— Вот, посмотрите, куратор, — Пешш ослепительно улыбался, черные глаза победно сверкали. — Я закончил обрабатывать… ваш запрос.

Я бросила быстрый взгляд на услужливо раскрытое передо мной голо-окно с информацией — ценной, но для меня совершенно бесполезной. Уже бесполезной.

Единственное, что можно было выудить из объемного текста — что Неро как минимум не врал. Прочее, за исключением безусловно фальшивой фамилии, под которой он значился владельцем «Ристана» мне и так было известно.

И тем не менее Пешш проделал работу не просто большую — грандиозную. Если бы мне обо всем не рассказал сам Неро, это была бы бомба. Проследить связи «Ристана» с «Алекто» по едва заметным намекам, проследить всю цепочку подставных владельцев фирм-посредников, раскопать подозрительную активности корпорации в области биоинженерных разработок…

— Я впечатлена, — мне оставалось только изумленно качать головой. — Ты не хочешь попробоваться в аналитический отдел? Проведи ты эту работу в рамках официальной операции, на тебя уже пришел бы запрос… Но я могу написать рекомендацию.

— Так хотите от меня избавиться? — его улыбка потускнела.

Я удивленно посмотрела на агента:

— После высшего командного состава у аналитиков самая высокая зарплата. Я хочу протолкнуть тебя на должность куда престижнее моей собственной. По-твоему, это значит «избавиться»?

— Не думаю, что мне там место. То, что я сделал для вас — всего лишь мое хобби, а не то, чем бы я хотел заниматься всю оставшуюся жизнь.

— Глупо зарывать свои способности в землю. Может, все же подумаешь?

— Нет. Мне нравится и у вас, — Пешш внимательно посмотрел на меня. — Неужели вы занимались наукой только потому, что «глупо зарывать свои способности в землю»? Думаю, что нет.

Я засмеялась в голос — так, что, наверное, было слышно за стенами. На его удивленный взгляд пояснила:

— Нечего зарывать, Пешш — я бездарность. Единственное, что я умею — пахать, как пристяжной мекал. Увы и ах, перед тобой непроходимая посредственность, — я иронично пожала плечами. — Поэтому и не хочу, чтобы кто-то другой разбазаривал данное богами, как ни пафосно это звучит.

Просочившийся на середине фразы ко мне в кабинет Чезе громко хмыкнул, подсовывая на подпись отпускной табель. Предусмотрительно свернувший все окна при звуке открывшейся двери Пешш встретился с ним глазами и, видимо увидел в них что-то интересное: мужчины переглянулись и с минуту оценивающе рассматривали друг друга.

— Мне кажется, — медленно проговорил Чезе, безотрывно наблюдая за Пешшем, будто за противником во время рукопашной схватки, — у вашего окружения просто были… несколько странные стандарты.

— Весьма специфические, проще говоря, — отозвался тот, так же неотрывно глядя на моего секретаря. Тот пару секунд подумал и кивнул. — А это плохо для самооценки. Вы, кстати, знаете, что Филин всю жизнь считал себя, как вы выражаетесь «посредственностью»? И очень комплексовал по этому поводу. Правда, смешно?

Выгнув брови, я наблюдала за этой игрой в «гляделки». Хотелось сказать только одно: «Фарры, что вообще происходит?».

— Ну, это он погорячился, — сухо сказала я. — Бюро патентов скажет тебе тоже самое. Как и все пираты времен Распада, которым он умудрился прижать хвост. Что меня интересует куда больше, так это откуда эту ересь взял ты? Прости, но на пятисотлетнего старца из криокамеры ты не похож, так что навряд ли служил его личной жилеткой.

И вообще я ничего не хочу о нем знать. О том, что он тоже был живым человеком — тем более.

Пешш расхохотался — на гладко выбритых щеках заиграли ямочки, в глазах заскакали озорные эхлы.

— Сохрани Создатели… С ним работал мой пра-пра… в общем, дед. Так что я вырос на сказках о легендарном Филине. А потом, когда стал постарше, мой дедуля перешел на сказки менее оптимистичные, но более жизненные. Так что Корпус для меня организация почти клановая, — он широко улыбнулся.

