Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса

Шумпетер Йозеф Алоиз

Приложения

 

 

Приложение 1 Георг Фридрих Кнапп (1842–1926)

[241]

Со смертью профессора Кнаппа 20 февраля из немецкого научного мира ушел один из величайших представителей той эры, которую можно назвать третьей эпохой политической экономии в Германии. Первую эпоху, камералистскую, представляют Зекендорф и фон Юсти; вторая эпоха сопоставима с периодом классических экономистов в Англии, ее кульминация нашла выражение в работах фон Тюнена и Херманна. Отличительными чертами третьей эпохи стали понятие Sozialpolitik и применение исторического метода. Стоящий в одном ряду со Шмоллером, Вагнером, Бюхером и Брентано, хотя и во многом непохожий на них, Георг Фридрих Кнапп навсегда останется представителем этого периода, со всеми присущими ему достоинствами и некоторыми недостатками.

Для рассказа о размеренной жизни Кнаппа не потребуется много слов. Он родился 7 марта 1842 года в Гиссене, его отец был профессором и автором крайне успешного учебника по техническим и прикладным наукам. Кнапп учился в Мюнхене, Берлине и Геттингене и, обладая редкими по тому времени способностями к математике, стал заниматься статистикой. В 1867 году он возглавил Бюро статистики Лейпцигского муниципалитета и следующие двадцать лет оставался на этой должности, заслужив немало похвал за эффективное управление учреждением и за высочайшее качество статистических материалов, опубликованных бюро за эти годы. В 1869 году Кнапп был назначен «экстраординарным» профессором – должность, примерно равноценная должности доцента – в Лейпцигском университете, а в 1874 году был приглашен в Страсбург, где получил полноценную профессорскую ставку. Там он и оставался, пока не покинул свою кафедру, – в реальности даже дольше, вплоть до 1919 года, когда ему пришлось уехать из Страсбурга, перешедшего во владение Франции.

Всем, чем профессор Кнапп занимался, он занимался с полной отдачей, концентрируясь на одном деле так, как это свойственно людям с исключительно сильным характером. Поэтому описать ход его научной карьеры проще, чем это обыкновенно бывает в случае людей с таким пытливым умом. Вплоть до 1874 года – если не брать в расчет двух незначительных исследований, диссертации о Тюнене и работы о вопросах налогообложения – Кнапп занимался исключительно статистикой. Он решил немало практических задач, а также внес несколько ценных дополнений в теорию статистики. Некоторые из его исследований по статистике, перечисленные ниже, полезно перечитывать даже сейчас. Только тот высочайший стандарт качества, который Кнапп задал себе в иных научных областях, не дает нам углубиться подробнее в его достижения в области статистики если не исключительные, то близкие к тому.

Как историк экономической жизни и экономист «институциональных» наклонностей Кнапп был поистине великим ученым. Его шедевр – двухтомник «Освобождение крестьян и происхождение сельскохозяйственного работника в старейших частях Пруссии» («Bauernbefreiung und der Ursprung der Landarbeiter in den altern Teilen Preussens»), вышедший в 1887 году, – стал основополагающим трудом по этому вопросу. Он завоевал Кнаппу многочисленных последователей и способствовал появлению практически самостоятельной ветви экономической науки. Это произошло не потому, что Кнапп использовал новые исторические методы, и не потому, что он сумел овладеть каким-то особенно сложным материалом. Достижения Кнаппа в этом отношении все же нельзя сравнить с достижениями Майцена или Ханссена. Однако он обладал другими достоинствами, более редкими и ценными. У него было ясное, мне даже хочется сказать – страстное видение сути вещей, его взгляд без труда проникал в самую глубину событий истории человечества. Кнапп видел исторические процессы и проблемы и понимал их лучше, чем большинство людей понимают окружающий их мир. Кроме того, его исторический анализ всегда опирался на всестороннее знание фактов современной жизни. Такие научные зарисовки, как «Крестьяне при крепостном праве и на свободе» («Landarbeiter in Knechtschaft und Freiheit», 1891 г.) и «Сеньоральная власть и дворянское поместье» («Grundherrschaft und Rittergut», 1897 г.), только отчасти основаны на исторических событиях; частично они написаны по материалам исследования о современных немецких землевладельцах и их работниках, об их жизни, ментальности и порядках. Все это я говорю для того, чтобы описать то особое качество Кнаппа, которое не просто делает ученого историком, но является бесценным для того, кого интересуют не выдумки, а исторические проблемы.

