специализацию и посылает на сбор информации к старейшим инфорам всех крупных научных центров. Железное прикрытие! Ни одна капля знаний не должна пропасть. Перед командировкой даёт подробнейшие инструкции, за знаниями какой тематики охотиться, как искать первоисточник информации, на что обращать особое внимание. Ты же знаешь, молодые инфоры старательны, исполнительны, но у них ещё не выработались собственные методы анализа и классификации информации. Это нарабатывается годами. Они глубоко роют, но не видят общей картины, не ведают, что ищут. Поэтому не могут вызвать подозрение. Каждый из них раскрывает лишь капельку тайны. А общую картину видим лишь мы с Орелем.

— К чему такая секретность? — недовольно пробурчал Алим. Царапины на пальцах ныли, и он лишь сейчас понял, что придётся делать стойку на рук-ках, чтоб показать Атрану травку. Погружать ладони в вязкий, мерзкий прибрежный ил.

— Секретность?.. — задумался Атран. — Скорее, осторожность. Видишь ли, очень быстро мы обнаружили некое противодействие... Даже не противодействие, а умышленное утаивание и искажение информации.

— Кто-то скрывал от вас знания? — Алим впервые заинтересовался разговором. Атран опять замялся.

— В том-то и дело, что не от нас. Нас тогда на свете не было. От всех... И не саму информацию, а только источник её. Тот самый источник тайных знаний. Нам даже удалось выяснить некоторые правила этой игры. И узнать имя того, кто этим занимается сейчас. Часть правил мы решили перенять. Например, скрытность поисков. Поверь, в этом есть смысл.

— Верю. Как говорят наши целители, не навреди. Если некто не хочет, чтоб знали его имя, возможно, у него есть на это причины.

— Верно. Но у нас тоже есть причина. Мы с Орелем не хотим пока уступать место молоди. Вот почему два раза подумай, прежде чем захочешь передать наш разговор кому-то.

— Даже так? — Алим забыл о своих израненных пальцах. — Ваш Некто не стесняется в средствах. Думаешь, он осмелится убить руководителей крупнейших институтов планеты? Ведь будет расследование!

— Нам стало известно, что он убил двух членов Всемирного Совета. Как, за что, почему, узнать не удалось. Совет многое держит в тайне. Видимо, эти двое слишком много узнали.

— Как же зовут вашего Некто?

— Ты знаешь, — усмехнулся Атран. — Вспомни, кто изобрёл рук-ки?

— Эскар.

— Хорошо жить в глуши, на отшибе, — рассмеялся Орель. — Алим, вы давно не посещали информаторий. Лет пять назад по информаториям прошёл циркуляр-корректировка. Эскар изобрёл только декоративно-экстремальные рук-ки. Экстремальные рук-ки изобрели вы. А кто изобрёл просто рук-ки, неизвестно.

— Но я же точно помню! Со школы.

— И я помню. Но в современном школьном курсе этого нет. Эскар добавил в конструкцию рук-ков пять чешуек на кончиках пальцев. На этом его вклад заканчивается.

— Как же так?

— Говорят, скромность украшает. А ещё в законе об Авторском Праве есть право на имя. Оно включает право на инкогнито. Почему Эскар воспользовался им сотни лет спустя, для меня тайна. Но нарушения закона в этом нет.

Нам удалось раскопать один удивительный факт. Первоначально Эскар предложил проект рук-ков с пятью пальцами. Но генетики посчитали такую конечность слишком сложной, и ограничились двумя. И так это был очень смелый проект для своего времени. Кстати, осьминоги-манипуляторы в то время жили в каждом хоме. Их поголовье сократилось именно из-за появления рук-ков.

— Я, собственно, никогда не претендовал на изобретение рук-ков, — смутился Алим. — Я только оптимизировал конструкцию...

— ...которая была утверждена Советом для всех видов разумных, — опять перебил инфор. — Догадайтесь, кто поставил этот вопрос перед Советом?

— Эскар?

— Правильно! Хочу заметить, что ваша кисть слегка отличается от разработки Эскара. У вас два симметричных противолежащих пальца. В его проекте был только один.

— Это далеко не единственный случай, — вставил Атран. — Помнишь статью «О тонком строении вещества»?

— Ещё бы! В моём институте она в обязательном курсе подготовки специалистов.

— В оригинале автором был назван Эскар, я — редактором. Но через некоторое время заметил, что вдруг стал соавтором. Один раз поправил инфоров, другой, третий. Выяснил, откуда такая тенденция. Оказалось, что ввести меня в соавторы одному из старейших инфоров рекомендовал другой инфор, член Совета. Его об этом просил сам Эскар. Мол, за заслуги в разработке светочей. Тогда я удивился — и забыл. Но в последнее время начали появляться конспекты и рефераты той статьи, в которых сохранены все факты, но имя Эскара вообще выпало. Если сегодня ты дашь в информаторий запрос на тему индуцированного излучения света, получишь восемь — десять материалов с моим именем, и лишь в одном упоминается имя Эскара. Таковы факты.

— Удивительная скромность.

— Удивительная скрытность.

— Скрытность? У члена Мирового Совета?

— Да. Просто форма скрытности зависит от поста разумного в обществе. Если ты никто, ты прячешь тело. Если ты член Совета, прячешь дела. Сколько дел и открытий ему удалось спрятать, не знает никто. Мы, кстати, почти ничего не знаем о его личной жизни. Не знаем даже, к какому виду он принадлежит. Знаем, что он очень мало ест. Что не обращает внимания на вкус пищи, что раз в десять-пятнадцать лет уходит куда-то на омоложение. Что знает огромное количество анекдотов и охотно делится ими с инфорами. (Хранители знаний приставили к нему свиту из двух молодых инфоров, задача которых смотреть ему в рот и всё запоминать.) Некоторые анекдоты такие старые, что понять, о чём в них идёт речь, невозможно. Знаем, что он считает хорошим и правильным всё, что увеличивает процент соответствия, и неправильным всё, что уменьшает. Что за процент, чему соответствие — не знаем.

— А как он относится к сопровождающим инфорам?

— Ну, во-первых, есть договорённость. Ребятишки сопровождают его только в рабочее время. И присутствуют при разговорах только если он не против. На закрытые заседания Совета им хода нет. А во-вторых, ты же знаешь, инфоры — не из самых быстрых пловцов. Если ему надо, он запросто уходит от конвоя. Оглянется, скажет серьёзно так: «Я тороплюсь. Если хотите, попробуйте не отстать!» И как припустит... Видимо, в его жилах кровь курьеров или неутомимых. Хотя моя кула решила, что он просто камень. Орель считает, что Эскар — первый из бессмертных. Игра природы. Он на самом деле бессмертный, не то, что мы. Мы проходим омоложение, а он никогда не стареет. Доказательство — его контактное пятно не такое, как у нас. А даже самые старые инфоры не припомнят, чтоб когда-то проводилась коррекция параметров пятна. То есть, если и проводилась, то задолго до внедрения бессмертия.

— Всё это очень интересно, но какова мораль?

И тут Атран опять смутился. Уже не в первый раз с начала разговора.

— Не знаю. Есть тайна. Есть какой-то высший разум, который ведёт нашу цивилизацию к неведомой цели. Есть эмиссар этого высшего разума. Я нащупал тайну, и хочу её разгадать.

Дно приблизилось, стало песчаным.

— Вот мы и на полигоне. Дальше будет мелко и грязно, — сообщил Алим.

За прошедшие годы полигон сильно изменился. Ветер и волны, играя песком, засыпали часть каналов. Другие сильно обмелели. Многие превратились в небольшие озёрца с солёной водой. Эти озёрца очень нравились лапчатым. Чистить и углублять каналы запрещала Амбузия. Солёный песок не годился растениям суши. Должно было пройти много сезонов дождей, прежде чем на нём прорастала травка. Травка вообще очень любила сезоны дождей, и почти исчезала в другое время. Но о травке все слышали. Алим хотел похвастаться последним достижением — кустиками. Амбузия утверждала, что травка — однолетнее растение, кустики же — многолетние. Так ли это, сказать было трудно. Кустикам едва исполнилось три года, и от травки они отличались изломанными коричневыми стеблями, которые Амбузия называла стволами.

Атрана ни травка, ни кустики не поразили. Зато Орель заинтересовался ими чрезвычайно. Долго рассматривал глазами Алима, задал десятки вопросов. Пока Алим отвечал, Атран поймал лапчатого. Алим забрал у него подопытного, объяснил конструкцию лапок и выбросил лапчатого на берег. Малыш упал на песок, почесал задней лапкой за жаберной щелью и, смешно изгибаясь, убежал в травку.

— Если мы подождём, минут через пять он вернётся, — объяснил Алим. — Днём они не любят надолго покидать среду. Но ночью бродят по суше часами.

Боковая линия показала какое-то движение за поворотом канала.

— Я сейчас вас с Амбузией познакомлю, — воскликнул Алим и рванул за поворот. Но в мутной среде шевелилась не Амбузия. Ригла испуганно прятала что-то в ил.

«Что ты тут делаешь?» — хотел спросить Алим, но сзади уже приближался Атран.

— Знакомьтесь, Ригла. Лучший селекционер нашего института, — представил он.

— Он же единственный и практически безработный, — самокритично добавила девушка. — Лапчатые предпочитают размножаться в закрытых озёрцах в центре полигона. А туда мне хода нет.

— То есть, вы потеряли контроль над экспериментом, — уточнил Орель.

— В какой-то мере, — вынужден был сознаться Алим. — Но это временно. Когда начинали эксперимент, закрытых водоёмов не было. Была сеть каналов. И скоро их снова не будет. Ветер перемещает песок, и озёрца будут засыпаны. Останутся только те каналы, которые мы периодически очищаем. Но таких всего три.

— Ветер меняет рельеф суши? — удивился Атран.

— Да. Для нас это тоже было неожиданностью.

— Обязательно опубликуйте это наблюдение, — посоветовал Орель. — А что будет с лапчатыми из засыпанных озёр?

— Переберутся в каналы. Для них суша не преграда.

Атран выразительно показал глазами на Риглу. Алим понял, что разговор ещё не закончен.

— Ригла, позови, пожалуйста, Корпена, — попросил он. — Иногу тоже.

Нехорошо иметь тайны от собственной секретарши, решил Алим. Особенно если она узнает что-то от Корпена. А ведь узнает...

Девушка повертелась на развилке, выбирая дорогу и умчалась, так ничего и не сказав.

— Вопрос! Откуда могут взяться тайные знания, — голосом лектора продолжил Атран, словно и не прерывался. — Наиболее разумный ответ — наша цивилизация когда-то была могучей и мудрой. Потом по какой-то причине захирела, и лишь после изобретения бессмертия вновь начала подниматься. Разумно? Разумно! Логично и безупречно. Если бы не одно «но». Ничто не говорит, что наша цивилизация когда-то была более развитой, чем сейчас. Напротив, всё говорит за то, что десять тысяч лет назад она была слабой и малочисленной. Все эти десять тысяч лет мы развивались и крепли. Создавали новые разумные виды, новые инструменты, осваивали новые территории. Как биологические виды, мы и сейчас ещё не окрепли. Цивилизация держится на постоянной жёсткой селекции. Убери селекцию — и мы исчезнем! Вернёмся в неразумное состояние за несколько поколений. О чём это говорит?

— Не знаю...

— И я не знаю, — смущённо развёл плавники Атран. — С одной стороны, мы существуем. С другой...

— Может, была какая-то всепланетная катастрофа? — предложил Алим. — Уцелела только маленькая группа разумных. Из поколения в поколение они передавали знания...

— Может, — неуверенно согласился Атран. — Но почему об этой катастрофе ничего не известно? Ни слова, ни намёка!

— Вариант катастрофы мы не прорабатывали, — вставил Орель. — Но если сохранились научные знания, то почему не о всеобщей гибели?

Алим тем временем пошарил рук-кой в иле. Нащупал крупный, угловатый булыжник.

— А с чего начались ваши поиски?

— С пустяка, — хмыкнул Атран. — Явились к нам любопытные из Совета. Эскар поднялся, посмотрел сверху, как студенты светочи вдоль улицы сажают и брякнул своё: «Очень хорошо. Освещение улиц увеличивает процент соответствия». Я и припомнил, что уже слышал от него эту фразу. Ещё тогда задумался: «Что за шаблон такой, которому мы должны соответствовать?»

— Неужели никто не спрашивал?

— Спрашивали, — сообщил Орель. — Я мелких инфоров подговорил поинтересоваться. Эскар ответил дословно: «Модель общества, к которой надо стремиться». И рассказал какой-то анекдот.

— Модель идеального общества?

Орель задумался, перебирая воспоминания.

— Нет, слова «идеальное» он в данном контексте никогда не произносил.

— Ау-у! Ау-у! — раздалось невдалеке

— Ауауа!!! — отозвался Алим. И вскоре из зеленоватой мути каналов выплыли инфоры и Ригла. Корпен с Иногой совсем запыхались, Ригла же выглядела свежей.

— Босс, один студент в реаниматоре умер, — с ходу начала Инога. — Тот, у которого обломок коралла в боку застрял. Иранья не успела его на внешнее жизнеобеспечение перевести. Что в протоколе записать?

— Правду, что ещё? — хмыкнул Алим. — Два студента по собственной неосторожности приблизились к береговой линии и были выброшены прибоем на коралловые рифы. Один уступил место молоди. О катании на волнах не упоминай. Такой графы в отчётности нет.

Атран странно хрюкнул и толкнул локтем Ореля.

— Ты всегда прав, мудрый вождь, — булькнул тот.

— Вы это о чём? — насторожился Алим.

— Наша молодь тоже игры изобретает. Например, скоростное погружение в Темноту. Нагрузят на шалота камни, поднимутся к самой поверхности, возьмут тяжёлый камень в рук-ки — и кто первый до дна дойдёт... Хорошо, если дно илистое. А если твёрдое — без пальцев же оставались. Челюсти себе об этот камень ломали, прохожих калечили. Орель предлагает в отчётность пункт ввести. Я отговариваю. Списываем по графе: «Травматизм, вызванный спецификой жизни в Темноте».

— Ага, — глубокомысленно произнёс Алим. — Но ладно, к делу. Корпен, Инога, Орель принёс нам пакет информации. Перепишите её в свою память и подумайте, чем можете дополнить.

Инфоры вышли на глубокое место с чистой средой, Инога села на верхнее пятно Ореля, Корпен — на нижнее. Ригла хотела пристроиться на верхнее пятно Иноги, но Алим перехватил её и слился.

— «Это ты булыжник в ил закопала?» — мыслеречью спросил он.

— «Ты один, а их двое», — отозвалась подружка.

— «Атран же мой друг!»

— «Ардина говорит, один из двух проектов рано или поздно закроют».

— «Это Ардина говорит?»

— «Это все говорят. Не будет тебя, наш институт распустят. Ты один перспективу видишь. Зачем они полмира проехали?»

Алим взял с Риглы обещание хранить тайну и кратко пересказал гипотезу Атрана.

— «Это разум Океана», — тут же отозвалась Ригла.

— «Разум среды?»

— «Да нет же! Разум всех живых, которые в среде обитают. Начиная от планктона и кончая шалотом. Разве ты никогда не ощущал, как сливаешься с Океаном? Ты есть он, и он есть ты... Подумай, вспомни, рано-рано утром, ещё солнце не встало, всплываешь к поверхности и...»

— «Ригла, это же язычество, эмоционализм. А мы наукой занимаемся. Ну откуда коллективному разуму Океана знать про тонкое строение вещества? А? Обиделась? Ну и зря!»

Ригла расслабила присоску и трепыхнулась, пытаясь выйти из слияния. Но Алим удержал контакт, выпростал рук-ки и нащупал в обтекателях запястья девушки. Пощекотал ладошки — и не отпускал до тех пор, пока не почувствовал ответное пожатие. Это означало, что мир восстановлен.

 

Алим. Смерть испытателя

Сосредоточиться на работе не удавалось. И Алим, не выходя из мягких объятий генного хирурга, задумался над гипотезой Атрана. Куда ведёт цивилизацию таинственный Эскар? Четверть часа спустя нашёл решение, простое до идиотизма, и обозвал себя безмозглым кретином. Утешился студенческим анекдотом: «Широкомыслящий подумал. Ему понравилось. Он подумал ещё». Тут на ум пришло, что Атран решения так и не нашёл, и настроение окончательно исправилось.

Куда Эскар ведёт цивилизацию? Да на Сушу и в Темноту. Это же очевидно! Десятки проектов были поданы на конкурс, а прошли именно эти два. Почему-то никто не обратил внимания, что оба — оба проекта не соответствуют теме конкурса. Какая ставилась задача? Найти жизненное пространство для уже имеющихся видов. Но в обоих проектах существующие виды остаются при своих проблемах. Они не получат ни кубометра нового пространства. Произошла подмена понятий. Вместо увеличения жизненного пространства — освоение территорий новыми видами.

И Эскар лоббировал оба проекта. Он что — не понимал, что делает? По рассказам Атрана не похоже... Зато похоже на другое. Ему плевать на отдельные виды, его интересует только цивилизация в целом. А почему — нет? Если он мутант, единственный представитель своего вида, почему его должна волновать судьба других видов? Много широкомыслящие думают о проблемах охотников или курьеров?

Итак, установлено, что Эскар мыслит широко и глобально. Ведёт цивилизацию к одному ему ведомой цели. Для достижения этой цели цивилизация должна освоить всю поверхность планеты. Что дальше?

Внезапно Алим понял, что дальше-то за Эскара думать бесполезно. Мудрейший Эскар не сможет управлять ни цивилизацией Суши, ни цивилизацией Темноты. Своим биологическим строением он привязан к шельфу. А уникальность контактного пятна не позволит ему получить объективную информацию о том, что происходит там. Эскар потеряет контроль над ситуацией.

Захотелось поделиться выводами с Атраном. Послать телеграмму? Но доверять секретную информацию цепочке связистов-инфоров? Нет, ни за что, никогда! Только при личной встрече!

И всё же, желание поделиться распирало. Алим выбрался из инструмента и помчался разыскивать Риглу. Но тут пришла другая мысль, от которой даже в животе холодно стало.

Темнота Эскару не страшна. В крайнем случае, сопровождающего выпишет. Это на Сушу он выйти не сможет... А что надо сделать, чтоб резко ускорить какие-то работы? Да ввести дух соревнования! Конкуренция стимулирует развитие. Два крупнейших института жилы рвут, стараясь обойти друг друга. А что, если Эскару нужен результат работы лишь одного? Он веками двигал прогресс сам. Медленно, упорно, исподтишка. С оглядкой, пряча своё имя. И ему это надоело. Нам решил поручить. Двум крупнейшим институтам... Нет, одному. Второй — для вида и для ускорения первого. Когда первый выйдет на финишную прямую, второй институт можно будет тихо прикрыть...

Вопрос: Какой институт нужен Эскару? Хороший вопрос, если в Темноту он погрузиться сможет, а на Сушу выйти — нет... И светочи он помог Атрану создать, и в гости к Атрану несколько раз наведывался... Что делать, что делать???

Нет, с Атраном этой информацией делиться нельзя... Ни с кем нельзя. Разве что с Ардиной... А путь остаётся только один. Быть первым! Завершить работу до того, как Атран выйдет на финишную прямую, до того, как Эскар захочет закрыть институт. А даже пусть хочет — лидера тронуть не сможет! Общественность не даст. Аутсайдера прикрыть — запросто, лидера — кишка тонка!

А если Атран тоже это смозговал? Тогда зачем приезжал? Посмотреть, насколько мы впереди? Нет, пока он ни о чём не догадался. Иначе бы про Эскара в тайне держал. Но ведь может вычислить в любой момент...

Торопиться надо. Ускорить работы по всем направлениям. Гнать и гнать...

Орчак вошёл в канал ранним-ранним утром. Солнце ещё не вынырнуло из среды, но небо уже просветлело. Хмыкнул, увидев огромные кучи водорослей, придавленные камнями. Почему-то Алим в последнее время всячески поощрял все инициативы Амбузии и её проекта «Зелёная суша».

— Они думают, я грузовой шалот. Лапчатый...

Водоросли следовало доставить на сушу для создания слоя органики, на котором могла укорениться травка. Причём отнести их нужно было как можно дальше от берега. Работа несложная, но грязная. Орчак выходил на мелкое место, поднимал спину над средой. Студенты торопливо вешали на спину в десяток слоёв ленты водорослей. И Орчак шагал на сушу. Говорили, что в этот момент он выглядел кошмарным чудовищем. Буро-зелёным, со свисающими до земли складками шкуры. Придя на место, ложился на бок и кувыркался через спину. Водоросли оставались на песке, можно идти назад. Кстати, водоросли защищали кожу от палящих лучей солнца. Алим говорил, что учтёт это в своих далеко идущих планах.

День обещал быть напряжённым. Ригла накануне подала заявку на утро, Амбузия — на вечер. Водоросли — это не в счёт, это плановая работа. Алим тоже просил покатать по суше. Но это лучше поздним-поздним вечером, когда полигон опустеет.

Поплавал кругами, активно вентилируя жабры. Когда голова слегка закружилась, а в ушах возник звон, вышел на сушу и осмотрелся, намечая маршрут. Когда-то засыпанную песком лагуну пересекала прямоугольная сеть каналов. Теперь от них остались озёрца и лужи. В тёплой среде луж метали икру лапчатые. Регулярно прочищался только кольцевой канал по периметру бывшей лагуны. Как ни странно, против прочистки каналов больше всех протестовала Амбузия. «Вы не понимаете! — возмущалась она. — Песок пропитан солью. Соль — это яд, это смерть всего живого». Алим в споры о прочистке каналов не вмешивался, и Орчак считал это правильным. Жизнь сама рассудит.

Поколебавшись, Орчак выбрал правую цепочку луж. По левой он недавно поднимался чуть ли не до центра лагуны. Лужи заросли тиной, среда в них была солонее, чем в океане, поэтому икра лапчатых проклёвывалась плохо. Но саму тину лапчатые лопали так, что за жабрами пищало. От океанских они отличались малой подвижностью, упитанностью и полным отсутствием страха. Их можно было брать в рук-ки, они даже не делали попыток вырваться.

Прошёл перешеек и плюхнулся в первую лужу. Она ничем не отличалась от луж левой цепочки. Та же тина, та же тёплая солоноватая среда. Лапчатые лениво потеснились, освободили место. В центре лужи глубина была побольше — до двух метров. Веточки водорослей увешаны гроздьями икры лапчатых. Любопытный малыш подплыл и уставился прямо в глаз. Орчак хотел щёлкнуть его по носику, но малыш ловко увернулся и опять застыл, разведя лапки в стороны.

— Не засматривайся. Я не твоего вида, карапуз, — сказал ему Орчак. Провентилировал жабры, пересёк полосу прибрежной тины и вышел на берег. До следующего озёрца было метров пятнадцать. Пустяк, даже если на спине будет сидеть Ригла. Без седока ему случалось проходить и в пять раз больше. Неторопясь, Орчак прошёл перешеек. Но вместо того, чтоб плюхнуться в тину, подогнул задние рук-ки, сильно оттолкнулся передними — и принял вертикальное положение. Напрягся, разогнул задние рук-ки. Удерживать вертикаль было сложно. Зато какой обзор! Он разглядел во всех деталях не только ближайшее, но и следующее озерцо. Из чистого лихачества Орчак не стал погружаться в среду, а сразу направился к дальнему озерцу. Шумно плюхнулся и отдышался. Озерцо имело форму крестовины — когда-то здесь пересекались два канала. Значит... Значит, пройдено не менее полутора сотен метров! Орчак опять рассмеялся. Смешно, когда тобой же созданная суша превращается в терра инкогнита.

Лапчатых, тины и водорослей здесь было меньше. Видимо, им тоже не нравилась возросшая солёность среды.

— Ах, как я вас понимаю, — сказал им Орчак, пересёк озерцо и провентилировал жабры. Он решил пересечь всю лагуну и выйти в кольцевой канал.

Следующие две лужицы оказались мелкими, солёными и душными. Даже отдышаться толком не удалось. Орчак опять поднялся на задних рук-ках, смотрел путь. Метров шестьдесят. Пройти можно. Если напрячься, можно и вернуться. Только что за белое разбросано там вокруг лужи? Орчак напряг память. Очень похоже на кристаллизованную среду. Но для кристаллизации, говорят, нужны низкие температуры. Пресное озеро окружали горы с белыми шапками, и там было тепло. Только у водопада — бррр... А что же ещё это может быть? Высохшие на солнце водоросли? Не похоже.

Ещё раз провентилировав жабры, он быстрым шагом отправился вперёд. Шестьдесят метров — это не двадцать. Терять секунды некогда. Песок плотный, слежавшийся, идти легко. Пройдена половина расстояния, теперь вперёд ближе, чем назад. А лужа-то, похоже, мелкая... Ничего, полметра будет. Отдышаться — и сразу к следующей. До неё метров пятьдесят, не меньше.

Под рук-ками захрустело. Комки рассыпались в песок необычного белого цвета. Орчак прошёл ещё десяток метров вдоль лужи, выбирая место, где лучше войти в среду, сильно оттолкнулся рук-ками и нырнул. В полёте заметил трёх лапчатых. Их мёртвые тельца, раскинув лапки, плавали кверху брюшком у самого берега.

Среда показалась необычайно плотной. Уже понимая, что лучше этого не делать, Орчак распахнул рот и жаберные крышки. Жабры обожгло болью. Заныли ссадины на ладонях, защипало глаза, горечью наполнился рот.

— Солончак! — понял он. И рванул обратно. Не отдышавшись — в такой солёной среде невозможно дышать. Жабры сводило судорогой. Орчак хватал ртом воздушную среду и понимал, что шестьдесят метров ему не пройти.

«Как глупо...»

— ...Я видела, как он вышел на берег. Мы договорились встретиться здесь, но я пришла на час раньше. А он уже был здесь. Он пошёл туда. Потом из того пруда перешёл в следующий. Потом вышел из того, но дальше не видно. Я думала, всё нормально, я ведь пришла раньше, и не волновалась целый час. Точнее, волновалась, но совсем несильно. Но пришла Амбузия и сказала, что Орчак никогда так долго не задерживался на суше. Мы тут же подняли тревогу.

— Вы действовали правильно, — произнёс Алим. Подгрёб к самому берегу, отжался на рук-ках, оценивая расстояние. Метров двадцать. Рискованно, очень рискованно. Когда-то Елуга усохла, сумев пройти всего десяток метров по суше. Но тренировки, методики...

«Смогу!» — понял Алим. Выгнул спину дугой и, перебирая рук-ками, быстро пополз к ближайшему пруду.

— Грохот прибоя! Да остановите же его!!! — закричал Корпен. Ригла бросилась к берегу, но Амбузия повисла у неё на хвосте:

— Не пущу!

— Канал! Будем рыть канал! — оттолкнула её Ригла.

— Я вызываю строительных алмаров, — воскликнула Инога.

— Не алмаров. Здесь мелко. Веди сюда студентов, аспирантов, всех, кого встретишь, — поправил её Корпен. Но никто не стронулся с места, пока Алим не бултыхнулся в среду и не помахал рук-кой.

Те, кто был заперт с Алимом в пресном озере, знали, что делать. Не сговариваясь, рук-ками начали рыть канал. Горстями швыряли песок на берег. Их примеру последовали и остальные.

Неделю спустя руководители всех служб собрались в амфитеатре института. Вместе с Ардиной прибыла комиссия Юго-Восточного института.

— Итак, расследование закончено. Мы знаем, что произошло, — открыл собрание Алим. — Орчак попал в ловушку. Сначала мы думали, что он не рассчитал расстояние, но когда прорыли канал в следующий пруд, всё поняли. Там солончак. Кроме Орчака, эта ловушка погубила множество лапчатых. Думаю, не стоит соваться туда, где скапливаются их трупики.

Гибель Орчака отбрасывает нас на три года назад. Пока найдём следующего добровольца, пока скорректируем фенотип...

— Я готова стать испытателем! — выкрикнула со своего места Ригла.

— Милочка, каждый третий студент мечтает стать испытателем, — холодно сообщила ей Ардина. — Факт гибели испытателя надо использовать как повод интенсифицировать работы по всему фронту. Почему погиб испытатель? Потому что был один. Несчастья не случилось, если б испытатели работали парой. Готовьте десять, двадцать испытателей. Отбирайте и обучайте целителей. Начинайте следующий этап — вводите многорукость в геном. Готовьте разумных испытателей сухопутной кожи, готовьте двоякодышащих испытателей. Чем масштабнее проект, тем больше несчастных случаев. Это статистика, это все поймут. Не пугайтесь масштабов.

— У твоей благоверной безупречная логика и деловая хватка, — сообщил другу после собрания Корпен.

— Она во всём права, — согласился Алим. — У неё холодный, острый ум. Даже чужую смерть повернёт на пользу своим планам. — Алим замялся. — Я хотел сказать, каким парнем был Орчак. Сколько опасностей мы прошли вместе. Но они бы не поняли. Они холодные, они не были с нами на озере.

— Это называется по-другому, — Корпен остановился и серьёзно посмотрел Алиму в глаза. — У тебя разблокирована эмоциональная сфера, а у них — нет.

— Ты считаешь, это скверно?

