Если кто-то говорит, что ваш труд жизненно необходим Империи, значит, вас ждет двое суток утомительной, кропотливой и не имеющей никакого практического применения работы. Аксиома, не требующая доказательств — особенно, если у вас контракт с военной лабораторией.

— Великие Создатели, ты что, здесь с позапрошлого дня торчишь?… — в дверях лабораторного бокса возникла Верона, обмахиваясь пачкой распечаток. — Хоть домой-то на ночь уходила?

— Нет.

Лаборантка наклонилась над полированным боком автоклава и, кокетливо поправив длинные темные локоны, заметила:

— Образцовый трудоголик — только в музей и под стекло. Ты же вообще не хотела брать этот проект…

— Еще бы не хотела, — проворчала я, набирая в дозатор реагент. — Наверху, видимо, полагают, что достаточно всучить кому-нибудь на анализ горсточку рассыпавшихся в прах пару тысяч лет назад инопланетных потрохов, и задница внешней разведки будет вылизана в достаточной мере. Но почему этот кто-то — всегда я?

— Потому что ты хамишь директору, — веско заметила Верона. — А вообще, ученые такого класса работают в столичной Академии — там уж твоя диссертация из-за отсутствия образцов покрываться пылью не стала бы. И вообще, Ким, я же говорила, что тебя беспардонно задвигают, и с этим нужно что-то делать. Сама вспомни, когда тебе в последний раз давали проект по специализации? Или премию, на худой конец?… И это учитывая целых два разворота! Да ты лучшая в этой унылой конторе!

Она выдернула из подмышки считыватель, развернула на весь экран «Генетику без границ» и сунула мне под нос мою собственную фотографию под жирным заголовком «Обратимость мутаций инопланетного происхождения: возможно ли это?». Ниже мигал анонс: «Лечение рабочих, пострадавших от заражения сильским паразитом: методы купирования генетической мутации на различных стадиях. Доклад доктора Ким Шалли на конференции, посвященной…».

Я отодвинула считыватель в сторону и заметила:

— Лучшая потому, что единственная. Ну, за исключением одного пенсионера с ярко выраженным маразмом и двух студентов на практике.

— А почему единственная? Да потому, что перевелась в это захолустье. Работала же в Центре…

Вот уже четыре месяца, с тех самых пор, как я переступила порог этой лаборатории, Верона пытается пробудить мое честолюбие, искренне расстраиваясь нежеланию подруги двигать карьеру к высотам академических званий. На это самое «нежелание» у меня имелись весьма веские причины — примерно те же, что и для частого пребывания в лабораторном боксе по ночам, но знать об этом энергичной лаборантке было совсем не обязательно.

От очередного бесполезного спора меня спас звонок: Верона вскинула руку, включая заушный аппаратик и, схватив со своего стола контейнер с образцами, убежала. Я же загрузила два лотка пробирок в центрифугу, еще три — достала из термостата и час прокапывала реагентом каждые две минуты. В голове бродили мрачные мысли: еще месяц такой жизни и такой работы, и мои нервы не выдержат.

В столичной Академии действительно было лучше.

С большой буквы «Л».

Отправив очередную порцию пробирок дозревать в термостат, я стянула с запястья массивный браслет портативки и раздраженно бросила на стол. Четыре месяца в дремучем захолустье — и до сих пор нулевой результат.

Портативка разложилась в плоскую ленту, и, прохрипев приветствие голосом смертельно больного, спроецировала на столешницу клавиатуру. В воздухе повисло с десяток полупрозрачных голо-экранов, не закрытых в прошлый раз. В самом верхнем укоризненно мигал курсор — отчет по предыдущей серии опытов был едва начат.

Внезапно экран с загруженным почтовиком замигал красным. Я вытащила его наверх и с кислым видом открыла пришедшее письмо. Ну что, здравствуй, дорогой… Отправитель — анонимный, канал — шифрованный. Все, как обычно. Содержание… тоже как обычно.

Все скучно и страшно бесит.