— Прелестно, — я размашисто расписалась на считывателе и приложила большой палец. И только после этого заглянула в табель. Ну ничего себе… — Да они что, сговорились?… Зачем Алиссондре отпуск… то есть не сам отпуск, но почему одновременно с Оско и Харлин? Ну ладно, с Харлин они сестры, я помню, что они просились в отпуск вместе, но, Чезе, какого эхла ты разрешил к ним примазаться Оско? У нас не такой большой блок, чтобы отпускать одновременно трех агентов… И могу поспорить, ты знаешь, в чем дело.

— Знаю, — Чезе наконец оторвал взгляд от Пешша и посмотрел на меня. — Но не скажу, извините.

— Я, между прочим, снова твой куратор.

— Шеф, я за Оско отработаю сам. Честно, вы даже не заметите… И Харлин берет только половину.

— А вы езжайте в отпуск сами, куратор, — вклинился Пешш. — Чтобы всем неповадно было.

— Во-первых, меня никто не отпустит, — начала я, отвлекшись на мигающий огонек на своей портативке: пришло срочное сообщение. — А во-вторых — куда я поеду…

Я машинально развернула окно почтового ящика, открыла мигающее пожарно-красным письмо и, только пробежав глазами первые строчки, наконец посмотрела на адрес отправителя.

Тщательно зашифрованный.

— Езжайте со мной, куратор, — неожиданно раздалось у меня за спиной. — Думаю, вам, как биологу, будет интересно.

«…вторая ночная вахта…архив, у кабины 42. Результаты обследования…для лечения все подготовлено. Первый сеанс — сегодня, заберу вас телепортом. Переброску обратно к утру гарантирую. Тан».

Я проглотила вставший в горле ком. Он что, еще не знает?… Глупость какая.

Глупость.

— Куратор? — Пешш наклонился, пытливо всматриваясь мне в лицо. — С вами все в порядке?

Я закрыла письмо и, поколебавшись, отправила его в корзину. Несколько секунд просидела, глядя в то место, где только что был полупрозрачный экран и, с трудом вспомнив, кто и о чем меня спрашивал, с натянутой улыбкой отозвалась:

— И куда ты хочешь меня затащить?

— К Ночной Вуали, конечно, — Пешш смотрел на меня странно тревожными глазами. — К «черноте, где не сияют звезды небесные, но пылают звезды крылатые и живые». Кажется, Хауер писал именно так. Весьма правильный взгляд на вещи, вы не находите?

— Не нахожу, — я устало пожала плечами. — Если ты хочешь сложить голову у края галактики ради радости полюбоваться на ничем не примечательную туманность, то я — нет.

— Она примечательна хотя бы тем, что это родина «звезд». По крайней мере, так говорят.

— Вот именно — говорят. Про них вообще много говорят — бреда по большей части. Даже Хауер. Это же он ляпнул на конференции ксенологов лет десять назад, что Ночная Вуаль — туманность искусственная, и «звезды» так скрывают свою якобы цивилизацию, — я рисовала на считывателе хаос из переплетающихся кривых.

Какая же я дура…

— Вы не правы, — неожиданно мягко сказал Пешш. И на секунду мне показалось, что речь идет вовсе не о «звездах». — Эту точку зрения озвучил легендарный исследователь.

— И на чем базировался этот исследователь? — замершее на миг световое перо продолжило вычерчивать скачущие линии. — На слухах? Насколько я помню, в пределах Вуали не удалось побывать никому постороннему. Ну, или, по крайней мере, вернуться оттуда живым и начать плескать языком.

— Откуда вы знаете, куратор? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Я читаю месячную рассылку. «Вестника ксенологии» в том числе, — среди ломаных линий возникла спираль. — А Хауер полоскал мне мозг твоими любимыми «звездами» все четыре года, пока мы с ним жили в общежитии Академии в соседних боксах.

— Понятно, — пожал плечами Пешш.

— Конечно, — эхом откликнулся Чезе.

Мужчины снова переглянулись и одновременно дали задний ход.

Нужно что-то делать с лицом. А может, и с собственным секретарем заодно — он явно что-то знает. А если они еще споются с Пешшем, то, учитывая аналитические таланты последнего, эта парочка докопается до истины, даже не заглядывая в командорский сейф.

И ведь вопрос действительно серьезнее некуда, учитывая все эти политические пляски вокруг Корпуса. По уму — убрать обоих подальше отсюда, предварительно прочистив мозги.

Все-таки работает Чезе на кого-нибудь на стороне? И на кого, если да?…

Я машинально начала закрывать лишние голо-экраны. Экран с письмом все еще требовательно мигал красным цветом.

