Однажды по дагестанскому радио передали песню на мелодию Чакул Жари. Все обратили внимание на мелодичность и лиричность музыки, но никто не знал, кто такая Чакул Жари.
Позже бабушка рассказала мне печальную повесть о талантливой женщине – лачке Чакул Жари.
Она была уроженкой селения Кумух, вернее, той части Кумуха, которая называется Табахлу, откуда родом и наш космонавт Муса Манаров.
Еще девочкой Жари изумительно пела, сама сочиняла слова и мелодию. Жари была хороша собой, особенно когда пела, от нее невозможно было оторвать глаз. Ни одна свадьба, ни одно торжество не проходило в Кумухе без участия певуньи. Люди, приглашенные на свадьбу, заранее интересовались, будет ли петь Чакул Жари. Когда к знатным людям Кумуха приезжали гости, чтоб украсить свой прием, обязательно приглашали Жари. Волшебный голос красавицы чаровал мужчин, а женщины украдкой вытирали слезы. В нее влюблялись и стар, и млад, за ней бегали парни, иные богачи даже сватались к ней, но получив отказ, распространяли о девушке грязные слухи. Но Жари была не из тех, чтобы обращать внимание на сплетни, она стойко выносила клевету, считая их недостойными ее. Любя свои песни, она пела много и охотно, ее не приходилось упрашивать.
Казалось, что песни для нее были отдыхом, настолько легко, плавно и свободно лился ее голос. Сочиняла она на все праздники, на появление на свет чьего-нибудь желанного первенца, на сватовство, звучали песни и о кумухском базаре, и о многом другом.
Рассказывают, как в нее был влюблен кумухский богач Шалла, оказавшийся в это время вдовцом. Он был заносчив, хвастлив и уверен в том, что нет на белом свете девушки, которая не пошла бы за него: ему стоит только мигнуть ей.
Тщеславный Шалла стал оказывать внимание Жари, девушка не обращала на него внимание и это задевало и оскорбляло его. Он посылал к ней женщин-сводниц, но получал отказ. Наконец-то Шалла всерьез стал свататься, будучи уверенным, что она с радостью даст согласие. Но Жари – отказала. Дело не кончилось одним отказом. Доведенная до отчаяния его ухаживаниями, Жари сочинила о нем саркастические куплеты и спела на чьей-то свадьбе. До нас дошла одна строфа из этих куплетов:
Так и не вышла Жари за Шаллу, а стала женой парня по имени Исмаил. Жили они дружно, растили детей, но Жари по-прежнему пела, а муж ее, сидя где-нибудь на крыше, с удовольствием слушал песни своей любимой, исполняющей их где-либо на торжествах.
Однажды богатый кумухец Абдулпатах выдавал замуж свою сестру Туту-бике за богатого кюринца, то есть лезгина.
Межнациональные браки были обычным делом у кумухцев.
Посаженной матерью для невесты выбрали родственницу по имени Салихат. Но ее так называли в глаза, а за глаза не иначе как Сякку, пренебрежительно от имени Салихат. Эту женщину и ее мужа – чиновника-переводчика Кулибутту сельчане не любили за чванливость, жадность и завистливость. К тому же Кулибутта был взяточником, не стеснялся брать даже у бедняка. В народе ходила шуточная песня крысы, попавшей в ловушку, которая завещала свои части тела кумухским чиновникам. Так эта крыса говорит:
Жари тоже была приглашена на эту свадьбу со своим мужем. Родственникам со стороны жениха, прибывшими за невестой из Кюри, так понравилась Жари и ее песни, что они попросили Абдулпатаха послать в Кюри с невестой и эту женщину. Чакул Жари послали в качестве младшей посаженной матери невесты, ибо было принято назначать двух посаженных матерей невесты. В обязанности старшей входило решать все вопросы с родственниками жениха, а младшей заниматься туалетом невесты, прислуживать ей. Родственники жениха одаривали обеих разными подарками. Когда невесту брали из другого села, то свадебная процессия отправлялась на разукрашенных лошадях с музыкой и песнями.
С восходом солнца из ворот Абдулпатаха двинулась по селению процессия с песнями и танцами. Впереди всех с бубном в руках шла красивая и статная Чакул Жари, украшая всю свадьбу. Все, кто вышел провожать невесту, любовались ею. На окраине села их ожидали приготовленные лошади, разукрашенные серебряными сбруями и разноцветными шелками.
К вечеру они прибыли в селение жениха, где родственники жениха ждали гостей далеко за селом. По обычаю кюринцев, начиная от ворот до комнаты невесты, постелили шелка, по которым прошла невеста в комнаты, а затем шелка собрали и отдали посаженным матерям. Тут же предложили невесте снять одежду, в которой она пришла из отцовского дома, нарядив в свою, а снятую, по обычаю, тоже отдали посаженным матерям.