Как крестьянин, который меняет выращиваемые культуры и тем самым сохраняет урожайность своей земли, примерно в 1895 году Кнапп оставил историю и обратился к совершенно иному кругу проблем. В некотором смысле именно тогда он написал свое самое успешное произведение. Его книга «Государственная теория денег» («Staatliche Theorie des Geldes»), недавно переведенная на английский язык благодаря инициативе Королевского экономического общества, впервые была опубликована в 1905 году. Она прославила Кнаппа на весь мир. Благодаря этой книге у него появились толпы учеников, а поклонники и критики способствовали – вторые своими возмущенными нападками не менее, чем первые своими похвалами, – ее потрясающему успеху. Однако как бы мы ни восхищались достоинствами этого произведения – масштабом замысла, независимостью формы, свежестью стиля, – мы не можем отрицать тот факт, что в отношении фундаментальных вопросов экономической теории Кнапп пошел в неверном направлении и что влияние его работы на развитие теории денег в Германии было в целом негативным. Впрочем, хотя судьба этой книги и демонстрирует, что к экономической науке, каковы бы ни были ее недостатки, не стоит относиться с презрением, она также лишний раз подтверждает силу ума Кнаппа, этого выдающегося человека, который сумел убедить столь многих людей в том, чего не мог доказать, и очаровал всех тех, кого не смог убедить.

 

Приложение 2 Фридрих фон Визер (1851–1926)

[243]

Последний из трех основателей австрийской экономической школы ушел от нас 23 июля 1926 года, всего через несколько дней после своего семидесятипятилетия, еще полный умственных и физических сил.

Барон Фридрих фон Визер родился 10 июля 1851 года, его отцом был тайный советник барон Леопольд фон Визер. Образование он получил в Вене, где в 1872 году закончил университет. Сначала молодого человека больше всего привлекали исторические исследования, но затем ему в руки попала книга Менгера «Основания учения о народном хозяйстве» («Grundsätze»), и, прочитав ее, он решил заниматься экономической теорией. Фон Визер начал свой путь по этой стезе, пройдя обучение в Гейдельбергском, Иенском и Лейпцигском университетах, а затем некоторое время проработав на государственной службе. После этого в 1883 году он стал «приват-доцентом» в Венском университете, а в 1884-м отправился преподавать в Пражский университет. В 1903 фон Визер вернулся в Вену, сменив Карла Менгера на посту заведующего кафедрой экономической теории. Опуская незначительные детали его карьеры, я скажу только, что в 1917 году он стал пожизненным членом австрийской Палаты лордов (Herrenhaus) и в том же году вступил в должность министра торговли. Выйдя в отставку, он вернулся к своей кафедре и прежней научной работе.

Нелегко описать этого выдающегося человека, очаровывавшего всех на своем пути, так, чтобы его смог представить тот, кто не был с ним знаком. Его тонкая харизма, его уникальный, совершенно нетрадиционный шарм и манера держать себя с необыкновенным достоинством, нечто, что придавало вес каждому его слову, а также нечто неуловимо артистичное в его личности, величественный покой во всем, что он делал или говорил, говорящий о широком кругозоре, – все это не поддается описанию. Возможно, делу несколько поможет, если я расскажу, что во время празднования семидесятилетия фон Визера три человека, включая меня самого, не сговариваясь, сравнили его с Гете. Он был всегда активен, никогда не спешил, интересовался всем – среди прочего он был прекрасным знатоком и постоянным покровителем искусства – и никогда не расстраивался. В его душе был как будто некий зачарованный тайник, в который не было пути никаким несчастьям – ни личным, ни общественным. Почести и успехи приходили к нему сами собой, без усилий и так естественно, как будто он с ними родился, и при этом, похоже, они ничего для него не значили. Он никогда не сражался ни за что-то, ни против чего-то – все сложности, казалось, сами отступали перед ним. Даже старость, столь разрушительная для всех остальных, в его случае только добавила завершающие штрихи к и без того эстетически безупречной картине.

