На причале к стражникам с моста присоединилось большое число городских полицейских, а незнакомый итальянский часовой вскоре привел группу вооруженных итальянцев. Потребовался бы крупный отряд солдат, чтобы прорваться в это время к «Леди» сквозь заслон из вооруженных людей.

Лицо Пьера все еще было влажным, когда он кончил рассказывать капитану о своем пребывании в лесном замке. Он также сообщил капитану шепотом то, что узнал о караван-сарае. Вкратце он рассказал про лоцмана-турка Илдерима и о том, как Жак Кер нашел опиум и драгоценности на дне бочонка с песком кока.

— Я собирался рассказать вам о моем подлинном задании в тот вечер, когда мы ускользнули из дома посредника. Но у меня не было возможности.

Джастин потрогал обруч своего ордена.

— Я вижу, что не все греки плохие, иначе они не вернули бы это. Смерть храброй девушки ужасна.

Он поставил перед Пьером бокал бренди, но Пьер отказался.

— Лучше выпейте, юноша. Мне кажется, я отчасти понимаю, что у вас на душе. — Тогда Пьер осушил бокал; он не почувствовал разницы с водой. Он долго смотрел на пустой бокал.

— Это моя вина, сэр Джон. Но для меня Стефания навсегда останется живой.

Сэр Джон снова наполнил бокал.

— Это не твоя вина, мальчик. Не вини себя. Ты ни в чем не виноват. — Он продолжал говорить тихим сочувствующим голосом, снова и снова освобождая Пьера от ответственности; он часто повторялся и не особенно вдумывался в то, что говорит; он знал, что Пьер не слушает его. В конце концов Пьер выпил второй бокал бренди. Это как-то укрепило его, он поднял голову и спросил:

— Что это за итальянец на причале, сэр Джон?

— Генуэзец. Я продал корабль, Пьер. Конечно, я не имел на это права, но я сумел убедить генуэзцев, что я — владелец корабля. Я обратился к ним, потому что они не популярны в Трапезунде, и у меня есть план получить «Леди» обратно. Вы знаете, что несколько лет назад генуэзцы воевали с империей. И выиграли войну. Великие Комнины вынуждены были некоторое время платить им определенную дань орехами и вином. От этого пострадала торговля, так что трапезундцы не любят их. Они заплатили мне 20 000 фунтов за корабль, вернее, обещали заплатить. Только половина этой суммы выплачена. То, что осталось от вашего выкупа, я тратил на взятки, добиваясь, чтобы судно проинспектировали, провели ревизию, снова проинспектировали и провели повторную ревизию. Генуэзцы, разумеется, хотели, чтобы судно немедленно отправилось в плавание. — Он улыбнулся. — Трапезундские инспекторы оказались очень сговорчивыми. Они обнаружили, что самый надежный корабль во флоте министра обладает плохими мореходными качествами. Но я не смогу платить без конца. Рано или поздно они выдадут сертификат на плавание. Но теперь с меня свалилась забота о вас, и я не сомневаюсь, что мы сможем обратиться к властям, чтобы сделка была признана незаконной. Однако я сомневаюсь, сможем ли мы получить обратно деньги, выплаченные инспекторам в виде взяток. У вас на руке кровь, Пьер.

Он позвонил в свой колокольчик. Генри, его паж, был послан за ведром морской воды и тряпкой. Пьер вытер руку и саблю, которая была в крови до самого эфеса.

— Я никогда прежде не убивал человека, сэр Джон. Но я рад, что убил этого.

Послышался тихий стук в дверь. Джастин предложил человеку войти и был очень удивлен, увидев Теодора.

— Вы собираетесь освободить этого грабителя? — спросил сэр Джон по-французски.

— Я пригласил его на корабль. Он не соглашался, пока не убили Стефанию. Я не могу оказаться негостеприимным после всего, что случилось.

— Но грек получил выкуп за вас. Франция — в мире с Трапезундом. Он не имел права удерживать вас. Если мне когда-нибудь удастся выручить корабль из рук генуэзцев, и если мы сможем благополучно вернуться во Францию, не думаете ли вы, что министру ваша служба покажется дороговатой? Конечно, вы разоблачили его драгоценного де Кози и Балта Оглы. Может быть, он сочтет, что расходы оправданы. Но 3 000 фунтов — это уйма денег вдобавок к моим расходам на взятки морским инспекторам. Выражение лица молодого человека говорит о том, что он мог бы вернуть деньги. Он выглядит испуганным, Пьер.

