Вечером у Игнатова собрался весь личный состав отдела и помогающие следователям оперативники.

– Что мы имеем по итогам дня? – устало посмотрев на своих сотрудников, спросил полковник.

Судя по выражению лиц офицеров, результаты были обнадёживающие. Это несколько взбодрило Игнатова. Выслушав доклад Жарова, он выправил о край стола упорно свёртывающийся портрет подозреваемого и стал внимательно разглядывать его. Рисунок вызвал интерес у всех, но вот как заставить его работать в интересах следствия, толком пока никто не знал. Первое предложение высказал Репнин:

– Картинку, понимаешь, надо размножить, чтобы она была у каждого из нас. Обязательно показать её потерпевшему профессору для опознания…

– А ещё, – вступил в разговор Кротов, – рисунок, я считаю, необходимо свозить в Святое Поле. Пусть старики посмотрят, не этот ли тип ошивался у них перед ограблением молельни. Есть у меня такое подозрение. И надо установить наблюдение за мастерской Кузнецова. Вдруг снова к нему наведается дедушкин наследничек.

– Хорошо. Есть ещё предложения?

– У меня, Дмитрий Петрович, не предложение, а скорее предположение. – Жаров решил всё-таки высказаться по поводу своего интуитивного подозрения, вспыхнувшего при просмотре книги заказов в мастерской Кузнецова. – В июле наш художник реставрировал пять довольно старых, а значит, и очень дорогих икон. Координаты особы, которой они принадлежали, у меня есть. Не из Богородичной ли церкви были те иконки? Ведь её обнесли как раз где-то в то время…

В наступившей тишине было слышно лишь, как полковник Игнатов мерно выстукивает карандашом о стол какой-то ритм.

– Любо! Завтра мне будет чем порадовать генерала, – удовлетворённо проговорил Дмитрий Петрович. – Теперь у нас есть ещё одна зацепочка. И, чувствую, надёжная. Спасибо вам, мужики… Так, давайте теперь прикинем, хотя бы вчерне, план нашего «Антиквара».

Возражений не было. Все мысленно уже делали свои расклады дальнейших действий. В сыщиках проснулся азарт охотников, пусть ещё вдалеке, но уже завидевших тень преследуемого ими зверя.

– Ну так вот. Утром, Саша, вместе с Тимофеем Кузьмичом поезжайте к староверам, – посмотрев на Жарова, начал полковник. – Если они признают в этом типе своего гостя, считай, что святопольное убийство раскрыто. С картиной то же самое. К профессору пойдёт Синельников. Не пугай учёного человека, Николай, ещё раз его обо всём расспроси. Нам важно знать, кто мог навести бандитов на «Чёрный квадрат». Пусть профессор вспомнит своих посетителей, гостей – званых и незваных. Короче, все подробности. Тебе, Михаил, взять под наблюдение мастерскую Кузнецова. Опыт в таких делах у тебя есть немалый. На месте сориентируешься, как всё получше устроить. Но глаз не спускать! Это для нас пока главный объект. Ну а ты, Олег, пройдись по адресам, которые раздобыли Жаров с Кротовым в мастерской реставратора. – Полковник перевёл взгляд на капитана Дроздова. – Узнай, что это за квартиры, если они вообще существуют в природе. Кто в них живёт… Ну, не тебя учить, – заключил Игнатов. – Одним словом, действуем планомерно и активно.

…Время летело незаметно. Казалось, операция «Антиквар» началась лишь вчера, а минуло уже две недели. И староверы, и профессор Свиридов без труда узнали в предъявленном им портрете подозреваемого знакомое лицо. Но информация лейтенанта Синельникова недостаточно гармонично вписывалась в картину, уже вырисовывавшуюся в воображении Игнатова.