Еще труднее на одной-двух страницах рассказать о научной работе фон Визера, особенно англоязычному читателю, поскольку Визеров способ изъясняться очень плохо ложится на английский язык, и есть подозрение, что даже известный перевод некоторых его трудов профессором Уильямом Смартом не помог донести до английской и американской аудитории всю его истинную научную значимость. Его книгам не хватало техничности; он был одним из тех немногих людей, которые, обладая совершенно ясным мышлением, не могут адекватно излагать свои мысли на бумаге. К лучшему из написанных после смерти Визера некрологов, статье Фридриха фон Хайека в издании «Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik» (1926), прилагается полный список его работ – 62 позиции. Нам же придется довольствоваться кратким рассказом об общем ходе его мысли.

Прежде всего фон Визер был теоретиком. Менгер не столько внушил ему свою идею, сколько сообщил импульс развивать идеи собственные. Найдется мало ученых, которые так же глубоко, как он, задумывались о фундаментальных основах теории ценности или имели такое четкое видение теоретической базы экономической науки. Будучи в расцвете сил, большую часть энергии Визер посвятил тому, чтобы терпеливо выработать те взгляды и методы, которые он суммировал в своей книге «Естественная ценность» («Der Natürliche Wert», 1889). Ступенью на пути к этой работе была книга «Происхождение и основные законы экономической ценности» («Ursprung und Hauptgesetze des wirtschaftlichen Güterwertes», 1884), в которой были впервые изложены его теория предельной полезности (grenznutzen), объяснение издержек производства при помощи «косвенной полезности» (Панталеони назвал эту теорему Законом Визера), а также теория «вменения» (Zurechnung). Эти изобретения широко известны. Однако я хотел бы привлечь внимание не к важности отдельных инструментов или теорем Визера, но к продуктивности и масштабу его понимания экономической жизни в целом, которое становится особенно зримым, когда он пишет о коммунистическом обществе. Со времен Визера теория равновесия цен ушла далеко вперед, но до совсем недавнего времени, если я не ошибаюсь, у нас продолжали возникать вопросы, отсылавшие нас к его фундаментальным идеям, которые многие экономисты считают устаревшими.

После выхода «Естественной ценности» Визер на двадцать лет забросил чистую экономическую теорию. Но в 1909 году он вновь вернулся к ней и в 1914-м в энциклопедическом сборнике «Основания социальной экономии» («Grundriss der Sozialökonomik») опубликовал «Теорию общественного хозяйства» («Theorie der gesellschaftlichen Wirtschaft»), свою последнюю, наиболее зрелую работу в области чистой теории, истинное значение которой мы из-за вмешательства войны начинаем осознавать только сейчас.

В перерыве между этими трудами Визер, так же как Вальрас и многие другие, занимался денежной теорией, строя медленно и не глядя на то, что пишут другие авторы, понятие, которое навсегда останется в своей области одним из лучших достижений нашего времени. Впервые он затронул тему денежной теории в обращении к коллегам и студентам по случаю своего избрания преемником Менгера в 1903 году, а его последняя публикация на эту тему, статья «Деньги» в словаре «Handwörterbuch der Staatswissenschaften», была завершена незадолго до смерти. Визер начал изучать денежную теорию, расследуя исторические изменения покупательной силы денег. Его целью было обеспечить количественную теорему таким же основанием, каким стала для закона издержек его теория ценности. Ученых, глубоко понимавших денежную теорию, можно пересчитать по пальцам. К счастью, в их взглядах много общего, а различия во многом являются лишь вопросами вкуса и используемых методов. Поэтому разработки Визера существенную часть пути естественным образом шли параллельно разработкам других экономистов. Но некоторые элементы его теории – впоследствии развитые Францем Вайссом и Людвигом фон Мизесом – кажутся мне куда более глубокими, чем у остальных.