— Я ничего не считаю. Ты видишь и чувствуешь больше их. Но ты полез на берег, рискуя своей жизнью и судьбой проекта. Тебе сейчас плохо. А они с холодным любопытством высчитывают, как смертью Орчака можно подхлестнуть интерес к проекту. Я инфор, я даю факты. Ты широкомыслящий, думай.

— А у тебя как с этой блокировкой?

— Тебя это не касается! — выкрикнул Корпен и резко ускорился. Но, описав дугу, вернулся. — Так же, как у тебя! Доволен?!

Только на десятый день Иранья вспомнила об осьминожке. Ракушка затаилась в своём гнезде и твёрдо намеревалась умереть с голода. Иранья взяла её на присоску и перенесла в свой хом. Несколько раз брала на присоску, перехватывала двигательные центры и силой заставляла есть. Позднее Ракушка начала есть сама.

— Проект испытателя надо доработать. Задние рук-ки сдвинуть ближе к центру тяжести и усилить. Тогда нагрузка на переднюю пару рук-ков уменьшится, и испытатель сможет передвигаться на трёх рук-ках, а в одной что-то нести. Теперь — организационная сторона. Всем испытателям нужно заранее, ещё до операции, выдать осьминогов-манипуляторов. На суше работать только парами. Один работает, второй из среды наблюдает. Если с тем, кто на суше, что-то случилось, второй возвращает его в среду и приводит в чувство. Методика оказания первой помощи будет включена в обязательный курс обучения. Дальше. Нужно разработать язык жестов, чтоб испытатели могли общаться на суше. Следующий пункт. О целителях. Иранья, проверь всех студентов, отбери сотню самых толковых, из которых могут получиться целители.

— Да где же я столько талантов наберу?

— Бери с запасом. Пусть четыре из пяти со временем отсеются, но чего-то нахватаются, расскажут и покажут друзьям. К тебе потянутся самоучки, которые что-то умеют. Сможешь подготовить группу из двадцати целителей — мы твоё имя в веках прославим!..

— Хватит издеваться, а?

Шёл второй час ежемесячной планёрки. Но в этот раз Алим вызвал руководителей всех подразделений и служб полигона и без лишней помпы, в рабочем порядке огласил основные направления развития на ближайшие несколько лет. Самое главное приберёг напоследок. После перерыва большинство участников разошлось, осталась только группа, отвечающая за проект разумного испытателя. И, конечно, Инога. Алим слился с ней, обновил в памяти список тезисов и вопросов и начал:

— Ещё месяц назад мы шли наравне с Северо-Западом. Даже чуть впереди. Хотя знали, что через какое-то время Северо-Запад нас догонит и на время вырвется вперёд. У них подрастают две группы разумных испытателей. Сегодня мы отстаём безнадёжно. Северо-Запад впереди, и догнать его будет очень непросто. Но первый — это не только известность, слава и уважение. Это ещё поток ресурсов, право голоса при распределении квот. В том числе — специалистов. Мы должны сделать всё, чтоб вернуть себе лидирующее положение. В конце концов, второго могут просто прикрыть. А в активе у нас только «сухопутные глазки» — единственная тема, полностью готовая к широкому внедрению.

— У них и того нет, — раздался голос из амфитеатра.

— У них есть сонар, — возвысил голос Алим. — И уже подрастает молодь испытателей. Нам срочно нужно запускать проект разумного испытателя. Да, система дыхания не доведена. Но ждать нельзя. Испытатель не будет двоякодышащим. Но на нём мы проверим кожу, опорно-двигательный аппарат, защиту контактного пятна от солнца и воздушной среды и всё-всё, что можно. Группа пятна, вам слово.

— Проблем не предвидится, — отозвался молодой инфор. — Чуть-чуть меняем мускулатуру, и присоска сможет закрываться, как раковина, защищая контактное пятно. Думаю, за полчаса пятно не пересохнет. А если больше — то испытателю без воздушной системы дыхания на суше всё равно трындец!

— Лексика у вас, — поморщился Алим. — Группа кожи?

— Мы давно готовы. Берём за основу кожу кула с небольшими вариациями. Есть пара идей насчёт увлажнения, но это в рабочем порядке. Да и не нужно увлажнение, если предыдущий оратор прав. За полчаса наша кожа не пересохнет.

— Группа дыхания?

— А что дыхания, что дыхания?!! Ты сам сейчас нашу работу — снетку под хвост!

— Объясните остальным, в чём проблема. Лапчатые-то дышат.

— В геометрии. Лапчатые маленькие. При увеличении размеров площадь жаберной гребёнки увеличивается пропорционально квадрату длины, а масса тела — пропорционально кубу. Лапчатым хватает, нам — нет.

— Что можете предложить?

— А ничего! Работать надо, головой думать. Была когда-то пара идей из старых наработок...

— Не тяните, тут все свои.

— Когда ещё не думали о двойной системе дыхания... Перераспределение кровообращения в организме... Ведь если испытатель на суше, хвост ему не нужен. Посадить хвост на голодный паёк! Кишечник тоже подождать может. Потом обед переварит. По-существу, надо активно снабжать кровью только мозг и рук-ки.

— Великолепно! Сколько времени это даст испытателю на прогулку по суше?

— Тренировка дыхания с детства даст от пяти до пятнадцати минут активного функционирования на суше. Перераспределение кровотока увеличит эту цифру втрое.

— То есть, не меньше четверти часа, — подвёл итог Алим. — За это время испытатель сможет не торопясь пересечь весь полигон. Что, собственно, нам и нужно.

Риглу в список испытателей включили, а Алима — нет. Это было обидно и несправедливо. Тем более, что Амбузию тоже включили. И почти всю её группу. Ещё включили четырёх студентов — двух тоненьких, худеньких и двух крупных здоровяков. Толпа обиженных неделю осаждала канцелярию, требовала перевыборов комиссии, пересмотра списка, шантажировала Корпена и Ардину обещаниями усохнуть на суше. В конце концов Корпен согласился, что объявлять открытый набор испытателей было ошибкой. Ардина, наоборот, осталась очень довольна и растрезвонила о беспорядках по всему свету. Логики её действий Алим не понял, хотя знал, что просто так его супруга и хвостом не вильнёт. Видимо, административные игры строились на альтернативной логике.

Амбузия с Риглой поссорились из-за Ракушки. Алиму пришлось напомнить, что осьминожка — имущество лаборатории Амбузии. И взял он её на время. После этого Ригла два дня с ним не разговаривала. Так и легла на операцию, не простив.

Неожиданно навалились заботы. Это только в теории кажется, что самое сложное — собрать геном разумного испытателя. На практике пришлось построить инкубаторий, выделить площадку под детский садок, отвести помещения под эмиссариат инициации, заказать строителям типовой учебный центр для молоди. Зато студенты пришли в восторг. От ближайшего населённого пункта полигон отделяла добрая сотня километров, он не входил ни в один округ. Поэтому никаких ограничений рождаемости! Можно свободно обзавестись потомством... Во всяком случае, в первое время. Потом — да, потом введут квоты на рождения, будет поздно. Кто не успел, тот опоздал.

Неотвратимо, как прилив, на полигон надвигался бэби-бум.

Старший инспектор эмиссариата прибыл буквально через неделю после утверждения проекта. Алим имел с ним длительную, нелицеприятную беседу, но узнал много нового, тревожного.

— ...Две инициации, и в каждой — отсев шестьдесят процентов? Это из ста моих мальков только семь выживут? — горячился Алим.

— Шесть с хвостиком, — спокойно поправил эмиссар.

— А вы знаете, каких усилий стоит собрать геном?! Сколько часов труда вложено в каждую икринку?!!

— А вы на меня не орите! — в свою очередь разозлился эмиссар. — Это из-за таких, как вы, норму отсева подняли с пятидесяти до шестидесяти процентов. Сначала ноете: «Пропустите мой уникальный образец! Я ему такие рук-ки сделал...» А потом мы семь поколений некондицию отсеиваем! Вы что, не знаете, что наша цивилизация на честном слове держится? Это мы её держим! Это мы в мальков самосознание вкладываем. Без инициации они так и остаются предразумными. Если мы хоть одно поколение пропустим, цивилизация рухнет! Я вообще не понимаю, как первый разумный вид возник. И я не дам вам — слышите! — не дам вогнать молодь в предразумное состояние!

— Что вы говорили о пятидесяти процентах? — в Алиме проснулся учёный.

— С началом внедрения рук-ков на нас стали давить: требовали пропускать как можно больше мальков со скорректированным геномом. Мол, чтоб общество как можно быстрее получило рук-ки. Мы пропускали... Каждого третьего пропускали. А сколько раз вы рук-ки меняли! Мы опять пропускали. И устойчивость разума в потомстве снизилась. А она и так была невысока. Случаи разблокировки эмоциональной сферы участились до того, что мы на них глаза закрываем.

Хотите, поделюсь своей гипотезой? Но учтите, это высший уровень секретности. И у меня нет ни одного прямого подтверждения. Ну, не знаем мы, что десять тысяч лет назад было. Так вот, я думаю, что первым разумным видом были не инфоры. И не широкомыслящие. А первым был вид, полностью вымерший в настоящее время. Он создал нас — и сгинул без следа. Уступил место молоди... Нам, то есть.

Почему я так думаю? Да потому что все виды одинаково нестабильны. Наш разум держится на строжайшей селекции. И нужны ещё сотни поколений отбора, чтоб он стабилизировался. А исходный разумный вид обязан быть стабильно разумным, согласны? Ведь, пока он поднимался до разума, селекционеров не было.

— Мне надо подумать, — выдавил Алим через минуту.

— Ну, думайте, думайте. И давайте сойдёмся на цифре пятьдесят. Пятьдесят процентов отсева при каждой инициации. Один малёк из четырёх — это не так и мало.

 

Атран. Темнота. Двенадцать лет спустя

Атран попросту убежал от забот. Куда глаза глядят. Ориентируясь по шуму посёлка и затухающему свисту за спиной. Вскоре посёлок испытателей остался где-то далеко-далеко. Может, в пяти километрах, а может, в пятистах. В Темноте нет расстояний, есть только время... И холод. К нему невозможно привыкнуть. Надо родиться в темноте, чтоб его не замечать. Но Темнота помогает понять себя, отвлечься от сиюминутного.

Не так... Вся программа пошла не так... Почему? Ведь цивилизация аккумулировала чуть ли не десяток разумных видов. Откуда это мощное взаимное отторжение?

Сонар... Всего один новый орган. Нет, не один. Вдобавок к нему два новых раздела головного мозга, два развитых центра, анализирующих эхо-сигналы. И склад мышления кардинально изменился. Свисты не хотят или не могут мыслить чётко, конкретно. Они обмениваются какими-то туманными образами, расплывчатыми, многозначными. Как мудр был Алтус, когда при селекции молоди оставил исключительно самцов...

Два десятка лет назад, когда проект только начинался, казалось, главные трудности — технические. Стоит их решить, и Темнота — вот она, в рук-ках. Пусть тебе там не жить, но её заселят твои братья по разуму. А свисты... Можно ли их назвать братьями? Ведь абсолютно чужие.

Испытания сонара на предразумных не дали ответов на многие вопросы. Нужно иметь сонар, чтоб разобраться в тонкостях его работы. Сколько часов ни держи свистуна на присоске, сколько суток ни проводи на контактном пятне шалота, не постигнешь и основ эхолокации. Только имеющий свой сонар может оптимизировать конструкцию. Разумные испытатели необходимы проекту. Всё строго логично. В чём же просчёт?

Атран расслабил все мышцы и попытался понять, всплывает он или погружается. Кажется, всплывает. Напряг мускулы живота, сдавливая плавательный пузырь, и начал медленно погружаться. Может, до дна четверть часа, может, час, два. В Темноте нет расстояний. Нет направлений. Нет ничего дальше протянутой рук-ки.

Вспомнил Балу. Как она боялась Темноты. Кулы не могут зависать в толще среды, им обязательно надо двигаться. Без движения они тонут. В Темноте движение призрачно, иллюзорно. Может, оно есть, а может, среда по какому-то капризу просто омывает плавники, создавая впечатление скорости.

Показалось?

Где-то далеко-далеко, на грани слышимости, женский голос выводил печальную мелодию без слов. Слуховая галлюцинация? Или те самые песни глубин, набирающий силу студенческий фольклор? Атран, мысленно обзывая себя кретином, отправился проверить. Некстати вспомнилось погружение в Темноту со связистами, рассказ об отражающих звук слоях. Если так, певунья может находиться в десятке километров отсюда.

Но нет, голос становится громче, отчётливее. А через несколько минут чуть слева и метров на двадцать ниже Атран заметил слабое свечение. Развёл в стороны плавники, напряг мышцы живота и начал планировать к огоньку тихо и незаметно.

Огонёк оказался факелом на носу испытательницы из группы Атрана. Она, как водится, притушила факел до еле заметного свечения и мурлыкала сложную бесконечную мелодию, полную светлой грусти.

— Красиво, — тихо произнёс Атран. Он думал, что девушка испугается, но она повернулась на голос и сказала:

— Вы далеко? Я вас не чувствую.

Ни тени испуга. Атран затрепетал плавниками, словно подзывал кулу, и подплыл ближе.

— Я тут неподалёку проплывал. Размышлял. Слышу, кто-то поёт. Решил посмотреть. Красиво вы поёте.

В свете факела Атран рассмотрел, что девушка улыбнулась.

— Я Анта из группы разумных испытателей Атрана. А вы охотник?

— Почему вы так решили?

— Охотники так делают (она повторила дрожь плавниками), когда кулов подзывают.

— Много лет назад я был на кордоне, — сознался Атран. — У меня была очень умная, жизнерадостная кула. Её звали Бала. Я как раз вспоминал её, когда вас услышал.

— А где она сейчас?

— Умерла. Состарилась и... Кулы не проходят омоложение.

— Простите.

— Ничего. Это было давно. Задолго до вашего рождения. Спойте что-нибудь ещё.

— Теперь у меня не получится. Я буду знать, что вы рядом, и очень стесняться. А у вас крупные неприятности?

— Как вы догадались?

— Кто же в хорошем настроении в Темноту уходит? Только печальные и нытики вроде меня.

— Вы на себя наговариваете.

— У меня есть повод быть нытиком, — серьёзно откликнулась девушка. — Я рождена испытателем. И я испытатель промежуточного этапа. Далека как от предков, так и от потомков. Поэтому потомков как раз у меня не будет. Запрещено нам иметь потомков. Великий Атран испытывает на мне крошечный фрагментик будущего Властелина Темноты. И наконец, я испытатель-неудачник. Это, — она на секунду ярко зажгла факел, — мертворождённая конструкция. Меня слепит, ничего не освещает. Так что светит нашей команде печальная судьба старых дев. Всем четверым... Достаточно?

— Да уж, — вынужден был признать Атран. Девушка не узнала его, и горький сарказм слов «Великий Атран» царапнул по живому. — Вы во всём правы. И мне тоже очень плохо.

— А расскажите что-нибудь из жизни охотников.

— Жизнь охотников на границе — это бесконечное патрулирование на границе Темноты, уход за кулами, всякие отчёты, рапорты. Вы, наверно, хотите услышать о схватках? Они тоже бывают, но редко. И не всегда заканчиваются в пользу охотников. Хотите, я расскажу, как молодую кулу изображал?

— Хочу!

— Плыву я как-то на кордон к Лотвичу. Вы знаете Лотвича?

— Знаю. Его охотники наш городок охраняют.

— Так вот, плыву я своим ходом, не на куле. Ехал рейсовым шалотом, но решил срезать. Шалот вдоль берега чапает, а я — напрямки... Привык чужим хвостом километры считать, а тут надо своим. Устал, как последняя килька в косяке. И вдруг чувствую — впереди кулы. Обрадовался, думал — патруль. Припустил, подлетаю к стае, а это дикие кулы! Они тоже вроде как обрадовались. И вроде как совещаются, меня делят. В смысле, кому какой кусочек. Ну, я не подаю вида, что страшно, расфуфыриваю плавники и так это кокетливо, на дамский манер, к вожаку подваливаю. Самцы сразу ко мне интерес потеряли. Может, я добыча, может, нимфетка сексуально озабоченная, но с вожаком не спорят. Зато самки моментально приревновали...

Атран задумался, рассказывать или нет, что два дня спустя тридцать охотников разогнали стаю и уничтожили поодиночке. Вожака, меняясь, гнали двое суток. Вожак не сделал Атрану ничего плохого. Он был виноват лишь в том, что родился не от тех родителей. Чувство осознания этого было очень неприятно, и ему нужно было дать название. Но слова ускользали. Логика же говорила, что всё правильно. Стайные кулы опасны для разумных. Двойственность сознания угнетала. Атран крепко зажмурился и плотно зажал жаберные щели.

— Вы опять погрустнели. А чем кончилось-то?

— Самки накидали мне тумаков, чтоб не заигрывал с их парнями, и прогнали с позором.

— Знаете что? Я сейчас сведу вас к свистам. Они ребята со странностями, но печаль снимут. А на трезвую голову что-нибудь придумаете.

Атран повертелся на месте.

— Придётся к поверхности подниматься. Я не знаю, в какую сторону плыть.

— А на поверхности? — заинтересовалась девушка.

— По солнцу сориентируюсь.

— Ясно. Этот путь не для меня, — она поджала плавники и грустно улыбнулась.

— Почему?

— Солнце очень яркое. Глазам больно.

— Как же вы назад дорогу находите?

— У нас врождённое чувство направления. Свисты живут там, — девушка вытянула плавник вперёд и вбок. — Поплыли?

Она легко ускорилась, и Атран заработал хвостом, чтоб не потерять из виду удаляющийся огонёк.

— Послушай, чувство направления... Это как?

— Ну-у... Я всегда знаю, где у мира какая сторона, где я, и куда надо плыть. Должен же был Атран дать нам какую-то компенсацию взамен отнятого.

— Это чувство направления — оно у всех испытателей?

— Да. У кого хуже, у кого лучше, но у всех.

— А у свистов?

— Не спрашивала. Мы же к ним идём, сами спросите.

Вскоре впереди послышалось лёгкое пересвистывание пискунов. Малявки не удалялись далеко от посёлка свистов. Глаза, привыкшие к темноте, начали различать детали.

— Эй, мутанты! — радостно и во весь голос крикнула Анта. В ответ раздалась переливчатая трель. Девушка развернулась на голос, выпростала рук-ки из обтекателей и вытянула вперёд.

— Боюсь носом в хом въехать, — пояснила она удивлённому Атрану.

— Ты смелая. Когда я в Темноте приблизился, совсем не испугалась.

— Привыкла, что меня все видят, а я — никого. Я не говорила, что меня собственный факел слепит?

— Светлячок, мы здесь! Кто это с тобой?

— Здравствуй, Фалин. Нам нужна твоя помощь.

— Посвети.

Девушка зажмурилась и ярко зажгла факел. Атран поморгал и прищурился. Испытателей из группы Алтуса он знал плохо. Но эту наглую ухмылку помнил.

— Я не понял, Светлячок, кому нужна помощь? Тебе или ему?

— Ему.

— А ты знаешь, кто это?

— Я знаю, что ему нужна помощь.

— Думаешь, я буду ему помогать?

— Извините, ребята, я ухожу, — вмешался Атран. — Не надо из-за меня ссориться.

— Погодите! Фалин, ну не будь чем планктон фильтруют.

— Хорошо, Светлячок. Ради тебя — всё, что угодно.

По приглашающему жесту Фалина Атран нырнул в хом. Помещение освещали тусклые лохматые кустики зеленоватых светочей. Обычных, не использующих эффект индуцированного излучения.

— Любуетесь светочами, ганоид?

— Скорее, удивляюсь.

— Здесь не очень любят Атрана и всё, что он сделал.

— Я так и понял, — криво усмехнулся Атран. — Но этих пушистиков создал тоже он.

— Ладно, этот раунд за вами, ганоид. Так зачем вы сюда явились?

— Сам не знаю. Я бродил в Темноте и встретил Анту. Она привела меня к вам.

— Она вас узнала?

— Нет. Там было темно. Не надо ей говорить, кто я. Это была случайная встреча.

Снаружи раздалась весёлая перебранка. Анта возмущённо укоряла кого-то за легкомыслие. Оба разумных повернулись к выходу.

— Хорошо, — произнёс Фалин. — Это ваша игра. Как вас называть?

— Пусть будет Охотник.

— А теперь расслабьтесь и раскройтесь, — Фалин сел на верхнее пятно Атрана.

— Знаете, что было, когда я однажды раскрылся? — Атран попытался как можно точнее передать эмоции Балы, потерявшей хозяйку. Фалин ругнулся и поспешно закрылся.

— «Кого же это так припекло?» — спросил он мыслеречью.

— «Не имеет значения. Это было давно».

— «Второй раунд за вами. Мы считали вас холодным, как... камень. (За мыслесловом «камень» отчётливо проскочил образ академика Алтуса.) И всё-таки раскройтесь. Иначе я не смогу вам помочь».

«Почему бы и нет?» — подумал Атран, закрыл глаза, расслабил мышцы, раскрыл сознание. Но проникновения не было. Атран ожидал гипнотического воздействия, с которым был знаком по контактам с инфорами. Но вместо этого ощутил поток образов. Странных, туманных, плывущих. Не сразу догадался, что ощущает эхо-сигналы. Размытые контуры становились чётче, ближе — и вдруг расплывались дымкой. На их место неторопливо текли новые. Атран старался узнать их, но они ускользали, размывались...

Всё-таки это гипноз, — подумал он, засыпая.

Проснулся бодрым, весёлым, полным энергии и силы. Вынырнул из кустика постели и удивлённо осмотрелся. Память медленно возвращалась.

Фалина в хоме не было. Но снаружи доносились голоса. Атран приблизился к выходу и прислушался.

— ...Спит, ты же знаешь, — это голос Фалина.

— Ну ты ему помог? — требовательный, вопрошающий.

— Не знаю, Светлячок. Он уже был почти как мы. Что-то или кто-то распечатал его очень давно. Но он считает нужным это скрывать.

— Значит, ты ему не помог?!

— Почему? Проснётся свежим, бодрым.

— Я надеялась, ты ему целый мир подаришь, как нам. А ты — «свежий, бодрый...»

— Анта, давай серьёзно поговорим. Очень хорошо получилось, что он уже распечатан. Не заметит в себе никаких перемен. Но не приводи к нам кого попало. Это плохо кончится и для нас, и для них.

— А кого попало я и не привожу, — обиженно возразила девушка. — В Темноту просто так не уходят!

«Подслушивать нехорошо», — сказал сам себе Атран, выскользнул в световое отверстие, разглядел вдали цепочку светочей и поспешил в научный городок.

Многое становилось ясным. Свисты нашли способ снятия блокировки эмоциональной сферы. Отсюда — асоциальность. Но они считали это полезным и приятным. Над этим стоило подумать. Атран после снятия блокировки чувствовал себя уродом, выродком. Мучился и скрывал.

Три дня Атрана мучили воспоминания. Взгляд огромных печальных глаз не давал заснуть. Днями напролёт он мурлыкал песенку без слов и ничего не мог с собой поделать. Поднял в информатории все отчёты по испытателям, все справки и записи. Залез в древние архивы и ознакомился со скудными сведениями об испытателях новых разумных видов. Материалов сохранилось мало, и часто они противоречили друг другу.

Повелителей Темноты было четырнадцать. Десять самцов в группе Алтуса (за основу был взят вид неутомимых) и четыре самки в группе Атрана с предками из широкомыслящих. Многочисленность группы Алтуса объяснялась просто: он продвинулся в разработках намного дальше Атрана. Сонар прошёл испытание на двух неразумных видах, и требовалось лишь выбрать оптимальный вариант перед утверждением модели для массового использования.

Со светочами накопился косяк нерешённых проблем. Охлаждение — лишь одна из них. Атрану до зарезу нужно было почувствовать, что это такое — обладать светочем. Мудрый Алтус рекомендовал — нет, требовал, чтоб вторая группа испытателей была другого пола и другого вида.

По завершении испытаний предполагалось, что испытатели займутся наукой. Атран предлагал девушкам своей группы пройти несложную операцию удаления факела. К его удивлению, все отказались. А ведь факел на носу не давал никаких преимуществ в Темноте. Он слепил своего носителя и мешал реализоваться второму достоинству — огромным светочувствительным глазам жителя глубин.

На четвёртый день терзаний Атран изобрёл повод для встречи со своей группой — калибровочные измерения остроты зрения при разной освещённости. Собрал четырёх охотников и четырёх инфоров, объяснил задачу. Нужно было подняться с остановками из Темноты к поверхности, проверяя остроту зрения при различной интенсивности свечения факела. Охотников пригласил за наблюдательность и умение управлять чужим организмом. Инфоры, разумеется, должны вести протокол.

Хотел сам руководить экспериментом, но в последний момент назначил старшим Лотвича, предупредил, что будет держаться неподалёку.

Девушки-испытатели гостям обрадовались. Собрались быстро и шумной толпой отправились на исходную позицию в темноту. Свисты, наоборот, насторожились. Атран ощущал их присутствие боковой линией, чувствовал, как то и дело закладывает уши от неслышимого свиста. Пытался угадать, какой же огонёк — его знакомая Анта.

Огоньки замерли. Атран представил, как охотники по привычке садятся на нижнее пятно. Инфоры, чтоб не влиять на ход эксперимента, садятся на нижнее пятно охотников. Девушки прищуриваются, вглядываясь вдаль...

— Что-то я устал, — пожаловался Атран. — Пойду, прогуляюсь.

— Пройдите омоложение, коллега — откликнулся Алтус. — Не затягивайте. Не поверите, сколько сил прибавится!

— Времени жалко, — взгрустнул Атран. И отправился в Темноту. Два дня он сердился на себя. Затеять эксперимент ради встречи с Антой — и трусливо прятаться в отдалении, на грани видимости... Где разум, где логика?!

За хвостом остался пунктир последней светящейся дорожки, звуки городка. Тёмное дно неотличимо от тёмной среды. Где-то здесь начинается материковый склон, и глубина резко возрастает. Сотни метров среды, сотни метров безмолвия в любую сторону.

Когда Атран услышал песенку без слов, понял, что искал. Рванулся вперёд, но, видимо, промахнулся. Развернулся, начал прочёсывать участок галсами. Нашёл не слухом, но глазами. Слабое-слабое свечение. Рванул на огонёк...

— Ой! Кто тут? — огонёк ярко вспыхнул.

— А говорила, что никого не боишься.

Анта улыбнулась и развернулась к нему.

— Не боюсь, когда тихо подходят. А ты мимо пронёсся, как мурена из засады. А я лекции мотаю, — доверчиво добавила она.

— Не попадёт?

— Не-а! Девочки не выдадут. Скажут, что Атран вызвал. Опять в Темноте калибровку проводит. А к экзаменам догоню. Свисты натаскают. Ты знаешь, что третьего дня было? — оживилась она. Атран не ответил. Он любовался переливами свечения её факела. Факел был притушен до минимума, но светоч не может не светить. Лёгкая волна изменения яркости прокатывалась по нему с каждым ударом сердца.

— Ты меня не слушаешь! — возмутилась девушка.

— Слушаю, и очень внимательно. И любуюсь твоим носиком По нему можно пульс считать.

— Атран о нас вспомнил и на целый день с занятий снял. Мальчики тоже с нами увязались, их в деканат за прогул вызвали, но они отбрехались, что нас в Темноте охраняли.

— Поверили?

— Ну, поверили — не поверили, а возразить-то нечего. Мальчики на самом деле Темноту патрулировали. Это даже хорошо, что столько шума получилось. А то все в институте забыли, что мы испытатели. Только лабораторные всё равно сдавать надо, а то зачёта не будет.

— Насчёт Темноты могли бы не опасаться. С вами четыре охотника были. И я неподалёку патрулировал. Мне ваши свисты все уши просвистели.

— Сам сознался! — Анта выпростала рук-ки, прикрыла ладошкой ярко вспыхнувший факел и ткнула Атрана в бок маленьким твёрдым кулачком. — Не мог подойти, да? Я бы тебя с девочками познакомила. А мне о тебе Фалин сказал. Что, мол, твой охотник поблизости кружит. Слушай, а правда, что за нами сам Атран издали наблюдал?

— Правда. Был он там.

— А почему не подошёл?

Атран булькнул и поперхнулся.

— Чтоб не нарушать чистоту эксперимента. Сама знаешь, как присутствие начальства на результатах сказывается.

— И совсем не сказывается, если серьёзно к делу относиться! Я в паре с самим Лотвичем была. Мы до пятидесяти метров поднялись. Выше всех остальных.

— А говоришь, не сказывается! Назад-то опускалась, зажав глаза ладошками.

— Но я же его не боялась и не стеснялась. Между прочим, о тебе расспрашивала. Он сначала понять не мог, о ком я говорю, а как я про Балу вспомнила, сразу понял, — Анта захихикала.

Атран пережил какое-то сложное чувство. Смесь злости, разочарования, отчаяния, стеснения.

— Что же он обо мне сказал?

— Сначала долго ругался, — хихикнула Анта. — Потом подтвердил, что был у них такой... из молодых, да ранний. Всё вверх дном перевернул, лучшую кулу с кордона увёл и в учёные подался. А теперь крупным начальником стал. Ты правда крупный начальник?