До конца безобразно растянувшегося рабочего дня я косо поглядывала на свернутый почтовик — в особо урожайные дни писем приходило с десяток. Просто-таки чувствуешь себя значимой особой с широким кругом общения.

Последняя мысль показалась мне настолько забавной, что, уже выходя из лабораторного комплекса, я продолжала слабо улыбаться.

Улыбка сменилась весьма кислой гримасой, когда обнаружилось, что все служебные гравилеты уже расхватали мои более шустрые коллеги. Ну еще бы, первый час ночи… Пришлось брать такси, что скромному генетику было, мягко говоря, не по средствам.

Сожрав скудные кредиты, оставшиеся на моей карте, автопилот поднял гравилет в воздух и нырнул в по-ночному редкий поток приземельного транспорта. Я уставилась в окно.

Редкие тусклые огни. И серость, серость, серость… Серые здания, серые цеха, серые ангары — город-завод, круглосуточно чадящий сотнями труб и грохочущий сотнями тысяч машин. Терпеть его не могу. Невзлюбила с того самого дня, как моя нога коснулась поверхности этой планеты (терраформ класса С, административный и военный центр двадцать девятого сектора Империи, номер ко галактическому каталогу 138-16-РX).

Центр города промелькнул быстро, куда медленнее проплыли шесть внутренних колец типовой застройки, и, наконец, показались островки зелени внешнего кольца. Гравилет резко клюнул носом и приземлился на зеленой лужайке — прямо посреди дорожки из разноцветных камней. Я вышла и направилась к крыльцу — крошечному, почти кукольному, как и весь снятый мной домик.

Раздражение от всего на свете не проходило. К сожалению, я относилась к категории тех отверженных, которым снять его традиционными методами — то есть выпивкой или лекарствами — было невозможно. И от первого, и от второго у меня напрочь отшибало память и отказывали последние тормоза, а последствия этого обычно оказывались печальны. В основном для меня самой, но бывали и прецеденты…

Биологическая несовместимость, да — я вообще была замечательной иллюстрацией к собственной профессии.

Спать не хотелось — здешние сутки были короче таковых на столичной Солярике почти на треть, а головидение, как назло, отключили еще на прошлой неделе за неуплату: почти всю куцую зарплату научного работника сжирал налог на землю. Представляю, сколько платили мои соседи по внешнему кругу — району частных резиденций, рядом с которыми мой крошечный двухэтажный домик казался лачужкой с дезинфекционный бокс размером. Транжирство, знаю — но типовая застройка промышленных районов выше моих сил.

Через неплотные шторы в гостиной пробивались огни и слышалась музыка — это и решило участь остатка ночи. Ближайший бар работал до утра, и свою порцию развлечений там можно получить в полном объеме. Через пятнадцать минут я уже шла по улице, кивая соседям — в этом районе жизнь с темнотой только начиналась, и лишь я была настолько эксцентрична, чтобы ночью, как правило, спать.

Увеселительное заведение встречало брызгами лазерного шоу и голографий. Все четыре стойки и больше трех десятков столиков были заняты под завязку разношерстной публикой. Я не стала забивать себе голову, попросту направившись к ближайшему скоплению народа, и, работая локтями, пробилась к стойке.

Наугад потыкав пальцем в меню на табло робота-официанта, я проявила чудеса ловкости, отвоевав у барной стойки не только место, но и стул. Краткая рекогносцировка местности показала, что стоит держать ухо востро: большинство мужчин уже изрядно приняло на грудь, а в таком состоянии далеко не все понимали слово «нет» с первого раза.

Заказ (это оказался салат из местных морепродуктов и фруктовый сок, правда, синтетический) прибыл довольно быстро. Сок оказался вполне сносным, несмотря на свое более чем сомнительное происхождение — к сожалению, теперешние обстоятельства не позволяют мне баловаться исключительно натуральными продуктами, ибо их в этой дыре, похоже, просто нет.