Поколебавшись, я начала писать ответное сообщение с вежливым отказом… и на середине строки выключила портативку вообще. Не получит вовремя, начнет меня искать, попадется на глаза охране… Объясню все сама — не переломлюсь. Нечего Тану делать в застенках Корпуса.

Мне нравился этот веселый, общительный до настырности и действительно талантливый парень. Хотя какой он парень — взрослый мужчина, даже внуки уже пошли, судя по подслушанному. Но ведет себя он именно как студент, временами напоминая мне Чезе, да и не видела я его настоящего лица… Да, он мне нравился — может, потому, что в детстве я втайне мечтала быть именно такой. Общительной и талантливой.

Смотреть, как во всех тех, с кем играла в «камешки» в детском гнезде, у одного за другим просыпается дар… Как наставники возникают под заплетенной лазурными листиками аркой, и их взгляд каждый раз скользит мимо тебя — а гнездо покидает кто-то другой… Да, это обидно. Обидно быть среди тех странных детей, в ком дар проснулся на двадцать лет позже срока, да и то — настолько слабый, что не годился ни для кого, кроме ученицы врача. Но и хорошего врача, что тоже обидно, из тебя получиться не может. Врач должен встраиваться в любую сеть вообще без подготовки, а ты замкнулась на собственном гнезде и не любишь посторонних — ты вообще не любишь, когда тебя жалеют, а жалеют тебя все, кроме бабушки. За то, что некрасива и блекла, как лунный серп. За то, что только твой клан, клан Стражей Границ, запятнал себя связью с чужаком — связью, которая не лишила ни сил, ни красоты твою мать, зато отыгралась на тебе — внучке этого чужака.

И в завершении всего, ты своей собственной глупостью сломала себе жизнь — задолго до того, как фарр по имени Неро довершил этот процесс.

Наверное, все эти годы я и ненавидела его скорее за то, что у него хватило жестокости оставить меня в живых.

И тем не менее я упорно продолжаю делать глупости. Например, собираюсь спросить Чезе в лоб, что ему известно и что он собирается с этой информацией делать. Естественно, взяв его предварительно за руку — чтобы не смог солгать при всем желании. Это, конечно, не глупо. А вот то, что я не смогу его ни убить, ни превратить в слюнявого идиота со стертой памятью даже при самом скверном варианте ответа — очень даже.

Вот только глупо и неправильно — это разные вещи.

* * *

— Ну, как ощущения?

За спиной что-то щелкнуло.

— Никаких. Так вот… Я хотела сказать…

— А теперь? — барабанная дробь пальцев по клавишам.

— Тоже. Вы мне дадите сказать или нет?!

— Нет. Я вас вполне членораздельным универсалом попросил лечь, расслабиться, закрыть глаза и замолчать. Что-то непонятно?

В окошко округлой серебристой капсулы, где мне предписывалось расслабляться, заглянул веселый черный глаз.

Я ткнула в кнопку динамика и в очередной раз попыталась достучаться до сознания его обладателя:

— Я же сказала — все отменяется. Мы с Неро…

— …поругались, — философски отозвался динамик. — Бывает. Я с ним ругаюсь каждую третью пятницу месяца — после подписания смет, так что не переживайте. И заодно вспомните, что вы на данный момент — пациент, так что права голоса не имеете, и лежите спокойно.

Я только махнула рукой, отчаявшись заставить Тана понять, что это не того плана ссора. Не сказать, чтобы моя совесть была до конца чиста, но я честно пыталась объясниться все те десять минут, что прошли с момента, когда у кабины 42 меня приветственно похлопали по плечу, до приглашения залезть в этот сомнительный агрегат.

Начав с фразы: «О, как хорошо, что вы не опоздали — у меня там уже все под парами стоит», Тан тараторил без умолку, озвучивая план лечения по пунктам — то ли надеялся, что я скажу по этому поводу что-нибудь умное, то ли просто хотел выговориться.

Но почему он до сих пор ничего не знает?…

— Тан… когда вы его последний раз видели?

— Гм… сегодня в районе обеда — он прилетел со Станайи, привез основную движущую силу вашего лечения. Мог бы, кстати, сделать это и пораньше — пришлось собирать на коленке… Ему же, к слову, и пришлось. Неприятных ощущений нет? Ким, вы слышите?…

Я слышала. Но ответить смогла не сразу.