— Возможно, он испуган, а также потрясен горем, бедняга. Я бы хотел задать ему несколько вопросов. Я могу говорить с ним только по-турецки, сэр Джон. Это касается караван-сарая Оглы рядом с замком.

— Обязательно поговорите с ним. Эти негодяи, наверное, сообща занимались контрабандой.

Теодор сказал:

— Пьер, священник пробился сюда сквозь толпу. Но он единственный, кому разрешили пройти. Я вызвал паланкин и хотел бы, если вы меня отпустите, забрать Стефанию домой. Но капитан стражников говорит, что никто, живой или мертвый, не покинет корабль до вашего возвращения из дворца. — Его плечи опустились; он говорил как человек, приговоренный к смерти.

— Они обязательно пропустят вас с сестрой.

— Может быть, если вы поговорите с капитаном стражников, он согласится. Я не сомневаюсь, что вы — крупный вельможа, Питер. То, что я спас вас и от жадности потребовал выкуп, навлекло смерть и позор на наш род. Вероятно, вы хотите теперь вернуть выкуп. Я охотно верну его и добавлю столько, сколько в состоянии заплатить мой отец и я. — Даже сэру Джону было тягостно видеть мрачное, безнадежное лицо грека.

— Пожалуйста, садитесь, сэр Теодор. Я понимаю ваше горе. Поверьте, для меня это тоже горе.

— Когда Стефания умирала, — сказал Теодор прерывающимся голосом, — мне показалось, что она пыталась произнести ваше имя. Стефания знала очень мало мужчин. Может быть, она испытывала к вам большую привязанность. Вы не знаете этого, но когда отец пригрозил вернуть вас Балта Оглы, Стефания немедленно запротестовала. Даже слуги слышали это.

— Ваша сестра была такой храброй и доброй девушкой, сэр Теодор, что я недостоин говорить о ней. Что касается Балта Оглы, я должен говорить о нем и умоляю вас выслушать меня, если вы можете. Я не крупный вельможа и даже не рыцарь, но я имею полномочия от французского министра финансов. Я был послан в Трапезунд со специальным заданием обнаружить, если удастся, источник контрабанды драгоценностями и опиумом, который находится здесь. Я могу сказать вам, что Балта Оглы преступник. Но прошлой ночью я обнаружил, что контрабанда идет и через ваше имение.

— Не знаю, как вы обнаружили это, Питер. — В безнадежном голосе Теодора звучала абсолютная покорность. — Даже Стефания не могла вам сказать это. Она ничего не знала. Совершенно верно, что контрабанда имеет широкий размах, но отец и я в этом не участвуем. Оглы построил караван-сарай, но он арендует его у нас, потому что это часть нашего имения. Он использует его для своих целей и хорошо платит нам за него, иногда золотом, а чаще товарами из своих караванов. — Он безнадежно махнул рукой. — Вероятно, вы все это знаете.

— Это его караваны?

— Они предназначены для него. Время от времени вереница верблюдов сворачивает с главной дороги, как прошлой ночью, вместо того чтобы идти в Трапезунд. Они оставляют товары в караван-сарае и присоединяются к каравану на его обратном пути в Азию. Когда караван-сарай заполнится товарами, Оглы присылает корабль в маленькую бухточку на побережье. После того как товары благополучно оказываются на борту, он платит нам арендную плату. Товары никогда не попадают в город; ни экспортные, ни импортные пошлины не выплачиваются. Обычно это бывает генуэзский корабль, иногда английский. Товары везут на мулах по тропам, которые вы дважды видели и знаете, какие они безлюдные. Все делается тихо, и я представляю, какие огромные деньги зарабатывают Оглы и его слуга, который занимается всеми деталями.

— Почему вы об этом никогда не упоминали?

— Потому что не отваживался. Оглы знает кое-что про нас. Это ужасное преступление — грабить караваны. — Теодор рассказал ему о проступке отца. — Нас бы обвинили не только в старом преступлении отца, но и в обмане императора, потому что Оглы безусловно назвал бы нас сообщниками. Возможно, мы и есть своего рода сообщники, хотя и невольные. Оглы не знает, как много мне известно о нем. Я открывал это постепенно, год за годом. Вы, кажется, узнали все гораздо быстрее. Меня это не волнует.