— Есть покрупнее, — хмуро буркнул Атран.

— Ну вот, обиделся. А Лотвич сказал, что ты всегда своего добиваешься. А расскажи, как вы в перегоне инструментов участвовали?

— Тоже Лотвич набулькал? Перегон — это у Алима. У нас — перевоз. Первый вспоминать не хочется. Охотники по двое суток от кулов не отлипали. Шалоту инструмент всю спину сжёг. Бедняга месяц лечился. Потом, правда, освоились. Начиная с третьего — не работа, а чистый отдых.

— Атран там был? Ты его видел?

— Атран вёл все перевозы. От этих перевозов зависела судьба всего проекта.

— А Лотвич тоже там был?

— Во всех, кроме одного.

— А ты?

— Во всех.

— А что ты там делал?

— Половину первого перегона висел на нижней губе шалота и совал ему в рот подкормку горстями. Теперь смотреть на неё не могу. Но шалот остался доволен.

Атран увлёкся, рассказывал с подробностями и приключениями. В ключевых местах раздавалось восхищённое: «Ах!», факел на носу девушки вспыхивал, и он видел собственное отражение в её огромных печальных глазах.

— Вот мы и дома, — сказала она, когда история закончилась. — Мне пора, а то девочки волноваться будут. Ты приходи ещё, я тебя ждать буду.

Они и на самом деле зависли над городком. Атран проводил взглядом удаляющийся огонёк, сориентировался в пересечении разноцветных цепочек светочей и, мурлыкая под нос легкомысленную мелодию, направился к своему хому.

На следующее утро явился в деканат и предупредил, что периодически будет снимать с занятий кого-то из испытателей. Все возражения отмёл с ходу. Намекнул, что всё вокруг построено не для красоты, а из-за испытателей и ради испытателей. Декану возразить было нечего, на чём разговор и закончился.

Двигаясь к своей лаборатории, Атран сердился на себя и пытался разобраться в мотивах своего поступка. Зачем понадобилось выгораживать студентку-прогульщицу?

А вечером опять рыскал галсами в Темноте. Никого не нашёл, заблудился, лишь поздней ночью сориентировался по свистку последнего рейсового шалота и ответному — с вокзала.

На следующий вечер попросил у Лотвича кула. Лотвич не дал, припомнил Балу, долго ворчал, но согласился подвезти. Атран сидел на верхнем пятне, наслаждался скоростью и вспоминал молодость. Лотвич сначала сердился, потом сам начал подпевать легкомысленные студенческие песенки. Развеселился и кул. Поняв, что это не патрулирование, принялся взбрыкивать, гоняясь за мелкой рыбёшкой. Его бранили, но не всерьёз. И даже хвалили, если рыбка попадала на зуб. Ведь поймать рыбку в Темноте совсем не просто.

Когда впереди забрезжил слабый огонёк, заметный только зорким глазам кула, сердце ёкнуло и сбилось с ритма. Кул сбавил ход, насторожился.

— Лотвич, если это девушка из моих испытателей, не говори ей, кто я, — попросил Атран. — Я для неё просто Охотник.

Приблизились незаметно, планируя сверху. Но девушка всё же почувствовала боковой линией и начала испуганно озираться, прикрывая ладошками факел на носу.

— Привет, Анта, — крикнул Атран, чтоб успокоить. — Это я и Лотвич с кулом.

— Вы меня до инфаркта доведёте. Я из-за вас Темноты бояться начну.

— Хочешь на куле прокатиться? — Атран поймал её рук-ку и помог сесть на верхнее пятно. Затем четверть часа слушал восхищённые вскрики и визги, иногда мелко дрожал плавниками, чтоб кул не очень удалялся, и размышлял о будущем. Предстояло объяснение.

Но когда радостная возбуждённая девушка отделилась от кула, объясняться расхотелось. Не мог он, просто не имел права погасить восторг в этих огромных, вечно печальных глазах.

— Лотвич, мы назад своим ходом пойдём, не жди нас, — отпустил Атран охотника. И остался наедине с Антой

— Это так здорово, кул такой мощный, такой быстрый! — щебетала девушка. — Ты сможешь прокатить на куле наших девушек? Ну, пожалуйста! А то они мне завидовать будут. И свистов... Ну вот, скуксился...

— И вовсе я не скуксился!

— Я по твоей ладошке чувствую, что скуксился. Она сразу чужая стала.

Атран горячо заверил, что его ладошка не чужая. И принялся рассказывать о садах ароматов. О дневных, вечерних, ночных и утренних цветах. Даже начал продумывать маршрут, как доставить девушек в сад ароматов за два-три ночных перехода с днёвками в тёмных гротах. Но сам понял, что занесло его не туда. Не должна развлекательная прогулка превращаться в опасную многодневную экспедицию.

Болтая о пустяках, дошли до посёлка и расстались, как всегда, не договариваясь о следующей встрече.

Весь путь до лаборатории Атран проклинал собственную мягкотелость. Работал до утра, потом спал до обеда прямо в лаборатории, забравшись вместо постели в кустик декоративного светоча. После обеда вновь работал, губя образец за образцом. А вечером опять попёрся в Темноту. Мотался в непроглядной мгле до поздней ночи, неведомым образом нашёл дорогу домой и завалился спать.

Встал поздно, устроил рейд по вспомогательным службам института, нагнал страху на подчинённых и принял твёрдое решение объясниться с Антой. С этой мыслью направился в посёлок испытателей.

По дороге понял, что тусклые светочи в хомах испытателей — вовсе не презрительный жест в сторону авторов проекта. Это уступка чувствительным глазам девушек. Обманул Фалин, крабья икра!

От гнева остановился, ударив хвостом. Но учёный взял верх. Перебрал в памяти таблицы светимости, пересчитал в освещённость хома, сравнил с результатами калибровки остроты и чувствительности зрения. В хоме свистов поддерживалась комфортная для девушек освещённость. Парни оказались джентльменами — их проект ночного зрения не предусматривал.

В смешанных чувствах ворвался в «женское общежитие». Но хом пустовал. Поспешил в «холостяцкую берлогу». Застал двух свистов, увлечённых какой-то только им понятной игрой с эхом. Один, конечно, оказался Фалином. Вот кого Атран меньше всего хотел видеть.

— Я ищу Анту. Вы не знаете, где она?

— В Темноте, Охотник. Она теперь каждый день в Темноте.

Развернулся и понёсся в Темноту со скоростью курьерского шалота.

— Стой, охотник! — раздалось сзади. — Разговор есть.

— Не сейчас!

— Ты оставишь Светлячка в покое, понял?!

Атран резко развернулся. От неслышного свиста заложило уши. Тьма — хоть глаз выколи. Но чувства обострились, слух и боковая линия чётко лоцировали свиста.

— А если нет?

— Ты перестанешь мутить мозги Светлячку!

— Займись своим делом, студент. Не суй нос...

Словно тугая волна ударила в голову, заполнила моментально разбухший череп, заложила уши. Ещё и ещё раз. Сознание поплыло. Как во сне, Атран почувствовал, что переворачивается вверх брюхом и медленно всплывает. Покой, мягкий, как сон, расслабляет мышцы. Цветные круги перед глазами. Он в саду ароматов с Ардиной. Она где-то рядом... Нет, он с Ардиной в танцхоме танцует танец кула. Танцует танец кула... Танец кула... Но почему темно? Почему — танец? Он в темноте. Охотится на алмара? Опасность! Надо уходить!!!

Рванулся с места так, что спина заныла. Почувствовал, что пронёсся под... или над? — крупным телом, заложил полубочку и зашёл противнику в хвост. Противнику? Был же алмар. Куда делся алмар?..

Удерживаясь в хвостовой струе противника, Атран приходил в себя. Его атаковал Фалин. Как — потом разберёмся. Сейчас он растерян — потерял противника. Дно где-то рядом, до него пять-десять метров, не больше. Фалин медленно, как-то сонно кружит, сонаром проверяет горизонт. Сейчас ведь догадается, развернётся и опять — мягкой волной в голову...

Ярость атакующей кулы закипела в крови. Атран рванул вперёд и вверх, спикировал на спину свисту, намертво прилип присоской. Грубо выдернул рук-ки юноши из обтекателей, сжал мёртвой хваткой выше локтей. Враг нейтрализован. Боевые приёмы, словно картинки, мелькали в сознании. Не то, не то, укрутка — не то! Заработал хвостом, набирая скорость и с разгона вогнал противника головой в тонкий слой придонного ила. Фалин забился. Атран протащил его по грунту, зарывая в ил всё глубже. Ярость отхлынула. Фалин бился всё слабее. Атран разжал рук-ки, расслабил присоску и вдруг понял, что свист без сознания. Возможно, умирает.

Похолодев, на ощупь нашёл тело, выдернул из ила, ощупал голову. Рот широко открыт, но глотка забита песком и илом. Пальцами очистил, сколько мог, взял тело на нижнюю присоску, грудь к груди, настроился на контактное пятно...

Фалин был без сознания. Но Атран работал и с кулами, и с шалотами. Нахватался кое-чего у целителей. Минуя сознание, пробился к двигательным центрам, раскрыл жаберные щели и рот, рванулся вперёд, промывая дыхательные пути. Пальцами почувствовал, как поток выносит песок и ил.

Через пару минут Фалин пришёл в себя. Юношу скрутил приступ рвоты. Атран освободил двигательные центры и задумался: что дальше? Ясно, что юношу надо положить в стационар — в жабрах свербит, идёт кровь, разбиты, поцарапаны губы, повреждён и ноет левый глаз. Но что потом?

Парнишка прокашлялся и теперь издавал невнятные звуки. Впрочем, если прислушаться, вполне внятные. Только гортань словно судорогами сводит.

— Победил, да? Радуешься? Продемонстрировал боевые искусства. Радуйся, ты сильный, могучий! Но Светлячка мы тебе не отдадим. Можешь со мной что угодно делать, мы для тебя — отработанный материал. Только Светлячка не трогай, понял? Тебе что, других мало? Зачем ты её-то в Темноту тянешь? Оставь её. Она вторую неделю не своя ходит. Учёбу забросила, сутками тебя, урода, в Темноте ищет. Не ломай ей жизнь, сволочь. Не смей ломать ей жизнь. Она добрая, чистая. Она десяти таких, как ты, стоит, понял?

— Дурак ты, парень, — тяжело произнёс Атран. — Я в таком же мутном омуте, как она. И я вторую неделю не знаю, что с собой делать.

Как ни странно, Фалин его услышал.

— Так что ж ты её обманываешь? Не обманывай её. Назови себя. Ты же для неё безымянный охотник из Темноты. Или боишься хвостом по рылу получить?

— Боюсь, — сознался Атран. — Но сегодня я искал её, чтоб назвать себя и получить хвостом по рылу. Ты мне помешал.

Парень притих, только изредка судорожно взбулькивал. Потом несильно дёрнулся, пытаясь освободиться.

— Так и потащишь меня вверх брюхом, как добычу?

Атран вышел из слияния, рук-ками перевернул тело под собой и вновь взял на присоску.

— Куда ты меня ведёшь? — спросил Фалин.

— В медсектор. У тебя глаз повреждён. Сейчас залечить легко, потом будет сложнее.

— Не пойму я тебя. Ты же кипел от ненависти. Меня на куски разорвать хотел. Кулам скормить. А теперь — в медсектор...

— Тебя? Кулам???

— Подробно так показал, с картинками.

— Ты что, мысли мои... А, так ты на пятне оказался! Познакомился изнутри с работой охотника, поздравляю. Обычно такое только кулы видят. Сам, впрочем, и виноват. Не знаю, как ты меня оглушил, но ты оказался на месте кула, а я вёл бой. В бою случается, по голове получишь, всё на рефлексах.

Некоторое время двигались молча.

— Мне эти рефлексы охотника до смерти сниться будут, — произнёс парень.

— А чем ты меня оглушил?

— Свистом, что у меня ещё есть? Всё дело в фокусировке и силе. Так громко я ещё ни разу не пробовал. Сам припух. Тело ватное, голова мутная... А ты как набросился...

Стационар был свободен. Атран отослал медсестру за целителем, приказал Фалину опуститься на купол стационара и расслабиться, а сам вошёл в контакт с инструментом.

Когда явился целитель, Фалин уже спал.

— Что с больным?

— Зарылся с разгона в песок. А я помог... Выйдет — сам расскажет, если захочет. — Атран отделился от нервной системы стационара и освободил место. — Все травмы свежие, локализуются по болевым сигналам. Серьёзных нет.

Объяснение с Антой отложил на завтра. Хватит приключений на один день. И так плавники трясутся. Направился в лабораторию Алтуса.

— Знаете, коллега, я, кажется, сделал открытие. В Темноте во мне проснулось давно забытое чувство ориентации. Я вышел к посёлку, даже не задумавшись, в какую сторону надо плыть!

— Какое оно? — заинтересовался академик. — Что в основе?

— Не знаю, — Атран смущённо развёл плавниками. — Я же говорю, вышел к посёлку, не задумавшись. Надо будет провести серию экспериментов. Впрочем, испытатели меня предупреждали...

— Ваши или мои?

— Мои. Кстати, об испытателях! Вы не думаете, что пора заняться их профессиональным профилированием? Углублённое общее образование — это, конечно, хорошо. Но пора думать о социальной адаптации.

— Наверно, вы правы, коллега! — согласился Алтус. — Ко мне поступали сигналы...

— Вот-вот. У меня появилась пара идей. Если вы не против, я займусь этим. Деканат уже предупредил.

— Да-да, конечно! Надо больше уделять внимание молоди. Это недосмотр с моей стороны... Обязательно держите меня в курсе.

На следующий день у входа в грот стационара околачивались шесть свистов. Изнутри доносились голоса. Видимо, медперсонал пытался выгнать остальных посетителей.

— Смотрите, сам Атран... — раздался за спиной удивлённый полушёпот.

Прошёл в грот. Споры моментально прекратились. Все четыре девушки из группы Атрана были здесь. Атран молча сел на верхнее пятно целителя и уже мыслеречью поинтересовался здоровьем пациента.

— «Жить будет!» — также мыслеречью жизнерадостно откликнулся целитель.

— «А если серьёзно?»

— «С глазиком лучше не торопиться. Завтра выгоню. Всё-таки я не пойму: как свист мог дна не разглядеть?»

— «Присутствие начальства на верхнем контактном пятне вредно для здоровья», — туманно намекнул Атран. Вышел из слияния, осмотрел посетителей... — Анта, выйдем. Разговор есть, серьёзный.

Девушка ахнула.

— Вчера один тоже вышел, сегодня в медузе по самые жабры, — пробурчал кто-то из свистов. Кажется, Елобоч. Атран обвёл собравшихся хмурым взглядом и первым покинул грот. Оглянулся. Девушка следовала за ним на некотором отдалении. Остальные испытатели настороженным косяком смотрели им вслед. Остановился, когда посёлок скрылся из виду, дождался девушку. Плана разговора не было. Только чувство близкой утраты, которому он когда-то дал имя «горечь расставания».

— Ты уже поняла, что я — Атран.

— Фалина — тоже ты?..

— Да.

— Зачем?

— Глупо вышло. Я шёл к тебе. Хотел назваться, объясниться. Он решил мне помешать... Не хотел, чтоб мы встретились.

— Фалин не хотел, чтоб я узнала, кто ты? Я тебе не верю.

— Я же говорю, глупо получилось. Он просто не хотел, чтоб мы встречались. Начал мне приказывать. Потом напал... Придурок! Он же знал, что я охотником был...

— Как ты мог?!

— Анта, мы не о том говорим. Фалин завтра выйдет, ничего с ним не случилось. Я тебя боюсь потерять.

— Зачем я тебе? — холодно поинтересовалась Анта. — Не все измерения ещё провёл?

— Вот этого я и боялся. Как назову себя — станешь чужой. А назвать с каждым днём всё сложнее. Так и жил — между счастьем и ложью. Я знаю тебя до последней клеточки, я менял твой геном. И не знаю совсем.

Атран хотел приблизиться, но она выставила вперёд ладошку, словно барьер.

— Эту экстремальную ладошку сделал я, — он нежно прикоснулся губами к пальцам. — У твоих предков было по три пальчика.

— Уходи!!!

Атран собрал всех свистов. Пришли и три девушки из его группы.

— Завтра вы познакомитесь с охотниками и их кулами.

— Зачем? — перебил Фалин.

— Вам нужно выбрать профессию. Что-то мне говорит, что из свистов могут получиться неплохие охотники. Впрочем, выбор за вами.

— А разве наша жизнь не распланирована на годы вперёд?

Атран с ухмылкой покосился на спрашивающего.

— Планировать за такого хулигана? Но сосредоточились! Сейчас разговор пойдёт серьёзный. Завтра вам контактировать с кулами. Но за вами водится грешок. Разблокированная эмоциональная сфера. Это опасно как для вас, так и для кулов.

— Для нас? Бред!

— Бред, говоришь? Однажды во время боя я раскрылся перед кулой. И получил разблокированную эмоциональную сферу. Впрочем, это вам уже не грозит. Позднее я ещё раз несколько раз открылся перед кулой. И кула стала неуправляема. Её отправили на бойню.

— Какая же мораль?

— Не раскрывайтесь перед хищниками. Контролируйте себя. Если вы Лотвичу испортите кула, он вместе с кулом меня на бойню отправит. Инструктаж закончен. — Атран резко развернулся и вышел.

— Тоже вариант, — услышал за спиной.

На следующий день было много шума, смеха, визга. Свисты поочерёдно садились на верхние пятна кулов, гонялись друг за другом, за девушками, ловили рыбную мелочь и описывали лихие виражи. Охотники на нижнем пятне не вмешивались в управление, только сдерживали и успокаивали кулов. Анты среди девушек опять не было.

— Что скажешь? — поинтересовался Атран у Лотвича, когда занятие окончилось.

— Сказать, как мой кул свистов назвал? Маленькие противные шалотики. Свистят громко.

— А серьёзно?

— Кулов очень раздражают их свистки. Ты же знаешь, у них шире воспринимаемый звуковой диапазон. Мы свистов не слышим, а им по нервам бьёт.

— То есть, охотниками им не быть?

— Я этого не говорил. Но кулов им придётся брать мальками и выращивать самим. Чтоб те от рождения к свисту привыкали. Кулы из питомника со свистами работать не смогут.

— Может, у кулов понизить слуховой порог? Это очень простая коррекция генома.

— Ну что ты, чуть что — сразу геном ковырять. Это даже хорошо, что кул издалека будет слышать всадника. В Темноте это полезно. Ещё хочу добавить, кулам очень понравились девушки. Но охотниц из них не выйдет.

— Почему?

— Агрессии в них нет. Слишком они добрые, мягкие. Работа на границе бывает груба и опасна, не для них это.

Лотвич согласился подбросить Атрана до института. Но когда уши заложило от неслышного свиста, а зоркие глаза кула заметили в глубине три светлых пятнышка, Атран попрощался с охотником, заработал хвостом и лихо отделился от кула на полном ходу.

Возбуждённые свисты вертелись вокруг девушек и наперебой хвастались. Атран громко свистнул, чтоб привлечь внимание, занял позицию среди девушек, попросил их светить поярче и пересказал разговор с Лотвичем.

— Какой из этого вывод? — спросил притихшую компанию. И сам же ответил: — Если только один из вас захочет стать пограничником, ничего не выйдет. Нужно, чтоб желание изъявили не меньше четырёх. И служить на границе вам придётся долго — пока не начнётся планомерное освоение Темноты. Только в этом случае будет создан новый кордон. Вы получите мальков кулов, инструктора-дрессировщика и начальника. У меня всё. Вопросы есть?

— А можно всё то же, только без начальника?

— Без начальника нельзя. Без кулов — можно. Больше вопросов нет? Хорошо! Надумаете стать пограничниками, сообщите мне. — Рванул с места словно кул и понёсся к институту, оставив группу в полной растерянности.

Опыты не шли. Зеркальная поверхность не получалась. Подстилающая чёрная — да, без проблем. А вместо зеркальной — белая с жемчужными переливами. Специалисты по фотометрии утверждали, что коэффициент отражения не более пятидесяти процентов. На восемьдесят Атран бы согласился. Но терять половину светового потока...

В чёрной меланхолии Атран забрался в генный анализатор по самые жабры и лениво потрошил геном маленькой тропической рыбки с зеркальной чешуёй.

Сквозь расплывчатые образы фенотипа до сознания пробились какие-то звуки. Некто рвался в лабораторию, его не пускали. Слов не разобрать, но посетитель настроен был весьма агрессивно. Так и не сфокусировавшись, образ фенотипа расплылся, словно облачко мути. Ругнувшись про себя, Атран начал отделяться от инструмента. В этот момент кто-то сел на его верхнее пятно. Лаборантка.

— «В лабораторию рвётся наглый свист. Говорит, испытательница из вашей группы в беде».

— «Какая и что с ней?»

— «Не говорит. Говорит, если мы его не пропустим, вы всех нас из института выгоните».

— «Скажи ему, пусть ждёт у входа. Сейчас выйду», — передал Атран и присовокупил образ нежного, почти интимного касания. Успокоенная лаборантка отделилась.

Разумеется, у входа циркулировал Фалин. Увидев Атрана, устремился к нему и с ходу присосался к нижнему контактному пятну. Атран мысленно подивился такой смеси наглости и почтения — без спроса, но на нижнее.

— «Светлячок не хочет возвращаться в общежитие» — без предисловия начал Фалин.

— «Не надо настаивать, — передал Атран. — Она должна сама решить свои проблемы. — И не удержался: — Это последствия разблокировки эмоциональной сферы».

— «У неё выступили жемчужные бугорки на лбу. Доигрался, охотник?»

Словно в холодные придонные ключи с разгона влетел... Холодно и пусто стало в мыслях.

— Где она? — это вслух.

— В Темноте.

— Ты сам пришёл. Почему я должен из тебя каждое слово тащить?

— Ребята видели Светлячка в Темноте. Она не в себе. Возвращаться в посёлок категорически отказалась. У неё на лбу начали появляться жемчужные бугорки. Ваши девочки сказали, это очень серьёзно и очень плохо. Всё!

Атран мчался впереди косяка свистов. Одну девушку из своей группы отослал за охотниками, двум другим приказал остаться в общежитии. Но они всё равно увязались за группой. Обвязали факелы на носу длинными лентами водорослей, но никто не смеялся. Атран лишь мельком подумал, что факел можно было бы совместить с языком. Открыл рот — светит. Закрыл — темно.

На охотников в Темноте Атран особенно не рассчитывал, больше надеялся на сонары свистов.

— Главное — найти. Знак эмоций не важен, — бормотал он, — так Алтус говорил, когда Ардина понесла. Главное — оказаться рядом. Пусть хоть ненавидит...

— Кто ненавидит? — Фалин оказался рядом, крабий корм! — Что нам делать, когда найдём её?

— Звать меня.

— А смысл? Она же от тебя убежала. Силой потащишь, как меня?

— Откуда ты взялся на мою голову? — прошипел Атран, увеличивая скорость.

— Алтус сделал.

— Гнать его из академиков!.. Ладно, слушай. Ей нужен самец, чтобы сбросить эмоции. Пусть любит, пусть ненавидит, только не держит в себе. Этим самцом для разрядки буду я. Ты не годишься, ты другого вида. Хотя... Хочешь, она тебя возненавидит за гибель икры?

Искали долго, а нашли случайно. Одному из свистов почудилось эхо на юге. Рванули туда, прочесали солидный участок — ничего. Решили вернуться в исходную точку — у свистов были какие-то ориентиры на дне, но сбились с курса. И тут одна из девушек заметила слабое свечение среды. Атран приказал свистам затормозить и умолкнуть. Сам он ничего не видел, но вторая девушка подтвердила: свечение есть.

— Всем спасибо. Идите домой и перехватите по дороге охотников, — распорядился Атран. Свисты зашушукались на своём тайном, неслышным для окружающих языке. Фраз не разобрать, только уши чуть-чуть закладывает.

— Мы вас здесь ждать будем, — ответил за всех Фалин. Спорить Атран не стал. Сказанное сказано, хотят — пусть ждут. Уточнил у девушек направление и понёсся вперёд. Скоро глаза различили слабое свечение.

— Я не знаю, не придумал ещё слов, чтоб описать это. Ты для меня как Бала. Я понимаю, это глупо звучит, но не было для меня ближе и роднее существа. Она не знала слов, но всегда делилась со мной радостью, делила мою печаль. Я готов идти за тобой через океан, я готов защищать твою икру до последней капли крови. Скажи, что сделать — и я сделаю это!

— Уйди из института.

Атран опешил. И даже остановился. Ладошка Анты выскользнула из его рук-ки. Но девушка тоже остановилась.

— Ты не понимаешь, чего требуешь, — обречённо прошептал он.

— Ты сделал выбор, охотник. Прощай!

— Выслушай! — Атран бросился вслед за ней. — Дай объяснить, потом решай. Как решишь, так и будет. Но ты должна знать всё.

— Что — всё? — Анта резко остановилась, и Атран ткнулся лицом в жёсткий хвостовой плавник. Боль отрезвила. Мысль заработала чётко и ясно.

— Ты сейчас можешь изменить судьбу цивилизации. Два института, соревнуясь друг с другом, строят наше будущее. Я руковожу одним из них. Если я уйду с поста без видимой причины, Совет воспримет это как провал всего направления. Путь в Темноту будет закрыт навсегда. Но Юго-Восток продолжит работу и выведет сухопутного разумного. Площадь суши намного больше площади шельфа. Через пару тысяч лет бо́льшая часть населения будет жить на суше, и лишь малая горстка — в океане. Мы станем сухопутной цивилизацией.

— Не мути мне мозги. Не может судьба планеты зависеть от одного разумного.

— От простого не может. Но мы — не простые. Мы — лидеры косяка. Мы прокладываем путь, задаём направление развития. И не перебивай, это ещё не вся отрава. На мне огромная ответственность. И у меня разблокирована эмоциональная сфера. К сожалению, об этом известно наверху. Орель мне сказал, он точно знает. Если я брошу институт, это расценят как ущербность эмоционально-зависимого индивидуума. Таким, как я, не будут доверять ответственную работу. Мы превратимся в разумных второго сорта. А могут пойти и дальше. Ты слышала про ограничение рождаемости? Шельф переполнен. А для нормального развития цивилизации нужна смена поколений. Проекты, которые мы ведём — они не для нас, они для новых видов. Для нас ничего не изменится. И какой-нибудь умник в Совете решит, что второсортные должны уступить место молоди.

— Надо же! Столько навыдумывать, лишь бы ничего не делать.

— Анта, я уйду из института. Но мой уход надо представить как несчастный случай со смертельным исходом. А перед этим я должен подготовить преемников. Поделиться планами с Орелем и Алтусом, рассказать о всех перспективных направлениях, всех тупиках, которые я предвижу. Орель хоть и тугодум, но парень толковый, он справится. Если я уступлю место молоди на подъёме карьеры, полный творческих планов, никто не заподозрит суицид. Работа замедлится, но не прекратится. Направление не закроют. Теперь ты всё знаешь. Решай.

— Что такое суицид?

— Самоубийство, по-научному.

Долго, бесконечно долго Анта молчала. Только факел на носу разгорался всё ярче и ярче. А потом вдруг завыла и бросилась вперёд, издавая нечленораздельные звуки в рваном, бессистемном ритме. Атран растерянно проводил взглядом тускнеющий с расстоянием световой ореол. «Звуки печали односложны и пронзительны», — по привычке классифицировал мозг.

— Куда ты?.. — словно со стороны услышал собственный голос. «Она же ничего не видит. Слепит себя собственным факелом, — пришла догадка. — Вот они, последствия разблокировки эмоциональной сферы. Если даже я, такой же урод, это понимаю, то что о нас думают нормальные разумные? Алтус, Лотвич, Орель... Ну, а что мне теперь делать? Снова искать, догонять? Ардина сразу поняла, что я урод. И ушла. Анта не поняла, но тоже ушла. Надо быть тупым как кула, чтоб терпеть меня».

Атрану тоже захотелось завыть в голос и умчаться неизвестно куда, главное — подальше. Где его никто не знает, где тихо, спокойно, куда даже самые важные новости приходят с недельным опозданием, а жители неторопливы и приветливы.

Попытался отбросить эмоции и проанализировать ситуацию холодным разумом. Сосредоточился, но добился только того, что вместо отчаяния пришла обида: «Я доверил ей свою жизнь, а она уплыла незнамо куда...» Повертелся на месте, но свежеприобретенное чувство направления взяло отпуск. Видно, не сочеталось с холодным разумом. Теперь он не мог даже сообразить, в какую сторону умчалась Анта.

На горизонте возникло световое пятно. Оно быстро приближалось. Кто-то из девушек-испытателей должен был пройти чуть левее и метров на десять выше. Атран бросился наперерез, но остановился, услышав прерывистые подвывания. Это Анта, ничего не видя, завершила большой круг. Сердце сбилось с ритма. Атран ускорился, на ходу переворачиваясь вверх брюхом, нацелился грудью на нижнюю присоску, не попал, выпустил рук-ки, обхватил девушку крепко-крепко, рывком сдвинулся, ощутив, наконец, контактное пятно.

— Анта, не бойся, это я.