— Все… нормально. И он ничего вам не сказал?

— Ну почему — сказал. Много всего, в основном нецензурного. Охрана до сих пор по углам жмется… Но не о вас, — снаружи раздалось победное восклицание. — Ну вот, готово!

Тонкими, осторожными язычками со дна капсулы начал подниматься кроваво-красный туман. Деликатно тронул пальцы — и мягким коконом окутал кисти целиком, пробираясь в рукава, под тонкую ткань рубашки, горячей ладонью охватывая затылок.

Уже зная, что это, я осторожно вдохнула — раскаленный пар сам вливался в легкие, впитывался сквозь поры, пронизывая каждую мышцу вместе с кровью. Кости почти потеряли вес, тело стало легче густого алого тумана.

Снова, как месяцы назад на Станайе, я вспомнила, что, чтобы летать, не всегда нужны крылья.

И поверила, что все еще можно вернуть…

Минуты текли сквозь пальцы струйками мелкого песка — время растворялось в красном тумане. Я впервые за много лет не чувствовала каменной тяжести собственного тела и была счастлива — безумно счастлива, что, зубами и когтями цепляясь за никому не нужное существование, все-таки дожила…

Сухой щелчок таймера безжалостно выдернул меня в реальность, отжав крышку капсулы.

Рука в медицинской перчатке ухватила ее за край и с силой дернула вверх, раскрывая серебристый эллипс. Тан ободряюще мне кивнул и поддержал за локоть, помогая встать.

— Разочарованы? — спросил он, заметив, как я рассматриваю собственные пальцы.

— Нет, — я сжала руку в кулак. — Я умею ждать.

— Я знаю, — он улыбнулся, и, стянув перчатки и сунув их в карман халата, кивнул на дверь в смежную комнату: — Для первого раза, думаю, процедур достаточно… Может, кофе? Надо бы нам согласовать план экспериментальной работы на следующий квартал. К тому же, у меня есть пару вопросов по методике выращивания…

— Тан, подождите, — я крайне невежливо схватила его за рукав, заставляя остановиться. — Мы с Неро не просто поссорились. Я отказалась от участия в его походе за веру. Так что больше не имею к этим лабораториям никакого отношения.

— Не переживайте, — Тан похлопал меня по руке и потащил к двери, легкомысленно улыбаясь. — Он сам к ним имеет довольно посредственное отношение. И никому в «Ристане» кроме вас, ну и меня, конечно, они и даром не нужны.

— В каком смысле?…

Я была настолько ошарашена, что безропотно позволила отвести себя в небольшую каморку с кухонным уголком и уютным диванчиком, и усадить за стол.

— В прямом, — Тан деловито шарил по шкафчикам, доставая сахар и заряжая кофеварку. — Неро, не в обиду ему будет сказано, в генетике понимает не больше, чем я в устройстве атомного реактора. Он проектировщик, да и у «Ристана» совсем другой профиль. Я комплектовал эти лаборатории сам — для вас и под вас. И меня совершенно не волнует, будете вы в них воплощать в жизнь его планы или заниматься своми исследованиями.

— Я не понимаю…

— Ким, — он сел напротив, болтая ложечкой в чашке. — Я его друг — вернее, друг его старшего брата, того, который родной, но сейчас это уже не важно… Мы даже в какой-то мере родственники — пусть и чрезвычайно далекие. И занимаюсь я всем этим, — Тан широким жестом обвел комнату, — совсем не потому, что мне есть хоть какое-то дело до Корпуса и того, сколько он еще просуществует в этом мире.

— Тогда зачем вы здесь? — я не удержалась и с почти детским любопытством спросила: — А у Неро есть братья? И не только родные?

— И братья, и сестры — сводные, и почти все старше него. У них вообще большая семья — в двоюродных-трюродных родственниках я и сам путаюсь. А родной брат у него один, Рэйа… Был. Он погиб почти полгода назад, — улыбка на его подвижном лице потухла, в темных глазах застыла какая-то звериная тоска.

— Извините. Кажется, я влезаю не в свое дело, — я отвела взгляд.