– Звоню, стучу – не открывает профессор, – эмоционально докладывал молодой следователь. – Думаю, нет дома, наверное. Потом слышу – за дверью вроде зашебуршали. Я тогда уже громко, мол, следователь по вашему делу, откройте…

– Лейтенант, без лишних подробностей, пожалуйста, – нетерпеливо прервал Синельникова полковник Игнатов. – Только по существу.

– Хорошо… Впустил меня дед в конце концов. Пуганая ворона куста боится, говорит, вы уж извините. Потом разошёлся, всё по уму, чай заварил, ха-ароший, духовитый…

– Николай!

– Извините, товарищ полковник. Ну вот… А как глянул он на наш портретик, заулыбался сразу. Это же, говорит, мой ученик, Валя Глорин. Потом начал вроде как сокрушаться, что из него не получилось искусствоведа. Какой бы, говорит, первоклассный специалист вышел из Вали, если бы остался на кафедре, защитил диссертацию. Кстати, специализировался этот Глорин на последних курсах университета именно по древней иконописи. После учёбы он вроде как по семейным обстоятельствам уехал из нашего города. А ещё профессор сказал, что этот самый Валентин месяца два назад навещал его с какой-то Машей, – Синельников заглянул в блокнот, – да, Фридман, однокашницей. Забежали, говорит, на минутку. Вроде как всех своих старых педагогов проведывают. О себе толком ничего не рассказывали. Даже от чая отказались. Про картину…

– Спасибо, лейтенант. – Игнатов был явно чем-то расстроен. Обычно он никогда не перебивал сотрудников во время доклада. – Историю похищения картины профессор изложил в своём заявлении. А вот с его сердобольными учениками интересно было бы разобраться.

– Стало быть, человек, назвавшийся в мастерской реставратора Кузнецова Валентином Сергеевичем Глориным, без сомнения, понимаешь, был соучастником налёта на скит Святое Поле, – заключил Репнин. – А возможно, и ограбления квартиры профессора Свиридова.

– Ты так считаешь, Тимофей? – переспросил Игнатов.

– Не то чтобы считаю, но предполагаю. Задницей чую, понимаешь…

Полковник улыбнулся, зная об уже не раз помогавшей им интуиции Репнина.

– Имейте в виду, – обратился он к подчинённым, – расследование убийства староверов взято на контроль губернатором. Оказывается, один из убитых стариков был близким родственником его жены. Они даже не раз пытались уговорить деда переехать к ним доживать свой век. Так что…

Однако при всём уважении к губернатору выше головы сыщики прыгнуть не могли. Как и следовало ожидать, по указанному в книге заказов адресу никакого Валентина Сергеевича Глорина не было и в помине. Там жила ещё не совсем старая, но опустившаяся до безобразия женщина. Разговаривать с ней было почти невозможно. Капитан Дроздов дважды приходил в разное время, но неизменно заставал её мертвецки пьяной. Бессвязно выкрикивая какие-то слова, она ожесточённо перемешивала их с названными ей фамилией, именем и отчеством подозреваемого. Потом начинала плакать, скатываясь в истерику, а в последний визит капитана вообще набросилась на него с кулаками, едва не порвав служебное удостоверение. В соседней по площадке квартире пока никого не удавалось застать дома.

По адресу, оставленному Марией Александровной Фридман, проживал не кто иной, как Василий Гаврилович Подрядов, директор фирмы «Уралстройсервис». По информации, полученной от соседей, жил он один, уже много лет находясь в разводе с женой. Изредка его навещала дочь Даша. Она не замужем, работает в благотворительном фонде. Живёт с матерью в «Дворянском гнезде», как в народе называли элитную коттеджную застройку на окраине города, там у них великолепный особняк, оставленный Подрядовым жене после развода.

Наблюдение за мастерской и вовсе не дало результатов. За две недели её посетил всего один человек, сдавший на реставрацию дореволюционную семейную фотографию.