— Пусти! — девушка билась и вырывалась, пытаясь высвободить рук-ки.

— Анта, я сохраню твою икру, не дам уничтожить. Слово даю!

— Пусти! Ничего от тебя не хочу!

Атран ещё сильнее напряг присоску, разжал рук-ки и... пустил её в своё сознание. Раскрылся полностью, как Бала. Обрушил на девушку «тоску одиночества» и «горечь утраты», «страх потери» и «боль расставания». И много-много других эмоций, которым даже названия не выдумал. Анта охнула и обмякла. По инерции их развернуло вертикально, головы вверх, хвосты вниз. Атран испугался — он хорошо помнил шок, который пережил, открывшись Бале.

— «Светлячок, ты жива?»

— «Холод глубин, ты с этим жил/существовал/плыл в неизвестное?» — Анта от волнения перешла на мыслеобразы предразумных.

— «Глупый, наверно».

— «Не глупый ты, а судьбой наказанный/обиженный. Рыбки-ракушки! Достичь таких глубин познания, что нам и не снились — и не научиться просто жить? Радоваться/удивляться жизни. Как так можно?»

— «Научи меня! Только не убегай в темноту. Я сохраню твою икру, я сделаю так, что факел не будет тебя слепить, я придумаю, обязательно что-нибудь придумаю с твоими глазами. Ты сможешь днём подниматься к самой поверхности, ты увидишь, как играют солнечные блики на песке, я покажу тебе сады ароматов!»

— Хвастунишка. Так не бывает, чтоб сразу всё.

— Не бывает. Сразу — не бывает. Бывает по очереди. Ты меня не прогонишь из института?

— Ой, — встрепенулась Анта. — Что мы стоим хвостами вниз, как двое влюблённых? Отпусти сейчас же! Вдруг увидят?

Атран вместо этого нащупал её ладошки.

— Пусть видят. Все уже знают, ты — последняя.

— Искуситель. Разве можно искушать подопытную группу?

— Ну да, я тебя искушил... Искусил.

— Искусал! И бросил всю искусанную в Темноте на произвол судьбы.

— А вот и не бросил!

— Бросил!

— Нет, не бросил!

— Бросил! Знаешь, сколько я тебя ждала? Сначала ждала, потом возненавидела. Тут ты и явился. Не мог раньше?

— Не мог. Темнота большая. Я свистов собрал, охотников собрал, мы все тебя искали. Надо теперь их разыскать, сказать, что ты нашлась. Только я опять не знаю, куда плыть...

Возвращались бок о бок, ладошка в ладошке. Анта долго смущалась, мялась, но не выдержала:

— Что ты говорил насчёт моей икры?

— Мы заложим её в консерватор и будем брать по мере необходимости для создания следующего поколения. Над твоим геномом я уже поработал, в нём глаза большие, в нём гены светочей, в нём пять пальчиков. И вообще, всякие мелкие дефекты подчистил.

— А... остальные девушки... Их икра?

— Тоже в консерватор. Чем разнообразнее генный материал первого поколения, тем лучше.

— Спасибо, — он почувствовал ласковое пожатие её пальчиков. — Можно, я им расскажу? Ты не представляешь, как это для нас важно. Отбросы мы, твари подопытные, или потомство имеем. Девочки обрадуются. Всё-таки вы, мужчины, странные. Самое главное от вас случайно узнаёшь.

Встретили их радостным переливчатым свистом. Анта хотела спрятать рук-ки в обтекатели, но Атран удержал её ладошку.

— Парни, где охотники?

— Где-то к северу от нас прочёсывают.

— Позовите их. А ещё лучше — просвистите какую-нибудь весёлую мелодию. Лотвич догадается.

Дважды повторять не пришлось. Свисты хором и очень громко исполнили лихой мотивчик на грани слышимости. Анта сначала испуганно ахнула, потом вырвала ладошку и бросилась на парней с кулаками.

— Прекратите немедленно! Я вам в рот песка набью! Вы с ума посходили?

— Пусть резвятся, — попытался остановить её Атран. В чём дело, он не понимал, но догадывался, что песенка о нём. — Пока без слов — можно.

— Мальчики, вы хотите мне праздник испортить? Вот уйду в темноту, неделю искать будете.

Угроза подействовала. Мотивчик сменили. Вскоре боковая линия подсказала приближение охотников.

— Прекратите свистеть. Кулов раздражают ваши звуки, — скомандовал Атран и мелко затрепетал плавниками. Остальные подхватили. Среда наполнилась такой вибрацией, что кулы в растерянности остановились. Атран посадил девушек на верхние пятна кулов, а сам возглавил косяк свистов. Процессия получилась внушительная и шумная. Над посёлком, где, несмотря на наступающий вечер, что-то ещё можно было разглядеть, девушки отделились от кулов. Но не нырнули в общежитие, а, наоборот, возглавили процессию. Анта сама завладела ладонью Атрана и, радостная, возбуждённая, потащила его вперёд. Из учебного городка высыпали студенты, начались песни, пляски, хороводы. То и дело кто-то с кем-то сталкивался, что вызывало новый взрыв смеха. Через некоторое время Атран рассмотрел, что центром хоровода являются они с Антой. Притянул её за рук-ку и тихо поинтересовался:

— Что происходит?

— Новый студенческий обычай. Образование семейной пары.

— В наше время такого не было, — удивился Атран. — Что нам надо делать?

— Да что угодно. Всё вокруг — это же для нас и ради нас. Ты танцевать умеешь?

Атран огляделся, присматриваясь к танцевальным па.

— Когда-то я танец кула придумал, но он к обстановке не подходит. Ты «витую ракушку» знаешь? Мы в детстве играли. Не совсем танец, но очень весело и по мозгам бьёт.

Анта не знала. Атран опять перевернулся, поймал грудью её нижнюю присоску. Но тела их были не параллельны, а образовали угол градусов двадцать.

— Таперь — тронулись! — воскликнул он и заработал хвостом. Анта подхватила движение, и они понеслись вперёд. Но не по прямой, а немыслимым штопором. Где дно, где поверхность? Голова моментально закружилась.

— Бе-ре-ги-ись! — заревел Атран. Кто-то с визгом шарахнулся с их пути.

— Я водоворот! Я журчу! — кричала Анта. И смеялась.

Через пять минут они вышли из слияния. Грудные присоски побаливали от напряжения. Головы кружились, перед глазами всё плыло, языки заплетались. Студенты вокруг них разбивались на пары, чтоб повторить развлечение.

— Стойте, не так! — закричал Атран. — Сразу всем нельзя! Одна пара крутится, а две её оберегают, чтоб в хом или прохожих не врезалась. Потом меняетесь. Сразу всем нельзя! Только по очереди!

Анта была на вершине счастья. Её мужчина принёс в косяк студентов новое. Его все слушались. Она гордилась им. И даже слегка завидовала самой себе.

— Рано рыбка хвостиком вильнула, — удивился академик Алтус, заметив на лбу Анты жемчужные бугорки. — Судя по вашему счастливому виду, с партнёром у вас полный порядок.

— Полный! — охотно подтвердила девушка.

— Атран, вы слышите? Вы контролируете ситуацию?

— Полностью, коллега!

— Но первый помёт в таком раннем возрасте...

— Что поделать, коллега. Иногда природа ставит опыты за нас.

— Что вы намерены делать с икрой?

— Заложу в консерватор. Это будет основа следующего поколения.

— Тогда я спокоен. Но кто этот паршивец, замутивший девушке мозги? Я его знаю?

— Знаете, — смущённо улыбнулась Анта.

— В бытовом смысле — безусловно! — вынырнул из анализатора Атран. — Но в философском, гносеологическом... Может ли один ганоид познать другого, проработав с ним бок о бок каких-то два-три десятка лет?

— Так это вы? Поздравляю! И беру назад «паршивца». И вас, девушка, поздравляю. Хотя предсказываю, что видеть мужа вы будете не так часто, как вам бы хотелось. Зато вы всегда знаете, где его найти.

— Вот именно, — сердито поддакнула лаборантка. — Если увидите хвост, торчащий из генного хирурга, знайте, что это он!

Семейная жизнь оказалась совсем не тем, на что рассчитывал Атран. Забот прибавилось, а он надеялся, что их станет меньше. Часто ещё на подходе к хому слышал радостный гомон. И заставал весёлую компанию — десяток-другой студентов, измятый кустик постели, обломанные стебли светочей... Правда, Анта тут же выпроваживала гостей, наводила в хоме порядок.

И, конечно, сказывалась разность возрастов. Другой темп жизни, другие интересы. Анта внесла в их семью резвую, беззаботную радость молодости. Атран же сумел внушить жене, что теперь она, наравне с ним, представляет лицо института. На неё планета смотрит. А какой из этого вывод? Правильно, ничего приятного — учиться, учиться, учиться... Нефиг было связываться с важной шишкой!

Выяснилось, что успеваемость у Анты средняя. Пришлось помогать. А для этого засесть в информаторий и заново проштудировать учебный курс. Инфору Атран объяснил, что проверяет учебную программу на соответствие новым условиям. Только поверил ли?

Как бы там ни было, а каждый вечер они сливались и занимались не меньше двух часов. Потом Анта пускала в ход рук-ки. Её шаловливые пальчики были везде и всюду. Они гонялись друг за другом по хому... и появлялись новые обломанные веточки светочей. Но как бы ни веселилась Анта, её огромные глаза оставались печальными.

Утром хмурый, невыспавшийся и молчаливый Атран собирался на работу. Выныривать из светлого хома в уличный полумрак было тошно. Хотелось солнца. К обеду приходил в норму, погружался по самые жабры в студенистое тело генного хирурга и отрабатывал элементы нового глаза. О готовящемся сенсационном прорыве знали считанные единицы.

Крупнейший амфитеатр института был переполнен. Светочи горели в полную силу. Ещё бы! Сам Атран выступал с докладом о генеральной линии развития проекта на ближайшие годы. Рядом с ним, в акустическом фокусе амфитеатра, занимали места директор информатория Орель и академик Алтус, готовые отвечать на вопросы. В первом ряду слушателей жмурились от яркого света и чинно дожидались своей порции вопросов четыре девушки из группы испытателей Атрана. Ну и, конечно же, свисты. Эти заняли лучшие места явочным порядком и нахрапистой наглостью. Поэтому гости из Северо-Западного института располагались во втором и даже в третьем ряду. Впрочем, видимость была великолепная. Недаром место для аудиторий выбирали по единственному критерию — прозрачности среды.

— ...Новая оптическая система полностью свободна от недостатков первого варианта, — вещал, зависнув над трибунным камнем, Атран. — И при этом более чем наполовину собрана из готовых, проверенных природой элементов. Представьте себе глаз! Обычный глаз со всеми его мышцами. Ни глазное яблоко, ни хрусталик мы не трогаем. Что остаётся? Правильно, сетчатка! Вместо сетчатки выстилаем глазное дно тонким-тонким слоем светоча!

Атран замолк и выдержал паузу. В эту паузу вместилась бы небольшая лекция по истории института. Но слушатели должны осознать и проникнуться.

— Что мы имеем теперь? — голос его грохотал в мёртвой тишине зала. — Свет идёт не в глаз, а из глаза! Свет освещает те предметы, на которые направлен глаз. Мы управляем направлением луча света!!!

Возникает естественный вопрос: Если глаз светит, то он не видит. Правильно, не видит! Видеть будет соседний глаз, самый обычный. В первой модели, которую предстоит испытать девушкам, мы оставим два обычных глаза, а между ними вырастим третий, светоносный. Это операция не генетическая, а обычная фенотипическая. Не скрою, долгая и сложная. Но нам ли бояться трудностей?

В задних рядах возникло какое-то оживление.

— Тишина в зале, — строго произнёс Атран. — Самые прозорливые, вижу, понимают трудности. Там, куда мы собираемся поместить третий глаз, сейчас располагается мозг. Мозг трогать нельзя. Придётся девушкам слегка изменить форму лица. Думаю, выпуклый лоб мыслителя не испортит их внешность.

Следующим шагом будет объединение светового зрения и эхолокации в одной особи. Не скрою, как будет выглядеть покоритель глубин, мы с академиком Алтусом пока не знаем. Сонар требует определённой формы черепа, и третий глаз в эту форму никак не вписывается. Но эту проблему мы решим в рабочем порядке. Какие будут вопросы?

Вопросов задали множество. Пришлось подробно рассказать о двухслойной оболочке третьего глаза — внутреннем зеркальном слое и наружном чёрном. О чрезмерной чувствительности глаз девушек-испытателей, не позволявшей им подниматься к поверхности. О негативной реакции кулов и шалотов на звуки, издаваемые свистами. О возможном истощении плодородного осадочного слоя при массовых посадках светочей. Спрашивающие били по самым больным местам, и учёным пришлось нелегко. Но всё рано или поздно заканчивается, и Атран с Алтусом уединились в учительском гроте. Орель куда-то пропал. На минутку впорхнула Анта, поздравила и тут же поспешила к подругам.

— Мы впереди! — ликовал Алтус. — Мы надолго, если не навсегда, обогнали Юго-Восточный институт. Вашему третьему глазу, коллега, они ничего противопоставить не смогут.

— Мы в глубокой заднице, — устало возразил Атран. — Я только сейчас это понял. Радует лишь то, что у нас пока есть время из неё вылезти.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался академик. — Может, не всё так страшно?

— Может, — не стал спорить Атран. — Какие виды мы создаём? Мой — глубинная модификация широкомыслящего. И ваш — аналогичная модификация неутомимого. Смогут они поддерживать цивилизацию без инфоров?

— Нет... Создадим инфора глубин! Нам ли быть в печали?

— Неутомимые и широкомыслящие — всеядные. А инфоры — хищные, так?

— Так...

— Что инфоры в Темноте есть будут? Наш институт на самой грани Темноты, плантации имеем. И всё равно каждый пятый шалот — грузовой. Везёт еду для хищных видов. А растительная диета у меня уже поперёк горла...

— Вы правы, коллега. Диетическая столовая оставляет желать лучшего. И инфоров не зря создали из хищного вида. При их малоподвижном образе жизни... — Алтус глубоко задумался. Но тут в грот ворвался Орель.

— Сидите! Надулись, как два старых шалота, и ничего не знаете! Здесь был Эскар!!! И Терлад. Сразу два члена Совета, не слабо? Я только что допросил с пристрастием инфорочек, которые сопровождают Эскара.

— Он опять пробурчал что-то про процент соответствия? — оживился Атран. Орель замер, перебирая воспоминания.

— Да, и про процент — тоже. Эскар комментировал ваши выступления Терладу. Передаю дословно: «Эти двое разумных очень продуктивно работают. Они изобрели биопрожектор. С учётом характерных особенностей развития нашей цивилизации, это будет наилучшим приближением». Из контекста делаю вывод, что речь идёт о проценте соответствия.

— Что мы изобрели? — заинтересовался Алтус. — Био про жектор? Про какой жектор они говорили?

— Речь шла о третьем глазе. Но Эскар произнёс это в одно слово, — возразил Орель. — Хотя не уверен. Он говорил вполголоса и не очень отчётливо.

— Биопро жектор, био про жектор, биопрожек тор, — начал перебирать варианты Атран. — Тор откидываем. В глазу тора нет. Зато я слышал от Эскара слово «инжектор». Приставка «ин» обозначает «внутрь». Значит, есть такое слово «жектор». Если инжектор — что-то внутрь, то жектор без «ин» — что-то наружу. В нашем случае — свет, Согласитесь, безупречная логика! Остаётся «биопро» или «био про». Если «про» — предлог, то мы изобрели что-то про жектор. Или мы изобрели какой-то жектор.

— Красивое слово — жектор. В нём чувствуется твёрдость и солидность. Предлагаю назвать так ваш третий глаз, коллега!

— Слово красивое, — согласился Орель. — Но если мы изобрели жектор, значит, Эскар знал о нём до нас! Мы не первые.

— До нас знали о простом жекторе, а мы изобрели биопро, — возразил Алтус. — Не знаю, что это такое, но приоритет за нами.

И все трое рассмеялись.

Атран нервно метался у входа в грот. Останавливался на секунду, прислушивался — и вновь бросался то вправо, то влево. Из грота доносились стоны.

— Тужься, тужься! — повелевал строгий женский голос. — Кто здесь муть поднял?

— Супруг ейный, — подсказала акушерка. — Вон у входа мельтешит.

— Уберите. Когда надо будет, позовём.

Две санитарки выпорхнули из грота, подхватили Атрана на присоски, повлекли куда-то вдаль.

— Что с ней?

— Всё в порядке. Маленькое осложнение, ни о чём не беспокойтесь, мы вас позовём, — наперебой заворковали обе. — Так иногда бывает при ранних родах.

— Осложнение?! — Атран рванулся, стряхнул обеих и ворвался в грот.

— Мужчина, немедленно выйдите! Вам ещё рано...

Но Атран даже не оглянулся. Он видел только Анту, её испуганное лицо, огромные чёрные глаза.

— У меня не получается, — пролепетала она и вновь застонала.

Лично присутствовать при икрометании Атрану не доводилось. Но теоретически он был подкован. Чуть ли не месяц изучал в информатории работы по родовспоможению, заставлял инфоров прокручивать в памяти процесс несколько раз со всеми деталями. Даже тренировался пальпировать живот на верной лаборантке. Та хихикала, но не отказывала. Наоборот, сдвигала его руку на нужное место, объясняла, что он должен чувствовать, что чувствует роженица. Оказывается, опыт акушерства у неё имелся, а два часа практических занятий позволили Атрану согласовать теорию чужих воспоминаний с практикой. Поэтому Атран выпростал рук-ки из обтекателей и смело сел на спину Анты, не на пятно, а ближе к хвосту, и принялся пальпировать живот.

— Расслабься. Не напрягай мышцы... Та-ак...

— Мужчина, покиньте помещение! — возмущалась какая-то толстая особа. — Вы же сейчас брызнете!

— У-у-волю! — рявкнул на неё Атран.

— А-а-а! — у Анты начались очередные схватки, Но Атран уже понял, в чём дело, наложил ладони на живот любимой, сжал... И икра пошла.

— Консерваторы! Скорей подставляйте консерваторы, — засуетилась толстуха. Атран не слышал и не понимал слов. Он понимал одно: что в самом деле сейчас брызнет. Но надо терпеть, терпеть, пока не наполнятся четыре консерватора Он сжимал трепещущее тело девушки, обонял запах икры и терял голову. Сладкая боль сводила низ живота, на толчки тела девушки откликнулось его тело. Это была пытка, но божественная! Это минуты, за которые можно отдать жизнь! Позывы становились всё сильнее, толчки сотрясали его. Рук-ки обнимали и гладили любимую. Пальцы осязали каждую чешуйку. Горячая волна смыла остатки разума...

Кто-то с силой развёл его локти. Анта куда-то выскользнула, но Атран даже не заметил. Запах икры манил и оглушал. Он почувствовал животом зернистую кладку и щедро оросил её. Ещё раз! И ещё! Он щедро отдавал долг природе. Он стонал и рычал, толчками выдавливая из себя молок.

Когда всё кончилось, сил не осталось ни на что. Голос Анты журчал где-то поблизости, слабый поток омывал тело. Атран встрепенулся и огляделся. Анта, лениво шевеля плавниками, неторопливо влекла его куда-то, подцепив на нижнюю присоску.

— Где мы?

— Между кампусом и библиотекой.

— А... Всё хорошо прошло?

— Да-да! Четыре консерватора с неоплодотворенной икрой и четыре с оплодотворённой. Всё как ты велел!

— А ты как?

— Живот побаливает, — созналась Анта.

Атран провёл инвентаризацию своих ощущений. Мышцы внизу живота ныли словно после тяжёлой работы. Полчаса назад эта боль казалась сладкой, теперь же... Терпимо — и ладно.

— Раскройся, пусти меня.

Анта послушно раскрылась. Атран прослушал её тело, перехватил центры управления, пошевелил мышцами живота. Боль не резкая, но постоянная, ноющая.

— Идём в больницу, ляжешь в стационар, поспишь сутки. Незачем боль терпеть, — принял решение он, расслабляя присоску.

— Хорошо, — послушно согласилась Анта. Выпростала рук-ку из обтекателя, рассмотрела ладошку, а потом потёрла низ его живота. Вокруг того самого отверстия.

— Что ты делаешь? — удивился Атран. Анта показала ладошку ему и зажгла поярче факел на носу. Между пальцев угнездились две икринки. Развела пальцы, взмахнула рук-кой, и икринки, кружась в вихрях, исчезли в полумраке.

— На счастье, — улыбнулась девушка.

— Ох, бедовая ты у меня, — растерялся Атран. — Никому не рассказывай, что сейчас сделала. Ты понимаешь, что нарушила закон?

— Ага, — по её лицу бродила загадочная улыбка. — Злостная пелагичка. Я дала им шанс. Так все делают, — и завладела его ладошкой.

— Куда плывёт мир? — лениво, вполголоса размышлял Атран, буксируя жену в больницу. — Директор крупнейшего института планеты нарушает важнейший закон. Это до добра не доведёт...

— Ты не нарушал. Это я нарушила. А ты ничего не видел, — хихикнула Анта.

— Ну-ну, — не стал спорить Атран. — Зато я совратил малолетку и женился на преступнице.

— А ещё ты забияка и драчун! Подбил глаз моему лучшему другу!

— И голубой транссексуал! Заигрывал с диким кулом, пока не получил хвостом по морде от его законной жены!

— И воришка! Увёл у Лотвича лучшую кулу.

— Нагло использую служебное положение в личных целях!

— Рыбки-ракушки! За кого я вышла замуж?! — закатила глаза Анта.

 

Алим. Юные испытатели

Алим обогнул мыс, услышал взволнованные детские голоса и лёг на грунт. Вчерашний шторм поднял со дна муть, видимость не превышала пяти метров. Поэтому мальчишки его не заметили. Двое влекли под локти третьего, и ещё двое кружили рядом. Алим пристроился за ними, ловя голоса.

— ...Кажется, дышит.

— Говорю, в больницу надо.

— Ты что, с ума сошёл?

— Я сошёл?! Это ты сошёл!!!

— Точно, дышит.

— У тебя хвост заместо головы. Приведём мы его в больницу, и Алим запретит всем на сушу лазать. Тогда поймёшь, кто с ума сошёл.

— А если умрёт?

— Дурак ты! Если до сих пор не умер, значит, живой. А будет себя плохо чувствовать — завтра сам в больницу сходит. Там спросят: «Когда на суше был?» — «Давно не был, вчера утром». Совсем другое дело, понял?

Мальчишек Алим узнал. Это были не простые ребята, а первая группа разумных испытателей. Первые разумные, рождённые с двумя парами рук-ков и сухопутным зрением. Ругнувшись про себя, Алим сорвался с места и догнал мальчишек. Взял на нижнюю присоску того, который был без сознания. Приёмами целителей перехватил управление двигательными центрами, проверил моторные реакции, болевые ощущения. Пацан был жив, но без сознания. Судя по ватной мягкости во всём теле, потерял сознание от удушья. Алим раскрыл ему пошире рот и жаберные крышки, слегка ускорился.

— Это хорошо, что вы его буксировали, — сказал он мальчишкам. — Правильное действие. Жабрам ток среды нужен. Так что случилось?

В ответ — тишина. Алим скосил глаза — испуганы до смерти и вроде собираются незаметно отстать, скрыться в мутной среде. Не хватало ещё за ними бегать, выяснять, что произошло. Сговорятся, выдумают байку, попробуй разберись потом, где правда, где фантазии. Нет, выяснять надо немедленно.

— Чего испугались-то? Все живы — значит, ничего страшного не случилось, — подбодрил он. — Или не все живы?

Пацаны нестройным хором заверили, что все живы. Лишь пострадавший всё ещё не пришёл в себя, болтался на присоске, безжизненно свесив обе пары рук-ков. Но только Алим решил, что без врача не обойтись, как мальчишка открыл глаза и слабо трепыхнулся.

— Пусти!

— Здравствуй, дружок. А кверху брюхом не кувырнёшься? — ехидно поинтересовался Алим, но двигательные центры освободил.

— А тебе какое дело?

— Илька, это сам Алим! — зашикали остальные. Парнишка притих.

За разговорами незаметно вышли из полосы прибрежной мути в чистую океанскую среду. Алим выбрал уютную площадку на дне между коралловых стен и направился туда.

— А хотите, я расскажу вам о первом Землепроходце?

Разумеется, все хотели. Алим оглядел загоревшиеся глаза, приоткрытые рты и начал:

— Было это давным-давно. Атолл наш тогда ещё ничем не отличался от других атоллов. Не было на нём ни травки, ни деревьев, а в лагуне плескалась среда. И полигона здесь не было. И сухопутного зрения ещё не было. А Орчак работал проводником. Водил группы туристов-экстремальщиков по пресным рекам. Группы поднимались далеко-далеко, до самого центра материка. Экстремальщики видели много-много чудес. Даже больше, чем вы на полигоне. Потому что материк большой, а полигон маленький.

Но однажды группа поднялась до самого сердца материка и не смогла вернуться. Обвал засыпал реку, по которой поднимались экстремальщики. В той группе был и я. Думаете, Орчак испугался? Как бы не так! Сначала он обшарил все речки и ручейки, даже самые мелкие, убедился, что другого пути нет. Потом собрал всех и объявил: «Положение тяжёлое. Но безвыходных положений не бывает. Мы должны найти выход. Есть идеи?» «Мы пророем новую реку!» — воскликнула охотница Икша, второй проводник группы. И мы стали рыть канал. Это была тяжёлая, опасная работа...

Глаза мальчишек горели как звёзды. Они были там, в озере вместе с рассказчиком, они рыли рук-ками канал, они ложились грудью на камень под струёй водопада, они спешили доставить умирающего Орчака в больницу.

— А остальное я расскажу в следующий раз, — закончил Алим. — Но одно вы должны твёрдо запомнить. Орчак был не только первым Землепроходцем. В то время он был единственным. И погиб оттого, что рядом с ним никого не оказалось. А какой из этого вывод? Никогда не выходите на сушу в одиночку. Не доверяйте суше. Бояться её не надо, но верить ей нельзя. Это всё ещё чужая среда, она только и ждёт, чтоб нанести удар. Выходите только вдвоём, приглядывайте друг за другом. И присматривайте за взрослыми. У них нет такого опыта, как у вас. Договорились?

Нестройный хор был ему ответом. Алим слился ещё раз с пострадавшим, проверил самочувствие и попрощался с ребятами.

Первый визит был в школу. Слился с инфорами-учителями, проверил школьную программу. И своей властью внёс новый предмет: основы анатомии и оказание первой медицинской помощи. Сроки установил жесточайшие — первый урок через четыре дня.

Второй визит нанёс группе кураторов разумных испытателей. Бедняги ещё долго вспоминали грандиозный разнос. Один заикнулся, что кураторы не имеют сухопутного зрения — и вся группа немедленно, вне очереди была внесена в график выращивания прозрачных век.

— О чём вы раньше думали? — бушевал Алим. — Уволю! Всех уволю! Будете канал чистить. Рук-ками, поняли?!

А через полтора месяца пропала Ригла. Собственно, никуда она не пропала, просто не пришла ночевать в хом Алима. Все уже привыкли, что, если Ардины нет, Ригла живёт с Алимом. Ардина же проводила на полигоне не больше двух месяцев в году. На третий день Алим разыскал Риглу и ужаснулся. У девушки был ободран бок чуть ли не до мяса.

— Немедленно в стационар! — распорядился он.

— Лягу, лягу. Но сейчас не могу. Твои новые лапчатые, которые с дыхательным пузырём, вылупляются.

От этой новости Алим забыл, зачем пришёл. Целый час обсуждали критерии отбора молоди.

— Так что с твоим боком? — перед уходом вновь поинтересовался он.

— Ты только не ругайся, пожалуйста. Я усохла на суше.

Услышать такое — словно в мутной среде с разгону об скалу. Алиму сразу стало не до ругани. У него плавники задрожали.

— А... А как ты вернулась?

— Не знаю. Последнее, что помню, наблюдала, как третье поколение лапчатых травку ест. Виновата, пересидела на суше. Рук-ки обмякли, и я на бок падаю. А очнулась уже в среде. За рифами. Бок болит, слабость невероятная, а как попала за линию рифов, хоть убей — не помню.

До самой ночи размышлял Алим над рассказом Риглы. Чудес на свете не бывает — в это он верил твёрдо. Любому чуду должно быть разумное объяснение. На следующий день пошёл искать это объяснение в школу. Прервал урок, отозвал четвероруких и спросил, наблюдая за реакцией:

— Четыре дня назад могла произойти трагедия. Но не произошла. Кто знает об этом?

Никто не сознался, но парнишка, которого друзья звали Илькой, занервничал.

— Хорошо, возвращайтесь на урок. Илька, задержись. Я слышал, вы придумали новый способ быстрого перемещения по суше. Покажи мне, как вы это делаете?

Показать захотели все. Поднялся шум и гам, но Алим настоял, что одного достаточно. На самом деле он уже видел эту походку, состоящую из непрерывной серии прыжков. Идущий сильно отталкивается обоими рук-ками задней пары, пролетает расстояние, равное длине тела, и приземляется на переднюю пару рук-ков. Тут же цикл повторяется. Походка на самом деле очень быстрая, не уступающая по скорости перемещению в среде, однако требующая атлетической подготовки. Но сейчас Алиму нужно было остаться наедине с подростком.