Где-то рядом загрохотала музыка. Я оглянулась и с неудовольствием обнаружила, что умудрилась устроиться возле самого танцпола. Многочисленные парочки повскакивали с мест и потянулись на огромную площадку в центре бара. У стоек и столиков сразу стало посвободнее; можно было наконец вытянуть начавшие затекать ноги.

— Скучаем? — послышалось за спиной. Я развернулась вместе со стулом и смерила говорившего взглядом, раздраженно приподняв одну бровь. Слегка пошатываясь, на моем жизненном горизонте нарисовался лощеный черноволосый красавчик. Видимо, залил глаза по самые брови — других причин, чтобы подкатиться к засушенному «бахилу» в мешковатом комбинезоне и без малейших признаков макияжа, я для него не видела.

— Отваливай, — с фальшивым дружелюбием посоветовала я. Пару минут пошевелив мозгами, мое несостоявшееся на этот вечер счастье последовало мудрому совету. То есть отвалило.

Я заправила выбившийся из старомодного пучка локон за ухо и вернулась к своему заказу. Сока оставалось на донышке, о чем я даже пожалела: наверное, оттого, что постоял вне пластикового контейнера и согрелся, он определенно стал интереснее на вкус.

С салатом, к сожалению, этого не произошло.

И тем не менее настроение вдруг исправилось — само собой. У меня даже мелькнула мысль записать рецепт чудодейственного салатика: суета и шум танцпола перестали раздражать, а стали какими-то даже… привлекательными?

Я поставила пустую тарелку на стойку и заметила, что сама начинаю притопывать в такт музыке. Неожиданно это показалось смешным. Нет, конечно, сама танцевать не пойду. Конечно, нет…

Музыка постепенно перешла от оглушительно грохота к глубоким, будоражащим кровь мелодиям. Или мне это только казалось?… Сердце само собой начало отбивать ритм вслед за ударными, отдаваясь дробным перестуком в ушах. Непроизвольно я задышала чаще, лицо обдало жаром, — будто я уже была там, на площадке, среди десятков разгоряченных тел, вместе с ними изгибалась в танце. И невероятно, безумно захотелось двигаться, захотелось окунуться в эту странную, ни на что не похожую музыку, которая низкой вибрацией отдавалась во всем теле, мягко окутывая сознание таким безобидным, совсем легким туманом… Горячим. Сладким. Искушающим…

А потом, совсем незаметно, этот туман перестал быть и легким, и безобидным…

Быстрый, частый пульс, неровное дыхание, и мужские руки, подхватывающие меня и увлекающие в самый центр горячего, яркого, бурного круговорота, которым внезапно стал обыкновенный танцпол.

А с бездонных черных небес падали потоки сияющего золотого дождя, распускаясь в волосах огромными огненными цветами. Над головой парили потоки света, создавая сказку: взмывающие прямо в небо изумрудные бабочки сплетались в воздушное филигранное кружево, поднимаясь все выше, выше, выше…и вновь осыпаясь дождем вниз. Всего лишь голография, но как же красиво…

Я закрыла глаза, предоставив сильным рукам кружить меня в танце, а мужчине, лица которого не видела и не хотела видеть в темноте — увлекать за собой все дальше и дальше в толпу…

* * *

Что-то жесткое впилось в поясницу, сырой сквозняк пробрался под легкий комбинезон, заставляя трястись в ознобе. Я повернула голову, мазнув щекой по почему-то холодному и твердому. Камень. И кромешная темнота.

Просто прекрасно.

А еще лучше — что я не помнила абсолютно ничего. С тех пор, как меня затащили на танцпол — абсолютный провал в памяти. И вот это могло означать только одно.

Я напилась.

Точнее — меня подпоили. Вот задница… Я припомнила злополучный сок, после которого все внезапно стало таким замечательным. То-то он мне показался странноватым… А еще — того самого красавчика, после визита которого этот странный вкус и возник.