Впрочем, в свои последние годы Визер занимался в основном социологией в том смысле, в котором ее можно считать анализом истории или, как он выражался с присущим ему умением давать меткие прозвища, «историей без имен». Историческая социология, она же социологическая история, была его первым научным интересом, и ей же суждено было стать последним. Годами трудясь над ней с юношеским задором, Визер в возрасте семидесяти четырех лет опубликовал свое великое социологическое исследование «Закон власти» («Das Gesetz der Macht»), добившись тем самым той цели, которую поставил себе еще в университете, и пожав плоды своих размышлений в этой области.

В жизни Визера не было ничего небрежного, незаконченного, неискреннего или искаженного. Каждое событие этой жизни было частью гармоничного целого; она была похожа на дерево, которое медленно растет и распускается, чтобы со временем достичь впечатляющей высоты.

 

Приложение 3 Ладисяав фон Борткевич (1868–1931)

[244]

Фон Борткевич, самый выдающийся немецкий статистик после Вильгельма Лексиса и во многих отношениях его ученик, не был немцем по происхождению. Он родился в Санкт-Петербурге, в одной из тех польских семей, которые сумели наладить отношения с русскими правителями Польши. В этом же городе он вырос, получил образование и впоследствии некоторое время преподавал в университете. Во время своего длительного пребывания в Германии, где в 1895 году Борткевич стал приват-доцентом в Страсбургском университете, он завязал знакомства, благодаря которым в 1901 году был назначен «экстраординарным профессором» (доцентом) в университете Берлина. Крайне характерно для Борткевича то, что никому не пришло в голову выдвинуть этого выдающегося человека на роль главы кафедры ни в Берлинском, ни в других университетах, и только в 1920 году, когда в попытке «демократизовать» факультеты все внештатные профессора были назначены полноценными профессорами, он тоже получил этот статус, хотя и не перестал при этом пребывать в полной изоляции.

Для такого отношения было несколько причин. Борткевич был иностранцем. Хотя он излагал свои мысли стройно как устно, так и на бумаге, хорошим лектором он не был, и говорят, что свои лекции, продуманные с типичным для него вниманием к мельчайшим деталям, он читал в довольно-таки пустых аудиториях. Из-за критического склада ума Борткевича боялись, но не любили. Те коллеги, которые должны были бы предложить Министерству образования его кандидатуру, едва ли были способны понять тот вклад, который он внес в науку. Борткевича, казалось, это не расстраивало, он держался отчужденно, со сдержанным достоинством, наслаждаясь тем уважением, с которым к нему относились все окружающие, и тихой жизнью ученого, которую неожиданная смерть оборвала в самом расцвете интеллектуальных сил. Полную, насколько мне известно, библиографию Борткевича, к которой читатель может обратиться, составил профессор Оскар Андерсон.

Природа создала Борткевича критиком до мозга костей, определив его предназначение с несвойственной ей решительностью, так что даже собственные исследования Борткевич писал в форме критики чужих работ; критика была его жизнью. Эта склонность, или, скорее, даже страсть к критике, из которой он не упускал даже маленьких промахов в численных примерах, особенно заметна в его экономических трудах. В этой области он не создал собственных произведений, и я считаю, что зря: если бы Борткевич не отказался в полной мере использовать в экономической теории все те математические инструменты, которые были в его распоряжении, он встал бы наравне с Эджуортом или Бароне. Однако он все же поднял знамя экономической теории – под девизом Маршалла – в стране, в которой в то время никто не желал о ней слышать, и очистил не одно поле боя мощными ударами своего меча. Главное достижение Борткевича – его анализ теоретического основания системы Маркса (см.: Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschen System // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1906. Bd. 23. S. 1-50; 1907. Bd. 25. S. 10–51, 445–488; Bortkiewicz L. von. Zur Berichtigung der grundlegenden theoretischen Konstruktion von Marx im Dritten Band des «Kapital» //Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. Juli 1907. Bd. 34. S. 319–335), лучшее исследование, когда-либо написанное об этой системе, а заодно и обо всех остальных ее критиках. Не меньшим шедевром является его исследование теорий ренты в трудах Родбертуса и Маркса (см.: Bortkiewicz L. von. Die Rodbertus’sche Grundrententheorie und die Marx’sehe Lehre von der absoluten Grundrente // Archiv für Geschichte des Sozialismus. 1910–1911. Bd.l. S. 1-40, 391–434). В отношении тех работ, в которых промахи были вторичны, а теоретические основы прочны, как у Вальраса, Парето и Бём-Баверка, суровый критик проявлял себя не так заметно. Как автор трудов о теории денег и монетарной политике Борткевич высоко ценится среди немецких писателей. Мы многим обязаны ему в отношении тем золотовалютного стандарта, банковского кредита и скорости обращения денежных средств. Однако лучшее, что Борткевич создал в этой области, – это его работа об индексах (см.: Bortkiewicz L. von. Zweck und Struktur einer Preisindex-zahl//Nordisk Statistisk Tidskrift. 1923–1924. Bd.2. S. 369–408; Bd.3. S. 208–252, 494–516), мастерский обзор исследований Ирвинга Фишера, достойный считаться самостоятельным научным вкладом в теорию статистических проверок.