Демонстрация проходила у самой линии прибоя, на полоске мокрого песка. Парнишка утомился и запыхался, а Алим задал множество вопросов. Когда решили отдохнуть, Алим прямо спросил:

— Это ты вытащил Риглу с суши?

— Я...

— Молодец! А почему сразу не сказал?

— Не знаю... Разговоры всякие пойдут. Не хочу я этого.

— Она четвёртый день гадает, как в океане оказалась. Была на суше, оказалась в океане. И рядом никого нет.

— Вы не думайте, я её не бросил. Я был рядом, пока она не очнулась. Я за камнями прятался и наблюдал, пока она в струю не вошла.

— Как тебе удалось её по суше протащить? Почему ты на помощь никого не позвал?

— Не было никого рядом, — тихо произнёс Илька. — Мне никогда ещё так страшно не было. Я думал, не смогу её... до среды... Я четыре раза в канал спускался отдышаться. А она всё на суше... А я не могу её просто так тащить, тяжёлая очень. Я сначала за переднюю рук-ку, голову подвину, потом хватаю за заднюю, хвост волоку, потом снова голову. А она уже и не вздрагивает. А потом по каналу её веду, а вокруг хоть бы кто! Я не хотел её за рифом оставлять, я её в больницу вёл, просто из сил выбился. А тут она в себя пришла...

— Илька, какой же ты молодец, Илька...

— Дядя Алим, плохо мне.

— Не понял? — удивился Алим.

— Меня ребята не понимают. Что-то со мной произошло тогда, я другим стал. Вижу по-другому, мозгую по-другому. А ребята смеются. Вот вчера вечером — я на закат солнца посмотрел. Так интересно... Ну, не совсем интересно, я слова не знаю, чтоб назвать. Смотрел бы и смотрел. А они — «ты что, заката не видел?» А я и в самом деле смотрю будто в первый раз. А они смеются.

— Понятно, — погрустнел Алим. — Шок вызвал разблокировку эмоциональной сферы. Скверная история.

— Что теперь со мной будет?

— Тебе придётся привыкать вести себя как все. Привыкать, что другие будут считать тебя чудиком. Ты будешь один даже в косяке.

— Я не хочу так.

— А думаешь, я хочу? У меня, дружок, она тоже разблокирована. Только — тсс... Никому не слова. Будет совсем тошно, заходи в гости, договорились?

— Угу...

 

Атран. Тупик

Лучи жекторов весело метались по стенкам грота. Степенно, неторопливо двигались результаты предыдущих опытов — рыбки со светящимися плавниками, хвостиками, а то и всей чешуёй. Неожиданно для всех экспериментальные образцы сумели обзавестись потомством. И это потомство тоже оказалось не стерильным. Гены светящихся областей перемешивались самым причудливым образом, и никто не мог предугадать, как будет выглядеть следующее поколение. Грот уже не вмещал разросшийся косяк, молодь селилась вокруг. Но тут самосветящийся экстерьер работал против носителя. Рыбки становились лёгкой добычей хищников.

Но последняя разработка — рыбки с жекторами во лбу — чувствовали себя уверенно в любой обстановке. Они легко управлялись с лучом света — направляли его вверх, вниз, в стороны, делали шире, острее, ярче, слабее. Могли полностью погасить, опустив веко. Хищников ослепляли узким ярким лучом в глаза, и пока те приходили в норму, спасались бегством. Неторопливо и с достоинством. Никаких этих трюков Атран в инстинкты не закладывал. Менять инстинкты — это пилотаж самого высокого ранга. Им владели всего три-четыре генетика на планете. Рыбки освоили всё сами.

— Красиво... — произнёс Фалин.

— Да, красиво, — хмуро согласился Атран. — Вон того берём, слева.

— Который покрупней? — уточнил Фалин. И оглушил добычу резким неслышным свистом. Образец с локоть длиной с факелом на носу перевернулся вверх брюшком, но Атран подхватил его рук-ками и взял на нижнюю присоску. Придерживая для страховки добычу ладонью, поспешил наружу. Он не хотел, чтоб феромоны страха пугали обитателей грота.

На полпути к гроту корректора фенотипа образец очнулся и начал биться. Атран зажал ему жабры и слегка придушил. Повторил приём перед погружением образца в тело инструмента. Фалин занял место на контактном пятне.

— Значит, глаз не перемещаем? — уточнил последний раз.

— Нет, — отрезал Атран. — Глаз на лоб не перемещаем, нерв не трогаем. Твоя задача — превратить глаз в жектор. Всё! Выстели глазное дно светящимся слоем — и я тебя с рук кормить буду.

Фалин странно булькнул и приступил к работе. Парализовал образец, подключил к питанию от инструмента, втянул вглубь медузообразного тела. Атран не стал дальше смотреть. Операция занимала двое-трое суток. И даже в упрощённом до предела варианте ещё ни разу не закончилась успешно. Вырастить генетически изменённый организм с жектором во лбу — это пожалуйста, это просто. Но преобразовать обычный глаз в жектор — над этим лаборатория Атрана безуспешно билась третий год. Поначалу Анта жадно интересовалась, чем закончился каждый опыт. Теперь даже не спрашивала. Видимо, смирилась с мыслью, что жектора ей не видать. После очередного провала Атран возвращался в хом угрюмый, не зная, куда спрятать глаза, и она же его утешала. Чуть ли не силой вытаскивала на улицу, вела на кордон, к свистам. Там всегда было весело и шумно. Пели песни, дрессировали молоденьких кулов, устраивали всевозможные конкурсы и состязания. Там словно сама Темнота отступала. Там же жили две испытательницы из группы Атрана. Третья пошла в науку. Изучала жизнь глубин. Как её в Темноте никто не съел — загадка природы. Один из свистов, сопровождавший её, бесследно исчез вместе с кулом год назад.

Трое суток спустя злой, голодный Фалин отделился от инструмента. Другой целитель, бывший водитель шалота, занял его место. Он практиковался в восстановлении тканей.

— Как дела, коллега? — поинтересовался Алтус. — Продвинулись дальше или по-прежнему?

— По-прежнему. Перерождение тканей... Не гожусь я в целители! — неожиданно выкрикнул он.

— Может, вы не годитесь в целители, а может, задача не имеет решения, — с педантичностью истинного учёного уточнил Алтус. — Знаете, друзья, о чём я думаю? Алим опять утёр нам нос. Лет пятнадцать назад мы считали, что вырвались вперёд. А он за эти годы создал школу целителей. У него сегодня около ста целителей. А у нас — четверо. Целители Алима за год проводят больше тысячи операций по сухопутному зрению. Это не считая других. А мы не можем освоить фенотипическое преобразование глаза в жектор.

— Но мы освоили генетическое... — начал Атран и замолчал.

— Да, генетическое освоили. Но не смогли совместить жектор с сонаром. Образцы пользуются или тем, или другим. А надо, чтоб эти органы дополняли друг друга. И заметьте, эхо-картинка из-за неоднородностей тканей жектора менее чёткая, чем у свистов.

— Намного менее чёткая, — подтвердил Фалин. Атран зарычал и выскочил из грота. Идти домой не хотелось. Как он посмотрит в глаза Анте? В её огромные, вечно печальные глаза?

Среда слева слабо засветилась, и чья-то ладошка нырнула в обтекатель, нащупывая его рук-ку.

— А я мимо проплывала, — сообщила Анта. — Что, опять?

— Опять... — уныло подтвердил Атран. Некоторое время молча двигались бок о бок.

— Слушай, а давай я на целительницу выучусь? — неожиданно предложила Анта. — Это будет моя тема, а?

— Целителем надо родиться. Это талант.

— Или талант, или двадцать лет непрерывной практики, — возразила Анта. — Я согласна на второе. Мы же никуда не торопимся? Ты будешь двигать генеральную линию, а мы с Фалином подчистим хвосты.

— Алтус думает, что задача может не иметь решения. А Фалин закатил сегодня истерику. Мол, не целитель он, а так, рядом проплывал.

— А кто тогда целитель? — заинтересовалась Анта.

— Все целители живут на Юге.

— У твоего друга Алима? А если я туда на стажировку съезжу?

— Все их лаборатории не глубже сорока метров, — сообщил Атран. Анта грубо, по-мужски выругалась. Атран с удивлением покосился на жену.

— Прости. Больше не буду, — смутилась она. — Честное слово. Идём к свистам?

— Ты иди, а мне надо подумать. Надо менять курс, это ясно. Не ясно, на какой...

 

Алим. Телеграмма

Алим вернулся домой пораньше. Вечер только-только вступал в свои права. Из хома доносилась весёлая пикировка Риглы с Илькой. Это было их любимым времяпровождением. Алим поначалу думал, что они ругаются. Но оба уверяли, что нет. Теперь он не вмешивался. «Поругалки» проходили бурно и радостно.

Оказалось, что, кроме них, его дожидалась Инога. И Ригла с Илькой обсуждают принесённую ею новость. По смущённо-встревоженной физиономии секретарши Алим так и не понял, хорошая весть или плохая.

Оказалось — хуже не придумаешь. В длинной подробной телеграмме Атран просил помощи. Как другу — ему нужно помочь. Но дело касалось судьбы института...

Несколько лет назад Институт Темноты вырвался вперёд. С невероятным трудом удалось выровнять положение. Сейчас оба института шли наравне, готовились к созданию второго поколения разумных испытателей. И оба столкнулись с проблемами. Но Алим помнил: отставание в любой момент может вылиться в закрытие его института. Ничья в соревновании — тоже не гарантия. Нужно первое место. Только оно даёт защиту. Что же делать? Послать лучших целителей на Северо-Запад — это одновременно и ускорить их программу, и затормозить свою. Что делать? С кем посоветоваться?

— Инога, поспеши на почту, срочно вызывай сюда Ардину, — решил, наконец, Алим.

На следующий день появилась Ардина. Её привёз охотник на боевом куле. Алим вызвал Корпена и поведал жене о телеграмме. Потом — о беседе с Атраном несколько лет назад. Корпен уточнил детали. Позднее, наедине, Алим рассказал о своих размышлениях и выводах.

— Почему ты раньше не сказал мне? — поинтересовалась Ардина.

— Зачем волновать? Достаточно того, что я знаю.

— А ещё кто?

— Больше никто.

Ардина надолго задумалась.

— Ты правильно сделал, что вызвал меня. Задача, для которой им нужны целители, она как, очень важна для проекта?

— Нет, — ответил через минуту раздумий Алим. — Но она очень важна в психологическом плане.

— Твои целители справятся с этой задачей?

— Думаю, да.

— Если справятся, посылай. А мы подготовим общественное мнение, чтоб получить максимум политического капитала. Нет, не так. Посылай в любом случае. А я продумаю оба сценария. Да, именно так! Чем бы ни кончилось!

Уверенность Ардины уменьшила тревогу Алима. Теперь главной заботой была честь института. Отбросив все дела, он на сутки засел в информатории. Сведения о жекторе были неполны и противоречивы, к тому же годичной давности. Но специалисту и намёки говорят о многом.

На второй день Алим вызвал Иранью. Сосредоточенно работать с источниками целительница так и не научилась, поэтому всю информацию Алиму пришлось пропускать через себя. Объяснять непонятные места, переводить таблицы и диаграммы в понятные образы. Так и провели весь день — Алим на контактном пятне сети, на его верхнем пятне — Иранья, и четыре инфора на остальных входах нейросети. (Сеть растёт долго, веками. На сети информатория Полигона созрело всего пять входов.) К вечеру все устали неимоверно. Алим согласился, что взял слишком высокий темп, когда проспал на следующий день до обеда.

— Ничего страшного. Начальство не опаздывает, начальство задерживается, — утешила его секретарша. Алим уставился на неё невидящим взглядом и впал в транс.

— Что-то не так? — забеспокоилась Инога.

— Да-да. Именно так! То есть, не так! Вчерашний день пошёл насмарку. Вызови, пожалуйста, Иранью.

Инога поднялась к световому отверстию, оглушительно свистнула и замахала рук-ками. Через минуту в грот степенно вплыла запыхавшаяся Иранья, и вроде как потемнело. Алим взглянул вверх. Так и есть! В световое отверстие заглядывают два десятка заинтересованных физиономий. Ну и пусть!

— Я сегодня долго думал, — не моргнув, начал он. — Меняем весь план. Ты поедешь не одна. Отбери двух целителей потолковей и двух инфоров. От инфоров многого не требуй. Если вторые веки сделать смогут — уже хорошо. Их главная задача — перенимать опыт. Есть у тебя такие?

— Как не быть?

— Вот и ладушки! А все дела сдай заместителю из инфоров. Если такого нет — сейчас назначим. Вопросы есть?

Вечером того же дня на Северо-Запад ушла телеграмма: «Готовим бригаду...» И дальше — длинный-длинный список вопросов на жаргоне целителей.

Почему-то бригада подобралась из одних девушек. Началась предстартовая подготовка. Гнёзд нейросети катастрофически не хватало. Инфоры и целители сидели друг на друге в два этажа. Алим просто зверствовал. Вдобавок в нём вновь проснулись сомнения насчёт целесообразности поездки. Суть сомнений он держал при себе, но эмоцию погасить не мог. Девушки думали, что он сомневается в их способностях, и очень волновались. Особенно — молодые инфорочки.

Пришёл ответ на телеграмму и вызвал жаркие споры. Алим даже не делал вид, что понимает, о чём речь. Главное — что понимают спорщики. Его задача — натаскать группу по общим вопросам проекта: по физике светочей и сонара, по теории световосприятия глаза, по основам биохимии. И прочая, и прочая, и прочая... Группа должна произвести впечатление широкоэрудированных специалистов. Иранья университетов не кончала, но она большей частью будет занята инструментами. Прикидываться эрудитками придётся инфорочкам.

Подошёл день отъезда. Пользуясь случаем, библиотекари загрузили инфорочек заказами на монографии и научные обзоры. Чтоб подчеркнуть важность миссии, Атран заказал большого пассажирского шалота. Провожать высыпал весь институт.

— Мне столько не свезти, — испугался водитель. И долго возмущался, когда узнал, что пассажиров всего двенадцать.

В последний момент Алима посетила дельная мысль. Он отозвал Иранью в сторону.

— Обязательно заверни в Центральный госпиталь. Разыщи Убана. Ему нет равных, а без нейрокорректора вам всё равно не обойтись. Договорись, что вызовешь его телеграммой, когда настанет заключительный момент работы. Обставь визит попышней, льсти побольше. Он это любит. Мол, два крупнейших института на него уповают и без его помощи прогресс остановится.

Договорить не успел. Хор затянул прощальную «Уходит охотник в свой дальний путь». Шалот поднялся над грунтом, загомонили провожающие, пассажиры бросились занимать места. Алим присосался рядом с Ираньей, продолжая инструктаж.

Отделился от шалота километрах в десяти от Полигона. Хотел прокатиться до дома на волне, но волны бежали в другую сторону. Алим пошёл на небольшой глубине, любуясь игрой света. На душе было легко и радостно. Неопределённость положения куда-то ушла, и он замурлыкал старинную прощальную песню:

Обидно, конечно, что институт на год-другой остался без трёх лучших целителей. Но главная задача сейчас — дыхательный пузырь. Это работа генетиков, и только их. Зато если Иранья справится... Атран убедится, что старая дружба не забывается. Гмм... А слава института прогремит на весь мир, что тоже неплохо!

Тут Алим задумался, попросил бы он помощи у Атрана в аналогичной ситуации? В старой логике всё просто и понятно. Путь через полмира — три месяца. Введение в курс дела — ещё месяц-другой. Дорога назад — три месяца. Если есть шанс самому справиться с проблемой за год, помощь звать нет смысла. В альтернативной логике всё выглядело куда сложнее. Целесообразность уступала место эмоциям, описать которые в логических терминах не удавалось. Например, личная привязанность — по терминологии самого Атрана. Можно оценить её в баллах, но оценка будет субъективна. Ясно одно: Атран долго колебался. И, раз уж послал телеграмму, значит, дело плохо. Намного хуже, чем если б он мыслил в классической логике. Но почему — хуже? В чём причина этого «хуже»? Что за тайна скрывается за этим «хуже»?

Зайдя в тупик, Алим подошёл к вопросу с другой стороны: а послал бы он бригаду на помощь Атрану, если б не было личной разблокированной эмоциональной сферы и личной дружбы? Ответ ему не понравился. Холодная классическая логика приводила к нерациональному решению. Это было настолько страшно и неожиданно, что даже в животе похолодело. Рушились основы мироздания.

 

Целители. Институт Темноты

Встретили их как родных. Задолго до Института Темноты к шалоту подошли два пограничника на молоденьких кулах. Пошептались с водителем, осмотрели придирчиво всех пассажиров, после чего старший во весь голос рявкнул:

— Внимание! К нам прибыли гости из Юго-Восточного института Суши. Прошу всех приветствовать отважных путешественниц!

Новость вызвала бурю восторга пополам с любопытством: все оглядывались, пытаясь понять, кто же из пассажиров — гость с далёкого Юга? На Иранью никто не подумал. Она была родом из окрестных мест и уже час болтала с двумя матронами из вида рулевых, выискивая общих знакомых. Девушки-целительницы были с ней и как бы тоже попадали в список местных. Неразбериха продолжалась, пока Иранья не созналась. Когда утихли аплодисменты, пограничники опять пошептались с водителем, и шалот пошёл в глубину. Вскоре к шалоту приблизились ещё четыре кула с наездниками. На верхних пятнах двух кулов сидели девушки со светящимися факелами на носу.

— Повелители глубин, смотрите, повелители глубин, — пронёсся шепоток среди пассажиров. Девушки тем временем отделились от кулов, пошептались с пограничниками и заняли места среди целительниц. Завязалась оживлённая беседа. Инфорочки обрушили на них лавину вопросов, осмотрели и ощупали факелы на носу. («А потрогать можно? Ой, тёплый... А поярче можно? Ух ты! А погасить? А совсем нельзя? Жалко...») Девушки открыли страшную тайну. Оказывается, Атран прокололся! (Да-да, сам Атран!) Наобещал Анте много-много, а как до дела дошло — пустое буль-буль. Но Атран же не из тех, кто от своих слов отказывается, это для него вопрос чести! Он скорее новый институт откроет, чем слово не сдержит. Вы уж постарайтесь, а то он нервный стал, шуток не понимает. От него даже кулы шарахаются.

Когда шалот в сопровождении почётного конвоя прибыл на вокзал, девушки уже знали все сплетни Северо-Запада.

На вокзале их ждали. Первым делом отвели в столовую, потом показали гостиницу. Администратор объяснил, как ориентироваться в цепочках светочей на улицах. Какие цвета за что отвечают и куда ведут. Иранья ни в жизнь бы не запомнила, но инфорочки слушали очень внимательно. Целительница в очередной раз подивилась прозорливости Алима и успокоилась.

— Здравствуйте, я та самая подопытная рыбка, из-за которой вас вызвали, — влетела в хом запыхавшаяся Анта. — Когда вам понадобится разумный испытатель, знайте — это я.

— Здравствуй, милая, — развернулась к ней Иранья. — Познакомься с девушками и не бойся нас. Даже если что-то сделаем не так, всегда сможем вернуть всё по-старому.

Через пять минут все перезнакомились и оживлённо болтали.

— Скажите, а у вас есть сухопутное зрение? Какое оно?

Инфорочки демонстративно похлопали вторыми веками.

— Идём наверх, сама увидишь.

— Я не могу... Только если поздно вечером.

— Ну, вечером — так вечером, — охотно согласились те. — А почему не сейчас?

— Солнце очень яркое. Глазам больно. Это ещё одно слабое место образца, который вы перед собой видите, — потупилась Анта.

— Ты, девонька, не наговаривай на себя. А лучше дай мне взглянуть твоими глазами, — мягко упрекнула Иранья. Села на нижнее пятно и охнула.

— Ну и глаза у тебя! Ты, наверно, ночью как днём видишь? И в Темноте всё видишь?

— В Темноте всё равно темно...

— Подружки, осмотритесь, с чем мы будем работать, — скомандовала Иранья, расслабляя присоску. — И живенько, у кого какие мысли?

— Так жить нельзя! — решили все после краткого медосмотра. — Надо что-то делать.

— Вот что, милая, — вынесла вердикт Иранья. — Жектор может и подождать, а зрение мы тебе подправим в первую очередь.

— Но я... Мои глаза... Они для Темноты, и когда будет жектор...

— Ничего с твоими глазами не случится. Мы тебе вторые веки сделаем. Тёмные. Как сухопутное зрение, только без оптики. А получится — так и с оптикой. Была у меня задумка. Нет, оптику не обещаю. Но к поверхности подниматься сможешь.

— Ах! — только и произнесла Анта.

Как иногда бывает, начальник о самом важном узнал последним. Ему забыли сказать. Думали, он-то знает. Так что о приезде целителей Атран услышал поздно вечером. Из восторженного щебетания жены. Дёрнулся к выходу, но передумал. Не будить же гостей, уставших с дороги.

На следующее утро явился к целительницам вместе с Антой. И начал фальшиво бодрым голосом:

— Ну как, отдохнули с дороги? Сейчас я познакомлю вас с институтом, а потом Анта будет вашим куратором, пока не освоитесь. Со всеми проблемами идите прямо ко мне...

— Придём, придём, — утешила его Иранья. — Девочки, вы пока займитесь чем-нибудь, а нам посекретничать надо.

Когда девушки дружной стайкой вслед за Антой покинули хом через световое отверстие, Иранья продолжила:

— Скажу прямо, Атран. Не знаю, сможем ли мы помочь с жектором. Но счастливыми ваших девушек сделаем. Мы просто подарим им не глубины, а поверхность. Тёплые, светлые, ласковые воды малых глубин. Согласны, что начать надо с этого?

— Согласен. Анта мне уже рассказала. И согласен с тем, что я непроходимый идиот. Светозащитные веки мои целители могли бы сделать пять лет назад. Страшная вещь — инерция мышления.

— Не корите себя, — улыбнулась Иранья. — Всё к лучшему. Зато мы узнали, какой у вас друг. Алим очень волновался за вас. Вслух не говорил, но мы это чувствовали. Места себе не находил. Забросил все дела, пока нас в дорогу готовил. Кстати, вы знаете, что у всех ваших испытателей разблокирована эмоциональная сфера? Так было задумано или случилось страшное?

— Что считать страшным? — замялся Атран и даже рук-ки выпростал из обтекателей, производя какие-то непонятные жесты. — Понимаете, свисты... Расплывчатые, нечёткие, ускользающие образы эхо-сигналов, с которыми постоянно имеет дело их мозг, не способствуют выработке чётко детерминированного логического мышления...

— Стоп! А теперь повторите медленно, понятно и два раза. Вы сделали свистов такими, что они думают не так, как мы.

— Ну... да, наверно, так.

— Алим что-то внушал нам про альтернативную логику, но я ничего не поняла. А как служба контроля рождаемости? Не возражает?

— Пока — нет. Что будет дальше — не знаю. Свисты ведь уникальное, экспериментальное поколение. Прямых потомков у них не будет. — Разговор Атрану нравился всё меньше и меньше.

— Да не волнуйтесь вы так, — улыбнулась Иранья. — Работа целителя... Как вы там выразились про нечёткие, ускользающие образы? В общем, я тоже разблокирована.

— ...Нет, Фалин, нам нужен образец с контактным пятном. Как иначе мы оценим результат?

Фалин с сожалением отпустил пойманную рыбу и задумался.

— Свистуны подойдут?

— Кто это?

— Мои двоюродные предки. Академик Алтус отлаживал на них сонар. Пятно имеют.

Свистуны по-прежнему обитали в окрестностях лаборатории Алтуса. Слегка одичали, но не забыли, как их здесь подкармливали. Фалин отловил самого крупного, спокойного и ленивого. Образец ещё помнил многочисленные опыты и знал, что позднее его ожидает вкусная подкормка. Обеспокоился, только когда Иранья направилась в грот корректора фенотипа. Но целительница перехватила двигательные центры, успокоила нежными мыслеобразами, и он затих.

Через неделю учёные и целители с интересом изучали результат первого опыта. Чтоб оценить все преимущества и недостатки «светофильтров», поднялись к самой поверхности. Откуда-то появились свисты-пограничники на боевых кулах и заявили Алтусу, что группа нуждается в охране. Впрочем, тут же отпустили кулов порезвиться и смешались с косяком лаборантов.

— Тёмный пигмент неравномерно лёг, — заметил Алтус.

— Да, это надо подработать, — согласилась Иранья.

— Пигмента вообще больше надо. Веко мало света поглощает.

— Не всё так однозначно, коллега. У свистунов веки тонкие, у разумных будут втрое толще. При той же плотности пигмента световой поток будет поглощаться на порядок сильнее.

Тут, во время очередной передачи, образец вырвался, шмыгнул между Атраном и Фалином, увернулся от Алтуса, проскользнул мимо рук-ков лаборантов и бросился наутёк.

— Держите его! — завопили целительницы-инфорочки.

— Глушите его! — подхватил Фалин и возглавил погоню. Вскоре свисты вырвались вперёд. Учёные поотстали. Их образ жизни не способствует поддержанию хорошей физической формы. Ошалевший образец метался то вправо, то влево. Но Елобоч сумел оглушить его мощным импульсом ультразвука. Тут же подлетел кул, клацнули челюсти — и от образца осталась половинка... Довольный кул заюлил перед своим хозяином.

— Эффектно! — прокомментировал Атран. Взял за хвостик двумя пальцами останки образца, зачем-то понюхал и отдал кулу. Похлопал хищника по шершавому боку, почесал за жабрами. — Что ж, мы неплохо размялись. Пора возвращаться в институт.

Яркие события в жизни института — редкость. Повседневность — это трудовые будни. Иранья отрабатывала методику на образцах. Инфорочки две недели не вылезали из информатория института. Выполняли заказ библиотекарей, обменивались материалами. На третью присоединились к целительницам, которые всем желающим выращивали вторые веки для зрения Суши. К чему сотрудникам института Темноты сухопутное зрение — не спрашивали. Помнили наказ Ардины — сделать как можно больше операций и обучить всех местных целителей. Зачем это нужно, хитрая интриганка обещала объяснить по возвращении. Иранья догадывалась — чтоб затормозить работу Северо-Запада. Как-никак, приезжими заняты пять лучших инструментов, целители института вместо основной работы изучают чужие методики. Но свои мысли целительница держала при себе.

Наступил день, когда в инструмент легла Анта. Все знали, что операция продлится не меньше недели. И всё равно каждый день у входа в грот прогуливались, якобы случайно, несколько любопытных. Периодически из грота появлялся Фалин и сообщал, что всё идёт как надо.

На десятый день из грота появилась Анта. Выглядела она осунувшейся и растерянной. За ней выплыла усталая Иранья.

— Отдохни, приди в себя, покушай, а завтра будем учиться работать веками, — сказала целительница. Но потом смягчилась. Урок длился недолго. Уже через полчаса Анта научилась различать верхние, непрозрачные веки и «светофильтры». И умчалась, даже не попрощавшись, разыскивать мужа.

— Я хочу увидеть небо! — донёсся издалека её радостный крик. — Говорят, оно голубое! Я хочу увидеть небо!!!

— Устала я что-то, — зевнула Иранья. — Фалин, мальчик мой, завтра выходной устроим. И послезавтра. Чувствует моё сердце, всё равно работать не дадут.

— ...Ну, миленький! Ну, хорошенький! Ну, пожалуйста! — Три испытательницы вились вокруг Атрана и лепетали давно забытые слова из лексикона молоди, не прошедшей вторую инициацию. Для нормального разумного эти слова были бы полным бредом. Но Атран их понимал.

— Вы же знаете, вы медики по образованию. Две-три недели после операции на стабилизацию фенотипа. Месяц на контрольное тестирование. И только после этого будет дано разрешение на проведение подобных операций.

— Это — для обывателей. Но мы-то испытатели. Нам не нужно ждать два месяца. Тебе на нас надо статистику набирать.

Анта забилась в дальний уголок и в спор не вмешивалась. Сердце её разрывалось. И подружек жалко, и Атран прав. Нельзя так часто нарушать все инструкции подряд. Когда-нибудь это аукнется.

Спор погасила Иранья.

— Тихо, молодь! Нечего шуметь раньше времени. Посмотрите на меня. У меня кишки к хребту прилипли.

Все дружно посмотрели на целительницу.

— Две недели я буду отдыхать и жирок набирать. Или вы думаете, я благими помыслами питаюсь? Отдохну — тогда поговорим.

Испытательницы смирились с судьбой. Упрёк был справедливый, о целительнице они не подумали. А через неделю хитрый Атран лёг на операцию по выращиванию вторых век. Думал, раз его нет, никто не разрешит девушкам лечь на операцию. Наивный... Формально Иранья ему не подчинялась. И молодёжь её уговорила. В общем, когда Атран вышел из инструмента, Арлина уже третьи сутки лежала в инструменте.

— Алтус, вы-то куда смотрели?

— Понимаете, коллега, в чём-то девушки правы. Они испытательницы. Я посчитал себя не вправе гасить их энтузиазм. В конце концов, жизни это не угрожает...