— Ничего, — он улыбнулся, совсем не так, как раньше, — грустно и светло. — Рэйа был моим лучшим другом… очень много лет. И самым близким человеком, который у меня был. Неро тоже был к нему очень привязан, но разница в возрасте сказывалась, я думаю… Рэйа старше почти вдвое, — Тан перевел невидящий взгляд куда-то на стену за мои плечом. — Тогда, полгода назад, Рэйа попросил меня присмотреть за теми, кого считал близкими: за братом и той, которую любил. Это и есть ответ на ваш вопрос. Именно поэтому я здесь, — его глаза неожиданно лукаво сверкнули: — И еще, скажу честно — из-за вас. Точнее, потому, что я хотел работать именно с вами. Так что даже если бы Неро сказал мне, что из-за того, что вы выходите из игры, все отменяется, — а он этого не сделал и навряд ли сделает, — это ни на что не повлияло бы. Я хотел, чтобы у вас была возможность здесь работать, и работать в полную силу, без ограничений, которые на вас сейчас наложены — и она у вас будет.

— У меня только один вопрос: почему? — я сделала глоток из кружки и посмотрела на Тана в упор. — Неужели и с вами мы были когда-то знакомы?… Хотя, судя по вашим стремлениям, характер знакомства был другой.

— Если бы, — он с улыбкой покачал головой. — Я бы очень этого хотел, но — нет, я даже не видел вас до этого года, разве что на голографиях. А вы обо мне, судя по всему, даже не слышали — и тем не менее.

— Неконтролируемый приступ филантропии? — я иронично усмехнулась.

— Он самый, — Тан невозмутимо отпил кофе.

— А может, надежда раскрутить меня на парочку новых технологий?

— Само собой.

Молчание.

— Ладно, — я протянула ему руку. — Вполне равнозначный обмен, напарник. Но на слишком многое не рассчитывайте.

— Расскажете, сколько посчитаете нужным, — он пожал мне руку. Черные лукавые глаза глянули на меня искоса. — На одном вашем лечении можно защитить полдюжины диссертаций. А теперь давайте все-таки посмотрим план исследований…

Я расхохоталась. Нет, он мне определенно нравился.

* * *

В свою каюту я вернулась к утру. За час до сигнала побудки Тан, как и обещал, вернул меня к кабине номер 42. Откуда у него вообще координаты для телепортации, я решила не спрашивать.

Ложиться было глупо, и я засела за подарок Санха. Рассудив, что порчу исторической ценности мне уже можно впаять, я еще вчера отнесла книгу к полиграфистам и попросила закатать обгоревшие бумажные страницы в пластик, и теперь она по крайней мере не грозила рассыпаться от малейшего движения.

Начать я решила, как это ни банально, с начала — то есть хотя бы разобраться в текущем ременском пантеоне. Через полтора часа у меня появилась состоящая из нагромождения пятиэтажных имен путаная схема, исчерканная стрелочками во всех направлениях, и ярковыраженная головная боль. Нет, мои собственные анкетные данные тоже не блистают краткостью, особенно если приводить их полностью, но эти… Что из десятка слов, обозначающих одну эйра-еденицу, являлось собственно именем, что — фамилией, а что — титулом, догадаться, полагаю, могли только мудрейшие, посвятившие этому жизнь. У Чезе, что ли, спросить… Правда, никогда не видела, чтобы он молился, но все-таки ремен…

Очевидно, мои мысли приобрели недюжинную мощь, поскольку он материализовался передо мной, как только я открыла входную дверь, собираясь уходить.

— О, шеф, вы уже знаете? — начал Чезе с порога, делая шаг в прихожую и решительно оттесняя меня обратно. Мне даже показалось, что за его спиной мелькнуло что-то… ярко-розовое?… Да нет, ерунда.

— Знаю что? — я заглянула ему за плечо, но Чезе оттеснил меня в гостиную и закрыл входную дверь. В голове метеором пронеслись все те мысли, что крутились в ней вчера. Кто-кто, а мой помощник отлично знает, что для эффективной самообороны мне нужна дистанция не дальше вытянутой руки. А вот шаровая молния, на которые он большой мастер, поджарит меня на расстоянии куда большем. Не говоря уже о том, что небольшой электрошок — и я буду валяться в отключке, как и все простые смертные.

Чезе широко улыбнулся и сказал:

— Командующий Ад, ер возвращается из командировки на месяц раньше. Уже через две недели будет здесь.

Я подавила облегченный вздох. Кажется, у меня паранойя.

— А почему он мне не написал?… — я попыталась обойти Чезе и выйти обратно в коридор. Продолжая натянуто улыбаться, он дал задний ход, продолжая маячить перед дверью.