– Странное дело. – Полковник снова и снова анализировал имеющиеся сведения. – Подрядов – известный в городе человек. Выяснить, кто у него дочь и чем она занимается, труда нам бы не составило. Но тогда почему тот, кто сдавал на реставрацию иконы, оставил адрес именно Василия Гавриловича?

– А может, это просто случайность, в мастерской напутали при регистрации? – предположил лейтенант Синельников.

– Может быть, Николай, всё может быть, – задумался Игнатов над доводом молодого, но весьма смышлёного, хваткого следователя. – Олег, – полковник обратился к капитану Дроздову, – с этим адресом надо продолжить работу. Внимательно и осторожно!

– Завтра же всё выясню, Дмитрий Петрович.

– Любо! Только имей в виду, капитан: чтобы на Подрядова не пало ни тени подозрения. Это кристально чистый человек, я его давно знаю.

– Надо бы ещё помощника реставратора проверить, Прыща, – вступил в разговор Жаров. – Прошлый раз его не было на месте. Да это и к лучшему, нас с Михаилом не видел – значит, не знает.

– Вот вы им и займитесь вместе с Кротовым, – охотно поддержал капитана Игнатов. – Мало, мало пока у нас информации, мужики. О прямых уликах я даже и не говорю. А они нам нужны! Вот как нужны…

После совещания у полковника Жаров не спешил домой. Он ещё долго сидел в своём кабинете, не включая свет. Полностью открыв фрамугу единственного окна, он с интересом наблюдал за крупными снежинками, залетающими на подоконник и даже дальше, вглубь комнаты. Подсвеченные праздничной иллюминацией, они сами казались волшебными фонариками с исходящими от них разноцветными игривыми лучиками.

Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась физиономия никогда не унывающего Кротова.

– Ты чего в темноте сидишь, экономистом заделался, что ли?

– Заходи. Или ты темноты боишься, что ли? – в тон другу ответил Жаров.

Щёлкнув выключателем, Кротов с ходу закрыл окно, снял куртку и уселся за приставной стол светлой полировки.

– Не люблю холод, особенно сквозняки, – поёживаясь, заявил он Жарову, как будто тот за много лет совместной работы не привык к этой особенности майора. – Ну и чего ты здесь надумал?

– Да всё клиент реставратора из головы не выходит. Как зацепить его, ума не приложу. Сомневаюсь я, что он снова появится в мастерской. Вот теперь ищи-свищи его. И к Прыщу этому надо осторожно подбираться. Кто его знает, что он за человек? Исключать ничего нельзя, как нас учит мой тесть.

– Ты, Саня, предупредил художника, чтобы он никому не рассказывал о нашем визите в мастерскую?

– Нет. Да он и сам, наверное, понимает.

– И всё-таки ты ему позвони. А ещё попроси, чтобы он завтра или когда там этот самый Прыщ выходит из отгулов, оставался дома. У меня созрел планчик на эту тему. Может быть, не слишком оригинальный, но всё же…

Жаров с интересом посмотрел на Кротова.

– Выкладывай, Миша, не томи и не прибедняйся. Знаю, ерундой торговать не будешь. Давай, колись!

– Всё очень просто, Саня, потому что гениально, – в смеющихся глазах Кротова запрыгали хитринки. – У моих стариков есть одна иконка, осталась после бабушки. К позору своему, я даже не знаю, как она называется. Но это частности. На вид икона старая. Есть смысл показать её реставратору. Уловил?

– Дальше!

– Заявляемся мы с тобой в мастерскую господина Кузнецова. Но его, к нашему великому сожалению, не оказывается на месте. Что делать? Приходится общаться с его помощником – господином Прыщом. Он берёт иконку в руки, крутит-вертит её, прикидывает, на сколько рубликов можно надуть представших перед ним лохов. Называет цену. Мы опечалены и берём тайм-аут на раздумья. Иконку тоже забираем, осторожно укладывая её в пакет вместе с «пальчиками» господина Прыща. Рассыпаемся в благодарностях, раскланиваемся – и бегом к нашему непревзойдённому криминалисту Лёвушке…

– Понятно. Я твой планчик утверждаю. – Жаров обожал ум и артистичность друга. – Скромно, но мило. Слушай, Миша, а какие-нибудь результаты по святопольной иконе у нас есть?