— Мы видели небо! Оно голубое! Мы даже выпрыгивали из среды! — ликовали Анта с Арлиной, вернувшись с поверхности. — Там очень подвижная среда. Она болтается туда-сюда. Даже голова кружится.

— Там волнение, — объяснил Фалин, тоже получивший вторые веки. Правда, не светофильтры, а с оптикой. Зрение суши. — А небо бывает голубым, бывает белым. Это днём. Ночью оно всегда чёрное.

— Ночью мы видели, — отмахнулась Анта.

Подруги, не прошедшие ещё операцию, слушали, открыв рты. Раньше рассказы о поверхности пропускали мимо ушей: мало ли сказок сочиняют о дальних странах. Но теперь сказка приблизилась. Пройдёт месяц — и они сами смогут днём увидеть небо.

Анта опустила вторые веки. Глаза стали огромными, чёрными, как глубины. Словно весь глаз — один большой зрачок.

— А ещё новость — угадайте, куда я смотрю? — рассмеялась она.

— На меня!

— Не угадала. На Фалина! Жаль, у нас раньше таких глаз не было. Можно было бы на лекциях дремать. А ещё южане обещали научить нас на волнах кататься. Они все на волнах катаются. На работу, с работы...

— Инфоры всегда были ленивыми, — хмыкнул Фалин.

— Как ты не понимаешь? Это особенность жизни у поверхности! — укорила его Анта, которая уже считала себя чуть ли не специалистом по мелководью. — Мы живём в глубине, тут волн нет. А для них это естественно.

— Девушки! Продолжаем тесты! — позвал Атран. — С этой отметки — все вчетвером.

— Зачем тесты, если нас всего четверо? — хмыкнула одна испытательница.

— Тсс! Ну положено так. Нам же несложно, а им приятно, — зашептала Анта, садясь на верхнее пятно инфора.

— Значит, как договаривались, тест на остроту зрения и цветоощущение через каждые десять метров, — последний раз напомнил Атран. — Сначала с фильтрами, потом по-старому. Начинаем погружение.

Последнюю операцию делал Фалин. Правда, Иранья находилась рядом. А через три дня после выхода девушки из инструмента Атран заказал шалота и устроил для южан и испытательниц трёхнедельный тур по самым интересным местам. Разумеется, желающих набралось больше, чем мест на шалоте.

Свисты-пограничники бросили жребий, кому ехать, кому оставаться. И четверо счастливчиков присоединились к экскурсантам на своих кулах.

Посетили самые известные сады ароматов, знаменитые танцхомы университета, Бирюзу, Голубые сады. Даже поднялись на несколько километров вверх по пресной реке. Это было самое интересное приключение. В пресной среде кулы чувствовали себя нормально, а шалот нервничал всё сильнее. Поэтому водитель предложил всем сойти, а сам скорее повёл гиганта в море.

Те, кто уже обзавёлся сухопутным зрением, принимали на нижнее пятно всех желающих и показывали ландшафты суши. Фалин выскочил из среды и схватился рук-ками за ветви накренившегося над рекой дерева. Дерево наклонилось ещё сильнее, затрещало и рухнуло в реку. Было много испугов, визгов и смеха. На визги и шум падения примчались все четыре кула и яростно набросились на дерево. Вниз по течению поплыли сорванные ветви с зелёной листвой. Опять было много испугов и визгов. Но девушки-испытательницы бросились успокаивать хищников. Тут и свисты подоспели. Кулы поняли, что ничего опасного не случилось, принялись резвиться, сбрасывая адреналин. Свисты подозвали их и начали катать всех желающих.

К вечеру все устали, но день прошёл замечательно. В море возвращались уже на закате, своим ходом. Только испытательницы ехали на кулах. Иранья рассказывала, как много лет назад она поднималась до истоков этой реки, как экспедиция чуть не погибла в пресном озере. Разумные держались компактной группой, чтоб не пропустить ни слова. Фалин предложил повторить маршрут. Мнения разделились, начался спор. Иранья быстро его погасила, предложив для начала заглянуть на турбазу. Так и сделали. Кулы учуяли шалота издали, все заняли места и двинулись на турбазу. Ночь была тёмной, но не для повелителей глубин. Анта видела всё как днём. Она села на нижнее пятно шалота, и водитель смотрел её глазами.

На турбазе с трудом разместили такой косяк посетителей. А утром выяснилось, что маршрут к водопаду по-прежнему закрыт. Это почти никого не огорчило. За ночь энтузиазм угас. Горевал один Фалин.

На обратном пути отдохнувший шалот шёл весело и ходко. Все чувствовали себя бывалыми экстремалами. Хором распевали туристские песни и кричали «Физкульт-привет!» встречным шалотам.

Девушки-испытательницы, пошушукавшись, решили, что жекторы им больше не нужны. Убедить Фалина не составило труда. Решили, что Алтус возражать особенно не будет, так как его тема — сонар. Но Атран... Отговорить Атрана поручили Анте. Самым демократичным методом — голосованием. Три «за» при одной «против» и одном воздержавшемся.

— Но ведь мы обязаны провести испытание жектора на разумном виде, — слабо сопротивлялась Анта. — Нельзя сразу в мир... Это задержка на целое поколение...

— А мы куда-нибудь торопимся? Спешка хороша при ловле паразитов, — настаивали подруги.

Но тут Атрана догнала телеграмма из Бирюзы с предложением выступить перед Советом. Решающий разговор отложили.

Сначала Атран хотел быстренько сгонять в Бирюзу с одним из свистов на его куле, отчитаться и догнать группу. Но понимания у народа не нашёл. (Когда ещё доведётся увидеть заседание правительства?) Оперативно перестроившись, он решил выступить с совместным докладом двух институтов. С демонстрацией уникальных способностей испытателей. Свисты и девушки решению обрадовались, южане ударились в панику.

— Да не буду я выступать перед Советом, — наотрез отказалась Иранья. — Я целитель, а не политик.

После жарких споров решили, что от южан будет выступать одна из инфорочек. Сообщение поможет составить Атран.

— А если вопросы пойдут? — испуганно лепетала девушка.

— С ответами я помогу, — успокоил Атран. — Доклад совместный, я буду рядом.

Выступление прошло на «ура». Сначала Атран рассказал о достижениях и перспективах Северо-Запада. Потом инфорочка с испуганной физиономией чётко отбарабанила об успехах Юго-Востока. Затем снова выступил Атран с сообщением о совместной деятельности институтов. Коснулся перевоза инструментов, упомянул между делом о своём визите на Юго-Восток, представил делегацию южан. Начались демонстрации. Свисты демонстрировали сонар. Зрение суши иллюстрировало успехи Юго-Востока. Светочувствительные глаза для Темноты в комплекте со светозащитными веками подавались как совместная разработка двух институтов.

Во второй части доклада Атран поразил членов Совета сообщением о жекторах и четвероруких землепроходцах. Иранья расхрабрилась и поведала миру о двоякодышащих лапчатых. У членов Совета сложилось впечатление, что до окончательной победы осталось одно маленькое усилие. Настал черёд вопросов. Большинство были просты, касались сроков и перспектив. Но попадались и очень неприятные. Например, об антагонизме между Югом и Севером. Особенно в среде молодёжи.

— Я не готов отвечать на этот вопрос, — смущённо развёл плавники Атран. — Наверно, вы владеете материалом лучше меня.

Другой неприятный вопрос касался социальной адаптации разумных испытателей и промежуточных видов.

— Все проблемы адаптации решены два месяца назад! — выкрикнула с места Анта, испугалась и спряталась за спины подруг. Но её вызвали на трибуну и допросили с пристрастием. Оказалось — не все... Но тут с наглой откровенностью над трибуной поднялся Елобоч и заявил, что, как обстоят дела на Юге, он не знает. На Севере проблемы были, есть и будут. Но Атран — мужик с понятием, и пока он руководит институтом, с ним всегда можно договориться. Как ни странно, Совет ему поверил...

Кто-то заговорил о статистике смертности среди испытателей, но его убедили, что статистика начинается с цифры три. Одна смерть на Юге и одна на Севере не дают материала для анализа.

В институт Темноты возвращались полные впечатлений.

— Знаете, коллеги, пока вы отдыхали, мне в голову пришла гениальная мысль, — встретил туристов Алтус. — Звучит она так: «Не пытайтесь совместить несовместимое».

— Звучит логично, — согласился Атран. — А на практике?

— На практике ставим не один, а два жектора. А весь лоб отдаём сонару!

— Но мы обсуждали этот вариант. В мутной среде рассеянный свет будет слепить разумного. Мы поэтому и отнесли жектор как можно дальше от глаз.

— В мутной среде разумный закроет один жектор и будет смотреть только одним глазом. А рассеяние света даст круговое освещение.

— Должно получиться, — после некоторого раздумья согласился Атран. — Но девушкам сделаем один жектор. Так проще.

— А может, ну его? — робко возразила Анта, вспомнив уговор. Если честно, она тоже не стремились снова лечь в инструмент.

— Можно и так, — Атран покосился на жену с непонятным выражением. — Но это задержит мировой прогресс лет на десять-пятнадцать.

— Если всё так серьёзно, мы согласны.

— Предательница слабохарактерная! — зашипели подруги.

На следующий день целители и целительницы собрались в лаборатории.

— Начнём с повторения ваших опытов, — предложила Иранья. — Я хочу всё увидеть и прочувствовать сама.

— Без проблем, — Фалин с расстроенным видом пошёл отлавливать образец.

Операцию он провёл, как всегда, быстро, чётко, профессионально. И, как всегда, неудачно.

— Знаете, — задумалась Иранья, — Алим мне часто говорил: «Если не знаешь, что делать, сделай перерыв. Дай проблеме опуститься в подсознание». Мы перепутали порядок действий. Надо было сначала посмотреть операцию, а потом ехать в путешествие.

И, вильнув хвостом, выплыла на улицу. Целители удивлённо переглянулись.

— Что мы скажем Атрану?

— Нафиг! Вы как хотите, а я хочу есть, — заявил Фалин.

Два дня Иранья шаталась по институту, а на третий удивила всех. Попросила Фалина вырастить ей прозрачные веки. И легла в инструмент.

— Светофильтры? — уточнил целитель.

— Нет, обычные, с оптикой. Зрение суши.

Фалин удивлённо хмыкнул, сел на пятно инструмента и приступил к операции.

На шестой день задумчивая Иранья вышла из инструмента. Поднялась к поверхности, сосредоточилась и за рекордное время разобралась со старыми и новыми веками. Но видно было, что мысли её бродят где-то далеко.

— Что-то не так? — обеспокоился Фалин.

— Побаливают ещё. Ты когда последний раз кушал?

— Неделю назад.

— Я тоже. Идём покушаем. А денька через три продолжим.

Иранья вела операцию чуть ли не месяц. Разбила её на несколько этапов, после каждого подолгу чего-то выжидала... И добилась успеха!

— Мальчик мой, ты всё делал правильно, — утешила Иранья Фалина. — Просто слишком торопился. Природу нельзя гнать как курьерского шалота. Надо роздых давать. То, что ты принял за перерождение тканей, это просто рубцевание. Близкое рубцевание разнородных тканей. Я делала то же самое, что и ты, но медленно, без суеты и спешки. И вот...

— Выходит, мы победили? Можно Светлячка звать?

— Ещё нет. Звать надо Убана. Жектор мы собрали, но им надо научиться управлять. А такого центра в мозгу нет. Да не волнуйся ты, Убан справится. Он научил нас задние рук-ки к нервной системе подключать, а тут — всего-то несколько мышц.

— А что нам сейчас делать?

— Как — что? Готовить образцы для Убана. Не на Анте же ему тренироваться.

Прошёл год. Тепло попрощавшись со всеми, целители отправились в обратный путь. Провожали их всем институтом, так как Атран объявил день праздничным. Кое-кто говорил, что теперь его будут называть днём Повелителя Темноты.

Дольше всех за шалотом держались испытательницы и свисты на кулах. Кулы резвились, девушки грустили, свисты свистели и пели непонятные песни глубин. Шалот сердился. Свисты ему не нравились. Очень уж шумные.

Обратный путь занял четыре месяца. И все четыре месяца слава мчалась впереди них. Каждые два-три дня целительниц приглашали прочитать где-нибудь лекцию. Инфорочки выступали по очереди. После доклада перед Советом, да ещё с их памятью, это было несложно. Всего-то повторить доклад Атрана слово в слово, желательно с теми же интонациями.

Попутно выяснилось, что о покорении Темноты народ знает достаточно много. Но о землепроходцах ходят невероятные и удивительные легенды.

В Юго-Восточный Институт Генетики прибыли поздно ночью. Ардина получила телеграмму, поэтому встретила на вокзале и долго расспрашивала. На следующий день заставила выступить в самой крупной аудитории института. Слушателей было — не протолкнуться. От дна до самой поверхности. Но инфорочки поднаторели в докладах, поэтому выглядели уверенно и авторитетно. Иранья шушукалась с Ардиной.

 

Алим. Покорители Суши

— ...Не один, а два дыхательных пузыря! И множество жаберных гребёнок в каждом. Это позволит уменьшить размеры гребёнок, но увеличить суммарную площадь контакта с воздушной средой. И в то же время повысить общую живучесть организма! — докладчик оглядел всех с видом победителя. — Чем больше одинаковых элементов, тем меньше скажется на всём организме повреждение или травма одного из них.

— Вы ещё чешую в пример приведите, — донеслось из задних рядов.

— Эту реплику мы проигнорируем как несознательную, — тут же среагировал докладчик. — На чём я остановился? Два дыхательных пузыря потребуют увеличения объёма грудной клетки. В то же время в среде дыхательные пузыри не нужны. В среде хватит обычных жаберных щелей. Поэтому в среде рёбра сместятся, жаберные гребёнки повернутся и лягут с перехлёстом друг на друга, дыхательные пузыри сожмутся — и что мы получим? Правильно! Привычный обтекаемый облик!

— Но через пузыри нет прямого тока воздушной среды, — не унимался оппонент.

— Правильно! Прямого нет. Но у нас есть подвижные рёбра и есть мускулатура, которая ими управляет. Меняя объём грудной клетки и пузырей, мы обеспечим принудительную циркуляцию воздушной среды. Принцип позаимствован у обонятельного мешка. Заодно решаем проблему орошения жаберных гребёнок. Если в пузырях останется немного жидкой среды, то при каждом сжатии гребёнки окунутся в среду. Мы считаем, что даже небольшого запаса среды в пузырях хватит на долгие часы активного функционирования на суше.

— Если я верно понял, вы предлагаете полностью разделить системы дыхания для среды и для суши? — поднялся над своим местом Алим.

— Да, — смущённо развёл плавники докладчик. — Объединить системы нам так и не удалось. В среде организм будет дышать старыми добрыми жабрами, а на суше — дыхательными пузырями.

— К этому всё и шло, — согласился Алим. — Как насчёт сроков?

— Собственно... Среди наших образцов уже есть лапчатые с описанной системой дыхания... Мы одновременно отлаживаем несколько вариантов дыхательных систем, и эта кажется нам наиболее перспективной.

— Почему — кажется?

Докладчик смутился.

— Результаты нельзя считать достоверными, так как у образцов нет нервного пятна. Мы не знаем, что они на самом деле чувствуют. И кожа у них не та. Они не могут долго находиться на суше, кожа пересыхает. Нам было некогда готовить образцы по полной программе... Но теперь мы заложим новую серию опытов. С контактным пятном, с новой кожей...

— Об этом поговорим позже, — перебил Алим. — Какие ещё могут быть проблемы?

— Управление сухопутным дыханием. Должно ли оно быть чисто рефлексивным или сознательным?

— И к какому варианту склоняетесь?

— Рефлексивное, с возможностью управления на сознательном уровне. Но есть опасения, что на рефлексивном уровне организм может ошибиться с выбором системы дыхания. Нужны опыты.

— Разумеется, нужны опыты. Поздравляю ваш отдел с крупной победой. Все свободны, а вы задержитесь. Обсудим дальнейшую программу.

Недоуменно ворча по поводу такого резкого завершения семинара, учёные начали расходиться. Но тут к Алиму подлетел запыхавшийся Илька и выпалил:

— Целительницы вернулись!

— Минуту внимания! — выкрикнул Алим. — Семинар будет продолжен здесь же, через два часа. Повестка — рассказ о делах Северо-Западного института Темноты.

— Вот чего ты так торопился, — улыбнулась, подплыв, Ригла. — Сам встретить хотел?

— Не угадала. Но они очень вовремя прибыли. Идём, обрадуем Иранью. Она ещё не знает, что выступать будет. Илька, ты чего рук-ки в стороны развесил, словно лапчатый? Ты же не на суше.

Подросток с явной неохотой убрал конечности в обтекатели.

— Не нравится мне это, — ворчала Иранья. — Как два краба-отшельника из-за раковины готовы подраться. Не верю я!

— Милая, не важно, верите вы или нет. Важно, что Совет в любой момент может закрыть тему, — холодно заметила Ардина. — Вы сами рассказали, что следующее поколение испытателей Атрана будет полнофункциональным. И Северо-Запад вновь вырвется в лидеры. Впрочем, если освещать факты в русле вашего доклада...

— Как это?

— Ну, что тема жителя глубин продвигается совместными усилиями двух институтов. Что Юго-Восток участвует в обоих программах... Это очень веский аргумент! В этом ключе и будем вести политику.

— И всё же, пока мы отстаём, ни в чём нельзя быть уверенным, — повторил Алим. — Не закроют, так перепрофилируют. Мы должны выйти на второе поколение разумных испытателей одновременно с Северо-Западом.

— Да с чего вы взяли, что нас закроют?

— Могут закрыть, — уточнила Ардина. — Или вы сомневаетесь в гипотезе Алима? Милый, что мешает тебе уже сегодня запустить второе поколение?

— Органы не проверены на образцах. Риска много.

— А целители у тебя на что? Мы же всемирно признанные лидеры в области коррекции фенотипа. Атран двадцать лет назад не побоялся сырую модель в свет выпустить. Не постеснялся у тебя целителей на два года одолжить для доводки модели. Чего же ты боишься?

— Доводка на уровне фенотипа — это, конечно, очень смело, — смутился Алим. — Очень дерзко... Но сэкономит нам не меньше пяти лет!

Солнечные блики весело гонялись друг за другом по песчаному полу лаборатории. Неторопливо фланируя из угла в угол, Алим репетировал перед Илькой завтрашнюю речь на учёном совете. Илька висел в метре от пола, как всегда, развесив в стороны конечности, и сбивал полёт мысли колкими замечаниями.

— Дядя Алим, хвост должен быть не такой, — настаивал он. — Хвост должен быть длинный и узкий. Как третья задняя рук-ка.

— С пальцами?

Илька застыл с открытым ртом.

— А что? Было бы классно! Только я не то имел в виду. Когда на задние поднимаешься, хвост только мешает. А надо, чтоб на него можно было опираться. Тогда мы могли бы на задних ходить, а в передних что-то нести. И вообще, задние должны быть больше и сильнее.

— Так вот почему у вас хвосты такие обтрёпанные.

— Ну да! На задние поднимешься, равновесие потеряешь, на хвост как сядешь... Такая боль — выть хочется! Потом неделю рук-ками загребаешь, хвостом шевельнуть больно.

Алим отложил дела и серьёзно посмотрел на Ильку.

— Почему же ты в поликлинику не зайдёшь? Три дня в стационаре — и порядок.

— Ага... Сначала неделю расспрашивать будут, где да как хвост поломал. А потом в школе догонять. Этак месяц берега не увидишь.

— Остальные тоже так думают?

— Ну да!

— Илька, Илька! Вы же испытатели. Знаешь, что мы сделаем? Завтра с утра я соберу всех испытателей и расскажу о новом проекте. Потом спрошу, что, по вашему мнению, нужно изменить. Ребята будут стесняться, ты поможешь мне их расшевелить.

— Как это?

— Расскажешь о хвосте то, что сейчас рассказал. Может, мы с тобой немного поспорим. Тогда и другие присоединятся. Наверняка кто-то ещё что-нибудь толковое добавит.

— Дядя Алим, а это честно?

— М-м?

— Ну, то, что мы заранее договариваемся.

Алим надолго задумался.

— Не знаю, Илька. Ты как-нибудь у Ардины спроси. Хотя я знаю, что она ответит.

— Что?

— Она скажет, что это рационально.

На учёный совет Алим явился с большим опозданием, хмурый и злой.

— Что-то случилось? Отменить совет? — встревожилась Инога.

— Напротив. Начинаем немедленно. Внимание всем, — возвысил голос Алим, поднявшись над трибуной. — Вопрос в зал. Для чего мы создаём сухопутный вид?

— К чему детские вопросы? — поинтересовался Корпен.

— А к тому, что проект, который мы здесь и сейчас собирались взять на реализацию, никуда не годится! Повторяю вопрос: для чего мы создаём сухопутный вид?

— Для заселения суши, естественно, — подал голос кто-то из задних рядов.

— А что наш вид будет делать на суше?

— Жить... Работать...

— Верно! Жить и работать. Чем работать?

— Рук-ками... Я имею в виду, пока не выведем сухопутные инструменты.

— Хорошо. Работать рук-ками. А стоять на чём? Рук-ки у него заняты поддержанием корпуса. Максимум, что может наш испытатель — освободить для работы одну рук-ку. При этом теряет возможность перемещения.

Наступила гнетущая тишина. Алим обвёл собравшихся хмурым взглядом, выждал минуту и продолжил:

— Мы создали модель, которая может только одно: перемещаться по суше. Всё! Остальные виды деятельности невозможны или крайне неудобны. Если для работы нужны две рук-ки, испытатели вынуждены ложиться грудью на грунт. Работать приходится в крайне неудобной позе, вытянув рук-ки вперёд, за голову. Причём тело стремится опрокинуться на бок. Его нужно поддерживать задней парой рук-ков. Даже отдохнуть в такой позе нельзя!..

— Какой из этого вывод? — Корпен первым вышел из транса.

— Надо кардинально менять форму тела. Предусмотреть позу для работы, позу для отдыха. Но это даже не главное.

— Весь проект — кильке под хвост. Что же тогда главное?!

— Главное то, что Северо-Запад выпускает прототип жителя глубин. А мы — опять всего-навсего испытателя. Прототипом может стать только следующее поколение. Если повезёт с этим. То есть, мы отстаём не на год, не на пять, а на целое поколение!

— Ну и что? У нас задача сложнее...

— То, что нашу научную программу могут законсервировать до лучших времён или даже полностью свернуть!

— Но почему???

— Потому что цивилизация получит под освоение площади дна, превышающие в десятки раз всё, что мы сейчас имеем. Потому что все силы, все ресурсы планеты пойдут на освоение Темноты. Аутсайдерам ничего не останется. Кто не успел — тот опоздал!

Алим ещё раз обвёл взглядом аудиторию.

— Всё, ганоиды, совет окончен. Обдумайте ситуацию. Завтра в это же время продолжим.

Резко развернулся и унёсся куда глаза глядят, оставив за хвостом встревоженных, растерянных разумных.

За четверть часа до начала учёного совета прибыла Ардина. Опять вместе с охотником, на измученном, загнанном куле. Видимо, кто-то оповестил её телеграммой о скандале на вчерашнем совете. Кто это, Алим интересоваться не стал. Коротко ввёл жену в курс дела и посоветовал набраться терпения. Намечался второй скандал.

Дело в том, что Алим пригласил на учёный совет всех четвероруков — как фенотипически, так и генетически изменённых испытателей. Малышня уже шумела и гонялась друг за другом над аудиторией. Ригла безуспешно призывала их к порядку.

— Ты б ещё лапчатых пригласил, — хмыкнула Ардина.

Притихли малыши только по резкому свистку председателя совета.

Как ни странно, совет прошёл по-деловому. Инога едва успевала фиксировать предложения. Корпен по просьбе Алима наблюдал за реакцией малышни. Удивительно, но самые бредовые идеи нашли поддержку у юного поколения. Например, развернуть плоскость хвостового плавника на девяносто градусов. И полностью убрать остальные плавники. Их якобы заменяют передние и задние рук-ки. Сделать тело цилиндрическим или даже плоским. Тогда позой для отдыха может стать поза потерявшего сознание ганоида — брюхом кверху.

Между испытателями первого и второго поколения разгорелся жаркий спор по поводу возможности передвижения с использованием только одной пары рук-ков — задней. Молодые утверждали, что это возможно и реально. Надо всего-навсего сдвинуть их ещё больше вперёд, к центру тяжести, и усилить. Тогда полностью освободятся для работы передние рук-ки.

— Но задние не поместятся в обтекатели! — волновалась Амбузия.

— Если рук-ки будут заменять плавники, обтекатели вообще не нужны, — утешил её Корпен.

Когда поток идей начал иссякать, а члены совета всё чаще сбивались на непринципиальные мелочи, Алим взял слово. Он назначил пятерых экспертов по оценке полезности идей и компоновке предварительного проекта. Сроки дал жёсткие — трое суток. Потом — новый расширенный учёный совет.

— Кажется, я напрасно волновалась, — заявила Ардина по дороге домой. — Ты держишь ситуацию под контролем.

— Разве? — горько усмехнулся Алим. — Ты же видишь, проект на нуле.

— Это как подать. Можно сказать: «Проект на нуле». А можно: «Грандиозный прорыв в будущее! Десятки изменений, переход количества накопленной информации в новое качество!»

— Но ты же понимаешь, что это всего-навсего очередное поколение испытателей.

— Я понимаю. Но я понимаю также то, что Мировой Совет получит доклад от тебя. Если в докладе будет звучать: «Первое поколение землепроходцев» — они поверят. Поверят также, что в первом поколении нашлось некоторое количество недостатков. Которые надо устранить во втором. В конце концов, чем испытатели отличаются от нового вида?

— У испытателей потомства нет.

— Дорогой мой, о судьбе икры землепроходцев вспомним через двадцать лет. Ещё проблемы есть?

— Страшное количество изменений в геноме. Никто никогда не уродовал геном до такой степени. По уму, это надо разнести на три-четыре поколения. Но у нас времени нет.

— Ты сам сказал, времени нет. Значит, придётся всё делать за один раз. Тут не мне тебя учить. Запомни главное. Любой факт можно подать и как недостаток, и как победу. Ты говоришь, плохо, что много изменений в геноме, а я говорю: «Высочайший профессионализм и точнейший расчёт генетиков Юго-Востока позволяют учитывать огромное количество факторов и сократить доводку проекта с трёх-четырёх до одного-двух поколений».

— А если неудача?

— Тогда тебя съедят, — серьёзно ответила жена.

Это была грандиозная и изматывающая работа. Десятки часов споров и согласований по иерархии доминантных признаков, пределам пластичности фенотипа, коррекции рефлексивной моторики и прочая, и прочая, и прочая...

Невиданной сложности операция по модификации генома потребовала разработки новых методик и даже новых инструментов! Во-первых, ни один генный хирург не мог провести всю её за один раз. Невозможно напряжённо работать целый месяц, не отключаясь от инструмента. Да и не может один специалист знать всё до тонкостей — и кожу, и дыхательный пузырь, и защиту контактного пятна, и программирование рефлексов. Была разработана методика консервации промежуточных результатов для отдыха или — невиданное дело — смены хирурга. И всё равно операция оказалась слишком сложна. Алим ввёл должность асистента-секретаря хирурга. Разумеется, секретарём работал инфор. Он держал в памяти план всей операции, подсказывал хирургу очередное действие и, в силу способностей, контролировал результат.

Первая операция длилась два месяца. Алим долго придирчиво изучал икринку, потом, ко всеобщему изумлению, уничтожил её. А всем объявил, что тренировка прошла успешно. Следующий образец пойдёт в инкубатор.

— Ты зачем икринку съел? — набросился на него Корпен, когда они остались вдвоём. Алим опустил прозрачные веки, потом обычные, помассировал усталые глаза пальцами.

— Знаешь, Иранья рассказывала, когда Светлячок опускает на глаза светофильтры, абсолютно не понять, куда она смотрит. Такое впечатление, будто она в раковину прячется. Вся мимика лица то ли теряется, то ли становится иной, чуждой.

— Ты мне жабры не заговаривай.

— Мы упустили важную деталь. Очень важную. Да и инструменты надо переделать. — Алим заглянул в рум секретарши и позвал: — Инога, пригласи ко мне Иранью, будь добра.

— Срочно?

— Нет-нет. Но сегодня.

— Ты специально её отослал? — удивился Корпен.

— Нет, от неё у меня тайн нет. Мы забыли, что на суше тоже надо общаться. Громко и на большом расстоянии. Ты знаешь, как сейчас испытатели беседуют?

— Прижимаются друг к другу головами и говорят.

— Ну да... Вчера Илька рассказал, что молодь новые фокусы придумала. Не обязательно касаться головами. Можно протянуть и прижать руку. Тоже слышно, но очень тихо. А самый новый финт — пошире открыть рот. И тому, кто слушает, и тому, кто говорит. Если встать друг против друга, слышно с метра. Какой вывод?

— Звук передаётся через рук-ки и почву?

— Нет, прямо через воздушную среду. Надо доработать голосовой аппарат для воздушной среды. Да и слуховой тоже.

Вернулась Инога. За ней, зевая, вплыла сонная, сердитая Иранья. И, конечно, появился Илька. У этого просто нюх был на всё интересное.