Или все-таки нет?…

— Не знаю. Меня просто поймал его куратор в координационном центре и попросил вас обрадовать. Вроде бы у них там перебои с галасетью, со связью проблемы.

— Ясно.

Сощурившись, я в буквальном смысле приперла помощника к стене и поинтересовалась:

— А скажи-ка, почему ты не даешь мне выйти?

Последнее слово потонуло в пронзительном звоне переговорника. Чезе быстро нажал на сброс, нашарил у себя за спиной дверную ручку и, пробормотав, что не понимает, о чем я, спиной вперед вылетел в коридор.

Я мысленно вписала в список дел на сегодня проверку помощника на вшивость и жирно обвела два раза. Высоковаты сейчас ставки, чтобы прохлопать шпиона у себя под носом просто потому, что его предательство будет для меня больнее, чем всего остального блока разом.

Приглашу после работы на кофеек, а там посмотрим. Если он работает на Эрро, будет неприятно, но не смертельно. А вот если на кого-то другого… Тут результат напрямую зависит от того, у кого из нас лучше реакция.

Я отогнала видение неаппетитно дымящегося шашлыка из фарры Шалли и мысленно же поставила галочку напротив пункта «блокада высшей пси-деятельности». Сразу после кофе. Если зря — извинюсь.

Все утро прошло в чтении и составлении вороха документов: Санх прислал сообщение, что братья уже вылетели; доктор Хова не без скрипа, но согласился на присутствие в клинике «посторонних»; Селен выслал очередную порцию отчетов по группе и записку от себя лично — о том, что его бесполезность на этой операции сравнима с «копьем при охоте на турбулов» (что бы это ни значило) и что единственное, чем занимается он сам — составляет компанию вождю в игре в «джонг» (мне вождь передавал привет). Постскриптумом шла малодушная просьба забрать его из этих грибных плантаций обратно в офис, поскольку совесть не позволяет ему зарабатывать повышение, выезжая на спинах пашущих вовсю коллег.

Судя по лексике, интеграция народов идет успешно.

Я бегло просмотрела присланные Селеном отчеты и не удержалась от улыбки: всех моих внедренных агентов совершенно случайно отправили в пеший двухнедельный поход по забору образцов местной фауны, а новый персонал руководство лабораторий как раз перестало набирать. Какое удивительное стечение обстоятельств, не правда ли?…

Мысленно поаплодировав изобретательности Тана, я написала Селену, чтобы он выбросил из головы свои дурацкие депрессивные настроения и, пока не вернутся внедренные агенты, оставшихся перевел на наружное наблюдение, а сам занялся систематизацией сведений.

Ближе к обеду, оторвавшись наконец от окон портативки, я вышла в штаб и удивленно вскинула брови: за столом скучал одинокий новичок, а Пешша, находившего по графику на дежурстве, вообще не было на месте.

Спустя десять минут прибежала запыхавшаяся Харлин и, лучась несколько фальшивым восторгом, сообщила, что наш северо-восточный филиал отловил наконец посредника, нанимавшего штурмовиков, едва не уложивших нас всех в могилу (не прошло и трех месяцев), и сейчас он дает показания.

Просто парад хороших новостей сегодня. К чему бы это?…

Ах, в этих показаниях всплывает еще как минимум один посредник, которого, если и найдут, будут искать еще дольше… Кто бы сомневался.

После обеда агенты наконец появились на рабочих местах, но в штабе то и дело раздавалась трель переговорника, после чего кто-нибудь спешно выбегал в коридор, возвращаясь с лицом непроницаемым, как изоляция реактора.

Пешша по-прежнему не было видно — как и Чезе, что наводило на скверные мысли.

До самого вечера вокруг меня царила какая-то подозрительная свистопляска. Месячной задолженности отчеты как по волшебству возникали у меня на столе, поручения исполнялись с космической скоростью, а когда я, ломая голову, какой бы состав группы прикрытия попросить для вояжа «в родильное отделение», чтобы это не привлекало лишнего внимания местных, не пошла на обед, Харлин притащила мне из столовой пакет булочек.

Все это выглядело не просто подозрительно, а подозрительно с большой буквы «П». Но я знала одного младшего командующего, который определенно вкурсе дела — и, хочет он этого или нет, я его все-таки найду.

