Кузнецовых, вполне оправившихся от полученных травм заботами старой Фатиньи и её родни, вечером того же дня перевезли в реабилитационный центр областной больницы. Сергей Михайлович Шведов раньше всех навестил друзей и уже побывал в башкирском ауле. Старого журналиста не подвело чутьё на сенсацию. Каким образом пронюхал он об открытии Репнина – тайна за семью печатями, но успокоить его теперь могло только написание очерка о спасителях Павла и Веры.

Примчавшись на редакционной «Ниве» в аул, он сделал целую серию фотографий: люди – взрослые и дети, деревня и её окрестности, куры и гуси, телята и собаки… Особенно ему удался портрет Фатиньи. Старая, с добродушным морщинистым лицом башкирка сидела вполоборота у окна. На голове – цветастый платок, прямоугольно распущенный по плечам. Сосредоточенно сжатые губы и щёлки – удивительно, но это так – смеющихся глаз. Самое же интересное – наглухо застёгнутую, василькового цвета атласную кофту украшала нарочито выставленная напоказ изящная фенечка, явно не из этнической бижутерии, а подаренная, видимо, на память и в знак благодарности Верой Кузнецовой. Теперь эта фенечка старушке очень дорога́. «Вот и возьми – русские и башкиры, православные и мусульмане, – размышлял Шведов по пути домой, – а в час испытаний – просто люди, сердечные и отзывчивые, понимающие, что на месте попавшего в беду инородца может в любой момент оказаться любой. Понимающие? Но когда приходит к человеку такое понимание? И всех ли оно уже посетило – это понимание? Вот ведь в чём вопрос…»

Возвращаясь домой, Сергей Михайлович не раздумывая заехал в Сосновку. Первым делом он направил «Ниву» к дому Пургиных, с которыми он и Лора сдружились на рождественских праздниках. Ликованию не было границ! Даже маленький Кирюшка, увидев, как его мама вдруг радостно засмеялась и захлопала в ладоши, тоже залился смехом, завертелся волчком и упал, шаловливо задрав ножки. Максим не мешкая позвонил отцу Константину, а Анюта тем временем сбегала к брату. Тут же вернувшись вместе с отцом Петром и Мариной, она упросила Шведова рассказать им всё в мельчайших подробностях.

Сам собой встал вопрос: надо ли прямо сейчас сообщить Глебу о родителях? Не повредит ли его здоровью эта внезапность?

– Я думаю, надо, – твёрдо заявил отец Петр. – Он парень крепкий, устоял даже перед «дурью»…

– А что, было и такое? – встревожился Сергей Михайлович.

– Было, было… Спасибо Веньке да вашей Татьяне. Они в такой оборот взяли Глеба, что мало никому не показалось бы. Главное – вовремя спохватились, не успел он чересчур пристраститься к этой гадости.

– Ну, Танька! Ведь ни полслова нам с Лорой…

– Так-то оно и лучше получилось, Сергей Михайлович. Мы с Маришей тоже не вмешивались в их дела. И Максиму с Анютой ничего не говорили. – Отец Пётр показал рукой на сестру с зятем. – Нравоучения, убеждения здесь могли иметь обратный эффект. В чём убеждать? Во вреде наркотиков? Так Глеб и без нас об этом знает. Просто был у него, видимо, переломный момент – от острого ощущения безысходности к постепенному смирению. Горячая, искренняя поддержка друзей-ровесников оказалась самым надёжным лекарством.

– Да и Дарье Васильевне надо сказать спасибо, – вмешалась в разговор Марина. – Она будто знала, что к нам закрадывается ещё одна большая беда.

– Точно, Мариша! Подрядова как нельзя кстати прислала обещанный комплект музыкальных инструментов. Венька был без ума от радости. Он со своими планами создания приютской рок-группы и от Глеба, по-моему, намеренно не отходил ни днём, ни ночью. И ведь увлёк парня, не до наркоты ему сейчас, слава Богу. Репетируют вовсю… Любо-дорого смотреть! Так что, Сергей Михайлович, на правах друга семьи Кузнецовых сейчас же поезжайте в приют, и нечего здесь раздумывать. И-эх, я уже представляю моего Глебку! – Поддавшись эмоциям, отец Пётр вскочил со стула и в обе щёки расцеловал засмущавшуюся Марину.