— Ты после операции отсыпалась? — огорчился Алим.

— Поспишь с вами... Разбудил — так выкладывай.

— Надо инструмент доработать. Генный хирург. Ты с ним не работала, но по сути, он ничем от корректора фенотипа не отличается.

— Такой же ленивый? И что с ним сделать?

— Второе контактное пятно.

Иранья, которая в этот момент зевала, поперхнулась и выпучила глаза.

— Операции пойдут долгие. Надо, чтоб хирурги могли меняться на ходу, — объяснил Алим. — А для этого нужно два пятна. Сможешь?

— Ну и придумщик ты! Слов нет.

— Шалапут! — подсказал Илька. Алим выпростал рук-ку, положил на затылок Ильки и толкнул вниз. Илька ушёл в глубину, крутанул сальто и вновь занял место рядом с целительницей. Только чуть подальше. Чтоб Алим не дотянулся.

— Так справишься?

— Не знаю, — пожевала губами Иранья. — Никто такого не делал. Не могу же я загнать инструмент в инструмент. Они съедят друг друга!

— Кулы с перепуга скушали друг друга! — влез Илька.

— Кыш! Иранья, попробуй! Кроме тебя никто не справится.

— Убан справится! Ну ладно, попробую... Если тебе инструмента не жалко.

— Вот и хорошо! Я закажу отделу инструментального обеспечения новые инструменты. Генетически модифицированные. Но ты же знаешь, они десять лет растут. А нам нужен хоть один, но сейчас.

 

Атран. Артефакт

Атран, усталый, но довольный, возвращался домой из детского садка. Повелители глубин росли быстро и дружно. Гонялись друг за другом, пищали, свистели, но главное — пользовались и сонаром, и жекторами, и веками-светофильтрами.

Рядом скользила Анта. То обгоняла, то отставала и журчала без умолку. Атран любовался её новым профилем с крутым лбом, слушал вполуха, в нужные моменты удивлялся или скептически хмыкал. Большего от него не требовалось.

— К архивариусам с Юга знакомая заехала. Ей её знакомая для меня письмо передала. Тоже через третью голову, но не в этом суть. Главное, письмо от целительницы, которая у нас была. Она рассказывает, что у них на полигоне делается.

Уловив слово «полигон», Атран прислушался.

— Они такие вещи творят! — продолжала Анта. — Такое творят! Ты представить себе не можешь! Образец по два месяца собирают. Алим новые инструменты заказал. Уникальные, двухместные. У них все инкубаторы инструментами забиты! Они каждый геном два месяца правят, представляешь?

— Не представляю! — честно ответил Атран. Но Анта не услышала.

— Каждую операцию вчетвером делают. Два хирурга и два инфора. Один хирург главный, второй ему помогает. А инфоры подсказывают. И хирурги всё время меняются. Не как ты — сутки не вылазишь, а нормальный рабочий день. Но самое интересное — это когда образец соберут. Алим его изучит и скажет: «Мы убедились, это мы сделать можем. Все молодцы! Идём дальше. Добавим ещё один прибамбас». И уничтожит образец.

— Как?! — изумился Атран. — Два месяца делают, а потом уничтожают?

— Ну да! Это у них называется репетицией. Потому что Алим делает не испытателя, а сразу покорителя Суши. Он все испытания на икринке проводит. Ты на нас испытывал, а он новые инструменты придумал, ему икринки хватает.

— Подожди! Ты сказала, новые инструменты ещё в инкубаторах.

— Де-ействительно... — задумалась Анта. — Концы с концами не сходятся. Но честное слово, Алим икринку соберёт, изучит и уничтожит. А следующую делает ещё сложнее!

— Сейчас, наверно, уже окончательную собрал.

— Да, — согласилась Анта, — письмо полгода шло.

Не успели дойти до хома, как мимо пронёсся кул. На нижнем пятне сидел свист, на верхнем — подружка Анты. Кул развернулся в отдалении, коротко мигнул жектор испытательницы.

— Тебя зовут. Иди, посекретничай, — улыбнулся Атран. Он уже давно разобрался в нехитром коде друзей жены. Анта на секунду благодарно прижалась к его боку и умчалась со скоростью звука. Ждать жену Атран не стал: друзья подвезут её на куле. У свистов вообще очень смирные, добродушные кулы. Разумеется, если так можно сказать о пятиметровом хищнике. Они даже позволяют садиться на спину двум пассажирам — справа и слева от верхнего пятна. Ни один кул не потерпит незнакомого пассажира, если тот не на пятне. Кулы свистов терпели.

Но в этот раз после короткого приветствия Анта села не на спину кула, а на верхнее пятно подруги. Кул взбрыкнул, но тут же замер, почуяв недовольство хозяина. Выгнул плавники, шевельнул хвостом и неторопливо ушёл в туманную даль.

Атран выбросил кула и его всадников из головы, вернулся мыслями к полигону Алима. Если судить по результатам, Юго-Восток слегка отставал. Совсем несильно — на год-два. Но по очкам Алим шёл впереди. В этом нет никакого сомнения. Его школа целителей, его методики многодневных операций с привлечением инфоров... Внезапно пришло понимание, что именно так должны проходить операции в серьёзных институтах. То, что было до сих пор — это гибрид подвига, искусства и кустарщины. Сутками сидеть в инструменте — разве это не кустарщина? Если тебя никто не может заменить — разве это не кустарщина? В серьёзной организации незаменимых быть не должно. А рабочий день есть рабочий день. Может, послать к Алиму стажёров по обмену опытом? Надо с Алтусом посоветоваться.

Внезапно появилась Анта. Она выглядела одновременно и возбуждённой, и испуганно-смущённой. Знакомое состояние. Что на этот раз?

— Дай слово, что ругаться не будешь, — с ходу начала Анта. — А то поссоримся.

Логика убийственная. Ссориться ни с кем не хотелось.

— Все живы? Хвосты-плавники целы? — притворился озабоченным Атран.

— Ну, не надо, а? Я серьёзно, а ты дурачишься...

Атран поймал её ладошку, остановился и развернул Анту к себе лицом. Глаза в глаза.

— Я серьёзен как никогда. Говори, что они натворили.

— Ты только не ругайся. Они Эскара выследили. Его тайное логово, куда он омолаживаться уходит.

— Та-а-ак... А каким образом им в головы запала идея, что за Эскаром надо следить?

— Если ругаться будешь, я в Темноту уйду, так и знай!

— Понятно. Кому ты ещё рассказала?

— Никому. Только девочкам и свистам. Ну-у... Я девочкам, а они свистам.

— Ясненько. А есть в институте кто-нибудь, кто не знает того, что я просил тебя держать в глубокой тайне?

— Никто больше не знает. Ну, как ты не понимаешь, свисты и девочки — мы как одно существо. Если одному больно — нам всем больно. Если один радуется — всем хорошо. Мы ближе, чем икринки из одного помёта. У нас нет тайн друг от друга. А теперь и ты нам родной. Я сказала, что ты разрешил мне им рассказать. Если ты ругаться будешь, они поймут обман и не пустят больше нас в свой круг. Я не переживу такого позора.

— И уйдёшь в темноту. Значит, я допущен в круг посвящённых, только мне об этом забыли сказать. Как ты всё запутала... Зови своих конспираторов. Я их ругать буду.

Анта развернулась, свистнула и мигнула пару раз жектором. Из темноты возникла настороженная морда кула. Луч жектора ударил по глазам. Не нужно быть пограничником, чтоб понять: хозяин встревожен, тревога передаётся кулу, тот нервничает, готов защитить хозяина, но не видит опасности. Атран прикрыл глаза рук-кой, другой почесал кула за жабрами.

— Анта сказала, вы выследили Эскара. Как вы узнали, что это он?

— Ну, шеф, всё, как по рассказам. Кул решил, что он неживой. И несётся как ненормальный. И не сворачивает ни вправо, ни влево. И глубину держит. Ну кто на такой глубине пойдёт? Только псих!

По голосу Атран узнал свиста. Елобоч, тот ещё хулиган.

— Поэтому мы решили, что это Эскар, — добавила девушка.

— Да не свети ты мне в глаза. Далеко его хом?

— Полторы сотни километров, шеф. Только это не хом. Не наш хом. Я не знаю, как сказать, это видеть надо.

— Вы ушли на полторы сотни километров и никого не предупредили. А если бы не вернулись?

— Шеф, ну что с нами может случиться? Мы — отряд. Арлина — жектором по глазам, я приглушу свистом, а кул порвёт нафиг!

— Ну-ну. До того, как институт открыли, я на этом самом месте косяк диких кулов встретил. Вы втроём восьмерых кулов одолеете?

— Не-е... Мы им хвост покажем! Шеф, расскажите!

— Это вы мне расскажите. Эскар вас видел?

— Не видел, мамой клянусь! Что мы, молодь необученная?

— Твоя мама — академик Алтус, — разозлился по-настоящему Атран.

— Не гони волну, шеф. Всё чин-чинарем. Я ж пограничник, а не килька безмозглая. Я чо — по следу ходить не умею? Эскар как бешеный шёл, а я — в кильватере, на пределе видимости. На такой скорости боковая линия шалота с пяти метров не учует. А если б он и оглянулся — кого бы увидел? Меня? Кула!

— Хорошо, убедил. Что вы там видели?

Арлина хихикнула, Елобоч, наоборот, смутился. Выпростал руку, почесал брюхо кулу.

— Мы его потеряли. Он в скалу ушёл. Чес-слово!

— Как это?

— А вот так. Шёл по прямой, потом довернул чуть-чуть, ход сбавил и полого так в глубину пошёл. Ну, мы ещё больше отстали. Моими глазами уже ничего не видно, Арлина ещё что-то различает. По запаху да турбулентности след держим. Дно показалось. Вдруг впереди — словно шалот пасть раскрыл, потом захлопнул. Огромный такой шалот. И звуки... Словами не передать, это слышать надо. Мы сразу тормознулись, над дном зависли. Четверть часа подождали — тишина. Мы медленно-медленно вперёд двинулись. А там — скала эта... Гладкая. То есть, издали — гладкая, чуть закруглённая. Вроде гальки, но во много раз больше шалота. Её всю не видно, один бок песком занесло. А другой бок из-под песка торчит. Вот в этом боку Эскар и исчез.

— В камне?

— Да не камень это. Издали — как камень. Старый такой, всякой гадостью обросший. А под ней — гладкий, как створка раковины изнутри. И у этой скалы след Эскара теряется. Зато на дне есть взбаламученный участок. Как будто шалот хвостом взмахнул, муть поднял. Но шалота не было. Мы б увидели.

— Значит, невидимый шалот заглотнул Эскара и растворился? А может, он в песок закопался?

— Да нет, его скала заглотнула.

— С чего ты взял?

— Кул так думает.

Атран хотел возразить, что кулы не думают, но вспомнил Балу. Её настойчивое желание передать какой-нибудь образ.

— А что твой кул думает о самом Эскаре? Не боится его?

— Ничуть! Он только живых боится. А Эскар, по его разумению, не живой.

— Надо же! Бала Эскара боялась.

— Бала — это кула, — пояснила Анта.

— Что потом?

— Потом мы обшарили всю округу. Потом прижались к скале и слышали какие-то звуки. Тихое урчание. Потом ещё сутки там провели, спрятавшись невдалеке. Кулу надо было отдых дать. Ну, и вернулись.

— Арлина, ты добавить что-нибудь можешь?

Девушка задумалась.

— Эта скала... Она чужая природе. Таких не бывает. Она ненастоящая...

— Надо мне самому всё на месте осмотреть, — после минуты размышлений решил Атран.

— Кул с дороги устал. Ему роздых нужен, — возразил Елобоч.

— Успеет отдохнуть. Эскар уходит омолаживаться на три-четыре недели. Когда вернётся в Бирюзу, мы и займёмся его скалой. А сейчас двигайте оба в информаторий, разыщите Ореля и сдайте ему отчёт. Больше — никому! Ясно?

— Кул есть хочет...

— Потерпит. Анта, проследи, чтоб никуда не свернули. Нет, я сам вас провожу!

Экспедицию готовили тщательно и в обстановке глубокой секретности. Для посторонних пустили байку, что это первая геолого-топографическая экспедиция по поиску места для будущего города в Темноте. Позднее таких экспедиций будет множество. Места в Темноте дикие, неизученные, поэтому транспорт — не шалот, а четыре кула. Разумеется, со своими всадниками. Без жекторов и зорких глаз испытательниц никак не обойтись — ещё четыре участника. Топограф, геолог, инфор — какая же это геолого-топографическая экспедиция без них? И начальник партии — сам Атран. Алтус пытался отговорить, но Атран был непреклонен. Дело может оказаться опасным, а у него опыт пограничника, знание боевых приёмов. Фалин был безутешен. Убеждал, что если топограф — инфор, то второй инфор экспедиции не нужен. А нужен свист, способный ориентироваться в Темноте. Орель лишь посмеивался и отсылал Фалина к Атрану.

Три недели спустя Орель с одним из пограничников отправился в Бирюзу. Предлог — выяснить, какие формальности нужно соблюсти перед основанием города в Темноте. Фактически — убедиться, что Эскар вернулся в Бирюзу и в ближайшее время никуда не собирается. На случай, если Эскар заинтересуется маршрутом экспедиции, Орель должен был описать запасной вариант, и близко не пролегающий от логова старейшего.

В путь отправились на день раньше намеченного срока. Эту хитрость придумал Атран, чтоб избежать пышных проводов. Каждый кул нёс трёх всадников — cвиста на нижнем пятне и двух пассажиров справа и слева от верхнего пятна. Только на ведущем куле всадники располагались по-другому. Елобочу требовались зоркие глаза Арлины, поэтому девушка сидела на верхнем пятне. А топограф — на нижней присоске Елобоча. Он уже не попадал в вихревую зону вокруг тела кула, поэтому отчаянно работал хвостом. Атран понимал, что бедняга скоро выдохнется, но не вмешивался. Инфору полезно сбросить лишний жирок.

Впрочем, топограф мужественно продержался до полуденного отдыха. Пассажиры расслабили присоски и покинули кулов, сбившись плотной стайкой. А пограничники быстро наловили мелюзги на обед. На лицах появились брезгливые гримаски. Даже девушки, жившие с пограничниками, отдавали свои порции кулам. Атран вспомнил молодость — и заставил себя съесть сырую рыбку. Нужно поддерживать образ несгибаемого начальника.

После обеда на нижнее пятно Елобоча сел Орель. Честно говоря, Атран не понимал, что можно картографировать, двигаясь в открытом океане на глубине шестидесяти метров — то есть, в нескольких сотнях метров выше дна. Но инфоры относились к своей работе крайне ответственно.

Поздно вечером Елобоч объявил, что под ними отмель, до дна не больше двухсот метров, а до цели — хвостом вильнуть. Поэтому самое время сделать привал. И резко пошёл в глубину. Девушки включили жекторы, свисты задействовали сонары. Вскоре и на самом деле показалось песчаное дно почти без растительности. И без слоя осадков. Атран удивился, но почувствовал чуть заметное течение и успокоился.

Спали прямо на песке. Где-то в высоте лениво парили кулы. Изредка вспыхивали жекторы девушек да закладывало уши от неслышного свиста часовых. Темно, холодно, неуютно...

Весть о том, что солнце встало, принесли кулы. Им надоело охранять сонное царство, организм требовал движения. И хищники начали тормошить хозяев. Свисты, посменно охранявшие лагерь, замёрзшие, сонные и злые, бранились и гнали кулов прочь. Но сложно игнорировать резвящегося пятиметрового хищника. А со стороны смотреть на эти игры просто страшно. Постепенно все расшевелились.

Оседлав кулов, свисты отправились глушить ультразвуком мелочь на завтрак. На этот раз рыбка показалась Атрану более вкусной. Инфоры, хищные по природе, съели порции, не морщась. А девушек геолог напугал страшной сказкой, что у голодных жекторы погаснут. Легковерные пришли в ужас и проглотили завтрак. Более сообразительная Анта припомнила, что голодать им приходилось, но факел на носу от этого не тускнел. Девушки набросились с кулаками на геолога, тот ловко ускользнул, подняв со дна облако песка и мути. Все бросились врассыпную, Орель налетел на кула. Кул решил, что с ним играют, и ловко выхватил у инфора завтрак. Орель погнался за хищником, но не догнал. В радостной суете немного согрелись, и Атран дал команду к движению. Топограф со стоном занял место на нижнем пятне Елобоча, но хвостом работать отказался, жалуясь на неизвестные науке болезни хвостового плавника. И пронзительно верещал каждый раз, когда Елобоч давал шенкеля кулу. В конце концов Арлина уступила ему место на верхнем пятне, а сама присосалась к Елобочу.

Спустя четверть часа по неслышному сигналу пограничники разошлись веером, но через минуту кто-то подал сигнал к сбору.

— Вот оно! — Елобоч с Арлиной раздувались от гордости. Атран перехватил выжидающий взгляд жены и принялся их хвалить. Выйти с расстояния в полторы сотни километров точно на объект — это искусство пополам с подвигом. (А о том, что ночью два часа над лагерем кружили только три кула и на это же время куда-то исчезли наши герои — об этом они сами расскажут. Позднее. Если захотят, конечно.)

Предмет был огромен. Его не удавалось охватить взглядом. Лучи жекторов терялись в темноте. Он на самом деле походил формой на огромную плоскую гальку. Но свисты утверждали, что такого смачного отражения не даст ни один камень.

Атран поискал взглядом геолога. Тот, вооружившись осколком раковины, скоблил поверхность артефакта. Подумав, Атран послал ему в помощь двух девушек. Третью откомандировал в помощь картографу, а Анту приказом по партии оставил в распоряжении начальника. То есть, при себе. Ехидных комментариев насчёт семейственности не услышал. Это был штрих. Чтоб свисты упустили случай позубоскалить...

Не теряя времени, Атран притёрся к нижнему пятну жены, велел светить широким лучом и повлёк её вдоль границы артефакта. Если считать, что предмет и на самом деле имел форму гальки... то бишь эллипсоида вращения по-научному, то не менее трети скрывалось под песчаным наносом.

Топограф составлял кроки местности. Вообще-то представители его профессии славятся умением определять расстояния, направления и глубины. Но на этот раз он разбивал территорию на треугольники шестьдесят на восемьдесят на сто метров. Охотники и Арлина таскали камни и помогали ставить реперные знаки.

Закончив круг, Атран полюбопытствовал, как идут дела у геолога. Тот драил песком бок артефакта. Девушки светили, помогали и больше не зубоскалили. Описав несколько витков по расширяющейся спирали вокруг объекта, Атран не нашёл ничего интересного и объявил сбор.

— Я не знаю, что это, но лежит оно здесь больше пяти тысяч лет, — сообщил топограф. — Около пяти тысяч лет назад здесь проходило течение, которое несло песок. И медленно заносило эту хреновину. Потом шторм размыл косу, и течение пошло другим путём. А наносы остались.

— Хорошо некоторым, — пробурчал геолог. — А я ничего не узнал. Это вещество прочнее любого камня. Смотрите, — он вынул из обтекателя маленький камешек и провёл им по очищенному участку поверхности. Потом пальцем стёр чуть заметную царапину — и не осталось никакого следа! — Это вещество нам не по зубам.

— Это всё?

— Мы нашли контур того, что Елобоч называет пастью шалота. Это слегка углублённый прямоугольник, и по его периметру имеется тонкая щель. Очень тонкая. Есть ещё несколько похожих контуров меньшего размера. Они отличаются звуком при простукивании. Пожалуй, всё.

— Кто может добавить?

— Когда мы были здесь в первый раз, внутри что-то шебуршилось. А в этот раз тихо. Ну, почти. Иногда вроде что-то слышу. А может, нет... — поделился Елобоч.

— В тот раз там Эскар шебуршился, — уточнила Арлина.

— Да нет, клясться не буду, но там как бы в разных местах шумело.

— Хорошо, принято. А что кулы по этому поводу думают?

Свисты смутились. Геолог с топографом переглянулись настороженно. Атран понял эти взгляды. Неприятно оказаться посреди океана с тронувшимся начальником. Поднялся на пару метров и мелко затрепетал плавниками. Кулы не обратили никакого внимания. Волна холодного ужаса смыла все мысли. Сигнал «ко мне» — это первое, с чего начинают дрессировку кулов. Он въедается в спинной мозг на глубину инстинктов. Старый, матёрый кул может не подойти, если сигнал подаст не его хозяин. Но обязан оглянуться. Может, кулы скоропостижно одичали в этом шальном месте? Тогда лучше тихо удалиться, пока они не проголодались...

— Парни, вы в кулах ничего странного не заметили? — громким шёпотом поинтересовался он.

— Нет... А что?

— Они на это, — потрепетал плавниками, — не реагируют.

— А-а... — Елобоч пошёл вверх и оглушительно свистнул. Три кула развернулись и замерли, четвёртый устремился к хозяину.

— Мы их не учили откликаться на вибрацию, — объяснил парнишка. — Плавники у всех одинаковые, а голос у каждого свой.

— Ясно. Пусти меня на нижнее пятно.

Не очень охотно, но парнишка уступил. Атран передал кулу образ, якобы он огромная, размером с шалота, заботливая самка кула. Мама, в общем. Кул не поверил, но проникся симпатией и раскрылся. Атран повёл его над самой поверхностью объекта, выражая любопытство. И получил от кула довольно чёткий образ: «Тут бычков ловить нельзя/не слышно». Раскрылся сам, чтоб полнее слиться с сенсорикой хищника — и понял! Малоисследованное чувство, позволяющее кулам находить закопавшихся в песок бычков, здесь не действовало. Атран отпустил кула и вернулся к разумным.

— Кул говорит, здесь бычков ловить нельзя. Его ощущалка не действует, — сообщил он. — Орель, добавь это в общую копилку.

За следующие сутки узнали много нового. Свисты очистили от наносов большой участок поверхности. Девушки надраили его песком до зеркального блеска, соскоблив всё налипшее. В нескольких местах обнаружили крохотные — в доли миллиметра — кратеры. Материал объекта не имел ни вкуса, ни запаха. С северной стороны поверхность казалась на долю градуса теплее. Почему-то геолог утверждал, что именно из-за этого объект не занесло песком полностью. Свисты простучали поверхность камнем. Выявили радиальные и концентрические полосы, отзывающиеся другим звуком. Заявили, что потроха объекта имеют сложную структуру. Что под этим подразумевают, объяснить не смогли. Атран долго пытал, понял лишь, что эхо по прямой не ходит. После обеда свисты расположились в вершинах равностороннего треугольника, и двое начали ритмично стучать камнями. После чего спорили, кричали, что у кого-то чувства ритма нет, сдвигали вершины, превращая равносторонний треугольник в равнобедренный, и вновь барабанили камнями по гулкой поверхности. Потом заявили Атрану, что измерили скорость звука, и заставили топографа промерить стороны полученного треугольника. Сообщили, что скорость звука в поверхностном слое объекта в три с лишним раза превышает скорость звука в среде. Геолог уточнил, что это больше, чем в гранитах и базальтах.

На ночлег расположились метрах в двухстах от объекта. На голом песчаном дне. Свисты приказали кулам охранять лагерь.

Ночью проснулись от ощущения давящего ужаса. Свисты, не сговариваясь, заняли круговую оборону, хвост к хвосту, в двух метрах ото дна. Заметались лучи жекторов, обшаривая пространство. Кулы куда-то исчезли. Пограничники напрасно подзывали их.

«Бала меня бы не бросила», — тоскливо размышлял Атран, пытаясь прикрыть Анту своим телом.

— Я знаю, что это! Это безопасно! — выкрикнул геолог. — Это инфразвук.

— Вношу поправку, — пришёл в себя Атран. — Это действительно инфразвук. Но издаёт его наш объект. Поэтому это может быть опасно. Сейчас мы медленно, организованно отходим...

Первые полсотни метров так и отходили. Сверху свисты, под ними девушки в окружении учёных. Но постепенно скорость увеличивалась, и под конец драпали так, что только хвостики мелькали. Остановились, тяжело дыша, в полутора километрах от объекта, где инфразвук ощущался, но уже не давил на психику. Откуда-то явились кулы. Свисты сразу повеселели. А через минуту инфразвук исчез так же внезапно, как и появился.

— Кто мне объяснит, это праздник в нашу честь или... — первым подал голос Атран, чтоб у подчинённых не возникло мысли о панике начальника.

— Или мы просто оказались не в то время не в том месте? — поддержал геолог.

— А может, здесь любое время — не то?

— Не-е! Мы вчера сколько камнями дубасили — и ничего! — заспорили свисты.

— Во-во! Вчера она... оно нас боялось, а сегодня пукнуло!

Атран в спор не вмешивался, но внимательно слушал. Когда спорщики выдохлись, скомандовал:

— Я пойду проверю. Со мной идёт Анта. И мне нужен кул. Вот этот.

— Я вас одних не отпущу, — заволновался хозяин кула.

— Мне нужен прямой контакт с Антой, — отрезал Атран. — Если хочешь, иди с нами, но возьми другого кула.

Так и отправились. На одном куле — Атран с Антой, на другом — два свиста. Шли медленно, над самым дном, обшаривая путь лучом жектора. Достигнув объекта, Атран повернул вправо и обошёл его по периметру. В одном месте над занесённым песком краем объекта обнаружили неглубокий кратер, не больше метра диаметром. И в стороне — сносимое течением лёгкое облачко мути.

— Грохот прибоя! А ведь он действительно пукнул! — изумился Атран. Отделился от кула, догнал облачко мути, пересёк несколько раз, пробуя среду на вкус и запах.

— Фу, гадость какая!

— Ты смотри... Не отравись! — подала голос Анта.

Обошли объект ещё два раза, ничего нового не нашли.

— Неужели это огромный моллюск? — выдал гипотезу Атран, как только вернулись к остальным. — Лежит тут себе десятки веков, а мы вчера его камнями по раковине...

— А что Эскару надо от моллюска?

— Эскар — его молодь! Нет! Это самка, а Эскар — самец! — фантазировал на ходу Атран. — Эскар подойдёт, она ему раковину приоткроет, он шмыг туда! И делает своё мужское дело.

— Такая солидная тётя должна много кушать, — возразила одна из девушек. — Ей нужны тонны планктона. А она среду не фильтрует.

— Точно, — огорчился Атран. — Гипотеза снимается. Другие есть?

Других не было.

— Тогда возвращаемся, — решил Атран. — Надо обдумать всё и вернуться сюда с инструментами и...

— И?

— Потом придумаем. Сейчас возвращаемся, попутно картографируем глубины.

Возвращались двумя группами. В одной был топограф, в другой его обязанности выполняли геолог и Орель. Двигались широкими зигзагами, периодически встречаясь и обмениваясь информацией. По легенде, одна группа якобы картографировала путь туда, другая — обратно. После знакомства с объектом никто уже не считал меры предосторожности пустой формальностью. Тревожно было.

 

Алим. Экспедиция к артефакту

Алим торопился. Накопилась масса скучнейшей работы, а в полдень открывался семинар, на котором Амбузия обещала сенсацию. Название её доклада звучало так: «Особенности фитопланктона суши». Но из неофициальных источников Атран знал, что речь пойдёт не столько о фито-, сколько о зоопланктоне суши. И в чём же сенсация?..

В общем, на семинар нужно успеть обязательно. А до этого — разгрести рутину, встретить Ильку, выходящего из корректора фенотипа с новым хвостом, проверить молодь второго поколения испытателей, отправить в институт квартальный отчёт и выбить из снабженцев обещание расширить пищевой комбинат. Рутина — дело скучное, а начинать день надо с радости. Например, с вытаскивания Ильки из медузы. Алим направился к медикам.

Илька мирно спал, упёршись локтями в песок и заложив рук-ки за голову. Задняя половина смутно виднелась сквозь студенистое тело инструмента, но детали не проглядывались. Алим обернулся к оператору и... На контактном пятне инструмента дремала Иранья.

И тут Алим встал перед дилеммой. Будить или не будить? Логично и правильно разбудить Иранью немедленно. Но у разблокированных альтернативная логика. Он знает, как напряжённо Иранья работала. Иранья разблокирована. Она знает, что Алим это знает и что Алим сам разблокирован. А по логике разблокированных будить уставшего... нелогично! Но время, время!!!

Алим выскочил на улицу, сорвал ленточку водорослей и вернулся назад. Зависнув над целительницей, пощекотал ей нос. Иранья фыркнула и проснулась.

— Шалапут ты и есть! Точно Илька говорит.

— Верь ему больше. Кстати, как он?

Иранья опустила веки, на минуту сосредоточилась на инструменте.

— Хрящи ещё мягкие, а в остальном — готов. Как проснётся, выпущу.

— А я не сплю! — подал голос Илька.

— Тогда вылазь. Покажи хвостик.

Через пять минут Илька уже отделился от инструмента и был самым внимательным образом осмотрен. Хвост стал длиннее и ?уже. Больше всего напоминал хвост угря. Только лопасть располагалась не вертикально, а горизонтально. Работать горизонтальным хвостовым плавником оказалось совсем не так просто, как думал Илька. Хвост метался из стороны в сторону и путался в задних рук-ках. Но всё равно парнишка сиял, как солнечный блик на мелком месте. Почему-то Алим был уверен: категорический приказ не опираться на хвост в ближайшие две недели Илька нарушит. Как выйдет на сушу — так и нарушит.