Долго искать, как ни странно, не пришлось — Чезе возник у дверей штаба, когда я уже после сигнала к концу рабочего дня эти самые двери запирала. Не давая мне даже открыть рот, он выпалил:

— Шеф, там… там просто катастрофа!

— Где?

— У Марлен!

— Где?! — взревела я. — Почему сразу не сказали?!

Все посторонние мысли разом вышибло из головы, и я бегом ринулась к подъемникам.

Через минуту я уже была возле каюты Алиссондры. Дверь была не заперта, но свет не горел, и я, пригнувшись, осторожно шмыгнула внутрь. Марлен обнаружилась уже в коридоре — немного похожая на воздушный шарик в своем белом, почти светящимся в темноте платье. Она невозмутимо поздоровалась, не делая никаких попыток включить все-таки свет. Лампы у них перегорели, что ли?…

— Ну и какая катастрофа произошла? — я обернулась к догнавшему меня Чезе и зашарила рукой по стене в поисках выключателя.

— Вы забыли про… — начала Марлен и хлопнула в ладоши.

Вспыхнул ослепительный свет и полдюжины луженых глоток провопили:

— День Рожденья!!!

— А?… — я машинально попыталась дать задний ход, но была тут же изловлена и усажена в кресло, вытащенное на середину гостиной.

Я переводила взгляд с одной довольной физиономии на другую и очень глупо улыбалась. Даже комнату украсили, обормоты… Голографическая мишура и прочие глупости — десяток гелиевых шариков прыгал под потолком, размалеванный во все цвета радуги.

«Сюрпризом» дело не ограничилось — состроив физиономии образца «армейская парадная», эти поздравляльщики выстроились коридором перед моим креслом. Вперед строевым шагом вышел Пешш, с комично-серьезным видом вскинул руку в салюте, повернулся к «войску» и рявкнул:

— Залп в честь куратора!

В дюжине рук возникли длинные узкомордые бутылки, «залпанувшие» так, что пробки, рикошетом отскочившие от потолка, градом застучали по «торжественному построению». Последнюю бутылку в чехле от винтовки преподнесли мне и предложили застрелить кого-нибудь на потеху почтенной публике.

— Клоуны, — я повертела в руках бутылку, оказавшейся фруктовой шипучкой для детей, и сделала вид, что вытаскиваю пробку. — А ну признавайтесь, кому я должна быть благодарна за этот цирк? Чезе, нашли что отмечать, честное слово…

— И не надо на меня так смотреть, — возмутился секретарь. — Мне бы такая мысль и в голову не пришла. Наши суровые парни не смогли отказать фарре Рис. Это все — от идеи до вашего присутствия здесь — дело ее нежных ручек. А потому ей и предоставляем первое слово.

«Суровые парни» разразились овациями. Я недоверчиво покачала головой. Ну ничего себе, крошка умудрилась захомутать мой блок подчистую!

Между тем девушка, смущаясь, откашлялась.

— Без вас я потеряла бы ребенка и навряд ли сама осталась бы в живых… И я подумала, что это самое малое, чем я могу вас отблагодарить.

— Марлен, это же моя работа, — мягко ответила я. — С таким же успехом вы можете благодарить любого в этой комнате.

— Неправда. Думаю, вы и сами знаете, — тихо сказала она. Огромные светлые глаза внимательно посмотрели мне в лицо, и я поняла: действительно знает. Видимо, будущая богиня уже ведет разговоры с собственной матерью.

— Но, на самом деле, — девушка вернулась к тому же, что и Чезе, «поздравительному» тону, — я совсем немного сделала. Мы с Алиссо всего лишь украсили комнату, другие сделали намного больше. Вот, например, Чезе взял на себя почти всю организационную работу. А Пешш… Ой, это было очень смешно — он ломал защиту холодильника в столовой прямо отсюда, представляете? И смотрите, что у нас теперь есть!

Она стащила с перенесенного из кухни стола скатерть.

Я-то как раз представляла — поэтому не слишком удивилась, когда под скатертью обнаружилось меню высшего командного состава. Бедный Эрро, я уже и объедать его начала…

— Так что, куратор, это подарок от всех нас, — Чезе тепло улыбнулся. — И вы просто не имеете права сидеть здесь с таким выражением лица, — он поймал один из плававших под потолком шариков, который и сунул мне в руки со словами: — Так что уважьте наш труд и придите наконец в праздничное настроение!