— Если импортные пошлины так же велики, как экспортные, с которыми я знаком, — сказал Пьер, — Оглы имеет королевские доходы, избегая всех пошлин. Это означает и ограбление караванов, не так ли? Разве он менее виновен, чем ваш отец?

— Конечно, он похищает громадные средства у императора. Законы, регулирующие у нас всевозможные пошлины, очень строги. Империя живет торговлей.

— Сэр Теодор, если я скажу вам, что располагаю письмом, которое определенно подтверждает контрабанду Оглы во Францию, согласитесь ли вы пойти со мной к местным властям и рассказать о том, что вам известно о контрабанде внутри страны? У меня уже есть доказательство, что Оглы вор. Вам поверят.

Грек задумался на мгновение.

— Еще вчера я ответил бы «нет». Я бы очень испугался. Но сегодня мое сердце разбито и дух сломлен. Это по вине Оглы мой отец ослеп. По его вине погибла моя сестра, потому что я не сомневаюсь, что убийца был подослан Оглы. Питер, хочу сказать вам: если я смогу отомстить Оглы и его евнуху, мне все равно, когда и как я умру после этого. Если у вас есть хоть малейшее свидетельство против него и его противоестественного слуги, я с радостью воспользуюсь возможностью сообщить властям все, что знаю. — Его прежнее суровое выражение отчасти вернулось к нему. — Люди в караван-сарае спят долго. Их можно застать врасплох, если быстро послать туда солдат.

Было еще ранее утро, когда эпарх или шеф полиции города Трапезунда начал трудовой день с приема в своей штаб-квартире во дворце трех людей, которых он видел впервые. Но он знал о них кое-что.

За два с половиной столетия неустойчивого существования в Трапезунде возник прототип тайных полицейских организаций всего мира. На земле империю с трех сторон окружали превосходящие силы потенциальных врагов. С четвертой стороны было море, в котором в любую минуту мог появиться вражеский флот. Нервная напряженность как национальная черта превратилась в манию. В результате возникла тайная полиция.

Когда важный чиновник, возглавлявший эту крупную, бесшумную систему, увидел Пьера, он предположил, что перед ним тот самый молодой франк, которого великий герцог Алексий безуспешно искал восемь дней назад. Он также предположил, что Пьер — тот самый человек, которого видели под опекой трех переодетых слуг Оглы, находившихся под скрытым наблюдением.

Джастин был известен шефу полиции как французский морской капитан с безупречной репутацией, хотя в последнее время его неоднократно видели в обществе некоторых генуэзских купцов. Это всегда считалось подозрительным в Трапезунде.

Сэр Теодор был, разумеется, известным понтийским дворянином, сыном старого слепого графа Месембрийского, которого однажды подозревали в заурядном грабеже. Но доказательств не обнаружилось, и все знали, что он ведет уединенную жизнь в имении, которое продал Балта Оглы, а теперь арендовал у этого знатного болгарского принца. Шеф полиции предположил, что Теодор пришел пожаловаться на убийство сестры — вполне законный повод. О всех обстоятельствах, связанных с убийством, уже было известно. Ее убийцы были опознаны как два стражника Балта Оглы. Эпарх заметил, что как Пьер, так и Теодор, выглядели крайне изнуренными; сэр Джон был очень серьезен.

Обратившись к Теодору, эпарх сказал:

— Мне сообщили, что на вашу группу сегодня утром напали два грабителя и что леди Стефания жестоко убита. Я чрезвычайно сожалею об этом, сэр Теодор. Оба убийцы мертвы, как вы знаете. Я не представляю, как выяснить причину убийства.

— Питер объяснит вам, — ответил Теодор. Шеф полиции скептически посмотрел на Пьера.

— Они стреляли в меня, — сказал Пьер. — Я уверен, что это были люди Оглы. Балта Оглы был бы рад моей смерти. Трое других его слуг чуть не убили меня неделю назад. — Он рассказал, как три грека, переодетые во франков, напали на него в «Звезде Востока». — Шеф полиции выглядел озабоченным. Судя по рапортам о событиях в таверне, Пьер говорил правду.

— Два убийцы на причале действительно опознаны как люди Оглы. Мне также сообщили, что три его стражника, переодетые во франков, как вы сказали, увезли вас, или человека, похожего на вас, из города неделю назад. Похоже, что принц желает вашей смерти. Но преднамеренное убийство — серьезное обвинение против столь крупного вельможи. Может быть, его безнравственные слуги просто пытались ограбить вас.