– Той, что старовер привёз в Сосновку?

– Да, по ней.

– Есть, конечно, но не у нас. Лёва нашептал мне, что своё заключение он на следующий же день отдал Игнатову. А тот почему-то молчит. Забыл, поди…

– Ну ты и скажешь! Наш Дмитрий Петрович на память крепок. Скорее всего, ничего достойного внимания в этом заключении не оказалось. Но всё-таки спросить надо. Мне самому интересно посмотреть, что там и как получилось.

– Так сам и спроси, какие твои годы! – Кротов стал натягивать куртку, собираясь уходить.

– Подожди, я тоже домой. Хватит на сегодня, голова уже не работает.

– Да ну? Значит, ещё работает, если все же домой собрался. А то я знаю одного следака, вот так же, как ты, всё думал-думал, а потом вдруг взял да и спрыгнул с катушек. Сейчас, говорят, в психушке санитаров выслеживает и ловит… Чего только не случается от перераздумий, Саня. Имей в виду.

– Спасибо, друг, утешил, – ничуть не обиделся Жаров. – Ты лучше всех умеешь это делать…

– Чем богаты, тем и рады, – оставил за собой последнее слово майор.

…Приставленный следить за реставрационной мастерской лейтенант Синельников увлечённо разговаривал с каким-то, видимо, знакомым парнем и никак внешне не отреагировал на появившихся в поле его зрения Кротова и Жарова. В руках Кротова был небольшой свёрток.

Мастерская встретила ранних посетителей интригующим полумраком и тишиной. У стола за невысоким барьером стоял молодой человек и разглядывал в свете оригинально оформленной люминесцентной лампы фотографии, выложенные в два ряда. Одной рукой он опирался о спинку стула, а второй в раздумье потирал подбородок. Это был тот самый Прыщ, помощник художника Кузнецова. Невзрачный, белобрысый, с большой неприятной бородавкой на кончике носа, но в добротном чёрном костюме, при «бабочке» на ослепительно белой рубашке, он вызывал смешанное чувство. Выражение скуластого, чисто выбритого лица и настороженное поблёскивание широко расставленных тёмных глаз выдавали внутреннюю нервозность, прикрываемую сдержанной улыбкой.

– Здравствуйте, господа! К вашим услугам Анатолий Георгиевич Панин, помощник реставратора. Хозяин сегодня занят налоговыми вопросами, но, возможно, я сумею вам заменить его.

– Мы тут… хотели бы проконсультироваться, – начал Жаров, осторожно распаковывая взятый у Кротова свёрток. – У меня есть иконка. Вот, пожалуйста… Она мне очень дорога как память о маме. Но видите её состояние. Боюсь, она скоро совсем испортится. Можно что-нибудь сделать?

– На этом мы и специализируемся, уважаемый э-э… – Прыщ внимательно через увеличительное стекло стал рассматривать переданную ему икону.

– …Александр Васильевич, – подсказал Жаров.

– Так вот, уважаемый, Александр Васильевич. – Прыщ всем своим видом и голосом старался придать значимость собственной персоне. – Сделать можно всё что угодно. Тем более ваша вещица не настолько уж и безнадёжна. Павел Николаевич, бесспорно, превратит её в конфеточку. Можете не сомневаться!

– Да мы с другом не сомневаемся, потому и пришли к вам. Только скажите, сколько будет стоить работа? Может быть, в вашем заведении такие вопросы задавать не принято, но для нас это немаловажно.