…Глеб как всегда в последнее время занимался с приютскими рокерами в зале торжеств – единственном месте, где можно было установить весь комплект полученной аппаратуры и настроить звуковые и световые эффекты. Мальчишки подобрались музыкальные, творческие. Придумали название группы – «Альт». Глебу понравилось. Можно ассоциировать с тембром голоса, тем более у Веньки он ещё детский, неокрепший. А можно предположить, что «альт» – начальные буквы слова «альтернатива». Кому как хочется! Уже сами пытаются сочинять тексты и подбирать к ним музыку. Верховодит Венька. Он прирождённый лидер – но не диктатор, и за это его все любят. Группа ежедневно, без устали готовилась к рок-фестивалю, который должен состояться в городе осенью. Глеб был доволен мальчишками и работал с ними самозабвенно, уходя в музыку от своего горя…

Шведов приоткрыл дверь в зал, где репетировали будущие рокеры, но входить не стал, чтобы не отвлекать юных музыкантов от работы. Издалека он невольно залюбовался Глебом, которого привык видеть только в домашней обстановке.

– Давай, Веня, ещё раз пройдём вторую часть, – крикнул Глеб в глубину сцены и взял гитару.

Музыканты заняли свои места. Венька тоже с гитарой подошёл к микрофону.

– Жёстче, Веня, жёстче! Мимика, корпус… – подсказывал Глеб.

Вдохновлённый вниманием и доброжелательностью друга, Венька старался изо всех сил.

– Молодец! Все молодцы! На сегодня хватит. Отдыхайте. Завтра с утра – сбор!

На выходе из зала Глеб столкнулся со Шведовым.

– Сергей Михайлович? – Глеб удивлённо вскинул брови. – Здравствуйте. А какой сегодня день? Разве уже воскресенье?

Глеб привык, что Шведовы обычно навещали его в субботу или воскресенье. Только Татьяна могла приехать в любой день недели, убедиться – всё ли у него в порядке, угостить чем-нибудь вкусненьким из приготовленного её хлопотливыми и умелыми руками. Напившись чаю, они подолгу бродили по Сосновке или уходили к Синему камню любоваться великолепием окружающей природы… За нескончаемыми разговорами время пролетало быстро, но к последнему автобусу в город опозданий не было ни разу.

– Привет, старик. – Шведов крепко пожал руку Глеба. – Сегодня четверг, но особенный… Родители твои, старик, воскресли!

Глеб замер с широко раскрывшимися глазами. Он что-то хотел сказать, но не смог. Услышанное известие постепенно овладевало его сознанием, одновременно лишая возможности двигаться и говорить. На парня нашёл столбняк, не на шутку испугавший Шведова. Оглянувшись кругом, Сергей Михайлович увидел невдалеке стул, быстро принёс его и осторожно усадил Глеба. Сам опустился перед ним на корточки и тихо заговорил:

– Всё хорошо, старик. Ты меня слышишь? Твои родители живы. Живы они! И даже уже почти здоровы. Ты слышишь меня?

Шведов слегка ударил Глеба по щеке, потом по другой. Подействовало. С лица быстро стала сходить мертвенная бледность, синюшный цвет губ заменила обычная розовость… И вдруг из глаз далеко не сентиментального, крепкого парня одна за другой покатились крупные слёзы. Через мгновение Глеб, как маленький ребёнок, навзрыд плакал, уткнувшись в плечо Сергея Михайловича.

Прошло не меньше часа, пока Глеб окончательно успокоился и поддался неописуемой радости. Он как мальчишку трепал Шведова за плечи, обнимал, ходил кругами вокруг него, сунув руки в карманы и пританцовывая… Спохватившись, собрался мчаться в больницу, чтобы своими глазами увидеть дорогих ему людей. Только резонное убеждение оставить свидание с родителями на завтра – Сергей Михайлович выразительно постучал ногтем по часам на руке – немного охладило пыл Глеба, но внутреннего возбуждения, конечно, не сняло.

Шведов засобирался уезжать, сославшись на необходимость подготовить к утру запланированный материал. К машине вышли вместе. Вечерняя свежесть приятно коснулась разгорячённого лица Глеба. Он в блаженстве закрыл глаза и задрал голову, привычно держа руки в карманах джинсовых брюк. Сергей Михайлович уже открыл дверцу «Нивы», как вдруг зазвонил мобильник Глеба. Взглянув на имя абонента, Глеб нахмурился, но ответил спокойно:

– Да, я… Вечер добрый… Куда? Хорошо, минут через десять буду.