— Это не случайность, сэр. У Балта Оглы есть веские основания пытаться убить меня. — Пьер положил на стол письмо де Кози. — Если вы распорядитесь перевести это письмо, вы узнаете, что Балта Оглы, несмотря на огромное доверие со стороны французского министра финансов, злоупотреблял своим важным положением нашего трапезундского посредника и тайно сговорился с продажным сообщником в моей стране поставлять контрабандой во Францию драгоценные камни, что лишает французского короля законных импортных пошлин, а также редкое и дорогое лекарство, опиум, стоимостью в тысячи фунтов, что является не только обманом короля из-за неуплаты пошлин, но и лишает многих несчастных страдальцев возможности пользоваться этим лекарством. Ясно, что товары, которые контрабандой ввозятся во Францию, должны контрабандой вывозиться из Трапезунда. Ваше правительство тоже обманывают. Мне известно, что ваши законы против контрабанды очень строги.

— Это так. Вы выдвигаете серьезное обвинение против Балта Оглы, хотя я полагаю, что французский король больше заинтересован в этом деле, чем мы. Но если письмо подтверждает ваше обвинение, великий герцог, несомненно, захочет услышать о нем. Это дело выходит за пределы моих полномочий. Балта Оглы пользуется высшей дипломатической неприкосновенностью. Он в родстве с султаном через его жену. — Шеф полиции улыбнулся. — Мы стараемся вести себя очень вежливо с нашими соседями-язычниками, чьи армии столь могущественны и торговлей с которыми мы живем.

Пьер с горечью произнес:

— Я понимаю, что несколько драгоценных камней и немного опиума, вывезенных контрабандой во Францию, могут не вызвать глубокого интереса у императора. Но я не питаю любви к безнравственному человеку, который пытался убить меня и который на самом деле убил добрую леди, сестру моего друга. Не думайте, что Балта Оглы удовлетворился, поправ законы Франции и империи путем мелкого мошенничества, о котором я рассказал вам. Сэр Теодор сообщит вам больше.

Теодор говорил очень долго и по-гречески. Сэр Джон и Пьер, конечно, не понимали ни слова, но смиренное выражение лица Теодора, частые паузы, тяжелые вздохи, и выражение глубокой серьезности на лице шефа полиции, которое становилось все суровее по мере продолжения монолога, явно свидетельствовали о важности сообщения. В какой-то момент шеф полиции отдал короткий приказ капитану полиции, который немедленно вышел из комнаты. Сэр Теодор усмехнулся половиной своего сурового, неподвижного лица. Такой мрачной усмешки Пьеру не приходилось видеть. Когда он кончил говорить, его голова и плечи тяжело опустились и он произнес:

— Я сказал ему все, Питер, даже про выкуп.

Шеф полиции обратился к Пьеру:

— Это дело крупнее и значительно сложнее, чем я предполагал. Во-первых, я хотел бы узнать, собираетесь ли вы предъявлять обвинение сэру Теодору за задержание с целью получения выкупа. Вы имеете полное право на это, хотя он сообщил мне, что предложил вернуть деньги. Трапезундцы не задерживают граждан дружественных государств, чтобы получить выкуп. Это примитивный глупый бандитизм.

— Я встретил радушный прием в его семье, — сказал Пьер. — Сэр Теодор спас мне жизнь, вытащив меня из пропасти. Его сестра ухаживала за мной и лечила меня с большим умением и заботой. Граф, его отец, убедил меня, что некоторые трапезундские дворяне испытывают глупую, старинную недоброжелательность по отношению к европейцам. Я уверен, что сэр Теодор искренне сожалеет и намерен вернуть выкуп. С моей стороны ни слова больше не будет сказано об этом деле. Надеюсь, что он не пострадает из-за своей ошибки.

— Полиция не выносит приговоров. Это дело суда. Если вы не выдвигаете обвинения против сэра Теодора и графа, его отца, вряд ли кто-то другой сделает это, хотя все обстоятельства будут доложены великому герцогу. Сэр Теодор, вы свободны и можете забрать вашу бедную сестру домой.

Теодор повернулся к Пьеру:

— Плащ с кольчугой, который не защитил Стефанию, ваш; я подарил его вам. Могу я оставить его на борту вашего корабля?

Пьер грустно покачал головой:

— Я не вынесу его вида, сэр Теодор. Он будет мне вечным укором, что я разрешил ей быть моим проводником вместо того, чтобы отослать ее домой.