Кюринцы, не знавшие ничего ни о Сякку, ни о Жари, решили, что Жари самая близкая и знатная родственница невесты, поэтому оказывали ей особое внимание, одаривая дорогими подарками за танцы, песни, благородство и красоту. Одним словом, кюринцы были в восторге от Жари, что сильно задевало Сякку.
Побыв у жениха три дня, ибо свадьбу играли три дня и три ночи, на четвертый гости собрались домой. Кюринцы приготовили для всех дорогие подарки, навьючив 15 лошадей, из которых шесть лошадей для посаженных матерей.
Прибыли в Кумух, как принято, пошли в дом невесты. Шесть навьюченных лошадей, что предназначались для посаженных матерей, Сякку отправила к себе домой. Возвращаясь от хозяев свадьбы, Жари пошла к Сякку за своей долей подарков.
– Кто ты такая? – сказала Сякку, – скажи спасибо, что сочли за человека и взяли с собой. А подарки эти дали нам, родственникам невесты.
Когда Жари уходила, Кулибутта подал ей немного грецких орехов для детей, но она, подойдя к собачьей конуре, бросила орехи собаке, и раздираемая злостью и обидой, пошла домой. Через некоторое время на одной свадьбе Жари разоблачила Сякку и Кулибутту, сложив саркастические стихи об их бессовестном поступке, алчности и подлости. Песня была очень интересная, все кругом хохотали и просили Жари повторить еще и еще раз.
Кулибутта пришел в ярость. Он служил чиновником царской охранки в качестве переводчика. С окрестных сел приходили к нему люди, чтобы написать заявление или письмо на русском языке, за ‘ что он с них сдирал шкуру. Разъяренный Кулибутта тут же написал жалобу в Темир-Хан-Шуру на Чакул Жари, якобы она сочиняет и исполняет аморальные песни против царя, пьет, гуляет и развращает кумухских женщин. Жалобу эту подписали несколько родственников и дружков. Из Шуры пришло решение шариатского суда – сослать Чакул Жари в Сибирь.
Это страшное известие поразило кумухцев. Люди стали просить, ходатайствовать за Жари – но тщетно. Настал день отправки Жари в ссылку. Все кумухцы собрались к табахлинскому озеру, где ожидали чиновники с повозкой, на которой должна была ехать осужденная. Через некоторое время привели Жари, одетую во все черное, а сверху одежды был накинут теплый шерстяной платок. Когда она поднялась на телегу, ее дети с ревом бросились к матери. Все заплакали. Исмаил, муж Жари, пытался успокоить детей, но те так прижались к матери, что невозможно было оторвать. Полицейские оторвали детей и отдали отцу. Поднявшись на телегу, Жари запела:
Завидую Абдулпатаху, у которого тысяча овец, Будь половина у меня, слылась бы я дочерью пророка…
Аробщик ударил плетью лошадей, и они понеслись, оборвав песню, которую пела Жари, обливаясь горькими слезами. Весть о том, что из Кумуха везут сосланную певицу, дошла до Цудахара раньше, чем полицейская повозка доехала туда. У цудахарцев и кумухцев были тесные связи. Приезжая на базар, цудахарцы останавливались у своих кунаков, и те, в свою очередь, тоже гостили у цудахарцев. Знали они и язык друг друга. Песни Чакул Жари были популярны и в Цудахаре, поэтому, услышав о несчастье, народ Цудахара, обливаясь слезами, пришел проститься с любимой певицей, которая, прощаясь с друзьями, спела им песню, строки из которой дошли и до наших дней:
Когда привезли Жари в Темир-Хан-Шуру, ее земляки, проживающие в Шуре, услышав о несчастье, постигшем певицу, стали хлопотать об облегчении ее участи, но все безуспешно. Еле добивались хотя бы встречи с ней.
Через несколько лет один кулинец, проездом остановившийся в Кумухе, на годекане ругал кумухских мужчин, что они допустили ссылку безвинной и талантливой женщины.
– Ваппабай, какой изумительной красоты была женщина! Как она пела! Никогда, сколько буду жить, не смогу забыть ее. И кулинец прочитал наизусть слова, что пела Чакул Жари в Темир-Хан-Шуре:
Из Шуры Жари отправили дальше, и больше никто не видел и ничего не слышал о ней. В Кумухе оставались дочь Чакул Жари Зулейхат и сын Сулейман. Зулейхат была красивой и обаятельной, как мать, но таким талантом не обладала. Она вышла замуж за односельчанина, проживающего в Харькове, куда и уехала с ним. В Кумух не приезжала, в послевоенные годы умерла и ее похоронили в Харькове.
Сын Чакул Жари, Сулейман, в возрасте восемнадцати лет уехал в Баку на заработки и больше не вернулся. Рассказывают, что он там принимал активное участие в революционных событиях и приезжал в Темир-Хан-Шуру по поручению ревкома, что с ним дальше стало никто не знает.
В наши дни по дагестанскому радио изредка передают изумительно красивые мелодии Чакул Жари – что является светлой памятью о талантливой женщине, загубленной жестокими людьми.