– Вполне естественный вопрос, – выразительная мимика Прыща невольно заставляла верить в его искренность. Он ещё раз со всех сторон осмотрел икону, нарочито отставляя в сторону перевязанный чистым бинтом средний палец правой руки. – Цена работы не более…

Жаров с Кротовым переглянулись, изобразив на лицах разочарование услышанной суммой.

– Жаль, но она превышает наши даже совместные возможности. Извините за беспокойство, мы вынуждены пока воздержаться от заказа. – Жаров потянулся за иконой, уложенной потерявшим к ней интерес Прыщом на полку перегородки.

В это время в мастерскую под звон трубочек над дверью вошёл человек со спортивной бело-голубой сумкой через плечо. Увлечённый упаковкой иконы Жаров не обратил на него внимания, зато Кротов едва сумел сохранить на лице спокойствие и безразличие. Прыщ напрягся – и это опытный опер заметил сразу, – но тем не менее любезно раскланялся с вошедшим, предложив ему подождать в кресле, стоявшем в глубине мастерской.

– Спасибочки, – негромко бросил клиент и уверенно, на правах завсегдатая, прошёл к указанному креслу.

«Старые знакомые», – отметил Кротов и поторопил Жарова.

– Всё, всё, Миша, – деловито ответил капитан, показывая Кротову аккуратный свёрток. – Полный порядок. Идём… – Он посмотрел на Прыща, мельком взглянул на нового посетителя и…

– Большое вам спасибо. Возможно, мы ещё вернёмся, – с натянутой улыбкой выдавил Кротов в сторону Прыща и увлёк друга к выходу.

Быстро и молча пройдя по полутёмному коридору, друзья окунулись в бездонную свежесть уже проснувшегося дня. В кристально чистой голубизне морозного поднебесья застенчиво улыбалось солнце, не понимая, почему оно никак не может взобраться выше выстроившихся в ряд четырнадцатиэтажек и почему под его приветливыми лучами люди ходят в каких-то странных громоздких одеждах… Кротов тоже не понимал, почему они, очутившись лицом к лицу с человеком, которого опознали по рисунку художника Кузнецова двое потерпевших, не задержали его, оставив в компании с возможным подельником.

– Нельзя его было брать, – коротко ответил Жаров на молчаливый вопрос Кротова.

– Это же сто процентов он!

– Может быть, и он, согласен. Но, во-первых, за ним наверняка кто-то стоит, и нам необходимо это выяснить, а во-вторых, у нас нет против него никаких улик. Опознание по рисунку – это всего лишь основание взять его под наблюдение. Пока. Так что, Миша, не спешим, потому как непонятно. – Жаров хлопнул друга по спине. – Лейтенант сегодня его проводит, а там посмотрим, как быть дальше. Ты лучше сдай побыстрее свою иконку на обработку Лёве… Будь здоров, до вечера! Мне ещё в одно местечко заглянуть надо.

…Николай Синельников продрог до мозга костей, ожидая, когда же выйдет из мастерской объект наблюдения. Стало совсем темно, пошёл крупный густой снег, а человек в светлом пальто с большой спортивной сумкой из подъезда так и не вышел. Лейтенант решил позвонить Жарову.

– Товарищ капитан, не выходит, гад. Что делать?.. Как это упустил? Я никуда не отлучался… Понял. Есть!

Сунув телефон в карман, Николай несколько раз подпрыгнул на месте, согревая ноги, и направился к разозлившему его подъезду. Едва открыв дверь, он лицом к лицу столкнулся с тем, кого так долго ждал. От неожиданности лейтенант растерялся. Человек приостановился, поправляя свой длинный шарф, сразу подхваченный поднявшимся к ночи ветром.

– Уваж-жаемый, – первое, что пришло в голову Синельникову – притвориться пьяным, – сигарет-той не-е у-гостите?

– Не курю, – брезгливо бросил, даже не взглянув на Николая, человек в светлом пальто и спокойно направился к выкатившейся из темноты соседнего двора легковой машине – вишнёвому «Форду».