— Хочешь посмотреть на пищевой комбинат? — поинтересовался Алим. Просто для того, чтоб отвлечь парнишку от мысли немедленно поломать неокрепшие хвостовые позвонки. Илька хотел. Не догадывался, глупый, что такая экскурсия на неделю аппетит отбивает. Одно дело — аккуратные брикетики размягчённого мяса в упругой белковой оболочке или плотно упакованные пакетики водорослей в желе. И другое — узнать, что это до тебя кто-то кушал!!! Пускай специально созданный инструмент, огромная медуза. Но она пропустила пищу через себя! Разделила на примерно одинаковые порции, частично переварила, облекла в плёнку и... Язык не поворачивается назвать вещи своими именами! Воистину, есть темы, которых лучше не касаться.

Плыть быстро Илька не мог. Но хитрец прилип к нижнему пятну Алима и позволил себя буксировать.

Пищевой комбинат поражал чёткостью и слаженностью работы. Сырьё поступало с бойни, от охотников, пограничников и с полей. Крупные, раскормленные до безобразия алмары непрерывно загружали в медуз рыбные туши и охапки зелени. Туши — справа, зелень — слева. Традиция такая на всех комбинатах. Алим объяснил Ильке, что первые две медузы в мясной цепочке ведут разделку — отделяют потроха, кожу, кости. Следующие делят мясо на порцайки стандартных размеров. Последняя в цепочке обволакивает брикет белковой оболочкой. И, разумеется, все пропитывают сырьё желудочным соком. Поэтому скорость движения сырья должна быть постоянной. Чуть быстрее — и мясо в брикетах останется сырым. Чуть медленнее — и превратится в желе. Скорость очень важна.

Дав инструкцию Ильке всё осмотреть, но никому не мешать, Алим сел на верхнее пятно рулевого, управлявшего первой медузой в цепочке, перекинулся парой фраз и мыслеобразов. Илька тут же поспешил к медузе в конце цепочки, где не менее упитанные алмары грузили брикеты на шалотов. Когда Алим туда подошёл, Ильку уже кончили ругать («Куда тебя под шалота несёт?!»), но расспрашивали и рассматривали с большим интересом. Пока Илька читал лекцию о ганоидах будущего (демонстрируя себя в качестве примера), Алим отозвал в сторону начальника и переговорил с ним. Начальник был не против расширения производства, но требовались дополнительные площади. А для этого строители должны выровнять дно и засыпать склон. То есть, поднять облака мути и песчаной взвеси. Муть накроет производство. Это полгода у всех на зубах песок скрипеть будет. Алим предложил внедрить новейшие технологии — оградить строительную площадку тройной завесой фильтрующих водорослей, а дампинг грунта на склон вести только при южном течении — чтоб шлейф мути сносило в сторону от производства. Согласовали сроки подготовки проекта.

На обратном пути выяснилось, что обтекатели Ильки набиты брикетами с загадочными продуктами.

— Дядя Алим, попробуйте это! — протягивал Илька. — Морская капуста с красной икрой. А это — рулет. Ручная работа! Мясо дикого кула с зеленью и чёрной икрой. Говорят, вкусно.

— Как тебе комбинат?

— Скучная работа...

— Да ну? — изумился Алим. — Они весь городок кормят. Пока комбината не было, мы всё сырьём ели.

— Я не говорю, что ненужная, — обиделся Илька. — Я говорю, скучная. По восемь часов в день одно и то же. Я бы так не смог.

— Но кому-то надо это делать!

— Кому-то надо, — печально согласился Илька. — Бедные, несчастные ганоиды... Суши не видели...

Алим расхохотался. А когда отсмеялся, увидел взволнованную Иногу. Секретарша была тяжела. Икрометание ожидалось со дня на день, поэтому волноваться не полагалось. Алим так ей и сказал:

— Перестань волноваться и доложи, в чём дело.

— Телеграмма от Атрана. — И попыталась сесть на верхнее пятно. Но животик помешал. Алим согнал Ильку с нижнего, слился с ней и окунулся в телеграмму.

«Помнишь наш последний разговор? — передавал Атран. — Крупный прорыв, но перспективы туманны. То ли никаких, то ли сказочные. Моих мозгов не хватает. Если хочешь, приезжай. Нужны специалисты по тонкому строению вещества и материаловеды».

— Дядя Алим, вы поедете? — Илька, оказывается, угнездился на верхнем пятне. А Алим, как всегда, раскрылся. Осознав это, не на шутку обозлился. Ильку как волной смыло — юркнул в водоросли и затаился на дне.

Последний разговор был об Эскаре. О его влиянии на Совет, о таинственности и загадочности. Ясно, что открытым текстом Атран передать не мог. Но причём здесь тонкое строение вещества?

— Я не знаю, — смутилась Инога.

— А Корпен что думает?

— Ещё не спрашивала.

— Спросим его! — и Алим энергично заработал хвостом. Где-то позади обиженно пискнул забытый Илька.

— Думаю, Атран допросил с пристрастием инфоров, которые приставлены к Эскару. Те что-то слышали, но не смогли сопоставить факты. А Атран сопоставил, — предположил Корпен. — Теперь назревает новое открытие, но Атран не знает, что с ним делать.

— Чтоб Атран не знал, что делать с открытием? — усомнился Алим. — Не верю! Скорее, открытие касается суши. Или это «что-то» находится на суше.

— Тогда почему он открыто не сказал, чтоб мы пригласили лапчатых?

— Сами вы лапчатые, — пробурчал Илька, который подслушивал у светового отверстия.

— Может, для конспирации? — предположила Инога. — Да и нет у нас специалистов по материаловедению...

— Вот вы где! — в хом ворвалась Ригла. — Скорее, семинар через пять минут начинается.

— Семинар плывёт мутным плёсом. Есть дело важнее — телеграмма от Атрана. Он зовёт нас к себе.

— Та-ак... Когда едем? — характер у Риглы выработался крепкий.

— А как же я? Я не могу сейчас ехать, — испугалась Инога. Алим покосился на неё, на Корпена... Ругнулся про себя, но вслух сказал другое:

— Спешка нам не нужна. Попробуем сначала игру в телеграммы. Первая будет: «Опытного геолога звать?»

Ночью у Иноги начались схватки. Корпен с Амбузией еле успели доставить её до приёмного покоя. Медсестра ещё не закончила формальности в регистратуре, как пошла икра. Корпен сделал своё мужское дело прямо на глазах сонных невозмутимых медсестёр. А находчивая Амбузия отправила любопытных за транспортными консерваторами. Так, в консерваторах, и доставили всю кладку в пункт приёма икры для первичной селекции. Алим узнал обо всём только утром.

А вечером пришёл ответ Атрана. «Мыслите правильно. Но геолог уже есть», — сообщал тот. Инога опять разволновалась.

— В санаторий! Быстро! — шикнул на неё Алим. — И перестань дрожать, без тебя не уеду. Куда я без тебя?

— Слово?

— Слово, слово. — И, успокоив таким образом секретаршу, энергично повлёк Корпена в информаторий. Тот лишь рук-кой жене махнуть успел.

— Наша задача — собрать всю инфу об измерении тонких физических процессов, — проинструктировал он, усадив инфора на контактное пятно нейросети. — Выясни, как измеряют колебания солёности, давления, как измеряют твёрдость грунта... Ну, всё об этом.

— А ты?

— А я убегаю сдавать дела. Кстати, ты тоже сдай. Как-никак, на год едем.

Стартовали через неделю. Ранним утром. Алим выписал у транспортников на целый год молодого двадцатиместного шалота. Поэтому расположились с комфортом. На широкой спине всем хватило места.

В трёх километрах от полигона остановились, поднялись к поверхности и долго смотрели на буйную зелень, покрывающую остров. Только Алим собрался произнести короткий спич, как за спиной раздалось гневное:

— А ты что здесь делаешь?!

Обернулся. Ригла отчитывает Ильку.

— Я еду с вами. Я — ваше прикрытие! — заявил этот нахаленок. — Вы меня будете демонстрировать. Я — наглядное пособие и результат многолетней работы института.

— Допустим, за пособие вполне Ригла сойдёт, — веско произнёс Алим. — А кто-то немедленно отправляется домой.

— Никуда я не отправлюсь, — набычился Илька. — А если не возьмёте меня, сам приеду. А перед этим расскажу всем, куда и зачем вы поехали, вот!

— Под каким же видом ты приедешь?

— Скажу, что направлен по обмену опытом.

— Может, на самом деле возьмём этого малолетнего шантажиста, — как бы в раздумье предложил Корпен. — Помнишь, перед экватором длинный такой переход вдали от берегов. Когда брюхо к хребту от голода прилипает. А тут — запас продовольствия на борту...

Илька насупился, но решил промолчать.

Первую остановку сделали в Юго-Восточном Институте Генетики. Разумеется, был доклад, разумеется, Ригла и Илька представляли два поколения землепроходцев. Илька хвастался новым горизонтальным хвостом. Проходили и показательные выступления. Ригла с Илькой выходили на сушу, зрители высовывали из среды головы и наблюдали. Ригла делала вид, что собирает образцы, а Илька ей помогает. Алим и Корпен комментировали их действия для зрителей. Землепроходцы обменивались знаками на языке жестов, переворачивали вдвоём камни, будто ищут что-то. Потом, когда запас дыхания у Риглы подходил к концу, Атран громко произносил:

— Сейчас я попрошу Риглу продемонстрировать находки.

Высовывался из среды и подавал знаки. Ригла возвращалась в среду, доставала из обтекателей камешки, палочки и травинки, собранные на суше.

— Эта галька ничем не отличается от прочих, — произносила она с милой улыбкой. — Но лежала на берегу.

Дальше Илька выступал соло. Демонстрировал различные походки — медленную, быструю, очень быструю и, под конец, походку на задних рук-ках. При этом нёс что-то в передних.

Ардина выслушала рассказ Алима и решила, что обязана ехать. Алим не возражал. Но взял с жены слово, что та не будет третировать Риглу.

— Разумеется, милый. Сейчас не время, — холодно ответила Ардина. Доро́гой Алим часами раздумывал над её ответом. Анализировал как с позиции обычной логики, так и альтернативной. Поражало обилие логических цепочек, порождающих фразу «сейчас не время». По какой шли мысли жены?

Путешествие проходило спокойно, без приключений. Один раз, под утро, задремавшие пассажиры проснулись от отчаянного визга. Илька уснул, расслабил присоску и сорвался. Обычное дело. Но он не сумел догнать шалота...

— Эх ты, сухопутный! — журил его водитель.

— Я не виноват, — оправдывался Илька. — У меня хвост новый, не тренированный. Мне мышцу качать надо, а некогда!

%%% Полной неожиданностью для Алима оказалось, что даже на специально выделенном шалоте они двигаются ничуть не быстрее, чем на рейсовых, с массой пересадок. Шалот, оказывается, не может идти больше недели с крейсерской скоростью. Шалоту, оказывается, нужно отдыхать. Не правда ли, свежая мысль.

Долгими часами спорили над гипотезой Атрана о сверхзнании Эскара, о загадочном «проценте соответствия» цивилизации некоему эталону. (Чтоб не таиться от Ильки и водителя, Алим ввёл их в курс дела.) Илька тут же внёс идею, что Эскар — пришелец из будущего. Каким-то образом он попал во временной водоворот, его затащило в прошлое. Теперь он строит привычный для себя мир. Добивается полного соответствия. А все его гениальные предвидения — это просто память об исторических событиях прежней жизни.

Идею всесторонне обсудили, признали, что она объясняет очень многое, но отвергли.

Водитель выдал другую идею. Мол, Эскар — единственный оставшийся представитель цивилизации Древних. Все Древние вымерли, а он остался. Дальше — тот же сценарий. Хочет восстановить привычный для себя мир.

Алим должен был отметить, что гипотеза водителя намного лучше вписывается в факты, чем идея с водоворотом времени. Но не объясняет случаев предвидения.

— Это что же получается? — возмутилась Ригла. — По любому варианту выходит, что мы живём и трудимся исключительно ради того, чтоб старый маразматик вернул себе привычную вселенную? Весь прогресс ради этого?

Проплывали километры, проходили часы, рождались и умирали гипотезы. Но с каждым днём становилось тревожнее. Старый, добрый, привычный мир уходил в прошлое, становился зыбким, неопределённым.

— ...Ты когда последний раз омолаживался? — такими словами встретил его Атран. — Нет, форму надо поддерживать. А это что за чудо природы?

— Это не чудо, — возразил Алим. — Это наказание за грехи мои.

Илька хотел посмотреть на знаменитого генетика, но по глазам ударил луч света. Машинально закрылся рук-кой.

— И я говорю, что я чудо. Но никто не верит.

— А хвостик-то, хвостик, — весёлый женский голос.

— Чудо ты наше лапчатое, — это, конечно, Ригла. — Добрый день, Атран. У вас всегда так холодно?

— Да, у вас лето бывает? — подхватил Алим.

— Бывает. Но я в тот день работал, — усмехнулся Атран. — Знакомьтесь, моя жена Анта.

— Мы о вас много слышали, — выплыла вперёд Ардина. — Это и есть жектор? Как интересно!..

— Вы, наверно, устали с дороги? А то могу показать наш детский садок. Там и поговорить можно.

По дороге к садку Алим шепнул Атрану, что вся его команда в курсе.

— Даже водитель? — удивился тот.

— Даже шалот, — подтвердил Алим.

— Это облегчает дело. Не будет проблем с транспортом.

У садка три девушки с жекторами оживлённо спорили, на кого больше похожа молодь.

— Свои гены ищут, — пояснил Атран. — Часами тут околачиваются. Я без анализатора не смогу сказать, в каком мальке кого больше. А они что-то находят. Кто как плавники держит, у кого какие повадки... Кстати, девушки в курсе. Я предлагаю такой план. Завтра вы отдыхаете. Послезавтра выступаете перед учёным советом... и всеми любопытными. А через два дня начинаем турне по ближайшим городкам. Эта поездка будет прикрытием. Мы нашли то место, куда Эскар уходит омолаживаться. По дороге делаем крюк и знакомимся с артефактом.

— Что за артефакт?

— О-о! — произнёс Атран. — Это надо видеть. Потому что ни словами, ни мыслеобразами передать невозможно. Потерпите недельку — сами поймёте.

За три дня Илька успел подружиться с испытательницами Атрана, обзавидоваться по поводу жектора, доказать пограничникам, что сонар — это чушь, о которой и говорить не стоит, потеряться в Темноте, сменить своё мнение о сонаре и перезнакомиться со всеми кулами на кордоне. В общем, стал местной знаменитостью. И чуть не проспал отъезд.

— Дядя Алим, знаете, как меня кулы зовут? Растопырчатый! — хвастался он, занимая место на шалоте.

— А они не добавляли «вкусный» или «аппетитный»? — поинтересовался Корпен.

— Не-а! Дядя Алим, а вы сможете сделать сухопутного кула?

— Зачем?

— Ну, чтоб по суше быстро двигаться.

— А кого сухопутный кул будет кушать? Землепроходцев?

Илька задумался. Алим отделился от шалота и огляделся. Четыре кула с пограничниками шли чуть выше и на полкорпуса сзади. Ригла беседовала о чём-то с Ардиной. Корпен собрал вокруг себя девушек с жекторами и рассказывал анекдоты. Инога внимательно слушала Фалина — толкового парнишку с сонаром. Атран показывал дорогу водителю. Илька решил судьбу сухопутного кула и приставал к двум местным инфорам.

Один шалот, четыре кула, бойцы-пограничники, инфоры, специалисты широкого профиля — такой экспедиции по силам самые сложные задачи. Почему же Атран отмалчивается и так скептически настроен?

— Вот он, любуйся, — широким жестом Атран указал вперёд, в непроглядную темноту. — Арлина, поступаешь в распоряжение Алима.

— Слушаюсь, шеф! — звонко отрапортовала девушка с жектором. И села на нижнее пятно учёного. — Посветить?

— Лучше показать. И рассказать. (Алим втайне позавидовал дисциплинированности испытателей Атрана.)

— Мы назвали это ракушкой Эскара. Хотя никакая она не ракушка. Видите?

— Нет.

— Воспользуйтесь моими глазами. Днём светлее будет. Жектором я её осветить не могу, слишком большая.

Алим наконец-то понял, что перед ним не холм на дне, а тот самый загадочный артефакт.

— Атран об него зубы обломал, — рассказывала девушка. — Ничто его не берёт. Ни камень, ни кислоты. Фалин у геологов камнедробилку выпросил, сюда привёз. Так бедняга собственной кислотой чуть не отравилась. А на поверхности ракушки — ни следа. Даже помутнения не осталось. Тогда мы поселили здесь колонию моллюсков-бурильщиков. Они в камне норы бурят. А тут за четверть года — ничего... Вы о кристаллах и кристаллических решётках слышали?

— Да, я знаком с докладом «О тонком строении вещества».

— Орель где-то раскопал статистику, что чем прочнее и твёрже вещество, тем выше в нём скорость звука. Ну, это не всегда так, а тенденция. Так вот, в ракушке скорость звука самая высокая в мире! Больше пяти километров в секунду. В общем, всё сходится на том, что ничего мы о ней не узнаем. Геологам, чтоб всё стало ясно и понятно, нужно кусочек отколупнуть. Ан — опаньки! Никакая сила её не берёт. Ни вкуса, ни запаха. Орель говорит, что вкус и запах — это тоже эффекты тонкого строения. Частички вещества отрываются и нам на язык попадают. А раз ничего не отрывается — то и не пахнет...

— Совсем-совсем?

— Ну-у... Был случай... Устроила она нам переживание. Кто-то сказал, что она пукнула. Выдала облако вонючей горькой пакости. Но потом Атран сказал, что это могла быть вовсе не она. Что, мол, под ней газы скопились и вдоль её края на поверхность вырвались. Может, он и прав.

Алим прижался к гладкой блестящей поверхности, напряг слух. Вроде бы, услышал какие-то щелчки. А может, показалось. Вокруг спорили, царапали и стучали камнями учёные, мурлыкала песенку без слов Анта, светя Атрану, пыхтел Корпен. Не лучшие условия для тонких наблюдений.

— Да живая она, живая, — усмехнулась Арлина. — Может, не в нашем понимании живая, но не мёртвая. Фалин специальный инструмент вырастил — большое такое ухо. Мы все слушали, что-то там шебуршится. Тысячи лет она здесь лежит — и всё не сдохла.

— Дядя Атран, а эти здесь часто ходят? — донёсся издалека голос Ильки.

— Кто?

— Креветки. Здоровенные! Я таких не видел.

Алим пропустил бы слова Ильки мимо ушей — парнишка много чего не видел, но Атран заинтересовался. Арлина тоже заинтересовалась. И упорхнула... Вместе с жектором... Ждать в сумраке, с трудом различая контуры ближайших предметов, скучно и страшновато. Алим хмыкнул и поспешил за удаляющимся конусом света.

Восемь или девять довольно крупных лангустов, выстроившись цепочкой, целеустремлённо двигались к артефакту. Алим прикинул расстояние — идти им оставалось метров сто-сто пятьдесят — и послал Арлину за остальными. Вскоре все ганоиды собрались неподалёку.

— Лангусты иногда ходят колонной, — сообщил Корпен. — Но я не слышал, чтоб их караваны встречали на такой глубине.

— Там, откуда они идут, ещё глубже! — встрял Илька.

— Кто-нибудь выяснял, куда они строем ходят? — задал вопрос Атран. И не услышал ответа. Смущённые инфоры поглядывали друг на друга.

— Ты думаешь, есть другие ракушки? — развернулась к мужу Анта.

Цепочка лангустов тем временем продолжала движение, не обращая внимания ни на лучи жекторов, ни на ганоидов, паривших над ними.

Если ракушка откроет им створку, может, имеет смысл шмыгнуть внутрь? — задумался Алим. — Но пролезу ли я в щёлку для лангустов? И что я увижу в темноте?

Он покосился на Арлину. На нижнем пятне девушки уже висел Илька. Судя по жестикуляции, мыслеречью убеждал в чём-то испытательницу.

Теряю хватку, — мимолётно взгрустнул Алим, пристроившись за Илькой. Чтоб в нужный момент схватить паренька за заднюю рук-ку, сдёрнуть с пятна и... Самому занять его место? Оглянулся на окружающих. Атран слился с Антой, Ригла тоже держала за рук-ку девушку с жектором. И Фалин шептался о чём-то с испытательницей.

У входа может получиться куча-мала, — оценил ситуацию Алим. Может, мы и есть та пища, которой питается этот моллюск-переросток? Он только ракушку откроет, мы сами в рот лезем... Добровольно и с песнями.

Из темноты показался крутой бок артефакта. Первый лангуст уткнулся в него, на секунду замер, ощупал препятствие усами — и свернул направо. Остальные повернули за ним. Двигаясь вдоль препятствия, лангуст поднялся по песчаному откосу наверх и, оскальзываясь на гладкой поверхности, побежал по расчищенному учёными участку.

— Лёг на прежний курс, — отметил Орель.

Колонна лангустов пересекла артефакт и, не отклоняясь ни на градус, продолжила движение. Четверть часа ганоиды сопровождали её, надеясь непонятно на что.

— У меня такое чувство, будто нас обманули. Сволочи десятиногие! — высказал общую мысль Атран. Покосился на Ильку и строго добавил: — Привыкай. Отрицательный результат в науке — тоже результат.

В полдень Атран сыграл сбор. По кислым лицам учёных было видно, что сдвигов нет. Артефакт держал оборону...

— Надеюсь, всем ясно, этот предмет чужд нашей цивилизации, — начал он. — Скажу больше. Чужд всему нашему миру. Я не знаю, как сюда попало это инородное тело. Да это и не важно. Важно, что Эскар, Мудрый Эскар является частью тайны, которую мы видим перед собой. Важно, что Эскар взял на себя право управлять нашей цивилизацией. Важно, что тем самым лишил нас свободы выбора.

Отсюда — вопрос: хотим ли мы, чтоб так продолжалось и дальше? Должны ли мы идти путём, указанным свыше, или будем искать свой путь? Возможно, не такой прямой. Возможно, с ошибками, тупиками, опасными мелями и порогами. Но — свой!

Надеюсь, все понимают, что перед Советом этот вопрос ставить нельзя. Решать надо нам, здесь и сейчас. Предлагаю высказаться всем в порядке старшинства. Начиная с молодых.

— Это выходит, я первый? — удивился Илька.

— А я, выходит, последний? — пробасил водитель шалота.

— Говори, Илька. Мы слушаем, — подбодрил Алим.

— А я не понимаю, почему мы должны решать здесь и сейчас. Давайте сначала Эскара спросим. Я, к примеру, подплыву и честно, прямо и открыто спрошу, куда он ведёт нашу цивилизацию. А? Как идея?

— А если станет одним лапчатым меньше?

— Меня Елобоч на куле страховать будет. Секунда — и нет нас. Фиг он кула догонит!

— Догонит, если захочет, — хмыкнул Атран. — Кто следующий? Ты, Елобоч?

— Мы не с того конца судить начинаем, — откликнулся пограничник. — Ну, решим, что Эскара из совета турнуть надо. А толку? С этой штукой, — он постучал костяшками пальцев по поверхности артефакта, — можем что-то сделать? Нет... Так и с Эскаром. Он шесть тысяч лет прожил и ещё столько же проживёт. А из нас по статистике через тысячу лет хорошо, если один из четырёх останется.

— Ну и что?

— А то, что мы вымрем, а он в своей ракушке пересидит. А потом его опять в совет выберут.

— Ты предлагаешь лишить его логова?

— Хорошо бы. Да не знаю, как.

— В принципе, можно засыпать эту ракушку песком, — задумался Алим. — Нагнать шалотов и... Но на такой проект нужна санкция совета.

— А если вернуть на место тёплое течение? — предложил топограф. — Восстановить косу. Течение понесёт наносы сюда. Если ещё дельту реки обработать... Ну, лишние рукава перекрыть... Весь факел мути сюда пойдёт. Уже через двести лет дно трёхметровым слоем ила покроется.

— А дамбу не будем насыпать. Помните, на форуме проект был? Заграждение из стены водорослей! — выкрикнула Ардина, чем изрядно удивила Алима. Предложение было ценное и вполне осуществимое.

Прения затянулись до глубокой ночи. Все устали, запутались в аргументах и контраргументах и решили ничего не решать на горячую голову. Предложения записаны в памяти инфоров, нужно только спокойно, без спешки изучить их.

Атран распределил ночные дежурства, и экспедиция расположилась на ночлег. Кулы бесшумно парили в вышине, где-то невдалеке пасся шалот, на его спине мирно посапывал во сне водитель.

— Внимание! Эскар здесь! — крикнул кто-то из свистов. — Уходите! Водитель передал, он несётся сюда как бешеный кул!

— Поздно. Если он здесь, то знает о нас, — произнёс Атран.

Уши заложило от беззвучного свиста — пограничники подзывали кулов.

— Он один, а у нас четыре кула! Мы справимся! — воскликнула Анта.

— А почему вы решили, что надо драться? — удивился Илька.

— Три дня назад он был в Бирюзе. А сегодня — здесь. Как ты думаешь, зачем? — поинтересовался Атран.

— Не знаю. У него спросим.

— Хорошая мысль, — скептически хмыкнул Корпен.

— Он уже близко, — предупредил Фалин. И удивлённо: — У него сонар!

Девушки засветили жекторы в полную силу. Лучи заметались, обшаривая пространство.

Хорошо пограничникам, — думал Алим. — Они решительные. Они всегда знают, что делать. А я аналитик. Мне факты нужны. Информация, желательно полная и достоверная... Я даже не знаю, нужно бояться или нет?

Ригла прикрывала корпусом Ильку. Она озиралась со свирепой гримасой, сжимая в рук-ках угловатый камень. Алим огляделся, разыскивая Ардину. Заметил её не сразу — на верхнем пятне одного из кулов. Вот уж кто никогда не терял голову...

Наверно, надо брать пример с Атрана, — размышлял Алим. — Он охотником был, приёмы знает. А я только с карасюками воевал... Почему мы заранее не обсудили, как надо драться?

— Кто-нибудь знает, что мы здесь?

— Свисты и ещё пара разумных, — отозвался Атран. — Если мы не вернёмся, они расскажут всем.

Алим выпростал рук-ки из обтекателей, сделал несколько разминочных движений. Наполовину согнул в локтях, сжал кулаки. Краем глаза заметил, что Фалин и оба инфора повторили его позу.

«За свободу нужно бороться, — думал он. — Но почему — кулаками? Мы что — мальки предразумные? Почему всё так глупо?»

— Вижу его! — выкрикнул Фалин.

Эскар ворвался в освещённое пространство стремительно. И резко затормозил. Четыре луча скрестились на нём.

— Здравствуйте, Эскар, — начал Алим.

— Здравствуйте, Алим. Вы прибыли с Юга. И именно сюда. Думаю, это не случайно.

— Да. Мы обнаружили очень странный предмет. Атран считает, что вы должны знать, что это такое.

— Вы нашли корабль. Это меняет программу...

Вперёд выдвинулся Атран.

— Эскар, мы всё знаем! Знаем, что вы управляете нашей цивилизацией. Ведёте нас к неведомой цели, которая только вам нужна. Вы один диктуете волю Совету. Мы запрещаем вам так делать! Мы гордая, сильная цивилизация, свободные разумные существа, а не безмозглые инструменты. Мы имеем право сами определять свою судьбу. Нам надоело жить под диктовку!

Наступила пауза. Алим поймал себя на мысли, что речь Атрана излишне эмоциональна. Слишком много тезисов. Нарушены связи между посылками и следствиями. Эскар может просто не понять... И что тогда? Он даже попытался восстановить логическую структуру, но не успел.

— Ваши требования уже не имеют смысла, — голосом, лишённым интонаций, сообщил Эскар. — Ключевое условие выполнено — разумные нашли корабль. Вступает в действие следующая программа — программа передачи всей имеющейся на борту информации представителям вашей цивилизации. Переходим к техническим вопросам. Считаю рациональным оборудовать здесь три десятка рабочих мест, оснащённых видеотерминалами. Это моя задача. Ваша задача — связаться с информаториями и организовать обучение инфоров вахтовым методом. То есть, решить вопросы транспорта, проживания и питания прибывающих сюда на обучение бригад инфоров. Если занятия организовать в четыре смены, одновременно смогут проходить обучение сто двадцать инфоров.

— Что такое «видеотерминал»? — спросил Корпен. Речь Эскара он не понял, но запомнил. И теперь пытался постичь смысл, разобравшись с незнакомыми терминами.

— Скоро увидите, — серьёзно ответил Эскар. — Ближайшая аналогия — гнездо на нейросети в ваших информаториях.

— Уважаемый Эскар, а вам вправду шесть тысяч лет? — влез Илька.

— Больше, юноша. Я был создан около десяти тысяч лет назад. С тех пор все мои органы неоднократно обновлялись.

— Атран, Атран, что нам теперь делать? — Анта дёргала за плавник мужа.

— Возвращаться, леди. Доложиться совету и готовить бригады инфоров к приёму информации, — ответил за него Эскар.

— А что мы будем делать с этой информацией?

— Это, леди, теперь ваша проблема.