Проблема в том, что это место — явно не моя спальня. А еще большую проблему означает тот факт, что у меня связаны за спиной руки. Аккуратно, качественно, материалом, который я узнаю в темноте с закрытыми глазами: телитовый шнур — сопротивление на разрыв в две тонны — плюс магнитный самозатягивающийся блок, на которых держится амуниция тяжелого десанта. Характерная комбинация. Для одной-единственной организации характерная, как ни печально.

Корпус Ментального и Психофизического Контроля.

Для друзей, знакомых, врагов и мимопроходящих — просто Корпус.

Страшилка, которой запугивают всех: от непослушных детей до матерых мафиози. Теневой кабинет, не зависящий ни от кого и имеющий в своем распоряжении всемогущую армию из сверхсолдат; сильнейшая следственная контора галактики, берущаяся на контрактной основе за самые невыполнимые дела, перед которыми спасовали спецслужбы остальных государств; сборище серых кардиналов, ставящее какие-то свои, непонятные и страшные эксперименты над миром и обществом. Скажите одно слово — Корпус, и именно это промелькнет в сознании любого честного (или не слишком) гражданина Империи.

Учитывая тот идиотизм, из-за которого я и оказалась на этих задворках мира (кто бы знал, что еще полгода назад мне это предприятие казалось полнейшей ерундой, для которой две недели времени — красная цена), происходящее было, мягко говоря, нежелательно.

Извернувшись, я села, опершись спиной на каменную стену, и прислушалась к ощущениям. Было тихо, холодно и довольно сухо. Напрашивался очевидный вывод: это подвал. Причем, судя по отсутствию шума — не выше минус третьего-четвертого уровня. А камень… Что ж, значит, за пределы внешнего кольца меня не вывезли: роскошества вроде натуральных материалов в этом городе позволяли себе только мои неприлично богатые соседи.

Если только… Сердце неприятно екнуло. А что, если времени прошло гораздо больше, чем кажется? Достаточно было подливать мне выпивку, и из памяти могли испариться целые дни, а то и недели.

Все, ноги моей больше не будет в барах. Стоило нарушить привычки — и вот уже все катится эхлу в задницу. Великие Создатели, если вы там, наверху, есть, не допустите, чтобы меня похитил сексуальный маньяк, промышляющий по окрестностям уже второй месяц! Коллеги же со смеху животики надорвут. Хотя…

Может, это и не такая уж плохая идея?

— Что именно? — раздалось совсем рядом. Я что, сказала это вслух?…

— Гм… Ну… — неопределенно промычала я и замолкла, прислушиваясь и напряженно размышляя. Итак, голос мужской. И определенно незнакомый — больно характерный низкий хрипловатый тембр. Средних лет — не юноша, не старик. Что не исключает абсолютно ничего, включая того самого маньяка. Ладно, классика никогда не стареет — хоть и нет настроения изображать трепетную лань, это выгоднее всего — можно безнаказанно падать в обморок от страха каждые пять минут. Определившись с линией поведения, я с ужасом пролепетала: — Вы меня похитили? Что вы хотите со мной сделать?!

В темноте хмыкнули. Ободренная успешным началом диалога, я начала ненавязчиво отползать от источника звука спиной вперед. Через несколько секунд под пальцы попалось что-то жесткое, гладкое и округлое. Нечто, безо всяких сомнений являющееся носком сапога. Реакция последовала мгновенно — меня рывком поставили на ноги, подхватив сзади под локти. Голос за спиной быстро сказал:

— Не дергайтесь, фарра, и не пострадаете. Вы нужны мне живой.

— Вы что, сексуальный маньяк? — решила я все же до конца прояснить этот животрепещущий вопрос, а то как бы чего не вышло…

— Если и маньяк, то определенно не сексуальный, — отрезал он. — Закройте рот.

Сначала я восприняла это как приказ замолчать, но сразу же оказалось, что исполнять следовало буквально: рот мне залепили широким куском клейкой ленты. На глаза опустилась повязка.