— Она хотела спасти вашу жизнь, Питер. И она сделала это, хотя не так, как собиралась. Ну хорошо, мы погребем плащ вместе с сестрой.

Никто не удерживал его при выезде из дворца или из города. Он вернулся к отцу вместе со вторым греком и паланкином, подвешенным между двумя мулами, в котором находилось тело Стефании, завернутое в плащ.

Но его отец уже услышал новости от капитана полиции, который еще во время разговора был спешно отправлен в имение со значительным отрядом. Задолго до того, как сэр Теодор с его траурной ношей появился в замке, караван-сарай был окружен, проводники и сопровождающие арестованы и отправлены под конвоем в город. В караван-сарае остался лишь опытный чиновник, чтобы составить опись товаров, разгруженных с двадцати верблюдов.

Как только Теодор покинул комнату, шеф полиции сказал Пьеру:

— Мы целую неделю искали франка с вашей внешностью и знанием турецкого языка. Мы предприняли усилия, стараясь скрыть тот факт, что сам великий герцог Алексий разыскивает вас. Вы можете мне поверить, что мои люди — не пустозвоны. Но кто-то проговорился. Это не мог быть сам великий герцог, потому что более осторожного человека не существует. Я не могу догадаться, кто пустил слух, что человека, которого мы ищем, ждет великая честь. Однако слух распространился, и на меня обрушился поток светловолосых молодых франков, пытавшихся говорить по-турецки. Всех их звали Питерами. Все они говорили: «Нет Бога кроме Бога» и тому подобное, чтобы показать знание турецкого языка. Только один из них мог произнести более десятка фраз, которые любой моряк способен запомнить за одно-два плавания, но его волосы были покрашены. Вы говорите по-турецки лучше, чем большинство из нас, греков, и мне сообщили, что ваши волосы — настоящие. Полагают, что человек, которого мы ищем, получил рану в грудь. У вас есть такая рана?

— Да, сэр. Она почти зажила.

— Я рад, что она у вас есть. Но я так надоел великому герцогу с большим числом франков, что он приказал мне задержать следующего — я не арестую вас, юноша — под охраной на одну-две недели. Мы хотим убедиться, что его волосы — не крашеные. За это время они немного вырастут и тогда, если они окажутся черными у корней, значит мы имеем еще одного мошенника. Я надеюсь, что вы примете наше гостеприимство с той же любезностью, с какой мы его предлагаем.

Пьер едва верил своим ушам. Он был очень утомлен и на минуту забыл о хороших манерах.

— Я сыт по горло трапезундской охраной и защитой, — сказал он. — Если я вас правильно понял, вы продержите меня здесь, пока мои волосы не вырастут, и вы с великим герцогом не убедитесь, что они не крашеные. А за это время Балта Оглы убьет моих друзей! А генуэзцы уплывут на нашем корабле!

— Уплывут на вашем корабле? Я ничего не знаю об этом. Что касается Балта Оглы, я не имею права трогать его. Вы не понимаете положение нашей полиции, сэр. Мы слушаем; мы докладываем; но мы не действуем без приказа. В данный момент ваше письмо в руках Его Высочества, великого герцога. Он отлично читает и говорит по-французски. Может быть, ваше обвинение достаточно серьезно, чтобы действовать немедленно. Если он захочет увидеть вас, нас известят. Его несомненно заинтересовал наш разговор.

— Откуда он знает про наш разговор?

— Как я уже сказал вам, вы не понимаете полицию Трапезунда. Что произошло бы, если бы вы пришли к префекту одного из французских городов с природным умом, который вы и сэр Теодор продемонстрировали мне сегодня утром? Мне кажется, я знаю. Отряд солдат примчался бы в замок принца; они ходили бы по полу в грязной обуви, плевали на ковры, и потащили бы человека в темницу. Потом, если бы он оказался невиновным, возникли бы ужасные неприятности. Мы здесь поступаем иначе. Клерк записал каждое слово нашего разговора. Он прочитает резюме ваших обвинений великому герцогу. Если Его Высочество проявит интерес, клерк прочитает все. Клерк обладает искусством стенографии — это одна из важных вещей, которым мы, греки, научились у римлян. — Пьер никогда не слышал о стенографии.

Шеф полиции сообщил ему также, что отряд людей был послан в лесной замок познакомиться с обстановкой в караван-сарае.