Глеб подошёл к машине попрощаться со Шведовым и договориться на завтра о времени посещения родителей. Сергей Михайлович заметил на его лице тень тревоги.

– Что-то случилось, старик? – насторожился Шведов.

– Так, ничего особенного, – бодро ответил Глеб, стараясь вернуть себе приподнятое настроение. – Прыщ это… Только что приехал… Просит срочно подойти к автобусной остановке. Сейчас провожу вас да схожу. Узнаю, зачем я ему вдруг понадобился. Мне-то он сто лет не нужен…

Сергей Михайлович вылез из машины, нервно закурил. Ему сразу вспомнился рассказ отца Петра о том, что кто-то пытался пристрастить Глеба к наркоте. Уж не Прыщ ли?

– Старик, а ты ему ничего не должен?

– Не-ет… Разве что за гитару. Но он же сказал, что это подарок. А больше я у него ничего не брал. Да я уж и забыл о нём, с весны не встречались.

– И всё-таки пошли к остановке вместе. Неспроста эта встреча. Ты иди впереди, а я следом подойду, как пассажир. Имею право? – Шведов рассмеялся, похлопав Глеба по спине. – Прыщ меня не знает, а в случае чего я рядом.

На автобусной остановке оказалось людно – приезжие ждали последний автобус до города. Сергею Михайловичу это было только на руку. Ничем себя не выдавая, он всё внимание сосредоточил на Глебе, который с недовольной миной выслушивал Прыща. Вдруг Глеб резко повернулся и быстро зашагал в сторону приюта. Прыщ тут же догнал его и схватил за рукав. Шведов насторожился. Выйдя из-под крыши остановочного павильона, он приготовился в любую минуту броситься на выручку парню. Но этого, к счастью, не понадобилось: показался автобус, и Прыщ, раздосадованно махнув на Глеба рукой, поспешил к остановке.

– И что это было за явление, старик? – перевёл дыхание от быстрой ходьбы Шведов. – Зачем он к тебе приезжал?

Глеб остановился. Его всё ещё красные от недавних слёз глаза горели крайним возмущением.

– Зачем приезжал? – осипшим голосом переспросил Глеб. – Икона им нужна из нашей церкви… Казанская Богородица. Вот зачем! И я её должен выкрасть… за полторы тыщи баксов. Вот зачем!

– Подожди, старик, подожди… Я ничего не понял. Давай всё по порядку. А главное – успокойся. Тебе везёт сегодня на сюрпризы, – попытался взбодрить его Сергей Михайлович, – но ты держись, старик! Кузнецовы – порода крепкая, от кузнецов начало берёте… Так что требовал господин Прыщ?

Шутливый тон Сергея Михайловича вернул Глебу уверенность в себе. Они сели на скамейку, стоявшую под акациями метрах в тридцати от приюта. Говорили недолго и конкретно.

– Выходит, Глорин заставляет Прыща через тебя добыть ему чудотворную икону Богородицы, которую они второпях обронили в скиту. Так я понял?

– Так!

– Но почему им понадобился именно ты?

– Они, наверное, узнали, что наша церковь на ночь сдаётся под охрану. Так просто в неё не попасть, это тебе не Святое Поле. Знают они и то, что я хорошо знаком с отцом Константином и отцом Петром, даже пристроился к ним звонарём. Могу свободно зайти в церковь в любое время, даже когда нет службы, или когда вообще никого нет внутри. Кто заподозрит меня в воровстве? Никто! А деньги… Ну, разве безработный парень устоит перед ними? Вот на это и расчёт…

– Логика железная, старик! Но мы давай с тобой так условимся. Ты никому о встрече с Прыщом не говоришь и ничего без меня не предпринимаешь. Он, кстати, срок тебе назначил?

– Сказал, дня через два позвонит.

– Вот и пусть позвонит, а там видно будет. Всё, старик, будь здоров! Я погнал, а то уже время позднее.

Глеб постоял на улице, пока красные огни «Нивы» не скрылись за поворотом, и, хлопнув в ладоши, потом по груди, потом по коленкам, будто начиная «Цыганочку» с выходом, едва не вприпрыжку вернулся к себе, забыв о Прыще, о Глорине, обо всём на свете… Завтра он увидит родителей – живых и здоровых!

Завтра, завтра! Скорее бы оно наступило, это завтра!