— Проясним ситуацию, — ровно начал похититель, недвусмысленно подтолкнув меня вперед. — Не советую сопротивляться, звать на помощь и пытаться сбежать — в этом случае вы проделаете оставшийся путь в бессознательном состоянии. За свою драгоценную честь можете не опасаться, за жизнь — тоже. Однако, если вы не будете вести себя благоразумно, я подумаю над одним из этих пунктов. Все ясно?

Я кивнула, послушно переставляя ноги, и принялась вспоминать, выложила или нет из потайного кармана одну милую скляночку… Которую вечером должна была сдать в лаборатории под роспись, но ох уж эта девичья память, если вы понимаете, о чем я… Капля-другая содержимого, и одно довольно крупное бесчувственное тело обеспечено. А там уж разберемся — маньяк, не маньяк…

Под ногами появились ступеньки, потом пологий подъем и снова ступеньки…

Минут через десять я почувствовала на лице свежий ветер. Где-то очень далеко шумела оживленная трасса, но больше не было слышно ни звука.

Сделав несколько неуверенных шагов, я упала, и на глаза сами собой набежали слезы. Я несколько раз судорожно вздохнула и разревелась.

— Вставайте, — бросил похититель. — Ну же!

Я не реагировала, повернув шею так, чтобы зажать шейный платок между подбородком и плечом. Может, хоть так удасться подцепить…

Платок не реагировал, как и то, что было пришпилено к его изнанке.

Мужчина наклонился и попытался поставить меня на ноги. С затаенным злорадством я подумала, что дальше ему придется меня нести. Он это понял и пригрозил подбодрить меня парой оплеух — видимо, припомнил общеизвестный рецепт от истерик.

Обещанная пощечина не остановила, а усилила рыдания. Истерика вышла на удивление натуральной — отвесив мне еще пару оплеух и не обнаружив положительной динамики, мужчина застыл, судорожно соображая, что делать.

— Если вы… фарра, — прорычал он мне на ухо, — немедленно не…

Что именно следовало немедленно сделать, мне так и не удалось узнать: сухие щелчки снимаемых предохранителей уже слышались всех сторон.

— Не двигаться! Полиция Мерры! Вы арестованы, — рявкнули где-то совсем рядом. Тишина сменилась глухим топотом десятков ног, обутых в тяжелые ботинки. Кажется, мой маньяк выбрал очень неудачный лаз наверх — ничем другим такую оперативность полицейских объяснить было нельзя.

От греха подальше я откатилась в сторону, по ощущениям — кому-то под ноги, и только потом перевела дух. Рядом послышались звуки борьбы и глухие крики, сменившиеся отборным матом.

Меньше чем через минуту все стихло. Меня аккуратно подняли и с извинениями поставили на ноги. Повязку наконец сняли, за ней последовала лента, заклеивающая рот. С руками вышла заминка — рассеяно чешущий в затылке бригадир сообщил, что универсальная отмычка не подойдет, и они сейчас обыщут злоумышленника на предмет ключей. Я оглянулась и, удостоверившись, что моего похитителя уже затолкали в полицейский гравилет десяток дюжих парней, злорадно усмехнулась.

— Фарра Шалли! — из-за широких спин полицейских послышался густой, узнаваемый с первого слова бас, а следом показался и его обладатель. — Я нижайше, нижайше извиняюсь!

— Вам не за что извинятся, скорее — наоборот, — я посмотрела на удивительно тщедушного для своего великолепного голоса ремена. На его форме красовались нашивки командующего четвертого ранга, а на нагрудном жетоне стояло имя — Джой Ад, ер

— Ну как же, мы почти вас потеряли. Этот псих будто знал, что каменные стены подвала перебьют сигнал. Если бы вы не настроили передатчик сами, неизвестно, чем бы все это закончилось. И если бы передвижной пост по чистой случайности не оказался совсем рядом, разумеется, тоже. А если бы этого не произошло? Я же говорил — безумием было позволить вам, гражданскому лицу без боевых навыков, стать в этой операции «живцом».