В области развития статистического метода первенство Борткевича среди немецких авторов несомненно. Как первооткрыватель «закона малых чисел» (Bortkiewicz L. von. Das Gesetz der kleinen Zahlen. Leipzig: Teubner, 1898) и глава школы последователей Лексиса он завоевал международную известность, которая продлится еще немало поколений. Его книга о теории вероятностей «Итерации» (Bortkiewicz L. von. Die Iterationen. Berlin: Springer, 1917) – единственная полноценная книга Борткевича – вышла с такой задержкой, что он не смог претендовать на всю ту оригинальность, на которую имел полное право. Эта работа вызывает восхищение даже у того, кто не имеет никакой предрасположенности к тому фундаментальному пониманию вероятности, которое лежит в ее основе. Перечислить длинный список всех исследований Борткевича, которые оставили след в теории статистики, просто невозможно, не говоря уже о том, что это было бы несколько неуместно в журнале об экономической теории. Нам придется довольствоваться упоминанием нескольких его достижений, имеющих особую важность для экономистов. Никто не сделал столько, сколько Борткевич, для прояснения важнейшего вопроса показателей неравномерного распределения дохода (см. материалы 19-го заседания Международного института статистики). Большинству экономистов будет интересно и полезно прочесть его превосходные исследования о квадратуре эмпирических кривых (см.: Bortkiewicz L. von. Uber die Quadratur empirischer Kurven // Skandi-navisk aktuarietidskrift. 1926. Bd. 9. S. 1-40), а также о явлениях гомогенности и устойчивости в статистике (см.: Bortkiewicz L. von. Homogenität und Stabilität in der Statistik // Skandinavisk aktuarietidskrift. Bd. 1. S. 1-81), об изменчивости в условиях действия Закона Гаусса (см.: Bortkiewicz L. von. Die Variationsbreite beim Gauss’schen Fehlergesetz //Nordisk Statistisk Tidskrift. 1922. Bd.l. S. 11–38, 193–220), об общих свойствах всех законов распределения ошибок (см.: Bortkiewicz L. von. Über eine verschiedenen Fehlergesetzen gemeinsame Eigenschaft // Sitzungsberichte der Berliner Mathematischen Geseilschaft. 1923. Bd. 22. S. 21–32) или о временной последовательности случайных событий (см.: Bortkiewicz L.von. Die Sterbeziffer und der Frauenüberschuß inder Stationären und in der progressiven Bevölkerung, zugleich ein Beitragzur Frage der Berechnung der «Verlebten Zeit»//Bulletin de lTnstitut international de statistique. 1911. Bd. 19. No. 1. S. 63-183), не говоря уже о его работах о смертности и страховании: некоторые из них являются подлинными сокровищами.

Однако для того, чтобы понять, насколько широк был кругозор Борткевича, необходимо ознакомиться с еще одним небольшим его произведением, хотя тема этого произведения весьма удалена от экономической теории: это памфлет «Радиоактивное излучение как предмет изучения теории вероятностей» (Bortkiewicz L. von. Radioaktive Strahlung als Gegenstand wahrscheinlichkeitstheoretischer Untersuchungen. Berlin: Springer, 1913). Листая страницы этого труда, начинаешь различать истинные контуры ума его автора и невольно задумываешься, можно ли оценить истинные масштабы его возможностей по тем работам, которые он успел опубликовать.