Дурной пример оказался заразителен: после выступления Чезе все приняли гоняться за шариками и блистать остроумием. Местами было действительно смешно.

Через десять минут я стала обладательницей самого огромного букета воздушных шариков в этой галактике, для надежности привязанных к подлокотнику моего кресла. Надписи на шариках варьировались от банального «Поздравляем» до нестандартного «Парковка строго по нечетным дням» (на обратной стороне я обнаружила метку стояночного буйка).

Буек меня добил. Я высунулась из частокола шариков и подстрелила-таки из трофейной бутылки виновника шарикомании. Чезе картинно схватился за грудь и рухнул под стол. Агенты радостно взревели и торжественно накрыли его скатертью, заявив, что больше в руки тирана не отдадут.

Через полчаса все расшалились окончательно, и веселье забило ключом.

Ведь если праздник есть — надо веселиться. Я так и вижу, как Марлен с горящими глазами излагает перед моими бравыми парнями свой великий план, а потом раскрашивает шарики краской для аварийной маркировки кораблей и обсуждает со своим животиком цвета поздравительных надписей на голографии. Как Пешш, обвешавшись со всех сторон окнами портативки, фальшиво уверяет центральный компьютер хозэтажа, что все в полном порядке, в то время как его соучастники в четыре руки опустошают казенные холодильники. Я вижу, как над всем этим безобразием незримой тенью мечется мой неизменный помощник, пытаясь оказаться во всех местах одновременно. Как, впрочем, и всегда. И все это — ради дня рожденья, вытащенного вами из моего официального личного дела, фальшивого, как и само это досье.

А у меня все-таки паранойя. Ведь если там, наверху, где-то действительно есть боги, значит, жизнь не может быть просто борьбой за выживание.

Поэтому — веселитесь, ребята, вы заслужили. У нас сегодня, в конце концов, праздник. И не мой. Наш.

* * *

Домой я вернулась уже под утро, слишком много думающая о большой кружке кофе, чтобы заметить неладное сразу. Но я заметила — пусть и вечером. Пусть это и был вечер даже не этого дня…

На столике посреди гостиной лежал небольшой сверток, прижимающий небрежно нацарапанную записку. Сквозь полупрозрачный пластик слабо пробивался красноватый свет, а в записке было всего четыре слова: «С днем рожденья. Выздоравливай».

Я знала, что внутри. И тем более, я знала, чей почерк скачет по листу, как пьяная мышовка по поляне.

В горле встал ком. Забрал бы уже тогда и свой пиджак заодно.

Я медленно развернула упаковку и сжала холодные металлические звенья в кулаке.

На длинной цепочке покачивался крошечный камешек, светящийся, как сгусток красного тумана.

Сердце Рух, кристалл Рос. Мои крылья.

В четвертом доке «Полюса» царила та бурная и деятельная суета, которая и определяет по-настоящему важный рейс. «Вентрию», легкий пассажирский катер, тестировали и осматривали со всех сторон. Параллельно шла погрузка — хотя упакованных контейнеров было совсем мало.

Неро сидел верхом на балке перекрытия и сверху наблюдал за маленькими, почти игрушечными фигурками, расхаживающими вокруг «Вентрии». Перед ним висело голо-окно с полным маршрутом корабля, но и без того порт назначения был ясен как день — стоило опознать в одной из фигурок некую фарру Шалли.

Вокруг нее веночком выстроился весь блок А-19, которому оная фарра что-то говорила, бурно размахивая руками. Через десять минут она ушла, а одна из стоявших до того навытяжку перед своим куратором фигурок подняла голову, и, широко улыбнувшись Неро, неторопливо пошла к лестнице. Еще бы ручкой помахал, конспиратор хренов…

За спиной глухо хлопнул телепортационный переход.

— У тебя в родословной точно не было птиц? Как ты вообще можешь сидеть на этих жердочках…

Неро обернулся, хмыкнув: игрушечная фигурка превратилась в полноразмерного мужчину в форме оперативника Корпуса, осторожно усаживающегося рядом с ним.

— Ну, как там?

— Марлен — хорошо. Но, сдается мне, ты не о ней.

Неро сложил портативку, застегнул браслет и, глядя на гладкий серебристые корпус «Вентрии», сказал:

— Ты же присмотришь за ней?…

— Куда я денусь, — тот кивнул. — В конце концов, не пропадать же моей лаборатории.

— Спасибо, Тан.