— Мы действуем очень спокойно и очень быстро, но очень осторожно. — Потом, обратившись к сэру Джону, он добавил через переводчика: — Мне сообщили, что в отличие от ваших обычных привычек, вы часто встречались с вашими генуэзскими конкурентами. Имеет ли это какое-либо отношение к опасениям вашего импульсивного друга, что они уплывут на вашем корабле?

Сэр Джон весело признался, что он продал корабль, чтобы добыть деньги для уплаты выкупа за Пьера.

Шеф полиции улыбнулся.

— Это необычно для людей — сознаваться в таком большом количестве преступлений сразу после завтрака, — заметил он. — Обычно нам приходится уговаривать их сознаться. Но сегодня понтийский дворянин сознается, что похитил франка с целью получения выкупа. Я ничего не знаю об этом, но франк не обвиняет его. Теперь французский капитан сознается, что похитил судно и продал его генуэзцам. Сэр Джон, если вы сумели убедить своих друзей-итальянцев, которым следовало бы пошевелить мозгами, что вы владелец «Святой Евлалии», вы теперь, безусловно, сумеете убедить их, что вы не ее владелец и получить судно обратно. Мой департамент не занимается коммерческими хитростями иностранцев — по крайней мере до тех пор, пока они не начнут драться друг с другом. Вы не можете продать краденые вещи, а потом прийти к полицейскому и попросить вернуть вам вещи. Обратитесь к юристу. Я, конечно, понимаю ваше положение и могу понять, почему вы так поступили. Но чтобы я лично не думал о генуэзцах, закон, который защищает вас, защищает и их. Во всяком случае, это не дело полицейского департамента.

— Инспекторы объявили судно непригодным к плаванью, — заметил сэр Джон. — Оно несколько раз подвергалось ревизиям. Я надеюсь, что они и далее будут считать его небезопасным.

— О, это совсем другое дело. В юрисдикцию моего департамента входит охрана жизней иностранцев. Вам надо было сразу упомянуть об этом. Совершенно ясно, что ни одному генуэзцу не будет позволено рисковать его драгоценной жизнью на борту судна с плохими мореходными качествами. Если ваша французская команда желает остаться на борту, чтобы приводить в действие насосы или чем там они занимаются, это их личное дело. Но вы убедили меня, что моя обязанность — не допускать генуэзцев на корабль, пока наши инспекторы не сочтут его безопасным. Это была счастливая мысль — предложить инспекторам осмотреть корабль, сэр Джон. Если генуэзцы не могут подняться на борт корабля, они не могут и уплыть на нем. А за это время, когда волосы вашего юного друга чуть-чуть вырастут, а может быть, даже раньше, осмелюсь предположить, что великий герцог примет вас также и поможет вам преодолеть эту трудность.

Пьер вспомнил изумление Стефании, когда он упомянул о красных туфлях Абу Аюба. Он решил ускорить встречу с Алексием, если это окажется в его силах.

— Я могу высказать обоснованную догадку, — произнес он, — кто пустил слухи обо мне. Я думаю, это сделал молодой человек, который очень любезно приблизился к моему столу в тот вечер в таверне. Могу я направить сообщение великому герцогу?

— Конечно.

— Тогда сообщите ему, что человек, который ищет меня, носит на голове упавшую звезду.

Шеф полиции выглядел озадаченным.

— Одно из требований к хорошему полицейскому у нас точно передавать сообщения. Должен признать, что ваши слова не имеют для меня смысла, но я не могу поверить, что вы шутите. Будьте добры, повторите ваше сообщение. Может быть, я что-то не понял.

Пьер повторил.

— Очень хорошо, — сказал шеф полиции, — ваше сообщение будет передано великому герцогу точно так, как вы сформулировали его. — Он был слишком хорошо знаком с хитроумными шифрами и паролями, чтобы обсуждать это дальше. Пьер говорил по-французски через переводчика. Сэр Джон, конечно, понял его слова, но его лицо оставалось совершенно невозмутимым, и шеф полиции проницательно решил, что капитан не понял смысл сообщения так же, как и он. Он начал размышлять, с каким секретным полномочным послом ему приходится иметь дело. Большинство людей не обращались к нему с просьбой передать зашифрованное сообщение великому герцогу Трапезунда, парадинасту Давида, сына императора. Шеф полиции был слегка обеспокоен.

Он почувствовал себя еще более неловко, когда в ответ на сообщение пришла поразительная весть, что Алексий, который в это время завтракал и даже еще не принял ванну, приказал немедленно доставить к нему франка и сэра Джона.